Все великие битвы, ну, или сражения — тут уж как кому нравится, рекомендуется начинать рано утром, чтобы более ни на что в течение дня не отвлекаться. Вот и сегодняшняя схватка не стала исключением из правил, установленных древними мудрецами. Оказывается, и они иногда бывают кое в чем правы. Хотя да, отсталый народ эти Тациты с Плутархами и ни черта в современной тактике не понимают. Вот Ганнибал, тот был голова…

Утренняя дымка быстро растаяла под лучами жаркого солнца, слегка задержавшись в низинах и оврагах, и открыла плотную конную толпу, накатывающуюся со стороны восхода. Видимо, всю ночь не спали, торопясь успеть к разграблению богатых Славеля и Татинца. А как же иначе? Ведь не просто так пропали несколько посланных в разведку сотен? Опередили всех и сейчас забивают добычей бездонные мешки. Или хурджины? А без разницы, хрен им в котомку!

— Стрелкам приготовиться! — отдал команду Юрий Всеволодович и на всякий случай продублировал жестами. Авось и поймут.

Подкрепление в передовой полк пришло неожиданно, когда все просьбы о ветеранах разбились о непреклонность Шмелёва. Но вот буквально два часа назад князь расщедрился и направил сюда пару сотен лучников. Белоглазые и невозмутимые данники новоградцев из северных лесов молча, без всякого указания, разместились на деревьях, устроив веревочные гнезда, что выдавало привычку к подобным засадам. На упрек в том, что до противника будет не менее тысячи шагов, так же флегматично пожали плечами и попросили выдать лопаты, намереваясь пересадить столетние дубы поближе. Еле-еле удалось уговорить их занять отрытые заранее окопы.

— Расчеты готовы?

— Так точно! — донеслось в ответ.

— Запускайте боевых големов!

Школяры сноровисто закрутили рукояти диковинных механизмов, заскрипели деревянные шестерни, и из окопов и траншей поднялось и перегородило поле блистающее доспехами войско. И не важно, сколько было потрачено трудов на чистку ржавого и помятого хлама, но результат — вот он. Воины с красными щитами сделали шаг вперед, еще один, еще… Все быстрее поворачивались колеса, и тележки с наряженными чучелами грозно двинулись навстречу не менее грозному врагу. Дубовые рельсы, положенные с небольшим уклоном, заранее смазали салом, и безмолвная рать все ускорялась и ускорялась.

Со стороны степняков, не ожидавших от пешего противника подобной прыти, затрубили рога, призывно и тревожно. Ударили барабаны, отдавая приказы.

— Пошли, пошли, родимые! — обрадовался старый князь атаке барыгов. — Эй, чухонцы, можно начинать!

Белоглазые лучники все так же неторопливо сделали первые выстрелы через остановившееся перед пригорком чучельное войско. И с той же ленцой продолжили, поддерживая в воздухе по пять-шесть стрел.

К большой радости Юрия Всеволодовича, потери не смутили авангард Орды, а лишь раздразнили и разозлили. С воплями, временами переходящими в визг, конница врубилась в пеший строй боевых големов. Желтые, белые, черные, коричневые лица с выпученными от ярости глазами и перекошенными в злобе ртами… Пестрые халаты, отороченные мехом малахаи, шлемы с развевающимися конскими хвостами…

— Ваня, давай, теперь наша очередь. — Старый князь кивнул школяру, яростно накручивающему рукоятку, торчащую из большого деревянного ящика. — Нажимай, что ли…

— Всем в укрытие! — Дисциплинированный паренек убедился в выполнении команды и ударил кулаком по красной кнопке.

Лежащий на дне окопа Юрий Всеволодович явственно ощутил, как вздрогнула земля, а потом над головой пронеслась горячая волна. Он выждал немного и выглянул. Красиво, да! Если только можно назвать красотой разбросанные шагов на двести в обе стороны части человеческих и конских тел, кое-где дымившиеся и мерзко воняющие. Труп врага не всегда хорошо пахнет.

Самоходные чучела, кроме взрывчатки драконьего производства, начиняли рубленным медным и свинцовым хламом, мелким щебнем, а к поражающему действию добавились разлетевшиеся в клочки старые доспехи. Вот только каким образом удалось передать команду одновременно всем саламандрам во взрывателях, старый князь так и не смог понять. Ученый кот что-то говорил об электричестве, пересылаемом на расстояние, но в это верилось плохо — молнии вон какие большие, попробуй их засунь в такой тонкий проводок. Это ведь не пьяную саламандру шилом тыкать. Волхование, не иначе.

— Эй, белоглазые, отходим к Лешакову!

На окрик обернулся ближайший лучник, выцеливающий малейшее шевеление в образовавшейся баррикаде:

— Кута тарапицца?

— Я вот те дам, куда! Марш отседова!

Скопившаяся перед завалом вражеская конница не обращала внимания на сыплющиеся дождем стрелы, а сзади напирали все новые тысячи… Еще чуть-чуть, и барыги преодолеют преграду, и тогда две сотни стрелков и несколько десятков школяров будут просто втоптаны в землю. Досадная помеха на пути, не более того.

— Отходим, сучьи дети!

И в этот момент в забуксовавших на месте барыгов ударила артиллерия. Сброшены ветки, маскирующие деревянные пушки, и выпущенная в упор картечь смяла передние ряды степняков. Еще один дружный залп заставил их попятиться.

— Покажи им кузькину мать! — Неизвестно откуда появившийся рядом с волхвом Базека в азарте колотил по земле разношенным лаптем. — Загоняй их на косогор!

— Чем, хреном твоим загонять? — огрызнулся Серега. — Чуть не половина орудий при втором выстреле развалилась.

— Но ты же…

— Отстань, лохматый, пришибу. Всем уцелевшим — огонь по готовности!

Пушки выплюнули заряды вразнобой, и еще несколько минут доносились гулкие бабаханья растянутой на пару километров цепи. Но вместо того, чтобы отбросить степняков на заранее приготовленные ловушки и минные поля, последние выстрелы произвели прямо противоположное действие — барыги оставили попытки штурмовать позиции передового полка и бросились на артиллеристов. Видимо, изрыгающие огонь колдуны показались меньшей опасностью, чем колдуны, разрывающие себя на мелкие кусочки.

Атакующую лаву встретили залпами ручных пищалей и барабанных огнестрелов. Вот только их было слишком мало, несмотря на работавшие всю зиму мастерские. Не хватало железа, и на переплавку шли даже старые топоры да ржавые дверные петли. Даже кочерги были изъяты в фонд обороны дотошными домовыми. Сейчас выручала скорострельность, но не всегда и не везде — в нескольких местах кочевникам удалось прорваться на линию пушек, и артиллеристы несли первые потери.

— Куда потащил? — прикрикнул волхв на Базеку, вытаскивающего картуз из зарядного ящика развалившегося орудия. — Взорвешься на хер!

— Не твое собачье дело! — Кот ухватил мешок двумя лапами и попросил: — Подожги, а?

Так и не дождавшись ответа, забрал тлеющий фитиль и исчез в неизвестном направлении. Чуть поодаль грохнуло, и Базека появился опять, немного опаленный, но с довольным блеском в глазах.

— Давай еще!

Волхв дал коту пинка и выстрелил в лицо желтолицего всадника в доспехах из бамбуковых дощечек.

— Привет Конфуцию, бля!

— Предупреждай в следующий раз, — Базека опять материализовался на зарядном ящике. — Задница не казенная.

— Поберегись! — Серега встретил следующего барыга с опустевшим барабаном огнестрела и попросту двинул кулаком в конскую морду. Мохнатая лошаденка завалилась на бок, придавив верещащего всадника, которого тут же добил кто-то из артиллеристов.

— Башку пригни, воевода, мать твою за ногу! — Откуда-то сзади высунулось длинное и толстое копейное древко.

Волхв оглянулся — вот она какая, кавалерия из-за холмов, о которой так долго говорил князь. Латная конница, неслышно подошедшая в шуме битвы, действовала по старинке исключительно холодным оружием, без всякого огнестрела. Но этого хватило для того, чтобы степняки дрогнули и откатились назад, разорвав дистанцию. Отступающих били в спину уцелевшие артиллеристы, отвечая десятком пуль чуть ли не на каждую выпущенную стрелу.

Двухметровый детина с длинными усами и бритым подбородком легко спрыгнул с коня и подошел к Сереге:

— Принимай пополнение, воевода. Берестецкий полк прибыл в твое распоряжение.

— А-а-а… а ты кто?

— Тоже воевода, — богатырь протянул руку. — Казимир Бартош из Берестья.

— И чего? У меня приказ — отходить к Лешакову.

— А как же мы?

— Тебя кто прислал? — вмешался Базека.

— Сами пришли, чего такого-то? С похода сразу в сечу — любо! А что, не нужно было?

Волхв мысленно плюнул и так же мысленно схватился за голову. Черт побери, из-за этих добровольцев-энтузиастов постоянно путаются все тщательно продуманные планы. Неужели не хватило времени, чтобы, как порядочные люди, прийти заранее в Татинец, организованно занять позиции на поле боя с четкой и конкретной задачей? Так нет же, считают себя храбрее и умнее прочих и прутся прямо сюда. Многие даже на голодный желудок. Но не прогонять же теперь? С уверенностью можно сказать, что такие полки будут прибывать и после битвы — Савва в своих пастырских поездках был на диво красноречив. А задержки… для задержек наверняка есть уважительные причины. Кого местный князь долго не пускал, руководствуясь мутными соображениями высшей политики, а кто-то просто шел кружной дорогой, не желая прорубаться мечом через земли негостеприимных соседей.

А берестецкий воевода, насколько можно судить по его честной и открытой физиономии, пришел явно не за славой. Нет, конечно, от нее не откажется в качестве приятного дополнения к богатым трофеям, но и только. Сереге не раз приходилось сталкиваться с жителями западных княжеств, постоянно воюющих то с Пшецким крульством, то с хунгарийцами или Лабуссией, и он твердо усвоил одно — для хозяйственного берестчанина добычи слишком много не бывает.

— Казимир, ты карты читать умеешь?

— Что я, неграмотный? — обиделся Бартош. — Я при штурме Кракийского замка лично библиотеку ихнего круля поджег. И дедушка дважды — это у нас наследственное.

— Ага, — волхв развернул на земле пергамент, пробитый в двух местах вражеской стрелой, и ткнул пальцем в устье Трезвы. — Вот где-то здесь у степняков обоз. На десятую часть согласен?

— А остальное?

— Подоходный налог.

— Походный?

— Вроде того.

— Годится, согласен. Твою долю куда принести?

— Не мою, княжескую.

— А он…

— Нет, даже не надейся, тариф окончательный и обжалованию не подлежит. Высочайшее утверждение, не хрен собачий!

…Но даже жестоко избиваемые со всех сторон барыги представляли еще грозную силу. Время от времени у кого-то из военачальников получалось собирать вокруг себя не совсем растерянных воинов и бросать их в отчаянные атаки. Одна из них и столкнулась лоб в лоб со спешащим к обозу Берестецким полком.

Воевода с трудом отмахнулся от налетевшего степняка обломком меча, разлетевшегося в предыдущей схватке, и встретил нового противника ударом огромной булавы. Смяв еще двоих, Казимир раззадорился и как-то незаметно оторвался от своих. Постепенно его вытеснили далеко в сторону, и когда первоначальный запал прошел, возвращаться было уже поздно — вокруг мелькали чужие лица, непонятно отчего недружелюбные, а щит трещал от сыплющихся ударов. Бартош пришпорил коня и, разбрасывая более легких степняков, попытался прорваться. Барыги разлетались, но на место одного павшего вставал сразу десяток, и всем хотелось достать зарвавшегося воеводу.

— Да чтобы вас черти побрали! — выругался в сердцах Казимир. — Прибьют ведь на хрен!

Неимоверным усилием роняющий пену конь вклинился в небольшой разрыв между кочевниками, сшиб барыга, некстати оказавшегося на пути, и рванулся во всю прыть, не обращая внимания на гневные окрики седока. Пущай поорет — лошадиная жизнь и так коротка, а если вовремя не сделать ноги, то и вовсе…

— Извини, воевода, ты не мог бы скакать помедленнее? А то я не успеваю, — прокричал кто-то рядом.

— Дурак, это конь скачет, а я на нем сверху сижу, — огрызнулся Бартош и повернул голову на голос.

Слева, отставая на половину корпуса, верхом на черной козе (или козле?) мчался настоящий черт. С рогами, копытами и свиным пятачком в придачу. Он лихо правил своим средством передвижения, держась за рога. Козлиные, естественно. У седла скакуна болтались в ременной петле трезубые вилы с деревянной рукояткой, а сам черт был одет в кожаные штаны с заплатками на вывернутых назад коленках и жилетку, усыпанную мелкими железными заклепками. Концы повязанной на голове алой косынки победно трепетали на ветру.

— Ты кто таков будешь? — грозно, но удивленно спросил Казимир.

— Как это кто? Черт я.

— Нечистый?

— Сам дурак, — обиделся попутчик.

— А от кого убегаешь?

— Не от кого, а с кем. Просто вот с тобой за компанию, прикольно же! Кстати, просьба всех побрать — точно не шутка?

Впрочем, рогоносец ответа дожидаться не стал, сунул два пальца в рот и свистнул, отчего козел под ним встал на дыбы, а конь воеводы рухнул, перекатившись через голову. А погоня остолбенела — всадники замерли вместе с лошаденками в тех позах, в которых их застал чертовский свист.

Бартош поднялся, потирая ушибленный в падении бок, и тут же в испуге отпрыгнул в сторону. Земля под ногами задрожала и пошла широкой трещиной, откуда, как горошины из стручка, выскочили мелкие чертенята с вилами наперевес.

— Вон тех дикарей быстренько побрать, нам организовать выпить и закусить! — отдал распоряжение черт-наездник. — Пошевеливайтесь!

Чертенята сноровисто перекидали барыгов в трещину. Воевода только поморщился, когда не помещавшихся туда утаптывали копытами и трамбовали откуда-то взявшимся большим бревном. Сделав свою работу, рогатые попрыгали следом, и разлом затянулся, оставив на поверхности маленький столик с бутылкой водки, двумя стаканами и одним огурцом.

— Ты за моей душой пришел? — спросил Казимир и крепко сжал рукоять булавы.

— Зачем мне она?

— Но ты же черт.

— Я русский черт! — Рогоносец гордо вздернул пятачок.

— И?

— И ни хрена! Своих не трогаем.

Воевода снял шлем и почесал затылок. В его голове не укладывалось — как это черту и не нужна человеческая душа.

— Как хоть зовут-то тебя?

— Всяко… в основном матерно, — тяжелый вздох и вдруг погрустневшие глаза. — А так да, Глушатой Преугрюмовичем кличут.

— Еще раз…

— Папу Преугрюмищем звали.

— А-а-а… а я Казимир, — Бартош кивнул в сторону столика. — Угощаешь?

— Таки да, за знакомство.

— Да вроде на службе…

— Мы помаленьку, — успокоил Глушата. — Если только еще за победу, за боевое сотрудничество, за посрамление врагов. И за здоровье князя Николая в обязательном порядке.

— Искушаешь?

— Издержки профессии. Но выпить нужно.

— По глоточку?

— Думаешь, не хватит? — Черт привычно сковырнул когтем пробку и налил по полному стакану. — Гонца зашлем, у нас такие вопросы мигом решаются.

Бартош лихо опрокинул свою емкость и застыл с выпученными глазами и открытым ртом. По побагровевшим щекам покатились слезы. Но наконец закашлялся, смог вздохнуть и потянулся за булавой:

— Отравить хочешь адовым зельем?

— Тю! — ухмыльнулся Глушата. — Это же «Годзилковая особая» местного производства. Выпускается с благословения Патриархии.

— И ты…

— Пьем и ее, чо! Качество и у нас ценится.

— И не…

— Сушняк только по утрам да колокольный звон в башке, а так ничо. Да ты закусывай, Казимир, закусывай! Повторим?

Вторую порцию воевода употребил, следуя инструкции многоопытного черта. Выдохнул резко, занюхал кольчужным рукавом и удовлетворенно крякнул:

— Хорошо пошла. Смотри-ка, друг, это не твои показались? Зови к столу.

Глушата глянул на приближающихся всадников и помотал головой:

— Мои такими грязными не бывают. И тем более не крестятся слева направо.

— А как же они крестятся? — оживился Казимир.

— Вообще никак, — пояснил черт. — Не умеют. Погоди… это же вроде рыцари?

— Такие грязные? И каким чертом их сюда занесло?

— Я не заносил.

— Верю.

Бартош подождал, когда всадники приблизятся, и спросил, тщательно выговаривая слова вдруг ставшим непослушным языком:

— Вы за кого, за наших? Чо? Почему грязные? И какого хрена вообще?

Командир отряда коротко поклонился, не слезая с коня:

— Я маркиз ди Мьянетта, а это мои люди. Мы видели, как ты бросился в одиночку в погоню за многими тысячами…

Воевода приосанился и гордо погладил свисающие чуть не до груди усы.

— И вижу, что подоспели вовремя, — продолжил маркиз. — Тебя искушает дьявол!

— Да? Глушата, ты дьявола тут не видел?

— Нет, а что?

— Говорят, он меня искушает.

— Зачем?

— Не знаю. Маркиз, зачем ему это нужно?

— Не знаю, — растерялся ди Мьянетта. — Но вот же он перед нами.

— Попрошу без оскорблений! — обиделся черт. — В зеркало давно смотрел?

— Тихо! — прикрикнул Казимир. — Никаких споров между союзниками! Маркиз, водку пить будешь?

Ди Мьянетта согласился, поскольку уже три дня чувствовал себя руссом, и скомандовал отряду привал. Только вот мирного отдыха не получилось — послышался топот неподкованных копыт, и градом посыпались стрелы. Первая же разбила вдребезги бутылку. А вторая воткнулась в погрызенный огурец.

Спешившиеся рыцари встретили барыгов в мечи, благо большинство из них было ростом выше сидящего на лошади кочевника. А рассерженный черт ухватил с седла свои вилы и бросился в рукопашную. Вот он увернулся от брошенного копьеца и засадил острия в бок сморщенному, словно урюк, халифатцу, неведомо как затесавшемуся в Орду. Сидел бы дома под финиковой пальмой, доил бы верблюдов с верблюдицами, и живым мог остаться. И так… извини, личное! Вот Глушата вкрутился винтом между двумя всадниками и захлестнул хвостом ногу ближайшего коня, потом чуть дернул задницей и пришпилил к земле упавшего противника. Второго в прыжке достал копытом в лоб, сам не удержался и покатился кувырком, уходя из-под ударов.

Черт так увлекся боем, что не заметил брошенного шипастого шара на тонкой цепи. Метательный снаряд со звоном стукнул по затылку и срикошетил прямо в лицо подбирающемуся сбоку барыгу. Красная косынка слетела, обнажив розовую лысину, а сам Глушата недоуменно почесал ушибленное место.

— Наших бьют! — Братья де Биле первыми бросились на выручку.

Пусть рогатый, пусть с пятачком и хвостом, пусть одет в сущее непотребство, но это наш черт, и обижать его можно только нам! В благородной ярости рыцари добивали остатки набежавшей сотни и не обращали внимания на попытки сдаться в плен. Но вот уже мечи перестали звенеть о чужие шлемы, и наступила блаженная тишина, нарушаемая только дальними выстрелами пищалей и частыми взрывами на минных полях.

— Казимир, ну нет нам покоя, — пожаловался Глушата, цепляя вилы к седлу боевого козла.

— А что делать? Война…

Черт наморщил лоб, о чем-то задумавшись, и предложил:

— А давай мы их всех победим?

— Дело хорошее, — одобрил воевода. — Но тебе-то зачем нам помогать?

— Точно, — с грустью в голосе согласился Глушата. — Моя натура требует вредить, а не помогать.

— Это неправильно…

— Да, но такова жизнь… я обязан делать неправильно, иначе помру.

— Проблема.

— Ага… А знаешь что, Казимир? Хрен с ней, с жизнью — помогу! Хоть это и неправильно.

— Как ты сказал?

— Ой… так я… да это же… а нам лапшу на рога вешали… Да я этим козлам рыло начищу!

Боевой козел возмущенно заблеял, и черт успокаивающе потрепал его по морде:

— Не бойся, Харлам Давыдович, это не про тебя.