Петр Петрович был гражданином лояльным, активистом и, можно сказать, стопроцентным беспартийным большевиком. Не только что секретарь профкома, но и сам парторг на общих собраниях его в общем и целом в стандартный образец ставил:

— Вот, — говорит, — кто последовательно и неуклонно генеральную линию трудовой дисциплины в бытовом плане оформляет, так это товарищ Воронин!

— Правильно, — отвечаем, — товарищ Воронин целиком и полностью является маяком нашего Облкуст-промвинплодовощеоюза, отображающим лучезарный свет солнца мирового пролетариата товарища Сталина! Премировать его! Не товарища Сталина, то-есть, а Воронина.

И премируют. Прислушиваются к нашему единогласному народно-демократическому голосу.

— Кто против?

Конечно, таких несознательных нет. Кто сам себе враг?

Достойно и заслуженно премировали Петра Петровича.

Подойдет, например, ежегодный обязательный срок требования поголовного добровольного займа, профком еще стопроцентную явку на собрание обеспечивает — все выходы запирает во избежание утечки политически недоразвитых, а Петр Петрович уже по совместительству с парторгом резолюцию составляет. После доклада он же первым выступает с конкретным предложением.

— Товарищи, — скажет, — граждане великой соцродины! Гениальный организатор счастья народов, мудрейший товарищ Сталин… — пойдет, и пойдет с беспредельно нарастающим энтузиазмом, а как дойдет до передачи взаймы государству денежных излишков в размере месячной зарплаты, так у многих из нас слезы умиления выявятся.

Сами посудите: к примеру, Вера Петровна, машинистка, окладу ей 135 целковых, значит, на руки за вычетами и 90 рублей не придется, а тут еще тринадцать с полтиной в графу непредвиденных потерь сносить! У» ее же самой три продукта семейного производства на иждивении, а основной производитель в Колыме, на «курорте»… ну, как ей не умилиться до слез!

Случаются, конечно, и проявления мелкобуржуазных пережитков. Конюх Чижок, например, хотя и красный партизан гражданской войны, даже орденоносец, а классовое чувство утратил.

— Я-то, — говорит, — в кредит государству дам, а оно-то мне, хотя бы за наличный расчет, портки даст? Вот они — дыра на дыре! — и в подтверждение их дефективности свою тыловую часть демонстрирует.

Но товарищ Воронин ему тотчас же уклон актуально разъясняет.

— Мы, — говорит, — товарищ конюшенный техник, здесь не текущий ремонт вашей спецодежды в частности обсуждаем, а передачу излишков наших сбережений государству в целом. Это в ваших же интересах… — и так бдительно это «в ваших» произнесет, что конюх тут же всю свою оппозицию ликвидирует, хотя и в градусе состоит.

Руководящие статьи в нашу стеннушку «Плодоовощная правда» тоже всегда Петр Петрович составлял. Большим талантом обладал! Точь в точь как в самой «Правде» получалось, а к почетному юбилею нашего учреждения даже стихом вдохновился:

Союзплодовиновощь Коммунизма строит мощь! Союзовощвиноплод Государству шлет доход!

Пушкину так не сочинить! В точку!

О заданиях пратии и правительства Петр Петрович никогда не забывал. Стопроцентный, железный активист был. Увидит, примерно, что в каком-нибудь кооперативе по полкило селедки дают — сейчас туда заходит. У прилавка, ясно-понятно, давка: несознательные элементы друг на друга прут, стремятся в индивидуальном порядке продвинуться.

Петр Петрович легонько между ними свой портфельчик просунет и кованым уголком его по прилавку постучит:

— Не задержите меня, товарищ отпускающий, чтобы я мог тотчас вернуться к выполнению заданий партии и правительства, а вы, гражданин в спецовке, не протестуйте! Цели нашей партии выше ваших единоличных. И в бумажку мне заверните, товарищ отпускающий, чтобы я мог успешнее осуществить указаний нашей партии и ее вождя…

Про бумажку-то он потому упомянет, что она дефицитная, и тем, кто своей не запасся, продавец с весов в пригоршню валит.

Неуклонно и повсеместно тов. Воронин свою политическую активность проявлял, даже сны актуальные видел, вроде как бы проработки докладов тов. Молотова с фотоиллюстрациями. Всем учреждением слушать сбегались. Кое-кто даже в сомнение по этому поводу впал, но парторг разъяснил:

— Сонные иллюзии в часы нормально-трудового отдыха вполне допустимы. Отчего же? Пожалуйста!.. Партия не против того, если, конечно, без мистики…

Ну, а Петра Петровича не только что мистикой, но и формализмом сны не пахли. Сплошной революционный реализм.

— Снилось мне, — начнет он — захожу я в нашу учрежденческую столовую. На буфете — полный гастроном: колбаса трех сортов, икра черная и красная, селедочка свеженькая, как комсомолочка, на блюдце лежит, прованским маслицем залита, каперсами обложена…

— Это что за продукция — каперсы? — спросит Валечка, комсомолка.

На нее цыкнут: —Не прерывай докладчика! Вопросы запиской!

— А рядом с ней — сиг копченый…

Тут и другие разъяснения потребуют. Главбух Иван Яковлевич, еще в царском казначействе служил, облизнется и заинтересованных удовлетворит:

— Рыба такая водилась раньше. Во рту палку имела и высокую гастрономию содержала…

И не только продовольственные, но и организационные сны видел Петр Петрович. Как пойдет в Москву наш отчет с 180-процентным перевыполнением плана, ему обязательно тов. директор приснится в трудогероическом виде. Недели не пройдет, а из Москвы благодарность и премирование директора полугодовым окладов… Ну, и еще кой-кого, плановика, конечно, Петра Петровича… Однако, через такой именно сон и произошла досрочная физическая кончина тов. Воронина.

Директором у нас был тогда Фишман, Лев Борисович, совнаркомовского ума человек. Нам, неответственным, ничего не заметно, а глядим — в годовом отчете 250 % перевыполнения! Глазам не веришь!

Подходят сроки, и Петру Петровичу очередной сон снится. Входит он утром и тотчас сообщает:

— Видел нынче нашего самоотверженного героического руководителя в обстановке трудового подвига плодоовощного строительства!

Все, как полагается, изложил и, закончив красочной иллюстрацией блеска ордена на груди тов. Фишмана, причитающихся оваций от нас ожидает. А картотетчица наша, комсомолка, вдруг ему внеочередной вопрос задает:

— А вы, тов. Воронин, областную газету сегодня читали?

— Нет, — отвечает, — в силу длительности нормально-трудовых иллюзий в постели задержался. Не успел.

— Почитайте. Там статья интересная «Космополит в плодоовощи». Вот вам и номерок.

У Петра Петровича очки так на лоб и вскочили. Схватил газету и глазами к статье прикрепился.

Видим, кровеносная пульсация у него кверху пошла и конечности трясутся, а как дошел до фамилии Фишмана — газету выронил, а главбух будто про себя замечает:

— Тов. Фишмана сегодня в кабинете нет. Замзав ассигновки подписывает…

Смотрим, Петр Петрович в левый уклон подался и со стула на пол. Мы к нему, а у него уже и язык саботирует. Тут погрузили мы Петра Петровича на свои транспортные средства, и Чижок его в горбольницу отбуксировал. Там к вечеру и покончил он свое физическое существование, не приходя в классовое сознание…

Хоронили его, как полагается, всею демонстрацией пролетарской мощи. На могилу возложили от учреждения плодовощной венок. До самого вечера лежал, ну, а как стемнело, конечно, сперли… Как иначе?