— Это мне?! — дрожащими губами спросил Рома, не отводя глаз от коробки, которую Наташа держала в руках. Она нарочно положила ее в обычный пакет, чтобы до срока не отвлекать мальчика от ужина, переодевания и отдыха.

Он все еще входил в ее дом с некоторой настороженностью, как будто все время ждал, что хорошее закончится и начнется какая-нибудь пакость. Странный опыт у мальчика четырех лет. Скорее такой реакции можно ожидать от битого жизнью взрослого человека.

Он и с остальными детьми не очень-то сблизился. Не отказывался играть вместе с ними, но вел себя как-то боязливо, все прислушивался, не рявкнет ли на него кто-то, не запретит ли все то чудесное, что с ним эти дни происходит.

Кухня у Наташи была большая. Она еще при планировке выторговала себе лишние метры — в остальном она редко спорила с мужем. А тут доказала, что кухня — никуда от этого не денешься — до сих пор любимое место многих семей, и почему бы не сделать ее одновременно и столовой, и маленьким баром со стойкой, чтобы нежданные гости не заставали хозяев врасплох и под рукой были напитки: водка, коньяк, виски, вино, шампанское…

Были здесь и уютный мягкий уголок, и телевизор на кронштейне, чтобы его удобно было видеть от плиты и при необходимости развернуть к столу.

Наташа включила кассету с игрой, настроила приставку. Три года назад она ходила на компьютерные курсы, потому что тогда собиралась создать этот садик, поступить в институт, словом, стать человеком современным, что, как она считала, невозможно без знания компьютера. Еще посмеивалась: в двадцатом веке обязательной считалась просто грамотность, а теперь — компьютерная грамотность.

— Я умею, мне один мальчик показывал. — Рома от возбуждения топтался рядом с ней, горя глазами.

Она подивилась — оказывается, он не такой уж тихий и запуганный до отупелости, он просто глубоко залез в скорлупу, откуда его невозможно выковырять, не повредив сути, но зато можно выманить. Такой вот электронной штучкой.

Ребенок настолько увлекся новой игрушкой, что, когда Наташа принесла коврик и постелила, чтобы Рома мог сидеть и щелкать джойстиком, он машинально уселся на него и даже не оглянулся.

Сама Наташа не торопясь мыла посуду. В свое время она отказалась от посудомоечной машины, мотивируя отказ тем, что у нее не так-то много обязанностей по дому и по жизни вообще. Но когда это было? В прошлой жизни. Еще немного, и ей понадобится домработница.

Но тут хихикнул ее внутренний голос: «Чего немного? Вы кого-то ждете, Наталья Владимировна? Уж не папули Светы Шестериковой? Вы путаете его благодарность за хорошее отношение к дочери с интересом к вам как к женщине!» Но на то он и внутренний голос, чтобы говорить ей то, что от другого слышать не хотелось бы.

Когда у калитки позвонили, Наташа не только не испугалась, но и как будто не удивилась. С некоторых пор она стала запирать ворота на щеколду, чего до появления Димки никогда не делала.

Кинг гавкнул и вопросительно посмотрел на нее: мол, чего же ты не торопишься? Бери меня за ошейник и иди открывать.

— До чего ты умный пес! — сказала Наташа и вышла на крыльцо. Крикнула в темноту: — Кто там?

Хорошо бы иметь домофон, как в приличных городских квартирах. «Ага, и камеру слежения у ворот!» — опять хихикнул внутренний голос. Что-то он сегодня не ко времени развеселился.

— Это мы, Наталья Владимировна, — услышала она голос Шестерикова и подивилась этому «мы».

— Минуточку! — опять крикнула она. — Я только собаку закрою.

Кинг посмотрел на нее с неподдельной обидой. Можно подумать, он шавка какая-нибудь, которая будет бросаться на всех без разбора. Но на всякий случай она все же закрыла его в ванной, шепнув:

— Прости, не все же знают, что ты у меня очень умный.

«Слабое утешение», — наверное, сказал бы Кинг, если бы умел говорить.

У калитки ее терпеливо дожидались Шестериковы: Света и ее отец.

— Надо было, наверное, сначала позвонить, — несколько конфузясь, проговорил он, — но потом мы решили поехать наудачу. Светка мне все уши прожужжала: поедем в гости к Наталье Владимировне, у нее теперь есть мальчик…

— Такой бедненький, — добавила дочь, шагавшая по дорожке к дому.

— Света, ну что ты буровишь?! — возмутился отец. — Что значит бедненький?

— Ну, с другими детьми играть не может. Витька Голиков его ударил, а он даже не заплакал и сдачи не дал. Я этому Голикову как врезала, он аж зачесался.

— Вы видите, каково воспитание у моей дочери? — виновато посетовал Шестериков. — Это все мой дружок, Сева, учит ее: врежь, давай сдачи. У него мальчишки, вот он и думает, будто девочку можно воспитывать так же…

Наташа пропустила гостей вперед, открыв перед ними дверь, но Марат Валерианович задержался, не желая идти впереди.

Он уже справился со смущением, если оно не было наигранным, и, пока Наташа помогала раздеться Свете, повесил куртку на вешалку и стал расшнуровывать ботинки.

— Не разувайтесь! — сказала Наташа.

— Нет, милая хозяйка, дома предпочитаю давать ногам отдых.

Она предложила ему тапки бывшего мужа. Как-то все рука не поднималась выбросить. И вот пригодились.

— Рома, — позвала она, — к тебе гостья.

Но они уже вошли в кухню, и мальчик поспешно вскочил с коврика.

— У тебя «Звездные монстры»! — сразу защебетала Света. — А мы тебе еще кое-что принесли. Вот. Хочешь, будем играть вдвоем?

— Вам, Наталья Владимировна, мы тоже кое-что принесли, — улыбнулся Шестериков.

Он протянул ей букет бордовых роз, наверняка безумно дорогих, довольно увесистый пакет с тропическими фруктами — теперь их можно купить гораздо легче, чем отечественные груши-яблоки, — и предложил:

— У вас есть еще какая-нибудь комната, где мы могли бы с вами посидеть, поговорить?

Она невольно оглянулась на Рому, но он уже увлеченно склонился над пакетом вместе со Светой. Две детские головки — белокурая и темно-каштановая — вместе являли собой удивительно гармоничное зрелище, так что Наташа даже залюбовалась.

— А откуда вы узнали, что у Ромы есть электронная приставка?

— Девчонки в магазине сказали. Так что мы решили взять пару игр… Да вы не волнуйтесь, ваш Ромка в надежных руках. У меня Светлана — девушка самостоятельная.

«Девушка» и в самом деле сразу взяла инициативу в свои руки и сейчас что-то увлеченно рассказывала, а мальчик ее внимательно слушал.

— Видите? Так что мы вполне можем оставить их одних.

— Да, — спохватилась Наташа, — у нас-то с вами закуска, мы с Ромой поужинали, а Света?

— А мы с ней зашли в хачапурную. Я давно обещал. По-моему, она умяла с мясом такой кусок хачапури, который насытил бы даже меня… Любит девчонка поесть. Никогда не капризничает, даже если я делаю омлет или просто яичницу-глазунью. Так что новой маме с ней будет не слишком хлопотно…

— Вы уже нашли маму для Светы? — поинтересовалась Наташа.

— Пока приглядываюсь, — ответил он уклончиво.

— Хорошо, — решила Наташа, — тогда немного подождите, я только поставлю вино и закуски на поднос. Хотя вы же за рулем…

— Нет-нет, без вина разговор может застопориться. Постараюсь не напиваться. В крайнем случае я уже осмотрел окрестности, мы сможем вернуться домой, как говорится, огородами. Куда наша ГИБДД не заглядывает.

Он от нее не отошел, хотя Наташа предлагала гостю посидеть в гостиной, а споро помогал, приговаривая:

— Вы, наверное, забыли, Наталья Владимировна, я уже два года как отец-одиночка. Все хозяйство на мне…

— А я думала, у вас есть домработница.

— Есть, конечно, но иной раз я ее домой отпускаю, и вообще, Наталья Владимировна, могли бы и не заметить, что я несколько преувеличил собственные трудности, и похвалили бы бедного вдовца…

Отчего-то Наташе этим шутить вовсе не хотелось, но не станешь же его одергивать. Марат будто хвастался, что он вдовец.

— Вы молодчина, — сказала она, — дочь у вас не кажется ни сиротой, ни брошенным ребенком. Есть дети, у которых есть мать, но как будто и нет ее вовсе!

Наверное, она сказала это излишне горячо, потому что он тут же понимающе кивнул:

— Имеете в виду вашего нового питомца?

Теперь они сидели в гостиной за небольшим столиком, но не за журнальным, а просто за половинкой обычного стола. При необходимости обе части можно было соединить, а можно было пользоваться и одной.

Наташа купила стол-конструктор в мебельном салоне областного центра и привезла в багажнике машины. Сидеть согнувшись за журнальным столиком больше не было необходимости. А если бы на этой половинке не поместились закуски, она могла бы выдвинуть еще один небольшой сегмент, который увеличивал поверхность столика в полтора раза.

— А у вас уютно, — сказал Марат, одобрительно оглядывая комнату.

Наташе была приятна его похвала, и она в который раз грустно подумала: почему ее муж был так скуп на похвалы? Почему он принимал как должное, что у них в доме всегда по-особому все устроено? Наташа с удовольствием изучала журналы с интерьерами жилищ. Когда-то давно был всего один немецкий журнал «Ваше жилище», а теперь их уйма. Она читает их скорее по привычке. Все-таки делать что-то только для себя не очень интересно. Так уж она устроена.

— Вам нравится? — все же сказала она, ожидая подтверждения его словам: может, он просто похвалил ее из вежливости?

— Наташа, давайте перейдем на ты. Мы ровесники, а все выкаем да по имени-отчеству…

— Но я вас старше… — начала было она привычную песню.

— Ничего подобного, — запротестовал он. — Это я старше вас на целых три месяца. А узнал об этом ради интереса, просто подозревал, что вы станете комплексовать. Ведь если судить по Светке, мне должно быть около тридцати, не так ли?

— Так, — согласилась Наташа.

— Но я женился в тридцать четыре года, а потом моя жена все тянула с беременностью. Еле уговорил. Так что в сорок лет воспитываю четырехлетнего ребенка.

— А к чему вы мне это говорите?

— Всего лишь из-за своего предложения — перейти на ты. Все-таки как это, оказывается, трудно ухаживать за женщиной, которая тебе нравится.

— А вы за мной ухаживаете?

— Конечно, разве ты этого не заметила? Или не получала моих цветов?

— Так это были вы… ты?

— Я. Хотел посылать их каждый день, но тут, как назло, пришлось ехать на Урал — возникли недоразумения с поставщиками. Вчера приехал. И сразу Светка выпалила мне, что у Натальи Владимировны появился мальчик. Я, признаться, удивился — в каком смысле? Вроде беременности не было заметно.

Наташа покраснела.

— То есть я хотел сказать… — Шестериков заметил ее смущение и тоже смутился. — Но вы же понимаете, что я имел в виду? Стал расспрашивать у дочери, что за мальчик, и узнал, что ему тоже четыре года. Признаться, вздохнул с облегчением.

— Его мать уехала в Америку… По крайней мере она так сказала и оставила мне Рому.

— Да, да, теперь-то мне все рассказали.

— Вы кого-то, кроме дочери, расспрашивали обо мне? — неприятно удивилась Наташа.

— В нашем-то городке что расспрашивать, — ничуть не смутился он, — только чуть направь разговор в нужное русло…

— Скажите, а вы случайно оказались в «Трех поросятах»? — спросила Наташа с внезапным озарением.

— Не случайно, — признался Марат. — То есть не подумайте, что я нарочно за вами следил. У меня все-таки дело…

— Поручили бы его частным сыщикам. Говорят, недавно и у нас какое-то агентство открыли. Не то «Акбар», не то «Мухтар».

— «Алекс», — подсказал он. — Вы что же, рассердились?

— Ничуть!

— Рассердились. — Он покачал головой. — Я мог бы попросить прощения за свои, так сказать, несанкционированные действия, но отказаться от расспросов о вас… Нет, это выше моих сил.

— Но зачем расспрашивать у кого-то? На все вопросы я могу ответить здесь и сейчас.

— А и в самом деле, — согласился он. — Просто я шел к вам с некоторым опасением: а вдруг вы меня на порог не пустите… Одного, говорят, с крыльца спустили…

— Вот даже что говорят! — Наташа рассердилась еще больше.

— Ну, так я и знал! — огорченно воскликнул Марат. — Опять ляпнул бог знает что. Но все же Федор прав, у вас на двери до сих пор дырки от пуль.

— Сейчас это модно, — огрызнулась она. — И потом, как бы я могла вас выгнать, если вы со Светой пришли? А она моя любимица.

— Догадываюсь. У нас в доме каждый вечер только и разговоров о Наталье Владимировне. И какая она добрая, и какие сказки детям рассказывает…

Нет, это было выше ее сил! Она резко встала и вышла, пробормотав:

— Минуточку поскучайте, я пойду взгляну, как там наши дети.

Через минуту она вернулась — подышала поглубже, пришла в себя, прежде чем зайти в гостиную, — и со смехом сообщила Марату:

— Представь, они даже не обратили на меня внимания.

— Нашли общий язык?

— Не то слово! Кажется, Рома смотрит на твою дочь прямо-таки с обожанием.

— Мы, Шестериковы, вообще люди славные, — с нарочитой похвальбой сказал он. — Давай пить, что ли, а то ты второй раз за бокал берешься, а дела никакого.

Что-то с ней происходило, к чему Наташа оказалась неподготовленной. Она никогда не думала, что отец ее воспитанницы… Нет, даже не в этом дело. Она никогда не думала, что ей так может понравиться мужчина! Что ее бросало бы в жар, что она боялась бы взглянуть ему в глаза, чтобы не пропасть вообще… Что за глупость, в конце концов! В сорок лет влюбиться в мужчину, который еще неизвестно как к ней относится! Может, ему всего лишь нужна не слишком злая мачеха для дочки, а все остальное он найдет и вне дома?

Она нарочно себя злила и распаляла, чтобы не думать о нем, но ничего не могла с собой поделать.

— Шестериков, ты зачем ко мне явился? — спросила она, отпив любимого грузинского вина, о чем Марат странным образом знал, иначе спросил бы, пьет она такое или нет. — Явно не просто так.

— Догадливая, — усмехнулся он.

— Хочешь еще один детский сад открыть? — Она брякнула первое, что пришло на ум. От того, что он все не решался приступить к главному, ради чего явился, ей тоже становилось тревожно.

— Детский сад? — повторил он за ней. — А что, надо?

— Нет, это я так, предположения высказываю.

— Я пришел тебе предложить перебраться в мой дом.

Сказал это и стал смотреть на нее. Не просто смотреть, а ждать реакцию. Что у него за привычка не сводить глаз! Не понимает разве, что от этого ей становится некуда девать свои руки, она начинает теребить вилку, край скатерти и боится посмотреть на него.

Прямо сглазили ее! Всегда была женщиной спокойной, рассудительной, а тут — будто семнадцатилетняя девчонка. Нет, она и в семнадцать так не волновалась, и сердце так не тарахтело в груди, как сорвавшийся в звон будильник, включенный на полный завод.

— Что ты сказал? — переспросила она, а так как он все не сводил с нее взгляда, зачастила: — Перебраться в твой дом! А в качестве кого?

— В качестве жены, если хочешь.

— То есть ты делаешь мне предложение руки и сердца.

— Я делаю тебе предложение пойти под мою защиту. Мой дом укреплен по-настоящему, не то что твой. Да и сунется ли туда Фокин, большой вопрос. Даже имея пистолет.

— Подожди, я, кажется, сегодня Кинга не покормила, — сказала она и вышла в полном смятении.

Что он говорит? Чего вдруг? Она вышла в коридор, где на подстилке лежал Кинг, и недоуменно на него уставилась: что она хотела?

Наташа увидела, что корма в миске еще осталось с половину того, что она ему насыпала, придя домой. Сделала это автоматом, не запоминая, и воды налила. Все в порядке.

Все ясно, пришло понимание. Это ему Михайловский обрисовал ситуацию, когда Наташа ушла. Мужики небось вдвоем доели ее салат и допили вино, а между делом и договорились за Наташей присмотреть. Жалко им стало одинокую женщину…

— Побегать на улице не хочешь? — спросила она у пса и открыла входную дверь, и в ту же минуту кто-то схватил ее холодной рукой, выдергивая наружу, чтобы тут же закрыть дверь, но у Кинга оказалась реакция гораздо быстрее той, на которую рассчитывал человек, стоявший снаружи. Пес вывалился в дверь, которую пытались закрыть перед его носом вместе с Наташей, и вцепился в руку, схватившую его хозяйку.

Наташа от страха закричала.

Мужчина — а это был не кто иной, как Димка, — взвыл благим матом:

— А-а-а! Подлая тварь! Отпусти, убью!

Но очевидно, как раз этого пес не давал ему сделать.

Опять грохнула входная дверь, и на крыльцо выскочил Марат.

В руке его откуда-то тоже оказался пистолет. И он, не размышляя, выстрелил из него прямо в лицо Фокина, запрокинутое в попытке отстраниться от Кинга. А когда Фокин упал, рванул на себя Наташу, оттаскивая ее подальше.

— Ты его убил? — ахнула Наташа, с трудом приходя в себя от этого шквала событий.

— Это газовым-то пистолетом? — хмыкнул Марат и достал мобильник, набирая чей-то номер. Услышав ответ, он сказал в трубку: — Федор, ты хотел Фокина увидеть? Ну так приезжай. Труп? Нет, трогать не будем. Минут тридцать на сырой земле полежит, думаю, остынет… Никакие это не шутки. У меня пистолет газовый. Забыл, как разрешение давал? И сколько, как ты думаешь, газ будет действовать? То-то же! Поторопись, одним словом… Да, а пистолет-то из его руки я могу взять? А то очухается, нам с Наташей мало не покажется…

— Кинг! Кинг! — Наташа склонилась над собакой, которой, видимо, тоже досталось отравы. — Марат, а вдруг моя собака умрет?

— С чего бы это?

— Этот газ ведь для людей изготовили, а собаки… Вдруг у него непереносимость?

— Не говори глупостей. Давай лучше пока отодвинем его в сторону. Нечего ему с этой падалью лежать!

— Чего это ты его обзываешь?

— Наташа, он же тебя убить хотел!

— Фокин? Кишка у него тонка. Попугал бы, да и все.

— Блажен, кто верует, — пробурчал Марат.

Она вдруг поняла, что жутко замерзла, и невольно стала громко стучать зубами. На улице около нуля, а она в легком платье.

Шестериков взглянул на нее и без слов метнулся в дом, срывая с вешалки свою теплую куртку. Набросил на Наташу и застегнул на все пуговицы.

— Согревайся. А лучше бы ты в дом ушла, я тут и без тебя милицию подожду… Пистолет я у него все-таки заберу. Слишком он ненадежный товарищ. Гадать, убьет он нас или не убьет… Жаль, у меня с собой нет наручников. Руки сковали бы, да и пусть валяется сколько угодно.

Кинг, которому, видимо, досталось все же меньше газа, медленно встал. Наташа радостно обняла его за шею, а пес покачнулся.

— Досталось тебе, мой хороший. На защиту хозяйки кинулся. Скажи спасибо Марату, а то Фокин еще исхитрился бы в тебя выстрелить…

— Вряд ли ему бы это удалось. Некогда было соображать, кто кого, и я решил просто вырубить Фокина. Ты уж извини, Кинг, но в тот момент я думал не о тебе, а о твоей хозяйке.

— Пойду песику молока налью, — сказала Наташа, стараясь не смотреть на лежащего скрюченного Димку, который, похоже, начал приходить в себя.

Наташа взяла Кинга за ошейник, и Марат открыл дверь, впуская ее с собакой в дом.

— Спасибо тебе, — сказала она.

— Не за что, — буркнул он и все медлил закрывать дверь, любуясь ее стройной фигурой, а она, чувствуя его взгляд, невольно выпрямила спину.

Наконец Марат закрыл дверь и обернулся к лежащему Фокину — вернее, к тому месту, где мужчина только что лежал. Никого там не было.

— Олух! Остолоп! — выругался он и добавил кое-что покрепче, а потом заорал: — Стой!

И бросился со двора. Но совсем рядом за углом взревела машина, взвизгнули покрышки… Марат взглянул на свою машину, приткнувшуюся у забора, вспомнил про оставленные в куртке ключи и понял, что броситься в погоню, а тем более догнать Фокина он уже не успеет.

Почти тотчас из-за противоположного угла квартала выскочил милицейский «уазик» и остановился у его машины. Из него вышли трое мужчин и направились к нему.

Михайловский, приехавший вместе с оперативниками, забрал из руки Шестерикова пистолет и сунул его в полиэтиленовый пакет.

— Взял в руки все-таки.

— Не говори глупостей, Федор. Что мне важнее: безопасность любимой женщины или твои вещественные доказательства?

— Значит, «любимой», проговорился?

— А я и не скрываю.

— Ладно. Показывай, где твой задержанный.

— Так нету его, — опустил голову Шестериков.

— Как нету? — удивился Федор. — Хочешь сказать, устроил нам холостой пробег?

— Да, понимаешь, тут псу тоже отравы досталось. И пока я помогал Наташе зайти с ним в дом, дверь придержал, то да се, этот и сбежал.

— Много времени затратил на то да се, — съехидничал Михайловский, отдавая своим коллегам пакет с пистолетом. — Сегодня у нас улика есть, а подозреваемого нет.

— И вы не поедете за ним? — удивился Шестериков.

— На чем? На этой старой колымаге? — спросил Федор. — Это тебе не боевик, а суровая действительность. Насколько я знаю, у него такая навороченная иномарка… Даже в Москве не у всех ментов служебные «мерседесы», а о нас и говорить нечего.

Оперативники пошли со двора, кажется, не слишком расстроенные, а Михайловский остался с Маратом.

Наташа опять вышла из дома, кутаясь в пальто, и отдала куртку Шестерикову:

— Надень, а то простудишься. — Потом обратилась к Федору: — Протокол будешь составлять?

— А как же без протокола? — ответил вопросом тот. — Или жалко менту поганому винишка налить?

— А ты откуда знаешь про вино?

— Дедукция. — Федор поднял кверху палец и крикнул в темноту: — Ребята, не ждите меня, я с Шестериковым подъеду! А пока со свидетелей показания сниму.

— «И выпью заодно», — подколола его Наталья.

— А ты жадная, — улыбнулся Михайловский. — Подумай как следует, Шестериков, прежде чем жениться на ней.

— Не жадная, а хозяйственная, — поправил Марат, обнимая Наташу за плечи. Так естественно, будто имел на это право.

И Наташа даже не подумала отстраниться.