Зло сплюнув на чужую землю, Пётр ещё раз осмотрелся, мельком глянув на солнце, и вновь уставился на затянутый чёрным дымом горизонт. Ругаться, перемежая правильные и красивые слова родного языка истинных людей отборным русским матом, высказывая всё, что он думает о Турции, уже не хотелось, отвёл душу. Теперь стоило браться за дело, и, опустившись на колено, парень вставил свежевыструганный колышек в лунку, высверленную ножом в найденном им недавно куске сухого дерева.

Огонь для камлания настоящему шаману следовало добывать так, как делали его предки сто и тысячу лет назад. Зажигалки, спички и прочие придуманные недочеловеками изобретения отпугивали правильных духов, их пламя было мертво, ведь живое может родиться только в трудах взывающего.

Придавив камнем с небольшим углублением тупой конец, он вновь задвигал туда-сюда маленьким «луком» с ослабленной тетивой, обмотанной вокруг колышка. Примерно через минуту сухое дерево задымилось, а ещё спустя мгновение показался слабенький лепесток огня. Недолюди пытались объяснить то, что не понимали, «силой трения» и прочими физическими заумностями, но Пётр точно знал, что пламя появилось лишь потому, что его воззвание, даже в этих диких землях, услышал дух огня.

Какие могли здесь родиться охотники? Да никакие! Слабые и изнеженные существа, незнакомые ни с лютым морозом, ни с бесконечными ледяными пустошами, и уж тем более в глаза не видевшие тундры, заранее вызывали у парня гадливость и презрение. Впрочем… волк и не должен уважать трусливого зайца. Его дело – выследить и поймать свою жертву, чтобы насытиться, а вовсе не хвалить того за трусость и быстрые ноги.

Вот и Пётр Явре вовсе не был настроен переоценивать возможности своей дичи. Он был охотником и сейчас, погоня уже началась и обещала быть лёгкой, ведь жертва даже не пряталась, не петляла и не заметала следы. Аккуратно подув на только что родившегося духа огня, шаман скормил ему пучок сухой травы, дабы пламя набрало силы, и уже через пару секунд костёр для камлания был готов.

Достав из котомки, с которой не расставался практически никогда, замызганную пластиковую бутылку с плещущейся в ней мутной коричневатой жидкостью, Пётр открыл её и тут же поморщился от ударившего в нос запаха. Обычному человеку лучше было не знать, из чего, помимо спиртовой основы, вчерашний ученик шамана готовил своё «волшебное» зелье, к которому, к его глубокому сожалению, уже давно пристрастился и порой прикладывался к нему даже без повода. Обидно, но факт, настоящие люди слабы перед алкоголем, и Петру было жутко стыдно перед предками за то, как он модернизировал тайный настой.

Вот только он не чувствовал в себе их силы. А потому до сих пор и не мог проглотить и, главное, удержать в себе «Кровь духов», приготовленную по правильному, древнему рецепту. Водка же, которую он использовал вместо мочи оленя, дабы настаивать напиток, была суть своей, пусть и изобретением недолюдей, однако объектом духа не противным и даже привлекающим некоторые из них. Вроде хозяев пламени, которые как раз сейчас ему и были нужны.

Явре сделал четыре глубоких глотка, а затем набрал в рот настоя и тут же поделился им с призывно зовущим огнём, дабы дать понять тому, что ныне он уже свой, ибо испил общей крови. Пусть он и был на чужой земле, пусть и использовал для возжения незнакомое дерево, однако старый друг, родитель и брат – улыбнулся ему, одарив яркой вспышкой, обдавшей чукчу животворным теплом. Осталось только понять, согласится ли дух камлать вместе с ним, или молодому человеку придётся доказывать ему своё право.

Сев перед костром, Пётр уставился на танцующие лепестки, чувствуя, как «Кровь духов» наполняет его жилы, а затем безбоязненно протянул вперёд руку. Первое правило любого шамана при общении с пламенем – оставить сомнения и страх, иначе огонь почувствует его и немедленно укусит. А парню нужно было понимание и поддержка хозяев этой стихии. И не только в предстоящем камлании, но и в последующей охоте.

Чувствуя уверенность парня, плещущие оранжевые лепестки даже отпрянули было от его пальцев, однако затем, поняв, что шаман не собирается обижать их, аккуратно лизнули руку. Словно новорожденный оленёнок: нежно, мягко, доверчиво и совершенно безболезненно.

Встав и отряхнув непривычную пока военную форму колледжа, парень аккуратно положил в костёр свою пальму, нож и ненатянутый лук. Убедился, что огонь не трогает их деревянные части, и только потом, с величайшей осторожностью опустил в пламя все имеющиеся у него стрелы и тетиву. Затем поднял с земли заранее приготовленный бубен, наверное, самую дорогую вещь, которая была у него в этом мире. Древний артефакт его народа ответил радостным гудением на первое же прикосновение. Затем он извлёк из котомки вторую вещицу, которая по значимости могла бы и поспорить с первой – колотушку, полученную им во время становления мужчиной.

Это был очень необычный и могущественный инструмент, сделанный почти четыреста лет назад из плечевой кости Великого Шамана Людей – Выргыргылела после его смерти. Почти столетие предки ежегодно омывали сей предмет кровью девственных дочерей вождей эвенков, эскимосов и алеутов. Девяносто девять девушек недолюдей, на которых указывали духи, своими жизнями пробуждали силу древнего шамана. В руках же Петра, пусть сильного, но вовсе не достойнейшего из достойных, эта вещь оказалась по той причине, что ритуал так и не был завершён.

Сотой должна была стать русская женщина, ребёнок атамана казаков, живших в остроге, который те поставили на землях людей. Духи назвали именно её имя, и в нужный день и час охотники напали на спящее поселение. Вот только хитрые и подлые русаки как-то узнали об этом. Девушку, которую звали Агния, заранее вывезли из станицы, а пришедших за ней людей встретил дружный залп сотен пищалей. Не выжил никто, и в назначенный шаманами час, под светом звезды-предка Пэгытти, которую ныне именуют Альтаир, кровь не обагрила кости Великого Выргыргылела. Артефакт был безвозвратно испорчен. А потому и пошёл по рукам простых шаманов, чтобы в итоге оказаться у Петра.

Первые удары по бубну и первые движения танца заставили огонь ярко вспыхнуть. Пролились слова истинного языка настоящих людей, и пространство завибрировало, отзываясь истинному сыну повелителей этого мира. Молодой человек всё увеличивал и увеличивал ритм, звёзды вновь поднялись на потемневшем небе, а ночное светило злых духов кэльэтов взошла в зенит над полыхающим костром.

Молодой шаман камлал вместе с танцующим пламенем. Он был един с ним. Понимал его основу и чувствовал, как злые и добрые духи откликаются на его зов. Шипящее и плюющееся, извивающееся пламя наполняло жилы, напитывало оружие и одежду, благословляло на удачную охоту и обещало помочь брату противостоять чуждому колдовству.

Пётр не отрывал взгляда от его глубин и через неистовый танец ярко-рыжих и красных лепестков чувствовал, как духи с интересом внимают его словам. Он же рассказывал им свою историю и сам же словно бы видел её вместе с ними, будучи незримым наблюдателем.

Вот он родился, и строгий светловолосый человек в белом халате сообщил его родителям, что их сын сильный одарённый с некоторыми аномалиями в чакрах. Вот за ним, трёхлетним пацаном, пришёл старик, чтобы увести его в круг шаманов. И уже скоро, по наставлениям отца и с благословения первого Учителя Кмоля, поступает сначала в школу родного посёлка Рыркайпий, что с языка настоящих людей приводилось как «Лежбище моржей»… впрочем, в те дни он был глуп и ещё не делил людей на настоящих и нет.

Глаза на истинную природу вещей ему открыл новый Учитель Гыргол-гыргын, когда Кмоль в один из дней не вернулся из тундры. Почти в то же время Петру как раз исполнилось четырнадцать лет, и он стал мужчиной, а также получил право именоваться молодым шаманом.

Старик был уважаем в «Круге» и жил по традициям предков, вот только далеко не все готовы были принять его идеи. Они предпочитали комфортный быт с микроволновыми печами, телевидением, компьютерами и всем тем, что делает дух слабее, отделяя своё нынешнее существование от призвания хранить память предков. Её, по их мнению, следовало беречь и почитать, но не жить прошлым, пытаясь вернуть то, что ушло. Но новый Учитель свято верил в мудрость предков и в то, что как только чукчи полностью откажутся от так называемых «благ цивилизации» и вернутся на истинный путь, они снова обретут былую силу.

И в первую очередь разногласия в «Круге Шаманов» касалось вопроса, кого считать настоящими людьми. Таковыми, что не подвергалось сомнению, был его народ. Однако несколько веков назад, когда русские пришли на их земли, они стали единственными чужаками, которых чукчи посчитали равными себе. Гыргол-гыргын же, в мудрости своей, оспаривал это решение предков и доказывал, что людей кроме их народа – не существует. Своей искренней верой он и заразил четырнадцатилетнего парня.

Спустя два года Петра вызвал к себе поселковый староста и сообщил ему, что Великий Старейшина-старейшин, именно так дома звали русского императора, призывает парня в далёкую Москву на обучение. Явре вначале хотел было отказаться, но Гыргол-гыргын, к удивлению молодого человека, приказал ему собираться в дорогу. Новый Учитель объяснил ему, что не столь важны знания, которые могут предложить ему недолюди, сколь важно молодому шаману продемонстрировать им своё превосходство.

На «охотников» в Пятом Императорском магическом колледже не учили. Древнее искусство было русским не по зубам, а потому Пётр поначалу даже растерялся, пытаясь понять – какую из бесполезных для настоящих людей профессий ему выбрать. Вот староста и присоветовал ему стать «экономистом», толковый финансист мог оказаться немалым подспорьем для жителей не только Рыркайпия, но и всего района. Не привыкший возражать в подобных делах старшим – юноша согласился с его выбором.

Уже в колледже Явре постарался сразу же выполнить наказ Гыргол-гыргына и показать всем силу «настоящих людей». Он принял участие в поединках «охотников», которые те проводили насмерть, но не умирали благодаря какому-то артефакту. Оказался лучше многих, но проиграл в последней схватке. Уже потом, долгими вечерами, под воздействием волшебного зелья, Пётр пытался уговорить себя, что бой был не честный, и его противник – «Варлок», сражался не в полную силу и именно поэтому шаман потерпел поражение. Но злые духи кэльэты упорно твердили, что русский просто оказался куда как более ловким охотником, нежели он. Они изводили молодого шамана своим шёпотом, и тогда он камлал, обращаясь к добрым духам, но и те вторили своим тёмным собратьям.

После этого он стал искать своего первого и на данный момент единственного соперника, но тогда же начались занятия на его экономическом факультете, и жизнь Петра превратилась в ад. Он просто не понимал того, чему его учили. Как бы он ни старался – смысл ускользал от чукотского юноши, и он совершил ошибку, сделав подобный выбор.

Мучения продолжались примерно с месяц. В свою комнату парень возвращался с гудящей головой и наливался «Кровью духов», пока однажды явившийся на его зов предок не присоветовал шаману отринуть гордость и пойти по стопам своего соперника. Явре сразу понял, что ему говорят про Варлока. К этому времени он уже выяснил, как зовут обидчика и где он живёт… но встретиться с ним не успел. Началась война.

Теперь совет духа стал абсолютно понятен, ведь Ефимов одним из первых улетел защищать полис. Об этом Петру рассказала одна из жён Варлока, золотистоволосая девушка Юля, когда шаман, в поисках разгадки, пришёл к тому домой, в небольшой, отдельно стоящий особнячок. Предок оказался прав, этот путь был достоин настоящего «охотника», и окрылённый Явре бросился в деканат… чтобы получить там категорический отказ. Он, как ученик гражданского факультета, да ещё и представитель малых народов, был освобождён от военной службы и призыва.

Только чудом сдержавшись после того, как его поставили в один ряд с женщиной, предназначение которой сидеть в яранге, ожидая мужчин из похода, Пётр довольно-таки вежливо спросил, каким образом он всё же может попасть на войну, и был в ответ послан… к ректору. Которого не оказалось на территории Ильинского.

Шок секретарши, когда после этого известия юноша начал устраиваться в её кабинете, чтобы ждать там появления герцога, словами описать было невозможно. А уж когда тот достал бубен с колотушкой, и, отхлебнув из мятой пластиковой бутылки, распространявшей сивушный запах, какой-то бурды, принялся камлать, девушка в близком к истерике состоянии повисла на телефоне, умоляя начальника избавить её от этого психа.

Благо Сафронов и сам сегодня планировал появиться в полисе, так что обжить новое место у Петра не получилось. Выслушав просьбу студента, герцог пару минут подумал и дал добро. Причем подкрепил это устным и письменным приказом не просто о переводе, но и о скорейшей доставке нового ученика военной кафедры к месту проведения сражения. Так что всего через пять часов немного ошалевший от такой оперативности Явре уже находился на полигоне Гебзе, близ Константинополя, с приказом остановить вражеского мага.

Ну… как приказом. Петра просто спросили: сможешь? И он ответил: смогу! Собрал свои пожитки и пошёл туда, где на горизонте поднимались дымы. На этом и обрывалась история, которую молодой шаман поведал духам. Костёр вспыхнул, пламя закрутило спиралью, и оно растаяло в воздухе. Удовлетворённо кивнув, парень поднял с земли бутылку с волшебным настоем, ещё раз приложился к ней и убрал в котомку. Повесив колотушку на пояс, сумку на спину, а поверх неё, с помощью специального ремня, бубен.

Теперь пришёл черёд оружия. Нож и пальма хоть и пролежали в огне почти полчаса, металл лезвий был едва тёплым. Также совершенно не пострадали ни лук, ни стрелы. Лишь дерево на древках слегка потемнело, став словно ночное небо в тундре. Сложив оперённую смерть в колчан и натянув тетиву, молодой шаман посмотрел на всё ещё стоящую в зените луну и вдруг издал самый настоящий волчий вой. Охота – началась, и дичь должна была знать, что хищник вышел на след.

Ловко перемахнув через камень, он трусцой побежал в сторону сильно приблизившегося шквала огня, который волной гнал перед собой чужой маг. Над головой прострекотал винтом русский боевой вертолёт. Зацокала пушка, и тут же громыхнул взрыв, оставивший от иллюзорной машины только вспухший в воздухе огненный цветок. Остальные геликоптеры, которые кружили неподалёку, прикрывая беззащитного во время камлания парня от случайных встреч, веером рассыпались в стороны и дали ракетный залп по всё приближающемуся врагу.

Атаковали пилоты так, чтобы не дай бог не задело бегущего в сторону противника шамана. Его предупреждали, что будут только визуальные и звуковые эффекты, но Явре всё равно приготовился к тому, что земля затрясётся от столь близких массированных взрывов. Глядя на тянущиеся над головой дымные шлейфы, трудно поверить, что всё происходит не на самом деле.

И тем страшней оказалась действительность. Быстрые огненные росчерки пронеслись по воздуху к машинам, и технику буквально смело. Иллюзии рассеялись, оставив только оранжевую дымку, похожую на след от выбравшегося на заснеженный берег моржа. Пётр оскалился и вновь взвыл. Ему уже объяснили, что пусть находящиеся в далёкой Москве курсанты, управляющие вертолётами, и останутся живы, однако в наказание за проигрыш им всё равно придётся временно «умереть», дабы они как «охотники» поняли, что им грозит в случае реального боя. Да, для Петра все они были «недолюди», если, конечно, среди пилотов не было таких же, как и он… Но! Но сейчас они были своими и охотились вместе с ним.

Стена огня быстро приближалась. Ускорившись, парень сделал несколько быстрых и длинных прыжков и вломился в неё. Жара, способного испепелись оленя на бегу, он практически не ощутил. Духи оберегали его и тот десяток метров, что он нёсся внутри ревущего пламени, ни один волос не подпалился на его голове.

Оказавшись на выжженной, сплавившейся от огромных температур земле, Пётр остановился. Перед ним, метрах в сорока, стояла завёрнутая в бесформенные, чёрные одежды фигура человека. Они покрывали незнакомца с ног до головы, на которой был намотан такого же цвета тюрбан, и трепетали, красиво развеваясь под яростными порывами ветра. Лицо человека прикрыла ткань, оставляя только пылающие отблесками духов пламени глаза.

Он слегка наклонил голову, рассматривая молодого шамана. Так, словно бы не верил в то, что кто-то может подойти к нему настолько близко. Затем поднял перед лицом неожиданно очень белые и изящные руки и внимательно посмотрел сначала на одну, а затем на другую и снова перевёл взгляд на Явре.

– Сейчас ты умрёшь! – спокойно сказал шаман, указав на незнакомца остриём пальмы, и двинулся к жертве.

Вместо ответа, тот сложил перед собой ладони, и с них сорвался ярко-фиолетовый огненный шар, устремившийся к молодому человеку. Пётр отмахнулся от него рукой, сжимающей копьё, словно от надоедливой мухи. Духи отвели от Явре удар, громыхнул взрыв, но между тем он впервые почувствовал терпимое, но очень горячее дыхание чужой магии.

Противник вновь посмотрел на свои ладони, и следующий его файербол был уже совсем голубым. Шаман вновь рассёк его пальмой, но в этот раз лицо парня опалила волна жара такой силы, что затрещала одежда, а на зачарованном камланием древке оружия остались яркие тлеющие точки. Стало нестерпимо горячо, и парень понял, что если он не хочет прогневать духов, то ему следует поторопиться и побыстрее добыть свою жертву.

Рывком он сократил дистанцию и тут же использовал безотказный в сражениях с одарёнными людьми приём, который на русский переводился как «Молчаливая охота», после чего тем же движением постарался вонзить пальму в грудь незнакомца. К его удивлению, хоть нового огненного шара и не последовало, остриё пронзило лишь воздух. Жертва даже не уклонилась, она упорхнула, поднявшись в воздух на вырывающихся из ладоней тугих струях пламени. Совершила кульбит, ловко поменяв направление, и пронеслась мимо Петра, после чего у него под ногами вспух громыхнувший огненный цветок.

Шаман рывком ушёл в сторону, и даже здесь его достал жар. Вонзив пальму в землю, Явре выхватил стрелу и, наложив на лук, который до сих пор сжимал в левой руке, незамедлительно послал её в незнакомца. Охотник, который до сих пор никогда не знал поражения – промазал. Точнее попал, но лишь в ткани одежды – перед тем как костяной наконечник должен был вонзиться в незащищённую спину, недочеловек совершил очередной воздушный маневр, и снаряд бессильно повис, так и не впившись в тело.

Глухо зарычав от охватившего его азарта, Явре выхватил из колчана новую стрелу и послал её в цель. В душе молодого шамана рождалось то же чувство, как и тогда на арене в колледже, когда против него вышел парень по имени Кузьма и его шест в первый раз соприкоснулся с пальмой Петра. Незабываемое ощущение встречи с равным себе охотником.

В этот момент стену пламени что-то прорвало, и мимо сражающихся с рёвом пронёсся перенасыщенный энергией болид.

* * *

Энергия моря Сансары, вливающаяся в человека через открытые чакры – коварная штука. Особенно если заклинатель не умеет её контролировать. В этом смысле общение с силой куда как проще для «воинов», нежели для «магов», просто потому, что неврождённые одарённые не способны «вдыхать» потоки, а оперируют так называемыми «выдохами» из произвольно заполняющегося «духовного резервуара».

Для его развития люди вынуждены были изо дня в день закалять своё тело и дух многочасовыми тренировками, а затем поддерживать достигнутое, ведь стоило только забросить практику, как резервуар начинал стремительно деградировать, а чакры закрываться. Однако, чем более ёмким делалось духовное хранилище, и чем быстрее оно наполнялось при медитации – тем более могучие энергетические техники становились доступны «воину». Именно этот процесс саморазвития, необходимый для перехода на следующий уровень, и назывался «квалификацией».

А вот у врождённых одарённых – «магов»… как, впрочем, и «колдунов», этот процесс происходил совсем по-другому. Суть в том, что как первым, так и вторым, «духовный резервуар» был, по сути, не нужен. И те, и другие оперировали напрямую потоками, что называлось «вдохом». Так что у «магов», способных творить «вязь», «резервуар» так и оставался в зачаточном состоянии, а вот у «колдунов», использующих «магемы» уже готовых и не изменяемых заклятий, он расширялся сам собой и обычно пустовал, будучи этакой медленно опустошающейся «чёрной дырой», которая позволяла избавиться от избыточной силы.

«Квалификацией» у этих типов одарённых назывался процесс последовательного «раскрытия лепестков» каждой новой чакры, который становился всё труднее и дольше от уровня к уровню. Заклинатели тщательно вплетали каждый новый поток в свою ауру и привыкали к его активации и токам, тренируя как себя, так и силу, с которой могли оперировать, прежде чем сделать каждый новый шаг.

Вот только спасибо деду, всё это было не про меня. Старый хрыч своими экспериментами махом вскрыл мне всё, что только можно, а потом просто забил на получившегося калеку, посчитав ни на что более не годным. «Варяг», за что я был ему по гроб жизни благодарен, поставил меня на ноги и научил кое-как оперировать потоками, а также блокировать верхние чакры. Однако он был «воином» и сам мало что смыслил во всех этих тонких материях.

Так и получилось, что мой «духовный слив» был слабенький и максимум справлялся с десятью лепестками третьей чакры «Манипура», а дальше я начинал просто «захлёбываться» силой, бесконтрольно прущей из моря Сансары. Вначале она переполняла моё тело энергией, а затем выплёскивалась в ауру, и вот тут в моём организме и начинались проблемы.

Убить меня потоки, хлещущие из «Аджны», конечно же не могли. Для этого нужно было провести более десяти секунд с открытым седьмым уровнем, что, скорее всего, привело бы к локальному апокалипсису. А пока я просто начинал стремительно «пьянеть», с соответствующими, зачастую нехорошими, последствиями. Именно по этой самой причине я обычно и притворялся «троечкой», не особо желая лишний раз позориться перед людьми.

Сегодня же был не тот случай. «Похорошело» мне ещё при артобстреле. В этом не было ничего страшного, ведь сразу же по его завершению я свернул лишние потоки. Никто бы ничего и не заметил, да и вообще это состояние казалось мне довольно приятным, потому как я становился лихим и весёлым, а в голове всё ещё был полный порядок. Но вот после того, как меня разозлила Ленка, я психанул и, снова вскрывшись – попёр лопать турецкие танчики.

Естественно, что османы подобной наглости не оценили. Машины открыли шквальный огонь из башенных пулемётов, параллельно шмаляя по мне и из основных калибров. Напитанные магией иллюзорные снаряды рикошетили от изрядно распухшей ауры, превращая мою фигуру в своеобразный бенгальский огонёк, так что выглядело это красиво, и всем было весело. Вот только я, не имея возможности закрыть в нужный момент лишние чакры, упустил-таки время «Х» и захмелел окончательно.

Меня повело в сторону, и я, неудачно наступив на какой-то особо вредный камень, едва устоял на ногах. А когда выпрямился, подняв осоловелый взгляд на оставшиеся двенадцать танков, которые до этого носились по кустам в некотором отдалении от меня, увидел, как они спешно разворачивались, собираясь задать стрекача.

– Это вы кудай-то… – удивлённо спросил я, глядя на маневры гусеничных машин. – А ну, сто-я-ять! Я ещё с вами не это… не закончил…

Танкистам бы дать дёру прямо так, бросившись врассыпную. Тогда, скорее всего, большинство бы ушло, но их командир, видимо, решил отступать к базе централизованно, группой.

– Опа! – я сделал вид, что выстрелил из двух пальцев, как из пистолетов по-македонски. – Пыш-пыш! Пыш-пыш!

Улепётывающие машины накрыл приличных размеров взрыв, от четырёх догнавших их «магических пуль» моего калибра. И лишь тогда три оставшихся танка и рванули в разные стороны. Впрочем, это их не спасло.

– Снегирь! Я выбираю тебя! – проорал я на всю округу, а затем изобразил что-то типа «пистолетных кат», которые пару раз показывал мне знакомый по первому туру подпольного турнира, когда я зависал у него на хате.

Расцвело ещё три взрыва. Одна-единственная оставшаяся гусеничная таратайка, которая успела скрыться за подвернувшимся некстати холмиком, на полной скорости удирала куда-то на север. Обиженно посмотрев ей вслед, я горестно вздохнул и сдул с пальца несуществующий дымок.

– Ну и хрен с тобой, – пробурчал я, насупившись. – Всё равно вы мне ещё за Одессу ответите!

Впору было задуматься, что ж я за монстр такой, если от меня убегает самый настоящий, пусть и иллюзорный танк, – но в том состоянии, в котором я находился, мне было не до подобных мыслей. Точнее, я считал, что так и должно быть.

Пошатываясь, я обернулся в поисках новых противников, но к моему вящему сожалению, на испаханном поле неподалёку от нашего холма претендентов на получение люлей не осталось. Это было плохо, даже скорее очень плохо. Человек я мирный, – но сегодня у меня чесались кулаки и хотелось бить морды. Да ещё кому-нибудь такому, кто не развалится после первого же удара и, может быть, даст в ответ.

Причём, даже будучи пьяным, немного «по-своему» понимал, что пока я не удовлетворю это желание, возвращаться к Касимовой – нельзя. Не поймёт! Ещё от тела отлучит… а там и развод не за горами! Я нахмурился, пытаясь вспомнить: а женаты мы собственно или нет. А если не женаты, то почему у нас есть ребёнок?

Трудный мыслительный процесс привёл меня путём сложных логических выводов к тому, что с Ленкой мы в браке не состоим, потому как у меня есть Нина. А если есть Нина, то, значит, и ребёнок этот не от меня, а значит, Мальвина нагуляла его где-то на стороне. А если Касимова горничная моей супруги… то получается, что… мысль буксовала и пыталась затеряться в недрах мозга.

На глаза попалась полоса дымных столбов и огненное зарево почти у самого Солнечного, и проблемы взаимоотношений со знакомыми девушками, а также с чьим собственно детёнышем на данный момент времени возилась Касимова, отошли на второй план. Я даже обрадовался! Вот он – тот, кто мне и был нужен!! Скорее всего, это маг, и не из слабых. Возможно даже, равный мне – кто его знает, что там у турчаков в закромах припрятано! А это как минимум значило, что можно дать волю кулакам и…

Прицелившись из пальца в огненное зарево, я три раз выстрелил. Подумал, затем ещё раз саданул в ту сторону. Вроде как для острастки! Пусть, гады, знают, что я иду! Я прекрасно помнил, что вроде как был на «войне», а потому вновь загоревшись идеей отомстить османам за Крым девяносто третьего и Одесскую резню, бегом вернулся в наш лагерь. Расстояние до цели было немаленьким, его, конечно, можно было и пробежать, но зачем, если можно доехать! Какой русский не любит быстрой езды?

Сдёрнув маскировочную сетку, я заскочил в «Каратель» с задних дверей. Перебрался на кресло водителя и врубил мотор, благо тот был электрическим. Тут же переключился на задний ход и, выбравшись из ямы, лихо развернулся, снеся по ходу дела обеденный столик и всё, что стояло рядом. Врубив полную скорость, я слетел с холма, подскочил на небольшой кочке и въехал в кусты, оставляя за броневиком приличных размеров просеку.

В гарнитуре защёлкал входящий вызов, но прежде чем я успел ответить, сигнал оборвался.

«Неужели Леночка испугалась, что кто-то увёл машину “барина”, – подумал я, – или может быть, бедной горничной стало одиноко? Исстрадавшаяся без мужской ласки мать-одиночка вспомнила о своём “хозяине”, над которым сейчас нет контроля суровой супруги? А вот хрен ей! Обойдётся, лярва ненасытная! Я человек честных правил! И вообще в заграницах русский подданный должен быть “облико морале”!»

Я даже улыбнулся тому, какой я верный муж и кормилец, а затем сразу погрустнел. Столик-то я броневичком разнёс в щепки! Вот она чего хотела, наверное… дама-то – суровая! А ведь это к тому же были ящики с патронами! Оставалось надеяться… что она не засадит мне сейчас в наказание в хвост спаренным кумулятивным боеприпасом…

На всякий случай я посмотрел в зеркальце заднего вида. Холм за кустами просматривался уже не то чтобы хорошо. Однако фигурки Касимовой с гранатомётом на плече я не заметил.

«А мы вообще его выгружали? – подумал я, а затем разозлился. – Ну, подумаешь, сломал! Новые ящики куплю… Я здесь главный или где?»

Машина взлетела на очередной пригорок, и на пару секунд я ощутил, как колёса оторвались от земли. Вывернув руль, погнал в объезд невысокого холма с крутым склоном, чувствуя, как броневик вихляет на мягком грунте. Затем съехал в небольшой ручей с неглубоким руслом и дальше двинул по воде.

Подъезжать вплотную к стене бушующего пламени я не стал – даже в моём теперешнем состоянии, понимая, что следует пожалеть ни в чём не повинную машину. Так что я направил броневик на небольшую возвышенность, метрах в пятистах от ревущего огненного урагана и припарковался, совершенно случайно снеся мелкое деревце.

Выбравшись из салона, постоял немного, предвкушая, как сейчас буду бить гадам морды. Широко улыбнулся и, покачиваясь, не слишком твёрдой походкой направился к заднему люку. Вот они… вот родимые! Передо мной лежали невскрытые ящики с боеприпасами для гранатомёта.

Отломав деревянную крышку, я достал из него пару трубок выстрелов, а из другого – набалдашники гранат с розовой полосой, опоясывающей зелёную тушку снаряда. Собрать их вместе оказалось не сложно, и уже через минуту у меня в каждой руке было по эдакой высокотехнологичной, бронебойной булаве. Вылезая из «Карателя» и чувствуя себя Конаном-варваром, а может быть даже и круче, я улыбнулся и потопал в сторону огненного смерча.

Где-то в метрах ста, уже на основательно выжженной прокатившимся пожаром земле, я почувствовал, что оделся не по сезону. Здесь было жарко, а когда подошёл ещё ближе, то понял, что надо бы что-то сделать, а то из меня получится отличный шашлык.

Размахнувшись, я бросил один из снарядов прямо в стену пламени, словно городошную биту. Ухнуло, видимо магическая начинка гранаты не выдержала буйства посторонней силы. В казалось бы монолитной поверхности пляшущего оранжевыми всполохами пламени образовалась прореха, в которую, пока она не затянулась, я мельком увидел кого-то на той стороне. Повторив эксперимент, остался недоволен его итогами. Тем более что от нарастающего жара под маской мне стало совсем не комфортно.

В этот момент мне показалось, что в самой середине огня кривляется и пританцовывает какая-то скотина. Присмотревшись повнимательнее, я действительно увидел тёмную фигуру, парящую метрах в десяти над землёй в самом пекле. Этакий гад в развевающихся одеждах летал туда-сюда и явно издевался надо мной.

– Ты кто? – я ткнул в него пальцем, но фигура не отреагировала, вместо этого ещё раз крутанулась и отлетела подальше, став практически невидимой за всполохами огня. – Эй!

Я задумался… кто бы это мог быть. Не знаю почему, но правильный ответ сам собой нашёлся в моей памяти.

– А я тебя знаю! Ты этот! Ханжа Насреддин. Или ты был Ходжой… Да хрен с тобой – будешь Ханжа… мне так удобнее! – заявил я, подумал и добавил: – Но ты вроде ж помер! Вместе с ослом и султаном… Ты чё, призрак?

Мне показалось, что подлетевшая поближе фигура кивнула.

– Ну, понятно. Ты ж вроде таджиком был? – я тоже удовлетворённо кивнул. – А я этот… Охотник за привидениями! Предъявите регистрацию и временное разрешение на работу! Чё? Нету? А знаешь, что мы с призраками-нелегалами делаем?

Призрак явно не знал, а потому попытался сбежать.

– Мы на них… – я нахмурился, покачнулся и выставил вперёд руки, сложенные пистолетиком, – …лучи протонных ускорителей скрещиваем!

Две сорвавшиеся с кончиков пальцев магические пули, естественно, не попали в вертлявую цель, но всё же каким-то чудом встретились, столкнувшись уже за огненной стеной. Громыхнуло. В радиусе полусотни метров пламя будто сдуло, а по чёрной земле покатились две сбитые с ног человеческие фигуры, одна из которых показалась мне смутно знакомой.

– О! Так ты не Ханжа… Ты ж Игогон! Точнее этот… как его, а – Тыгыдын! – обрадовался я, увидев удивлённую, перемазанную в саже и копоти раскосую морду, и стал закатывать рукава, круша пальцами поликерамические наручи собственной брони. – А я и не знал, что ты в османы записался. Ну, чё? Схлестнёмся?