— Итак, мадемуазель Софи, вы либо доверяете мне, либо не доверяете. Третьего не дано. Но оговорюсь заранее: если все же решите доверять, то во всем. Иными словами, если я предлагаю что-то, вы это не оспариваете, не отвергаете, а верите, что решение правильное, потому что я опытнее вас и лучше знаю те края, куда мы держим путь.

— Вы же говорили, что не были в Австрии.

— Неважно. Я знаю, как там может быть, в то время как вы и этого не знаете… Я же просил — без обид… Что это вы скривились? Кое-что натерли? Нужен привал? Пожалуйста, привыкайте к лошади побыстрее, а то вы сидите на Шери, как, прошу прощения, собака на заборе… Ну вот, вы опять съехали на сторону!

Соня страдальчески улыбнулась Бернару, но ничего на его замечание не ответила. Они ехали верхом, а поскольку Соня сидела на лошади первый раз в жизни…

— Почему я всегда считал, что аристократки непременно умеют ездить верхом? — нарочито недоумевал Бернар, с усмешкой наблюдая ее попытки держаться в седле прямо и с достоинством. Прямоты хватало на несколько мгновений, а потом круп лошади словно уходил из-под нее, и Соня заваливалась набок, лихорадочно хватаясь за поводья.

Наконец Бернар сжалился над нею и бесстрастным голосом объявил:

— Привал!

Спешился сам, а потом снял с коня княжну, которая от усталости просто свалилась к нему в руки. Так было в первый день пути, и Соня уже стала сомневаться в том, что она когда-нибудь освоит этот вид передвижения.

После отдыха ей было страшно и подумать, что до вечера опять придется скакать — почему этот мсье Роллан не предложит ехать шагом? В тот вечер она заснула, не раздеваясь. Бернар усмехнулся, но ничего не сказал.

На второй день пути Соня приноровилась сидеть прямо, а на третий спешилась почти самостоятельно — Бернар всего лишь придержал ее.

Теперь они сидели в тени какого-то раскидистого дерева.

Княжна предавалась своим размышлениям, в то время как ее сопровождающий доставал съестные припасы.

…Как она ни сопротивлялась, но свою одиссею рассказала Бернару от начала до конца. Почти. Моменты, которые княжну не слишком красили, но имели место, она благоразумно опустила. О Фуше Соня сказала лишь мимоходом. Собирались, мол, послать с нею одного человека, но он захворал, что-то случилось с его головой…

Но Бернар на ее рассказ о Фуше почему-то заинтересованно откликнулся:

— Вот видите, ваше сиятельство, насколько милостива судьба к некоторым своим любимцам? Как вы считаете, этот человек — выдающийся?

— Ничуть! — несколько горячее, чем следовало, откликнулась Соня. — По-моему, для него в жизни главное — женщины и титулы.

— Иными словами, по-вашему, Фуше человек ничтожный?

— Именно, ничтожный!

— Тогда примите мои соболезнования.

— Чего вдруг?

— Вы не только никогда не найдете для себя мужчину, а значит, не выйдете замуж, но и вообще не сможете жить в светском обществе, тем более при дворе.

— Это почему же? — поинтересовалась уязвленная Соня.

— Потому что мужчины в основном такие, как этот ваш Фуше: интересуются исключительно женщинами и титулами. Причем именно к таким мужчинам судьба на редкость благосклонна.

Роллан посмотрел на ее огорченное лицо и громко расхохотался.

— Такое впечатление, что вы до последнего времени жили в монастыре, где жизнью внешнего мира вовсе не интересовались, но уж никак не при французском дворе.

— Я пробыла в Версале всего около недели, — пробормотала Соня. Прав Бернар, она, как наивная девочка, продолжает смотреть на мир глазами героинь из прочитанных ею книг, хотя жизнь постоянно убеждает ее в ошибочности таких представлений.

Если рассуждать подобно ему, судьба Соню бережет. Иначе зачем тогда она послала ей Бернара? Ведь если бы не он, Соня не только не смогла бы продолжать путь, но скорее всего сразу попалась бы в руки тех, что остановили карету накануне и убили почти всех ее сопровождающих.

Сама она до такого никогда бы не додумалась… Бернар сразу же после разговора с нею исчез на полдня, а потом, вернувшись, выложил ей свой план: он решил отдать внаймы карету. То есть в ней до Страсбурга будут ехать трое торговцев, а управлять экипажем станет специально нанятый им кучер, который хорошо знает дорогу.

Ни в какие подробности своих нанимателей Бернар посвящать не стал, но дал понять, что хозяин приказал перегнать карету в Страсбург и он решил мимоходом заработать. Это торговцы понять могли: в самом деле, чего гонять пустой экипаж, а им самим ехать в куда менее удобном многоместном дилижансе?

Стало понятным, почему молодой человек — явный пройдоха! — взял с них совсем недорого. Сколько бы ни взял, а ему хватило, чтобы и кучеру заплатить, и себе оставить на мелкие расходы. От Сони он не стал своей небольшой прибыли скрывать, а она ни на что и не претендовала — денег ей и своих хватало.

Таким образом, в удобной карете ехали другие, а княжна с Бернаром теперь добирались до границы верхом. Причем Соня — в мужской одежде. Ей пришлось с помощью Люси подогнать по себе один из костюмов Савари, найденных в его багаже. Остальные вещи графа она отдала Бернару — по его замыслу, молодые люди должны были вместе прибыть в Вену в карете как муж и жена по тем документам, которые в Версале передала ей герцогиня де Полиньяк.

Теперь они оба останавливались на ночь на придорожных постоялых дворах как двое друзей, садились обычно в наименее освещенном углу, а потом поднимались в отведенную им комнату.

До сих пор никто не заподозрил в переодетой Соне женщину.

Поначалу Соню пугала необходимость ночевать в одной комнате с Бернаром. Правда, то же самое выпадало на ее долю и с Тредиаковским, но Григорий был соотечественником, законы чести не считал пустым звуком. Словом, его она почти не боялась.

Иное дело Бернар Роллан. Его Соня не знала. Как и не была до конца уверена в том, что может ему доверять. К ее немалому удивлению, бравый француз не только не пытался нарушить незримую границу между ними, но и вообще, казалось, не смотрел на Соню как на привлекательную женщину.

Да, спутница. Да, женщина, которой иногда нужно помочь, но и только.

Как бы то ни было, погоню со своего следа они сбили. Пока. Торговцы, ехавшие в карете, не знали, что владелец кареты едет той же дорогой с разницей всего часа в два, так что пассажиры могли бы лишь пояснить, что карету они наняли до Страсбурга. То же самое сказал бы и кучер — его дело карету перегнать, а с седоками или без — ему все равно!

Чем дольше они ехали без всяких происшествий, тем более Соня отдавала должное плану Бернара. В конце концов, для нее главное — доставить письмо австрийскому эрцгерцогу, в чем ей как раз и собираются помешать весьма влиятельные силы.

— Не хотите же вы сказать, будто знаете, что это за силы? — поддела Соня своего спутника.

Однако в ответ на ее насмешку он неожиданно посерьезнел и ответил:

— Думаю, что знаю. Есть люди, преследующие каждый свои собственные цели, но объединяет их одно: все они против правительства. Король называет их заговорщиками, а я назвал бы их освободителями от тирании…

Он осекся и замолчал — по всему выходило, что он этих самых заговорщиков одобряет.

— Один человек… — Соня вдруг подумала, стоит ли упоминать имя Тредиаковского, — говорил, что во Франции сейчас брожения…

— Во Франции сейчас не тот король, — криво усмехнулся Бернар.

Соня поймала себя на мысли, что еще совсем недавно она бы таким высказываниям ужаснулась, а сейчас слушает почти спокойно, то есть размышляет про себя, что уж она ко всяким там заговорщикам ни за что не примкнет, ибо королевская власть — от бога!

Но странно: только что она саму себя уверяла, что королевская власть божественна, и вот уже ей захотелось опять задать своему товарищу вопрос:

— Бернар, а каким, вы считаете, должен быть король?

Поскольку она сейчас сидела, опершись спиной о ствол дерева, а молодой человек доставал из дорожного мешка еду, то, занятый, он и ответил не сразу.

— Король должен быть твердым, временами жестоким, а главное, чувствовать опасность, чтобы вовремя ее предотвратить. Никогда не поверю, что соглядатаи не доносят нашему монарху, что в королевстве не все ладно. Но он отчего-то считает, что народ — вовсе не такая сила, которую следует бояться… Знаете ли вы, что за время своего правления наш Людовик XVI ни разу не проехал по стране, а ежели подданные короля своего никогда не видели, то и верят они рассказам о короле тех, кого королевская власть не устраивает. Ежели к тому же бедняк голодает и не получает помощи от своего монарха, то он в конце концов возьмется за вилы и топоры — у кого что есть — и пойдет свергать короля.

— Какие ужасы вы рассказываете! — содрогнулась Соня.

— Вам, мадемуазель Софи, куда как легче, вас эти ужасы не коснутся, если, конечно, вы вовремя уедете из Франции и не попадете под горячую руку Кого-нибудь из «освободителей» страны. Взять хотя бы случай, что произошел с вами недавно. Хорошо, что вы догадались схорониться в кустах. Ведь во время всяких смут женщины и дети страдают больше всех… Эк я разговорился! Он, будто сам себе удивившись, умолк.

— А почему вы хотите, чтобы мы ехали именно в Страсбург? — Соня задала вопрос, который интересовал ее с самого начала.

— В свое время я учился в тамошнем университете, — коротко ответил он.

— Почему-то я решила, что вы учились в Париже… Вы думаете, там еще остались кое-кто из ваших друзей и они вам помогут?

— Это не просто мои друзья, это выдающиеся люди! — воскликнул Бернар и смолк, точно устыдившись своего энтузиазма. — Из-за них я даже в какой-то момент пожалел, что не родился немцем.

— Вот как, вы знаете немецкий язык? — несколько смешалась Соня. Что же это получается: она чуть ли не с первого взгляда отнесла Бернара к людям ничтожным и малообразованным. А теперь с каждым разом открывает в нем все больше достоинств.

— Надеюсь, в совершенстве, — скромно ответил он, чем поверг княжну в еще большее смущение.

Бернар разложил на траве их нехитрый обед: кусок жареного каплуна, фляжку разбавленного водой красного вина. Соня понемногу привыкла его пить. Прежде ей было странно, как можно утолять жажду вином, а не водой?

Погода стояла великолепная — лето уходило, но днем солнце припекало еще довольно жарко, и уставшая княжна не заметила, как задремала.

И приснился ей сон, какой-то странный, непонятно из каких глубин памяти выплывший, ибо ничего подобного с Соней никогда не происходило и о таком она никогда не читала.

Княжна танцевала какой-то старинный танец. Пары в нем двигались медленно, церемонно. Кавалеры в белых париках и узких обтягивающих панталонах медленно кружили своих дам, едва касаясь их кончиками пальцев. Соня случайно взглянула на потолок, но его не оказалось. В странной зале были стены, как и положено, а крыши не было. Неожиданно музыканты сбились, хрипло скрипнули смычки и бессильно смолкли, танцоры в непонятном страхе заметались, глядя на ночное звездное небо вместо потолка. Вдруг оттуда прянула вниз огромная черная птица и схватила стоявшую рядом с Соней молоденькую девушку. Княжна отчетливо увидела ее помертвевшее лицо, разинутый в беззвучном крике рот и рваную кровавую рану на шее жертвы.

Потом Соня очутилась в небольшой комнатке, похожей на темницу, с крошечным окошком высоко под потолком, из которого в комнату сочился серый, будто осязаемый свет.

Дверь в этом, похоже, узилище была плотно закрыта, и никакой ручки или засова на ней не было видно. Соня стояла у стены и спиной ощущала ее шершавость.

Неожиданно пол посреди камеры вздыбился, Соня увидела люк, от которого вниз вели каменные сырые ступени. Из открывшегося проема показалась чья-то женская рука, украшенная дорогим перстнем с топазом, и пальцем поманила Соню. Та в испуге отшатнулась и сильно ударилась затылком о… ствол дерева, подле которого она сидела!

— Бедная девочка! — неожиданно мягко сказал Бернар, который, оказывается, сидел напротив и наблюдал за нею во время ее короткого сна. — Вы и впрямь донельзя устали.

— Что это вы взялись меня жалеть? — ворчливо поинтересовалась Соня. — Мне это даже подозрительно. Хотите сказать, что нам пора в дорогу и нечего здесь рассиживаться?

— Увы, я должен признаться, что это так, — со вздохом проговорил Бернар. — Вы заметили, что в последнем трактире я ненадолго покидал вас?

— Заметила, — кивнула девушка, — но подумала, мало ли у вас какая нужда.

— На самом же деле за парочку серебряных монет я узнал, что по вашему следу идет не одна группа людей, а целых две.

— Этого не может быть! — прошептала Соня, чувствуя, как кровь отливает у нее от лица.

— Не хотите — не верьте, — вроде равнодушно пожал плечами француз, но было видно, что недоверие княжны его задело. — Чего бы это я стал вас пугать, когда обстоятельства и так складываются не в вашу пользу. Впрочем…

Он задумался и так и застыл, не донеся руку с остатками еды до мешка.

— Одно меня радует, — наконец сообщил он. — Пока что ни один не догадался, что карета едет сама по себе, а мы — сами по себе. И те и другие ищут женщину-аристократку, путешествующую в карете, и никто не ищет двоих молодых мужчин, которые куда-то торопятся верхом.

После этих речей Соня постаралась забыть про усталость. Она вдруг подумала, что чем быстрее они доберутся до заветного Страсбурга, тем безопаснее окажется их путь до Вены.

Опершись ногой на руку Бернара, она непривычно легко вскочила в седло. Шери тут же отозвалась на ее движение подрагиванием боков. Кажется, и лошадь почувствовала, что на ее спине теперь совсем другая всадница, которая больше не будет надо и не надо натягивать поводья, рвать ей мундштуком губы…

Княжна выпрямилась в седле, подождала, пока Бернар приторочил к седлу мешок со съестными припасами и тоже вскочил на своего коня. Увы, так взлетать в седло, почти не касаясь стремени, Соня вряд ли научится.