Хоронили близнецов вместе.
На короткой прощальной службе народу было очень мало. Я тихонько сидела между Мареком и канцлером Дареном Вайори, который пришёл отдать честь человеку, спасшему его сына. Позади нас расположился целый ряд охраны. А потом ещё с десяток человек, знавших Лали и Ская. И всё.
Рядом с гробами на месте для близких родственников стояли Шокер с ребёнком на руках и Валея, которую бережно поддерживал Лис. Я не могла смотреть на их лица, от этого зрелища у меня сердце холодело и останавливалось.
Я не могла смотреть на покойных, боясь окончательно захлебнуться слезами. Я сидела и смотрела в пол. Насколько было бы легче, будь они мне чужими. Но даже Лали каким-то непостижимым образом так и не стала мне чужой. Они оба были моими друзьями с того дня, когда я познакомилась с командой Шокера. Когда всё ещё было хорошо.
Я спросила Шокера, будет ли уместным, если Миша придёт на службу. Шокер только пожал плечами и сказал, что не его дело судить об этом. Мишка очень здорово держался последние дни. Ему всё осточертело, и он очень хотел домой. Он не мог видеть ни меня, ни Шокера, ни, тем более, нас вместе. Его мучила вина за смерть Лали, хотя никто и не думал винить его. Марек обещал подобрать для Мишки место в рейсе на безопасном канале, и со дня на день это место должно было появиться.
Мишка на службу прийти так и не решился, остался в моём доме с Ятисом. Возможно, мне было бы легче, если бы он сидел со мной рядом вместо лорда Даррена. Я чувствовала себя очень неловко. Я никогда не плачу при чужих людях. Свои — ладно ещё, свои для этого и предназначены. Долго-долго единственным своим был Йан. Теперь их у меня стало намного больше. Впрочем, вот уже и меньше…
Когда служба закончилась, я не смогла заставить себя подойти к еле живой Валее, только прошла мимо Шокера, мы посмотрели друг на друга, как люди, которые понимают о происходящем несколько больше остальных. Хотя какого чёрта, что я там понимала… Да и Шокер так и не смог пока разобраться в случившемся в Норвегии. Не до того ему было. Новое назначение выматывало Шокера примерно так же, как и Марека его новый высокий пост.
Так как сопровождать гробы на кладбище мне не полагалось, я отправилась домой.
Зима в Йери закончилась ещё несколько недель назад, пока я отсиживалась в Норвегии. Уже давно не было никакого снега, а в солнечные дни иногда становилось очень тепло. Вечнозелёные растения каким-то чудом выжили в морозы, и теперь, глядя на иной садик за оградой, и не подумаешь, что всего лишь перевалило за середину марта.
И всё же Йери неуловимо изменился. Стало меньше людей на улицах, многие выехали из столицы к родственникам в провинцию или были отправлены на изнанку. Стало больше гвардейских патрулей, которые разъезжали по городу днём и ночью. Особой ретивостью они не отличались, никого вроде не хватали, но само их присутствие заставляло нервничать даже меня. А уж я теперь могла бы заинтересовать их в последнюю очередь. И всё-таки такое количество патрулей было оправдано. Ночью я несколько раз слышала отдалённые выстрелы, и в такие минуты очень хочется знать наверняка, что, кроме тех, кто стреляет, на улицах есть и те, кто способен защитить. А ведь мне было куда проще обычных жителей Йери: Марек действительно выставил у ограды моего особнячка патрульный пост, и каждые шесть часов один гвардеец сменял другого.
Я чувствовала себя совершенно несчастной.
С Мишкой мы не ссорились, но и быть друзьями у нас плохо получалось. Теперь он был гостем в моём доме. А учитывая, что в компании Ятиса Мишка проводил теперь куда больше времени, чем со мной, был он скорее гостем Ятиса.
Шокер был очень занят. Он звонил мне время от времени, задавал ничего не значащие вопросы, сопел в трубку, словно не решался о чём-то важном заговорить. Я же ему сама не перезванивала, чтобы не отвлекать. Ему и так было, чем заняться: начальник следственной службы департамента безопасности пытался найти тех, кто лишил поверхность нормальной связи с изнанкой.
Про Марата и говорить не приходилось: он на своей новой службе и вовсе жил. Видимо, Рита уже сто раз пожалела, что с ним связалась. Ну да, не к любовнице ходит, а горит на работе… Будто бы сидящей дома жене есть разница! Ну, есть, конечно, но не принципиальная.
И только я продолжала бить баклуши, потому что от моей помощи все шарахались, как от чумы.
Вернувшись из церкви, я слонялась из угла в угол, разглядывала свой сад то в окна первого этажа, то второго. Проверила, как Ятис сделал перепланировку на втором этаже, и оценила две небольшие гостевые спальни, появившиеся вместо бесполезного помещения в торце коридора. Несколько раз столкнулась с Мишкой, коротко рассказала ему о похоронах, огорчила его тем, что в рейс его ещё пока не назначили. И наконец, ушла горевать в главную спальню. Это у меня получалось лучше всего.
Когда уже вечером раздался звонок в дверь, и Ятис кого-то впустил, я выбралась наружу.
Внизу стоял Шокер.
— Ты один? — удивилась я. — Где остальные? Где Тим?
— Тима и Валю забрала к себе Рита. Валее сейчас не помешает женское участие, и с младенцами Рита умеет обращаться. Лис отправился к себе в отель, — отчитался Шокер. — А я — вот… Не прогонишь?
— Ты с ума сошёл? Проходи.
— А у тебя тут кто дома?
— Ятис, как обычно. И Мишка. Ждёт, когда дадут канал. Хочу отправить его поскорее, не могу больше ему в глаза смотреть.
— Почему?
— Да потому что, — проворчала я. — Подумай, почему. Будешь ужинать? Я скажу Ятису.
— Нет, спасибо. Мне бы прилечь. Очень устал.
— Пойдём наверх.
— Нет-нет, это лишнее. Если не возражаешь, я здесь где-нибудь.
Шокер прошёл в гостиную, добрёл до дивана, снял ботинки и тяжело завалился, сунув под шею маленькую декоративную подушечку.
Я подошла и села рядом.
— Как ты, Андрюша?
— Нормально, — буркнул он. — Мне привыкать разве? Валею жалко.
Я погладила его по плечу. Он поймал мою руку и снял с себя.
Ну, не надо — значит, не надо.
— Ты иди, Кира, отдыхай. Сидеть со мной не нужно, — проговорил он тоскливым, но совершенно несонным голосом.
— А вдруг пригожусь? — возразила я. — Я не сумею тебе спеть, но просто буду с тобой.
Шокер покачал головой:
— Не надо, Кира. Я в порядке.
— Нет, Шокер. Ты не в порядке. И я не в порядке. Совсем не в порядке.
Шокер поёрзал, отодвинулся от края и повернулся на бок:
— Ложись, может, уснём.
Я улеглась лицом к лицу с Шокером, обняла его.
Он глубоко вздохнул и сказал грустно:
— Я думал, ну, ладно, значит, такая моя судьба — терять всех… Думал, пусть это мне суждено, но на мне этот кошмар должен закончиться. А вот и нет. С моими детьми происходит то же самое. Валея чуть жива от горя. Одно хорошо, Тимошка пока ничего не понимает…
Я осторожно запустила пальцы в его короткие волосы на макушке, пригладила, провела пальцем по виску, на котором билась тоненькая жилка. Хотелось приласкать и поцеловать Шокера, но я боялась раскиснуть и расплакаться, а оно ему надо, ещё и меня успокаивать…
— Шокер, я сейчас думаю обо всём этом. И выходит, что я всё-таки хотела, чтобы с Лали что-нибудь произошло.
— Дело не в том, кто чего хочет, а в том, способен ли ты ради этого на дурное. Я не верю в материализацию желаний, — отрезал он.
— А я, кажется, начинаю верить.
Шокер приподнялся. Даже в темноте было видно, как его глаза гневно сверкнули. Но голос его был спокоен и даже, я бы сказала, мягок:
— Ты могла желать Лали самой лютой напасти, но ты никогда бы не подняла на неё руку, я в этом убеждён. А она на тебя подняла. Вот и вся разница.
— Она же больная была. Сумасшедшая.
— Правда? — вяло поинтересовался Шокер, укладываясь обратно. — Может, и так.
— Что значит, «может»? Разве не очевидно?
— Я не психиатр. Мы никогда теперь не узнаем, почему она делала то, что делала. И я тебя умоляю, не надо об этом сейчас.
Я придвинулась ближе к Шокеру, уткнулась ему в шею, обхватила за плечо.
— Не плачь, — тихо сказал он.
— Я не плачу! — возмутилась я. — С чего ты взял?
— А кто хлопает мне по шее мокрыми ресницами? — усмехнулся он. — Не грусти, Пятачок, со мной всё будет хорошо. И с тобой всё будет замечательно. И с нами тоже. Правда, это большой-большой секрет, когда же именно всё станет хорошо. Но так и будет.
Мы вполне могли подняться наверх в спальню, тем более, что их теперь было много. Могли лечь в постель, как нормальные люди, которые измотаны и хотят выспаться. Но я только крепче прижалась к Шокеру и уснула, чувствуя на своём затылке его огромную тёплую ладонь.
* * *
Утром мы оба почувствовали, что лучше всегда поступать, как нормальные люди. Для того и предназначен диван в гостиной, чтобы на нём сидеть, развалившись, и вести светские беседы. А не для того, чтобы два взрослых человека пытались на нём поспать в обнимку.
У меня дико болела затёкшая шея. Шокер мужественно переносил то, что там болело у него, и не пожаловался, но было видно, что человек не выспался.
Ятис нас пожалел и подал завтрак прямо в гостиную на кофейный столик. Мне вообще кусок в горло не лез, а Шокер жевал, как автомат, не обращая внимания на то, что он ест.
— Ты пойдёшь в департамент?
Он кивнул:
— Конечно. Я предупредил Вайори, что приду сегодня немного попозже. Он не возражал.
— А можно мне с тобой?
Шокер растерянно моргнул:
— Зачем?
— Да я не к тебе. И даже не к Мареку. Я просто хотела с тобой дойти. Мне надо в курьерскую службу.
— Зачем? — повторил Шокер, на этот раз уже не растерянно, а подозрительно.
— У меня контракт, чтобы ты знал. На три задания в месяц. И уже полтора месяца, как я выпала из служебного поля. Надо всё уладить.
— Думаю, Вайори уже давно всё уладил. Нечего тебе там делать, — возразил Шокер.
— Шокер, ещё раз. Напрягись. У меня контракт. Обязательства. Которые ваш победоносный мятеж не отменял.
— Ну, так отменит. Долго ли? — усмехнулся Шокер.
Я почувствовала, как во мне закипает… Я даже затруднялась определить, что именно. Но обозлилась я мгновенно:
— Знаешь, сиди в своей терракотовой норе и не лезь в мою работу! Я свободная гатрийка!..
Он фыркнул.
— Ты меня нарочно дразнишь?!
— По-твоему, я в настроении шутить? — удивился Шокер.
Наш спор прервал звонок в холле. Ятис пошёл открывать. Через минуту на пороге гостиной показалась бледная зарёванная Валея.
— Валюша, милая, зачем ты пришла?! — испугался Шокер. — Тебе надо отдыхать.
Он вскочил, взял дочь за плечи и повёл к дивану.
— Ничего, папа, я отдохнула, — тихо сказала девочка. — Рита очень хорошо меня устроила.
— Садись, садись… Нельзя всё время плакать, милая.
— Извини, папа, это… Это всё нервы… — Валя вытерла глаза, всхлипнула. — Это у меня пройдёт, я знаю. Мне все говорят, что пройдёт, что всегда проходит… Я и сама больше не хочу плакать. Просто так получается. Они текут и текут, сами по себе. Даже, когда я пытаюсь думать о чём-то другом, а совсем не о Скае… Но не получается, всё равно только о нём и думаю, вот слёзы и текут. Наверное, я схожу с ума.
— Конечно нет, девочка моя. Чтобы эта боль стала терпимой, нужно время. Я же знаю, как ты любила его.
— Почему «любила»? — возмутилась Валея. — Я люблю!.. Что, нельзя любить человека, если он умер? Разве ты, папа, больше не любишь маму, Илая, дедушку, дядю Йана? Разве, если я завтра умру, ты закроешь мне глаза и скажешь: «Я любил свою дочь, но больше не люблю»? Что, человек перестаёт быть самым родным и самым замечательным через минуту после того, как его сердце останавливается?
Шокер обнял рыдающую дочь и посмотрел на меня полными ужаса глазами. Я только пожала плечами. Мне нечем было им помочь, только глупой печальной улыбкой.
— Валюша, ты абсолютно права, — проговорил Шокер. — Я не знаю, почему люди так говорят… Это действительно странно, если подумать.
Шокер поцеловал её, погладил по мокрой щеке и снова привлёк к себе.
— Я пришла, потому что я тебе ещё кое-что должна сказать, — заговорила Валея, уткнувшись ему в грудь. — Надо было тогда сразу всё сказать. А я побоялась, что ты Ская убьёшь… У нас со Скаем ребёнок будет.
Шокер молча закрыл глаза. Его левая ладонь сжалась в кулак. И кулак начал белеть, белеть, белеть…
— Скай никогда его не увидит, а он так его хотел…Папа, я знаю, что ты сейчас скажешь…
— Не знаешь, Валя.
— Папа!
Шокер с усилием разжал кулак. Его пальцы дрожали.
— Не кричи. Зачем? Криков ещё не хватало, — тихо и устало сказал он. — Я хочу сказать, Валюша, что твой малыш будет очень счастливым с такой мамой. Правда.
Она отстранилась и недоверчиво посмотрела отцу в лицо.
— Да, очень жаль, что Скай его не увидит, — медленно, запинаясь, продолжал Шокер. — Но ведь всё было бы ещё хуже, если бы этого ребёнка не было. Ты ведь хочешь его?
Валея судорожно закивала.
Я тихонько сидела и глотала слёзы, глядя, как Шокер выруливает из ситуации, когда он вынужден подыскивать и произносить правильные слова вместо того, чтобы от отчаяния и гнева разбить в хлам мою гостиную.
— Вот видишь, всё не так плохо, — сказал он дочери. — И к тому же у малыша будет не самый плохой дед. Как считаешь?
Валя всхлипнула и обняла Шокера.
— Не плачь, милая… — Шокер поцеловал дочь, чуть развернул её в мою сторону и указал на меня. — Лучше посмотри, какая у твоего ребёнка будет замечательная, молодая и красивая бабушка.
— Шокер, ты обалдел что ли?! — возмутилась я.
Валея оглянулась на меня, задумчиво шмыгнула носом и вдруг улыбнулась сквозь слёзы:
— Так вы всё-таки женитесь?!
Шокер серьёзно и степенно кивнул.
— Правда?! — Валея прижала руки к груди. — Папочка! — она кинулась целовать отца, потом повернулась ко мне. — Кира! Я так за вас рада! Ты не представляешь!
Она сорвалась с места и бросилась мне на шею.
Я обнимала её и смотрела через её плечо на Шокера. Я очень надеялась, что мой взгляд прожжёт этого бессовестного мужика до костей.
Он же глядел на меня одновременно виновато и нахально. Хотя нет, это было не нахальство. Скорее, отчаянный кураж, когда уже терять нечего… Как это у него получается, ума не приложу.
Я велела Валее остаться у меня и попросила Ятиса проводить её наверх в гостевую спальню.
Когда Валя, расцеловав меня, ушла зарёванная, но умиротворённая, я отвернулась от Шокера и подошла к окну.
— Что-то не так? — тихо спросил он.
— А что может быть не так? Разве что-то произошло? По-моему, ничего не случилось.
— Кира, ну опять ты… — вздохнул он с досадой. — Ты же всё поняла.
— Конечно, поняла. Надо было любой ценой поднять настроение дочке.
— Да. И поэтому пришлось сказать это вот таким образом… Хотя я планировал иначе.
— Иначе? — я повернулась к нему. — Как, интересно?
Он смотрел на меня, закусив губы.
— Ну, как? Скажи, ведь правда интересно! В белом костюме, с букетом, на коленях? При свечах? С колечком в бокале?.. Ты расскажи, давай!
Шокер молча смотрел на меня.
— Ну ты что, язык проглотил? Хотя бы расскажи, как планировал? Хоть послушаю. А то ведь, блин, так и не узнаю никогда, как это могло бы быть… Ну? Что молчишь? Расскажи!
— Опять я тебя обидел, — сокрушённо проговорил Шокер.
Я отмахнулась от него:
— Да что за беда! Не в первый раз! И не в последний, не так ли?!
— Ну… Ну, давай ещё какое-нибудь правило придумаем, чтобы впредь ни-ни…
— Какое тебе ещё правило, Шокер? Без правила не догадаться, что новости, касающиеся меня, я должна узнавать раньше родственников?.. Впрочем, пусть будет правило. Записываешь?
— Угу, — важно кивнул он, скрестив руки на груди.
— Правило третье: иметь совесть!
— Кира Вайори, обещаю, что впредь так и будет.
— О, эти обещания лорда!.. — проворчала я. — Хорошо, что меня раньше уже звали замуж обычным нормальным способом, а то я была бы просто в истерике от такого оригинального предложения руки и сердца.
— И кто тебя звал замуж нормальным способом? — уточнил Шокер, слегка напрягаясь.
— Как кто? Мишка, кто же ещё! Добрый, надёжный, верный Мишка.
— Почему же ты не вышла за него? — удивился Шокер.
Я помешкала, выбирая между ответами «Потому что не люблю его» и «Потому что люблю тебя», но единственно верный ответ пришёл на язык сам:
— Потому что дура!
Шокер задумчиво закусил губу.
— А ты думал, почему?
Он пожал плечами:
— Я об этом не думал. Но, значит, мне повезло, что ты дура.
— Не обольщайся. А то, я смотрю, ты решил, что дело уже сделано, раз Валее сказку рассказал.
— Ты не согласна? — тревожно уточнил он.
— На что?
— Стать моей женой?
— Чьей именно?
Шокер шагнул вперёд, дотянулся до меня, прижал меня к себе и сказал совершенно серьёзно:
— Я прошу тебя, леди Кира Вайори, стать леди Клайар. Что ты мне на это скажешь?
Я чуть отстранилась, посмотрела ему в лицо.
— Нет. Я скажу «нет», лорд Клайар.
У него взгляд забегал. Куда угодно, только не мне в глаза. Наконец, всё же взглянул и на меня.
— Почему? — коротко спросил он, сглотнув. — Почему нет? Ты меня любишь?
— Да, Андрюша.
— Хочешь видеть меня чаще? Просыпаться вместе по утрам?
— Очень.
— Ещё помню, ты говорила, что хочешь заботиться обо мне и вкусно кормить.
— Да.
— Ты хочешь родить от меня ребёнка?
— Хочу.
— Тогда в чём дело? — уже едва сдерживаясь, спросил он. — Я не понимаю.
— Ты слишком гатриец, Андрюша.
— Что? — растерянно переспросил он.
— Ты готов посадить меня в терем и поставить охрану. И зная тебя, я понимаю, что на этот раз это не фигура речи. Стоит тебе получить формальное право, ты так и сделаешь.
— И что с того? Я хочу, чтобы моя жена жила спокойно и счастливо… Семья, дом, дети — разве это не то, что ты хотела?
— Я хотела… Я теперь не знаю, чего я хотела. Но только не участи гатрийской женщины, которая любит мужа и всю жизнь ждёт, когда он её осчастливит, оторвавшись на минутку от других дел и других женщин. Поэтому нет, Андрюша. Я не хочу в эту тюрьму.
— Ну, что ж, — глухо сказал он, всё ещё не отпуская меня. — Твои альтернативные варианты?
— Всё останется, как есть. Могу называться вечной невестой, если это утешит Валею. Я просто буду с тобой. Если, конечно, тебе это нужно.
— Мне нужна ты. И мне нужна семья… Я тебе задание когда-то давал подумать, зачем гатрийский мужчина для продвижения в жизни должен быть женат. Ты подумала?
— Чтобы было, кого сдать системе в заложники.
— Правильно. Но учитывая, как давно существует в гатрийской империи эта традиция, она давно въелась в наш уклад. Она поневоле воспитывает мужчину так, что он обязан быть главой семьи.
— Ну да, чтобы было перед кем по столу постучать. Но в своём доме ты и так все столы переломал, а у меня тут нет подходящих.
— Значит, нет?
— Прости меня.
Шокер разжал руки и отступил. Покачав головой, он зажмурился, постоял молча, потом крепко сжал пальцами переносицу и открыл глаза.
— Что ж… — проговорил он равнодушно. — Я этого не ожидал. Но не настаиваю и ни в коем случае ни в чём тебя не виню. Просить прощения тебе не за что. Это ты меня извини, что поставил тебя в дурацкое положение… Разумеется, ты не должна принимать на себя никаких обязательств, даже ради хорошего настроения Валеи. Это не твоя проблема.
Он повернулся и пошёл прочь.
— Андрей!
Он чуть притормозил и бросил через плечо:
— Извини, мне нужно идти.
— Андрюша! — я бросилась к нему, обняла. — Не обижайся, пожалуйста!
— А кто говорит про обиду? — усмехнулся он и осторожно разжал мои руки. — Ничего ведь не произошло и не изменилось, правда?
— Не уходи!
— Я должен. Извини. Прежде, чем я отправлюсь на службу, мне надо заняться будущим дочери, — холодно сказал Шокер и вышел из гостиной.
Я осталась одна.
Прийти в себя после такого разговора было довольно трудно. Я пыталась пошевелить мозгами и понять, что я сделала. Я отказала человеку, который, несмотря на все свои грехи, скелеты в шкафу и тараканов, был мне дорог. Которому я была нужна. Да, он та ещё зараза, но если кому и высказывать такие претензии, то уж точно не мне. И надо же, как у меня бойко выскочило это «нет»… Кто бы мог подумать, далась мне эта свобода. Вот нашлась же феминистка, клейма ставить некуда…
Когда я посреди своих тяжких, но бесполезных раздумий подошла к окну гостиной, я увидела, что в саду, по едва просохшей тропинке ходили туда-сюда Шокер и Мишка. Шокер говорил, сдержанно жестикулируя. Мишка слушал, и, глядя на его лицо, я бы сказала, что он в полном замешательстве. Шокер, наконец, закончил излагать и, по-видимому, задал вопрос. Мишка отрицательно помотал головой. Шокер на несколько секунд прикрыл глаза, словно считал про себя, и заговорил снова. Миша вспылил, резко прервал Шокера и собрался уйти, но Шокер загородил ему дорогу и снова начал о чём-то рассказывать.
Жаль, что я не слышала ни слова и не умела читать по губам. Одно лишь я разобрала. Шокер много раз произнёс слово «пожалуйста». Мишка больше не мотал головой и не порывался уйти, но лицо его становилось всё серьёзнее и мрачнее. О чём Шокер просил, понять было невозможно. Я уже устала стоять у окна и смотреть на них, когда Мишка коротко кивнул. Шокер снова зажмурился и опять заговорил. Мишка прервал его и что-то коротко, но решительно сказал. Насколько я поняла, Шокер ответил «Да, конечно». И они пожали друг другу руки, а потом вместе пошли к дому.
Я сидела в гостиной, ждала, когда кто-нибудь нарушит моё уединение.
Мишка появился нескоро. Он был бледен и очень серьёзен.
— Что случилось, Миша? На что это Шокер тебя подбил? Уж не уговорил ли он тебя остаться?
— Нет. Чего ради мне теперь здесь оставаться? Завтра меня доставят домой, как и планировали, — ответил он. — И я заберу с собой Валею.
— Зачем?
— Шокер просил меня жениться на ней. Я согласился.
Видимо, у меня с лицом случилось что-то совсем уж экстремальное, потому что Мишка всполошился:
— Конечно же, фиктивно! Ты же не думаешь, что я…
— Я ничего не думаю! — выкрикнула я. — Я не умею думать, Миша! Сегодня я в этом убедилась окончательно!
Мишка пропустил мимо ушей мою истерику и пожал плечами:
— Я сам не понял, как он сумел меня уговорить… Делать нечего, становлюсь профессиональным опекуном девиц, попавших в трудную ситуацию.
— Ох, Мишенька… Я только не пойму — зачем?! Внебрачный ребёнок свободной гатрийки не будет здесь ни клеймом, ни помехой для будущего семейного счастья. Что за ерунду Шокер выдумал? Зачем выдавать дочь за мужчину с изнанки?
— Шокер хочет отправить Валею на изнанку, он считает, что в Питере сейчас безопаснее. Учитывая её положение и то, что здесь ещё долго будут постреливать и тянуть одеяло туда-сюда, в этом есть резон, — Мишка задумчиво вздохнул. — Есть две проблемы. Валея почти не знает языка, одной ей поначалу никак не справиться. Но ещё хуже то, что, когда родится ребёнок, ей едва исполнится семнадцать. А значит, ребёнка у одинокой несовершеннолетней сироты запросто отберут под опеку. Мы договорились, что мы с ней распишемся, я присмотрю за ней, позабочусь, чтобы она ни в чём не нуждалась и поскорее привыкла к жизни в Питере, а потом, когда она станет по нашим законам совершеннолетней, мы разведёмся. Всё очень просто.
— Это кому же из вас будет просто? — пробормотала я и выбежала из гостиной. — Шокер!
Никто не отозвался.
— Шокер, чёрт тебя дери, где ты есть?!
Я взбежала наверх, но нашла только Валею. В маленькой спальне, которую Ятис устроил по соседству с моей, была настежь открыта дверь в коридор. Валя сидела на кровати спокойная и серьёзная. Её лицо высохло, только воспалённые красные полоски от тёкших слёз выделялись на бледной коже.
— Валюша, где твой отец?
— Он ушёл в департамент, оформлять для меня все необходимые документы, — ответила девочка. — На изнанке, оказывается, так много всего нужно, кроме паспорта, чтобы наш брак зарегистрировали. Свидетельство, справки, разрешение отца с нотариальным заверением… Папа сказал, всё быстро сделает, и завтра улетим, я и Михаил.
— Ты согласилась?
Валея удивлённо моргнула.
— Конечно. Это ведь разумный выход, — проговорила она медленно и немного равнодушно. — Я буду очень скучать по родным, но придётся потерпеть. Я стараюсь быть ответственной. Больше всего на свете я хочу этого ребёнка, поэтому буду делать всё правильно.
— Будет очень трудно, в чужом месте, с чужим мужчиной. Валечка, ты точно сама согласилась?
— Конечно. Папа сказал, что он Михаилу доверяет полностью, что это хороший друг, который мне поможет на первых порах. Он ведь прав? Михаил хороший?
Я обняла её, потрепала по голове.
— Миша очень хороший. Он поможет. Ты только его слушайся во всём.
— Я буду слушаться, — кивнула девочка. — Кира, а ты… Ты не обижай папу, пожалуйста. Он думает, что он плохой отец, что мало нами занимался, что я его не знаю… А я очень хорошо его знаю и насквозь вижу. Он тебя очень любит. Я вижу, как он ужасно себя чувствует, когда между вами что-то не так.
— Как, например, сейчас?
Валя кивнула.
— Я постараюсь, Валюша.
— Постарайся, — строго сказала она.
Я спустилась обратно на первый этаж. Мишка сидел в гостиной с самым серьёзным видом.
— Кира, меня мысль посетила… — проворил он задумчиво. — Ты домой собираешься возвращаться? Ну, в Питер?
— Пока нет.
— Я вот подумал… А что, если Валее вдруг покажется со мной не очень уютно? Может быть, тогда предложить ей пожить в твоей квартире? Пока не привыкнет ко мне?
— Ой, да кто вам запрещает?! У тебя ключи есть. Пользуйтесь!
— Отлично, отлично, — пробормотал он, потирая руки. — Надо ещё кое-что обдумать, и всё будет в порядке.
Вот как по мне, так до порядка было безнадёжно далеко. Скорее всего, очень быстро Мишка поймёт, какую совершил ошибку. Конечно, необходимость заботиться о ком-то очень сильно излечивает всякую стороннюю тоску, но только на время. Потом, когда забота о Валее превратится в рутину, когда появится на горизонте хорошая девчонка, как Мишка будет ей объяснять, чем он занимается по месту жительства?
— Мишенька, может быть, тебе всё-таки взять назад своё обещание? Не надо тебе этого.
Он серьёзно посмотрел на меня и пожал плечами:
— Почему же? Как раз очень кстати.
— Это сейчас. А потом? Через месяц? Через полгода?
— Я теперь так далеко не загадываю, — усмехнулся Мишка. — И даже не мечтаю.
* * *
До департамента я всё-таки добралась. Без компании, но и без препятствий и отговорок. Правда, только к вечеру, и вышла оттуда уже совсем поздно. Зато оказалось, что моему появлению рады. Знают, стервецы, как умаслить человека, считающего себя профессионалом. Дали понять, как меня ценят, и уломали изменить контракт. Теперь не три обращения в месяц, а по мере необходимости, но я, как и прежде, могу отказаться, а могу и назначить свою цену. Их можно понять: состояние курьерского сообщения с изнанкой описывается одним простым словом — задница. Меня можно понять: я совсем не соображаю, на каком свете оказалась, и за что-то нужно зацепиться. Хотя бы за работу.
Я шла домой по набережной канала с телефоном у уха и слушала обстоятельный доклад Ятиса о том, что происходит:
— … Девочка почти весь день просидела взаперти, но Михаилу удалось её вытащить на прогулку на часок. Сейчас она снова отдыхает. Недавно вернулся лорд Клайар, уже с малышом, хочет дождаться вас, госпожа Кира. Я готовлю ужин на всех?
— Да, Ятис. Конечно, на всех. Спасибо.
Уже убирая телефон в карман, я увидела высоченного и худого молодого мужчину, идущего параллельным со мной курсом. Понурый, задумчивый, он горбился и прятал руки в рукава плохонькой куртки. Узнала я его не сразу: без бородки и усов Ло казался совсем юным мальчишкой.
— Ло!
Сообразив, что он меня не слышит, я дёрнула его за локоть. Он отпрыгнул в панике, чуть ли не оборонительную стойку принял. Но сразу узнал меня и широко радостно улыбнулся. Я обняла его, как доброго старого друга.
— Ло, ты вернулся! Молодец! Как же я рада тебя видеть!
Он кивнул, как бы говоря, что тоже очень рад.
— Ло, если ты здесь, значит, Настя?..
Лицо Ло моментально стало мертвенно-печальным, и он снова кивнул.
— Мне жаль, Ло. Бедняжка…
Я ещё раз его обняла, потом выпрямилась и потрепала его по плечам:
— Ты давно здесь? Как твоя семья? Всё в порядке?
Ло вскинул левую руку, на запястье которой на коротком шнурке висел телефон, поймал его в ладонь, стал быстро водить по экрану большим пальцем. Потом показал мне длинный текст на экране:
«я только сегодня приехал в Йери»
«не нашёл никого. оба дома заперты»
«старые номера не обслуживаются»
«с диспетчером поговорить не могу»
«завтра пойду вживую на диспетчерский пункт»
«ещё у дяди дома не был, но у него на службе сказали»
«что он умер давно уже»
— Где же ты остановился?
«нигде пока»
— Пойдём ко мне! Тем более, мы уже пришли, — я потащила его к воротам.
Ло вырвался, на его лице отразилась паника.
— Да не бойся ты, у меня сегодня полный дом народу, ещё один гость мне не повредит! Пойдём, пойдём, я тебя со своими друзьями познакомлю!
Ло, слегка упираясь, позволил привести его в дом. Я разделась, показала Ло, куда повесить куртку и потащила его мимо лестницы в гостиную, откуда слышался голос Мишки.
— Ло?!
Я обернулась на голос. Валея застыла на ступеньках, уставившись на парня и открыв рот.
Я тронула Ло за плечо и показала на Валею. Он обернулся, и его глаза широко раскрылись.
С громким воплем Валея ринулась с лестницы, не глядя под ноги, не обращая внимания на скользкие ступени… Я невольно зажмурилась. Когда я открыла глаза, Ло у нижней ступеньки обнимал рыдающую девчонку, которая билась в истерике, повиснув у него на шее.
На крик со всех сторон сбежались мои многочисленные гости и домочадцы.
— Это кто такой?! — строго спросил Мишка.
— Это парнишка, который помог мне выжить в слое и вернуться, — ответила я и оглянулась на Шокера.
Шокер стоял в дверях гостиной. Точнее, еле стоял. Прислонившись к косяку, он смотрел на дочь и Ло, и губы его дрожали.
Я шагнула к нему:
— Андрей, что с тобой?
Ло, продолжая обнимать Валею, поднял голову, посмотрел по сторонам. Заметив Шокера, Ло часто заморгал, сжал губы, сглотнул и широко улыбнулся. Потом поцеловал Валею куда-то в ухо, погладил по голове и осторожно отвёл от себя её руки. Обойдя девочку, Ло быстро подошёл к Шокеру, и они по-медвежьи крепко обнялись.
Валея, прижав к губам ладони, медленно побрела к ним, не сводя с них глаз.
— Валя, кто это? — прошептала я, когда Валея поравнялась со мной.
— Это Илай, мой брат.
— А… ты крикнула «Ло».
— Это домашнее имя, — улыбнулась Валея сквозь слёзы. — Я его так назвала. Я долго не могла выговорить «Илай» и стала звать его Ло. И все его так звали дома.
Я поманила Ятиса.
— Семейство Клайар разрастается на глазах, и так просто от них нам сегодня не избавиться. Мы всех постояльцев сможем разложить на ночь?
Ятис пересчитал народ по головам, что-то прикинул, возведя глаза к потолку, и покачал головой:
— Одной спальни не хватает.
— Ты посчитал главную?
— Нет.
— Хорошо. Приготовь всё, пожалуйста, для гостей, я лягу в главной.
Ятис улыбнулся одновременно понимающе и одобрительно.
И начался один из самых странных вечеров в моей жизни.
Я была вроде бы у себя дома… Да-да, не прошло и года, как я начала думать о доме на набережной, как о своём доме. Наверное, Йан был бы доволен: ему и тут удалось меня переупрямить. Впрочем, сегодня Йан был бы доволен вдвойне: в доме собрались самые близкие ему люди, и они сегодня были счастливы.
Я была у себя дома, и в то же время старалась стать тихой и незаметной, чтобы ничем не помешать Шокеру и его детям, которым надо было так много рассказать друг другу.
Они часа три не вылезали из гостевой спальни. Дверь была плотно закрыта. До моего чуткого слуха доносился только невнятный гул голосов. Потом Шокер спустился на кухню сделать молоко для ребёнка и, возвращаясь, оставил дверь в спальню открытой. Но я всё равно не решилась присоединиться к их компании. Сегодня был только их день. Издалека через дверной проём я увидела Ло, сидящего в изголовье кровати, и Тимошку, который копошился на коленях у старшего брата, да Шокера с Валеей, пристроившихся напротив, чтобы Ло легко было читать по губам.
Было уже очень поздно, когда я, наконец, доползла до постели. Я уже была готова к тому, что, как обычно, буду валяться без сна и таращиться в потолок. Но мне даже не довелось погоревать при лунах. Залезла в синие шелка и вырубилась, как крестьянин, продавший пшеницу. Возможно, и храпела так же.