Старшего флагмана 1-й флотской дивизии моряков-балтийцев на закате XIX века увлекает новая «безумная» идея. Ее суть — дойти сквозь толщу вековечных полярных льдов к Северному полюсу. Дойти напролом, на специально построенном ледокольном корабле. Действительно, дерзость макаровской мысли не знала границ.

В январе 1897 года управляющему Морским министерством П. П. Тыртову представляется докладная записка о проекте исследования Арктики при помощи мощных ледоколов. Такого еще не знала практика морского судостроения.

Пока докладная записка «проходила» все стадии кабинетного изучения, ее автор уже 12 марта выступает на конференции Российской Императорской Академии наук с обстоятельным докладом об исследовании Северного Ледовитого океана с помощью ледоколов, которые предстояло еще построить. В заключение своего доклада Степан Осипович произнес слова, вошедшие в историю освоения Арктики:

— К Северному полюсу нам надо идти напролом! Напролом сквозь арктические льды!

На эти слова переполненный зал академического собрания ответил громом аплодисментов и возгласами:

— Браво, Макаров! Браво!

30 марта вице-адмирал Макаров делает новый научный доклад — на заседании популярного в самых широких кругах Российского Географического общества. Название доклада звучало пророчески: «К Северному полюсу — напролом».

Макаровские выступления относились к разряду «нашумевших». Сразу же нашлись и сторонники научной идеи, и ее противники, считавшие адмиральский замысел просто безумным. К числу первых относились выдающиеся ученые того времени — академик Михаил Александрович Рыкачев, директор Главной физической обсерватории, и сам Дмитрий Иванович Менделеев. Это, как говорится, было уже что-то.

Степан Осипович строил проект изучения и освоения ледовых просторов Арктики не на пустом месте. Его еще в юности влекли блестящие примеры мужества многих поколений русских поморов, бесстрашие Семена Дежнева, Харитона Лаптева и их сподвижников, землепроходцев-промысловиков и вольных сибирских казаков, в большинстве своем оставшихся для отечественной истории безымянными. Только дела их и проторенные дороги в северных арктических морях остались для потомков. Да и немногие имена на географических картах.

Мысль о возможности исследования Ледовитого океана и освоения Северного морского пути пришла к Макарову, по его собственному признанию, в 1892 году. В тот год великий норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен собирался с экспедицией в Арктику. Тогда достичь Северного полюса Земли не удалось: специально построенный для плавания во льдах пароход «Фрам» не отвечал требованиям для похода в сплошных льдах.

Дрейф «Фрама» к полюсу, на что рассчитывал бесстрашный Нансен, не получился. Да и не мог получиться. Последующие арктические исследования ученых убедительно доказали это.

В том 1892 году контр-адмирал Макаров на одном из адмиралтейских заседаний во всеуслышание заявил:

— Норвежец Нансен ошибается в своих расчетах. Я достоверно знаю, как можно достичь Северного полюса.

— Как?

— Надо построить ледокол такой силы, чтобы он мог ломать в движении своей грудью полярные льды.

— Но морская практика еще не знает таких судов.

— Это дело нашего времени. Нашего с вами времени.

— Но об этом пока и не мечтают ни в Британии, ни в Америке.

— Нам надо мечтать. Иначе мы упустим пальму первенства в освоении Арктики.

— А кто может опередить Россию?

— Те же норвежцы; Ведь русский Грумант стал их Шпицбергеном. Или американцы. У них Русская Америка стала Аляской.

— Стоит ли проводить такие трудно сопоставимые исторические параллели. Арктика — это ледяное поле, а не земля с богатствами в ее недрах.

— Тогда почему туда так стремится полярный герой Нансен. И его норвежское отечество?..

Тогда это звучало заманчивой мечтой талантливого исследователя Мирового океана и не менее способного морехода. Потребуется еще почти столетие, чтобы в советское время мощный атомный ледокол «Арктика» пробил сквозь вековые льды дорогу к Северному полюсу и водрузил на нем стяг родины Макарова.

Освоение Северного морского пути Степан Осипович считал задачей государственной важности. Заглядывая далеко в будущее, он с горячей убежденностью утверждал:

— Большой ледокол мог бы сослужить огромную службу в Ледовитом океане для поддержания сообщения с реками Обью и Енисеем. А эти реки есть сердце земли сибирской...

— Подчеркиваю: именно мощный ледокол обеспечит России круглогодичное сообщение по Северному морскому пути...

— Современнейший ледокол будет годен и для поддержания всяческих работ в этих местах как по задачам коммерческим, так и научным..,

— Пробив Северный морской путь, мы хозяйственно оживим сибирский край у Арктики. Ведь не одними оленями и песцами богат он...

Но адмирала заботила и военная сторона исследования ледовой Арктики для упрочения государственной безопасности на Дальнем Востоке. В докладной записке на имя вице-адмирала П. П. Тыртова он пишет:

«Полагаю, что содержание большого ледокола на Ледовитом океане может иметь и стратегическое значение, дав возможность нам при нужде передвинуть флот в Тихий океан кратчайшим и безопаснейшим в военном отношении путем».

С присущей ему настойчивостью Макаров добивается командировки в устья рек Оби и Енисея с целью изучения ледовых условий плавания. Научная экспедиция в июне—сентябре 1897 года состоялась на небольшом пароходе «Иоанн Кронштадтский». Путешествие через южную кромку Северного Ледовитого океана завершилось поездкой по Енисею до города Красноярска. Он тогда наряду с Иркутском был центром хозяйственной жизни Восточной Сибири.

Обратный путь в Санкт-Петербург лежал через Томск, Тобольск, Тюмень. Для конца XIX столетия эти города были крупнейшими экономическими центрами Западной Сибири. Так что Степан Осипович с увлечением изучил сибирские земли, для которых «владение» Арктикой и ее путями могло сослужить хорошую службу на века.

Макаровский дневник в том путешествии от устья Енисея по сибирским просторам заполнился записями не просто заинтересованного путника, а человека, обладавшего известным уровнем государственного мышления:

«В 5 ч. вечера пришли в Енисейск, и маленькая каюта парохода «Иоанн Кронштадтский» скоро наполнилась представителями местной власти и местного купечества. Жителям столицы город Енисейск представляется далеким захолустьем, в которое еще не проникли успехи цивилизации, между тем мое знакомство с местным купечеством показало мне совершенно обратное: городской голова Востротин и купец Кытманов, оба с университетским образованием... это коренные енисейские жители — разумные и толковые люди...

Местное купечество пожелало, чтобы я его ознакомил с результатами осмотра Северного пути, в котором они очень заинтересованы».

«...Река Енисей глубока, весьма судоходна... и представляет бесподобный водный путь на протяжении 3000 верст...»

«Для Сибири важнее всего дешевый сбыт своих материалов. Сибирь изобилует хлебом, скотом, лесом, рыбой и минеральными богатствами. Чтобы предметы эти могли выдержать перевозку, необходимо, чтобы фрахт был дешев. Только при установлении пароходства с дешевым перевозочным фрахтом Сибирь получит прочную коммерческую непосредственную связь с европейскими портами».

«Сибирская железная дорога, несмотря на свою большую провозоспособность, представляет плохой выход для западно-сибирских излишков хлеба в восточном направлении...

...1892 год, год сильного неурожая, охватившего обширный район европейской России, показал уже, что и Урал, даже б годину крупного несчастья, поглотить все запасы Западной Сибири не может; от завезенных в этот год в Тюмень хлебных грузов осталось непроданного хлеба на 3 миллиона пудов...»

«Таким образом, Сибирская железная дорога... даже в соединении с обским пароходством на Тюмень, не обеспечивает еще достаточного выхода сибирскому хлебу. Такой выход может дать только Северный морской путь».

Можно доказательно отметить, что в истории Российской империи начала XX столетия, Советского Союза и современной Российской Федерации флотоводец Степан Осипович Макаров стоял одним из немногих у истоков Севмор-пути.

Такого пути в водах Северного Ледовитого океана ни одно из арктических государств нашей планеты — Канада, Соединенные Штаты и Дания с ее автономией Гренландией — не имеют по нынешний день.

Автор строительства мощного отечественного ледокола доказывал его экономическую «состоятельность» и выгоду для России от освоения Северного морского пути для расширения торговли с Китаем и другими южными странами. Хотя последнее обстоятельство в наше время никакой экономической выгоды не дает. Но тогда вице-адмирал со всей уверенностью говорил, «сражаясь» со своими оппонентами:

— Вы знаете, во сколько обходится провоз одного ящика китайского чая по сухопутью от города Ханькоу до нашей Тюмени?

— 21 рубль 75 копеек. А иногда и больше.

— А по Северному Ледовитому океану на пароходе, путь которому будет прокладывать ледокол, ящик чая можно доставить в Архангельский порт всего за семь рублей. Выгода есть или нет, господа?

— Несомненна.

— Верно, несомненна. Если еще при этом учесть, сколько наш городской или сельский обыватель выпивает в год чая...

Против убедительных аргументов, которые выражались в рублях и копейках, возражать было трудно, а порой и невозможно. Тем более что Российская империя переживала экономический «бум» и ее торговля — внешняя и внутренняя — находилась на подъеме.

Вскоре всесильный министр финансов России С. Ю. Витте, увлеченный макаровской идеей создания мощного ледокола, добивается согласия императора Николая II на ассигнование трех миллионов рублей для его строительства. Так идея начинала воплощаться в практическое дело. Или, говоря иначе, — в ледокольное судно принципиально новой конструкции.

Успеху способствовало общественное движение в пользу освоения Северного морского пути, которое приобрело поистине общенациональный характер. Но из всех предлагавшихся Макаровым изобретений и нововведений идея постройки ледокола вызвала едва ли не самое сильное и упорное противодействие в государственном чиновничьем аппарате. И все же Степан Осипович сумел победить!

Принимается решение строить один, пока один, пробный ледокол, флагман российского ледокольного флота. Под председательством Степана Осиповича создается Особая комиссия для выработки технических условий, которым должен был удовлетворять такой ледокол, чтобы биться со льдами Финского залива и Карского моря. Инициатором создания комиссии стал министр финансов Витте, который заявил императору Николаю II:

— Ваше величество. Россия на Балтике и на Русском Севере не должна зависеть от ледяной ситуации.

— Разве одно ледокольное судно способно решить эту проблему?

— В какой-то мере да. Этот ледокол будет первенцем нашей державы. Флагманским кораблем.

— Какие у него будут шансы изменить зимнее судоходство у Кронштадта и столицы?

— Верю в большие шансы. Особенно если вы, ваше величество, поручите ледокольное дело адмиралу Макарову. Он новатор в мореходстве.

— Хорошо, граф. Мы согласны с вашим мнением...

Особую комиссию составили из людей знающих, высокой квалификации и авторитета. В ее состав вошли ученый с мировой славой Д. И. Менделеев, Ф. Ф. Врангель, капитан 1-го ранга Шеман, инженеры Афанасьев, Рунеберг и Янковский. От Адмиралтейства был назначен главный инспектор кораблестроения Н. Е. Кутейников.

Правительство России заключает договор на строительство мощного ледокола с известной британской фирмой «Армстронг и Витворт». Определялась сумма финансирования - три миллиона рублей, деньги для того времени немалые. Договор в декабре 1897 года в английском городе Нью-кэстле подписывал сам вице-адмирал С. О. Макаров. Название флагману освоения северных широт дали в честь простого донского казака Ермака Тимофеева, прославленного атамана казачьей вольницы —- покорителя Сибирского царства по воле купцов-солепромышленников Строгановых.

Когда немало удивленные англичане спросили русского адмирала, почему судну дается имя предводителя небольшого воинского отряда, а не прославленного флотоводца или члена императорской фамилии, то он ответил:

— Ермак Тимофеев был первопроходцем не только для Русского царства, но и для всей просвещенной Европы. Если Кук открывал ранее неизвестные острова, то Ермак — столь же неизвестные земли Сибири.

— С кем из великих английских морских путешественников вы еще смогли бы сравнить вашего атамана?

— Мне бы хотелось сравнить Ермака с его последователями по делам сибирским — Хабаровым и Дежневым. Не обижайтесь, господа.

— Почему только с ними? Ведь у Британии есть, например, великий путешественник Ливингстон. Есть и немало других великих имен, отмеченных на карте Африки и Мирового океана.

— Я никак не умоляю их заслуг перед цивилизованным обществом. Но к выбору названия новостроящегося ледокола у нас особый подход.

— Какой? Если это, разумеется, не большой секрет.

— Секрета здесь нет. Казачий атаман Ермак Тимофеев принадлежит прежде всего российской истории. А только потом мировой истории...

Хотя проект «Ермака» разрабатывали английские инженеры-кораблестроители, однако подлинным его творцом современники по праву считали русского адмирала.

Он, как тогда говорили, «обмел своей бородой» все важнейшие механизмы и устройства корабля. И что самое главное, добился полной переделки его носовой части, которой, собственно говоря, и крушился лед.

Пока подступали к строительству «Ермака», Степан Осипович успел изучить искусство ледокольного судостроения. Оно было делом новым и действительно перспективным. На пустое время Степан Осипович никогда не тратил.

С четко поставленной целью вице-адмирал Макаров посещает Швецию, Данию, Германию и Соединенные Штаты. Всюду его интересует только одна проблема — строительство судов ледокольного типа. В Северной Америке он побывал на озерах Мичиган, Гурон и Эри, познакомившись там с ледокольными судами, которые обеспечивали грузовые перевозки в непродолжительные здесь зимы.

Больше всего русского адмирала интересовали те суда, на которых стоял передний винт для разламывания сплошного льда. Были в истории судостроения такие ледоколы, которые себя не оправдали. Лед на североамериканских озерах был недолговечен и толщиной не отличался. Но и при этом передние винты — «крушители льда» долго не выдерживали. Сама же идея их использования выглядела весьма заманчивой в глазах не только одного арктического исследователя Макарова.

Новатор добился желаемого. Ледокол «Ермак» не на одно десятилетие стал образцом передовой технической мысли, не имея равных среди себе подобных судов.

19 февраля 1899 года вице-адмирал Макаров поднял на построенном судне русский трехцветный коммерческий флаг (цветов государственного стяга Российской Федерации). Ледокол в состав военно-морского флота не вошел, на чем настаивал Степан Осипович, так как невооруженное судно приписали к Министерству финансов. После торжественных проводов «Ермак» от британских берегов взял курс на Кронштадт.

Встреченный сплошным льдом Финского залива в его восточной части, ледокол смело пошел напролом. Макаров все эти часы провел на капитанском мостике. Он наблюдал, как его детище ломает ледовое поле залива, почти не замедляя при этом свой ход.

Толпы народа, вышедшие на лед Кронштадтской гавани, криками «ура» приветствовали «Ермак». А перед этим его встретила далеко от острова Котлина на лыжах рота пехотинцев гарнизонного Каспийского полка во главе с полковым командиром полковником Адлербергом. «Ермак» замедлил ход, приостановился и взял на борт солдат-каспийцев. Они и стали первыми его пассажирами.

Обнимая полковника, большого любителя лыжных походов по замерзшему Финскому заливу, Степан Осипович спросил его:

— Как наш «Ермак»? Впечатляет?

— Еще как, ваше превосходительство! Такой толстый лед ломает на ходу, как в сказке.

— Что говорят, полковник, ваши солдатушки о ледоколе?

— О том, что это мощь России. Сила.

— Правильно говорят. Молодцы каспийцы. «Ермак» еще и по арктическим льдам, поверьте мне, не раз пройдется. Дайте только время...

Ледокольный корабль на большей части пути по Финскому заливу до Кронштадта приветствовали тысячи рыбаков, которые ловили рыбу во время великого поста. Это были жители древнего Копорья, с острова Сескара, финны. Лед чернел от рыбацких будок и лошадей с санями. Люди с удивлением смотрели, как мощное судно необычной конструкции взламывало на своем пути крепкий лед.

Макаров в книге «Ермак» во льдах» писал, что толпы рыбаков бежали, чтобы подивиться невиданному доселе делу. Некоторые старшины рыбацких артелей просили, чтобы ледокол прошел левее или правее, чтобы не пострадали расставленные сети.

За двести лет существования морской крепости Кронштадт ледокол «Ермак» стал первым судном, которое вошло в гавань раньше начала марта. Первыми приветствовали экипаж судна Главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Николай Иванович Казнаков и городской голова Аверкий Васильевич Шебунин:

Степан Осипович, поздравляем вас от имени всех кронштадтцев со счастливым приходом и с открытием ледовой навигации.

— Премного благодарен за такой радушный прием на российской земле.

— Каким вам показался для «Ермака» лед в заливе?

— Крепок. У Сескара встречались поля, где лед был толщиной в 2 фута 9 дюймов. Это немало для зимы в заливе.

— Но вы все же дошли без поломок и в назначенный срок.

— Чтобы не задержаться в пути, от Ревеля до Гогланда по сплошному льду шли ходом в 7 узлов.

— Рыбаки на вас обижаться не будут?

— Думаю, что нет. Расставленные ими снасти ледокол по просьбам рыбацких старост обходил не раз.

— Степан Осипович, из Зимнего дворца нам напомнили, что государь император и великие князья Алексей Александрович и Александр Михайлович ждут известия о вашем благополучном прибытии в Кронштадт. От газетчиков просто нет отбоя.

— Будет исполнено сегодня же...

Из Кронштадта в Санкт-Петербург вице-адмирал Макаров лично телеграфировал императору Николаю II:

«Счастлив донести вашему императорскому величеству, что сейчас с ледоколом «Ермак» вошел в гавань в Кронштадт...»

В тот же день на имя командира ледокола поступила ответная телеграмма всероссийского монарха, опубликованная, естественно, на первых страницах газет:

«Поздравляю вас с приходом в Кронштадт в это время года, радуюсь вместе с вами блестящему осуществлению вашей мысли.

Николай».

Поздравительных телеграмм оказалось очень много. Их слали даже из Сибири и с Кавказа. Больше всего поздравлений пришло из столицы, Москвы и от военных моряков. Российская морская газета «Котлин» дала следующее описание входа ледокола «Ермак» в гавань Кронштадтской крепости:

«4 марта утром был туман, но к 8 часам рассеялся.

Корпус «Ермака» уже ясно обрисовывался. Видно было, как по льду спешно приближались крестьяне с южного берега длинной вереницей на своих санках по Большому рейду, так как они, вероятно, знали, что дорогу им перережет «Ермак». Работы на броненосце «Полтава» начались обычным порядком, и только время от времени кое-кто вы-

бегал на мостик посмотреть на приближавшегося «Ермака». Скоро стало известным, что «Ермак» войдет в гавань в 2 часа, как об этом сообщил еще значительно раньше сам инициатор и создатель «Ермака» вице-адмирал С. О. Макаров. К 12 часам «Ермак» был уже на Большом рейде и, по-видимому, остановился.

Видно было, как по льду спешили к нему навстречу обыватели города пешком и на извозчиках. Скоро кругом «Ермака» образовалась темная полоса людей, которая все более и более росла. К 1 часу дня на эскадренный броненосец «Полтава», стоящий у Лесных ворот, в которые и должен войти «Ермак», стали съезжаться приглашенные для встречи. Гостям был предложен командиром броненосца в кают-компании чай.

Как известно, броненосец находился всю зиму на отоплении и освещении, благодаря чему жизнь на нем шла судовым порядком. Но никому не хотелось спускаться вниз, все напряженно смотрели на ледокол «Ермак», когда он наконец тронется.

Многочисленное общество собралось на баке и мостике броненосца; кругом всюду разместились матросы, рабочие... Но вот отдаленный рев сирены дал знать, что «Ермак» дал ход. «Ермак» быстро приближался.

Подходя к Купеческим воротам, «Ермак» стал салютовать. Белые струйки дыма вылетали то с правого, то с левого борта. Тысячная толпа бежала по льду впереди и по бортам «Ермака».

Тут же рядом на извозчиках ехали встречавшие.

Но вот грянуло «ура!» у форта Меньшиков. На «Ермаке» ответили тем же.

Весь могучий корпус победителя льда стал ясно виден. Его характерные обводы, покатые борты, приподнятый нос, вид его с высокими дымовыми трубами был действительно грандиозен.

На эскадренном броненосце «Пересвет», который стоял у металлического крана, грянул встречный марш.

Но вот «Ермак» все ближе и ближе. Движение его в массе сплошного льда было поразительно. Все мы знали, что лед на рейде доходит до полутора аршина толщины, и не верилось своим глазам, как шел «Ермак», будто бы льда и не было. Незаметно было ни малейшего усилия. «Ермак» шел с глухим треском, ломая лед и подбивая его под себя. Благодаря удивительно удачно рассчитанным обводам, особенно в носу, ясно было видно, как штивень легко врезался в лед, после чего масса льда покорно уходила под могучий корпус судна. Кругом не образовывалось трещин, и «Ермак» шел, плотно прикасаясь бортами ко льду. У самого борта иногда показывались толстые льдины, но быстро прятались под корпус; за кормой оставался свободный канал, наполненный льдом, разбитым на мелкие куски могучим винтом «Ермака».

Сопровождавшая толпа, состоявшая преимущественно из матросов и солдат, бежала почти у самого борта. На палубе «Ермака» находилось много офицеров, артиллерийских и морских, которые встретили его на рейде. Там находились и солдатики, вышедшие навстречу на лыжах. Вот «Ермак» поравнялся с «Полтавой», здесь грянуло «ура» и встречный марш. Встречавшая толпа все более и более наэлектризовывалась .

Я думаю, что мало кто в эту минуту отдавал себе ясный отчет о всей важности события, но все единодушно приветствовали новый блестящий факт завоевания человеческого ума и энергии над стихией. Все старались рассмотреть самого творца «Ермака» С. О. Макарова и скоро увидели его высокую фигуру на верхнем мостике в штатском пальто; за ним был виден командир «Ермака» капитан 2-го ранга Васильев и старший офицер лейтенант барон Ферзен.

Но вот «Ермак» стал поворачиваться и, несмотря на свою большую длину, свободно вошел в Лесные ворота и пошел по левому борту броненосца «Полтава». При проходе ледокола в воротах последовал новый взрыв всеобщего восторга и «ура». Адмирал С. О. Макаров отвечал на приветствия.

В каждом из присутствующих невольно поднималось чувство гордости за нас, русских, что из нашей среды нашлись люди, не только способные делать теоретические выводы, но на деле доказать и подтвердить идеи, открывающие новые горизонты.

Многие скептически относились к «Ермаку», многие не верили в его силу, несмотря на легкость, с которою он преодолевал ледяной покров. Вселяется убеждение, что какой бы толщины, конечно существующей, не был бы лед, но он больше не будет прекращать торговли, не будет запирать Балтийский флот на 6 месяцев, и мы в Кронштадте будем так же близки к свободному морю, как и прочие государства.

Теперь нет времени перечислить все случаи практического применения «Ермака», но мы только были свидетелями его победы и шлем свои пожелания счастливой и долгой работы «Ермаку» на пользу родного флота и на славу его инициатору и тем, которые способствовали его осуществлению.

«Ермак» уже не мечта, а свершившийся факт.

Пройдя по борту «Полтавы», «Ермак» ошвартовался у угольных складов. Все встречавшие его во главе с главным командиром вице-адмиралом Н. И. Казнаковым вскоре вошли на палубу «Ермака» поздравить вице-адмирала С. О. Макарова с новым мирным завоеванием в области труда и науки.

На баке и юте «Ермака» развеваются русские торговые флаги, но среди броненосцев и боевых судов Балтийского флота в наших Кронштадтских гаванях, кажется, и нам нужен в состав эскадры такой ключ под Андреевским крестом от зимних ставен окна Петрова, чтобы могли все 12 месяцев отсель грозить надменным соседям. Зрелище было поистине грандиозное, и все присутствующие на всю жизнь сохранят воспоминание...»

Один из иерархов Русской Православной Церкви Иоанн Кронштадтский отслужил на ледокольном судне в присутствии всего экипажа и многочисленных гостей молебен. В молитве говорилось:

«Господи, Творче небеси и земли, создавый сушу, равнины и высоты гор в мериле и холми в высь, такожде моря глубокий и пространный, приемоющая в лоно свое множество рек, якоже жил животворных, распростертых по лицу всея земли.

Ты Владыка всея твари, сотворивый мразы и льды, покрывающие яко корою и бронею твердою некия моря, озера и реки и по верху их, яко по мостам крепким шествие безопасное человеком и животным устроивый.

Ты, Всеблагий и Всесильный Господи, умудривый человека пролагати дивные скорые пути по морю и суше, рекам и озерам, силою огня и пара, Ты, Премудрый и Преславный во всех делах, Господи, ныне новый и дивный путь льдами безмерными проходити устроил еси через сие судно, движимое огнем и силою пара, умудрив и на сие дело человека, созданного Тобою по образу Твоея безмерный мудрости!

Прими ныне от рабов Твоих, предстоящих зде лицу Твоему, и дивное плавание во льдах совершивших благополучно, кроме всякаго вреда, благодарение всесердечное о милости Твоей, яко умудрил еси рабов Твоих и создати таковое судно и препроводити доселе рукою Твоею крепкою, яко Твоя есть держава, Твое царство и сила, и слава, и мудрость во всех в веки веков. Аминь».

По указанию Макарова эта молитва была выгравирована на серебряной доске и помещена на киоте присланной в дар экипажу «Ермака» томским купечеством иконы. Она читалась на всех праздниках, которые проходили на борту судна. В первый же год своего существования ледокол окупил себя. Он спас от действительного кораблекрушения ставший на камни у острова Гогланд броненосец «Генерал-адмирал Апраксин» стоимостью в четыре с половиной миллиона рублей.

В той спасательной операции «Ермак» принял самое деятельное участие. Опасность состояла в том, что подвижка льдов могла усугубить положение севшего на камни броненосца. Ледоколу пришлось несколько раз завозить якорь с канатами, которые удерживали «Генерал-адмирала Апраксина» от сдвига ледяного покрова Финского залива. Он же доставил на корабль уголь, провиант и другие грузы, необходимые для жизнеобеспечения экипажа судна, попавшего в большую беду.

В спасательной операции принял участие известный русский ученый, изобретатель «беспроволочного телеграфа» профессор А. С. Попов. Он установил радиостанцию, которая обеспечивала связь броненосцу на расстоянии в 43 километра. В ближайшем финском городе Котка была устроена станция телеграфа, которая принимала депеши с потерпевшего аварию военного судна.

Макаров принял самое деятельное участие в этой «поповской затее». Хорошо лично зная изобретателя, адмирал «подсоблял» ему во всем:

— Беспроволочный телеграф — будущее флотской связи. И обязательно армейской. Только испытать творение Попова надо в достойном деле...

Спасательная операция к концу событий приняла напряженный характер. Речь шла о судьбе одного из самых современных эскадренных броненосцев флота Балтийского моря. Адмирал Зиновий Петрович Рожественский телеграфировал с места событий в столицу:

«11 апреля «Ермак» стянул «Апраксина» на чистую воду. Сегодня «Ермак» послан осмотреть подход к Асрэ и состояние льда у Соммерса. Здесь у Гогланда «Апраксин» окружен торосами. Ледоход от оста может уничтожить плоды всех затрат».

Через два дня адмирал Рожественский отправил на берега Невы новую телеграмму:

«Вчера, 13 апреля 9 часов утра, ввиду сильно свежевшей погоды, опасаясь аварии от зыби льда из восточной части залива (броненосец «Генерал-адмирал Апраксин». — А Ш.), спешно покинул место крушения и, следуя в струе «Ермака», пошел в Аспэ. Несмотря на непрекращающуюся снежную метель (горизонт не более кабельтова), «Ермак» блестящим маневрированием в ледяных полях и между отдельными глыбами торосистого образования проложил сравнительно безопасный путь до шхер и сделал удобопроходимый канал в сплошном шхерном льде. В 4 часа пополудни «Апраксин» вошел в Малую гавань Аспэ и ошвартовался в центре ее на ледяных якорях с «Ермака». Пластыря Спасательного Общества выдержали испытание прекрасно: ни один из сорока цепных и тросовых найтовов не перерезан льдом. Теперь «Апраксин» в полной безопасности».

Спасательная операция по снятию с камней одного из самых мощных броненосных кораблей флота Балтийского моря еще раз прославила создателя «Ермака». Адмирал Рожественский дал с борта ледокола в адрес Макарова, в Кронштадт, следующую радиограмму:

«Ермаку» и его доблестному командиру капитану 2-го ранга Васильеву «Апраксин» обязан спасением. В неприглядную снежную метель броненосец, обмотанный вытянутыми в струну цепями, стальными и пеньковыми тросами, прикреплявшими тысячу пятьсот квадратных фут пластырей, шел семь часов в струе «Ермака» ледяными полями между отдельными глыбами торосистого образования и каналом, пробитым в сплошном льде, и ни одна цепь, ни один трос не были перерезаны льдом».

Ледоколом был ставший со временем легендарным «Ермак» — любимое детище вице-адмирала Степана Осиповича Макарова. Пластырями, закрывшими пробоину эскадренного броненосца, — «пластыри мичмана Макарова».

По случаю вызволения из беды у острова Гогланд броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» в Адмиралтействе состоялся разбор хода спасательной операции. На нем состоялась беседа двух адмиралов — Макарова и Рожественского, которым судьба не позволила встретиться в Порт-Артуре на закате Русско-японской войны. Один из них погиб геройски на капитанском мостике, второй, будучи раненным, попал во вражеский плен.

— Зиновий Петрович, как вел себя «Ермак» во время спасения «Апраксина»?

— Выше всяких похвал. Ледокол оказался единственным судном на Балтике, способным оказать помощь броненосцу.

— Я немало поволновался, когда стали поступать депеши о начале подвижки льдов.

— Помню те дни. Льдины готовы были помочь «Апраксину» еще прочнее сесть на камни. Как раз водолазы начали работы по их разрушению. Спасибо «Ермаку»: он ни днем, ни ночью не переставал крошить ледяное поле у места аварии.

— Так что можно считать, что затраты казны на постройку ледокола уже оправдались?

— Оправдались! Да еще как, Степан Осипович!

— Действительно, за деньги, затраченные на «Ермака», эскадренный броненосец никак не построишь даже на отечественном Балтийском заводе.

— Зиновий Петрович, я просил бы вас поддержать мое предложение о переводе «Ермака» в состав флота Балтийского моря.

— Я готов подать свой голос за ваше предложение. Но как посмотрит на это Министерство финансов? Ведь ледокол находится в его ведении как министерская собственность.

— У меня уже была предварительная беседа с графом Сергеем Юльевичем. Витте твердо против передачи «Ермака» Морскому министерству.

— Почему?

— Причина в деньгах. За каждое вызволение судов из ледового плена и наши купцы, и иностранцы платят в казну хорошие деньги. Терять такой источник пополнения казны Витте никак не хочет.

— Но надо же думать о безопасности государственных границ на Балтике.

— Министр финансов понимает это не хуже нас, адмиралов. Однако в мирное время для него важнее финансовые интересы империи. Надо отдать должное Сергею Юльевичу — он человек большого государственного ума.

— Остается только пожелать, чтобы в министерствах было побольше таких государственников.

— Все так. Но флоту на случай войны зимой без сильного ледокола никак не обойтись. Без него сквозь льды ни одно военное судно не выйдет в чистые воды Балтики.

— Значит, Степан Осипович, будем настаивать на передаче «Ермака» флоту?

— Будем. Как говорится, вода камни точит. Но перебороть Витте будет потруднее, чем было выбить из казны деньги на постройку нашего ледокола.

— Помню. Тогда Витте был за...

В том же 1891 году «Ермак» освободил из ледяного плена в районе города Ревеля (ныне Таллина, столицы Эстонии) одиннадцать коммерческих пароходов самых разных стран. В противном случае им грозила гибель. Этому событию предшествовала телеграфная «переписка» Степана Осиповича с Министерством финансов, у которого в подчинении находился ледокол:

«Санкт-Петербург. Министру финансов Витте. Из Ревеля пришла телеграмма. Там затерто льдом одиннадцать пароходов. Прошу разрешение на выход из Кронштадта. Макаров».

«Макарову. Такое случалось в прочие зимы. Не вижу причины спешного выхода. Министр финансов Витте».

«Министру финансов Витте. Срочно. Коммерческий груз ревельских пароходов в опасности. Прошу разрешение провести спасательную операцию. Макаров».

«Макарову. Конечно, следует идти. Министр финансов Витте».

Спасение затертых льдом коммерческих, тяжелогруженых пароходов оказалось довольно сложной операцией.

Суда оказались в ледяном плену между маяками Наргена и Суропа. Вышедший им на помощь портовый ледокол «Штадт Ревель» сам попал в незавидное положение. Лед здесь оказался настолько крепок, что подошедшему «Ермаку» пришлось ломать его с «набега», давая ход то вперед, то назад.

Ревельский ледокол вошел в канал, пробитый «Ермаком», но замешкался и снова оказался в ледяном плену. Тогда вице-адмирал Макаров приказал взламывать лед вокруг пароходов кругами. Так они один за другим были вызволены изо льдов. В Ревеле городские власти на деньги благодарного местного купечества устроили «Ермаку» торжественную встречу.

Степан Осипович потом скажет:

— Я не помню другого обеда, на котором бы говорилось о «Ермаке» больше речей. Мы вышли из городской ратуши, очарованные гостеприимством ревельцев.

О тех событиях следует еще добавить, что местное телеграфное агентство ежедневно рассылало во все концы России телеграммы о ледовой работе «Ермака». Тысячи читателей самых разных газет с интересом следили за событиями у западной оконечности Финского залива.

Выйдя из Ревеля, ледокол «Ермак» провел через замерзший Финский залив караван пароходов, прибытие которых ожидалось в российской столице. В Санкт-Петербурге «Ермак» прошел по Неве до Николаевского моста, тепло приветствуемый горожанами с набережных.

Судно посетили многие видные государственные деятели: министр финансов С. Ю. Витте, министр путей сообщений князь М. И. Хилков, управляющий Морским министерством вице-адмирал П. П. Тыртов, члены Государственного совета Кремер, Кулразин и Галкин-Врасский, директор департамента торговли и мануфактур В. И. Ковалевский, председатель отдела математической географии Географического общества полковник В. В. Витковский...

Самым почетным гостем, разумеется, стал великий князь генерал-адмирал Алексей Александрович. О российском военном флоте, главой которого он был, Романов пекся. По прибытии на борт «Ермака» в окружении большой свиты офицеров и чиновников Морского ведомства великий князь сказал:

— Уважаемый Степан Осипович! Государь император просил передать вам свою высочайшую благодарность.

— Передайте государю, что я сердечно признателен за столь высокую оценку моих ледокольных трудов...

На званом обеде в столичной городской думе известный поэт того времени Н. Э. Гейнце прочел написанное им стихотворение, посвещенное ледоколу «Ермак» и его создателю контр-адмиралу Степану Осиповичу Макарову. Оно было опубликовано в столичных газетах:

Суров наш климат! Край родимый Полгода спит под льда корой, Как бы в броне неуязвимой. Сражаться с северной зимой Давно стремился ум пытливый, Но над корою ледяной Победы не было счастливой. Как древле дивный Прометей, К скале прикованный, томился, Как тяжкий лед своих цепей Напрасно сбросить север тщился, Как полубога сердца вран Клевать с свирепостию жадной, Так русский скованный титан Судьбе был отдан безотрадной. Но пробил час! С лучом свободы Явился доблестный моряк, И глыбы льда, как вешни воды, Прорезал ледокол «Ермак». Суров, угрюм на первый взгляд Народ с отзывчивой душою, И много ледяных преград Стоит пред русскою толпою — Для тех, кто хочет быть любим В избушках, снегом занесенных, Для тех, кто хочет быть ценим В сердцах народа умиленных. Как молния из края в край, Промчалось имя адмирала, И «Ермака» не невзначай Молва «Степанычем» прозвала! Покорена сама природа — Всю Русь Макаров обошел, И... к сердцу русского народа Ему не нужен «ледокол».

В ту зиму ледокол «Ермак» вызволил из ледяного плена в Финском заливе и провел в столицу и обратно еще несколько гражданских судов — отечественных и иностранных. Среди них оказались барка «Вашингтон», груженная фруктами — апельсинами и лимонами, торговый пароход «Якобсон» и даже купеческие парусники, ходившие из прибалтийских портов в порты Финляндии и Швеции.

Зима 1898/99 года оказалась на Балтике на редкость суровой, словно сама природа устраивала ледокольному кораблю самый пристрастный экзамен на прочность. О том, что сама природа одарила «Ермака» такими испытаниями, Степан Осипович скажет, а потом напишет в своем дневнике:

— Спасибо зиме с ее морозами. Чем больше крепчал лед в Финском заливе, тем больше перспектив было у российского ледокольного дела в будущем...

В мае 1899 года ледокол «Ермак» вышел из Кронштадта в первое полярное плавание. Торжественных проводов было решено не устраивать. На этом настоял сам начальник полярной экспедиции. Почти не изведанная Арктика не обещала легких и быстрых побед мореходам. Она чаще выигрывала у них, чем признавала себя побежденной.

Степана Осиповича провожала семья, как и других членов экипажа. Отец Василий отслужил молебен. В кают-компании состоялся скромный прощальный обед. Он проходил без хлопонья пробок бутылок шампанского, привычных громких тостов и словоизлияний почетных гостей. После «Ермак» отошел от причала кронштадтской гавани и взял курс на запад. На причале народа — горожан, моряков, гарнизонных солдат — собралось, на удивление всем, немало. Вслед отходящему ледокольному судну кричали:

— Ура! Слава «Ермаку»! Арктику победим!..

Начинается арктическая эпопея «Ермака». Руководитель научной, океанографической экспедиции сам подбирал себе помощников. Первым среди них стал командир судна Михаил Петрович Васильев, выдающийся моряк с истинно макаровским характером: волевой, энергичный, решительный и твердый в достижении поставленной цели. Он верил до конца в идею добраться до Северного полюса напролом.

Следует сказать, что ученая общественность России высоко оценила заслуги Степана Осиповича. Он был избран членом-корреспондентом Главной физической обсерватории.

Морское министерство сделало все, чтобы снабдить полярную экспедицию всем необходимым. Макаров скажет впоследствии, говоря о первом арктическом рейде «Ермака»:

— Ведомство открыло передо мной свои склады. Это чрезвычайно упрощало подготовку ледокола к плаванию. Безвозмездную помощь готово было дать купечество...

В поход был взят годовой запас консервов всякого рода на случай вынужденной зимовки экипажа во льдах. Собственно говоря, консервы составили только треть запаса провианта, а две трети была солонина. Сухарей брали немного, но зато погрузили годовой запас муки.

Теплой одеждой участники экспедиции запаслись хорошо. Было взято из Кронштадтского «порта 100 аршин сукна гвардейского, 200 аршин сукна верблюжьего, 2000 аршин полотна, 2 кипы ваты, а впоследствии приобретено 30 оленьих шкур. На судне имелось, кроме того, 30 комплектов теплого платья».

Для охоты взяли с собой 4 охотничьих ружья-экспресса, один штуцер и 2 двустволки. Имелось пять частных ружей. Патронов взяли достаточное количество.

«Ермак» нес на себе целую флотилию малых плавучих средств: паровой катер, баркас, приспособленный к завозу запасного якоря, 4 спасательных вельбота, 2 шлюпки-двойки и 4 так называемых ледяных шлюпки, приспособленных для движения по льду. В проводимых научных исследованиях они оказались незаменимыми.

Ледяные шлюпки были специально изготовлены по образцу финляндских лодок для зимнего плавания. Они легко вытаскивались из воды, перетаскивались на другую сторону льдины и вновь легко опускались в воду. Как показала исследовательская жизнь участников арктической экспедиции, такие шлюпки оказались для них просто незаменимыми средствами передвижения вокруг ледокола. Макаров скажет о них:

— Если бы мне было приказано оставить «Ермак» и добираться до Северного полюса своим ходом, то мы бы двинулись к нему только на ледовых шлюпках...

Экспедиция была снаряжена самыми современными приборами того времени. Для магнитных наблюдений использовался магнитный теодолит Брамберга. Для астрономических наблюдений — круг Репсольда, круг Пистора, секстаны и 8 хронометров. Для изучения колебаний уровня моря — два мореографа. Для гидрологических и метеорологических исследований — флюктометр, термометры батометры, ареометры и прочее.

Ледокольный корабль в начале июня без всяких происшествий подошел к острову Шпицберген (русские поморы издревле называли его Грумант) и взял курс в район сплошных льдов Арктики. Макаров действительно шел напролом к Северному полюсу земли, шел непроторенной дорогой. Он не имел никаких описаний выбранного пути, который определялся только по компасу днем и ночью по звездам.

По ночам, стоя в штурманской рубке, Макаров заводил разговоры с вахтенными начальниками:

— Шпицберген видели во всей его красе.

— Видели. Все красоты от полярной зимы.

— Острова наши мореходы-поморы называли Грумантом. А как хаживали к нему на своих парусных кочах из Архангелогорода и Мурмана — одна эпопея.

— Ходить по Арктике, держа курс только по звездам, — удивительно, и только. И добычу брали какую: рыбий зуб, пушнину. Песцы на Шпицбергене по сей день людей мало боятся.

— Что там пушнина. Поморы для России новую землю открывали. Столбили ее деревянными крестами своих могил.

— На том им и слава в истории.

— Слава славой. Да жаль, что она на морских картах именами мореходов из Поморья безвестна...

На протяжении всей экспедиции велись самые различные научные исследования: северных вод, арктического льда, земного магнетизма. Исследования велись как самим Степаном Осиповичем, так и его помощниками. Среди них оказалось немало известных в российской науке людей.

Сверхштатный астроном Пулковской обсерватории Борис Павлович Остащено-Кудрявцев был приглашен для производства магнитных наблюдений. Он был крупным специалистом в изучении теории движения малых планет и участвовал в изучении большой Курской магнитной аномалии. По своей инициативе астроном занимался в экспедиции изучением физических свойств арктического льда.

Судовой врач Александр Григорьевич Чернышев посвятил себя зоологии. Он сам изготовил трал, драгу и сетки.

Им исследовались и консервировались все добытые из вод морские организмы (спиртовались) и образцы грунта и камней.

Научно-исследовательской работой занимались два лейтенанта — Константин Федорович Шульц и Исаак Ибрагимович Ислямов. Первый был минным специалистом и исполнял должность старшего офицера ледокола. Он заведовал в экспедиции «кинематографической и электрической частью». Второй являлся гидрографом и занимался изучением ледового покрова.

Межевой инженер Константин Алексеевич Цветков был приглашен в экспедицию для проведения геодезических работ. Поскольку работы по специальности ему почти не находилось, то Цветков стал помощником лейтенанта Ислямова в ведении метеорологических наблюдений. Он же сумел во время короткого пребывания «Ермака» в бухте Адвент получить кривую колебания уровня моря.

Когда Степана Осиповича на одном из заседаний Императорского Географического общества попросили сказать слово о его ближайших помощниках в полярной экспедиции, то он сказал, обращаясь к залу:

— У меня в битве «Ермака» с Арктикой, с ее льдами были прекрасные товарищи. Настоящие соратники по научному делу. И я им всем премного благодарен...

В бухте Адвент по случаю оказалась яхта принца Монакского «Принцесса Алиса». Принц, известный исследователь моря, занимался вопросами океанографии и с большим интересом посетил русский ледокол. Контр-адмирал Макаров, в свою очередь, ознакомился с лабораторией для проведения глубоководных исследований на борту яхты. Она оставила у него самое благоприятное впечатление.

Между хозяином яхты и руководителем российской полярной экспедиции состоялась беседа двух заинтересованных одним делом людей. Разговор, естественно, шел об исследовании арктических вод:

— Ваше величество. Ваша яхта просто чудо для океанографических исследований хоть в Арктике, хоть в тропиках.

— Благодарю за такую оценку известного в мире океанографа. Но меня больше привлекают полярные воды.

— Чем же, извольте спросить?

— Секрета нет. Арктика колыбель европейских мореходов. Викинги, русские поморы. История нескольких столетий. Целая эпоха.

— Действительно, эпоха в мировой истории. Ходили по холодным морям, так мало о них зная.

— Вот почему, господин адмирал, мы с вами и оказались здесь. Вы — на мощном ледокольном красавце, я — на яхте монакского двора. Но цель у нас общая: немного познать Арктику. Вы, как пишут в газетах, решили пробиваться к Северному полюсу?

— Да, это одна из главных целей экспедиции.

— Вас не пугает неудачный опыт норвежца Нансена?

— Нет, ваше величество. У отважного Нансена был только «Фрам». У меня же ледокольный «Ермак».

— Как же вы решили пробиваться к полюсу? Ведь только одни айсберги выглядят устрашающе.

— Путь у «Ермака» только один. К полюсу он пойдет только напролом.

— Тогда пусть Всевышний даст вам удачу в задуманном предприятии. Это такое славное дело.

— А вам, ваше величество, от души желаю еще не раз посетить воды русского Груманта.

— Хорошо, господин адмирал. Спасибо на добром пожелании.

Вице-президент Императорской Академии художеств граф Толстой уговорил начальника полярной экспедиции взять с собой художника. Им оказался Евгений Иванович Столица, ученик академического профессора прославленного живописца Куинджи. Из рейса Столица привез с собой множество натурных зарисовок и арктических пейзажей, поражавших своим безмолвием и суровостью.

К научным работам привлекались и все три штурмана ледокола: Тульский, Николаев и Эльзингер. Они, посменно неся ходовую вахту, с удовольствием участвовали в самых различных исследованиях, не сторонясь черновой работы.

Провидимые научные исследования оказались для участников экспедиции действительно увлекательной работой. На нее тратилось не только все рабочее время, но и большая часть личного. Пример показывал сам Степан Осипович. Он трудился, как обычно, и по ночам.

Экипажу «Ермака» не раз приходилось сталкиваться с подлинными хозяевами арктического ледяного безмолвия — белыми медведями. В макаровском дневнике появилась, например, такая запись:

«Сегодня, в 4 часа утра, вахтенный увидел трех медведей, которые подошли к самому борту: два взрослых и один медвежонок. Оказалось потом, что из взрослых один был самец и одна самка. Разбудили охотников — Пермякова и других, которые погнались за медведями и тотчас же ранили медвежонка. Нужно было видеть эту трогательную сцену, как самка помогала своему раненому детенышу перебираться через торосы. Следующая пуля покончила с детенышем. Как только это случилось, самка, считавшая, вероятно, что детеныш убит самцом, бросилась на него, вцепилась ему в бок своими клыками и нанесла огромную рану, разорвав шкуру почти на полметра. Пока продолжалась эта борьба, подоспели охотники и меткими выстрелами покончили с остальными двумя медведями».

Но, вступив в неравный поединок с безмолвной ледяной крепостью, моряки вскоре поняли, что арктический лед неизмеримо толще, чем в хорошо знакомой северной части Балтики. И Макаров, как трезво мыслящий в сложных ситуациях мореплаватель, решил: дальнейшее упорство бессмысленно и опасно для судна. Мощный ледокол оказался бессилен против сплошного полярного льда.

Борьба с арктическим льдом не прошла бесследно для судна. «Ермак», имея повреждения в стальном корпусе, лег на обратный курс и отступил от ледяного барьера.Для руководителя полярной экспедиции это было вынужденным решением.

В английском порту Ньюкасл судно «подлечили» и выполнили все необходимые конструктивные переделки. Первое полярное плавание по сути своей стало пробным. Иным оно просто и не могло быть, поскольку еще никто до макаровского ледокола не пытался напролом пробиться к заветному Северному полюсу планеты Земля.

В середине июня «Ермак» вновь двинулся в Заполярье.

Видя в зону арктических льдов, он сначала маневрировал среди огромных плавающих льдин, миля за милей приближаясь к полюсу. Когда чистой воды почти не стало, вице-адмирал отдал приказание идти напрямик. Так «Ермак» вновь вступил в схватку с Арктикой, начав пробиваться к Северному полюсу «напролом».

Вскоре показались первые торосы. В 20 часов 25 июля «Ермак» столкнулся с подводной частью одного из них, получил пробоину в корпусе и встал. Впоследствии установили, что подводная часть тороса достигала 10 метров. Несколько дней ушло на то, чтобы, как говорится, на живую нитку залатать пробоину, которая, к счастью, оказалась незначительной.

После этого Макаров пошел на сознательный риск. Полярная экспедиция на поврежденном ледоколе продолжалась. Научные исследования не прекращались ни на один день. Теперь к Северному полюсу двигались очень осмотрительно. Это был тот редкий случай в жизни флотоводца, когда он не шел во имя высокой цели на риск: в его руках была судьба корабля и его экипажа. И, что было не менее важно, судьба российской арктической экспедиции. Ходовая вахта много раз за день получала приказания-напоминания адмирала:

— Смотрите за морем. Все внимание по ходу судна. «Ермак» вести строго по назначенному курсу...

— О любой непонятности немедленно докладывайте мне. Если сплю в каюте — немедленно будите...

— Наблюдайте льды. Они могут начать движение...

— Все внимание на торосистый лед. Знайте, что он есть прибежище айсбергов с их подводными таранами...

Вскоре «Ермак» подошел к зоне сплошных тяжелых, торосистых льдов. Судно в бессилии встало перед ними. Таранный ход не получился, поскольку силы оказались явно не равны. Полярным исследователям-россиянам вновь пришлось отступить перед Арктикой: она не пустила ледокольный корабль на свои ледяные поля.

...После двух неудачных попыток пробиться к Северному полюсу во весь голос заговорили противники Макарова:

— «Ермак» вообще не пригоден для арктических плаваний. Северный Ледовитый океан — не зимняя Балтика...

— Если «Ермак» будет и дальше таранить арктические льды, то министерство финансов и господин Витте потеряют дорогостоящий корабль...

— Адмирал Макаров явно переоценил возможности ледокольных судов...

Обвинения доходили до того, что, мол, был построен корабль слабой ледокольной мощи. Однако Степан Осипович и его единомышленники добились постановки ледокола на реконструкцию, хотя деньги в Министерстве финансов на это были выбиты с трудом. На правительственном уровне было решено, что полярные экспедиции на «Ермаке» в будущем продолжатся. За это выступала российская научная общественность.

На первополосных газетных страницах в поддержку контр-адмирала Степана Осиповича Макарова и его детища ледокола «Ермак» писалось:

— Россия должна иметь приоритет в исследовании Северного Ледовитого океана. Половина его морей принадлежит нашему Отечеству, и никому другому...