ОЛОНЕЦКИЙ И АРХАНГЕЛЬСКИЙ ГУБЕРНАТОР
В 1784 году Тимофей Иванович Тутолмин был переведен в Екатеринославль, где в чине губернатора подчинялся генерал-губернатору Новороссии и Крыма Г. А. Потемкину. Тимофей Иванович с новой энергией приступил к своим обязанностям, затмевая своей работоспособностью знаменитого Потемкина. Для Г. А. Потемкина и Т. И. Тутолмина одна из главных задач состояла в хозяйственном освоении Таврической области, как стало отныне называться Крымское ханство. После Кучук-Кайнарджийского мира там осталась только треть населения -примерно 50 тысяч человек. Убыль была связана с отъездом части татар в Турцию, а христиан - в Россию. Задача состояла в том, чтобы численность жителей Крыма увеличить за счет переселения туда государственных и беглых крестьян, отставных солдат, рекрутов, старообрядцев, выходцев из Турции и Речи Посполитой. В деле освоения присоединенных к России земель Тутолмин был самым серьезным соперником Потемкина, и потому, когда светлейший князь узнал о намерении Екатерины II посетить Новороссию и Крым, он не захотел делить с Тутол-миным славу администратора - освоителя новых земель и создателя новых городов. И Потемкин, видя серьезного соперника, ходатайствовал перед императрицей Екатериной II о назначении Тутолмина генерал-губернатором в Олонецкое и Архангельское наместничество.
Итак, следующей ступенью карьеры Тимофея Ивановича стала должность генерал-губернатора Олонецкого и Архангельского наместничеств, на которую он был назначен 26 марта 1784 года.
В это время императрица Екатерина II проводила реформы по преобразованию губернского управления в России. Если при ее воцарении было 16 губерний, которые, конечно же, не соответствовали обширности государства, то теперь, после издания «Учреждение о губерниях», численность губерний увеличилась до 40, на территории которых полагалось от 300 до 400 тысяч душ. В каждой губернии должен был находиться государев наместник - генерал-губернатор и подчиненный ему правитель наместничества -- губернатор, на которого и возлагалась вся ответственность по управлению.
Также была сделана попытка внести в свет лабиринт старых воеводских и прочих учреждений, в особенности отделение судебной власти от административной. Недостатком новой организации являлась, между прочим, неточность пределов власти новых чинов. Генерал-губернаторы, облегченные полным доверием государыни, могли «руководствоваться одним произволом и быть сами себе законом». Они пользовались почти царскими почестями, им были подчинены войска; при выездах они сопровождались отрядом легкой конницы, адъютантами и молодыми дворянами, из которых под их руководством «должны были образоваться полезные слуги государства».
В связи с губернскими реформами, известный поэт Г. Р. Державин 22 мая 1784 года Указом императрицы Екатерины II назначается губернатором Петрозаводска. То, что губернским городом стал Петрозаводск, хотя губерния называлась Олонецкой, объяснялось размещением здесь управления горным округом и преимуществом географического положения - наличием водного пути.
В Петрозаводске уже находились и присутственные места, переведенные из Олонца, и были они, по-видимому, в плачевном состоянии, потому что Державин по приезде меблировал их даже «на свой счет». Петрозаводск населяли купцы, мещане и разночинцы, всех жителей насчитывалось в нем около трех тысяч. Существенной особенностью Олонецкой губернии было то, что она не знала «помещичьего землевладения» и «дворянских гнезд». Крестьяне на нищих землях в суровом крае были только «государственные». Олонецкая губерния по своему тогдашнему населению (206 тысяч жителей) составляла только две трети определенной для губернии меры, но обширное пространство в 136 тысяч квадратных верст давало ей право на отдельное существование.
Прибыв в город, Гаврила Романович Державин занял небольшой одноэтажный дом в конце Английской улицы, названной так потому, что на ней жили выписанные из Англии для известного пушечно-литейного завода мастера. «Открытие губернии» продолжалось целую неделю и сопровождалось речами генерал-губернатора Тутолмина, пиршествами у него же, пушечной пальбой и угощением народа на площади.
Сначала наместник и губернатор жили между собой дружно и проводили друг у друга вечера, но это согласие было непродолжительным, уже скоро Тутолмин называет Державина в письме в Петербург «изрядным стихотворцем, но плохим губернатором». Последнее едва ли было справедливо. Державин несомненно мог быть прекрасным исполнителем «начертаний», обладая прежде всего недюжинным умом и энергией. Причины несогласий заключались в неуживчивости его характера, склонности переходить пределы своей власти, в стремлении выставить на первый план себя и свои заслуги. Державин со своей стороны, не без оснований, обвинял Тутолмина в самовластии, в желании придать своим предложениям силу указов, обезличить суд и палаты. До каких мелочей и личных счетов доходили неудовольствия между двумя сановниками, свидетельствует письмо Державина к Львову. Тутолмин стал показывать Державину свое превосходство и требовать субординации. Державин пишет, что при осмотре присутственных мест встретил и Принял начальника, как следует в правлении, и, несмотря на прежние разносогласия и придирки, не выказал никакого неудовольствия и проводил затем в совестный суд.
«Тут он бранью, непристойною судей (?), безвинно сделал мне много огорченья, но я и после того вышел за ним в сени, хотел провожать его по судам; но он надел с неучтивостью и раздражением шапку, пошел в карету и не пригласил меня; а как у меня кареты не было, то я и возвратился в Правление, за непристойное почтя бегать за ним пешком, а паче быть свидетелем его ругательств судьям, на счет мой относящихся. Не взирая на сие, ввечеру мы с Катериной Яковлевной поехали к нему...», - писал впоследствии Г. Р. Державин.
Очевидно раздраженный многим предыдущим, Тутолмин не пощадил Державина и в своем доме. Насколько кто был прав, трудно судить. Насколько же можно судить со слов самого Державина, незаметно, чтобы он выказал особую независимость и достоинство в чисто личных отношениях с Тутолминым. На другое утро после ревизии Тутолмин уехал в Петербург, а вслед за ним с нарочным, экзекутором губернского правления Н. Ф. Эминым, преданным губернатору, Державин отправил «донесение» императрице Екатерине II, вложенное в письмо на имя Безбородко, с особой просьбой о заступничестве. Что было в «донесении», в точности неизвестно. Ходили слухи, что Тутолмин был призван особо по этому поводу во дворец и просил на коленях милости в кабинете императрицы. С другой стороны, рассказывали, что императрица Екатерина II отозвалась о необоснованности донесения и заметила, что не нашла в бумаге этой ничего, кроме поэзии. Тутолмину приписывали даже ходатайство о пожаловании Державину ордена. Донесение Державина явилось результатом ревизии, которую он произвел тотчас по отъезде Тутолмина в присутственных местах, находившихся в исключительном ведении наместника. Мера была отчаянная. Державин нашел в делах «великое неустройство, и всякого рода отступления от законов». Документы ревизии Державин отправил Тутолмину при рапорте, в котором не скрыл от него, что вместе с тем обо всем донес императрице. Все кончилось к общему, пока, удовольствию. Екатерина нашла удобным поверить объяснениям Тутолмина и в то же время оставить на месте Державина в качестве недремлющего ока.
Оставаясь на службе после ссоры с всесильным наместником, Державин мог только выиграть в своем влиянии и положении. Борьба, однако, была неравная. Пререкания возрастали. Враги Державина легко пользовались его слабостями. Распространился слух, что Державин побил одного советника правления. Едва ли можно быть уверенным в том, что этого не было.
В историю олонецкого губернаторства Г. Р. Державина входит эпизод, достойный кисти Гоголя. В губернаторском доме жил ручной медвежонок. Однажды он, следом за одним из приходивших туда чиновником Молчиным, зашел в суд. Может быть, последний нарочно устроил шутку. Присутствия в тот день не было. Войдя в комнату, Молчин, шутя, предложил находившимся там заседателям выйти навстречу новому члену Михаилу Ивановичу, а затем вышел и впустил медвежонка. Враждебная Державину партия воспользовалась этим. В появлении губернаторского зверя усмотрено было неуважение к судебному месту, сторож выгнал его палкой, а приверженцы Державина, в свою очередь, увидели в этом неуважение к самому губернатору. Дело раздули до того, что оно восходило к Сенату, который, наконец, оставил жалобу Т. И. Тутолмина на неправильные действия Державина по поводу этого дела без последствий. Князь Вяземский, впрочем, говорил в общем собрании Сената: «Вот, милостивцы, как действует наш умница-стихотворец; он делает медведей председателями».
В «Наказе» вменено было в обязанность губернаторам объезжать губернию и составлять её описание. В Олонецкой губернии путешествие этого рода связано было со многими лишениями препятствиями. Тем не менее по поручению Тутолмина Державин совершил объезд водою, побывал в городе Пудоже, недавно «открытом» самим наместником, и в свою очередь «открыл» город Кемь. Само собой, что это учреждение городов было исключительно делом бумажного производства, если не считать водосвятия, пирогов и речей. Ни присутственных мест, ни помещений для них, ни людей негде было взять. Впрочем, донесения и описания Державина во многом заслуживали внимания, обнаруживая усердие, наблюдательность и здравый смысл. Конечно, Державин не упускал случая критиковать действия наместника, и, хотя в основании такой критики лежало личное неудовольствие, замечания его были часто основательны. Так, он опровергает мнение Тутолмина о «предосудительных свойствах обитателей страны, наклонности к обиде, обманам и вероломству».
Державин очень метко замечает, что если бы они были таковы, «то не работали бы вечно у своих взаимодавцев за долг, имея на своей стороне законы, не упражнялись бы в промыслах, требующих нередко устойки и верности уговору, не были бы послушны и терпеливы в случае притеснений и грабительств, чинимых им от старост и прочих начальств и судов, в глухой сей и отдаленной стороне бесстрашно прежде на всякие наглости поступавших. Нравы не сварливые и довольно мирные явственны мне стали из того, что при случае повеления экономии директора отнимать пахотные земли, они хотя с ропотом и негодованием, но были довольно смирны при таком обстоятельстве, при каковом в других губерниях без убийств и большого зла дело не обошлось бы».
Тутолмин докладывал, что вообще во всех уездах несомненно больше зажиточных, нежели бедных поселян. Державин, возражая, говорил, что в зажиточности и причина, что так много бедных.
«Они, нажив достаточек подрядом или каким другим образом, раздают оный в безбожный процент, кабалят долгами почти в вечную работу себе бедных заемщиков, а через то усиливаются и богатеют более, нежели где внутри России, ибо, при недостатке хлеба и прочих к пропитанию нужных вещей, прибегнуть не к кому, как к богачу, в ближнем селении живущему. Сие злоупотребление нужно кажется пресечь».
О том, какую роль в то время играл в общественной жизни вновь назначенный генерал-губернатор Тимофей Иванович при принятии каких-либо государственных решений можно судить только по одному факту. Однажды Императрица Екатерина II пригласила срочно Тутолмина в Петербург. Причиной этого явились трехмесячные дебаты в правительствующем сенате об учреждении во всей империи запасных сельских хлебных магазинов. А этот вопрос нужно было решать немедленно. В рескрипте своем генерал-губернатору она так и написала: «Приезжайте, Тимофей Иванович, к нам, на словах удобнее объяснимся, а будем писать друг другу - запишемся».
Вот что по этому поводу писал в своих воспоминаниях Александр Михайлович Тургенев: «Губернатором в то время при Тутолмине был известный, гениальный поэт наш Г. Р. Державин; не смею и подумать о суждении поэтических его достоинств, -я невежда, знаю только то, что все восхищались, кричали о его «Фелице», что он за песнь свою Фелице, или о Фелице, получал досканцы с червонцами, а за оду его «Бог» ни одной копейки, -известно было всем тогда и после, что Державин был великий, славный поэт, но дурной начальник, сварливый в делах, бестолковый, пристрастный человек.
Во время его управления министерством юстиции, дела решались несправедливейшим образом; сетовали, жаловались, что к нему имели доступ через заднее крыльцо, что супруга его занималась с секретарями отправлением дел, а Гавриил Романович, в это время умствуя, терялся в идеалах, созерцал были с небылицами, творил и разрушал миры, видал вокруг себя десятки парящих гениев и пр., и пр., всего и пересказать не сумеешь, что поэтам подчас забирается в голову; но кто, по несчастию, имел тяжебные дела, у кого отнимали имение, кто из благосостояния переходил в скудость и терпел недостатки, тот - в том и сомневаться не можно - проклинал и певца Фелицы, и всех его гениев, и все его поэтические вымыслы.
При отъезде Тутолмина из Олонца, когда он уже откланивался, собравшимся в зале на проводы чиновникам и гражданам, и был готов садиться в карету, - Державин подал Тутолмину преогромный, незапечатанный куверт с надписью: «Всемилостивейшей государыне императрице, в собственныя руки».
Тутолмин, принимая куверт, спросил Державина:
- Что это такое, Гавриил Романович?
-Донос на ваше высокопревосходительство, - отвечал Державин.
Тутолмин:
-Гавриил Романович! Вы знаете правила почты и то, что доносчики обязаны изветы свои посылать запечатанными. Слуга! Огня, сургуч, печать! Гавриил Романович, вы приложите вашу.
Державин вынужден был при всех запечатать куверт и подать его Тутолмину за печатью.
Тутолмин, принимая куверт, отвечал Державину:
-Ваше превосходительство, можете быть в том совершенно уверенным, что донос ваш будет представлен всемилостивейшей государыне императрице. Первою и непреложною поставляю себе обязанностью всеподданнейше повергнуть к священным стопам ее величества писание вашего превосходительства, коль скоро только буду осчастливлен лицезрения августейшей монархини. Прощайте, Гавриил Романович, но еще повторяю вам, как начальник высочайшею властью поставленный, и прошу вас, как дворянин, в продолжение отсутствия моего соблюдать тот же самый порядок в отправлении дел, какой мною введен и производится. В противном случае вы будете подлежать ответственности.
Обняв Державина, Тутолмин пошел усаживаться в подвезенную к крыльцу карету...
Тутолмин прибыл в Петербург под вечер в среду.
В 6 часов утра на другой день, т. е. в четверг, был уже во дворце. Камердинер доложил императрице:
-Олонецкий и Архангельский генерал-губернатор Тутолмин. Государыня повелела, сказав:
-Проси.
Входит Тутолмин в кабинет, держа огромный пакет доноса Державина в руке.
Государыня пожаловала Тутолмину поцеловать руку и с видом беспокойства изволила спросить его:
-Это что у вас, Тимофей Иванович? - показывая на куверт.
-Всемилостивейшая государыня, гражданский Олонецкий губернатор Державин, в минуту отъезда моего из Олонца, вверил мне всеподданнейше иметь счастье поднесть вашему величеству.
-Да что такое?
-Донос на меня, государыня.
Императрица, с видом хладнокровного негодования, соизволив принять куверт, сказала:
-Прочту. Садись, Тимофей Иванович.
И начала с ним говорить о губерниях, управлению его вверенных.
По долгом трехчасовом беседовании соизволила Тутолмина уволить, без повеления явиться к обеденному столу.
Тутолмин откланялся, вышел с сокрушенным сердцем, почитая уже себя в опале, и спешил уехать из дворца как можно скорее, не заходя даже на поклонение к генерал-адъютанту, как все то делали....
В 10 часов вечера является к Тутолмину гоф-фурьер от государыни с приглашением явиться завтра к императрице в 6-м часу утра.
Екатерина, вставши с постели утром, всегда сама разводила в камине огонь и сама приготовляла себе кофе.
В 5 часов утра, в пятницу, Тутолмин стоял уже пред дверью кабинета Екатерины. Чрез 10 или 15 минут камердинер, вышедший от императрицы, поклонившись пренизко Тутолмину, с почтением доложил ему:
-Государыня императрица изволит ожидать Вас, Ваше высокопревосходительство. И отворил в кабинет дверь.
Тутолмин вошел; государыня занималась варением кофе, подкладывая под кофейник изорванные куски бумаги и, обратясь к Тутолмину, изволила сказать:
-Тимофей Иванович, садись-ка здесь поближе, мне с тобою кое о чем потолковать надобно, ты, ведь, не боишься камелька: я чаю, у вас в Олонце огонь в чести,-холодно бывает.
Тутолмин, удивленный столь милостивейшим приветствием, спешил повиноваться велению монархини, не ожидая быть еще более и милостивейше ободренным.
Когда он уселся, государыня, продолжая подкладывать рваные листы под кофейник, изволила сказать ему:
-Спасибо тебе, Тимофей Иванович, ты мне вчера привез прекрасную подтопку, смотри, как мой кофе хорошо и скоро варится. Это вчерашний куверт.
Тутолмин вскочил с кресел, хотел было начать говорить; государыня, протянув ему руку, чтобы поцеловал, изволила сказать:
-Садись, садись, Тимофей Иванович, что нам толковать о глупостях, поговорим о деле.
В это время, во исполнение высочайшаго ея величества повеления, правительствующий сенат занимался составлением правил о учреждении во всей империи запасных хлебных магазинов. Три месяца продолжались в правительствующем жаркие прения; неоднократно были государыне представлены проекты как учредить магазины. Императрица, находя их неполными, цели учреждения неудовлетворительными, с бытом и состоянием народа несообразными, изволила, с замечаниями своими, проекты обращать правительствующему сенату, повелевая пересмотреть их, вновь обдумать, сообразить и тогда ей представить.
Императрица, объяснив Тутолмину высочайшее свое намерение учредить запасные сельские хлебные магазины во всей империи, соизволила, как бы в шутку, примолвить:
-Тимофей Иванович, по праву звания твоего генерал-губернатора, ты присутствуешь в сенате; прошу тебя, ознакомь себя с тем, что мой сенат о сем сочинил и, отдохнув от дороги, заверни к ним, потолкуй, - что-то дело у нас на лад нейдет.
-Всемилостивейшая государыня, если вашему величеству будет благоугодно мне дозволить сегодня быть в сенате, - сегодня пятница, общее собрание.
-Да ты еще не знаком с делом, сказала государыня.
-Всемилостивейшая государыня! Мудрые изречения вашего величества обильно вразумили меня. Дозвольте, государыня, -ответил Тутолмин.
-Коли хочешь и можешь, - с Богом! И, коли в собрании не устанешь, так приезжай обедать; а коли устанешь, прошу себя не неволить. Ты, во все время твоего пребывания у нас - мой гость; обедай всегда у меня.
Пожаловала поцеловать ему свою руку. Тутолмин откланялся и поспешил в сенат.
Государыня беседовала с ним с 6-го часа до 10 часов.
Тутолмин от государыни прямо отправился в сенат, где долго толковали, много кричали, но дело на лад не шло. Появление Тутолмина произвело в заседавших удивление; не всем было еще известно, что он прибыл в Петербург. Тимофей Иванович, раскланявшись с присутствующими, объявил им волю государыни о том, что ее величеству благоугодно, чтобы он принял участие в совещаниях правительствующего сената касательно постановления об учреждении запасных хлебных магазинов. Почитавшие себя знатоками, доками, сенаторы, как, например, ныне (1834 г.) думают о себе кн. Гагарин, Озеров (?), Тучков, П и еще некоторые, хотя ничего не знают и только кричат и, по самолюбию своему, дела решают самонесправедливеишим (?) образом, ибо из всех дел, за спорами их, поступивших в общее собрание, ни одного дела не видали еще, получившего решение свое, на основании данных нынешними доками голосов, следовательно, господа по пристрастию или от премудрости своей благоволили дичь пороть! Точно такие же и в царствование Екатерины водились молодцы! Они-то, преимущественно, и выпялили глаза на Тутолмина и, оскорбляясь тем, что государыня соизволила прислать его, как бы для вразумления, для руководства им, готовились, так сказать, осмеять его, поставить в затруднение, довесть до того, чтобы он не знал, что сказать.
Тутолмин, заняв место свое по старшинству и не дав еще времени присутствовавшим, как говорится, образумиться, встав с места своего, предложил собранию:
- Не благоугодно-ли будет выслушать его мнение о том, каким образом предполагает он было-бы возможно и удобно учредить запасные хлебные магазины и как мнение его, соответственно предмету и многих совокупных с оным обстоятельств, должно быть пространно, то просит собрание дозволить ему изложить его письменно.
Все были согласны и спрашивали Тутолмина, когда же его высокопревосходительство заблагорассуждает представить мнение свое? Что они, соображаясь высочайшей воли государыни императрицы как можно скорее привесть дело сие к окончанию, готовы нарочито собраться для выслушания его мнения.
Тимофей Иванович, оставив место свое и подойдя к аналою, за которым стоял протоколист, попросил собрание, чтобы приказано было протоколисту писать то, что он будет говорить.
Приняли - согласились.
Четыре и пять часов писал протоколист под диктовку Тутолмина, писал не один, а переменилось три или четыре писца; Тимофею Ивановичу семь или восемь стаканов воды подали; сенаторы, заседавшие, проклинали минуту, в которую изъявили согласие выслушать его мнение! - им нестерпимо есть хотелось, многие просидели жирный заказной обед, другие манкировали на биржу, по согласию, приехать устриц есть, иные, ах! Иные были вне себя, забывали благопристойность, говорили и громко говорили много неприятного на счет Тутолмина, - да как было и не говорить, не сетовать! Он был (Тутолмин) причиною, что они обманули любовниц своих, не явились в час, назначенный на месте условленном, думали, ах! Что-то нам будет от милых и пр., и пр. В продолжение разнородных негодований полного общего собрания правительствующего сената, Тутолмин диктовал, а протоколист писал, и когда окончил и, обращаясь к собранию, спросил:
-Не благоугодно-ли будет приказать прочесть? Может быть, нужно будет сделать изменения, что он, по краткости времени на соображение, что-либо опустил; что, вероятно, почтеннейшие члены высшего правительственного государственного трибунала (слова Тутолмина) знают многие обстоятельства по опытам и мудрому созерцанию, которые будут несовместны и неудобоисполнительны по предположению его?
-«Нет! Нет!» Все единоустно вымолвили: «хорошо, прекрасно, все удобно, все возможно, переписать и всеподданнейше представить на высочайшее благоусмотрение всемилостивейшей государыни императрицы.
Нарышкин, верно Л. Алекс, отец А. Львов, известный шутник, кричал во все горло, что его впредь в общее собрание и калачом не заманят! Что горшок с грибками молодыми, которые он сам купил и особенно сам с кухмистером своим занимался утро, как их приготовить, пропал для него, может быть, всегда! «Бог ведает, долго-ли еще проживу, попадутся ли мне в жизни такие же молодые грибки! Будет-ли у меня такой страстный аппетит на грибы, как теперь!» - говорил Напышкин и, в заключение, сказал, что упадет к священным стопам матушки-государыни и будет просить, чтобы всемилости-вейше приказала не присутствовать ему в сенате, не допустила бы ему умереть преждевременно голодною смертию!
Умники-сенаторы или, по крайней мере, так сами о себе думавшие, соглашались, без прочтения и рассуждения, надиктованное Тутолминым представить государыне в чаянии того, что много встретится противоречий в сочинении его проекта, составленного, как они видели и слышали, без всякого к тому приготовления; ласкали себя надеждою, что проект Тутолмина, подобно как и их проекты, бывшие императрице представленными, будет возвращен в сенат на рассмотрение и соображение их, - и благовременно уже лакомили себя тем, что они Тутолмина при сем благоприятном для них случае, как говорится, в лоск положат. Сверх сего - тайно, не сообщая друг другу, содрогаясь внутренне в самом себе, не один из них кичился самолюбием в том, что самолюбие ее величества будет уколото и что неприятности этой государыня сама виновница.
Государыня садилась за обеденный стол обыкновенно в час пополудни. Спросила, перед выходом в столовую, камердинера:
-Тут-ли Тимофей Иванович? На ответ - нет, - государыня приказала послать курьера узнать здоров ли он, и изволила сказать:
-Подождем садиться за обед.
Через 10 минут доложили государыне, что Тутолмин в сенате, стоит у аналоя и диктует.
-Помоги ему Бог! - сказала Екатерина и вышла в столовую к обеду.
Переписали проект прямыми литерами полу-уставом, - Екатерина любила этот почерк и другого не читала или читала неохотно. В сем случае все было придумано, чтобы заставить ее прочитать сочинение Тутолмина, чтобы показать ей, что и она в людях ошибается, как и все прочие люди.
Так созерцавшие не ошиблись: государыня изволила читать и перечитывать проект ровно две недели одна, не отдавая, не показывая его никому, даже фавориту было неизвестно того что государыне благоугодно относительно проекта. Государыня приказала принести из библиотеки к себе карту всей Империи подать словарь Чулкова о внутренней в России торговле, в котором были подробно описаны все ярмарки, торги в городах, селах и деревнях, с полным объяснением где что делается, родится, как, куда и в какое время года произведению бывает сбыт, показаны расстояния, - лучшее историческое своего времени сочинение, едва ли в чем уступит сочинениям сего рода, в настояще время (1834 г.) написанным. Чулков был придворный актер, потом служил в сенате и был обер-секретарем.
Через две недели проект Тутолмина был от государыни прислан в полное собрание правительствующего сената с собст-венноручною ее величества надписью: «Быть по сему».
В тот же день, если не ошибаюсь, Тутолмину от государыни прислан был орден св. Равноапостольного Владимира 1-й степени».
По возвращении Тутолмина в Петрозаводск раздоры с губернатором вспыхнули с новой силой. Наконец Державин, под предлогом обозрения еще двух уездов, выехал снова и отправился в Петербург, где благодаря ходатайству друзей, покровительству вельмож и вниманию Екатерины к автору «Фелицы» вскоре добился указа о переводе его губернатором в Тамбов.
Чин генерал-губернатора давал Тимофею Ивановичу право прямых отношений с императрицей, возможность проявлять инициативу, а близость его нового наместничества к Петербургу во многом облегчала связи и сообщения со столичной бюрократией. Вступив на пост генерал-губернатора и наместника, Тутолмин стал генерал-поручиком и кавалером еще одного ордена - Владимира второго класса. Новый начальник не потерял- и на севере - он многое сделал для развития и благоустрой-Петрозаводска, произвел реконструкцию местных пушечных заводов.
Олонецкие Петровские заводы, пережившие свой расцвет в первой четверти XVIII века, в 30-60 годы находились в полосе упадка и к началу 70-х годов XVIII века прекратили своё существование. Их место заняли новые металлургические мероприятия: Александровский пушечный завод и его отделения-литейные заводы в Кончезере, Кронштадте и Петербурге. Все эти заводы получили общее название - Олонецкие горные заводы.
На протяжении 40-50 лет Александровский пушечный завод с его отделениями являлся одним из главных арсеналов русского военно-морского флота. Во время русско-турецких и русско-шведских войн конца XVIII и начала XIX веков, в период Отечественной войны 1812 года и в годы Крымской войны (1853— 1856 годов) Олонецкие горные заводы поставили тысячи пушек и сотни тысяч снарядов для флота и армии. Кроме того, на этих заводах изготовлялись важные детали для паровых, текстильных и других машин, а также художественное литье, украшающее и поныне многие улицы и мосты Санкт-Петербурга.
Перестройка Александровского пушечного завода началась в 1786 году и совпала с назначением на пост директора Олонецких горных заводов английского инженера Карла Гаскойна, приглашённого русским правительством для улучшения пушеч-но-литейного дела. В перестройке заводов энергичное участие принимал генерал-губернатор Олонецкой и Архангельской губерний Тутолмин6. Например, во время перестройки Александровского завода он пробыл в Петрозаводске неотлучно 11 месяцев «на опыте лить пушек и снарядов по новой системе». кропотливая работа сразу дала положительные результаты. енерал-губернатор Тутолмин в одном из своих донесений в Петербург отмечал успехи в производстве Олонецких пушек в середине 80-х годов. «В конце 1785 года и в начале 1786 года -писал Тимофей Иванович, - из отлитых 84 пушек при пробе разорвалось 4, в то время как в прошлые годы из 2316 оказались негодными 1305 пушек».
Пушки и снаряды, изготовленные на Олонецких заводах отправлялись в разные районы страны. Большая часть их шла в Петербург, Кронштадт, Ревель и другие прибалтийские порты для крепостей и кораблей Балтийского флота. Караваны судов гружённые пушками и снарядами, следовали по Онежскому озеру, реке Свирь и Ладожскому озеру, а потом через Неву в Финский залив и дальше - к месту назначения.
Некоторая часть пушек и снарядов отправлялась для Черноморского флота и крепостей Причерноземья. В 80-90-х годах и позднее артиллерийское снаряжение отправлялось на галиотах до города Вытегры, до верховьев реки Ковжи и дальше - по озеру Белому и реке Шексне в Рыбинск. Отсюда суда шли по Волге до пристани Дубовка, а дальше груз переправлялся на реку Дон и потом уже доставлялся по донским водам в Приазовье.
Доставка заводской продукции водным путём имела много неудобств. Навигационный период был коротким; реки и озёра очищались от льда только в середине мая, а в октябре уже начинались заморозки, и в начале ноября навигация прекращалась. Кроме того, встречные ветры задерживали в пути караваны судов. В зимнее время очень трудно было подыскать подводы для перевозки грузов, так как здешние жители, писал Тутолмин, исправляют заводские работы «в продолжение всей зимы беспрерывно».
В конце XVIII века по настоянию генерал-губернатора Тимофея Ивановича Тутолмина на Александровском заводе открылась школа грамотности. Обучение в школе не имело прямой связи с производственным ученичеством. Правда, школьники привлекались к заводской работе, но они направ-лись на подсобные и чёрные работы (чистка снарядов) В ведомственной переписке их называли «школьники-малолеты». Школьники в 80-90-х годах работали на заводе полдня в неделю. После окончания школы 12-летние мальчики, как правило, определялись на заводские работы, получая мизерную оплату по разряду «малолетов»". Спустя 5-6 месяцев их определяли в мастеровые; с течением времени некоторые из них производились в ученики. В 1790 году генерал-губернатор Тутолмин предписывал казённой палате Олонецкого наместничества передавать детей мастеровых в распоряжение Гаскойна и определять их на заводские работы «для удобнейшего с молодых лет навыка и приуготовления из них надобных для завода художников».
Генерал-губернатор Тимофей Иванович Тутолмин после начала войны со Швецией в 1788 году создал крестьянское ополчение и стал строить гребной флот. За ревностную службу Т. И. Тутолмин получил ордена Александра Невского и Св. Владимира первой степени.
Но еще перед самым началом войны 2 июня 1788 года Екатерина II писала Тутолмину о мерах, какие надлежало ему принять, чтобы в случае внезапного нападения шведов обезопасить военные заводы, расположенные вблизи от границы. А через месяц, возвращаясь к прежнему вопросу, Екатерина приказывала Т. И. Тутолмину привести в полную боевую готовность Белозерский полк, чтобы в случае необходимости совершить неожиданную «диверсию» на территории шведской Финляндии. Она сообщала, что во главе полка ею будет поставлен генерал-майор барон Спренгспортен, «который с превосходными талантами соединяет великое рвение споспешествовать освобождению отечества своего Финляндии из-под ига шведского короля». Белозерскому полку, писала далее императрица, придать Псковский карабинерный полк, а также мобилизовать двести местных добровольцев для совершения предстоящей «диверсии».
Мысль о совершении «диверсии» не оставляла Екатерину Ц и она чуть ли не каждый день писала об этом Тимофею Ивановичу, сообщая и о посланном оружии, и о том, каким маршрутом оно следует... и где его встречать, и как везти дальше. Императрица рассказывала Тутолмину и о мотивах предстоящей «диверсии»: «Когда же сия экспедиция будет иметь действие натурально, что неприятель сам станет озабочен и о своем защищении, а не о беспокоении пределов наших помышлять принужден будет».
Екатерина II вникала во все детали предстоящей «диверсии» и даже послала 12 июля 1788 года олонецкого купца Михаила Мешелева, изъявившего желание, перейти границу и взбунтовать против шведского короля православных жителей Карелии. Она была озабочена и снабжением всем необходимым отряда Спренгспортена, и планами предстоящего дела, проявляя большую практическую сметку, проникая в самые тонкие нюансы. В ходе войны давала различные поручения генерал-губернатору Т. И. Тутолмину: присылала, например, ему младших офицеров с подробными характеристиками и рекомендациями, куда их направить и как использовать, получал он от императрицы и распоряжения стратегического характера, например, по поводу обороны Соловецкого монастыря.
Конечно же, Тимофей Иванович много внимания уделял просвещению. Красноречиво, например, об этом говорит выдержка из письма Екатерины II Олонецкому и Архангельскому генерал-губернатору Тутолмину с выражением одобрения жителям Олонецкой губернии за выделение средств на народное образование и благотворительность:
«Господин генерал-порутчик Тутолмин!
Вглядев из донесения Вашего от 29 марта добрую волю градских обывателей Олонецкой губернии в единодушном желании содействовать народному там просвещению и в назначении достаточной суммы на содержание народных учреждений и на распространение других по ведомству приказа обще-, иного призрения полезных заведений, поручаем Вам объять за то градским обществам монаршее Наше благоволение, пребываем впрочем Вам благосклонны.
Подпись: Ея Императорского Величества».
В Архангельском крае Тутолмин собирал исторические, этнографические и статистические материалы для Сравнительного словаря, задуманного Екатериной П. Так, в 1784 году Архангельский и Олонецкий генерал-губернатор Тимофей Иванович решил сделать подробное описание вверенной ему губернии. Сбор сведений о крае проводился по анкете, содержавшей 53 вопроса. Наиболее толковые чиновники и солдаты объезжали селения и опрашивали на сходах местных жителей по всем пунктам анкеты.
Атлас Архангельской губернии - подлинный шедевр не только с научной, но и с художественной стороны. Представляя собой три многолистных тома большого формата, он содержит не только подробнейшее описание всех населенных пунктов, рек, озер, гор, заливов, но и панорамные акварели городов и монастырей губернии, поэтапные планы каменных строений, планы городов и уездов, выполненные с большим старанием и хорошим вкусом. Приведем для примера небольшую выдержку из раздела «Качества жителей», чтобы читатель понял, какой сочный и образный язык применялся при написании атласа Архангельской губернии, в котором отсутствует нарочитая витиеватость и обнаруживается стремление к точности выражении: «Россияне, обитающие в Архангельской губернии, росту средняго лицеем белы, волосы русы, крепкаго сложения, остры, очевые же в Мезенской округе самоеды росту небольшого, ицы имеют круглыя и плоския'смугловатого цвету, глаза узкие, волосы черные и по большей части безбородные, препровождают жизнь дикую и весьма суровую, пребывая во все времен года, не смотря на жестокую в той стране стужу, в шалащяу покрытых оленьими кожами, называемых чумами; крайн' склонны к пьянству и табаку и с природы тупы. В Кольском уезде живущие лопари росту малого, видом похожи на самоедов но сложением слабее и белее лицем. Все вообще жители Архангельской губернии хотя препровождают здоровую жизнь, но самая-самая глубокая старость не продолжается далее 80 лет; к лечению же болезней, обыкновенно от простуды приключающихся, употребляют простые средства».
В 1785 году было составлено в первом варианте издание, известное впоследствии под названием «Описание Тутолмина»: «исторические примечания о древности Олонецкого края и о народах прежде там обитавших, и топографическое описание о городах и уездах Олонецкого наместничества». К последнему варианту этого описания, изданного в 1808 году под названием «Историческое и географическое описание Олонецкой губернии», приложена небольшая мелкомасштабная карта, на которую нанесены населенные пункты Каргопольского уезда и окрестности Пудожа.
В это же время был составлен текст «Летописец Соловецкий». Вот его современное содержание:
«1783 года на чудотворной церкви, и паперти на соборной Преображенской церкви, и алтаре, и на предельной церкви архангела Михаила крышки покрыты новым тесом, а по тесу обиты крашеным листовым железом, покупным на монастырской кошт и прикладным от боголюбцев. Того ж году построена при монастыре мореходная ладья, именуемая «Святой Филипп митрополит», на которое строение потребной лес добывали на Соловецком острову, о трех мачтах, грузу поносит 42 ласта. 1784-го года на прошение архимандрита Иеронима по Святейшему Правительствующему Синоду, а на доклад от Святейшего Синода по последовавшему именному его императорского Величества мареа 4-го дня указу повелено на содержание при Соловецком монастыре мореходных судов отпускать на всякой сверх положенного штата денежной суммы по пятисот блей В лето 1786 в июне месяце на состоящих при соборной Преображенской церкви на сводах по углам четырех предельных церквах и половина Преображенской церковной крышки по состоящему на них крышечному тесу обиты листовым крашеным железом, покупным на монастырской кошт. 1790-го году по усердному ко святей обители доброжительству онаго Соловецкого монастыря архимандрита Иеронима построено в Сумском селении мореходное судно, называемое ладья, именуемое «Преподобный Авва Зосима Соловецкий». Строено мастером того ж Сумского селения крестьянином Федором Рюхиным. Мерою оною судно длиною 27/2, о трех мачтах, грузу поносит восемь тысяч пуд, собственным архимандрита Иеронима коштом.
По ордеру правящего должность Олонецкого и Архангельского господина генерал-губернатора и кавалера Тимофея Ивановича Тутолмина в следствие всевысочайшего его императорского величества повеления в начавшуюся шведскую войну мая 25-го дня прибыли в Соловецкий монастырь для приведения оной крепости на случай неприятельского покушения в оборонительное состояние начальные люди: господин надворной советник Иван Тарасович Арсеньев, пример-майор Илья Федорович Беляев, секунд-майор Григорий Киприянович Вашков, капитан Александр Николаевич Алексиев, инженер-подпорутчик Яков Васильев с дерноокладчиком Яковом Ивановым, порутчик Федор Филиппов; рядовых: военнослужителей Архангельского гарнизона солдат 50 человек, с Петрозаводска анониров 25 человек, егерей сто человек, соловецкой команды fin ачальник Василей Иванов - унтер-офицеров 6, рядовых -человек; а всех нижних чинов служителей было во все лето 250 человек, коими по прочту инженер-подпорутчика Василье ко всем кругом крепости воротам отнавожено для засыпки песка довольное число.
По башням и по куртинам пристойные платформы прив дены в исправное действие да вне крепости построено вновь долговременной фортификации укреплением три: первое при местечке Табарском, в проходе между онаго и озера Святого из земляного парапета, фашинною одеждою, состоящие из двух фасадов с фланками, с прорезанием четырех амбразур и с деланием при оных прочных платформ; второе - в проходе между онаго озера Гогарья, такою ж фигурою, из земляного парапета с фашинною одеждою, с прорезанием пяти амбразур и с деланием при оных прочных платформ; третье - в проходе между морского берега и озера Гогарья, из земляного парапета с фашинною одеждою, с прорезанием трех амбразур и с деланием при оных прочных платформ, состоящей из трех фазов. Того ж году в сентябре месяце по прекращении со Швецию войны повелением главных команд бывшие в Соловецком монастыре военачальники и нижних чинов служители, кроме соловецкой команды, все выехали на монастырской ладьи в город Кем. Сделанные ж воинские укреплении, пушки и принадлежащей к ним весь снаряд оставлен настоятелю сего монастыря с описью, а таковая ж опись к его высокопревосходительству Тимофею Ивановичу Тутолмину отослана в октябре месяце.
1791 года в сентябре месяце по повелению правящего должность Олонецкого и Архангельского генерал-губернатора господина генерал-поручика и кавалера Тимофея Ивановича Тутолмина приезжали в Соловецкий монастырь Олонецкий городничий господин майор Карл Иванович».
По словам заместителя директора по научной работе Архангельского музея изобразительных искусств Елены Ружниковой генерал-губернатор Т. И. Тутолмин увлекался коллекцией живописи: «Предположительно три портрета архангельских губернаторов, выставленные в Особнячке на Набережной, появились благодаря этому человеку».
