Мы с Ольгой взяли из машины венок, прошли с ним в хвосте скорбной процессии. Положив его к другим венкам, остановились не у самой могилы, а за спинами родственников. Так, чтобы иметь возможность шепотом переговариваться, не отвлекая других.

— Здесь из бывших гостей четверо, — шепнула Ольга. — Супруги Гавриловы и супруги… Черт, фамилию доктора мы тоже не знаем.

— Да какая разница! — прошипела я. — К Гавриловым мы и так идем в гости, а доктора попробуем взять.

— С женой?

— Жену мы оставим на закуску.

Кто-то незнакомый нам произнес речь насчет талантливого и всеми любимого человека Леночки Быстровой. Заговорила и Галя Гаврилова. О том, как она любила покойную и как будет всем, кто Лену знал, ее не хватать.

Мы с Олей слушали вполуха.

— Видишь, мать Елены не рыдает, а только пару раз глаза промокнула, вот и все горе.

— Далеко не каждый человек свое горе выносит на всеобщее обозрение, — заметила я.

И в это время возле нас разгорелся нешуточный семейный скандал. То есть люди говорили злым шепотом, почти не разжимая губ, но мы, невольные свидетели, слышали каждое слово.

— Как же ты теперь без своей любимой сестрички будешь, без этой змеи, которая вползла в нашу семью? — сказала Инна Викторовна, жена великого хирурга.

— Прекрати! — попытался прикрикнуть на нее Павел Яковлевич, правда, все тем же шепотом, который, видимо, не давал нужного эффекта.

— Где ты теперь будешь пропадать ночами, рассказывая небылицы про какие-то тайные операции?

— Дура! — не выдержал хирург. — А откуда, ты думаешь, у тебя тряпки, и драгоценности, и долларовый счет, и прочее…

— Ну да, это твоя Леночка оперировала, а ты у нее ассистентом был!

— Оперировал я, но обо всем договаривалась она. И теперь, без нее, тебе придется здорово урезать собственные аппетиты…

— Шлюха! Дрянь! — не хотела слушать мужа Инна Викторовна.

Павел Яковлевич досадливо крякнул, оглянулся в последний раз на разверстую могилу, в которую уже опустили гроб, и быстро пошел прочь.

— Догоним? — спросила я одними губами.

— Догоним, — кивнула Ольга. — Только догоняй ты, мне все-таки тяжело бегать. Смотри, меня здесь не забудь.

Забудешь ее, как же!

Мне и в самом деле пришлось ускорить шаги, потому что разгневанный доктор мчался на всех парусах. Правда, имея двадцать лет форы, я все же его догнала.

— Павел Яковлевич!

Он остановился, удивленный.

— Вы… Лариса, нас знакомили. Какая страшная трагедия!

— Вы очень торопитесь? — спросила я деликатно, нарочно не трогаясь с места, чтобы моя беременная подруга успела подойти.

— Вообще-то я думал пойти на поминки.

— Вы на машине?

— Нет, я ехал с кем-то из родственников Лены и хотел подождать возле машины.

— А давайте мы вас подвезем? — предложила я.

— Мы? — переспросил он и оглянулся на торопящуюся Ольгу. — Этак вы, милочка, себе преждевременные роды набегаете!

— Авось обойдется, — легкомысленно отозвалась Ольга.

— Поймали, значит? — усмехнулся он. — Ну, поехали.

Он пошел рядом, кивая каким-то своим мыслям. Открыл для Ольги заднюю дверцу, и она безропотно уселась на сиденье. Хирург сел рядом со мной.

— Любопытство разбирает? Или вы имеете какое-то отношение к следствию?

— Не разбирает. Не имеем. Но есть опасность, что в конце концов следователи арестуют не того человека.

— А вы, значит, поможете этого избежать?

— По крайней мере сможем быть во всеоружии, когда машина следствия ненароком на кого-нибудь из нас наедет.

— Своеобразный у вас юмор, — отметил Павел Яковлевич, оборачиваясь к Ольге. — Итак, что вы от меня хотите? Кстати, могу вас заверить: я не убивал. На моей совести немало грехов, но греха смертоубийства нет.

Он сказал это так просто, что мы с Ольгой враз поверили, хотя знаю, что преступники редко бывают именно на преступников похожи. На вид они такие же люди, как и мы. Взять того же Чикатило… Вот я сравнила!

— Скажите, а вы, случайно, не знаете, чем Елену отравили?

— Представьте себе, знаю. У меня однокашник в судебной медицине работает. Говорит, очень редкий яд растительного происхождения. Смерть наступает мгновенно, но в отличие от цианистого калия человек не испытывает удушья, а как бы мгновенно засыпает мертвым сном. Такой вот деликатный яд. И где только люди его находят?

— Говорят, за деньги все можно достать, — сказала Ольга.

— И то верно, — согласился с ней врач. — А убивать Елену мне не было никакого резона. Я только потерял с ее смертью.

— А она не могла вас шантажировать? — подключилась и я.

— Чем? Тем, что я делал внеплановые и нигде не зафиксированные операции? Так, во-первых, это надо доказать, а во-вторых, что мне за такие нарушения сделают? Из клиники уволят? Так меня в любую другую возьмут с распростертыми объятиями. Я и в самом деле хороший хирург.

— А к Елене как вы относились? Я имею в виду — не как врач, а как мужчина?

— Это тоже ни для кого не секрет. Часто в детективах случается, что любовник охладевает к любовнице и та начинает его третировать. Но Лена… при всей своей сексуальности навязчивой никогда не была. Инициатива обычно исходила от меня. Чем еще она могла меня шантажировать? В фильмах любовницы пугают своей беременностью, но Быстрова родить не могла. Я сам делал ей операцию, удалял внематочную беременность. Теперь-то уже можно об этом говорить… Кстати, медсестрой Лена была прекрасной. Одно время мы с ней даже работали в челюстно-лицевой хирургии. Тогда пластических хирургов у нас почти не было. Что вас еще интересует?

— Боюсь, этого вы уже не знаете, — задумчиво проговорила Ольга. — Нам показалось, что своих гостей в таком составе Елена пригласила не случайно…

— Однако вы правы! — удивленно воскликнул хирург. — Она и в самом деле собиралась раздать всем сестрам по серьгам. Извиниться перед всеми, кого обидела. Так сказать, раздать долги.

— И заодно потребовать причитающееся, — ехидно добавила я.

— В каком смысле?

— Я случайно услышала, как она требовала у кого-то из мужчин вернуть долг, угрожала какие-то бумаги обнародовать. Вы видели, с кем она на своем балконе разговаривала?

— Легче сказать, с кем не говорила, — покачал головой Павел Яковлевич. — Но никто из мужчин не говорил с ней на повышенных тонах. Удивление я видел…

— А с чего вдруг она монашенкой стала выглядеть? Как-то Елене это не шло, — заметила я.

— Дело в том, что со своим женихом она решила венчаться в церкви. Ну и собиралась вроде как очиститься. Кому-то даже грозилась некую тайну открыть…

— Но не успела! — заключила Ольга, и я как раз остановила машину у подъезда дома, где располагалась квартира Быстровой.

— Однако вы ее не жаловали, — покосился на Ольгу хирург.

— Увы, не за что было жаловать, — ответила моя подруга.

Хирург вышел, а мы еще некоторое время посидели в машине, решая: идти на поминки или не идти? И вдруг увидели направлявшегося к подъезду Евгения Макарова.

— Надо же, а на кладбище не поехал.

— Может, он покойников боится? — предположила Ольга. — Как бы то ни было, а несчастным женихом он не выглядит.

Я на ее реплику не ответила, думала вот о чем: наше расследование скорее всего обречено на провал, потому что мы в отличие от знаменитых сыщиков не можем быть нейтральными. Особенно Ольга.

Вот она заметила, что Макаров вовсе не расстроен, с некоторой снисходительностью. И даже удовлетворением. И так во всем. Ольга не столько выясняла обстоятельства гибели Быстровой, сколько выискивала очередной штрих, говоривший, что Елена получила по заслугам. В этом было что-то садистское. Я Ольгу пыталась понять, но мне все меньше хотелось наши изыскания продолжать.

И ведь, начни я об этом с ней говорить, и слушать не станет. Пресловутый свой выстрел Оля все же не произвела. Может, поэтому так взбудоражена? А потом удивляемся, почему дети нервными рождаются.

— Теперь придется и нам на поминки идти, — констатировала я.

— Вот только как мы с ним разговаривать станем?

— А давай возьмем его на пушку. Мол, мы все знаем, колись!

— Ага, и он расколется. Вдребезги пополам. Где твоя былая скромность и деликатность? Видно, жизнь с военным женщину не облагораживает.

— Я могу обидеться.

— Извини, я и забыла, что мы любим мужа. Ладно, отредактирую сказанное: следователь, то бишь сыщик, из тебя никакой…

— А я и не претендую!

В самом деле, я не жалела о своей неспособности к дедукции и индукции, или что у них там за методы, у сыщиков. Воодушевление Ольги меня даже немного смешило, но кто знает, может, ей удастся с моей помощью дойти до истины?

Моя подруга между тем вдохновенно вещала:

— Обратимся к классике детектива: тот же Эркюль Пуаро, а также Ниро Вульф и даже Шерлок Холмс частенько принимали преступников у себя. Чем не кайф: сиди в кресле и жди, когда нужные люди сами пожалуют.

— Погоди. Ты что же, хочешь позвать Макарова к себе?

— А если нет, то почему?

— Потому что ты не великий сыщик, а беседовать с человеком лучше всего на нейтральной территории.

— Хорошо, тогда давай пригласим его в кафе.

— Лучше в парк Горького. Там есть такие тихие места, где одинокие лавочки закрыты высокими кустами.

— Ты учишься на ходу.

— Нет, хватаю на лету.

— Кажется, Шувалов не ошибся в своем выборе.

— Это я не ошиблась…

Ага, затоковала!..

Память тут же услужливо подсунула мне картинку: взгляд, которым мой любимый супруг обменялся с Быстровой. Неужели я ошибаюсь, считая своего мужа человеком честным, на предательство неспособным?!

Но тогда… Тогда все, что я до сих пор делала, в корне неправильно. Я считала, что Шувалов — моя судьба, а на самом деле он просто гениальный притворщик?

Я с трудом вынырнула из своей мазохистской задумчивости, не дожидаясь, пока меня оттуда вытащит подруга. Но та продолжала смотреть вдаль каким-то отстраненным взглядом, тоже уйдя в свои мысли. И ей было о чем подумать…

Не захочешь, а посочувствуешь. Даже если у ее Ушастого с Еленой и не оставалось никаких отношений, она зацепится за это его согласие прийти и будет додумывать за него, добавляя и его приход на похороны, и еще неизвестно что…

— Как же все-таки лучше у него спросить? — медленно проговорила она. — Может, правда, в лоб: мол, как ты познакомился с Еленой?

— Она была нашей участковой медсестрой, — ответила я как бы за Макарова. — Только Елена никогда не работала на участке. Знаю я Быстрову, это вовсе не та работа, которая ее бы удовлетворила.

— А нам вообще нужно это знать? Ну, она покупки рассыпала, а он помог собрать. Или в одной очереди стояли. Или в театре рядом сидели.

— Обычно именно на простых и невинных вопросах преступники попадаются, — со знанием дела сказала Ольга.

— Ну что ж, тебе виднее, — согласилась я.

— Ладно, сориентируемся по обстановке. Знаю по себе: лучше всего удаются экспромты.

Я закрыла машину, и мы с Ольгой вошли в подъезд.

Как же изменилась квартира Быстровой! Всюду занавешены зеркала. Особенно трудно пришлось, наверное, с этим зеркалом в прихожей — на него пошла приличная двуспальная простыня.

Интересно, почему мне в голову в такие вот грустные минуты приходит всякая белиберда вроде двуспальной простыни? Какая разница! Теперь в этой квартире будет жить кто-то другой, кого, наверное, смерть Елены осчастливит… Квартирный вопрос в стране решится еще очень не скоро, а у Быстровых в родне наверняка есть какой-нибудь молодой, но не слишком обеспеченный родственник, которому такая квартира отломится… Не ваше дело, Лариса Сергеевна. Я даже на саму себя разозлилась. Вместо размышлений о вечности пытаюсь заглянуть в чужой карман!

Мы замерли в дверях, и к нам тут же подскочила незнакомая женщина:

— Проходите и садитесь, девочки, я сейчас все подам. Я потихоньку огляделась — Галины нигде не было видно. Наверное, помогала на кухне.

Рядом с Макаровым освободилось место, и я протиснулась туда, а Ольге пришлось сесть на краю — все-таки беременность не способствует мобильности сыщика. Вон даже за руль не всякий раз сядешь.

Мимо стола ходили молчаливые женщины в черном. Меняли тарелки. Наливали суп-лапшу. У нас всегда подают его на поминках.

— Здравствуйте, Женя, — шепнула я Макарову.

— Здравствуйте, Лариса, — отозвался он.

Теперь, сидя от него в непосредственной близости, я с удивлением обнаружила, что он вовсе не так молод, как показалось на дне рождения. Возможно, вообще ровесник моего мужа. Или чуть моложе. Принимая гостей, Елена зажгла в гостиной приглушенный свет — она всегда любила такое освещение, которое сглаживает недостатки внешности, вот мне и показалось, что Евгений моложе.

— Скажите, Женя, вы не могли бы нам с Ольгой, — я едва заметно кивнула на подругу, — уделить немного времени?

— Могу, отчего бы не уделить, — согласился он. — Вы хотите куда-то меня позвать?

— Здесь недалеко, в скверике посидим, ладно?

— А я уже раскатал губу на ресторан, — хмыкнул он. — Хорошо, пойдем.

Мы еще немного посидели для порядка, а потом все трое стали пробираться к выходу.

В сквере действительно нашлась лавочка, над которой сверху почти до земли нависали ветки молодой ивы, а с двух сторон ее защищали высокие кусты густого самшита. Мы без особого раскаяния спугнули расположившуюся в этом закутке парочку. Наше дело было важнее.

Ольга сразу взяла быка за рога:

— Женя, мы с Парой проработали список гостей и поняли, что ты один из главных подозреваемых.

Евгений как-то несерьезно хмыкнул, но тут же сделал строгое лицо и, понизив голос, сообщил:

— Можете больше никого не опрашивать. Я — это он и есть.

— Кто — он? — уточнила Ольга, не поддаваясь на его тон.

— Убийца, конечно.

— Тогда где вы взяли яд?

— Оля, были бы деньги, и у нас на толчке можно купить не только самый редкий и действенный яд, но и динамит, и ракетную установку «Град», и даже вертолет «Черная акула»…

— Женя, это серьезное дело. Нашли повод для шуток!

— Вам не угодишь. Преступник сознался, протягивает руки, чтобы прекрасной даме удобнее было надеть наручники, не пытается бежать… А если серьезно, нельзя ли подоходчивее объяснить: что вам от меня нужно? Естественно, кроме признания.

— Вы не могли бы сказать, — теперь тон у Ольги был просительным, — как познакомились с Еленой Быстровой?

— И только-то! — рассмеялся Евгений. — А я думал, что вы хотите составить фоторобот человека, который продал мне яд… Значит, как я познакомился? Это тоже говорит не в мою пользу. Что поделаешь, у меня налицо преступные наклонности, проявившиеся с детства. В общем, мне срочно понадобился больничный лист, и знакомые ребята посоветовали обратиться к Елене. Потом она поинтересовалась, не родственник ли я знаменитого Виктора Макарова, и я скромно сказал, что это мой брат. Я ответил на все ваши вопросы?

— На все, — буркнула Ольга.

— А теперь можно мне спросить? Разочек?

— Спрашивайте, — великодушно разрешила я.

— Зачем вы затеяли это расследование?

— Затем, что мы все на подозрении, — сердито ответила моя подруга. — И не хотим идти под нож как бараны. Где гарантия, что не повяжут кого-нибудь из нас?

— То есть вы разговариваете со всеми?

— Конечно.

— А как определяете, врет человек или правду говорит?

— По глазам, — сказала я строго, подозревая, что Евгений над нами смеется, сохраняя при этом серьезный вид.

— «Нет, у него не лживый взгляд, его глаза не лгут. Они правдиво говорят, что их владелец плут». — Он явно веселился. — Кстати, я сегодня отпросился с работы буквально на два часа, чтобы сходить на поминки. Вас подвезти?

— Мы тоже на машине, — отказалась моя подруга. — Женя, а вы не могли бы дать нам свой телефон?

— Могу, конечно, почему не дать?

Он протянул нам визитку. На ней золотыми буквами было написано: «Евгений Ильич Макаров. Генеральный директор оздоровительного центра «Вита»».

Он поцеловал нам ручки и умчался на своей дорогой иномарке.

— Ну что, одного из списка вычеркиваем? — поинтересовалась я. — Чего ты морщишься? Что-то не так?

— Не так, — задумчиво проговорила Ольга. — Слишком уж гладко у него все выходит. И главное, не проверишь… Кстати, ты номер машины запомнила?

— Нет. А что, надо было? У нас есть визитка, телефоны. Я подумала о том, что у него за марка машины.

— Она называется «мицубиси-либеро». И номер машины я запомнила.

— Ну, сыщикам положено всех подозревать, — подколола я, на мой взгляд, чересчур увлекшуюся придуманным занятием подругу. — Только давай все совместные исследования проведем сегодня, потому что завтра мне на работу.

— К Галине идти рановато. Давай зайдем в кафе, поедим мороженого…

— Мороженого! — передразнила я. — Не сегодня-завтра белые мухи полетят.

— А я хочу! — капризно потребовала Ольга. — Ты не имеешь права отказывать беременной женщине.

— Вспомнила наконец! — усмехнулась я. — Ладно, поехали. В «Шоколадном Джо» отличное крем-брюле.

Мы сели за отдельный столик у окна, хотя в кафе и так было не много народа, но у нас была слишком щекотливая тема.

— Итак, — сказала Ольга, размахивая чайной ложечкой над креманкой с мороженым, — мы уже можем подвести первые итоги.

— Итоги! Нам же никто ничего не сказал. Мы только вычеркиваем людей из списка, скоро там никого не останется.

— Погоди. Мы просто по неопытности слишком широко забросили сеть, спрашивали у подозреваемых обо всем, то есть ни о чем. Самый первый вопрос и то не выяснили: с кем Елена разговаривала на балконе?

— В угрожающем тоне, — добавила я, чувствуя, что выполняю при Ольге обязанности водителя и сопровождающей. Больше от меня никакого толка… Нет, еще роль этакого говорящего манекена, на котором Ольга отрабатывает свои дедуктивные способности.

— В угрожающем тоне, — согласилась моя сыщица.

— Вряд ли она так разговаривала с Павлом Яковлевичем.

— По крайней мере я себе этого представить не могу.

— Макаров. Представленный другим как жених. Могла она его шантажировать?

— У меня такое чувство, что Макаров был бы ей не по зубам.

— И у меня тоже, — опять согласилась Ольга. — Разумеется, может быть шантаж мягкий. Мол, если ты на мне не женишься, я не буду считать себя обязанной сохранять твою тайну.

— Ну, у тебя и фантазия!

— Я вообще человек незаурядный, — скромно отозвалась о себе Ольга.

— Значит, остались три мужика: наши мужья и Андрей Гаврилов.

— Наверное, Быстрова могла бы поймать на чем-то Ушастого, но разговаривать с ним в таком тоне — значит, заранее ничего не добиться.

— А мой Сережка, я как-то сразу не сообразила, пришел с балкона, когда Елена еще там стояла. То есть ему пришлось бы пробежать несколько метров вначале по балкону, потом по гостиной, а он вошел неторопливо, могу присягнуть.

— Звучит не слишком убедительно, — фыркнула Ольга, — но попробуем поверить. Значит, остается Андрей. С ним могла Быстрова так разговаривать?

— Могла.

— Иными словами, пупсик Ленусик считала, что дружба дружбой, а табачок врозь.

Это в схему укладывалось: Елена не смешивала такие понятия, как дружба и долг.

— Делаем вывод, что Андрюшик вполне мог нашу лапуленьку отравить.

Ольга хотела кивнуть, но передумала. Сказала с расстановкой:

— Какой-то он для таких дел хилый.

— Вот и мне что-то мешает его в подобной роли представить, — согласилась я.

И в это время зазвонил мой сотовый телефон — зазвучал марш Дунаевского из кинофильма «Цирк».

— Дорогая, я пришел домой, а тебя все нет, — сказал мне муж Сережа. — Уже и ребенок спрашивал, где мама. И Лидия интересовалась, разогревать обед на одного или на двоих.

— Мне пока некогда, — ответила я неопределенно. — Где-то часа через два освобожусь.

— Ты, случайно, не на работе?

— Почти, — ответила я.

— Вернешься, доложишь, — пробормотал он с некоторым удивлением.

— Так точно, товарищ командир! — лихо отозвалась я, отключаясь.

Лихо, лихость, лихие люди… Не было у меня прежде никакой лихости. Так же как в отношениях между мной и Сергеем. Но вполз в мою душу червячок сомнения и все светлое отравил. Теперь я стала себе казаться доверчивой простушкой, которую ничего не стоит обвести вокруг пальца, что мой муж с успехом и делает. Да еще и посмеивается. Да еще и пытается каждый мой шаг контролировать.

Почувствовав в своих рассуждениях истерические нотки, я заставила себя успокоиться.

— А как же ты хотела? — вдруг сказала мне Ольга, хотя я после разговора с мужем не произнесла ни слова. — Любовь — это разновидность несвободы. Ты как бы перестаешь принадлежать самой себе. Мы с тобой еще будем вспоминать с тихой грустью те времена, когда были свободны, как ветер, никому не подотчетны… И никому по-настоящему не нужны.

Вот такой вывод сделала моя подруга. Весьма неожиданный.