Будучи прикованной к больничной койке, Марине Михайловне ничего не оставалось делать, как думать, думать… Она размышляла о собственной судьбе, о детях, о том, как сложились и продолжают складываться её отношения с ними. Мысленно она не только перебирала события, уже ставшие фактами, но, как бы возвращаясь назад, искала новые пути решения насущных проблем своей семьи, чтобы больше не повторять ошибок. Ещё с юных лет, с той поры, когда она уже самостоятельно могла оценивать свои и чужие поступки, Марина приучила себя к такому самоанализу, считая, что никто другой не сможет её воспитать лучше, чем она сама.

Объяснить, что такое горькое или сладкое может только тот, кто пробовал хину и мёд. Рассуждать о счастье — только тот, кто в полной мере испытал его и знает цену его потери.

Никто не мог проникнуть в этот мир её чувств и мыслей. Уже давно, очень давно она выбрала для себя нравственное кредо: «Жить так, чтобы ты всегда уважала себя сама!». Мудрость, которая быстро пришла к Марине, копилась в некоей её тайной шкатулке и всегда противостояла грубости, лихоимству, человеческой черствости, нравственной глухоте. Она же помогала вытравливать из её памяти всё плохое — мысли, обиды, злые суждения других людей. Тогда ещё не веря в бога, Марина априори избрала для себя законом Его заповеди. Они стали лоциями её жизни, им она старалась следовать не только в переломные моменты бытия, но и ежедневно. Раздумывая о смысле библейской фразы «Возлюби ближнего своего», Марина долго шла к глубинному пониманию её смысла. Было странным, что дОлжно любить всех, ведь сколько вокруг неё было людей, отнюдь не достойных столь высокого и безоглядного чувства!

Когда к девушке пришла любовь, созревавшая на чистых и светлых чувствах и помыслах, Марина утвердилась в мысли, ставшей для неё с тех пор непререкаемой истиной: всё в этом мире основано на любви. На любви с большой буквы. Она — вечный двигатель, поддерживающий жизнь как таковую, она подобна сердцу, снабжающему все клетки человека кровью. Остановится сердце — и нет жизни!..

Марина давно поняла, что ожидая добрых поступков от окружающих, необходимо вначале проявить собственную доброту и внимательность к другим людям. Жизнь многократно подсказывала ей, что это — верный путь. Если она дарила себя людям, то и они платили ей любовью. Что отдашь — то и получишь! Справедливость этого она ощущала постоянно.

Начни с себя, когда ты одинок, когда ничьим вниманием не обласкан, когда родней всех кажется щенок, а люди с добротой — притворной сказкой. Начни с себя, коль хочется тепла, а, помурлыкав, греет только кошка, среди надежд, сгорающих дотла, кому-то сам отдай души немножко. Начни с себя, поняв, как мрачен мир, когда вокруг к тебе все равнодушны — не жди кумира! Ты ведь сам — кумир! Дари огонь, и жизнь не станет скучной. Начни с себя — согрей своим теплом других людей, отчаявшихся в счастье, и ты забудешь, как был пуст твой дом, так будешь окружён друзей участием! Начни с себя и сделай мир вокруг хоть чем-то лучше, ласковее сделай, и ты поймёшь, что мир — не враг, а друг. И вдруг услышишь, как душа запела.

Убивая, стирая в себе, в самом зародыше все, не делающие ей чести, качества, Марина постепенно очищалась сама и могла теперь действительно любить всех бескорыстной чистой любовью. А ведь, только тот может нести в мир любовь, кто любим и, самое главное, научился любить сам.

Теперь Марина учила любви своих взрослых детей. Однажды в разговоре с дочерью она услышала, как Яна возмущённо осуждала свою подругу Лену:

— Ты представляешь, мам, она иногда ведёт себя так, как будто все ей обязаны! Может попросить о чём-то без обиняков, не считаясь с тем, что у меня есть свои дела, а ведь могла бы вежливо сначала поинтересоваться, смогу ли я ей в этом помочь. Так нет же, звонит и требует: «Вынь да положь»! А сделаешь то, что она просит, так и «спасибо» не всегда дождёшься.

Тон Яны был раздражённым, чувствовалось — что-то сжигает её душу. Марина тогда внимательно посмотрела на дочь и спокойно сказала:

— Послушай… Это мой совет как старшего, опытного и преданного тебе друга. Не суди никогда и никого! Ведь и мы с тобой наверняка обладаем недостатками, которые сами в себе не замечаем, и, вполне возможно, Лена тоже когда-то думала о тебе осуждающе. Осуждение других тебе и мне, и любому другому ничего хорошего не принесёт, но зато покроет того, кто осуждает, липкими лохмотьями грязи. Я стараюсь сразу стряхивать их с себя. Стряхну, бывает, одним махом и выброшу из головы всю эту бесполезную досаду на людей, продолжаю жить птичкой, порхающей с ветки на ветку. Поэтому и умудрилась сохранить душу без больших пробоин! Какая разница, какие совершает Лена ошибки? Это её жизнь! Мне главное, чтобы ты сделала правильные выводы из них. Извлекай из чужих ошибок свой опыт. Ты, главное, доченька, свою жизнь старайся жить правильно, а все другие как-нибудь сами разберутся с собой!

Я понимаю, бывает, что мы обижаемся на кого-то, но именно в эти моменты надо работать над собой, поднимать своё сознание. Это умение приходит не сразу, иногда спустя годы. Но сама подумай, как хорошо жить, не деля людей на плохих и на хороших, когда ты не спрашиваешь мужа «любишь — не любишь», а сама прямо-таки источаешь любовь! Человек, имеющий зрелую душу, излучает любовь, это его потребность. С таким человеком всем хорошо — и старикам, и детям, и супругу, и животным. Эта любовь не требует от других подтверждений, она сама воздаёт, понимаешь? Она как свет. Свет же не кричит, что раз я тебя грею, ты мне за это… Словом, родная, я хочу сказать, что душа каждого человека находится на своём индивидуальном этапе развития. Единственно, что должно происходить постоянно — это бесконечные раздумья о том, как правильно, по заповедям жить дальше. И ведь не напрасно почти как заповедь звучит известная фраза «душа обязана трудиться!».

Марина Михайловна устала лежать, не шевелясь, и ей пришла в голову мысль, что нужно попытаться встать. О, как ей хотелось поскорее вернуться к нормальной жизни! Поскорее оказаться дома, включиться в обычный ритм, увидеть дорогих сердцу людей. «Как они там справляются без меня? — думала она. — Ой, как болит спина… просто онемела!..». Марина осторожно повернулась на бок, за ней потянулись все трубки, приклеенные пластырем. «Вроде, ничего не оторвалось, сейчас попробую… — и она, спустив ноги с кровати, поднялась и села. — Ну, вот! Ничего страшного, оказывается! — Обрадовавшись этому, она сделала движение встать на ноги, радостно потянулась — и перед её глазами поплыл туман. Марина потеряла сознание.

Когда через несколько минут она пришла в себя, то уже лежала на кровати, вокруг неё суетились лечащий врач и медсестра, а рядом стояли соседки по палате. Увидев, что больная открыла глаза, врач спросил:

— Ну, что, «путешественница»? Как оно? Куда это вы вознамерились прогуляться? Уж не домой ли? Вам сказали не шевелиться, а вы что вытворяете?

— Доктор, не сердитесь, так захотелось почувствовать себя нормальным человеком! Очень жить хочется!

— А вы, голубушка, и будете жить — с такой-то волей! Но потерпите чуть-чуть. Что было бы, если бы катетеры вылетели? Что мне с вами, этакой бунтаркой, делать? Жгутом привязывать к койке? Это счастье, что вас соседки подхватили, увидев, что вы падаете, а то ведь… последствия могли быть непредсказуемыми!

— Простите, пожалуйста, — слабым голосом прошептала Марина. Она обессилено лежала на подушке, но душа её пела. Встала-таки!..

Прошло несколько дней. Состояние Марины постепенно улучшалось. Сняли все провода-трубки. Она уже не только вставала, но и ходила по палате. Вскоре сняли швы. Марину пригласил к себе заведующий отделением.

— Завтра мы вас выписываем. У вас всё хорошо. Пока. Но отныне вы должны наблюдаться в онкодиспансере, а позже встанете на учёт в поликлинике по месту жительства, — сказал он. — Вам необходимо показываться онкологу дважды в год. После выписки не затягивайте, сразу начинайте процедуры химиотерапии.

— Доктор, но она же вредна для организма.

— Ну, знаете ли, между двух зол, как говорится… Хотите ещё пожить, значит, надо делать то, что мы назначаем, иначе долго не заживётесь. Это, моя дорогая, желудочно-кишечный тракт. Там возможность проникновения метастазов в другие органы особенно высока. Так что… желаю вам успешного выздоровления!

— Низкий вам поклон за всё, доктор!

На следующий день Евгений Иванович привёз жену домой.

Первым выразил свою неистовую радость от встречи с хозяйкой Ральф. Встав на задние лапы, передние он положил на плечи Марины и облизал ей лицо. Евгений Иванович погнал его прочь, но пёс лебезил и бегал вокруг них, фыркая и норовя лизнуть руку любимой хозяйки.

— Соскучился, мой хороший! Ну, тихо-тихо! Всё, вернулась я — живая! Так что успокойся. Раздевшись и вымыв руки, бабушка поспешила в комнату к внучкам. Зарочка радостно кинулась ей навстречу, а Марьям лежала на кровати на животике и, пытаясь ползти, улыбалась бабке своей очаровательной беззубой улыбкой. Рядом с нею сидела Таня — родственница, согласившаяся помочь с детьми, пока Марина не поправится. Следом за Мариной в комнату вошёл Евгений, встав рядом, обнял жену:

— Ну вот, родная, ты и дома! Яна на работу уходить не хотела, как, говорит, я маму не встречу, когда она приедет?

Марина повернулась к мужу, прижавшись, обняла, поцеловала и нежно провела рукой по его волосам:

— Как вы тут, хорошие мои, без меня?

— Без тебя, Мариш, дом пустой, хоть нас тут и пять человек. Все мы без тебя подобны галактике, в которой планеты лишились своего светила, и всё их движение превратилось в хаос.

— Ух ты! Красиво говоришь, Женечка! Ради таких слов можно и в больнице полежать, и операцию перенести! — Она радостно рассмеялась и вновь обняла мужа. Вечером после работы пришли Костя с Машей, тоже радуясь благополучному возвращению матери и свекрови. Чуть позже прибежала с работы Яна, кинулась к Марине.

— Мамочка! Слава богу! Ты дома, наконец! — Расцеловав мать, Яна уселась рядом, гладила её по спине, расспрашивала о самочувствии.

— Детка, ты лучше расскажи, как тебе на новой работе. Нравится?

— Да, мамочка, очень нравится! Конечно, сейчас пока только первые дни, я знакомлюсь, вникаю в курс дела. Директор наш во всём мне помогает, объясняет, рассказывает, учит. Я тебе потом всё подробно расскажу, а сейчас скажи-ка мне, что это ты сидишь? Тебе лежать, наверное, ещё надо. Давай-ка, ложись на диван.

Все вертелись и кружились вокруг Марины, каждый норовил хоть как-то проявить свою заботу, кто-то подкладывал подушку, кто-то принёс плед и укрыл её, а Яна без конца подбегала к матери и чмокала её в щёку.

Евгений Иванович хлопотал на кухне, готовя ужин. Он периодически появлялся в гостиной, потом вновь бежал к газовой плите, чтобы перемешать жарящееся в казане мясо.

Наконец, все расселись вокруг кухонного стола, поставленного в центре кухни. Евгений Иванович достал из холодильника начатую бутылку кагора, разлил по рюмочкам и сказал:

— Мариш, за твоё здоровье!

— Мамочка! — тут же добавила Яна, — Ты — наш праздник! Ты — наши будни! Ты — наша жизнь! Мы так тебя любим! Долгой-долгой жизни тебе, родная!

Поев, Яна пошла укладывать спать Марьяшку. Костя с Машей заторопились домой. Проводив их, Марина собралась было мыть посуду, но её прогнал от раковины Женя:

— Не-не-не! Ещё чего не хватало! Я сам! Берись за меня, пойдём, полежишь.

— Ну ладно, Женя, не хочешь, чтоб я мыла, тогда давай я рядом посижу. Расскажи, как дела у тебя на работе.

— На работе?.. Ты же знаешь, что за работа у завхоза. То ремонт организовать, то слесарей пригласить для починки, то трубу прорвало — надо чинить, то ехать запчасти какие-то или стройматериалы покупать… Весь день кручусь как белка в колесе…

— Женя, а ты мне не рассказал ещё, как тебе удалось работу найти? Ведь я знаю, как это сложно, а тебе удалось.

— А-а… знакомую одну встретил, мы с ней раньше вместе работали. Разговорились, и она, узнав, что я в поиске работы, предложила пойти к ним завхозом, им как раз такой требовался Она же и замолвила словечко перед боссом… Вот, и всё.

— А кто такая эта знакомая, я её знаю?

— Да нет, вроде.

— А она кем у вас работает?

— Главбухом.

— Жень, ну, а как коллектив — ничего? Как ладишь со всеми?

— Ну, ты же меня знаешь, я всегда неплохо с людьми уживаюсь.

— А взаимоотношения с директором?

— Да, вроде, он мной доволен.

— Любовь моя, я так рада за тебя! И ты при деле, и Яна нашла работу, сразу стало легче дышать материально. — Марина встала, подошла к мужу сзади, обняла его за плечи, поцеловала в шею, прижалась всем телом… Он, выключив воду, развернулся и жарко стиснул жену в объятьях…

— Женечка… Как я скучала о тебе в этой дурацкой больнице… Поцелуй меня… ещё… Евгений тяжело задышал, приникнув к губам жены…

В коридоре скрипнула дверь, послышались шаги, и они отпрянули друг от друга. В кухню вошла Яна.

— Доченька, теперь ты расскажи подробнее про свою работу, ты обещала. На каком языке ты общаешься со своими индусами? На английском?

— Знаешь, мам, поначалу — да, говорили на английском, а между собой они разговаривают постоянно на своём языке, на хинди, и оказалось, что их язык очень близок с урду. И я всё понимаю, представляешь? Они не знали, что я знаю урду, и общались на хинди в моём присутствии открыто. Я помалкивала, что всё понимаю. Язык чесался сказать, что я в курсе их разговоров, но некоторое время я не решалась признаться…

А однажды они с бухгалтером обсуждали тему о налогах за лекарства, об их регистрации здесь на нашем рынке, во что это станет, и я не сдержалась и решилась высказать своё мнение и автоматически заговорила на их языке. У них глаза на лоб полезли от удивления. Оба на меня уставились:

— Ты что, знаешь хинди? Я спохватилась, да поздно уже. Пришлось признаваться. Директор, ошарашенный этим фактом, произнёс, мол, если бы ты об этом сказала при устройстве на работу, я бы тебя не взял… Зачем мне местные сотрудники, которым далеко не всё положено знать о делах компании, которые говорят и понимают на хинди?

— Вы что, уже на «ты»? — удивилась Марина.

— Да как-то так получилось, что нас всего пока трое, все молодые, они неплохие свойские ребята, и «ты» естественно стало нормой. Знаешь мама, мне очень нравится, что я попала в компанию, можно сказать, с нуля — с самого начала, как она образовалась. Благодаря этому я очень легко влилась в коллектив, и на меня взваливают работу, порой сложную, потому что больше не на кого, но наш директор всё мне растолковывает, и я справляюсь и расту семимильными шагами.

Пока дочь с матерью толковали на кухне, Евгений сходил на прогулку с собакой.

Так закончился этот суматошный день.