После ухода женщины странной, Слада долго уснуть не может. В руках бусы теребя, убедить себя старается, что привиделась ей ведьма желтоглазая. Тяжело по первой решения принимать, коли до того, за тебя все делали. Матушка да батюшка с младенчества за нее определяли, куда ходить, да с кем дружить, чем время свободное занимать, да за кого замуж отправляться. Лишь раз Слада сама все сделала, когда зимой в братцевых валенках за служивыми кинулась, к княжичу отправляясь. Верно ли решение то было, не ведомо женщине, но коль второй раз выбирать пришлось, все одно так же поступила бы. А уж потом, когда она в тереме княжеском оказалась, Улеб на себя заботы о ней принял. Решая, что есть, что носить и даже когда в покои к нему являться. Ныне же самой решиться надо, в пропасть шагнуть или на корабле тонущем остаться, что б и себя сберечь и чадце, что под сердцем носит, не загубить. Тяжело впервые ношу ответственности за поступки свои взваливать, зная, что не только за себя, но и за младенца не рожденного в ответе. Еще раз бусинки в руках покрутив, да пересчитав их зачем-то, на шею украшение даренное одевает Слада, и на цыпочках, что б хозяев дома гостеприимного не потревожить, вон выходит.

Темны ночи в городах и селениях, когда небо туманное, месяц растущий прячет. За три локтя уж ни зги не видать, лишь собака где-то воет, ветру прохладному вторя.

Страшно в ночи по улочкам тихим в одиночестве бродить, зная, что во время это лишь лихие люди встретиться могут, но еще страшней участь та, о которой ведьма сказывала. И объятая страхом малопонятным, в тревоге за дитя свое, бежит женщина к морю, с городом ее приютившим прощаясь.

Близ гавани портовой, Сладу паника настигает. Помнит женщина, как страшны да суровы люди, что по морю плавая, годами семьи не видят. Вдруг на пути ей бородач такой попадется? Что с ней сделает человек тот страшный, Слада придумать не может, но заранее знает, что-то очень плохое. Оттого, передумав по морю бежать, в сторону леса направляется. Велес батюшка поможет, душе заблудшей дорогу найти.

Покуда металась Услада по Сурожу, путь верный выбирая, уж рассвет наступил. С солнцем первым сомненья пришли, светом дневным страхи ночные выветривая, глупость побега показывают. Не обдумав, да запасов еды не взяв, за пару седмиц до появления наследника Улеба, сбежать, следов не оставляя, как воровка али женщина падшая, когда как словно княгиня, должна была на месте сидеть, Люта дожидаясь, да сподвижниками себя окружать. Как смогла ведьма желтоглазая, двумя словами с пути истинного сбить, в цели существования своего усомнится заставляя? Да и куда бежать то? Назад в Новгород, где точно недруги ждут? Аль к родным брюхатой воротаться, где еже ли и не отыщут вороги клятые, то односельчане все равно жизни нормальной не дадут. А с другой стороны, коли вернется? Вдруг права женщина, что ночью приходила? Ей ли, Сладе, что при дворе Византийском лето провела, не знать, как сурова да неприглядна участь правителя. Даже когда на ногах, казалось бы, крепко стоишь, найдется тот, кто у подпоры ножки подпилит, али в еду яду бросит. А коль младенец не рожденный к трону приставлен будет? Кто от имени его говорить станет? Ей то точно никто слова не даст. И оставят ли вообще Сладу при сыне, али убьют за ненадобностью. Вот бы быть посмелее немного, что б как Ольга с детьми на руках в бой выступить. Только где же ту силу взять, что на подвиги подталкивает? А коль случится Усладе девку народить? Станет дочка монетой разменной в играх тех, что мужчины, эго свое потешая, играют. Нет, права была ведьма, даже если и выстоит Слада супротив княгини киевской, все одно счастья дети ее не увидят, коль не помрут в младенчестве. И рукою пузо тяжелое придерживая, смело женщина в лес двигается, на ходу прося Велеса, пощадить ее, к селению какому выведя.

Но не слышат боги мольбы женщины, вместо помощи кругами водят, с пути сбивая. И уже не ясно Сладе, где град Сурож, а где тропка ловчая, что охотников к дичи выводит. Все деревья с лица едины, не понять, куда дальше двигаться. Жажда мучает женщину, да желудок от голода сводит. Неужели пройдя путь столь длинный, в море пенном спавшись от погони, помереть суждено ей на землях родных, в лесу по поляне хороводясь.

От усталости, да боли в стопах, что до крови натерты, на колени падает Слада, отдышаться не в силах. Смотрит в небо, о помощи взывая, да у земли милости прося, глаза долу опускает. Но миг спустя в ужасе вскакивает, на юбки от крови багряные глядя.

— Нет, нет, быть не может. Берегиня, за что казнишь меня, дитя отбирая. — Шепчет женщина, в безумии подолы многослойные задирая, что бы в том, что и без того ясно было убедится. По ногам тонкой струйкой кровь течет, смерть младенцу предвещая. Сквозь слезы, что глаза застят, видит Слада за деревом тень неясную. Руки в мольбе вперед выкидывая, на коленях ползет Услада к женщине, что зачем-то от нее меж деревьев прячется. Тень, как будто рукою машет, за собой в чащу заманивая. И в оцепенении странном, встает Слада, на зов тот двигаясь. Смилостивилась Брегиня, мольбам женским вняв, из леса бабу тяжелую выводит, мимо града, что не далече был, как оказалось, к избушке, что поодаль от Сурожа стоит. От дома того за версту травами дурманными тянет, видать знахарка поселилась. Слада, от болей, что тело пронзают изнывая, избу ту увидев, слезами счастливыми разражается. И, руками за воздух цепляясь, с последними силами туда путь держит, в надежде помощи сыскать, али упокоения, все одно, лишь бы боль ту, на части тело рвущую, более не чувствовать.