Усадив Соню в высокое резное кресло, герцогиня продолжала ходить по комнате, в волнении сжимая и разжимая руки.

— Мадам, случилось что-то серьезное? Когда я подходила к вашей комнате, мне показалось, вы несколько повысили голос, разговаривая с герцогом… Я ничем не могу вам помочь?

— Могу сказать вам по секрету, дитя мое, что вовсе не разговор с мужем меня взволновал, а событие, ему предшествующее. Наша дорогая королева сделала своим доверенным лицом одного человека, который, по-моему, ведет себя слишком вольно. Нам всем приходится прилагать немало усилий, чтобы о его проделках не узнал король, ведь его величество добрый католик и не потерпит безобразия при своем дворе… Собственно, его участие в ночном происшествии ничем не доказано, но…

— Но что, мадам?

— Сей дворянин, имени которого я пока не могу вам назвать, мастерски владеет шпагой. Думаю, никто не сможет одолеть его и в обычной драке, где в ход идут кулаки. Он легко обольщает женщин одним взглядом своих желто-карих, похожих на кошачьи глаз. Кроме того, он так умеет менять свою внешность, что уже через несколько мгновений из чопорного аристократа может превратиться хоть в простолюдина, хоть в священнослужителя… Однажды на бале-маскараде он переоделся в женское платье и весь вечер морочил своих друзей, которые искали его среди мужских масок…

— Но что же произошло в прошлую ночь?

— Не знаю, но мне непонятно его теперешнее поведение, и я боюсь, что в дальнейшем не раз подумаю, прежде чем поручить ему что-нибудь серьезное.

Соня догадалась, что этот разговор подруга Марии-Антуанетты завела недаром, что герцогиня имеет на нее какие-то виды. И оказалась права.

— Дитя мое, — начала та вкрадчиво, — судя по вашему рассказу…

— По сведениям от вашего человека в России, — поправила Соня, ее задевало бесцеремонное обсуждение ее жизни и положения, в котором она очутилась.

— Понимаю, вам неприятно наше откровенное вмешательство в вашу жизнь, — согласно кивнула Иоланда, — но раз оно уже произошло… Словом, ответьте на вопрос: связаны ли вы с кем-либо обещаниями, обязательствами или вы совершенно вольны распоряжаться собой?

— Я вольна распоряжаться собой, — сухо подтвердила Соня.

— Ведь вы одна в чужой стране, без денег, без друзей, без поддержки… Кажется, и без документов?

Софья кивнула.

— Вот видите, и при этом вы ухитряетесь выбираться из скользких ситуаций, не терять жизнерадостности, строить какие-то планы. О таких женщинах, как вы, мечтают многие мужчины. Порой они необходимы и монархам… Так вот, за небольшую услугу, которую вы могли бы оказать французскому двору, мы дадим вам не только деньги, но и документы, с ними вы сможете проехать всю Францию из конца в конец без каких бы то ни было препятствий.

Вообще-то Соне приходила в голову мысль, что герцогиня слишком уж бескорыстна. Безвестную иностранку кормят и поят, возят в карете, дают деньги… Почему?

Все это могло насторожить и более наивного человека, чем княжна. Что Иоланде от нее нужно? Неужели только то, чтобы она час-другой рассказывала королеве свою историю? Нет, Иоланда де Полиньяк вовсе не так проста. Она делала вид, что не замечает напряженных размышлений молодой княжны.

— Неужели вы откажете мне в моей просьбе? Теперь тон герцогини сделался чуть ли не просительным. Перед ее натиском невозможно было устоять.

— И что я должна сделать? — спросила Софья.

— Отвезти письмо австрийскому эрцгерцогу. Письмо королевы хотят доверить ей, полузнакомой иностранке?!

— Но почему выбор пал на меня? — все еще не могла понять княжна. — Королева знает об этом? Вы знакомы со мной меньше недели…

— Королева знает, — сказала Иоланда. — Вчера вечером она прислала за мной карету, чтобы сообщить о своем решении послать в Вену именно вас. Она сказала: «У этой девочки честные глаза». А то, что мы знакомы недолго, не беда. Проницательному человеку иной раз достаточно взглянуть на незнакомца, чтобы тут же понять его суть.

«У девочки! — насмешливо подумала Соня. — Двадцать пять лет этой девочке! Что-то мне тревожно… Был бы здесь Григорий, он, наверное, сразу разобрался бы, что к чему…»

— Но я же ничего не умею, — наконец поняв, что ей не удастся отвертеться, растерянно проговорила Соня. — Я вообще впервые в жизни покинула родительский дом!

— Вы, помнится, говорили, что знаете немецкий язык?

— Знаю.

— А больше вам ничего и не надо уметь, — облегченно разулыбалась герцогиня. — У вас еще есть время осмотреться, кое-чему поучиться — ведь поездка предстоит вам отнюдь не завтра. К тому же вас будет сопровождать тот самый придворный, на которого с самого начала мы решили возложить сие поручение. Теперь мы сможем использовать все его возможности, но при этом курьером будете все-таки вы. Откровенно говоря, я не соглашалась с предложением Марии-Антуанетты. Женщин вообще редко используют для таких поручений, но ее величество настаивала… Письмо, которое она собирается написать своему брату, очень важно для королевы, перед отъездом его зашьют в одно из ваших платьев.

— Станет ли придворный, которого вы отправляете вместе со мной, слушать меня, иностранку, если, как я поняла, он позволяет себе довольно опасные шуточки чуть ли не на виду у короля? — справедливо обеспокоилась Соня.

— Станет, — уверенно сказала герцогиня. — Он уже несколько лет ждет, что ему присвоят титул барона. Теперь Мария-Антуанетта наверняка ему это пообещает. С оговоркой, что зависеть это будет от вашего отзыва о нем, Жозефе Фуше. Теперь я могу назвать вам его имя.

Жозеф Фуше! Мужчина, кому доставляет удовольствие эпатировать придворное общество!

— Когда нужно ехать? — спросила она.

— Думаю, через неделю или дней через десять. Сейчас ее величество ждет вестей из Англии… Собственно, вас это не должно беспокоить. Главное было заручиться вашим согласием… Если у вас все получится как надо, королева выплатит вам десять тысяч ливров. Треть суммы вы получите сразу в виде задатка… Да, я вам не сказала еще кое-что. Вы поедете с Фуше как его жена. Имя на всякий случай оставим ваше: София…

— Что вы сказали — как его жена?!

Соню чуть не хватил удар. Это уже даже не смешно!..

— Не понимаю, отчего вы так взволновались, дитя мое? Свидетельство о вашем браке — всего лишь бумага. Однако вы такая впечатлительная, даже побледнели. Раз уж судьба привела вас ко двору, где главным приемом является притворство, учитесь и вы этому искусству…

«Побледнела! — с возмущением подумала про себя Соня. — Что бы вы сказали, милая герцогиня, если бы узнали, что всего за три неполных месяца это мое третье замужество. На бумаге. В то время как я сама продолжаю оставаться старой девой. От такого впору не то что побледнеть — посинеть можно!»

— Надо ли мне принимать какое-то участие в приготовлениях к отъезду? — спросила Соня.

— Не нужно, дитя мое, это сделают за вас люди опытные, которым не раз приходилось заниматься подобными сборами. Но чтобы вы не скучали, ваш мнимый муж по моему настоянию будет обучать вас кое-чему, что может впоследствии вам пригодиться. Но сегодня вы можете полностью располагать собой. Вот, держите обещанную вам тысячу ливров. Наверное, вы опять хотели бы поехать в Париж?

— С удовольствием! — воскликнула Соня. Город ей нравился, хотя, на ее взгляд, был слишком многолюден, по реке Сене, на которой он стоял, плыл мусор, и все-таки это не лишало его очарования.

Соня поехала в Париж с намерением приобрести для себя все самое необходимое. На этот раз она отказалась от сопровождения фрейлины, но Иоланда настояла, чтобы княжна ходила по Парижу под охраной гвардейца.

Этот день сложился для Сони великолепно. Никто ей не докучал. Ее «тень» нисколько не мешал ей наслаждаться своей свободой и чудесным летним днем, а при виде могучего гвардейца парижане почтительно расступались, так что она не только купила все, что нужно, но и спокойно погуляла по Елисейским полям, посидела в кофейне, потягивая кофе.

Она заказала его и своему охраннику, хотя он поначалу и отказывался. Недалеко от лавки с благовониями она купила жареных каштанов. Потом Соня опять гуляла по Парижу и вспомнила о гвардейце только тогда, когда, заглядевшись на конную статую короля Людовика, оступилась и была тут же поддержана крепкой рукой.

Но больше всего поразило Соню выступление бродячего фокусника. Кто он по национальности, сказать было трудно, но грязная белая чалма на его голове, длинная полотняная рубаха, из-под которой виднелись узкие до щиколоток тоже полотняные штаны, видимо, свидетельствовали о его восточном происхождении. В толпе говорили, что он индус.

Княжну просто заворожили манипуляции, которые фокусник проделывал с обычной веревкой. На глазах изумленной публики он разрезал ее, показывал обрывки, а через мгновение веревка оказывалась совершенно целой. В довершение ко всему фокусник предложил желающему связать его веревкой по рукам и ногам.

Сделать это вызвался один из зрителей — высокий широкоплечий юноша, по виду и одежде крестьянин. Он ловко связал фокусника, для верности потрогал свои узлы и довольно покивал публике: мол, мои узлы не развяжешь! Улыбка еще не успела сползти с его добродушного круглого лица, а фокусник уже освободился от пут.

Представление окончилось, публика стала расходиться, а Соня все стояла, не зная, как ей обратиться к бродячему артисту. Наконец она в отчаянии обернулась к стоявшему позади нее гвардейцу.

— Мне нужно поговорить с этим человеком, — сказала она.

Никакие чувства не отразились на лице ее охранника. Он просто шагнул к фокуснику и крепко взял его за плечо. Тот так испугался этого невинного жеста, что побледнел и затравленно стал озираться.

— Не бойтесь, он не сделает вам ничего плохого, — заспешила к ним Соня, отмечая, как с лица бродячего артиста уходит бледность, а затравленное выражение сменяется облегчением.

— Не скажет ли мадам, что ей нужно от бедного артиста? — поинтересовался он. Говорил фокусник по-французски лишь с едва заметным акцентом.

— Я хочу кое-что у вас купить.

— Купить? У меня? — Он не верил своим ушам. — Но что у меня можно купить?

— Один из ваших фокусов.

Соня сунула ему в руку пять ливров:

— Это задаток.

Теперь княжна знала, что можно покупать услуги человека даже тогда, когда он считает, что купить у него нечего. И про задаток она сказала, вспомнив свой разговор с Иоландой.

На лице бродячего артиста попеременно отразились надежда, радость, разочарование, подозрительность, отвращение… Соня ничего не могла понять.

— Я заплачу вам, понимаете? Сколько вы скажете!

Теперь на лице артиста опять появился испуг. Он всматривался в ее лицо, словно не веря глазам своим. Как если бы она совершила некий бесчестный поступок, какого он от нее никак не ожидал.

— Я не продаю своих секретов, — наконец сказал он, — они передаются у нас в роду от отца к сыну, и никто посторонний не может их узнать.

Она снова беспомощно оглянулась на своего сопроводителя, который тут же сделал шаг вперед и опять схватил фокусника за плечо. Тот жалобно, точно раненый кролик, заверещал в его могучих руках.

— Погодите! — прикрикнула Соня на рьяного гвардейца. — Разве вы не видите, что он вас боится?

— Ваше сиятельство?

Голос охранника был удивленным. Он не понимал, что ей нужно.

— Постойте пока здесь, — распорядилась она, и ее охранник нерешительно сделал шаг назад. — Я поговорю с этим человеком с глазу на глаз.

— Вы хотите с помощью моих фокусов зарабатывать деньги? — нерешительно предположил фокусник, но, оглядев ее богатое платье, тут же отмел свое предположение. — Вы хотите мой секрет кому-нибудь перепродать?

— Ни то, ни другое, — сказала Соня, чувствуя, что нужно решительно приступать к делу, иначе она так и будет целый день торчать возле этого старого чудака, который утверждает, что его фокусы нельзя купить. — Мне всего лишь нужно знать, как освобождаться от веревок, если меня… кто-нибудь свяжет, так же, как вас связал тот крестьянин. Я обещаю… я могу поклясться могилой матери, что никому не выдам вашего секрета, поскольку собираюсь пользоваться им лишь сама.

Невыразимое облегчение проступило на лице бродячего артиста, он даже выдохнул шумно, как если бы прежде боялся дышать.

— Хорошо. Надеюсь, предки не станут проклинать меня на том свете за то, что я нарушил данное своему отцу слово. Это будет стоить вам… пятьдесят ливров!

Он даже зажмурился от собственной смелости, ожидая грома и молнии на свою голову, но Соня лишь молча отсчитала ему названную сумму. Через четверть часа она простилась со словоохотливым фокусником, который, получив от нее целое богатство, готов был теперь отработать его в полной мере. Увы, ей пора было возвращаться…

Карета ехала за Соней все время, пока она ходила пешком под присмотром гвардейца от лавки к лавке, покупая все, что ей приглянется. Кучер на козлах тоже был довольно внушительного вида, так что Соня была спокойна: случись какая-то непредвиденная ситуация или ее жизнь подвергнется какой-нибудь опасности, он соскочит со своего места и поспешит на помощь.

Только у дверей своих апартаментов она вспомнила, что так и не спросила, как зовут ее охранника, и, когда горничная забрала у него покупки княжны, она постаралась исправить свою ошибку.

— Простите, я не спросила, как вас зовут.

— Патрик.

Гвардеец обнажил в улыбке крепкие белые зубы. Кажется, день, проведенный рядом с Соней, ему тоже понравился.

В покоях Сони присланная Иоландой де Полиньяк камеристка раскладывала по шкафам какие-то богатые, расшитые золотом наряды.

— Что это за платья? — подивилась княжна.

— Их светлость герцогиня приказали… — растерянно пролепетала камеристка.

— Видите ли, дитя мое, — ответила на ее вопрос герцогиня, входя в комнату, — несколько платьев подарены вам самой королевой. Она считает, что посланница французского двора должна выглядеть роскошно. Сшиты они по последней моде. Пока вы можете опробовать одно из них на балу, который дает завтра ее величество.

— Но я… никогда не носила таких нарядов, — растерянно проговорила Соня.

Герцогиня усадила Соню на оттоманку, а сама села напротив.

— Моя дорогая, перестаньте сопротивляться очевидному. Фортуна улыбнулась вам — сама королева Франции решила прибегнуть к вашей помощи и щедро вознаградить вас за это. Подумайте: много ли женщин имеют возможность путешествовать по Европе со всеми удобствами, в обществе красивого молодого человека, находясь при этом на полном обеспечении казны, и выполнять поручения королевы великой державы!

— Неужели я больше ничего не должна делать? — все еще сомневалась Соня. — Только передать эрцгерцогу письмо, и все? А вдруг он не захочет меня принять? Что делать мне в таком случае — привезти письмо назад? Видите, ваша светлость, как мало я понимаю в политике, у меня нет никакого практического опыта, чтобы выбираться из щекотливых ситуаций…

— Моя дорогая, чтобы этого не случилось, королева написала для вас рекомендательное письмо. Кому его отдать, подскажет вам Жозеф. Вам придется исполнить лишь роль курьера, причем такого обворожительного, которому эрцгерцог попросту не сможет отказать.

— Скажите, — Соня замялась, — а этот человек, Жозеф, не слишком расстроится, что я поневоле займу его место?

— Пусть это не волнует вас, дитя мое. Ему все объяснят. К тому же он и не подозревал, что в Австрию собирались отправить его, так что и не узнает, что потерял…

— Понятно, — разочарованно протянула Соня; похоже, у герцогини есть ответ на все и княжне не удастся отвертеться от этого поручения.

Но разве не заманчиво побывать в Австрии с поручением к самому эрцгерцогу, с письмом от его сестры, французской королевы? О таком просто подумать, и то дух захватывает!

— Для королевы главное, чтобы брат получил ее письмо, — продолжала рассказывать герцогиня, — ну а для себя… Вы можете оглядеться, присмотреться: какова в Вене мода, о чем при австрийском дворе говорят, что читают. Это называется одним словом — настроение. Мне вы кажетесь умной и наблюдательной девушкой, чтобы все это подметить… Ах, душечка, я вам так завидую! Если бы вы знали, с каким удовольствием я поехала бы в Австрию! Увы, ее величество королева не хочет отпускать меня от себя…

Иоланда непритворно вздохнула.

Кстати, где Соня уже слышала такие же пожелания? Приглядываться, примечать, размышлять… Ах да, то же самое советовал ей Тредиаковский. Только он называл это: держать глаза открытыми. Иными словами, делать выводы из увиденного.

На всякий случай она все же уточнила:

— Вы считаете, такие знания понадобятся мне?

— Конечно! Вы вернетесь во Францию и расскажете о своих впечатлениях людям, которым в Австрии бывать не довелось…

Итак, уже второй человек в ее жизни предлагает Соне заниматься тем, что называется выведыванием государственных секретов. Может, это слишком громко сказано, но то, что подобные сведения нужны каждому правителю, очевидно. Герцогиня права, судьба упорно ставит ее в такие условия, когда ей приходится учиться ремеслу тайного агента. Ха, этим даже можно зарабатывать деньги! Наверное, Соня оттого все передумывает и взвешивает, что нет рядом с нею старшего друга, которому она могла бы полностью доверять. Интересно, что бы сказал ей о таком поручении Тредиаковский?

«Вряд ли бы он одобрил, что ты выполняешь задание пусть и правительницы, но другой страны! — напомнил ей внутренний голос. — Или ты хотела бы остаться во Франции и прожить в ней всю жизнь, оказывая подобные услуги королеве?»

Нет, на всю жизнь она оставаться здесь не хотела, потому что уже теперь начала тосковать по России. Правда, пока тоска эта была неясной, как томление, как жажда глаз, которые не видят знакомых петербургских улиц, привычных русских лиц. Как и жажда ушей — слышать русский язык, а то, кажется, она начала уже и думать по-французски!

Нет, не помнит Соня в княжеском роду Астаховых кого-то, кто занимался бы всяческими секретными миссиями. Она первая. Была Любава-язычница, которая не хотела принимать христианскую веру. Она славилась как знахарка, которая поднимала людей со смертного одра, за что бывшие больные платили ей черной неблагодарностью…

Была Анастасия, которая тоже обладала даром излечивать людей.

Был Сильвестр, который, кроме дара целителя, умел летать и однажды даже оказал великую услугу Василию Шуйскому…

Итак, Соне предстояла поездка в Австрию. В Вену. С каким-то придворным, который не слишком хорошо проявил себя перед королевой — или перед герцогиней Иоландой, отчего они лишили его своей милости, и тот сможет вернуть ее, угождая Софье и слушаясь ее во всем. Ох, верится ей с трудом в то, что такой независимый, отчаянный мужчина станет ей угождать. Ну да время покажет!

Больше нечего и сомневаться. Она поедет. И отвезет это письмо. Вряд ли кто-то заинтересуется им настолько, что попытается отнять у нее послание.

Но и в таком случае Соня не останется одна. Рядом с нею будет человек, в котором находят уйму недостатков, но чего у него никто не может отнять, так это умения сражаться, выкручиваться из любых непредвиденных ситуаций и при случае защитить ее, королевскую посланницу.

Ближе к вечеру герцогиня де Полиньяк опять наведалась к ней в будуар, где Соня продолжала читать «Манон Леско».

— Как вы смотрите, дорогая, если я сейчас пришлю к вам Жозефа Фуше? Во-первых, завтра вы должны быть на балу у королевы, а там непременно начнется игра…

— Игра? — не сразу поняла Соня.

— Ну да, в Трианоне во время всяких торжеств играют в карты. Вы умеете играть в карты?

— Нет.

— Так я и думала, — улыбнулась Иоланда. — Вот Жозеф вас этому и поучит. А заодно познакомитесь с ним, чтобы в дороге вы чувствовали себя как добрые друзья.

— Хорошо, — с заминкой согласилась Соня, — но тогда мне нужна камеристка.

— Конечно, моя дорогая, — кивнула герцогиня, — она сейчас к вам придет.