Сер Амадеуш Кравчик носящий рыцарское имя «Алеющий Благоверный», находился в одиночестве. Сгорбившийся, растерявший весь лоск, он сидел и тяжело вздыхал за дальним угловым столом, уткнувшись носом в простенький глиняный кубок. Опасные проходимцы куда-то ушли, Баронесса в сопровождении идиота Бруно поднялась к себе, а он планомерно наливаясь местным кислым вином пытаясь загасить бушующее в душе пламя.

Настроение было ни к чёрту. Последние несколько дней вообще выдались препаршивыми, ну, а сегодняшний — так и вовсе ужасным. Всё валилось из рук, все так и норовили проявить характер и помешать осуществлению его планов, а вдобавок ко всему прочему, Амадуш остался без копейки в кармане.

А ведь ещё пару месяцев назад он был богат, пусть и не так как хотелось бы, но не приходилось считать медные кругляши в дырявой мошне. Но доспехи, меч и красивые, яркие одежды отожрали большую часть трофейных денег. На оставшиеся же он неделю гулял в лучших кабаках и публичных домах Оранжевой столицы, прежде чем отправиться в Коттай Дунсон. Знал бы он, что так обернётся, не стал бы откладывать повторную ходку в баронскую сокровищницу. В конце-то концов, в прошлый раз он почти разгадал секрет дворфских сундуков и если бы…

Мужчина тихо зарычал, от накатившей боли и сделал глубокий глоток в тщетной попытке придумать хоть какое-нибудь оправдание собственной лени. Он просто расслабился, потерял хватку, а всё потому что, поторопившись, в мыслях уже примерял к себе баронскую корону и называл замок, как и его содержимое «своим». А у себя Кравчик никогда в жизни не воровал.

И вот результат. Ему просто не хватило денег на полноценную исцеляющую магию, а на те случайно оказавшиеся у него медяки медицинское чудо ему продавать отказались. Так что его прекрасное лицо было разбито и жутко ныло, тянуло и постоянно чесалось. Болезненно свербили зубы, выбитые ударами тяжёлых кулаков — шарлатан-лекарь, конечно, вставил их на место и подмотал тонкой медной проволокой, вправили нос, подвязали сломанную челюсть и на этом лечение закончилось. Ему, Рыцарю Серентии, без пяти минут барону, сунули в руки грязный стакан с вязким розоватым киселём и повелели выметаться.

Впрочем, эскулап не обманул, выпитое действительно было целительным настоем рукатиона, пусть и сильно разбавленным. В подворотне напротив дома целителя, сидя у грязной стены какого-то здания он корчился от дикой боли дожидаясь появления Баронессы и не просто чувствовал — слышал как с противным хрустом срастаются его кости. К тому моменту как она вышла из массивных дверей, он уже мог нормально видеть, стоять и даже говорить, а синяки выглядели так, словно бы прошла уже как минимум неделя неделя.

Эта су… Рыцарь скривился. Эта поганая девка по недоразумению носящая дворянский титул не захотела дать ему всего-то пол золотого на полноценную лечебную магию. Его, Амадеуша пятьдесят серебряных. Которые не просто могли бы избавить его от боли, но и спасли бы его великолепное лицо!

«Ах, сер, деньги нам ещё пригодятся, шрамы украшают мужчину… — Кравчик зло сплюнул под стол. — Тварь!»

«Ну, ничего, — думал он, — разберёмся, когда ты станешь моей. Плеть быстро выбьет из головы всю эту дурь. Тогда я и посмотрю, как ты будешь вылизывать сапоги, что сошью себе из шкуры это ублюдка. Быдла посмевшего поднять на меня руку!»

Злость перекосила некогда холёное лицо, но боль тут же раскалёнными иглами вонзилась в щёки и скулы. Заставила выругаться и застонать. Что бы заглушить её рыцарь вновь припал к вину.

— Вы бы не налегали на выпивку, сер Алеющий Благоверный, — прошелестел тихий, размеренный голос, серый, правильный и неприметный. — Или быть может мне называть вас Овидус Паулус? Как одного нашего знакомого кадета, исключённого из Военной Академии за воровство?

Выскользнувший из вмиг ослабевших пальцев кубок, застучал по столешнице, выплеснув на тёмные грубые доски остатки рубиновой жидкости, и покатился к краю, оставляя за собой влажную дорожку. Чьи-то ловкие пальцы подхватили его за толстую ножку и аккуратно поставили перед Кравчиком.

Вцепившись одной рукой в шейный платок, словно бы тот его душил, а другой в край стола рыцарь, словно затравленный зверь, смотрел на человека произнёсшего эти страшные слова. С виду он напоминал респектабельного горожанина или богатого торговца, но лишь до тех пор, пока мужчина не увидел его глаз.

Холодные, чёрные, не мигающие, они были словно два провала в бездну. А где-то там, внутри лысого, обтянутого словно бы пергаментной кожей, черепа сидел мерзкий паук и именно в его немигающие бусинки смотрел сейчас Кравчик. Сходство усиливали пальцы нежданного собеседника. Длинные, костистые, даже на вид холодные и скользкие, на которые так и просились когти вместо ногтей — они показались Амадеушу лапками притаившегося монстра.

Но даже не это привело рыцаря в настоящий ужас. Взгляд его оказался прикованы к небольшому перстню, на руке которую тот так и не убрал от кубка, по чаше которого теперь змеилась неровная трещина. Постой, возможно, даже из обычного, неочищенного железа, он выделялся лишь забавной картинкой, в виде шагающей на четырёх звериных лапах розово-фиолетовой рыбы.

Ни у кого из знающих, что означает этот символ, не возникла бы даже тень улыбки при взгляде него. Вот и Кравчик застыл не в силах заставить себя не то, что бы ответить — даже вздохнуть. А человек-паук, в худшем понимании этого слова, продолжал.

— А меня, кстати, всегда интересовало. Что думают такие как он люди, когда крадут у своих товарищей? Что толкает их на это? Не знаете? Сэр Благоверный.

— Я… — выдавил из себя Кравчик, стремительно бледнея и покрываясь холодным липким потом.

— Нет, что вы? Как можно… — без тени издёвки в голосе ответил Паук. — Мы же говорим про нашего общего друга, обычного городского мальчишку Овидуса. Знаете, в Академии он подавал большие надежды… Его его ставили в пример детям баронов, графов и даже кое кому из герцогских семей и вот, внезапно, оказалось, что он обносит своих друзей. Практически братьев, с которыми уже почти десять лет спал, укрываясь одним плащом, и ел из одной миски. А ведь всё это время они делились с ним всем что имели, и ни кто, ни когда не упоминали о его низком происхождении… Воинское братство! Ах как бы поэтично это не звучало, но ведь так всё и было.

Рыцарь с трудом сглотнул, продавливая сквозь резко пересохшее горло колючую слюну и завороженно следя за игрой пальцев незнакомца вальяжно расположившегося напротив. Они-то сплетались между собой, то расходились в стороны подобно крыльям бабочки и словно бы рассказывали рассказ о печальной жизни селунского мальчика, баловня которому однажды показалось, что она к нему не так уж и благосклонна.

Смотреть в глаза он не мог, от одной мысли об этом спина покрылась холодным липким потом, но и отвести взгляд от незнакомца — не смел. А тем временем сухой голос, похожий на звук трущихся друг о друга чешуек хитинового панциря, продолжал.

— Или вот ещё вопрос. Что заставляет юношу Овидуса пойти на убийство своего лучшего друга, единственного человека, который так и не поверил в его вину. Знаете сер Благоверный, они встретились через три года после того как за Паулусом закрылись двери Академии. Парень был очень рад что его закадычный приятель жив, здоров. Звал к себе в гости, предлагал как и в старые временя — всё что имел. Рассказал о своей семье, родном баронстве, соседях. И поплатился за это, на глухой лесной дороге, когда брат по оружию, которого он по старой традиции вёз на своём коне за спиной, перерезал ему горло. Словно барану. Да ещё проследил, что бы кровь стекла аккуратно, дабы не замарать одежды.

Кравчика уже трясло от и ответить он ничего не мог, поскольку, несмотря на больные зубы, крепко сжал стучащие друг о друга челюсти, до крови прикусив губу и не замечая этого. Только эмиссары «Торгового дома Зотикуса», в народе прозванного просто «Фиолетовой Гильдией» или «Гильдией Шутов», могли носить подобные перстни, не опасаясь лишиться жизни, и только они знали эту историю.

Официально деятельность данной организации и заключалась в торговле алкоголем и устройстве различных ярмарок, а так же народных гуляний по всей Серентии, а не официальная была прочно связанна с теневой жизнью общества во всех её проявлениях. И ещё… Её эмиссары обладали почти безграничной властью, почти наравне со слугами Короля, правили теневой стороной страны при помощи кастета, гарроты, яда и запретной магии. А пожалуй самый известный и безжалостный из них носил прозвище Арахнид…

— Предательство… Раз за разом. Те, кто был вокруг Овидуса и верил ему. В начале товарищи. Затем друг. Потом барон де’Жеро, принявший Паулуса за некого юного рыцаря спешащего домой после долгих лет учёбы и жизни в Селуне, через столицу Оранжевого Герцогства… Вот почему я и хочу, чтобы вы сер Благоверный, помогли мне ответить на вопрос: «Что твориться в голове Овидуса?» Понять, что там не так? Что сломалось? Как вы думаете? Быть может мне просто стоит вскрыть её и посмотреть…

— Не надо! — слова как будто выпали изо рта Амадеуша, хотя на самом деле это был клык, который тут же оказался в пальцах-лапках «паука», и запорхал, затрепетал в них будто большая белая муха с острым красноватым брюшком.

— Думаете — не стоит? — задумчиво произнёс собеседник, с лёгким интересом на лице рассматривая свою добычу. — Понимаете ли, сер Алеющий Благоверный. Контакты подобные ему ненадёжны и не оправдывают доверия. Всегда готовы ударить в спину, даже человеку который в этот момент держит их над пропастью… не люблю с такими работать. Другое дело благородные дураки, они всё сделают сами, стоит лишь подобрать верные слова.

Арахнид хмыкнул и щелчком отправил зуб в чашу стоящего перед Амадеушем кубка. поводил пальцами над блюдом с виноградом, выбирая самую аппетитную ягоду, сорвал её, но есть не стал, а уронил на стол и вновь сцепив пальцы.

— А ещё он забывчив… Его подобрали после изгнания из Академии. Помогли стать другим человеком, сделали так, что бы даже мать невинно убиенного могла бы поверить, что он её сын. А ведь старушка давно преставилась от рыжей лихорадки. Его простили после провала у Алых, благо там он свою работу оке как он сделал… Кстати вы сер как рыцарь, не подскажете мне каково тогда было его благородное имя?

— Алеющий на хомле…

— Да… да… Но подумайте сер. Его ведь очечной раз изгнали, да ещё и наложив постыдное имя, а ведь этим он нарушил множество далеко идущих планов. Ему ведь говорили будь разборчивей в связях. Горожанки это не сенные девки, для удовлетворения похоти. Кстати забавно получилось. Многие провинциальные недотёпы посчитали его постыдное имя признаком добродетели носителя.

Попытка пошутить в исполнении этого человека выглядела для рыцаря ещё более жутко, чем его угрозы.

— Ну да ладно. В первый раз он откупился бароном, хотя его смерть была нам невыгодна, она открыла некие перспективы, к тому же он обещал сдать нам один небольшой замок. И ведь мы поверили Овидучу. Он даже не понёс заслуженного наказания! Так слегка пожурили, но ведь вы сер тоже считаете, что шрамы украшают мужчину?

Амадеуш вздрогнул, словно наяву вновь почувствовав острое лезвие ножа, вырезающее очередной ремень из его кожи на спине. А затем фантомная боль донесла воспоминание о соли, обильно брошенной палачом на окровавленное мясо.

— Но мы дали ему ещё один шанс! И что мы получили? — Арахнид выдержал драматическую паузу. — Он снова нас предал! И теперь даже весь замок не покроет нам потерю мага-артефактора, способного создавать стрелы Дирамида. Но самое главное… Почему я приехав в этот город узнаю, что интересующая нас кукла находится здесь, да ещё как мне передали под вашей защитой сер Благоверный. Почему Паулус не передал её в тот же день нашей группе, ожидавшей их в горах у потайного выхода из замка? Вот я думаю сер Алеющий Благоверный, что предательство слишком сильно въелось в кровь и плоть Овидуса. Я думаю что вы согласитесь со мной, что на этот раз спасти его может лишь Всеблагой Элор.

Упоминание имени бога словно прорвало плотину, и поток слов выплеснулся из трясущегося рыцаря.

— Сер. Подождите! Я всё объясню… — затараторил Кравчик. — Это всё эти двое! Эльф и второй, который от подножия Трона. Это они, — он говорил сумбурно, глотал слова и старался как можно быстрее рассказать всё этому страшному человеку, что сам не заметил как перешёл на давно забытый простесткий говорок городских трущоб Селуна. — Они приехали вечером и тут же побили Бруно. Дважды. Я клянусь вам! Он дебил но силён как бык и проворен словно кошка. А когда он с кистенём мало кто рискнёт выйти против него. А этот ненормальный вышел! И побил! А ещё он говорит, что едет от самого подножия в столицу эльфов. И у него ламия на шее. Она меня укусила. А ведёт этот Игорь себя как натоящий аристократ. А эльф сказал, что путешествует он инкогнито. И если б не они, я б вывел её. Но она открыла другой потайной путь, через дворфийские тоннели, это Лех ей сказал, а у них уже и повозка готовая там стояла.

— Тихо, — «Паук» не повысил голоса, но этого хватило, чтобы намертво заткнуть Кравчика. — Я не поверил бы ни одному твоему слову Овидус, если бы до тебя мне кое что не доложили бы… Значит, те двое… Устроили поединок, и повозка была готова к побегу… Путешествуют инкогнито и якобы от Подножия Трона, а едут к эльфам. С собой ламия, повадки аристократа и сильного воина. Хм. Кто-то из полноцветных? Бастард воспитывающийся в Священной Земле у змееборцев? Тогда почему эльфы. Хм. Значит всё-таки кто-то затеял свою игру.

Словно вспомнив, что он не один эмиссар уставился на рыцаря своими жуткими немигающими глазами.

— Мне говорили, что ты хорошо собираешь информацию Овидус, но как-то ты меня не впечатлил. Ничего нового я не услышал…

— Сэр… — Амадеушь не мог оторвать взгляда от опустившегося и раздавившего виноградинку пальца. — Я… я…

— Ты, ты… — запущенная очередным щелчком мятая ягода шлёпнула Кравчика по щеке, и Арахнид поморщился, видимо от того, что не попал в щербатый рот рыцаря. — Успокойся прохвост. Как бы мне не хотелось обратного, но у тебя будет ещё немножко времени пожить. Думаю ты понимаешь, что это лишь отсрочка и если мы не получим в ближайшее время куклу, то я лично сделаю из тебя чучело.

Амадеуш замер, не в силах поверить в собственную удачу.

— Но теперь у тебя будет ещё одна задача. Поедешь с ними и слушаешь, смотришь, нюхаешь и лижешь! Всё что видят они — должен видеть ты. Всё, что они говорят ты должен слышать. Если этот Иг-гор или Игорь пошёл по малой нужде — я хочу знать, сколько капель он стряхнул, какого они были цвета, чем пахли и каковы на вкус. Ты всё понял?

Со стороны могло показаться, что у блондина случился припадок, с такой силой и скоростью фальшивый рыцарь закивал головой.

— Тогда исчезни! — процедил Арахнид, бесцеремонно схватив початый кувшин с вином за ручку и прососавшись к горлышку.

После поспешного ухода Кравчика он встал из-за стола. Брезгливо двумя пальцами вынул из треснувшего кубка зуб, и аккуратно завернув его в тряпочку, положил в один из мешочков на поясе. Постояв ещё некоторое время, внимательно осмотрел виноград, вновь выбрал ягодку, повертел её в пальцах и расплылся в жуткой улыбке.

— Своя игра значит. Хорошо…

На пол брызнул сок, а эмиссар теневой гильдии вынув платок, обтёр руки и бросив на стол серебряную монетку, направился к выходу. За ним тут же устремились несколько людей и гномов, занимающих соседние столики. Один из них выходя, небрежно кивнул направившейся за серебрушкой официантке, и когда девушка остановилась, кивнув на недоеденное седло барашка, бросил ей золотой, который та неожиданно ловко поймала.

Всё это вызвало лёгкую улыбку на румяном лице хозяина заведения. Он покачал головой и глубоко вздохнув, отправился на кухню, на ходу потирая простое колечко из неочищенного железа с тоненькой фиолетовой полоской в центе.

* * *

Передающий кристалл, используемый в установке рации вместо стандартной антенны, замигал под своим колпачком, и простенькая электроника заставила рюкзак слегка завибрировать. Радист, изображавший служку, окликнул, не выходя из образа, и нарочито неуклюже сполз со своего мула, груженного тюками с разномастной снедью.

— Ваше лекарство Хозяин! Солнышко уже высоко, как мастер Жульдэнье наказал. Времечко видать принимать уже пришло, — имитируя местный деревенский говорок, пробубнил разведчик.

— Ладно! Будь, по-твоему, — скривив губы в недовольной гримасе, проворчал командир отряда, старший лейтенант колониального корпуса Олег Яковлев. — Замешивай.

Спрыгнув с седла своей боевой химеры, огромной элегантной нелетающей птицы, проводившей седока умным глазом, и бросив уздечку одному из посмешивших к нему бойцов, он расслабленной походкой подошёл к копающемуся в тяжёлом ранце радисту. Остановился, нетерпеливо пританцовывая и одновременно жестом приказав бойцам авангарда разведгруппы медленно двигаться вперёд, в то время как замыкающая маленькую колонну пятёрка верховых остановилась, тут же взяв «господина» в кольцо.

Ещё два спутника, не являющиеся его подчинёнными, подвели своих коней поближе, и развернули их так, чтобы старлея не было видно из леса, густо растущего на другой стороне дороги.

— Опять плохо тебе дитя наше? — благим густым басом спросил инквизитор-дознаватель Чёрного Герцогства. — Быть может вера наша во Всеблагого, помогут победить хворь твою?

Обряженный в белоснежную робу с тяжёлым шитым золотой нитью омофором и высокой шапкой «сингидетой», чем-то напоминающей феску с ниспадающей на плечи и верхнюю часть лица чёрной вуалью, приписанный к отряду антимаг-следователь умело отыгрывал роль священнослужителя местного божества. Второй мужчина — сотрудник Федеральной Службы Безопасности как обычно молчал.

Яковлев, в который раз мысленно усмехнулся, подумав, что дома на Новогоднем Карнавале, Андрея одень он на глаза чёрную повязку с прорезями — непременно назвали бы «Зорро», но в это мире подобные одеяние и чёрный плащ были всего лишь профессиональным костюмом разъездного лекаря-алхимика. К тому же у маска у ФСБшника действительно имелась — клювастая морда «чумного доктора», являющаяся по совместительству лёгким современным противогазом.

— Пить будем корешки капелеты. Тёртые, — поспешил ответить радист, протягивая старлею наушник с закреплённым на нём микрофоном.

— Хм… — буркнул Олег, кивнув спутникам.

— Мастер Жульденье… А расскажите мне поподробнее про эту травку. Очень знаете ли интересно, — правильно понял инквиз, поворачиваясь к безопаснику.

Весь этот маскарад был стандартными для разведгрупп мероприятиями при проникновении в социум этого мира. Все эти странные разговоры, неудобные костюмы, легенды про хворающих дворян и разъездных врачевателей — всего лишь прикрытие от местных и не только людей. Ведь даже сейчас, на пустынной дороге у самого подножия Герейских гор никто не мог с уверенностью сказать, что за землянами не наблюдает парочка чьих-нибудь любопытные глаз. И совсем не факт, что человеческих.

Этот мир буквально кишел различными расами, монстрами и духами. Даже деревья и камни… и те периодически обладали не только ушами, но и длинным языком, а потому вполне мог накрыть медным тазом всю операцию, просто раскрыв какому-нибудь друиду-недоучке или местной ведьме-знахарке истинную личность разведчиков.

Потому, выходя за массивные ворота Замка Лид — единственной официальной дороги в Чёрное Герцогство — земляне из разведгрупп подобных той, что вёл Яковлев, были вынуждены вести себя как местные, говорить как местные и одеваться как местные. Естественно если это была не боевая операция, потому как в этом случае правила игры были совершенно другими.

— Капелета не травка святой отец, — принял подачу Андрей, начиная стандартную игру. — Это куст.

Вежливо, но холодно, как и полагается врачу не шибко довольному компанией и не желающему делить пациента с попом, он довольно громко взялся рассказывать чудодейственные свойства местного растения, полностью заглушая произносимые разведчиком слова.

— Гость один, пью капелету, — сказал Яковлев, переходя на русский.

— Горец один, гостю один, — прошуршал динамик голосом коллеги из горных стрелков герцогства. — Вышли на наблюдательные позиции. У точки «А» наблюдаем фортификационные работы изумруда. Перекрывают ход со стороны апельсина. Зафиксировано прибытие подкрепления с тяжёлыми защитными механизмами. Точки «Б» и «В» блокированы.

— Принял. Отбой! — дождавшись пока радист спрячет наушник, добавил на серентийском. — Всё хорошо в вашем кусте мастер Жульденье, да вот только что язык что глотка после него все злённые… Но ничего, до ближайшей деревни отойдёт.

Он сказал всё, что нужно, местные всё поняли. Разведчики горных стрелков сообщали, что идентифицировали вероятного противника, как бойцов Изумрудного ковенанта — одной из местных торговых гильдий, которые активно возводили укрепления на входе в искусственное ущелье и расположили преграды на нескольких участках со стороны королевства.

О том, что объект захвачен неизвестными, стало известно ещё вчера, к вечеру, когда поисковый отряд достиг одной из деревенек, расположенных неподалёку от подгорного баронства. За исключением Чёрного Герцогства в этом мире не было ни радио, ни телефона, ни телеграфа. Производство, каких бы то ни было более серьёзных технологий связи, не удалось наладить даже Землянам. Здесь существовала магия в различных её проявлениях, но специалистов способных создать, например артефакт двусторонней связи было не так чтобы и много. Да и стоили они подобные побрякушки бешеных денег.

И, тем не менее, новости расползались быстро. Кто-то видел дымок поднимающийся над расщелиной, проверявший силки охотник наблюдал из кустов отряд воинов двигавшийся в сторону подгорного баронства. В ночи эхо доносило далёкое эхо, а под утро в эклезии — местной церкви плакали статуи и потухли свечи у алтаря — верный признак недалёкой и очень жестокой бойни. А уж там крестьяне, сложив два и два, получили четыре. Вот и послали быстроногих мальчишек, по соседним поселениям, и в частности в туда, где жили семьи замковой челяди.

Именно в эту, расположенную у подножия гор деревеньку и направился отряд Олега. А вторая группа занялась непосредственно выяснением картины случившегося в проломе, и привычно оседлав высокие пути, незаметно подобрались к захватившим замок воинам непроходимыми горными тропами.

Взобравшись на свою птицу, Яковлев махнул рукой, приказав двигаться дальше. Вскоре они нагнали авангард. Ряженые церковник и лекарь вели тихий разговор, а старший лейтенант продумывал легенду, которую будет вешать ну уши старосте, в то время как бойцы невидимого фронта займутся поиском выходцев из замка Коттай Дунсон.

Перед отрядом стояла довольно нестандартная задача: найти следы нелегального иммигранта, проникшего с Земли в Орхестру. Парень проходил по золотой линии — сверх-важный объект, причём свой, а не лазутчик наиболее вероятного противника. К тому же он был своим — один из военнослужащих РФ, по имени Игорь Данилович Нечаев…

Олег тяжело вздохнул. Нечаев… не самая редкая фамилия была на слуху, пожалуй, у каждого постоянного жителя Чёрного Герцогства, а уж в сочетании с отчеством так и вовсе приводила старлея в наихудшее расположение духа. Олег не любил предыдущего Чёрного Герцогства, даже без учёта того, что лично сам никогда с ним не пересекался. Бывший авганец с боевыми наградами, любимый местным народом правитель, патриот, да и вообще как говорили старшие офицеры — мужик в доску свой, без выкрутасов, правда, кабель — тот ещё.

Старлей часто ловил себя на мысли, что просто завидует более удачливому коллеге. Но вот от кого он был без ума, так это от его дочери — Татьяны Даниловны. Впрочем, не он один. Многие бойцы засматривались на красноволосую красавицу, настолько эффектную женщину, что она вполне могла тягаться с эльфийками и прочими дамами нечеловеческих кровей встречавшимися в герцогстве.

Возвращаясь же к объекту… резиденты в Святой Земле — местном теократическом государстве, нашли след его выхода недалеко от серентийской границы. Отследив остаточные потоки прорыва, оставляемые некоторое время попавшим в этот мир телом, проследили его путь. Наткнулись на разграбленный табор карл, а затем вышли к дворфийскому пролому.

Морпех целенаправленно двигался на территорию Королевства Серентия и поиск его в первое время представлялся Олегу плёвой задачей… однако нападение Изумрудной гильдии на пограничный замок смешало разведчикам все карты. С одной стороны — он вроде как мог погибнуть во время осады, если конечно находился внутри, с другой мог быть захвачен в плен, а то и вовсе присоединиться к Ковенанту, а с третьей уйти горными тропами из замка вместе с челядью. О наличии таковых ходов — знали почти все в близлежащих деревнях, вот и приходилось группе Олега топать от одного поселения к другому, по крохам собирая обрывки информации о судьбе своего соотечественника.