Низкое небо, изъеденное червоточинами, угрожало пролиться дождем. Деревья в благодарной молитве поднимали вверх дрожащие ветви. Господствующий лес негостеприимно шумел редеющими макушками. Худой силуэт Грегори Фроста сливался с фоном грозовых облаков. В душе маджикайя было столько же смятения, сколько ненастья в настроении погоды. Холодный ветер играючи трепал волосы и развевал плащ. Фрост был похож на выпущенную на свободу подневольную птицу. Он дышал полной грудью и наслаждался простором.

Заложник времени бросил взгляд под ноги: первые признаки тлена коснулись пушистого мха и травы. Как и молодость этих растений, вместе с памятью сигнатурного маджикайя исчезали и его экстраординарные способности. Грегори понимал, что каждое воспоминание, растворяющееся в забытом прошлом, стирает все его знание и умения. Запасы пентаграмм и символов уменьшались с каждым прожитым днем, словно безжалостный ластик бесталанного художника стирал величайшее из сокровищ — человеческую память.

Фрост раскрыл дневник Ментора Менандра, его пальцы заскользили по чужим воспоминаниям. Словно желторотый щебечущий слеток, перед глазами всплыл образ наивной девочки, для которой борьба за справедливость оказалась превыше многолетней ненависти. Грегори поймал себя на мысли, что по-хорошему завидует подобному простодушию. Маджикаю стало не по себе. Фрост видел, в каком обмане росла Никария Верис, и он сожалел о том, что сплел несколько узоров на паутине всеобщей лжи. Хотя, сейчас, стоя в паре метрах от Зеркала Правды, маджикай понимал, что поступил правильно, так бесславно сбежав от девчонки, оправданно не доверяя своему прошлому. Несмотря на то, что теперь было трудно представить, что он совершил хоть одно злодеяние, маджикай понимал, что способен на это. Рисковать жизнью Ники Грегори не собирался изначально, заведомо выписывая из дневника ложные ориентиры. Обмануть девчонку и сбежать при первом удобном случае, оказалось несложно. Добрая, наивная Никария — уставшая от жизни не меньше самого Фроста. Именно из-за этого, маджикаю никак не удавалось избавиться от ощущения бесчестности своих действий.

Фрост подошел ближе к огромному зеркальному полотну, обрамленному безликим багетом. Доминирующим эффектом был лишь разноцветный фьюзинг. Оплавленные элементы стекла, словно рельефная резьба, в деталях представляла самые яркие эпизоды из жизни маджикайя создавшего Зеркало Правды. Вверху старик Менандр вершит заклинание, чуть ниже отливает зеркало, в середине заключает договор с рогатыми джинами, а в самом низу приносит в жертву человеческого младенца. Грегори посмотрел на свое мутное отражение. Он вспомнил то, как приобрел разрушившие его жизнь знания, как впервые переступил порог между мирами и стал сигнатурным маджикайем. Мужчина выдохнул и прочитал то, что действительно было зашифровано в дневнике Ментора Менандра — заклинание активации:

Зеркало молчало.

Фрост повторил заклинание — четко и с большим выражением выговаривая слова.

Тишина.

Мужчина посмотрел на стеклянную фигурку младенца и понял, что зеркалу нужна жертва. Фрост вытащил из кармана перьевую ручку, которой обычно делал записи. Осторожным движением, маджикай резанул по руке и оставил червленые отметины на зеркальной глади.

Отражение ожило, отбросив воспоминания на пару дней назад, в тот самый момент, когда Грегори впервые после пробуждения встретил Никарию Верис.

Черные кроны деревьев сомкнулись над головой Фроста. Маджикай сделал новый порез, превратив пятна крови в хаотичные линии на стекле. Зеркало снова показало признаки жизни. Но это было слишком близкое прошлое, чтобы получить все необходимые ответы. Мужчина начал развязывать расписные ленты с браслетов, прекрасно понимая, что чем дальше он находится от дома на Благополучной улице, тем больше у него шансов распрощаться с жизнью. Чувствуя это, зеркало, задрожало, отчаянно грозя разлететься вдребезги, будто невидимая сила рвалась из безмолвных тисков отражений.

Грегори заорал от боли.

Пронзительный крик воспоминаний.

Водоворот событий увлекал все глубже.

— Неееееееееет!

Все, что Фрост хотел знать, осиновым колом ударило в грудь. Он упал на колени, лишившись последней надежды на спасение из пут ложных обвинений. Маджикай смотрел на свое отражение и понимал, что позади не осталось практически ничего, что было возможно утаить.

Когда жизненные силы Грегори почти иссякли, он увидел в отражении знакомый силуэт.

— Ника… — прошептал Фрост, обрадовавшись ее появлению и разочаровавшись одновременно.

— Варпо, вытащи его оттуда, — послышался столь надоевший за последние дни голос.

Могучие синие лапы, выдернули маджикайя из зеркальных объятий. Фрост понял, что теряет сознание. Сложно описать тот ужас, который испытывает человек, засыпающий каждый вечер с мыслями, что проснувшись утром, не сможет вспомнить своего имени.

Грегори не хотел забыть увиденное.

— Верис, не дайте мне уснуть. Не дайте мне уснуть, — сказал он и потерял сознание.

На руках неотступного агента службы охраны — Никарии Верис.

Будучи молодым и менее сметливым, Дин'Ард Репентино частенько оказывался в камерах дома покаяния — за разбой, домогательства или простой дебош. В этот раз он отсиживался по личному приказу нового начальника ОЧП, без протоколов и каких-либо официальных обвинений. Мимо темницы Репентино нарезал круги рогатый элементаль. Фавн то и дело, поглаживал шею, которая почти зарубцевалась после нападения. Чач Далистый, спустившийся в подземелье, вот уже минут десять стоял возле камеры, беспокойно поглядывая на часы.

Дин не выдержал и, подсочив с кровати, спросил:

— А вам, вообще, голубки, не стыдно здесь вместе появляться?

Фавн зарычал и в пару метафизических прыжков оказался в камере с невидимкой.

— Мерх, ко мне! — приказал молодой начальник.

Элементаль материализовался рядом с хозяином.

— Хороший мальчик, — просюсюкал фавну Репентино.

Далистый сказал:

— Я бы давно тебя вздернул.

— Ой, нет, — усмехнулся Дин, — играйте в эти игры с вашим волосатым элементалем. Я болею за другую команду… начальник.

— А ты я смотрю, привык, что тебя папочка из всех передряг вытаскивает?

— Да, привык.

В подземелье появился Кирран. Взволнованно теребя в руках флэшкарту с постыдным видео, он подошел к Далистому.

— Добрый вечер, — поздоровался Мак-Сол.

— Привет, Кирюша! Заждались тебя! — заголосил Репентино.

Чач вырвал флэшку из рук приятеля невидимки и, как мог, скрывая стеснение, спросил:

— Надеюсь это единственная копия?

Дин вытащил руки через решетку и, опираясь на прутья туманно произнес:

— Надежда умирает последней…

Лицо начальника, которое обычно напоминало морду умирающей антилопы, изменилось — парнокопытное ожило и задумало гадость.

Далистый сказал:

— Ты, наверное, не смекнул, что можешь сгнить в этой камере раньше, чем умрет моя надежда.

— Это единственная копия, — сказал Репентино без улыбки.

— Гиберт выпусти его, — тихо произнес Чач и, бросив последний взгляд на сына телепата, ушел.

Из стены, появился призрак. Он подлетел к темнице и бесшумно отворил дверь. Как только заключенный вышел, исчез и фавн.

Кирран выглянул в коридор и, убедившись, что нового начальника нет, запричитал:

— Какого черта, Дин, ты прятал эту гребанную запись в моих снастях?

— Потому что ты ими не пользуешься, дружок, — ответил Репентино.

— У меня просто нет сейчас времени.

— Тогда откуда этот возмущенный тон?

Кирран тыкнул указательным пальцем в друга и зашипел:

— А если бы я пошел на рыбалку?

— Но ведь не пошел.

— А если бы пошел? И вообще, где мое заслуженное «спасибо»?

Дин сделал реверанс и искренне произнес:

— Благодарю вас, о Великий Рыболов, что освободили меня из тюряги.

— Сойдет…

— Если вы закончили, следуйте за мной, — произнес страж. — Я провожу.

Мак-Сол и Репентино переглянулись и поплелись за призраком.

— А чего Никуля не пришла? — спросил, довольный своим освобождением невидимка. — Такое событие пропустила — выход любимого друга, после тяжелой отсидки.

— Ты просидел в камере всего сутки.

— И это было нелегкое время. Я даже наколку хотел сделать. В виде обнаженной эльфийки, — Дин резко сменил тему: — Так что, она опять у Фроста?

Призрачный страж повернул направо, и друзья последовали за ним.

— Понятия не имею, — фыркнул Кирран, — ни почему не пришла, ни где она ночевала.

— Ооооо. Из-за чего поругались? — догадался Дин.

— Как обычно. Из-за нее. Ты знал, что она пошла на казнь вместо тролля?

Репентино покачал головой и сказал:

— Дурочка…

— Идиотка!

— Поддерживаю.

— Издеваешься?

— Да, — довольно промурлыкал Дин.

Кирран обозленно посмотрел на приятеля.

— Мог бы и соврать. Бегаешь тут, переживаешь за вас, хоть бы кто проявил элементарное уважение.

Дин мечтательно посмотрел вверх:

— Ты, наверное, хотел сказать «элементальное».

Мак-Сол засмеялся:

— Ни за чтобы не подумал, что когда-нибудь увижу эту парочку вместе. А это правда, единственная полная версия той ночки?

Репентино пожал плечами и улыбнулся.

— Я даже не знаю… у тебя, Кирюша, еще столько хлама в комнате.

Кирран покачал головой, достал из кармана брюк мобильник — ни одного сообщения от подруги.

Дин сказал:

— Хоть ты меня и бесишь, я тебе скажу, что вообще-то тебе не зачем за Никулю волноваться. Отец приставил к твоей зазнобе оберегателя.

Мак-Сол помрачнел пуще прежнего:

— Что еще за оберегатель?

— Себастьян из дома котов. Он за нашей девочкой последит.

Эта новость мало чем утешила Киррана. Несмотря на то, что у Мак-Сола было дурное предчувствие, чтобы не давать приятелю очередных поводов для подколов, он промолчал.

Ника вздрогнула. За ее спиной ветки деревьев опасно шелохнулись. Девушке все время казалось, что за ней кто-то следит. Вспомнив о втором агенте, Ника немного успокоилась.

На исходе дня, который она провела в резервате, ее изрядно покусали насекомые. Расчесанные в кровь руки были готовы послать все запреты к чертям собачьим и воспользоваться пировозможностями — дабы спалить несколько гектаров окружающего леса. В недрах, которого пряталось нечто маленькое, но столь свирепое. Ника подумала: если бы она, как Фрост, вела дневник, то непременно бы записала предельно лаконичную на сегодня фразу: «Мерзкие насекомые!»

— Эй, чесночина, — произнес тролль, — я ведь взаправду не знал, что этот мужик — твой Фрост. К тому же это было задолго до тебя.

Ника хмыкнула:

— А если и знал, что? Не взял бы из его рук денег?

— Взял бы, — чавкнул Варпо, — А еще бы сыграл с ним в эту идиотскую игру.

— Не наигрался еще?

— Неет. Фря, я хочу потренироваться.

— Ну и тренируйся. Я тебе, что мешаю?

Тролль протянул лапу.

— Давай сыграем, пока твой Фрост спит.

— Он не мой… и не хочу играть.

— Ты помнишь, что я на халяву тебе помогаю?

— Чертов тролль. Давай, — согласилась Ника, — выставляя вперед кулак.

Варпо повеселел.

— Камень, ножницы, бумага. Раз, два, три.

У агента Верис выпала «бумага», а господин Цератоп предъявил «камень».

— Ха-ха! — возрадовался синекожий. — Я выиграл! Мой тебе совет, фря, никогда не загадывай «бумагу».

Девушка улыбнулась и сказала:

— Вообще-то, нет. Бумага оборачивает камень. Так что выиграла опять я.

— А мой камень, прорывает твою бумагу! — раздраженно прорычал тролль.

— Нет. Бумага побеждает камень.

Варпо возмутился:

— Как говенная бумага может быть сильнее камня?

— Цератоп, таковы правила.

— Что за дрянные правила? Ты сама их придумала?

— Нет, Варпо. Это придумал… народ.

— Тьфу! Хреновая игра.

— Сам предложил сыграть, — сказала Ника и посмотрела на лежащего без сознания Фроста. Пробивающееся сквозь листья закатное солнце золотило его кожу. У маджикайя был настолько изнеможенный и разбитый вид, что агенту Верис стало по-настоящему жалко его. Но вину за это неожиданное чувство Верис списала на тролля — она могла проникнуться к Фросту исключительно на его синекожем фоне. Повернувшись к сидящему в тени Цератопу, Ника заметила в его руках небольшую тетрадку, и возмущенно фыркнула:

— Цератоп! Какого дьявола?

Тролль улыбнулся:

— Да ладно, не вопи фря. Мне просто интересно, что за чувака я сюда привел.

— Читать чужие дневники нехорошо, — равнодушно произнесла девушка.

Варпо игриво дернул косматыми бровями и сказал:

— А тут, кстати, про тебя написано.

— Про меня? — Ника встрепенулась.

— Да, да, — произнес тролль в нос и, сделав наиумнейшее выражение морды, пролистнул несколько страниц и прочитал: — Волею судеб, моей спутницей на пути к цели стала самая противная агентша треклятого управления — Ехидна Верис.

Девушка хмыкнула: — Там не может быть так написано!

— В этом нет. Так начиркано в моем.

— Хах, ты ведешь дневник?

— Да. Это единственная надпись.

— Не беспокойся. Раз я тебя так бешу, обещаю, что больше мы с тобой не увидимся, — сказала Ника, выхватив тетрадь из лап тролля.

— Буду скучать… неимоверно.

Несмотря на жгуче желание полистать дневник Фроста, девушка не сумела даже раскрыть тетрадь. Обложка словно была высечена из камня и не поддавалась внезапному осквернению.

— Знаешь что, Варпо, я не собираюсь его читать. Это мерзко. И плевать, что там про меня может быть написано на самом деле. Фрост ублюдок и написать что-то хорошее, вряд ли мог.

Тролль удивленно посмотрел на девушку и, усмехнулся. Снова завладев тетрадью, сам раскрыл дневник.

— Не парься, там все на неизвестных символах.

Верис покосила глазом в тетрадь. Действительно, даже если бы девчонка обнаглела и заглянула в дневник Фроста, ничего из написанного она бы не прочитала.

— Гляди, кажется, твой «ублюдок» просыпается, — толкнув девчонку в плечо, шепнул тролль.

Ника обернулась.

Сигнатурный маджикай поежился, ощупал землю вокруг себя и открыл глаза. Ника медленно направилась к Фросту. Она понятия не имела, как мужчина себя поведет и помнит ли вообще, что с ним произошло.

Сразу после пробуждения Фрост выглядел моложе, но по мере того, как осознание искаженных событий приходило в голову, его лицо начинало стареть, как чернеет яблоко при воздействии кислорода. Грегори посмотрел на Нику и поздоровался:

— Здравствуй Люмена.

— Здравствуйте Грегори. Только я… Ника.

— Ника? — удивился маджикай, потирая виски.

— Что последнее вы помните?

— Вчера я изрядно перебрал, — он виновато усмехнулся, — раз проснулся в этом месте…

Поняв, что Фрост снова ничего не помнит, Ника молча протянула маджикаю тетрадь.

— Что это?

Как только мужчина взял дневник в руки, он почувствовал, что между моментом, когда закрыл глаза и моментом когда открыл, прошла тяжесть долгих лет.

«Грегори Фрост немедленно прочти это» гласила надпись на тетради.

Маджикай открыл первую страницу и окунулся в жестокую реальность своего бытия.

Грегори бросил удивленный взгляд на Нику, и понятливо кивнув, та отошла обратно к троллю.

Чем дальше Фрост вчитывался в свое прошлое, тем туманнее выглядело его будущее. Он прочитал краткое описание того, что пробовал делать для возвращения памяти. Заклинания, чистка, стимуляторы, духовники — все эти слова не вызывали в нем никакого эмоционального отклика. И лишь когда было упомянуто Зеркало Правды, появилась цепочка ассоциаций.

Сейчас Фрост не помнил, но за последнее время он научился ценить каждое мгновение. Время неслось бурным потоком и маджикай, почти физически ощущал, как прожитые минуты становятся прошлым, как вовремя неоцененные мгновения исчезают еще до того, как он их осознает.

Каждое пробуждение было подобно маленькой жизни. Фрост надеялся, что после того, как зеркало восстановит его память, он больше не будет бояться заснуть.

Сейчас, Фрост был рад, что спокойствие: ощущаемое в легком перешептывание листвы, щебетание птиц и назойливо зависающие в воздухе в поисках добычи насекомые, встретили его пробуждение.

Взгляд маджикайя скользнул в тень, где находились молодой агент и синекожий монстр. Он не знал, имеет ли смысл что-либо сейчас говорить, но все же произнес:

— Простите, Верис. Вы очень похожи на свою мать. И… вы так выросли. Я обознался.

Ника была растеряна не меньше Фроста. Ей казалось, что она присутствует при чем-то личном — настолько, что не имеет право быть озвучено кем-то вслух. Слова так часто бывают губительны. Девушка видела, как в процессе чтения дневника, менялось лицо маджикайя, как прожитые события искажают его черты.

Когда ознакомление с прошлым было закончено, Ника начала говорить совсем не то, что считала правильным. Возмущение складывалось в дерзкие предложения и как предатели самовольно слетали с губ. Верис говорила, о том, что порядочные люди так не поступают, что нельзя было все это время водить ее за нос, потому как она приложила невероятные усилия, чтобы начать доверять человеку, которого ненавидит. Что Фрост действительно ублюдок и ничего не понимает в чувствах нормальных людей, и что правильно его наказали, лишив воспоминаний.

— Спасибо, Верис, тут написано, — маджикай постучал указательным пальцем по дневнику, — что вы крайне доброжелательны.

— Это один из лучших моих минусов! — тявкнула Ника.

— Я полагаю, пока я был без сознания, дневник Менадра оказался снова у вас?

— У меня, — пояснил тролль, вертя в лапах позолоченный фолиант.

Ника ответила маджикаю:

— Самое главное, что он не у вас.

— Вам не кажется, что столь ценной вещице не стоит находиться в этих синих лапах? — спросил Фрост, поднимаясь на ноги.

— Я ему доверяю больше чем вам, — ухмыльнулась Ника. — Если бы я не заснула тогда…

— Я бы нашел способ избавиться от вас, Верис, — перебил маджикай. — По крайне мере, в моем дневнике написано, что я хотел бы этого.

— Эй, убивец, как найдешь этот способ, сообщи мне, — прохрипел тролль, подмигнув маджикаю. — Ну, как бы услуга за услугу. Я тебе дорогу к зеркалу, ты мне дорогу к спасению…

Ника возмущенно зыркнула на Цератопа, а Фросту задала вопрос:

— Ну и что в этом дневнике зашифровано на самом деле?

Грегори вздохнул. Он еще не свыкся с прочитанными фактами своей биографии, поэтому даже не старался просчитать ход своих действий или новые пункты плана.

— В тексте были выделены не слова, — маджикай шлепнул по руке, прихлопнув успевшего испить крови комара, — а буквы. Из них составляется заклинание, которое активизирует зеркало. Именно для этого я и просил Вывера, достать мне фолиант…

Фрост замолчал. В его голове вспыхнуло воспоминание. Появился образ старшего замдиректора Вишнича.

— Вы что? — спросила Ника настороженно.

— Кажется, я… — промямлил маджикай, подходя к зеркалу.

Отражение колыхнулось, будто потревоженная веселой детворой водная гладь: огонь пожирал стены храма. Он со связанными руками стоял на коленях напротив замдиректора Вишнича.

— Когда вы будите меня казнить. Вывер, постарайся сделать так, чтобы я выжил.

— Я не смогу скрыть это от Масса мысленно, а Гевин почувствует, что смерти не было. Я не стану себя подставлять…

— Уничтожь прошлое. Направь их силы на мою память. Отдай дань Костлявой моими воспоминаниями… Когда настоящий появится, найди дневник Менандра… я все предусмотрел…

Воспоминание свернулось в клубок и настоящее шкодливым котенком унесло его прочь.

Ника спросила:

— Так вы вспомнили, что показало вам зеркало?

— Нет… не уверен, — сказал Фрост и протянул ладонь, заметив аккуратно обмотанные расписной лентой кандалы на руке. — Дайте мне фолиант, Верис.

— После того, как вы его украли? Зачем на этот раз?

Фрост почувствовал, как прежнее спокойствие рвется, словно промокший лист бумаги.

— Верис, дайте мне фолиант, вы ведь тоже хотите знать правду!

Ника посмотрела на тролля. Тот лишь пожал плечами и сказал:

— Не смотри на меня, фря. Я не знаю, зачем ты сюда шла. Но если это тот, кто убил твою мать…

— Я не убийца! — прокричал Фрост.

Завершение этой истории неумолимо клонилось к закату, как печальное солнце к горизонту.

Ника забрала из лап тролля дневник и, подойдя к Фросту, протянула фолиант.

— Спасибо, Ника, — искренне поблагодарил Грегори.

— Надеюсь, это будем моей последней ошибкой, — сказала девушка.

Маджикай пролистнул позолоченную тетрадь и вытащил листок-закладку с составленным из зашифрованных букв заклинанием.

Фрост какое-то время просто смотрел на слова, будто давно разучился читать. Он глубоко вздохнул и обернулся.

— Если то, в чем меня обвиняют, окажется правдой… — тихо сказал он, посмотрев на Нику. — Здесь и сейчас, хочу сказать… что мне жаль…

Мужчина не договорил, он посмотрел на свое отражение и до боли в порезанной ладони сжал руку в кулак. На землю закапала кровь. Маджикай потянулся к зеркалу.

— Грегори, — окликнула Ника.

Фрост взволнованно оглянулся.

Девчонка сказала:

— Мне тоже… если это окажется правдой.

Маджикай благодарно кивнул и снова посмотрел в зеркало. Окровавленной ладонью он нарисовал прямую линию на серебристой глади.

Ника встревожено взяла тролля за лапу.

Зеркало затрещало и отражение колыхнулось. Но только для Фроста.

Огромное лавандовое поле, манящее своей красотой и пугающее неизбежностью. Очередной обман реальности — как не справедливо, что столь умиротворяющее место было выбрано для казни. Он с решимостью человека, который понимал, что ни в этом мире, ни в каком-либо другом, ничего хорошего его не ждет, шел вперед. Вокруг летали отголоски душ давно умерших преступников и тех, кого казнили совсем недавно. В этом прекрасном месте не было надежды.

Он опустился на колени перед триадой карателей и даже не взглянул в глаза приятеля, что стоял перед ним. Солнце уже позолотило окраину и певшие всю ночь сверчки уступили права причудливой трели птиц.

— Mori mortuus — произнес морриган Дрисварколь.

Паскудная тварь, что так любит пускать пыль в глаза и тешить смертных иллюзиями, указала костлявым перстом на склонившего голову мужчину. На смену Безносой пришел Ужас…

Видение черным вороном упорхнуло ввысь. Грегори было мало и он с заметным раздражением к своей беспомощности, разрезал вторую ладонь, прыснув кровью на свое отражение.

Ящер клацнул пастью и протянул трехпалую конечность.

— Я открою храм, — сказал он, пожимая когтистую руку. — Делайте, что хотите… но оставьте мне кольца…

Ника посмотрела на тролля.

— Варпо, оно точно работает? Я ничего не вижу.

— И я не вижу. Это не моя правда. — Цератоп пожал плечами и предложил: — Прикоснись к нему.

По телу агента Верис пробежала дрожь. Девушка знала, что и у нее есть воспоминания, за достоверность которых она не может поручиться. То, что бередило душу, что силком тащило в кошмарное прошлое.

— Хорошо, — прошептала Верис.

— Погоди.

Тролль схватил девчонку за руку и царапнул когтем по запястью. Ника посмотрела на выступившую кровь. На Цератопа. На зеркало. Выдохнула и направилась к Фросту.

Очередное воспоминание лопнуло мыльным пузырем, оставив лишь скорбящие брызги на лице сигнатурного маджикая. Это видение опять ничего не прояснило.

— Нет! — вскрикнул Грегори, готовый превратить свои ладони в кровавое месиво.

Его остановил стук сердца. Напуганный ритм приближающейся развязки. Фрост обернулся.

Рядом стояла агент Верис. Девушка прикоснулась к руке маджикайя и зеркало задрожало…

Мир за их спинами исчез, являя взору колдовской водоворот прошлых событий. Засвистел ветер, предупреждая ни задерживаться здесь, ни на секунду. Но Грегори и Ника вглядывались в призраки былого, того что уже не вернуть. Они не отступали с пути раскаяния и мести. Страшнее всего было видеть тех, кого уже нет в живых. Их лица кружились в безумном танце, смазанные, как неудачные фотоснимки. Хроники последних минут жизни мужчин, женщин… детей.

И вот она женщина, которой так все восхищались. Задушена. Светлые волосы небрежными локонами разметались по лицу женщины. Она лежала, словно разбитая фарфоровая кукла, окруженная коралловым ореолом разорванных бус. Таких же алых, как и кровь на ее белоснежном платье.

Ника чувствовала, что снова переживает эту трагедию. Как наяву. Сердце силилось вырваться из груди, а горло сдавил немой крик. Девушку словно обожгло чье-то невидимое присутствие. Сигнатурный маджикай. Фрост равнодушно смотрел на тело Люмены Верис. Беспроглядно-черными глазами, которые Ника никогда не забывала. Она узнала взгляд, в котором ей казалось, обитает самая лютая злоба. Его полуулыбка, наклон головы.

Пространство и время причудливо переплетенные с правдой, показали кукиш, и захлопнули перед носом желанную дверь. Напуганное вместе с Никой отражение задрожало.

Добрый и всепрощающий взгляд Люмены Верис осыпался вместе с зеркальным крошевом. Призраку этой женщины больше нечего было искать в этом мире. Девочка узнала правду. Жизнь обожает повторять чужие ошибки, слишком красноречиво дублируя повороты судьбы.

Сейчас, когда Фрост сравнялся со своим отражением годами, Никарии стало страшно смотреть в его черные глаза — глаза человека, которого она так хорошо знала.

Вдруг все встало на свои места.

Ника поняла, что воробьиная тушка, которую таскал с собой сигнатурный маджикай, являлась пристанищем для души Фроста. В то время как в теле Грегори господствовал огненный барон. Несколько лет назад после самобытного праздника шаманов — в ночь, когда вода дружила с огнем, Отто Дебарбиери подчинил знания друга своей воли. Вселившись в тело маджикайя Фроста, огненный барон хотел завладеть символами, открывающими проход между мирами. Грегори когда-то отказался делиться с иномирными представителями расы уроборийцев такой властью. И лишь в момент казни, господин Дебарбиери понял, что так просто не сможет выбраться из чужого тела…

Ника смотрела в глаза стоявшего рядом мужчины.

— Фрост? — спросила она с надеждой.

Набирая обороты, стук донорского сердца заглушал звук собственного голоса.

— Грегори? — переспросила Никария и опасливо шагнула назад.

Маджикай посмотрел на девушку.

— Грегори Фрост невиновен, — сказал он с полуулыбкой.

— Папа?..

Ничего не ответив, мужчина исчез, оставив после себя ворох новых вопросов и голубоватую межпространственную пыль.

Потолочина над головой девушки затрещала и, расколовшись на несколько частей, упала вниз.

Никария почувствовала, как расщепленная злым пламенем древесина, словно осиновый кол, вонзилась в ее сердце.

Сердце агента Верис, как и в погаснувшем воспоминании вдруг остановилось.

Провидение продолжало плести кружево, затягивая узелки на судьбах.

* * *

Лифт открылся на шестом этаже. Тихими шуршащими шагами из него вышел посол Датрагон в сопровождении офицера Феликса Себастьяна из дома котов и неуклюжего паренька Брудо. Рыжеволосая помощница, ректора Института Милосердия, приметив непрошенных гостей, схватила трубку телефона, чтобы предупредить Лонгкарда. Но быстрый и осторожный Себастьян прижав палец к губам, придержал руку девушки на кнопке вызова, не дав Зои оповестить реаниматора.

— Посол любит сюрпризы, ты же знаешь, — он подмигнул девушке и улыбнулся. Шрам, делающий его улыбку шире, лишь отпугнул секретаршу.

Зои встала и, поклонившись Датрагону, открыла для него дверь с надписью «Studiollo № 6». Как только полукровка и рыжий мальчишка скрылись в кабинете, офицер присел на стол помощницы и спросил:

— Ты все еще отказываешься со мной поужинать?

— До конца моих дней, — ответила Зои устало. — Что твоему полукровке опять нужно?

— После ужина отвечу.

— Себастьян, ты не в моем вкусе. Я это уже говорила. У меня аллергия на кошек.

— Dum spiro spero… — сказал Феликс, снимая шляпу.

Лионкур сидел за столом, подперев подбородок кулаком, и смотрел на свою любимую пациентку через стекло. Приборы жизнеобеспечения мирно трещали, зажигая то зеленые, то желтые лампочки. Реаниматор в очередной раз спас девчонке жизнь.

— С ней все в порядке. Не о чем волноваться, — заверил он посла, поднимаясь.

— Я не могу постоянно рисковать, — прорычал Датрагон. — Ты сказал, что она под твоим контролем.

— Я думал что…

— Ты думал?! Мне плевать на то, что ты думал. Она неуправляемая. Я хочу, чтобы ты сделал пересадку немедленно. Брудо?

Юноша вышел вперед и, посмотрев на девчонку, с удивлением обнаружил, что уже где-то ее видел.

— Я г-готов прямо сейчас стать с-священным н-носителем, — промямлил он, склоняя голову перед реаниматором.

Лионкур дотронулся до руки посла и сказал:

— Послушай Датрагон….

Прикосновение полукровке не понравилось.

— Посол, — исправился Лионкур. — С пациенткой Верис все в порядке. Ссадины и гематомы, в этом нет ничего страшного. Ее сердце остановилось, потому что девушка пережила сильное эмоциональное потрясение. Сейчас все показатели в норме.

— Покажи мне его, — приказал Датрагон.

Лионкур вздохнул и нажал на кнопку клавиатуры.

Голубой луч сканера, воспарил над агентом Верис и, пройдясь вдоль ее тела, остановился в области груди. Стекло, за которым находилась пациентка, превратилось в огромный дисплей и явило результат ультразвука.

Датрагон подошел ближе. Внутри девушки, словно свернутая в клубок змея билось механическое сердце.

— Химера не пробудилась, — сказал Лионкур и передал полукровке листок с данными.

Датрагон немного упокоился, но желчно произнес:

— Если с ее сердцем что-то случится…

— С ним ничего не случится. Я прослежу за этим.

— Отвечаешь головой. Стань для девчонки матерью, воздухом. Сделай так, чтобы она была прикована к кровати. Стала овощем. Но я хочу, чтобы эта великородная наследница была полностью под твоим контролем.

— Я понял…

— Всем, что у тебя есть, ты обязан мне и если…

— Я же сказал, что все понял, — озлобленно повторил Лонгкард.

Датрагон кивнул мальчишке.

— Обрадуй отца. Сегодня не твой день.

Брудо облегченно выдохнул, избежав жуткой участи стать донором иномирного орудия. Рыжий недотепа молился всем известным его семье богам, чтобы первый носитель протаскал в себе это сердце до пробуждения, а единственному отпрыску Биллибо Бора не пришлось бы прощаться с жизнью.

— Д-до свидания, господин Лионкур, — тихо попрощался юноша.

— Пока Брудо, — сказал реаниматор и кивнул полукровке. — Посол.

Датрагон попрощался презрительной ухмылкой.

Непрошеные гости покинули кабинет так же быстро, как и появились, оставив тишине мытарство совести.

Лионкур какое-то время смотрел на дверь. Реаниматор проклял тот день, когда дал согласие Датрагону спонсировать его опыты. Полукровка обещал оплачивать все прихоти ученого, но при одном условии: Лонгкард должен был найти доноров для трех элементов сверхнового оружия уроборийцев. Одна из деталей и находилась в теле наследницы великородных маджикайев — Никарии Верис. Лионкуру нравилась эта девочка, поэтому он чувствовал себя безмерно гнусно, когда врал, что донорское сердце принадлежит ее матери, когда подделывал документы и продумывал все, что придется сказать.

РДК — проворный гусеничный помощник, словно почувствовав настроение хозяина, ткнул Лонгкарда в ногу телескопическим глазом и, приободряя, мигнул лампочкой.

— Был бы ты псиной, я бы потрепал тебя по шерсти, — уныло сказал реаниматор, приласкав механического сподручника, носком начищенного ботинка.

Раздался телефонный звонок. Лионкур неспешно поднял трубку:

— Да, Зои?

— Лонгкард, мальчишка сбежал.

— Какой мальчишка? — насторожился реаниматор.

— Тот, которого нашли. Альфаобращенный.

— Что?! Как это могло произойти?

— Его кто-то освободил.

— Черт возьми! — выругался Лионкур, выключая дисплей с результатами ультразвука. — Восемнадцатый, уничтожь это, — сказал он, выбросив на пол скомканный листок с данными по «сердцу химеры» и в спешке вышел из кабинета.

Помещение словно потеряло краски, впустив грустную прохладу и погасив лишние источники света. РДК вытянул манипулятор, схватил механическими пальцами выброшенную бумагу и поджог при помощи мини-горелки. По полу лениво заплясали тени. Когда от листка осталась седая горстка пепла, в кабинет постучали.

— Лионкур? — спросил, заглянувший Кирран.

Гусеничный помощник повернулся в сторону двери и приветственно пропиликал.

— Лионкур ты здесь? — ради приличия повторил парень и зашел в кабинет.

РДК грозно вытянул телескопический глаз, направляя на Мак-Сола сканирующее излучение.

— Восемнадцатый, это я, — произнес Кирран, достал из кармана пропуск и подставил его под зеленый луч.

Гусеничный помощник признал гостя, поприветствовал монофонией и удалился по своим делам.

Осмотревшись и отыскав подругу глазами, Кирран подошел к стеклянной двери. Какое-то время он просто наблюдал за спящей девушкой. Юноша настойчиво пытался отогнать дурные мысли и приедчивое чувство вины, которое, как ему казалось было заразным.

Словно почувствовав присутствие друга, Ника поежилась и приоткрыла глаза.

Кирран обернулся. Кабинет Лионкура в отсутствии хозяина, не показывал признаков жизни. Мак-Сол открыл дверь и вошел в палату.

— Привет, дуреха, — шепотом поздоровался он.

— Кирран! — обрадовалась Ника и почувствовала укол совести, все еще помнив, что когда-то назвала друга «соседом».

— Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спросил Кирран и подошел ближе.

— Пока не поняла. Что произошло?

— У тебя сердце остановилось.

— А что с Фростом?

— Никто не знает где он, — Кирран взял подругу за руку. — Он исчез.

— Опять? — переспросила Ника, пытаясь подняться. — А Варпо? Тролль.

— Он в доме покаяния. Его поймали.

— Как пой-мали? — поинтересовалась Ника.

Разочарование вместе с болью разливается по ее телу.

Девушка опустилась на подушку и повторила. — Как поймали?

— Он принес тебя сюда. Он спас тебе жизнь…

— Кирран, вытащи его… как-нибудь… как же… я устала.

Мак-Сол вздохнул.

— Ладно, я пойду. Действительно. Тебе нужно отдыхать.

— Кирюша, Варпо хороший, помоги ему. Пожалуйста.

— Ник, мы что-нибудь придумаем. Я приду завтра. Выздоравливай и не шали.

Верис крепко сжала пальцы друга и, потянув на себя, попросила:

— Кир, погоди. Еще один вопрос. Очень важный.

Кирран склонился и ласково спросил:

— Что?

— А какой у тебя любимый цвет? — со слезами на глазах поинтересовалась Ника.

— Желтый, — улыбнувшись, ответил друг. — Мой любимый цвет — желтый.

Девушка почувствовала, как усталость уносить сознание далеко во вселенную и, отпуская руку друга, пробормотала:

— Ну, вот теперь мы стали немного ближе, правда?

— Намного ближе, — усмехнулся Кирран, — намного… спи…

Продолжение следует…