Великий князь Владимир Кириллович, как уже говорилось, родился 30 августа 1917 года в городишке Борго в полуотделившейся Финляндии и до 1991 года никогда не был в России. Здесь и далее я буду ему и его потомкам давать великокняжеский титул, хотя он был лишь правнуком императора Александра II и по законам Российской империи не мог носить великокняжеского титула. Но для удовольствия читателей приходится идти и на это. Пишут же в учебниках физики, что электрический ток течёт «от плюса к минусу», хотя все знают, что электроны, создающие ток, движутся в противоположном направлении. Все привыкли к обоим штампам. Вспомним Геббельса — «чем чудовищнее ложь, тем больше ей верят».
Детство Владимира хорошо описано Георгием Графом: «Впервые я его помню семилетним мальчиком. На моих глазах он вырос и превратился во взрослого человека. Перенесясь теперь к далёким временам его детства, я вижу его влезающим из сада через окно в помещение Канцелярии в Кобурге. Тогда он был неизменно вооружён деревянным щитом и таким же мечом. Его «вооружение» сильно затрудняло его влезание, и приходилось ему помогать, но этого он очень не любил. Когда наконец «витязь» оказывался благополучно в Канцелярии, то без долгих объяснений подходил к моему столу и начинал рассматривать, что для него на нём было более интересно. Обычно этим бывали каучуковые печати. Я это предвидел и протягивал «витязю» чистый лист бумаги, который он молча хватал и быстро заполнял с обеих сторон канцелярскими печатями: «друккзахе», «эйнгешрибен» и т.д. Одновременно начинали сыпаться вопросы: «Зачем вы ставите эти печати?», «Что значит — друккзахе?» и т.д. и т.п. Эти вопросы сыпались так быстро, что я не успевал на них отвечать. Впрочем, «витязь» особенно и не претендовал на ответы. Насытившись прикладыванием печатей и осмотрев внимательно всё, что могло быть ещё интересного в комнате, «витязь» энергично хватал щит и меч, вылезал не без труда из окна и исчезал. Такие визиты повторялись если не ежедневно, то очень часто.
Тут же из окон Канцелярии иногда можно было наблюдать, как Владимир Кириллович пускал модель парового паровозика по рельсам, расположенным по всему саду. Это происходило при помощи отца. Паровоз, пройдя довольно далеко, останавливался, так как пары падали, и это не нравилось Владимиру Кирилловичу, так как прерывало его игру. Он любил всё, что действовало надёжно и без сложностей.
Владимир Кириллович очень любил играть со своей собакой Верденом, красивой большой немецкой овчаркой. Терпение у Вердена было большое, и он, видимо, и сам был не прочь поиграть с хозяином. Тот иногда сажал его в особую закрытую тележку и катал по саду. Как-то раз вовремя такой игры его кто-то позвал, и он забыл выпустить Вердена и убежал. Только через много часов его хватились и стали искать и нашли мирно спящим в тележке.
Я также помню Владимира Кирилловича съезжающим на большом подносе по широкой парадной лестнице со второго этажа виллы, «Эдинбург». Это было давно, с тех пор прошло сорок лет, и за это время всё страшно изменилось. Владимир Кириллович взрослый человек, и больше уже нет тех, которые создали его семью и были её душой. От всего прежнего остались одни воспоминания. Родители не чаяли души в своём сыне, любили, ухаживали и делали для него всё, что могли, лишь бы ему жилось хорошо и приятно. С раннего детства к нему была приставлена учёная няня-англичанка мисс Грегори, которая ухаживала за ним по всем правилам английского воспитания и старалась держать в строгости. Таким образом, с одной стороны сыпались ласки и удовольствия, а с другой — проявлялось разумное сдерживающее начало, которому родители подчинялись. Это создавало в известной степени равновесие. Во всяком случае маленький Владимир рос в атмосфере любви и обожания со стороны родителей и сестёр. Да им как было не обожать единственного сына, последнего ребёнка, на которого к тому же падало будущее семьи и династии. Да и ведь он был такой милый и хороший.
Когда Владимиру Кирилловичу пришло время учиться, то его учительницей стала Евгения Александровна Иогансон, чрезвычайно русская, несмотря на свою немецкую фамилию, которая доставляла ей немало огорчений. Она была очень хорошей и образованной учительницей. В молодости она окончила Бестужевские курсы в Петрограде, единственное высшее учебное заведение для девиц в России. В семью Виктории Фёдоровны она перешла от семьи графа Клейнмихель, в которой она учила дочерей и сына графини и с которой эмигрировала в Финляндию из Петрограда. В великокняжеской семье первоначально Евгения Александровна учила обеих княжон. Вести занятия в домашней обстановке вообще очень трудно. Они неизбежно нарушаются семейными событиями — то куда-то совершенно необходимо уехать, то кто-то приехал и его надо встречать, то празднуется семейный праздник или один из учеников почувствовал недомогание и т.д. и т.п. Но Евгения Александровна упорно воевала за предоставленные ей часы и неуклонно проводила свою программу. Она это делала с большим самоотвержением, иногда даже раздражая родителей и сердя учениц и ученика своей неуступчивостью и формализмом, но они вполне оценили эту настойчивость своей учительницы, уважали её и любили.
Пока Владимир Кириллович был ещё слишком мал, чтобы учиться, то Виктория Фёдоровна просила её ежедневно в определённые часы играть с ним, чтобы сызмальства дать ему практику русского языка. Ведь няня говорила с ним лишь по-английски, и вся семья чаще всего говорила между собою тоже на этом языке. Но учение велось только по-русски.
Сама Виктория Фёдоровна знала русский язык, но не так, чтобы ей было бы свободно на нём говорить, и поэтому она предпочитала говорить на других языках — английском, французском или немецком. Английский язык был её родным языком, так как ведь её отец был настоящим англичанином и она родилась и провела детство в Англии. Но когда её отец переселился в Германию, ей пришлось основательно изучить немецкий язык, она его знала отлично.
В семье Кирилла Владимировича преобладал русский язык, но так как русское общество часто пользовалось французским языком, то много говорилось и по-французски. Но он безукоризненно говорил и по-английски и средне — по-немецки.
Владимир Кириллович начал регулярные занятия с учительницей, когда ему минуло шесть лет, и прошёл с ней курс среднего образования к семнадцати годам».
Поскольку отец Владимира Кирилловича объявил себя императором, то в 7 лет Вова стал цесаревичем. К 16 годам он «получил домашнее образование и воспитание, основанное на православной вере и лучших патриотических традициях династии Романовых. Он слушал различные курсы, в том числе курс Академии Генерального штаба под руководством генерала Н. Головина, свободно владел английским, французским, испанским и немецким языками. Из юношеских увлечений Владимира Кирилловича стоит отметить большую любовь к технике. Он собирал действующие модели самолётов и кораблей, изучал устройство автомобиля».
Граф писал: «В 1933 г., 30 августа, наследнику цесаревичу и великому князю Владимиру Кирилловичу исполнилось шестнадцать лет. Это было его династическое совершеннолетие, то есть если бы обстоятельства того потребовали, то он, вступив на престол, мог бы самостоятельно исполнять свои обязанности царствующего Государя без регентства. Поэтому августейшие родители решили отпраздновать это событие особенно торжественно. Канцелярия сообщила об этом по всем представительствам, и на имя наследника цесаревича было получено большое количество поздравлений из всех стран.
На празднование в Сен-Бриак из Парижа приехали несколько депутаций от Государева совещания, округа Корпуса, «Союза младороссов» и отдельные лица. Кроме того, приехали великие князья Андрей Владимирович и Дмитрий Павлович. Последний с Казем-Беком представляли «Союз младороссов», А.А. Башмаков — Государево совещание, а генерал Олехнович — округ. На вилле торжественное богослужение и молебен служил протоиерей о. Василий Тимофеев. После богослужения было принесение поздравлений, и все приехавшие были приглашены на «коктейль-парти» во внутреннем саду виллы.
К 1.30 Дмитрий Павлович пригласил царскую семью и всех гостей на завтрак в Динаре, в «Галлик-отель». А.А. Башмаков сказал приветственную речь наследнику цесаревичу, и тот сам на неё ответил. Это был первый раз в его жизни, когда ему пришлось выступать с речью в присутствии большого числа людей. Конечно, речь заранее была заготовлена родителями и Владимир Кириллович её знал наизусть. Но и с такой подготовкой далеко не все справились бы хорошо с произнесением речи, но Владимир Кириллович справился прекрасно. Он произносил речь не монотонно, а старался придавать выражение отдельным фразам. Этим он заслужил всеобщее одобрение.
Завтрак прошёл при прекрасном настроении всех присутствующих, и августейшие родители были очень горды своим сыном. Среди присутствующих были Башмаков, князь Волконский, Олехнович, Шильдкнехт, Глебовский, Казем-Бек, Збышевский, Стефанович и князь Чавчавадзе и, конечно, я и моя семья.
Этот день закончился и совсем приятно для Владимира Кирилловича, так как когда он вернулся домой, то его там ждал большой сюрприз — Дмитрий Павлович подарил ему мотоцикл, правда с очень слабым мотором, но всё же настоящий. Этот подарок у родителей вызвал некоторое неудовольствие из-за боязни, как бы сын не пострадал. Что же касается самого Владимира Кирилловича, то он был в восторге и сейчас же стал его пробовать.
В шестнадцать лет великий князь Владимир Кириллович был очень развитым, весёлым и спортивным молодым человеком. На просторах Сен-Бриака он рос здоровым физически и под влиянием семьи и окружающих не по летам развитым. Но в то же время в нём немало было детского и простого, что доказывало чистоту его души. Хотя он никаких школ не посещал, но постоянно находился в обществе ровесников и из него вырабатывался человек, умевший находить подход к людям» [143] .
Стоит сразу отметить, что великий князь был воспитан совершенно аполитично. Ему внушили, что он должен стать царём во что бы то ни стало. Иных убеждений у него не будет всю жизнь. Уже после Второй мировой войны Владимир Кириллович писал: «Обязанности главы Императорского Дома могут быть выражены известным девизом «Будь готов»». А с кем вступать в союз — с ультраправыми, марксистами, с младороссами, с Гитлером, Черчиллем, Ельциным — всё равно, кто поманит пальчиком и пообещает шапку Мономаха.
Так и вспоминается диалог, написанный за двадцать лет до высочайшего «Будь готов»: «Полесов молитвенно сложил руки.
— Ваше политическое кредо?
— Всегда! — восторженно ответил Полесов.
— Вы, надеюсь, кирилловец?
— Так точно.
Полесов вытянулся в струну.
— Россия вас не забудет! — рявкнул Остап».
После войны Владимир Кириллович и его окружение будут всячески отпираться от связей с нацистами. Но как тогда понимать высказывание Графа, главного советника «Императорского Дома»: «В те годы [1930-е. — А.Ш.] центром мировой политики всё более и более становилась Германия, в которой Национал-социалистическая партия во главе с Гитлером выигрывала борьбу за власть и свергла слабую Веймарскую Демократическую Республику. Для нас исход этой борьбы был очень важен, так как мы, связанные через генерала Бискупского с национал-социалистическим движением, строили свои расчёты на него. До 1934 г. в немецком национал-социалистическом движении вся национальная молодая Германия видела вольное, здоровое и национальное движение, которое может принести оздоровление Германии, как фашизм оздоровил Италию под монархическим флагом. Так же думали и Государь, и Государыня. Так же думали и их ближайшие помощники. Главное же, отчего мы считали правильным искать в нём помощь, было то, что национал-социалистическое движение являлось противовесом интернациональному коммунизму и столкновение этих двух политических верований неизбежно. Мы надеялись, что в этой борьбе коммунизм погибнет, а его гибель очистит путь законной монархии»
Самое любопытное, что сии воспоминания написаны в 1950-х годах.
В 1935 году Владимир Кириллович закончил курс домашнего образования, охвативший полный объём среднего образования. Поэтому встал вопрос о его дальнейшем образовании. Родители считали, что Владимир должен поступить в какой-нибудь университет. Однако в университет принимали только при наличии аттестата зрелости, а для его получения необходимо было сдать экзамен. Но где? Вся трудность заключалась в том, что при прохождении Владимиром курса наук его учителя не придерживались определённой программы какого-либо учебного заведения. Так, русская учительница придерживалась старых русских программ, а репетитор-немец — немецких. Во всяком случае, они не придерживались французских программ, так что не могло идти и речи, чтобы Владимир держал экзамены на французское «башо».
Выход из этого трудного положения нашёлся — держать экзамены при Русско-французской гимназии Парижа, которая имела права среднего учебного заведения, и её аттестаты признавались французскими высшими учебными заведениями. Но и там Владимиру было нелегко сдать экзамены, так как гимназия придерживалась французских программ. Так или иначе, было решено, что великий князь будет держать экзамены в осеннюю сессию, в сентябре 1935 года.
Однако сдать экзамены за курс средней школы ему удалось лишь 26 октября 1936 года. Далее родители решили, что Вова будет учиться в Англии. «Обычно дети высочайших особ, которые воспитывались в Англии, поступали в Оксфордский или Кембриджский университет, но это требовало больших расходов, которые Государь не мог нести. Да и, по отзывам, теперь Лондонский университет не отставал от Оксфорда и Кембриджа. Лондонский университет имел и то преимущество, что находился в Лондоне. Поэтому великий князь мог жить у своей тётки инфанты Беатрисы, которая жила в одном из дворянских коттеджей, так как ей пришлось временно покинуть Испанию из-за Гражданской войны, а инфант принимал в ней участие, конечно, на стороне генерала Франко. Пожить в Англии всегда привлекало Владимира Кирилловича, так как быт англичан ему был по душе и к тому же в Лондоне у него было несколько друзей детства по Сен-Бриаку».
И вот 27 сентября 1938 года Владимир Кириллович отправляется в Лондон. Однако долго учиться в Лондоне ему не пришлось. 12 октября умер «император» Кирилл. Теперь старшим в «Доме Романовых» становится Владимир Кириллович. Разумеется, речь идёт о тех потомках Романовых, которые признавали царя Кирилла. Первым делом Владимир решил заняться… финансовыми вопросами.
«В последние годы главным источником существования Семьи была ежемесячная помощь, получаемая от королевы [румынской. — А.Ш. ] Марии Викторией Фёдоровной. После её смерти та же сумма стала высылаться Кириллу Владимировичу. После смерти самой королевы, согласно её воле, изложенной в завещании, та же сумма продолжала высылаться королём Карлом [Каролем II. — А.Ш. ], значит, теперь, после смерти Кирилла Владимировича, положение опять изменилось — нет ни Виктории Фёдоровны, ни Кирилла Владимировича, ни королевы Марии, и мне представлялось, что Владимир Кириллович должен просить короля продолжать высылать ту же сумму до тех пор, пока он не закончит своего образования и не устроится как-то иначе. С этим все согласились, и Владимиру Кирилловичу предстояло написать королю в Бухарест.
Кроме этого ресурса у покойного Государя была надежда получить деньги, вложенные его покойной матерью великой княгиней Марией Павловной в один Мекленбургский банк. Хлопоты об этом были поручены адвокату Нидермиллеру, и он успешно их довёл до конца, но смерть Государя принуждала теперь перевести права на наследство на Владимира Кирилловича, что опять займёт немало времени. Таким образом, если оба эти источника окажутся реальными, то Владимир Кириллович сможет существовать и сохранить имущество в Сен-Бриаке. Что касалось вилл в Кобурге и Сен-Бриаке, то предполагалось, что Владимир Кириллович откажется в пользу сестёр от виллы «Эдинбург», а те — в его пользу от Сен-Бриака, то есть от виллы «Керр-Аргонид». Великая княгиня Елена Владимировна считала, что в общем денежное положение Владимира Кирилловича удовлетворительно и пока никаких экстренных мер предпринимать не надо» [147] .
После смерти Кирилла Владимировича главной интригой для русской эмиграции было — примет ли Владимир Кириллович императорский титул?
Граф писал: «Самому Кириллу Владимировичу подчас бывало нелегко носить императорский титул, каково же это было бы для Владимира Кирилловича, такого молодого. У него вся жизнь впереди, и невозможно предугадать, как она сложится в смысле зарабатывания на жизнь, сношений с другими высочайшими особами и с русскими. Ведь среди них одни были «признающие», а другие — «непризнающие». Без титула Владимиру Кирилловичу будет легче подходить к людям и легче вращаться среди молодёжи.
Когда его отец принял императорский титул, то ему это было необходимо сделать, чтобы совсем определённо разрешить династический вопрос, чтобы не могло быть сомнения, что этот титул принадлежит ему одному. Но теперь этот вопрос был для всех ясен, и ни один из находящихся в живых членов императорской фамилии не мог бы серьёзно оспаривать права Владимира Кирилловича на российский престол, ибо они юридически неоспоримы и соответствуют Основным законам Российской Империи о престолонаследии.
Единственно, что ещё могло бы служить основанием для принятия Владимиром Кирилловичем императорского титула, — это желание поддержать шаг своего отца. Но это привело бы к установлению традиции, что каждый последующий глава династии, находясь в изгнании, принимал бы титул и это легло бы тяжёлым грузом на будущие поколения династии. Во всяком случае, на мой взгляд, для Владимира Кирилловича пока что правильнее было бы императорского титула не принимать. А в будущем, в случае необходимости, это решение можно было бы пересмотреть. Но если он теперь примет титул, то как бы он его ни тяготил, в будущем от него отказаться нельзя без ущерба для своего авторитета и монархического принципа.
Среди легитимистов крайне правого течения, и особенно среди членов Младоросской партии, существовало мнение, что Владимир Кириллович обязательно должен принять титул. Иначе это будет своего рода осуждением шага, сделанного его отцом. По этому поводу Казем-Бек имел со мной ряд дискуссий, но меня не убедил. Тем не менее он заставил всех младороссов принести присягу Владимиру Кирилловичу как «императору» и отдал это распоряжение до того, как сам Владимир Кириллович вынес своё решение. Поэтому младороссы в некоторых местах нашей периферии выполнили его приказ и принесли присягу «императору Владимиру Кирилловичу». Когда же главный центр разослал другое распоряжение, то Казем-Бек стал негодовать, что я дискредитировал его авторитет, ибо он отдал свой приказ, руководствуясь монархической традицией преемственности. Поэтому он испрашивал разрешения в неофициальных случаях всё же титуловать Владимира Кирилловича «величеством». Это звучало уже настолько несерьёзно, что Владимир Кириллович возмутился и приказал ответить Казем-Беку, что подобное решение не может быть дано.
Дяди Владимира Кирилловича и вообще все члены императорской фамилии были против принятия титула. Правда, Казем-Бек долго переубеждал Дмитрия Павловича и тот одно время склонялся в этом направлении, но потом сам убедился, что это не следовало делать. Генерал Бискупский был против титула, но не возражал бы, если бы он был принят» [148] .
В конце октября 1938 года в Париже состоялось «семейное совещание» Романовых. 29 октября оно собралось в гостинице «Лотти». На «совещании» присутствовали великие князья Борис и Андрей Владимировичи, Дмитрий Павлович и князья Всеволод Иоаннович и Гавриил Константинович. Когда все собрались, Андрей Владимирович пришёл к Владимиру Кирилловичу и пригласил его на заседание. Когда Владимир вошёл в зал, все присутствующие встали, и он со всеми поздоровался. Андрей Владимирович сказал приветственное слово, что все члены династии выражают Владимиру Кирилловичу как законному главе династии свою полную лояльность и готовность поддерживать его во всех начинаниях. Это обращение к главе династии было напечатано, и все его подписали.
В обращении говорилось: «Права каждого из Членов Российского Императорского Дома точно определены. Основными Государственными Законами Российской Империи и Учреждением об Императорской Фамилии и все нам хорошо известны, соблюдать их мы свято все обязаны особой присягой, почему вопрос о порядке наследия престола никогда не возбуждал в нашей среде ни малейших сомнений, а тем более разногласий. Всякое же отклонение от указанного в законе порядка мы отвергаем, как посягательство на незыблемость наших законов и семейные установления. В силу указанных выше законов мы признаём, что наследие Престола принадлежит по праву, в порядке первородства, сперва старшему из Членов Российского Императорского Дома, Великому князю Владимиру Кирилловичу… Далее, в порядке престолонаследия, Члены Императорского Дома идут по следующему старшинству, по праву первородства: Великий князь Борис Владимирович, Великий князь Андрей Владимирович, Великий князь Дмитрий Павлович, Князь Всеволод Иоаннович, Князь Гавриил Константинович, Князь Роман Петрович, Князь Андрей Александрович, Князь Никита Александрович, Князь Дмитрий Александрович, Князь Ростислав Александрович» [149] .
Однако на «семейном совещании» присутствовали не все члены «семьи». Так, князь Роман Петрович и шесть князей Александровичей это обращение не подписали, сославшись на то, что их даже не пригласили на это совещание, так отчего же они будут подписывать обращение членов этого совещания. В итоге Владимир Кириллович стал не императором, а главой Российского императорского дома.
31 октября 1938 года в Сен-Бриаке великий князь Владимир Кириллович издал манифест, в котором говорилось: «Мои незабвенные Родители завещали Мне любовь и жертвенное служение России и Русскому народу. Они указали Мне путь, по которому Я должен идти, чтобы завершить великое дело, Ими начатое, и Я, свято и благоговейно храня память о Них, неуклонно буду следовать Их указаниям, отдавая все Свои силы служению России… Преклоняя колени перед Всемогущим Богом, Я молю о ниспослании Мне сил на служение своему народу и верю, что все русские люди единодушно придут Мне на помощь в стремлении освободить Родину от страданий и унижения».