Используя свое положение в фирме, Юрий Андреевич, покровительствуя Жигану, в начале июля предоставил ему двухнедельный отпуск без содержания. Впервые в своей жизни Жиган вместе с группой рабочих и служащих фирмы поехал отдыхать на Черное море в ведомственный пансионат «Зеленая балка», расположенный в одном из живописнейших уголков Черноморского побережья.

Пансионат находился в сосновом бору, где-то метров на сто пятьдесят выше уровня моря, к которому отдыхающим приходилось спускаться по многочисленным каменным ступенькам, вырубленным в монолитной скале. Взрывникам порядочно пришлось повозиться, чтобы создать на ней площадки для отдыха, привести ее в такое состояние, чтобы отдыхающему спуститься и подняться по ней не было трудно. Если у курортника не было желания пользоваться лестницей для спуска к морю, то он мог воспользоваться вагончиком канатной дороги, который доставлял его от пансионата к морю.

Пока отдыхающие жили в деревянных вагончиках, по четыре человека в каждом. Рядом с вагончиками рабочие возводили капитальный трехэтажный кирпичный корпус будущего ведомственного санатория. Пока же отдыхающие пансионата могли воспользоваться двумя видами процедур — морскими и солнечными ваннами. Тому контингенту, который отдыхал в пансионате в июле, других врачебных процедур и не требовалось. Питание в столовой было отменным, так как продукты туда доставлялись из ближайшей агрофирмы «Рассвет», с которой фирма «Стимул» расчет за сельхозпродукты производила своей готовой продукцией.

Агрофирма «Рассвет» была заинтересована, чтобы пансионат «Зеленая балка» как можно больше брал у нее для своих отдыхающих продуктов питания, так как швейные изделия фирмы «Стимул» пользовались у сельских жителей большим спросом, чем было само предложение, ограниченное стоимостью поставляемой сельчанами сельхозпродукции.

В вагончике, в котором пришлось жить Жигану, кроме него, проживали трое парней двадцатитрех-, двадцатипятилетнего возраста, с которыми у Жигана установились хорошие дружеские отношения. Круг интересов парней был совершенно иным, чем у Жигана, а поэтому он с ними редко проводил свое свободное время; только тогда, когда вечерами парни оставались в пансионате и не ходили к девушкам, проживавшим в санатории «Ласточкино гнездо», где на танцевальной площадке вечерами играл оркестр и молодежи было интереснее, чем на площадке пансионата, где отдыхающие танцевали под магнитофон. Парни, возвращаясь под утро с гулянья, не меньше часа еще балагурили, делясь друг с другом мнением о достоинствах и недостатках своих новых подруг.

Когда-то Жиган сам прошел через их возраст и переболел их «болезнями». Сейчас в пансионате он именно отдыхал, и в его планы не входили знакомство и дружба с женщиной.

Вечерами, после ужина, он или отдыхал у себя в вагончике, играя на гитаре, которая тревожила его душу неприятными воспоминаниями о прошлом, или шел на танцевальную площадку пансионата послушать музыку и песни современной эстрады, прокручиваемую на магнитофоне местным радио.

После завтрака, придя на пляж, Жиган уплывал в море к красным сигнальным буям, огораживающим территорию водной поверхности пляжа, и плавал там до тех пор, пока не начинал чувствовать усталость в мышцах рук и ног. Глубоко ныряя и открывая глаза в воде, он видел подводный мир. На дне иногда находил пустые морские раковины. Накупавшись в море и 360 выйдя из воды на берег, он ложился на обжигающий тело песок и подолгу загорал, укрыв полотенцем голову от палящих лучей солнца. Когда жара становилась невыносимой, он вновь шел купаться в море, после чего покидал пляж и уединялся в вагончике, где отдыхал до обеда. После обеда его процедура с морской ванной повторялась. Отдыхая у себя в вагончике, он с удивлением иногда думал: «Как можно вот так беззаботно, не думая, проводить свое свободное время, не беспокоясь о будущем, так как примерно на несколько месяцев вперед тебе все ясно и понятно и, что самое главное, — никого не бояться и ни от кого не зависеть?»

Довольный тем, что у него так удачно складывается жизнь, он наслаждался свободой и отдыхом. Понять его эйфорическое состояние мог лишь человек, прошедший через этапы, тюрьмы, ИТК, унижения, драки, человек, которого жизнь обделила обычными человеческими радостями. Только последний год приоткрыл ему завесу и показал настоящую жизнь. Оказывается, в жизни, кроме черного цвета, есть и другие яркие цвета, кроме плохих людей есть хорошие, бескорыстные люди, дарящие своему многочисленному окружению внимание, помощь, заботу. Такими для него были Голдобеевы, которые, как матка в пчелиной семье улья, были тем стимулом, который побуждал большой организм фирмы работать без неприятных недоразумений, в нужном ритме и направлении. Отдыхая один, Жиган не чувствовал себя одиноким и не нуждался ни в чьей компании. Он продолжал осмысливать прожитую жизнь, делая для себя важные выводы. Присутствие сейчас рядом с ним постороннего человека только помешало бы ему. Он понимал, что с преступным прошлым он порвал окончательно и бесповоротно. В прошлое должны были отойти все его преступные привычки и законы, по которым он жил. Вместе с изменением социальных условий жизни у него одновременно изменились личные взгляды на нее. Его не покидали философские мысли о смысле жизни, его радовало, что в ней у него еще не все было потеряно.

В один из вечеров Жиган решил пойти на танцевальную площадку, где проводили свое свободное время большинство обитателей пансионата, многие из которых были с детьми. Меньшая часть отдыхающих находилась в столовой, где вечерами они могли посмотреть видеофильмы.

Жигану на танцевальной площадке было интересно не только потому, что он любил слушать эстрадную музыку, но и потому, что там он имел возможность наблюдать за нарядными женщинами, которые не навязчиво, а тонко и умело демонстрировали друг перед другом свои лучшие наряды, доставляя ему, как на просмотре моделей одежды, огромное удовольствие. Так он объяснял своим соседям по вагончику причину своих походов на танцевальную площадку, но, чего греха таить, в его голове бродили и более крамольные мысли. Он хотел познакомиться на танцах с такой женщиной, которая не только привлекла бы к себе его внимание, но и пробудила в нем желание полюбить ее.

В связи со спецификой работы ткацкой и швейной фабрик фирмы в ней преобладающим контингентом рабочих были женщины. Поэтому и среди отдыхающих на танцах процентов семьдесят составляли женщины. Смирясь с такой реальностью, многие женщины танцевали друг с другом, мужчины были нарасхват, несмотря на то что к ним на танцы приходили местные жители и отдыхающие из ближайшего санатория. Поэтому, когда объявляли дамское танго, Жигану на лавочке отсидеться не удавалось, и он вынужден был идти танцевать с пригласившей его женщиной.

Получая приличную заработную плату, побывав в Венгрии, Жиган приоделся во все импортное и выглядел модно и современно. Жаловаться на отсутствие внимания к себе со стороны женщин ему не приходилось. Но, протанцевав танец с женщиной, он не приглашал ее на другой танец. Что-то мешало ему пойти на знакомство и сближение с ней. Он не желал быть избранным той или иной женщиной, предпочитая эту пальму первенства никому, кроме себя, не отдавать.

Однажды на тайцах невольно он стал свидетелем некрасивой сцены. Нетрезвый парень подошел к сидящей на скамейке женщине и развязно пригласил ее на танец, уверенный, что отказа его приглашению не будет. Жиган не видел женщины, но понял, что она не желала танцевать с этим парнем. Тогда тот стал насильно тянуть ее за руку в круг танцующих. Возмущенная такой бестактностью и грубостью со стороны пьяного, женщина, поднявшись, ударила приставшего к ней ухажера по лицу. Растерянность парня длилась несколько секунд, после чего он повалил женщину на скамейку и стал бить ее по лицу под визг и крики окруживших его женщин, возмущенных таким поведением.

У Жигана все похолодело в груди. Зная наперед, чем может закончиться его участие в разрешении подобного конфликта, он тем не менее налетел на парня, оттащил его от избитой женщины, несколькими ударами сбил с ног на асфальт и, не удержавшись, саданул его ногой в грудь, после чего оставил в покое. Парень, поднявшись с асфальта, куда-то исчез.

По старому опыту Жиган понимал, что ему надлежит немедленно покинуть место драки и, укрывшись в своем вагончике, постараться вообще из него не выходить несколько дней.

Однако вопреки здравому смыслу он так не поступил, а вернулся назад и присел на лавочку. Он видел, как избитую хулиганом женщину подруги увели с танцевальной площадки. Жиган даже не знал, за кого он заступился, не рассмотрел лица женщины, не познакомился с ней, да и вообще она для него сейчас не представляла интереса.

Но очень скоро Жиган пожалел о своем беспечном поведении после драки. Избитый им хулиган привел с собой еще трех дружков, которые, не пытаясь выяснить у него причины ссоры, сразу же полезли драться. Жиган прошел хорошую школу в зоне и умел за себя постоять, но сейчас силы были неравными и не в его пользу. Совсем плохо пришлось бы ему, если бы за него не заступились агрессивно настроенные к хулиганам женщины. Некоторые из них, молотя каблуками своей обуви по спинам и ногам хулиганов, заставили их прекратить драку и покинугь танцевальную площадку.

Жиган, отказавшись от помощи участливо настроенных к нему женщин, ушел на пляж. к морю, где, раздевшись, сначала смыл с лица кровь, а потом, подумав, искупался в море, чувствуя во всем теле боль. Словно весь его организм пропустили через барабан с острыми шипами.

После купания Жиган вышел на берег и, чтобы не надевать сухую одежду на мокрое тело, прилег на деревянный лежак.

«Губы растрюнил, как все кругом хорошо, дурила, — критиковал он себя. — Если бы взял с собой на танцы из вагончика нож, то не был бы побит фраерами, как собака, а выпустил бы им кишки, и на этом их боевая пляска закончилась бы. Но тогда тебя за них обязательно посадили бы менты, напомнил ему осторожно внутренний голос здравого рассудка. Ну и что, зато не было бы унижения, которое я испытал от фуфлыжников. Ничего, у тебя есть возможность завтра рассчитаться с ними, — успокоил он себя. — Если, конечно, они рискнут вновь засветиться у нас на танцах», — с надеждой подумал он.

Теперь в нем заговорили самолюбие, попранная честь. В таком состоянии он уже не мог думать ни о своем благополучии, ни о последствиях будущей драки.

Из постояльцев вагончика, в котором жил Жиган, его наутро первым увидел Герасим. Заметив у него на руках ссадины, а на лице синяки, он поинтересовался:

— Сергеевич, что с тобой случилось? Я тебя прямо не узнаю.

— Вчера на танцах мешок с кулаками развязался, а я, дурила, взял да и заглянул в него из любопытства, — пошутил Жиган.

— Ну и как, удовлетворил свое любопытство?

— Вполне, поэтому вечером пойду его завязывать, чтобы другим любопытно не было.

— Наша помощь тебе не понадобится завязывать мешок?

— Как-нибудь обойдусь сам, — отказался он от помощи, не желая ввязывать парней в разборку, допуская, что участникам драки не избежать тюрьмы. Зачем же он будет портить молодую жизнь, если не дорожит своей?

— Ну смотри, чтобы потом разговора не было, — беспечно заметил Герасим.

В течение дня Жиган приготовил себе «сидор» с салом, пряниками, хлебом, сигаретами, спичками, заранее прощаясь со свободой и готовя себя к тюремной жизни. Он с нетерпением стал ждать вечера, чтобы после ужина пойти на танцевальную площадку.

Рассматривая свой нож, который он сделал в ИТК со всей любовью, старанием и терпением человека, которому некуда было спешить, Жиган понимал, что каждый удар ножом другому человеку может стоить жизни, а куда бить противника, чтобы тот наверняка не выжил, он знал, а поэтому в дополнительной консультации не нуждался.

Если бы ему пришлось выяснять отношения с одним противником, то нож он не стал бы пускать в ход, но одному противостоять большой группе парней было не по силам. Жиган мог бы простить своих обидчиков, стерпеть свое унижение, но тогда позор унижения стал бы преследовать его всю оставшуюся жизнь, а такая жизнь труса была не по нему.

Хулиганы даже не знали, кого они обидели, а поэтому не предполагали, что тот будет им мстить, потребует плату за нанесенные ему побои. Привыкнув скопом задирать окружающих, они совсем упустили, что и на них найдется управа, что жизнь свела их с человеком, который может защитить свое человеческое достоинство без обращения к помощи правоохранительных органов, а так же дико и жестоко, как они поступили в отношении его.