Утром на катамаране плыли Димка с Ионом. Аквалангисты уже обшарили дно реки, прочесали камыши. На берегу стояли растерянные Анна Владимировна, Родика и Кайтан.
— Михуца! — сложив рупором ладони, кричал Димка. — Ника!
— Михуца! Ника! — вторил ему Ион.
— Ника! — доносились голоса из лесу, — Михуца!
— Зря мелкоту втянули, — сокрушался Димка. — Заварили кашу.
— Ищи теперь, — ворчал Ион. — А где искать?
…На осыпи ракушечника уныло стоял аист. Мимо проходил Гришка.
— Привет, — сказал он Филимону. — Ты куда Михуцу девал?
Аист вытянул шею, покрутил головой. Гришка пошел было дальше, но вдруг резко остановился. Внимательно посмотрел на землю. Так и есть — на белой осыпи ракушечника были видны следы детских ног.
— Молодец, Филимон!
Гришка пошел по следу. Оборвался он у самого провала. Гришка бросился на колени, стал отгребать руками землю.
Пытаясь проникнуть в щель, начал проталкивать землю внутрь. За Гришкиной спиной стоял аист. Клювом он старался расколоть крупный ком земли.
Наконец с большим трудом Гришке удалось протиснуться в щель. С головы слетела кепка и осталась лежать у провала, где стоял встревоженный Филимон…
В подземелье Гришка огляделся. Темнота. Включив карманный фонарик, двинулся по подземному коридору. Время от времени останавливался, наносил куском известняка на стены стрелки и шел дальше. Поворот, второй, третий. Сколько их, этих узких подземных поворотов? Луч фонарика скользил по серым стенам, метался на перекрестках.
Где-то впереди послышались голоса. Гришка бросился туда. Заплясал луч фонарика, замелькали стены штольни, свет выхватил из тьмы две фигурки. Дрожа от страха, Ника вцепилась в руку Михуцы. Гришка осветил лица ребят.
— Не бойтесь, — сказал он, — это я.
— Ой, Гришка! — вскрикнула Ника. — Гриша пришел!
— Эх вы, деятели, — вздохнул парень. — Все село переполошили.
— Да мы хотели, — начала было Ника, но Михуца ее перебил.
— Там, на стене, у завала, — сказал он, волнуясь, — надпись…
— Какая?
— Не знаю.
— Стой! — Гришка махнул ему рукой. — Сиди на месте.
Из глубины штольни бежит фонарик. Он скачет по стене, отыскивая стрелки, спотыкается на поворотах, мечется у перекрестков. И наконец почти у самого завала замирает. Крупными буквами на темной стене нацарапано: «Морозан преда…» Слово не окончено, от буквы «а» тянется по стене длинная кривая линия… А на земле лежат остатки одежды и кости.
Опустив голову, Гришка почти наугад возвращается к ребятам. Он медленно идет по штольне, рассеянно светя фонариком. И вдруг слышит голос Кайтана: «Морози́н — Мороза́н. Изменена только одна буква».
Проходя мимо ребят, Гришка не останавливается. Он плетется дальше, машинально переставляя ноги. И слышит приглушенный голос Кайтана: «Моро́зин — Мороза́н».
Михуца с Никой молча идут следом. Гришка бредет с опущенной головой. Голос Кайтана крепнет. Вот он уже заполняет уши и звучит так громко, что, кажется, лопнут барабанные перепонки.
«Морози́н — Мороза́н! Морози́н — Мороза́н!!»
Гришка хватается за голову, затыкает пальцами уши. «Моро́зин — Мороза́н».
Михуца дергает Гришку за рукав. Голос Кайтана начинает ослабевать и наконец совсем уходит из Гришкиных ушей.
— Гриш, а Гриш! Куда же мы идем?
Гришка смотрит на Михуцу. Откуда взялся этот большеголовый шкет? И что делает здесь эта «липучка» Ника? И почему у него, Гришки, в руках какой-то фонарик? Что надо им делать? Наверное, что-то искать…
Гришка направляет луч на стены. Кажется, он чертил на них куском известняка. Что? Ах да, стрелки. Но где же стрелки? Куда они девались? Он не видит никаких стрелок. Они зачем-то ему очень нужны. Зачем?
Гришка свернул направо, потом налево и уперся в тупик.