Вечерние приключения, на которые мы отправились вместе с эльфом, остались у меня в памяти как череда забегов, по медленно отходящему ко сну городу. Сводились они к агрессивному вторжению в уже не работающие в столь поздний час лавки и магазинчики, торгующие доспехами и необходимым для путешествия скарбом, и проходили по одному и тому же сценарию.

Нас встречал раздражённый хозяин, а то и вовсе бугай-вышибала. Эльф тыкал ему в нос какой-то пергамент, извлечённый с самого дна его, поистине, безразмерного мешка. Нас радостно обслуживали, после чего мы бежали к другой ещё более негостеприимной двери. Особо неискренней выглядела радость торговцев в свете того, что финансово мы были крайне ограниченны, а потому, регулярно отказывались от приобретения: «Лучшего товара в лавке для дорогих гостей» и закупали хлам подешевле.

Именно так я стал счастливым обладателем неполного сегментарного нагрудника и наплечников, от какого-то местного доспеха, кожаного рукава на левую руку и перчатки-краги на правую, а так же поножей с наколенниками и чашек на мыски сапог. На что и ухлопал большую часть своего походного бюджета.

Сейчас же пошёл второй день с того момента, как невысокие стены Гапона скрылись за толстыми кривыми стволами деревьев. Фургон, споро колеся по жирной, склизкой от напитанного влагой чернозёма лесной дороге медленно, но верно приближался к очередной горной гряде. Её сизые, высокие пики тонули в низких медленно ползущих тучах, которые изредка проливались на нас холодным быстрым дождём. Сильный ветер гнал их дальше, куда-то на юг, и они рвались в клочки о зубастые вершины, оставляя свои грязные лоскуты в редких просветах, сквозь которые было видно унылое серое небо.

Полдень уже минул, и солнце лишь изредка радующее нас своим присутствием бросало редкие лучи на мокрую спину гобика, всё так же меланхолично бредущего вперёд, по прорытой редкими крестьянскими телегами колее. Наши попутчики, укрытые от ветра плотным брезентом тента, вели тихий, размеренный разговор, мы же с эльфом, замотавшись в дорожные плащи, купленные опытным в путешествиях ухатым, привычно сидели на козлах, так же изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами.

Баронессе с самого утра нездоровилось. Сказывались последствия жизни прожитой в Коттай Дунсоне. На лестной дороге девушку укачивало, у неё раскраснелись глаза, а от лесных запахов постоянно болела голова. Серое и унылое утро началось с небольшого скандала, когда за завтраком Бруно вежливо, как мог, напомнил девушке об обещанном поцелуе. Подобная бестактность, да ещё и сказанная в то время когда бледная, с покрасневшими глазами Мари пыталась втолкнуть в себя хотя бы немного простецкой походной похлёбки, прорвала и так едва сдерживаемую плотину раздражения.

Расшатанные событиями последних дней нервы Дэ’Жеро сдали. Она вспыхнула и излила давно копившееся недовольство, да и простую человеческую обиду на глупо хлопающего глазами парня. Если верить девушке, Бруно был виноват во всём, начиная с грехопадения местного Адама и заканчивая колдобинами на дорогах соседнего государства. В конце концов, когда слова иссякли, а истерика переросла в слёзы, Мари вскочила и, схватив походный котелок, надела его вместе с ещё не остывшим содержимым на голову нашего штатного идиота.

Так мы остались без завтрака. Точнее я с Гуэнем пострадал лишь отсутствием добавки, потому как похлебка, приготовленная мной из муки, овса, лука и вяленого мяса уже плескалась в наших мисках, в то время как благородные рыцари решили дождаться, пока насытится дама. Дама же, свершив праведную месть, гордо хмыкнула и, подхватив свою миску с ложкой, скрылась в фургоне.

Бруно, конечно, может и перехватил чего, пока с воем и всхлипами стирал с лица густую кашицу, а вот благородный Амадеуш, остался с пустым животом. Мы с эльфом заржали в полный голос, когда Кравчик визгливо потребовал, чтобы я приготовил ему новую порцию, и сполоснув миски в остатках питьевой воды, полезли на козлы, посоветовав ему пожевать травку, ну или камушек пососать.

Провожали нас две пунцовых рожи. Если сер Алеющий Благоверный полностью соответствовал своей рыцарской кличке из-за очередного приступа ярости и метал в нас гневные взгляды, то обваренная морда Бруно, с непониманием и обидой глядела исключительно на фургон. Сказать по правде оруженосца мне было немного жалко.

— Хм… А у тебя неплохо получается! — удивлённо сказал эльф глядя на мои руки, через несколько минут после того как наш меланхоличный мутант вновь двинулся в путь.

Всё дело в том, что мне было откровенно скучно. Особенности современного человека из моего мира, постепенно брали верх и медленное, утомительное путешествие на телеге из точки «А» в точку «Б» начинало было донельзя однообразным, к тому же меня потихоньку начинал мучить информационный голод. Интерес к красотам фэнтезийного мира ослаб, да и стройные ряды многовековых деревьев, тянущиеся вдоль едва заметной дороги, уже не радовали глаз буйством красок и причудливостью форм.

Мне хотелось развлечений. Хотя бы чего-нибудь из тех радостей жизни, что были доступны мне ещё неделю назад. Я бы с удовольствием почитал бы книгу, послушал музыку, поиграл бы в какую-нибудь, пусть даже самую примитивную игру на мобильнике или покопался бы в интернете. Но всё это недооценённое дома богатство осталось где-то там, дома, на Земле. Здесь же у меня не было никаких иных возможностей хоть как-то поднять себе настроение, кроме разговоров с Гуэнем и игр с ламией.

И вот, промаявшись вчера целый день, я, наконец-то, нашёл себе более-менее увлекательное занятие. Вооружившись выигранным у капитана кинжалом, который резал дерево, словно масло, я делал бирюльки — маленькие, игрушечные предметы, как раз под размер моей Юны. Изготавливать подобные штуковины меня научил дед Тарас, было у старика такое предубеждение, связанное с «отдыхом для ратника». Мол: «Не должен молодой парень, намахавшись вволю мечом, лежать без дела, словно хряк под дубом». Вот он и заставлял всех учеников секции исторического фехтования, вместо заслуженного отдыха творить поделки. А самым сложным было играть в эту старорусскую забаву, унимая дрожь в натруженных мышцах.

Так что змейка ныне могла похвастаться и щитом, и маленьким мечом, которым она размахивала как попало, воображая, что воюет с каким-то огромным воображаемым противником. Успел я вырезать ей и несколько простеньких предметов из домашней утвари. Правда, зачем нужны тарелки и что такое самовар, а главное — что со всем этим делать — она не понимала. Да и лошадку-качалку не могла использовать по назначению в силу полного отсутствия ног, однако мордочка у неё всё равно прямо таки светилась счастьем.

— Стараемся, — не отрываясь от дела, произнёс я.

— Я кстати вот о чём с тобой поговорить хотел…

— Слушаю.

— Дорога сейчас на север забирать будет, и выведет нас на тракт. Он пойдёт в обход Звёздного Хребта, вглубь Королевства Вольных Баронств и через занятый умбрийцами перевал.

— Умбрийцами… — я вспомнил атаковавших замок воинов.

— Да. Республика Умбрия.

— Республика?

— Ну да ты, наверное, не в курсе подобной дикости. Это такой политический строй, при котором никто ни за что не отвечает.

— Правда? — с сомнением спросил я, продул вырезанный из ветки похожего на дуб дерева маленький и не очень ровный кубок и отдал его Юне.

Ламия, схватив новую игрушку, тут же надела её себе на голову и, размахивая своим маленьким мечом, поползла в атаку на мою руку. Я хмыкнул, пощекотал пузико воинственной змейки и, сложив пальцы в жест «Виктория», стал бодаться с ней, заодно размышляя, стоит ли говорить эльфу, что в моей родной стране как раз республиканская форма правления.

— Ты не поверишь! — по голосу Гуэня я понял, что сейчас будет очередной экскурс в историю. — Когда наши деды проср… пролюбили все меллорны и развалили нашу Великую Империю Лун, на её руинах, помимо того куска, что остался за детьми Эльматерасу, образовалось два человеческих уродца. Королевство Серентия и Великое Княжество Умбрийское. Ну, с первыми-то всё понятно. Я уже вроде рассказывал о бунте цветных повязок, так вот, катализатором восстания и дальнейшей смены династии, а так же становлению современной Серентийской монархии послужили расположенные в её столице, Селуне магическая и военная академии. Они сместили старую династию, марионеток Островной Империи и, надо сказать, к удивлению моих сородичей, построили нечто вменяемое…

Гуэнь кивнул своим мыслям и продолжил.

— …во всяком случае, жизнь в Серентии куда лучше, нежели у нас в Царстве Мико…

— Царстве Мико? — переспросил я.

Зацепившись за знакомое слово, воображение нарисовало классическую девушку-служительницу из японского синтоистского храма, в белой рубахе с широкими рукавами и ярко красных хакама. Много девушек. Много-много девушек с эльфийскими ушами и во главе с самой главной, напялившей на голову Шапку Мономаха. Я потряс головой, отгоняя видение, и, чтобы эльф не заметил моей улыбки, отвернулся, вроде бы как заинтересовавшись проносящейся мимо обочиной.

— Так теперь называется моя страна, — тяжело вздохнул Гуэнь, явно бывший поклонником давно почившей империи. — На понятный тебе язык, «мико» переводится как «кусочек луны».

— Понятно. Так что там эта Умбрия?

— А в Умбрии своих академий, не нашлось. Да и откуда им там взяться, стоили то их мы в Селуне и для себя, это уже потом люди почти вытеснили наших криворуких дармоедов. В любом случае, эта страна так и осталась под влиянием Империи Островов вплоть до того момента как островитяне сами развалились, не выдержав конкуренции с Серентией и Землёй Знаний. Иноземцы были совершенно не заинтересованы в развитии нашей бывшей северной провинции и… в общем, ничего хорошего умбрийцев не ждало. Их рассматривали как сдерживающий фактор для развития соседних государств, насаждали ненависть к детям Эльматерасу, а серентийцы так и вовсе были объявлены источником всех бед.

Эльф тяжело вздохнул и на несколько минут умолк, а затем, когда я уже начал думать, что разговор завершен, внезапно продолжил.

— Когда заморское влияние ослабло, Великое Княжество наводнили эмиссары из Святой Земли. Быстренько нашлись недовольные. Князя посадили на кол, затем сожгли, а то, что осталось, повесили на главной площади. Ну а затем бунтари объявили о создании этой самой «республики». Во главе встал Кнесс, которого раз в два года выбирает народный сход, вот только «народу» в том сборище — и нет вовсе. Богачи, Тати, да потомки бунтовщиков — наследственные «сходцы».

— Тати… в смысле «тать»? Преступник? — уточнил я, в который раз вспоминая науку деда Тараса. — Или в этом мире у этого слова есть какое-то другое значение?

— Они конечно бандиты, — задумчиво ответил эльф. — На мой взгляд. Это священнослужители, последователи Умбрийской Унии, почитающие Святой Престол как единственного проводника воли Всеблагого. В отличие от не признающей слова Престола, Серентийской церкви, и отторженцев Островного Союза. Но это не важно. Так вот. Республика это такая штука, в которой никто ни за что не несёт ответственности. Народный сход так и вовсе неподсуден, а Кнесс не отвечает за то, что натворили его предшественники. Даже если это тот же самый человек, которого переизбрали на новый срок. Именно по этой причине Умбрия потеряла вот эти земли. Почти полторы сотни умбрийских баронов, отказавшись признать Республику, заключили Пакт и откололись от сошедшей с ума страны. Их ещё теперь ещё называют Королевством Вольных Баронств. А кое-кто так и вовсе в Серентию ушёл.

— Мда… как-то знакомо, — прошептал я себе под нос, но Гуэнь похоже услышал.

— Что знакомо?

— Да так, — отмахнулся я. — Ты, что обсудить то хотел?

— Так вот как раз этот самый момент.

— Какой.

— С перевалом, который за убрами остался.

— А что с ним не так?

— Пилить нам до него с нашей-то скоростью почти неделю…

Я тихо взвыл под взглядом мягко улыбающегося от подобной картины эльфа.

— … а там, — ухатый выдержал классическую, мхатовскую паузу. — Умбрийцы.

— И что? — драматичность хода я оценил, но причины беспокойства так и не осознал.

— А то, что в зависимости от того как их левая пятка почешется, можем проехать, а можем и полечь всем скопом. Как эльфо-серентийские шпионы, — Гуэнь крякнул и тряхнул головой. — Засевшие на перевале умбрийцы — непредсказуемы. Официально Пакт и Республика более сотни лет живут в состоянии войны, а с Королевством и Царством отношения хуже некуда. Правда это им не мешает им торговать со всеми подряд, да и наёмничают они, как ты мог видеть, там, где побогаче. Вот только от этого одиноким путешественникам ничуть не легче.

— Я согласна с мастером Гуэнем, — раздался голос баронессы, и её голова высунулась из прорези клапана. — Ехать через занятый умбрийцами перевал очень опасно. К тому же вполне возможно, что там нас будут ждать представители Изумрудного ковенанта.

Девушка на секунду замялась.

— Сер Игорь, мастер Гуэнь. Я искренне прошу прощение, как за недавнюю непристойную сцену, так и за то, что ненароком подслушала часть вашей беседы.

— Ох! Нет причин для беспокойства. Мы прекрасно понимаем ваше состояние вызванное непристойными словами Бруно-има. На счёт же нашего разговора… Вы понимаете леди Мари-аян, — тут же, затараторил эльф. — Игорь-им долгое время провёл вдали от родного дома и внешнеполитическая обстановка среди государств наследников Великой Империи Лун, немного стёрлась из его памяти…

Контрабандист запел соловеем, пытаясь объяснить Баронессе то, как, якобы, знатный представитель высшего света королевства может не знать простейших вещей связанных с соседними странами. Де’Жеро слушала его не перебивая, а в глазах у неё читалась… даже не уверенность, а искренняя вера в то, что плёл ей этот пройдоха. Похоже, что она, ни на секунду не сомневалась в моём статусе. И даже если бы мы принялись обсуждать как ловчее сдать её врагам, Мари, всё равно, нашла бы в наших словах некий сакральный смысл. Проше говоря — придумала бы для себя объяснение поведению благородного человека спустившегося с самого Олимпа местной аристократии.

Подобное совершенно некритичное отношение к незнакомцам, а по сути, к откровенным проходимцам, не то что бы раздражало, но окончательно сформировало для меня образ Мари де’Жеро, как тепличной девушки, живущей своими мечтами и совершенно неприспособленной к встрече с суровой действительностью. Впрочем, я быстро оборвал себя, запретив делать какие либо окончательные выводы, относительно этой бледной женщины.

В конце концов, она была единственной представительницей противоположенного пола, да к тому же из знати с которой мне довелось много общаться, уже находясь в этом мире. Вполне возможно, что для местного социума подобное поведение благородных дам является нормой, как и отличия от виденных мною простолюдинок. К тому же я помнил, что и в истории Земли было нечто подобное. В конце восемнадцатого, начале девятнадцатого века властвовала, так называемая, эпоха Романтизма, которая на фоне бурного развития технологий и промышленной революции, породила огромное количество вот таких же инфантильных девиц и экзальтированных юношей. Так почему здесь не может иметь место что-то подобное, пусть и во времена мечей, рыцарей и замков.

— Ой! — вырвал меня из размышлений испуганный вскрик Мари. — Опять это…

Побледнев лицом и отшатнувшись, девушка с широко раскрытыми глазами указывала мне на колени. Проследив за её пальцем, я естественно увидел Юну. Грозно хмурясь и прикрываясь своим маленьким щитом, малявка, с потешно съехавшим с головы кубком, обвилась вокруг моей ладони и, свесившись с неё, насколько позволяло длинная гибкая змеиная часть тела, махала на Баронессу своим мечом.

— У-уберите это! Пожалуйста! — взмолилась девушка, вздрагивая каждый раз, когда оружие ламии рассекало воздух. — Я… Я с детства боюсь змей!

— Юна… Давай-ка завязывай! — велел я, воинственно попискивающей малышке и сняв с её головы бирюльку-кубок, спрятал мелюзгу под кирасу.

Шипя от возмущения, ламия проскользнув под доспехом к шее, ткнула меня кулачком в ухо, а затем, обиженно ворча, превратилась в цепочку. В этот момент, взметнув клапан, к нам вылез Амадеуш, на ходу вытягивая из ножен меч. Но тут уже пришедшая в себя Баронесса отослала ретивого рыцаря, который, похоже, за последние несколько дней, подрастерял в её глазах былой фавор, потому как разговаривала она с ним предельно холодно и властно.

В общем, бардак вышел знатный, а когда в итоге все успокоились, я пригласил девушку к нам на козлы и, усадив между мной и эльфом, продолжил прерванный разговор.

— Если через умбрийский перевал ехать не вариант, то какие будут предложения? — спросил я Гуэня. — Возвращаемся в Королевство?

— Дороги ведущей в Серентию здесь попросту нет, — ответил мне ушастый, правя гобика, вознамерившимся срезать поворот, прямо по вкусным кустам. — Да и если бы была — крюк в Царство Мико вышел бы знатный.

— Тогда что ты хотел обсудить. Дорога как я понимаю одна. Хочешь, не хочешь, нам придётся ехать по ней.

— Дело в том, — он замялся. — Когда я последний раз был в этих краях, мои попутчики, карлы, показали мне один очень неплохой вариант…

— Да не тяни ты! Говори уже! — поторопил его я.

— Я предлагаю проехать сквозь горы.

— Это как?

— Мастер Гуэнь! — воскликнула вдруг Баронесса. — Неужели вы говорите о…

— Ну да! — утвердительно кивнул эльф. — Мы можем проехать под Звёздным хребтом. Через Иранта Накарам!

— Но… Это же запретные места, — голос девушки звучал как-то смущённо. — Отец говорил, что там живут злые духи.

— Я бы так не сказал. Поверьте мне Мари-аян, в мою прошлую поездку, я не видел ни духов, ни призраков, ни чего то подобного. К тому же я вынужден был признать — это поистине величественное место, да и по времени мы сильно выиграем. Недели две как минимум.

— Да я в обще-то не против, — ответила она.

— Так! Стоп, стоп, стоп! — вынужден был вмешаться я в их разговор, так как не понимал ни единого слова. — Что такое Иранта Накарам?

— Город мёртвых, — ответил мне Гуэнь. — Первая попытка местных дворфов построить своё Третье Царство. Под Корийским пиком располагается его древняя столица, огромный заброшенный мегаполис, пройдя сквозь который мы окажемся по ту сторону хребта. А там и до Мико рукой подать.

— В общих чертах — понятно, — хмыкнул я, — а упоминание мёртвых — это поэтическая форма? Типа «город призрак». Или там, действительно, по тёмным углам шарятся полусгнившие коротышки?

— О нежити в тех горах я никогда не слышала, — задумчиво ответила девушка. — А вы мастер Гуэнь?

— Я не только не слышал, но и не видел, — сказал эльф. — Скорее всего, это название связано со строжайшим табу, которое дворфы наложили на посещение этого места. Есть старая сказка, о том, что когда в этот мир пришли дети Эльматерасу, именно в этом городе к Подгорным Владыкам явился их мерзкий демон. Он пожелал, чтобы коротышки напали на моих предков, но жадные бородачи испугались и захотели обмануть своего покровителя. Они запросили огромную цену в золоте и драгоценных каменьях, а когда получили желаемое — просто сбежали, навсегда бросив свою столицу. С тех пор, это место считается для них проклятым, ведь, якобы, стоит в его пределах появиться достойному карлику, как к нему немедленно явиться озлобленный Повелитель Хаоса и потребует вернуть украденное.

— Всеблагой! Страсти-то, какие! — воскликнула девушка. — Неужели всё это правда?

— А кто их знает, — пожал плечами эльф. — Пообщавшись с этим жадным племенем, могу сказать, что возможно так оно и было. Дворфы и гномы вроде как действительно обходят Иранта Накарам стороной, а карлы… этих даже в шутку трудно назвать достойными.

— Сказка лож, но в ней намёк, — процитировал я. — Говоришь, выиграем две недели? Там точно безопасно?

— Как по мне, так не менее опасно, нежели на этой дороге. Бандиты, гоблиноиды, дикие животные, а то и что-то более серьёзное из лесной чащи может вылезти. А у подножия гор всё ещё хуже. На Звёздном хребте живут разные опасные твари, от мантикор и горных троллей до великанов и оживших духов камня. Все они не сахар, разве что с сезоном нам повезло.

— Понятно. Ну… правь тогда к этому. Что там. Пещера или тоннель?

— Руины Коттай Раззсона, внешней крепости, которая когда-то служила воротами в Иранта Накарам.

— Язык от этих «накарамов» сломать можно…

— И не говори.

* * *

Спустя полчаса повозка, скрипнув, остановилась в бывшем дворе крепости карликов. Это величественное сооружение, прилипшее к горе и, как будто карабкающееся к вершине, вырастающими прямо из склона постройками, казалось, совсем не тронули века запустения. Конечно, если приглядеться, то было видно, что немногочисленные изрезанные рунами деревянные элементы, давно тронуты тленом и могут рассыпаться в труху от малейшего касания. То здесь, то там ветер и влага пересилили монолитную кладку древних мастеров и когда-то грозные, рубленые строения, очень похожие на архитектуру внутренней части Коттай Дунсона скруглились и будто бы отплыли.

Однако, несмотря на тёмные провалы бойниц, черноту оконных проёмов и гуляющий сквозь открытые нараспашку двери ветер, меня не отпускало неприятное ощущение того, что за нами неотрывно наблюдают попрятавшиеся обитатели этого места. Похоже, что нечто подобное ощущали и мои спутники.

— Жутковато? Да? — глядя на меня с лёгкой усмешкой, спросил Гуэнь.

— Есть немного, — не стал отрицать я. — Кажется, будто кто-то наблюдает за нами…

— Это сам Каттрай Раззсон, — ошарашил меня эльф. — Так что не кипешуй.

— Это как? — удивлённо спросил я.

— А… Одна из хитростей дворвского царства, — эльф медленно правил гобика к утопленному в скалу шестигранному сооружению в дальнем конце замкового двора, на фасаде которой красовалась бородатая морда. — Все здания крепости, возведены под небольшим углом, так чтобы фасады были обращены к центру двора. Вот и кажется, будто куда бы ты не двинулся, на тебя кто-то смотрит.

Протянув поводья, Гуэнь остановил повозку возле ступа-образного сооружения.

— П-правда? — подала голос баронесса. — А-а… м-мне показалось, что вон в том окне кто-то был…

— Правда-то — правда, — ответил контрабандист, спрыгивая с козел. — А так, может кто там и шастает. Выносить отсюда особо нечего. Мародеры, что из наших, что из людей, за более чем две тысячи лет постарались на славу. В бандитское логово мы бы просто так не заехали, да и следят коротышки, чтобы лихие люди сюда не лезли. А вот крышу над головой в этих коробках кто-то вполне мог себе присмотреть. В конце концов — мы не в Серентии. Здесь к деревне просто так не прибьешься, да и там сейчас руины очищенные авантюристами местные активно обживают. Игорь-ан, помоги-ка мне…

Слегка попрыгивающей, пружинистой походкой контрабандист подошёл к резному лицу дворфа. Его усы и верхняя губа образовывали огромную арку, способную пропустить сквозь себя три наших гобика в ряд. Чуть утопленная по отношению к ней нижняя губа, плавно переходящая с бороду, с вплетёнными в неё хватательными кольцами, наглухо перекрывала проезд и казалась монолитной, словно бы вырубленной из единого камня.

— Вот этот вот нужно потянуть на себя, — объяснил мне эльф, пнув ногой огромный металлический бублик, изящно вплетённый в правый ус. — И надеть во-о-он на тот столбик.

Гуэнь указал на резную каменную чушку в человеческий рост, метрах в двадцати от нас, стилизованную под… тут Баронесса, проследившая за пальцем эльфа, вспыхнула, залившись краской и поспешно отвернулась от творения древних карликов… бородатый эрегированный фаллос с лицом и двумя огромными, с колесо телеги тестикулами.

— А потом-то же самое с противоположенной стороны, — расплылся в улыбке эльф. — Только там, его нужно будет не надевать, а вставлять.

Я медленно обошёл наш фургон и взглянул на второй артефакти древней эпохи. Вначале я принял это сооружение за некий стоящий на земле колокол или буддийскую ступу, что было простительно в связи со схожестью форм. К тому же с повозки не было видно расставленных в разные стороны коротеньких кривых ножек, и сложенных ручек, а так же улыбающегося лица, в довольно странном для этого месте.

— Н-да… эти ваши карлики были теми ещё затейниками… — протянул я, рассматривая скульптурную композицию, явно имевшую непосредственное и непропорционально большое отношение к женскому полу. — Мне казалось, что подгорный народ должен был быть более… консервативным что ли.

— Г-господа, я, пожалуй, подожду в фургоне, — выдавила из себя, ставшая почти пурпурной Баронесса, которую, похоже, окончательно добил вид женского аналога мордатого фаллоса, и юркнула под клапан.

— Это всё Третье Царство, — ответил эльф, кряхтя от натуги, в попытке выдвинуть кольцо из его паза. — Когда коротышки взялись за его постройку, у них был, можно сказать — золотой век и полное падение нравов. Так что нигде в других местах ты подобного не увидишь. Слева от тебя Подгорный Царь, а справа — Царица. Идеал мужской силы и женской красоты… ну — по мнению дворфов времён строительства Иранта Накарама. А вот этот вот господин — Отец Тоннелей. Тот самый, которого развели на бабки местные хапуги. Ну-ка, давай. Помоги мне.

— Погоди ушастый. Ещё надорвешься ненароком, — остановил я его. — Ща я тебе бульдозер подгоню.

— Кого? — не понял эльф, но я ему не ответил, так как уже полез в фургон.

— Эй! Бруно!

— Да? — недружелюбно ответил мне хмурый оруженосец, с самого утра сидевший в дальнем углу кузова между двумя мешками и не проронивший до этого ни слова.

— Требуется твоя высокоинтеллектуальная помощь! — сообщил я ему.

— Э… чо?

— Вылазь говорю, — я прошёлся мимо рыцаря, что-то нашептывающего возбуждённо дышащей и совершенно не слушающей его Баронессе, сверкающей на меня своими глазищами, и хлопнул парня по грубому наплечнику самопальной ковки. — Давай, вставай. Будешь доказывать теорему Ферма.

— А? Кого? — на лице Бруно отразился некий спектр чувств, главным из которых было непонимание. — А я эта… я не умею.

— Ну, раз не умеешь, тогда поручим тебе поиск лекарства от рака, — согласился я, оттягивая клапан. — Мы без тебя, в любом случае, не справимся.

— Ладно… раков я на речке ловил, они под эль хорошо идут, — сообщил он, спрыгивая на землю. — А какая у них хворь?

— У местных — страшная, — я последовал за оруженосцем. — Так что их спасение в твоих руках! Нужно приложить ум и надеть вон-то кольцо, на вот этот каменный ху… столбик.

— И раки вылечатся?

— Не сразу, — от моих слов оруженосец ощутимо расстроился, и я поспешил добавить. — Но если справишься, то, как доберёмся до следующего города — обещаю угостить тебя здоровыми, варёными. Уговор?

— Уговор! — обрадовано заулыбался парень. — Это мы мигом. А то жрать хоцца…

Несмотря на то, что никаких дружеских чувств я к калеченному на голову иномирянину не испытывал, мне всё же было откровенно жалко этого большого и в общем-то доброго ребёнка. Не знаю, может быть, у него была какая-то родовая травма, или он чем-то переболел в детстве, что вылилось в задержку в развитии, но видеть как все подряд, в том числе и я, постоянно шпыняют его — было неприятно.

К тому же, единственный человек, который был добр с ним и хоть как то заботился о здоровяке — находился в Гапоне, и если бы у меня была такая возможность, я уговорил бы оруженосца остаться при его раненном капитане. Но Лех решил по-другому, Баронесса же воспринимала Бруно как некий объект мебели, и за исключением того раза, когда именно от этого парня зависело, нагонят ли нас умбрийскиме наёмники или нет — я ни разу не слышал от неё тёплых слов в его адрес.

Так что, для себя я решил, что постараюсь наладить контакт с этим туповатым, но исполнительным попутчиком, так как слабо представлял, сколько времени продлится наше путешествие. К тому же на него очень сильное влияние оказывал Амадеуш, а я не брался сказать, как пойдёт дело, если рыцарь, которого так же сковывало заклятие Юны, всё-таки подговорит оруженосца напасть на меня. Примерно такие же опасения вызывал и Гуэнь. Приказ капитана во всём слушаться меня и Мари, может быть, и сдерживал здоровяка от совсем уж необдуманных поступков. Но я совершенно не был уверен в том, как он поведёт себя, если один из этих пройдох сумеет окончательно запудрить ему мозги.

— Буль-дэзир говоришь… — хмыкнул эльф, глядя как Бруно, одним залихватским движением выдернул тяжеленое, стальное кольцо из резного уса «Отца Тоннелей».

За ним со стрекотом потянулась цепь. В морде что-то, с металлическим лязгом защёлкало, а затем каменный лик начал медленно открывать правый глаз, нижнее веко которого опускалось по мере того, как Бруно приближался к Подгорному Царю. Ухнув, парень надел кольцо на каменный столб, отошёл, пятясь спиной на несколько шагов, любуясь проделанной работой, да так и застыл с открытым ртом.

— Это ж писюн! — удивлённо воскликнул он. — Как есть писюн!

— Бруно не отвлекайся! — окликнул я его. — Прояви уважение к каменному достоинству царствующей особы. Давай. Тебя ещё одно кольцо ждёт.

— А! Да… это… — парень поспешил ко второму усу, около которого уже вертелся Гуэнь.

Отец Тоннелей открыл второй глаз, а затем в глубине скалы что-то зарокотало и нижняя губа, вместе с бородой, медленно уехала под землю, открывая нам освещённый мягким сиянием фосфоресцирующих камней зев уходящего в толщу гор тоннеля. Бруно, споро вытянувший вторую цепь и закрепивший кольцо внутри дфорфской «Венеры», как я окрестил для себя «прекрасную половину» каменных истуканов, так и завис с открытым ртом перед подгорной дивой. Вдвоём с Гуэнем, мы кое-как затолкали шокировано древним искусством парня в фургон, но его голова тут же высунулась из заднего клапана.

— Красота… — услышал я его голос, забираясь на козлы.

Он что-то ещё говорил, но так тихо, что я его уже не слышал. К тому же мне пришлось подвинуться, так как к нам из фургона пулей вылетела пунцовая, тяжело дышащая и встревожено оглядывающаяся на клапан, Баронесса. Ещё не усевшись, она резко повернулась, чуть не сбив залезающего на своё место Гуэня и зло распахнув ткань, заглянула внутрь фургона.

— Урод! Маньяк! Извращенец! Два извращенца! — прокричала она. — Знать вас больше не желаю! А тебя Бруно, велю запороть. Кобель ты этакий!

Выпалив всё это, девушка уселась нормально и, прикрыв лицо руками, разрыдалась, прильнув к моему плечу всем телом, а затем и вовсе упав ко мне на колени. Эльф усмехнувшись, закатил глаза и хлестнул поводьями, направляя гобика в зев Отца Тоннелей. Я же не разделял его веселья, потому как девушка, не только елозила своей грудью по моему бедру, но и излишне агрессивно прижалась щекой к причинному месту. Это, вкупе с явно театральными рыданиями, навело меня на невесёлые мысли о перевозбудившейся молодёжи, распалённой созерцанием творений античных дворфов-затейников. Что было крайне неудобно для меня, уже достаточно давно лишённого женского внимания.

Я, как говорится — не ханжа, но и мирок здесь — не Земля двадцать первого века. Возможно, в другой ситуации я бы вёл себя иначе, да и Баронесса была, в общем-то, хороша собой. Не в моём вкусе, но и не крокодил, которого пригласить рюмочку чаю с продолжением, можно лишь одев пакет ей на голову. Вот только не в нашей нынешней компании. Да и вряд ли, вроде как невинная девушка-провинциалка этого времени, вообще в состоянии понять подобные отношения.

Это потом, после замужества за каким-нибудь графёнышем, года этак через три-четыре, она, как и положено маститой даме, обрастёт любовниками и фаворитами. Станет прожженной матроной с критическим взглядом на жизнь и неистребимым цинизмом. А сейчас это мечтающая о большой и чистой любви дурёха, не сумевшая совладать с гормонами, разыгравшимися от каменной порнографии. События последних дней, похоже, сорвали ей все моральные установки. А липнет она ко мне в первую очередь потому, что в её глазах, я не только аристократ, но и «альфа» в местной компании, шпыняющий остальных мужиков направо и налево.

Но надо помнить, что я тоже не железный. И если она продолжит издеваться надо мной подобным образом, что я могу и не выдержать. Утащу эту Муху-Цокотуху в дальний уголок, а там хоть трава не расти. Если меня потом когда-нибудь поймают, то, конечно же, казнят, так как в этом мире я человек без роду и племени и уж тем более не представитель высшего общества. Это им всё сходит с рук, а меня — узнав, кто я такой, просто обкорнают на тридцать сантиметров сверху, предварительно поотрвывав все остальные выступающие части тела.

— Мы сейчас мимо подгорных пригородов будем проезжать. Там вроде домики уютные… а я помедленнее, наверное, поеду… — задумчиво произнёс эльф словно бы сам себе, кося глазом на то, как я предельно аккуратно пытаюсь отцепить Мари от себя.

Девушка, которой, похоже, от собственно смелости уже окончательно сорвало крышу, даже не прикидывалась, а откровенно распустила руки наплевав на сидящего рядом Гуэня. Я уже чувствовал рядом со своей щекой мягкие губы, исторгающие обжигающее дыхание, а что пытались сделать неумелые пальчики с моим поясом, так и вовсе, по меркам обычного средневековья, было истинным непотребством, как от моей шеи послышалось обиженное, возмущённое шипение.

Юна, которая в своей маскировочной форме нашейной цепочки легко впадала в спячку, была разбужена нашей вознёй. Почти вконец разомлевшую и отринувшую стыд Баронессу Марусю как ветром сдуло. Только хлопнул брезент клапана да вокруг меня ещё какое-то время витал тонкий аромат её духов. Хотя, откуда у этой бледной девицы мог взяться парфюм после почти двухдневной дороги по сырому, дикому лесу — я сказать затруднялся.

Ламия, соскользнув с моей шеи, сползла на колени, гордо вскинула голову и, подняв кулак верх, на манер гладиатора, совершила вокруг меня круг почёта, с таким серьёзным лицом, что это окончательно добило нашего эльфа. Гуэнь зажав рот перчаткой, содрогался от беззвучного хохота, а из глаз развеселившегося ушастого текли слёзы. Вот только мне, почему то вся эта ситуация не казалась такой уж забавной. Да конечно — средневековье и всё такое, но японский городовой — не могли же на взрослых людей так повлиять довольно убогие каменные идолы.

— Харе веселиться, — прошептал я покатывающемуся эльфу, едва сдержавшись от того, чтобы зарядить ему подзатыльник. — А-то сейчас под колёса свалишься.

— Прости, прости… — полушёпотом ответил Гуэнь. — Просто их так забавно накрыло…

— Накрыло? — я нахмурился.

— Ну да, — он распрямился, глубоко вздохнул и протяжно выдохнул. — Я, кстати, в очередной раз убедился, что ты — действительно человек не из этого мира. Понимаешь, всё дело в статуях. Не знаю, понял ты или нет, но эта «скульптурная композиция» перед вратами вроде как изначально символизировала плодородие которое привносит Отец Тоннелей жителям этого города. Ну… мальчик-девочка, пестик-тычинка — думаю, понимаешь о чём я. В общем не знаю зачем это коротышкам было нужно, но на ворота был наложен некий ритуал влияющий на сознание смертных…

— А я ничего не почувствовала… — сообщила Юна уютно устроившаяся у меня на плече.

— Гонишь! — уверенно заявил я эльфу. — Лепишь горбатого. Врёшь и не краснеешь.

— Может, и вру… а может, и нет, — с улыбкой ответил мне Гуэнь. — Только я тебе так скажу. В прошлый раз, когда я проезжал эти ворота с карлами, коротышки устроили такой любовный марафон, что у них натурально развалилась пара фургонов, а те мужики что дожидались своей очереди к низкорослым красавицам, выли на луну словно волки…

— А что ты раньше молчал, скотина ухатая, — разозлился я, а затем, ожидая увидеть что угодно, обернулся и заглянул в фургон.

— Ну так — весело же. Да и не опасно это…

В кузове царило мрачное уныние. Красная как словно помидор Баронесса сидела в ближнем ко мне углу, обхватив плечи руками и без сил привалившись к матерчатой стенке. Меня она даже не заметила. В хвосте телеги, на противоположенных сторонах друг от друга обнаружились рыцарь и оруженосец. Амадеуш сидел по-турецки, глядя неподвижным взглядом в пол, и массировал виски, что-то бормоча себе под нос. Из правой ноздри экс-красавчика стекала кровавая юшка. Бруно же наоборот развалился напротив, широко раздвинув колени и обалдело пялился то на подрагивающую спину Мари, то себе на причинное место, прикрытое кольчугой из толстых вязаных звеньев и свивающей с пояса металлической пластиной.

— Дурдом, — констатировал я. — Хорошо. Юна у меня маленькая ещё — могла просто не понять. Я — отдельный разговор, но, а ты-то? Тебя что — не накрыло?

— О ещё как накрыло! Я, чтоб ты знал, дочерей Эльматерасу уже два года не видел. Можно сказать — сейчас еле сдержался, но…

— Но?

— Ты понимаешь, какое дело. Я за эти два года так набегался, что с хомячками уже больше не могу! — осклабившись, ответил эльф. — Ощущения не те!

— С хомячками?

— Ну да! В какой притон не зайди, везде люди, дворфы, даже с кентаврихой один раз попробовал. В общем, сплошные хомячки… Мне по первой было без разницы, а сейчас уже — всё. Ну не лезет…

— Тфу ты! Трепло! — зло сплюнул я, поняв, наконец, о чём собственно говорит ушастый. — Маньяк-террорист недоделанный. Коне…

— Ну а ты что хотел! — уже откровенно заржал эльф. — Ты с моё попутешествуй, тоже всё равно будет к чему прикладываться.

На подобной пикантной ноте мы выехали в быстро расширяющийся коридор и наконец, спустя пару минут древний подгорный град открылся нам во всём своём великолепии. Я ожидал увидеть нечто похожее на тонущие во тьме руины, с редкими вкраплениями фосфоресцирующих кристаллов, наподобие тех, что освещали тоннель. Однако открывшаяся мне картина действительно потрясала воображение.

В огромной залитой тусклым зеленоватым светом пещере, располагалась гигантская чаща, в центре которой имелось искусственное озеро. Всё пространство от самого его берега было плотно застроенной разнообразными зданиями, выглядящими издалека хаотичной россыпью геометрических фигур постепенно забирающихся на стены и свисающих с потолка. Башни, форты, натуральные небоскрёбы и особняки, странные подвесные конструкции и целые замковые комплексы, словно бы зависшие в воздухе, а на самом деле держащиеся на отходящих от стен консолях. Сплошная эклектика и полное отсутствие единообразия, словно бы каждое здание желало перещеголять соседнее и все вместе они конкурировали с соседним районом и так далее…

Увиденное в этой пещере, совершенно не вязалось со строгим и мрачным Коттай Дунсоном Баронессы Мари и даже Коттай Раззсон, с его похабными статуями, казался верхом кубизма и рационализма. Беспорядка добавляли многочисленные мостки, переезды, пандусы и туннели, порой, протянутые как попало, в паре десятков метров над зданиями, а то и вовсе идущие прямо по их крышам, чтобы скрыться в очередном жерле тоннеля. Взрыв на макаронной фабрике — по-другому и не скажешь.

Освещал всё это огромный свисающий с потолка кристалл-сталактит неправильной рубленой формы, с которого в озеро сбегал поток ярко-зелёной слегка светящейся воды. Впрочем сама гладь за исключением того места где водопад соприкасался с поверхностью, была абсолютно спокойной да к тому же угольно чёрной. На ней не отражалось ни единого блика, и она как будто полностью поглощала весь падающий на неё свет.

— Жесть какая-то, — выразил я своё мнение, краем глаза заметив, как из клапана высунулась всё ещё красная мордочка Баронессы, не пожелавшей пропустить подобное зрелище. — Гуэнь, а у нас в этом Чернобыле по третьей руке не вырастет? К бабке не ходи тут всё радиоактивно!

— Там плохо! — поморщилась ламия, указав ручкой в сторону кристалла. — Юна видела такое дома! Нельзя туда ходить.

— Я вообще предлагаю валить отсюда и как можно скорее! — заявил я, ни секунды не сомневаясь в словах змеевидного эксперта.

— Игорь-им, если не подходить к озеру, то всё будет нормально, — как-то официально и вместе с тем неуверенно ответил мне эльф. — Я же до сих пор жив. Объедем по периметру, видишь вот эту дорожку.

Гуэнь указал мне на спуск, круто забирающий к растущим из стены пещеры зданиям.

— Вот по ней и будем двигаться, — контрабандист кивнул своим мыслям. — Так… господа благородные. Всех попрошу из фургона! Дальше ножками!

— Это ещё зачем? — возмутился хмурый Амадэуш, приподнимая полог клапана.

— А что бы мы с вами вместе вниз не загремели, — резко ответил ему эльф, закрепляя поводья и вытаскивая из расположенного под козлами ящика моток верёвки. — Местные дороги две тысячи лет никто не осматривал. Обрушиться могут в любой момент. Так что мы пойдём перед химералом.

Не обращая более внимания на рыцаря, эльф подошёл к морде гобика и быстро обмотал один конец верёвки вокруг его шеи. Затем бросил быстрый взгляд на центр города, и что-то тихо сказав на непонятном мне языке, потянул животинку за собой.

Спрыгнув с козел на покрытую мелкой сетью трещин дорогу, покрытие которой чем-то отдаленно напоминавший привычный по родному миру асфальт, я помог Баронессе спуститься. Коснувшись моей руки, девушка стыдливо зарделась и, закусив губу, отвела взгляд.