После неудавшегося бандитского нападения на жильцов дома Голдобеевых Туляк впервые серьезно задумался и засомневался в целесообразности рэкета в отношении теперь уже ярых своих противников. Подытоживая события последних недель, он с сожалением вынужден был констатировать, что ни одна его вооруженная акция в отношении Голдобеевых не имела того результата, который он планировал от нее получить.

Он понимал, что его авторитет у членов банды в последнее время был сильно подорван, но пока ничего не мог придумать такого, что могло бы поднять его на прежнюю высоту. За таким не очень-то приятным размышлением в кабинете ресторана его застал телефонный звонок. Подняв трубку, он услышал:

— Аркадий Игоревич?

— Он самый, — бездумно, чисто автоматически ответил он на вопрос.

— С вами говорит Голдобеев Геннадий Юрьевич. Вам эта фамилия о чем-нибудь говорит?

— Впервые слышу, — не моргнув глазом солгал он.

— Если вы не хотите очутиться немедленно в тюрьме, где вам все равно придется встретиться со мной и поговорить, то не дурачьтесь и давайте побеседуем по-деловому. Я желаю встретиться с вами и поговорить с глазу на глаз. Когда вы сможете у себя в ресторане принять меня? Предупреждаю вас, что откладывать встречу не в ваших интересах… Почему вы молчите?

— Думаю, что вам ответить, — услышал он голос Туляка.

— Думать человеку всегда полезно, — заметил Голдобеев.

— Через час у меня в ресторане вас устроит?

— Вполне! Только, Аркадий Игоревич, предупреждаю, чтобы никаких ловушек и засад вы не планировали.

— А то что будет?

— Вам придется пожалеть в камере о своем глупом поступке. Я наш разговор записал на магнитофон. Эту запись мои родственники при трагическом исходе передадут в прокуратуру, и ваша беспечная жизнь на этом закончится тюрьмой.

— Не пугай меня, умник, тогда и сам не будешь мной пуган, — небрежно бросил Туляк Голдобееву, прерывая связь.

Телефонный разговор с Голдобеевым, предложение последнего на встречу с ним в ресторане было для Туляка не только неожиданным, но даже заинтриговало его.

Когда в девять часов тридцать минут к ресторану «Синий туман» подкатила «Чайка» и из нее вышел Голдобеев-младший в сопровождении четырех телохранителей и поднялся на второй этаж ресторана, его там ожидала компания Туляка в количестве одиннадцати человек. Ресторан еще не работал, а поэтому посторонних посетителей в нем не было.

Поздоровавшись с Голдобеевым, Туляк предложил ему для будущей беседы пройти к нему в кабинет.

— Я бы предпочел провести нашу беседу в зале ресторана. Пускай ваши люди сидят в нем по одну сторону, а мои — по другую от них. Мы же с вами расположимся в центре зала. Я думаю, что они не помешают нам в нашей беседе.

— Просьба гостя — закон для гостеприимного хозяина, а поэтому ваше предложение я принимаю, — согласился с предложением Голдобеева Туляк, отдавая соответствующее распоряжение своему окружению.

Когда они присели за стол, Туляк, как гостеприимный хозяин, поинтересовался у Голдобеева:

— Может быть, желаете перекусить, выпить?

— Спасибо за внимание, но я не голоден.

— Тогда давайте перейдем сразу к делу. Что вас привело ко мне?

— Знаете, Аркадий Игоревич, я не буду играть с вами в жмурки, а согласно вашей рекомендации прямо перейду к делу. В связи с тем, что наш разговор будет на криминальную тему и чтобы мы доверяли друг другу, вы можете обыскать меня и убедиться, что при мне нет ни магнитофона, ни какого-либо подслушивающего устройства.

Туляк не поленился тщательно обыскать одежду Голдобеева, после чего, удовлетворенный результатом личного обыска, сказал:

— Теперь тоже можешь меня обшмонать.

Кроме пистолета «Макаров», у Туляка при себе других посторонних предметов не оказалось. Обнаружив его у Туляка в облегченной кобуре под мышкой, Голдобеев заметил:

— Я думаю, что до применения оружия друг против друга у нас дело не дойдет.

— Как покажет время, — неопределенно бросил Туляк. — А теперь говори, какое дело привело тебя ко мне?

— Во время беседы я прошу вас меня не перебивать, даже если возникнут вопросы. Я постараюсь стройно и конкретно излагать свои мысли, чтобы вопросы отпали сами по себе и вам стало все понятно.

— Не возражаю, — с интересом рассматривая своего собеседника, согласился с ним Туляк.

— Мы знаем, что вы — главарь местной банды, хорошо известный в преступном мире под кличкой Туляк. Телефонный звонок моему отцу с требованием двадцати миллионов под угрозой физической расправы, покушение на убийство отца, кража с фабрики машины, неудавшееся нападение на наш дом — все это дела руководимой вами банды…

— Ты отвечаешь за свои слова? — отбросив дипломатию и окончательно переходя на ты, сердито прорычал Туляк.

— Даже очень! Твой человек, которого ты пытался уничтожить на даче Курносого, сейчас находится у нас. Ты знаешь, какой информацией располагает Жиган в отношении как лично тебя, так и всей твоей команды, — тоже перейдя на ты, поведал ему Голдобеев.

— Можешь дальше на эту тему не распространяться, а шпрехай, зачем пожаловал ко мне, — вновь прервал Голдобеева Туляк.

— По всем указанным мной фактам, кроме случая с Жиганом на даче Курносого, милицией и прокуратурой возбуждены уголовные дела и проводится расследование. Если следователи выйдут на тебя, то, сам понимаешь, я сожалеть об этом не буду, но они пока к тебе не подобрали ключи. Моя семья с ними информацией о тебе не делится. Вот почему у тебя есть еще возможность пользоваться имеющимися благами длительное время…

Глядя на Голдобеева, Туляк думал: «Нахрапистый, наглый и вместе с тем умный мужик, каких у меня, к сожалению, не хватает. Интересно, зачем он пришел ко мне и зачем перечисляет все мои грехи? Их я и без него знаю».

Между тем Голдобеев продолжал дальше развивать свою мысль:

— …Мы знаем, кто нас шантажирует, но вместе с тем мы не хотим кровопролития. Сегодня ночью защитники моего дома могли бы перестрелять половину твоих опричников, а остальных вместе с тобой засадить в тюрьму. Но отец приказал стрелять вверх в надежде, что вы поймете ненужность своей затеи. Так мы и поступили, тогда как я настаивал перебить вас всех, как волков в овчарне, тем более своевременно подоспела помощь с фабрики.

— Глядя на тебя, не подумаешь, что ты такой кровожадный мужик, — зло блеснув глазами, заметил Туляк.

— Знаешь, Аркадий Игоревич, тебе известно, что меня зовут Геннадием Юрьевичем, а поэтому не будем говорить, кто из нас кровожадный мужик, а кто — нет, обращайся ко мне так же вежливо, как я к тебе, а то у нас с тобой не получится делового разговора, к которому я еще, между прочим, не приступал, а ты в нем заинтересован больше, чем я.

— Почему я, а не ты?

— Потому что ты, а не мы преступники. Тебя, а не нас разыскивают правоохранительные органы.

— Разумно гутаришь, еще что хотел бы мне сказать?

— У меня к тебе длинный разговор, но я бы тоже хотел задать один вопрос, а то говорю только я, а тебе приходится только слушать.

— Валяй! Задавай! — разрешил Туляк.

— Почему вы решили именно в отношении нашей семьи заняться рэкетом?

Голдобеев первоначально намеревался задать свой вопрос в более дипломатической форме, но тогда Туляк мог бы на него ответить уклончиво, а на вопрос, поставленный в лоб, должен быть такой же прямой ответ.

По-видимому, вопрос Голдобеева помог Туляку определиться в своем поведении с ним, так как прежде чем ответить на него, он подумал.

— Вы — не первые и не последние, такова уж наша работа, — улыбнувшись, наконец-то ответил он Голдобееву.

Своим ответом Туляк многие обвинения Голдобеева, можно сказать, признал.

«Так, лед тронулся», — довольный его ответом, подумал Голдобеев.

Видя, что Туляк больше не желает говорить, Геннадий, разглядывая свои ногти на пальцах правой руки, не спеша сообщил ему:

— Я изрядное количество лет проработал на Западе в наших торговых представительствах, последние годы работал во Франции…

— Оттуда ты привез себе жену, — поделился с ним своей осведомленностью Туляк.

— Именно так, но я еще работал в Италии и Англии.

— К чему ты мне все это говоришь, хочешь похвастаться?

— Ни в коем случае. Я просто хочу сказать, что в этих странах такого наглого рэкета нет, хотя он там тоже в некоторой степени имеет место.

— Почему такие передовые страны вдруг отстают от нас по этой части? — улыбнувшись, беспечно, но и с интересом спросил Туляк.

— Именно потому, что они передовые страны, у которых нам приходится учиться борьбе с рэкетом.

— Геннадий Юрьевич, уж если мы встретились с тобой, то просвети меня: как они там борются с рэкетом?

— Очень просто. Если промышленник или бизнесмен узнает, кто пытается его шантажировать, а это случается довольно часто, то бизнесмен подкупает другую, более могущественную банду рэкетиров, и та расправляется с вымогателем.

— А если на такую банду не найдется у него управы? — заинтересованно спросил Туляк.

— На вашего брата управа всегда найдется. Бизнесмен может через посредника нанять профессионального убийцу, который за месяц может ликвидировать верхушку целого клана, а на такую банду, как у тебя, ему хватит работы всего лишь на пару дней.

— Как я понял, ты, Геннадий Юрьевич, пытаешься меня запугать?

— Ни в коем случае, — спокойно возразил Голдобеев. — Я, Аркадий Игоревич, только ответил на твой вопрос. Свое предупреждение я делаю противнику с помощью реальных действий.

— Я вижу, Геннадий Юрьевич, что ты смелый человек, а поэтому надо думать, что в ближайшее время ты начнешь действовать в отношении меня?

— А я уже начал действовать, только не понимаю, почему ты не видишь результатов моей работы, — внимательно глядя в лицо Туляку, поведал тот.

— Напомни мне свой выпад, что-то я его не припомню. Может быть, это был комариный укус, который я не почувствовал?

— Могу освежить твою память «приятным» воспоминанием. Когда твои шестерки угнали у нас из гаража «Волгу», то они с моей помощью отправились на небеса. Я подумываю и тебя таким макаром отправить им вслед, но пока воздерживаюсь, жду результатов нашей сегодняшней беседы.

— Так гибель моих парней на твоей совести? — удивился Туляк, почувствовав сразу, что имеет дело не с сосунком из детского садика, а с жестким и технически грамотным человеком.

— Моя, но я тебе этого не говорил для передачи другим лицам. Меня в моем преступлении изобличить невозможно, так как любой из банды по твоему указанию мог подложить в машину взрывное устройство.

— Оказывается, вы, Голдобеевы, не такие чистенькие, как я о вас первоначально думал, — удивился Туляк.

— Я специально поделился с тобой таким фактом, чтобы вы знали: я не боюсь твоей банды и, если захочу, могу тебя уничтожить. Ты понимаешь, что денег у нас на подкуп профессионального убийцы всегда найдется в неограниченном количестве.

— Так чего же вы тянете? — задиристо спросил его Туляк.

— Видишь ли, у меня отец очень добрый и терпеливый. Я уродился в него, а поэтому сейчас мирно беседую с тобой. Если мои условия, которые я сейчас скажу, тебя не устроят, то второй такой мирной встречи между нами больше никогда не будет…

Теперь Туляк не бравировал своей храбростью, а сосредоточенно слушал то, что выдавал на-гора Голдобеев.

— За взорванную твоими волонтерами «Волгу» мы страховку получили, а поэтому вам, Аркадий Игоревич, придется сумму стоимости страховки внести в кассу Госстраха.

— С какой стати? — удивился наглости Голдобеева Туляк.

Желая больше досадить Туляку, Голдобеев стал говорить с ним ласково, как с ребенком, вновь перейдя на вы.

— Видите ли, взятки я от вас брать не хочу, но вместе с тем имею огромное желание наказать вас материально, чтобы впредь у вас отпало всякое желание шантажировать нас.

— Меня такие твои условия не устраивают, и подоить меня тебе не удастся, — сердито заявил Туляк, теряя инициативу в разговоре и превратившись в одночасье из нападавшего в защищающегося.

— Это еще не все мои условия, — спокойно продолжал развивать свои мысли Голдобеев. — Какие-то подонки — Таракан и Чирок — пытались убить моего отца. Такой наглости я им тоже не могу простить, а поэтому для тебя лучшим выходом будет сдать их в милицию за незаконное ношение огнестрельного оружия. Как мне поведал Жиган, эти парни не расстаются со своими пушками даже во сне.

— Такую заявку, дорогой, я вообще не могу принять, — вновь с возмущением отверг Туляк его условия. — Ты вообще обнаглел со своими требованиями.

— Теперь перейдем к разрешению вопроса о моей наглости, — продолжил Голдобеев. — Мы с вами официально являемся бизнесменами, а по сути — матерыми преступниками. Как бизнесмены, мы должны расстаться друг с другом без стрельбы. Принимать или не принимать тебе мои условия — твое личное дело. Я тебя не искал, а именно ты выбрал нас своей жертвой, поэтому сейчас тебе в позу обиженного становиться не надо. Кому как не мне сейчас надо было бы возмущаться твоей наглостью, но я не хочу заниматься пустой тратой времени. Если в течение недели все пункты моих требований не будут выполнены, то я за безопасность твоей жизни через неделю не отвечаю.

Туляк был так возмущен вопиющими требованиями Голдобеева, что, сердито сверля его глазами, не сдержав ярости, процедил сквозь зубы:

— Я тебя, мразь, раздавлю, чтобы ты не вонял и не вредил мне.

— Ты уже пытался осуществить свои коварные задумки в отношении нас, но у тебя ничего не получилось, хотя ты, казалось бы, все предусмотрел. Мы знаем, кто есть кто. Теперь у нас шансы уравнялись. И я тебе заявляю: моя угроза — не пустые слова, она осуществится через оговоренный срок, если ты не оставишь нас в покое.

— Посмотрим, кто кого завалит. С каким удовольствием я бы тебе сейчас намылил шею, — прошипел ему в ответ Туляк.

— Ты можешь попытаться осуществить свое желание, — беззаботно усмехнувшись, заметил Голдобеев, — но не советую делать опрометчивый шаг. У меня зеленый пояс по карате, поэтому могу невзначай опозорить тебя перед твоими шестерками.

— Ты у меня в гостях, и только это удерживает меня от того, чтобы на заднице не спустить тебя по ступенькам ресторана.

— Мы с тобой давно уже вышли из детского возраста, а поэтому давай не будем зря ерепениться. Я вижу, что нам пора разбегаться.

Они холодно распрощались. Как Голдобеев и рассчитывал, ни драки, ни перестрелки между противоборствующими сторонами не произошло. Разум победил эмоции и сиюминутные желания враждующих сторон.

С каким волнением и нетерпением Юрий Андреевич ждал возвращения своего сына от Туляка, невозможно передать словами. Когда же Геннадий зашел к нему в кабинет, то они бросились навстречу друг другу и обнялись, как после долгой разлуки. При этом Юрий Андреевич незаметно от сына смахнул со щеки предательскую слезу радости. Не будем же осуждать его за эту слабость. Даже великовозрастные сыновья остаются навсегда детьми для своих родителей.