ЛОНДОН, АНГЛИЯ, 1843 ГОД

В год первый от восшествия на престол королевы Виктории молодой человек шагал туманным осенним утром по узким, извилистым, зловонным лондонским улочкам в поисках убийцы. Это был Дэвид Каспар Кесслер, и об убийце он знал только одно – его прозвище. «Сосальщик». Этот вульгарный термин был в ходу у проституток и владельцев винных магазинов и, по предположению отца Дэвида, наглядно описывал состояние, в котором находили жертв преступника: тела их напоминали пустой кожаный кошель, сохраняя лишь внешнее сходство с человеческими. Внутренние же органы были таинственным образом удалены. Жертвами Сосальщика становились только мужчины. Предполагалось, что убийцей, в таком случае, была женщина, но эта идея вселяла в Дэвида сомнения.

Впрочем, еще она вселяла в него новую надежду – надежду стать детективом в муниципальной полиции, созданной сэром Робертом Пилем. Новая дружина, получившая прозвище «бобби» – по имени ее создателя, – пока не могла похвастать отличной репутацией. Составляли ее в основном на редкость грубые и жестокие люди, не упускавшие случая пустить в ход служебную дубинку. Но даже они были умнее филдинговских «ищеек с Боу-стрит». Дэвид верил, что в свое время именно «пилеры» станут главной полицейской силой в городе. Пример отца доказывал, что должность детектива позволит ему сочетать службу на благо горожан с основными обязанностями.

Потому что оставить свое главное служение Дэвид не мог. Он был Гриммом.

Молодой человек переступил через лужицу грязи и замешкался, чтобы достать из кармана и приложить ко рту надушенный носовой платок. Дэвид сознательно приучил себя к этому жесту. Тяжелый букет запахов, витавших на грязных улицах, обычно не слишком тревожил его обоняние – хотя юноша и вырос в деревне, вдали от лондонских захолустий. Но едва ли получится исполнять свой долг, если тебя скрутил приступ рвоты от зловония сточной канавы, гниющих отходов или пропитанной нечистотами воды старушки-Темзы. В таких случаях носовой платок был необходим.

Свернув на другую улицу – знать бы еще, какую! – Дэвид наткнулся на пьяницу в лохмотьях. Ему показалось, что это женщина, но сказать наверняка было трудно: в три часа дня в этой части города было так темно, что фонарь пришелся бы очень кстати. Небо затянули черные клубы: то ли тучи, то ли дым от угольных печей. Трех– и четырехэтажные дома из потемневшего кирпича нависали над узкой мощеной улочкой, погружая ее обитателей в вечный сумрак. Единственным источником света оставались лампы, теплившиеся за грязными стеклами окон, да редкие лучи солнца, все же пробивавшиеся сквозь завесу облаков.

– Вы идете верным п’тем, юнсыр, – пробормотала фигура в лохмотьях. – Все прямо и прямо вперед, пока ваше с’рде не остановится и Сосальщик не схватит вас. И да поможет вам Бог.

Дэвиду понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить: «юнсыр» – это на самом деле «юный сэр», и пропойца обращается к нему.

Спустя несколько минут и десятков шагов Дэвид задумался, стоило ли давать пьянице полкроны. Сказал ли тот правду или сейчас смеется вместе со своими собутыльниками над доверчивым прохожим? «А я п’чем знаю, что в темном тупике в конце дороги? Будь я пр’клят!» Что ж, последнее вполне вероятно.

Улочка закончилась небольшим двориком, так же зажатым между домами. Здесь было немного больше света и воздуха.

Площадка шириной в пятнадцать шагов упиралась в заднюю стену дома, в которой виднелась потрескавшаяся деревянная дверь. Возле нее на ступеньке сидели двое: древний беззубый старик-лоточник и молодая женщина. Торговец прижимал к себе корзинку с углем, на голове у него красовалась мятая шляпа. Женщина была одета в грязно-серое платье с корсажем: когда-то оно могло быть белым или даже желтым. На ногах у нее были странные деревянные сандалии; волосы собраны в пучок, заколотый торчащими тут и там шпильками. Но внимание Дэвида привлекло не это, а изящество девушки и ее глаза – миндалевидные, темно-карие глаза азиатки, которые так редко можно встретить в Лондоне.

Девушка подняла на него лишенный всякого выражения взгляд. Тонкие руки сжимали коричневую керамическую бутылку с джином без этикетки. Внезапно Дэвид понял, что не может перестать разглядывать ее пальцы: ногти были удивительно длинными. Не сводя взгляда с нежданного гостя, девушка передала бутылку лоточнику, который подмигнул ему и прохрипел что-то, отдаленно напоминающее предложение ознакомиться с товаром в корзинке.

Дэвид улыбнулся в ответ и отрицательно покачал головой, затем шагнул к девушке:

– Если мне будет позволено заметить, вы, мадам, забрались далековато от…

Старик прервал его на полуслове еще одним гнусным носовым звуком, заменявшим ему смех:

– Есл’ будет позволено! Вы все позволяете себе с ей слишком много!

Девушка звонко рассмеялась и ткнула собутыльника локтем в бок.

– Не слушайте его, сэр, – сказала она Дэвиду. В речи ее звучал мягкий акцент, но определить его происхождение молодой человек не смог. – Я, может, и сбилась с праведного пути, но никому не позволяю лишнего.

– Я… рад слышать это, – выдавил в ответ юноша. Эта женщина завораживала его. – Могу я спросить, откуда…

– Я из Японии, сэр, – голос у нее был высокий и звонкий. Дэвид заметил, что губы девушки накрашены таким образом, что казались припухшими. Никакой иной косметики на ее лице не было.

Старик-лоточник опять что-то неразборчиво проскрипел. Обдумав отдельные слова, которые удалось разобрать, Дэвид решил, что тот пожаловался: девушка уезжала «почти на пять лет, а то и дольше».

– Меня не было здесь пять лет, и скоро я уеду еще на столько же, – мечтательно подтвердила его догадку женщина.

– Вы были эти пять лет в Японии, мадам?

– Вы ток’ послушайте, скока гонора в этом «мадам»! – побормотал старик, роняя капли джина из уголка рта.

– В Японии? – девушка взглянула на него с удивлением. – Нет, я не могу ехать так далеко одна. Есть человек, который дал мне крышу над головой. В Нормандии. Туда я и вернусь. Но иногда я должна…

Она повела плечами и махнула рукой на окружавшую ее грязную реальность.

– Могу я узнать ваше имя?

– Акеми, сэр.

– Как вы впервые прибыли в Британию? Вас привез сюда ваш покровитель?

– Так и было.

– Могу я узнать и его имя тоже?

Она рассеянно взглянула на него и накрутила на палец выбившуюся из пучка прядь.

– Его имя? Не думаю, чтобы это было важно сейчас, когда я уже решила, что выбираю вас… Его зовут Денсво.

– Он француз?

– Именно так. В Японии он впервые встретил гейш и пожелал, чтобы одна из них всегда была с ним рядом. Он забрал меня из чайного дома и увез сюда. Иногда я живу с ним, а иногда нет, – она пожала плечами. – Он редко бьет меня.

– Это заслуживает похвалы, – Дэвид прочистил горло. – Я… провожу расследование. Был один молодой джентльмен по имени Пердю. Роже Пердю. Его останки нашли неподалеку отсюда две ночи назад. Не встречался ли он одному из вас? Полный, светлые вьющиеся волосы и довольно экстравагантные усы. Прибыл из Глазго, где жил вместе с матерью – она вышла замуж за француза. Я могу заплатить за плодотворную помощь в расследовании его гибели.

Девушка продолжала смотреть на него, молча накручивая волосы на палец.

– Так вы платите за болтовню? – влез в разговор лоточник. – Тока как это – «плодотворные»? Я не продаю плоды, а вот мой брат Дим, он…

– Плодотворная – это полезная. То, что я узнаю, должно быть полезно… для дела.

Девушка приоткрыла рот, и Дэвид увидел ее зубы – коричневые и мелкие, будто грязный речной жемчуг. Помедлив мгновение, она уточнила:

– Вы… пилер?

– Нет, я не констебль, мисс. Пока еще нет. Просто провожу расследование… для семьи Пердю.

Она поднялась на ноги так резко и неожиданно, что Дэвид невольно сделал шаг назад.

– Я отведу вас к женщине, которая была с ним знакома. Но вы должны заплатить.

– Безусловно. Полкроны?

– Этого мало.

– Тогда крону.

– Две, – блеснув глазами, потребовала девушка. По лицу ее было ясно, что сторговаться не удастся.

– Что ж, хорошо, – сдался он, протягивая деньги.

– Эй, а мне? – спросил лоточник, протягивая к Дэвиду почерневшую от грязи руку.

Раздраженный на старого пройдоху, который не сделал ничего, Дэвид, тем не менее, бросил ему шиллинг.

– Так вы покажете дорогу, мисс?

Акеми направилась в один из переулков, которого юноша сперва не заметил: просто узкая щель между домами, едва достаточная, чтобы в нее протиснуться. Дэвид поспешил следом, перешагивая через кучи мусора, и через несколько шагов обнаружил, что они вышли на довольно широкую улицу.

– Да это же Грумман-Лэйн! – поразился он. – Вот негодяй! Я справлялся о дороге не далее чем в ста шагах отсюда, и меня отправили бродить по настоящему лабиринту…

– Я никогда не хожу той дорогой, которой вы пришли, – ответила Акеми. – Там опасно. Повезло, что вас не убили. Я хожу туда, только чтобы выпить, а потом возвращаюсь.

Она провела его вниз по улице к пабу. Над дверью раскачивалась потемневшая деревянная вывеска: «Таверна ”У злосчастного капитана”».

– Войдем, – сказала Акеми.

Дэвиду пришлось пригнуться, когда он проходил в мрачное нутро паба. Черные от сажи балки делали потолок еще более низким, чем он был. На другом конце узкой комнаты находилась покосившаяся барная стойка. Несколько моряков – татуировки, темная кожа, скрученные в косички сальные волосы – прервали игру в «тычку» на столешнице и вопросительно уставились на вновь прибывших. Дэвид узнал в них безработных матросов королевского флота. Один из моряков окинул Акеми взглядом и вытащил изо рта трубку, чтобы прокричать ей вслед пропахшее дымом предложение «повеселиться».

– Я не одна, – спокойно ответила на это девушка, проходя мимо. Смущенный Дэвид последовал за ней.

– Мисс, я не думаю, что нам следует создавать… такое впечатление. Извините.

За барной стойкой их встретила толстая краснолицая ирландка, косая на один глаз.

– Есл’ нужна комната, гоните два шиллинга вперед, – без предисловий сообщила она.

Акеми выжидающе посмотрела на Дэвида. Тому потребовалось небольшое усилие, чтобы подавить возмущенный возглас. Дядя предупреждал, что придется работать под прикрытием. «Иногда прикрытием может служить не только твой вид, но и цель, которую ты озвучишь», – прозвучал в голове юноши его голос. Поэтому Дэвид без лишних слов извлек из жилетного кармана монеты и выложил на грязную стойку. Снова развернувшись к Акеми, он обнаружил, что девушка уже поднимается по узкой витой лестнице на второй этаж.

Дэвид поспешил следом, чувствуя странный трепет в груди. Сунув руку за пояс, он проверил, на месте ли короткоствольный заряженный пистолет.

Всего один выстрел. Надеюсь, этого будет достаточно.

Он одернул себя. Дядя учил уважать инстинкты Гримма, но сейчас юноша слышал только собственный страх.

Поднявшись на площадку второго этажа, Дэвид обнаружил, что девушка исчезла.

Он нервно сглотнул – интересно, почему во рту так сухо? – и сделал несколько шагов вперед. Теперь ему стала видна приоткрытая дверь слева.

Девушка была за ней: сидела на кровати, слишком узкой даже для одного – не то что для двоих. В изножье стоял ночной горшок. Свет проникал в комнату через небольшое занавешенное окошко.

Дэвид шагнул внутрь, оставив дверь открытой.

– Мисс… мадам… возможно, вы не так поняли. – Он запнулся. – Я здесь не для того, чтобы… воспользоваться вашими услугами. Должно быть, вы решили, что мои вопросы – лишь прикрытие, но я и правда веду расследование… Вы сказали, что знакомы с девушкой, знавшей убитого. Мне нужна любая информация о мистере Пердю и его…

– Гибели? – подсказала девушка, откинувшись назад. Одну руку она подложила под голову, пальцы другой снова начали играть с волосами.

– Да.

– Именно это я и хочу вам предложить. То, что вы ищете. Я и есть та девушка. И я была с ним, когда он умер.

– Это правда? – он отодвинул полупальто и незаметно положил руку на рукоять пистолета. – И кто его убил?

– Он был убит… – последнее слово во фразе, кажется, было японским. Для уха Дэвида оно прозвучало как Jorogumo.

– Это имя человека?

– О нет. Это сущность человека. Я расскажу вам больше. Но только если вы подойдите ближе.

– Я… Вы и так уже рассказали достаточно, правда. Я дам вам еще крону, когда мы спустимся и…

– Вы можете заплатить потом. Вы отдадите мне все, что у вас есть, – и сделаете это по своей воле.

– …выпьем по бокалу вина… поговорим…

Дэвиду казалось, что слова испаряются с его губ раньше, чем он успевает их произнести.

Все из-за ее взгляда. Глаза девушки стали такими темными, что он не мог оторваться от них. Они манили, заставляя подойти ближе.

Не заметив, как это произошло, он пересек комнату и заключил ее в объятия.

Они поцеловались. У Акеми странно пахло изо рта, но Дэвида это не беспокоило. Она была хороша: казалось, ее губы, плечи, все тело торжествовало, что принадлежит только ему.

Он чуть отодвинулся, чтобы снова на нее взглянуть.

И оцепенел.

Глаза девушки деформировались и налились черным так, что пропали белки. Вокруг них наметились темные круги. Рот ее был приоткрыт, но теперь в нем нельзя было различить зубов, потому что все его пространство занимало то, что Дэвид раньше видел только под увеличительным стеклом на лекциях по биологии.

Жвала. Крупные, желто-черные клыки паука.

Изменилось и само лицо – черты его заострились, оно поросло жесткой щетиной. Обнимавшие юношу руки почернели, пальцы превратились в когти.

Дэвид отшатнулся и почувствовал, как спадает гипноз. Трясущейся рукой он нашарил пистолет…

Как вдруг что-то ударило его по затылку, и ослепительную вспышку перед глазами сменил кружащийся серый полумрак…

Через несколько секунд Дэвид открыл глаза, чтобы обнаружить себя лежащим на спине в той же самой комнате. Над ним склонился мужчина, которого юноша никогда раньше не встречал, – и все же в чертах его самодовольного лица было что-то неуловимо знакомое.

– Он мой, последний, кто мне нужен, – произнесла Акеми. Ее голос тоже изменился – теперь в нем явно звучало пощелкивание. – Пять лет. Он последний. Следующий будет только через пять лет.

– Ты получишь его, дорогая, – ответил мужчина. – Плоть одного из тех матросов насытит меня прежде, чем закончится ночь. Я просто хотел взглянуть ему в лицо. Воистину посмешище для Гриммов.

– Если бы он заметил тебя первым, сейчас здесь лежал бы ты.

– Возможно. Когда ими руководят инстинкты, Гриммы быстры и опасны.

– Кто ты? – выдавил Дэвид, снова пытаясь нащупать пистолет.

Мужчина склонился к нему еще ближе и криво улыбнулся.

– Не это ищешь? – он показал Дэвиду пистолет, а затем направил на него дуло. – Не дергайся. Твой нож тоже у меня. Ты был бы уже мертв, но… Я хотел, чтобы ты знал. Раз уж ты Кесслер.

– Знал… что?

– Что я Бенджамин Денсво. Сын Лукаса Денсво. Прадед твоего дяди подстрелил его, навсегда покалечив ему одну руку. Но это не самое большое злодеяние из тех, что вы сотворили. Тот Гримм убил моего прадеда и украл у него монеты, которые по праву принадлежали нам. Мой отец поклялся, что вся ваша семья заплатит за это. Так что я заманил тебя сюда и передал своей возлюбленной, чтобы она могла… насытиться. Просто чтобы ты знал… почему все так сложилось.

Дэвид посмотрел на Акеми.

– Насытиться?

– О да. Она растворит и высосет твои внутренности, чтобы поддержать свою юность еще на пять лет. Она из числа редчайших Существ – как и ты. Но ваш род скоро иссякнет, ведь мы продолжим свою работу.

– Сосальщик…

– Совершенно верно, – мужчина оскалил зубы в торжествующей улыбке и отступил в сторону.

Не успел Дэвид пошевелиться, как над ним оказалась Акеми. Ее жвала потянулись к горлу юноши.

Яд Смертопряда парализовал все его движения, кроме легкого содрогания тела.

Затем она коснулась его губ своими, и странная жидкость, горячая и густая, заполнила его рот.

Чтобы сжечь изнутри.