Глухо прозвучали удаляющиеся шаги, и все стихло.
Варя постояла и тупо посмотрела на чан, в котором аккуратной горкой лежали белые таблетки.
Потом она для чего-то обошла этот чан и приблизилась, надо понимать, к упаковочному столику, где стояло несколько пластмассовых флаконов, заглянула в один из них. Привычные таблетки, большие и плоские, которые Варе, например, всегда трудно было глотать, превратились в маленькие и аккуратные. Она потарахтела флаконом, как погремушкой, и поставила его на место.
Оглянулась в поисках Вадима, но его в помещении не оказалось. Куда он мог деться? Ага, вот он, выходит из неприметной двери, окрашенной голубой краской, и вытирает носовым платком руки.
— Там есть туалет, вполне приличный, — пояснил он.
Варя пошла. Мало ли что… Она там даже умылась и с усмешкой посмотрела в небольшое зеркало над раковиной на свои испуганные, в момент будто запавшие глаза.
Вышла опять в цех — или зал, как его называть-то! — и увидела, что Вадим отыскал где-то две похожие на телогрейки куртки, положил их на пол и лег, уставившись в потолок. Это единственное, до чего он додумался? И тут же она себя одернула: а что еще делать? Броситься к двери и барабанить в нее? Орать, как в каком-то фильме: «Откройте, у меня клаустрофобия!»
Варя подошла к Вадиму, и он скосил глаз на нее, над ним стоящую.
— Что-то я на тебя все время снизу смотрю. Может, приляжешь рядом? Поспим.
Она едва не задохнулась от возмущения. Спать? В такой момент?!
— А что мы еще можем сделать? — ответил Вадим на ее невысказанный вопрос. — Если уж смерть придет на рассвете, то парень прав — кое-какое время у нас еще есть. Не хочешь ложиться, тогда можно попросить тебя кое о чем? Выключи хотя бы свет.
Но она сделала и то, и другое: и свет выключила, и осторожно легла рядом, приготовившись, что ее сразу охватит подземельным холодом. Но бетонный пол показался ей даже теплым, и Варя мысленно согласилась с Вадимом, что, пожалуй, надо попробовать поспать.
И, как ни странно, почти сразу же заснула.
Спала Варвара, как сама поняла, недолго, но за это время успела вплотную прижаться к Вадиму. Варя-то и проснулась оттого, что он не спал. Вот, ее разбудило его дыхание. Она бы сказала, учащенное. И его рука. Ну да, он же обнимал ее!
За все время, что они были знакомы — а сколько они знакомы-то, всего ничего! — он ее не обнимал. И не целовал. Вообще между ними не было никакой интимной ноты. Почти. И вдруг…
Она лежала не шевелясь и даже дышать старалась пореже. Почему вдруг Вадим стал ее обнимать? Неужели он думает, что их и вправду могут убить?
От этих мыслей она беспокойно шевельнулась, и Вадим сразу убрал руку.
— Вадик! — почему-то шепотом сказала она — кто бы их стал сейчас подслушивать… — Как ты думаешь, этот мужик не шутил? Они нас убьют?
Он не стал уточнять, кто они, пусть даже мужик и один. С пистолетом-то против безоружных. Подумал только опять: как же это он мог так лохануться и оставить оружие дома? Понятно, обычно он старался его с собой не брать, особенно после известного случая в ресторане, но здесь-то мог бы просчитать!
С другой стороны, если бы у него было оружие, Вадиму, наверное, пришлось бы стрелять. А у мужика, может, и не настоящий пистолет, а игрушка какая-нибудь, и загремел бы Вадик по полной программе! Мало того, что залезли в чужой подвал, да еще и с оружием. Нет, хорошо, что он его не взял. А насчет угроз… Вряд ли они были серьезными: за такое не убивают, это он знал наверняка. Слишком много мороки. К тому же в милицию они по известным причинам обратиться не могут, значит, трупы придется прятать…
— Ты побежишь, а я рядом, ты украдешь, а я сяду… — пробормотал он речитативом.
— Как ты можешь петь в такое время? — чуть ли не со слезами сказала Варя.
А он вовсе не пел, а просто хотел сказать, что он за Варвару… ну, что она вполне может на него положиться. Пошутил. А она не поняла его намека. Испугалась, что на рассвете и вправду их придут убивать. Потому пришлось объяснять ей как маленькой, можно сказать, на пальцах.
— Боишься, что мы попали в руки каких-то бандитов? Но за что им нас убивать? За то, что мы узнали их секрет? Подумаешь, фальсифицированное лекарство! Оно было, есть и будет. Как паленая водка. Одних посадят, другие этим займутся. Свято место пусто не бывает… Нет, убивать не будут. Но и до утра вряд ли отпустят. Тот, что приходил, наверняка охранник, шестерка. Значит, он будет ждать, когда появится босс. Так что давай отдыхать и набираться сил.
— Сил… перед чем? — Ее голос дрогнул.
— Перед новым днем.
— А если аспирин — это не все, что они здесь производят? — с замиранием в голосе спросила Варя; что-то она все задает вопросы человеку, который и сам знает не больше ее.
Но и Вадим уже начал так думать. Не это же копеечное производство им приходится прятать от властей. Под ним вполне может быть некое второе дно. И они точно не будут знать, что известно им с Варварой, и чтобы не рисковать… Иначе почему бы этому мужику расхаживать по дому с пистолетом?!
Вадим лежал на боку. Варвара во сне вдруг прижалась к нему, и он проснулся от ее невероятной близости и невольно вдохнул свежий запах волос. Пахло чем-то забытым. Может, абрикосовым вареньем, которое у бабушки в деревне получалось удивительно душистым. Когда банку открывали посреди зимы, по квартире плыл аромат согревшихся на солнце абрикосов. Хорошо пахло от Вариных волос. Родным запахом.
Как-то отец Вадима сказал ему, что прежде глаз, фигуры и всего прочего мужчину к женщине притягивает — или отвращает, тут уж ничего не поделаешь! — именно ее запах.
— Станешь умнее, сам поймешь, — посмеивался отец. — Думаешь, это всего лишь атавизм? А кто мы, как не животные, суть природы. Плоть ее. И самку человек выбирает, как далекие предки делали, по запаху.
Вадим над его теорией укатывался. Даже вносил свою лепту — ноту отрицания:
— Это, батя, все было до появления французских духов.
— А как, ты думаешь, эти французы духи изготовляли? — не сдавался отец. — Подбирали запах, максимально приближенный к природному. Тот, который мужчине приятно обонять. Женщина тоже не абы как выбирает себе духи. А чтобы ее женскую суть отражали…
— Ты имеешь в виду умных женщин, — уточнил Вадим.
— Стали бы мы с тобой о дурах разговаривать! — неприкрыто ухмылялся тот.
Так вот, именно теперь Вадим вспомнил слова отца, когда почувствовал запах волос Вари. Он был таким, который хотелось вдыхать…
Смешно. Так можно стать фанатиком теории запаха и обнюхивать каждую девушку, прежде чем решать, та она или не та…
Но это еще не все. Самое главное, что на приятном запахе не кончилось. Этот запах возбудил его самым неподобающим образом. Имеется в виду обстановка. Ему страшно захотелось Варвару. Прямо сейчас!
Он даже руку было протянул и уже обнял ее, но тут же отдернул, боясь потерять над собой контроль, едва она пошевелилась.
Варвара ведь его не нюхала, ни о чем таком не помышляла, а просто спала себе, как он сам ей и предложил.
Вадим даже представить себе не мог, что, когда он убрал руку, которой до того ее обнимал, Варя почувствовала разочарование. Мог бы и не убирать. Особенно если учесть, что они заперты снаружи и неизвестно, доживут ли до следующего дня.
Странно, что вообще она думала об этом так спокойно. Ей бы сейчас биться в истерике, кричать от страха, а Варя сердилась, что Вадим перестал ее обнимать. Глупость какая! Неужели она настолько легкомысленна?
Тогда она решила немного с ним поиграть. Пококетничать. И самую малость прикинуться дурочкой.
Она столько лет жила правильно, делала все так, как ее учили, чтобы все ее действия выглядели пристойно, как положено приличной девушке.
Но ведь были девушки и другого сорта. Нет, не легкого поведения, а всего лишь более раскованные. Взять хотя бы ее подругу Наташку. Уж она бы не растерялась.
— Варя, — хриплым шепотом проговорил Вадим, — почему ты молчишь? Я же слышу, ты не спишь. Обиделась на меня?
— Нет, что ты, — сказала Варя и повернулась к нему. В темноте блеснули ее глаза. — Мне кажется, с нами что-то происходит.
— Мне тоже кажется.
— И мы теперь уже не партнеры, а просто мужчина и женщина, которые волей случая оказались в такой… уединенной обстановке, которая располагает… ко всяким таким мыслям…
Он не дал ей договорить. Обнял, прижал к себе и опалил ее губы своим горячим дыханием.
— Погоди, Вадик, я не то хотела сказать…
Но он не хотел погодить. Совершенно дурацкая мысль пришла в голову Вари. Что подвал — это нарочно приготовленная ловушка, куда время от времени попадают такие же простофили, как они с Вадимом. И здесь есть видеокамера, которая снимает все в инфракрасном свете, а потом этими снимками людей шантажируют… Такие снимки, какие были в дипломате у Бориса!
Все-таки фантазия у нее богатая. Варвара так глупо рассуждает, чтобы охладить себя, вернуть на прежние позиции, — никогда раньше она не теряла голову в объятиях мужчины…
Правда, мужчин было не так уж много, даже совсем мало мужчин. Но не будешь же сейчас их считать. Она успела понять только, что, несмотря на свои рассуждения, прижимается к Вадиму все сильнее и вообще перестала чувствовать что-то, кроме его поцелуев, нетерпеливых рук, и последней здравой мыслью ее было: «Пусть провалятся к чертовой матери все камеры, мужики с их пистолетами и вообще все, кто попытается нам сейчас помешать!»
То ли чувство опасности обострило все ее ощущения, то ли Вадим подходил ей, как никто другой, но она впервые в жизни забылась, закричала, что-то будто взорвалось внутри ее и рассыпалось в голове тысячью огненных искр…
Потом она спохватилась, подавилась своим криком и вцепилась зубами в плечо Вадима от невозможности выразить переполнявшее ее чувство как-то по-другому.
Он тоже был ошеломлен. Как?! Здесь, в подвале, он испытал то, о чем мечтал всю жизнь?! Неужели так бывает?
— А если кто-то войдет? — спросила его Варя; просто так, чтобы проверить, как он к случившемуся относится.
Он быстро повернулся на живот и подгреб ее под себя.
— Ты, наверное, не поверишь, — сказал он, проводя горячим языком по ее шее и медленно, клеточка за клеточкой, опускаясь вниз, — но меня это почему-то ничуть не волнует.
Впрочем, нет, он на секунду оторвался от своего сладостно-мучительного занятия, чтобы сообщить Варе:
— Я даже согласен, чтобы меня застрелили, но только в тот момент, когда я обнимаю тебя.
— Отдохни! — Она счастливо засмеялась.
— А я и отдыхаю. Ты была моим первым и вторым блюдом, а теперь ты мой десерт.
— Какой ужас, — шутливо изогнулась она, сразу будто влипнув в его тело, — значит, ты людоед?
— Не знаю никаких люд. Я — Вареед. И передо мной самая вкусная Варя на свете.
— Ты ненасытный, — с нежным упреком сказала она, чувствуя, что против воли опять сама зажигается.
Кто бы сказал ей две недели назад, что она — женщина безрассудная, Варя никогда бы этому не поверила.
Время шло, бежало, ползло.
— Который час? — наконец спросила она Вадима.
Он посветил на часы своим тонким, как карандаш, фонариком.
— Два часа ночи.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Укрылись курткой Вадима. На Вариной куртке — поверх тех двух, неизвестно чьих, брошенных на пол.
— Расскажи мне что-нибудь о себе, — попросил Вадим.
— Я не знаю, — растерянно отозвалась Варя. — У меня прежде ничего такого выдающегося в жизни не было.
— А с нами сейчас происходит выдающееся?
— Еще бы! Лежим в подвале, на полу дачного дома, куда пробрались тайком, взломав замок, и который по большому счету мне и принадлежит, запертые снаружи каким-то вооруженным мужиком…
— Вон ты как… — протянул Вадим. — А я думал, ты имеешь в виду то, что произошло между нами.
— Ты имеешь в виду, что ЭТО — выдающееся?
— А ты так не считаешь?
— Считаю. Но я нарочно отшучиваюсь, потому что боюсь…
— Чего ты боишься? — удивился он.
— Сглазить боюсь. Нет, не совсем так… — Она помолчала. — Почему-то прежде я всегда инстинктивно боялась серьезных чувств. Наверное, поэтому и за Бориса вышла. Мне казалось, что правильно жить именно так: спокойно и расчетливо. Не в смысле — все переводить на деньги. А в области чувств. Ведь если не чувствуешь к человеку, который живет рядом с тобой, какой-то особой страсти, то и большую боль он тебе не доставит…
Вадим мысленно расхохотался. Он никогда не думал, что близкая по духу женщина прежде всего будет страдать теми же недостатками, что и он, и даже бояться того же…
Однако они ступили на узкую дорожку, такой мостик из одной досочки — идет бычок, качается, вздыхает на ходу. Пока не свалится. Это про них. Как, оказывается, глупо было бояться такого восхитительного чувства!
— Нет, Варюша, я вовсе не спрашивал тебя о выдающемся. Расскажи, какая ты была в школе. Чем увлекалась, кто тебе нравился?
— В школе я ходила в драматический кружок.
— Вон оно что! — понимающе проговорил Вадим. — То-то я никак одним словом не определю тебя. Кажется, что ты все время разная. А ты со мной играешь…
— Однако из такой мелочи ты делаешь такие далеко идущие выводы! — фыркнула Варя. — Увы, по сути я вовсе не актриса. А то, что показалась тебе играющей какую-то роль, легко объясняется. Просто я растерялась.
— Из-за моего появления?
— Нет, из-за того, что случилось… ну, понимаешь, когда в какой-то момент кажется, что не один человек умер, а вся жизнь рухнула.
— Ты испугалась, что осталась одна и тебе теперь не на кого надеяться?
— Наверное, от всего понемногу. Или ты считаешь, что случившееся со мной — вещь обычная, сплошь и рядом женщины в тридцать лет остаются вдовами?
В ее голосе прозвучал надрыв. Что-то Вадим никак не настроится на прежнюю волну. Когда они дышали и чувствовали в унисон.
— А что там с драмкружком?
— Я играла Лизу Муромскую в «Барышне-крестьянке».
— Это пьеса такая?
— Это повесть Пушкина такая. А мы ее написали как пьесу. Я до сих пор помню, как должна была в финале сказать по-французски: «Мэ лессэ муа донк, мсье, ву зэт фу!» Оставьте меня, сударь, вы сошли с ума!
Вадим рассмеялся и опять прижал ее к себе.
— Ах ты, моя актриса!
— Странно, — хмыкнула Варя, — я до сих пор ни разу об этом не вспоминала… Ладно, расскажу уж тебе все. По ходу пьесы я должна была целовать одного нашего мальчика…
— Погоди, а в каком классе это было?
— В девятом. Вадик, перестань меня целовать, иначе я не могу сосредоточиться!
Он на минутку оторвался от нее.
— И как ты его целовала?
— Никак, я отказалась это делать.
— Целовать на виду у всех или вообще?
— Тебе хорошо смеяться. Он был такой задавака. Парням хвастался: захочу — любая герла моей будет. И при этом он так выговаривал это слово, как будто оно было матерным.
— Но этот же поцелуй не то, что целоваться с ним по желанию.
— Все равно. Он с таким видом на меня смотрел, так своими губами двигал… не то что целовать — подходить к нему не хотелось.
— Надо было и тебе так же на него смотреть, с презрением.
— Сейчас, наверное, я бы смогла это сделать, но тогда… А руководительница драмкружка ничего не желала слушать, а только заявила, что не потерпит неподчинения… Дала мне понять, что на эту роль у нее очередь, а тут какая-то… По ее мнению, вовсе не звезда…
— И на этом твоя актерская карьера кончилась?
— Кончилась, — со вздохом ответила Варя.
— А какая началась?
— Об этом я тебе потом расскажу. Лучше посмотри, который час.
Вадим опять взглянул на часы.
— Без пяти четыре. А что ты все о времени беспокоишься?
Варя не ответила на его вопрос. Помолчала и слегка тряхнула головой, будто на что-то решаясь.
— Вадик, дай слово выполнить то, о чем я тебя попрошу.
— Нет, дорогая, в такие игрушки я не играю. Слово могу дать, только если знаю, в чем дело, и уверен, что смогу его сдержать. Скажи, что ты хочешь, а потом посмотрим.
— Утром, когда за нами придут…
— Варенька, милая, мы же не в гестапо попали, а всего лишь в чужой подвал… Зачем ты на саму себя страх нагоняешь?
— Во-первых, подвал этот мой, если ты не забыл, а во-вторых, мой папа считает, что врага лучше переоценить, чем недооценить.
— Нет, положительно, советский кинематограф пустил в твоей душе слишком глубокие корни.
— Ну при чем здесь кино!.. — чуть было не рассердилась она, но потом поняла, что Вадим нарочно ее поддразнивает. — Хорошо, пусть я совок, но неужели трудно меня послушать и сделать так, как я прошу? Чем дольше мы с тобой пререкаемся, тем меньше времени у нас остается. Ты можешь быть серьезнее?
— Все, я серьезен, как преподаватель философии. Как Диоген. Как Сократ. Кармина нулла канам, что значит: не буду петь никаких песен!
— Прикалываешься, да?
— Вот видишь, как ты на меня действуешь? Ни с того ни с сего латынь поперла. Говори.
— Когда нас будут расспрашивать, почему и для чего мы сюда проникли, откажись от меня.
— В каком смысле?
Даже в кромешной тьме, что их окружала, Варя почувствовала, что Вадим нахмурился и всякая шутливость отлетела от него, как опавший лист.
— Лучше даже сказать правду. Я тебе должна пять тысяч баксов, и ты пошел у меня на поводу только потому, что я тебе такое условие поставила. А иначе отдавать не хотела. Добавь слезы. Копил, занял в долг, а тут такой облом. Ори, что ты никогда никому ничего не скажешь, что тебе только деньги нужны — и все, в остальном ты не при делах. В общем, подумай, как это достовернее сыграть.
— Ты что, с ума сошла? — Вадим даже отодвинулся от нее, почувствовав себя оскорбленным. — Сыграть, говоришь? Хорошего же ты обо мне мнения! Я, между прочим, в драмкружок не ходил.
— Вадик, дорогой! — Варя поцеловала его в губы долгим поцелуем. — Кто знает, что там снаружи за козлы? А вдруг тебе удастся вырваться, и тогда… Тогда у нас обоих будет шанс, понимаешь?
— Понимаю. Чтобы вырваться, мне нужно изображать из себя дерьмо!
— Лучше живая собака, чем мертвый лев.
— Хорошо. Если ты считаешь, что отсюда можно вырваться лишь таким путем, я согласен. Только с небольшой поправкой.
— С какой? — оживилась Варя.
— Отрекаться от меня будешь ты. Мол, знать не знаю, думала, это его дача, вернее, его родителей, вот мы и лезем, потому что они своему сыночку ключей не дают…
— Вадим! Что ты придуриваешься?!
— Ничуть. Я всего лишь развиваю твою мудрую мысль.
Варя рассердилась. Ей казалось, она приняла верное решение, как порядочный человек хотела вывести из-под удара того, кто попал в неприятности по ее вине, а он еще и сопротивляется!
— Какие все-таки мужчины дураки! Подумать только, и они управляют современным обществом.
— Спасибо за комплимент! — язвительно сказал Вадим.
— Ну перед кем ты собрался разыгрывать героя? Перед людьми, которые, по твоему мнению, слова доброго не стоят?
— Я не знаю пока, что это за люди и чего им от нас надо. Да и ты не знаешь, а уже требуешь, чтобы я от тебя отрекся.
— Я не требую — прошу.
Возможно, в идее Варвары было рациональное зерно, но последовать ее совету Вадим не мог. Кто бы ни были те люди, которые жили сейчас на даче Будилина, разыгрывать из себя идиота он был не согласен.
А если уж совсем честно, и под страхом смерти он не хотел выглядеть таковым в глазах Вари. После того, что между ними было… Вадим еще ничего не решил для себя. Что поделаешь, он по природе нетороплив, ему, может, нужно думать дольше, чем другим, но зато если он принимает решение…
Вадим даже мельком подумал: вот она, проверка. Вроде на блюдечке поднесли тебе решение, только последуй ему, и все будет хорошо, но тогда придется тебе отказаться от себя самого. А заодно и от женщины своей мечты.