Проводив Голдобеева, отпустив всех своих подручных, которые так и не понадобились при встрече с противником, Туляк, будучи в плохом настроении, вместе с телохранителем, выполнявшим одновременно функции водителя автомобиля, уехал из ресторана к себе домой.

Отдыхая на диване, Туляк лихорадочно искал выход из тупика, в который загнал его Голдобеев. Сейчас он уже не сомневался, что ему не надо было связываться с семейством промышленников и подвергать их шантажу. Рыбка оказалась не по его снастям. Теперь необходимо было решать задачу, поставленную Голдобеевым, тем более что эту работу перепоручить другому он не мог.

«Только убийство Голдобеевых, Жигана, изъятие у них магнитофонных записей с разговором обезопасят меня от ментов и следователей, лишат их всех доказательств моего участия в совершенных преступлениях. Однако мне одному такую операцию не провернуть не только за неделю, которую великодушно подарил мне Голдобеев, но вряд ли я уложусь за месяц, тогда как время поджимает меня. Что делать?» — думал он, лихорадочно перебирая в голове разные варианты осуществления своего плана.

Его размышления привели к мысли, что возникшую проблему ему может помочь разрешить только один человек с огромными связями и возможностями в преступном мире. Это лицо ранее его неоднократно выручало, легко разрешая такие проблемы, перед которыми настоящая была бы задачей для первоклассника. Этим человеком, являющимся для него непреклонным авторитетом, был живущий в городе международный медвежатник, шнифер, вор в законе Виктор Степанович Гончаров, известный своему ближайшему окружению под кличкой Лесник. У оперативных работников милиции он значился под кличкой Сарафан.

Туляк был убежден в возможностях Лесника решить его проблемы, но в не меньшей степени он допускал, что последний может ему отказать. Так Туляка заставляли рассуждать известные ему обстоятельства. Он знал, что Лесник несколько лет назад в соборе получил у батюшки отпущение грехов и встал на праведный путь благочестивого христианина. После покаяния Лесник подвергся нападению злоумышленника, который пытался свести с ним личные счеты и нанес ему ранение в грудь. Зная напавшего на него бандита, Лесник не счел нужным сообщить его фамилию не только следователю, занимавшемуся расследованием данного преступного факта, но и своим родственникам, друзьям.

Туляк понимал, что, сообщи Лесник ворам в законе фамилию злоумышленника, того бы постигла неминуемая смерть. Преступника не спасло бы ни бегство из России в страны СНГ, ни охрана тюрьмы, ИТК, если бы он вздумал там отсидеться. Зная это, Лесник и хранил свою тайну от окружающих, решив не быть соучастником преступления, считая, что если Богу угодно наказать бандита, то Он сам его покарает. Лесник даже был рад, что жизнь подвергла его искушению, которому он смог противостоять.

После успешно проведенной операции хирургом Скляровым, его здоровье поправилось. Конечно, не в той мере, каким оно было до ранения, но хорошо уже было то, что он не нуждался в постороннем уходе за собой.

В настоящее время у Лесника практически не было врагов, но после того случая жена и дети настояли на том, чтобы нанять двух телохранителей. Эти сильные, натренированные молодые люди стали постоянной тенью Лесника.

Помимо телохранителей, у него в доме жила и другая охрана, состоящая из бывших зеков, которые в связи с пожилым возрастом были вынуждены выполнять более простую работу. Однако этих профессиональных убийц, понимающих только одного хозяина — Лесника, невозможно было и в настоящее время сбрасывать со счета, так как они готовы были совершить любое преступление, если на то поступит команда их хозяина. Всю свою сознательную жизнь они сеяли смерть, а поэтому и сами были смертниками, смирившимися со своей участью.

Вот кто пришел на память Туляку и вот на кого теперь возлагал он свои надежды. Туляк был знаком с семьей Лесника более двадцати лет. Как ему лично приходилось оказывать помощь семейству Лесника, так и Лесник никогда не отказывал ему в своем покровительстве. В годы молодости Лесник направлял его в Москву к своему другу Душману на «стажировку» для получения «современных» навыков в «работе».

Получить аудиенцию у Лесника было несложно, но Туляку хватило бы пальцев на одной руке, чтобы перечислить все свои встречи с ним — их было немного. Лесник был для него, да и для всех профессиональных воров, недосягаемой вершиной авторитета. Только таким авторитетам преступного мира, как Лесник, прощались ворами в законе их причуды и слабости, которые находили в их зачерствевших сердцах понимание и поддержку. Если же кто-то из них и не понимал Лесника, то все равно не осуждал его, надеясь с годами, как и Лесник, прозреть и усвоить то, что сейчас до его ума еще не дошло.

Сегодня настал именно такой день, когда Туляка мог выручить и поддержать в борьбе с Голдобеевыми Лесник. Дождавшись, когда его шофер возвратится из тепличного комплекса с ивовой корзиной, наполненной красными и белыми гвоздиками, предназначенными Альбине, супруге Лесника, он поехал к нему домой на прием, предварительно по телефону заручившись согласием на встречу.

Когда Туляк подъехал к дому Лесника и посигналил, его встретил вышедший на улицу коренастый, корявый, но еще крепкий, как вырванный из земли столетний корень дуба, старик.

— Привет, Угрюмый, — здороваясь со стариком за руку, доброжелательно произнес Туляк.

— Рад видеть тебя, — добродушно произнес тот, здороваясь с ним. — Тачку будешь загонять во двор или как?

— Пускай стоит на улице. Я к вам ненадолго.

Туляк вместе с Угрюмым прошли в дом на первый этаж, потом под внимательными, ощупывающими профессиональными взглядами двух здоровенных верзил поднялись на второй этаж, с корзиной цветов они прошли в комнату супруги Лесника. Вручая ей корзину с цветами, Туляк произнес:

— Здравствуйте, Альбина Илларионовна! Как поживаете, как здоровье?

— Здравствуйте, дорогой Аркадий Игоревич! Как давно мы с вами не виделись. Спасибо за беспокойство о моем здоровье, пока на него не жалуюсь. Очень благодарна вам за такие прекрасные цветы, — проводя нежно ладонью по бутонам цветов, произнесла она, довольная, что в их доме появился гость, который хотя бы на время скрасит ее одиночество.

— Вот приехал вас проведать, — пояснил он ей причину своего визита.

— Таким гостям мы всегда рады, — прсзворковала она ласково. — Гриша, не посчитай за труд, — обратилась она к Угрюмому, — сходи на кухню и скажи Екатерине, чтобы приготовила три чашечки кофе и принесла нам в зал…

Довольная вниманием Туляка к себе, который в молодости однажды здорово угодил ей, она повела его в комнату Лесника.

— …Витя такой набожный стал. Наверное, и сейчас молится у себя в комнате, просто не верится, что он был совсем другим, отъявленным разбешагой.

Приведя Туляка в спальню к Леснику, не позабыв похвалиться подаренными ей цветами, она перед тем, как оставить их вдвоем и пойти расставить цветы по вазам, сказала:

— Вы пока поскучайте вдвоем. Как будет готов кофе, я вас позову в зал.

Туляк уже несколько лет не видел Лесника. За это время тот сильно изменился. Перед ним был сейчас высокий, сгорбленный, сутулый старик, каких в городе тысячи. Все в Леснике было заурядным, только внимательные, по-прежнему цепкие, умные его глаза подсказывали Туляку, что за помощью он обратился по нужному адресу.

При желании в считанные дни Лесник мог привести в движение имеющиеся у него невидимые рычаги управления сложного живого механизма, и его дом, ожив, вновь стал бы центром большой, сложной и запутанной воровской жизни. Посвятив Лесника в свою проблему, Туляк попросил у него не только совета, но и помощи.

Выслушав его, Лесник глубоко погрузился в свои размышления, по-видимому, забыв о собеседнике. Так подумал Туляк вначале, но понял свою ошибку сразу же, как заговорил Лесник:

— Деятельность фирмы «Стимул» мне хорошо известна, так как я одно время хотел разорить его хозяина и приобрести ее для своего младшего сына Антона, чтобы он был у нас с матерью всегда на глазах. Однако передумал, не стал обижать Юрия Андреевича, купив сыну другое, не менее прибыльное предприятие, но, к сожалению, не в нашем городе и даже не в нашей области. Голдобеевы очень умные, рачительные хозяева, каких у нас сейчас еще маловато. Люди у него на фабриках, довольные своей работой и зарплатой, вооружившись ружьями, сейчас охраняют свое будущее от нападения твоей братии.

— Я вам, Виктор Степанович, этого не сообщал, — с удивленными глазами напомнил Леснику Туляк.

— Если я не буду знать наши городские новости, то перестану себя уважать, — небрежно заметил ему Лесник. — Я тебе еще больше могу поведать о Голдобеевых. В этом году они должны полностью рассчитаться со своими западными кредиторами за поставленное оттуда оборудование и сырье. После чего Голдобеевы не всю свою продукцию будут поставлять на Запад, а часть ее смогут оставлять на внутреннем рынке, продавать нам, россиянам. Это мне нравится. Так что ты должен понять, что я в отношении Голдобеевых ничего плохого тебе посоветовать не смогу. У нас в городе много хапуг, взяточников, перекупщиков, всякой другой зажравшейся сволочи, которая только брюхатится, а никакой пользы людям не делает. Вот на нее тебе надо было раньше обратить внимание. Прежде чем нарываться на Голдобеева, надо было посоветоваться со мной, а теперь я тебе не советчик. При покаянии я пообещал батюшке больше не совершать неугодных Богу дел, а поэтому в твоем грехе я тебе не помощник. Ты должен из того, что я тебе сейчас сказал, сам сделать вывод, как поступить в сложившейся ситуации.

— Я ожидал от вас, Виктор Степанович, более действенной помощи, но и за данный совет спасибо.

— Дай тебе Бог, Аркадий, ума, чтобы ты не полез в амбицию и не допустил ошибки в конфликте с Голдобеевыми.

— Виктор Степанович, вы, наверное, забыли, что Голдобеев-младший угробил трех моих парней, а поэтому я ему такой подлянки не должен прощать.

— Твое дело, как поступить с ним, но он не приглашал погибших к себе в гараж красть машину или брать ее напрокат. Так что грех за смерть парней лежит на вас обоих. Кому из вас какую меру наказания назначить за гибель людей, виднее Богу, а не тебе и не мне. Прежде чем вступать в схватку с Голдобеевыми, запомни, что ты имеешь дело не с беззубыми детьми, а с толковыми, башковитыми, богатыми промышленниками, которые, предупредив тебя, могут свои угрозы претворить в жизнь. Я бы на твоем месте, пока они еще предлагают тебе мир, пошел на компромисс.

— Одним словом, рекомендуешь мне принять их дерзкие условия?

— Ты поставь себя на их место, а потом спроси себя, какую бы ты потребовал с них плату за деяния, подобные тем, какие совершил против них. По-моему, требования Голдобеевых разумные и вполне для тебя приемлемые.

— Если я их приму, то тем самым признаю свое поражение, — недовольно пробурчал Туляк. Перед Лесником рисоваться и важничать не было никакого смысла.

— Безусловно, так! — резанул ему правду-матку в глаза Лесник. — Ты был обречен на поражение уже в тот день, когда, не рассчитав своих сил, рискнул шантажировать Голдобеевых, а они оказались тебе не по зубам. Ты должен был отказаться от своей затеи воевать с ними в день неудавшегося покушения, когда ты почувствовал свою слабость, но вместо того, чтобы остановиться, в тебе заговорили гордость и азарт. Тебе захотелось взять реванш, а вместо этого ты еще больше напортачил себе. Одумайся и остановись, пока не поздно.

«Догадывался, что не смогу уговорить его нарушить обет, а все равно приперся к нему домой за поддержкой, теперь слушай этого старика, пока ему не надоест философствовать», — недовольно подумал Туляк, сожалея, что зря потратил время на пустую болтовню с выжившим из ума стариком.

Зашедшая в спальню Альбина Илларионовна, прерывая уже никому не нужные сейчас рассуждения мужа, сообщила:

— Кофе подан, прошу к столу.

Официальная часть встречи между Лесником и Туляком закончилась, а поэтому мужчины с охотой приняли ее приглашение.