Образы животных в кельтской религиозно-мифологической традиции
Мировое Древо занимало центральное место в мифологической картине мира. Но рядом с ним обязательно присутствовали связанные с ним животные. Широкое распространение образов животных особенно характерно именно для кельтской мифологии. Особое место здесь занимают мифологические представления, связанные с лошадью. На европейском континенте, в областях рассеяния кельтов (особенно в Галлии), часто встречаются изображения лошади, самые древние из которых восходят по меньшей мере к бронзовому веку. На некоторых менгирах, найденных в кургане Маре-Люд, изображена конская голова. На стеле из Мурье, которая датируется VI или началом V в. до н. э., изображены фигуры всадников: лошади упрощены до геометрического рисунка, схематизированные фигурки всадников имеют форму креста или песочных часов; иногда всадник размахивает копьем. В Неви-ан-Сюлли (департамент Луара) среди других изделий из бронзы кельтской работы позднелатенского времени (I в. до н. э. ) найдена целая группа бронзовых лошадок. Предполагают, что друиды закопали эти вотивные предметы в период римской оккупации на левом берегу Луары напротив главного святилища, находившегося на противоположном берегу реки у нынешнего Сен-Бенуа-сюр-Луар (Флориакум, Флери).
Почти все галльские племена изображали лошадь на монетах. На чеканку монет в Галлии сильное влияние оказали монеты Филиппа Македонского, на которых изображалась бига (двухколесная колесница, запряженная парой лошадей и управляемая возницей) и голова Аполлона. В галльской нумизматике изображение позже упростилось: вместо двух коней чеканили только одного. Однако фигура боевого коня, изображенная на реверсе большого числа галльских монет, была всего лишь упрощением эллинистического образца. Вставший на дыбы боевой конь, иногда окруженный звездами, воплощает галльский национальный дух. Галлия славилась своими лошадьми, и изображение благородного животного на монетах напоминало всему миру о славе ее конницы и о богатстве ее пастбищ.
Иногда на монетах рядом с лошадью изображали лодку. На монете, найденной в Бриене (на территории галльского племени арвернов), лошадь представлена на фоне маленького храма. На монетах армориков, живших на территории современной Бретани, у лошадей человеческие головы, иногда в шлемах. На монетах паризиев (район современного Парижа) лошадь пытается высвободиться из покрывала, напоминающего сеть.
В ирландском эпосе две лошади героя Кухулина обладают человеческим разумом. В саге «Смерть Кухулина» накануне рокового сражения герой подошел к своему коню Серому из Махи, но тот, предчувствуя несчастье, трижды повернулся к нему левым боком, что считалось дурным предзнаменованием. Кухулин спел ему: «Не таков был твой обычай, о Серый из Махи, чтоб отвечать зловещим знаком на мой призыв». И тогда конь покорно подошел к хозяину, но из глаз его выкатились две большие кровавые слезы. Волшебные кони Кухулина пришли из Другого Мира и туда же вернулись после смерти героя.
В странах процветающего земледелия и скотоводства, таких, как Галлия, жеребец-производитель и молочная кобыла воплощали изобилие и богатство. Однако у кельтов, как и во всем индоевропейском мире, лошадь использовалась главным образом на войне. В период кельтской экспансии в составе кельтских войск, кроме пехоты, фигурируют также колесницы и конница. Двухколесные боевые колесницы появились у кельтов в конце V в. до н. э. Помимо возниц, на колесницах размещались лучники. Избрав удобный момент, они спрыгивали с колесниц и сражались в пешем строю, возничие же с колесницами отступали в задние ряды. Благодаря ежедневной тренировке кельты умели великолепно управлять лошадьми, так что могли остановить их и на всем скаку и повернуть обратно. По некоторым свидетельствам, галлы могли пробегать по дышлу движущейся колесницы и даже встать на ярмо.
Конница континентальных кельтов играла важную роль уже во время войн на Балканах и в Греции. Рассказывая об этих событиях, греческий автор Павсаний пользуется кельтским выражением «тримаркисиа», означавшим трех всадников — одного знатного воина и двух сопровождавших его слуг, которые могли подвести ему свежего коня или в случае необходимости защитить его. В Ирландии воин также не мыслил себя без боевой колесницы, запряженной двумя лошадьми и управляемой возничим. На Британских островах и в Ирландии колесницы очень долго оставались основной боевой силой.
В мифологиях древних народов образ лошади был включен в символику Солнца. Дневное светило не только податель света и тепла, это еще и быстрый и неутомимый путешественник, ежедневно обходящий наш мир. Быстрота непрерывного движения солнца производила глубокое впечатление на людей архаических культур. Поскольку лошадь была самым быстрым из известных людям земных созданий, солнце охотно рассматривали как небесного скакуна. Самым характерным проявлением такого верования являются религиозные обычаи массагетов (племени, жившего на территории Туркестана), о которых сообщает Геродот: «Единственный бог, которого они почитают, это — Солнце. Ему они приносят в жертву коней, полагая смысл этого жертвоприношения в том, что самому быстрому богу нужно приносить в жертву самое быстрое существо на свете». Представления такого рода существовали и в кельтской традиции. Так, в Галлии одним из имен божества, идентифицировавшегося с богом солнца Аполлоном, было имя Атепомарх, означающее нечто вроде «обладающий большой лошадью» или просто «большая лошадь».
Путешествуя по небу, Солнце проходит через морскую стихию и через низшие сферы подземного, потустороннего мира. Поэтому солнечная символика лошади не мешает ей играть роль демона, связанного с загробным миром. Скакун может ассоциироваться с путешествием в потусторонний мир и быть проводником душ в царство мертвых. Равным образом лошадь связана с морскими волнами, которых она не боится и которые своим быстрым бегом и белопенными гривами напоминают табун лошадей. Кроме того, морские воды также связаны с подземным миром. О неоднозначности символа лошади в кельтской традиции свидетельствует упоминавшееся выше изображение лошади рядом с лодкой на некоторых галльских монетах: лодка может изображать как солнечную ладью, так и корабль мертвых. Лошадь была включена также в лунную символику, поскольку в древних мифологиях луна была тесно связана со смертью, и все божества Другого Мира были лунными божествами. В бретонском и ирландском фольклоре луну до сих пор называют «Белой кобылой».
В Ирландии и Уэльсе слово «эх» (ирл. «лошадь») входит в имена множества мифических персонажей, связанных с солнечным культом и потусторонним миром на морских островах. У ирландского бога Другого Мира Дагды было еще одно имя — Эохайд, Отец всех. Одного из королей демонов-фоморов звали Эохо Эхкенд (Эохо Конская голова). Правитель островов потустороннего мира носил имя Риангабаир («морская лошадь»). Такие божества обычно являлись смертным в виде лошади или всадника. Бог Мананнан, сын Лира (моря) — связанный с морской стихией правитель потусторонней страны Тир Тоингире — изображался скачущим по суше и по морю на коне или на колеснице.
И наконец, в религиозно-мифологических представлениях древних кельтов лошадь была связана с идеей верховной власти, может быть, одной из самых древних религиозно-мифологических традиций. Один французский исследователь древних религий писал: «Во всех божествах, которых воображали язычники, они заставляли господствовать идею власти, не имея почти никакого уважения ни к мудрости, ни к справедливости... Итак, они создали богов во то время, когда у них не было ничего прекраснее, чем власть; и богов своих они вообразили с тем, что носило отпечаток власти, а не с тем, что свидетельствовало о мудрости». Автор средневековой топографии Ирландии, составленной около 1185 г., с возмущением описывает чрезвычайно архаический обряд, справлявшийся в Ирландии при вступлении на трон королей Улада. Король должен был публично совокупиться с кобылой, которую затем убивали и варили; в этом бульоне король купался, а затем вместе с народом съедал мясо лошади.
Уже после римского завоевания в Галлии сохранялся и даже получил широкое распространение по всему кельтскому миру культ божественной лошади и богини-всадницы Эпоны. Существуют датирующиеся римским периодом многочисленные статуэтки и рельефы, изображающие Эпону. Среди них выделяют три различных типа изображения богини. Чаще всего она представлена в виде женщины, сидящей на лошади, за которой иногда следует жеребенок. Несколько реже встречаются изображения богини, стоящей перед лошадью или в окружении нескольких лошадей. И наконец, иногда можно увидеть полуобнаженную богиню, возлежащую на спине лошади.
Эпона была покровительницей военных всадников, конюхов, путешественников. Чаще всего она изображалась едущей на лошади, что свидетельствует о возможной связи этой богини с Другим Миром. В то же время в культе богини в большой степени присутствовал жизнеутверждающий аспект. Как покровительница лошадей и жеребят, она обеспечивала земное плодородие и процветание сельского хозяйства в целом, поэтому ее часто изображали с рогом изобилия, чашей или корзиной фруктов в руках. В этом отношении она была похожа на галло-римских богинь-Матерей (это сходство усиливают два барельефа, где она изображена с младенцем на руках). Но главной ее функцией было покровительство лошадям и коневодству. Она была хранительницей конюшни (может быть, поэтому одним из ее атрибутов был ключ); кроме того, она защищала мулов и ослов.
Сохранились надписи-посвящения Эпоне. Такие посвящения были найдены в Англии и Шотландии, в Испании, в Швейцарии, в Италии, в Венгрии, в Сербии, но большая часть их происходит из Франции и из Германии. Обнаружены они были в тех местах, где стояли римские легионы: культ Эпоны был особенно распространен в среде воинов.
О популярности культа Эпоны в античном мире свидетельствует тот факт, что Эпона была известна греческим и римским писателям. Один греческий писатель рассказывает странную историю о рождении Эпоны, вызывающую в памяти древнейшие обряды, связанные с символизмом священной лошади. Некий Фульвий Стелл, ненавидевший женщин, совокупился с кобылой. Она родила ему дочь — прекрасную Эпону, которая стала богиней — покровительницей лошадей. Богиню Эпону упоминает Ювенал в своей сатире, направленной против римского консула Латерана, который, забыв о своем достоинстве, предавался низкому для римского магистрата такого высокого ранга пристрастию — управлял колесницей на спортивных состязаниях. Когда же он совершал жертвоприношение на алтаре Юпитера, то «клялся только Эпоной и божествами, нарисованными на стенах конюшен».
Герой романа Апулея «Золотой осел», оказавшись в конюшне, видит в нише на среднем столбе, который поддерживает балки потолка, статуэтку Эпоны, заботливо украшенную свежими гирляндами из роз. И наконец, ранние христианские писатели обвиняли язычников в том, что они в своих конюшнях поклоняются ослам и другим вьючным животным во главе с их покровительницей Эпоной.
Ни одно божество греко-римской мифологии не находилось в таких тесных отношениях с лошадьми, как Эпона: ни Диоскуры, ни сам Марс. Вот почему она имела такой успех в Римской империи, особенно среди солдат, которые распространили ее культ по Дунаю и вплоть до Италии. Эпону почитали в самом Риме: 18 декабря там справлялся посвященный ей праздник.
Культ галло-римской богини Эпоны, ограничив ее образ рамками антропоморфных изображений, сделал ее лишь богиней-всадницей, покровительницей лошадей. Чтобы выяснить изначальные существенные черты Эпоны, нужно обратиться к ирландской и уэльской мифологии, где тоже были символически связанные с лошадьми богини.
Это прежде всего две Махи, героини ирландских мифов. В «Реннских диндсенхас» рассказывается о трех королях: Диторбе, Аэде и Кимбаете; царствовали они по очереди, по семь лет каждый. Аэд умер, оставив дочь, которую звали Маха с рыжими волосами (с рыжей гривой). Это прозвище сразу же вводит ее в круг символики священной лошади, а через нее в круг солнечной символики. В древних мифологиях солнечная богиня, супруга солнечного бога, могла представать в образе кобылы или всадницы. В ирландских легендах встречаются ее воплощения. Так, мифическая кормилица Корка из Кашела (короля Мунстера) и Ниалла Нойдиаллаха (последнего языческого верховного короля Ирландии) названа «рыжей кобылой». Маха с рыжей гривой также является воплощением древней солнечной богини с ее лошадиной символикой.
Согласно мифу, после смерти отца Маха должна была унаследовать королевскую власть. Но два других короля, Кимбает и Диторба, отказались передать власть женщине. Маха победила обоих в битве и царствовала семь лет. Между тем Диторба умер, оставив пятерых сыновей, которые потребовали у Махи передать им власть. Маха отказалась, сославшись на то, что она получила власть не по наследству, а по праву завоевания. Затем в сражении она одержала победу над сыновьями, как прежде над их отцом. После этого она взяла в мужья Кимбаета, другого претендента на королевский трон, и поставила его во главе войска своих наемников.
Далее Маха отправилась на поиски пятерых сыновей Диторбы, приняв вид прокаженной старухи. Она нашла их, когда они сидели у лагерного костра и ужинали мясом вепря. Маха поужинала вместе с ними. Один из сыновей Диторбы сказал: «Красивые глаза у этой старухи; возляжем с ней» — и увлек ее в лес. Там Маха связала его магическими чарами, а затем возвратилась к костру одна. «Где мужчина, который ушел с тобой?» — спросили братья. «Он постыдился возвратиться к вам, — ответила она, — потому что возлег с прокаженной». — «Нет тут никакого стыда, — сказали братья, — так как мы собираемся сделать то же самое». Она их всех, одного за другим, увела в лес и там связала силой своей магии. Затем, обратив их в рабство, Маха заставила их построить ограду будущей столицы Эмайн Махи.
В этом мифологическом рассказе Маха имеет черты очень древнего божества. Будучи связана с солнечным символом лошади, Маха — богиня войны, обладающая магическими способностями. Однако основной характеристикой Махи остается обладание верховной властью.
Вторая Маха — это фея или королева Другого Мира. Ее историю передают тоже «Реннские диндсенхас» и сага «Недуг уладов». Однажды в дом Крунху, богатого крестьянина и вдовца, пришла прекрасная молодая женщина по имени Маха. Ни слова не говоря, она принялась заниматься домашним хозяйством и скоро в доме стало чисто и уютно. Когда настала ночь, Маха легла рядом с Крунху. Так они стали жить вместе, и в доме Крунху воцарились счастье и изобилие.
Как-то собрались все улады на большой праздник. Крунху тоже захотел пойти вместе со всеми. «Опасно тебе идти туда, — сказала ему женщина, — ведь захочешь ты рассказать там обо мне». Крунху пообещал не говорить ни слова о своей жене и отправился на праздник. Во время праздника проводилось состязание колесниц. Первой пришла колесница, запряженная белыми конями короля. «Нет никого, кто бы мог бежать быстрее этих коней», — сказал один из королевских слуг. «Моя жена бегает быстрее», — сказал Крунху.
Эти слова передали королю, и он, приняв вызов, приказал, чтобы привели женщину, которая будто бы может обогнать его лошадей. Тщетно Маха просила отсрочки, так как пришло ее время рожать. Наконец она была вынуждена согласиться на испытание под страхом смерти своего мужа. Распустив волосы, Маха бросилась вперед и прибежала к финишу раньше лошадей. Однако там она с криком упала и умерла, родив двух близнецов. По-ирландски «Близнецы Махи» — Эмайн Маха, поэтому столица Улада носит такое имя.
Нетрудно заметить, что эта вторая Маха ирландской мифологии тоже связана с лошадьми. Она состязается в беге с королевскими конями. Ее распущенные волосы напоминают гриву мчащейся во весь опор лошади. Ее образ восходит к тому же самому прототипу солнечной богини, что и образ первой Махи. Неудивительно, что Маха первой приходит к финишу: ни одна земная лошадь не может соперничать в скорости с солнцем. Явственнее же всего эта вторая Маха являет черты богини Другого Мира и Богини плодородия, что не противоречит связи с лошадьми.
Параллель галло-римской богине Эпоне мы можем также найти в образе богини Рианнон — героини валлийского эпоса «Мабиногион Пуйла». Однажды Пуйл, король Диведа, увидел прекрасную даму, ехавшую верхом на великолепной белой лошади. Король послал за ней своих слуг. Они погнались за всадницей на самых быстрых конях, но так и не смогли догнать ее, хотя лошадь дамы не ускоряла шага. Тогда Пуйл крикнул, чтобы она остановилась и подождала его. Прекрасная белая лошадь остановилась, и Пуйл подъехал к даме. Красавица сказала, что желает стать женой Пуйла. Король был согласен на этот брак, ибо успел полюбить даму.
Во время их свадебного пира появился неизвестный гость, которому Пуйл необдуманно обещал подарить «все, что он пожелает». Незнакомец, который оказался Гуаулом, отвергнутым поклонником Рианнон, потребовал в качестве дара невесту Пуйла. Свадебный пир прервали, и на конец года назначали свадьбу Гуаула и Рианнон. Однако Пуйл перехитрил соперника: он появился на свадебном пиру переодевшись нищим и посадил его в волшебный мешок. Как только Гуаул попал в мешок, Пуйл сбросил с себя нищенские лохмотья, а его воины принялись избивать Гуаула, пока тот наконец не попросил пощады и не возвратил Рианнон Пуйлу.
Рианнон и Пуйл поженились, и по истечении трех лет Рианнон родила сына, однако ночью ребенок исчез. Служанки, которые должны были охранять мать и новорожденного, дабы избежать наказания за нерадивость, обвинили королеву в убийстве собственного сына. Пуйл осуждает несчастную Рианнон на то, чтобы она семь лет подряд переносила на своей спине через мост всех гостей замка.
Тем временем некий Тейрнон, правитель Гвент Искода, у которого каждый раз в канун Майского дня пропадали жеребята, рожденные его прекрасной кобылой, решил устроить в конюшне засаду и выследить загадочного вора. Через несколько часов он услышал шорох и увидел огромную лапу со страшными когтями, которая тянулась из окна к жеребенку. Едва лапа успела схватить жеребенка, как Тейрнон обрубил ее по локоть. Он выбежал во двор, но в темноте не смог ничего разглядеть, лишь у самого входа он обнаружил завернутого в пеленки младенца. Тейрнон с женой воспитывали его как родного сына, пока ему не исполнилось четыре года. Однажды Тейрнону рассказали о несчастье, случившемся с королевой Рианнон, и о незаслуженном наказании, которому ее подвергли. Заметив удивительное сходство ребенка с Пуйлом, Тейрнон понял, что он воспитывает похищенное дитя Рианнон. Он отправился во дворец и возвратил сына родителям. Рианнон была восстановлена в своих правах, а ее сын получил имя Придери.
Позднее, когда Рианнон стала вдовой, Придери выдал ее замуж за своего лучшего друга, морского бога Манауидана, сына Ллира. «Мабиногион Манауидана, сына Ллира» рассказывает, что на королевство Дивед были насланы злые чары, опустошившие и разорившие страну. Вот как это случилось. Однажды, когда в королевском дворце шел пир и Рианнон с Манауиданом и Придери с женой Кигвой сидели на почетных местах во главе стола. Вдруг раздался страшный удар грома и вся зала наполнилась густым туманом. Когда туман рассеялся, все вокруг изменилось: не было видно ни людей, ни животных, исчезло все, кроме самого замка. С тех пор Манауидан, Рианнон, Придери и Кигва стали жить в замке, питаясь тем, что добывали на охоте.
Однажды Придери и Манауидан в сопровождении Рианнон отправились охотиться на вепря. Поднятый Придери и Манауиданом зверь привел их к крепости, которой они раньше никогда не видели в этом месте. Из любопытства, не слушая предупреждений Манауидана, Придери вошел в крепость. Видя, что он не возвращается, Рианнон отправилась в крепость на поиски сына. Тотчас замок исчез, и вместе с ним исчезли Придери и Рианнон. Дело в том, что замок был создан магией чародея Ллуйда, желавшего отомстить Рианнон за своего друга и союзника Гуаула. Волшебник заставил Придери носить на шее дверные молотки от своего дворца, а Рианнон — ослиные хомуты. Манауидану понадобилось все его умение, чтобы с помощью многочисленных хитростей разрушить чары и освободить супругу и пасынка из плена. После этого счастье и процветание вернулись в Дивед.
Таким образом, Рианнон действительно являет черты, характерные для «конской» богини. Она напоминает галло-римскую Эпону и в то же время более полно раскрывает суть кельтской мифологической концепции божественной лошади и связанного с ней женского божества. На протяжении всего повествования Рианнон связана с лошадьми. С самого начала она появляется верхом на великолепной белой лошади, едущей с той невероятной быстротой, с какой должна передвигаться небесная лошадь. Правда, белый цвет ее лошади связывает Рианнон с Луной, а не с Солнцем — его символом была лошадь рыжей масти. Ложно обвиненная в убийстве своего ребенка, она была вынуждена в наказание возить гостей мужа от ворот дворца до двери на собственной спине. В волшебном замке, где ее держал в заточении чародей Ллуйд, она носила на шее ослиное ярмо (здесь опять вспоминается богиня Эпона, которая покровительствовала не только лошадям, но и мулам и ослам).
Кроме того, Рианнон явно была связана с Другим Миром. Ее супруга Пуйла называют Властителем Аннувна. В тексте мабиногион Аннувн — это Другой Мир, чудесная страна. И когда Рианнон подвозит на своей спине гостей мужа до двери его дворца, она, очевидно, выполняет функцию проводника душ умерших в Другой Мир (по-гречески — психопомпа). Рианнон обладает магической силой, что характерно для богов Другого Мира. К тому же в другом валлийском тексте упоминаются чудесные «птицы Рианнон», чье пение живых усыпляло, а мертвых воскрешало. Таким образом, Рианнон могла воскрешать людей после смерти, что естественно для богини Другого Мира — воплощения умирающей и воскресающей Луны. И наконец, имя Рианнон происходит от кельтского «Ригантона» (великая королева). Это показывает, что Рианнон, как и положено классической «конской» богине, воплощала идею верховной власти, одну из древнейших мифологических идей.
Среди анималистических мотивов кельтской мифологии важное место занимает образ быка. В одной из саг уладского цикла «О ссоре двух свинопасов» рассказывается о том, как появились в Ирландии два чудесных быка. Жили некогда два свинопаса — один служил Охаллу, королю сида в Коннахте, а другой Бодбу, королю сида в Мунстере. Свинопасы были большими друзьями, вместе постигали тайны колдовского знания и могли принимать любые обличья. Однако злые люди поссорили их насмерть. Утратив человеческий облик, свинопасы превратились в воронов и предсказали, что из-за их вражды будет великое сражение между людьми. Затем они стали водяными драконами и принялись бороться; так велики были их ярость и ненависть, что в схватке «из пастей вылетали огненные стрелы и взлетали к самому небу». Потом они приняли облик героев, затем обернулись демонами, а после — водяными червями. Одного из них вытащила из реки королева Медб, и он посоветовал ей выйти замуж за короля Коннахта Айлиля; другой, которого в Куальнге достал из реки Фиахна Мак Дари, предсказал, что между ним и его противником из Коннахта произойдет великая битва. Затем оба они были проглочены коровами и возродились вновь уже в обличье огромных быков, прекраснее которых в Ирландии не бывало. Назвали их Финнбенах, Белорогий с Равнины Ай, и Донн, Бурый бык из Куальнге:
Был Бурый Бык из Куальнге
Темной масти, здоровым, гордым,
Могучим,
Красивым, бесстрашным и крутобоким,
С большой головой в крупных кудрях,
С крепкой грудью.
Был храбрым и грубым
Бурый Бык из Куальнге,
Ревущий яростно, глазами сверкающий,
С жесткой шерстью, широкой шеей,
С мокрой мордой.
Были у Бурого из Куальнге
Брови быка,
Волны волнение,
Птицы полет,
Ярость зверя,
Гнев короля,
Удар убийцы,
Львиная легкость.
Тридцать юношей садились свободно
На его спину
От хвоста до затылка.
Подобно герою, гордо ступал он
Впереди стада
Хозяин достойный
Коров и телок,
Не знал на земле он себе подобных,
И был он Бурым.
Были у Быка Белорогого
Белая голова и белые ноги,
А тело — алое, цвета крови.
Весь он казался
Облитым кровью,
Или в болоте алом увязшим,
Или цветами украшенным ярко —
Перед и зад,
Бока и спина.
Любили коровы с Равнины Ай
Его гриву густую, крутые копыта,
Хвост тяжелый,
Конскую поступь,
Взгляда влеченье,
Рыло лосося,
Крепкие бедра,
Когда выходил он
Ранней весною
С ревом победным.
Не знала земля подобного чуда,
И был он Белым.
Эти чудесные быки фигурируют в центральной повести уладского цикла «Похищение быка из Куальнге». Королева Коннахта Медб, честолюбивая и жестокая, ни в чем не хотела уступать своему мужу королю Айлилю. Однако случилось так, что бык Финнбенах принадлежал королю Айлилю. Хоть он и родился в стадах Медб, но не пожелал оставаться под властью женщины и пристал к стадам короля. Медб решила заполучить такое же животное и послала гонца разыскать быка, который ни в чем не уступал бы Финнбенаху. Вернувшись, гонец рассказал, что в королевстве уладов, в краю Куальнге, в доме Дайре, сына Фиахны, есть бык еще больше и лучше, чем Финнбенах. Зовут его Донн Куальнге (Бурый из Куальнге).
«Похищение быка из Куальнге» представляет собой эпическое повествование о том, как объединенные силы четырех областей Ирландии во главе с королевой Медб предприняли военный поход против уладов, чтобы силой отнять Донна Куальнге у его хозяина. Сага изобилует драматическими описаниями жестоких сражений и поединков великих героев Ирландии, среди которых мужеством и воинской доблестью выделяется юный Кухулин, а заканчивается схваткой великих быков-соперников: «Между тем оглядели друг друга быки и принялись бить копытами, осыпая себя землей, через загривки и спины летела земля из-под ног, а глаза быков сверкали, словно раздувшиеся огненные шары. Ноздри и щеки их раздувались, словно кузнечные мехи, когда с грохотом сшибались они, и каждый старался проткнуть, поразить и изранить другого. И случилось так, что подстерег Финнбенах истомленного долгим путем и дорогой Донна Куальнге и, излив свою ярость, пронзил ему рогом бок...
Увидел все это Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара, и, зажав в руке копье, нанес Донну Куальнге три могучих удара от уха до хвоста.
— Не на век и на славу нам это богатство, — молвил Кормак, — коли не может он выдержать боя с быком-одногодком.
Донн Куальнге понимал человеческую речь и, услышав эти слова, снова бросился на Финнбенаха. Долго бились они, прежде чем опустилась ночь на ирландцев, и тогда могли они слышать грохот и рев быков. Всю Ирландию прошли быки этой ночью.
Немного времени прошло с утренней зари, как вдруг заметили ирландцы Донна Куальнге, бредущего мимо Круаху, неся на рогах израненного Финнбенаха».
Почитание священного быка было широко распространено по всему кельтскому миру. Об этом можно судить уже по тому факту, что название этого животного (ирландское — тарб, галльское — тарвос) содержится в названиях некоторых племен, областей, городов, а также в личных именах. Одно из кельтских племен Цизальпинской Галлии называлось таврины, на берегу Саввы жили тавриски, на Пиренейском полуострове была область, которую проживавшие там кельто-иберы называли Таврией. Города современной Франции Тарб и Теруанн в древности назывались Тарба и Тарванна, в Древней Англии были города Тарведум и Тарогунум. Личное имя Дейотарус означает «Божественный бык», а Брогитарус — «Бык страны или края, области» (первая часть этого имени «броги» происходит от ирландского «бруиг» или валлийского «бро» — страна, край, область). Цезарь в «Записках о галльской войне» упоминает галльского вождя по имени Доннотаурус. Нетрудно заметить, что первая часть его имени совпадает с именем мифического ирландского быка Донна Куальнге. Слово «донн», употребленное как прилагательное, означает «коричневый, бурый», в качестве же имени существительного — «судья, аристократ, король».
На европейских территориях, заселенных кельтами (особенно в Галлии), часто встречаются странные изображения трехрогого быка. По большей части это маленькие статуэтки-талисманы. В Мартиньи-ан-Вале находится бронзовое изваяние такого животного размером с настоящего быка. Трехрогий бык часто бывает связан с другими религиозными мотивами, но выявить причины такой связи трудно.
Иногда его изображают вместе с античными богами, например с Аполлоном (Бейр-ле-Шангель, Франция), с Марсом (Мадрид); иногда — вместе с другими животными: вепрем (Кайлю, Франция), оленем (Сент, Франция), бараном (Мулен, Франция) и птицей (Скиерн, Дания).
Некоторые ученые высказывали предположение, что третий рог мог быть изобретен бронзовщиками: они копировали италийские статуэтки, изображавшие быка с птицей или полумесяцем на затылке. Однако это предположение не объясняет, почему эта скульптура трансформировалась подобным образом только в Галлии. Скорее всего, разгадка кроется в одной особенности религиозно-мифологической традиции кельтов: они придавали очень большое значение числу три. Триада — формула, группирующая три факта или три наставления, является господствующим жанром в литературе Ирландии и Уэльса; триады занимают важное место в эпической традиции обоих народов. Например, на галльских фигуративных памятниках очень часто встречается трицефал — божество с тремя головами или тремя лицами.
Если кельты утраивали самую драгоценную часть человеческого тела — голову, то у быков они утраивали самую опасную часть — рог. Рог сам по себе является символом ударной мощи быка, а утроенный рог неимоверно увеличивает его силу и ярость. В IV в. н. э. Аммиан Марцеллин передавал эхо древней легенды, согласно которой в мифическую эпоху в Галлии царствовал тиран по имени Тауриск, а в Иберии — трехголовый Герион. Имя Тауриск переводят как «Бычий» и предполагают, что он был подобием Минотавра или, может быть, быком с человеческой головой. Во всяком случае, упоминание в одной легенде быкоподобного монстра и трехголового человека представляет аналогию образу трехрогого быка, которого любили изображать кельты.
Изображение быка встречается на двух загадочных кельтских памятниках, датирующихся римским периодом. На одном из рельефов, украшающих алтарь, воздвигнутый во времена римского императора Тиберия (I в. н. э. ) коллегией корабельщиков из Лютеции, главного города галльского племени паризиев, изображен бородатый человек в короткой тунике, обрубающий ветви дерева топором. В верхней части рельефа высечено имя галльского бога «Езус». На соседнем с этим рельефе изображен бык со стоящими на его спине и голове тремя журавлями, вверху надпись «Таврос Тригаранус», что в переводе с галльского означает «Бык с тремя журавлями». На рельефе, украшающем алтарь, найденный в Трире (Германия), изображен безбородый мужчина, рубящий дерево. В листве дерева можно различить головы быка и трех журавлей. Можно сделать вывод, что на двух рельефах парижского алтаря изображены разные фрагменты одной сцены, а на трирском рельефе тот же самый миф воспроизводится сокращенно. Однако содержание этого мифа нам неизвестно.
По-видимому, особое значение имеет то, что на этих памятниках бык изображен с журавлями. В древности журавль был важным религиозным символом. Он олицетворял утро, так как первым приветствовал зарю, а также был вестником приносящего плодородие дождя. В древних традициях журавль считался проводником душ умерших в Другой Мир. Для нас интересны связанные с образом журавлей символы, которые встречаются в мифе об афинском герое Тесее. После убийства чудесного быка Минотавра, заключенного в критском Лабиринте, Тесей и его спутники отправились на остров Делос. Здесь они отпраздновали победу, исполнив священный танец журавлей, состоявший из чередования девяти шагов и прыжка (журавль делает девять шагов, прежде чем подняться с земли). Сложные фигуры танца имитировали извилины Лабиринта, отображавшего пути в царство мертвых; в середине же Лабиринта находился бык Минотавр. Таким образом, в преданиях о Тесее образ быка связан с журавлями, так же как и на кельтских рельефах, украшающих алтари в Париже и Трире.
Образ быка как божественный символ встречается у греков в мифах о Минотавре и похищении Европы, у хеттов (центральная часть Малой Азии) и сирийцев; в Древнем Египте почитали священного быка Аписа. Кроме того, культ быка был распространен в Древнем Двуречье, в Средней Азии III— II тыс. до н. э., в Древнем Иране и Древней Индии.
В древних мифологиях образ быка имел различные значения; может быть, самое древнее из них — лунный символизм быка. Бык является одним из главных лунных символов из-за сходства формы его рогов с месяцем: Син, месопотамский лунный бог, часто принимал форму быка; бык Апис, вероятно, представлял лунного бога Осириса. Таким образом, бык был символически связан со смертью, с Другим Миром. Возможно, поэтому в мифах о Тесее и в кельтском мифе, сюжет которого изображен на рельефах алтарей из Парижа и Трира, бык и журавли выступают проводниками душ умерших в Другой Мир.
В то же время бык может быть солнечным символом: согласно ассирийским верованиям, бык родился от Солнца. Лунный и солнечный символизм быка не противоречат друг другу: лунный бык становится солнечным тогда, когда культ Солнца вытесняет более древний культ Луны.
М. Элиаде высказал предположение, что бык представляет скорее не какое-либо астральное тело, а оплодотворяющее небо и что и бык, и гром, и молния были символами атмосферных божеств; рев быка ассоциировался с раскатами грома, а молнию часто изображали в виде ритуальных рогов. Для этих небесных богов, кроме функций дождя и грозы, очень важны функции космического плодородия. Во всех доисторических религиях Европы, Африки и Азии часто встречается такой образ: оплодотворяющий Небесный бог совокупляется с коровой, символизирующей Великую богиню — Мать-Землю.
Имея в виду этот символизм быка, обратимся еще раз к рельефам из Парижа и Трира. На обоих рельефах, кроме быка и журавлей, изображено еще дерево, которое рубит кельтский бог. В мифологической традиции бык тесно связан с Великой богиней, а она ассоциируется с Мировым Древом — Деревом Жизни, поэтому можно предположить, что изображенное на рельефах дерево и есть Мировое Древо. Остается еще «дровосек». На первый взгляд это бог-разрушитель, уничтожающий саму жизнь. Однако в многочисленных народных сказках встречаются прелестные молодые девушки, «феи» или «принцессы», превращенные в деревья. В некоторых случаях молодой человек срубает дерево и освобождает пленницу, которая была в нем заключена; она становится его женой. В нашем случае, поскольку изображено Космическое дерево, то можно предположить, что в нем заключена сама Великая богиня. Тогда бог, срубающий дерево, способствует не уничтожению, а возрождению жизни и непрерывному обновлению Космоса.
И наконец, в древних культурах бык являлся символом верховной власти. Это относится и к кельтской традиции. У кельтов, помимо священного брака короля с лошадью, важнейшим ритуалом, освящавшим начало нового правления, был так называемый праздник быка. На этом празднике убивали белого быка, и специально назначенный человек пробовал мясо и кровь убитого животного. Затем он засыпал, и четыре друида пели над ним «песнь справедливости». В пророческом сне он видел того, кто должен стать королем, и, проснувшись, рассказывал о своем видении.
Среди анималистических образов, встречающихся в религиозно-мифологической традиции кельтов, имеются по крайней мере два, связанные с древним и фундаментальным символизмом. Это вепрь (кабан) и медведь.
О почитании вепря (кабана) кельтами свидетельствует ряд археологических находок. Это, например, известняковая статуэтка бога с вепрем на груди и с кельтской шейной гривной из Эффиньи в бассейне Марны. Небольшая статуэтка (26 см высотой) датируется позднелатенским временем (I в. до н. э. ), к которому относятся и бесчисленные кельтские изображения кабанов. В большинстве своем это маленькие бронзовые статуэтки. Иногда встречаются рельефы и чеканки из драгоценных металлов. К небольшому числу крупных скульптур относится бронзовый кабанчик из Неви-ан-Сюлли (департамент Луар), который датируется уже галло-римской эпохой. На рубеже II-I вв. до н. э. в Центральной Европе и Чехии появились золотые монеты (статеры) с изображением кабана на реверсе. В Швейцарии на клеймах мечей, относящихся к стилю так называемых «красивых мечей», часто встречается изображение кабана и человеческой маски. На боевых знаменах кельтов был изображен кабан. Наконец, у кельтов было принято класть в могилу часть туши вепря. Этот обычай существовал уже в гальштатскую эпоху и продолжал соблюдаться в латенское время.
В древней Ирландии вепрь (кабан) и свинья считались священными животными. В качестве сакральной жертвы свинья часто появляется в ирландских рассказах. По свидетельству святого Адамнана, в VII в. н. э. в Ирландии откармливали в течение осени большие стада свиней, которых резали в начале зимы, то есть в праздник Самайна. На роскошном королевском пиру, который был центральной частью праздника, ели свиное мясо, пили пиво, медовый напиток и вино.
С пиром на празднике Самайна связана история о свинье Мак-Дато, за обладание которой так яростно спорили два ирландских королевства — Коннахт и Улад: «Для гостей была заколота свинья Мак-Дато, которая семь лет вскармливалась молоком шестидесяти коров. Видно, ядом вскормили ее, ибо стала она причиной великого побоища между мужами Ирландии». И продолжение истории (состязания и ссоры, которые заканчиваются резней) — вполне в традициях ночи Самайна, когда хмельные напитки поглощались в избыточных количествах, а друиды и филиды не успевали успокаивать ссорившихся.
Праздничное угощение в Самайн является волшебным: свиное мясо и вино, пиво и мед дают доступ к вечности. Как уже упоминалось в предыдущей главе, в саге о короле Муйрхертахе волшебница из сида на пиру подает королю и его воинам волшебное вино, приготовленное ею из воды, и волшебную свинью, в которую она превратила папоротник. Эта пища насытила воинов.
Здесь можно вспомнить пир в Валгалле, Другом Мире скандинавской мифологии, где повар Андхримнир варил в котле Эльдхримнир кабана Сехримнира, который к вечеру каждого дня снова оказывался целым. В ирландских мифах теми же свойствами обладало мясо волшебного поросенка — одного из трех чудес сида, принадлежащих богу Дагде. Эти чудеса — три дерева, вечно приносящие плоды, бессмертный поросенок и вареный поросенок, который не уменьшается, когда его едят.
К числу характерных ирландских мифологических сюжетов относится охота на вепря. Например, в саге «Преследование Диармайда и Грайнне» Диармайд, возлюбленный Грайнне, жены Финна, в последний день года отправляется вместе с Финном охотиться на Дикого вепря. Диармайд убивает вепря, но получает смертельную рану, уколовшись об одну из его ядовитых щетинок. Только вода из исцеляющих рук Финна может спасти его. Финн неохотно идет за водой и, вспомнив о Грайнне, позволяет воде вытечь между пальцев. Он делает так дважды, а когда он возвращается в третий раз, Диармайд уже мертв. Существуют разные версии окончания саги. По одной версии Финн и Грайнне в конце концов примирились, по другой Грайнне оплакивала Диармайда всю свою жизнь.
Нетрудно заметить, что сага о Диармайде и Грайнне напоминает греческий миф об Адонисе и Афродите. Афродита влюбилась в Адониса, как Грайнне в Диармайда. Афродита была женой Ареса, бога войны, как Грайнне была женой Финна, вождя фианны (братства профессиональных воинов). Подозревая, что жена изменяет ему с Адонисом, Арес послал вепря или сам принял образ вепря, который смертельно ранил Адониса. Равным образом полагали, что Финн устроил охоту на вепря, чтобы умертвить Диармайда. И Адонис, и Диармайд отправились на охоту против воли их возлюбленных. Погибшего Диармайда уносит прочь на своих позолоченных носилках бог Мак Ок. Это напоминает ежегодный ритуал, во время которого по улицам проносили изображение мертвого Адониса в сопровождении плакальщиц. Ложа, на которых выставляли изображения Адониса и Афродиты, можно сравнить с «Постелями Диармайда и Грайнне». В храмах Афродиты женщины занимались ритуальной проституцией. По преданию, то же самое должны были делать ирландские девушки на «Постелях Диармайда и Грайнне».
С образом вепря, или кабана, в кельтской религиозно-мифологической традиции тесно связан образ медведя. В галло-римских надписях Меркурий имеет эпитеты Моккус (поросенок, кабан) и Артайос (медвежий). На галльском языке медведь назывался Артос, на древнеирландском — Арт. Имя Артос содержится в названиях кельтских поселений — Артобрига в Винделиции, Артодунум, современный Артен (департамент Луар). Наряду с медведем у кельтов почиталась медведица (Артио). В качестве примера можно привести маленькую бронзовую скульптурную группу, предположительно относящуюся к II или III в. н. э. Она изображает одетую по римской моде женщину, сидящую перед огромным медведем, разинувшим пасть. Рядом с женщиной на колонке стоит корзина фруктов, может быть предназначенная в жертву животному. На заднем плане — дерево с обломанными ветвями. Внизу посвятительная надпись: «Богине Артио».
В кельтской концепции медведь является королевским символом. Так, одного из верховных королей Ирландии, сына Кона Кетхатхака и отца короля — Судьи Кормака, зовут Арт («медведь»), от того же корня происходит и имя знаменитого короля Артура. Вепрь же — это жреческий символ: кельтские друиды сами называли себя вепрями. В артуровском цикле нашло отражение символическое противостояние (борьба) медведя и вепря.
В валлийской повести «Кулух и Олуэн» мачеха Кулуха, сына Килида, предрекала ему, что его женой может стать лишь Олуэн, дочь Избададена Бен-каура. Тогда Кулух отправился к своему двоюродному брату, королю Артуру. После краткой словесной стычки с привратником Кулух, вопреки правилам, верхом на коне въехал прямо в пиршественный зал. Король Артур и его воины прервали пир и с удивлением воззрились на него. Ничуть не смущаясь этим, Кулух обращается к Артуру и просит, чтобы король собственноручно обрезал ему волосы, а затем помог найти Олуэн. Король разослал своих людей искать Олуэн. Но прошел год, а поиски так и не увенчались успехом. Тогда Кей, Бедуир, Киндилиг, Кифаруид, Гурир Гуалстауд Иетод, Гуалхмей и Мену, лучшие воины короля, отправляются вместе с Кулухом на поиски девушки: они торжественно объявляют, что не покинут его, пока не найдут Олуэн или пока он не скажет, что ее нет на свете. И вот герои приблизились к большой крепости, и неподалеку от нее они встретили пастуха по имени Кустенин. От пастуха они узнали, что живут в этой крепости Избададен и его дочь Олуэн, но ни одному воину еще не довелось вернуться оттуда живым. Кустенин пригласил их к себе домой. По просьбе Кулуха жена пастуха потихоньку привела в дом саму Олуэн. «О девушка, — сказал ей Кулух, — я тебя люблю и ищу уже так давно. Идем же со мной!» Но Олуэн отвечала, что должна спросить разрешения у отца. Избададену же было предсказано, что он умрет, когда дочь его выйдет замуж.
Убив привратников и сторожевых псов, Кулух и его спутники предстали перед Избададеном и сообщили ему о цели своего прихода. Тот велел слугам поднять ему вилами веки, чтобы он мог видеть будущего зятя, и обещал назавтра объявить свое решение. Однако лишь на четвертый день Избададен согласился отдать свою дочь Кулуху, если юноша выполнит его условия. Он поставил перед ним тринадцать трудных заданий. Самым трудным из них было последнее — вымыть, подстричь и побрить Избададена. Для этого Кулух должен был добыть кровь Черной ведьмы, ибо только ею можно было размягчить бороду Избададена, клык вождя кабанов Изгитирвина, а еще — ножницы и гребень, спрятанные меж ушей Турха Труита, Великого кабана. Непременным условием было участие в охоте короля Артура и его воинов.
Самым драматическим эпизодом этой повести является охота Артура на чудесного вепря. Турх Труит жил в Ирландии и опустошал страну. Артур кликнул всех воинов с британских островов и из Арморика и в Нормандии, ибо все они были его верными слугами и храбрыми бойцами. Собрав войско, Артур высадился на зеленом острове Эриу, население которого встретило его как спасителя. Артур приблизился к логову Турха Труита, где тот жил со своими семью поросятами. Со всех сторон спустили на вепря псов, но они не справились с Труитом. На другой день вновь началась битва, и рядом с ирландцами встали воины Артура, и снова победителем вышел Труит. На третий день Артур сам вышел сразиться с вепрем; девять дней и ночей продолжалась битва, но вепрь и его поросята снова остались невредимыми.
Тогда Артур послал Гурира Переводчика начать переговоры с вепрем. Гурир превратился в птицу и уселся над логовом Труита. Переводчик вежливо обратился к вепрям и попросил отдать ему гребень и ножницы. Те ответили, что не только не собираются отдать драгоценные талисманы, но намереваются отправиться в страну Артура и разорить ее. Узнав об этом, Артур поспешно погрузился на корабль вместе со своими воинами, лошадьми и собаками и отправился в Уэльс. В это время Турх Труит и его потомство вплавь пересекли море и высадились в Диведе.
На следующий день Артур отправился на его поиски. Во главе своры собак, которая шла по следу вепрей, бежал Кавалл, пес короля. Вепрь ушел из Глинн Нивер и остановился в Кум Керуин; там он убил четырех воинов Артура. Не успокоившись на этом, он убил еще четырех человек, но и сам был ранен. На рассвете следующего дня воины Артура вновь вступили с ним в схватку. Он лишил жизни троих из них и вдобавок уничтожил многих жителей тех мест. Артур догнал Турх Труита в Пелумиауке. Вепрь убил еще троих человек и убежал в Абер Тиуи, где он вновь сразился с воинами Артура и отправил в лучший мир двух охотников, в том числе короля Франции. В Глинн Исту собаки потеряли его след.
В Диффиринн Лоугор группа охотников обнаружила двух молодых вепрей — сыновей Турх Труита. В схватке с этими поросятами уцелел только один человек. Артур и его спутники пришли ему на выручку и спустили собак. Турх Труит, услышав отчаянный визг своих детей, поспешил им на помощь и убил множество людей и собак.
Воссоединившись, семья вепрей направилась к горе Аману. В горах были убиты две дочери Турх Труита и один из его сыновей. Турх Труит спустился в долину, и там были убиты еще двое его отпрысков, которые так храбро сражались в Диффиринн Лоугор — Гругин Кринс Серебряный и Говинниат Наследник. Трое вепрей бежали до Лух Эуин, где Артур их настиг. Турх Труит вышел на бой и перебил многих охотников и их собак.
Отдышавшись, трое животных продолжали свой бег до Лух Тауи, где Гругин Кринс Серебряный отделился от них. Охотники погнались за ним, настигли и убили. Говинниат Наследник бросился в гущу охотников, многих уничтожил, а затем направился в долину Иу, где ему встретился отряд охотников из Арморика. Он убил короля Арморика и двух знатных воинов, родственников Артура, но и сам пал под многочисленными ударами.
Между тем Турх Труит продолжал свой бег. Артур послал часть всадников с собаками гнать вепря к реке Северн, а остальные охотники должны были помешать ему ускользнуть. Как только Труит был окружен на берегу реки, несколько храбрых воинов, среди которых был Манауиддан, сын Ллира, одновременно бросились на него, схватили за ноги и сбросили в воду. Мабон, сын Медрона, и еще один всадник ухитрились выхватить у Труита из-за ушей бритву и ножницы. И только гребнем они не успели завладеть, потому что, нащупав копытами дно, вепрь выскочил на берег, а тут уж ни пес, ни человек, ни конь не могли его догнать.
Турх Труит укрылся в Корнуолле, где его в конце концов настиг король Артур со своими воинами. Ценой невероятных усилий и больших потерь они сумели вырвать у него гребень. Убить Турх Труита было невозможно, потому что он был сверхъестественным существом. Однако им удалось столкнуть вепря в море. Никто не знает, куда он уплыл.
Охота короля Артура, чье имя происходит от названия медведя, на Турх Труита воплощает борьбу медведя и вепря, которые в кельтской мифологической традиции символизировали соответственно представителей светской власти (военного сословия всадников, из числа которых происходили кельтские короли) и духовной власти (друидов). Однако, как мы видели в первой главе, в исторической реальности противостояния сословий не было. Друиды пользовались, большим авторитетом в кельтском обществе и были мудрыми советчиками королей. Символически воплощенный в кельтской мифологии мотив противостояния жрецов и воинов (духовной и светской власти) представляет собой один из древнейших пластов общей индоевропейской традиции.
В греческой мифологии этот сюжет нашел отражение в мифе об охоте на белого Калидонского вепря. Символически белый цвет считается цветом духовной власти (например, друиды носили белые одежды). Калидонского вепря первой ранила дева-охотница Аталанта, вскормленная медведицей. Интересно отметить, что греческий миф об охоте на Калидонского вепря имеет связи с кельтской традицией. Название «Калидон» встречается в древнем наименовании Шотландии — «Каледония». Возможна этимология, согласно которой Каледония — это страна «кальдов», или кельтов.
В мифологической традиции кельтов вепрь и медведь не всегда противостоят друг другу. Они могут также изображать духовную власть и власть светскую в нормальных и гармонических отношениях, что соответствовало исторической реальности.
Еще одним важнейшим анималистическим символом кельтской мифологии был олень. Почитание этого животного восходит к древнейшим пластам человеческой культуры северных областей Европы и Азии. У лапландцев, гренландцев, сибиряков, самоедов (ненцев), монголов олень был сакральным животным, он почитался как самая ценная охотничья добыча. Однако даже в древнейших культурах образ оленя мог иметь и другое значение. Так, при раскопках мезолитических погребений были найдены оленьи рога, лежавшие на головах покойников. Таким образом, представление о связи оленя с загробным миром, его возможной роли как перевозчика душ умерших появилось в очень древние времена. Культ оленя сохранялся со времен палеолита, однако в период неолита с появлением и развитием земледелия символическое значение образа этого животного расширилось и приобрело новый смысл.
Важным и многозначным символом были оленьи рога. Их сходство с деревом связывало образ оленя с Мировым Древом. Благодаря ежегодной смене рогов олень стал символом обновления и возрождения. Кроме того, рога казались людям воплощением мужской оплодотворяющей силы. Таким образом, олень символизировал плодородие человека и природы в целом.
Олень мог быть и солнечным символом, ведь его рога напоминали расходящиеся лучи солнца. Поэтому его считали способным подарить человеку благословение богов и наделить его богатством и счастьем. У кельтов был даже особый амулет — диск из оленьего рога, который должен был «притягивать» разнообразные блага.
В религиозно-мифологических традициях Западной Европы олень и бык представлены вместе. В этом нет ничего удивительного, так как образы обоих животных выражают идею неиссякаемого космического плодородия и бесконечного возрождения и обновления жизни. Так в Западной Европе соединились арктический культ оленя и средиземноморский культ быка. Пересечение этих традиций нашло отражение в таком факте: ирландские слова «осс», «дам» и «аг» в сагах о королевстве Улад обозначают быка, а в сагах о королевстве Лейнстер — оленя. В то же время обе традиции продолжали существовать раздельно: ульстерский круг саг связан с быком, а лейнстерский с оленем.
В Европе, в местах обитания кельтов были найдены изображения кельтского бога, имеющего атрибуты оленя. На створке алтаря, обнаруженного в Париже и хранящегося в музее Клюни, изображен бог с оленьими рогами на голове, сидящий с поджатыми ногами (в так называемой «позе Будды»); изображение снабжено подписью — «Цернунн» («Рогатый»). Этот памятник, благодаря которому мы знаем имя этого божества, датируется уже римским временем. Однако известны и более ранние подобные изображения.
На одном из наскальных рисунков, найденных в долине Валькамоника (Северная Италия; VII в. до н. э. ), бог с оленьими рогами изображен стоящим, с гривной на шее. Отсюда мы можем сделать вывод, что Цернунн не принадлежит к числу кельтских божеств, которые приобрели человеческий облик только под римским влиянием. На монетах каталаунов и других кельтских племен, относящихся еще к дорийскому периоду, рогатый бог изображен в характерной для него «позе Будды».
В дорийский период изображение Цернунна появляется на знаменитом серебряном культовом котелке из Гундеструпа (Ютландия), найденном в 1891 г. в болоте в окрестностях Аалборга. Высота котла 42 см, ширина 69 см, вес почти 9 кг. Место его изготовления точно не известно. Согласно одной из теорий, он был сделан где-то на юго-востоке, на территории скордисков в нижнем течении Дуная; по другой версии, это кельто-лигурийское изделие II в. до н. э., захваченное кимврами и вместе с ними попавшее на север. Чеканные стенки котла с внутренней и с внешней стороны покрыты серебряными позолоченными пластинами с рельефными изображениями.
На одной из пластин изображен Цернунн, в виде сидящего в «позе Будды» безбородого мужчины в облегающей одежде с длинными рукавами. На голове у него ветвистые оленьи рога, на шее гривна, другую гривну он держит в правой руке, а в левой — змею с головой барана, которая будет часто сопровождать его на памятниках более позднего времени. Рядом стоит олень с точно такими же рогами. По всему фону разбросаны меньшие по размерам и менее значительные фигурки: быки, грифоны, гиена, дельфин, на котором сидит верхом маленький обнаженный мальчик. Цернунн здесь явно выступает в качестве властелина животных.
Относительно позы Цернунна были высказаны два предположения. Согласно первому, это была общепринятая у кельтов поза. Здесь можно вспомнить свидетельства Страбона и Диодора, утверждавших, что кельты привыкли скорее сидеть на земле, чем на скамьях и стульях. Второе предположение направлено против тех, кто объяснял позу Цернунна индийским влиянием: она появилась в официальных изображениях Будды только в I в. н. э., в то время как в шумерском искусстве она встречается еще в 3-м тыс. до н. э. Возможно, именно оттуда ее позаимствовали для изображения своих богов и индусы и кельты.
Отдельно стоит сказать об изображениях Цернунна римского времени. На рельефе алтаря из Сента, который датируется второй половиной I в. н. э., изображены сидящая богиня, держащая в одной руке рог изобилия, а в другой — фигурку птицы (предположительно голубки), и мужская фигура в «позе Будды», с гривной в одной руке и кошельком в другой. Голова мужчины не сохранилась, но поскольку он представлен с атрибутами Цернунна («поза Будды», гривна и кошелек), его принято считать Цернунном. Анонимная богиня на этом рельефе не имеет оленьих рогов. Однако во Франции и в Англии были найдены несколько бронзовых статуэток богинь с оленьими рогами, которые сидят, скрестив ноги, и держат в руках рога изобилия. Все это указывает на их родство с «рогатым богом».
В группе из Сента есть еще маленькая женская фигурка, стоящая у колен богини, — видимо, ее дочь. А вся группа в целом напоминает триаду греческих божеств подземного мира — Плутона, Деметру и Кору. После римского завоевания в искусстве Галлии часто смешивались образы кельтской и античной мифологии, и в группе из Сента кельтская триада богов подземного мира составлена по образцу греческой. Только здесь они выступают скорее не как хтонические божества, а как боги плодородия; на это указывают такие атрибуты, как рог изобилия, кошелек, голубка.
Примерно тем же временем — I в. до н. э. — датируются две статуи, происходящие из Соммерекура. Мужчина здесь изображен сидящим в «позе Будды», к его голове изначально были прикреплены оленьи рога (большая часть их сейчас отбита); его спутница держит в руках рог изобилия; эти атрибуты позволяют идентифицировать его как Цернунна, а ее как богиню плодородия. Оба они держат сосуды, из которых кормятся три змеи с головами барана: две обвивают тело Цернунна, а третья находится у богини.
В окрестностях Отена была найдена статуэтка Цернунна: бог сидит в «позе Будды», на шее у него гривна, на голове отчетливо видны отверстия, куда были вставлены утраченные ныне рога. В руках Цернунн держит двух змей с бараньими головами и рыбьими хвостами.
Самым известным изображением Цернунна является стела из Реймса, датированная II в. до н. э. Цернунн находится в центре композиции. Он сидит в «позе Будды», на голове у него оленьи рога, на шее гривна. В руках бог держит мешок, из которого сыплются монеты. К «потоку» монет склоняются олень и бык. Рядом с Цернунном стоят Аполлон-Кифаред и Меркурий с кадуцеем (посохом с двумя змеями). Оба античных бога представлены в виде прекрасных обнаженных юношей. Их красота резко контрастирует с обликом пожилого бородатого Цернунна. Венчает стелу фронтон, на котором изображена мышь — одно из животных подземного мира.
Один из самых необычных атрибутов Цернунна — змея с бараньей головой. Она изображена рядом с ним на котле из Гундеструпа, в группе из Сомеркура, на статуэтке из Отена и т. д. Однако «собственностью» Цернунна это создание не является. На одной из пластинок на котле из Гундеструпа оно сопровождает бога с колесом. На галло-римских памятниках такие змеи находятся рядом с кельтским Марсом и Меркурием. Змея с бараньей головой изображена на некоторых кельтских монетах, найденных в Вюртемберге, в Баварии, в Саксонии и в Богемии.
В связи с этим образом следует упомянуть золотую фигурку рыбы из клада 500 г. до н. э., найденного в Веттерсфельде (Германия). На ее поверхности выгравированы бегущие животные и стайка рыб, плывущих за морским существом с человеческой головой. Оба конца хвостового плавника рыбы заканчиваются головами баранов. Эту рыбу, по-видимому, можно рассматривать как аналог змеи с бараньей головой. Здесь следует вспомнить змей с рыбьими хвостами, которых держит Цернунн на статуэтке из Отена.
Змея в мифологических и религиозных системах многих народов считается сакральным животным подземного мира. И возможно, змея с головой барана имеет такое же значение. Дело в том, что при раскопках кельтских городищ в Галлии в жилых домах найдены украшенные бараньими головками глиняные подставки для дров, которыми растапливали домашние очаги. А в слое, лежащем ниже очагов, были обнаружены человеческие захоронения. Некоторые ученые полагают, что барана приносили в жертву как сакральное животное, посвященное культу огня в очаге и культу мертвых, похороненных под этим очагом. Таким образом, змея с головой барана могла представлять собой божество подземного мира, связанное с культом мертвых. В то же время это мог быть символ плодородия и богатства, что не противоречит связи с потусторонним миром: наоборот, Другой Мир считался источником земного богатства и плодородия.
Атрибуты Цернунна (оленьи рога, сопровождающие его олень, бык, мышь и змея с бараньей головой, рог изобилия, кошелек и др. ) характеризуют его как связанного с циклами умирания и возрождения природы бога Другого Мира — подателя космического плодородия и богатства. Римляне охотно уподобляли Цернунна Меркурию, но он представляет также некоторые характеристики Марса, Геркулеса, Пана, Плутона. Все это свидетельствует о том, что Цернунн был одним из самых великих богов кельтского пантеона, а сопровождающая его на некоторых галло-римских памятниках богиня плодородия — ипостасью Великой Богини, Матери-Земли.
Образ оленя и связанного с ним кельтского бога Цернунна часто встречается в литературе островных кельтов. В особенности это относится к кругу саг о лейнстерском герое Финне. Недаром в балладе об островах Аран, которую приписывают Финну, многократно упоминаются олени: «Аран многих оленей — море омывает его плечи — остров, где вскормлены многие воины, где синие копья становятся красными; отважные олени на его скалах, спелая клюква среди его вереска, студеная вода в его потоках, плоды на ветвях его дубов; борзые там и гончие псы; там ежевика и терновник темными ягодами; жилища там у лесных опушек, а в дубовых рощах пасутся олени; лиловый лишайник покрывает его скалы, трава зеленая без изъяна растет на его склонах, приятен вид его утесов, где скачут молодые олени и танцует форель... »
С оленями была связана вся жизнь Финна. Герой воспитывался в лесу Слиаб Блоом у двух женщин-друидов. Там он прошел воинскую инициацию. Затем он отправился к мудрецу Финегасу, который угостил его мясом Лосося Знания. Так Финн стал мудрейшим из людей. После этого он совершил свой первый подвиг — убил выходца из другого мира Айлена, ежегодно сжигавшего Тару. В награду за спасение королевской резиденции от разрушения Финн был назначен вождем фениев.
Надо сказать, что фении не были обычным войском. Они жили в лесах, больше занимаясь охотой, чем войной, причем излюбленной их добычей были олени. Ирландию они защищали не только оружием, но и своей силой. Среди фениев были только образованные люди, «сведущие в двенадцати книгах поэзии». Кроме того, каждый, кто хотел присоединиться к фианне, должен был пройти через ряд изощренных инициационных испытаний. Претендент должен был заплести волосы в косы и бежать по лесу, спасаясь от трех воинов. Тех, у кого дрогнуло в руке оружие, хрустнул под ногой сухой сук или растрепалась прическа, в фианну не принимали.
Один французский исследователь кельтской мифологии предположил, что детали этих испытаний указывают на родство фианны с оленями: косы на голове будущего фения напоминают оленьи рога; он убегает по лесу от воинов, как олень, гонимый сворой собак. Связь фениев с оленями становится еще более очевидной, когда их вождь женится на оленихе.
Случилось это так. Однажды Финну и его воинам встретилась молодая олениха, и они погнались за ней. Постепенно все отстали, кроме Финна и его собак, обладавших человеческим разумом, — Брана и Скеолана. Оказавшись в прекрасной долине, олениха неожиданно улеглась на траву, и псы принялись лизать ей шею и морду и играть с ней. Финн очень удивился, увидев это, и, прекратив преследование, отправился домой, в Алмуин. Олениха побежала за ним, по дороге играя с гончими, и смело вошла в его дом. Поздно ночью, едва Финн остался один, к нему явилась прекрасная молодая девушка в богатых одеждах и сказала, что она — олениха, на которую Финн охотился днем.
«Я отказала в любви, — рассказывала девушка, — Черному Друиду из сидов, и он заколдовал меня. Три года я была оленихой в дальнем лесу. Один из служителей Черного Друида пожалел меня. Он сказал, что, если я доберусь до ирландских фениев, у друида не будет надо мной власти. Я бежала целый день и ни разу не остановилась, пока не оказалась в Алмуине. Не останавливалась я до тех пор, пока не увидела, что позади нет никого, кроме Брана и Скеолана. С ними я была в безопасности, потому что они сразу поняли, кто я».
Финн взял девушку-олениху в жены. У них родился сын, которого назвали Ойсин («олененок»). Таким образом, перед нами целое семейство оленей, и сам Финн — это, по-видимому, бог-олень, а его фении — гении леса из рода оленьих.
В одной из валлийских мабиногион «Оуэйн, или Дама Источника» появляется персонаж, напоминающий Цернунна в качестве Властелина Природы. Однажды Кинон, один из воинов короля Артура, отправился на поиски опасных приключений и по дороге остановился на ночлег в одном замке. Во время ужина он попросил хозяев указать ему какого-нибудь ужасного противника, с которым он мог бы помериться силами. В конце концов владелец замка предложил Кинону встретиться с черным рыцарем, стражем волшебного источника. «... Ты выедешь на прогалину, посреди которой увидишь холм. На самом верху холма сидит черный великан ростом с двух обыкновенных людей. У него всего одна нога и один глаз во лбу, зато в руках у него железная дубинка, которую не поднять и двоим. Не скажу, что этот муж отличается красотой, наоборот, он очень уродлив, но он страж леса. Вокруг него бродит тысяча диких зверей. Спроси у него, как тебе выехать с прогалины, и он покажет тебе дорогу. Если ты поедешь по ней, то найдешь то, что ищешь».
На следующее утро Кинон отправился на поиски великана. Выехав на прогалину, он увидел там скопище диких зверей. Увидел он и черного человека, сидящего на вершине холма, который был гораздо больше и страшнее, чем Кинон представлял себе по описаниям, а его железную дубинку не подняли бы и четыре человека. На приветствие черный человек ответил лишь угрюмым ворчанием. Тогда Кинон спросил у него, какую власть он имеет над дикими зверями, которые его окружают. Великан замахнулся своей дубинкой и ударил ею оленя так, что тот закричал. Тотчас на его крик из леса выбежало полчище зверей. Тут были животные всех разновидностей, а также змеи и драконы. Черный человек, оглядев их, махнул рукой, отпуская их гулять и кормиться, и они поклонились ему, как вассалы своему господину. «Видишь, какую я имею власть над животными?» — сказал Хозяин. Затем он указал Кинону дорогу.
В этой легенде Властелин Природы не имеет оленьих рогов, но «Мабиногион» был записан христианами, скорее всего монахами, которые не могли позволить себе изобразить рогатого бога их языческих предков. Однако Хозяин Леса очень похож на Цернунна, каким он изображен на котелке из Гундеструпа: он также окружен животными и осуществляет свою власть через посредничество оленя, и, наконец, в этой сцене присутствуют змеи, которые появляются почти всякий раз, когда речь заходит о Цернунне. Согласно валлийской легенде, лесной бог — это «черный человек», то есть божество подземного мира, и в то же время он царит над растениями и животными на поверхности земли. Этим он тоже напоминает Цернунна, который сочетает господство в подземном мире и власть над природой. Одноглазость и одноногость присущи многим мифологическим персонажам, они имеют магическое значение. Одноглазость верховного скандинавского бога Одина дает ему дар ясновидения. В ирландском эпосе фоморы, демоны, воплощающие изначальный хаос, тоже принимают облик одноногих и одноглазых существ. Их единственный глаз посередине лба символизирует изначальное единство, из которого все происходит, а также сверхъестественное видение.
Важнейшие анималистические символы кельтской мифологии и таинственный Властелин Природы, напоминающий галльского Цернунна, еще раз появляются в легендах о друиде Мерлине, друге короля Артура. По одной из легенд, сочетающей христианскую мистику и древнеязыческие верования, Мерлин был сыном христианской монахини Кармелис и посланца ада, явившегося к ней в облике птицы. Однажды Кармелис, восхищенная пением птицы, неосторожно последовала за ней на берег источника, прилегла на траву у подножия дуба и погрузилась в сон. Птица принялась порхать вокруг нее, а потом разбудила, трижды клюнув ее в ухо. Монахиня проснулась, и смутное предчувствие несчастья охватило ее. Она отправилась к святому отшельнику Блейцу, жившему в чаще леса. Кармелис рассказала ему, что с ней случилось, и спросила, что последует дальше.
«Ты виновата в преступной неосторожности, — упрекнул монахиню святой человек. — Через девять месяцев ты произведешь на свет сына Черного Духа. Но не отчаивайся: когда ребенок родится, нужно будет его сразу же окрестить, тогда он ускользнет из-под власти дьявола». В положенный срок у Кармелис родился сын. Все тело новорожденного было покрыто шерстью. Увидев его, женщина пришла в ужас и принялась причитать, проклиная Черного Духа.
Новорожденный младенец, услышав эти слова, стал ее успокаивать: «Матушка, не плачьте, я вам не причиню никакого зла. Но мне так горько слышать, что вы называете моего отца Черным Духом». Вскоре к монахине пришел отшельник Блейц. Он окрестил младенца, и сразу шерсть, покрывавшая его тело, исчезла.
В эту эпоху Британия была захвачена германскими племенами, самым воинственным из которых было племя саксов. Бритты мужественно защищали свою землю, и первая большая битва между ними и захватчиками произошла, согласно летописям, в 455 г. при Аилесфорде. Вождем бриттов был Вортигерн, провозгласивший себя королем одной из провинций Уэльса. Во главе саксов стоял ужасный Хенгист. Победив саксов, Вортигерн отбросил их к самому морю. Полная победа была уже близко, но тут на горе себе и всей Британии он безумно влюбился в прекрасную Ровену, дочь Хенгиста. Чтобы добиться ее руки, он уступил Хенгисту область Кента.
Ровена была злой женщиной, под стать своему ужасному отцу. Она отравила сына своего супруга — доблестного Вортимера. Перед смертью он проклял саксов и предрек, что они будут бессильны перед бриттами, пока его собственные кости, голова Брана Благословенного и золотые драконы, зарытые в землю Луцем, сыном Бели, останутся скрытыми в земле Британии. Но Ровена собрала вождей бриттов и вождей саксов на большой пир, который должен был происходить в новогоднюю ночь в центре круга менгиров Стоунхенджа. Она знала, что в новогоднюю ночь менгиры покидают свои места и идут к реке напиться воды. А под этими менгирами и были спрятаны реликвии, о которых говорил Вортимер. Когда камни сдвинулись с места, коварная Ровена захватила их, а воины саксов выхватили оружие, тайком принесенное на пир, и перебили безоружных бриттов.
Вортигерн остался в живых, но теперь ему угрожали не только саксы, но и его собственный народ, считавший его предателем. Он решил укрыться в горах Уэльса и там построить неприступную крепость. Но стены, построенные днем, обрушивались на следующую ночь, и ни заклинания друидов, ни молитва аббата христианского монастыря не могли помешать этому. Так самые почтенные люди страны посовещались и заявили, что предотвратить разрушение крепости может только кровь ребенка, рожденного без отца.
Вортигерн прослышал о Мерлине и об истории его рождения, и послал за ним гонца. Представ перед королем, мальчик сказал, что знает о готовящемся жертвоприношении, но пользы оно не принесет.
«Ты утверждаешь, что ты знаешь больше, чем мои ученые советники?» — спросил король. «Очень может быть, — ответил малыш, — спроси-ка их, что находится под землей, в том месте, где ты хочешь строить крепость?». Ни друид, ни барды, ни аббат не смогли ответить. «Ну, что ж, я скажу вам это, — объявил ребенок. — В десяти футах под фундаментом находится большое озеро. Если я лгу, вы можете пролить мою кровь, но если я говорю правду, вы будете знать, что должны слушать меня». Начали копать и нашли озеро. «Спроси теперь у своих советников, что находится на дне озера», — сказал мальчик. Советники молчали. Мальчик велел искать на дне гигантскую раковину. Когда ее нашли, Мерлин сказал: «В раковине спят два дракона: один белый, другой красный. Когда восходит луна, драконы приоткрывают один глаз и переворачиваются, верхняя створка раковины поднимается, вода закипает и земля дрожит. Вот почему крепость обрушивается. Теперь берегитесь, так как драконы собираются выйти из раковины».
В самом деле, все увидели, как из воды поднимается голова первого дракона, за ней голова второго, — и весь королевский двор охватила паника. Оба чудовища вышли из воды и бросились друг на друга, издавая ужасный рев. Они яростно бились три дня. Всем казалось, что красный дракон скоро падет в битве: он катался по земле в агонии. Но внезапно он возобновил бой. Изрыгнув мощную струю пламени, красный дракон сжег белого, а потом упал и тоже испустил дух.
Мерлин объяснил королю, что красный дракон представлял Уэльс, а белый — саксов. Бритты в конце концов победят, но Вортигерну следует отказаться от власти в пользу принца Утера Пендрагона, который нанесет страшное поражение врагам и остановит их нашествие у границ Уэльса.
Вортигерн отпустил Мерлина, и тот удалился в Броселиандский лес. Но король Утер Пендрагон хотел сделать Мерлина своим придворным бардом и повелел искать его по всей земле. Однажды, когда люди короля отдыхали на берегу пруда в Броселиандском лесу, к ним подошел одетый в лохмотья дровосек с всклокоченными волосами и лохматой бородой. «Плохо же вы выполняете ваше поручение, — усмехнулся дровосек, — если бы я искал Мерлина, я бы его уже нашел. Должен вам сказать, что никто не приведет его, если только сам король Утер не придет сюда за ним сам».
Узнав это, король Утер поспешно явился. На берегу пруда он увидел старого, горбатого и хромого пастуха с отарой овец. «Старик, ты не видел здесь дровосека дикого вида, одетого в лохмотья?» — спросил король. «Здесь нет других людей, кроме меня, — ответил старый пастух, — а эти овцы принадлежат человеку, за которым король должен прийти сегодня в лес. Если бы король соизволил бы прийти сюда лично, я отвел бы его к тому, кого он ищет». — «Я король», — сказал Утер. «А я Мерлин», — сказал пастух. Король привел его к своему двору. Здесь Мерлин, приняв вид человека почтенного возраста, сочинял поэмы, прославлявшие великие подвиги бриттов, и предсказывал будущее. Мерлин объявил королю Утеру, что у него родится сын Артур, который станет славой и гордостью всей Британии.
Это предсказание сбылось. Благодаря Мерлину Артур стал королем после смерти своего отца, а Мерлин, друид и бард короля, — единственным советником, которого Артур всегда слушал. Однако иногда Мерлин покидал королевский двор и жил в лесной глуши, общаясь с деревьями и водами, с оленями, с вепрями и волками. Он мог превращаться в любое животное. Ему случалось утром быть оленем, в полдень — вепрем и дубом — вечером.
Однажды Мерлин сопровождал армию бриттов на войну и принял участие в кровавой битве при Ардериде, где на его глазах погиб страшной смертью его лучший друг, король Гвендолеу. Это так потрясло Мерлина, что он потерял разум. Бросив свою золотую арфу на поле битвы, он бежал до берега моря. Там он нашел перо чайки, дунул на него, и оно отнесло его в Броселиандский лес. Повредившись рассудком, он жил в лесу как дикарь, бродя без цели и питаясь корнями.
Исчезновение Мерлина опечалило его сестру Гвендид и его жену Гвендолин. Они разыскали и вернули домой. Однако Мерлин умолял, чтобы ему разрешили вернуться в лес. Перед уходом Мерлин разрешил Гвендолин взять себе другого супруга, но предупредил, что ее избранник должен избегать встречи с ним, иначе Мерлин его погубит. Вернувшись в лесную чащу, Мерлин продолжал пророчествовать. Он читал по звездам о событиях, которые должны произойти, и таким образом однажды он узнал о предстоящей свадьбе Гвендолин. Тогда Мерлин оседлал оленя и, гоня перед собой стадо оленей, ланей и косуль, направился в город. Прибыв к дому, где должна была состояться свадьба, он вызвал Гвендолин, чтобы вручить ей свадебный подарок. Гвендолин подошла к окну, но, к несчастью, ее жених, забыв об осторожности, показался в окне вместе с ней. Тотчас Мерлин вырвал рога оленя, на котором ехал верхом, бросил их в жениха и разбил ему череп.
После этого Мерлин опять вернулся в лес. Однажды старый отшельник Блейц увидел пред собой какое-то голое существо, покрытое волосами, с бородой, напоминающей мох древних дубов, и с глазами, горящими, как у волка. Отшельник заступил ему дорогу и приказал, во имя Господа Бога, назвать свое имя. Странное существо ответило ему: «В те времена, когда я был бардом в миру, меня все почитали. Когда я входил во дворцы, раздавались приветственные возгласы. Когда моя арфа пела, с деревьев падало блестящее золото. Короли нашей страны меня любили, иностранные короли опасались меня. Люди говорили: „Пой, Мерлин, пой о том, что произойдет!“ Теперь я лесной человек, и никому нет до меня дела. Я потерял мою арфу, а деревья с золотыми плодами срублены. Британские короли умерли, и другие короли угнетают страну. Люди меня называют Мерлин-Безумец, и все гонят меня, бросая камни».
«Бедный Мерлин, — воскликнул отшельник, — это я окрестил тебя когда-то. Иди, напейся из целебного источника воды, она излечит твой больной разум». Мерлин выпил воды, и разум вернулся к нему. Новость о его выздоровлении быстро распространилась по всей Британии и Арморику. Ему даже предлагали занять королевский трон, но он отказался. Отверг он и предложение Блейца пойти в монастырь: ему не хотелось разлучаться со своими соратниками и друзьями — друидами и бардами.
Согласно позднейшим версиям легенды, Мерлин, будучи уже довольно пожилым человеком, полюбил прекрасную Вивиану. Красавица хотела, чтобы Мерлин обучил ее искусству магии, сам же волшебник был ей безразличен. Постепенно она узнала, как лечить болезни, вызывать дождь, разговаривать с животными, ей стали известны все целебные и магические свойства растений. Однажды Вивиана пожелала научиться держать человека в заточении силою чар. Мерлин предвидел, чем для него обернется ее просьба, но не смог отказать возлюбленной. Узнав, как наложить чары, Вивиана тут же усыпила Мерлина и повторила только что выученное заклинание. Проснувшись, Мерлин увидел, что лежит на мягкой постели в волшебной комнате, а рядом с ним сидит Вивиана. Она сказала, что никогда не освободит его из этой тюрьмы, но будет часто приходить к нему. Легенда гласит, что Мерлин до конца времен будет пребывать в заточении где-то в Броселиандском лесу.
Несмотря на такое поэтическое и куртуазное завершение истории Мерлина, легко заметить, что древние легенды, сложившиеся вокруг его образа, представляет его Властелином Природы, могучим магом и прорицателем: он друид и в то же время вепрь и олень Броселиандского леса, а значит, еще одно воплощение Цернунна.
* * *
Мы познакомились с «низшей мифологией» древних кельтов. Вопреки обычным представлениям о примитивности и грубости «низшей мифологии», кельтская мифологическая традиция сохранилась в достаточно полном виде: с одной стороны, в ней представлены древнейшие сакральные символы, восходящие ко временам индоевропейского единства и даже к более древним эпохам, с другой стороны, она содержит верования и ритуалы, которые сохранились до времен христианизации кельтского мира и были восприняты христианской церковью. Наконец, она отличается сложностью и глубиной, в известной степени смыкаясь с высшей частью религиозно-мифологической традиции, которую разрабатывали жрецы. Например, в культе камней и в мифах, посвященных священным деревьям, представлены такие важнейшие для всякой мифологической традиции символические понятия, как «Мировая Гора», «Мировое Древо», «Ось Мира», — символические воплощения «Центра Мира». Анималистические образы напрямую связаны с великими богами, знание о которых хранили друиды.
