Сима ни о чем не подозревала, протягивая ему губы для невинного поцелуя. Подумаешь, брудершафт! Выпили, чмокнули друг друга, вот и весь фокус. И уже — ты.

Она не ожидала никакого подвоха. Особенно после того, как Михаил стеснялся и робел в ее присутствии. Вот она и восприняла его не как мужчину, а как, скажем, ученика. Как принимала на работе своих подчиненных. Мало ли кому она нравилась?.. Сима вовсе не думала, что это накладывает на нее какую-то ответственность. Но слегка поиграть, пококетничать — почему бы и нет?

Потом она подумала: не была ли его робость слишком наигранной? Может, он просто усыплял ее бдительность? Раньше, когда пришел к ней в гости вместе с Володькой и изображал серенького.

Но нет, он же позволял с собой проделывать такие коренные изменения. Тем более что видел Серафиму в первый раз. Или не в первый?

Поздно гадать. Поцелуй в один момент перевернул их отношения. Только что между ними ничего не было, и вот уже их бросило в объятия друг к другу, чего от себя Сима никак не ожидала.

Тоже мне, железная леди! Так по крайней мере она себя называла, уверяя, что всегда контролирует свои эмоции и в любой момент может остановиться…

— Давай поедем ко мне, — оторвавшись от нее на мгновение, предложил Михаил.

— Но у меня есть своя, отдельная спальня, — насмешливо пояснила она.

— Я стесняюсь твоих детей.

Это ее умилило. Он прежде всего подумал о детях! Обычно мужчина вспоминает о них в последнюю очередь. Даже о родных.

— Но как же так… из дома, на ночь глядя?

Посмотрела бы она на себя со стороны! Куда в момент девалась ее прежняя решительность?

— Ты думаешь, они без тебя не заснут?

— Нет, но…

— Один раз ты можешь себе это позволить?

А почему один раз? Он ее слишком идеализирует… Сима встряхнулась: чего это ее ведет? Как после солидной порции алкоголя. Нельзя же считать ею тридцать граммов коньяка.

— Хорошо, подожди, я быстро.

Она побросала в сумку вещи: ночнушку, зубную щетку — и зашла в комнату к дочери.

— Лерочка, ты покормишь завтраком мальчишек?

— А ты не сможешь? — удивилась дочь.

— Я уеду. На ночь.

Она смутилась, потому что до сего времени если ей случалось не ночевать дома, то это выходило спонтанно. Она просто звонила домой и наказывала закрыть калитку на засов и выпустить Айбека. А сегодня… Что подумает о ней дочь?

Но та выглядела абсолютно невозмутимой.

— Конечно, езжай, — кивнула Лера, понимающе, как взрослая женщина. — Ты и так все вечера дома, надо и тебе развеяться.

В комнаты к мальчишкам Сима заходить не стала, чему сама удивилась. Теперь, выходит, она стесняется собственных сыновей. Значит, делает что-то неприличное?

Глупость какая-то! Что же у нее, выходит, не может быть личной жизни? Еще не уехав из дома, она стала оправдываться. Пусть и перед самой собой.

Лера вышла, чтобы закрыть за ними калитку, и Серафима как-то судорожно чмокнула ее на прощание. Будто на войну отправлялась.

— Мы будем ехать очень медленно, — поспешил предупредить Михаил, подсаживая ее в свою машину, — потому что я выпил, чего за рулем себе обычно не позволяю. Будем надеяться, что милиция в такие часы не слишком бдительна и останавливает только тех водителей, которые, например, превышают скорость.

— Что же ты ничего не сказал? — попеняла ему Сима. — Я не подумала, что ты приехал на машине.

— Может, ты подумала, что у меня ее нет?

По голосу чувствовалось, что он гордится своей машиной и в то же время негодует на Симу, которая отнеслась к нему не так, как надо. Это был наверняка дорогой джип. В темноте она не определила его марку.

— Но ты же мог приехать, например, на маршрутке.

Получалось, что она оправдывается. Вернее, его успокаивает. Что ж он вскинулся из-за такой ерунды? Похоже, Михаилу постоянно нужны уверения в том, какой он особенный и какое особенное у него все.

— Не мог. Мне же хотелось произвести на тебя впечатление. Когда бы ты стала провожать меня до калитки… — Он осекся. Проболтался, что на такой исход он и не надеялся. Опять она поторопилась! — А потом, когда ты поставила коньяк и у меня появилась возможность выпить на брудершафт… О, в тот момент я обо всем забыл.

Михаил сел на место водителя и опять потянулся к ней. Чмокнул в щеку.

— Я до сих пор не могу поверить, — признался он. — Ты мне казалась такой недосягаемой. Я все время боялся, что ты укажешь мне на дверь.

— Иными словами, я тебя разочаровала?

Сима была уязвлена. Когда мужчина не думает, что сказать, а говорит, что в голову придет, имеешь возможность услышать то, что тебе не понравится.

— Что ты! — Он схватил ее руку и поцеловал, словно поклялся. — Ты меня очаровала. Я раньше читал в романах, что от поцелуя может закружиться голова, и очень над этим потешался. Оказывается, действительно может.

Непонятно, что ею двигало. Михаил сказал: поехали, — она собралась и поехала. Насколько Володькой командовала, настолько здесь вдруг сделалась мягкой, как пластилин: лепи, Мишенька, все, что захочешь. Сказать, что она вдруг влюбилась? Нет, но теперь они как будто поменялись с ним местами. Он играл на дудочке, она под звуки этой музыки танцевала на хвосте…

По дороге они заехали в магазин «24 часа», Михаил что-то покупал, временами спрашивая:

— Ты это любишь?

Сима скользила взглядом по упаковке и кивала. Он складывал пакеты в тележку, так что в конце концов покупок оказалось на три тысячи рублей, и Михаил не моргнув глазом заплатил. А Сима так же отстраненно подумала: «Не жадный».

Его квартира выглядела чистой и опрятной, как-то не по-мужски. По крайней мере не соответствовала стереотипу квартиры одинокого мужчины, до сих пор в ее мозгу бытовавшему.

Но это промелькнуло как-то вторым планом, потому что, бросив на пол пакеты, он стал ее целовать и, снимая с нее нарядную кофточку с кружевами, уронил ее на пол, и Сима босой ногой отметила приятную тонкость натурального хлопка. «Хорошо, что я ее купила!» Она тоже помогла ему расстегивать пуговицы на рубашке, а потом дала привести себя к большой кровати…

— Я всегда мечтал иметь такую, — как сквозь туман услышала она, опускаясь на упругий матрас. Он еще что-то говорил. — Ах да, — белье я сегодня поменял. Как чувствовал.

У Симы было три мужа. Так получалось, что она переходила из одного брака в другой почти без задержки. По документам между вторым разводом и третьим браком у нее был всего один день, и что же? Теперь выясняется, что ничего у нее не было. Просто кто-то взял, да и зачеркнул ее прежние опыты, чтобы она могла начать сначала, с чистого листа. По крайней мере в сексе.

Она утонула в море нежности. И уже не хотелось ей размышлять, почему прежде она ничего такого не ощущала, почему сердце стало биться у нее совсем в другом месте и почему золотой дождь перед глазами рассыпается тысячами искр, каждая из которых составляет фейерверк нового необычного наслаждения.

— Почему я не знала, что так бывает? — шептала она. — Почему я прежде ничего такого не чувствовала?

— Потому что никто не любил тебя так, как я, — сказал он ей на ухо.

И она опять протянула к нему руки, чтобы забыть обо всем в его объятиях. Михаил знал, что в сексе неординарен. Хорошо, хоть в этом он был уверен, потому если и попытался ее очаровать, то только постелью. В остальном, наверное, как он считал, не было необходимости делать особых усилий. После интима он некоторое время лежал, прижимая ее к себе. Потом чмокал в макушку и говорил:

— Спи.

Сам при этом мгновенно засыпал.

В первую ночь Сима долго лежала без сна. Ей хотелось поговорить с ним о своих ощущениях. И даже о своих планах на будущее. Неужели у него не было никаких планов? Он хотел иметь ее в будущем или думал только использовать, и все?

Наутро, когда они сидели у него на кухне и пили кофе, Михаил сказал ей как о давно решенном:

— Надеюсь, ты не возражаешь, что я стану тебе помогать? Материально. Ведь это не будет обидой, как будто я плачу тебе за секс. Глупо, правда, думать так о близком человеке?

Может, он вообще не умеет говорить о чувствах? Такой вот сухарь.

Он вроде незаметно сунул ей в сумочку деньги, и потом на работе она увидела — не при нем же их считать и рассматривать! — пятьсот долларов. Наверное, он и в самом деле хорошо получал.

Нет, ей не было обидно, но стало как-то неуютно. Когда ей давал деньги Володька, это выглядело как само собой разумеющееся, ведь они жили вместе. Как бы семьей.

И как бы Михаил ни объяснял, что это его помощь, все равно почти с самого начала Сима стала ощущать себя содержанкой. Деньги — что, одинаковые бумажки с разными банковскими номерами. Все дело в том, кто и как тебе их дает.

На работе в обеденный перерыв она не пошла в столовую, а взяла себе булочку, нагрела чай в электрическом чайнике и села одна, подумать. Как ни странно, о том, как ей с ним себя вести.

Он не думал о том, что Сима оставляет детей дома, а просто говорил: «Я за тобой заеду». И заезжал.

Она с большой неохотой оставалась у него ночевать. Ведь у нее был свой дом и дети, и получалось, что она оставляет свой дом ради секса с чужим мужчиной! Вот что ее смущало: она так и не стала считать Михаила своим мужчиной.

Но и кроме этого ей все равно многого не хватало. То ли все произошло слишком быстро…

На самом деле у нее получился киношный пример американской любви: встретились и стали заниматься любовью, что в ее представления об этой самой любви никак не вписывалось. Ей не хватило предварительного ухаживания, узнавания. Это походило на теорию ее первого мужа, который всегда говорил:

— Мужчине и женщине нужно знакомиться одним способом: через постель.

Можно было бы говорить о прелести постепенного узнавания, но у нее с Михаилом получилось наоборот: они как будто сразу все друг о друге поняли. По крайней мере в постели говорить им было не о чем, а к страсти, в конце концов, можно просто привыкнуть.

Но даже не в этом было дело. Она никак не могла расслабиться с Михаилом чисто психологически. Почему-то все время ждала от него какого-то неприятного для себя поступка. И дождалась.

Все произошло из-за такой ерунды, которой она и не придала никакого значения.

Утром они сидели у Михаила на кухне и разговаривали. Так, обо всякой ерунде. Он пошутил, Сима расхохоталась, неловко взмахнула рукой и опрокинула чашку с чаем ему на джинсы. Обычные домашние джинсы, правда, чистые, как и все белье у него.

— Прости, — сказала Сима с раскаянием.

Но не успела она подняться, чтобы взять тряпку, как почувствовала словно резкий ожог на щеке. И даже не сразу сообразила: Михаил ее ударил! Дал ей пощечину!

Она даже задохнулась от осознания того, что считала позором и кошмаром наяву. До этого момента ни один мужчина в жизни не поднимал на нее руку. Симу вообще никто никогда не бил!

В запале она бросилась к своей сумке, чтобы тут же уйти из его квартиры, но не тут-то было.

— Ты куда? — спросил Михаил зловеще, цепко хватая ее за локоть.

Она взглянула в его глаза и поразилась: те словно потеряли свет. Только что у него были серые глаза, и в момент они сделались блекло-водянистыми.

Сима всерьез испугалась. Как будто заглянула в черную зловещую пропасть.

— Я ухожу, — пробормотала она, не в силах отвести от него глаз.

— Никуда ты не пойдешь, пока я не разрешу! — прошипел он и опять ее ударил.

Что же такое делается? Почему она не защищается? Кто факир, кто дудочка, а кто — змея?

— Ты перепутала меня с кем-то! — криво улыбнулся он, держа ее за шею. — С Володей Сумятиным, этим размазней, который не может сделать одного-единственного усилия, чтобы изменить свою жизнь к лучшему! Это он мог позволять тебе обращаться с ним как с бездомной собакой, а я от тебя никак не завишу. Это ты от меня зависишь.

— Каким образом? — Симе наконец удалось высвободиться, чувствуя, что вместо полноценного голоса из ее горла вырываются какие-то хриплые каркающие звуки.

— Ты моя женщина и будешь слушать то, что я скажу!

Теперь ей хотелось рассмеяться, так театрально выглядело это объяснение между ними. Вернее, выглядело бы, если бы до сих пор не горели щеки и не болела стиснутая его железными пальцами шея. Наверное, синяки останутся, подумала она отстраненно.

— Если ты думаешь, что можешь так же легко вышвырнуть меня из своей жизни, как Сумятина, — продолжал цедить он, — то жестоко ошибаешься!

«Хорошо, что я не привела его в дом, — мысленно проговорила она себе. — Дети всего этого не видят. Их мать, которую они, как я надеюсь, уважают и считают сильной женщиной, избивает какой-то… дебил!»

Наверное, он прочел это по ее лицу, потому что закусил губу и вгляделся в ее лицо, надеясь прочесть на нем еще что-то, но Сима успела стереть с него любое отражение своих мыслей. Еще не время!

Но при этом она ощущала непреходящее чувство вины перед своими детьми. Получалось, что она променяла их даже не на любовь, а так, всего лишь на секс, пусть и неординарный, но с человеком недостойным. Настолько, что теперь она начинает стыдиться этого самого секса.

То, что она в свое время проделала с внешним обликом Михаила, на его внутреннем содержании не отразилось. То есть он не стал другим человеком, всего лишь сменив прическу. Скорее так: его комплексы как раз и влияли на то, что рядом с ним не было женщины. По крайней мере уважающая себя женщина рядом с ним бы не задержалась, а неуважающая ему была не нужна… «Лечиться тебе надо», — чуть было не сказала ему Сима.

Может, он и был хорошим руководителем, но работа, кажется, не приносила ему особого удовлетворения. Она не позволяла ему проявляться в должной мере. Пожалуй, из него получился бы какой-нибудь маньяк, дай он себе волю. Но даже того, что она увидела, хватило для того, чтобы впредь обходить его дальней дорогой.

— Только попробуй от меня уйти! — сказал он, следя за выражением ее лица с зоркостью стервятника.

— И что тогда будет? — рискнула она спросить; не так-то легко выбить парочкой ударов бунтарский характер из свободолюбивой женщины.

— Лучше бы тебе и не пробовать, — спокойно сказал он, а у Симы по спине пробежал холодок.

Он скорее всего психически нездоров, подумала она. Хотя сам так вовсе не думает.

Даже влюбленность в Симу оказалась вовсе не любовью, как он пытался ее в том уверить, а так, скорее благодарностью за то, что она оказала ему помощь. Точнее, поучаствовала в его жизни, впрочем, без особой для нее пользы. Да, на него стали обращать внимание женщины, но и это обстоятельство не принесло ему особого удовлетворения. Он не того хотел. А чего конкретно — не знал. Это про таких, как он, в русских сказках говорилось: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!

А потом, приблизившись к ней, он решил, что благодарность — это чувство не для него. Сегодня он поднял на нее руку, а завтра чего ей ждать?

И ведь она могла бы обеспокоиться и раньше. Например, однажды, когда у обоих выдался тяжелый день, Михаил предложил:

— Давай сегодня выпьем?

— Как будто всякий раз мы этого не делаем, — улыбнулась Сима, несколько удивленная этим его с нажимом предложением.

— Всякий раз мы пьем понемножку, для разогрева, а сегодня я предлагаю выпить как следует.

— До полной отключки?

— Ну, или почти до полной.

— Я не возражаю, — согласилась она. Тогда в глубине ее души опять заворочался некий противный червячок сомнения, который, как обычно, стал ее понемногу грызть и грызть, но ей показалось, что не из-за чего. И она от него отмахнулась. Задавила его в себе.

Они выпили, потом еще. Казалось, Михаил совсем не пьянеет, только глаза у него стали блестеть как-то влажно.

— Я говорил тебе, что был женат?

— Не-ет, — протянула Сима, ругая себя за отсутствие интереса к его прошлому. Раз уж они так тесно общаются, могла бы спросить. Хотя бы из вежливости.

— Я ценю твою деликатность.

Он опять чмокнул ее, как целуют закадычных подружек, без особой страсти, но с чувством благодарности за то, что они есть.

— Так вот, я был женат, и у меня даже есть дочь.

— И ты с ней видишься? — удивилась Сима. В самом деле, он помогает ее детям, а она даже не знала, что у Михаила есть свой ребенок.

— Не вижусь.

— Почему? — живо заинтересовалась она, разом опровергая его собственное утверждение в том, что Серафима деликатна.

— Так решила жена. Она вышла замуж во второй раз, и ее новый муж усыновил мою дочь. Психологи сказали, что у девочки очень нестабильная нервная система и ей противопоказаны нервные нагрузки. Жена решила, что девочка должна знать одного папу.

За две минуты своей пылкой речи он уже два раза сказал фразу: «Жена решила».

— А что решил ты?

— Что она права, — сухо ответил он.

То есть она объяснила себе все по-другому. Мягкостью его характера. А теперь, пожалуй, можно было бы найти другое объяснение. Например, то, что девочка родилась нервной и нестабильной неспроста. И жена недаром ушла от него, такого хорошего, обеспеченного, забрав ребенка. Редко случается так, что жены оставляют мужьям квартиры. Чаще — наоборот. Выходит, жена Михаила готова была оставить ему все, что угодно, только бы быть от него подальше. Да еще чтобы он с дочерью не встречался.

«Во что ты опять влипла, Назарова?!»