Собор без крестов - 2

Шитов Владимир Кузьмич

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРОТИВОСТОЯНИЕ

 

 

ГЛАВА 72

.

КОМБИНАЦИЯ ТУЛЯКА

Туляк, проживая в одном городе с семейством Голдо­беевых, хотел того, или нет, но чисто случайно часто встре­чался с ними в различных точках города. Он сталкивался с Голдобеевыми то в ресторане, то на перекрестке улиц, где их транспортные средства заставлял останавливаться крас­ный глаз светофора, то в других общественных местах. Каж­дая такая встреча с представителями семейства Голдобеевых портила Туляку настроение, злила его, напоминала о тех людских потерях и материальных убытках, которые ему пришлось понести из-за открытой вражды с ними.

Горький опыт своей открытой борьбы с семейством Голдобеевых он очень хорошо усвоил и больше даже мыс­ли не допускал о повторении подобного. Со своей сторо­ны, Туляк считал себя единоличным хозяином города. Лесник не ввязывался в его преступную деятельность, а поэто­му Туляку никто не мешал так думать и поступать согласно имеющимся возможностям.

Между ними никогда не было конфликтов потому, что Туляк перед Лесником был птицей более низкого полета. В силу чего их интересы никогда не пересекались.

Чем больше у Туляка накапливалось встреч с членами семьи Голдобеевых, тем нетерпимее он относился к ним. Это побудило его изощренный мстительный ум пуститься на поиски способа, который позволил бы ему хоть как-то наказать своих заклятых врагов и получить хотя бы мораль­ное удовлетворение. О получении других видов удовлетво­рения он пока и не мечтал.

Однажды утром на своем «шевроле-корвете», управля­емом его личным шофером, одновременно выполнявшим функции телохранителя, Туляк ехал к себе в ресторан. Пог­руженный в размышления, он не следил за дорогой, но ког­да водитель резко затормозил машину перед перекрестком и остановился в ожидании зеленого сигнала светофора, Ту­ляк, отключившись на мгновение от своих мыслей, посмот­рел вперед и увидел за перекрестком голдобеевскую черную «волгу», в которой рядом с водителем сидел мальчик лет восьми. В том, что машина принадлежала его заклятому врагу, Туляк не сомневался:

—  Что за пацан сидит в голдобеевской машине? — по­интересовался Туляк у своего водителя.

—   Внучок Голдобеева-старшего, — ответил ему тот, проезжая через перекресток под зеленый свет светофора, взглянув в боковое окно на встречную машину.

— Тоже мне шалопут нашелся, как барин, раскатывает по городу, — недовольно пробурчал Туляк.

—   Парнишка учится в школе. Водителю «волги» вме­няется в обязанность ежедневно возить пацана туда и об­ратно. Я их часто вижу вместе, — поведал Туляку водитель.

— А я тогда почему их раньше вместе не видел?

—   Недавно учебный год начался, — это раз, а во-вто­рых, чтобы по утрам с ними встречаться, тебе надо чаще рано, как сегодня, подниматься и ездить на работу, — про­светил его тот спокойно.

Действительно, Туляк не любил рано вставать, сегод­няшний день был исключением, поэтому ответ водителя его вполне удовлетворил. Приехав в принадлежавший ему рес­торан, который по-прежнему служил ему штаб-квартирой, Туляк, занимаясь разрешением проблем по обеспечению ресторана разными продуктами, давая указания членам своей воровской группировки, был с подчиненными не­сдержанным и раздражительным. Освобождаясь постепен­но от повседневных забот, он мысленно вновь и вновь воз­вращался к утренней встрече на перекрестке с внуком Голдобеева: «А что, если мне его у них похитить? Взять в за­ложники и потребовать у его родителей за него выкуп? Я же могу на такой операции получить огромный навар. Ин­тересно. сколько мне надо запросить бабок с этого дутого индюка? Ему отстегнуть мне арбуз все равно, что высмор­каться, но он, жадина, может мне его и не дать, а вот пол ар­буза для него не будет чувствительным ударом по карману, и он мне его отдаст, не думая. Пятьсот лимонов станут хо­рошим подспорьем моему бюджету, тем более, что они не будут облагаться налогом, — счел он для себя возможным пошутить. — Легко мечтать и мысленно колоть Голдобеева. Он же всех ментов поднимет в поисках своего чада. Значит, мне прежде, чем похищать пацана, надо найти хорошую берлогу, в которой я смогу его спрятать, чтобы о ней, кроме меня, ни одна зараза не знала. Да и об охране пацана тоже надо подумать. Пока я все хорошо не обмозгую и не подго­товлюсь к операции, пацана трогать не стану. Но тем гав­рикам, которым поручу умякнуть пацана, дам пока зада­ние последить некоторое время за графиком работы шофе­ра Голдобеева, закрепленного за пацаном, маршрутом его движения, чтобы определиться потом, как легче избавить­ся от него, когда начну этот, как же его... кинднепинг, вот! Опасную операцию я задумал против Голдобеевых. Не фраернусь ли я в этот разе с ними, как в прошлый? Стоит ли на­чинать варить всю эту кашу, не лучше ли, пока не поздно, отказаться от нее?.. А чего я паникую? Тогда я брался про­вернуть невозможное, теперь же мне только и нужно, что захватить пацана, избавиться от шофера с машиной и уйти в подполье. Звонить Голдобееву и ставить ему условия я не стану. Я теперь не такой дурак, как был. Пускай он сам те­перь обращается ко мне за помощью, чтобы я помог ему найти внука. Надо будет притвориться дураком, мол, я не в курсе, а после согласиться помочь ему найти похитителей драгоценного чада. Потом предложу ему свои посредничес­кие услуги между ним и мнимыми похитителями. А если такой номер не пройдет? Тем хуже будет для него, так как он тогда своего внука никогда уже не увидит. Выходит, нам придется его убивать? — поставил он себе неприятный во­прос. — Ну и что, они моих парней когда-то до хрена зава­лили. Будут знать, что я своих обид никому не прощаю», — со вдохновением рассудил он.

Вечером, когда в ресторан пришли три годных для выполнения такого задания боевика, он им дал соответствую­щие распоряжения. Так вновь началась война между Туля­ком и семейством Голдобеевых, но теперь уже необъявлен­ная и подлая, связанная с похищением невинного ребенка.

 

ГЛАВА 73

.

ПОХИЩЕНИЕ

ЗАЛОЖНИКА

Работающему в фирме «Стимул» шофером на черной «волге»  Гаратухину Василию Филипповичу, склонному к полноте, предпенсионного возраста седеющему брюнету, было вменено в обязанность ежедневно утром брать в доме Голдобеевых начавшего ходить в первый класс Мишу, до­ставлять его на машине в школу и привозить его после за­нятий домой. Такая дополнительная нагрузка Василию Филипповичу не была обременительной, и он ею не тяго­тился. Сам имея трех внуков, Таратухин понимал и считал такую заботу Юрия Андреевича о внуке вполне оправдан­ной. Он и сам бы хотел тоже так относиться к своим потом­кам, но материальные возможности ему этого не позволя­ли.

Как обычно, доставив Михаила к восьми часам в шко­лу, Василий Филиппович вернулся на машине в фирму «Стимул», где поступил в распоряжение главного бухгалте­ра Тамары Васильевны. По ее указанию он то развозил сче­та по предприятиям, с которыми сотрудничала их фирма, то вместе с главбухом ездил в налоговую инспекцию, банк. В двенадцать часов начальница отпустила его домой на обед, после которого он обязан был отправиться в школу, чтобы забрать из нее Михаила и отвезти его домой. Таков был его ежедневный график работы.

Пообедав у себя дома, а не в столовой, что было выгод­нее для семейного бюджета, Василий Филиппович поехал на «волге» в школу. По дороге туда он почувствовал, что машину стало вести в сторону. Будучи профессиональным водителем с несколькими десятками лет водительского ста­жа, Василий Филиппович по некоторым особенностям понял, что спустил скат. Съехав с проезжей части на обочину, он остановил там машину, вышел из нее и, обойдя ее слева, сразу обнаружил, что задний правый скат действительно спущен.    

Ни одному водителю в мире не нравится, когда в его машине в процессе движения спускает колесо. Василий Филиппович не был исключением. Возмутившись про себя неожиданной задержкой на линии, он, открыв багажник машины, довольным взглядом окинул его содержимое — запасной накачанный скат и необходимый инструмент для монтирования колеса были на месте. Профессионально быстро (если нужно, он мог с этим справиться и с закрыты­ми глазами) на место спущенного ската поставил запаску. Когда он уже собрался продолжить дальше свое движение в машине, кто-то сильным ударом сзади по голове твердым предметом «вырубил» его из сознания. Когда же Василий Филиппович пришел в себя, наконец, то обнаружил, что лежит в каком-то подвале в чужой одежде.

После учебы Миша Голдобеев, выйдя из здания шко­лы, уже оттуда увидел, что знакомая черная «волга» стоит на своем постоянном месте в ожидании его. Лихо сбежав по ступенькам, довольный, что занятия в школе для него на сегодня уже закончились и он скоро будет дома, Миша побежал к своей машине, которую знал и по марке, и по цвету, и по номеру.

Водителя машины дядю Васю он тоже теперь хорошо знал. Даже сейчас, подбегая к машине сзади, он узнал во­дителя по знакомой черной кожаной куртке и серой фураж­ке. Дядя Вася, не поворачиваясь к Мише лицом, открыл ему дверцу в салон. Когда Миша сел на сиденье, «волга» резко тронулась с места, стала быстро набирать скорость. Дядя Вася так неосторожно машину никогда не водил. Миша за­хотел повернуться к дяде Васе и заговорить с ним, узнать, зачем он так едет, но неожиданно кто-то сзади, держа в ладони мокрую тряпку, грубо прикрыл ею нос и рот мальчи­ка. Конечно, Миша не знал, что подручные Туляка «угос­тили» его дыхательные органы хлорэтилом, отчего он поте­рял сознание. Когда оно к нему вернулось, малыш увидел себя лежащим на кровати в маленькой спальне, единствен­ное окно которой было зарешечено.

Поднявшись с кровати и выглянув в окно, он увидел вспаханное поле и по краю его ряды фруктовых деревьев.

—   Ну что, пострел, проснулся? — услышал он голос женщины, зашедшей к нему в спальню из смежной комнаты. Голос был доброжелательным и приятным. Повернув в ее сторону голову, он увидел женщину лет пятидесяти. Она была опрятно одета, выглядела доброй, а поэтому у него не возникло чувство страха.

—  Где я нахожусь? Это не наш дом! Как я к вам попал?

—  Тебя ко мне привез дядя Вася, — доброжелательно улыбаясь мальчику, ответила женщина.

— А зачем он меня к вам привез?

— Так захотел твой папа.

—  Почему он так захотел?

— Хочет, чтобы ты вырос смелым и никого и ничего не боялся.

— А я и так никого не боюсь, но я хочу домой.

— Тебя дядя Вася обязательно отвезет домой, когда так захочет твой папа Геннадий Юрьевич.

—   Отвезите меня домой, — капризно потребовал Миша.

—  Не могу!

—  Почему?

—   Потому, что если я ослушаюсь твоего папу и отвезу тебя домой, то он уволит меня с работы, — играя роль до­брой тети, ответила ему женщина.

—  Как вас зовут?

— Тетей Машей.

—  Тетя Маша, не бойтесь моего папу и отвезите меня домой. Если папа станет увольнять вас с работы, я скажу дедушке, чтобы он за вас заступился.

—  Твой дедушка тебя не послушает, и меня уволят с работы, а без денежек и зарплаты не за что будет покупать себе кушать.

—   Послушает! Он меня любит!.. — говоря эти слова, Миша попытался выбежать из комнаты.

Но тетя Маша, цепко схватив его руками за плечи, раз­вернув спиной к двери, легко толкнула ладонью в спину по направлению к кровати и строго произнесла:

—  Тебе нельзя из этой комнаты выходить. Если меня не будешь слушаться, то учти, что твой папа разрешил мне тебя наказывать и даже бить.

—  Вы мне говорите неправду, мой папа меня никогда не бил и не наказывал...

Видя, что тетя Маша никуда его не выпускает из дома, плохо кормит и не разрешает связаться с родителями по те­лефону, чтобы получить разрешение на возвращение до­мой, Миша наконец-то понял, что попал к плохой тете. Он также понял, что если не будет слушаться и исполнять тре­бования тети Маши, то она действительно будет его бить. Капризничая и проявляя иногда характер, он стал ждать удобного случая, чтобы убежать от своей охранницы.

Когда Василий Филиппович уже стал осваиваться в подвале, кто-то открыл тяжелую дверь и произнес:

—   Мужик, одевайся в свои шмотки, сейчас поедешь домой.

У говорившего с пленником парня на лице была ма­терчатая черная маска. Василий Филиппович быстро пере­оделся в свою одежду.

Через пару минут в подвал спустились уже два пария в масках. Они связали Василию Филипповичу руки за спи-ной, на рот наклеили пластырь.

— Чтобы не кричал, когда будем тебя везти домой по городу, — счел для себя возможным сделать пояснение один из бандитов.

Потом они вывели пленника во двор. Из багажника черной «волги» они вынули запасное колесо и инструмент, переложили их в салон, а своего пленника погрузили в ба­гажник.

Парни Туляка, отогнав машину Голдобеева на кладби­ще, оставили ее там вместе с находившимся в багажнике Василием Филипповичем. Перед тем, как уйти от «волги», парии из пенного огнетушителя обработали весь салон ав­томобиля, чтобы не дать работникам милиции возможность снять отпечатки их пальцев.

Обеспокоенная долгим невозвращением Миши из школы, его бабушка Антонина Алексеевна позвонила в учи­тельскую школы и узнала, что занятия в первых классах дав­но закончены и школьники отпущены учителями домой. После этого она позвонила на работу Тамаре Васильевне, от которой узнала, что ею Василий Филиппович был отпу­щен с машиной, как всегда, до обеда, но его до настоящего времени еще нет.

Обеспокоенная Антонина Алексеевна позвонила Юрию Андреевичу в рабочий кабинет и поделилась с ним. своей тревогой. Тот немедленно занялся проверкой тревож­ного сигнала. Вместе с личным водителем он проехал по предполагаемому маршруту движения Василия Филиппови­ча от школы до своего дома, допуская, что по дороге «во­лга» могла поломаться. По, к сожалению, его надежда на такую возможность не оправдалась. После этого Юрий Ан­дреевич поехал в отдел милиции, где в дежурной части сде­лал официальное заявление о пропаже своего водителя, внука и машины.

Подключенные к поиску водителя, ребенка и «волги» мобильные поисковые группы работников ГАИ обнаружи­ли вечером на кладбище черную «волгу» Голдобеевых с находящимся в багажнике ее водителем Василием Филипповичем.

Из показаний Таратухина как семье Голдобеевых, так и работникам милиции стало понятно, что Миша похищен группой хорошо организованных людей, что их поиск бу­дет трудным и, возможно, не совсем успешным.

Понимая, что ребенка украли злоумышленники с целью получения крупного денежного выкупа, работники милиции у них дома и в офисе фирмы «Стимул» поставили к телефонным аппаратам подслушивающие устройства, как с целью записать на магнитофон голос злоумышленника, так и для определения с помощью телефонной станции, с какого телефона будет звонить Голдобеевым злоумышлен­ник.

Прошло четыре дня после того, как был похищен Миша, но ни родители, дедушка или бабушка, ни работни­ки милиции не получили от преступников никакой инфор­мации о требуемой ими сумме выкупа за мальчика. Даль­нейшее его ожидание для семьи Голдобеевых стало невы­носимой пыткой. Они решили больше не ждать у себя дома телефонного звонка, а самим принять меры к его установ­лению. Но как практически приступить к осуществлению своего желания, они не знали.

Хотели Голдобеевы, или нет, но Элизабет, проявив са­мостоятельность и связавшись с родителями по телефону, сообщила им в Париж о похищении их Мишеля, так французские дедушка и бабушка звали своего внука. Реакция ее родителей на тревожную новость была очень оперативной. Уже через день после телефонного разговора с дочерью Эд­вин Даниэль и Анна-Мария Трюбон уже прибыли из дале­кого Парижа в дом своих сватов.

Если женщины, будучи не в силах помочь своему горю, причитали, охали, ахали и плакали, то мужчины, сохраняя внешнее спокойствие, не показывая своей слабости, мно­гословно разговаривали между собой.

— Я же вам очень давно предлагал переехать жить к нам во Францию, где таких безобразий, какие творятся у вас в России, практически нет. Вы не согласились. Вас недавно всех чуть не убили бандиты. Теперь вот кто-то похитил мо­его внука. Вот что значит не слушать доброго совета, — имея полное право на возмущение, заявил Трюбон Юрию Ан­дреевичу. — В вашей стране власти душат промышленни­ков налогами, бандиты похищают у них детей. В таких ус­ловиях вы и дальше намерены жить?

—  Что поделаешь, такой уж мы терпеливый народ. На­деемся, что когда-то и у нас закон и порядок будут соответ­ствовать интересам общества.

—  Дорогие родители, давайте обсуждение вопроса о переезде во Францию мы отложим на более подходящее время, а сейчас поговорим о Михаиле, — предложил роди­телям Геннадий Юрьевич.

—  Кстати, к вопросу о Мишеле, может быть, мне обратиться к помощи и содействию нашего посла в вашей стра­не, чтобы ваши полицейские активизировали работу по его розыску?

—  Бесполезная затея, — пренебрежительно махнув ру­кой, горестно усмехнувшись, произнес Юрий Андреевич. — Лучше всего, сват, вам своего посла не тревожить.

—  Почему?

—    В нашем раздутом аппарате управления и власти, большая часть чиновников научилась только брать взятки, а как хорошо работать, они еще не знают. Такое у нас про­исходит сверху до самого низа.

— А при чем тут наш Мишель?

—   При том, что поисками внука занимаются малень­кие чиновники в милицейских мундирах. У них столько нераскрытых преступлений, что они в них утонули и при­выкли к ним. К тому же за низкую раскрываемость работ­ников милиции уже не наказывают. Раскроют работники уголовного розыска много преступлений, или ни одного — они все равно получат зарплату, согласно занимаемой до­лжности, звания и стажа. Это только для нас с вами похи­щение Михаила — трагедия, а для них — к сотне нераскры­тых старых преступлений прибавится еще одно новое. Для объяснения, почему такое наплевательское отношение к раскрытию преступлений возникло у работников милиции, я могу назвать много субьективных и объективных причин, но от этого мне легче с моим горем не станет.

—   Так что, ваши полицейские могут не найти Мише­ля?

—    Могут! — подавленно согласился со сватом Юрий Андреевич.

—   Тогда мы не должны сидеть сложа руки и чего-то ждать. Надо действовать, что-то предпринимать.

—   Конечно, нам надо действовать. Мы с сыном по офи­циальным каналам что могли, предприняли, но никакого результата. Теперь надо будет к поиску Михаила подклю­чать другие силы, чтобы они взялись за поиски внука по другим каналам и приняли меры, какими не пользовались работники милиции, — задумчиво произнес Юрий Андре­евич.

—   Как практически вы думаете осуществить свое на­мерение? — поинтересовался Трюбон.

—   Мы намерены обратиться к помощи одного бывше­го авторитетного преступника, который, возможно, подска­жет нам, что и как делать, или сам возьмется нам помочь.

— Такое в нашей стране не практикуется, мы до такой низости не опускаемся.

—   А у нас такой контакт в порядке вещей. У вас во Франции совсем иные правила игры, и в наших условиях вам бы удалось сохранить свою фирму, не обанкротившись, не больше одного года. Я же в условиях жизни своей стра­ны могу прибыльно работать. Во Франции я бы с закрыты­ми глазами в своей фирме мог бы сколачивать для себя еже­годно огромные капиталы. Но ваш климат не для нас, да и медведей нет, на которых можно было бы охотиться, — свел к шутке Юрий Андреевич.

—   Много лет, сват, мы с вами находимся в родствен­ных отношениях. Из-за вас я иначе стал смотреть на рус­скую нацию, но так и не понял вашу душу. Когда время пла­кать, вы шутите.

— А я плачу, сват, только вы этого не замечаете...

Наговорившись вдоволь, но так и не решив главной проблемы, они с осадком горя на сердце пошли отдыхать.

Если даже Голдобеевы не могли придумать надежного способа найти Михаила, то что мог господин Трюбон под­сказать дельное русским, как им быстрее и лучше в услови­ях России найти похищенного бандитами Михаила. Да ни­чего!

 

ГЛАВА 74

.

ЖИГАН

Так уж получилось, что со временем Жиган стал посто­янным напарником Владимира Ивановича. Работая в фир­ме «Стимул» на своем тягаче «Ивеко», они исколесили вдоль и поперек всю Западную Европу. Вот и сейчас они только что возвратились в свой гараж из поездки в Австрию.

Жигану не терпелось как можно скорее сбежать с ра­боты, чтобы с кучей подарков явиться пред очи дорогой сер­дцу жены Любаши, сына Юрия и дочки Светланы.

Работая дальнобойщиком на международных линиях, Жиган получал зарплату по несколько миллионов рублей в месяц, не считая того приработка, который он получал в виде командировочных и за экономию топлива, а также от покупки дешевых западных товаров, которые потом его Любаша с выгодой для себя продавала на базаре. Теперь ее действия считались не спекуляцией, а солидным бизнесом. Но он был не основным источником существования, а не­которым дополнением к семейному бюджету. Зарплата мужа позволяла теперь Любаше не работать на производст­ве, а заниматься домашним хозяйством, воспитанием де­тей. То, что когда-то в детстве Жиган не смог получить от своих родителей, он решил сполна предоставить своим де­тям. Он не желал, чтобы они к своему будущему счастью шли его дорогой, которая была слишком болотистой. Его дети могли ее не преодолеть и погибнуть, а он не мог рис­ковать их судьбами.

«Если у меня есть возможность обезопасить и устроить судьбу своих детей без риска для их жизни, то почему я не должен именно так поступить?» — резонно думал он в ми­нуты отдыха.

Освободившись из ИТК, носившей ласковое имя Гандзя, Жиган был как одинокий волк, надеющийся только на себя и свои силы. Но его встреча с Юрием Андреевичем, а затем с женой Любашей в корне изменили его психологию и взгляды на жизнь. Он понял, что вокруг него есть не толь­ко плохие люди — шакалы и волки, которые готовы съесть друг друга, но и люди добрые, честные, отзывчивые, кото­рые могут поделиться с окружающими своим теплом, по­мощью, вниманием. Покончив с преступной деятельностью и занявшись общественно полезным трудом, он в своем но­вом окружении нашел и подружился со многими хороши­ми людьми, чему был рад и даже гордился, что ему в жизни повезло с ними встретиться.

Когда Жиган посчитал, что на сегодня свои обязаннос­ти по работе в гараже он полностью выполнил и имеет пол­ное моральное право идти домой, к нему подошел завгар Задерака Николай Анатольевич:

—  Николай Сергеевич, ты не спеши забирать из маши­ны свои вещи. Пока оставь все там, — дружески посовето­вал тот ему.

—  Что за проблемы, тезка?

— Тебя хочет видеть Юрий Андреевич.

— Зачем я ему понадобился?

—   Он тебя ждет в своем кабинете. У него и получишь ответ на свой вопрос. Мое дело только передать его прось­бу тебе, — считая свою миссию выполненной, покидая Жигана, ответил тот.

Если бы он понадобился кому-то другому, кто вздумал бы отнимать у него личное время, то Жиган так бы оттянул того по фене, что высунутым изо рта от удивления языком обеспокоившего его товарища можно было бы на шее завя­зать галстук. Но для Жигана личность Голдобеева была не­пререкаемым авторитетом. Не пойти на встречу к нему для Жигана было западло.

Закрыв кабину машины на ключ, как ему советовал Задерака, Жиган из гаража направился в контору. Увидев зашедшего к нему в кабинет Жигана, Голдобеев, поднявшись из кресла и подойдя к нему, поздоровавшись с ним за руку, произнес:

—   Здравствуй, Николай Сергеевич. Присаживайся поближе ко мне, — указывая ладонью на кресло, предло­жил он, — у меня есть с тобой долгий разговор.

Присев в предложенное кресло, Жиган заметил, что с Голдобеевым творится что-то неладное. В поведении генерального директора фирмы не было прежней бодрости, вы­глядел он каким-то унылым и подавленным.

—  Только вот приехал из Вены, — чтобы не молчать, сообщил Жиган Голдобееву.

—  Ну, как съездили?

—  Все хорошо прошло, без происшествий.

—  Я рад за вас, — думая о чем-то своем, произнес Гол­добеев. Подумав, внимательно посмотрев на Жигана, он после некоторой паузы поинтересовался у него:

— Ты Василия Филипповича знаешь?

—  Кто не знает шоферов, которые возят начальство? — беспечно улыбнувшись, ответил Жиган.

—   Пять дней тому назад он в обеденное время поехал на своей «волге» в школу за моим внуком Мишей, чтобы отвезти его домой. По дороге туда у машины спустил скат, возможно, такую поломку ему подстроили злоумышленни­ки. Он поставил запаску. Только собрался ехать дальше, как кто-то сзади его оглушил. Налетчики увезли его куда-то, там сняли с него верхнюю одежду, одели в нее своего человека, который увез моего внука из школы, а куда — пока никто не знает.

— А что стало с Василием Филипповичем?

—   Налетчики после похищения внука вернули Васи­лию Филипповичу одежду, положили в багажник «волги», отогнали ее на кладбище и там оставили с ним.

— До сегодняшнего дня какие меры вы предприняли, чтобы найти своего внука?

— Я сообщил о его пропаже в милицию и прокуратуру. Они вроде бы ищут внука, но пока безрезультатно.

—   Вот козлы, нашли кого обижать, — скрипнув зуба­ми, сердито произнес Жиган, наконец-то осознав всю тя­жесть свалившегося на Голдобеева горя. — Какую сумму выкупа хотят получить налетчики за возврат вам внука?

—  Вот в этом как раз вся загвоздка. Они о себе не дают знать ни письменно, ни по телефону.

—  Интересную они тактику выбрали. И сколько же они будут с вами в молчанку играть?

—   Кто знает, чего они хотят, — разведя руками, отве­тил ему Голдобеев. — Понимаешь, Николай Сергеевич, я не могу больше ждать, когда налетчики соизволят позво­нить мне и сообщить о своих условиях. Дело в том, что каж­дый час, я не говорю о днях, каждый час заточения моего внука может пагубно повлиять на его психику. Ведь он в руках не врачей или учителей, а бандитов. Они могут пока­лечить всю его жизнь, сделав если не дураком, то идиотом. Не дай бог, он попал в руки какого-то маньяка, тогда у нас вообще нет шансов увидеть его живым...

— Я думаю, что вы имеете дело не с маньяком.

—  Почему ты так считаешь?

—  Как правило, маньяки действуют в одиночку, на хапок, а в вашем случае просматривается сговор группы лиц, которые с похищением Михаила, связывают далеко идущие планы, в которые его смерть не может входить.

— Я тоже склоняюсь к этой мысли, что Мишу украла хо­рошо организованная группа в качестве заложника. Я пере­брал и использовал все известные мне способы выхода на бандитов, но они оказались непродуктивными. Ты у меня — последняя надежда, помоги мне найти этих негодяев!

Просьба Голдобеева удивила и ошарашила Жигана, что можно было увидеть по его широко раскрывшимся глазам.

— А как я вам, Юрий Андреевич, могу помочь? Я ведь с вашей помощью уже давно порвал все связи с блатным ми­ром. Он меня, в свое время, отторгнул от себя. Я радуюсь, что он меня не трогает и оставил в покое.

Ответ Жигана разочаровал Голдобеева, так как он для него был последней надеждой из тупикового выхода, но объективно рассудив, он нашел в себе силы заявить:

—  Ты, Николай Сергеевич, прав. Тебе с теми негодяя­ми, которые едва тебя не убили, по принципиальным во­просам встречаться нельзя. Они не люди, а звери. Что мне еще предпринять для освобождения Миши? К кому обра­титься? — как бы забыв о присутствии в кабинете Жигана, задумчиво произнес Голдобеев.

Жиган посчитал, что вопрос был обращен к нему, и вместе с Голдобеевым стал думать над решением. Подумав, он произнес:

—  У меня есть идея в этой части, но не знаю, захотите ли вы ею воспользоваться.

—  Говори! Утопающий хватается за соломинку.

—  В нашем городе живет вор в законе, огромный авто­ритет в преступном мире, только он может вам помочь.

—  Кто такой?

—  Гончаров-Шмаков Виктор Степанович, известный в преступном мире под кличкой Лесник.

—   Как же, я Виктора Степановича знаю. Но знаю не как вора, а как крупного бизнесмена. Неужели ой в таком солидном возрасте продолжает заниматься не только биз­несом, но еще и балуется преступлениями?

—  Не знаю ничего о темных делах Лесника. Возможно, он уже отошел от этого. Но я точно знаю, что все авторите­ты области, а возможно, и страны, прислушиваются к его голосу.

—   Как же ему удается с ними находить общий язык в такой неуправляемой жизни?

—  Это в вашем мире бизнеса живут по законам джунг­лей, тогда как воры стараются, правда, не все, придерживаться воровского закона.

— Мне что-то не верится, что какой-то старик может влиять своим авторитетом на отъявленных бандитов.

—  Влияет, и еще как, — заверил Голдобеева Жиган.

—  Интересно, как ему это удается?

—  Кто его знает!

—  Ну а ты как думаешь?

—   Я знаю много воровских авторитетов, которые в масть вошли, убивая своих конкурентов. Как правило, такие шустряки долго не живут. На них втихаря или буром наваливаются такие же шакалы. Ну, они косят друг друга, занимаясь самоедством. Не понимают, что зло порождает зло. Лесник ни с кем не конфликтует. Никому «дороги не переходит», свой авторитет никому не показывает. Да, не показывает, но не дай бог, кто-то посмеет не понять его, если он встанет в позу. Ни одна воровская сходка воров страны не проходит без его участия, и он на ней не послед­ний. Вот почему авторитеты его уровня доверяют ему раз­решать возникающие между ними споры и конфликты. Наверное, поэтому он всем скороспелым буграм, паханам, прочим авторитетам не по зубам.

—   И что, никто из молодых, но крутых воров не пыта­ется с ним выяснятьотношения?

—  Лесник с таким даже разговаривать не станет, —

скривив на лице гримасу пренебрежения, сообщил Жиган.

— А если этот молодой шустряк возьмет да и убьет ва­шего Лесника для своего самоутверждения?

—   Ну это был бы полный дундук! Он же этим автома­тически сам себе подпишет смертный приговор.

—  Почему ты так думаешь?

—   Потому, что тогда все уважающие себя воры сочтут для себя за честь уничтожить обидчика, куда бы он ни уехал и где бы ни. вздумал скрываться. Понимая такой расклад, авторитеты, если Лесник из-за чего-то становится в позу, бес прекословию, уступают ему.

—  Если он такой серьезный преступник, куда милиция смотрит? Почему она серьезно не возьмется за Лесника?

— Менты отлично информированы о личности Лесни­ка, но у них нет подходящих лаптей, чтобы обуть в них Лес­ника. Он им не по зубам.

—  Почему?

—    Может быть, потому, что давно отошел от крими­нальных дел, а может быть, научился так работать, что пос­ле себя не оставляет следов.

—  Спасибо тебе, Николай Сергеевич, за информацию в отношении Лесника. Я подумаю над тем, что ты мне сей­час сказал и, по-видимому, буду вынужден воспользовать­ся твоим советом. Тем более, что других вариантов у меня нет, — пожимая на прощание руку Жигану, заметил Голдобеев.

Возвратившись к своему столу и сев в кресло, Голдобеев задумался: «До чего мы докатились? Куда идем? Если я, законопослушный человек, вынужден обращаться за защи­той своих интересов не в правоохранительные органы, обя­занные надлежаще меня защищать, а к воровскому автори­тету. А ведь придется идти .к нему на поклон. Что делать, если нет другого выхода.»:

Продолжая сомневаться в правильности принятого ре­шения, он взял в руки телефонный справочник абонентов города и, найдя в нем домашний номер Гончарова-Шмакова В.С., набрал его на своем аппарате.

— Я слушаю! — раздался на другом конце провода жен­ский голос.

— Дом Виктора Степановича?

— Да!

—  С кем я беседую?

— А с кем я веду разговор? — послышался встречный вопрос.

— Я Голдобеев Юрий Андреевич, владелец фирмы «Стимул».

—  Очень приятно, Юрий Андреевич, с вами познако­миться. Вы беседуете с супругой Виктора Степановича, Аль­биной Илларионовной. Что вас побудило позвонить нам?

— Альбина Илларионовна, не сочтите за труд, пригла­сите, пожалуйста, к телефону Виктора Степановича.

—  Вы знаете, он только сегодня вернулся домой из Аме­рики, очень устал и сейчас отдыхает. Может быть, вместо него я смогу вам чем-то помочь?

—  Мне хотелось бы с ним встретиться и поговорить.

—  Сообщите мне свой номер телефона. Когда муж от­дохнет, он вам позвонит, — поведала она ему, как школь­нику, прописную истину. Чувствовалось, что телефонная беседа женщине не в тягость.

Голдобеев сообщил Альбине Илларионовне номера служебного и домашнего телефонов, сказал, что будет ждать с нетерпением звонка Виктора Степановича.

Но Голдобеев плохо знал жену Лесника, если рассчи­тывал, что та поспешит немедленно к мужу с сообщением о произошедшем разговоре. Он не был для нее таким авто­ритетом, как сват Душман, а значит, исполнение его про­сьбы было безжалостно отложено до следующего утра.

Только в восемь часов утра Лесник позвонил домой Голдобееву:

—  Здравствуйте! — послышалось в трубке.

— Доброе утро, — ответил Голдобеев.

—  Как я полагаю, я беседую с Юрием Андреевичем?

—  Именно так.

—    Звонит Гончаров-Шмаков, мне сегодня утром суп­руга сообщила, что вы мне вчера вечером звонили домой и оставили номера своих телефонов, чтобы я позвонил вам.

— Да, я просил об. этом.

— Зачем я вам понадобился?

—  У меня к вам очень серьезный разговор, но не теле­фонный.

—  Вам нужна встреча со мной? — быстро сориентиро­вавшись, переспросил Лесник Голдобеева.

-Да!

—  Не возражаю. Где конкретно вы хотели бы провести встречу со мной?

— Чтобы вас сильно не беспокоить, я мог бы приехать к вам домой.

—  В какое время?

—  Хоть сейчас.

—  Не возражаю! Вы знаете, где я живу?

— Да!

—  Приезжайте! Жду!

Голдобеев вместе с водителем и охранником подъехал на своей машине к дому Лесника. Вышедший к нему на­встречу Угрюмый проводил гостя в кабинет Лесника. По дороге туда Голдобеев натолкнулся на хозяйку дома Альбину Илларионовну и вручил ей букет живых роз и коробку дорогих французских духов.

Угрюмый, проводив гостя, в кабинет хозяина, оставил его там, а сам вышел. После обмена рукопожатиями с гос­тем Лесник предложил:

—  Чашечку кофе?

—   Благодарю! Я столько наглотался, кофе, что от него во рту и сейчас горечь стоит — присаживаясь в указанное Лесником кресло, отказался Голдобеев.

—  Тогда давайте перейдем сразу к деду, говорите, что вас привело ко мне?

—    Я, конечно, понимаю, что своим визитом ставлю вас, да и себя тоже, в двусмысленное положение, но обстоятель­ства таковы, что я заранее приношу извинения за свое втор­жение к вам. Я вынужден был пойти на такой шаг.

Видя смущение гостя, Лесник, улыбнувшись, как бы подбадривая его, посоветовал:

— Уж если вы приехали ко мне, дорогой мой, то не стес­няйтесь и говорите о цели своего визита.

—    Шесть дней тому назад, среди бела дня, бандиты, избив водителя машины, в которой ехал мой внук, похити­ли его и увезли неизвестно куда...

—  Я понимаю вас и сочувствую вашему горю, но при чем тут я? Неужели вы думаете, что налетчиков подослал к вам я?

—   Извините меня, Виктор Степанович, я вас ни в чем не подозреваю, а, как сказал в начале нашей беседы, при­шел к вам за помощью.

—  Почему вы вдруг решили, что я возложу на себя фун­кции милиции и стану искать похитителей?

—  В моей фирме работает шофером бывший зек. Узнав о моем горе, он посоветовал обратиться к вам за помощью, сказав, что вы в преступном мире пользуетесь авторитетом, и, если захотите, то сможете помочь мне найти моего вну­ка.

—  Какой же это грамотей дал мне такую хвалебную ха­рактеристику? Уж не Жиган ли?

—  Он самый! — удивляясь осведомленности Лесника, подтвердил Голдобеев.

—  Ну как он, в вашей фирме прибился?

—   Его работой я вполне доволен. Он женат, обзавелся двумя детьми.

—  Мужичья жилка в нем возобладала, пускай живет по- своему, — как бы вынося приговор, произнес Лесник. — Так за какой же помощью вы ко мне пришли? В чем она кон­кретно должна выражаться?

— У вас обширные связи среди криминального контин­гента. Найдите похитителей моего внука. Пускай они вер­нут его домой. Я дам им за него любой выкуп в пределах своего состояния.

— Как я понимаю, вы хотите привлечь меня в качестве своего посредника, для контакта с похитителями.

— Вы меня правильно поняли.

— Как дед нескольких внуков, я от души хотел бы вам помочь, но не могу.

—  Почему?

— Много причин. Например, хлопотно, а в моем воз­расте человеку, кроме здоровья, требуется только покой.

— Не будет вашей душе покоя, если вы мне откажете. Почему вы не хотите мне помочь, если это вам по силам?

—  Видите ли, Юрий Андреевич, насколько я понял, поисками вашего внука занимаются менты, пардон, работ­ники милиции.

—  Конечно! После пропажи внука я сразу заявил об этом в прокуратуру и в милицию.

— Я был уверен именно в таком ответе, а поэтому отка­зываюсь помогать вам.

— Вы не могли бы разъяснить мне мотивы своего отка­за?

—   Могу, потому что знаю вас давно и уважаю. Но пре­жде всего повторю, что я вам согласия на помощь не давал. Позволю, с вашего согласия, порассуждать вслух, и над­еюсь, в моем рассуждении вы услышите ответ на свой во­прос. Если я найду вашего внука у похитителей и возвращу его вам, то работники милиции безусловно обязаны будут у меня спросить, а кто же такие эти преступники, где они живут и как там будет удобнее их задержать и привлечь к уголовной ответственности? В некоторых кругах уголовный кодекс называют «букварем для зеков». Так вот, я этот бук­варь изучил в совершенстве, и знаю, что по закону обязан дать им показания. Иначе могут меня привлечь к уголов­ной ответственности за недоносительство или укрыватель­ство преступников. Я верно рассуждаю?

—   Верно, но я попрошу следователя сделать для вас исключение и освободить от ответственности.

— Дорогой мой Юрий Андреевич, я ментам никогда не выдам похитителей вашего внука. Они мне могут пообе­щать, что не будут привлекать и еще чего-нибудь, но я точ­но знаю, что закон никаких исключений ни для кого не до­пускает. В такой ситуации зачем мне на старости лет, за мою доброту иметь на свою задницу такие приключения? Над­еюсь, теперь вам понятна причина моего отказа в помощи?

—   Как ни тяжело, я вынужден признать ваши доводы достаточно убедительными, чтобы я больше не настаивал на своей просьбе, — понуро опустив крупную голову, при­знавая бессилие в решении своей задачи, произнес Голдобеев.

Он смело мог выйти сражаться один на один с медве­дем, но перед невидимым и неизвестным врагом был бес­силен.

—   Есть еще одно препятствие на пути нашего сотруд­ничества. Воры не любят, когда в их дела посторонние ле­зут. Вы же хотите, чтобы я влез в чужое дело и кому-то на­чал вправлять мозги, что они лохи, шелупень, крысы мохнатые, которые не должны были и не имели права красть у вас ребенка. Сами понимаете, чем такая накачка может для меня обернуться, если похитители вашего внука встанут в позу, конечно, это при условии, что я их найду. А если я их найду, то обязательно сделаю им разнос, — счел для себя целесообразным заметить Лесник.

— Я уже понял, что вы не желаете мне помочь найти и вернуть внука. К чему мне весь этот экскурс в разные воровские правила? — уже с раздражением в голосе произнес Голдобеев.

Лесник, как будто не замечая раздражения Голдобеева, спокойно продолжал развивать свою мысль:

—  Вы поняли, как для меня опасно и хлопотно браться за разрешение вашей проблемы?

— Допустим! — продолжая сердиться, ответил Голдобеев.

— Такой ваш ответ меня не устраивает, так как из него не видно, что вы действительно поняли всю серьезность соглашения, которое между нами может быть заключено.

—  Я понимаю, что втягиваю вас в опасную авантюру, но я не вижу иного способа, чтобы спасти своего внука, — признался Голдобеев.

—   Я вас, Юрий Андреевич, уважаю как мыслящего, умного бизнесмена, патриота своей страны. Именно таких нам сейчас здорово не хватает для упрочения власти и по­рядка. Не заступиться за такого человека, как вы, даже рис­куя своим благополучием, я считал бы со своей стороны непростительным. Но вы должны дать мне слово, что о на­шем сговоре и союзе никому не скажете, что будете без об­суждений четко выполнять все мои указания и что все свои действия и поступки будете согласовывать со мной. Только при соблюдении вами моих требований у нас с вами будет какой-то шанс спасти вашего внука.

— Даю слово!

—   Будем считать, что соглашение между нами заклю­чено, — поживая Голдобееву руку, улыбнувшись, произнес Лесник. — А теперь, Юрий Андреевич, без утайки расска­жите мне, кого в первую очередь вы подозреваете в похи­щении вашего внука? Кто мог сделать вам такую подлянку?

—  Как я понимаю, Виктор Степанович, вы знаете, что у меня, а точнее, у моей семьи с главарем местных банди­тов, известным вам под кличкой Туляк, была масса стол­кновений, конфликтов. Он хотел подмять меня под себя, чтобы я, как при крепостном праве, барину платил оброк.

Но у него со мной затея не получилась. Поэтому похище­ние внука я считаю делом его рук.

—   Если вы уверены в своей версии, то безусловно, со­общили о ней следователю, который ведет дело о похище­нии вашего внука?

—    Конечно, я ему сообщил свои соображения, но он мне сказал, что одного моего подозрения ему недостаточно для производства обыска в доме Туляка, что ему прокурор не даст санкции на обыск. Я со следователем вполне согла­сен, поскольку ни для кого не секрет, что ресторан Зиновь­ева Аркадия Игоревича часто посещает начальник милиции и прокурор. Я уверен, да мне и со стороны люди подсказы­вают, что развлекаются они в ресторане Туляка бесплатно. Но дело даже не в их дружеских отношениях. Я на тысячу процентов уверен, что Туляк, если он причастен к похище­нию моего внука, ни за какие деньги не станет прятать его в своем доме. Он же не дурак. Я его как противника даже ува­жаю, а поэтому на такую идиотскую выходку, думаю, он не способен.

— Да, действительно, если Туляк организовал похище­ние вашего внука, то ставить себя под удар содержанием ребенка у себя дома он не будет. Больше вы никого не по­дозреваете?

—  Нет!

—  В вашем подозрении в отношении Туляка меня сму­щает один момент, — задумчиво произнес Лесник.

— Какой?

—  Если вашего внука похитили люди Туляка, то за про­шедшие пять дней они обязательно попытались бы с вами связаться. Ждать-то им нет никакого резона. Да еще и без предъявления каких-либо требований. Чего ждать-то? По­этому я не исключаю, что похитить вашего внука могли иногородние, гастролеры.

— Такие сомнения и меня мучают.

—   Если похитители местные, то проблема освобожде­ния вашего внука не так уж сложна. Л вот если это чужаки, то придется их искать. Это не только связано с дополни­тельными трудностями, но и займет больше времени.

— Что я вам буду должен за ваши хлопоты?

—  Точно сказать пока не могу, но допускаю, что они могут вам обойтись бесплатно, — удивил Голдобеева своим ответом Лесник.

— Так нельзя, мне как-то неудобно.

— Знаете, Юрий Андреевич, за проявленную человеч­ность уважающие себя люди плату не берут, так как она выше всяких бумажек.

—  Не знаю, к какому результату приведет сотрудничес­тво между нами, но я вам заранее искренне благодарен за проявленное к моей семье участие, — прощаясь с Лесни­ком, пожимая ему руку, заверил Голдобеев.

 

ГЛАВА 75

.

СЛЕДОВАТЕЛЬ ПРОКУРАТУРЫ ФУФАЧЕВ

По факту нападения на Таратухина Василия Филиппо­вича, причинения ему телесных повреждений и похищения Голдобеева Михаила Геннадиевича прокуратурой города было возбуждено уголовное дело, производство и рассле­дование которого было поручено следователю юристу вто­рого класса Фуфачеву Валентину Степановичу.

По первым следственным действиям Фуфачев почув­ствовал, что его противниками являются хорошо органи­зованные профессионалы. Оставив автомобиль Голдобее­ва на кладбище с находящимся в багажнике Таратухиным, они так обработали пенным огнетушителем салон, что об идентификации отпечатков пальцев злоумышленников даже не возникало мысли, это было явно бесполезной за­теей. Салон был похож на ванную, до краев наполненную пеной. Вся его надежда была теперь только на показания потерпевшего Таратухина, но тот на допросе показал, что лиц злоумышленников не видел, так как они были в мас­ках. Только и сообщил, что парни были высокого роста и плотного телосложения. Из-за акселерации всего общест­ва высоких и плотных парней в городе было много, а поэ­тому такая «примета», сообщенная потерпевшим, ничего не давала.

При такой скудной информации о преступниках Фу­фачев в первый же день работы по возбужденному уголов­ному делу зашел в тупик. Правда, допрошенные в качестве свидетелей и потерпевших члены семьи Голдобеева едино­душно заявили ему о своих подозрениях. Они считали, что похищение Миши могло быть организовано и совершено только Зиновьевым Аркадием Игоревичем, владельцем рес­торана, преуспевающим бизнесменом, известным в пре­ступной среде под кличкой Туляк. Несмотря на абсурдность такого заявления Голдобеевых, Фуфачеву пришлось его проверять. Как он и думал, проведенной проверкой было установлено, что Зиновьев к нападению на машину Голдо­беевых не причастен. В это время он находился в рестора­не, что с готовностью подтверждали многочисленные пред­ставители обслуживающего персонала.

Конечно он, как положено, вместе с оперативными работниками поставил записывающие устройства к теле­фонным аппаратам Голдобеевых на тот случай, если злоу­мышленники захотят связаться с родителями похищенно­го ребенка. Тогда он получил бы возможность не только за­писать их голоса, но и установить, откуда они звонят. Но все его старания оказались напрасными, так как телефон­ных звонков от похитителей не последовало.

В данной ситуации ему ничего другого не оставалось делать, как ждать, когда злоумышленники допустят в своей «работе» ошибку, воспользоваться ею и раскрутить дело до победного конца.

Выбрав такую выжидательную стратегию, он не мог дать вразумительного, четкого ответа на частые вопросы и требования мужчин семейства Голдобеевых: почему их ре­бенок еще не найден и когда это произойдет.

Что и говорить, дело ему досталось «гнилое», беспер­спективное. Фуфачев знал, что при трагических послед­ствиях с ребенком Голдобеевых, из-за их высокого положе­ния и богатства ему в этой должности не усидеть. Его обя­зательно уволят с работы в связи со служебным несоответ­ствием. Такая «перспектива», безусловно, не вдохновляла, но здорово нервировала и заставляла его принимать меры, цель которых была только одна: создать видимость актив­ности и усердия.

Теперь мы видим, что не только Голдобеевы сидели на вулкане, переживая за судьбу похищенного Михаила. Сле­дователю Фуфачеву по-своему тоже было нелегко.

Как обе стороны выйдут из затруднительного для себя положения, мы узнаем из следующих глав. Но известно, что под лежачий камень вода не течет. Надо было действовать. Это первыми поняли Голдобеевы.

 

ГЛАВА 76

.

БЕСЕДА Л

ЕСНИКА

С ТУЛЯКОМ

С возрастом к Леснику пришла не только старость, но и умудряющий жизненный опыт. Со слов Голдобеева он теперь знал, что Туляк находится в поле зрения работников милиции, следовательно, на всех телефонных аппаратах у него дома и на работе могли уже стоять подслушивающие устройства. А если со всех сторон Туляка обложили, то Лес­нику нельзя ему звонить но телефону, чтобы назначить встречу для известного читателю разговора. Поэтому в де­сять часов он поручил своему водителю от везти в ресторан Угрюмого, который должен был встретиться с Туляком и сказать ему, чтобы тот из своего шалмана не отлучался, так как к нему на беседу приедет Лесник. Угрюмый, возвратив­шись домой все на гой же машине, сообщил хозяину, что просьба его выполнена. И в ресторане жду г его визита.

Когда Лесник приехал на встречу и уединился с вла­дельцем кабака в его кабинете, Туляк поинтересовался:

—   Виктор Степанович, вы когда домой вернулись из Штатов?

—  Вчера!

—   И прямое дороги решили встретиться и поговорить со мной?

— Да.

—  Чем вызвана такая поспешность?

—  Имею к тебе неотложный разговор.

—  Какой?

—  Прежде чем его начать, хочу, чтобы ты пообещал мне вести его без туфты, — поставил условие Лесник.

—  Обещаю, — не скрывая беспокойства, с бегающими глазами заверил Туляк.

—   Ты знаешь, что у Голдобеева Юрия Андреевича на днях похитили внука Михаила?

—  Знаю.

—  Это твоих рук дело или нет? — внимательно глядя в глаза собеседнику, спросил Лесник.

Туляк знал, что лгать в ответ на такой вопрос он не име­ет права, так как тем самым автоматически из друзей авто­ритетного на всю страну вора превратится в его врага. Ложь своему в среде воров считалась тяжким проступком, кото­рый провинившийся иногда обязан смывать своей со­бственной кровью.

Когда один вор сообщает другому сомнительную ин­формацию или оскорбляет бранным словом, то его собесед­ник, чаще всего, задавал ему всем известный вопрос: «Ты отвечаешь за свои слова ?» В гаком случае информатор дол­жен или взять свои слова назад, заявив, что он пошутил, или извиниться, гак как его собеседник всю ответственность за последствия от такого разговора возлагает на «шутника». Большей частью разборки между воровскими группиров­ками происходят потому, что кто-то сподличал, солгал, об­манул, и за это обиженная сторона желает получить от него удовлетворение. Я познакомил читателя с элементарной истиной, чтобы он понял, в какое положение попал Туляк в беседе с Лесником.

Туляку не хотелось просто так, за здорово живешь, пос­вящать Лесника в свою сокровенную тайну. Два желания боролись в его душе: солгать или сказать правду. Наконец, благоразумие победило:

—   Похищение пацана осуществлено под моим чутким руководством, — улыбнувшись, похвалился он с облегче­нием, свалив с плеч груз недавних сомнений.

—  Мальчик жив?

—  Содержится в тепличных условиях.

—  Зачем ты его умыкнул у родителей?

—   Хочу с его дедушки получить за внука приличный куш.

—  И какой же?

— Думаю, на арбуз согласится.

—  А чего же ты ему не сообщаешь о своих условиях?

—  Арбуз пока зеленый, жду, пока дозреет. Неспелый могут и не купить.

— Понятно!

—   Послушай, Лесник, а откуда ты знаешь, что я с Голдобеевыми не трекал о сумме выкупа за пацана?

—  Ко мне сегодня утром приезжал домой Юрий Андре­евич, который все рассказал мне о похищении своего вну­ка. Он также мне поведал, что подозревает в похищении своего внука только тебя. По этой причине за тобой уста­новлена слежка ментов. Голдобеевым на работе и дома мен­тами установлены записывающие устройства, и твои теле­фонные разговоры ими тоже прослушиваются.

—  Ничего себе! Как менты оборзели! Я их, дурак, кор­млю, пою бесплатно, а они, волчары, все равно исподтиш­ка хотят меня укусить.

—  Работа у них такая, дорогой.

—   Здорово меня менты обложили, даже не думал, что они такие прыткие. Интересно, зачем Голдобеев тебе рас­сказал о своих секретах, ведь я мог на них и пойматься? Неужели он только для того к тебе и приезжал, чтобы поде­литься своим секретом?

—  Нет, он ко мне приезжал совсем за другим.

—  Зачем?

— Обратился ко мне за помощью, чтобы я помог найти его внука.

—  Ну и как, ты согласился удовлетворить его просьбу?

—  Конечно! Потому и сижу сейчас перед тобой.

—   Интересное у нас с тобой сейчас складывается толковище. Я прямо растерялся и не знаю, ты сейчас на моей стороне, или на его?

—    Я пока держу нейтралитет. Не хочу быть с тобой в доле по передаче от него бабок тебе, и с него не хочу полу­чать плату за свое посредничество.

— Ты, Лесник, случайно не задался целью сплести па­утину, чтобы потом меня в ней задавить?

—  Обижаешь меня своими сомнениями. Я же не ты. Я — Лесник. А вот кто ты?

—  Я понимаю, и принимаю тебя как учителя, а поэто­му сижу с тобой за одним столом.

—  Значит ты пока еще не совсем дурак и можешь при­слушаться к голосу разума.

—  И что же он нашептывает?

—  Прежде чем отвечать, я бы хотел услышать ответ на мой вопрос.

—  Какой?

— Я бы хотел от тебя узнать, ты к какой масти себя от­носишь?

—  Конечно, к козырной. Мое положение не позволяет опускаться до уровня блатных, фраеров и другой шушеры.

—   Приятно слышать от тебя такое признание. Значит мы с тобой оба относимся к козырной масти.

—  Спора нет!

— Ты знаешь, чем отличаются козырные от воров дру­гих мастей?

—  Если начал учить меня уму-разуму, то просвещай дальше.

— Разная шелупень мохнатая, крысы грабят всех под­ряд, даже своего брата-зека, поэтому для них не существует воровского закона, они и у хозяина в зоне, и на свободе захватывают заложников в каких-то своих, корыстных целях и начинают торговаться с заинтересованными лицами, на­бивая цену за свою жертву.

Козырные воры живут по иным принципам, соблюдая и поддерживая воровской закон. Мы имеем совесть, гор­дость, чувство собственного достоинства. Пускай у некото­рых из нас (я ведь тоже когда-то был нищим) нет ни гроша за душой, но мы богаты тем, что у нас есть душа, которую у нас не смогут отнять ни менты, ни лагеря. Сколько нашего бра­та тубиком болеет, другими еще менее приятными болезня­ми, у них нет здоровья, но они сохранили гордость и совесть, а этот флаг, находящийся у нас внутри, надо уметь нести, чтобы не ронять, не пачкать и не позорить.

Ты, относящий себя к козырным, связался с ребенком и хочешь с его родителей получить выкуп в размере целого арбуза. Козырные воры не имеют права и не должны зани­маться скупкой и продажей наркотиков, но это такой со­блазнительный бизнес, что некоторые из нас совращают­ся, но этим самым они себя позорят. Вот так вкратце я пос­тарался тебе разъяснить жизненную позицию вора твоей масти. Ты ее усвоил?

—  Вполне!

— Так ты хочешь остаться в нашей масти или переко­чевать к шалупени?

—   Ни хрена себе, как ты, Лесник, повернул мое дело. Честно говоря, похищая пацана у Голдобеевых, я прежде все­го думал о мести, как бы больнее укусить своего врага, а уж арбуз всплыл потом. Сейчас ты мне красиво все объяснил и до меня дошло, что я допустил промашку с этим похищени­ем. Ты меня здорово задел тем знаменем, которое у нас внут­ри. Я его не собираюсь ни пачкать, ни позорить. Пускай же эти чертовы Голдобеевы забирают у меня своего пацана. Опять они, гады, выкрутились у меня из рук, как вьюны, а ведь я считал, что ухватил их намертво. Ведь надо же было ему, толстолобику, додуматься до того, чтобы обратиться к тебе за помощью! — с удивлением заметил Туляк.

—  Это не его заслуга, — разочаровал его Лесник.

— А чья?

—  Известного тебе Жигана, который хоть и стал мужи­ком, обабился, обзавелся двумя детьми, но получше неко­торых авторитетов, не буду показывать пальцем, помнит закон козырных воров.

—  Может быть, действительно, оставить в покое семей­ство Голдобеевых? — задумчиво произнес Туляк.

—  Я тебе это несколько лет назад предлагал, но ты тог­да не пожелал прислушаться к моему совету. Такие люди, как Голдобеев и Жиган в нашей стране ведь тоже нужны, а поэтому оставь их в покое, пускай живут и размножаются.

—   Пускай живут и размножаются, — определился Ту­ляк. — А что — это толковая мысль. Не будь таких мужи­ков, нам не на что было бы жить.

—   Очень толковое рассуждение. Теперь давай вновь вернемся к пацану. Где и по какому адресу он у тебя нахо­дится?

—   В городе, улица Луговая, сто тридцать семь. Ты сам его оттуда возьмешь, или Голдобеева направишь?

—   Ни первый, ни второй варианты твои не подходят, — возразил Лесник.

—  Почему?

—  Ну, зачем Голдобееву показывать свое логово?

—  Идя ко мне на встречу, ты уже, наверное, что-то при­думал? Давай, делись со мной идеей.

—   Часам к десяти вечера привезите пацана к школе. Я там буду с Голдобеевым в том месте, где родительская тач­ка постоянно поджидала, чтобы отвезти пацана после за­нятий домой. Его дед будет стоять рядом с тачкой. Вам надо будет только подъехать к нам, открыть дверцу своей маши­ны и показать пацану, где ожидает его дед. Как только маль­чик выскочит, вы немедленно уматывайте.

—   Отпустить — не похищать, проблемы не будет. Вы сами-то побеспокойтесь, чтобы за вами не было ментовско­го хвоста.

—   Будь спок, я — стреляный воробей, на ментовскую мякину никогда не поймаюсь, возраст не позволяет. Лучше всего, если Юрий Андреевич до самого последнего момен­та не будет знать, где найдет своего внука.

—  Почему?

—  По доброте своей и простоте может проболтаться, и тогда я за свое снисхождение к нему схлопочу приличный срок.

—  Его тактику поведения я беру на себя, а ты думай за себя и своих парней.

—Договорились, ноты учти, что наш захват пацана сто­ит на учете у ментов. Они обязательно спросят Голдобеева, как и где он нашел своего внука. Пускай подумает заранее, что им сказать.

— Скажет, что случайно нашел его около школы.

—  Они ему не поверят.

—  Верить ему или нет, это их дело, а он именно так им и скажет.

— Хотелось бы посмотреть на морду Голдобеева, когда он будет ментам мозги пудрить, — с улыбкой на лице и яв­ным интересом произнес Туляк.

—   Красным фуражкам лишь бы обузу с плеч свалить, поэтому они поверят любой его сказке, закроют дело и уп­рячут в архив, — заверил Туляка Лесник.

—   И то верно, — легко согласился с ним Туляк. — Ну что, Виктор Степанович, давай обмоем наше соглашение по капельке коньяка?

—  Принимается! — подумав, согласился Лесник.

Вызвав к себе официанта, Туляк сделал заказ. Когда они маленькими рюмочками пили коньяк, Туляк поинте­ресовался у товарища:

—  Находясь в Штатах, ты там не «хулиганил»?

—  Я же медвежатник, а поэтому «хулиганил» тихо. Два жирных «брюха» вспорол.

— Хорошо наварился?

— Хорошо, но в моей доле было еще три отца кланов.

— А как они вышли на тебя?

—  У меня с ними давно был налажен контакт.

—  И как давно?

— Ты моего учителя Лапу знал?

— Ты же меня с ним знакомил.

—  Не помню, давно было. Так вот, мы с покойным Ла- пой наших козырных свели со свояками из-за океана. С ними у нас сейчас тесная связь и сотрудничество.

—  Вот оказывается, какой ты у нас тихоня, — не скры­вая восхищения, произнес Туляк. — А я, дурак, все думаю и удивляюсь, чего это такие фартовые ребята ходят перед то­бой на полусогнутых.

—   Кончай заливать, я не люблю, когда начинают леща давить. Возьми себе на вооружение мой принцип «тише едешь, дальше будешь». Я свои проблемы решаю тихо, накатиком и без крови, поэтому в нашей среде у меня кровников практически нет. Не потому, что я боюсь их иметь, а просто я так приучил себя работать, после покаяния. Если ты будешь постоянно придерживаться моих принципов, то в один пре­красный день, когда у меня дома соберутся в достаточном количестве «законники», я смогу подписаться за тебя, чтобы они взяли тебя в свои ряды. Но ты больше не должен делать таких ошибок, какую допустил с пацаном Голдобеева.

— Сколько времени мне ждать такого момента? — вос­кликнул Туляк, не скрывая своей заинтересованности.

—  Я за тобой давно наблюдаю. Как увижу, что ты со­зрел, так я без твоего напоминания сам скажу, что твое вре­мя пришло.

—  А вдруг с тобой что-нибудь случится? — не решив­шись сказать, что Лесник уже старый и может в любое вре­мя умереть, спросил Туляк.

— Ничего со мной не случится, можешь не переживать.

—  Но никто из нас не гарантирован от трагической слу­чайности.

—   Я понимаю, что ты хочешь сказать, и уверяю тебя, что в ближайшее время откидывать копыта не собираюсь. Но на всякий случай, сообщаю тебе, что если окажусь плохим предсказателем в отношении себя и косая меня все же заберет, то тогда тебе придется держаться за Тихого. Он по нашей линии ботает отменно, имеет обширную связь сре­ди законников.

—  Откуда у него такие способности и блат?

—   В зоне у хозяина червонец на положении тянул, — пояснил ему Лесник. — Притом, учти, руководить при­шлось полосатиками.

—  Да, действительно, он прошел академию высшей пробы, — согласился с мнением Лесника Туляк. — Ты меня можешь с ним поближе познакомить?

—   Без проблем. Думаю на днях нанести ему визит, но хочу после поездки в Штаты отдохнуть пару дней. Как пое­ду к нему, так могу и тебя прихватить с собой.

—  Не забудешь? — не скрывая личной заинтересован­ности, спросил Лесника Туляк.

—   Я хоть и пожилой человек, но пока склерозом не страдаю,— успокоил его Лесник. Видя, что тема беседы на­чинает иссякать, он предложил Туляку: — Давай будем раз­бегаться. У нас с тобой сегодня будет горячий день.

—   Мне бежать некуда, я на своем рабочем месте, а вот тебе, Виктор Степанович, действительно сегодня придется по-молодецки побегать, — пожимая Леснику руку на про­щание, заметил Туляк.

«Уважает мой возраст, сильно руку мне не стал жать», — покидая ресторан, удовлетворенный беседой с Туляком, подумал Лесник.

Возвратившись к себе домой, Лесник счел необходи­мым позвонить Голдобееву, чтобы сообщить ему о резуль­тате своей беседы с Туляком. Трубку подняла его супруга Антонина Алексеевна, она сообщила ему, что ее муж в настоящее время находится на работе. Леснику пришлось звонить Голдобееву в офис его фирмы:

—  Юрий Андреевич?

— Да!

—  Узнаете, кто вас беспокоит?

—  Конечно, Виктор Степанович, я слушаю вас.

—    Юрий Андреевич, у меня есть друг, который хочет получить у вас на фабрике работу. Вы не могли бы подъехать ко мне домой и с ним побеседовать. Сможете сами опреде­лить его деловые качества и на месте решить — будете брать его к себе на работу или нет.

Голдобеев понимал, что Лесник хочет с ним немедлен­но встретиться, тогда как весь остальной разговор Лесника был чистым блефом.

—   Сейчас подъеду, — слишком заинтересованно для работодателя ответил глава фирмы «Стимул».

Когда Голдобеев приехал домой к Леснику и, сопро­вождаемый Угрюмым, поднялся к нему в кабинет, Лесник, пожимая ему руку, сообщил:

—  Сегодня в восемь часов вечера вы должны вместе со своим шофером, на своей машине подъехать к моему дому. Я поеду вместе с вами за вашим внуком.

—  Он жив, здоров?

—  Как мне сообщили, его содержат в сносных услови­ях, и он жив и здоров.

— Я вам благодарен за такое радостное для меня сооб­щение. Сколько мне надо будет взять с собой денег для его выкупа?

—  Нисколько!

—   Как так нисколько? Зачем же было тогда бандитам его похищать?

— Я их уговорил добровольно отказаться от своей глу­пой затеи.

—  А вам я тогда сколько буду должен за вашу услугу?

— Тоже ничего.

—    Ничего не понимаю. Никто не хочет у меня брать взятку. Как будто в дурдом попал. Говорят, что только там взяток не берут, да и то — не врачи, а больные. Как вам уда­лось уговорить налетчиков вернуть нам нашего Михаила без. каких-либо условий?

—   Видите ли, Юрий Андреевич, у воров, я имею в виду настоящих, имеются свои принципы, гордость. Мне уда­лось такому вору раскрыть глаза и доказать тот факт, что захват ребенка заложником и требование за него выкупа позорят честь настоящего вора. Таким своим поступком он изменит своей масти.

—   Неужели вор ради своей масти может отказаться от реального, крупного денежного выкупа?

—   Может, но не каждый. Тот, с кем я имел дело, как раз относится к такому малочисленному воровскому ис­ключению.

—  Пока Михаила не буду держать в руках, не смогу по­верить в существование таких идейных воров.

—  Это ваше право. Я только хочу вам сказать, что у на­стоящих воров принципы дороже даже жизни, не говоря уже о деньгах. Когда после войны воры раскололись на два лагеря, на сук и воров старой закваски, то они в зонах реза­ли друг друга тысячами, при этом каждая сторона до пос­леднего отстаивала свои принципы и устои, в которые они верили. На эту тему есть много документальной и художес­твенной литературы. Если вам захочется более подробно ознакомиться с данной темой, то почитайте литературу, и вы тогда поверите в то, что я вам сейчас сообщил.

— Обязательно восполню этот пробел.

— А теперь давайте, Юрий Андреевич, расставаться до вечера.

— Мне можно будет дома поделиться с близкими своей новостью?

—  Можно, но не желательно.

—  Почему не желательно? Это ведь все равно через не­сколько часов произойдет!

—  Я выражаю не только ваши интересы, но и преступ­ников. Если кто-то из работников милиции, у которой во многих местах есть свои уши, узнает, что вы сегодня вече­ром вместе со мной поедете получать своего внука, то они могут, в интересах закона, попытаться задержать налетчи­ков. В свою очередь, те, обнаружив засаду, устроенную им работниками милиции, не пожелают рисковать собой и от­кажутся от встречи с нами. Если сегодня по вашей вине встреча заинтересованных сторон не состоится, то я буду вынужден уйти в сторону. Как говорится, сами варитесь в собственном соку.

Понимая, чем он рискует, если проговорится о полу­ченной от Лесника новости, Голдобеев вымученно заверил Лесника:

—  Мне будет тяжело не поделиться с близкими радост­ной новостью, так как хочу облегчить их страдания, но я даю вам слово, что выдержу и о вечернем событии от меня никто ничего не узнает.

На этом они расстались. Несмотря на заверение Гол­добеева, Лесник, в свою очередь, тоже предпринял меры предосторожности, чтобы операция по возвращению Голдобееву внука завершилась успешно. Что именно он пред­принял, мы узнаем из следующей главы.

 

ГЛАВА 77

.

ГОНКИ С ПРЕСЛЕДОВАНИЕМ

Как бы Голдобееву ни хотелось пораньше поехать к Леснику домой, чтобы с ним отправиться за внуком, он не мог себе позволить несдержанность, а поэтому лишь в во­семь часов вечера, как требовал Лесник, подъехал к его дому на черной «волге», управляемой Василием Филипповичем. Лесника практически не пришлось ожидать. Как только машина остановилась около дома, к ней немедленно вышел из двора Лесник со свертком в руках и забрался на заднее сиденье. Голдобеев спросил у него:

—  Куда надо ехать?

— Давайте потихоньку в сторону вашего дома...

Василий Филиппович молча повиновался его требова­нию.

— А вот тут поверни направо.

После выполнения водителем и этого маневра, Голдо­беев увидел, как Лесник, развернув сверток, достал из него бинокль и, вооружившись им, стал рассматривать через за­днее стекло автомобиля движущийся за ними следом автот­ранспорт. Временами Лесник говорил Василию Филиппо­вичу, чтобы он делал новые маневры: то направо, то в ле­вую сторону. Так они колесили по городу около сорока ми­нут.

Положив бинокль на сиденье и хлопнув себя ладоня­ми по коленям, Лесник недовольно воскликнул:

— Так я и знал, что за нами менты установят «хвост».

—  Не может быть, я никому не говорил о нашей с вами тайне!

—  Когда ментам что-то надо, то они это делают, нико­го не спрашивая. Вон видите темно-синие «жигули», — по­казывая рукой в заднее окно автомобиля, сообщил Лесник. — Они как будто налыгачем к нам привязаны.

— Да как они смеют за нами следить?

—  Смеют и имеют право. Если вы связались со мной, значит, тут что-то нечисто, а раз так, то они решили за нами установить слежку. Так как мы с вами действуем сами по себе, то и они поступают так, как считают нужным.

—  Как же они нам мешают! — недовольно произнес Голдобеев.

—  Наоборот, они хотят сделать вам доброе дело, — воз­разил Лесник.

—  Какое?

—  А вдруг я вас куда-нибудь завезу и вы станете вто­рым заложником из семейства Голдобеевых, а они тут как тут — и беззаконию не дадут свершиться, — объяснил не­которые принципы оперативной работы милиции Лесник. Постучав рукой по плечу водителя, спросил:

—  Как тебя звать?

—   Василий Филиппович, — ответил тот ему незамед­лительно.

—  Так вот, дорогой мой Василий Филиппович, сейчас ты должен четко и быстро выполнять мои команды. Иначе мы с Юрием Андреевичем не сможем оторваться от ментов и сделать доброе дело, на которое настроились с утра.

—  Выполняй его команды, — подтвердил желание Лес­ника Голдобеев, дав гем самым понять водителю, чтобы у того не возникло сомнений, стоит ли ему слушаться како­го-то старика.

Лесник по-прежнему продолжал указывать Василию Филипповичу направление движения. Водителю часто при­ходилось делать разные маневры. Все они смогли убедить­ся, что темно-синие «жигули» хвостом следовали за ними.

— Сейчас мы заедем под одну арку двенадцатиэтажно­го дома. Тебе, Василий Филиппович, так надо в ней заглох­нуть, чтобы менты не смогли твою тачку завести минут двад­цать. Потом ты можешь завести свою колымагу, и ехать на ней к моему дому и там нас с Юрием Андреевичем ждать до нашего прихода. Нам же, Юрий Андреевич, придется мет­ров тридцать пробежаться. Через проулок мы выйдем на смежную улицу, где нас ждет моя тачка с водителем. Если мы сможем от ментов оторваться, то только тогда я вас по­везу туда, куда обещал.

— Лишь бы милиционеры нас не догнали, пока будем бежать до вашей машины, — с тревогой в голосе заметил Голдобеев.

—    Придется постараться, вспомнить молодость, — улыбнувшись, посоветовал Лесник. — Ты, Василий Филип­пович, не вздумай говорить ментам то, что услышал из моей беседы с твоим директором, иначе они могут нам весь наш план расстроить.

—   Не маленький, понимаю, — заверил Лесника води­тель.

Василий Филиппович, въехав под арку дома, так пос­тавил «заглохнувший» свой автомобиль, что при всем же­лании работникам милиций невозможно было его объехать своими «жигулями».

Когда же два милиционера выскочили из машины на смежную улицу, пытаясь преследовать беглецов, то увиде­ли только задние габаритные огни удаляющегося автомо­биля, увозившего от них «объекты наблюдения». Объезжать улицу и пытаться догнать беглецов было бесполезной за­теей.

Слежкой за машиной Голдобеева и ее пассажирами из темно-синих «жигулей» занимались трое мужчин, одетых в гражданскую одежду. Возвратившись со смежной улицы после неудавшейся погони, один из «прытких», открыв дверцу в салон машины Василия Филипповича, увидел на заднем сиденье оставленный Лесником бинокль и произ­нес, обращаясь к членам своей группы:

—  А Лесник-то нас из тачки в бинокль рассматривал. Вот вам и старик! Я же говорил, что он нас усек. Кто мне заливал: «Он старый, слепой!..» — с издевкой в голосе пе­редразнил он кого-то из членов своей группы.

— Теперь будет нам от шефа нагоняй, что его поруче­ние не выполнили, — сокрушенно посетовал подошедший к нему напарник. — Поехали писать рапорта об «успешно» завершившемся задании, — пошутил он.

— Прежде чем уехать, давайте деда дернем, поможем машину завести, — предложил ему один из «прытких».

—  Она у него и не ломалась. Как сейчас отъедем отсю­да, так сразу же и заведется. Так я говорю, батя? — обратил­ся к Василию Филипповичу самый старший по возрасту, мужчина лет тридцати.

На такой каверзный вопрос Василий Филиппович ре­шил лучше не отвечать, а промолчать. К его счастью, парни не нуждались в» его ответе. Сев в свою машину, сердито хлопнув дверками, парни оставили Таратухина одного под аркой. Убедившись, что они к нему возвращаться не соби­раются, Василий Филиппович, заведя свой автомобиль, поехал к дому Лесника, как ему было поручено.

На смежной улице Лесник и Голдобеев сели в машину Лесника, которую его водитель заранее припарковал в ука­занном месте. Как мы видим, предусмотрительность Лес­ника не оказалась напрасной.

В половине десятого они остановили свою машину около школы, там, где Василий Филиппович всегда поджи­дал после занятий в школе Михаила.

—  Вот сюда парни должны привезти к вам вашего вну­ка, — успокаивая измученного вечерними приключениями Голдобеева, оповестил Лесник.

—  К какому времени нам нужно их ждать?

—    К десяти, но не исключено, что вашего внука парни могут привезти раньше. Выйдите из машины и станьте ря­дом с ней со стороны обочины, — посоветовал Лесник Голдобееву. — Чтобы они знали, что мы готовы к его приему. Не вздумайте только подходить к их машине раньше, чем парни отпустят мальчика, — продолжал он инструктаж.

Юрий Андреевич молча исполнил его указания, поки­нув машину и встав сбоку от нее, ближе к обочине. За вре­мя общения с Лесником ему несколько раз приходилось бросать в рот таблетки валидола и сосать их как конфеты.

Без пяти минут десять на противоположной стороне улицы остановился легковой автомобиль «жигули» без го­сударственного номерного знака. В нем были трое парней, один из них помог мальчику выйти из машины, после чего «жигули» с потушенными фарами стремительно покинули место остановки.

Происходящее в салоне «жигулей» Голдобееву было хорошо видно, так как при открытой дверце в салоне заго­релся свет.

— Деда!

—  Внучек!

— Деда!

—  Внучек!

Вот так, обмениваясь возгласами, ребенок и его дед бе­жали навстречу друг другу. Подхватив внука на руки и при­жимая его к своей груди, боясь его раздавить, Голдобеев, не сдерживаясь, плакал, как ребенок. Его слезы радости смешивались со слезами внука.

—    Деда, мне у этих нехороших людей было страшно, — поделился внук своим главным впечатлением.

— Тебе угрожали?

— Нет, но плохо кормили и из комнаты никуда не пус­кали гулять...

Голдобеев не спешил к своей машине. Только уняв дрожь в коленях, полностью успокоившись и осушив слезы, он сел сам и усадил рядом внука на заднее сиденье. Они поехали к дому Лесника, где Голдобеев со спавшим на его руках внуком пересел в свою «волгу».

—- Я бы хотел, Виктор Степанович, чтобы вы поехали сейчас ко мне домой, — предложил он Леснику.

Тот понимал, зачем его приглашают в гости, а поэтому ответил:.

— Я, Юрий Андреевич, не любитель быть на таких тор­жествах. Я старый человек и не хочу перегружать сердце та­кими волнениями, какие приходится испытывать вам.

—   По гроб жизни я буду считать себя вашим должни­ком.

—    Нет, должником я вас видеть не хочу, а вот своим товарищем — не возражал бы.

—  А как товарища, я могу вас с супругой пригласить к себе домой в гости, в один из ближайших вечеров?

—    Кто же своему товарищу будет отказывать в такой приятной просьбе? — улыбнувшись, ответил Лесник Голдобееву.

По дороге к себе домой Голдобеев держал на руках «бес­ценный груз», с улыбкой разглядывал его, но нет-нет, да и возвращался к размышлению о личности Лесника:

«Я думал, что все воры похожи на Туляка, умеют толь­ко грабить людей, ломать им кости, убивать. Удивлялся со­общениям журналистов в печати и по телевидению, что криминальные структуры рвутся в высшие эшелоны влас­ти. Куда им, тупоголовым, лезть, и зачем им власть? Ведь они — звери, которых надо уничтожать! И вот я случайно, благодаря подсказке Жигана, узнаю, что в нашем городе живет вор в законе по кличке Лесник, крупный промыш­ленник, с которым я с удовольствием хочу поддерживать дружеские отношения. Я его знаю всего лишь несколько дней, но уже могу о нем сказать много добрых и теплых слов, которые не смог бы произнести о бизнесменах, с которыми знаком много лет, хотя они ранее не были судимы и про­шлое у них не запятнано преступлениями. Но как они скользки и лживы были всегда в общении с ним! Нет, он им никогда не доверял.

Если среди воров есть люди с такими организаторски­ми способностями, как Лесник, то я, не удивляясь, вполне допускаю, что криминальные структуры могут добиться ус­пеха в борьбе за официальную власть в стране. Правда, по­могать им подниматься к такой власти и поддерживать я все же не буду. Каким бы расхорошим другом для меня ни был Лесник, но он, возможно, «белая ворона». Нет, из-за него одного я не могу доверять всем ворам», — определился Гол­добеев.

 

ГЛАВА 78

.

КАК ЛЮДЯМ МАЛО ИНОГДА ТРЕБУЕТСЯ

ДЛЯ СЧАСТЬЯ

Подъехав к дому с внуком на руках, Голдобеев, не выхо­дя из машины, рассудил, что ему сейчас ни в коем случае не­льзя подниматься в гостиную, где собрались все род­ственники, ждущие его возвращения домой. Он им не гово­рил, что сегодня вечером привезет внука, помня предупреж­дение Лесника. Но и сейчас он опасался просто принести живого и невредимого Мишу, поскольку психическая трав­ма, нанесенная всем собравшимся неожиданным радостным сообщением, для некоторых могла стать непоправимо тра­гической, особенно для тех, у кого было слабое сердце.

Он был уверен, что никто из домочадцев до его возвра­щения домой не ляжет спать. То, что простительно и естес­твен но для уставшего и перенервничавшего ребенка в один­надцать часов вечера, было невозможно для взрослых. Как бы послав Юрия Андреевича в разведку, они сейчас ждали его возвращения с каким-то определенным результатом.

Положив спавшего внука на сиденье, Голдобеев вмес­те с водителем покинул машину, осторожно прикрыв за со­бой дверцу.

— Василий Филиппович, вы побудьте тут, а я подни­мусь к своим в дом, предупрежу их, успокою, попытаюсь удержать от истерик и других неприятных проявлений че­ловеческих слабостей.

Поднявшись в гостиную, он, как и предполагал, застал там в полном сборе вою свою родню. Увидев его входящим в комнату, они, как к солнышку, повернули в его сторону свои головы с одним вопросом, застывшим у всех на устах: «Ну как?»

Не дожидаясь, чтобы кто-нибудь произнес вслух, Гол­добеев, улыбнувшись, объявил:

—  Я вам принес радостную, добрую и приятную но­вость. Кто будет пытаться охать, ахать и падать в обморок, того я не хочу волновать и тог пускай выйдет, чтобы он не омрачил нам наш праздник.

Такое его вступление как-то подготовило собравших­ся к его главной новости. Антонина Алексеевна прижала к левой груди кулак. Анна-Мария, как перед иконой, сложи­ла руки на груди, Элизабет, поднявшись со стула, наклони­лась в сторону свекра, чтобы лучше его слышать, и вся пре­вратилась в слух. Только мужчины, повернувшись в сторо­ну Голдобеева, всего лишь широко распахнутыми глазами выдавали выражение своей крайней заинтересованности.

— Дорогие мои, можете успокоиться, наши волнения остались позади. Я Михаила привез домой. Он сейчас спит в машине. Он жив, здоров и, как я понял из разговора с ним, психически не травмирован, — разведя руки в стороны, препятствуя толпе броситься к машине и там своими глаза­ми убедиться в том, что они сейчас услышали от него, он добавил: — Всем нам во дворе делать нечего. Пускай Ген­надий с Элизабет тихонько и осторожно возьмут его из ма­шины и перенесут в спальню, разденут и уложат спать. Мы потом туда все придем и тихо, не тревожа его покой, пол­юбуемся им. Не забывайте, что он ребенок, устал и спит. Мы своим бурным выражением чувств и эмоций можем его напугать...

Голдобеев постарался подольше выражать свою основ­ную мысль, так как, слушая ее, собравшиеся в гостиной постепенно осваивались с реальным фактом присутствия Михаила дома, здорового и невредимого. В конце концов, если он уже здесь, то действительно можно еще немного потерпеть, сдержать свои эмоции в интересах его здоровья, чтобы потом в спокойной как для него, так и для себя, об­становке, излить свои чувства к нему.

Под гробовую тишину Геннадий с сыном на руках в сопровождении Элизабет вошел в гостиную, прошелся по ней и только после этого отнес его в спальню.

Как только за Геннадием и Элизабет закрылась дверь, на Юрия Андреевича посыпалась масса вопросов: «Как? Где? За какую сумму? У кого ты его выкупил?»

Теперь Голдобеев уже не считал нужным и дальше со­хранять свою тайну, тем более, что на разглашение ее после операции запрета не было, а поэтому он подробно расска­зал собравшимся отой роли, которую Лесник сыграл в вы­зволении Михаила из рук похитителей. Он не упустил рас­сказать, как им с Лесником пришлось убегать от работни­ков милиции, которые установили за ними слежку.

Все они по нескольку раз,, под разными предлогами, заходили в спальню Михаила, чтобы поправить ему одея­ло, или прикоснуться к нему, чтобы воочию убедиться, что кошмар бессонных ночей кончился и вновь наступила прежняя спокойная жизнь.

По случаю возвращения в родные пенаты Михаила, было решено устроить праздничный ужин. Все были так взвинчены, что о сне никто не помышлял. Нужна была раз­рядка со спиртным и беседой.

Пришлось Люсьену вместе с помогавшей ему Регитой в полночь готовить закуску, и разные блюда на празднич­ный стол. Только выпив спиртного, покушав и вдоволь на­говорившись, собравшиеся посчитали для себя возможным пойти спать.

Перед тем, как последовать примеру большинства, Эд­вин Даниэль, сидя рядом со сватом Юрием Андреевичем на диване, дружески обнимая его, продолжал его «пытать»:

— То, что ты нам говорил, я слышал, но так и не понял. Бандитам удалось очень удачно для себя украсть нашего внука. Они знали, у кого его воровали. Знали, что могли у нас за него получить огромную сумму денег. Так почему же они послушались какого-то семидесятилетнего старика, который уже не занимается преступлениями и у него нет банды, которая могла бы воздействовать физически на по­хитителей, если бы они проявили бы к нему неповинове­ние?

—   Я тебе, сват, рассказал, как было дело, а вот почему похитители его послушались и бесплатно вернули Михаи­ла, мне самому не совсем понятно.

—   Если вы, русские, сами не понимаете, почему у вас одними и теми же руками творится и добро и зло, то мне во всем этом кроссворде и подавно не разобраться. Пойду-ка я лучше спать.

 

ГЛАВА 79.

БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

После обеда, в третьем часу дня, едва Голдобеев при­ступил к работе в своем кабинете, ему позвонил следова­тель прокуратуры:

—  Здравствуйте, Юрий Андреевич. Вас беспокоит сле­дователь Фуфачев.

Голдобееву ранее приходилось многократно встречать­ся и беседовать с этим юристом, поэтому он его легко узнал по голосу.

—   Здравствуйте, Валентин Степанович, слушаю вас. Зачем я вам понадобился?

— Как мне стало известно, прошедшей ночью ваш внук Михаил нашелся?

—  Именно так, с божьей помощью.

—  Мне нужно вас по этому моменту допросить.

— Я к вашим услугам. Если вас не затруднит, Валентин Степанович, чтобы мне не ехать к вам в прокуратуру, до­просите меня в моем кабинете. Я за вами пошлю свою «чай­ку». Очень много работы накопилось, не сделанной из-за беготни в поисках внука, — объяснил он причину своей просьбы следователю.

— Я не возражаю. К какому времени ждать машину?

— Я ее сейчас к вам подошлю. Вы по-прежнему в восем­надцатом кабинете?

— Да!

—  Считайте, что машина за вами уже вышла.

Фуфачев был низкого роста, худощавым блондином под тридцать лет. По своему внешнему виду он никак не тянул на следователя прокуратуры, разве только по одежде — всегда современной, дорогой, со вкусом подобранной.

Голдобеев понимал, что способности человека зависят не от внешнего вида и роста, а от наличия в его черепной ко­робке ума, но, честно говоря, внушительные размеры и пы­шущее здоровьем лицо для работников правоохранитель­ных органов были немаловажными качествами. С таким специалистом потерпевший чувствовал бы себя более уве­ренно. Но когда такой следователь, как Фуфачев, не спосо­бен проявить своих способностей и знаний, да к тому же еще имеет невзрачный вид, то безусловно он у потерпев­шего, да еще такого, как Голдобеев, ничего не мог вызвать, кроме терпимого иронического в душе отношения к себе, связанного только с занимаемой должностью и требовани­ями закона.

Минут через сорок после телефонного звонка Фуфа­чев уже прибыл в кабинет Голдобеева.

—   Я, Юрий Андреевич, сегодня уже допросил работ­ников милиции, которым было поручено обеспечивать- вашу безопасность и которые не справились с возложенны­ми на них обязанностями.

—  А я-то подумал, что нас преследуют бандиты, поэто­му мы с товарищем были вынуждены принять меры к тому, чтобы от них скрыться.

—    И блестяще с этим справились, — не стал спорить Фуфачев.

—    Что поделаешь, жизнь одна, приходится ею доро­жить.

—- Я допросил вашего водителя Василия Филиппови­ча, и теперь картина вчерашних гонок с преследованием для меня прояснилась. Расскажите мне, пожалуйста, как и при каких обстоятельствах вам удалось найти своего внука?

—  О гонках с преследованием можно не говорить?

—  Не надо!

— Я вместе с моим товарищем Гончаровым-Шмаковым Виктором Степановичем на его машине подъехал к школе, в которой обучался мой внук Михаил. Мы стояли и раз­мышляли: где еще искать? Куда еще поехать? И вдруг, со­вершенно неожиданно для нас остановилась легковая ма­шина, из нее выскакивает мой внук и бежит ко мне. И в это время, пока внук бежал ко мне, машина, из которой он вы­скочил, умчалась.

—   Какой марки была машина? Ее цвет, номер вы за­помнили?

—  Ничего вразумительного не могу сказать на ваш во­прос: Вы только представьте себе мое состояние в этот мо­мент: ко мне бежит мой пропавший почти неделю тому на­зад самым нелепым образом внук, а я буду смотреть не на него, а запоминать марку, цвет и номер машины? Конечно, я ничего этого не запомнил. Тем более, что в этой дурацкой машине не горел свет. Я только обратил внимание, что она из серии «жигулей»...

Поняв, что от Голдобеева искренних ответов на свои вопросы не дождаться, Фуфачев изменил тактику допроса. Ему теперь надо было установить, что злоумышленники, раскаявшись в содеянном, по собственной инициативе от­казались от доведения своего преступления до конца. То есть не требовали выкупа и не ставили ему никаких других условий при возвращении внука Голдобееву. Счастливый дед, охотно все это подтвердил. Теперь у Фуфачева появи­лись все основания для прекращения данного уголовного дела в связи с добровольным отказом преступников от до­ведения преступления до конца. Правда, преступников, похитивших мальчика, и причинивших Таратухину телес­ные повреждения, установить не удалось, но это было ме­лочью, не стоящей серьезного внимания. Он не сомневал­ся, что Таратухин напишет ему заявление, в котором сооб­щит, что к причинившим ему телесные повреждения лицам он никаких претензий не имеет.

Такой премудрости его учить не надо было, ее он уже давным-давно усвоил.

После завершения допроса и подписания Голдобеевым протокола, Фуфачев, прищурил глаза, заметил:

— А ведь, если честно говорить, конечно, не для запи­си, вы вчера вступили в явный сговор с преступниками ради того, чтобы только заполучить назад своего внука живым и здоровым.

— Допустим! — осторожничая, ответил ему Голдобеев.

—  Почему вы нас не поставили в известность о своем шаге? И вы бы внука своего получили, и мы бы этих голуб­чиков задержали.

—    Я в такие игры не играю. У вас почти неделя была для того, чтобы показать свои способности и возможности вернуть моего внука нам и задержать преступников, но вами практически ничего не было сделано для его освобождения. Тогда как каждая минута его пребывания среди бандитов могла стать роковой, как для его жизни, так и для его здо­ровья. Вот почему я, понимая всю трагичность его положе­ния и потеряв веру в ваши возможности, пошел на нетра­диционный, необычный для меня контакт с бандитами.

—   Вы бы поделились со мной своим опытом! Может быть, он мне пригодится в будущем, — с иронией в голосе «попросил» Фуфачев.

—  Валентин Степанович, вы сколько лет работаете сле­дователем?

—  Шесть.

—  Так давно уже пора понять, что из разговоров с по­терпевшими вы никогда не наберетесь профессионального мастерства, так как мы, по большей части, не юристы. Лич­но я могу вас просветить в области легкой и текстильной промышленности, но не уверен, что эти знания вам нуж­ны.

—  Как и почему вместе с вами вчера вечером оказался Гончаров-Шмаков?

—  Он, как и я, занимается бизнесом, владеет компа­нией, мы давно знаем друг друга и дружим. На его месте вчера мог оказаться любой мой товарищ.

— А вы знаете, что ваш товарищ вор-рецидивист?

—  Слышал краем уха, но эта информация меня не ка­сается, она больше по вашей части. К тому же у меня с ним совместного бизнеса нет, а как товарищ он меня вполне ус­траивает.

Убедившись, что откровенного разговора у них не по- лучилось, Фуфачев простился с хозяином кабинета и вер­нулся на «чайке» к себе на работу, но предварительно за­ехал в центральный универмаг, где сделал покупки. Его можно было понять. Ведь не каждый день следователь го­родской прокуратуры может себе позволить раскатывать на «чайке» по городу. Пускай каждый видит, какой он дело­вой и толковый следователь, если может себе позволить ез­дить на такой шикарной тачке.

На другой день Лесник тоже был допрошен Фуфачевым по известному факту. Ему Лесник сообщил примерно то же, что вчера рассказывал Юрий Андреевич.

Еще через два дня Голдобеевы были письменно уведом­лены следователем Фуфачевым, что расследование по уго­ловному делу, возбужденному по факту похищения Голдо­беева Михаила Геннадиевича им прекращено по уже извес­тным читателю основаниям. Одновременно он сообщал, что при несогласии с его решением они могут его обжало­вать прокурору города в течение пяти дней со дня получе­ния настоящего уведомления, но Голдобеевы его решение не стали обжаловать, так как отнеслись к нему с безразли­чием.

 

ГЛАВА 80.

ВИЗИТ ЖИГАНА К ЛЕСНИКУ

Через завгара Голдобеев вновь пригласил Жигана к себе в кабинет. Когда тот пришел к нему, он, поздоровав­шись с ним, поинтересовался:

—    Николай Сергеевич, что-то наш общий знакомый Лесник изъявил желание встретиться и побеседовать с то­бой. Ты не знаешь, на какую тему будет разговор?

—  Не в курсе дела.

— Ты поедешь к нему или нет?

—  Конечно, поеду.

—  Сам поедешь, или мне тебя проводить?

—  Конечно один.

—  Тогда бери Василия Филипповича и на его машине отправляйся.

Лесник Жигана принял в своем кабинете один, поздо­ровался и, пожав руку, дружелюбно сказал:

—   Со всех сторон одни, другие свояки говорят мне о Жигане, а я его ни разу не видел. Теперь хоть буду знать, кто ты есть такой — предлагая Жигану присесть в кресло и сразу переходя на «ты», поинтересовался Лесник:

— Ты не знаешь, зачем я тебя пригласил к себе?

—  Скажете, небось!

—  У тебя по жизни ко мне претензии есть?

—  Нет!

— А вот у меня к тебе появились!

—  Какие?

—  Я тебе не кум, не сват и не брат. Так я говорю?

— Так!

—  А если так, то какое ты имел право не только упоми­нать обо мне Голдобееву, но и рекомендовать ему восполь­зоваться моей помощью для спасения его внука?

—    Я не должен был так поступать, — признавая свою вину, но ничуть не раскаиваясь в своем поступке, согласил­ся Жиган.

—  Почему же ты так поступил?

— Я очень уважаю их семью и готов был помочь им чем угодно. Но что я мог? Только посоветовать обратиться к человеку, действительно могущему оказать им помощь.

—  Сейчас трудно найти человека, который бескорыст­но будет что-нибудь делать для другого. Я помог твоему Голдобееву, не допустил совершения беды и трагедии. Ты, без­условно, это знаешь...

—  Знаю! — подтвердил Жиган.

— Но я из-за тебя был вынужден нарушить закон и под­ставить себя под удар. Если бы ты не подсказал Голдобееву обратиться ко мне, то мое спокойствие не было бы наруше­но. Так как ты подвел меня под монастырь, то я имею за­конное право узнать у тебя, почему ты так поступил и чем при этом руководствовался?

—  Закурить можно?

—   Нельзя! Я уже пожилой человек, и мне врачи не ре­комендуют не только курить, но даже дышать сигаретным дымом.

—  Усек! — пряча пачку сигарет в карман пиджака, от­казываясь от своего первоначального намерения, произнес Жиган.

—    Если желаешь пропустить за воротничок, то я рас­поряжусь, и тебе быстро сварганят стол. Да и я с тобой не откажусь стопку пропустить, — не очень настойчиво пред­ложил Лесник.

—  Пить не хочется!

—  Даже от очень хорошего коньяка откажешься?

— Даже от него.

—  Было бы предложено, — отказываясь от дальнейших уговоров гостя, заметил Лесник. — Ты вообще не пьешь? Завязал?

— Нет, просто сегодня должен с напарником выезжать на линию.

— Понятно. Расскажи мне о себе, как познакомился с Голдобеевым и чем он тебя так приворожил.

Вздохнув, Жиган произнес:

—  Не хочется душу бередить.

— Что поделаешь, придется. Не я тебя, а ты меня пер­вый зацепил и потревожил. Теперь вот я хочу выяснить, какие факторы принудили тебя засветить свояка, оправды­вают они твой поступок или нет.

Понимая законность требований Лесника, Жиган при­ступил к своему рассказу. Его воспоминания начались с того момента, как он, освободившись из НТК под ласко­вым названием «Гандзя», не имея средств к существованию, вынужден был продавать себя на базаре. Как ему повезло перекантоваться зиму у одной чувихи и как зайцем потом через всю страну добирался до родных мест. Он рассказал Леснику, какое бескорыстие и внимание проявил к нему Голдобеев, как попал под влияние Туляка, какая началась разборка из-за противоположности интересов семьи Юрия Андреевича и банды рэкетиров. Сколько мук ему пришлось из-за этого перенести. Как Голдобеевы постоянно беско­рыстно поддерживали его и выручали из беды, что, в ко­нечном итоге, дало ему возможность не только не упасть, не сломиться, устоять на ногах, но и обрести семейное счастье, найти свое место в жизни.

Жиган видел, что Лесник с интересом слушает его по­вествование. Но не мог даже предположить, как растрево­жил своими воспоминаниями душу Лесника.

Лесник, сравнивая свои годы молодости с прошедшей жизнью Жигана, видел много общего и схожего в их судьбе.

«Если бы мне в тот момент; когда я откинулся от хозяина и поселился в общежитии и на жизненном пути встре­тил Ирину, встретился такой человек, как Голдобеев и по­мог на первых порах, то, возможно, Бороде не удалось бы меня опутать своими сетями. Но я тогда был один и всей этой нечисти не мог противостоять. И любимую потерял, и пришлось потом всю жизнь делать не то, что хотел. Конеч­но, глядя сейчас на то, чего я достиг, глупо хныкать, что судьба у меня не сложилась, но ведь противно было жить! А хуже всего то, что как жил я, неудовлетворенный собой духовно и морально, так и живу», — думал Лесник, по мере того, как исповедь Жигана подходила к концу.

Когда Жиган закончил рассказывать, Лесник поинте­ресовался:

—  Ты складывающейся для тебя жизнью доволен?

—  Вполне.

—  Чего бы ты хотел иметь из того, чего у тебя нет?

—   Я не голубых кровей, а поэтому довольствуюсь ма­лым. У меня есть квартира, жена, дети, старенькие «жигу­ли» на ходу. Чего мне еще желать?

—   И ты считаешь, что живешь счастливо?

—  Вполне!

—  И никому не завидуешь?

—  Дурное занятие! Какой с него понт будет хоть мне, хоть кому? Пусть дундуков жаба душит, только быстрее сгниют от зависти.

—  А ведь действительно, завистнику эта пакость, кро­ме болезни, ничего не дает, — с удивлением вынужден был согласиться с собеседником Лесник.

«Голова у него варит что надо! Чего ж он дурака валяет на приработках? Куплю я ему для полного счастья новую тачку», — подумал Лесник, симпатизируя собеседнику и желая сделать ему подарок.

—  Ты, Жиган, толковый мужик, правильно сделал, что меня подключил к оказанию помощи Голдобееву. Считай, что я на тебя за самоуправство в отношении меня не в оби­де. Я слышал, что ты здорово играешь на гитаре?

—  И пою под нее, — улыбнувшись, уточнил Жиган.

— У меня к тебе есть личная просьба.

—  В чем она выражается?

—   Приближается мой день рождения. Ты не смог бы прийти ко мне на него, поиграть на гитаре, попеть наши песни. Я по нашим зековским песням соскучился, как по живой воде.

—  С удовольствием приду, как скажете, но только за­ранее предупредите меня, хотя бы за недельку до торжест­ва, чтобы я не оказался в командировке.

—  Видишь ли, сейчас среди молодежи много балбесов, которые бренькают на гитаре и горланят зековские песни, но я не хочу слушать, как дерут козла какие-то зеленые куз­нечики, не понимающие заложенного в песню смысла. Тут нужен человек, который, как я сам, тоже вдоволь нахлебал­ся баланды в лагерях и на своей шкуре прочувствовал цену жизни.

—   Мне, Виктор Степанович, ваше желание понятно. Побывать у вас на семейном празднике для меня большая честь. Я даже горжусь, что вы не кого-то, а именно меня выбрали своим гитаристом.

— Я знал, что мы поймем друг друга.

После того, как Лесник расстался с Жиганом, уехав­шим на работу, он бросил на диван подушку и прилег от­дохнуть:

«Вроде бы мы разные люди, но стоит чуть вникнуть, и выясняется, сколько у нас много общего, одинакового! Ка­кого же черта мы постоянно конфликтуем друг с другом и без конца что-то выясняем? Мирно не желаем жить. Мо­жет быть, я так умно стал рассуждать из-за того, что моя ста­рость материально обеспечена и нет желающих со мной конфликтовать? И такое может быть, — вынужден был он признать наиболее вероятную гипотезу. — Чего самому себе брехать-то? Когда твоих детей обидели «козлы», то ты по­чему-то не промолчал и не сдержался, а попер наводить «по­рядок в танковых войсках», — вспомнились ему его со­бственные недавние похождения. Выходит, мы можем здра­во рассуждать и давать советы другим, а как дело касается себя самого, то неизвестно, куда девается вся рассудитель­ность и начинает действовать человек, руководствуясь не разумом, а эмоциями, которые не всегда ведут к добру,» — так думал Лесник, закрыв глаза и находясь в полном покое.

 

ГЛАВА 81.

ИНСПЕКТОРСКАЯ

ПОЕЗДКА

ЛЕСНИКА

Отдохнув с неделю после возвращения из Штатов (а как он «отдыхал» в России от напряженных дел в Америке, мы знаем), Лесник собрался в поездку в Бейсуг. Его интересо­вало, как там Леселидзе управляется с его собственностью, не убыточно ли работает его фирма, возможно, пора дать ему новые указания.

Кроме того, ему необходимо было встретиться с Тихим и узнать у него, сумел он или нет мирно вжиться в новый коллектив, понимают ли его там, подчиняются ли безого­ворочно. При необходимости, определившись на месте, оказать Тихому посильную помощь.

Как и обещал, в поездку с собой он взял Туляка.

Приехав в Бейсуг и застав в своем доме Леселидзе, Лес­ник, уединившись с ним в кабинете, потребовал полного отчета о проделанной работе. Показав хозяину документы, и объяснив ему методику совершаемых хищений, Леселид­зе сообщил:

—  От сотрудничества с Гавриилом Юлиановичем фир­ма «Уникум» получила в этом году шестьсот восемьдесят лимонов чистогана в деревянных.

—  Что так мало?

—   Слишком много ртов на один пирог. Благотвори­тельностью занимаемся.

—    Какая просматривается перспектива дальнейшего сотрудничества с губернатором?

—    Гавриил Юлианович оказался слишком жадным гусем. В начале нашего сотрудничества по своей неопыт­ности он многим своим друзьям-помощникам дал поню­хать и откусить от пирога жирный кусок. Потом, поумнев, отвадил их. По этой причине у него сейчас появилось мно­го врагов и завистников.

— Так что, тебя он тоже обманывает?

—  Меня он не может обмануть, так как свои наварен­ные бабки получает через меня.

—  Это хорошо, а на других нам наплевать. Ты мне не сказал ничего насчет его врагов. Они представляют опас­ность для него?

—  Вроде бы Гавриил Юлианович еще крепко сидит на своем губернаторском кресле, но думаю, что ему недолго осталось на нем протирать себе задницу.

—  Что ты предлагаешь с ним делать? Выручать, помо­гать или втихаря отколоться от него?

—  Пока он в силе и мы у него под покровительством, нам надо тихо самоликвидироваться, чтобы он не успел на нас бочку накатить и задавить.

— Ты хочешь сказать, что компания «Уникум» исчер­пала свои возможности делать бабки?

—   Виктор Степанович, если вы помните, кем была об­разована компания, чем она занималась, кто ее покинул и кто в ней остался работать, то, честно говоря, она из солид­ной фирмы превратилась в бедлам и показательный бардак. Пока на наш счет не наложен арест и не взяли нас за задни­цу, а оснований для этого более чем достаточно, самолик­видация для компании «Уникум» — самый лучший выход, тем более, что сейчас от нас никто не ожидает такого фин­та.

—    Ну что же, поверю твоей дальновидности и чутью, разрешаю тебе заняться самоликвидацией. Но ты ее должен так провернуть, чтобы по документации у власти к вам не было никаких претензий.

—  Я к такому исходу заранее готовился, поэтому про­блем с документами не будет. Только Гавриилу Юлианови­чу может не понравиться наше решение.

—    Как только вы самоликвидируетесь, то обрубим все концы и я чихал тогда на его лысину в сортире через очко. Мы научили его делать бабки, а такого дойного «козла», как «Уникум», он всегда себе найдет и через него продолжит прокрутку своих операций. Мы же не собираемся и не бу­дем ему мешать. Но когда его плот начнет тонуть, то нас уже не будет в его компании. Вовремя остановиться и смыться — очень тонкая наука. Насколько у тебя хорошее чутье, я скажу и оценю позже, когда плот нашего губернатора пере­вернется, а пока от похвалы и награды воздержусь.

—  Да я вам все это сказал, Виктор Степанович, не для того, чтобы вы меня хвалили, а потому, что не хочу через «Уникум» приносить вам неприятности и убытки.

—   Молоток! Так действуй и дальше, —- все же похвалил Лесник своего помощника.

—   Виктор Степанович, мне гробить «Уникум» не жал­ко, но в нем сейчас подобралась такая козырная кадра де­вок, что другую такую не соберешь во всем городе.

—  Сколько у тебя таких козырных девок числится?

— Дюжина!

—  Ни хрена себе, какой гарем ты себе сварганил! — уди­вился Лесник.

—   Виктор Степанович, я подбирал их не для себя, а в интересах компании «Уникум», иначе бы фирма уже давно вылетела в трубу, а она все-таки еще копошится.

—   Не спорь со старшими, когда они говорят. Умению слушать тоже надо учиться. Я тебя учу жизни, а не препирательству. Усек?

—  Понял!

—    Сегодня вечером соберешь тут всех своих птах. Я посмотрю на них, действительно ли они стоят того, чтобы брать их с собой в дальнейший совместный полет к светло­му будущему.

—  О каком светлом будущем вы говорите? Может, расскажете мне, если это не секрет, — попросил Леселидзе.

—   Ты о нем в свое время узнаешь, а сейчас тебя вво­дить в свои планы у меня времени нет.

—  Ну что же, будем ждать, — несколько обиженно про­изнес Леселидзе.

Лесник на его обиду не обратил внимания:

—   Я сейчас со своим шофером отлучусь в одно место. С тобой останется мой товарищ Туляк. Пока я буду отсут­ствовать, ты его покорми и так организуй его отдых, чтобы он не скучал. Пускай Туляк сам лично убедится, что твои пташки хоть что-то умеют делать... Да, чуть не забыл тебе сказать. Мыс Туляком останемся в вашем городе ночевать, так ты не забудь забронировать нам с ним хороший номер на двоих.

—  Без каких-либо проблем, — заверил хозяина испол­нительный директор.

Оставив Туляка в своем доме на попечение Леселидзе, Лесник поехал в гости домой к Валету, поскольку у него имелся один вопрос, без разрешения которого он не мог вести разговор с Леселидзе о своих предстоящих планах. Именно из-за этого он на интересующий Леселидзе вопрос не пожелал в свое время ответить.

Для Валета приезд его друга к нему домой был прият­ной неожиданностью. Его жена Галина Ивановна стала хло­потать над разными закусками. Понимая ее желание сде­лать приятное гостю, Лесник не стал отказываться от пред­лагаемых угощений.

Пообедав и пригубив коньяк, Лесник, оставив Галину Ивановну на кухне убирать со стола посуду, вместе с Вале­том прошел в зал. Там они присели за стол, и Лесник стал задавать товарищу вопросы, ради которых он приехал к нему:

—   Как там твой Сергей поживает на новом месте?

—  Хорошо!

—  Ну а как у него дела складываются с молодой женой?

— Отсюда не видно, но жалоб от нее на него пока нет.

—  Внук не болеет?

—  Пока бог миловал.

— Сергей думает сюда в Бейсуг возвращаться работать или нет?

—  Кто его знает. У молодежи ума сейчас больше, чем у нас, поэтому в свои планы нас не посвящает и с нами не советуется.

— Так ты что, совсем не в курсе его дел?

—  Нет, почему же. Я знаю, что он на Западе сейчас за­нялся каким-то бизнесом и довольно серьезно в него залез.

—  Ну и как успехи, есть или нет?

—   Если у него дома все получалось, то, как он мне го­ворил, там ему работается гораздо легче. Послушай, друг милый, а чего это ты вдруг все пытаешь и пытаешь меня о сыне? Почему он тебя так интересует?

—  Видишь л и, я думал, что к моему приезду к тебе в гос­ти Сергей уже возвратится домой с Мальты. Я хочу тут у вас в бывшей его компании «Уникум» открыть игровой бизнес, то есть казино. Твоего Сергея я имел намерение поставить управляющим всем этим хозяйством.

—  Мой Сергей на такую роль в твоем бизнесе не согла­сится.

—  Почему?

—  Он любит самостоятельность, чтобы независимо ни от кого делать свои деньги.

Сообщение Валета не обидело и не расстроило Лесни­ка:

—   Вот это как раз я и хотел от тебя услышать. Значит, мне придется на место управляющего подыскивать другую кандидатуру.

—  С чего это вдруг ты вздумал заняться игорным биз­несом?

—  Я был в столице у Душмана в его казино. Видел, ка­кие он через такое заведение делает себе бабки, и понял, что у меня тут есть все условия, чтобы тоже так развернуть­ся. В вашем городе я буду пионером по открытию казино. Дурные, неучтенные деньги рекой побегут мне в карман.

—  Лесник, ты уже не ребенок и давно должен понять, что по-дурному людям деньги в карман не бегут рекой, за них надо пахать. Большие бабки, если твое казино будет их тебе давать, могут породить кучу врагов. У нас с тобой не тот возраст, чтобы ботаться и отмахиваться от них.

—  Знаешь, Валет, что я тебе скажу? Каждый человек по жизни выбирает высоту своего полета. Я не могу сейчас па­дать и ползти, как пресмыкающееся. Я даже испытываю удовольствие, что вокруг меня бурлит, как много лет тому назад, опасная и интересная жизнь. Ты, Валет, всегда был осторожным человеком. За меня можешь не переживать. Я твой вариант предусмотрел, принял меры предосторожнос­ти, а поэтому лая мелких шавок не боюсь.

—   Что-то ты, Лесник, распетушился, как молодой? — такое обращение в адрес Лесника мог позволить себе толь­ко такой человек, как Валет, друг детства Лесника, которо­му многое позволялось и прощалось. — Бравадой меня не удивишь. Ты мне не чужой. Чтобы я за тебя не переживал, объясни мне по-человечески, какие меры предосторожнос­ти ты предусмотрел и предпринял в отношении своей за­щиты.

—   Как ты знаешь, сейчас в нашем городе держит верх Тихий со своими подручными. Я попрошу его с кодлой за­няться охраной моего казино. Как официально, так и не­официально. Конечно, мне придется с ним делиться частью выручки от казино, но зато безопасность и бесперебойность работы моего заведения будет железно обеспечена.

—  Ну, если у тебя так будет организована работа в ка­зино, то действительно, тебе нечего бояться разных поползновений на себя. Ты, как всегда, все далеко вперед про­сматриваешь. Только мне все равно не понятно, зачем тебе все эти новые хлопоты? Неужели у тебя на старости лет мало скопилось бабок, что ты боишься в одно прекрасное время остаться без куска хлеба в руках?

—  Эх Валет, Валет, хороший ты мне друг, но без боево­го запала, а поэтому твой порох не горит. Ты бери пример со своего сына. Ведь деньги делать не каждый может. Я их умею делать. Под моим руководством и у детей в этом пла­не пока неплохо получается, но с моей смертью они могут растеряться. Вот я и хочу до того, как откинуть копыта, так насытить детей бабками, чтобы потом у них подольше не было никаких проблем.

—  Ты, Лесник, действительно, птица не моего полета, а поэтому не будем больше толковать о твоих проблемах. Лучше расскажи мне, как сложилась твоя поездка в Амери­ку.

Лесник, не удержавшись, похвастался другу своими похождениями в Нью-Йорке, особенно смачно и подроб­но рассказал о слепой массажистке и о том удовольствии, которое он получил от ее услуг.

—  Я часто бываю в столице у свата Душмана. Мыс ним регулярно посещаем Сандуновские бани. От их посещения я всегда получал истинное удовольствие. Считал, что там для отдыха мужчины все есть. Теперь же убедился, что в них не хватает голых слепых массажисток. Если администрация Сандуновских бань заведет их у себя, то этим баням не будет никакой конкуренции в мире...

Слушая дружка; Валет с завистью вынужден был кон­статировать:

«Хоть я с Лесником вместе рос и всю жизнь шел с ним рядом, мы сейчас с ним — совершенно разные люди. Легко ему со всеми его бабками удовлетворять свои прихоти. Мне бы такое и в голову не пришло. Мои интересы определяются моими возможностями, поэтому по некоторым момен­там я его теперь просто перестал понимать.»

От Валета Лесник вернулся к себе в гостиницу, где его, помимо Леселидзе и Туляка, ждал Тихий.

 

ГЛАВА 82.

ПЛАНЕРКА

АВТОРИТЕТОВ

Возвратившись в гостиницу от Валета, Лесник по бод­рому и веселому поведению Туляка понял, что приемом, устроенным ему Леселидзе, тот вполне доволен.

— Организуй нам в ресторане стол на четыре персоны. У нас там будет долгий и интересный разговор. Но чтобы все было на высшем уровне, — распорядился Лесник, об­ращаясь к Леселидзе.

Тот удалился выполнять поручение хозяина. Когда они остались втроем, Лесник поинтересовался у Тихого:

—  Ну как, Игорь Николаевич, прижился на новом мес­те, никто не мешает тебе?

По добротному черному шерстяному костюму на Ти­хом и по его ухоженному виду Лесник уже без своего во­проса, заранее, знал, что ему ответит Тихий, но правила приличия и уважения к человеку требовали выполнения такой формальности.

—  Как в Вене! — беспечно ответил ему Тихий.

—  А как жизнь в Вене? — давая возможность Тихому схохмить, спросил его Лесник.

—  Сам сухой, а хрен в пене...

Лесник с Туляком улыбнулись. Эти авторитеты пре­ступного мира за свою жизнь слышали много разных отве­тов на привычное обращение в начале разговора: «Как жизнь?» Каждый, кто не хочет отвечать по существу на этот прямой вопрос, пытается уклониться с помощью какой- нибудь забавной отговорки, стараясь, чтобы она была ори­гинальной и интересной.

Сам Лесник знал и помнил массу ответов на вопрос «как жизнь?» — «как в Польше», «как во Франции», «как в Португалии», «как в Дании», «как у курицы в инкубаторе», «как у генеральского погона», «как у картошки», «как в море», и множество других, а вот как люди живут в Вене, ответа Лесник не знал, а поэтому со своей репликой не стал тянуть, чтобы и в данном моменте обогатить свои знания.

—  Короче, все идет путем, по делу, братва приняла меня таким, какой я есть.

— Даже и стычек ни с кем не было? — усомнился Лес­ник в искренности его ответа.

—  По мелочевке некоторые фраера пытались быть глу­хими и непонятливыми, пришлось им локаторы прочистить и дать накрутку. Сейчас вся кодла твердо находится под моим началом.

—   Как тебе удалось так быстро подмять ее под себя?

— Я нескольких толковых полосатиков, после того, как они откинулись от хозяина, избывшей своей академии взял к себе под крыло. Ну, а уж они в отношении меня постара­лись раскрыть глаза, кто я есть и что из себя представляю, своему новому окружению.

—  Понял, Туляк, как надо себе рекламу делать? — свое­образно похвалил Тихого Лесник. — Ну, а как с бабками у тебя обстоят дела?

— Ты же знаешь, Лесник, что с ними всегда была, есть и будет нехватка. Но обижаться не приходится. У нас у всех утробы ненасытные...

В кабинет возвратился Леселидзе, прервав беседу. Он пригласил хозяина и гостей к ужину.

Усаживаясь в ресторане за стол, Лесник с удовольстви­ем отметил, что Леселидзе действительно постарался бога­то и со вкусом сервировать стол. За свою долгую трудную жизнь Лесник пришел к выводу, что лучше грузина за столом тамады нет. Не изменяя своего мнения, он, обращаясь к Леселидзе, произнес:

—    Мы тут сейчас собрались не только выпить и закусить. У нас тут будет долгий деловой разговор. Мы можем заболтаться и забыть о своих животах. Поэтому ты назна­чаешься тамадой, смотри, как только мы слишком увлечем­ся беседой и в ней далеко уйдем от твоего пиршества, то ты должен будешь возвращать нас на бренную землю и за этот богатый стол.

—   Не беспокойтесь, дорогой Виктор Степанович, я не забуду вовремя вам напоминать о наших обязанностях и нашем общем священном долге, к которому взывают эти благоуханные, вкусные блюда, чтобы ни одно из них не оби­делось на нас за невнимание к себе. Я могу приступать к своим функциям?

— Давно пора, — подзадорил его Туляк.

Балагуря и шутя, в соответствии со своими желания­ми, сидящие за столом стали пить спиртное и дегустиро­вать блюда. Лесник, заметив, что первый голод его друзья успели утолить и уже готовы к деловому разговору, произ­нес:

—  Мне сегодня Яков сообщил, что компания «Уникум» заболела, выдохлась и на нее в дальнейшем не стоит делать ставку. Учитывая, как складываются дела, он мне посове­товал не тратить бабки на ее лечение, а втихаря самоликви­дироваться. Я согласился сего рекомендацией, поэтому бу­дем считать, что судьба «Уникума» уже предрешена.

—  Так что, твоя компания покатилась к банкротству? — поинтересовался у Лесника Тихий, который искренне переживал за благополучие друга.

—    Моя компания задницей ловила золотую рыбку в мутной воде. Все было хорошо, но сейчас сложилась такая ситуация, что если мы и дальше будем светить голой задни­цей, то можем стать голубыми. Чтобы такого не случилось, надо вовремя заканчивать рыбалку. Мы с Яковом именно так и поступили, — довольно туманно, но вполне понятно для сидящих за столом, объяснил Тихому сложившуюся для себя в «Уникуме» ситуацию Лесник.

—   Ну, если дело обстоит так, то ничего страшного, — успокаиваясь, удовлетворенный данным пояснением, про­изнес Тихий.

Туляк, малыми дозами попивая спиртное, в беседу с Лесником не вступал, так как тема разговора была от него далека и его не очень интересовала. Тем временем Лесник продолжал развивать свою мысль:

—  С ликвидацией «Уникума» в моем доме освобожда­ется весь первый этаж. Что вы мне посоветуете делать в пус­тующих помещениях?

—  Может быть, сдадим их в аренду какой-нибудь дру­гой фирме? — выражая беспокойство за «хозяина», предло­жил Леселидзе.

—  Твое предложение не пойдет, поскольку от аренды помещений практически не будет путевого навара.

—  Тогда я не знаю, что еще можно было бы вам пред­ложить, — признался Леселидзе.

—  В столице я был в гостях у своего свата Душмана. Он, как и я, законник, и все время держал ресторан. А сейчас, раскрутившись, сделал к нему путевую пристройку, в кото­рой открыл казино. Рулетка, игральные автоматы ему при­носят прибыли больше, чем ресторан с гостиницей, вместе взятые. Почему бы нам всем не подключиться к такому азартному виду бизнеса? Тебя, Туляк, мое предложение до­лжно тоже заинтересовать. Если Душману для казино при­шлось делать пристройку к ресторану, то у меня под казино можно отвести весь освободившийся от компании «Уни­кум» первый этаж дома.

Как только Лесником были затронуты личные интере­сы Туляка, тот перестал пить и жевать, и, превратившись в слух, даже счел нужным вступить в беседу:

—  Идея ваша, Степанович, толковая, но мы же с тобой в игорном бизнесе бараны, а поэтому можем в любой мо­мент вместо того, чтобы обогатиться, вылететь в трубу, — осторожно заметил Туляк.

— Ты прав, даже горшки надо уметь делать, а игорный бизнес гораздо более сложная наука, ее надо внимательно изучать и осваивать.

—  Идея хорошая, вот только где мы найдем себе таких учителей? — с сожалением вздохнул Туляк.

— Душман при фирме открыл трехмесячные курсы под­готовки дилеров и крупье. Владельцы казино на такие кур­сы направляют парней от восемнадцати до двадцати пяти лет, не старше.

—    Почему хозяева казино доверяют быть дилерами и крупье таким щенкам? Если на их место посадить сорока­летних и постарше, то они лучше будут смотреться за сто­лом, — заметил Тихий.

—  Крупье за столом приходится ворочать в голове круп­ными цифрами. В молодом возрасте такие операции совер­шаются гораздо быстрее и точнее, чем в твоем.

— Понятно! — услышав объяснение, согласился Туляк.

—   Нам с вами такие курсы заканчивать не надо. Если мы решимся открывать свое казино, то на его руководство наймем управляющих, но в общих чертах мы все равно до­лжны будем знать всю работу заведения.

—   Ваш сват соглашается принять на обучение наших будущих крупье?

—  Конечно! — заверил Туляка Лесник.

— А где мы возьмем необходимый инвентарь для кази­но?

—  Я берусь его достать как для себя, так и для тебя, но только с одним условием.

—  Каким?

— Для тебя инвентарь я буду доставать за твои бабки.

— Само собой разумеется, — улыбнувшись, поняв шут­ку, согласился Туляк. — Жаль, что обучение на курсах на­ших будущих дилеров-крупье займет много месяцев. Вы хоть объясните мне, чем отличается дилер от крупье, — поп­росил он Лесника.

— Дилеры работают за столами, где режутся в карты, а крупье работают с посетителями, которые играют в рулет­ку.

—  Как я понял, вы, Виктор Степанович, уже взвесили все «за» и «против» и решили открывать свое казино, пос­кольку ваше ознакомление с ним у Душмана вас не разоча­ровало?

—    Да, я решил бесповоротно открыть в этом городе свое казино.

—  Тогда я, полагаясь на ваше чутье, подписываюсь на участие в новом виде бизнеса, — смело заявил Туляк. — Яков, ты что-то хреново свои обязанности тамады выпол­няешь! По-моему, стоит по рюмочке пропустить за толко­вое предложение Степановича.

Леселидзе посмотрел на Лесника с немым вопросом, соглашаться ему с мнением Туляка, или нет.

— Я думаю, что наше решение с Туляком стоит обмыть, — произнес Лесник.

Выпив шампанское и закусив, Лесник, обращаясь к Тихому, поинтересовался:

—  Игорь Николаевич, ты чего нос повесил?

—  А с чего мне его задирать? Кто-то имеет реальный шанс убить медведя, а мне с него хотя бы клок шерсти.

—    Не переживай, дорогой, я и о тебе подумал, чтобы ты тоже на нашем деле мог немного подзаработать.

—   Вот этот разговор мне больше по душе, — оживля­ясь, воскликнул Тихий.

—   Если Туляк в нашем городе откроет казино, то ему ничьего рэкета не надо бояться, так как у него есть арха­ровцы, которые не дадут его в обиду. Мой Яков тут может один развернуться, но сразу же найдутся желающие, кото­рые захотят его доить, Я могу этому помешать, но из-за ка­зино сюда переезжать не собираюсь. Вот тут ты, Игорь Ни­колаевич, ему со своими парнями и понадобишься. Ты ему дашь на постоянную работу хороших вышибал, чтобы в зда­нии казино был полный порядок и чистота, чтобы они раз­ную шушеру в игровой зал не пускали. И ты же со своими парнями будешь от него отваживать и брать на себя накаты разных лихачей. За такую твою помощь я буду с тобой де­литься частью своей выручки. В казино правилами предус­мотрено и узаконено, что владелец имеет перевес над игро­ками в семь-двенадцать процентов, то есть мы с тобой, Ту­ляк, открываем безпроигрышный бизнес для себя. О точ­ной сумме для Игорь Николаевич или о проценте отчисле­ния в его пользу пока мы не будем говорить, так как еще не знаем, сколько ведер молока будет давать корова. Мыс то­бой на эту тему поговорим потом. Обрати внимание, что часть твоих парней окажется у меня на довольствии, что для тебя тоже немаловажно. Как говорится, баба с возу — ко­быле легче.

— Такой расклад начинает мне нравиться.

— Тебе, дружище, придется иметь плотный и постоян­ный контакт с Яковом.

—  Зачем?

—   Кто-то из игроков, получив большой выигрыш, мо­жет пожелать получить у него охрану для доставки своего капитала к себе домой. Яков обращается к тебе, и ты вы­полняешь эту работу с помощью своих парней. Вот тебе еще один источник новых денег. Только учти, твои парни не должны грабить моих клиентов. Если они ограбят хотя бы одного-двух, то тем самым отобьют у игроков желание при­ходить в казино играть под интерес. У нашей с тобой буду­щей фирмы не должно быть на лицевой стороне ни одного грязного пятна.

—    Так что, выходит, мы не имеем права щипать ни одного счастливчика? — удивился Тихий?

—  Вот именно! Только так казино может завоевать по­пулярность у потенциальных игроков. Его авторитет при­влечет к нам новых игроков.

— А какой понт нам его иметь, если не будет навара?

—  Чем больше игроков будут приходить и играть в ка­зино, тем больше они там будут оставлять денег. Вот он — мой навар, а все остальное будет являться необходимыми издержками производства. По этой части проведи инструк­таж со своими кадрами, чтобы они забыли о своей инициа­тиве, не грабили клиентов и работали так, как от них требу­ют наши условия, — посмотрев на Леселидзе, Лесник заме­тил, что тот его слушает не совсем внимательно и он чем-то озабочен своим. — Яков, что у тебя сейчас лицо какое-то кислое? — удивившись, поинтересовался он.

— Я вот только сейчас подумал и пришел к выводу, что моя кандидатура в управляющие вашим казином не самая подходящая.

—  С чего вдруг ты это взял?

—   Когда известный вам губернатор узнает, что моими стараниями ликвидирована компания «Уникум», то ему, безусловно, моя инициатива не понравится. Он на меня станет точить зуб. Если же я уеду к себе на завод директор­ствовать, он на мне выместить свою злобу не сможет. Если я останусь в городе работать в казино управляющим, то у нашего «лучшего друга» появится желание почаще «спус­кать полкана» на меня. Казино без конца будут потрясать визиты ментов, разные проверки, внезапные ревизии и дру­гие неприятности, какие ему только в голову придут.

Слушая Леселидзе, Лесник счел его доводы вполне обоснованными. В его плане война с губернатором города не была предусмотрена.

—  Твой самоотвод мною принимается. У тебя есть кан­дидатура на твое место в казино?

—    Если бы вы, Виктор Степанович, предложили эту должность моему отцу, то я думаю, что он бы справился не хуже меня со своими обязанностями, и уверен, что он от нее не отказался бы.

— Такую должность ему в казино я предложить не могу, — не задумываясь, ответил Лесник.

—  Почему вы не хотите взять его к себе управляющим?

—   Потому, что он в прошлом был судим и оттянул боль­шой срок у хозяина. Управляющий казино должен быть с незапятнанной никем и ничем репутацией. По-видимому, мне придется на должность управляющего взять толкового юриста, чтобы он мог и с людьми говорить, и знать закон, который защитил бы меня от разных обязательных государ­ственных поборов. Короче, это уже моя проблема и я ее по­том не спеша решу сам, — время есть. Но кого мне теперь поставить директором на твое место? — озабоченно произ­нес Лесник.

—   Виктор Степанович, я считаю, что проблемы с на­значением нового директора на мое место у вас не должно быть, — небрежно заметил Леселидзе.

— Ты так запросто об этом судишь только потому, что моя проблема тебя уже не касается.

—  Вы не правы, Виктор Степанович, все просто объяс­няется... Я хочу сказать, что работа в ресторане и в гости­нице так налажена, что надобность в директоре там мини­мальная. С его функциями там может справиться любой.

—  Ты мне это говоришь на полном серьезе? — внима­тельно посмотрев на Леселидзе, поинтересовался Лесник.

—  Отвечаю! — заверил его тот.

—  Ты хочешь сказать, что с обязанностями директора может справиться действительно любой?

—  Конечно!

—    Игорь Николаевич, как ты смотришь на то, чтобы стать директором ресторана и гостиницы? — обращаясь к

Тихому, удивил Лесник того своим вопросом.

—  А зачем оно мне?

— У тебя как человека, которым очень здорово интере­суются работники милиции, должно быть хорошее офици­альное прикрытие. Чем должность директора ресторана и гостиницы тебе не подходит? И за такое прикрытие я тебе еще бабки буду платить. Если ты примешь мое предложе­ние, у тебя с будущим управляющим казино будет самый что ни на есть тесный контакт. Да и для общения тебе со своей бригадой лучшего места, чем ресторан, не найти.

Эти доводы для Тихого были настолько убедительны, что он против них не стал спорить.

—  Я же в должности директора ни бельмеса не секу, — только и смог он сказать.

—   Я вам все, что надо, покажу. С кем надо познако­миться, познакомлю, — лишая Тихого последней защиты, заверил его Леселидзе.

—   Ну что, Игорь Николаевич, принимаешь мое пред­ложение или нет? А то раздумаю, — довольный, что у него так легко решилась еще одна проблема, поинтересовался у Тихого Лесник, улыбаясь..

—  Ты же сам сказал, что я у ментов на особом учете. Как они посмотрят на такое мое назначение?

—  Я хозяин всей этой богадельни, — сделав руками кру­говое движение около головы, заявил Лесник, — а поэтому кого хочу, того и принимаю к себе на работу. Я сам себе указ. Ну что, Леонид Викторович, будем обмывать твою новую должность или она тебя не устраивает, и «пахать» ниже, чем в думе, нигде не хочешь?

Тихий молча взял в руку свою рюмку. Туляк взял бу­тылку с Аралиевой водкой и стал наливать янтарную жид­кость в рюмку. Сидящие за столом последовали примеру Тихого. Так Леснику удалось ублатовать Тихого стать чле­ном своего «трудового коллектива».

После завершения официальной части, когда пробле­мы открытия казино были в основном решены, Лесник, сославшись на усталость, ушел отдыхать в гостиницу в свой номер. Туда его пошел проводить Леселидзе.

Проводив хозяина в номер, Леселидзе вновь вернулся в ресторан, где вместе со своими новыми друзьями продол­жил приятное застолье.

Вечером, после того, как Лесник отдохнул, согласно его пожеланию, Леселидзе собрал у себя в кабинете девушек, состоящих в штате компании «Уникум».

Внешне девушки все были разные. Одни выше, другие ниже ростом, одни полные, другие не совсем. Их объеди­няло то, что все они были аппетитно соблазнительными, красивыми и за словом в карман не лезли. Специфика «ра­боты» отложила на них свой отпечаток. Они были раско­ванными, и, безусловно, их тела были для Лесника доступ­ными, но они его не интересовали. Девушки кокетничали, хохотали, заигрывали, но их потухшие глаза не могли за­ставить его поверить, что он как мужчина представляет для них интерес, а поэтому ни одна из девиц не могла увлечь его собой даже кратковременно. Он смотрел на них как на рабочих лошадок, необходимых для ведения подсобного хозяйства. Девушки, безусловно, это понимали, а поэтому платили ему послушным равнодушием.

Лесник не считал для себя нужным посвящать их пре­ждевременно в свой план ликвидации компании «Уникум», так как не исключалось, что данная информация быстро станет известна губернатору, чего он, безусловно, допустить не мог. После обмена с девушками приветствиями, он им сообщил:

— Я в вашем городе собираюсь открыть казино. Для привлечения в него богатых клиентов и для его обслужива­ния мне нужны будут такие красавицы, как вы. С вашими данными, опытом и пониманием жизни. Работая в компа-

НИИ «Уникум», вы убедились, что труд ваш по достоинству оплачивается. С вашей помощью компании удалось заклю­чить много выгодных договоров с нужными людьми. Вы — мои проверенные и надежные помощники. Каждая из вас знает многих потенциальных клиентов казино. С некото­рыми из них вы и по настоящее время не порвали своих «творческих связей», — улыбнувшись, пошутил Лесник. — Я предлагаю вам уволиться из компании «Уникум» и пос­тупить ко мне на работу. Формально одни из вас будут при­няты на работу в гостиницу, другие — в ресторан, а третьи — в казино. Но вы там будете только числиться, ваша глав­ная задача будет заключаться в привлечении игроков в ка­зино, то есть вы будете заниматься вольной охотой. От того, как вы удачно будете охотиться на своих «зверей», у вас и зарплата будет колебаться от одного до нескольких лимо­нов в месяц...

Его предложение девушками было встречено с интере­сом и породило массу вопросов, на которые ему пришлось давать исчерпывающие ответы. В частности, одна толстуш­ка с развитыми формами, которую он про себя назвал Пон­чиком, резонно заметила:

—   Виктор Степанович, всем нам понятно, что мы до­лжны приводить в казино кавалеров не для того, чтобы они в нем обогащались за его счет, а для того, чтобы они дели­лись с нами частью своих бабок. Может так получиться, что некоторым из них не понравится, когда их обыграют. Ви­новниками своего несчастья они могут посчитать нас и по­бить за это. А быть постоянно битыми никому из нас не за­хочется! Вы что-нибудь думаете предпринять в смысле на­шей безопасности?

—  Молодец, Юля, хороший вопрос задала нашему пат­рону, — заметила одна из подруг толстушки.

— Для охраны казино и для сопровождения домой из казино игроков, выигравших у нас приличные бабки, я при­му на работу крутых парней, которым поручу обеспечивать вашу личную безопасность. Только вы заранее должны их предупреждать о возможных, ожидаемых вами неприятных поползновениях ваших клиентов.

—  Оказывается, наша работа будет опасной? — удиви­лась высокая красавица с обесцвеченными волосами на го­лове.

—    В течение месяца все поймут, что у вас надежная крыша от казино, а поэтому связываться со мной, чтобы обидеть вас, желающих не будет, — успокаивая девушек, заверил их Лесник.

Удовлетворенные ответами на свои вопросы, девушки единогласно решили перейти работать из «Уникума» в ка­зино.

 

ГЛАВА 83.

КАЗИНО «САМЕЙ»

Расходы на приобретение для казино необходимых иг­ральных автоматов, рулетки, специальных столов и друго­го инвентаря были столь велики, что Леснику, несмотря на неограниченные материальные возможности, пришлось бы очень туго и ни за что бы не справиться с задачами, кото­рые необходимо было решать. Положение осложнялось еще и тем, что их нужно было решать за три-четыре месяца. Но благодаря активной помощи сына Антона, Душмана, при­ехавшего в Бейсуг лично помогать свату, а также друзей и подхалимов, Лесник успел подготовить открытие казино ко времени возвращения его сотрудников после окончания курсов дилеров и крупье в Москве при казино Душмана.

По совету Душмана, он свое детище назвал «Самей». Управляющим в казино, или, как на Западе их называют, менеджером, Лесник взял бывшего судью Дрогало Андрея Геннадиевича, которого вместо того, чтобы привлечь к уго­ловной ответственности за очевидную, легко доказанную взятку от ответчицы, руководство областного суда сумело уволить с работы по собственному желанию.

Имеющиеся связи Дрогало в системе правоохранитель­ных органов, его знание действующего законодательства давали Леснику основание считать, что на новом месте он будет незаменимым работником и справится со всеми воз­ложенными на него обязанностями.

Лесник надеялся, что Дрогало найдет общий язык с Тихим и их взаимодействие будет плодотворным. Так оно и получилось в будущем, но мы пока на нем не будем оста­навливаться, так как не стоит забегать вперед.

Ко дню открытия казино Лесник приурочил эстрадный концерт на сценической площадке с участием популярной и известной на всю страну певицы Аделлы в сопровожде­нии не менее известного музыкального ансамбля под уп­равлением Лени Фридмана.

Конечно, Леснику пришлось выбросить круглую сум­му на оплату услуг артистов, но зато открытие им казино «Самей» не осталось незамеченным богатыми людьми города, решившими побывать на этом концерте.

Некоторые из них в первый день открытия казино рис­кнули попытать счастья во всех видах азартных игр. Дру­гая, большая часть толстосумов, предпочла пока остаться в стороне в качестве зрителей. Одни из них осторожничали, другим жены не позволяли вступать в игру. По тому, как зрители завидовали счастливчикам, сумевшим выиграть крупные суммы денег, можно было не сомневаться, что ос­новная часть сегодняшних зрителей, находящихся в кази­но, завтра станут его игроками. Для этого в казино им были созданы соответствующие условия.

В зависимости от материальных возможностей игроков денежные ставки за разными игровыми столами колебались от пятисот тысяч до пяти миллионов рублей.

Первый и последующие дни работы показали Лесни­ку, что он потратился и вложил свои деньги в открытие ка­зино не зря. Этот вид бизнеса оказался, как и предполага­лось, очень прибыльным.

Придя к выводу, что работа его казино наладилась, про­ведя в городе еще неделю, Лесник со спокойной совестью вернулся к себе домой в Тузово.

Однако процветание предприятий Лесника в Бейсуге было замечено не только им самим и его ближайшим окружением, но и другими людьми с криминальными наклон­ностями, не знавшими и не предполагавшими, кто такой Лесник и что из себя представлял Тихий.

Одна из таких спаянных воровских группировок реши­ла урвать себе от прибыли иногородних авторитетов как можно больший кусок пирога. Что у них получится из этой затеи, мы узнаем позже.

 

ГЛАВА 84.

БУДНИ

ТИХОГО

Тихий быстро убедился, что его работа в качестве ди­ректора гостиницы и ресторана нисколько не мешает ему столь же плодотворно осуществлять руководство воровской группировкой. Наоборот, ему стало намного легче и проще встречаться со своими людьми на рабочем месте в рестора­не, где он мог со своими сообщниками обсудить интересу­ющие их «проблемы» за сервированным столом, обслужи­ваемым симпатичными официантками. Если интересы дела требовали, то он мог не только угостить нужного человека «закусоном и выпивоном», но еще дать ему возможность в номере гостиницы отдохнуть с понравившейся ему козыр­ной девочкой.

Такие возможности Тихого не остались незамеченны­ми членами его бригады, которые увидели, что прежние руководители бригады — Леша Тракторист, Лука и сам Эфиоп не имели такого капитального широкого разворота в своей работе, как Тихий. Теперь уже никто не помышлял перечить его приказам. Каждый член бригады старался быть ему полезным, чем Тихий умело пользовался.

За годы своего пребывания в местах лишения свободы Тихий через друзей по несчастью узнал много способов на­сильственного и тайного изъятия как из предприятий, орга­низаций, так и у граждан их собственности. Став вожаком многочисленной бригады, Тихий теперь вынужден был пос­тоянно думать о ее материальном обеспечении. Вот тут-то ему и пригодились те знания, которые он получил в ИТК. Прежде всего он из трех человек создал у себя в бригаде груп­пу разведки, которой поручил, чтобы она создала себе как можно более многочисленную сеть осведомителей, чтобы те питали их разной информацией. Эту информацию они обя­заны были проверять, просеивать, доводить до его сведения при обязательном условии, что она представляет определен­ный оперативный интерес. Насколько важна была для Ти­хого данная работа, можно судить хотя бы потому, что руко­водить тройкой он поручил такому авторитету бригады, как Агафон. Тот было обиделся, что Тихий занимает его такой «чепухой», но спорить не решился. Тихий был не из тех «му­жиков», на которых авторитет Агафона мог повлиять. Толь­ко спустя определенное время он понял, как был неправ в своем первоначальном мнении и даже был доволен, что в свое время сдержался, не показал свою тупость, и не стал пере­чить воле Тихого. Такое его поведение можно было принять за молчаливую поддержку политики бригадира.

Вот и сейчас Агафон, находясь в ресторане, в кабинете Тихого, докладывал ему:

—   Игорь Николаевич, вы, наверное, знаете, что евреи и немцы тысячами покидают нашу страну, чтобы поселить­ся на родине своих предков?

— Довольно много наслышан о такой тенденции. Даже больше скажу, что на родину предков тянет в основном тех, кто успел тут у нас сколотить себе приличный капитал.

—    Вот я как раз о таком немце хочу вам сообщить. В нашем городе, в двухэтажном особняке по улице Гагарина, двести восемнадцать, проживает Лоингардт Таддеус Матисович. Его сын с женой и детьми уже уехали в Германию. Сам глава семейства с женой пока остался в городе, чтобы продать дом и ту громоздкую недвижимость, которую не захотел брать с собой туда. Как мне сообщил нотариус, ра­ботающий на нас, Лоингардт завтра продает дом. В тече­нии нескольких дней освобождает его для новых хозяев и уезжает в свою Германию. Сами понимаете, что у старика сейчас все ценности, которые он решил взять с собой, упа­кованы. Они, по-видимому, не слишком объемные, но цен­ные. Если мы Лоингардта накроем на квартире, то можем облегчить ему багаж и забрать бабки за дом. Тем самым ур­вем приличный куш.

—   Предложение толковое. И мы обязательно должны его провернуть, — однозначно согласился Тихий.

— Я могу сам взяться за осуществление этой операции, — предчувствуя для себя приличный навар, предложил Ага­фон свои услуги.

—  Твоя кандидатура для такого дела не подходит, — категорично, почти не задумываясь, возразил Тихий.

—  Почему? — удивился Агафон такому ответу.

— Потому, что те, кто пойдет надело, не знают, каким образом мы вышли на твоего Лоингардта. Если завалятся по своей глупости, то ментам ничего не смогут сказать об источнике информации. Каждый должен заниматься у нас своим делом. Поэтому то, что ты мне сейчас сообщил, ис­пользовать нужно, но без твоего участия.

—  Не возражаю, — подумав, согласился собеседник.

— Так спокойней всем нам будет.

—  Согласен! — кивнув утвердительно головой, как бы делая для себя надлежащий вывод, произнес Агафон.

После того, как его «заведующий отделом информа­ции» ушел, Тихий пригласил к себе Бояна, получившего кличку от своей фамилии Боянов. В обязанности Бояна вхо­дило руководство пятерками боевиков. Здороваясь с ним за руку, Тихий с улыбкой на губах поинтересовался:

— Игорь Захарович, как ты смотришь на то, чтобы раз­ные фраера вывозили бы из нашей страны свой капитал?

Ирония, юмор, остроты являются постоянными спут­никами воров в беседе между собой и окружающими. Это помогает им выявлять тупых, не понимающих юмора, де­лать о них надлежащие выводы, и одновременно находить контакт с себе подобными индивидуумами.

— Отрицательно! — однозначно заявил Боян.

— Тебе предоставляется возможность хотя бы в единич­ном случае принять участие в ликвидации такой несправед­ливости.

—  В чем моя работа будет заключатся?

—  В нашем городе по улице Гагарина, двести восемнад­цать, обитает пожилой немец Лоингардт с супругой. Они сидят на чемоданах. Завтра продадут дом, после чего ума­тывают в Германию. Безусловно, они от громоздких вещей постарались избавиться, оставив из багажа самое ценное и компактное. Почему бы нам не облегчить их поклажу, от­сортировать себе бабки, драгоценности, а остальное пускай старики увозят с собой?

—  Почему бы хорошим людям и не помочь собраться в дорогу? — улыбнувшись, поддержал идею Тихого Боян.

—  Я тоже такого мнения. Поручи эту операцию пятер­ке Маклака, но предупреди, чтобы обошелся со стариками без крови и увечья. Как никак, а они бывшие наши сооте­чественники. К тому же когда грабеж без мокряка, то мен­ты не так активно занимаются его раскрытием.

—  Все, что ты мне сейчас сказал, я ему передам, — за­верил Тихого Боян.

—   Чтобы избежать разных неожиданностей со сторо­ны Лоингардтов, поручи кому-нибудь из наших ребят, что­бы завтра днем они проследили за их домом.

— Для чего?

—  Когда группа Маклака попрется к ним домой, нуж­но, чтобы она знала всю оперативную обстановку и чтобы ее там не поджидали какие-нибудь сюрпризы.

—  Понятно! Куда им потом доставить добычу?

—   К нам на хазу. Я потом туда сам подъеду. Учти, мы у Лоингардта должны урвать большой кусок. Проследи за тем, чтобы наши «гвардейцы» его не ополовинили.

—  На такую подлянку они не пойдут, но проследить за ними не помешает...

Пока в ресторане Тихий со своими авторитетами зани­мался разрешением своих проблем, Дрогало в казино тоже не сидел, сложа руки...

Работа казино так построена, что все его сотрудники находятся под наблюдением друг друга. За работой крупье, дилеров, да и за игроками внимательно следят инспекторы. Для того, чтобы они лучше выполняли свои обязанности, им за игровыми столами выделяют специальные места на высоких стульях, напоминающих судейские вышки на играх волейболистов. С такого возвышения этим контро­лерам удобнее обозревать зону своего обслуживания. За инспекторами присматривают бригадиры. За бригадирами, в свою очередь, обязан наблюдать менеджер, но и бригади­ры глаз не спускают с вездесущего менеджера. При необхо­димости они свои замечания в отношении менеджера мог­ли доводить до сведения Лесника.

Так вот, один из инспекторов по фамилии Ватрушкин, покинув свой «пьедестал», подойдя к Дрогало, сообщил ему, что дилер Гаврилов Григорий Семенович, по его соображе­нию и наблюдению, вступил в сговор с игроком, дав ему трижды подряд выиграть в покер.

Увидев проходящего мимо него парня с денежными фишками в руках, добавил:

—    Вот с этим игроком он и снюхался. Видать, они по­няли, что я вам сейчас о них докладываю, поэтому игрок заспешил сдавать в кассу фишки, чтобы быстрей получить деньги и смыться из казино.

—  Иди на свое рабочее место, я с ним сам разберусь, — ответил Дрогало своему инспектору.

Казино постоянно охраняли четыре вооруженных пис­толетами охранника. Подозвав к себе двоих, Дрогало ука­зал пальцем на парня, стоящего у кассы, и потребовал:

—  Задержите его и отведите в глухую комнату. Только не забудьте предварительно его обыскать.

—  Что случилось? — поинтересовался у Дрогало один из охранников.

—  Шельмовать вздумал в сговоре с одним нашим диле­ром.

—  Что потом нам с ним делать?

—  Закройте его там на замок. Я потом поговорю с ним.

Дав указания охранникам в отношении игрока, Дрога­ло, подойдя к Гаврилову, произнес сердито:

— Зайди ко мне в кабинет!

Гаврилов был двадцатитрехлетним, среднего роста, ху­дощавым, с длинными русыми волосами, перетянутыми на затылке резинкой, неприметным парнем. Его единствен­ным жизненным успехом было то, что он с отличием закон­чил среднюю школу, хорошо и легко в уме решал матема­тические задачи. Много раз в жизни его губила жадность, но, оправляясь от одной неприятности, он вновь находил способ, чтоб себя наказать. Гаврилову было досадно, что его сговор с товарищем за игровым столом в первый же день был раскрыт Ватрушкиным. Шагая за Дрогало в его каби­нет, Гаврилов, будучи подлым и дешевым по натуре чело­веком, решил менеджеру не признаваться в своем злоупот­реблении и категорически от него отказываться. Однако Гаврилов в силу своей молодости не был настолько подго­товлен к беседе с бывшим судьей, чтобы быть уверенным, что его задумке удастся осуществиться.

Открыв дверь своего кабинета и пропустив в него Гаврилова, прикрыв за собой дверь и присев в кресло, не пред­лагая Гаврилову стул, а вынуждая его стоять перед собой, Дрогало, не повышая голоса, спокойно начал с ним беседу.

—  Григорий Семенович, ты директора ресторана и гос­тиницы знаешь?

—  Игоря Николаевича?

— Да!

—  Знаю!

— Тебе, наверное, известно, что все блатные города у него под каблуком?

—  Знаю!

—  Тогда тебе должно быть хорошо известно, что как казино, так и его интересы охраняют его парни.

— Знаю! — только и успевал отвечать Гаврилов на во­просы Дрогало.

—  А теперь слушай, что я тебе хочу сказать, при этом ни уговаривать, ни убеждать я тебя не стану. Мы тебя рань­ше предупреждали, какая кара ожидает сотрудника казино, если он окажется нечистым на руку. Так вот я тебе сейчас даю выбор: или я сейчас сообщаю Игорю Николаевичу о твоем сговоре с игроком .

—  Но я с ним в сговор не вступал! Три выигрыша под­ряд за столом он сделал случайно! — затараторил Гаврилов, перебив Дрогало.

—   Эту туфту ты можешь говорить своей бабушке. За­помни раз и навсегда — пока я не закончил говорить, не перебивай. Так-вот, когда я Тихому упомяну о твоем пред­ательстве, то он поручит своим орлам поговорить с тобой. После этого разговора ты не только вафлистом и голубым станешь, но они обязательно подстригут тебя под нулевку. Сам понимаешь, что они себе в таком бесплатном удоволь­ствии не откажут. Или я тебя на первый раз накажу тем, что лишу зарплаты на месяц. Выбирай сам, я тебе навязывать решения не буду.

Обрисованная картина предстоящей расправы парня­ми Тихого над ним настолько была реальной, что от страха у него по телу побежали мурашки. Услышав последнее ус­ловие Дрогало, он ухватился за него, как за соломинку, вос­прянул духом и, сразу же отказавшись от недавнего наме­рения не признаваться в своем сговоре с игроком, попро­сил у менеджера с мольбой в голосе:

—  А может быть, Андрей Геннадиевич, на первый раз вы простите меня?

—  Гриша, милый, наше казино только начало работать, и таких засранцев, как ты, на первый раз, наоборот, надо гораздо строже наказывать, чтобы другим из наших непо­вадно было. Прими к своему сведению, и передай другим, мы на подготовительные курсы дилеров и крупье послали новую партию ребят. После их возвращения с курсов мы с такими шустрыми парнями, как ты, будем очень жестко поступать. Более того, будете пулей вылетать из казино, но перед вылетом вам придется оплатить хозяину все затраты, которые он понес, обучая вас новому ремеслу.

—  Спасибо вам, Андрей Геннадиевич!

—  Ты понял, чем вызвано мое снисхождение к тебе?

—  Понял!

—  Сделай для себя надлежащий вывод!

— Обязательно сделаю, Андрей Геннадиевич, — покор­но согласился Гаврилов, полностью подавленный психоло­гическим натиском менеджера.

—  Сейчас пойдешь со мной к своему дружку и напом­нишь ему при мне, что его выигрыш за столом был резуль­татом вашего подлого сговора.

Гаврилов, спасая свою шкуру, точно выполнил требо­вание Дрогало. Разумеется, это его не спасало, Дрогало уже точно определился, что избавится от такого слизняка при первой возможности. Такой возможностью для него было возвращение новой партии крупье и дилеров после обуче­ния на курсах.

Охранники казино, жестоко избив сообщника Гаврилова и забрав у него денежные фишки на сумму один мил­лион двести пятьдесят тысяч рублей, отдали их Дрогало, который сдал их по акту в кассу казино.

После такого сурового воспитательного урока дисцип­лина всех сотрудников казино улучшилась. Одновременно игроки убедились, что их материальные интересы находят­ся под защитой. Беспощадной, но справедливой. Как мы видим, менеджеру Дрогало работы в казино тоже хватало.

В этот же день в девять часов вечера к казино на «де­вятке» подъехала бандитская группа чужаков, состоящая из пяти человек. Самому старшему из них, главарю Пахому, было двадцать четыре года, а самому младшему Чиполлино — всего несколько месяцев тому назад исполнилось восем­надцать.

Группа Пахома несколько раз приезжала из другого района области в Бейсуг присмотреться к работе казино, чтобы в один прекрасный момент внезапно совершить во­оруженное нападение на него и завладеть кассовой выруч­кой. Все члены группы имели пистолеты, кроме этого у бан­дитов имелось два автомата Калашникова.

На счету группы было уже пять бандитских нападений, как на сбербанки, так и на кассиров разных объединений. Наглость, решительность, мобильность и удача сделали группу уверенной во всех своих начинаниях. Кроме Пахо­ма и Чиполлино в группу входили еще Сабур, Перо и Рене­гат, бывший студент-неудачник, отчисленный из юриди­ческого института за неуспеваемость. Из пятерки только Ренегат ранее не был судим, тогда как остальным пришлось побывать «у хозяина» за совершенные преступления и уз­нать зековскую жизнь.

Бандиты подъехали к казино, на их взгляд, рановато. Зная, что казино начинает работу с семи часов вечера и за­канчивает глубокой ночью, они были вынуждены, сидя в салоне автомобиля, вести между собой беззаботную беседу.

Сидя за рулем своей машины, Ренегат, повернувшись боком к сидящему рядом с ним главарю банды, пояснил:

— Знаешь, Пахом, что я тебе хочу сказать?

—  Скажешь — узнаю.

— Своими набегами на разные кассы мы когда-нибудь все сломаем себе шеи.

— Что, очко разработалось, уже преждевременно усрался? — с пренебрежением в голосе заметил тот.

—  Подкалывать друг друга мы насобачились, а вот по- умному потрекать, когда к тому же есть свободное время, иногда серого вещества на чердаке не хватает.

—  Что ты этим хочешь сказать?

—  Мы все знаем, что в этом здании, кроме казино, на­ходятся ресторан и гостиница. А что если нам сесть на пос­тоянное их довольствие? Назначим им таксу, ежемесячно будем приезжать и стричь с них себе купоны. Меньше рис­ка—и будет постоянный источник поступления бабок.

—   Пахом, мне думается, что в предложении Ренегата что-то есть путевое. Не мешало бы его действительно об­мозговать, — поддержал Ренегата Перо.

—  Конечно, его речугу приятно слушать и под нее меч­тать, но мы раньше в таких играх не участвовали. Я не знаю даже, с чего начинать, — искренне признался друзьям Па­хом.

—  Да тут не нужна никакая наука: каждого из трех хо­зяев, — говорящий думал, что казино, ресторан и гостини­ца принадлежат разным лицам, — хватаем за яблочко и да­вим, давим, давим до тех пор, пока он не покорится и не согласится делать отчисления нам от своей выручки, — убежденный в своей правоте, заявил Сабур.

—  Чем сильнее этих козлов запугаем, тем легче они по­том пойдут нам на уступки, — поддержал друзей Чиполлино.

—   Если они согласятся платить нам дань, тогда нам придется дать им свою крышу от наезда на них других на­глецов, — напомнил друзьям Пахом.

—  Само собой разумеется, — согласился с ним Перо.

—   Нас всего пять человек. Если на них наедет более многочисленная кодла, чем наша, то мы не сможем их от нее защитить, — допуская для своей банды впереди такую возможную помеху, заметил Пахом.

—   Ну, если нам перед козырными не удастся устоять, то мы слиняем отсюда к себе домой, и никаких проблем, — высказал свою точку зрения на выход из щекотливой ситу­ации Ренегат.

Перед закрытием казино Пахом, обращаясь к Ренега­ту, сказал:

— Ты у нас интеллигент. Зайди в казино и побудь там в баре. Мы будем за тобой наблюдать. Ты обязан покинуть казино последним посетителем. Твое появление у выхода из него будет для нас сигналом к нападению.

— А как же быть с моей машиной?

— Я ее закрою, а ключи от нее потом передам тебе. Нас мало, а поэтому в операции будем участвовать все, и ты в том числе.

До сих пор участие Ренегата в операциях ограничива­лось обязанностями водителя: своевременно доставить бан­ду к месту совершения преступления на своем автомобиле, а после него быстро вывезти ее оттуда в безопасное место. Удовлетворенный его ответом Ренегат, взяв с сиденья чер­ную шерстяную шапочку, надел ее себе на голову и отпра­вился в казино. Такие же головные уборы были у всех ос­тальных членов банды Пахома, но только разного цвета, в зависимости от вкуса ее обладателя. Эти шапочки были глу­бокие, а поэтому по окружности головы имели несколько заворотов. В случае необходимости эти завороты полностью разворачивались на всю глубину шапки, и она превраща­лась в удобную маску с отверстиями для глаз и рта.

Зайдя в казино, Ренегат не спеша прошел к бару, где заказал себе сто пятьдесят граммов коньяка и купил пачку сигарет. Присев на вращающийся стул, посмотрел на на­ручные часы, спросил у скучающего от отсутствия клиентов бармена:

—   Дружище, как ты считаешь, садиться за игровой стол еще не поздно?

—   Какое там-не поздно, вон видишь, охранники нача­ли выпроваживать из помещения посетителей. Тебе тоже пора присоединяться к ним.

—   Понятно! — цепко окидывая взглядом зал, докури­вая сигарету, произнес Ренегат. Видя, что по его расчетам, он может стать последним посетителем казино, он опроки­нул рюмку коньяка себе в рот и присоединился к последне­му посетителю, покидающему помещение.

Из четырех охранников, ранее им замеченных в казино, трое сопровождали их к выходу. Как он ни пытался найти взглядом четвертого охранника, семеня с группой уходящих из казино, так его и не смог увидеть. Более внимательному осмотру мешало движение служащих казино, отработавших свою смену.

Трое охранников, довольные тем, что рабочий день за­канчивается, в предчувствии предстоящего отдыха беспеч­но переговаривались между собой, направляясь к выходу из казино следом за клиентами. Покидающие казино посети­тели вели себя миролюбиво, с охранниками не конфликто­вали, а поэтому ничто не предвещало взрывоопасную ситу­ацию.

Стоило последнему посетителю выйти из помещения на улицу, как неожиданно для охранников, в широко рас­пахнувшуюся дверь в казино ворвались четверо мужчин в масках, у двоих из них в руках были автоматы Калашнико­ва, а у остальных пистолеты. Они быстро обезоружили обес­кураженных, растерявшихся охранников, а всех сотрудни­ков казино согнали в глухой угол, став полновластными хозяевами.

Ренегат, выйдя из казино последним из посетителей, прошел с остальными еще несколько метров, и только убе­дившись, что захват его друзьями казино для любителей азартных игр остался незамеченным и не вызвал у них тревоги, счел для себя возможным вернуться к своим сообщни­кам. Перед тем, как войти в ночное заведение, он отрабо­танным движением руки опустил отворот шапочки налицо. Закрыв дверь казино на запор, он присоединился к осталь­ным членам своей банды. Только бармен, если бы был до­статочно наблюдателен, мог допустить, что его поздний клиент и зашедший последним в казино бандит — одно й то же лицо.

В обязанности четвертого охранника казино входило перед окончанием работы закрывать дверь, ведущую на вто­рой и третий этажи. Посетители ресторана и гости, отдыха­ющие в гостинице, часто проходили через эту дверь в кази­но попробовать свои силы в той или иной азартной игре. Среди игроков они составляли довольно значительную часть. Вот почему администрация казино посетителям рес­торана и гостиницы уделяла особое внимание.

Когда четвертый охранник, находясь у внутренней две­ри, ведущей наверх, собрался уже закрывать ее, в зал во­рвалась вооруженная группа бандитов, которые быстро ра­зоружили его товарищей. Не будучи героем и не желая рис­ковать своей жизнью, он счел для себя целесообразным тихо и незаметно покинуть казино, а дверь наверх закрыть, но только с другой стороны. После этого он быстро поднялся в ресторан и, найдя там Тихого, сообщил ему о случившем­ся на первом этаже дома. Кроме Тихого, в ресторане нахо­дился Боян с пятеркой своих боевиков, которым следую­щей ночью предстояло совершить нападение на семью Лоингардта. До появления охранника семерка преступников планировала, как легче и удобнее осуществить задуманную операцию. Своим приходом и известием о нападении бан­дитов охранник отвлек их от делового обсуждения.

 

ГЛАВА 85.

ШКОЛА

ВОСПИТАНИЯ

ТИХОГО

Сообщение перепуганного охранника о происшедшем внизу нападении у бригадира ни паники, ни нервозности не вызвало. Он бывал слишком во многих переделках и пе­реплетах, чтобы, еще не увидев для себя опасности, пани­ковать. А в данный момент он был в окружении семи во­оруженных сообщников. Сходив к себе в кабинет, Тихий достал из своего сейфа пистолет с патронами, мину с дис­танционным управлением и два радиотелефона. Когда он приобретал эту мину, то не имел конкретной цели и планов ее использования, но знал точно, что она ему обязательно где-нибудь должна пригодиться. Если четыре человека на­пали на казино, то они наверняка залетные гастролеры, поскольку местное хулиганье отлично знало, что он со своей бригадой является крышей всех заведений, разместивших­ся в этом здании. А если они залетные, то у них обязательно должен быть свой транспорт. Так почему не подложить «гостинец» в их тачку? Так думал Тихий, находясь в своем кабинете. Выйдя в зал уже не работающего ресторана, где находились члены его бригады, Тихий, отдав радиотелефо­ны Боя ну, сказал:

— А теперь, друзья, на свежий воздух, но ногами не то­пать!

Выбравшись из здания на улицу, он попросил одного домушника, чтобы тот открыл «девятку» с явно самодель­ными номерными знаками. Когда парень выполнил его тре­бование, Тихий положил в багажник машины мину с дис­танционным управлением, а в бардачок салона радиотеле­фон. Никто из членов его бригады не спрашивал у него, что он делает и для чего. Осуществив свою задумку, Тихий вмес­те с членами своей бригады на двух автомобилях, решил немного отъехать от казино, но, прежде чем осуществить данный маневр, он, достав из кармана пиджака пистолет, трижды выстрелил из него вверх. Отъезжая от казино, он убежденно заявил, обращаясь к Боя ну:

— Сейчас эти гаврики, как миленькие, вывалят из ка­зино.

— Зря мы оттуда уехали. Когда они будут бежать из ка­зино к своей машине, мы могли бы их всех завалить, как куропаток, — высказал Боян Тихому свою точку зрения, как бы он поступил на месте бригадира.

— Чтобы потом менты два года занимались выяснени­ем, кто этих дураков пришил, из какого оружия и имели ли мы разрешение на его ношение, — скептически возразил ему Тихий. — Мы их накажем с большим фейерверком, но с меньшими затруднениями для себя.

Отъехав от казино на расстояние, с которого прекрас­но просматривалась машина налетчиков, а их самих не было видно, Тихий потребовал, чтобы водитель заглушил двига­тель. Их примеру последовала и вторая легковая машина, сопровождавшая их.

Когда Тихий увидел, что бандиты быстро выбежали из главного входа и бросились садиться в машину, то он по радиотелефону связался с казино. Телефонную трубку под­нял Дрогало, который сообщил ему, что налетчики никого не убили, ничего не повредили, но забрали целый мешок денежной выручки за вечер, три пистолета охранников и все деньги и ценности, которые нашли у своих пленников. В свою очередь, Тихий потребовал от Дрогало, чтобы тот о случившемся в милицию до его возвращения не сообщал, а сотрудники казино под страхом увольнения с работы ни­кому не разболтали о случившемся и не уходили домой, поскольку у него есть шанс всем им возвратить похищен­ные вещи и, безусловно, выручку с пистолетами.

После того, как его группа упустила четвертого охран­ника и на улице послышались пистолетные выстрелы, Па­хом понял, что на долгое «сотрудничество» с-руководством казино, ресторана и гостиницы ему рассчитывать не при­ходится. Поэтому, забрав в кассе всю денежную выручку, отобрав деньги и драгоценности у сотрудников казино, Па­хом со своими сообщниками быстро покинул здание и за­нял свое место в машине.

Отъезжая от места ограбления, Ренегат, обращаясь к Пахому, поинтересовался у того:

—  Когда вы покидали машину, вы ее закрывали на за­мок?

—  Конечно, закрывали, — заверил его Пахом.

— А между прочим, когда мы садились в нее, дверца с моей стороны была не заперта. Значит, кто-то до нас в ней похозяйничал. Посмотрите все, ничего у нас не пропало?

Парни завертели головами, оглядывая салон, чтобы обнаружить какую-либо пропажу, но все вроде было на сво­их местах. Пахом, открыв бардачок, увидел в нем радиоте­лефон и взял его в руки:

—  Обокрасть нас не обокрали, а вот эту штучку кто-то зачем-то подложил.

Когда группа налетчиков выехала за город и стала дви­гаться по трассе, они увидели, что следом движутся два лег­ковых автомобиля. В том, что за ними увязалась погоня, Пахом и его друзья не сомневались, так как в два часа ночи движение по трассе транспортных средств практически пре­кратилось.

Неожиданно для Пахома находящийся в его руках ра­диотелефон ожил и стал подавать сигналы. Пахом прило­жил его к уху и услышал:

—   Господа налетчики, как вы видите, вас преследуют две тачки. В них едет десять гавриков, которые не хуже вас вооружены. Мы не менты, а крыша казино. В вашу тачку я заложил зарядное устройство с дистанционным управлени­ем. Я могу в любую секунду отправить вас всех на небеса в рай. Если вы попытаетесь остановить машину без моего разрешения и ее покинуть, то тем самым подпишете себе смертный приговор. Для удобства нашей беседы, а она бу­дет долгой, разрешаю вам только сбавить скорость...

После того, как прозвучало сообщение противника, у Пахома все внутри похолодело. Хорошо, что телефонное сообщение его друзья не слышали. Но ему одному тяжело было нести на себе такую ношу, а поэтому когда Сабур по­интересовался у него:

—   Кто за нами едет и что этот козел тебе трекает по те­лефону?

Пахом охотно поделился с ним и другими бандитами своей новостью:

— За нами канает на двух тачках десяток боевиков, под крышей которых работало ограбленное нами казино...

— Ничего, отобьемся, не в таких переделках бы вал и, — не дослушав Пахома до конца, перебив его, попытался ус­покоить Сабур.

—  Он сообщает, что наша тачка ими заминирована и они могут в любое время ее взорвать вместе с нами.

Эта новость уже вызвала панику среди друзей, которые после оцепенения вдруг решили все разом заговорить:

—  Я же говорил вам, что пока мы были в казино, в на­шей тачке кто-то полазил! Теперь понятно для чего они ос­тавили нам радиотелефон, — сердито произнес Ренегат.

— Хана теперь нам всем, — заявил Сабур.

—  Ренегат, давай, тормози! Будем линять из твоей тач­ки, — завопил Перо.

Когда Ренегат попытался исполнить его требование, Пахом приказал ему:

—  Езжай, как ехали, и не дури. Они мне сообщили, что если мы попытаемся остановиться без их разрешения, то они сразу же, без предупреждения нас взорвут.

Ренегат увеличил скорость движения своего автомоби­ля, понимая, что связываться с Пахомом не стоит, ибо это может им всем дорого обойтись.

— А может быть, наши преследователи нас на понт берут и никакого взрывного устройства в нашей машине нет? — поинтересовался у товарищей Чиполлино.

—   Ну так что, будем останавливаться и проверять на себе, взлетим на воздух или нет? — злой на себя и на всех, не видя выхода из западни, в какую они попали, сердито спросил Пахом.

—    Никаких экспериментов! Как катим, так давайте и дальше валить, — потребовал Сабур.

— Долго мы так будем ехать? Куда потом приедем? Чего им от нас надо? — теряя терпение, истерично выспрашивал у Пахома Перо.

—  Требуют, чтобы мы вернули им все, что взяли в ка­зино и оба наших автомата впридачу, — ответил ему Пахом.

—   Ну, я понимаю, что они хотят вернуть свое, но при чем тут наши стволы?

—  Говорит, что это наша плата им за беспокойство.

—  Вот сволочи, зажали нас, как сопливых фраеров, но, как я понимаю, ловить нам нечего и придется подчиниться их требованиям, — высказал свою точку зрения Перо.

—  А дуры они у нас не собираются забирать? — поин­тересовался у Пахома Ренегат, который испугался, что если они отдадут противнику еще и свои пистолеты, то над без­оружными тот может потом учинить безнаказанную распра­ву.

—   Оставляют нам, — ответил ему Пахом, продолжая слушать и иногда обмениваться словами с далеким собес­едником.

— Сколько нам еще катить на этой бочке с порохом? — чувствуя себя не совсем уютно в автомобиле, едва не плача, спросил Чиполлино.

—    Мы ваше требование принимаем, но я ставлю вам одно условие, — бросил Пахом в трубку. — Я должен убе­диться, что наша тачка вами действительно заминирована...

Выслушав ответ Тихого на свое условие, Пахом сооб­щил сообщникам:

—   Мина лежит в багажнике, и они мне разрешили на нее посмотреть, но никто из вас не должен выходить из тач­ки и пытаться от нее подальше убежать. Все равно до взры­ва не успеет спастись, а наверняка только погубит себя и нас. Если же в багажнике мины не окажется, то мы им за пережитый страх такой дадим бой, что они нас потом долго будут помнить, — заверил всех Пахом перед тем, как поки­нуть машину.

Озабоченные проблемой выживания друзья согласи­лись с его предложением. После полной остановки маши­ны Пахом с радиотелефоном в руках, под светом фар авто­мобиля преследователей, открыв свой багажник, увидел там мину с дистанционным управлением. Красный глазок лам­почки, как бы насмехаясь над ним, постоянно мигал. За два года службы в армии ему приходилось несколько раз видеть такие игрушки.

—  Ну что, дорогой, убедился, что мы тебя не обманы­вали, — услышал Пахом голос в трубке, который отвлек его от невеселых мыслей.

— Да! — выдавил он из себя обреченно.

—   Раз вы остановились, то пойди вытащи из машины добычу, которую вы взяли в казино и два автомата.

— А потом что будет?

—  Мы вас отпустим восвояси.

—  Не обманываешь?

—  Я не такой шутник, как вы, а поэтому моему слову можно верить. Но помни, если вы не вернете всего , что взя­ли в казино, то и я своего обещания выполнять не буду. Усек?

—  Понятно!

Закрыв багажник и вернувшись к своим друзьям по несчастью, Пахом поделился с ними результатом своей раз­ведки. Проинформировал о состоявшемся телефонном раз­говоре.

Как бы молодым бандитам ни хотелось, но они были вынуждены расстаться со своей добычей.

—    Не забудьте проверить свои карманы, может быть, там кое-какие вещицы мужиков под рубчиком затерялись, — невесело пошутил Пахом, признавая свое полное пора­жение в схватке с другой бандой.

Выполняя указания, передаваемые ему по радиотеле­фону, Пахом вытащил из своей машины и положил на трас­су мешок с добычей из казино, сверху положив на него два своих автомата. После этого отъехал от этого места на сто метров и вновь остановился.

После того, как парни Тихого подобрали с трассы «на­ходку», удовлетворенный результатом своей операции, бри­гадир боевиков решил побольше узнать о своем противни­ке:

—  Послушай, парень, вы к какой группировке относи­тесь?

—   Ни к какой, мы вольные охотники, — ответил ему Пахом.

—  Кто навел вас на наше казино?

—  Никто! Оно случайно попало в поле нашего зрения.

—  Извини, но с детства не верю в случайности!

—   Вы ему слишком шикарную рекламу сделали, мы и клюнули на нее!

—   Если вы вот так, по-дикому, по-дурному будете пе­реть без разбора на уважаемых авторитетов, то долго не про­живете и своей смертью не помрете. Не все же ваши про­тивники будут такими добрыми, как я.

—  Мы вашу учебу запомним на всю оставшуюся жизнь,

— заверил Тихого Пахом.

—  Ко мне вопросы есть?

—  Никаких вопросов.

—  Тогда слушай мою команду. Когда закончишь со мной разговор, то радиотелефон положишь на дорогу. Отъ­едешь от этого места метров сто и остановишься. Потом ото­йдешь от машины метров на пятьдесят.

— Для чего и почему Мы должны так поступать?

—  Когда наш человек будет вашу тачку разминировать, она может взорваться. Чтобы никто из вас не пострадал, лучше будет, если вы заляжете в кювете с противополож­ной стороны.

— Теперь все понятно.

— Возьмите из своей тачки на всякий случай все то, что потом может вам понадобиться, если она взорвется, — за­кончил инструктаж Тихий.

Подобрав с трассы свой радиотелефон и увидев пере­бежку через дорогу теней мужчин, давим возможность под­альше отбежать от машины, Тихий замкнул проводку своей адской машины, желая увидеть ее работу в действии. Впе­чатляющей силы взрыв разбросал «жигули» бандитов на десятки метров в разные стороны. Этот фейерверк стал эпи­логом неудавшегося бандитского нападения группы Пахо­ма на казино «Самвей». Данная развязка действительно за­ставила группу Пахома застыть в удивлении. Один-един­ственный урок, который на практике им преподал Тихий, раскрыл им глаза на свое дилетантство в избранной пре­ступной профессии и убедил, что прежние успехи в опера­циях были всего лишь случайностью. Теперь у Пахома и его друзей информации для размышления было больше чем достаточно.

Машины Тихого, развернувшись на трассе, отправи­лись назад в город.

—    Парней мы здорово проучили, зачем еще надо было гробить им тачку? — как бы жалея налетчиков, поинтере­совался Боян, обращаясь к Тихому.

—   Если эти сопляки взялись за совершение операций, за которые могли получить не только тяжеловесные сроки, но и пулю в лоб, то прежде, чем идти на дело, они обязаны были подготовиться к нему. В частности, по отношению к нашему казино. Они обязаны были узнать, кто его хозяин. Что он из себя представляет. Есть ли у него крыша или нет. Только взвесив все «за» и «против», можно было браться за осуществление операции или отказаться от нее. А они, ви­дишь ли, оказывается, вольные охотники и имеют привы­чку нападать на первого попавшегося. Честно говоря, я их с удовольствием бы отправил на небеса вместе с тачкой, но меня удержало лишнее, не нужное осложнение оператив­ной обстановки в городе. Как ты думаешь, моя наука им пойдет впрок или нет?

—  Еще как пойдет, — улыбнувшись, заверил его Боян. — Честно говоря, Игорь Николаевич, я не думал, что мыс этими парнями так лихо управимся, не выходя из машин.

—  Ты меня, Игорь Захарович, своим неверием обижа­ешь. С такими сосунками не справиться было бы позорно, стыдно и обидно. Я на такую шалупень сильно сердит.

—   Честно признайся, не иначе когда-то парни, вроде этих, тебя сильно обидели?

—  Не обидели, а наказали, но не меня, а моего кореша.

—  Расскажи, если не секрет.

—  Никакого секрета нет. Мой друг Копченый в тигро­вой академии оттянул червонец. Мужик вот какой, — по­казав Бояну большой палец правой руки, начал свой рас­сказ Тихий. — Перед тем, как ему откинуться, кореша по мере сил помогли ему приодеться и прибарахлиться. При­ехав поездом в свой город, он с вокзала пошел к себе домой с сидором в руках. Его перевстрело два негодяя, каждому из которых не было и двадцати лет. Они решили его из-за сраного сидора замочить. Он им говорил: «Ребята, забирай­те у меня все это барахло, и мотайте своей дорогой». «Ты нас мусорам заложишь» — заявил один из этих козлов. Он им освещает, что только откинулся от хозяина, почти век свободы не видел. Так все равно эти гады его за­мочили из-за ничего и ни за что.

— Действительно, парни с твоим корешом подло пос­тупили, — согласился с Тихим Боян.

—  Только убив его, они уверовали в то, что их ментам никто не заложит. Когда менты их нашли все же и посади­ли, то я постарался, чтобы эти сволочи до суда не дожили. Все же есть бог, пошел навстречу моему желанию. Если бы ты только знал, какого они меня друга лишили, — завер­шив повествование, Тихий задумался.

—  Раньше был беспредел, а сейчас он вообще букетом расцвел, — сочувствуя Тихому, вздохнув, заметил Боян.

Сегодня он с членами своей группы наглядно смог убе­диться в умении нового бригадира не только отдавать зада­ния подчиненным своей банды, но и успешно руководить осуществлением сложной операцией, в которой Тихий дик­товал хорошо вооруженной группировке свою волю никем и ничем не рискуя и постоянно находясь на высоте. Только теперь Боян по-настоящему понял, насколько он и другие авторитеты бригады еще не готовы, чтобы на таком же вы­соком уровне, как Тихий, руководить воровскими группи­ровками. Ему стала понятна причина полосы неудач, кото­рая долгое время преследовала бригаду, пока руководство ею не перешло в руки Тихого.

Когда подъехали к казино, Тихий поручил удачливому охраннику отнести мешок с деньгами и личными ценнос­тями его сотрудников в помещение. Тут же он опустил чле­нов своей бригады по домам. Только после этого Тихий сам пошел в казино. Никто из сотрудников, до его прибытия, не пожелал уйти домой, в результате чего они были возна­граждены возвращением им назад похищенных ценностей. Удовлетворенные таким исходом случившейся с ними ис­тории, они со спокойной душой покинули место работы.

Тихий, подозвав к себе охранников казино, усадил их за игровой стол, сам сел на место дилера и стал строго их отчитывать:

— Сколько раз мне надо вас предупреждать, чтобы во время дежурства в казино бараньим стадом друг за другом не ходили. Рассредоточиваться надо по всему помещению, но не терять из виду ни на минуту! Из-за вашей дебильности какие-то сопляки смогли легко вас разоружить и огра­бить казино. Я вас поставил тут не в качестве пугал, а рабо­тать, шурупить мозгами и не допускать того, что произош­ло. Если при следующем налете каких-либо козлов, вы так же «лихо» себя проявите, а налетчики вас не угрохают, то даю вам слово, что я сам прикончу вас. А теперь уматывай­те с моих глаз, видеть вас больше не желаю.

В свое оправдание охранники могли ему сказать, что халатно к своим обязанностям отнеслись, поскольку были уверены, что на казино, работающее под крышей бригады Тихого никто не должен был решаться наезжать. Но таким объяснением они могли еще больше разозлить Тихого, а поэтому благоразумно промолчав выслушали его нотации.

Заменять провинившихся другими охранниками Тихий счел для себя нецелесообразным, так как другие претенден­ты в охранники из его бригады были такими же «спецами», если не еще хуже.

О случившемся в казино инциденте Тихий решил Лес­нику по телефону специально не сообщать, считая все это для себя пройденным этапом. Вот когда они встретятся, то, между прочим, он о нем расскажет, как о «смешном» эпи­зоде в своей жизни. Хвалиться перед другими своими успе­хами в «работе», как и ждать похвалы от других, было не в натуре такого воровского авторитета. Вот почему наказан­ные им бандиты из группы Пахома так и не увидели и не узнали, кого они должны были благодарить за полученный «курс обучения». Нам же известно, что Тихий ограничился телефонной беседой с Пахомом. Тихий не пожелал встре­чаться с Пахомом и его парнями не только из-за своей скромности, тут еще сработал инстинкт самосохранения. Зачем Тихому было рисоваться перед бандитами, которые из-за своей неопытности если не сегодня, то завтра могут быть пойманы работниками милиции, которым безуслов­но расскажут о всех своих «подвигах», в том числе и о пос­леднем. В своих воспоминаниях они обязательно упомяну­ли бы и о нем, тогда как он рекламы своим действиям в этих кругах не искал.

Тихий даже перед работниками казино не стал выпя­чивать своих заслуг по возвращению похищенного, позво­лив смущенному Бояну купаться в похвале и славе своих  товарищей по работе.

Когда вечером следующего дня пятерке Маклака надо было идти грабить семью Лоингардта, подручные Бояна проинформировали его, что дом охраняется двумя немец­кими овчарками, из которых одна беспривязно бегала по двору особняка, а другая находилась в доме. Такая инфор­мация позволила Маклаку соответствующим образом под­готовиться к операции.

В одиннадцать часов вечера овчарку во дворе Маклак сначала, чтобы не лаяла, обработал нервно-паралитичес­ким газом из газового баллончика, а потом убил.

На всех окнах бывшего дома Лоингардта чернели про­чные решетки, входная дверь в него была бронированная, а поэтому без шума и грохота в здание быстро проникнуть не стоило и надеяться. Поэтому Маклаку надо было принудить самих супругов Лоингардт впустить к себе незванных гос­тей. Но как это осуществить на практике? Общими усилия­ми авторитетов Тихого был выбран и подготовлен наибо­лее целесообразный прием, до наглости простой, но тем не менее эффективный. Маклак на магнитофон записал мяу­канье котенка.

Когда супруги Лоингардт проснулись от лая собаки, то решили выяснить, чем она обеспокоена. Причиной оказалось мяуканье котенка под дверью с наружной стороны. Первоначально они решили не принимать участия в реше­нии его судьбы, так как на следующий день должны были выехать к новому месту жительства. Возможно, у них сра­ботал инстинкт самосохранения, к которому они должным образом не прислушались.

Бандиты, ставя под дверью магнитофон с известной читателю записью, знали человеческие слабости, исполь­зованные тысячу раз на практике другими ворами, а поэто­му беспроигрышно сделали свою ставку на нее. Постоян­ный лай собаки в доме на чужаков, которых она чувствова­ла на дворе, подталкивал супругов Лоингардт, чтобы они определились более активно в отношении котенка, иначе он им не даст уснуть.

Таддеус Матрисович, посмотрев через окно на осве­щенный двор, а несколькими минутами позже и через гла­зок в двери, ничего подозрительного и опасного для себя не увидел. При всем желании он так же не мог увидеть ко­тенка под дверью. Решение впустить котенка в дом и на­кормить его очень дорого обошлось супругам Лоингардт. Ворвавшаяся в дом пятерка бандитов в масках в первую оче­редь пристрелила собаку. После чего бандиты стали пол­новластными распорядителями собственности Лоингардтов. Они забрали у хозяев полтора миллиарда денег, много золота и других ценностей.

Супруги Лоингардт облегчили работу бандитам по изъ­ятию у них самого ценного, так как все их сокровища были ими заранее упакованы. Понимая низость своих действий, преступники не издевались над потерпевшими, хотя те и оскорбляли их словами. Они их просто игнорировали. Ста­рики в силу своего возраста не могли оказать налетчикам никакого физического сопротивления.

Покидая дом Лоингардтов, бандиты связали только Таддеуса Матрисовича. Им надо было несколько минут, чтобы на заранее подготовленном автотранспорте скрыть­ся с места преступления. Времени, пока супруга Лоингардт развязывала и снимала с мужа путы, группе Маклака было вполне достаточно, чтобы успеть скрыться.

Безусловно, супруги Лоингардт потом заявили пись­менно в милицию о постигшем их горе, но преступники после себя в доме оставили очень мало следов. Потерпев­шие о бандитах давали слишком общие сведения о коли­чественном составе, вооружении, но никого должным об­разом не смогли описать, поскольку ничего не запомнили. При наличии такой скудной информации, полученной от потерпевших, оперативным работникам милиции только и оставалось, что формально возбудить уголовное дело по факту ограбления и провести по нему расследование, кото­рое, в конечном итоге, так и не дало положительного ре­зультата.

Сидя в купе поезда, увозящего его с супругой в Герма­нию, Лоингардт, увидев у нее на глазах слезы, и желая ус­покоить ее, произнес:

—  Патриция, ради бога, перестань плакать, уже ничего не вернешь и не поправишь.

—  Я и не хочу плакать, а слезы сами бегут. Ведь мы с тобой, Таддеус, тут оставляем свою молодость, все, что от­дали и сделали в нашей жизни для этой страны.

—  Я разделяю твою печаль, мы родились здесь, выро­сли и состарились. Это наша Родина, но не наша страна. Здесь на каждом шагу попирается закон, здесь невозможно жить нормальным людям. Слава богу, мы можем офици­ально ее покинуть, эту проклятую Богом землю с народом, который ослеплен гордыней и не хочет покаятся. Эти люди ищут всюду врагов и боятся посмотреть в зеркало. Они пре­зирают ученых и уважают бандитов.

—   Ты прав, но благодаря их хамству и алчности мне легче покидать Россию. Ты обо мне не беспокойся, я скоро успокоюсь.

—   Благодаря их хамству и алчности, мы вообще поки­даем Россию. И уже навсегда.

Лоингардт сам нуждался в утешении и поддержке, но не было ни того, ни другого. Он углубился в размышления: «Внешне политика и преступность между собой не связа­ны и ничего общего не имеют. Но фактически они являют­ся двумя сторонами одной медали. Если власть показывает свою силу не там, где надо, не может добиться неукосни­тельного выполнения своими согражданами действующих в стране норм и правил, где чиновники коррумпированы снизу доверху, то не приходится удивляться упадку эконо­мики и резкому росту преступности. Вот почему даже та­кие пожилые люди, как мы, вынуждены покинуть свою ро­дину Россию. Официальный мотив нашего переселения вернуться на родину предков, но это есть самая настоящая ложь. Почему-то венгры, финны, болгары не поднимают вопроса и не изъявляют желания переселяться на свою ис­торическую родину.

Многие беженцы желают поселиться в США, которые только для индейцев являются исторической родиной. По­чему люди так поступают? Потому, что они свои личные интересы ставят превыше всего, зная, .что в высокоразви­той стране они станут равными среди равных и закон их будет защищать наравне со всеми согражданами, незави­симо от ими занимаемой должности и их социального пол­ожения. Люди знают, что в этой стране они будут получать зарплату, соответствующую вложенному ими труду и их способностям. Сын сейчас с семьей живет и работает в Штутгардте. В своих письмах он не нарадуется условиям жизни и зарплате, получаемой за свой труд. Если бы в Гер­мании было бы иначе, то ни я с женой, ни мои дети туда не стали бы переезжать и не вспомнили бы о ней, как о родине предков».

Размышляя и рассуждая примерно так, Лоингардту было легче расставаться со своим прошлым и настраиваться на жизнь в Германии в новых условиях.

 

ГЛАВА 86.

ИМЕНИНЫ

ЛЕСНИКА

Каким бы человек ни был могущественным, богатым, он всегда будет беден в главном. Ему всегда будет не хва­тать в нужном количестве близких друзей. Может быть, это и хорошо, так как мы ими все больше дорожим и не разбра­сываемся, как хулиганы матом.

У Лесника приближался день рождения. Просматри­вая список приглашенных на него, он насчитал пятьдесят восемь человек. Их он не мог не пригласить на свои имени­ны, но из этого списка Лесник мог уверенно назвать свои­ми друзьями лишь немногих: Валета, Душмана, Тихого, Володю Кирпича, Угрюмого. Им он доверял и мог надеять­ся на них, как на самого себя.

За долгие годы своей жизни он неоднократно разоча­ровывался и изменял свое первоначально хорошее мнение о многих из тех, кого он считал своими друзьями. Со вре­менем выяснилось, что одни из них просто притворялись, что дружат с ним, тогда как фактически были заклятыми врагами и конкурентами; другие, пытаясь быть его друзь­ями, не выдерживали проверки временем: не могли нести бремя обязательств, без которых слово «дружба» теряет ис­тинный смысл, обозначая лишь «союз собутыльников». В трудную минуту, когда он нуждался в их помощи, они ухо­дили в сторону, отказывали ему в поддержке, становясь сто­ронними наблюдателями. Когда же он из очередного труд­ного для себя положения выходил победителем и ему уда­валось успешно решить свою проблему, то такие знакомые вновь напрашивались к нему в друзья, но их путь к его сер­дцу теперь был наглухо закрыт.

Лесник шел по жизни, опираясь на твердые принципы: «Никогда никому не уступать, не прощать, идти своим, собственным путем и никогда никому не давать возможнос­ти преждевременно узнать, о чем он думает». Вот почему он даже со своими заклятыми врагами всегда говорил ро­вно, без выплеска эмоций. Ведь тратя слишком много не­рвов на того или иного противника, крича на него, оскорб­ляя, он тем самым подрывал свое здоровье, душу и тело под­вергая лишнему, не нужному испытанию.

Эти свои жизненные принципы Лесник постоянно втолковывал в головы своих взрослых теперь уже детей, ког­да такому разговору способствовала соответствующая об­становка. В настоящее время, приглядываясь к детям со сто­роны, он склонялся к мнению, что они его науку усвоили и больше в его советах не нуждаются.

Леснику в жизни иногда приходилось общаться с та­кими людьми, которых он и не подумал бы назвать друзь­ями, но знал, что они его в трудную минуту не подведут и не обманут. Одним из таких его знакомых был Жиган! Лес­ник его тоже пригласил к себе на именины, как специалис­та, способного петь и неплохо играть на гитаре.

Возникшее в последнее время желание Лесника отме­чать свои дни рождения давало ему возможность хотя бы раз в год встречаться со своими близкими родственника­ми, друзьями. Общаясь с ними, погружаясь в воспомина­ния, он как бы отдыхал душой. Ради такого отдыха он осоз­нанно шел на значительные денежные затраты, хлопоты и беспокойство как самого себя, так и близких родственни­ков.

Отмечать свой день рождения он решил в ресторане Туляка. Приглашение на торжество было разослано гостям своевременно на семнадцать часов тридцатого августа, с указанием места встречи. Хотя предстояло отмечать име­нины Лесника, больше всех пришлось побегать и похлопо­тать хозяину ресторана. Зато столы в зале были так серви­рованы, что ломились от явств. Туляк своим старанием пре­взошел себя.

Наконец наступил день торжества. Виновник его и гос­ти, рассевшись за длинным столом одной большой семьей, принялись дружно отмечать важную для Лесника дату. По предложению именинника распорядителем на пиру был избран Леселидзе, которого не надо было учить обязаннос­тям тамады.

На вечере каждый выступающий старался произнести тост в честь именинника как можно красноречивее, с на­илучшими пожеланиями. Такие здравицы у многих высту­пающих получались, поскольку говорили их от души и все­го сердца. Когда очередь произносить тост дошла до Душ­мана, то он, поднявшись из-за стола, держа рюмку с водкой в руке, произнес:

— Ты, Виктор Степанович, дорогой мой сват, для мно­гих, в том числе и для меня, более тридцати лет тому назад был единственным ледоколом, прокладывающим нам путь среди ледяных торосов, которые преподносила нам жизнь. Теперь и мы сами стали неплохими капитанами и тоже про­кладываем путь вперед таким молодым, какими когда-то были сами. Я желаю твоему кораблю жизни еще много лет успешного плавания без поломок, без столкновений с ай­сбергами, кораблями, другими препятствиями, чтобы под килем твоего корабля всегда было не менее семи футов и ста лет!

Останавливая свой взгляд то на одном, то на другом лице старых друзей, сидящих за столом, Лесник вспоминал разные периоды своей жизни, которые ему пришлось с ними делить. Одни измерялись месяцами, другие — года­ми, и даже десятилетиями. «Вон сидит напротив меня Ва­лет. Как много с ним пройдено дорог! Как много в моло­дости мы с ним делали ошибок, за которые немало лет при­шлось отбывать в колониях разного режима...»

После того, как все желающие за столом произнесли здравицу в честь виновника торжества, Леселидзе объявил перерыв, тем самым позволив гостям передохнуть от чре­воугодия и злоупотребления спиртным. Гости получили возможность послушать эстрадную музыку, потанцевать под нее.

Всем музыкальным инструментам Лесник предпочитал гитару. Слушать гитариста, который бы к тому же еще и пел, — ему, кроме этого, больше ничего и не надо было. Но, при­гласив гостей на свой день рождения, он прежде всего до­лжен был побеспокоиться об их отдыхе, их развлечениях. Только после удовлетворения их интересов он мог пойти на потакание своей слабости, для чего им был приглашен на данное торжество Жиган с гитарой.

Если одним гостям нравилось танцевать и петь под му­зыку, то Леснику это время интереснее было проводить в беседах с друзьями, слушать анекдоты, к которым все муж­чины имеют слабость.

Подойдя к группе, в которой Туляк привлек к себе вни­мание собравшихся, он услышал:

— Значит, так: однажды начальники ОУР, ГАИ и ОБЭП решили с шиком погулять в ресторане интуриста и, конечно, бесплатно, применив милицейскую находчивость. По их заказу официант поставил им на стол еду из разных деликатесов, а к ней самое дорогое спиртное. Они хорошо выпили, закусили, пришло время расплачиваться. Из-за стола поднимается начальник ГАИ, подходит к официан­ту, показывает ему свое удостоверение, представляется ему. А чтобы мундиры не позорить, они были все в штатском. И начал на него бочку катить: «Ты почему, мол, свою машину припарковал в неположенном месте? С тебя причитается огромный штраф и чтобы больше свою машину в этом мес­те не ставил...» Пока гаишник тянул официанта, тот под­умал: «Сейчас заплачу штраф, а мне машину убирать-то не­куда. Такая проблема будет у меня сегодня, завтра, и всег­да, пока буду тут работать официантом. Лучше будет, если я от мента откуплюсь.» Так определившись, он говорит на­чальнику ГАИ: «А нельзя ли договориться полюбовно и ос­тавить все, как есть? За такую услугу я оплачу ваш стол сам.» А тому только этого и надо было. Мент довольный вернулся к своему столу и продолжил пьянку. Напились и наелись они так хорошо, что больше ничего в рот не лезло. Сами понимаете, что за выпивон и закусон опять-таки надо было платить. Тогда начальник ОУР, поднявшись из-за стола, подходит к официанту, показывает ему свое удостоверение, представляется и начинает на него переть: «Я тебя должен арестовать!» «За что?» — взмолился официант. «В твоей ма­шине лежит труп. Кого и за что ты убил?» Официант схва­тился за голову и говорит менту: «Я никого не убивал, но я готов за свой счет оплатить ваш стол, только чтобы остави­ли меня в покое.» Когда менты стали покидать ресторан, то начальник ОБЭП, отстав от друзей, подошел к официанту и, представившись ему, показал свое удостоверение и сер­дито произнес: «Мне стало известно, что ты вон тех друзей, которые покинули зал, обслужил бесплатно, ничего с них не взяв. Официант понял, что за свое «хамство» он может действительно потерять работу. Поэтому решил защищать­ся до конца, заявив: «Вы что, начальник, говорите? Эти гос­пода рассчитались со мной сполна, даже оставили прилич­ные чаевые». — «Ну, если так, то хорошо. Я сейчас спешу, мне некогда с тобой заниматься. Завтра приду, заберу у тебя чаевые. И ты мне их отдашь, если не хочешь иметь непри­ятностей».

Лесник с удовольствием послушал бы еще Туляка, но к нему подошла Альбина Илларионовна. Она была в таком приподнятом настроении, что не заметить этого Лесник не мог.

— Ты чего, Альбина, прямо, как молодая, цветешь и пахнешь!

— Ты знаешь, Витя, тебе подарков принесли не мень­ше, чем на сто миллионов, радостно проинформировала она его.

— Это хорошо или плохо? — спокойно поинтересовал­ся он.

—  Витя, о чем ты говоришь? Конечно, хорошо, но ты побеспокойся, чтобы их у нас тут никто не разворовал.

Спорить с женой и доказывать ей, что подарки никуда не денутся, было пустой тратой времени. Поэтому Лесник счел лучшим заверить ее:

— Успокойся, я распоряжусь проследить за этим.

Довольная его ответом Альбина Илларионовна остави­ла мужа одного, направившись в сторону семьи Душмана.

Беседа с женой, которая всю жизнь страстно занима­лась накопительством и находилась в плену денег, испор­тила ему настроение, но последующие встречи и беседы с друзьями выветрили у него из головы неприятные воспо­минания.

В одиннадцать часов вечера Лесник счел для себя воз­можным отпустить музыкантов-профессионалов домой, щедро оплатив их услуги. Только теперь, в узком кругу, он мог себе позволить послушать под гитару песни в исполне­нии Жигана.

Жиган понимал, какой чести он удостоен, будучи при­глашен в компанию козырных авторитетов. Это автомати­чески освобождало его от ответственности за свои прошлые «грехи» перед Туляком. Вместе с тем, при случае, он мог похвастаться перед своими бывшими корешами, что близ­ко знакомь самим Лесником, у которого гулял на дне ро­ждения.

Вначале Жиган пел то, что ему заказывали авторитеты. Выполнив их просьбы, он получил возможность петь свои любимые песни из своего обширного репертуара:

Здесь, на русской земле, я чужой и далекий, Здесь, на русской земле, я лишен очага. Между мною, рабом, и тобой, одинокой, Вечно сопки стоят, мерзлота и снега. Я писать перестал:письма плохо доходят, Не дождусь от тебя я желанных вестей. Утомленным полетом на юг птицы уходят, Я гляжу на счастливых друзей — журавлей. Пролетят он и там, над полями, лугами, Над садами, лесами, где я рос молодым, И расскажут они голубыми ночами, Что на русской земле стал я сыном чужим. Расцветет там сирень у тебя под окошком. Здесь в предсмертном бреду будет только зима. Расскажите вы там, расскажите немножко, Что на русской земле есть земля Колыма. Расскажите вы там, как в морозы и слякоть, Выбиваясь из сил, мы копали металл. О, как больно в груди и как хочется плакать, Только птицам известно в развалинах скал. Я не стал узнаватьтой страны, где родился. Мне не хочется жить. Хватит больше рыдать. В нищете вырастал я, с родными простился. Я устал, журавли. Вас не в силахдогнать. Год за годом пройдет. Старость к нам подкрадется, И морщины в лице... Не мечтать о любви. Неужели пожить по-людски не придется Жду ответ, журавли, на обратном пути.

Одна песня Жигана сменялась другой. В них говори­лось о тяжелой доле людей, отбывающих наказание в мес­тах лишения свободы. Его слушателями были те, чья моло­дость прошла в ИТКа. Там они сформировались как лич­ности, умеющие постоять за себя. Лесник и его друзья, слу­шая зековские песни, с удовольствием окунались в про­шлые годы, дорогие воспоминания, принимая близко к сер­дцу судьбу главного героя песни, частично видя себя в нем...

Только увидев, что Жиган устал, глубокой ночью гости отпустили его домой и стали сами разъезжаться.

Лесник был доволен вечером, проведенным в кругу друзей. С чувством исполненного долга он вернулся из рес­торана домой.

Несмотря на то, что ему исполнился семьдесят один год, Лесник не обижался на жизнь, так как она протекала плодотворно и насыщенно, в чем мы смогли убедиться, про­следив внимательно за отрезком его жизни длиной всего лишь в один огромный год.