Все еще вне себя от разговора с главным инженером, Сима пошла в бухгалтерию. Она хотела увидеть наконец Веру и попенять ей на то, что та уже десять дней не объявляется. Ни по телефону, ни являясь лично, хотя до того, как Серафиме сломать ногу, она могла по два раза в день вроде невзначай появляться в цеху, чтобы увидеть подругу и поговорить с ней.

Сима недаром решила сделать первый шаг, причем лично, потому что чувствовала себя несколько виноватой в том, что она просто-таки навязала Вере пьяного Володьку. Она же знала, что Вера вовсе не боец, что она не сможет строить Сумятина так, как строила его Сима. Вера наверняка будет идти на поводу у Володьки, и в конце концов он сядет ей на шею. Станет говорить ей гадости, в запойные периоды яд из него прямо-таки сочился, приходить домой поздно и при этом чувствовать себя хозяином в Веркиной квартире.

В бухгалтерии никого не было — все разбежались на обеденный перерыв. В кабинете Вера сидела одна и, уставясь в одну точку, задумчиво жевала булку с йогуртом.

— Вера, — окликнула ее Сима.

Та от неожиданности подскочила и жалобно уставилась на подругу.

— Ты меня испугала.

— Чего это ты такая нервная — бояться средь бела дня? Что-то ты меня совсем забыла.

— А я думала, это ты… сердишься на меня из-за Володи… Так нехорошо получилось!

— В каком смысле нехорошо? Он что, уходить от тебя не хочет?

Вера опустила глаза и стала сосредоточенно скрести ложкой по коробке.

— Вообще-то я его и не выгоняла… Или ты считаешь, что должна была? Просто я подумала, что раз он тебе больше не нужен…

— Не нужен, — согласилась Сима.

Вера облегченно вздохнула:

— Значит, ты не сердишься?

— Конечно, не сержусь, глупенькая. Я же сама предложила, чтобы он к тебе ушел. А потом переживала. Думала, надо же — такого обалдуя подруге навязала!

— Ничего, я даже рада. Все не одна… — Она с испугом взглянула на Симу, но, отметив ее равнодушное лицо, добавила: — Только он уж очень много борща варит.

Серафима фыркнула, не в силах сдерживаться, и расхохоталась. Потом, смяв улыбку, все же спросила:

— А во всем остальном он тебя устраивает?

Вера опять помедлила. Ее положение и в самом деле было двусмысленным: одно дело, когда подруга уступает тебе свою юбку, и совсем другое — мужчину.

— Непорядочно это как-то, — высказала она вслух обрывок мысли, но Сима поняла.

— Брось! В этой ситуации я вижу только одно «но» — если ты в какой-то момент разочаруешься в Володьке и станешь винить во всем меня.

— Не стану.

— Тогда что ж, тогда успехов тебе. Кто знает, может, Сумятин искал как раз такую, как ты, и столкнулся со мной по чистой случайности…

— Я думаю, он меня не любит, — нехотя произнесла Вера, — но, с другой стороны, все это еще может перемениться, не правда ли? Бывает же, что человек влюбляется не с первого взгляда, а после того как поживет, осмотрится…

— Бывает, — подтвердила Серафима, впрочем, не очень уверенно. Но с другой стороны, недаром говорят французы, что в каждой паре один целует, а другой подставляет щеку. Иными словами, и сила любви, и способность к любви каждого — величина такая относительная, что ожидания Веры не лишены основания…

— Одно плохо: теперь мы, наверное, с тобой не сможем видеться. Вне работы, я имею в виду.

— Почему? — удивилась Сима.

— Ну, как же, все-таки ты жила с Володей почти год, а теперь он живет со мной.

Серафима все еще не понимала.

— И что же? Если ты думаешь, что меня это будет задевать…

— Может, тебя и не будет, — вдруг повысила голос Вера, — а меня — будет!

Сима удивленно взглянула на подругу: как, однако, быстро они поменялись ролями! Только что здесь говорилось, что это Серафима может сердиться на Веру, потому что это ей нанесен моральный урон, и Вера должна была бы всю жизнь за нее Бога молить, а оказывается, все с точностью до наоборот.

А что, правильно: мое — не тронь! Это Сима всю жизнь живет по большевистскому принципу: главное, чтобы не голодал народ в далеком Гондурасе! А как в это время живем мы сами, не важно.

Между прочим, дети уже высказывали матери свое «фе». Почему выгнала Володю? Он хороший. Вернее, мальчишки стояли за него горой, а Лера промолчала. Лишь взглянула на мать многозначительно. Мол, что, опять ошиблась? Тоже, наверное, думает, что мать не умеет выбирать мужчин…

Что поделаешь, она права: Симе с Володькой не следовало и начинать. Ведь, несмотря на весь его мужественный вид, внимание женщин, он с самого начала не произвел на Серафиму особого впечатления. Как-то не задел. Что в таких случаях в человеке срабатывает, трудно сказать. Смотришь и думаешь: не мое это. А спроси кто-нибудь причину, наверное, и объяснить не сможешь.

В народе говорят проще: кому нравится поп, кому — попадья. Даже самый красивый мужчина не нравится всем женщинам. Кто-то из них скажет: он красив как бог! А кто-то: он красив до приторности.

Володька прицепился к ней, наверное, из чувства противоречия: в то время как другие женщины смотрели на него с обожанием, Сима лишь равнодушно скользила взглядом. Он решил во что бы то ни стало ее добиться и не заметил, как сам влип. Как стало трудно жить без Симы. И даже к ее детям он привык, как к своим…

Сначала она испытывала к нему чувство благодарности, но долго на этом чувстве не продержишься. И потом, что за благодарность к чувствам? В чувствах никто никому не должен, это вам не касса, не магазин…

Интересно, а почему ничего такого она не могла бы сказать о главном инженере? Ну, например, что он ее не заинтересовал? К тому же он почему-то разговаривал с ней так, словно Сима как женщина не могла представлять для него какого-нибудь интереса. Уж ее-то в этом деле не проведешь, она на лету ловит флюиды заинтересованности, если таковые исходят от мужчины. Но главный… От него ничего такого не исходило. Между ним и Симой будто экран стоял, который отражал или поглощал эти самые флюиды.

Она заглянула в висящее на стене зеркало. Вроде из-за перелома ноги не стала хуже. Скорее всего она не во вкусе Ивана Матвеевича. А жаль… Воспользоваться собственными советами, которые она давала влюбленной Дине? Но это глупо. В главного инженера она не влюблена, тогда чего и начинать? У Симы еще ни разу не было служебных романов. Пусть и не будет. «Забудем», — сказала она себе.

Но забыть не получалось, саднило уязвленное самолюбие. Она такая вся из себя особенная, а интереса у коллеги-мужчины не вызвала. А вдруг Ивану Матвеевичу вообще чужды нежные чувства?.. Что это, Сима пытается оправдать его равнодушие к ней?

Может, он просто ярый противник служебных романов, потому не позволяет себе замечать тех женщин, которые работают с ним рядом?

А может, он болен? Скажем, не может иметь с женщиной нормального секса… Но нет, так думать непорядочно. Здорово же он ее зацепил! Теперь можно придумывать что угодно, в том числе и мужское нездоровье. Да может быть элементарно: Сима не в его вкусе, как и он — не в ее.

Забыть о нем и не вспоминать. В упор не видеть.

Но доходило уже до смешного. Даже возвращаясь домой на маршрутном такси, она все продолжала думать о своем разговоре с ним. Задел ее Иван Матвеевич, ох, задел! Все в нем было, по ее мнению, каким-то странным. Даже имя-отчество. Какое-то несовременное. Будто он из прошлого века явился. А улыбка. Он же улыбается не добродушно, а язвительно. Не широко, а лишь чуть губы раздвигает!

Она так разозлилась на свои мысли о нем, что чуть ли не заставила себя думать о Вере, о том, как подруга ее почти отшила. Да что там почти! Прямо так напрямую и сказала, что видеться им впредь не стоит.

Если подумать, глупо у нее все получается. В последнее время. Как-то Сима взялась вдруг решать чужие судьбы, лучше бы о себе подумала!

То есть Сумятина она бы все равно от себя прогнала, но взять вот так и отдать, как вещь, подруге… По крайней мере ей самой никто мужиков не отдавал… Да и нуждалась ли она в этом? Вроде бы нет.

Чего-то опять пришла на память Дина. Вот и в ее жизнь Серафима, скажем так, нос сунула. Полезла со своими советами, сбила с толку. Лучше бы попыталась отговорить ее от глупой страсти, посоветовала бы что-нибудь дельное. Например, предложила ей поехать куда-нибудь с мужем. За границу. Глядишь, и семью бы сохранила…

Теперь Дина не звонит, и она сама — тоже. А вдруг у подруги что-то случилось? Например, Саша — ее муж — обо всем узнал. И устроил жене маленькую Варфоломеевскую ночь…

От одного упоминания о таком варианте развития событий Симе сделалось не по себе.

Нет, глупо так думать. Александр — мужик серьезный и, скорее, флегматичный, не станет кипеть эмоциями. При том, что вряд ли Дина доэкспериментировалась со своей влюбленностью до того, чтобы ему изменить. Но верилось в эти выкладки с трудом.

Наверное, у Серафимы с Диной совпали телепатические волны, потому что едва она открыла дверь в свой дом, как услышала телефонный звонок. И сразу подумала: звонит Дина. Ей пришлось мчаться по лестнице, чтобы добежать на второй этаж до трубки, валявшейся на диване в гостиной. Хорошо, что у подруги хватило терпения не отключаться, зная, как в большом доме Назаровых порой подолгу ищут телефон, потому и не сразу отвечают.

— Слава Богу, ты дома! — облегченно выдохнула Дина.

— Я только что пришла, — удивленно произнесла Сима, взглядывая на часы. — Половина шестого. Я редко в такое время прихожу. Потому что не всегда удается втиснуться в маршрутку. А если к тому же еще и в магазин нужно зайти…

Надо сказать, что в этом — отсутствии регулярного пополнения продуктов — она сразу почувствовала, что ей не хватает Сумятина. Никому в этом не признавалась, потому что уверена была: народ станет смеяться. Заводить мужика не только для постели, но и для того, чтобы он ходил по магазинам.

Причем воспринялось это самым естественным образом. Вроде Володька всю жизнь таскал для Назаровых сумки с продуктами…

И потом, разве не приятно было приходить вечером домой и видеть, как он уже суетится в кухне, стремясь избавить Симу от кухонных работ.

— Ты пока отдохни, в душ сходи, — советовал он ей, и эта забота тоже дорогого стоила. Как теперь выясняется.

Только Дина ничего такого — в смысле сожаления — в ее тоне не восприняла. В смысле чтобы ей посочувствовать. Не до Симы ей было.

— Да-а? — рассеянно сказала она. — А я на часы и не взглянула. Мне кажется, сегодня время не бежит, а просто-таки ползет.

— А что, сегодня какой-то особый день?

— Конечно. Сегодня мы встречаемся с Сергеем.

— С твоим профессором?

— А с кем же еще? Ты знаешь, я тебе так благодарна! Случилось все в точности, как ты предсказывала. Он мной заинтересовался и стал вроде невзначай появляться на нашем этаже, хотя, по логике, ему совершенно там нечего было делать.

— Сегодня вы встречаетесь в первый раз?

— В первый. Саньке наврала, что у нас ученый совет начинается в девять вечера, потому что ректор уезжает в зарубежную командировку, и все поэтому стоят на ушах. Между прочим, ректор на самом деле уезжает, так что всё, кроме ученого совета, правда…

— Ну а потом? — спросила Сима. — Что будет потом, когда вы встретитесь…

— Какая ты странная. Что будет — кто может сказать? Наверное, некий акт… — Дина незаметно для себя даже пританцовывала на месте.

— Я не о том.

— А о чем? Имеешь в виду, не станем ли мы тут же разваливать наши семьи? Дай сначала нам встретиться. Может, я… все это напридумывала, а он окажется грубым и неумелым мужланом.

— Шутишь… — Что-то в тоне Дины настораживало, несвойственная ей лихость, что ли? И попытка представить будущие отношения только как секс… Нет, не так. Как будто, кроме секса, Дину в этих отношениях ничего не интересовало. Это было так на подругу не похоже.

— Кстати, а где вы встречаетесь?

— Есть одна квартирка его приятеля, который уехал в Америку. — Дина хихикнула. — Как нарочно, все двинулись за рубеж! Ты не находишь, что это судьба?

— А ты отдаешь себе отчет, что назад дороги нет?

— В каком смысле?

— В прямом. У тебя в жизни сразу все изменится. Ты вообще приобретешь другой статус.

— Ты меня интригуешь.

— Динка, ты можешь быть серьезнее? Что с тобой такое? Неужели любовь не только ослепляет, но и оглупляет?

— Сима, ты становишься похожей на синий чулок, старую деву, которая всех осуждает… У тебя, наверное, давно не было мужчины!

— У меня давно не было такой тревоги, как сегодня за тебя.

— А что может случиться? Сережка окажется сексуальным маньяком, начнет меня душить в момент оргазма?

— Как девчонка, честное слово! Дина, ну я тебя прошу, пока не поздно…

— Ах, перестань! Не говори навзрыд. Что у меня изменится? Появится любовник, как у многих женщин. Делов-то!

— Я имею в виду, что до сегодняшнего дня ты была верной женой. Ты ни разу не изменяла мужу, у тебя не было любовника, ты могла с чистой совестью причислить себя к лику святых… Шучу, конечно, но до сего дня ты смотрела на мир открыто и без сомнения. А с сегодняшнего дня ты перейдешь в разряд преступниц, неверных жен. Ты — порядочная женщина — будешь теперь лгать и изворачиваться, тебе будет стыдно смотреть в глаза мужу…

— Все, я уже испугалась! — снисходительно рассмеялась Дина, и Серафима подумала, что смеется она зря, потому что и не представляет себе всех последствий этой затеи. — Ты, случайно, не скооперировалась с моим мужем?

— Я случайно подумала, что толкаю тебя на путь греха.

— Скажи еще, на путь греха и разврата. Слушай, Сим, а я, оказывается, до сих пор так скучно жила. Серо, однообразно. Дом — работа, работа — дом. И все. Мой муж ходил с приятелями пить пиво, или на рыбалку, или в карты играть, а я в это время… стирала, убирала, как будто на весах жизни мои стирки-уборки весят столько же, сколько пиво и рыбалка!

— Значит, веселья захотелось? Будет тебе веселье!

— Ты, как Кассандра, пророчествуешь. Но я все равно не боюсь.

Не по себе Серафиме, ох, не по себе! Какие-то нехорошие предчувствия появились. Хоть и понимала, что поздно заступать Дине дорогу, да и не остановится она теперь, все-таки хотелось попробовать ее придержать, что-нибудь придумать, стараясь уберечь подругу от ошибки. Спросила нарочно обидчиво:

— Ты мне для этого позвонила? Похвастаться?

— Ты же сама говорила: держи меня в курсе.

— Ох, чувствую, рассердится за мои художества мой ангел-хранитель и бросит меня.

— Да ладно тебе причитать! Испугалась ответственности? Так я и не собираюсь на тебя сваливать свои ошибки. Не бойся, Сима, прорвемся. Я уже не маленькая, мне и ответ держать.

В голосе Дины прозвучала гордость собой: как будто она собиралась в разведку, а не на роковое свидание. Сима споткнулась об это слово. Не хватало ей нагнетать обстановку. Лучше думать о том, что все кончится хорошо.

— Ты мне все-таки позвони, — жалобно произнесла Сима, не понимая, чего вдруг ее сегодня так растащило. Какая-то особая чувствительность в ней прорезалась. Больше того, она даже испугалась, что кто-нибудь и в самом деле потребует от нее ответа. За что? За легкомысленное отношение к жизни.

Сима привычно переоделась в домашнее платье и стала к плите. Как ни крути, а готовить надо. Скоро заявятся ее детишки и запросят еды. Какое им дело до ее метаний и сердечных мук? «Мать, дай пожрать!»

Она невесело рассмеялась.