— Да ладно? — озадачился давно захмелевший Кирран, выуживая из холодильника пару бутылок пива.

Ника злобно откусила бутерброд.

— Прикинь! — прожевывая, прокричала она. — Как он мог!

— Тихо, тихо, не кричи, а то подавишься, — Кирран открыл бутылку крепкого и спросил:

— А Масса не смутило, что ты первая, от кого нужно защищать Фроста?

— Говорит, что как раз, поэтому он меня и выбрал. Но я чувствую, здесь где-то подвох.

Кирран сделал глоток пива и сел напротив подруги.

— Хотя, в этом есть определенный смысл.

— И это какой, интересно? — желчно поинтересовалась девушка.

— Представь собаку, которую не кормили несколько дней. Хорошо дрессированную собаку.

Ника жадно запихала остатки бутерброда себе в рот и пробубнила:

— Ну, представила…

— Представь, что ее любимый хозяин положил перед ней сочный кусок мяса, но есть запретил. И подумай, как она будет себя вести с другими собаками, которые захотят это мясо сожрать. Сама не притронется, а всех желающих, наверняка загрызет.

Ника заерзала на стуле и спросила:

— Согласно твоей дедукции получается, что я хорошо дрессированная голодная псина?

Кирран сделал еще один глоток и кивнул.

— Фигурально выражаясь, — согласился он.

Агент Верис сняла колбасу с очередного бутерброда и откусила уже без хлеба.

— И я убью Фроста. Как только его увижу — в эту же секунду! Плевать на Масса…

— Это вряд ли, — усмехнулся приятель.

— С чего вдруг?

— Могу предположить, что красноглазый незаметно, пока вы с ним мило беседовали, дал тебе установку именно оберегать Фроста, нечто кровожадное у тебя вряд ли получится.

Ника огорченно скрестила руки на груди и пробубнила:

— Вот завтра и посмотрим… Ах да, Кир, слушай, Масса разрешил с тобой говорить на эту тему и то, потому что ты сам видел Фроста. Но Дину ничего не говори, — сказала Ника, озираясь по сторонам в поисках невидимого друга. — Не уверена, что он умеет хранить секреты. И вообще никому.

— Не вопрос, — подмигнув, произнес Кирран. — Я не дурак, могла бы и не предупреждать.

Девушка улыбнулась и стащила кружок колбасы с еще одного бутерброда.

— Вот вы, сссуки, какие, а! — вдруг громогласно раздалось на кухни.

Кирран переглянулся с подругой. Та закатила глаза и мелодраматично поинтересовалась:

— И давно ты здесь?

— Какие у меня паршивые друзья! — рявкнула появившаяся в воздухе голова Репентино. — Давненько, чтобы наслушаться про себя гадостей. Еще и пьете без меня…

— Мы здесь не гадости про тебя собираем, а факты, — пояснила Ника.

— И без тебя мы не только пьем… — пристойно добавил Кирран.

— Факты? К вашему удивлению, я суперски храню секреты, — возразил Дин. — Это я как раз умею! Я агент ОЧП, у меня красный диплом секретного агента.

— Твой диплом красный от стыда, — усмехнулась девушка и потянулась за притягательной выпечкой. — Зюзя, подай вон тот поджаренный пунтик, пожалуйста, — вежливо попросила она.

Запьяневший Кирран передал сладкую завитушку подруге. Прошло мгновение, прежде чем Репентино хохотнул.

— Я никак не могу понять, почему вы до сих пор не женаты? — встав между друзьями, глумливо поинтересовался Дин. — Вы относитесь друг к другу с таким почтением, будто дряхлые супруги.

Ника отстраненно покосилась на Киррана — иначе, чем на друга, она на него никогда не смотрела.

— Дин, ты придурок, — огрызнулась она, — завидуй молча.

— Репентино, давай без шуток. Ты же понимаешь, что подслушанное должно остаться в стенах этой кухни? Это важно, прежде всего, для твоего отца, — заговорил Кирран.

Репентино театрально кивнул и заглянул в холодильник. Вместе с запотевшей бутылкой пива появилось его обнаженное тело.

— Фуу-Дин! — брезгливо вскрикнула Ника. — Немедленно спрячь свои гениталии!

Открыв бутылку, Репентино потряс чреслами и ухмыльнулся:

— Разве тебя не возбуждает расхаживающий по квартире голозадый мужчина?

— Я слишком часто вижу твой зад, чтобы он меня возбуждал! — возразила девушка.

Дин сделал жадный глоток пива и, обратившись к Мак-Киррану-Солу ядовито спросил:

— Зюзя, а тебя?

Кирран покачал головой и, подняв руки в шуточном жесте «сдаюсь», рассмеялся:

— Я помню, что проиграл и на все твои каверзные вопросы должен отвечать «да». Поэтом я скажу «Да», но это значит «Нет».

Репентино довольно вздохнул и сел за стол, спрятав смущавшие агента Верис гениталии под тарелкой с бутербродами.

— Хочешь взять у меня колбаску? — двусмысленно приподняв ломтик сервелата, предложил он.

— Как тебя только земля носит, — покачав головой, произнесла Ника.

Лицо Дина вдруг озарилось:

— Эй, Никуль, я кое-что придумал.

— Мне не интересны твои пошлые выдумки.

— Да нет, это насчет Фроста.

Ника заинтересованно посмотрела на приятеля.

— Ну, и? — недоверчиво спросила она.

— Ты ведь теперь с ним будешь проводить все свое свободное время. Не смотри на меня так.

Ника гордо подняла голову и проворчала:

— Я не собираюсь тратить на него все свое свободное время. Мое дежурство будет длиться всего восемь часов.

— А в остальное время? — спросил Кирран. — Кто его охраняет в остальное время?

— Какой-то агент Себастьян. Я его не знаю, он из СОМа.

— Да не суть! — возмутился Репентино. — Может, когда ты будешь у Фроста, спросишь, зачем ему был нужен воробей?

Ника посмотрела на Киррана, затем медленно перевела взгляд на пошляка Репентино.

— Какой еще воробей? — удивилась она.

Дин шлепнул ладонью по столу и возмутился:

— Вспомните же! Последнее время Фрост, все время на поясе носил мертвого воробья.

— Точно, — откликнулся Мак-Кирран-Сол, — было дело, носил. Ник, ты разве не помнишь? Мы все спорили, для чего ему труп птицы.

Вместо ответа Ника кинула в него крышечкой от пивной бутылки и пробубнила:

— Я не буду у него ничего спрашивать. Я, вообще, не собираюсь с ним разговаривать. Я буду тупо сидеть, и прожигать его взглядом.

Репентино потянулся за куском сервелата, и неосторожно расплескав пиво из бутылки, саркастично сказал:

— Лично я не понимаю, почему ты ненавидишь Фроста.

Кирран пнул приятеля под столом и предупреждающе покачал головой.

Не придав сигналу со стороны никакого значения, Дин продолжил:

— Нет, ну, правда. Я ведь читал твою медицинскую карту. То, что ты помнишь, это не ясные образы. Параноидальные иллюзии не могут служить доказательством.

— Какого хрена ты смотрел мою медкарту? — уязвлено сомкнув зубы, процедила Ника.

Репентино нагло отмахнулся и сказал:

— Я хочу лишь сказать, что ты же сумасшедшая и не можешь, как свидетель проходить по делу Фроста. Кроме тебя, что он убил твою мать, никто не утверждает. Да, кроме него никто другой не мог открыть портал для иномирцев, но убийство…

Девушка услышала утробные отзвуки, яростно заколотившего сердца — оно всегда билось слишком громко. Ника поднялась со стула и напряженно помаячила указательным пальцем перед лицом Репентино.

— Еще раз, ты сунешь свой пятак туда, куда не следует… Я клянусь…

— Да я по-дружески, угомонись, — перебил приятель. — Внемли моему совету, дурочка. Если ты хочешь, чтобы он был осужден, найди реальные доказательства. Забудь про то, что ты видела. Ты бок о бок будешь находиться с Фростом. Накопай что-нибудь. То, что на суде, действительно будет иметь силу.

Никария смерила Репентино презрительным взглядом и молча вышла из кухни.

— Ну, ты скотина, — немного погодя шепнул приятелю Кирран.

Репентино поставил тарелку с бутербродами на стол и придвинулся к поддатому приятелю ближе.

— А что не так? — тихо заговорил Дин. — Я озвучил правильные вещи. Она же наверняка хочет, чтобы Фроста стерилизовали и превратили в овощ. Но глянув в историю ее болезни, Никулю никто слушать не будет. Считаешь иначе?

Кирран допил бутылку крепкого пива и потянулся за новой.

— Так-то оно — так, но тебе нужно было говорить с ней, как бы это… помягче.

— Тьфуу! — сплюнул Репентино, повысив голос. — Для этого у нее есть такая зюзя, как ты. За сюсюканье первый приз тебе. Зачем быть с ней таким слюнявым добряком?

— Это называется дружба.

— Что, правда? А Никуля по дружбе дала тебе хоть разок?

— Причем здесь это? — вяло возмутился Кирран.

— Правильно, ты неудачник. Я бы тоже не дал.

— Зачем обязательно все к этому сводить?

— Потому что любые отношения между пацаном и девкой, в конечном счете, сводится именно к «этому». Слушай, а может, сыграем в покер?

— Нет, нет. Я тебе и так… должен.

Репентино заманчиво дернул бровями и предложил:

— Так отыграешься…

Густая серая дымка холодной пеленой размывала черты реальности. Маленькая девочка бежала босиком по влажной траве, напугано всматривалась в сизую поволоку, но различала лишь полутона, полунамеки. Она не знала ориентиров и боязливо протягивала вперед руку, чтобы нащупать, хоть что-то физическое. Когда ее кисть, терялась из вида, окутывавшее нежную кожу серое марево, становилось петлей. Босоногую преследовал голос, ядовито сиплый и бездушный. Столько ужаса и смятений умещалось в единственном произнесенном им слове — «убегай». Девочке казалось, что вот-вот туман заклубиться и приобретет человеческое очертание. Но этого к счастью не произошло. Девочка так и продолжала бегать в бесконечном лабиринте тумана, преследуемая хриплым голосом своего отца.

Ника вздрогнула и проснулась, когда дверь в ее комнату с шумом шарахнулась о стену. На пороге появился размытый пошатывающийся силуэт. Девушка выглянула из-под одеяла, заинтересованно вытянув шею. В комнату ввалился мертвецки пьяный Мак-Кирран-Сол. Бурча что-то себе под нос, он закрыл дверь, провернув несколько раз ключ в замке. Ника приподнялась и насмешливо сказала:

— Вообще-то это моя комната.

Кирран смазано кивнул и несуразно стянул с себя брюки.

— Кир, ты перепутал комнаты. Это моя, — громче повторила Ника.

— О! Ты не спишшшшь, — удивился тот. — Знаю. К тебе пришел.

— А дверь, зачем закрыл? — поинтересовалась Ника.

Кирран стянул футболку и безжизненно завалился на кровать, чудом не придавив подругу. Пружины вознегодовали скрипом. Ника повернулась на бок, и на ее панцирном ложе стало не так тесно.

— Живой? — полюбопытствовала она.

— Нет. Знннаешь, я опять проиграааал Дину, — в полудреме сказал Кирран.

— Не удивительно. А я здесь причем?

— Теперь… я должен тебя трахнуть.

Ника расхохоталась:

— Ты собирался сделать это, пока я сплю? — весело спросила она.

— Да. А ты не хочешь? — перевернувшись на спину, буркнул Кирран.

— Нет.

— Тогда… и я… не хочу… — сказал тот и захрапел в упокоенном сне.

Девушка заботливо накрыла Киррана одеялом и несколько минут смотрела на давнего товарища. Ей было по-настоящему жаль, что настолько хороший человек, мог вести, по сути, прилично поганую жизнь, смысла, в которой не видел и он сам.

Ника часто была одинока даже в присутствии лучшего друга. Ей, как и многим представительницам слабого пола, нужно было не простое участие, но и нежность, тесная забота, не имевшие ничего общего с исповедальным лобызанием, которым мог одарить поддатый Кирран. Если бы не неожиданно возникшее щенячье чувство тоски, Ника бы не решилась написать тому, для кого ее громкое сердце давно хранило интригу. Ко всему прочему, комната постепенно наполнялась кислым запахом хмеля, и трезвой девушке здесь становилось некомфортно. Она взяла телефон и написала короткое сообщение: «Можно, я приеду?». Немного подумала и отправила. Ответ пришел не так быстро, как ей хотелось, но содержание оказалось максимально удовлетворительным. Ника поднялась с кровати, быстро оделась и воспользовалась новым абонементом. Вспышка. Хлопок. Зеленоватая дымка.

Межпространственное перемещение по документу агента службы охраны оказалось намного приятней путешествия по студенческому абонементу Киррана, но менее комфортабельное, нежели у сотрудников ОЧП. Но нечаянное довольство подпортила неприятная резь в глазах. Ника зажмурилась. Яркий свет линейных люминесцентных ламп оказался досадной неожиданностью для появившейся из темной комнаты девушки. Агент Верис оказалась в просторном белоснежном зале неподалеку от ресепшена. Все остальные межпространственные передвижения по этажам сдерживались трансцендентальными блокаторами — появиться прямиком в кабинете врача не представлялось возможным. Восточная и самая внушительная часть Института Милосердия была отдана спецбольнице для амбулаторного и стационарного лечения. Хитросплетения коридоров и комнат соединяли эту часть здания с аудиториями и кабинетами, в которых диагносты и реаниматоры получали стандартный багаж знаний. Здешняя индифферентная атмосфера Нике никогда не нравилась, но долгое время ей приходилось считать спецбольницу своим домом. Приветствующий девушку персонал служил этому прискорбному факту хорошим примером. Здесь все знали, кто она, знали ее проблемы, знали ее историю. Поэтому, когда Ника появлялась в больнице, на нее словно насылали проклятье ватных ног — подгибались колени, и будто от холода дрожало тело. Получается, что каждый раз шагая по холодному коридору в направлении лифта, девушка действительно выглядела больной и изнеможенной. В такие моменты агент Верис старалась ни на кого не смотреть и ни с кем не заговаривать. Сложно вести себя адекватно, когда все вокруг воспринимают тебя, как лакмусовую бумажку.

— Здравствуй Ника, — произнес кто-то проходящий мимо. — Давно не появлялась у нас.

Не поднимая головы, девушка кивнула, заменив скромный шаг торопливым. Вовремя нырнув в закрывающиеся двери лифта, Ника расслабленно вздохнула. Сейчас не имело значение, что кто-то в белом халате, стоявший за спиной приветливо поздоровался. Агент Верис сделала вид, будто разыскивает нечто предельно-важное на дне своей сумочки и ни что больше не достойно ее внимания. Лифт открылся на шестом этаже. В холле старый электрик заменял типовые лампы. Здесь было темно, лишь офисный светильник натужно трещал на столе секретаря. Несколько часов назад скачок напряжения выбил почти все освещение на этаже. Зашагав в потемках, Ника направилась к рыжеволосой помощнице, что тщетно сражалась с пищавшим в ее руках телефоном.

— Что у вас тут произошло? — спросила агент Верис.

Рыжеволосая вглядывалась в темноту до тех пор, пока Ника не подошла так близко, чтобы можно было ее узнать.

— О, Ника, рада тебя видеть. Пришла на прием к Лионкуру?

— Да нет… просто решила в гости заглянуть.

— Просто заглянуть в гости?

— Не думаю, что тебя должны волновать причины моего визита. Так что здесь случилось?

— Эксперименты. Всего лишь эксперименты, — устало ответила помощница.

Ее звали Зои. Она была умна, перспективна и хорошо обеспечена, но единственное что вызывало у агента Верис откровенную зависть — ее красота. Невысокая, пышногрудая, с пленительной поволокой зеленых глаз, блестящими локонами медного цвета волос, она являлась предметом восхищения мужчин и ревности женщин. Зои имела легкий нрав, хорошее чувство юмора и три фундаментальных каприза: красный лак для ногтей, дорогой парфюм и изумруды. Много лет она являлась помощницей ректора этого института и, несмотря на то, что имела возможность далеко продвинуться по служебной лестнице, упрямо занимала должность делопроизводителя.

— Знаешь же нашего Прометея, из-за его опытов выбивает то пробки, то… стены. Прости, а ты разве записывалась на прием? Я не видела твоей фамилии, — пытаясь, угомонить попискивающий мобильник, невольно спросила Зои.

— А разве мне это нужно? — выспренно поинтересовалась Ника. — К тому же, для того, чтобы просто прийти в гости к старому приятелю.

— Дьявол, уже третий мобильник за полгода! — выругалась Зои, отключила телефон, бросила аппарат в полку, одобрительно улыбнулась и спокойно сказала:

— И действительно, Ника, я как-то не подумала, что для дочери Люмены Верис формальности нигде не нужны.

Ника звонко цокнула и, закатив глаза, досадно вздохнула и сказала:

— Ты же понимаешь, что дело только в этом.

— Определенно не только в этом. Ты проходи, — доброжелательно произнесла Зои, кивнув в сторону кабинета.

Агент Верис бросила ревностный взгляд на благовидную помощницу и притаив завистливые чувства за вежливой ухмылкой постучала в кабинет. На двери сверкнула надпись «Studiollo?6».

Лонгкард Лионкур придавал этому помещению особую, почти ритуальную важность. Это место несло печать столкновений его замыслов, надежд и горького крушения планов. Работа его мыслей требовала молчания, а неоформленные идеи были очень пугливы. Этот кабинет был привилегированным пространством для существования, местом тишины, величия или позора, там, где вопросы, от которых Лонгкард не мог уклониться, не находили ответа, потому что превосходили все его возможности. Лионкур крайне редко бывал дома, все свое время он проводил именно здесь, в комнате, чем-то напоминавшей эволюционировавшую кунсткамеру, где знания ради развлечения превратились в профессиональную деятельность.

Ника приоткрыла дверь, осторожно заглядывая в кабинет. Здесь было светло. Бесперебойная подача электричества осуществлялась за счет резервных генераторов. Кабинет казался огромным, разделенный полупрозрачными стеклянными стенами на несколько индивидуальных частей, в которых ректор Института Милосердия проводил многочисленные исследования и эксперименты. В этих стенах сама Ника всегда чувствовала себя подопытной обезьяной.

— Лонгкард? Это я…

До того, как лиричный баритон приятной волной коснулся ушей Ники, у нее было мгновение, чтобы подумать и избежать неприятных ассоциаций — просто покинув кабинет. Но девушка глубоко вздохнула и сделала шаг вперед.

— О! Ты пришла! — донеслось из-за полупрозрачной перегородки, по которой стекала черная масленичная жидкость. — У меня тут совершенно случайно детонировал земляной вермис. За стенкой что-то упало и разбилось. — Вот дьявол… дорогая, располагайся, я сейчас… восемнадцатый, прибери здесь.

Мимо ног агента Верис проехал маленький РДК — гусеничный помощник с гибким телескопическим глазом.

— Я вот что думаю, — хитро начала Ника, — если ты занят, я могу заглянуть к тебе в другой раз.

— Не придумывай отговорок, — сказал появившийся из-за перегородки Лонгкард, — я свободен для тебя в любое время дня и ночи.

Девушка посмотрела на давнего приятеля и подумала, что не зря волновалась перед визитом. Реаниматор Лионкур предстал в образе оторванного от практики гелертера после первого самостоятельного опыта: когда-то белоснежный халат пестрил разноцветным крапом внутренностей земляного вермиса, а на правом остроносом ботинке моргали его отважные желтые глазенки.

— Как вермис мог взорваться? — брезгливо сморщив нос, поинтересовалась Ника.

— Предполагаю, что во всем виновата аммиачная селитра, которую он съел сегодня на завтрак, — задумчиво ответил Лонгкард, стягивая с рук резиновые перчатки.

Из-за патологических процессов перенесенных в детстве ректор Института Милосердия выглядел высокорослым и худым. За непропорционально длинные ноги с юных лет его называли «кузнечиком» — и это, кажется, реаниматора совсем не обижало. У Лонгкарда были вьющиеся седые волосы, крючковатый нос с опущенным кончиком и тонкие губы. Несмотря на то, что из-за нарушений пигментации глаза Лионкура имели аспидно-черную склеру, этот хищный взгляд превосходила широкая белозубая улыбка, делающая облик ее обладателя приветливым и дружелюбным. Определить по лицу или голосу Лионкура количество прожитых им лет было крайне сложно, так же, как практически невозможно узнать возраст воды, в упавшей во время дождя капле. Кому-то реаниматор казался многомудрым стариком, кому-то диким юнцом. Нику же этот вопрос никогда не интересовал.

Агент Верис помахала рукой и сказала:

— Привет…

— Привет, привет. Давай раздевайся, не будем терять времени, — произнес реаниматор.

— Что прям так… сразу? А поговорить?

— В процессе и поговорим, — воодушевленно ответил тот, скинув испачканный внутренностями халат на пол.

Подъехавший РДК очистил ботинки от останков вермиса, любовно отполировал обувь хозяина и потащил грязный халат в прачечную.

— Спасибо, восемнадцатый, — поблагодарил Лонгкард.

Он внимательно посмотрел на стоящую перед ним девушку и признался:

— Я рад тебя видеть, Ника.

Агент Верис вжала голову в плечи и тихо спросила:

— Может, тогда обойдемся без осмотра?

— Без него никак. Я очень долго не видел свою самую любимую пациентку.

— Так, значит я для тебя только пациентка?

Лионкур сделался серьезным.

— Не только, — сказал он.

— Тогда просто спроси, как я себя чувствую.

Лонгкард улыбнулся, присел на край стола и как-то растерянно поинтересовался:

— И как ты себя чувствуешь?

Агент Верис пихнула руки в карманы куртки, пожала плечами.

— Теперь намного лучше…

Реаниматор резко опустил голову, посмотрел на лежавшую рядом медицинскую карту и спросил:

— А почему тебя перевили в другой отдел?

— Что Кирран тебе и об этом сказал? Вот трепач!

— Мак-Кирран? Нет. Я не видел и не слышал его больше недели. Он частенько пропускает практику ради работы. Я слышал, на тебя напал домовой?

Ника удивленно нахмурила брови и спросила:

— Об этом уже ходят слухи?

— Твой телефон. Ты не сразу его вчера отключила, — пояснил Лонгкард. — И судя по тому, как ты кричала, яркость твоего эмоционального фона восстановлена.

Ника кивнула.

— Более чем. Но если не Кирран, то кто тебе растрепал про мою новую должность?

— Рик'Ард просил копию твоей карточки отправить на твое новое место работы — в СОМ.

Ника покачала головой, недобрым словом вспомнив своего начальника.

— Вот старый лис, заранее ведь все продумал. Так это Масса тебе нажаловался?

— Я бы не назвал это жалобой. Мне показалось, он обеспокоен. Как и я, теперь… Что там за видение у тебя было?

Агент Верис с большим бы удовольствием рассказала давнему приятелю про ожившего героя старых кошмаров и про свою несправедливую судьбину, но обещание держать сей факт в тайне, вовремя остановило юную красноречивость.

— Да так, — отмахнулась Ника, — просто встретила мужика похожего на Фроста. Растерялась немного. Я всего лишь обозналась, но мне этого никто не простил. Ведь все считают меня сумасшедшей. Такую панику подняли.

— Столь безусловные обобщения ни к чему. Не все считают тебя сумасшедшей, — возразил реаниматор.

— Хорошо. Все кроме тебя… Хотя, меня бы больше утешило, если бы ты сказал, что Никто Не считает меня таковой.

Лионкур звонко засмеялся, и неоднозначно подмигнув, стоявшей перед ним девушке, сказал:

— А без осмотра нам все же не обойтись. Заходи за ширму и там переодевайся.

— Но…

Лонгкард бодро поднялся со стола и зашагал к двери.

— Я закрою кабинет, никто ничего лишнего не увидит, если тебя это беспокоит. Меня я думаю не зачем стесняться?

«Как раз наоборот» — подумала Ника, почувствовав, как созревает глубинное стеснение. Девушке не хотелось показывать свое изуродованное тело человеку, к которому тяготели все ее пристрастные мысли.

— Дорогая, мне необходимо знать, не отвергает ли твой контрадикторный организм несколько месяцев моей напряженной работы.

Ника опустила взгляд и поплелась за клеенчатую ширму.

— Я вдруг сейчас подумала, — аккуратно снимая с себя одежду, сказала девушка. — Как ты считаешь, вот если бы и правда, Фрост оказался живым… допустим это было б так… Ты меня слушаешь?

— Да, да, слушаю, — отозвался реаниматор, подкатывая ультразвуковой сканнер к кушетке.

— Так вот… ситуация настолько абсурдная, что я невольно задумалась. В связи со всем случившимся со мной, с моей болезнью…

— Я не считаю это болезнью, — возмущенно перебил Нику Лионкур, надевая чистые резиновые перчатки. — Это… был всего-то затяжной период восстановления.

Девушка наступила босыми ногами на холодный пол и, накинув на обнаженное тело одноразовую полипропиленовую рубашку сказала:

— Хорошо, пусть так, но дело не в этом. Мне интересно, смогла бы я свидетельствовать против Фроста? Ты мне как врач скажи, была бы у моих обвинений хоть какая-то ценность?

— Сомнительная… если честно.

Ника вышла из-за ширмы, стыдливо кутаясь в тонкую рубашку.

— Никто не воспринял бы меня всерьез?

Лонгкард улыбнулся, указал на кушетку, на которую небрежно была наброшена хирургическая голубоватая простынь.

— Давай сюда, — ласково сказал он. — Я думаю, что никто кроме психиатра не воспринял бы твои обвинения всерьез. Друзья, те, кто презирают Фроста, тебе бы, несомненно, поверили. Уверяю, их было бы большинство, но этого не достаточно для подтверждения его вины. Где ты говоришь, видела Фроста?

Ника осторожно присела на кушетку.

— Я же говорю, это был не он.

Реаниматор бережно обхватил ладонями лицо девушки, убрал спадающие на скулы волосы, внимательно осмотрел рубцы на шее и поинтересовался:

— Как быстро ты поняла, что обозналась?

— Ну… не знаю.

— Почти сразу, дома после размышлений или тебя переубедили чужие насмешки? — спросил он, посветив в левый глаз агента Верис ярко-зеленым светом небольшого фонарика. — Видишь этим глазом хорошо?

— Да, я даже забыла, что он не родной, — прищурившись, ответила девушка.

— Так, когда поняла, что обозналась?

— Почти сразу, — соврала Ника. — Он же мертв. Я почти сразу, поняла что ошиблась…

Лонгкард слегка толкнул девушку в плечо и сказал:

— Ложись.

Ника обреченно посмотрела на приятеля, скрестила руки на груди и опрокинулась на кушетку.

Реаниматор покачал головой.

— Дорогая, расслабься, — вполголоса произнес он. — Мне нужно взять у тебя немного крови.

Девушка тревожно выдохнула, поочередно опустив руки, расположила их вдоль дрожащего тела. Она прекрасно понимала, что употребляемое в ее сторону обращение «дорогая» имело не только образную ценность: после того, как младший заместитель Чач Далистый издал приказ о прекращении финансирования регенеративного лечения пострадавших при разрушении храма Рубикунда, именно реаниматор Лионкур взял на себя долговые обязательства на восстановление нескольких пациентов. Во сколько обошлась Лонгкарду жизнь агента Верис, Ника до сих пор стеснялась спросить.

Реаниматор продолжал опрос:

— Голова продолжает болеть?

— Да. Она у меня самостоятельная.

— Упорная головная боль часто является единственным проявлением скрытой депрессии, — сказал Лионкур, надев на руку девушки механический аппарат для сбора крови. — Что у тебя с кошмарами?

— Снова начались. После того, как я увидела этого козла Фроста.

Реаниматор настороженно посмотрел на пациентку.

Ника быстро исправилась:

— Того мужика, который был похож на Фроста. Я же все-таки обозналась и на мгновение подумала, что это он.

— А ты уверена, что действительно обозналась?

Ника почувствовала, как эластичный жгут автоматически пережимает ее руку выше локтевого сгиба, как быстро и точно колит игла.

— В смысле? — сощурившись, уточнила девушка.

— Тело Фроста так и не нашли. Разве в таком случае люди не считаются без вести пропавшими?

Лишаясь нескольких миллилитров крови, Ника почувствовала легкую слабость.

— Я тоже так думаю, но говорят, что после психоделического уничтожения господина Масса никто не выживает.

— Да, все известные мне факты это подтверждают. Но всегда находились мертвые тела. А Грегори тоже не так прост. Возможно, тот, кого ты видела — действительно он?

Ника удивленно подняла голову, спросила:

— Хочешь сказать, что ты больше веришь в то, что это был воскресший Фрост, нежели в то, что я сумасшедшая?

— Прекрати считать себя сумасшедшей, — сердито произнес реаниматор, снимая аппарат и извлекая из него пробирку с кровью. — Кататонический ступор, галлюцинации, нарушенное эмоциональное равновесие, психозы — причиной всему этому является сложноструктурная пентаграмма, в которую ты попала перед клинической смертью. Распутать все слои твоего сознания и подсознания из этой паутины было очень непросто. И, похоже, я не смог сделать этого до конца.

Агент Верис посмотрела в черные глаза Лионкура. Она всегда с охотой расплачивалась за мелкие одолжения, за немаловажные была признательна, но не представляла, как и чем отплатить реаниматору за спасенную жизнь. Находясь рядом с ним, девушка чувствовала себя виноватой и беспредельно обязанной. Ника даже не поняла, когда возвышенное чувство благодарности превратило ее влюбленность в рабство.

— Спасибо тебе, — тихо поблагодарила девушка. — Давай больше не будем об этом. Просто делай что нужно.

— Хорошо, — согласился Лонгкард.

Он снисходительно улыбнулся и раскрыл полы тонкой рубашки, служившей его пациентке надежной защитой от стеснения. Ника поспешила зажмуриться, словно закрытые веки могли скрыть уродливую наготу ее тела.

— Моя хорошая, да ты поправилась, — озорно заметил реаниматор.

Девушка пристыжено кивнула.

— Во всем виновны пунтики Киррана.

— Славно, у тебя хороший аппетит.

Лонгкард склонился над Никой, осторожно прикоснулся к грубому шраму, проходящему вдоль грудной клетки девушки.

— Так, есть небольшие уплотнения, но в целом все хорошо зарубцевалось.

— А можно будет убрать это монструозный шрам?

— Можно его сделать менее заметным, но об этом мы с тобой поговорим где-то через полгода.

— Как скажете… доктор.

Реаниматор прикрепил кнопочные электроды на виски, грудную клетку девушки, смазав предварительно место пульсации специальным гелем, а четыре конечностных на руки и ноги.

— Полежи так немного, я пока отнесу твою кровь в лабораторию.

Ника не открывая глаз кивнула. И после того, как шаги Лонгкарда удалились в глубину кабинета, она облегченно вздохнула.

— Знаешь… — послышался ласковый баритон реаниматора, — я постараюсь сделать что-то еще…

— Неужели со мной можно сделать что-то еще? — усмехнулась Ника. — Ты в буквальном смысле собрал меня по кусочкам. И вообще, мне кажется, что для человека, который удовлетворяет свои интересы за счет управления, ты слишком необъективно и старательно ко мне относишься. Это ведь из-за моей матери, правда?

— В каком смысле?

Ника открыла глаза, проследила за путешествующим по ее телу голубоватым лучом сканера, потом сказала:

— Лига Сверхъестественного определила ее кольцо тебе. Это вроде как великая честь для реаниматора.

Лионкур подошел к девушке, спросил:

— Все еще не понимаю, к чему ты клонишь…

Бравада Ники мгновенно потонула в озадаченном взгляде реаниматора.

— Ну, типа ты благодарен и поэтому со мной возишься.

Лонгкард широко улыбнулся и мгновением позже громко захохотал.

— Какая ерунда! Бесспорно, я глубоко уважал Люмену, но, моя дорогая, коль речь об этом зашла, ты должна помнить, что возиться с тобой я начал намного раньше, чем стал держателем реликвии.

— А где оно? — заинтересованно вытянув шею, спросила Ника.

— Кольцо?

— Да. Ты вроде все время должен носить его…

Реаниматор стянул резиновую перчатку с левой руки. На безымянном пальце сверкнул серебреный перстень. Сверхценным считался не металл, из которого был изготовлен перстень, а украшающий его хрустальный глаз нерожденного дракона.

— Вот. Берегу, как видишь, — игриво ответил Лионкур.

Девушка насмешливо улыбнулась.

— Как думаешь, зачем тогда Фросту понадобилось это кольцо?

Лонгкард виновато пожал плечами.

— Не знаю, дорогая. Насколько мне известно, это единственная и не самая ценная реликвия, которую пытались захватить. Быть может, ему нужен был просто трофей. Лучше, конечно, спроси это у него самого…

Удивление дернуло желваки на лице агента Верис.

— Расслабься, дорогая, — шепотом произнес реаниматор. — Несколько часов назад, по просьбе Масса я делал заключение о состоянии Грегори Фроста. И… должен признаться, был почти уверен, что его появление ты не попытаешься от меня утаить.

Ника возмущенно приподнялась на кушетке.

— Так ведь я обещала Масса, что никому…

— Понимаю. Я без амбиций, — требовательно успокоил девушку Лионкур. — Приляг, пожалуйста. Но… — реаниматор властно посмотрел на свою пациентку, — надеюсь этого больше не повториться? Я твой лечащий врач и мне нужно знать о тебе если не все, то многое, а в частности то, что касается предметов твоей паранойи. Ты поняла меня?

Агент Верис пристыжено опустила взгляд.

Лонгкард не всегда был приветливым, а его улыбка дружелюбной. Когда идеи Лионкура становились грехом, за плечами реаниматора зачастую ликовал дьявол. В такие моменты Ника робела и терялась, будто земля уходила из-под ног. Каждый раз, слыша повышенный тон его голоса, девушка становилась податливой, как разогретый в ладонях пластилин. Иногда Лонгкард позволял себе этим пользоваться.

— Больше этого не повторится, — подавлено произнесла агент Верис.

Лукавый за плечами реаниматора улыбнулся.