Северус не ошибся — раздраженный голос Роберта был слышен за несколько ярдов от двери.

— …Мартин, ты меня идиотом считаешь, что ли?

— Вообще‑то никогда не считал, — значительно тише ответил Лэнс. — Наоборот, сейчас мне кажется, что я значительно уступаю тебе в плане мыслительных способностей, так как напрочь не понимаю, о чем ты. Впрочем, по твоим намекам я сделал вывод, что ты считаешь, будто между мной и Северусом что‑то есть. Но я ведь тебе уже говорил, что Северус — мой ученик и ничего больше.

«Что значит — что‑то есть?! О чем это он?!» — Северус почувствовал, как похолодели кончики пальцев.

— Мартин, ты мне и в детстве сказки не читал, и сейчас не надо! — в голосе Роберта появились металлические нотки. — Во–первых, можно подумать, это не бросается в глаза — как ты на него смотришь, когда думаешь, что никто не видит. А я тебя хорошо знаю…

— Роберт, сдается мне, это твои фантазии, — отрезал профессор.

Фантазии? Да этот Роберт бредит!

Лэнс продолжал:

— Я, согласно твоей логике, вправе ожидать, что ты имеешь виды на каждую встречную девушку?

— Что ты несешь! — возмутился Роберт.

— Знаешь, Роберт, мне всегда казалось, что хотя бы ты не считаешь меня окончательно падшим — даже после общения с Люциусом, — в голосе Лэнса мелькнула горечь.

«Мерлин…»

— Мартин, это все, конечно, очень красиво звучит, но дело в том, что я своими глазами видел, как ты выходишь из его комнаты глубокой ночью. — Роберт на миг замолчал. Северус почувствовал, что ему трудно дышать. — Ага, конечно, сейчас ты скажешь, что вы там к началу триместра готовились…

Из его комнаты? Нет, они просто спятили. Оба! Или же это он, Северус, сходит с ума? Его уже начинало лихорадочно колотить. Ну почему профессор молчит, почему не опровергает Роберта?

— Ты что, шпионил за мной? — наконец спросил Лэнс.

— Нет, я вышел в туалет и на обратном пути случайно увидел тебя.

Почему профессор не отрицает того, что он ночью был в его комнате?! Северус не смог слушать дальше. В его сознании еще не уместилась информация, которую он только что узнал, она обрушилась на него, как ушат холодной воды. Он вошел в свою комнату, сел на кровать и невидящими глазами уставился в угол.

Только сейчас Северус понял до конца, что имел в виду профессор, когда говорил о бесполезных и неприятных знаниях. И пусть он не использовал сейчас легилименцию, все равно эффект был один. Он проклинал свое неуемное любопытство. Останься он с Элинор за столом, все шло бы как раньше… С другой стороны, Северус понимал, что и во второй раз он поступил бы так же — все равно извелся бы от любопытства. Хорошо бы просто забыть об услышанном… но нет, теперь ему придется жить с этим знанием, не доверяя больше Лэнсу, не доверяя вообще никому…

Северус почувствовал, что уже понемногу начал выходить из остолбенения, вызванного неожиданной новостью. По опыту он знал, что скоро к горлу подступит комок, а на глаза навернутся непрошеные слезы. Хорошо, что он сейчас один… Северус вздохнул, откинул одеяло с кровати и бросился на нее, зарывшись лицом в подушку, хотя и сомневался, что ему удастся скоро заснуть.

Без толку проворочавшись около получаса, он наконец провалился в тревожный и неглубокий сон. Что ему снилось, он так и не смог вспомнить — это была цепь каких‑то кошмаров, и, кажется, с участием Поттера, который смеялся над ним.

***

Он проснулся поздно — бледные лучи солнца проникали в комнату. Северус недовольно поморщился: оказывается, вчера он забыл задернуть шторы. Он быстро оделся и подошел к окну. Зимнее солнце освещало заснеженный двор, каменные стены, коричневые узловатые ветви каштанов и невысокую фигурку Элинор в окружении стайки красногрудых пичужек. Почувствовав, что на нее смотрят, Элинор обернулась и помахала Северусу рукой. Тот передернул плечами, но потом все‑таки вышел во двор. Утро было очень холодным — Северус поплотнее закутался в мантию, но не смог сдержать дрожи.

— Доброе утро! — приветливо кивнула Элинор. На ней был белый плащ с капюшоном, отороченным серебристым мехом. Капюшон был откинут, и каштановые волосы Элинор, блестящие в свете зимнего утра, рассыпались по плечам.

Северус холодно поклонился в ответ.

— Если бы ты не спал до полудня, то застал бы Мартина и Роберта — они уже ушли и вернутся только к вечеру, — улыбнулась девушка. — Ты переживаешь из‑за вчерашнего?

Северус покачал головой и подумал, что без драки там не обойдется — вчера дело шло именно к тому. Почему‑то при этой мысли Северусу даже стало немного весело. Он не стал ни о чем расспрашивать Элинор; объяснение оттягивалось, по крайней мере, до вечера, и Северус испытал невольное облегчение.

— У тебя немного мрачноватый вид, — заметила Элинор. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я всегда так выгляжу, — буркнул Северус.

Элинор немного изменилась в лице.

— Я поздно лег и долго не мог уснуть, — поспешил добавить Северус, вспоминая о хороших манерах.

— Ну что же ты сразу не сказал! — сказала Элинор, взмахом палочки подзывая к себе ситечко с кормом для птиц. — Перед ужином я дам тебе немного Eau d'Ore.

— Что это такое? — не понял Северус.

— Это цветы ландыша, собранные до восхода солнца и настоянные на мальвазии, — пустилась в объяснения Элинор. — Она излечивает бессонницу и головную боль и прогоняет мрачные мысли…

— А, «Золотая вода», — протянул Северус. Он принципиально не употреблял снотворного, эйфорических зелий и прочей ерунды в том же роде. — Нет, спасибо.

— Почему? — удивилась Элинор.

— Подобные зелья околдовывают разум, а я предпочитаю иметь возможность мыслить четко, — с раздражением ответил Северус.

Элинор засмеялась:

— А ты молодец, мне бы и в голову не пришло… Но знаешь, если ты долго не сможешь уснуть, то ты в любом случае не сможешь четко мыслить — тебе не позволит нервное истощение.

Северус промолчал. Хотя частая бессонница порой действительно ставила его на грань нервного срыва, он вовсе не собирался признаваться ей в этом.

Элинор тем временем подняла волшебную палочку.

— Акцио фонарики!

Из окна дома вылетела цепочка фонариков и приземлилась у ее ног.

— Для чего это? — спросил Северус.

— Я развешу их на деревьях. Вечером, когда будем отмечать Новый год, мы их зажжем — представь, как будет красиво!

Северус поморщился.

Элинор взмахнула палочкой, и желтый шарик повис на нижней ветке ближнего дерева. Широкий рукав ее мантии в это время немного соскользнул, и Северус увидел серебряный витой браслет чуть повыше запястья.

— Красивый у вас браслет, — заметил он.

Элинор взглянула на него.

— Да… и это не просто украшение — ты, наверное, не заметил, что у Роберта точно такой же браслет на правой руке?

Северус отрицательно покачал головой. Ему, по правде говоря, было абсолютно все равно, но раз хозяйка так хочет об этом поведать…

Элинор опустила глаза, и ее щеки покрылись румянцем:

— Ты слышал когда‑нибудь о парных предметах?

Конечно, Северус слышал.

— Да. Их главная особенность в том, что они являются как бы единым целым — каждый существует не сам по себе, но вместе с другим. В сущности, они являются одним артефактом.

— Ты прав. Эти браслеты связывает своего рода незримая, но очень крепкая нить — их свойство состоит в том, что если один из владельцев захочет, он может в любой момент перенестись к тому, у кого находится второй браслет.

Несколько мгновений Северус молчал, осмысливая сказанное.

— Скажите, а это… не ограничивает вашу свободу? — спросил он.

— Нет, — покачала головой Элинор, — на самом деле мы никогда этим не пользуемся. Когда мы с Робертом поженились, то надели друг другу на руки эти браслеты — это был знак того, что мы вручаем друг другу наши жизни, полностью и без остатка. И Роберт, и я прибегнем к этому средству только в самом крайнем случае.

Северус кивнул, но остался в легком замешательстве. Он не мог понять, в чем дело, но чувствовал, что столкнулся с чем‑то, чего прежде никогда не встречал. Впечатление было слегка болезненным и горьковатым.

За обедом (Элинор, похоже, наконец поняла, что он не в настроении общаться, и трапеза проходила в полном молчании) Северус принялся напряженно раздумывать над сложившимся положением, которое после вчерашнего представилось ему совершенно по–иному. Если поначалу Северус еще хватался за зыбкую надежду, что все произошедшее вечером было частью его ночных сновидений, то теперь, поразмыслив, он пришел к неутешительным выводам.

Во–первых, Северус Снейп, лучший студент на всем курсе, которому превосходно удаются все предметы и дисциплины в Хогвартсе, на самом деле идиот, каких мало. А точнее — совершенно не разбирается в жизни. Северус с тоской подумал, что Миранда или Аннабелла, например, хотя и путают безоар с аконитом, никогда бы не оказались захваченными врасплох в такой ситуации. Как он мог ничего не заметить? Он каждый день видел профессора Лэнса, трижды в неделю сидел у него на уроках, даже занимался с ним индивидуально — и теперь сидит, как дурак, и пытается хоть как‑то связать концы с концами.

Во–вторых, профессор Лэнс… Да, он никогда не мог понять Лэнса полностью. Иногда нарочитая несерьезность профессора просто его бесила, часто до него не доходили его шутки. Лэнс не переставал удивлять его по самым разным поводам, и он уже более или менее привык к этому. Но, несмотря на все это, Северус думал, что хорошо знает Лэнса, и доверял ему, как никому другому. Он открывался ему навстречу, зная, что Лэнс его поймет и поддержит в любом случае, и был уверен, что у Лэнса тоже нет причин скрывать от него что‑либо. А теперь оказалось, что он заблуждался, и заблуждался довольно серьезно. Предательство… да, пожалуй, это слово подходило лучше всего.

«Что же делать?» — думал он, взбегая по лестнице в свою комнату. Он опустился на кровать, но затем подскочил так резко, словно она была раскаленной, и подошел к окну. Сжав зубы и прислонившись лбом к холодному стеклу, Северус смотрел на белое заснеженное пространство, ощущая, как холод проникает в самые потаенные уголки его души. Наконец он принял решение, но… А почему, собственно, «но»? Однако же что‑то смущало Северуса. Может быть, дело было в тоске и беспокойстве, в чувстве одиночества, внезапно навалившимся всей своей тяжестью…

Он и сам не заметил, как оказался в столовой — на одном месте ему не сиделось. Холодный свет лился сквозь высокие окна залы, казавшейся в этот час странно пустой и огромной. Чтобы чем‑нибудь заняться и заодно отвлечься от неприятных мыслей, Северус начал разглядывать портреты на стенах. Их было немного, но один особенно привлек его внимание — самый большой в пышной золотой раме, он висел на дальней стенке, сразу за хозяйским креслом. На портрете был изображен человек, стоящий на каменных плитах террасы какого‑то замка. «Наверняка средневековый волшебник», — подумалось Северусу: на том были зеленые облегающие шоссы, бархатный камзол, поверх которого лежала золотая цепь, и шапка с отворотами. Продолговатое лицо незнакомца украшала острая бородка клинышком. Когда Северус подошел, волшебник обернулся и смерил его пристальным взглядом близко посаженных темно–карих глаз. Потом почему‑то нахмурился и отвернулся, принявшись разглядывать изображенные на картине шпалеры, увитые клематисами.

— Не обращай внимания! — шепнула Элинор, и Северус вздрогнул — он и не заметил, как она подошла. — Пойдем, помоги мне.

Северус, с трудом оторвавшись от картины, нехотя последовал за Элинор.

— Это Король–Дроздовик, наш с Робертом далекий предок, — сказала она, не поворачиваясь к Северусу. — Впрочем, в большей степени Роберта, чем мой, хотя наши родословные линии с тех пор пересекались двенадцать раз. Он был сильным волшебником и к тому же довольно мудрым правителем. Строгим, но справедливым. Знаешь, он был несколько замкнут — все считали его неуживчивым и с большим самомнением, но мне кажется, он просто редко мог найти того, с кем ему было бы действительно интересно поговорить… — она обернулась и подмигнула. — Вообще‑то у него неплохой характер.

Северус кивнул, сделав вид, что пропустил намек Элинор насчет характера мимо ушей. Хотя на самом деле он почувствовал себя немного лучше. Совсем немного.

— Вы просили меня помочь, — напомнил Северус.

— Я хотела спросить твоего совета — хочу немножко поколдовать над интерьером.

— Опять?! Зачем?

— Ну, Мартин сегодня сказал, что здесь не так уютно, как он надеялся. Вот я и подумала: может, занавесочки сменить?

Северус сжал зубы.

— Мне нужно… То есть, вы не против, если я вас оставлю? — сказал он, вскинув голову.

— Ко… конечно… — Лицо Элинор вытянулось, она явно растерялась. — Тебе не плохо? Может, мятной воды или перечного зелья — вдруг ты простудился сегодня утром?

— Все в порядке… — Северус старался не смотреть на нее. — Просто… мне надо побыть одному.

— Ну конечно, конечно… — вздохнула Элинор. — Приходи когда захочешь.

Северус прошел сквозь высокие двери, чувствуя на себе расстроенный взгляд милой хозяйки. Он поднялся по дубовой лестнице в свою спальню и бросился на кровать. На глаза опять наворачивались слезы. Ему было очень тяжело.

День подошел к вечеру. Он слышал, как хлопнула входная дверь, слышал голоса в гостиной, но только крепче вцепился в подушку. В голове было до странности пусто, на сердце — тяжесть и дурнота. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, который еще ничего не умеет и даже не имеет своей волшебной палочки, но которого угораздило оказаться лицом к лицу с боггартом или чем‑то похуже.

В дверь постучали — мгновение спустя в комнату осторожно заглянула Элинор в фиолетовой мантии, в поднятой руке она держала светящуюся палочку, хотя сумерки еще только начинались, и ее глаза, расширившиеся от волнения, сверкали в ровном свете.

— Северус, с тобой все в порядке? Спустишься к ужину?

— Да, конечно. Сейчас.

Он с трудом поднялся с кровати и побрел в гостиную, преодолевая огромное желание остаться в комнатке наверху… а еще лучше сбежать и забиться в какую‑нибудь щель, где его бы никто не нашел.

Встряхнув головой и отбросив эти малодушные мысли, Северус вошел в столовую, не глядя по сторонам. Впрочем, он бы и не смог ничего увидеть — перед глазами плыл какой‑то туман, мерцание свечей расплывалось лучистыми кругами.

Он остановился у дальнего конца праздничного стола и сел на высокий стул с резной спинкой.

— Добрый вечер, Северус! С наступающим Новым годом, — сказал профессор Лэнс как ни в чем не бывало. Роберт заговорил с Элинор, нежно спросив ее о том, как прошел день, и мимоходом кивнул Северусу.

Северус буркнул нечто среднее между приветствием и поздравлением. Не отрывая глаз от тарелки (и, самое главное, не глядя в тот конец, где велась беседа между семейством Лэнсов), он с трудом затолкал в себя несколько кусочков чего‑то приготовленного домашними эльфами Элинор, отложил нож и вилку и быстро поднялся из‑за стола с намерением выскользнуть из столовой так, чтобы этого никто не заметил.

Глупая мысль была, конечно. Едва он встал, как Лэнс тут же оторвался от разговора с братом и довольно громко сказал:

— Северус, подожди минутку…

Сердце ухнуло куда‑то в пятки, и Северус, потеряв самообладание, выскочил из столовой и побежал вверх по лестнице.

«И зачем я только согласился сюда ехать! Сидел бы себе сейчас в Хогвартсе!»

А со стороны столовой донесся шум торопливых шагов и шорох одежды. Неужели Лэнс пошел за ним? Так и есть — профессор шел сюда. Северус заторопился и споткнулся о верхнюю ступеньку лестницы, но тут же вскочил и бросился в коридор. Однако за это время Лэнс его догнал и быстрым движением преградил ему путь, опершись на стену рукой.

— Что происходит, Северус? — спросил он.

На долгие мгновения повисло молчание, а потом Северус, стараясь не смотреть Лэнсу в глаза, произнес сдавленным голосом:

— Профессор, вы не могли бы сегодня же отправить меня в Хогвартс?

Пальцы профессора взяли Северуса за подбородок и подняли его голову так, что Северус не смог избежать его взгляда. Несколько секунд Лэнс всматривался ему в глаза — Северус чувствовал, как профессор проникает в его мысли, но у него не было сил сопротивляться. Наконец пальцы Лэнса дрогнули, он отпустил Северуса и прислонился спиной к стене, потрясенно глядя куда‑то перед собой. Потом он прикрыл глаза ладонью и рассмеялся, но смех звучал жутковато.

Северус вздрогнул и попытался проскользнуть мимо, но Лэнс схватил его за край мантии.

— Северус, а тебе не говорили, что подслушивать нехорошо? — каким‑то надломанным голосом спросил он.

Северус попробовал вырваться, но Лэнс неожиданно тихо проговорил:

— Подожди… пожалуйста.

Северус замер.

— Я могу тебя доставить в школу сегодня же, если… если ты так решил. Я… я не знаю, что сказать. Надо же, — Лэнс горько усмехнулся, ударил ладонью по лбу, невидяще глядя перед собой. — Впервые в жизни я не знаю, что сказать.

Он подошел к окну, сложив руки на груди и глядя на разгорающийся закат.

— Только, пожалуйста, у меня есть к тебе одна просьба… — Он обернулся, опустив подбородок на грудь, но его глаза лихорадочно сверкнули, когда Северус непроизвольно дернулся. — Просто… просто выслушай меня.

Северус судорожно кивнул, не в силах произнести ни слова.

— Может, лучше будет говорить на улице? — Лэнс явно пытался скрыть волнение. — Я подожду, пока ты оденешься.

Северус кивнул вновь и скрылся в своей комнате. Он схватил теплую зимнюю мантию со стула, набросил ее на плечи поверх своей обычной, кое‑как застегнул и на негнущихся ногах вышел в коридор. Лэнс сразу стал спускаться по лестнице, Северус проследовал за ним.

Они молча вышли из дома. Над ними простиралось бескрайнее небо, затянутое синими тучами, которые слегка золотились на западе. Северус вдохнул морозный воздух. Внезапно раздались печальные крики. Задрав голову, Северус увидел вереницу чаек. Заходящее солнце, проглянувшее из‑за туч, окрасило их крылья в темно–красный цвет. Северус с тоской посмотрел им вслед.

— Северус, я хочу, чтобы ты знал одну вещь, — начал Лэнс, видимо, проследив за его взглядом. — Я никогда не позволил бы кому‑нибудь — и в первую очередь себе — причинить тебе хоть какой‑нибудь вред… или обидеть тебя.

Северус поежился: теперь он почувствовал холод, которого почему‑то не ощущал раньше.

— Вы… вы обманывали меня, — выдавил он, изо всех сил пытаясь не разреветься.

— Нет, — возразил Лэнс.

Северус заставил себя посмотреть в глаза Лэнсу и встретил взгляд, полный грусти и… он не знал, как это можно было назвать. Участие, доверие, дружеское расположение? Сердце Северуса дрогнуло, но он стиснул зубы и запретил ему дрожать.

— Вы не сказали мне… вы скрыли от меня…

— Северус, как ты себе это представляешь? — нахмурился Лэнс. — Когда я поступил на эту работу, директор — а он, поверь мне, очень хорошо понимает людей — напомнил мне, как и всем, что я должен придерживаться определенных правил, нарушая которые, жить в Хогвартсе невозможно. Он надеялся, что я оправдаю его доверие. И я думал, что это будет легко. Я ошибся — появился ты.

Северус сжал зубы и дернулся, намереваясь уйти — у него не было сил продолжать этот разговор.

— Нет, подожди, дослушай. — Лэнс тяжело вздохнул и посмотрел перед собой. Раздался вороний грай, и на ближайшее дерево с шумом крыльев уселась черная стая. — Ты ни в чем не походил на остальных студентов. Вообще ни на кого из тех, кого я знал — а я повидал немало людей… Умный, одаренный, талантливый… По–своему очень привлекательный… Ты оказался невосприимчив к легилименции — и я предложил тебе развить этот талант. Наверное, я жестоко ошибся. — Лэнс закусил губу, но все же продолжил. — Потому что потом появились эти мысли. О тебе. Много месяцев эти мысли были моим игрушечным мирком, в котором я прятался от действительности. Я не рассчитал своих сил, и мне становилось все труднее скрывать это от тебя. Дамблдор, когда я сообщил ему, что каникулы ты проведешь у меня… Что ты так смотришь? Разумеется, я должен был это сделать — и по его глазам я понял, что он обо всем догадался… Но он, видимо, доверяет мне, раз все‑таки не стал препятствовать. Хотя лично мне кажется, что права была МакГонагалл — мне не стоило идти в преподаватели. Но… Северус, не суди меня строго.

Они остановились у изгороди. Лэнс положил руки на перекладину, глядя вдаль.

— Понимаешь, каждый человек имеет право на личную жизнь. И я имею право мечтать. Это часть моего внутреннего мира. Может, он и не так богат, как мне бы хотелось.

— Но…

Лэнс посмотрел Северусу в глаза и улыбнулся. Тепло. Нежно. Совсем как раньше… Северус быстро отвел взгляд.

— А–а, понимаю, что тебя смущает, — Лэнс снова закусил губу — очевидно, ему этот разговор тоже давался нелегко. — Видишь ли, Северус, не все мечты и мысли претворяются в жизнь, большинство так навсегда и остаются… мечтами и мыслями. К счастью для нас.

— Но, сэр, — Северус отчаянно краснел, — вчера Роб… мистер Лэнс сказал, что вы выходили из моей комнаты…

— Я же еще вчера все объяснил, — устало сказал Лэнс.

— Извините, профессор, я не дослушал, — проворчал Северус.

Лэнс усмехнулся, но тут же помрачнел и сказал:

— Что ж, повторю: я действительно приходил к тебе в комнату. Один раз. Но… Я просто смотрел, как ты спишь.

— Зачем? — содрогнулся Северус.

«Неужели ты не понимаешь, глупый?»

Северус потупился.

— Больше этого не повторится, — твердо сказал Лэнс. — Я тогда же дал себе слово, что это был первый и последний раз. И кстати, неужели ты думаешь, что я смог бы смотреть в глаза директору, если бы позволил себе…

Лэнс не договорил, но Северус его, кажется, понял.

Но профессор вдруг продолжил:

— И еще… Если ты отдалишься от меня… Я хочу сказать, мне будет очень больно потерять тебя. — Он снова тяжело вздохнул. — Я взвалил на себя груз, к которому оказался не готов.

Северус вновь взглянул на Лэнса.

— Я не знаю…

«Я обещаю, что не позволю себе ничего лишнего, я ни словом, ни вздохом не выдам себя, не причиню тебе боли, обиды, даже простого неудобства. Ради тебя, ради себя… Я не хочу быть до такой степени бесчестным и льщу себя надеждой, что может быть, когда‑нибудь все происшедшее покажется тебе дурным сном, и ты забудешь об этом».

— Может, лучше воспользоваться заклинанием Забвения? — мрачно усмехнулся Северус.

Лэнс укоризненно покачал головой.

— Нет. Конечно, нет. Я не стану дважды входить в одну и ту же реку. Тем более не стану вмешиваться в твою память. Это было бы преступлением.

Северус и сам желал бы, чтобы все происшедшее осталось не более чем дурным сном, но…

— Я понимаю, — быстро добавил профессор. — Прежние отношения между нами утрачены навсегда, но может быть, мы сумеем сохранить… хоть что‑то?

Северус отвернулся, глядя на фиолетовое небо, холмистую равнину и безлистые кусты боярышника рядом с изгородью.

— Я не знаю, — он уткнулся носом в шарф. — Но… можно попробовать.