Как бы мы ни ощущали себя в разные моменты своего существования, река жизни неумолимо несёт нас всё дальше и дальше, постоянно меняя обстоятельства, словно экзаменатор, рассыпая перед нами билеты «на засыпку». Трудно удержаться на плаву, когда водоворот событий засасывает тебя в воронку, из которой, казалось бы, не выбраться. Тебя накрывает ревущим потоком с головой, не хватает дыхания, уже кажется, что всё — не выплыть! Но в самый последний момент, извернувшись каким-то чудом, попадаешь во властное и величавое течение. Ты — снова на поверхности, снова в бурной стремнине жизни! Она несёт тебя дальше, навстречу новым нешуточным преградам. Их нельзя обойти, объехать, их можно только преодолеть. Жизнь словно испытывает тебя на прочность, заставляя задуматься: «Господи, за что мне это?». Хорошо, если мы сами находим ответ, вспомнив, как однажды, оступившись, возможно, спровоцировали сегодняшнюю без пяти минут трагедию. И как только осознаешь, что тогда был не прав, гадок и эгоистичен и осудишь себя за это, как ситуация волшебным образом переменится. В награду будет даровано, пусть даже на некоторое время, спокойное течение жизни-реки. Передышка для того, чтобы почувствовать себя счастливым, набраться сил для нового рывка в неизвестность.

Мы не можем существовать вне этой шумной непредсказуемой реки жизни. И стоит только почувствовать, что нас влечёт на мелководье, к берегу, как мы в ужасе начинаем барахтаться, отталкиваться от чего придётся ногами и руками, стремясь в центр несущей нас стремнины. Только бы вновь испытать эту ни с чем не сравнимую страсть — сражения с неумолимым потоком во имя счастья любить и быть любимыми, видеть небо и звёзды, слышать щебетание птиц, вдыхать аромат цветов и пробудившейся от зимней спячки земли, ласкать детей и слышать их чарующий смех и мысленно говорить с небом в минуты познания себя в этом мире… Вот оно, высшее счастье, дарующее нам силы жить дальше!

Всё остальное — суета сует!

Так думала Марина, гуляя с внучкой в парке. Зара, весело повизгивая, гонялась за мячиком, скользящим по траве, а бабушка, присев на пенёк, поглядывала на небо, на лёгкие перистые облака. Одно из них напомнило ей старинное гусиное перо. Наверное, таким Пушкин писал свою поэму «Руслан и Людмила». Оставаясь наедине с природой, на даче, за городом или, как сейчас, сидя в безлюдном парке, Марина часто почти физически ощущала себя одним целым с окружающим её, мягко обволакивающим любовью, миром. В такие моменты ей в голову приходили наиболее здравые мысли. Казалось, сама природа вкладывала их. К ней подбежала внучка и, обняв её колени, вдруг сказала:

— Буся, а где моя мама? Почему она не идёт?

— Скоро, совсем скоро, приедет твоя мамочка! Я тоже скучаю по ней! Чуть-чуть потерпим, хорошо?..

Марина Михайловна обняла внучку, прижала к себе. Но непоседа-ребёнок быстро высвободилась из объятий и весело помчалась за голубем, неторопливо выхаживающим по тропинке. Марина посмотрела ей вслед, и мысли её обратились к Яне.

Да, случается, что нас покидают выросшие и оперившиеся дети. Мы плачем о них. Кажется, нет более безутешной потери, нет горя большего. В такие минуты теряешь смысл жизни, но в один прекрасный момент нисходит озарение: растя детей, вкладывая в них свои силы, мы не меньше и черпаем от них! Не только мы, но и они невольно переделывают нас, делая нас духовно богаче, добрее, заставляя отречься от собственного эгоизма.

Человек, однажды осознавший это, будет всегда пребывать в состоянии умиротворённого счастья, довольствуясь лишь необходимым. «Так что же я грущу и о чём страдаю последние месяцы? Какой любви, какого тепла мне не хватает в моей теперешней жизни, если вот здесь и сейчас я сижу и млею в восторге от запаха цветущей липы, от созерцания прекрасной свежей пышной зелени, от тепла, которое мне дарит этот изумительно ласковый июньский день?» Почувствовав вдруг невероятный приток душевных сил, Марина неудержимо захотела жить, радуясь каждому мгновению. Когда они с Зарочкой вернулись с прогулки, их, как обычно, встретил Ральф, восторженно молотя хвостом, фыркая и лебезя всем туловищем.

— Псинка моя золотая! Сколько любви ты мне даришь! Ну что ты улыбаешься? Не достойна я твоих собачьих улыбок — хожу хмурая, совсем перестала тебя ласкать, бедняга! — Марина присела на корточки и гладила собаку, обняв её за шею. Казалось, что глаза пса стали косить от счастья. Зарочка бегала вокруг него:

— Лафик, Лафик…

— Деточка, надо учиться правильно выговаривать слова! Скажи «Ральфик, Раль-фик», а не какой-то Лафик…

— Ла-фик, — старательно повторил ребёнок — и они обе рассмеялись, сами не зная чему.

Накормив внучку обедом и уложив её спать, Марина закрутилась в домашних делах, готовя ужин. Пока варился борщ, вытирала пыль, прошлась мокрой тряпкой по полу и, вспомнив, что в ванне замочено бельё, направилась туда. В это время раздался телефонный звонок. В трубке раздался голос Яны:

— Мамуля, здравствуй, родная! Я звоню тебе сообщить, что ты во второй раз стала бабушкой!

— Доченька… солнышко моё! Боже мой, как я рада! Когда это случилось?

— Мамочка, сегодня уже четвёртый день пошёл… Три дня я лежала в больнице, сегодня меня выписали, и, как только приехала домой, сразу же звоню тебе!

— Как она там, Яночка? В срок родилась? Всё ли в порядке?

— Да, мам, всё хорошо! Крошечная, страшненькая!.. — и Яна назвала вес ребёнка и рост. — Я сделала снимки, привезу их, как приеду.

— Яночка, ну а ты как? Что-то быстро тебя выписали!

— Да они тут в больницах долго не держат. Я ещё, конечно, слабовата, но в общих чертах всё нормально, не беспокойся!

— Что ж? Мы с папой тебя поздравляем с рождением дочки. Смотри у меня, чтобы обе здоровенькие были, душа за вас теперь ещё больше болеть будет. А Саид-то рад?

— Да вроде бы рад, и даже свекровь пока не донимала. А что дальше будет, увидим. Мамочка, а как вы там с папой, как моя Зарочка? Я по ней и по вам так соскучилась, не передать! Вот маленько окрепну и приеду за ней.

— Зарочка — прелесть! Не волнуйся за неё. Радуйся возможности заниматься пока одним ребёнком, а, представь, если бы их сейчас было двое? Оклемаешься, войдёшь в колею, тогда и Зарочку заберёшь. Ладно, котёночек, передавай всем привет от меня. Целую тебя!

— Я тоже, мамочка, целую вас с папой! Костику с Машей привет от меня, расскажи, что ещё одна племяшка у них появилась. Я люблю вас!

Заканчивалось лето. Евгений с Мариной едва держались, распродав остатки пакистанского трикотажа. Неликвиды лекарств Евгений сдал по себестоимости в больничные стационары. Пенсия по возрасту светила им ещё нескоро, тем более, что в Казахстане продлили сроки выхода на пенсию мужчинам до шестидесяти двух, а женщинам до пятидесяти восьми лет. Марина дала объявление в газету о продаже прекрасного немецкого пианино, рассчитывая протянуть какое-то время на вырученные деньги.

В один из августовских дней приехала Яна. Приехала одна, сказав, что малышку оставила со старшей сестрой Саида — она очень добрая женщина и сама ей предложила побыть с Марьяшкой, пока Яна отправилась за первой дочкой.

— А как же кормление грудью?

— Мамочка, она у меня искусственница, у меня молоко пропало около месяца назад, даже не знаю почему. На этот раз, мам, я приехала совсем ненадолго, сама понимаешь, там крошечная Марьям. Как тебе это имя, кстати? Можно и на наш лад называть — Мария.

— Ой, лишь бы здоровенькая росла, а как назвали, так и хорошо, детка!

Когда вечером все собрались за ужином в кухне, Яна объявила родителям, что намерена забрать с собой и мать, поскольку молодой мамочке нужна помощь, на свекровь рассчитывать не приходится, а работы по дому с Яны никто не снимал: и стирка и глажка, и мытьё бесконечной посуды, и готовка. И при этом нужно растить двух крошек, которые в тамошнем климате болеют без конца. Без какой-либо помощи, хотя бы первые полгода, ей будет очень трудно.

— Доченька, у нас сейчас плохо с финансами. Как ты знаешь, мы оба остались без средств к существованию. Чтобы свести концы с концами, были вынуждены даже обращаться за помощью к Косте. Он, конечно, давал денег, но… кому понравится это делать постоянно? Мы старались, разумеется, прибегать к его помощи в самых крайних случаях. Вот теперь, когда ты заберёшь Зарочку, мы сможем найти хоть какой-нибудь приработок, а пока на руках был ребёнок, сама понимаешь… Так что, родная моя, на какие шиши мне ехать с тобой?

— Мамуля, я увезу тебя на свои деньги. Поживёшь у нас с полгода, а папе одному здесь тоже будет легче выжить.

— А я там, получается, буду на иждивении Саида? Это невозможно, солнце моё! Я и здесь-то даже в больницу сходить не могу, так как теперь шаг ступил — плати…

— Тем более! Мне кажется, что Саид не будет против, не должен, насколько я его знаю. К тому же, я говорила ему, что без твоей помощи мне не обойтись — и он не возражал. Так что, мамочка… возражения не принимаются.

— А как же папу-то бросить? Каково ему будет одному? Полгода это большой срок!

— Да ладно, Мариш, — возразил Евгений Иванович, — поезжай, если дочери нужна. Мы тут с Ральфом перекантуемся зиму, а там и ты вернёшься.

— Женя, я вчера договорилась с одной женщиной насчёт покупки нашего пианино, она должна завтра прийти посмотреть. Оно в прекрасном состоянии, надеюсь, что она купит. Если удастся продать наш «Росслер», то у тебя будут хоть какие-то деньги. Одному, действительно, много ли надо.

— Мамочка, я не знала, что у вас такое бедственное положение, но все деньги, какие у меня останутся от покупки нам билетов на самолёт, отдам папе. Почему ты никогда не говорила?..

— А какой смысл ныть, дочка, только настроение тебе портить! Если у тебя нет собственного заработка, и ты вынуждена заглядывать в рот мужу и молиться на него за каждую денежку, выданную тебе на еду и самое необходимое! И, вообще, просить деньги у детей… для родителей — это последнее дело. Ладно. Наверное, придётся поехать. Ведь тебе действительно нужна моя помощь. Да и с внучатами пообщаться очень хочется, пока я жива.

— Что значит, «пока жива», мамочка? Какие твои годы? Ты ещё на свадьбе у правнуков погуляешь! Ну, что? Едем? Тогда собирайся в дорогу, завтра-послезавтра улетим. Там Марьяшка одна. Слушай, пап, а может, и ты с нами?..

— Ага… только меня с Ральфом там не хватало! Нет уж! Спасибо, Яночка, я буду, что называется, очаг поддерживать и тебя с внучками в гости ждать.

…На следующий день пианино было куплено за тысячу долларов. Не так уж велики эти деньги, но на первое время Евгению Ивановичу — подспорье.

Через два дня Яна с матерью и дочкой прилетела в Карачи. Как обычно, их встречал Саид с приветливой улыбкой на лице. Казалось, в этой стране время течёт так медленно, что со времени последнего приезда Марины Михайловны прошёл не год, а всего лишь неделя. Было так же жарко, хотя на дворе стояла глубокая ночь. Тот же сонный город и уже знакомые улицы мелькали за окнами машины. Как обычно, не смотря на поздний час, с приезжими вышла поздороваться Амина-ханум. Всё те же неосязаемые объятья… Марина перебросилась несколькими, ничего не значащими вежливыми фразами со сватьей, Яна убедилась, что Марьям здорова, и все разошлись по своим спальням.

Проснувшись ранним утром от тихого пения муллы на ближайшем минарете, Марина отправилась в душевую. Приняв прохладный душ, она переоделась в принесённый Аминой-ханум шальвар-камиз, накрутила волосы на бигуди, и пока они высыхали, скоротала время за чтением одной из книг, которые на этот раз привезла с собой.

Когда рассвело, и на востоке заалела заря, Марина вышла во двор, прилегла на стоявший там под открытым небом старый топчан с наброшенным на него домотканым ковром и по привычке устремила взор в небо, думая о том, чем же оно так привораживает её.

Чем нас, так чаруя, манит небо? Мы к нему в мечтах взлетаем птицей! На Земле мест много, где ты не был, что же мысль за облаком стремится? Днём ли, оказавшись на поляне, отдохнув в пути средь трав высоких, думаешь о том, что мы, земляне, лишены счастливого полёта. Высь… простор… бескрайняя свобода!.. И полёт… Но, всё же, в чём тут дело? Ведь и ночью звёзды с небосвода вновь зовут: взяла б и полетела… И во снах так часто мы летаем… Что ж душе спокойно не сидится? Вот, летит, курлыча, в небе стая. Ей зачем в след грустью взгляд томится? Чем нас так зовёт и манит небо? Что в нём, нас волнуя, привлекает? Будто в нём душа чему-то внемлет… Словно, нежный свет её ласкает.

Марину такие мгновения сосредоточенного одиночества, когда всё другое отступало на второй план, успокаивали. Так успокаивается ребёнок, молчаливо обласканный рукой матери. Исчезали только что мучившие её сомнения, став какими-то призрачными, незначительными. Как ей легко думалось в такие минуты! И мысли рождались только чистые и светлые, словно кто-то невидимый, нежно прикасаясь, забирал, снимал все терзания с её души, и теперь она могла найти правильные решения жизненных проблем. В такие моменты Марине казалось, что она — неразрывная часть этого, дышащего любовью мира, её не покидало ощущение, какое бывает у дочери, давно не бывшей в родном доме. Вот, и сейчас мысли Марины полетели в родную Алма-Ату, к Жене, оставленному на произвол судьбы. Его, конечно, никак не назовёшь беззащитным и слабым. Вполне самодостаточная личность, но… Марина уже не понаслышке знала, что такое чувство одиночества. Даже врагу она не пожелала бы такого испытания…