— Разленишься ты, Ларочка, вконец, — сказала моя мама. — Обед тебе готовит Лидия. За сыном смотрит Аня. Приходящая уборщица наводит в вашем доме порядок. Что же остается на твою долю?

— За всем этим присматривать, — ответила я беззаботно. — А ты бы хотела, чтобы утром я вскакивала готовить мужу завтрак, а сама не успевала бы поесть или привести себя в порядок? Чтобы я водила сына в ясли, а после работы мчалась его забирать? А в выходные дни, вместо того чтобы лишний часок полежать, поднималась чуть свет и носилась с тряпкой, вытирая пыль? Ты видела, какую домину мы отгрохали? А ведь я просила мужа: «Сереженька! Давай построим домик маленький. В крайнем случае с мансардой, в полтора уровня». И что он мне ответил, не знаешь? «Ради маленького дома не стоит и заводиться. Я всегда мечтал иметь большой особняк. Чтобы любое количество гостей можно было оставить на ночь и на всех хватило бы гостевых комнат». Я еле отвоевала третий этаж для зимнего сада…

— Теперь ты наймешь еще и садовника?

— Разве что в редких случаях стану приглашать для консультации. Это будет моя вотчина, в ней я буду отдыхать душой. И работать. Утром часок, вечером часок.

— У богатых свои причуды, — вздохнула мама.

— Не слушай ее, дочка, твоя родительница это от зависти говорит, — заметил папа.

— Понятное дело, от зависти, — согласилась мама. — Кто бы отказался от такой жизни?

— Моя лучшая подруга отказывается. Во-первых, она не хочет строить дом. Хватит, говорит, нам и четырехкомнатной квартиры. Во-вторых, не желает и слышать о домработнице. Она говорит: «Это что же, какая-то чужая тетка будет лазить по всем моим закоулкам, вызнавать то, что должно быть известно только мне, хозяйке дома… Или готовить для нас обеды… Я знала одну девку, которая устроилась в богатый дом поварихой. Она так ненавидела своих хозяев, что плевала во все блюда, которые для них готовила». Так что не всем нужна такая жизнь.

— Ну не все же повара плюют в то, что готовят. Это какая-то психически неуравновешенная особа… Лидия у вас очень порядочная женщина.

— Спасибо, мама.

— За что спасибо?

— Я сама ее выбирала.

Сережа задерживался, и я не хотела садиться ужинать без него. На кухне Аня пыталась накормить овсяной кашей моего озорного сыночка, а тот крутился на ее коленях как волчок. Мы с Аней не всегда сходимся во взглядах на воспитание детей. Я считаю, что иной раз надо наказать ребенка, если он не слушается взрослых, а она приводит в пример японцев, которые детей не наказывают.

— Японцы! У них, Аня, если хочешь знать, совсем другое устройство общества. Из века в век. Младшие уважают старших просто потому, что те старше. У них это в генах заложено. А у нас почему до сих пор о Сталине тоскуют? Потому, что общество в целом морально незрелое. Нужен царь, строгий отец, который при случае может и кнутом отходить, и пальцем погрозить. Ты наши пословицы вспомни: «За одного битого двух небитых дают. Кулак не сласть, а без него — не шасть».

— Но, судя по тону, вы их не очень одобряете? — ухмыльнулась Аня.

— Зато понимаю. Дай-ка мне этого архаровца, я сама его покормлю.

После первой же ложки Санька попытался выплюнуть кашу, но я подняла ладонь и помахала ею у него перед носом.

— Только выплюни!

Сыночек проглотил, но от следующей ложки отвернулся.

— Няня Аня. — И протянул к ней руки. И в самом деле, со мной есть было совсем не интересно.

Кухарка протерла вымытую плиту и украдкой взглянула на меня.

— Идите, Лида, не ждите, я сама Сергея покормлю.

— Да мне надо забежать в Сбербанк, за квартиру заплатить. Все из дому разъехались, даже младшая дочь на практике в Ростове.

Сын наконец доел кашу, и я забрала его у Ани.

— Вы тоже, Анечка, идите.

— Спасибо, Лариса Сергеевна, — обрадовалась няня. И, надевая курточку, крикнула из прихожей: — До завтра, медвежонок!

— Пока, — отозвался малыш.

Сергей пришел домой в девять вечера, когда я выкупала Сашу и как раз несла его в детскую, завернув в махровую простыню.

— Папа! — Сын потянулся к Сергею, но не так, как обычно, с шумом и повизгиваньем, а осторожно, словно понимал, что сегодня отец не такой, как всегда, и докучать ему нельзя.

А выглядел Сергей, что называется, мрачнее тучи. У него был такой усталый, даже измученный вид, что мне стало не по себе.

— Погоди, сынок, я только руки вымою.

Он прошел мимо нас в ванную. Из приоткрытой двери ванной было слышно, как он умывается.

После того как умылся и переоделся, муж взял на руки сына, прижал его к себе, но тот отстранился и заглянул ему в лицо:

— Папа?

Господи, как такая кроха может чувствовать, что отцу не по себе? Мне всегда казалось, что интуиция приходит с опытом, но у маленького Александра такого опыта, разумеется, не было. Значит, такая чуткость заложена в генах?

Я видела, как Сережа украдкой понюхал волосы Саши. И блаженно вздохнул. Но малыш ждал объяснений.

— Что поделаешь, сынок, и у папы случаются неприятности. Но мы прорвемся, правда?

— Пада, — согласился Саша.

Наш ребенок вообще очень серьезный человечек. Наверное, в папу. Он говорит мало, но зато внимательно слушает. Его любимая сказка «Курочка Ряба», ее мы обычно рассказываем с сыном вдвоем. Чтобы он перестал брызгаться, когда я Сашу купала, пришлось пообещать, что любимую сказку я ему перед сном обязательно расскажу.

Я попросила мужа:

— Подержи Саньку пока на руках, на пол не пускай, он недавно из ванны, а я накрою на стол. Мы-то уже поели.

В моем голосе невольно прозвучал упрек. В самом деле, он же не на службе в армии, где, как Сережа рассказывал, у него почти не было ни выходных, ни свободного времени. На фирме работа заканчивается в пять часов, но Сергей часто немного задерживается. Дает напутствие своим подчиненным? В любом случае около шести он уже дома. Но не три же часа спустя!

— Посидеть с тобой? — спросила я.

— Не надо, спасибо, укладывай Саньку, я поем один.

Сказку мы рассказывали так:

— Жили-были дед и…

— …баба, — говорил сын.

— И была у них курочка…

— …яба.

— Снесла курочка…

— …ицько!

Но сегодня ребенок крутился и не мог заснуть, так что на закуску пришлось и спеть. Я запела песню длинную, которая начиналась обычно: «Баю-баюшки-баю!» А дальше шла сплошь импровизация на тему завтрашнего дня, что Саша увидит, когда проснется, а в субботу мы с ним и с папой поедем на речку. Я не заметила, как и сама задремала.

Сережа вошел на цыпочках и коснулся моего плеча.

— Пойдем, сказительница, чаю вместе попьем. Я принес твой любимый пряник.

Наш хлебозавод делал пряники с начинкой, огромные, размером с хороший калач, и я любила пить с ними чай.

Мы осторожно закрыли за собой дверь и пошли на кухню. Может, мы рано отселили сына в отдельную комнату? Моя мама этого не одобряла. Говорила: «Вдруг он проснется, увидит, что никого рядом нет, испугается?»

Однажды и в самом деле кое-что случилось. Сын проснулся, перелез через спинку своей деревянной кроватки и пришел к нам в спальню. Мы никогда не закрывали ее плотно, чтобы Санька мог открыть. Причем малыш залез на нашу кровать, спокойно улегся между нами, так что маленького гостя мы обнаружили только под утро.

— Ты его принес? — спросила я тогда у Сергея. — Он плакал?

— А я думал, ты принесла.

— Вот поросенок! А твоя теща беспокоится, что он испугается. Может, ему что-то и приснилось, только он не испугался, а на всякий случай к папе с мамой под бочок залез.

На этот раз Сережа поухаживал за мной. Налил нам обоим чаю, нарезал пряник и только потом стал рассказывать:

— Сегодня я ушел со службы в семнадцать, вместе со всеми. На дежурство заступил Миша Вивчарь, он парень серьезный, старший смены…

— Ты, как всегда, Шувалов, начинаешь от печки. Рубль за сто, что случившееся можно описать одной фразой.

— Не спеши! — сказал он. — Я привык существо дела излагать обстоятельно. В общем, я поехал на квартиру к Дороховой.

— А почему ты решил, что она уже дома, в шестом-то часу?

— Потому, что прежде я позвонил ей на работу и мне сказали: «Светлана Кузьминична уже ушла».

— Ага, значит, ты рассказываешь все-таки не с самого начала.

— Но ты же хотела услышать всего одну фразу. Теперь тебе, выходит, и подробного рапорта мало… В общем, подъехал я к ее дому, а там у подъезда милицейская машина и куча зевак. Дорохову, говорят, убили…

— Что ты сказал? — изумилась я. — Не может быть!

— Ты думаешь, она мертвой просто притворилась?

— Я же утром ее видела.

— Утром она была жива, так и милиционеры сказали.

— Кто мог ее убить? Можно подумать, она государственный деятель или крупный бизнесмен!

— Или свидетель чего-то.

— Хочешь сказать, что она может быть причастна к криминалу?

— А ты думаешь, наркотики в ящик с печеньем сунули без ее ведома? — Сергей немного помолчал, что-то прикидывая, и продолжил: — Когда ты мне сообщила насчет накладной, я для начала кое-кому позвонил. Так вот, никому Дорохова своих складов не сдавала, и места у нее на складах навалом.

— Но зачем тогда она… Что я ей сделала плохого? Ты чего-то недоговариваешь!

Я поняла это сразу, в одно мгновение. Не только недоговаривает, а вообще ничего не рассказывает. Досекретничался! А если бы наши переговоры с Дороховой велись не при Корнее? Например, она бы предложила мне посидеть в кафе, где мы с ней все бы и решили? Тогда бы никто ничего не узнал и кинолог не приехал, а я бы получила лет десять… Или сколько там дают наркоторговцам?!

— А я думала, что мы с тобой друзья, а не только любовники, — тихо сказала я, уязвленная в самое сердце. Значит, откровенность между нами, которую я считала само собой разумеющейся, односторонняя! — Я думала, любовь означает и доверие.

— Да пойми, я старался уберечь тебя от всего этого! — испуганно заговорил Сергей. До сих пор мы с ним ни разу не ругались, а сейчас, кажется, под угрозой оказались наши добрые семейные отношения.

— От чего — этого? — холодно осведомилась я. — Мне знать не положено, не так ли? Зато ты такой крутой и таинственный, примчался на джипе, нашел героин. И сам герой, да и только. Хвост распустил. Павлин!

Я понимала, что несу чушь, но не могла остановиться, словно от предчувствия грядущих неприятностей, от чьей-то зловещей тени, которая вдруг нависла над нашими жизнями.

— Я буду спать в гостевой комнате. — Я направилась к лестнице, но Сергей схватил меня за руку:

— Ну что ты за торопыга! Даже приговоренному к высшей мере дают последнее слово. А ты меня не только приговорила, но и оправдаться мне не позволяешь.

— У нас нет теперь высшей меры, — сурово сказала я, но губы против воли стали растягиваться в улыбку. — Осознал?

— Осознал, каюсь! — кивнул Сергей. — Спрашивай, отвечу на любой вопрос! — Он притянул меня к себе и поцеловал. — Если бы ты знала, как я боюсь!

— Ты боишься! Но чего?

— Панически боюсь, что случится непредвиденное, ты меня разлюбишь и бросишь, уйдешь к другому…

— К кому другому?

— К кому-нибудь… Мало ли красивых мужиков… Ларуся, я все хочу спросить. — Он набрал в легкие побольше воздуха и выпалил: — Почему ты не осталась с Михайловским?

— Обалдуй ты, супруг мой, — сказала я. — Два года прошло, теперь ты решил вспомнить!

— А я и не забывал. Федор — красивый мужик. Я видел, как тянулись к нему женщины. И он моложе меня лет на десять.

— На восемь, — уточнила я. — Это и есть тот секрет, которым ты хотел со мной поделиться? Надеешься ускользнуть? И не пытайся!

— Боюсь, что обману твои ожидания, но я, честное слово, не знаю, кто именно организовал эту подставу.

— Но ты ведь знал, что надо искать наркотики.

— Знал. Ребята говорили, что Дорохова зельем подторговывает.

— Какие ребята?

— Те, что в охране работают. Большинство из них бывшие менты. Они всегда в курсе городских криминальных новостей. Дорохова-то к нам из Казахстана приехала. У нее там до сих пор родственники и связи…

— Что же ее не посадили?

— Не смогли взять с поличным. Корней мне позвонил, мол, Светлана Кузьминична возле Ларисы крутится, как бы какую пакость не учинила. Я сразу обратился к Линникову: выручай, друг! И чутье меня не подвело.

Ну да, чутье. Мне об этом в свое время и Михайловский говорил, за которого я так и не вышла замуж. Мол, у Шувалова такое чутье, что они его никак поймать не могут. «Приезжаем, вроде по наводке, делаем обыск — пусто. Но он от меня все равно не уйдет!» Шувалов своими действиями оскорблял профессиональную гордость начальника угро.

Теперь Шувалов для Михайловского недосягаем. Теперь Федя за другими гоняется, наверное, с лучшими результатами. Что и говорить, мое замужество вряд ли доставило Федору удовольствие. Даже если бы он был ко мне равнодушен, все равно это удар под дых. А я почему-то думала, что красивые мужики обычно нарасхват. Все их любят, все перед ними заискивают, дерутся между собой за их внимание. А у Феди все наоборот: бывшая жена от него в Америку уехала, потому что полюбила другого. Точнее, его старшего брата. Девушка, которой он предложил руку и сердце, вышла замуж за кровного врага…

«О чем думает нормальная законопослушная гражданка? — спохватилась я. — Воистину, с кем поведешься, оттого и наберешься. Отставной полковник замешан в криминале, а я, Лариса Киреева, не побоялась связать с ним свою судьбу!»

У Сергея я вторая жена. Та, с которой он жил прежде, думаю, не доставляла ему никаких хлопот. Правда, она не смогла родить ему ребенка, зато сидела дома и никуда не рвалась, чувствуя себя при этом вполне комфортно. Хотя этим она его избаловала. Сергей жил вроде и в семье, и сам по себе, почти не посвящая в свои планы и события жену. А я ему такой вольницы не даю, и, подозреваю, в будущем нас ждет не один конфликт на этой почве. Видимо, над супружеским ложем мне следует повесить плакат: «Откровенность и еще раз откровенность!» И какую-нибудь сильную лампу, которую можно в случае чего направить в глаза и потребовать: «Рассказывай все как есть!»

«Впрочем, не стоит забегать вперед. Может, Сергей и сам осознает, что со мной ему придется вести себя по-другому» — на такой оптимистичной ноте я закончила свои рассуждения, потому что Сережка не дал мне поразмышлять, а начал приставать, а я женщина слабая, не смогла его оттолкнуть…

Но и после этого заснули мы не сразу.

— Паршиво, что тебя станут на допросы таскать, свои версии проверять, — вздохнув, сказал Сергей, — и даже подозревать.

— А тебя — нет?

— Я мужчина, у меня нервы крепкие. А когда я знаю, что невиновен, то мою защиту не пробить.

— Кстати, а почему все же ты так надолго задержался? В толпе зевак стоял?

— Нет, я просто не сразу понял, что говорят о Дороховой, и даже пытался пройти к ее квартире. Тут меня под белы рученьки и взяли: кто да что, зачем пришел? Честно говоря, пришлось соврать. Мол, Светлана Кузьминична обещала выделить для детского дома кое-что из продуктов в качестве спонсорской помощи.

— И тебе поверили?

— По-моему, не очень.

— Но ты уверен, что, собираясь насолить тебе, вначале решили надолго посадить твою жену?

— Это меня и беспокоит. Я уже подумываю, не отправить ли тебя к каким-нибудь родственникам вместе с Санькой… В Санкт-Петербурге у меня есть двоюродный брат. Поедешь?

— Угадай с трех раз.

— Не поедешь, — понял Сергей и пригорюнился.

— У меня есть вариант получше: уехать нам троим.

— За границу?

— Хотя бы в Сочи. Подумать только, за все лето не смогли выбрать времени на отдых у моря.

— Но ты же сама не хотела.

— Не хотела. Мой магазин только начал работать. Коллектив новый. Кто ж бросит свое дело в начале пути?

— А теперь можно?

— Теперь можно. У меня Валя Тарасова полностью в курсе дела. Корней вполне может руководить. Он, конечно, чумовой, но это лишь в том, что не касается работы.

— Слышал бы Гошка столь лестную характеристику. А то он считает, что ты его недооцениваешь.

— Как всегда, Шувалов, уводишь разговор в сторону. Ну почему ты сразу никогда не скажешь: «Да»? Тебя-то с работы отпустят?

— Отпустят.

— Слава Богу, хоть что-то сказал определенное… Кстати, с тебя подписку о невыезде взяли?

— Пока нет.

— Тогда передаем дела и рвем когти.

— Подожди. Думаю, завтра тебе принесут повестку, и придется тебе топать в прокуратуру.

Как в воду глядел.