8 июля 6 часов 30 минут. 80 километров юго-западнее Варшавы
На развилке дорог стоят штабной полугусеничный бронетранспортер и несколько грузовых машин, штабной автобус, мотоциклы. Около бронетранспортера прохаживаются командующий 2-й танковой группой генерал-полковник Гудериан и командир 24-го моторизованного корпуса генерал-лейтенант Шваппенбург. Мимо них по дороге движется бесконечная колонна танков, тягачей, автомобилей.
Из колонны отъезжает в сторону командирский танк. Из него вылезает командир 17-й танковой дивизии генерал-майор фон Вебер. Он подходит к Гудериану, отдает честь.
– Я рад вас видеть, генерал, – приветствует его Гудериан, – Ваша дивизия передается 24-му корпусу. Я прошу вас поторопиться, данные нашей разведки подтверждают, что русские танки уже вышли в район, где вы должны их встретить. Если вы не остановите русских, за вас этого не сделает никто.
– Моя дивизия будет в исходном районе вовремя, господин генерал, – говорит фон Вебер, – И пока вы не прикажете, живыми мы с этих позиций не уйдем.
– Я уверен в вас, – кивает Гудериан.
Несколькими колоннами на север движутся войска генерала Рокоссовского. Навстречу им спешно выдвигаются дивизии танковой группы Гудериана. Противники сталкиваются прямо на марше, на разведку нет времени, и вступают в бой сходу. На обширных полях разыгрывается танковое сражение. Авиация не поддерживает сражающихся, пехота и артиллерия отстали, и бой ведут только танки.
Группа БТ попадает под фланговый удар немецких средних танков. Тонкая броня БТ на близком расстоянии, почти в упор, легко пробивается немецкими танковыми пушками. БТ горят, а немецкие танкисты рвутся вперед. На другой дороге несколько десятков немецких танков Pz. I, вооруженных одними пулеметами, сталкивается вплотную с шестью КВ-1. Советские танки просто давят легкие, защищенные лишь пятнадцатимиллиметровой броней машины. Немцы пятятся назад, безуспешно стреляя по семидесятипятимиллиметровой броне из пулеметов. Два немецких танка уходят, продираясь через лес, недостаточно густой, чтобы стать для них непреодолимой преградой. Один из них выскакивает на лесную дорогу прямо перед двумя советскими бронемашинами, за которыми видны мотоциклисты. Пока немцы пытались оценить обстановку, в их танк почти одновременно попадают два сорокапятимиллиметровых снаряда, и разведрота проследовала дальше по своим делам мимо перевернутого дымящегося немецкого танка. Лишь один из мотоциклов приостановился, сидящий в коляске сержант повел стволом ручного пулемета, видимо ожидая вылезающих танкистов. Но никто из танка выбираться не стал, и мотоцикл последовал дальше.
Несколько Т-26, большинство из которых двухбашенные и вооружены только пулеметами, медленно отходят назад, атакуемые несколькими чехословацкими «Шкодами». На помощь им приходят два Т-34, и теперь уже немцы вынуждены спешно отступать, но один, затем второй танк останавливается. Их двадцатипятимиллиметровая броня легко пробивается из семидесятишестимиллиметровых пушек тридцатьчетверок. На помощь им в свою очередь приходят средние танки Pz. III, и бой снова продолжается. Из разбитых и горящих машин выскакивают танкисты. Одни оттаскивают раненых товарищей подальше от горящих, но еще сражающихся танков, другие схватываются в рукопашную с такими же, как они, потерявшими свои танки экипажами противника.
Бой длится весь день. Кончаются снаряды, кончаются патроны, кончается горючее. Но еще остается что-то в людях, что заставляет их идти в последнюю атаку. И танки идут на таран, и сцепляются в рукопашной схватке люди, думая только о том, чтобы крепче сжать горло противника, и совсем не думая о тех руках, которые сжимают их горло. К вечеру подтягивается пехота и артиллерия, атаки с той и другой стороны стихают, войска начинают занимать оборону, и приводить себя в порядок. Подвозят боеприпасы, горючее и еду. Огромное количество обгоревших машин остается посреди дорог и полей. Те, кто не остался в полях среди чернеющих безмолвных теперь машин, торопливо выпив положенные сто грамм горькой водки, засыпают где придется.
По лесной дороге медленно ползет крестьянская телега, запряженная пегой клячей. На ней двое немецких солдат. Один держит вожжи, другой дремлет, опираясь на винтовку. Телега нагружена корзинами, мешками, виден ящик с бутылками. Позади телеги из придорожной канавы бесшумно появляются двое, несколькими быстрыми шагами догоняют телегу и ударами ножей сбрасывают на землю обоих немцев. Затем один из них берет лошадь под уздцы и останавливает ее. Из леса появляются их товарищи.
Майор Миронов осматривает захваченные трофеи, открывает корзинку, в которой видит яйца, в мешке – хлеб, в ящике – консервы.
– Замечательно! – говорит он, – Вот и ужин, а то второй день жрем всякую гадость.
Несколько бойцов быстро снимают груз и тащат мешки, корзины и ящики в лес, остальные за ноги волокут немцев с дороги в канаву.
В чаще леса в яме разведен костер, на нем готовится еда под присмотром двух человек. Рядом, прислонившись к деревьям, расположились бойцы и командиры группы Миронова. Майор Симкин подходит и усаживается рядом с Мироновым.
– Ну, как тебе у нас, майор? – спрашивает Миронов, – Ты мне нравишься, я бы тебя к себе взял.
– Нравится, не нравится. Мне к своим надо.
– Тебе еще раз повторить, что мы будем тут находиться столько, сколько прикажут? А ты будешь с нами и никуда не пойдешь. Куда тебе идти?! По тылам своих искать? А ты уверен, что твой корпус не расколошматили немцы? Или через линию фронта пойдешь? Еще раз повторяю тебе, майор, будешь с нами. Убьют – похороним здесь, вернемся домой – вернешься с нами. И давай больше не будем говорить об этом!
Подходит капитан Лифанов.
– Там, – он машет рукой, – Кто-то есть.
Миронов смотрит на него вопросительно.
– Я слышал хруст сушняка, – говорит капитан.
– Может, зверь?
– Похоже дымком потягивает.
– Здесь кругом болота. Немцы вряд ли расположатся. Поляки?
– Схожу посмотрю?
– Сходи. Дятла возьми. Если это поляки, тихо уходите, никого не трогайте. Понял?
– Понял!
Миронов поднимается и подходит к яме, в которой горит костер, а по краям уже усаживаются все остальные, собираясь ужинать. Майор достает из ящика бутылку вина и тоже садится.
– Старшина, туши костер, – говорит Миронов, одним движением вышибая пробку из бутылки, подносит горлышко к носу, принюхивается, протягивает бутылку капитану Балуеву, – Ребята, этого по глотку для согрева и не больше. У нас – соседи, думаю, что поляки. Доктор и Матрос, вы усаживайтесь ужинать вон там в орешнике. Гоша и Снегирь, вам заказан столик вон там, смотрите, не чавкайте громко. Малыш, ты ужинаешь вон там, под поваленной сосной, пулемет в первую очередь бери, а не котелок. На ужин даю десять минут.
– Поляки – это опасно? – спрашивает Симкин, усаживаясь рядом с Мироновым.
– Это не лучший вариант. От немцев уйти легко. Они в лес не суются, так что в здешних лесах можно сто лет жить и немцев не боятся. Поляки, может, и не самые лучшие вояки, но они в этих лесах как дома, и при желании могут нас обложить со всех сторон, чего мне лично очень не хочется.
– Они будут в нас стрелять? Они против немцев, мы ведь тоже.
– Чтобы было понятно, майор, я после себя живых свидетелей оставлять не имею права. Любой национальности. Вот только тебя, брюнета, пожалел.
Появляется капитан Лифанов. Он тяжело дышит, хватает бутылку, несколько раз отхлебывает из горлышка.
– Они нас уже давно засекли. Обходят с двух сторон.
– Уходим! – Миронов вскакивает на ноги. – Много их?
– Считай, сотни полторы, не ошибешься.
– Сколько у нас времени?
– Вчера было десять минут.
– Так. Быстро, Чиж идешь к Доктору, вы прикрываете нас слева. Вася, беги за Гошей, вы справа. Майор, ты со своим бойцом берешь как можно больше жратвы, и держитесь рядом со мной. Извини, но ты у нас будешь вместо трактора.
Через несколько секунд вся группа двигалась по лесу. Внезапно слева раздались два выстрела, затем еще один.
– Быстрее! – Миронов машет рукой, – Они на Матроса наткнулись.
Слева выстрелы раздались снова, и вдруг впереди среди деревьев появились темные фигуры.
– Черт! – ругается Миронов, – Берем правее.
Пули ударяются о стволы деревьев. Все залегают, держа оружие наготове, но никто пока не стреляет.
– Серый! – негромко окрикивает Миронов, – Давай к Васе с Гошей, может, там удастся прорваться, – он смотрит на лежащего за соседним деревом Симкина и подмигивает ему, – Не дрейфь, майор! Я же говорил, что поляки – это плохо. А может, будет еще хуже, – послышались выстрелы справа. – Ну вот, все ясно. Ребята, слушай меня. Будем уходить назад, туда, где у них лагерь. Уходим по моей команде, а сейчас надо положить тех, что перед нами.
Люди Миронова открывают огонь по мелькающим за деревьями полякам. Человек десять падают, убитые или раненые. Миронов свистит по-особенному и все быстрыми перебежками, укрываясь за деревьями, отходят. Они минуют свой брошенный лагерь и продолжают двигаться, пока под ногами не стала хлюпать вода.
Капитан Лифанов подбегает к Миронову.
– Здесь можно пройти. Метров сто, а потом будет сухо.
Они бросаются через болото. Иногда люди проваливаются по пояс, но болото действительно проходимо, и метров через сто вместо редкого, но высокого, ограничивающего видимость кустарника, за небольшим открытым пространством показываются деревья. Когда до деревьев остается полтора десятка метров, из-за них выскакивают трое, вскинув винтовки. Раздается сразу несколько выстрелов, и все три поляка падают, не успев открыть огонь. Группа добегает до сухого места и залегает.
– Миша, – приказывает Миронов, – Посмотри, что там впереди.
Лейтенант Мишин скрывается за деревьями.
– Командир, идет кто-то.
– Слышу, – Миронов смотрит в сторону болота, – Это наши, они нас слышали и идут, не таясь, чтоб мы поняли.
Из-за росших на болоте кустов показывается сперва Доктор с двумя винтовками, за ним Матрос, тащивший на себе Чижа. Они подходят к своим. Матрос тяжело сваливает на руки другим Чижа и опускается на землю, тяжело дыша.
– Что с ним? – указывая на Чижа, спрашивает Миронов.
– Все с ним, – отвечает Матрос, – Пуля попала, наверное, в печень, мне некогда было смотреть. Сначала дышал минуты две, потом затих.
– Ясно, что с остальными, не слышали?
– Они ушли туда, – боец машет рукой, – Их поляки сразу отрезали, и они не стали пробиваться.
– Чижа придется оставить здесь, нам все руки понадобятся. Сейчас вернется Миша, и пойдем на встречу с Гошей.
Из-за деревьев показывается лейтенант Мишин. Он идет быстро и открыто.
– Что там? – спрашивает Миронов.
– Поляки, но немного, человек пятнадцать, идут на нас вот оттуда, – он указывает рукой влево, и продолжает, – Правее чисто, если поторопимся, то можно с ними разойтись.
– Уходим! – командует Миронов.
Они движутся вслед за Мишиным. Вся группа, их осталось девять человек, держа оружие наготове, цепочкой, бредет через негустой лес. Они проходят метров двести, когда Мишин негромко свистит. Все приседают, но впереди раздается пулеметная очередь и несколько винтовочных выстрелов. Разведчики открывают ответный огонь.
– Их немного, – кричит Миронов, – Вперед!
Его люди, лавируя среди деревьев, стреляя на ходу, добегают до опушки леса, на которой находятся несколько поляков с ручным пулеметом. Когда Симкин, тяжело нагруженный мешками, добирается туда, все поляки уже перебиты. На земле лежит мертвый Доктор, пуля попала прямо в правый глаз. Еще одна в плечо. Появляется капитан Лифанов, волочащий лейтенанта Мишина.
Грудь Мишина пробита в нескольких местах, но он еще дышит.
– Матрос, посмотри, что с ним! – приказывает Миронов, и поворачивается к Симкину, – Майор, бросайте ваши мешки. Вы и ваш боец берете Доктора и Мишу. Уходим, нам надо торопиться.
Они пересекают небольшую поляну и снова бегут через лес. Симкин тащит на себе лейтенанта Мишина, который иногда начинает стонать, потом замолкает, потом хрипит, опять замолкает. Лейтенант немаленький, килограммов восемьдесят весу, и Симкин, пробежав с ним на плечах более километра, уже начинает шататься.
В этот раз они видят поляков первыми. Бегущий впереди Миронов поднимает руку, и все быстро залегают. За деревьями мелькают две фигуры, приближаясь к ним. Разведчики, оставляя вещмешки и прочий груз, осторожно расползаются в разные стороны. Симкин зажимает рот раненому лейтенанту, который опять начинает стонать. Двое поляков, держащих винтовки наизготовку и внимательно оглядывающихся по сторонам, подходят совсем близко к Симкину. Когда до них остается всего метров двадцать, лейтенант стонет так громко, что его невозможно не услышать. В это же мгновенье брошенный нож с хрустом входит в грудь одного из поляков, и он медленно оседает на землю. За спиной второго появляется Лифанов, поляк успевает обернуться, но капитан ударом ноги отбивает направленный на него ствол карабина и взмахивает рукой, в которой сверкает лезвие. Раздается булькающий звук, и поляк валится на землю, хрипит, переворачивается и, уткнувшись лицом в лужу собственной крови, затихает.
– Хорошая работа, – негромко произносит, вставая из-за дерева, Миронов, – Вперед, не задерживайтесь.
Они снова быстрым шагом, иногда переходя на бег, двигаются через лес. Проходят еще не меньше трех километров, и выбираются к опушке. До противоположного края леса метров двести. Миронов и Лифанов оглядывают в бинокли деревья напротив. Симкин, положив лейтенанта, растягивается на земле и тяжело дышит.
Вдруг из противоположного леса раздался характерный свист.
– Наши! – говорит Миронов, и, не отрывая от глаз бинокля, свистит в ответ.
Из-за деревьев, освещенных лучами заходящего солнца, появляется фигура с винтовкой в руке. Человек призывно машет.
– Вперед! – командует Миронов.
Они пересекают открытое пространство и залегают среди деревьев. Там сидят двое, рядом – тело с закрытым плащ-палаткой лицом.
– Гоша, что с Серым? – спрашивает Миронов.
Старший лейтенант Тарасов, он же Гоша, глубоко затягивается немецкой сигаретой, бросает окурок, и сплевывает в сторону.
– Зацепило Серого. Не очень сильно. В ногу. Сначала он сам от них уходил кое-как, нам было не до того. Потом, чуть оторвались, перевязали его. Вася его на спину и понес. Я прикрывал. Поляки вслед стреляли, шальная пуля ему прямо под лопатку. А у вас?
– У нас тоже плохо. Чижа похоронили. Доктора убило, Миша ранен.
– Отмучался, похоже, Миша, – слышится голос Матроса.
Лифанов подходит к лежащему на земле лейтенанту, приседает на корточки, потом встает и молча кивает головой. Симкин тоже наклоняется над телом лейтенанта, смотрит на него несколько секунд, потом выпрямляется, достает из кармана пачку немецких сигарет, закуривает.
– Похороним их здесь, – говорит Миронов, – Место здесь тихое, подходящее. Сейчас стемнеет, скоро надо на связь с нашими выходить.
Из сводки спецсообщений источников НКГБ СССР. Сообщение источника «Седова»
От 7 июля 1941 года.
Достоверно установлена переброска частей 17-й танковой дивизии и 635-го саперного батальона в район Рава-Мазовецка. Войска из района Кутно перебрасываются своим ходом. В этот же район перебрасываются четыре зенитные батареи и штаб дивизиона невыясненной нумерации.
Сообщение источника «Ивлева»
От 8 июля 1941 года.
В течение последних трех дней ведется интенсивная переброска войск из района Варшавы в направлении на Влоцлавек. Установлена переброска не менее двух пехотных дивизий. Одна, предположительно, 137-я пехотная, другая, видимо, 17-я, но эти данные нуждаются в проверке.
Сообщение источника «Быкова»
От 8 июля 1941 года.
В город Глогау продолжают прибывать части 7-й авиадесантной дивизии. Совместно со строительными частями организации Тодта они заняты созданием оборонительных рубежей на левом берегу Одера. Удалось выяснить в разговоре с офицерами строительного батальона, что в строящемся укрепрайоне создается несколько железобетонных капониров для орудий очень большого калибра. По мнению самих офицеров, речь идет о морских орудиях калибром 240—280 миллиметров. О количестве орудий сведения противоречивые – от двух до четырех.
Сообщение «Гюрзы» от 9 июля 1941 года
Начальнику Разведуправления
Генштаба Красной Армии.
Сегодня захвачен сотрудник интендантской служба 4-й армии майор Венцель. Согласно показаниям пленного и имеющимся у него документам, в частях и на складах 4-й армии имеется менее половины боекомплекта по стрелковому оружию, треть боекомплекта по снарядам 105 мм (гаубицы), половина боекомплекта по противотанковым снарядам (37 мм). Данные по горючему расходятся: пленный утверждает, что горючего менее чем на одну заправку, согласно уцелевшим документам (при задержании объект засунул в портфель с документами ручную гранату и подорвал ее), что горючего в армии более чем на две заправки. Обнаруженные документы представляли часть доклада вышестоящему руководству и поэтому не содержали конкретных цифр.
В результате столкновения с польским вооруженным формированием группа понесла потери – четыре человека.
Сообщение «Днепра» от 9 июля 1941 года
Начальнику Разведуправления
Генштаба Красной Армии.
Наблюдается усиленное движение грузового автотранспорта в ночное время в Эльбинг-Данциг. Машины идут колоннами на максимально возможной для такого времени суток скорости. Каждую колонну сопровождает до десяти мотоциклов с колясками. В каждой машине кроме водителя находятся два вооруженных солдата – один в кабине, другой в кузове. Захваченные пленные ценной информации не дали, так как в связи с вышеизложенными обстоятельствами захватывать удалось только тех, кто ехал в кузове. Это обычные часовые, получившие приказ охранять груз. Груз находится в кузове, укрытый брезентом, предположительно ящики. До прибытия в ближайший пункт назначения машина не должна останавливаться, всякие попытки остановить должны пресекаться огнем на поражение. Ближайший пункт назначения пленным не известен, но все утверждают, что машины идут сначала в Данциг, а потом в Германию. За прошлую ночь проследовали четыре колонны: в первой восемь, во второй шесть, в третьей семь и четвертой восемь автомашин.
У моста через небольшую речку останавливается группа немецких танков. Из переднего вылезает генерал Вебер, и спускается к реке. Он заходит в воду и смывает грязь с черного, закопченного лица, на котором можно различить только большие голубые глаза. Умывшись, генерал возвращается к своему танку, влезает на башню, усаживается. Закуривает.
Через мост с грохотом переезжает еще один танк, из него выскакивает командир танкового полка дивизии полковник Лихт, с таким же черным лицом и блестящими глазами.
– Я рад вас приветствовать, господин полковник, – кричит ему Вебер, когда тот приближается, – Советую вам спуститься к реке и умыться. Вам станет гораздо свежее и вас будет легче узнать.
Полковник возвращается через несколько минут уже умытый. Вебер докуривает сигарету и зовет адъютанта. Молоденький лейтенант разворачивает перед ним прямо на броне карту района.
– Устраивайтесь рядом, – Вебер делает приглашающий жест. Полковник легко взбирается на танк и усаживается рядом, – Вы можете мне что-нибудь прояснить? Я ни черта уже не понимаю, в том, что происходит. Моя пехота, вроде бы, остановилась на этом рубеже, перекрыв вот эту дорогу. Знаю, что вот здесь стоит десять ваших танков. Еще знаю, что мотоциклетный батальон безнадежно отстал и сейчас подходит…, – он наклоняется над картой, пытаясь прочитать польское название, – Вот сюда. И я про него что-то знаю только потому, что он отстал. Может, вы мне расскажите, где ваши танки?
– К сожалению, на большинство из моих танков, господин генерал, вы уже можете не рассчитывать. В первом батальоне осталось тринадцать Pz. III, четыре Pz. IV и пять Pz. II. Батальон занимает позиции вот здесь вместе с первым мотопехотным батальоном. Второй батальон находится совсем рядом, вот здесь, русские оттеснили нас к реке. В батальоне осталось в строю девятнадцать Pz. III, восемь Pz. IV, семь Pz. II и три Pz. I, но часть из этих танков неисправна, их зарыли в землю. Они держат оборону вместе с двумя ротами противотанкового дивизиона и мотоциклетной ротой разведчиков. Но вы правы, господин генерал, такой мешанины я никогда не видел. Управлять войсками в таком бою не то что сложно, а просто невозможно. Русские рвались вперед, как бешенные, не считаясь с потерями, и их танки постоянно оказывались у нас за спиной.
– Я все это видел! – усмехается Вебер, показывая на несколько вмятин на броне своего танка. – И все-таки мы смогли их остановить. Есть чем порадовать Гудериана.
– Посмотрим, что будет завтра, господин генерал.
