Стрелки на часах в центральном посту соединились на двадцати четырех, и Светка пулей выскочила из кресла второго пилота, торопливо отстегнула Боцмана, прильнула всем телом, горячо нашептывая в ухо. Могучий Федор мгновенно налился краской смущения и, пряча глаза, поволок свою неуемную пассию к спальному кубрику.
Я с видом победителя торжественно разместилась в кресле первого пилота. Отстаивать право нести самую тяжелую, "собачью вахту", с ноля до четырех утра, пришлось в серьезном бою и даже проводить запрещенные приемы: повышать голос, напоминать о равенстве полов, расплакаться. Андрей устало махнул рукой:
– Дежурь, черт с тобой, хоть высплюсь спокойно.
Мужики опекали нас без меры: комплиментами засыпали, желания угадывать пытались, из рук работу выхватывали, и на руках носить готовы, жаль, тесные помещения корабля достойно развернуться не позволяли.
– Изголодались кобели, – шепотом резюмировала Светка, когда парни толпились у холодильника, изощрялись в кулинарных фантазиях,готовя для лучшей половины экипажа изысканные бутерброды.
– Вшивому бы только баню, – скептически прищурилась Катрин.
– Голодной куме одно на уме, – мгновенно поддержала Женька.
– Недостойно чувствовать себя объектом сексуальных утех, – внесла и я свою лепту. – Мы не слабаки, чтоб нас заботой унижали, и на равных должны нести вахту.
Девчонки повалились друг на друга и начали хохотать
– Надо – неси, – сквозь слезы выговорила Светка, не отрывая взгляда от Боцмана, – а мне Федя принесет.
Быстро перелистала на мониторе предстоящий маршрут, – ничего особенного, только с часа до двух пройти край "черной воронки" – космической дыры, засасывающей и глотающей все подряд.
Черные дыры – белое пятно в космической науке. Множество гипотез, пытающихся объяснить их природу, остаются догадками, никем и ничем не подтвержденными. Космолетчикам приходится воспринимать гигантские бездонные провалы как неприятную объективную реальность, с которой нужно худо-бедно уживаться.
Своеобразная космическая непогода на маршруте: ураган, смерч, тайфун, торнадо, – непонятная, непредсказуемая и пугающая стихия. Облетать опасный столб далеко и долго, и корабли вынуждены проходить по краю воронки, рискуя сорваться в эпицентр бездонной пустоты. Случаи бывали. Вернуться не получилось ни у кого.
– Леш, о воронке помнишь?
За штурманским столиком Леха, Сашка-механик – в машинном отделении. Андрей, хотя и поддался на уговоры "феминистки", но оставил со мной крепкий "тыл", а Катрин и Женьку отправил по "койко-местам".
– Помню, слежу, – Леха потянулся и сладко с подвывом зевнул. – Прорвемся. В программе заложены компенсаторы противотяги, но дыры иногда выкидывают фортель: чуть смещаются, будто пытаются схватить корабль, тогда придется подработать штурвалом и двигателем.
– Хищники, – я засмеялась на менторские поучения штурмана. – Почуяли добычу, и набрасываются?
– Космос – живой организм, – просто ответил Леха. – Это не обсуждается, прими как аксиому.
– Совсем запугал. "Человек – царь вселенной" – вот что не обсуждается, – передразнила я.
– Дай бог, нашему теляти волка съесть, – ехидно парировал Леха и отвернулся к монитору.
Мое "небо в окне" – экран обзора передней полусферы сегодня заметно отличался от обычного. Разноцветные звездочки, черточки, полоски распределились в одной волнистой плоскости, над которой мчался транспорт "Надежда". Некоторые из волн вершинами достигали корабля, и тогда заметно встряхивало.
– Приподнимись повыше, – посоветовал Леха. – Лучше с запасом, скоро пойдут "гребешки".
– Непонятно, – потянула штурвал на себя, – похоже на поверхность моря, но ведь космос не плоский, а трехмерный.
– Космос многомерный, – поправил Леха. – Можно двигаться не только через пространство, но и через время, все зависит от скорости и направления. Предполагаю, нырни мы в эту дыру, и познакомимся со своими правнуками или… с пращурами, – как повезет… Следи за дорогой и не напрягайся. Картинку на твоем экране объяснить многоумные земные мужи не могут, – штурман с шутливой горечью отмахнул рукой. – Даже я перед ней пасую.
– А не надо пасовать, – во мне, как всегда не к месту и не ко времени, проснулись смелость и жажда исследований. – Нужно представить вход в провал как перекресток и не мчаться по главной, а свернуть.
– Ново, – Леха повернулся заинтересовано. – Есть место для размышлений. Сразу мы не умрем и, наверное, многое увидим. Вот только сумеем ли кому-то об этом рассказать?
– Попробуем? – меня уже "несло", и я приготовилась нырнуть в провал, дождавшись от Лехи согласного кивка.
– Умерь пыл, – Леха предостерегающе поднял руку. – Сначала закончим работу, а в свободное время слетаем в Черную дыру на экскурсию: пикничок и шашлычок.
Корабль сильно тряхнуло: увлекшись разговорами, "проморгала" гребень.
– Кстати, точнее, без всякой связи с предыдущим, – Леха крутился в кресле, следя одновременно и за своим монитором и за моим экраном. – Старайся брать выше и правее. Нужно обойти против вращения, чтобы центробежная сила отжимала к краю.
Плоскость на экране теперь сплывала в воронку и обрывалась в отвесную пустоту. Картина очень напоминала алмазные копи – кимберлитовую трубку, сходство дополняли вспыхивающие по стенам, как лампочки рудокопов, звезды. Из "стен" провала черно-красными протуберанцами вырывались и вытягивались в сторону корабля щупальца огня, и, не дотянувшись, закручивались в опадающие гаснущие спирали.
Транспорт трясся и рыскал. Штурвал рвался из рук: внешнее воздействие "пробивало" гидравлические и сенсорные усилители рулей. Из люка машинного отделения выглянул механик Сашка:
– Надь, ты как рулишь? Предохранители горят. Не дрова везешь… – не договорив, нырнул обратно в люк.
– Молчи уж, Буратино, – огрызнулась вслед словами анекдота.
– Работай двигателем, – не оставлял заботой Леха. – Старайся проходить строго по контуру. Нам сейчас плоскость ничуть не лучше воронки: на атомы может размазать. Андрея разбудить?
– Справлюсь, – выговорила я, с трудом удерживая штурвал. Лехино сомнение в моих способностях задело и обидело. – За собой следи.
Штурман откинулся в кресле и прыснул смехом. Видимо, реноме штатного клоуна за мной в экипаже закрепилось окончательно. Новое явление помешало ответить достойно и убийственно. Внизу провала набухло и быстро двинулось наперерез плотное оранжевое облако.
– Выброс, – крикнул Леха, торопливо стуча по "клаве" пальцами левой руки, правая судорожно сжимала боевой джойстик. Корпус транспорта дрожал от бесконечной пушечной очереди. Леха обернулся. – Держи штурвал крепче.
– Никогда не останавливаться раньше времени – лучшая черта твоего характера, – за спиной штурмана оказывается стояла и нежно улыбалась Женька. Когда успела проснуться?
Стайкой ушли вперед и начали рваться в оранжевой густоте НУРСы(неуправляемые реактивные спаряды). Оранжевый туман накрыл экраны видеообзора и загорелся пламенем от взрывов срабатывающей защиты. Транспорт теперь не просто швыряло с гребня на гребень; какая-то неведомая сила пыталась развернуть корабль дюзами к бездне, и я, упираясь ногами в пол, физически ощущала сползание транспорта в воронку.
– Форсаж, – громко подсказал Леха.
Мегатонные двигатели выдернули транспорт в открытый космос, едва не раздавив перегрузкой: в суматохе и обидах забыла переключить кресло в антигравитационный режим. Транспорт "Надежда", проскочив воронку, начал стремительно удаляться с опасного места, все реже и слабее вздрагивая на гребешках волн.
– Что это было?
– Кто бы знал? – усмехнулся штурман. – Защита срабатывает, как на твердые атакующие предметы.
– Похожа воронка на пасть, – я покрепче сжала штурвал, скрывая дрожь в пальцах, – а туман, будто язык.
– Значит, тебя уже не надо убеждать в одушевленности космоса, – рассмеялся Леха.
– Осталось только определить половую принадлежность безбрежной стихии, – явно передразнивая мой голос, ехидненько ухмыльнулась Женька.
– Оставленная позади картина,- начал объяснять строгим голосом, но тотчас сбился на смех Леха, – явно, не фаллического свойства.
– Бешено набросилась на "Мускулинос", усмотрев в нем мужское начало, космическая вагина, – продекламировала Женька.
– Как не стыдно? – я в упор посмотрела на веселящегося Леху, перевела строгий взгляд на заливающуюся Женьку и заставила обоих смущенно примолкнуть. – Я всегда ощущаю единство с космосом, духовную близость и созвучие чувств и, значит, космос – женщина, добрая, понимающая подруга, а ваши фаллосы и вагины – тупой, пошлый, не смешной юмор…
Продолжая обвинительно-обличительно-укоряющую речь, отключила форсаж и выпрямилась в кресле. Плоскость на экране рассыпалась, превращаясь в обычный трехмерный звездный рисунок – мое любимое "небо в окне".
Тронули сзади волосы, пробрались осторожно к шее и нежно погладили кожу теплые руки. Тут-то и вспомнила, Леха, давая советы, за мою спину смотрел, но оборачиваться не было времени.
– Очень не плохо, – промурлыкал Андрей, коснувшись губами уха, – ровнехонько прошла по глиссаде.
Слово "глиссада" для меня опасно. Тело ответило мгновенной сладкой судорогой, весь накопленный адреналин устремился к низу живота и там взорвался, а я сразу радостно устала и успокоилась:
– Ты здесь давно?
– Тряска разбудила. Успел полюбоваться красивой работой, – теплые ладони помяли-помассировали плечи и стали обжигающе горячими.
– Мне еще час рулить, – чувствуя потерю контроля над тянущемся к Андреевым рукам телом, жалобно простонала я.
– Сварю кофе, – пальцы двух ладоней рассыпали на груди множество прикосновений, покрыли кожу искрящимся электрическим ознобом.
– По… потом, – с трудом сдерживая дрожь и судороги, оглянулась украдкой. – Андрей, скажи…
– Нормально прошла циркуляция, – шепнул Андрей, и я сжала зубы, удерживая сладкий стон. Как мало надо для счастья! Всего одно слово "циркуляция", два, еще "глиссада".
– Ты кофе обещал, – сгорая от стыда, пыталась спрятаться в кресле пилота.
Из спального кубрика выпорхнула Светка:
– Надюха, спасибо громадное, трясло великолепно.
В дверях смущенно улыбался Федя Боцман.
– Понятно, – протянул, оглянувшись на влюбленных, Сашка, – типа, предохранители горели не из-за черной дыры.
Обхватив его за пояс, сгибалась от смеха Катрин. Похоже, моя "собачья вахта" не дала скучать всему экипажу.