Крыло общежития, в котором проживала Лушана Хазенфус, называли резервуаром юродивых всезнаек. С одной стороны здесь царила атмосфера повальной занятости, деловитые личности разгуливали из комнаты в комнату, вели особо важные переговоры прямо в коридоре, читали книги на лестницах, с другой же — в корпусе шныряло сборище странно одетых разгильдяев с высоким коэффициентом интеллекта, занятых делами понятными им одним. Они любили развешивать религиозные плакаты по стенам, курить травку и не чурались однополых связей.

Агенту Никарии Верис здесь раньше бывать не приходилось. Соседи по общежитию в круг интересов девушки не входили, а мормолика имела привычку появляться через окно, поэтому где именно жила лилововолосая приятельница, Ника не знала. Боевой настрой и жажда мести немного поутихли, когда встретившийся на пути вепрь-перевертыш выдохнул в лицо агента Верис кольцо галлюциногенного дыма.

— Приииивээээт, — отбросив с морды локон фиолетовой челки, томно произнес он. — Я Кабаааан.

— Я-кх-кхэ вижу, — сказала Ника откашлявшись. — Не знаешь, в каком номере живет Лушана? Лушана Хазенфус.

— В мооооемм, — невозмутимо ответил перевертыш. — Заходы.

Ника отмахнулась от новой порции петлеобразного дыма и спросила:

— А в твоем хлеву, балкон-то есть?

— Балкон есть в склэпе у мур… мур…мурмолики.

— Вот как раз туда мне и надо, — закатив глаза, произнесла Верис.

— Я проовоожу.

— Просто скажи, какой номер, сама найду.

Кабан шаловливо поднял бровь, глянул искоса и сказал:

— Настаиваю. Пыво хочешь?

От самодовольной кабаньей рожи девушку передернуло.

— Нет, — сказала она грубо.

— А мармаладки?

Ника создала мини-торнадо у себя на ладони и недобро посмотрела на перевертыша.

— Понял, не брэвно, — сказал вепрь, пропуская посетительницу дальше. — Чэтвертая двер отсюда, — Кабан, цокнув копытом, сделал затяжку.

Ника прошла три номера, последний из которых был открыт и являлся пристанищем бесстыдного очкарика, щеголявшего по квартире в одних трусах. Девушка покачала головой и пошла дальше, остановилась у облупившейся двери. Дернула ручку — закрыто. Постучала — тишина. Верис уже была готова вернуться к себе домой и попробовать попасть в квартиру приятельницы через окно, как вдруг доброхотный вепрь, навалился на дверь и приподнял ее вверх. Та возмущенно похрустела, но отворилась.

Кабан триумфально оперся на косяк, мордой показал в открытую комнату и, подмигнув Нике, кичливо сказал:

— Проходыыы.

Ника подозрительно покосилась на перевертыша.

— Нэбоись, я тут дэжурный. Кого хочу пускааюууу, кого хочу, — вепрь послал пламенный воздушный поцелуй, добавил, — нэ выпускаюуу.

Ника сделала шаг назад.

— Мне нужна паршивая мормолика, а не ее апартаменты.

— Я думал тебэ нужен балкон. Ты заходы, подождошь толстуху тууут.

Ника шумно вздохнула и прошла в комнату. В конце концов, она ничего не теряла — у мироздания в последнее время сплошные шутки.

Номер, в котором жила Лушана был небольшим даже более убогим, чем комната агента Верис.

Кухню от спальни отделял громоздкий книжный шкаф, в основном забитый газетами и журналами. Телевизор в комнате остался включенным, демонстрируя гостям, как небольшая группа тучных женщин машет руками, стойко выполняя приказы тренера. Кабан прошел вперед, вместе с пышками сделал несколько нелепых движений, потом вспомнив какую-то комедию, решил рассказать об этом фильме. Ника быстро утратила нить повествования, состоявшую почти из одних междометий, она с неподдельным интересом разглядывая комнату мормолики. На дверце холодильника была приклеена обложка глянца с изображением стройной девицы, вместо чайника использовалась банка с кипятильником, а на давно сгоревшей плите стояли две дополнительные конфорки. В комнате перед телевизором находилось устрашающего вида продавленное кресло, из-под которого выглядывала пара стоптанных тапок, коробка с недоеденной пиццей на полу, рядом — несколько пустых банок газировки. Осознав всю убогость существования лилововолосой девицы, Ника была даже готова ее простить, если бы за воздвигнутой на рабочем столе книжной крепостью, девушка не увидела фотографию своего отца. Агент Верис подошла ближе, небрежным движением схватила серую картонную папку, на которую было приклеено фото. Задетая гора книг повалилась на пол.

— Твою мать, — открыв папку, выругалась Ника. — В ожидании огненного барона. Расследование Лизабет Локус.

— Шо? — откусывая, оставленную пиццу спросил вепрь.

— Эта дрянь собирает материал про моего отца. И про меня!

— И шо?

Раздраженная Ника хотела залепить Кабану подзатыльник, но остановилась, встретившись взглядом с бывшей приятельницей. Лилововолосая мормолика стояла в дверях комнаты и удивленно хлопала глазами, предчувствуя волосяницу.

— Лууу-шшша-на, — прорычала Ника, как злая собака.

— Я все объясню, — прощебетала мормолика.

— Давай! Попытайся сделать так, чтобы я тебя не придушила.

— Не нужно свирепостей. Я всего лишь хотела насолить Дину.

— Причем здесь чертов Дин?!

Мормолика сделала осторожный шаг назад и затараторила:

— Так ведь красноволосый его отец. Сделав гадость отцу, сделала гадость и сыну. Дин считает меня ничтожеством, ты же слышала. Твоего имени в статье нет, хотя вчера ты меня тоже обидела. Мне нужен был этот шанс, теперь я журналист, — Лушана сделала еще один робкий шаг назад и показала серебристый пропуск корреспондента, висевший на шее.

Медленно приближаясь к лилововолосой, Ника размашисто помаячила серой папкой.

— Я об этом, — пояснила она. — Что это такое?

Мормолика побледнела, попятившись, натолкнулась на дверь и замерла.

— Что это я тебя спрашиваю? — грозно повторила Ника.

— Это? — Лушана лихорадочно начала придумывать подходящее объяснение, несущее за собой минимальные физические повреждения.

— Это!

— Это…

— Луша! — не выдержал вепрь-перевертыш. — Да скажи ты дэвице, шо это такоэээ! Невидэшь она в исступлении.

— Кабан, предлагаю тебе заткнуться и перейти мне в оберегатели. У этой высокородной дэвицы не все в порядке с психикой, — сказала лилововолосая цинично.

Подсознательно Ника всегда сомневалась в искренности мормолики, но сейчас все равно почувствовала себя преданной и раздавленной, как случайно попавший под колеса жук.

— Ты поэтому ко мне в подруги набивалась? Поэтому так часто спрашивала про моего отца? Вернулся ли он, дал ли о себе знать. Статью писала? — эмоционально спросила агент Верис.

Спрятавшись за широкое плечо перевертыша, Лушана перестала изображать повинность и равнодушным тоном сказала:

— Набивалась? Да ты сама звала меня, когда тебе было скучно. Я лишь была приветлива и офигеть, как дружелюбна. Натура у меня такая.

— Подтвэрждаю, — кивнул Кабан, запихивая в рот последний кусок пиццы.

— Свинячья у тебя натура, — огрызнулась Ника.

— У мэна? — уточнил перевертыш.

— У тебя морда!

— Послушай, Ника, — деловито сказала лилововолосая, — раз мы вроде все выяснили. Я тебя не уважаю, ты меня презираешь. Разойдемся на этом и перестанем здороваться.

Верис с колючим прищуром посмотрела на мормолику.

— Разойдемся, — произнесла она и воспользовалась забытой силой, доставшейся от отца.

Папка, в которую долго и скрупулезно Лушана складывала все наблюдения, догадки и факты по делу огненного барона, вспыхнула синем пламенем.

— Нееееет! — раненым животным взревела лилововолосая девица и, оттолкнув перевертыша, прыгнула на агента службы охраны.

Мормолика повалила бывшую приятельницу на пол, попыталась вырвать горящую папку. Ника чувствовала отвращение к пировозможностям своей мануальной магии, боялась этого преимущества и почти никогда не использовала. Создание огня даже чисто физически являлось малоприятным. Но обида и чувство разочарования, которые Верис сейчас испытывала, придавали пламени непоборимую силу. Голубая искра сорвалась с ладони, шутливо прыгнула на разбросанные по полу книги и вспыхнула. Вепрь-перевертыш испуганно ахнул и метнулся на кухню за водой. Серая папка в руках Ники сгорела дотла.

— Ну, ты и сука! — прогремела Лушана и занесла кулак для удара. — Я так долго собирала этот материал!

Ника успела убрать голову и вся тяжесть негодований мормолики обрушилась на деревянный пол. В ответ Верис вцепилась в лиловые волосы и толерантным желанием подпалила их.

— Ааааааааааааааааааааа! — на все общежитие заорала вмиг полысевшая Лушана.

Сердце колотилось в бешеном ритме. Пытаясь вспомнить, как дышать и вместе с тем выбраться из-под тучного тела, Ника подожгла бывшей приятельнице шорты, схватилась за ворот футболки, и тут увидела презлющий кулак — молот желавший сокрушиться поджигательнице в нос.

— Аааааааааааааааа! — на этот раз боевым кличем прогорланила Лушана.

У агента Верис авансом потемнело в глазах.

— Остыньтэ, — снисходительно сказал Кабан и вылил на амазонок ведро воды. — Безобразничать будэте не в мою вахту.

Огонь побеждено потух.

— Кабан! — взвизгнула лилововолосая.

— Так, ты сюдэ, — перевертыш приподнял лысую мормолику, перевалив ее в кресло. — А ты, — вепрь схватил Нику за шиворот и вытолкнул из номера, — сюдэ.

Промокшие бывшие приятельницы обменялись ядовитыми взглядами и неприличными жестами.

— Досвэдание, до новых встрэч, — попрощался Кабан и закрыл перед Никой дверь.

Девушка осмотрелась. «Юродивые всезнайки», с интересом следившие за дракой попрятались в комнаты. Только полуголый очкарик, высунув язык, продолжал снимать Нику на мобильник.

— Дай сюда! — вырвав у смельчака телефон, гавкнула она и переместилась в свою комнату.

Оказавшись в родной обстановке, девушка услышала знакомый шум и рванула к открытому окну, выглянула. Кряжистая мормолика уже перелезала через балкон, всем сердцем возжелав физического реванша.

— Хрен тебе! — крикнула Верис и бросила шаловливый импульс в стену.

Небольшой выступ, по которому Лушана перебиралась в комнату Ники, осыпался, закрыв для мормолики и без того опасный путь.

— Я это запомню, — сквозь зубы пробубнила полысевшая.

— А лучше на руке выжги. Чтоб наверняка! — выкрикнула Ника.

Воительницы разошлись с суровыми, как кирза лицами.

Агент Верис присела на край стола, почувствовав как донорское сердце, словно сжимается в тугой узел. Пламя, что недавно горело в руках, превратилось в жар, заблудившийся в ее теле. Ника глубоко вздохнула, но довольно улыбнулась, когда на кровати помимо чужого мобильника увидела непредумышленно вырванный серебряный пропуск Лизабет Локус.

«Так и надо чертовке!» — подумала Верис.

Когда Ника работала агентом отдела чрезвычайных происшествий, ей иногда казалось, что было бы здорово погибнуть на задании. Шальная сфера в голову — и все. Почетно, печально и даже трагично. Сейчас же девушка понимала, что нелепо погибнуть могла несколько минут назад, просто от свинцового удара по лбу. От спонтанных философствований на тему подлой жизни и постыдной смерти Нику отвлекла гнусно запищавшая мелодия. Звонивший мобильник очкарика, дребезжа и помигивая, карабкался по кровати. Ника дотянулась до телефона и раздраженно ответила на звонок:

— Что?

— Может, ты вернешь мне мой телефон? — раздалась грустный голос из трубки.

— Очкарик, ты что ли? Забудь и купи себе новый.

— Но…

— Я оставлю твой мобильник себе, как моральную компенсацию.

— Но…

— Забудь, придурок, — сказала Ника и отключила телефон.

Девушка почувствовала себя неважно и осторожно присела на кровать. Сердце билось, словно ржавеющий механизм, отдавая пустынным отзвуком в уши. Ника понимала, что зря воспользовалась огненным даром отца — донорское сердце, как азалия не выносило жару.

Мобильник очкарика запищал вновь.

— Ну что еще? — сняв трубку, устало спросила Верис.

Голос из телефона неуверенно начал:

— Послушай воровка… ты это… возможно… ну, как альтернативу… вместо моего телефона ты возьмешь… пропуск на рассеивание тролля?

— Рассеивание?

— Да, да. Это будет зрелищная феерия.

— Какого тролля? — взволнованно поинтересовалась Ника.

— Ты че? Ну, то чудовище, что похитило детишек. Газеты не читаешь?

— Газеты врут, он не похищал детей. Детей вообще никто не похищал, — буркнула Верис. — Так его что казнят?

— Конечно, он же преступник. Ну, так что, вернешь мой телефон? Бартер?

— Конечно, нет, — сказала девушка и отключила телефон.

Она утомленно прикрыла глаза ладонью. Не понимая, что приносит больший дискомфорт, неправые мысли о причастности к чужим бедам или липкая одежда, Ника стянула с себя мокрые джинсы и футболку, перевернулась на бок, накрывшись покрывалом.

Публичное рассеивание — своего рода контроль общества за действиями властей — редко свершалось над низшими сверхъестественными существами. Присутствие зрителей при ликвидации, например, банника — маньяка или жаждущего упыря для проформы ограничивалось единственным казенным свидетелем. От наблюдателя требовалась лишь подпись в подтверждении осуществленной казни. К тому же рациональным решением всегда считалось возвращение нечисти в заповедник, потому как тюремное заключение являлось слишком затратным, учитывая долголетие преступных сущностей. Лиге Сверхъестественного не нужны были показательные трупы, в отличие от бесплатной магической силы, поэтому рассеивание считалась крайней мерой. Но в деле Цератопа не имели значения принадлежность тролля к низшим существам и обоснованность возвращения законопреступника в резерват. Варпо — бывалый заплечных дел мастер, давно сосланный в заповедник — «совершил злодеяние» накануне семнадцатого заседания членов Лиги Сверхъестественного. Если бы это не попало на первые страницы газет и не разволновало общественность, ликвидировать тролля публично не посчитали бы нужным. Монстра бы снова отправили в резервацию.

Ника в порыве чувства вины решила хотя бы извиниться перед пострадавшим из-за ее невнимательности. Сражаясь с голосом совести, будто со шквалистым ветром, девушка подскочила с кровати и заметалась по квартире, кидая в сумку все, что по ее мнению могло пригодиться в доме покаяния. В современном мире маджикайев такое желание могло сравниться с извинениями перед подвальным грызуном. Ника готова была просить прощения даже у крысы, легко прогрызающей дырку в полу, как голос совести в ее сердце. Через полчаса решительных стенаний Верис воспользовалась абонементом и, оставив в комнате межпространственную пыль оранжевого цвета, исчезла.

Появилась Ника перед многоэтажным зданием ЦУМВД. Шел дождь. Девушка подняла воротник куртки и, преодолев чертову дюжину ступеней, оказалась в широкой мраморной парадной. Здесь толпились озябшие прохожие: один из них с нетерпением выглянул на улицу, посмотрел на лужи и разочарованно вернулся обратно, по пузырям определив длительность осадка. Ника протиснулась к дубовой двери, отворив которую оказалась в шумном вестибюле. Обычно начищенный до зеркального блеска пол сейчас украшали аляповатые узоры от грязных ботинок. Блуждающая по холлу уборщица, бурчала что-то под нос, не успевая избавляться от докучливой слякоти. Обойдя ворчунью, Ника направилась к ведущей вниз лестнице. Темницы Управления в последнее время редко пустовали: лихая тенденция вести законопреступный образ жизни наводняла город на перегонки с поклепными указами Лиги Сверхъестественного. После сожжения храма Рубикунда и гибели многих высокородных наставников угасающий мир, в котором выросла Ника, сильно изменился. Некому стало учить магической этики, некому восхищать, некого уважать и боятся, некому сдерживать возникающие пространственные червоточины. Лиричный закат эпохи маджикайев покрылся агонизирующими попытками продления века, словно мертвяк опарышами.

Снизу повеяло стылым воздухом и агент Верис поймала себя на мысли, что не хочет спускаться в гнетущую атмосферу ожидания и непрекращающегося траура. Чего только стоили подземные стражи — неупокоенные души, проклятые призраки, осужденные на многовековую службу, способные лишь прикоснувшись, заставить сердце сжиматься от страха. Ника неохотно спустилась на пару пролетов вниз, остановилась у огромной зеркальной двери. Неподалеку стояла стеклянная будка обвешанная предметами, наделенными сверхъестественными услугами для входящих в темницы.

— Деточка, ты фетиш-то прикупишь, аль так рискнешь? — сказала сидевшая за прилавком старушка.

Ника посмотрела на отражение бабульки в зеркале.

— Фетиш? — спросила девушка.

Старуха с волосами похожими на ярмарочный паричок из серой паутины, кивнула, потрясла берестяным талисманом и объяснила:

— Амулетик, чтобы глазливый не увидел, ядовитый не притронулся, черный не проник, а искуситель не завлек.

Ника кивнув, вспомнила:

— Ах-да, обереги…

— Покупай, деточка, фетиш посильнее, недоброго поймали, грешных призраков немеряно. Побереги душонку-то свою, купи фетиш дорогой, но могучий.

Ника улыбнулась отражению старой торговки, развернулась и подошла к лавке с оберегами.

— А недобрый это кто? — спросила она.

— Ой, тебе лучше не знать, — отмахнулась бабулька и протянула лучший по ее мнению оберег-фонарик из латуни.

— Сколько стоит? — поинтересовалась Верис, пропихивая руку в карман в поисках мелочи.

— Сто пясят, деточка. Хороший амулет, сильный, любых призраков отгонит.

— Сто пятьдесят? — возмутилась девушка. — За простой фонарик? Да мне на пару минут в темницы надо.

Старушка развела руками и философски изрекла:

— Времена такие, деточка.

— У меня нет столько с собой, — сказала Ника, а поскольку заходить в неласковую спиритическую обитель без оберега не решилась, достала удостоверение из сумки и, показав его торговке, спросила:

— Для агентов управления скидки есть?

Бабулька наморщив лоб, посмотрела в документы и, скорчив рожу пойманной хапуньи, ответила:

— Нет. Для вас скидок нет. Но коли своя напрокат бери. Выйдешь, вернешь.

— Батюшки, бесплатно? — удивилась агент Верис.

— А вот батюшки бесплатно не ходют. Эскорт пресвитера за сутки заказывают. Визиточку дать?

Ника взяла фонарик.

— Нет, нет, обойдусь этим, — сказала она.

Бабулька покачала головой.

— Если кто пристанет не забудь сказать «черное обернись белым» и в рожу этому приведению посвети. Поняла?

— Поняла. Спасибо, — поблагодарила Ника, подошла к двери, не спеша отворила ее.

За зеркалом находилась застекленная перегородка и стол дежурного. Толстый мужик жадно откусил плюшку, и громко отпив кофе из чашки, равнодушно спросил:

— Кто такая? Куда идем?

Ника закрыла за собой дверь, подошла к столу, предъявила удостоверение и ответила:

— К троллю. Варп…

— Оберег есть? — перебил дежурный.

Верис показала фонарик.

— Распишись и цель визита укажи, — сказал мужик, плюнув сахарной пудрой и остатком плюшки показал на толстый журнал, — а то ходите и забываете, а мне отчитываться потом.

Ника почувствовала, как озноб предвкушения пробирает тело.

«И зачем я сюда приперлась?» — подумала она.

Девушка склонилась над журналом, взяла ручку, внесла свои фамилию, имя, а в графу цели визита через мгновение раздумий записала «хреновы муки совести».

— Теперь проходи, — сказал толстяк и, махнув последним куском плюшки прокричал:

— Гиибеерт! Принимай! Живой посетитель! А ты девица иди, иди. Одна нога здесь, другая там.

Агент Верис, взволнованно пригладила волосы, прошла под тремя хрустальными арками, и остановилась в небольшом каменном зале, мраморный пол которого был расписан руническими заговорами. Перед девушкой появился бестелесный страж.

— Доброго времени суток, госпожа Верис. Мое имя Гиберт Эсс Ки, — галантно произнес призрак, чье бледное лицо не выражало никаких эмоций.

Ника кивнула. Руны под ее ногой раскрылись подобно бутону и голубоватой волной света поползли вверх по ботинку. Девушка растерянно стряхнула упрямые символы с обуви.

— Не беспокойтесь, мракогонические руны нужны для вашей безопасности. Их не стоит бояться.

— Руны меня как раз и не пугают.

— Тогда следуйте за мной. Я провожу вас, — сказал страж, качаясь в воздухе, словно на волне.

— Я пришла к…

— Мне это известно, госпожа.

— Известно? А по какой причине я к нему иду, случаем не знаете?

— Хреновы муки совести, госпожа. Я знаю только то, что посетители указывают в регистрационном журнале. И… немного больше… Прошу, — призрак указал туманной рукой в восточный коридор и полетел вперед.

Ника помедлив, осмотрелась: со стен на девушку с любопытством глядело множество мертвых лиц. У неупокоенных следивших за преступниками в доме покаяния существовало негласное правило — душам людей дозволялось смотреть на посетителей сверху, а низшим призракам только в почетном поклоне. А вот к инстинктивным нападениям первые были склонны намного чаще. Подавляющей причиной тому была зависть к свободным душам и возможностям живых исправлять ошибки. Агент Верис на всякий случай включила фонарик и поспешила за стражем.

— А вы не знаете, когда состоится рассеивание Варпо Цератопа? — поинтересовалась девушка.

Призрак посмотрел вверх, словно что-то вспоминая, затем ответил:

— Через два дня. В полдень.

— А адвоката ему предоставили?

Страж остановился, свернул голову в сторону Ники.

— Адвоката? Для тролля? — удивленно переспросил он.

— А разве это не стандартная правовая услуга? — удивившись не меньше, ответила агент Верис.

Лицо призрака снова стало равнодушным.

— Для маджикайев — да, — сказал страж. — Требования низших сверхъестественных существ никогда не учитываются. Право голоса здесь имеет только маджикай.

— Что за ерунда? — возмутилась Ника и негодующе случайным движением руки, направила свет фонаря на стража.

Призрак успел увернуться и, появившись за спиной агента Верис, поинтересовался:

— Неужели хотите попросить для тролля адвоката?

Девушка выключила фонарь и обернулась.

— А я могу?

На бледном лице стажа появилось подобие улыбки.

— Вы маджикай, имеете полное право. Только вряд ли кто-то из адвокатов управления согласиться защищать тролля. Во всяком случае, на моем веку такого еще не было.

Ника развела руками.

— Тогда как судили Цератопа, если у него не было адвоката?

Призрак снова полетел вперед, указывая агенту Верис дорогу.

— Троллей не судят, госпожа. Их отправляют в заповедник или казнят. Для троллей здесь даже постоянных камер не предусмотрено. Варпо Цератоп является исключением лишь потому, что его имя появилось в газетах. Общественность требует наказания.

— А если он не виновен?

— Здесь все так говорят. Мы пришли, госпожа. Прошу.

Страж показал рукой на одну из камер.

— Так быстро? — удивилась девушка, за разговором с призраком неуспевшая продумать, что именно ей следует сказать троллю.

Только сейчас Ника поняла, почему почивший ключник Рюмин отказывался пользоваться правом мгновенного перемещения. Он говорил: «Нет лучшего времени подумать, чем дорога». Словно прочитав эти мысли, призрак откланялся и исчез. Девушка набрала в легкие побольше воздуха, как перед прыжком в морскую пучину и подошла ближе. В темноте тесной камеры сидела гора мышц, тяжело вздымаясь и шумно сопя. Ника какое-то время жевала небольшую прядь своих волос, раздумывая, как именно обратится к синекожему монстру, что сказать, признать ли вину и стоит ли вообще что-либо произносить. Для начала агент Верис решила кашлянуть:

— Кхэк!

Тролль оставался не подвижным.

— Кхэ, кхэ…

Никакой реакции.

— Господин… — робко произнесла Ника, — господин Цератоп.

Огромный, почти под три метра тролль удивленно повернулся.

— Господин? — рыкнул монстр.

— Здравствуйте…

Тролль не поленился подняться и выйти из темноты камеры на пробивающийся через решетку свет.

Агент Верис сделала опасливый шаг назад. Все же тролли в ее мире считались отрицательными персонажами сверхъестественного бытия. Сверху, как по сценарию, раздался глухой отзвук раскатистого грома.

— Чего тебе? — спросил монстр.

— Простите, — еле слышно сказала Ника.

— Что? — уточнил тролль, с интересом осматривая посетительницу.

Ника взволнованно выплюнула намокшую прядь волос, вцепилась в рукава куртки и, засомневавшись, стоит ли ей представляться, сказала:

— Меня зовут Ника. Я пришла чтобы… мне… эм… Спросить, как с вами тут обращаются?

— Как с троллем, — невозмутимо ответил заключенный, просунув синюю морду между прутами решетки.

Пыльный осадок стыда осел на плечи агента Верис, когда та встретилась взглядом с могучим монстром. Иногда у Ники возникало необъяснимое озадачивающее чувство страха, когда какая-нибудь лохматая бездомная собака вдруг смотрела на нее мудрыми человеческими глазами. Сейчас такой дворовой псиной оказался синекожий тролль.

— Я могу что-то для вас сделать? — спросила девушка, устремив взор в сторону, подальше от всепонимающих «человеческих» глаз тролля.

Грудной бас нескромно ответил:

— Яйца мне почеши.

Ника выпрямилась и оглянулась, чтобы убедиться, что беззастенчивое предложение было адресовано именно ей.

— Почесать яйца?!

— Верно, — подмигнув, подтвердил тролль. — Ты ведь из этой… общественной организации по охране, мать ее, таинственной природы? Пришла узнать, хорошо ли со мной обращаются перед казнью? А может мне надо чего перед смертью? Почешите мои синие яйца всей вашей гребанной организацией, — монстр расстегнул штаны, продемонстрировав упомянутое место свербежа.

— Нет! — возмутилась Ника. — Я не из охраны таинственной природы! И не чьи яйца я чесать не собираюсь!

Тролль угрюмо выпучил волосатое пузо и спросил:

— Нет? Тогда кто ты такая, сранная Ника? Шлюха-альтруист? Больше мне никто сейчас не нужен…

— Вообще-то я пришла извиниться! За то, что вы сидите здесь! Мне очень жаль! — выпалила девушка, возрадовавшись в глубине души за то, что несправедливо обвиненный тролль, оказался противным хамом. Муки совести превратились в негодование, а груз ответственности на плечах Ники сдулся, как воздушный шарик.

Тролль застегнул штаны и рассмеялся, прыснув слюной в сторону агента Верис. Рокот оглушительного смеха эхом пронесся по подземелью.

— Извиниться? Тебе жаль? — театрально утирая слезу, спросил синекожий монстр. — С чего вдруг?

— Потому что сидите вы здесь из-за меня, — бездумно ответила Ника.

Насмешливость тролля сменили две эмоциональные метаморфозы: сначала оторопело пародийная, затем враждебно недоумевающая.

— Из-за тебя? — переспросил монстр.

— Да! — смело ответила Ника. — Поэтому я и спросила, может, что-то я могу для вас сделать. Раз уж так вышло и вы из-за меня пострадали.

— Пострадал? Да что ты можешь для меня теперь сделать?! Сквернавка, как у тебя вообще хватило совести явиться сюда!

Тролль зарычал, просунув когтистую лапу между прутьев решетки, попытался схватить девушку.

Ника испуганно отшатнулась и призналась:

— Как раз из-за этой самой совести и явилась. Теперь сама не рада. Но, похоже, земля не обеднеет, если лишиться такого мерзкорылого хама, как вы. Я зря переживала.

Монстр словно испустив дух, осунулся и не торопясь вернулся в темноту камеры.

— Я не принимаю твои извинения, — монотонно прохрипел он. — Пошла вон.

— Переживу, — сказала Ника обиженно.

Девушка не ожидала, что встреча с троллем закончится именно так, но она была горда уже за то, что попыталась исправить свою ошибку. Но именно, сейчас, собираясь покидать холодные камеры дома покаяния, Ника подумала, что решила извиниться перед троллем исключительно из эгоистичных соображений. Дочери Люмены Верис всегда казалось, что она никогда не просила прощения, стараясь что-то наладить, только если сомневалась в человеческих качествах своей личности. Ника задумалась, действительно ли ей было жаль пострадавшего из-за ее невнимательности тролля или же чувство вины было сформировано страхом, не соответствовать высшим и вроде как правильным нормам морали.

Тролль уязвлено сказал:

— Пожалуй, ты можешь кое-что сделать для меня.

— Неужели? И что это? — поинтересовалась Ника строго.

— Просто спрашиваешь или все еще хочешь помочь?

— Ну… если это то, что в моих силах.

— Проще и быть не может. Забери… из приюта моего племянника.

— Племянника?!

— Да. Он еще совсем маленький. Его имя Кроуш.

— Забрать? — переспросила девушка, никак не ожидавшая что у троллей бывают племянники.

— Я что, как-то мурово объясняю? Да забрать.

— А куда его потом?

— Куда хочешь! — донеслось рычанием из темноты. — Но если он останется в приюте из него сделают раба.

— Наемник и раб это разные вещи.

Тролль вышел на свет, возмущенно фыркнул и сказал:

— Тогда отдай его в хорошие руки!

— Не надо орать. Неожиданная просьба, но я поняла.

— Поняла? Тогда вот, возьми, — тролль протянул круглый камешек на веревке. — Отдай ему это.

Ника недоверчиво покосилась на кулон.

— Возьми, — повторил тролль. — Да, бери, я ничего тебе не сделаю.

Грустные человеческие глаза тролля, как маятник гипнотизера усыпили бдительность девушки фальсификацией доверительного взгляда. Она подошла ближе, осторожно протянула руку, словно собирается кормить голодного льва. Синекожий монстр схватил Нику за запястье и с силой дернул к себе. Верис больно врезалась в решетку. Тролль взял ее за горло.

— Говоришь из-за тебя я здесь? Как же это произошло, дрянь, не расскажешь?

Зловонное дыхание обдало краснеющее от удушения лицо Ники.

— Я подала ваши документы для обвинения.

— Вот как? — зарычал тролль. — А ты понимаешь, мерзавка, что просто извинившись передо мной, ты не ничего не изменишь? Меня все равно казнят!

— Я это п-понимаю, — сбивчиво согласилась Ника.

Горькая одинокая слеза скатилась по щеке агента Верис, упав на лапу тролля. Монстр проследил, как соленая капля затерялась в жестких волосках на его запястье, и ослабил хватку. Внимательно посмотрел на девушку — было в ней что-то орфическое, чреватое, как в притяжательном взгляде василиска.

— В твоих глазах огонь древних костров, — почти шепотом сказал он.

Тролль просунул морду через прутья, обнюхал волосы Ники, с любопытством уткнулся носом в шею.

Верис начала задыхаться, почувствовав, как сердце пугливо набирает обороты.

— Что у тебя внутри? — положив лапу девушке на грудь, спросил монстр, пальцами чувствую пульсацию вен.

Нике стало невыносимо жарко от прикосновения.

— Мое сердце… — выдохнула она.

Тролль провел когтем по послеоперационному шраму.

— Чужое… Чье оно?

— Не твое дело! Отпусти меня, урод! — прокричала агент Верис, попытавшись вырваться.

По зову девушки явились призраки. Зловещим шепотом они проникли в пасть тролля, как отмычка в замочную скважину. Синекожий монстр закричал не своим голосом, неестественно выгнувшись, взлетел вверх.

— Хватит, — зажав уши ладонями, попросила Ника.

Проклятые души принесли почти ощутимый мрак. Троллю было плевать на темноту, он орал от боли, что скручивала кишки в брамшкотовый узел.

— Отпустите его! Хватит! — прокричала девушка, но ее мольба осталась не услышанной.

Ника достала фонарик из латуни и, направив его свет на клубок призраков сказала:

— Черное, обернись белым…

Неупокоенные души с зычными возгласами рассеялись по камере. Тело тролля провисело в воздухе несколько секунд, затем рухнуло на пол. Одна из мерзких душ, хранившая память о бескрайнем страхе, дабы отомстить рассеявшей мрак, появилась за спиной агента Верис, и, смеясь, пролетела сквозь девушку. Донорское сердце Ники содрогнулось и остановилось.

* * *

— Пойдем со мной, — произнес голос отца.

Огненная рука потянулась к маленькой девочке…

Ника открыла глаза. Выставила ладонь вперед, чтобы прикрыть источник приглушенного света.

— Пришла в себя, наконец, — произнес до боли знакомый голос.

— Как часто, я от тебя это слышу, — сказала Ника, сфокусировала зрение и увидела сидящего рядом Лионкура. — Придумал бы что-нибудь новенькое.

— Хорошо. С этого момента я буду спрашивать, сколько пальцев ты видишь.

— Лучше предлагай мне чай.

Мужчина, тревожно сведя брови к переносице, покачал головой.

— Ну и что ты там делала? — взяв девушку за руку, спросил он.

— Где именно? — уточнила Ника морщась.

— Внизу, в доме покаяния.

— Ходила договариваться насчет работы для моей проклятой души, — пошутила она, — там ей самое место.

— Ника…

— Ай, не говори ничего по этому поводу, — перебила девушка. — Я уже сама себе надоела.

— Хорошо не буду. Что за ссадина у тебя над бровью?

— Сторожевой домовик постарался. Не зря я их терпеть не могу. Но об этом тоже не спрашивай.

Агент Верис приподнялась — тело казалось набитым песком.

— Скажи, Лонгкард, ты ведь знаешь, что стало с тем мальчиком, которого нашли?

— Знаю, — нехотя ответил реаниматор.

Сейчас, когда Ника пыталась задержать взгляд на каком-то предмете, он казался нереальным. Лицо Лионкура то и дело размывалось, будто пряталось за стеной дождя. Подушка колола острым углом в спину, а одеяло давило на все без исключения части тела, словно весило тонну.

«Откуда у подушки острые углы?» — бестолково подумала Верис и спросила:

— И что с ним произошло?

— Мальчишку обратили, — сказал Лионкур. — Я бы мог попытаться его вылечить, если бы это был не укус первично-проклятого оборотня.

— Это чем-то чревато?

— В итоге альфа-обращение мы почти всегда имеем блуждающего демона. Мальчишка уже похож на дикого зверя. Важно то, что его возвращение домой теперь невозможно. Но ты не бери это в голову, Ника. Мы о нем позаботимся.

Чувство вины в присутствии родного человека наточенным лезвием пилило по горлу. Агент Верис возмутилась:

— Лонгкард, как не брать? Ведь это все из-за меня. Мне не надо было гоняться за Фростом. Стоило остаться у портала и следить, чтобы никто через него не прошел. Это же чрезвычайной магическое происшествие, это была моя работа.

Мужчина покачал головой.

— Дорогая, позволь не согласится. Это все причинно-следственные связи. Уж прости, но твоя жертвенность бесцельна.

— Почему? — спросила Ника насупившись.

— Вся доступная нам реальность является совокупностью связей между предметами и явлениями. Все что с нами происходит это звенья бесконечной цепи. Все началось не с момента, когда ты наплевала на брешь и погналась за Фростом, а с первого шага, который сделал мальчишка на пути, который привел к такому итогу. А то и раньше. Если уж кого и стоит тебе винить, так именно этого ребенка, умеющего делать собственный выбор. К сожалению, мы не можем вздохнуть, чтобы не затронуть все мироздание. Скажи лучше честно, зачем ходила в темницы?

Ника опустила голову.

— Чтобы извиниться перед троллем. Его казнят. И несмотря на твои дурацкие причинно-следственные связи мне за это стыдно. А там слетелись души… они его мучили, потом… не помню.

— Потом… кто-то из призраков напал на тебя, — ответил Лонгкард, ласково поправив растрепавшиеся по подушке локоны девушки.

Ника непроизвольно прижалась щекой к руке мужчины и пожалилась:

— А ты знаешь, что Лушана дружила со мной только потому, что я дочь огненного барона? Она оказывается, статью писала. Обидно.

— Но, насколько мне известно, ты не была слишком открыта к этой мормолике, — произнес Лионкур, присаживаясь на кровать. — Я не прав?

— Оказывается, была, — ответила девушка. Задумалась, потом спросила:

— Ну, вот почему так? Почему удар в спину наносят чаще всего те, кого мы защищаем грудью? Опять эти твои связи мироздания?

Лонгкард улыбнулся.

— Нет, — ответил он, приобняв пациентку, — потому что только им мы позволяем идти позади себя. Ты, кстати, так близко ко мне, что промах невозможен.

— Это ты к чему сейчас сказал?

— Ты себя не бережешь. Я переживаю, Ника.

Девушка смущенно посмотрела на реаниматора, его лицо казалось размазанным, будто нарисованное пастелью. Ника задумалась говорить ли о произошедшем Лионкуру. Но именно ему она позволяла знать о себе больше чем всем остальным.

— Сегодня… я использовала… силу своего отца. Я вызвала голубой огонь.

И без того черные словно у ворона глаза Лонгкарда потемнели.

— Так вот в чем дело! — раздраженно сказал он. — Я же запретил даже пробовать вызывать огонь. Тебе нельзя перегреваться. Сердце может не выдержать. Ни загорать, ни каких горячих ванн, ни тем более…

— Я помню. Помню. Но мне было очень обидно. Я не смогла с этим справиться.

Реаниматор поднялся с кровати, почесав затылок, произнес:

— Я уже подумываю, чтобы тебя закодировать. У тебя непростое сердце.

— Да, да. — пробубнила Ника и на мгновение застыв, вдруг спросила:

— А чье оно?

— Что?

— Чье сердце у меня внутри?

Лонгкард покачал головой.

— Ты уже спрашивала меня об этом. Все что должен был, я тебе рассказал.

— К черту элементарную врачебную этику, — произнесла Верис, недовольно закатив глаза, — Мой организм отвергал несколько донорских сердец и только с этим я могу нормально жить. Я хочу знать не это.

— А что?

— Оно чужое и я не знаю чье оно. Меня это беспокоит.

— Странно, но до сегодняшнего дня за тобой я подобного беспокойства не замечал.

— Варпо Цератоп сказал…

— Кто это?

— Тролль, — прояснила Ника. — Он сказал, что у меня что-то не то внутри. И реакция у него была, мягко говоря, неадекватная.

Реаниматор присел на край стола.

— Тролли из старого мира. Они верят, что душа находится в сердце. И если в тебе чужое сердце значит и…

— Душа чужая, — мнительно произнесла девушка.

— Ника, это мифология, — разведя руками, сказал Лонгкард, усмехнувшись. — Это не должно иметь для тебя никакого значения.

— А вдруг сердце принадлежало убийце, маньяку или какому-нибудь пошлому монстру.

— Личность носителя никак не отражается на его органах. Ника, я больше не хочу возвращаться к этой теме, — сказал реаниматор с интонацией, исключающей всякую вероятность продолжения разговора.

— Тогда вытащи его из меня, — сказала Ника серьезно. Ей не хотелось отступать.

— Ты же понимаешь, что я не буду этого делать, — произнес Лионкур устало.

Ника села, закуталась в одеяло, коснулась босыми ногами холодного пола.

— Тогда я найду того, кто это сделает. Дай мне мою одежду.

— Ника.

— Дай мне мою одежду, Лонкард.

— Давай обсудим…

Агент Верис встала, слегка пошатнулась и решительно заявила:

— Я не хочу больше ничего обсуждать. Спасибо за все…

При всей своей толковости Лонгкард не замечал, какое влияние на него имеют перепады настроения этой пациентки. Реаниматор расстроено прикрыл ладонью глаза, спустил руку вниз по лицу, вдумчиво погладил подбородок.

— Ты ведь не успокоишься? — спросил Лионкур.

— Нет.

— Ну что ж… рано или поздно, — произнес реаниматор и посмотрел на Нику, словно на маленького бестолкового ребенка набившего шишку. — Я сейчас.

Как только Лионкур скрылся в темноте большого кабинета, Ника прижала руку к груди, провела пальцами по грубому шраму. Собрав мысли в хрупкую кучу, как гору осенних листьев, девушка поняла, что возможно, через несколько минут ее, как личности субъективно не станет. Как в тролльичих поверьях: чужое сердце — чужая душа. От этого незадачливому агенту Верис не стало грустно или страшно, как раз наоборот. Все что натворил биотический конгломерат ее тела, можно было бы смело перекинуть в кувшин стыда кого-то другого. Ника не сразу заметила, что вернувшийся реаниматор, протянул какие-то голубоватые листы в глянцевой обложке.

— Держи, — сказал он. — Уверена, что хочешь знать?

Ника не ответив села на кровать, взяла листки, рассмотрела их: дорогая плотная бумага, голографические ярлыки, несколько печатей.

В кабинете раздался неприятный писк. Лионкур, подошел к столу, на котором стоял телефон, нажал кнопку и спросил:

— Да, Зои?

— Лонгкард, здесь посол Датрагон.

Реаниматор переменился в лице. Тембр его голоса стал ниже:

— Я так и знал… Сейчас подойду. Развлеки его как-нибудь.

— Хорошо.

Лонгкард посмотрел на Нику, виновато пожал плечами.

— Дорогая, я должен идти. Меня ждет посол уроборийцев.

— С малумами связался? — недоверчиво спросила Ника.

Даже замкнутую на своих проблемах агента Верис возмущал факт беспрепятственного существования полукровки Датрагона в пределах свободной досягаемости директората ЦУМВД. Послу напавших на храм иномирных малумов было разрешено остаться, в обмен на его знания и возможности. В политике управления всегда существовали неписаные договоренности — спорные, разумные, и неформальные.

— Исключительно по высокопрофессиональным вопросам, — отшутился реаниматор.

— Все так говорят…

— Четвертая страница. Не наделай глупостей. — Лонгкард, поцеловал девушку в лоб и вышел из кабинета.

Ника несколько секунд смотрела на закрытую дверь, пока в необоримом желании «развернуть подарок» не перелистнула на нужную страницу. Глаза быстро нашли важную строчку.

«… донор — Люмена Верис»