В ратуше вольного города Окленда затишье. Здесь и так обычно немноголюдно, а в полдень вообще трудно кого-либо найти. Сейчас все приличные люди обедают, а после обеда сама Солнцеподобная Целлюла велит поспать, дабы течение телесных соков пришло в равновесие и чёрная желчь из селезёнки не поднялась к мозговой железе.

Маги-лекари из благородных часто посмеиваются над такими объяснениями, но ведь они лечат дворян. А у тех, как известно, организмы устроены совсем не так, как у простолюдинов, купцов или гильдейских мастеров. А как же иначе? Принцессы вон вообще бабочками какают! Ибо так заведено Небесными Богами, и не человеку пытаться постичь их замыслы!

Почтенный Микаэль Тарбаган, имеющий честь являться председателем магистрата этого славного города вот уже третий пятилетний срок, над предрассудками посмеивался, но с превеликой охотой предавался полуденному отдыху после плотного обеда. Всегда, но только не сегодня. Не во время срочно собранного совета «лучших людей».

Председатель прокашлялся и постарался придать лицу соответствующее серьёзности момента выражение:

– Господа, я бы попросил со всей ответственностью подойти к решению вопроса, от которого, как мы все понимаем, зависят судьба и будущее нашего города. И хочу надеяться, что нобили славного Окленда не падут жертвами сиюминутной выгоды, отказавшись от взгляда в перспективу.

Тарбаган любил использовать в речи непонятные слова из умных книг и часто наслаждался произведённым эффектом.

– А господин председатель магистрата понимает, что его предложение бросает тень на репутацию вольного города? – вкрадчиво произнёс закутавшийся в норвайские меха Фердинанд Нуэво, владелец рыбокоптилен и ловов практически всего графства. – За вольности уже заплачено, так что я не вижу причин, заставляющих нас раскошелиться ещё раз.

– Вы против, господин Нуэво? – В голосе Микаэля, прошедшего тяжёлый путь от мальчика на побегушках до владельца половины харчевен и трактиров Окленда, лязгнул металл.

– Да, я против! – Рыбопромышленник стукнул кулаком по подлокотнику кресла. – Мы не обязаны платить, и в своём последнем письме герцог Ланца лично обещал, что… ой…

– А подробности, господин Нуэво? – Глава гильдии хлебопёков, сидевший справа от Фердинанда, как-то нехорошо оживился. – Переписка с самим сэром Джеронимо – это не баран чихнул!

А Микаэля Тарбагана оговорка рыбопромышленника заставила задуматься. Ублюдочный герцог уже вербует сторонников в вольном городе? Ищет наивных идиотов, обещая им золотые горы?

Небесные Боги, ну почему вы позволяете дуракам жить? Неужели им непонятно, что, заполучив графство Оклендхайм в полное пользование, сэр Джеронимо тут же объявит вольности всех шести городов несостоятельными! Лысый хорёк не допустит, чтобы в разросшемся герцогстве остался хоть какой-то независимый от него островок. И никогда не откажется от взимания налогов, причём недоимки за прошедшие пятьдесят лет тоже будут учтены и взысканы.

– Джейсон, друг мой, не соблаговолите ли вы…

– Конечно же, господин председатель магистрата! – улыбнулся главный булочник и, не меняя выражения лица, воткнул Фердинанду Нуэво в печень трёхгранный стилет. – Как скажете, Микаэль!

– Спасибо, мой добрый друг, – поблагодарил Тарбаган. – Эй, кто-нибудь, выкиньте отсюда падаль!

Остолбеневшие участники совета полными ужаса взглядами проследили, как слуги с рожами прирождённых разбойников уносят труп. Председатель поспешил разрядить обстановку:

– Не беспокойтесь, господа, состояние и имущество предателя будет поделено между членами магистрата поровну.

Дружный вздох облегчения и возвращающийся на внезапно побледневшие лица румянец. Громкие голоса:

– Мудрые слова, господин Тарбаган!

– Среди нас нет места прихлебателям герцога!

– За нашу и вашу свободу!

– Так победим!

Микаэль поднял руку, останавливая говорунов, и продолжил:

– А теперь, когда каждый из нас стал богаче на… на… – заглянул в листок бумаги на столе, – на восемнадцать марок, два злотых и одиннадцать гривенок, нужно решить вопрос, из-за которого мы сегодня и собрались.

– Давайте и виконту выделим долю, – предложил главный булочник. – Мы не обеднеем, а ему на обучение хватит с лихвой.

– Вы меня не поняли, Джейсон, – покачал головой Тарбаган. – Выделить мы можем, да! Но я предлагаю немного иное. Жест доброй воли, так сказать. Скинуться не из внезапно образовавшейся добычи, а из личных средств, это гораздо благороднее. Вы знаете щепетильность графа Людвига в вопросах чести.

– Даю три марки, – буркнул молчаливый толстяк с распухшей из-за больного зуба щекой. – Но нужен список с именами жертвователей.

– Зачем? – удивился Микаэль.

– Отольём бронзовую доску, на коей будет написано, что такие-то и такие-то господа внесли вот такую сумму на благо вольного города Окленда. Почётно, приятно и не так обидно расставаться с деньгами. Истинную цель сборов можно не указывать.

– Но по три марки с двенадцати человек? – усомнился Джейсон.

– Давайте две, но тогда места на доске вам не хватит. – Толстяк поморщился и схватился за щёку. – И не забывайте, что, кроме оплаты университета, виконт должен прожить в столице четыре года. Голодранец, пусть даже самого благородного происхождения, не сможет завести полезные знакомства. Нужно объяснять уважаемым господам значение личных связей?

Микаэль Тарбаган с удовлетворением кивнул. И правда, обычного выпускника Королевского университета герцог Ланца может запихнуть куда-нибудь на границу с эльфами, где даже маги не всегда выживают, а вот представителя высшего общества… это будет выглядеть неприлично! Да сэра Джеронимо за такое свинство любовницы заплюют!

– Предлагаю сложиться по шесть марок.

Тишина, в которой чудится скрип мгновенно соображающих мозгов и звон монет. Решительный возглас толстяка с больным зубом:

– Даю восемь!

Председатель магистрата хлопнул в ладоши:

– Браво, господин Юрган, так и порешим! Двух часов на посещение банка хватит всем? – Переждал гул голосов и задал ещё один вопрос: – Кто возьмёт на себя почётную обязанность по передаче денег, господа?

Господа замялись. У графа Оклендхайма тяжёлая рука, и вдруг он воспримет инициативу магистрата как обидный намёк и оскорбление? Дело тонкое и требующее обходительности.

– Опять всё самому, – притворно вздохнул Тарбаган. – Небесные Боги, опять всё самому! На что только не приходится идти ради спокойствия родного Окленда!

– Ваше имя на бронзовой доске будет стоять на первом месте, – прибегнул к лести толстяк. – Вы лучший, господин Микаэль.

– Хорошо бы, если так. – Председатель взмахнул рукой. – А теперь в банк! Все в банк! Сэр Людвиг с сыном намерены прибыть в город около трёх часов пополудни.

Окленд Ивану понравился чистотой и общей опрятностью – именно так обычно и выглядит средневековый город в представлении среднестатистического писателя-фантаста. Разве что вонь из забранных решётками сточных канав мешает полностью поверить в идиллию, да десяток нищих с гниющими язвами у ворот. И ещё больше за воротами. У многих язвы сделаны на неплохом уровне и похожи на настоящие – профессионалы, мать их ети…

С требованием подаяния под копыта коней бросился самый неопытный или самый глупый, а остальные не решились заступить дорогу благородному графу, следующему в сопровождении не менее благородных спутников. И никто не удивился полученному дурачком подзатыльнику, разве что поразились несказанной доброте варварского рикса, совсем не свойственной норвайцам.

– Распустились, понимаешь, без прапорщиков, – проворчал демон. – И куда смотрят городские власти, сэр Людвиг?

– А что такого? – пожал плечами Оклендхайм. – Содержание нищих является давней традицией, а после того как по соглашению с магистратом попрошайки вырезали гильдию воров, так вообще стало почётной и необременительной обязанностью. Размеры подаяний строго оговорены, с них платятся налоги, и брошенная монета обходится всяко дешевле, чем срезанный кошелёк или обчищенные дома почтенных жителей.

– Да? – удивился демон. – Неплохо придумано.

Видимо, норвайского рикса внезапно укусила совесть, так как, покопавшись в кошеле на поясе, он кинул пострадавшему несколько медных эскудейро. Тот поднял монеты с мостовой, подбросил и две протянул обратно:

– Благодарю вас, сэр, но здесь полтора гроша вместо утверждённого магистратом полугроша.

Вова усмехнулся:

– Поделишься с арбалетчиками.

– С какими? – Нищий сделал вид, будто удивился.

– С теми, что прикрывают вашу братию с крыш. Их там пятеро?

– Да, сэр!

– Тогда скажи им, что только болваны так бездарно маскируются.

– Вы к ним слишком строги, многоуважаемый Вован, – вмешался граф. – Они же самоучки.

– Дилетанты. – Норваец достал ещё одну монету. – Лови!

– Спасибо, сэр!

– Вы свободны, юноша.

Радость нищего от щедрого подаяния длилась недолго – едва только благородные всадники скрылись за поворотом, как старшие коллеги накостыляли молодому так, что тот всерьёз задумался о ненужности фальшивых увечий. Зачем, если сейчас своих будет в достатке?

– Недоумок! – Лохматый, но тщательно выбритый старик огрел бедолагу костылём по спине. – Граф Оклендхайм пользуется правом беспошлинного въезда в город!

– Но я же не знал его в лицо!

– Твои проблемы. – Костыль больно ткнулся в ребра. – И какой идиот принимал у тебя экзамен?

– Но, дедушка, ты же и принимал.

– Хм… да… Я погорячился насчёт идиота. Но работать самостоятельно ты ещё не готов.

– Так ведь…

– И не уговаривай! А если бы тот рикс снёс твою тупую башку?

– Но он не снёс!

– Добрый варвар попался. Куда катится мир?

Упомянутый нищими норвайский рикс направлял коня уверенно, будто знал город не хуже местного жителя.

– Вы не возражаете, сэр Людвиг, если я выберу заведение по своему вкусу?

– Выбирайте, сэр Вован. Но должен сказать, что даже в самых захудалых тавернах Окленда вы найдёте отличную кухню. Разница лишь в окружающей обстановке – спокойный ужин под музыку обойдётся вчетверо дороже, чем такой же, но под звуки мордобоя.

– С дракой приятнее и экономнее. – Рикс мечтательно улыбнулся. – Но именно сегодня почему-то хочется тишины. Старею, наверное.

– А сколько же вам лет, рикс Вован?

Вова задумался. Самому тридцать два было плюс демону примерно пятнадцать тысяч лет…

– Мы, сэр Людвиг, свои года не считаем. Всё боится времени, а время боится норвайцев!

– Золотые слова, хоть сейчас девизом к дворянскому гербу! Но всё же позволю себе рекомендовать вот этот трактир. – Граф указал на вывеску, изображающую скрипку и сломанный смычок. – Очень прилично, а если выступают норвайские волынщики, то практически безлюдно.

– Хорошо, сэр Людвиг, – согласился Вова. – Я лично исполню для вас лучшие мелодии своей родины!

Оклендхайм-старший отшатнулся вместе с конём и дрогнувшим голосом произнёс:

– Волынки прекрасны! Но увы, кое-какие дела лишают меня удовольствия послушать их чарующее пение, рикс. Я присоединюсь к вам позже.

– Мы подождём, отец, – пообещал лишённый музыкального слуха Джонни. – Непременно подождём.

В банке Ордена Маммоны, крупнейшем из банков вольного города Окленда, графа встретили без интереса. Братья, имеющие право выдавать кредиты, куда-то исчезли, а мелкие служки занимались ссудами до двенадцати грошей включительно, и разговаривать с ними о крупном займе не имело смысла.

– И когда все вернутся? – Сэр Людвиг держал безбородого юного полугнома в чёрной хламиде на вытянутой руке. – Мне долго ждать?

– Простите великодушно, ваше сиятельство, – оправдывался служка, чувствовавший себя крайне неуютно. – Но все старшие братья ушли на аутодафе и вернутся не скоро. А может быть, вообще только завтра.

– Куда-куда?

– Сегодня на Ратушной площади оглашают приговор ведьме, сэр! А потом её торжественно сожгут на костре.

– Ведьму? Что за бред, их не сжигают лет четыреста.

– Триста восемьдесят два года, сэр. Но у этой нет лицензии.

– Пусть бы купила.

– Денег у неё тоже нет, ваше сиятельство.

Граф разжал пальцы, полугном рухнул на пол и совсем было успел заползти под стол, как был остановлен следующим вопросом:

– А ссуду вы ей не давали?

– Брат Гругус предлагал, но ведьме не понравились проценты. А ещё она расцарапала нашему настоятелю лицо, порвала новую хламиду и четыре раза ударила ногой в… – Тут служка покраснел и замялся. – Маг-медик сказал, что теперь брату Гругусу станет легче преодолевать насылаемые нечистым искушения.

Сэр Людвиг выругался. Судя по всему, славящийся любвеобильностью настоятель предложил ведьме нечто такое, от чего та отказалась в грубой и решительной форме. Теперь он точно не появится в банке, пока не налюбуется на сожжение недотроги. Но деньги-то нужны! Тоже пойти на площадь и поговорить о займе прямо там? Это выход, пожалуй.

– Во сколько начинается казнь?

– В четыре часа пополудни, сэр!

Виконту рекомендованный отцом кабачок понравился безлюдностью и отсутствием волынок. Он не знал, как звучат норвайские, но в своём мире однажды имел неосторожность посетить фестиваль кельтской музыки. Ну кто же мог подумать, что на Земле кельтами называют шотландцев с ирландцами? Оно, конечно, хорошо, когда отсутствует музыкальный слух, но пронзительный вой кожаных мешков долго преследовал Ивана во снах, отступив только в армии после ранения и госпиталя.

А ещё здесь не оказалось знакомых по собственным книгам тяжеленных дубовых столов и массивных лавок. Нет, всё тонкое и изящное, даже белоснежные скатерти без следов прошлогодних трапез. И это внушало беспокойство.

– Вова, да с нас же тут три шкуры сдерут!

– Ты так думаешь? – Варвар воткнул секиру в обшитую деревянными панелями стену, плюхнулся на скрипнувший стул и щёлкнул пальцами. – Человек!

Официант, или как он называется в этом мире, материализовался мгновенно:

– Что изволит благороднейший рикс?

– Усталые путники изволят скушать по дюжине устриц с белым вином урожая позапрошлого года, пару хороших лангустов, икры. И… – Вова посмотрел на Ивана. – Виконт, вы больше любите морские гребешки или трепанги?

Тому оставалось только кивнуть, но когда официант ушёл, он со злостью зашипел сквозь зубы:

– Вова, до ближайшего моря неделя пути. Ты представляешь, сколько наш заказ может стоить? Хочешь меня разорить?

– Да ни в коем разе! – Норваец ухмыльнулся. – Таверна не будет вечно пустовать – сейчас неторопливо покушаем, подождём, а потом нас оскорбят и мы вынужденно ввяжемся в драку. Проигравший заплатит.

– А если в морду дадут нам?

– Обижаешь! – Демон демонстративно почесал кулаком кончик носа.

Но каково же было его разочарование, когда появившийся официант вместе с заказом принёс и счёт. Всё честь по чести – плотная бумага с рамочкой в виде завитушек, красиво выписанные цифры… И не уходил, пока Вова не расплатился. От огорчения рикс даже сдачу забирать не стал, лишь задал вопрос:

– А где весь народ? Почему так пусто?

– На Ратушной площади!

– Зачем?

– Посмотреть на сожжение ведьмы!

– Живьём?

– Конечно, живьём, сэр рикс! Так же гораздо интереснее.

В газах официанта читалась зависть к счастливчикам, имеющим время на просмотр увлекательного зрелища. И тайная надежда, что благородные посетители сейчас провалятся сквозь землю и можно будет без помех смыться на площадь.

– Джонни, не желаешь взглянуть на аутодафе?

– Иди ты к чёрту, сэр Вован.

– Хотя бы из любопытства одним глазком глянуть?

– Не хочу.

– Заодно материал для новой книги соберёшь. А то напишешь про казнь, а сам её и не видел никогда. Настоящие шедевры по Википедии не пишутся, Джонни!

Иван скривился, а официант горячо поддержал предложение северного варвара:

– Конечно же, идите, благородные господа! Последнее сожжение ведьмы случилось почти четыреста лет назад, и тем обиднее пропустить нынешнее. О чём вы будете рассказывать внукам? Представьте, сэр, как крохотный малыш спрашивает вас о сожжениях в благословенном Окленде, а вы не сможете ответить. Малютка несказанно огорчится! Да что там огорчится – это же целая трагедия! Пожалейте ребёнка, благородные господа!

Виконт бросил мимолётный взгляд на стол:

– Вообще-то мы собрались пообедать.

– О, даже не беспокойтесь! Всё останется в целости и сохранности, а в честь праздника от лица владельца я имею честь предложить бутылку венсенского семилетней выдержки.

– Одну?

– Две. За счёт заведения, разумеется.

– Но красное вино под лангустов и устриц? – задумался Вован.

– Под бриольский паштет и нежнейшую ветчину собственного приготовления, – медовым голосом уточнил официант. – После зрелища всегда просыпается зверский аппетит, а скидка в половину цены весьма тому способствует!

– Уговорили. – Джонни встал из-за стола и поправил меч на поясе. – Где тут у вас Ратушная площадь?

Идти оказалось недалеко, поэтому коней оставили у трактира под присмотром чумазого мальчишки, приходившегося владельцу «Сломанного смычка» очень дальним родственником. Однако с эскудейро, составляющим одну шестую часть гроша, пришлось расстаться. И здесь платная парковка, мать её…

Демон пёр через толпу и не прилагал к этому никаких усилий – люди слышали тяжёлые шаги и сами расступались перед огромным варваром с секирой на плече.

– Смотри, Джонни, местные паханы с удобствами расположились. – Рост позволял норвайскому риксу видеть всё издалека. – Даже кресла поставили. Кинотеатр, мля…

Действительно, за спинами любопытных Иван разглядел какое-то возвышение, застеленное коврами и заставленное в несколько рядов обыкновенными стульями. Насчёт кресел демон приукрасил – грубые поделки из ближайшего кабака никак на них не тянули.

– Отвянь, гнида! – рявкнул Вова, отодвигая в сторону стражника с алебардой, вознамерившегося закрыть путь к лучшим местам. – Благородную кровь не можешь опознать, морда?

Тот, как житель вольного города, к тому же находящийся при исполнении, имел свой взгляд на дворянство вообще и его отдельных представителей в частности, но благоразумно не стал спорить и освободил дорогу к подиуму.

– Нам точно туда?

– Ага, – кивнул норваец. – Занимаем самые рублёвые места. А кто не успел, тот опоздал.

Иван вслед за варваром поднялся по ступенькам, вызвав недоумённые взгляды у одетых в чёрные хламиды с капюшонами личностей, и чуть не столкнулся с сэром Людвигом, разговаривающим с краснолицым толстяком.

– Отец?

Граф обернулся:

– Джонни? Сын. Познакомься с братом Гругусом, настоятелем Ордена Маммоны в Окленде.

– Виконт Оклендхайм к вашим услугам!

Иван слегка склонил голову, обозначая небрежный, но вежливый поклон высшего низшему, и тут ему в спину ударил крик с площади:

– Куда грабки тянешь, бычара? Ты же педрила, а не палач! В этой зачуханной деревне есть нормальные палачи? Не трогай меня, педофил! Сталина на вас нет, уроды!