Берлин, Германия. Декабрь 1936 года

– По-моему, сейчас не самое удачное время, чтобы переносить монеты, – Джонатан Кесслер переминался с ноги на ногу, пока Берг, тоже Гримм, возился с замком сейфа. – Что, если нас остановят? Немцы всюду ставят контрольно-пропускные пункты.

– Не всюду, а на подходах к Рейхстагу, – отмахнулся Берг, вводя комбинацию, которую дал ему Кесслер. – Сомневаюсь, что здесь такой будет. А вот само здание мне не кажется надежным. Если Берлин начнут бомбить…

Кесслер потянулся за пальто и достал часы. 14:10.

– Нужно поторапливаться.

– Да-да… Я ошибся в одной цифре… Секунду.

Гансу Бергу не было еще и тридцати, но его светлые волосы уже поредели. Весь он казался каким-то узким и длинным: длинное бледное лицо, длинный нос, длинные белые пальцы. Кесслер был старше его почти на тридцать лет, но мальчишке нравилось думать, что из них двоих именно он главный. Поверх костюма Берг, как и его старший товарищ, носил плотное пальто. В натопленной комнате было жарко, но мужчины надеялись покинуть здание как можно быстрее, а снаружи шел снег. Кесслер даже не стал снимать серую «федору»; Берг же все-таки затолкал свою валяную шерстяную шапку в карман.

Мальчик наконец справился с замком и начал поспешно перебирать папки и церковные документы.

– Конверт, помеченный двумя кругами, – пробормотал он.

Кесслер бросил взгляд на окно, забыв, что сам же закрыл его шторами. Сейф стоял в доме священника лютеранской церкви: предполагалось, что никто не рискнет ограбить святого отца. Здесь монеты Закинтоса были в безопасности – пока не поползли слухи, что Рудольф Гесс занялся поиском «оккультных» предметов. Тогда хранители монет решили вывезти опасный артефакт из Берлина. Священник церкви, в которую они вторглись, сам был Гриммом – единственным в Берлине. Сейчас он отсутствовал: отправился в Баварию на поиски «особенно опасной» Ищейки. Преподобный Шеллер свято верил, что все Существа должны быть истреблены. Такая точка зрения была не редкостью среди Гриммов, однако Кесслер никогда не мог с ней согласиться. Шеллер же считал всех Существ порождениями Ада и придерживался принципов предков.

– Вот они, – выдохнул Берг, доставая из сейфа конверт манильской бумаги. Вскрыв его, он осторожно заглянул внутрь. – Да. Они здесь.

Мальчик потянулся за монетами, но Кесслер перехватил его руку:

– Не трогай их.

– Монеты ведь не влияют на Гриммов, – удивился Берг.

– Мы не можем быть уверены, что они не влияют на всех Гриммов. Артефакт опасен, – ответил Кесслер, забирая у напарника конверт и снова запечатывая его.

– Они опасны для людей и Существ, – уперся Берг. – Не для нас.

– Монеты опасны не только своими свойствами, – покачал головой старший Гримм, закрывая сейф и снимая шляпу, чтобы промокнуть пот со лба. – Причем для всего человечества. Если бы решать предоставили мне, я бы их уничтожил. Расплавил.

Берг нахмурился:

– Возможно, это еще опаснее. Кто знает, что может случиться при попытке уничтожить артефакт?

– Значит, надо залить их в свинец и утопить в самой глубокой океанской впадине, – Кесслер снова надел шляпу. – Монеты должны быть где угодно, но не там, где люди легко могут до них добраться. Даже Наполеон, и тот использовал их во зло, – он в несколько раз сложил конверт и спрятал его во внутренний карман пальто. – Представь, что будет, если они попадут в руки Гитлеру.

– Гриммы использовали их и будут использовать снова, – настаивал Берг. – Герр Кесслер… Я думаю, будет лучше, если вы отдадите монеты мне. Я моложе. Сильнее. Если нам придется спасаться бегством…

– Не говори ерунды, – оборвал его Кесслер. – Вряд ли ты сильнее меня.

Мужчины поспешили прочь из комнаты священника и, заперев за собой дверь, направились к черному выходу. Оказавшись на улице, оба на секунду замерли, оглядываясь и моргая от яркого света: снегопад закончился, сквозь тучи пробивалось солнце. Улицы были мокрыми от подтаявшего снега. Мимо проехал фургон с продуктами; на повороте его слегка занесло, и водителю пришлось бороться с непослушным рулем. Сразу за церковью начинался сад, укрытый сейчас снежной шалью; тут и там ее протыкали сухие коричневые стебли растений, тянувшихся к небу.

Торопясь уйти с открытого пространства, Кесслер направился по скользкой тропинке в сторону улицы, где был припаркован его серебристый седан.

– Однажды я тоже куплю машину, – с легкой завистью протянул Берг. – Хотя я только бедный адвокат, вечно берущийся за дела, которые не следовало бы трогать… Наверное, вам – как профессору – платят больше. Если даже на машину хватило.

– Я больше не профессор, – ответил Кесслер. – Восемнадцать лет на этом поприще утомят любого. Нет, я унаследовал имение отца и немедленно ушел в отставку. Теперь пишу статьи, исследую… наше дело. Оно стало для меня делом жизни.

– Имение! – воскликнул Берг. В голосе его звучала такая горечь, будто он разом проглотил целый лимон. – Мой отец застрелился, когда потерял свой бизнес. Ничего мне не оставил. Я нищ.

Кесслер припомнил, что Шеллер рассказывал ему о страсти Берга к карточным играм. Возможно, нищета Берга была его собственной заслугой.

Старший Гримм скользнул за руль, заведя двигатель еще до того, как его спутник успел захлопнуть дверцу. Несколько секунд колеса впустую скользили по мостовой. Потом седан все же тронулся с места и покатил по мокрой дороге, влившись в поток других машин.

Кесслер проехал мимо ряда домов, пивной, возле которой было припарковано такси, и свернул налево, за угол. Чуть дальше по улице обнаружился контрольно-пропускной пункт: трое мужчин в длинных гестаповских плащах и большая черная машина, наполовину перекрывавшая проезд. Позади них стоял солдат СС с винтовкой в руках. Гестаповцы проверяли документы у водителя фургона с выпечкой и задавали ему какие-то вопросы, выдыхая облачка теплого воздуха. Разворачиваться было поздно: гестаповцы явно кого-то искали – возможно, анархистов. Если бы Кесслер решил сдать назад, пытаясь избежать досмотра, они наверняка бы погнались за нарушителем порядка.

Гримм начал оглядываться, пытаясь сообразить, где можно припарковаться. Сердце бешено колотилось в груди. Если притвориться, что они едут в один из домов в начале улицы, можно зайти внутрь и переждать, пока гестаповцы снимут оцепление. Многие здания здесь сдавались в аренду…

– Отдайте мне монеты, – неожиданно потребовал Берг. – Они станут обыскивать водителя. Быстрее!

– Что за чушь?! Если они решатся на досмотр, то обыщут обоих.

– Я в любом случае должен забрать их у вас. Герр Шеллер настаивал на этом.

Кесслер бросил на мальчишку быстрый взгляд. Было очевидно, что он лжет. Старик и раньше чувствовал, что напарник что-то скрывает, а теперь тот проврался – Кесслер всегда легко распознавал лжецов.

Увидев, что караул пропускает фургончик, он свернул к тротуару, как будто собираясь припарковаться. Однако место было выбрано неудачно – слишком близко к блок-посту. Один из офицеров Гестапо заметил, что сидящие в машине спорят, и махнул рукой, приказывая подчиненным проверить транспорт. К напарникам подошел второй солдат СС и один из мужчин в пальто. Тот знаком потребовал опустить стекло. Кесслер рассеянно улыбнулся и выполнил указание офицера, однако двигатель глушить не стал.

– Господа? Чем могу помочь?

– Вы не собираетесь проходить контроль? – спросил офицер с заметным австрийским акцентом. Он был очень высоким, со льдистыми голубыми глазами и широким подбородком.

– Контроль? – переспросил Кесслер. – Не понимаю. У нас нет проблем с пропусками. Я просто хотел навестить здесь одну даму. У моего юного друга нет опыта в общении с противоположным полом. Она могла бы прояснить для него некоторые моменты.

Молодой солдат понимающе хмыкнул, однако офицера было не так просто убедить. Он нахмурился… И тут Кесслер увидел. Черты лица изменились всего на миг, но этого было достаточно. Гестаповец был Ищейкой.

Солдат, конечно, ничего не заметил, ведь трансформация была не полной.

Офицер немного наклонился и через окно присмотрелся к Бергу.

– Пожалуйста, назовите ваше имя и передайте мне удостоверение личности.

– Меня зовут Мюллер, – сказал Берг. – Отто Мюллер.

Кесслер перевел взгляд на напарника. Отто Мюллер? Никто не знал, что Берг использует такой псевдоним.

Ищейка тоже уставился на молодого человека, широко распахнув глаза:

– Мюллер?! Я ожидал, что вы будете один!

Кесслер едва сумел подавить удивленный возглас. Офицер ждал здесь кого-то по имени Отто Мюллер. И Берг назвался именно так. Значит…

Кесслер потянулся к ключу зажигания, но ему в затылок тут же уперлось дуло пистолета.

– Сожалею, герр профессор, – сказал Берг. – Но мне нужны монеты. Герр Гесс предложил за них весьма внушительную сумму. Вы знали, где они спрятаны, мне же это было неизвестно. Пришлось подделать то письмо.

Указание выкрасть и перепрятать монеты действительно пришло по почте. Кесслер глубоко вздохнул. Он всегда без раздумий доверял другим Гриммам, но и они поддавались человеческим страстям.

Гестаповец стукнул кулаком по крыше машины.

– Если конверт у вас, отдайте его мне немедленно! – раздраженно потребовал он.

– Я передам его лично герру Гессу, как мы и договаривались, – возразил Берг. – Он сам это предложил.

Офицер поморщился.

– Тогда отберите пакет у старика и выходите из машины, – он повернулся к солдату. – Скрутите этого «герра профессора».

– Кесслер! – рявкнул Берг. – Конверт! Живо!

Кесслер сунул руку в карман, достал конверт с монетами и небрежно бросил его на заднее сиденье.

Расчет оправдался: Берг развернулся, чтобы подобрать артефакт, и отвлекся от напарника. Всего на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы Кесслер, пользуясь способностями Гримма, выхватил у него пистолет, перевернул и выстрелил дважды – в солдата и офицера. Вся сцена заняла меньше секунды.

Пули попали обоим прямо в лоб. Два тела тяжело рухнули на снег.

Кесслер спрятал оружие под пальто, переключил заднюю скорость, вдавил педаль газа и покатил обратно, разбрызгивая колесами грязный снег.

Офицеры, оставшиеся у контрольно-пропускного пункта, что-то кричали. Один выстрелил – судя по звуку, из револьвера. Пуля чиркнула по крылу автомобиля. Не обращая на них внимания, Кесслер выкрутил колесо, разворачивая машину обратно на улицу. Затем он снова вдавил газ и покатил прочь, стараясь не думать о Берге. Тот извивался на заднем сиденье, требуя, чтобы напарник остановился.

Следовало бы прикончить его прямо сейчас.

Внезапно в машину ворвался холодный ветер. Повернув голову, Кесслер увидел Берга, который выпрыгнул на ходу, зажав в руке конверт с монетами.

– Не стреляйте! Не стреляйте! – крикнул он, оказавшись на дороге. – У меня пакет для герра Гесса!

Прогремел выстрел. Кесслер выругался и нажал на тормоза. Машину занесло на скользкой дороге, она наполовину развернулась и остановилась. Теперь он видел Берга, лежащего в грязи лицом вниз. Ноги его подергивались, руки были вытянуты в сторону контрольного пункта. В одной из них все еще был зажат конверт с монетами. Вокруг головы юноши расплывалось кровавое пятно. К нему уже бежал один из офицеров.

Кесслеру пришлось пригнуться: автомобильное окно треснуло и рассыпалось. В него стреляли, то и дело слышались крики, призывавшие нарушителя немедленно сдаться.

Нельзя оставлять им монеты.

В салоне свистнула еще одна пуля. Кесслер слегка выпрямился и принялся разворачивать машину в сторону гестаповцев.

Но было поздно: один из них уже завладел конвертом и теперь бежал к черному седану. Второй ждал его посреди улицы, обеими руками направляя на машину Кесслера пистолет. Очередной выстрел разбил лобовое стекло, и Гримму снова пришлось пригнуться. Следующая пуля пробила одну из шин. Машина потеряла управление и… врезалась в одного из офицеров. Его отшвырнуло в сторону. Автомобиль по инерции вылетел на тротуар и замер. Из-под капота потянулась струйка дыма.

Кесслер выскочил наружу и направил пистолет на машину гестаповцев, но выживший офицер уже был за рулем и заводил мотор. Выстрел, другой, третий – пока не опустела обойма. Пули звенели по металлу, но ни одна из них не задела водителя.

Все еще сжимая оружие, Кесслер неуклюже побежал за машиной по талому снегу. Однако гестаповец предпочел скорее упустить Гримма, чем рискнуть ценным конвертом. Черный седан с ревом мчался прочь, унося с собой монеты Закинтоса. Когда машина свернула за угол, Кесслер заметил аккуратную свастику на ее боку.

Ему оставалось только проводить седан взглядом. Стыд стягивал горло, словно удавкой.

«Я провалился, – подумал Кесслер. – Какой же я дурак. Надо было сразу убить Берга».

Он повернулся и побежал по улице – мимо застывшего тела Берга и стонущего в агонии солдата. Поскальзываясь на снегу, свернул за угол и только тогда сбавил шаг. Здоровяк в фуражке таксиста как раз вышел из пивной и теперь спешил к своей машине, вытирая губы.

Кесслер окликнул его:

– Такси! Я спешу! – он заставил себя улыбнуться и помахать водителю.

Тот отрицательно покачал головой:

– Не, брат, я домой.

– Я дам вам в четыре раза больше тарифа и оставлю на чай, если довезете меня, куда нужно. Но сделайте это как можно быстрее.

– Быстро сейчас никуда не доедешь, вон какой снег… Хотя ладно! Полезайте.

Через пять минут Кесслер уже сидел на заднем сиденье, рассеянно слушая болтовню водителя. Машину бросало из стороны в сторону. Погони не было. Но пройдет час, и Гестапо начнет его искать. К этому моменту Кесслер рассчитывал замести следы и покинуть город. Он знал нужных людей, готовых сделать для Гриммов кое-какую работу. Они помогут скрыться. Если повезет, побег пройдет гладко. Но от сегодняшнего провала ему не убежать.

Стоило сразу пристрелить Берга, но… он ведь был Гриммом. Я должен был его защитить. Гримы должны быть братьями!

Братьями? Но Берг предал Гриммов – ради обычных денег.

Гесс знал о монетах, в этом не было сомнений. Берг только подтвердил значимость артефакта, когда согласился на сделку.

Значит, вскоре Рудольф Гесс передаст монеты своему обожаемому фюреру.

Монеты Закинтоса окажутся у Адольфа Гитлера.

Что тогда будет с миром?