Глава 37

Конец первого десятилетия 21 века от Рождества Христова. Москва.

Казино «Империя» я посещал второй раз. В первый раз, летом, туда затащил меня Николай Казюра, он же Коля Курский, обладатель серебряной карты, позволявшей без покупки «лаки чипс» проводить с собой ещё двоих потенциальных лохов. Он провёл одного лоха. Меня.

Проиграл я тогда немного, долларов сто. Зато, потом, по русской традиции, мы с Николаем Ивановичем, напендюрились там же коньяка, на сумму раза в три превышающую проигранные деньги. Святое дело — традиция…

Сегодня вечером пришёл один. Оля гостила у мамы в Томске, контроль отсутствовал, устремления присутствовали и указывали «правильное» направление…

Для начала, поднявшись на второй этаж, повернул налево и, набросав в тарелку разной закуски, оглянулся в поисках свободного места за столиками. За ближайшим ужинал молодой человек, остальные стулья пустовали.

— Свободно? — и не дожидаясь ответа, поставил тарелку напротив «клиента игрового заведения». — Мы с Вами, случайно, нигде не встречались?

— Можьет быть, — мой сосед произнёс эти слова, и его акцент сразу выдал парня. Я вспомнил, где именно видел раньше этого улыбающегося американца. — Садьитесь, пожайлуста.

— Угу, — я уселся и сразу повернулся к официантке. — Сто коньяка можно?

— Конечно, у нас можно всё, — отреагировала та и улетела выполнять заказ.

— А почему сегодня без значка? Месяц назад, в Химках, у Вас, помнится, вот здесь, — прикоснулся к лацкану своего пиджака, — чёрная штуковина блестела. Или я что-то путаю?

Американец наморщил лоб, пытаясь вспомнить, когда мы с ним встречались. Наконец, улыбнувшись, как улыбается президент США (у каждого их президента всегда рот до ушей), ответил:

— Да, я бываю в Химках. А что, мы с Фами там разговарьивали?

— А то, — срифмовал я ответ. — Вы меня даже на свою «службу» приглашали. В район «Водного стадиона». Обещали растолковать суть Книги Мормона. Я, правда, прийти не смог…

— Да, да, правда, — по-русски обрадовался янки. — У меня это вот здесь, — он достал из кармана чёрный бэджик. — Я сейчас не на работе.

— А я думал это не работа, а, так сказать, общественная нагрузка.

— Ну да, это не есть совсем работа. Это больше для души. Я думаю, каждый человек должен хоть раз в жизни задумайтся…

— Ой-ёй-ёй… — я поморщился и встряхнул головой. — Ты мне это уже рассказывал. В Химках. Не хватало ещё в казино выслушивать фантастические рассказы о пересечении Тихого Океана евреями во времена, когда и кораблей-то не было. Не грузи. О, кей?

— Хорошо, — иностранец спокойно воспринял мою манеру переходить на «ты» в процессе шапочного знакомства. — Вы москвич?

— А ты?

— Я? О, да, я понимаю Вашу шутку…

— И я не москвич. Я сибиряк. В столицу недавно переехал. Как только здесь стали мои альбомы музыкальные выходить в массовый тираж. Выпьем? — принял из рук официантки широкую рюмку с коньяком и протянул её навстречу, наполненному красным вином, фужеру американца. — За штат Юта!

— Почему?

— Потому что Юта, край, где мормоны живут круто, — улыбнулся и выпил всю сотку. — Новая песня получается. Шансон, ети твою мать. Надо будет Шуфутинскому продать.

— Я не из Юты, — американец отхлебнул вино. — Будьем знакомы.

Как ни странно, его звали не Биллом или Джеком, а, вполне по-русски, Иваном. Корни представителя «самой свободной державы вселенной» были саратовскими. Через час мы интернационально наклюкались и пошли «поднимать деньги» к столикам рулетки. Проиграв «положенную для лохов сумму», вернулись к забаве исконно русской — неумеренному употреблению алкоголя.

— Я крепкие напьитки не буду, я вино пил, — попытался сопротивляться Иван заказанным мной двум порциям коньяка.

— Тогда давай пить водку.

— А что, водка разве не крепкий напьиток?

— Конечно, нет.

— Давай, — сломался американец, вполне по-русски, залихватски запрокинул рюмку заказанной мной ранее прозрачной вкусной гадости и запил соком. — А что за музыку ты сочиняешь?

— Я сочиняю стихи. Затем перекладываю их, в зависимости от ассоциативности, на музыку самых разных форматов, от эстрады до арт-рока. Я вообще далёк от жанровой однотипности. Другое дело, что выпускающие лэйблы отбирают только те песни, которые, по их мнению, укладываются в рамки формата «Шансон». Не слишком сложно объясняю? Для меня это вообще больная тема.

— Французский шансон?

— Русский, — я достал из кармана пиджака диск с моей фотографией на обложке и протянул Ивану. — Самый русский из всех жанров, какие только существуют. Дарю.

— А почему тогда «шансон»? — он покрутил сидюк в руках.

— А почему тогда «Книга Мормона» — религиозная, а не фантастическая литература?

— О, да, я понимаю твой юмор, — он вежливо улыбнулся. — И можно автограф?

— О, да, я тоже понимаю твой сарказм. Можно.

Американец не обиделся на то, что я его передразниваю. Если все те «вьюноши» в безукоризненных белых рубашках, галстуках и со стандартными улыбками, что парят мозги народам пяти континентов, борясь за влияния на эти запаренные мозги и деньги, что отдают в дальнейшем обладатели этих мозгов, так же восприимчивы к сатире, то… Во всяком случае, становиться понятным, почему они завоевали такое положение в мире, зомбируя ищущих духовную отдушину «материало-человеков». Американец спокойно разглядывал играющих в казино московских буржуев.

Начался очередной розыгрыш билетов, которые посетитель получает на входе. С помпой и полуголыми девицами. Несколько тысяч долларов выиграл пузатый дядька, по-видимому, завсегдатай заведения (на моих глазах он швырнул в барабан пачку таких билетов). Дядька преспокойно отошёл к столикам рулетки проигрывать выигрыш (каламбур).

— Мы с тобой, Андрей, ничего сегодня не выиграли, — Иван повернулся в мою сторону и посмотрел «участливо, по-американски».

— Иногда полезнее не выиграть, а проиграть, — я зубочисткой «некультурно» выковыривал мясо из зуба мудрости.

— Очень интересно, и когда конкретно?

— Например, сегодня.

— А для чего тогда играть, если цель проиграть? Не проще ли выкинуть деньги, ну или фишки в урну?

— Нет, смысл в том и состоит, чтобы, сознательно проигрывая, набирать очки. Многие игроки кидают специально в автоматы монеты, зная что, проигрывая таким образом, они наполняют банк до критической массы. И потом берут сразу всю кассу.

— Бывает, что пока они наполняют банк, подходит игрок со стороны и одной монетой забирает весь выигрыш у умников из-под носа, — и представитель секты последователей учения Мормона широко улыбнулся. Не понравилась мне его улыбка. Внизу живота тушканчики заскребли. Давно я этого чувства не испытывал. Давно…

— Случается и такое.

— Значит, Андрей, ты сегодня проиграл деньги для того, чтобы потом выиграть?

— Не я проиграл, мы оба проиграли.

— Ну да, я тоже не выиграл.

— Замечательно, — и, в свою очередь, улыбнулся собеседнику. — Я, значит, проиграл, а ты, всего лишь, не выиграл.

— Это только игра слов. И что, ты планируешь, в дальнейшем, много денег выиграть?

— Да нет, я на другом фронте отыграюсь. Не на финансовом. Мне, вообще, деньги халявные противопоказаны, как и любая другая халява. Можно даже не пробовать.

— Кем противопоказаны?

— Сложный вопрос. Я много раз пытался себе на него ответить. Раньше. Сейчас не пытаюсь. Лет десять последние. Если надо, у меня и так будет то, что нужно. Но не на халяву. Хотя для кого-то другого, если это мне лично не принесёт никакой выгоды, показательное чудо сотворить могу.

— Как это?

Я кивнул в сторону игрового зала:

— У тебя ещё, кажется, фишки остались?

— Одна есть, — Иван порылся в кармане и достал двадцатипятидолларовый кругляшёк. — Я её хотел перед уходом использовать.

— Иди, поставь на 11 чёрное в сектор «Тьер», вон на том столе, где брюнетка симпатичная рулит.

Он улыбнулся, но с места не тронулся.

— Иди, иди. Тебя они всё равно не спасут, а так, «вдруг», повезёт…

Американцу повезло «вдруг» и сразу. Я-то на эти фокусы, в исполнении Александра, ещё в начале девяностых насмотрелся. Теперь вот сам показываю. Когда Иван притащил кучку фишек почти на девятьсот баксов, выражение лица у него было совсем не как у дяди Сэма.

— Выиграл…

— Ну а я что говорил? Тебе сегодня повезло.

Иван поставил фишки двумя стопками на стол, и некоторое время молча смотрел куда-то за моё плечо. Потом поделил фишки пополам и отодвинул одну половину мне.

— Это ты, таким образом, арифметически, вывел моё участие? — я, вдруг, проголодался и насадил на вилку кусок красной рыбы.

Американец пожал плечами:

— Скажи сам, сколько?

— Нисколько. Я же говорю, мне так нельзя. Погоди, прожую… Вот… Я конечно, если бы очень захотел, мог и сам эти деньги выиграть, но тогда были бы нарушены некоторые правила, и в дальнейшем мне пришлось бы жить совсем по другим законам. И всё в угоду эффектности и сиюминутной наживе. Лучше я сегодня проиграю. Поешь…

— Не хочу, — он подозвал официантку и заказал водку. Пока та несла заказ, смотрел в сторону и ничего не говорил. — Ладно, первый вариант — нам просто повезло, — Иван выпил водку и поставил рюмку. — Предположим. Другой вариант — ты мафия, и вы тут все заодно. Может быть. Третий — стечение обстоятельств или, как у вас в России любят говорить — чудо! Хотя, чем этот вариант от первого отличается? А если я сейчас все эти фишки поставлю на одиннадцать?

— Думаю, проиграешь. Хотя, чем чёрт не шутит?

— Кто?

— Это у нас поговорка такая, — я откинулся на спинку стула и засмеялся. — Надо было сразу много ставить. Теперь поезд ушёл…

— Надо было… — сектант почесал переносицу. — Так сколько твоих чипс, сколько моих?

— Я-то тут при чём, ты же играл.

— Нет, я выиграл, а играл ты. Или… Или, наоборот, играл я, а выиграл ты…

Он произнёс эту фразу, и тут до меня дошло: «А парень-то понимает! Врубается американец. Может быть не во всё, но суть уловил…»

— Как ты назвал это… Ну, слово…Халва?

— Халява.

— Странное слово. Ну, так и как, раздъелим?

— Нет, Ванька, — прикольно, по отношению к иностранцу, звучало это уменьшительно-ласкательное русское имя. — Я закон нарушать не хочу. Поеду, пожалуй, спать, — поднялся со стула и протянул руку. — Рад был познакомиться. В русском казино, сделанном по американскому подобию, с американцем, носящим русское имя. Интересный вечер получился. Счастливенько!

Спустился вниз, сел в специальное, бесплатное, белое такси и уехал в Химки. Сегодня наигрался…

Перед сном залез в электронную почту. Разумеется, пришло письмо из Томска. Миклуха, как обычно, жаловался на свою тяжкую долю, рассказывал о том, как его прошедшей ночью атаковали пауки и скелеты, как он спасал верхние слои Шаданакара от всяких мудаков из космоса, как боролся с чёрными силами против инвольтации демоническими существами прелестей нашего мира и города Томска в особенности… Короче, потерял много энергии и завтра пойдёт к парапсихологу подзаряжаться…

Выключил компьютер и упал на кровать.

* * *

Город Томск являлся одним из самых «продвинутых» городов мира. Продвинутым, в плане попыток её жителей «проникнуться неизведанным и отведать несъедобное». Даже если допустить, что мне последние пятнадцать-двадцать лет нормальные люди не попадались вообще, потому как я сам не совсем нормальный, всё равно количество парапсихологов, целителей и просто «великих посвящённых» на душу населения здесь било все рекорды. Девиз Томска — «В каждом подъезде по экстрасенсу», жирной прописью торчал над культурным именем города — Сибирские Афины.

Когда в сентябре 2000 года я просовывал объявление в щель ящика редакции местной газеты «Курьер»: «Тридцатидвухлетний крепкий мужчина, имеющий опыт службы во французском иностранном легионе, ищет работу», то примерно догадывался, кто именно позвонит по контактному телефону. Отказав, по очереди, двум, толи сумасшедшим, толи насмотревшимся сериалов барышням в устранении их мужей и любовников, я согласился на встречу с мужчиной, представившимся Вячеславом.

К разговорам о «голосах из Космоса» он перешёл сразу же после рассказа об основной работе — перевозке продуктов питания из Кемерова в Томск. Разумно рассудив, что возить йогурты из одного города в другой перспективнее, чем отстреливать неверных любовников, я с предложением о совместной работе согласился. Касаемо Космоса также поделился со Славой некоторыми соображениями, после чего тот с радостью повёл меня знакомиться в гости к местному «гуру» — Талолаеву Талолаю Даниловичу.

«Гуру», как потом оказалось, очень не любил, когда к нему приходили без предварительного звонка. Однако меня он встретил достаточно приветливо и, не терпя панибратства при общении «с народом», на удивление (в основном для приведшего меня Славы) спокойно отреагировал на мою идиотскую привычку сразу переходить на «ты» в разговоре с малознакомыми людьми. В дальнейшем, мы частенько сидели вечерами у него в квартире, мило беседуя за чашкой водки, благо наши дома находились через дорогу.

Новый компаньон по работе, Вячеслав, был одним из пациентов Талолая Даниловича. При этом он посещал сеансы ещё одного парапсихолога, проживающего неподалёку, поэтому стоит ли поражаться тому, сколько пёстрых тараканов резвилось в голове моего напарника. Спасало то, что к работе Слава относился очень ответственно и дела наши, худо-бедно, но шли в гору.

В середине восьмидесятых Талолаев (нижеприведённая информация выложена здесь целиком с его слов) являлся руководителем подпольной научной группы, базировавшейся в Томском Политехническом Институте. В восемьдесят пятом году он и учащийся этого учебного заведения А. Г. собрали компанию интересующихся аномальными явлениями студентов, веривших, что с помощью гипноза можно реально путешествовать в пространстве и времени, и провели ряд экспериментов. Владеющий гипнозом А. Г. вводил одного из членов группы в состояния гипнотического сна, и тот, начинал подробно вспоминать мельчайшие детали своей жизни. Когда же попытались заглянуть во времена совсем далёкого прошлого, парень, на удивление назвался другим именем и продолжал рассказывать так, если бы действительно жил в те времена. Проникнуть в будущее не получалось. Человек видел только непонятную темноту. В других экспериментах парень, ведомый чужой волей, проникал через физические ограждения (стены и прочие препятствия), рассказывая о том, что при этом видит. Начиналось всё с банального подглядывания за девушками из общежития института. Затем опыты продолжились в другом направлении. А. Г. заставлял ведомого вселяться в преподавателя на лекциях, при этом ничего не ведающий учитель начинал писать на доске неприличные слова и нести всякую околесицу. Так, со временем, экспериментаторы научились следить за любым человеком, читать его мысли и даже управлять волей этого человека.

Наконец, ещё один эксперимент сводился к тому, что ведомый преодолевал в свободном полете гигантские расстояния и рассказывал, что происходит в эту минуту, например, в космосе.

Всё прекратилось в момент, когда А. Г. решил «внедрить лазутчика» в тело девушки, в которую был влюблён один из членов группы, и которая никак ни хотела отвечать взаимностью. Ведомый неожиданно затрясся и упал со стула на пол. Когда его привели в чувства, парень рассказал о том, что в момент, когда он начал ощущать себя той самой девушкой, угол комнаты раздвинулся и вместо него возник огромный зелёный глаз. Причём ведомый явно почувствовал угрозу жизни.

Некоторое время ушло на то, чтобы уговорить ведомого продолжить опыты. Но сразу после начала сеанса последний неожиданно заговорил чужим низким голосом. Некто объяснил, что ребята влезли не в своё дело, нарушили некие космические законы и этику, и необходимо эксперименты прекратить, иначе у всех возникнут проблемы. Этот некто просто «замкнёт для них время». Те не послушались, и по ходу следующего сеанса ведомый упал со стула и задёргался, как во время эпилептического удара. Испуганные экспериментаторы, тем не менее, успели за нескольких секунд вернуть коллегу к жизни. С этого момента ведомый превратился в медиума — передатчика слов и мыслей неизвестной сознательной силы.

Незнакомцы (раз уж экспериментаторы оказались такими упёртыми) предложили сотрудничество и помощь в познании друг друга. Причём решающим фактором являлось то, что люди успели вывести ведомого из транса в течение трёх секунд. В противном случае, по утверждению незнакомцев, парень непременно бы погиб, а все участники группы сидели бы в тюрьме. Для простоты общения они предложили называть себя зелёными, по цвету огромного глаза увиденному ведомым. Местом своего пребывания зелёные назвали какие-то оси, вокруг которых по спиралям вращаются галактики, вселенные…

В течение последующего времени они поведали членам группы особенности устройства вселенной и человека, научили методу гипноза Талолаева, так что теперь два человека могли вести медиума, назвали адреса проживающих в Томске тяжело больных людей, от которых отказались врачи, и заставили этих людей вылечить (предварительно обучив целительству), и даже познакомили с ещё двумя цивилизациями. По принципу цветовой ротации одних назвали голубыми, других чёрными. И теперь уже несколько медиумов сразу могли вести разговор, как между людьми и представителями других цивилизаций, так и между этими цивилизациями. Причём голубые, якобы узнали о существовании зелёных именно на таком сеансе.

К чести Талолаева, он все эти сеансы записывал на магнитофон, и у него собралась довольно внушительная коллекция разнообразной голосовой информации. Также, он тщательно конспектировал всё, что услышал и увидел, вёл протоколы всех без исключения событий. В дальнейшем проведённые эксперименты подробно описал в своей книге «ЗОМБИ» некто Зеленин (он же Владимир Николаевич Зорев). Вначале, самиздатовская книга тиражом в несколько тысяч экземпляров влёт разошлась по рукам интересующейся публики. А некоторое время спустя, Зорев издал книгу официально.

Примерно в середине декабря 2000 года я, прихватив три литра пива, зашёл в гости к Данилычу и попросил дать мне все кассеты для прослушивания. Мы частично, под пивко, «проанализировали» отдельные интересные, с его точки зрения, моменты бесед, а остальное он разрешил взять с собой.

* * *

«Но от тайги до британских морей…» Гимн ЦСКА, взамен стандартного рингтона на моём сотовом телефоне, доносился из дальней комнаты. Что, опять Гинер всё купил?..

Я, поморщившись, нехотя встал с кровати и побрёл искать «музыкальную шкатулку». Мобила валялась возле дивана. Взглянул на определитель, на котором высветился незнакомый мне номер, и нажал зелёную клавишу.

— Алло! Это Андрей Школин? — голос принадлежал женщине.

— А Вы кому звоните?

— Андрею Школину.

— Значит, попали в цель. Слушаю Вас.

— Вы меня, наверное, не помните. В середине девяностых мы ехали в одном купе из Киева в Москву. Вы ещё про Париж рассказывали. Меня Натальей зовут. Вспомнили?

— Ну… Припоминаю… А откуда Вы узнали мой телефон?

— Вы на прошлой неделе одному из наших братьев свой диск подписали и номер там же оставили. Я увидела фото и сразу вспомнила, как мы беседовали, и как Вы обещали нам позвонить, потом. Но не позвонили.

— Брата вашего Иваном зовут?

— Да, да. Только правильно не Иван, а Иван, — женщина сделала ударение на первый слог. — Он американец, и Вы с ним где-то встречались. Он говорит, что Вы очень интересный человек.

Где-то — это в одном из злачных мест Москвы. Видимо у американца была причина скрывать настоящее место нашего с ним знакомства.

— И что Вы хотите?

— Может быть, Вы придёте к нам в гости, тем более, раньше обещали. Это недалеко от Вас, в районе «Водного стадиона». Вы ведь в Химках живёте? Мы могли бы встретиться завтра. Иван будет ждать в центре станции «Водный стадион», в десять утра, если Вас устроит.

Угу, ага, ого… Я с несколько секунд раздумывал, прежде чем ответить. Ни до чего не додумался, лишь промычал в трубку:

— Перезвоните мне, пожалуйста, вечером, часов в десять, — и выключил телефон.

Тушканчики-то, оказывается, не зря желудок скребли. Умные животные эти тушканчики. Столько лет сидели в клетке, ничем себя не проявляли, и вдруг, бац!..

Наталья Мережко — супруга Владислава Мережко. Последнего из четырёх «могикан». Единственного, кого я не искал специально. И кто, в итоге, кого нашёл?

Можно, конечно, отключить телефон. Но ведь не телефонную компанию обмануть пытаюсь. И не тушканчиков. Да и лет мне уже не двадцать пять, когда казалось, любую лужу перепрыгну, не забрызгавшись. За эти годы научился к лужам, точно к океанам, с уважением относиться.

Зафиксировал принятый номер именем «Натали» и, положив сотик рядом с обычным телефоном, пошёл ставить кофе. Ладно, посмотрим…

 

Глава 38

Вряд ли справедливо утверждение о том, что именно Москва является родиной «синдрома ИБД». В других городах, а так же в странах Европейского Сообщества, мне, конечно же, приходилось сталкиваться (а иногда и участвовать) с подобным явлением. Но в столице России, где были сконцентрированы все денежные запасы государства, ИБД бросалась в глаза особенно.

ИМИТАЦИЕЙ БУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ занималась чуть ли не половина жителей Москвы. Если в провинции люди, в основном, добывали средства на пропитание, ведя ожесточённую борьбу с суровой державной действительностью, то здесь нужно было просто попасть в нужное место и постараться на нём удержаться, по возможности, дольше. Способов удержаться существовало достаточно. Как-то: целый день звонить по офисному телефону, требуя соединить с таким же страдающим от ИБД абонентом, сосредоточенно щёлкать клавишами компьютера, выискивая в интернете сведения о добавленной стоимости на несуществующую продукцию, и так далее… Главное, что бы шеф видел твою активность и получал моральное удовлетворение от мысли, что его подчинённые, в отличие от создающих ИБД конкурентов, загружены необходимой и полезной работой.

У Николая Ивановича Казюры подчинённых не было. Коля Курский, а именно такой творческий псевдоним заменял не совсем звучную фамилию, вынужден был заниматься ИБД за всех один. По крайней мере, сегодня. Он снимал номер в гостевом доме «Тбилиси», недалеко от Никитских Ворот, днём пафосно называл его офисом, а ночью банально спал на «офисном» диване. В данный момент, Николай, развалившись в кресле, задумчиво чесал пятернёй левую голую ногу и разглядывал приклеенный к стене плакат с изображением престарелой поп дивы. Самым примечательным местом плаката были ярко красные трусы угасающей звезды российской эстрады.

— Привет, Коля! Что делаешь? — я вошёл в номер и прикрыл за собой дверь. — Я думал, ты ещё спишь.

— Какой там. Работы валом, — Курский, не отрывая взгляда от нижнего белья певицы, протянул руку. — Сейчас звонили по поводу продюсирования одной рок-команды, вот думаю…

Николай занимался шоу-бизнесом. Что это такое, применительно к нашей стране, не знал никто, но всевозможных продюсеров и шоу-менеджеров в Москве было явно больше, чем водителей трамваев. Псевдоним «Курский» прямо указывал на местечково-территориальную привязанность Козюры определённой географической области. А именно — Курской. Хотя, сам он всегда утверждал, что является уроженцем северного Казахстана, и сменил историческую родину, лишь повинуясь велению сложного политического катаклизма.

— А ты чего в такую рань припёрся?

— Жену на работу отвозил.

— Приехала Ольга?

— Ага… — присел на стул за компьютер и достал флэшку. — Я тут повожусь у тебя?

— Возись, мне-то что, — и курский продюсер опять погрузился в созерцание «шоу-бизнеса».

Я сознательно решил воспользоваться чужим компьютером. Николай вскоре переезжал из своего «офиса» и оставлял технику прежним владельцам. А что было на флэшке, я не знал. Очень уж не хотелось знакомиться с вирусами.

Сей носитель я обнаружил в своём почтовом ящике вчера вечером. В конверте, с моими инициалами и адресом. Разумеется, без указания — от кого…

Щелкнул мышкой и увидел какие-то рисунки, пиктограммы и монтированные фотографии. Больше других запомнилось фото белой, изогнутой литерой «S» цепочки на тёмном фоне. Примерно с полчаса вглядывался в монитор, примерно, как Курский в красные трусы на плакате. Наконец мы оба устали от столь достойного занятия.

— Ну и что там у тебя? — закурил сигарету Николай. — Интересное что-нибудь?

— Да уж… — я вытащил образец китайской промышленности и выключил компьютер. — У меня сегодня встреча намечается. С женщиной. Интересной…

— Во, как! — оживился хозяин офиса. — Кто такая? Я её знаю?

— Расскажу после, — я протянул руку попрощаться, а потом просто махнул ею. — Зайду ещё сегодня, наверное.

Спускаясь на лифте вниз, вновь почувствовал наличие тушканчиков где-то внизу живота. Зверки брыкались, скребли и хулиганили…

Встречу Наталье специально назначил на Старом Арбате. С тех пор, как переехал жить в Москву, ещё ни разу не гулял по этой культовой столичной улице. Прошёл по подземному переходу через Арбат Новый и вскоре толкался в людском потоке возле музыкального магазина «Союз». Всё, как и десять лет назад, вот только улица другая. Солидная, богатая, жирная облепившими её дорогими ресторанами и пабами. Раньше было лучше. Раньше Арбат был душой Москвы. В какое место тела столицы превратился он сейчас?

— Андрей?!

Ух ты, какая толстушка! И глаза горят по настоящему. Светятся из-под линз очков. Или просто блики на стёклах?

— Здравствуйте, Наташа.

— Я Вас сразу узнала. Вы совсем не изменились, вот только волосы длиннее. Раньше ёжик был.

— Ну, волосы и сейчас не намного длиннее. А Вы тоже почти не изменились, — соврал и махнул рукой в направлении улицы. — Прогуляемся?

— С удовольствием.

Некоторое время шли молча, делая вид, что с интересом рассматриваем пёстрые достопримечательности Арбата. Наталье надоело первой.

— Вы тогда в поезде обещали позвонить. Что ж не позвонили?

— Нормально… Лет пятнадцать прошло. За это время Вы, наверное, тысячи визиток раздали. Вы всем потом звоните, кого случайно встречаете?

— Нет, просто меня Иван очень рассказом заинтересовал. А потом диск показал. Вы ведь ему телефон оставили? Вот я и подумала, что было бы неплохо позвонить, — она улыбнулась и обнажила очень ровные белые зубы. — Как старому знакомому.

— Странно, я помню, раньше ваша организация по-другому именовалась. А сейчас Вы с «мормонами» сотрудничаете. Или оба течения из одного бюджета финансируются?

— Это хорошо, что ты запомнил наш разговор, — женщина перешла на «ты» именно так, как обычно делаю я сам, хотя тогда в поезде мы тоже быстро перешли на упрощённую форму общения. — В своё время я ушла из «Церкви Христа». Это отдельный разговор. А сейчас работаю там, где, считаю, мне надлежит быть.

— Мне будешь сейчас рассказывать, как мужик американский в своё время «Книгу Мормона» откопал?

— А что, Иван уже рассказывал?

— Нет, Иван мне показался достаточно умным человеком, чтобы этого не делать.

— Вот и я не буду. Зайдём куда-нибудь? Или на улице присядем? О чём задумался?

Мы стояли на том самом месте, где много лет назад Иришка обсуждала с местным бомжём, проблемы различия взглядов на одни и те же вещи. Только вместо столиков пельменной, в этом закутке находился иностранный паб, где пиво подавали, скорее всего, совсем не жигулёвское.

— Я здесь в девяносто втором при очень интересной беседе присутствовал. Место, вот, только, очень изменилось. Давай присядем?

День был тёплым. Бабье лето. Какое-то вьющееся растение облепило террасу, где стояли резные столики. Официант предложил на выбор несколько мест, благо посетителей почти не было, и сразу же принёс меню. Заказали два кофе. Заказ был выполнен на удивление быстро.

— И что это была за беседа? — Наталья размешала маленькой ложечкой сахар. — Интересная, наверное, если ты её за столько лет не забыл?

— Интересная, — я свой сахар убрал с блюдечка. Не люблю сладкий кофе. — Между ребёнком и местным охотником за пустой стеклотарой.

— На предмет чего?

— На предмет отсутствия взаимопонимания. Почему, например, когда некоторые люди смеются, глаза их остаются серьёзными. Или почему домовладелец радуется тому, что у его соседа сарай горит.

— И почему?

— Потому что он его и поджёг…

Женщина поправила очки и отпила горячую жидкость.

— А кто до этого додумался?

— Девочка. Маленькая девочка. Сейчас бы она уже в институте училась… Твой муж тоже вместе с тобой американскую субкультуру языческим российским массам прививает? — спросил как бы невзначай, в промежутке между глотками.

— Кто? Костя? — она удивлённо приподняла брови.

— А что, твоего мужа Константином зовут? А как же Владислав, который Мережко? — теперь удивился я.

— Так я уже не Мережко. Восемь лет как мы с Владом в разводе. Ты с ним разве знаком?

— Ты в поезде тогда рассказывала.

— А-а… Нет, я с ним вижусь периодически, но не часто.

— И чем он занимается?

— Бр… Не пойму. Почему ты спрашиваешь?

— Можешь не отвечать. Это ведь не я предложил нам встретиться. Хочешь, пошли по домам.

Наталья неопределённо повела плечом, потом порылась в сумочке и достала визитку:

— Держи, если интересно, сам всё узнаешь.

— Спасибо, — не читая, сунул картонку в карман. — А почему развелись?

Она не стала давать неопределённый ответ на необязательный вопрос. Слишком заметно было, что я спросил не из любопытства, а просто машинально. Женщина поставила сумочку рядом с собой и закурила сигарету.

— Разве мормоны курят?

— Когда никто не видит. Андрей, ты ведь к нам не придёшь?

— Скорее всего, нет.

— Не категоричный ответ, уже хорошо. Ой!..

За моей спиной что-то упало. Оказалось, не что-то, а кто-то. Какой-то бомж (везёт мне на них в этом закоулке) в грязной одежде плюхнулся на пол между столиками, прямо возле меня. Я непроизвольно отодвинулся, но он, зыркнув по-пиратски единственным глазом (другой был полностью затянут бельмом), схватился липкой рукой за рукав рубашки. Схватил не осознанно, пытаясь сохранить равновесие. Я отдёрнул руку, однако «Значок-2» повис на ней, точно бультерьер на фуфайке. Приподнялся, чтобы поменять точку опоры и вдруг полетел через бомжа и тоже оказался на полу. Шум, крик Натальи, охранник и бармен, пытающиеся нас расцепить. Через секунду оба тоже барахтаются в одном общем клубке. Разруха и хаос. Менты, когда не надо, всегда появляются вовремя. У охранника лицо разбито, кто это сделал? С бомжём даже разговаривать не стали, пинка под зад с предупреждением больше здесь не появляться. Охранник утверждает, что по морде ему именно я заехал. В паспорте нет столичной регистрации. В общем, дальше разбираться в отделении будем…

В отделе удалось убедить охранника, что нос ему официант разбил, а всё остальное свалили на бомжа. Впрочем, так оно, видимо, и было. Подарил дежурному майору такой же дежурный СД и с чистой совестью, в сопровождении Натальи и потерпевшего вышибалы, вышел на улицу. Образовавшуюся на душе кучу навоза освежил мыслью, что за кофе платить не пришлось…

Извинился и попрощался с Натальей, а сам двинул назад в гостевой дом «Тбилиси» к Коле Курскому.

Чё за хрень!!!

* * *

— Как-то всё сумбурно и нелепо произошло. Даже пообщаться толком не успели…

— Да уж… — я переложил мобилу из левой руки в правую. — Бывает. Ладно, мы ведь не последний день в Москве. Наговоримся ещё.

— Ну, тогда до встречи.

— Всего доброго, Наталья.

Глянул на определитель и отключил телефон. Натали, утоли мои печали… И свои печали тоже…

На мониторе компьютера наконец-то высветился официальный сайт Зорева. Владимир Николаевич выложил в интернет всю книгу «За окраиной мира, бытия и сознания» (по начальным буквам — «ЗОМБИ»), и я получил возможность сравнить то, что рассказал ему А. Г. с тем, что поведал мне в Томске Талолаев. Надо сказать — последний был указан в книге только лишь как загадочный исследователь свойств времени, присоединившийся к группе позднее и не обозначенный по имени. Перечитал начало и остановился на четвёртой главе:

Игорь рассказал, что, после того как он занял удобную для наблюдения позицию, вдруг одна стена комнаты как бы раздвинулась и… открылся вид звездного неба. На его фоне начала появляется «дыра», это напоминало восход солнца, но абсолютно черного. Ведомого начало, как в водоворот, затягивать в это черное отверстие. Появился непреодолимый, животный страх, ощущалось сильное давление, пропала способность управлять собственными действиями и контролировать сознание, голос ведущего стал ослабевать и удаляться…

«Чёрное солнце» в книге занимало место «зелёного глаза» в рассказе Талолаева, но, по сути, оба фрагмента совпадали. И если дальнейшую судьбу Талолая Даниловича я, более-менее, прослеживал, то судьбу А. Г. мог узнать только из книги. И то, лишь до определённого времени и со слов Зорева.

 

Глава 39

С виду визитка была невзрачная. Серенькая такая, глянцевая…

Интеллектуальный Фонд

Прогнозирования и Программирования

«ДЕЛОРА»

Внизу пара московских телефонов, официальный сайт, адрес электронной почты. Инициалы господина Мережко не были указаны вовсе.

— Алло, Владислава Генриховича могу услышать?

— Как Вас представить?

Выключил трубку, не ответив. Ясно и так — попал по назначению.

Ещё один странный штришок — флэшка куда-то запропастилась. Причём, также необъяснимо и неожиданно, как и появилась. Ну да ладно, это уже частности…

ДЕЛОРА — и как, интересно, эта аббревиатура расшифровывается? «Деловой Орангутанг»? Почему нет?.. Или, например, «Дельфин Оранжевый»? Тоже ничего…

Недели две назад, по пьяни, подарил сидюк, на Пятницкой, ментам местным. Вместо регистрации сгодилась. Как водится, расписался и зачем-то телефон оставил. Так у одного из них в товарищах мой давний поклонник оказался. Некто Виктор, ни то бандит, ни то бизнесмен. Теперь оба периодически звонили, да в баню звали. Насчёт баньки пришлось фанам отказать, но пару дисков своих с автографом обещал подарить. Типа, Звезда…

Добавил номер «ДЕЛОРА» и номер Виктора в телефонную книгу. Всё может пригодиться.

Оля бросала чипсы в воду и, немного отойдя назад, наблюдала, как голодные утки с кряканьем подплывали и дербанили добычу. Сколько лет мы жили в Химках и не знали, что рядом с домом расположено озерцо. Дернуло меня однажды изменить маршрут к крытому рынку, пойти дворами, и за ближайшим домом открылось это спокойное местечко с уточками и удочками. Удочки держали в руках подвыпившие дядьки и местные подростки из тех, кто, в силу возраста, ещё не поменял рыбалку на марихуану.

Теплые дни постепенно натягивали на себя осеннюю одежду. Конец сентября. Через пару деньков зарядят дожди… Я допил пиво и поставил пустую бутылку рядом с переполненной урной.

— Оль, пойдём?

По дороге заскочили в магазин на остановке «Улица Лавочкина» купить минералки. Толстая, весёлая тётка, с красным надувным сердцем в руке, просунула свои пышные телеса в переполненный троллейбус. Телеса-то просунула, но сердце осталось снаружи. Некоторое время оно на нитке скучно волочилось за отъезжающим транспортным средством, а затем рвануло вверх, на свободу. И долго в этот вечер над Химками кружило вольное и бесхозное красное сердце. Лирика…

На этот раз в почтовом ящике лежал CD-RW. Решил не прибегать к посредникам с казёнными компьютерами, а открыл файлы в домашних условиях. Те же самые фотографии, схемы, пиктограммы, что присутствовали на утерянной флэшке, плюс крупным шрифтом дата — 7 ОКТЯБРЯ!!! Именно так, с тремя восклицательными знаками. Заглянул в календарь — обычное воскресенье. Каких либо пояснений, «разумеется», не было. Были, правда, кое-какие догадки. Звенья логической цепочки абсолютно нелогичных событий. Для кого-то, наверное, нелогичных. Я же, после этих дурацких пиктограмм и крупно-шрифтовой даты, теперь вполне обоснованно мог ожидать звонка Мережко. И телефон действительно забренчал…

Какое-то время выждал, не поднимая трубку.

— Телефон звонит, — Ольга прибежала из кухни. — Я думала ты не слышишь.

— Спроси, кто?

— Ну, молодец! Сидит рядом, а мне из кухни бежать, отвечать, — она взяла телефон в руки. — Ты-то дома?

В ответ я лишь пожал плечами.

— Алло? — жена выслушала и, прикрыв трубку ладонью, губами вывела слово. — Тарас.

Быстро скрестил руки, поясняя, что я полностью в квартире отсутствую. Ольга вытянула губы, как бы осуждая за гадкую ложь, и ушла вместе с трубкой на кухню.

Я должен был Тарасу пятьдесят долларов. Причём должен был довольно давно. Он особенно и не требовал их вернуть, а я, по-дружески, постоянно обещал, что баксы Тарас не увидит, как собственных ушей, даже в зеркало. Да, к тому же, требовал от него стать миллионером и спонсировать мои музыкальные и литературные проекты. Тарас становиться миллионером не спешил. Зарыл в землю свой диплом экономиста, плюнул на родственные связи с богатым дядей в Канаде, с прохладцей относился к должности PR-директора маркетинговой компании. Зато с упоением слушал шансон, забивал по вечерам огромадные косяки, и трахал всё, что шевелилось в Чертаново, Москве и везде по миру. Я хорошо относился к товарищу, просто сегодня к общению предрасположен не был.

Оля на кухне минут десять выслушивала душещипательную историю о том, как чертановского Казанову бросила очередная богатая пассия и всё потому, что бывший муж подарил ей новый Мерседес-кабриолет. И тут зазвонил сотик. Движением руки отключил громкую связь на базе обычного телефона и взглянул на монитор.

Ну, вот и дождались… Не вписанный в расписание паровоз, прибыл строго по расписанию. Табло монитора высвечивало не поддавшуюся расшифровке надпись — «ДЕЛОРА»!

— Добрый вечер. Вы сегодня звонили по нашему номеру или это какая-то ошибка?

— А кто вы? — попытался поиграть с женщиной на другом конце провода в угадайки.

— Фонд программирования и прогнозирования «ДЕЛОРА».

— И как расшифровывается название вашего фонда?

— Об этом, Андрей Григорьевич, Вам лучше спросить у нашего президента.

Нормально… Именно, вот так, по имени-отчеству.

— У Мережко?

— Да. Позвоните в любое время, по этому номеру, завтра с десяти утра, до шести вечера. Всего доброго.

— Угу, — и выключил телефон.

* * *

Из книги В. Зорева «За околицей мира, бытия и сознания».

Отрывок Главы 5.

Следующим шагом было обучение нетрадиционным методам диагностики и лечения. Для 1986 года, когда о методиках Джуны и других целителей еще не было широко известно, успехи ребят, работающих по «спущенным сверху» способам полевого воздействия на человека, были впечатляющими. Излечивались многие заболевания, в том числе хронические и трудно поддающиеся традиционной медицине. Даже такая вынужденная и болезненная процедура, как аборт, в энергетическом варианте, по словам пациенток, была им в удовольствие. Непосвященному человеку в это трудно поверить, но, действительно, указанное мероприятие проводится быстро, сопровождается только положительными эмоциями и обходится без всяких осложнений…

* * *

Данилович, на мой взгляд, не тронулся рассудком от такого потока нетрадиционной информации потому, что с самого начала эксперимента, в далёком теперь 1986 году, до конца так и не поверил в происходящее. И считал Контакт чем-то вроде непонятной игры самого рассудка. А. Г., видимо, напротив, целиком посвятил какой-то важный отрезок своей жизни работе с Контактом. Их пути — дороги разошлись ещё и из-за различия восприятия происходящего. А точнее из-за оценки самого Контакта.

Талалаев, не смотря на то, что ещё до встречи с А. Г. самостоятельно проводил эксперименты по перемещению во времени, всё равно остался скептиком. Даже после того, как эта самая неизвестная сила научила участников группы многому такому, что шокировало бы видавших виды академиков и лауреатов Нобелевской премии, он всё равно считал происходящее каким-то сдвигом в своей черепной коробке. Лечил больных раком, читал, словно раскрытую книгу прошлое людей, воздействовал на происходящие в городе события, но до конца во всё это не верил.

На один из сеансов Данилович привёл своего отца, закоренелого коммуниста и убеждённого материалиста. Тот, наслушавшись «бредней» сына со товарищи, решил «разоблачить происки врагов» с позиций марксизма-ленинизма и ортодоксальной физики. После Контакта, он долго не мог прийти в себя и мужественно пересмотрел многие взгляды на жизнь. А как бы повёл себя любой другой человек на его месте, когда ему сообщают самые скрытые и сокровенные тайны из собственной биографии, о которых может знать только один их обладатель?

Талалаев нашёл своеобразный выход из ситуации, в которой оказался. Он начал пить. Причём помногу и вдумчиво. Постепенно вышел из Контакта, обзавёлся новыми знакомыми и, хотя продолжал принимать пациентов, больше не помогал неким неопознанным существам в познании природы человечества. А. Г., тем временем, уехал на Дальний Восток и организовал там новую научную группу…

* * *

Дождался момента, когда жена отлучилась по делам, и вытащил из шкафа, с самого дна большой картонной коробки, чёрный бумажный пакет.

Фотографии Измайлова и Дановича положил в одну стопку, Сака и Мережко в другую.

На фото последнему было (если верить подписи) 38 лет. Примерно, как мне сейчас. Снимки Александр подбросил в 1992 году. Следовательно, господину Мережко, самому загадочному персонажу из четвёрки, в данный момент за полтишок. И вышел этот самый загадочный персонаж, в отличие от других, на меня сам.

Ну что ж, добро пожаловать в Солнечный город, Владислав Генрихович!

 

Глава 40

Многие люди чувствуют на себе посторонний взгляд. То, что в данный момент на меня кто-то пристально пялился, я ощутил уже по выходу из подъезда. Затылок чесался. И в экспрессе до Речного вокзала, и потом в метро щекотка не ослабевала. Иногда, правда, чесался лоб, иногда под лопаткой, в зависимости от того, каким боком я поворачивался к предполагаемому «шпиону».

Можно было этого «шпиона» вычислить, прогулявшись, например, по периметру парка, но я не торопился себя выдавать. Играл в войнушку…

Тарас ждал у себя в Чертаново. Просто в гости. Нам же весь план мероприятия был известен заранее. Вначале он поспешно прокрутит пару новых супер-хитов только ему известных исполнителей, потом быстренько напоит кофе, и, извинившись, выпроводит из дома нахрен, так как «вот-вот появится его очередная пассия». Ладно, хоть через всю Москву прокатимся, развеемся…

Дядьку я ещё в метро приметил. Во время перехода с зелёной линии на серую. Но, чтобы проверить, вышли на одну станцию раньше — на «Севастопольской». Дошли, не спеша, с Олей до остановки маршруток. И только там, скрывшись от любопытных глаз за ларьками, я оставил жену и бегом бросился к противоположному краю павильонов.

— Привет! Времени скажи сколько?

Дядька нервно дёрнулся, медленно развернулся, посмотрел снизу вверх устало и достал сотик:

— Четыре… без пяти, — и не понятно было, растерялся «шпион» или обрадовался своему провалу.

— Извини, взять тебя с собой никак не могу, — поглядел в сторону озирающейся жены и направился к ней мимо дядьки. — На какие хоть органы трудишься?

— Да меня просто вот это передать попросили… — промямлил тот, и что-то протянул в мою сторону.

— Давай, — я остановился на полушаге, развернулся и взял в руку беленькую пластмассовую штуковину, — раз сказали. А что же ты через всю Москву за мной тащился? В Химках не мог передать?

«Шпион» совсем загрустил и ничего не ответил.

— От кого хоть флэшка?

— Сказали, что Ваша.

— А-а…

Когда я отошёл на несколько шагов, он тут же принялся звонить по мобильнику. О проделанной работе рапортовал?

Ещё одна флэшка. Или та, что исчезла недавно? Похожа… Может на стену в квартире вешать начать, как трофеи охотничьи. А внизу подписи: «Случайно обнаружена в почтовом ящике», «Доставлена незнакомым мужиком на станции метро «Севастопольская». И даты, даты…

— Ты куда бегал? — удивлённая Ольга округлила глаза. — На меня уже люди косятся, стою, сама с собой разговариваю…

— Ну так, и я тоже там стою, с тобой говорю, а ты оказывается уже здесь… Поехали, вон маршрутка наша!

Тарас, разумеется, поставил диски из своей необъятной коллекции. Потом включил слабо относящегося к жанровому формату, но горячо любимого им Элвиса Пресли и позвал пить кофе. Это означало, что наше время заканчивается. На горизонте замаячила тень какой-то мадамы, а может и «плановЫх» друзей. Оставалось проехать ещё раз через всю столицу в обратном направлении и день счастливо завершится. Не люблю выходные.

* * *

Интеллектуальный фонд прогнозирования и программирования «ДЕЛОРА» находился на Красной Пресне. С одной стороны, лет сто назад, царь-батюшка рабочих расстрелял, с противоположной же Бориска-царь, тоже батюшка, разбомбил парламент. В общем, место действительно интеллектуально-историческое. Как раз для фонда.

Мелкий противный осенний дождь постукивал по моей глупой непокрытой голове, отбивая ритм такой же противной попсовой мелодии. До здания, где находился офис, оставалось пройти сто метров и, как обычно в таких случаях, обманывая себя и находя кучу причин отсрочить знакомство с последним персонажем, толи драмы, толи комедии, я решил на минутку зайти в магазин. Ну, типа, посмотреть, сколько в этом районе Москвы пиво стоит…

Продавца за прилавком не было. Продавца вообще не было. Продавец (женщина) стояла, задрав голову, под деревом на улице в окружении таких же «глядящих в небеса» женщин (продавцов?) Меня они сквозь витрину не видели. Бери, что хочешь…

Что они выглядывали в небесах, понять было сложно. Стирали с лиц дождевые капли, героически мокли, что-то горячо обсуждая, но головы не опускали. Так как по радио сегодня никаких бомбардировок НАТО не обещали, я, разумеется, сильно озадачился и вышел на улицу.

А дело было вот в чём:

Чёрная, в сухую погоду, скорее всего, пушистая, а сейчас похожая на крысу, кошка забралась на тополь и боялась спуститься вниз. Она колыхалась на самом конце длиннющей ветки, вцепившись в кору когтями, и орала на всю краснопресненскую округу. Кошка была прописана именно в том магазине, где я, в отсутствие продавцов, изучал пивные этикетки. Это люди, вроде меня, наводнили столицу и проживали в ней безо всякой прописки или в лучшем случае с липовыми регистрациями. Коты были законными москвичами и вместо взяток закручивали перед ментами хвостами кукиши.

Хозяйка кошки, а по совместительству и магазина, дородная женщина лет сорока, со здоровыми кулачищами, мощной грудью и, главное, с вовсе не женскими усами и зачатками бороды вытирала зареванную дождем физиономию и сиплым голосом звала животное обратно. Остальные присутствующие, работники магазина и просто случайные зеваки, различными советами пытались придать действиям по спасению киски стройность и оперативность.

— Лестницу бы надо, — провела кулаком по мокрому носу «усатая». — Да где ж её взять?

— А может по доске забраться, — ещё одна женщина помоложе, в голубом фартуке также смахнула капли с лица… безусого. — В подсобке, кажется, есть длинные доски.

— А полезет кто?

— Закир и слазает, — «безусая» повернулась к молодому кавказцу, видимо, грузчику этого заведения. — Достанешь, дорогой? Ты молодой, ловкий, быстро справишься.

— Сходи, Закир, выбери доску покрепче, — спокойно, но тоном, не терпящим возражений, произнесла хозяйка. — А то, видишь, дурочка совсем промокла.

Парень, ни слова не говоря, прошёл мимо меня в помещение магазина и вернулся с длинной свежеструганной доской. Затем приставил деревяшку к тополю и, прищурив глаз, примерился к расстоянию от земли до орущей мурки.

Дернуло меня подойти к дереву именно в тот момент, когда джигит, точно цирковой акробат, принялся карабкаться по мокрой доске.

Едва Закир забрался на самый верх продукта столярного производства и приготовился обхватить руками ближайшую ветку тополя, доска вдруг поехала вбок! Кавказец, пытаясь сохранить устойчивость, буквально упал на эту ветку, ноги его при этом уехали вместе с доской в противоположную сторону.

— Ой, хаба-дуба-мля (или что-то в этом роде)! — громко закричал джигит, совершенно напугав своим воинственным кличем и без того сбрендившую от страха кошку. Последняя резко подпрыгнула и тутже оказалась именно на моей голове, вцепившись передними лапами в затылок, а задними больно расцарапала правую щёку.

В довершение концерта, сорвался с ветки и упал в грязь Закир, а доска стукнула по голове наблюдавшую за представлением пожилую женщину из местных жителей ближайшего к месту события дома. Но кошка была спасена…

Несмотря на то, что пострадавших насчитывалось трое, к моей персоне было проявлено самое пристальное внимание. Как оказалось, животное спас я.

Кавказцу помогли подняться с земли и препроводили в подсобное помещение вместе со злополучной доской. Бабушке, на её крики, безапелляционно заявили, что, мол, нехрен, вместо того, чтобы сидеть дома и вязать носки, под деревьями скакать. Я же, со своей поцарапанной щекой, оказался в самом центре победоносного окончания штурма дерева.

— Ничего, ничего, — заведя в магазин и развернув моё лицо пораненным боком к свету, успокаивала «усатая». — Кошка у нас не заразная, домашняя практически, на магазинных харчах выросла. Щас мы йодом протрём, до свадьбы заживёт.

— Так, вроде ж, недавно женился, — я тщетно пытался высвободиться из могучих лап «усатой». — Теперь точно не заживёт.

— Заживёт, заживёт, — та, что помоложе, встала за прилавок с вино-водочным ассортиментом. — А если надо, разведём, женим, ещё раз разведём, и ещё раз женим. Есть кому. А Вы так просто зашли или что купить собирались?

И только я хотел ответить на этот, кстати, вполне обоснованный вопрос, как «усатая», одной рукой продолжая крепко меня удерживать, другой провела по раненой щеке куском марли, смоченным йодом.

— Ой, ё… — только и смог проговорить и на несколько секунд потерял дар речи.

Затем мне предложили выпить рюмку за спасение животного, затем вертели перед носом само животное, настойчиво предлагая погладить подсохшую шёрстку, а затем я, наконец, сбежал из магазина.

Небо перестало пускать сопли, дождь почти не капал, а когда я достиг нужного здания, прекратился совсем. На двери подъезда красовался кодовый замок, причём подписи под кнопками даже отдалённо не напоминали название центра прогнозирования. Нажал на первую попавшую под палец… А в ответ тишина. Он вчерась… Типа…

Дверь распахнулась сама по себе. Вернее, её распахнул перед моей разодранной щекой выскочивший наружу коренастый мужик. Мы наскоро пересеклись взглядами и я, придержав дверь, чтобы не захлопнулась, скользнул внутрь помещения. Показалось, нет? Морду-то я его, где-то раньше видел. Или всё же показалось?

Двери на этом не закончились. Прямо была ещё одна железная баррикада, а направо вела лестница. Интуитивно не стал ломиться напропалую, а поднялся на второй этаж. Здесь дверь оказалась приоткрытой.

В конце недлинного коридора, в небольшой секретарской комнате, за столом восседала темноволосая женщина.

— Здравствуйте, — улыбнулась темноволосая женщина.

— Добрый день, — ответил я темноволосой женщине. — У вас всё в порядке?

— Да… — несколько растерялась она. — А Вы к кому?

— Школин, моя фамилия, Андрей Григорьевич. Мы с Вами по телефону общались.

— Ага, — успокоилась секретарь, — мы договаривались, что Вы позвоните предварительно.

— Хорошо, — достал и раскрыл «книжку» мобильника, — сейчас позвоню.

— Не надо, — спокойный мужской голос раздался из соседнего помещения. — Я и так слышу. Проходи, Андрей Григорьевич.

Прошёл я, короче. Прошёл и стою, смотрю на Мережко. А этот Мережко сидит и на меня в свою очередь пялится, блин… Я, как истукан, и он, как истукан, только сидячий. Если сравнивать человека на фотографии с человеком в кресле, то разница не улавливалась. Скулы выпирают? Выпирают. Волосы длинные? Длинные. Постарел (повзрослел, возмужал)? Да, вроде, такой же. В костюмчике цивильном, правда, без галстука, но сорочка тёмная со вкусом в тон подобрана. Руки на клавиатуре компьютера.

— Чего встал? Проходи, садись, — и отвернулся к монитору. — Садись, садись, на любой стул…

Минуты три мужчина что-то выискивал в Интернете, не обращая на меня никакого внимания. Этот даже ради приличия на «Вы» не обратился, как будто знаем друг друга лет сто.

— Смотри, — хозяин помещения, наконец, «вспомнил» о моём присутствии, — знакомы тебе эти «весёлые картинки»? — и развернул монитор.

Картинки (не знаю насколько весёлые) очень походили на те, которые в последнее время доставлялись мне различными «нетрадиционными» способами. Цифры, стрелки, рисунки…

— Ну, кое-что доводилось видеть…

— И всё?

Я только пожал плечами:

— Так и думал, что ты про них спросишь.

Он неторопливо вернул монитор на исходную позицию и, хрустнув позвонками и откинувшись на спинку кресла, негромко, но отчётливо произнёс:

— Ну, тогда, давай, для начала, познакомимся.

 

Глава 41

— Да всё это херня. Что кто-то кого-то находит, дабы подтолкнуть последнего к самоубийству, при этом один теряет фарт, а другой получает, в виде бонуса… Красиво, конечно, но херня полная. Система эксперимента достаточно гибкая, не настолько примитивная, и результат зависит от того, как всё это воспринимать. Конечный результат вот здесь, — Мережко выразительно постучал указательным пальцем по виску. — Человек, по своей природе, склонен верить в разную мистическую чушь. А мистики никакой нет. Вся мистика тут живёт, — и опять ткнул пальцем в голову. — Кстати, мой клиент (как ты нас всех называешь), до сих пор жив, здоров, с моста не прыгал, под паровоз не бросался и чувствует себя в свои шестьдесят пять вполне счастливым и здоровым. Ну, насколько это может позволить себе человек в его возрасте. Все, кто с этим экспериментом сталкивался, вместо того, чтобы разобраться, что это вообще за эксперимент такой, и кто его проводит, начинали рисовать фаталистические картины. Чем всё заканчивалось, сам прекрасно знаешь. Пойдём, посмотришь…

Правая щека всё время напоминала о кошках. Однако в голову лезло не конкретное спасённое животное, а кошки самых разных пород и окрасов. Процесс знакомства с Владиславом Генриховичем Мережко плавно перетёк в двухчасовую ознакомительную беседу, за время которой мне никто не додумался кофе предложить. Показалось даже, что задница к стулу прилипла. Разумеется, «пойти и посмотреть» я согласился с энтузиазмом.

Роста Мережко оказался примерно моего, но так как был значительно худее, визуально казалось, что он немного повыше. Мы прошли мимо скучающей черноволосой секретарши, спустились вниз по лестнице и подошли к железной двери первого этажа.

И только сейчас до меня дошел смысл последних сказанных Владиславом слов: «Кстати, мой клиент до сих пор жив…»

— А ты давно про своего клиента узнал?

— Узнал что? — мужчина нажал несколько раз на кодовые кнопки замка двери.

— О существовании его.

— Двадцать пять лет назад.

— А познакомился когда?

— Тогда же и познакомился.

Дверь открылась, и мы вошли в новое помещение. Охраны не было. Её вообще нигде не было, если не считать охранником ту самую секретаршу наверху. Коридор был длиннее, чем на втором этаже. Справа он ограничивался аппендиксом с тремя другими запертыми дверями. Слева в глубине виднелся туалет и напротив него очередная дверь. К ней мы и устремились. А вокруг ни души…

— Вы тут вдвоём, что ли, на всё здание?

— Ага, вдвоём, — Владислав опять пощёлкал кнопками и дёрнул ручку, — сейчас сам всех посчитаешь.

Восемь человек, которых я насчитал в огромной, занимающей половину этажа, комнате, готовились к какому-то действу. Две женщины лет тридцати-тридцати пяти, и мужчины от юркого двадцатилетнего юноши в очках, до седого, с бородкой, старичка, составляли вдоль стены стулья, переносили с места на место рулоны бумаги и отключали по очереди многочисленные компьютеры.

— Влад, — один из мужчин среднего возраста неприметной наружности быстрым шагом подошёл к нам вплотную, — в принципе, у нас всё готово.

— А парень на месте? — Мережко окинул взглядом помещение и, найдя того, кого искал, опять повернулся к «неприметному» мужику. — Ага, вижу, вижу…

— И ещё… — «неприметный» замолчал и покосился на меня.

— Андрей, присядь пока на любой свободный стул, — Владислав махнул рукой в сторону мебели, — нам пошептаться надо, — и отошёл к окну.

Вряд ли присутствующие занимались уборкой помещения. Скорее всего, все эти хаотичные движения были лишь прелюдией к дальнейшим событиям. Присутствующие расставили восемь столов посреди комнаты, по четыре друг напротив друга, и стали рассаживаться каждый за определённый столик. Влад разговаривал с собеседником и время от времени репликами координировал приготовления. Меня, как будто, вообще не было…

Когда пары расположились согласно задуманной комбинации, Мережко отпустил «неприметного», маякнул мне, мол: «Сиди и смотри», а сам поставил стул в проходе между столами спинкой вперёд и, сев, облокотился на эту самую спинку:

— Ну что ж, граждане разведчики, сегодня мы проводим так называемый обряд посвящения нового бойца в ряды нашей шайки, — Влад улыбнулся, и следом заулыбались остальные присутствующие. — Бойца этого мы хорошо знаем, зовут его Роман, и он уже несколько месяцев доказывает своё право занять место в нашем коллективе. Встань, Рома, покажись.

Романом оказался молодой парень в очках. Он, продолжая улыбаться, и несколько смущаясь, приподнялся со своего места.

— Ритуал посвящения у нас не занимает много времени, — ведущий развёл руки в стороны и пропел стандартную мелодию, под которую в СССР обычно вручали почетные лакированные мясорубки отличившимся труженикам села. Затем хлопнул в ладоши и дал знак поаплодировать остальным. — А теперь, опустоши чашу нашего фирменного молока, которое до тебя попробовали все действующие бойцы, и будем считать, что официальная часть мероприятия успешно завершена. Алексей, заноси.

«Неприметный» вышел из помещения и через минуту вернулся с пиалой в руке. Что было в пиале, я не видел, видимо, и вправду «молоко».

— Роман, если считаешь, что в первый раз не стоит пить целиком, не пей, — Мережко взял из рук Алексея чашку и передал посвящаемому. — Можешь сделать пару глотков, и на сегодня хватит.

— Да нет, всё будет нормально, Владислав Генрихович, — пацан принял сосуд. — Я хорошо подготовился.

— Ну, смотри…

Честно говоря, у меня самого был такой сушняк, что я тоже с удовольствием выпил бы содержимое и этой чашки и любую другую жидкость тоже. Однако ни кофе, ни чем покрепче меня не угостили, оставалось смотреть, как утоляют жажду другие.

Роман медленно, глоток за глотком осушил пиалу до дна, поставил на стол перед собой и посмотрел на собравшихся.

— Молодец, — старший одобрительно улыбнулся и обратился уже ко всем. — Подключаемся.

Все восемь человек положили руки перед собой на поверхности столов и одновременно закрыли глаза. Мережко продолжал восседать на перевёрнутом стуле, время от времени поднимая веки и контролируя происходящее. Так прошло несколько минут. Как мне показалось, восьмёрка погрузилась в транс. Причём каждый входил в это состояние самостоятельно. Самым забавным наблюдением я посчитал то, как все «подключившиеся» по очереди вздрагивают. Словно один за другим видят страшный сон и пытаются пробуждением избавить себя от кошмаров. Влад тоже периодически вздрагивал, но не забывал открывать глаза и оглядываться. Даже на меня один раз посмотрел…

Минут через десять мне надоело сидеть без движения в полной тишине, и я начал хрустеть суставами пальцев, вытягивать ноги (особенно правую, колено которой «полетело» в легионе) и разминать плечи. И вдруг заметил, как Рома тяжело задышал, зашевелил туловищем и несколько раз запрокинул назад голову. Влад тоже увидел и положил ладонь сверху руки «бойца». Потом шёпотом поинтересовался:

— С тобой всё в порядке, Роман?

— Да, да, всё нормально, Владислав Генрихович, — очнувшись, успокоил его юноша. — Я помню.

По выражению лица Мережко я понял, что он ни хрена не понял, о чём помнит «боец». Тем не менее, он убрал руку и подключение (это я так обозвал то, чем занимались участники «шайки») продолжилось.

Минут пять ничего интересного не происходило, и я вновь захотел потянуться. Осуществил задуманное и принялся разглядывать комнату, пока краем глаза не заметил какое-то движение. На этот раз Роман забрался на стул с ногами и, не открывая глаз, покачивался на корточках из стороны в сторону. Народ один за другим начал просыпаться. Владислав взял парня за запястье, но тот лишь качал головой и повторял:

— Ничего, ничего, я помню. Мне просто так удобнее.

— Может быть лучше присесть на стул? — Влад покрепче сжал запястье и посмотрел выразительно на очнувшегося «невзрачного» Алексея. — Роман, Роман, присядь.

Алексей со знанием дела встал из-за стола и, подойдя к шкафу, открыл ящик и извлёк пару флаконов и шприцы. Остальная компания принялась в мягкой форме успокаивать сидящего на корточках парня. Хотя, на мой взгляд, сидел он вполне ровно, никого не трогал. Не иначе, как сфинкс. Со стороны выглядело так, словно врачи в психушке убеждают больного, что ему лучше прилечь отдохнуть. А тот, само собой, начинает волноваться. И чем навязчивее его успокаивают, тем агрессивнее он становится. В конце концов, всё заканчивается смирительной рубашкой и зуботычинами от санитаров. Роман вот тоже, несмотря на убедительные доводы «врачей» о преимуществах задницы по отношению к ногам, никак не хотел присаживаться. Мало того, он видимо решил, что стол более устойчив, чем шаткий стул, и перебрался повыше.

— Спокойно, Роман, спокойно, — Мережко отпустил запястье и поднялся со своего места. — Это молоко так на тебя действует. Скоро всё закончится. Успокойся.

— Да нет, Владислав Генрихович, меня совсем не зацепило. Просто, здесь намного лучше.

— Если лучше, сиди там. Давай только тебе укол поставим, чтобы действие напитка нейтрализовать.

— Зачем, Владислав Генрихович, я нормально себя чувствую, — «пациент» отвечал вполне адекватно. — Меня не торкает молоко. Я посижу маленько и уйду.

— Куда ты уйдёшь? — Мережко старался не повышать голос. — Мы ещё не расходимся. Или тебе с нами не интересно?

— Интересно, только мне, вот, надо… — и Роман, резко подпрыгнув и сбив по дороге стул, на котором сидел раньше Владислав Генрихович, устремился к закрытому окну.

— Держать! — Мережко успел схватить «бойца» за свитер, но тот всё равно умудрился дотащить старшего почти до подоконника.

«Что тут началось! Не опишешь в словах. И откуда взялось столько силы в руках?!» Высоцкий, когда эти строки писал, видимо, представлял примерно такую же картину. Одни прижимали голову к полу, другие выкручивали руки, а «невзрачный» пытался всадить иглу в незащищённую часть тела разбушевавшегося «больного». Но финальным аккордом стал крик души Романа. Пронзительный и обречённый:

— Что же вы делаете, гады?! Вы же мне все крылья поломаете!..

Ни хрена себе не торкнуло!!!

Когда обмякшую и успокоившуюся после укола «птицу» усадили обратно за стол, Мережко бросил Алексею: «Закончите сами», — и увёл меня наверх.

— У вас тут кофе есть? — я опять приземлился на стул в кабинете Владислава Генриховича. — Или все пьют исключительно молочные продукты?

— Есть, — начальник дал указание черноволосой, и та осчастливила чашкой растворимой дряни. — Что, горло от увиденного пересохло?

— Да нет, оно уже третий час сухое. Мне сегодня везёт на «опознанные летающие объекты». Сначала, летающий кот, потом, пытающийся взлететь «боец». Пересохнет тут…

— Какой ещё кот?

— Я, перед тем, как сюда прийти, животное с дерева снял. Вернее, оно меня в качестве посадочной площадки выбрало, — и провёл рукой по расцарапанной щеке. — Что, часто у вас здесь подобные мероприятия проходят?

— Подобные, — Мережко, как мне показалось, несколько устало выдохнул воздух, — нечасто. Собираемся, конечно, регулярно, но до похожих эксцессов дело редко доходит. Хотя, — и он опять глубоко вдохнул и выдохнул, — бывает, бывает… Меру надо знать. Я Рому предупреждал, что пары глотков хватит для начала. С другой стороны, в следующий раз ему уже проще будет.

— В следующий раз этот пацан не в птицу, а в динозавра превратится?

— В следующий раз ему вообще молоко не понадобится.

— Молоко — это галлюциногенная смесь?

— Ну, вроде того, — Влад, не спеша, закурил сигарету и пару раз затянулся. — Для тех, кто впервые подключается к диалогу, оно необходимо для снятия контроля мозга. Кто-то грибы ест, кто-то кактусы, некоторые ширяются, а мы вот такой напиток употребляем.

— Понятно, — я допил кофе и поставил пустую чашку на стол. Сразу подумалось о сеансах группы Талолаева — вот, ведь, всегда одно в прицепе к другому следует. — К чему ты говоришь, подключаетесь? К диалогу?

— А что знакомы подобные сеансы?

— Вот, вот, сеансы… Более привычное слово для таких ритуалов. Хотя, диалог — звучит свежо. Ты же не думаешь, что вы единственные, кто подобный контакт установил?

— Не думаю, — Мережко пожал плечами и выдохнул дым. — Вернее, знаю. И что?

— Да в общем-то, ничего, — мне опять захотелось пить. Взял в руку пустую посудину, заглянул в неё, повертел и поставил обратно. — С кем хоть диалог ведёте?

— А обычно с кем ведут?

— Чаще всего с инопланетянами. Есть другие варианты — внеземной разум, великий и ужасный космос, параллельные миры, махатмы, полтергейст и души умерших родственников, царей и магистров тайных орденов. Скорее всего, я не всех перечислил.

— Ещё кофе хочешь?

— Хочу.

— Если я скажу, что веду диалог с инопланетным внеземным разумом из великого и ужасного космоса, находящегося в параллельном мире вместе с полтергейстами и душами умерших магистров, ты поверишь?

— Поверю, — я утвердительно кивнул головой и принял из рук секретарши ещё одну чашечку кофе. — Чем запутаннее, тем правдоподобнее. В Томске один мой знакомый с инопланетянами контактировал, причём с тремя различными, враждебными друг другу цивилизациями, а другому знакомому полтергейст периодически с иронией рассказывал о том, что это именно он выдаёт себя за инопланетян и разыгрывает первого. И тот, и тот на магнитофоны всё записали, теперь гадают, кто правдивее — толи цивилизации внеземные, толи шутник-полтергейст.

— Очень интересно, — Влад курил и стряхивал пепел в миниатюрного стеклянного лебедя. — Это у тебя хобби такое с контактёрами контактировать?

— Да нет, всё само по себе получается. Тебя тоже специально не искал. Знаешь ведь… Кофе отвратительный, извини.

— Так что там, говоришь, в Томске происходит? — пропустил мимо ушей замечание о качестве напитка хозяин помещения. — Какие такие враждебные друг другу цивилизации?

— Происходило. Сейчас группа экспериментаторов (вроде той, что у тебя) распалась. Один из руководителей на Дальний Восток подался, другой в Томске продолжает целительством заниматься. Опять же за время контакта научился. Вернее научили. Кто научил — вопрос отдельный. Сами себя учителя внеземной цивилизацией называют. И ещё две другие цивилизации вышли на контакт через какое-то время. Для простоты общения первые себя «Зелёными» назвали. Других «Голубыми» и «Чёрными» нарекли. Я только магнитофонные плёнки разговоров прослушал, так вот все «цвета» изъясняются и ведут себя по-разному. Ну а полтергейст общается с журналистом местным томским. Журналист его голос на диктофон записывает. И тот заявляет, что именно «группа полтергейстов» разводит контактёров и выдаёт себя за представителей разноцветной палитры инопланетян. При этом смеётся и ругается матом. Вот такие весёлые дела происходят в замечательном городе Томске.

— Кто матом ругается, полтергейст?

— Матерится, я сам слышал.

— Через проводников группа контактировала?

— Ну да, одного или нескольких человек в гипнотический транс вводили и подключались таким образом. Затем все диалоги на магнитофон записывали. Записи у Талолаева дома хранятся. Он всё ждёт, что им применение достойное найдётся. Зорев, по слухам бывший офицер ФСБ, книгу по этим материалам издал, так что секретов особых нет. В Интернете можно почитать, хотя Талолаев утверждает, что в книге не всё правильно. Но суть, тем не менее, понятна.

— Как фамилия автора говоришь? — Мережко уставился в монитор компьютера и несколько минут плавал в океане Интернета. — Ладно, почитаю на досуге. А целительство Талолаев только практикует или другие тоже?

— Все они в той или иной степени подобными вещами занимались. «Зелёные» в ультимативной форме вопрос о лечении больных поставили. Мол, если хотите дальше с нами общаться и знания приобретать, должны того-то и того-то вылечить. И они лечили. Многих безнадёжных на ноги Томске поставили из тех, на кого врачи местные давно рукой махнули. Реальные факты.

— Молодцы.

— Как сказать…

— В чём проблемы? Ты же сам сказал: «Безнадёжных больных на ноги ставили». Не приветствуешь, что ли?

Допил до дна вторую порцию кофе. На боку чашечки был нарисован синий поросёнок. Поставил порося рядом со стеклянным лебедем-пепельницей и оценил полученную комбинацию. Не хотелось мне отвечать на последний вопрос Мережко.

— Гусь свинье друг, товарищ и брат.

— В смысле? — не понял Влад.

— Ну, есть же поговорка про свинью и гуся, — и кивнул на композицию.

— А, вон ты о чём, — мужчина улыбнулся. — Кто додумался поросят на посуде рисовать?

— Богата талантами земля родная. Так вы здесь тоже исцеления недугов различных практикуете? Или просто общаетесь нетрадиционно?

— Мы здесь всем занимаемся. Зачем спрашиваешь, если скептически к достаточно обычным явлениям относишься?

— Я не отношусь скептически. Напротив, очень хорошо знаю, что если эти ребята научат чему, то мёртвого воскресить сможешь, не то, что больного на ноги поставить. Я не в эффективности, я в целесообразности такого лечения сомневаюсь.

— Лучше пусть в больницу ложатся и помирают спокойно. Зато всё понятно и традиционно, — Мережко достал из пачки новую сигарету. — Врачи говорят, что этого быть не может. Церковь целительство осуждает. Только людям больным никто не объясняет, почему, если можно вылечить, их, вместо лечения, на произвол судьбы бросают? Ну, доктора — те просто бестолковые. А священники предлагают собороваться или крещенской воды испить. А если не помогло, значит, Господь лучше знает, кому выздоравливать, а кому в могилу ложится. Разве не демагогия? — сигарета нарисовала в воздухе крест из серого дыма. — Моральный аспект тоже присутствует. Церковь нетрадиционное лечение грехом называет. Хотя прекрасно знает, что, так называемое, «традиционное» лечение, при борьбе с серьёзными заболеваниями, в девяносто пяти случаях из ста не помогает. Про набор же средств, с общим названием «Чудо», предлагаемых святыми отцами, вообще смешно вспоминать. Случилось чудо — больной поднялся с печки! Вот это лечение! Вот это по-нашему!

— Ты ведь раньше сам христианским проповедником был, насколько я знаю. У меня даже визитка сохранилась — «Церковь Христа». Российское отделение.

— Моя визитка или Натальи?

— Не помню, — соврал я. — Может быть, Натальи.

— Всё ты помнишь, — Влад несколько секунд молча курил. — Разговор сейчас идёт о точке зрения официальной церкви.

— А какая у нас официальная церковь? У нас светское государство. Церковь отделена ещё при большевиках.

— Значит, неправильно выразился. Я имел в виду основные конфессии. И в иудаизме, и в исламе, и в христианстве пресекаются попытки человека выйти за установленные рамки.

— А «Церковь Христа» не пресекала?

— В частностях — нет. Хотя в целом особо вольничать не позволяла. Всё-таки это больше корпоративная организация, чем религиозная. Когда стало тесно, я с ними распрощался.

— Так легко?

— Не совсем легко, но обе стороны разумно решили, что лучше не сориться.

— Много людей-то уже… исцелили?

— Много.

— А кроме врачевания и контактов чем центр прогнозирования и программирования занимается?

— Ты сам сказал — прогнозированием и программированием.

— Через диалог?

— В том числе.

В окно втихаря заглянул вечер. Заглянул и, заметив, что его засекли, тут же отпрыгнул назад. Или туча на секунду солнце закрыла?

— Это правда, что твой клиент до шестидесяти лет дожил?

— До шестидесяти пяти.

— И до сих пор в уме и доброй памяти?

— Не знаю, может быть, пока мы с тобой в ромашку играем, он там внизу поскользнулся и мозги стряхнул? Час назад, по крайней мере, вполне бодрым козликом скакал. Ты сам видел.

— Это тот, что с бородкой?

— С бородкой. Что разочаровал? Ни мистики, ни мертвечины. Скукотища. Вот если бы за спиной Владислава Генриховича пара самоубийц обозначилась, тогда другой расклад. Не зря, значит, уже не юный следопыт Андрей Григорьевич Школин поисками занимался. Надо бы и Мережко к петле подвести… Во! — и мужчина неожиданно резко выкинул в мою сторону сложенную из пальцев фигу. — Видел?!

Этого я от него не ожидал. Совсем не ожидал. Раскрыл от удивления рот и молча любовался изящной дулей возле собственного носа. Затем всё же додумался спросить:

— Это чего?

— Ничего. Это чтоб ячмень не вскочил. Испытанное средство, — Влад убрал руку и, как ни в чём не бывало, продолжил разговор. — Вот теперь не вскочит. Меня так бабушка в детстве лечила. В темноте из-за дверного косяка фигушкой костлявой пугала. Как рукой сняло. Каламбур…

— Теперь не вскочит?

— Сто процентов, не вскочит.

— У меня и раньше никакого ячменя не было, — отвернулся и посмотрел сначала в окно, потом на кофейную чашку. Поросёнок, не обращая внимания на происходящие события, рыл пятаком нарисованную землю.

Так кем всё-таки гусь свинье приходится?

 

Глава 42

Разбор полётов:

Общение с Владимиром Артуровичем перешло в систематическое ещё во времена моего блуждания по Западной Европе. Минимум раз в неделю мы встречались и обсуждали насущные проблемы. Мои проблемы. А так как клубок этих проблем увеличивался прямо пропорционально времени нахождения за пределами Родины, то и продолжительность разговоров увеличивалось тоже. В конце концов, выход в параллельный режим стал для меня делом настолько обыденным, насколько обыденным является сам процесс сна. Путаться вот только начал, где, что и когда видел…

Сак, примерно года с 1996, стал появляться в любое время суток, независимо от часовых поясов. И если раньше мне доставалось по полной программе за то, что, по запарке, «выдёргивал» старика днём, то теперь Владимир Артурович вёл себя более лояльно. Являлся порой сам, во время моих шараханий в утренние или даже послеобеденные часы.

Именно он и предложил завязывать с игрой в изгнанника и возвращаться в Россию. В канун Нового 1999 года, после беседы со старшим товарищем я, проснувшись, собрал манатки и запрыгнул в экспресс «Милан — Венеция». В «мокром городе» купил билет на другой поезд «Венеция — Москва», из которого меня благополучно высадили на итало-словенской границе ввиду просроченного времени действия заграничного паспорта и отправили обратно в Милан, в российское консульство.

На следующую ночь Сак, пожурив за поспешность, научил, что делать дальше. А именно: пойти в полицию и написать заявление о краже паспорта. Затем, прийти с этим, заверенным полицейскими, заявлением в наше консульство, показать общегражданский паспорт, заплатить положенную пошлину, и получить на руки документ именуемый «возвращение на Родину».

Откуда, находящийся в глухой сибирской провинции, Владимир Артурович всё это знал, оставалось загадкой, но после новогодних и Рождественских праздников я сделал всё, как он велел, и вскоре оказался дома.

Стоит упомянуть ещё об одном событии, предшествовавшем моему возвращению. Впервые в жизни я отстоял службу в церкви. Утром 7 января, в день Светлого Праздника Рождества Христова, в небольшом помещении на первом этаже здания в центре Милана, занимаемом Русской Православной Церковью. Народу было совсем немного. Кроме меня, несколько молодых молдаван-гестарбайтеров, москвичка лет двадцати пяти и бородатый мужчина. После окончания службы, на улице, ясно почувствовал, что теперь точно вернусь домой. Даже сомнения не возникали, настолько сильной была уверенность. И точно кусок льда от сердца отвалился. Владимир Артурович, кстати, меня за этот поступок сдержанно похвалил, но никак событие не прокомментировал.

В ночь после разговора с Мережко, я присел на поваленное дерево, на берегу реки, в месте ставшим традиционным для наших с Саком встреч. Владимира Артуровича не было, но я знал, что он вскоре объявится. С некоторых пор его не нужно было звать, появлялся всегда сам. Вот и сейчас «появился»…

— Доброе утро, Владимир Артурович. В Сибири, наверное, уже солнце всходит?

— Не всходит ещё. Осень наступила, ночи длиннее, — Сак стоял за спиной, но, при этом, я улавливал любые его движения. Словно на затылке глаза выросли.

— Знаете уже, что я с Мережко встречался?

— С четвёртым-то? — он помолчал. — Знаю.

— И что скажете?

— У меня спрашиваешь? — в голосе собеседника отчётливо прозвучали нотки раздражения. — Ты, ведь, когда в центр этот, как его, прогнозирования и программирования, кажется, собирался, у меня совета не просил. Сам всё знаешь и умеешь… Почему сейчас, вдруг, моё мнение на этот счёт понадобилось?

— Это у Вас старческое брюзжание, — я поднял с земли плоский камень и запустил по поверхности воды «блинчик». — Откуда я знать мог, что встреча состоится? Ну дала мне его жена бывшая визитку, ну позвонил я в этот центр… А ещё флэшки и диски с иероглифами какими-то… И о чём бы таком я спрашивал?

— Я тебе когда-нибудь что-то неправильное советовал? — Артурович продолжал стоять за спиной. — Или что-то не сбылось, о чём предупреждал?

— Вроде, нет… О, хороший блинчик получился, — бросил горсть камней на землю и отряхнул руки от налипшего песка. — Ну, извините. Наверное, был не прав.

— Так о чём спросить хотел? — тон несколько смягчился. — О дисках или о Мережко?

— Кстати, о флэшках. Там ведь белиберда полная. Либо, какое-то слишком заумное послание, не для моих мозговых извилин, либо кто-то просто прикалывается.

— Ну, будем считать, что этот «кто-то» явно переоценил твои способности разгадывать мудрёные шарады, — интонация голоса стоящего за спиной собеседника стала совсем дружелюбной. — А может быть, действительно, просто с толку сбивают.

— Одно изображение мне там знакомо. Если бы не оно, я бы вообще на эти пиктограммы внимания не обратил.

— И что ты там такого интересного обнаружил?

— Цепочку серебряную, похожую на ту, что Вы, Владимир Артурович, у меня много лет назад спёрли, — я, наконец, обернулся к мужчине. Он стоял в метре от меня и глядел на противоположный берег реки.

— Ничего я у тебя не брал, — Сак глубокомысленно перевёл взгляд с мокрых валунов, которых на той стороне возвышалось великое множество, на моего «двойника». — Это ты по-пьяни себе нафантазировал.

— Конечно, по-пьяни. Нафантазировал. Ладно, будем считать, состав преступления за давностью лет потерял актуальность, — опять повернулся к воде. — Я у Мережко в офисе его «клиента» встретил. Живого и здорового. Вашего, примерно, возраста старичок. Выяснить, правда, не успел всех деталей их знакомства, но работают они сейчас вместе. А знакомы уже двадцать пять лет. Так что…

— За «старичка» отдельное тебе спасибо, — Артурович не дал закончить фразу. — А что касается «клиента», так я ведь тоже с тобой уже больше пятнадцати лет знаком. Правда?

— Правда.

— Тогда чему удивляешься? Или подобный срок не так впечатляет, как четверть века?

— Ну, да, Вы правы. Я как-то наше с Вами знакомство в расчёт не брал. Может быть потому, что видимся только виртуально? — и сам усмехнулся подобранному слову. — «Виртуально» — словечко из лексикона Интернет-игроков. Вот если бы общались в «реале» тогда бы проще привыкнуть было. Виртуал-реал…

— А какая разница? Или в реальном мире по-другому разговаривают? Или на языке другом? Я тебя сколько лет в гости зову? Ты же всегда занятой шибко, всё времени нет.

— Да это не из-за времени, это что-то другое… Заеду, Владимир Артурович, обязательно заеду. Я вот о чём спросить хочу. Как мне себя с Мережко вести?

— Ну, как… Натянув на голову чулок, а на ноги туфли женские, или, как со мной, водки упившись до беспамятства… Нормально общайся. Раз уж вы встретились, то, видимо, дальнейших соприкосновений не избежать. Вот и веди себя уверенно, чтобы он уверенность эту чувствовал. Тем более теперь Мережко за каждым твоим шагом следить будет.

— Каким образом?

— Что, каким образом? Ты же был у них в этом центре, сам всё видел своими глазами?

— И про это знаете? — «глазом на затылке» отсканировал Сака, пожимающего плечами. — Вы диалог, как Влад их контакты обзывает, имеете ввиду?

— Диалог это или лекции на заданные темы, не знаю, но информацию Мережко регулярно получает, и с этим не считаться нельзя. И потом, обрати внимание на название центра. Они не только прогнозы делают, они ещё и программируют ситуации. Вернее, не они сами, а те, кто через них на реальный мир воздействовать пытается.

— Они — это кто?

— Та субстанция, которая на связь с Мережко выходит. Не знаю, под какой маской они ему представились, думаю, вскоре, сам всё выяснишь. И помни. Ты, если дурацких выходок допускать не будешь, им не по зубам. Они знают, что ты «не совсем от мира сего».

— Даже так?

— Был бы ты им интересен, если бы не так. И Александру больше делать нечего, как на экспрессах Дальневосточных разъезжать, да фотографии раздавать первому встречному.

— Всё равно, неравенство сил на доске изначальное. Мережко относительно меня сведения получает, а кто мне, если что, поможет? На Вас, Владимир Артурович, могу, по крайней мере, рассчитывать?

— Можешь. Или я мало тебе помогаю? Главное отсебятину не городи, спросить лишний раз не поленись, тем более, свободно сюда выбираешься, в любое время суток. Что там, кстати, за дата на диске стоит?

— На самом диске?

— Да нет, в файлах. Седьмое октября, кажется?

— Вроде, есть такое число.

— Вот и обрати на него внимание. Может быть, не спроста написано.

— Ладно, обращу. И ещё… Во, блин, а эти «спортсмены» как сюда попали?

По течению реки, на перегонки с волнами, летела байдарка. Два члена экипажа, в оранжевых спасательных жилетах, в касках и с рюкзаками за спинами, отчаянно размахивали вёслами и, глазами размерами с шарики для игры в пинг-понг, в изумлении, разглядывали окружающий мир. Видимо, картинка для «спортсменов» была не совсем привычной или, скорее даже, совсем не привычной. Из серии: «И где это мы?..»

— Эй, туристы! — я приподнялся с дерева и помахал им рукой. Они разом резко обернулись на окрик, и, выпучив глаза, теперь уже, до размеров шаров из большого тенниса, принялись грести ещё чаще.

Что они, интересно, увидели?..

* * *

— Художник и Поэт, если они не графоманы, если они действительно Мастера с большой буквы, по определению не могут быть ни добрыми, ни злыми гениями. Порок и добродетель должны присутствовать в творцах в равной мере. И когда ангел у одного уха играет на флейте благочестивые наигрыши, а бесы в другое нашёптывают гадости, точно в морской ракушке рождается жемчужина. Эту жемчужину, позже, обыватели назовут шедевром. В сердце Мастера всегда бушуют страсти. Он грешит всю свою жизнь, и он же пытается оправдать собственные грехи. Его оправдания, в свою очередь, превращаются в гениальные строки или божественные в непостижимости мазки. Сугубо положительные люди не станут Мастерами, впрочем, как и сугубо отрицательные. Таков закон. Не знаю, к счастью или к сожалению?.. — Владислав поднял перед собой руки ладонями вверх, давая понять, что он действительно не знает, и присел на стул.

— В Пушкине, в большей степени, порок или добродетель проявлялись? — Роман сидел на своём месте, положив на стол открытый блокнот и крутя в руке ствол карандаша. — И за чужими жёнами он ухлёстывать не дурак был, и на дуэлях подраться. А уж высмеять кого-нибудь, так вообще, «хлебом не корми». Люди потом отмыться не могли долгое время. Однако, гений…

— Я и говорю, в равной мере и то, и то присутствовало. Поэтому-то Александр Сергеевич действительно Мастер. Если взять русскую классику, то сколько угодно примеров «души горения» вспомнится. Достоевский каторжник, Толстого от церкви отлучили, Есенин, Блок, Гоголь… Порок на пороке. Но это одна сторона мемориальной доски. Та, что к стене повёрнута. А на обозрение другая плоскость выставлена. И размеры площадей обеих сторон получаются одинаковыми.

— Во мне тоже хорошего и плохого поровну, значит я гений? — Рома, обрадовавшись собственному умозаключению, лучезарно улыбнулся. Следом заулыбались остальные присутствующие.

— Помимо сопоставимой пропорции дерьма и солнечного света, гений должен обладать Даром Свыше. Иначе получится просто наполовину сияющий, наполовину мерзкий балбес. Остаётся надеяться, что у тебя этот Дар есть. Только ты его прячешь от окружающих.

— А Дар Свыше откуда берётся?

— Свыше.

— Берётся Свыше?

— Даётся Свыше. Чувствуешь разницу между «берётся» и «даётся»?

— И кому такой Дар даётся?

— Много кому. Но используют его единицы. Одни ленятся, другие не верят в то, что им дано, а у третьих, как раз, в балансе между пороком и добродетелью одна из сторон перевешивает. В итоге, в душе буря не поднимается, страсти не кипят, вопросы не возникают, и шедевр не получается.

— А что получается?

— Либо зловонная мерзость, либо приторная, слащавая имитация шедевра.

Ромка задумался на минуту, переваривая услышанное.

— Значит, добрых гениев не бывает?

— Да почему не бывает? И добрых и злых сколько угодно. Но тон в искусстве задают не они. Мировую сокровищницу культуры не они пополняют. А пополняют её обуреваемые страстями и сомнениями Пушкин, Достоевский, Шекспир, Ван Гог и Чайковский.

— Так кто даёт Дар этот человеку?

— Вот и спроси сейчас сам у наших друзей, — Мережко сделал знак и все члены группы, заскрипев стульями, подвинулись вплотную к столам. Я также подвинулся.

На тетрадном листе передо мной нарисованные «неприметным» Алексеем цифры в убывающем порядке от десяти до нуля чередовались с непонятными словами, похожими на санскрит, но в русской транскрипции. Это всё (опять же по наущению «неприметного») мне надлежало прочесть про себя. Этакий код для подключения к диалогу. Воспроизводить этот код надлежало с закрытыми глазами. Как зачитать незнакомые фразы, не глядя в шпаргалку, если я их не помню наизусть? Дилемма ещё та. И ещё Мерёжко пиалу протянул…

— Так как Андрей не успел выучить вводные тексты, мы сегодня ему поможем. Прочтём все вместе вслух. Ты, Андрей, повторяй следом. В дальнейшем запомни наизусть. И сделай только пару глотков, чтобы мы тебя потом, как недавно Романа, сетками по комнате не ловили. Держи.

Взял в руки чашку с тёплой белой смесью. Посмотрел. Понюхал. В этот раз жажды не было совсем. Не хотелось мне пить их молоко. Но раз уж назвался щурёнком, полезай в кастрюлю. Перед ухой все равны.

Отпил из пиалы. По вкусу напиток напоминал козье молоко. Жирное и горьковатое. Сделал ещё один большой глоток и поставил чашку на поверхность стола рядом с тетрадным листком.

Влад удовлетворённо кивнул, закрыл глаза и принялся считать. Я, по примеру остальных, также зажмурился.

— Десять, девять, восемь, семь…

Ну и когда, и главное, как начнёт действовать напиток? Пацан чуть из окна не выпрыгнул, хорошо ему вовремя крылья сломали… Какие ещё крылья?

— Шесть, пять, четыре, три…

Помню лет десять назад, во Франции, попробовал молоко из конопли сваренное. Тоже сначала не мог дождаться, когда торкнет. А потом шваброй от собак отбивался, в квартире на седьмом этаже, где никогда даже тараканы не водились, не то, что собаки…

— Два, один, ноль. Хатурабжа!

И все хором за Мережко (я тоже):

— Хатурабжа!!!

Ну и сочетания звуков в этих их вводных текстах. Два десятка слов из фильмов про гоблинов, эльфов и прочих населяющих киношные миры существ. Тарабарщина. Кстати, а слово «тарабарщина» в тексте не встречается? Приоткрыл один глаз и покосился в шпаргалку. Опаньки!..

А у всех глаза давно открыты. И только я сижу, жмурюсь. А кто это на месте Влада восседает? На меня, главное, гад, пялится. Нет, отвернулся, кажется. Опять смотрит…

— Рома, а где Владислав?

Рома в ответ глубокомысленно улыбается. Чего улыбается? Неужели молоко так зацепило, что я вместо Мережко этого бледного мужика вижу? Крылья, случайно, не выросли на спине? Надо пощупать…

И вот тут до меня дошло, что реальность не та. Нет, помещение то же, мебель на месте, расположение стен, потолка, окон аналогичное, но всё перечисленное находится не там, где мы пребывали до начала отсчёта. Не в той пространственно временной плоскости. То есть… Молодец, Андрей. Догадался. Знакомая ситуация? А что в подобной ситуации со мной всегда происходит? Правильно, осознание.

Я не стал себя выдавать. Через минуту внимание к моей персоне со стороны других участников диалога ослабело. Все теперь смотрели на «бледного». Он был худым, со средней длины русыми волосами, и в бежевом костюме из неопределённой ткани. Куда делся Влад, выяснить пока не удавалось. Мужчина оглядел всех по очереди и обратился к собравшимся с приветствием. Голос, надо признать у «бледного» был весьма баритонистый.

— Новые люди, вижу, в нашем коллективе? — он посмотрел в мою сторону. Неприятно посмотрел, но я взгляд выдержал. — Вас Андреем зовут?

— Андреем.

— Фамилия Школин?

— Фамилия Школин.

— Удивлены тому, что мне известно Ваше имя?

— Нет, не удивлён, — знал бы он, чего я только не насмотрелся во время своих бесчисленных выходов, не спрашивал бы.

— Правильно, естественным вещам удивляться нет смысла, — «бледный» дружелюбно улыбнулся и откинулся на спинку стула. — Ты, Рома, как себя сегодня чувствуешь?

— Нормально, — почесал лоб пацан. — Я и вчера уже нормально вошёл. Это в первый раз небольшие проблемы были, молока перепил по неопытности, а сейчас всё в порядке.

— Задание, знаю, выполнил. Молодец. А вот Елена со своим не справилась, — «Владозаменитель» повернулся к женщине примерно моего возраста. — С трудностями столкнулась, Лена?

— Не получается у меня, — последняя виновато опустила голову. — Не идёт больной на контакт. Грозит в милицию обратиться. По-разному пробовала с ним поговорить, он прочь гонит. Наверное, я с людьми не умею общаться.

— Ты оставила больному свои координаты?

— Оставила. И ему лично, и родне его.

— Завтра или послезавтра он сам тебе позвонит, а ты не раскисай, договорились? — «бледный» протянул к женщине руку, и, несмотря на то, что последняя сидела достаточно далеко (между ними находились три человека), погладил её по голове.

— Спасибо, Таурос.

— Не за что. Это твоё предназначение, а мы, всего лишь, по мере сил, помогаем, — и рука вернулась назад к владельцу.

Мне, конечно, во втором мире приходилось видеть даже шестируких индивидуумов, но чтобы ладонь вытягивалась на два метра… Такие фокусы наблюдал впервые. Надо сказать, на эту проделку Тауроса никто, кроме меня, не обратил внимания. Видимо, привыкли.

— Ты, Борис, съезди завтра в Тверь, все необходимые данные у Владислава получишь. Это по вопросу, который мы раньше обсуждали, — на этот раз обращение адресовалось дядьке с бородкой — «клиенту» Мережко. — Там тебя уже ждут.

— Да, я звонил, тверская группа готова к диалогу.

— Можешь кого-нибудь взять помощником, к примеру, Андрея. Вдвоём легче работать, — Таурос, вновь, повернулся в мою сторону. — Пусть эта поездка будет Вашим первым заданием.

Я промолчал. Борис, не услышав возражений, удовлетворённо помахал седой головой. «Пришелец», вроде, тоже удовлетворился моим молчанием и принялся задавать вопросы остальным членам коллектива. Пока опять не добрался до Романа.

— Ладно, с основной работой худо-бедно разобрались. Все постарались, если что-то не получилось, не расстраивайтесь, получится непременно. Каждый из вас должен помнить, что он работает не в своё удовольствие, а ради постижения добра и истины и установления космической гармонии. Теперь, если нет возражений, поговорим на интересующие вас темы. Рома, ты спрашивал Влада о творческом даре, который вдохновляет поэтов, художников и музыкантов?

— Владислав назвал его Даром Свыше, — юноша поправил «виртуальные» очки. Интересно, а в «первом кабинете» он тоже до очков дотронулся? — Только, кто этот дар даёт и кому, не сказал. Посоветовал к вам обратиться.

— Это вопрос не новый. И не ты первый им задаёшься. Ты сам как думаешь, много людей, действительно, с подобными талантами рождаются?

— Думаю, что нет.

— А почему?

— Наверное, потому, что поэты вряд ли пойдут улицы мести и хлеб выращивать. Хотя я знаю одного писателя, он дворником работает. Но это потому, что больше ничего другого делать не умеет, а за романы его издатели платить не хотят. Если бы все только песни сочиняли или картины рисовали, то питаться пришлось бы нотами и холстами. И бродили бы среди руин и разрухи гении с взлохмаченными, грязными волосами.

— Почему с грязными?

— Потому что поэты водопровод починить не смогут.

— Значит, правильно, когда творческими способностями наделён лишь ограниченный круг людей?

— Ну, наверное, правильно.

— Одному из народов древности мы дали творческий дар. Всем жителям без исключения. Ещё в детстве каждый из них мог выбрать вид искусства для самореализации. И многие действительно создавали шедевры. Однако, большинство людей эти свои способности игнорировали. Или из-за лени, или из-за того, что все свои силы тратили на завоевания земных благ, каких, надо сказать, у них и так было предостаточно. Когда эта цивилизация закончила своё существование, мы приняли решение, в дальнейшем, ограничить число землян наделённых творческими талантами. Теперь, при рождении ребёнка, мы решаем, получит или не получит человек озарение. Поэтому гениев сейчас не так много, зато есть, кому чинить водопровод, — «бледный» душевно улыбнулся пытливому собеседнику, как бы намекая, мол, ловко я поэтов с сантехниками в разные углы развёл? Но пацан не сдавался. Ромка был упёртым, из тех, кому «кол на голове тешут».

— Как то государство называлась? Не Атлантида?

— Может быть. На их языке название звучало по-другому.

— А каким образом вы можете давать или не давать людям возможность творить?

— А каким образом, вернее, откуда мы знаем, что ты вчера оскорбил старушку-контролёра в метро и убежал по эскалатору, перепрыгнув через турникет?

— У меня просто денег не было, — немного растерялся Роман, — а она пускать не хотела.

— А что за DVD ты ночью, в комнате закрывшись, смотрел?

На этот раз Рома, смутившись ещё больше, ничего не ответил. Я вместо него продолжил:

— Наверное, не совсем этично в замочную скважину подглядывать?

— А никто и не подглядывает, — спокойно апеллировал Таурос. — Личная жизнь человека — загадка только для самого человека и его окружения. Для тех, кто находится на более высокой ступени развития, ваши поступки и ваши намерения подобны поступкам и намерениям рыбок в аквариуме. Кстати, на рыбок не только любуются, за ними ещё и ухаживают.

— Рыбки к творчеству не склонны.

— Потому что им, в отличие от людей, особый дар не даётся. Людям даётся, но они не всегда к нему относятся ответственно.

— То есть, люди находятся на промежуточной ступени развития между вами и аквариумными рыбками. И у кого больше шансов достигнуть следующей ступени, у сомиков или у гомо сапиенс?

— Конечно у людей.

— И вы можете наделить человека способностью к творчеству?

— Мы это делаем регулярно. Наиболее старательных продвигаем вверх по ступеням совершенства. В России нашим протеже был Рерих. Он своим талантом воспользовался сполна.

— В том, что Рерих воспользовался именно вашей помощью, я как раз не сомневаюсь. У меня вопрос по поводу Вашей способности и, главное, компетенции вдохнуть в личность Дар Божий?..

Возникла пауза. Таурос нехорошо посмотрел на меня:

— На тему Бога, мы поговорим со всеми присутствующими несколько позже. Сейчас вы ещё не готовы к восприятию таких сложных вещей, а Вы, Андрей, тем более, ведёте диалог впервые. Но стремление к познанию, благородное стремление, — выражение лица «бледного» приобрело отеческий оттенок. Он протянул руку, с явным намерением погладить мою голову. Уж точно не как аквариумного меченосца, скорее как котёнка. И вот тут я «раскрылся». Ну не мог я допустить, чтобы вытянутая неестественным образом «клешня» до меня дотронулась.

Пальцы «представителя цивилизации, стоящей на более высокой ступени развития» упёрлись в защитную сферу в полуметре от моего лица. Он сделал ещё одну попытку «погладить», но… Пытаясь скрыть раздражение, Таурос неуклюже улыбнулся. Рука зависла в воздухе. Я убрал защиту и заставил себя проснуться.

Все члены группы сидели на своих местах. Там, где только что восседал «бледный», дремал Мережко. Через пару секунд его тело вздрогнуло, и Влад открыл глаза. Некоторое время он просто молчал, а затем тихо спросил (в это время стали «возвращаться» остальные присутствующие):

— И что это было?

— Ты о чём? — сделал вид, что мучаюсь похмельем.

— Сам знаешь о чём.

— Слушай, Влад, я, кажется, молока перепил. Вообще ничего не помню. И голова болит…

— Голова болит? Ну-ну…

 

Глава 43

В головном вагоне электрички «Москва-Тверь» народу было, не пропихнуться. В основном, дачники и грибники с лукошками. Мы с Борисом заранее заняли места, ещё когда состав стоял на перроне Ленинградского вокзала, и теперь сидели друг напротив друга возле окна.

Мой попутчик сразу достал из старого, коричневого портфеля папку с бумагами и до Зеленограда ворошил документы. Я просто ловил кадры железнодорожного кино.

— Уважаемые пассажиры, доброго всем пути. Для тех, кто ещё не подготовил сани летом, предлагаем новый вид качественной продукции, — долговязый смуглый молдаванин бросил тяжёлую сумку на пол и выставил на обозрение нечто квадратное, завёрнутое в фольгу. — Лыжная мазь отечественного производства. Изготовлена на красноугльском оборонном предприятии, производящем ракетное топливо. Незаменимая вещь для любителей лесных прогулок. Если кто-нибудь обратил внимание, в торговых точках Москвы и области такая мазь стоит пятьдесят рублей. У нас вы можете купить её за…

Мазь меня не интересовала. Даже лыжная. Я зевнул, глянул на «занятого делом» Бориса и приготовился выслушать следующую рекламную заставку.

— Дачные инструменты. Удобные в обращении, — здоровый, устрашающего вида мужик, с узким лбом и густыми бровями открыл деревянный ящик и достал лопату со складным железным черенком. — Любой дачник может сам убедиться в незаменимости этот сапёрной лопатки. Метал, используемый для её изготовления, не тупится и не ржавеет. Нет такого грунта, с которым бы вы не справились при помощи этого инструмента. Нет такой ямы, которую бы вы не вырыли. Нет такого предмета, который бы вы не смогли закопать. Кроме того, это прекрасное оружие для обороны вашего садового участка, — мужик, со знанием дела, приподнял лопату над головой. Близстоящий народ испуганно отшатнулся. — Далее показываю. Черенок раскладывается, и у вас в наличии имеется ещё один необходимый в обиходе предмет — топор. Кроме того, выдвигается дополнительная плоскость, и получаем лестницу. Цена такого универсального инструмента — всего двести рублей. Также имеется в наличии набор ножей, необходимых каждому дачнику. От очень прочного шила, до штык-ножа американских «морских котиков». Выбирайте, кому что необходимо, — взору грибников предстал арсенал холодного оружия. Как раз для срезания сыроежек…

— Газеты, сканворды, анекдоты, — раздался женский вопль из другого конца вагона.

— Прицел для снайперской винтовки, — продолжал удивлять здоровяк.

— Травки не желаете? — таджик с коробом, подписанным «семена», наклонился к бабульке в платочке. — Настоящая чуйская, вчера привезли.

— Взрыватели, ещё в масле, только что с завода, — шевелил густыми бровями мужик.

— Есть кокс свежий, — очаровывал бабушку таджик.

— Па-арнуха, па-арнуха! — завыла из-за спины торговка прессой.

— Андрей, уснул? — тронул меня за плечо седой «клиент» Владислава. — Может, поговорим? К Клину уже подъезжаем.

— К Клину?! — я отогнал бредятину и огляделся. Пассажиров в вагоне почти не было. Все дачники успели сойти на подмосковных платформах. Борис убрал бумаги назад в портфель и теперь, видимо, скучал. — Давай, поговорим…

— Строчка такая в песне Михаила Круга есть: «Давай, поговорим…». Кстати он тверичанин. Убили барда в родном городе в начале века.

— Знаком с творчеством Круга?

— Ну а кто ж с ним не знаком. Не скажу, что фанат, но многие песни нравятся.

— Памятник Михаилу ещё не установили в Твери?

— Что ты?.. — мой попутчик состроил мину. — Депутаты и администрация «блюдут чистоту нравов».

— Зато, Ленин-вурдалак, наверняка, стоит на самом почётном месте?

— Стоит, — Борис усмехнулся именно так, как усмехался на портретах старик Ульянов. — На площади имени себя и стоит. Это по-русски. Убийцам у нас принято монументы возводить, а именем убитого певца, который город прославил, даже улицу назвать стесняемся. И «корректно» глаза опускаем, мол, Круг блатные песни пел. Как же можно певца с «таким» репертуаром увековечивать? А ведь он того заслужил, по крайней мере, не меньше, чем купец Никитин. Ладно, история рассудит, кому заслуженно памятник воздвигли, а кому по конъюнктурным соображениям или по горячке. Да и нужен ли сейчас Кругу памятник там? — мой попутчик сделал ударение на слове «там». — Думаю, там, он ему точно не понадобится.

— Ты в курсе, что именно там может понадобиться, а что нет? — я, в свою очередь, выделил вопросительное местоимение «что».

— Ну, в общих чертах, как ты выразился, в курсе, — Борис почесал бородку и пожал плечами. — Настолько, насколько позволяет делать выводы полученная информация.

— А информация получена от Тауроса через диалог?

— Андрей, — мой попутчик несколько секунд обдумывал ответ. — Нам бы хотелось, чтобы ты серьёзнее отнёсся к происходящему. От многих решений и действий зависит твоя дальнейшая судьба. И если ты будешь продолжать отмахиваться от очевидного, как от комаров, то налетят пчёлы. А пчёлы кусают больнее. И укусы дольше заживают. Если вообще заживают… — он опять помолчал, а я, в свою очередь, не спешил перебивать. — Информацию даёт не только Таурос. Ты видел пока одного из них, но есть и другие. Можно игнорировать увиденное и услышанное, однако не признавать очевидное глупо. А то, что они легко разбираются в вещах и явлениях, о которых люди самостоятельно никогда бы не узнали, как раз и есть очевидное. То, что вчера Таурос о Ромкиных подвигах поведал — это ещё цветочки. Они всю твою прошлую жизнь могут по полочкам разложить. И будущее показать, как в кино. Так стоит ли отрицать их превосходство? Не верить информации о потусторонней жизни, которая начинается после того, как человек покидает свой скафандр-тело, тоже глупо. А, судя по этой информации, и Михаилу Кругу, и всем остальным представителям человеческой расы, памятники установленные на оставленной земле уже не интересны. Это, как если бы космонавты, отправляясь в другую галактику, и зная, что никогда не вернуться назад, рассуждали, поставят им дома монументы или нет? С собой-то эти изваяния не прихватишь, да и мешать они будут. Тяжёлые ведь, — «седобородый мудрец» развёл руки в стороны и улыбнулся. — Все там будем…

— Так что там всё-таки может понадобиться, по информации от ваших друзей? С памятниками, по крайней мере, более-менее ясно. Радоваться нужно смерти или бояться?

— Бояться-то точно не стоит, — собеседник улыбнулся, но не мне, а куда-то в сторону. — А радоваться или нет?.. Не знаю. Это естественный процесс. Поэтому, радуйся, не радуйся, а всё будет, как должно быть, и никто ничего изменить не в силах. Нужно всё воспринимать, как должное, как закон природы. Умный и совершенный закон. Душу каждого человека встретят на небе с любовью, как ребёнка вернувшегося домой к родителям. А вся грязь останется здесь. И страх тоже здесь останется.

— Это они так сказали?

— Не только сказали, но многим показали города, где люди обитают после физической смерти.

— И тебе показали?

— Показали, — Борис снял и протёр очки, — поэтому-то я так уверенно тебе обо всём рассказываю. Не веришь?

Опять игра в ромашку — веришь, не веришь?.. Я встал и закрыл окно. Что-то озяб.

— Верю. И Владу на такой же вопрос утвердительно ответил. Чем картина абсурднее выглядит, тем больше на правду похожа. Почему я не должен верить, что вам это всё действительно показали? Вчера, вон, у этого вашего «совершенного существа» рука на два метра вытягивалась, сам видел. Райские сады немногим более фантастическое зрелище. Только вот, если всех на небе с любовью ждут, в чём тогда загадка земной жизни? Логики не прослеживаю?

— А загадки никакой нет. Земная жизнь лишь подготовительный период к более совершенному существованию. Каждому назначена своя роль, которую он играет. Одним приходится быть злодеями, другим страдальцами, третьим бить баклуши весь срок. Потом этот опыт всем нам пригодится, опять же для дальнейшего запланированного действия. Всё логично.

— Ада, разумеется, нет?

— А для чего он нужен, если человек выполняет волю Творца? То, что все мы делаем, давно запланировано. За что тогда наказывать?

— Свобода выбора, в контексте твоих умозаключений, полностью игнорируется?

— Сам посуди, если можно заглянуть в будущее и увидеть расписание жизни любого индивидуума поминутно, то о какой свободе выбора идёт речь?

— Будущее они вам тоже показывают?

— Редко и неохотно. Не хотят убивать интригу. Но если очень надо, то дают заглянуть и туда. Некоторым…

— Избранным?

— Ну, вроде того.

В вагон зашли тверские контролёры, электричка выехала из московской области. Мы по очереди показали свои бумажки, и удовлетворённые служители железнодорожного ведомства двинули дальше.

— То есть, ты сейчас едешь в другой город не потому, что чувствуешь ответственность за результат деятельности тверской группы, а потому, что так предопределено судьбой, и другого выхода нет?

— Почему же, я мог остаться дома и смотреть телевизор или пить пиво.

— Получается, всё-таки сделал выбор?

— Нет, если бы я остался, значит, так и было запланировано. А раз мы с тобой едем в Тверь, значит, запланировано ехать в Тверь.

— Блин, ну это уже софистика… — я понял, что состав дискуссии о свободе воли мой более зрелый собеседник легко перетащит на ведущие в тупик рельсы, а как перевести разговор в колею интересующей меня темы пока не знал. Минут пять ехали молча.

— Если игнорировать комаров, налетят пчёлы…

— Что? — Борис не сразу понял, что именно его я только что процитировал.

— Ты пятнадцать минут назад утверждал, что от многих решений и действий зависит моя дальнейшая судьба, а сейчас оказывается — на судьбу никакие решения и действия повлиять уже не могут. Значит, пчёлы покусают, потому что они должны покусать, и плевать хотели, обращаю я внимание на комаров или нет. Где ты прокололся, в начале разговора или в конце? Или ваши друзья сами в трактовке судьбоносных решений запутались?

Вместо ответа попутчик протянул мне горсть семечек.

— Пощелкай. Отвлекает от суеты, — и выплюнул кожуру в пакет. — Ты же понимаешь, тебя не случайно пригласили. И эти твои вчерашние фокусы с рук сошли не потому, что кто-то ими сильно впечатлился. Просто простили на первый раз. Всё равно все твои дальнейшие ходы прописаны и заранее известны.

— А твои?

— Мои? — Борис под линзами очков изогнул и опять выпрямил брови. — И мои тоже.

— Почему же ты до сих пор жив?

Он не сразу понял, к чему я клоню. Или сделал вид, что не понял.

— Странный вопрос. Значит рано ещё, — и рассмеялся мелким смехом. — Придёт время, лягу на погост и буду помирать по-стариковски. Что, неужели так плохо выгляжу?

— Выглядишь ты замечательно. Для своего возраста, по крайней мере. На погосте-то естественной смерти дожидаться будешь?

— Это как придётся. Хотелось бы естественной.

— И все ходы твои, говоришь, давно прописаны и заранее известны?

— Я же тебе уже ответил. Зачем ещё раз спрашиваешь?

— Затем, что ты уже лет двадцать назад должен был на себя руки наложить, — я на мгновение замер, наблюдая, как бледнеет лицо старика. — Согласно ходам прописанным. Видимо, на каком-то повороте ты судьбу обманул. Или ходы переписал. Или ещё что… Правильно?

Борис достал носовой платок, снял очки и вытер платком лицо.

— О чём ты? Почему двадцать лет назад?

— Ну, или даже двадцать пять лет назад. Когда тебя Мережко нашёл?

— Да мы знакомы с ним от силы три года.

— Неужели? А Влад утверждает, что вы четверть века знакомы. И кто неправду говорит? Ходы у него прописаны… — протянул руку и высыпал неочищенные семечки в мешок для шелухи. — Не грызу подсолнечник, я кедровые орехи люблю. Расскажи лучше, при каких обстоятельствах с Мережко познакомились. В тысяча девятьсот восемьдесят втором году прошлого тысячелетия. Или в восемьдесят третьем?

— Меня в те годы вообще в Москве не было. Я до Горбачёва в Белоруссии жил. Путаешь ты что-то, — попутчик вновь стал спокойным. — А познакомились мы с Владиславом Генриховичем недавно, когда он офис «ДЕЛОРЫ» на Пресне открыл. Какие уж там четверть века…

— И раньше никогда не пересекались?

— Нет, разумеется. Может быть, Мережко не меня имел в виду?

Внимательно вгляделся в лицо мужчины. Правду говорит, нет? Или Влад, действительно, что-то напутал? Или не напутал?

— Как аббревиатура «ДЕЛОРА» расшифровывается?

— Просто очень — дельфийский оракул. Был такой в древности. К нему со всего света народ приезжал судьбу свою узнать. Он и прогнозировал. Настолько успешно, что стал значимой исторической фигурой. Многие цари к нему обращались.

— Прогнозировал, а за одно и программировал.

Борис в ответ промолчал.

— И центр ваш теперь, занимается тем же самым. Якобы прогнозированием, а реально — программированием. И помогают вам в этом добрые ребята из других, более продвинутых миров. Те же, что и реальному оракулу в древности помогали. Так что ты там про ходы прописанные говорил? Кто их прописывает?

— Видимо, оракул, — невесело улыбнулся седовласый собеседник. — Жизнь давно прописана. И не нами. И не нам в этой жизни что-то менять.

— А в Твери группа на какой стадии диалога находится. Они только вступают в контакт или уже давно общаются?

— Там пока только один человек в диалог посвящён. Он группу и собрал. А мы едем с ними со всеми знакомиться.

— Молодой сотрудник? Или, как правильно, соратник?

— Молодой, — и попытался сострить, — приблизительно моего возраста. Белый Юрий Николаевич.

— Белый Юрий Николаевич… — что-то знакомое послышалось мне в этих фамилии, имени, отчестве. — Белый, Белый, а у него настоящая фамилия случайно не Пушкин?

— Что, знаком с ним? Да, Пушкин.

— Экстрасенс?

— Ну, все мы… — Борис снисходительно усмехнулся, — в некотором роде экстрасенсы.

— У-у… — вытянул ноги и поглядел в окно. — Всё возвращается на круги своя… Это какая станция? Завидово? У меня здесь друг детства живёт — Серега Громов. В Красноярске в одном подъезде жили. А дядя Валера, отец его, с моим отцом в шахматы по выходным играл. Я, пожалуй, выйду, — встал и мимо опешившего «в некотором роде экстрасенса» устремился к выходу. — Всем тверским привет!

— Андрей, постой, — попытался, было, удержать меня мужчина. — Ты не можешь сейчас выйти.

— Почему? — я на миг остановился и сверху вниз посмотрел на Бориса.

— Потому что… — он присел назад на сидение и уныло произнёс. — Потому что они очень обидятся.

— Таурос обидится?

— И Таурос тоже.

— Скажи, что я напился, и меня пьяного милиция высадила, — и, приветливо улыбнувшись, выпрыгнул из вагона. Потом подошёл со стороны перрона к окну, где остался сидеть бывший попутчик, и постучал по стеклу. — Ты и сам прекрасно справишься. А моя поездка в Тверь в книге ходов не прописана. Так что…

 

Глава 44

Витёк ждал в «Корчме» на Пятницкой. Поляну он накрыл душевно. Если бы ценители моего творчества все так меня кормили и поили, весил бы я сейчас пару центнеров. Хорошо, что поклонников не так много. Есть шанс похудеть…

После двух пузырей горилки и килограмма сала, вспомнили, наконец, ради чего встретились. Торжественно извлёк на свет компакт-диск, с пафосом расписался и с ещё большим пафосом подарил Виктору. Тот прослезился:

— Братан, спасибо. А-то у меня только оцифрованные с плёнки старой магнитофонной восемь вещей сохранились. Ну там, сам понимаешь, качество ещё то. Теперь неделю все вешаться будут.

— В смысле? — не понял я.

— Так я теперь и в офисе, и в машине, и дома только этот диск крутить начну. Неделю, по крайней мере. Оба-на, у меня вот этой вещи нет. И этой нет. А «Шарманщик сумасшедший» не вошёл в альбом? Не вижу здесь. Или он под другим названием проходит?

— Это не моя песня, Вертинского, — насадил на вилку кусок жирной свинины. — Не имею возможности на носителе издать. Можно, конечно, договориться. Отмыть авторские права и так далее… Просто некому этим заняться.

— Давай помогу, — стукнулись рюмками. — Обрисуешь по-трезвому, что да как, глядишь вымутим песню. За творчество!

— За достойное творчество! — скромно уточнил я.

— Правильно! — согласился Витёк и опрокинул в рот горилку.

Когда мы, наевшись, напившись и наобщавшись, пошатываясь, извлекли свои тела на улицу, мой новый товарищ указал пальцем в сторону припаркованного неподалёку квадратного «Мерседеса-Гелендвагена»:

— Куда тебя подбросить?

— А ты что, ещё и за рулём? — скептически оценил состояние водителя.

— Без проблем, я всегда так езжу.

— Я лучше на метро. Быстрее доберусь. Без пробок.

— Да какие пробки, воскресенье же. А впрочем, как знаешь. Согласись, классно посидели. Давай завтра созвонимся.

Мы обнялись на прощание, и Виктор, помахивая подписанным диском, не спеша, устремился к машине.

Я пересёк Пятницкую и направился ко входу в подземку. Правильно ли поступаю, встречаясь с различными поклонниками моего творчества? Хотя, опять же, какие проблемы? «Звезду» пока не поймал, да и откуда подобной болезни взяться? Если даже в каждом городе страны по одному-два человека живут, кому моё творчество небезразлично, вряд ли ими всеми концертный зал наполнишь. Всё равно места свободные останутся. Так что, наверное, не стоит голову забивать. Попросил пацан диск подарить, да ещё и стол накрыл, почему нужно отказывать? Правильно, Андрюха, всё сделал. Глядишь, и пригодится он в другой р…

Громыхнуло так, что меня взрывной волной на метр отбросило. По всей улице разом завыли сирены противоугонок. Прохожие заметались в разновекторных направлениях. С трудом поднялся на ноги и обернулся к ресторану. На ступеньках «Корчмы», обхватив голову руками, сидел швейцар-зазывала в традиционной украинской одежде. Между пальцами на асфальт медленно сочилась тёмная кровь. На месте, где только что находился «Гелендваген» Виктора дымилась раскоряченная груда металла. А в стороне от взорванной машины, совершенно целый и невредимый, валялся компакт-диск с моей фотографией на обложке…

Вот тебе и пробок нет по воскресеньям. Воскресенье… А какое число сегодня?

* * *

Допустим, его хотели взорвать и взорвали. Реально? Вполне. Допустим, седьмое октября — простое совпадение. Реально? Ну… С натяжкой, может быть и так. Что ещё? Сидели, разговаривали, выпивали, вышли, Виктор предложил меня подвезти. Если бы сел с ним в машину… Тогда дату-седьмое октября можно под другим углом рассматривать. Под каким?

Так… Сидели, выпивали, я диск подписал. Кому он звонил? Да вроде никому. Кто мне звонил? Ну, общался со знакомыми, никто ведь не знал, где я конкретно буду находиться. Я даже жене не сказал. Ходил пару раз в туалет…

Когда из туалета возвращался, показалось, что мужика за столиком в соседнем зале знаю. Обознался? Или на кого-то действительно похож? На кого? Одет цивильно. С женщиной молодой. Что-то там такое было… Глаз! Что глаз? Бельма на глазу нет. И что?

Да ладно. Бредятина. Значок-2?! Бомж с Арбата? С нормальным глазом. В костюме! С женщиной! Ха…

Встряхнул головой и попытался сосредоточиться.

Попробуем привязать к взрыву. Значок–2 с Виктором был не знаком. Скорее всего, не знаком. Мне он попался дважды, за короткий промежуток времени. В разном обличии. Так кого взорвать хотели? И кто?

И что-то ещё беспокоит. Какая-то деталь недостающая в картине. Какая? Когда я к Мережко в офис впервые приходил, ну, ещё со щекой разодранной, кнопку на двери искал, и мужик выскочил из помещения на улицу. Мне тогда тоже показалось, что я его знаю. Значит, не дважды, а трижды этот бомж мне повстречался. Впрочем, какой, к чёрту, бомж…

Диск я не успел поднять. Подобрали. Значит, милиция знает с кем Виктор (фамилию даже его не спросил) в «Корчме» выпивал и закусывал. Лицо на обложке швейцар опознает, а инициалы красивым шрифтом вот они — пожалуйста. Одно радует — в Химках мы без регистрации живём, запрос в Красноярск, по месту прописки вышлют. Там скажут, что где-то в Москве обитает. Время есть…

И ещё… Надо бы повнимательнее просмотреть рисунки на диске, что в ящике обнаружил. Это ведь на сидюке дата сегодняшняя стояла. На флэшке её ещё не было. Флэшка пропала после кипиша со Значком-2. Потом её вернули, но между этими событиями подложили диск с датой. То есть, всё то же самое, плюс календарный день с восклицательным знаком. И у Влада в компе та же хрень висела. Получается, этот с бельмом у меня её спёр, информацию скачали, а потом добавили зачем-то дату и вернули на диске. Предупредить хотели? Если хотели грохнуть, какой смысл заранее оповещать? А если не предупредить? Как там центр их называется? Прогнозирования и программирования, кажется? Вот, вот… И добрый Дедушка Мороз — Владимир Артурович ещё дополнительно напомнил. Ну, спасибо, блин… А кто же мне тогда, если не эти «оракулы» грёбаные, первый раз флэшку подбросил, без указания седьмого октября со знаком восклицательным? Просто с какими-то цепочками и рисунками. Кто ещё играет? И на чьей стороне?

Хмель уже выветрился. После взрыва «Гелендвагена» протрезвел на удивление быстро. В метро спускаться не стал, а поймал такси и доехал до зоопарка. Перешёл по подземному переходу на другую сторону дороги и уселся на лавочку во дворике, недалеко от магазина, где обитала спасённая кошка. Офис Мережко отсюда просматривался замечательно, при этом сам я был скрыт деревьями. Достал мобилу и, позвонив Оле, наказал ей трубку стационарного телефона не брать, из дома не выходить, дверь никому не открывать, а реагировать только на мои вызовы с сотика. А сам сидел, загонял мысли, точно бильярдные шары, в лузы умозаключений.

День был солнечный, но, тем не менее, осень брала своё. Хорошо, хоть, куртку одел. Завернулся в неё поглубже и сдул упавший на нос жёлтый кленовый лист. А так хорошо день начинался…

Владислав и Борис вышли из здания одновременно. Постояли, поговорили возле какого-то японского седана, затем вместе уселись в салон. Мережко на заднее сиденье, его коллега вперёд. За рулём их уже ожидал водитель. Лицо шофёра через стекло я не разглядел. Когда «контактёры» разместились в машине, на улицу вышли остальные члены группы. Среди них Ромка. Короткие прощания, рукопожатия, и пацан двинулся в сторону магазинчика. Наверное, эскимо в блестящей обёртке хотел купить.

— Добрый день! — я следом за ним появился на пороге предприятия сферы обслуживания. — Как поживает наша кошка?

Продавщицы (усатая и безусая) неподдельно обрадовались. Ромка обернулся и, тоже улыбнувшись, как ни в чём не бывало, приветливо протянул руку.

— Привет! А мы только сегодня тебя вспоминали.

— Вот она — киса наша, спит, — погладила по голове спящее на коробках животное та, что без усов. — Налопалась рыбы и дрыхнет. Что с ней сделается? Нам бы так жить.

— А Вы в гости к Маруське нашей зашли или так? — томно, но не совсем прозрачно, поинтересовалась усатая. — Или купить чего решили? Может пивка?

— Может и пивка, — не менее томно ответил я хозяйке заведения и пожал руку парню. — Здоров, здоров. Что, серьёзно вспоминали?

— Ну, да, и Владислав Генрихович интересовался, где ты, почему не появляешься? Да он только что уехал, можешь позвонить по сотику.

— Потом позвоню. Я с тобой хотел поговорить. Есть время?

— Конечно, — пожал плечами и улыбнулся Ромка. — У меня времени свободного сколько хочешь. В общаге делать нечего.

— Так ты не местный? — подошёл к прилавку и указал на холодильник с пивом. — Два «Эфеса» холодных в жести и кальмаров каких-нибудь сушёных, девчонки, свешайте пожалуйста.

— Пива свешать? — покачала головой безусая.

— Ага, чтобы ровно килограмм получился.

— Ну, сейчас посмотрим, — женщина поставила на весы две банки, а сверху пристроила большой пакет кальмаров. — Перевес получается, придётся доплачивать.

— Я натурой расплачусь. В другой раз, — подмигнул обеим сразу и отдал деньги за покупку.

— Все вы так обещаете, в другой раз, в другой раз, — выдохнула безусая и повернулась к Роману. — Ну а Вам чего, литр конфет шоколадных?

— Нет, мне два «Сникерса», — пацан указал пальцем на батончики и посмотрел вопросительно в мою сторону. — И где будем разговаривать?

Выдернул «чеку» одной из банок и прямо возле прилавка опорожнил всё её содержимое. Сжал в кулаке опустошённую тару, швырнул бесформенную жестянку в мусорную корзину и только потом ответил:

— В зоопарке.

* * *

Розовые фламинго изящно мёрзли и неприязненно посматривали в сторону папарацци-любителей. Размышляли, скорее всего, о жаркой Африке, Килиманджаро, гиппопотамах, айболитах, и прочей южной фауне. Роман, разглядывая самоуверенных птиц, пережёвывал второй «Сникерс».

— Неправильно они всё-таки устроены…

— Почему неправильно?

— Наоборот, правильно.

Я уже начал привыкать к «произвольному течению мыслей» пацана, но в этот раз извилины не смогли уловить какое-либо присутствие логики в его высказываниях.

— Так правильно или неправильно?

— Я и говорю, что правильно!

— Да ты только что заявил: «Неправильно»!!!

— Нет, это я перед словом «правильно» добавил частицу «не». Вроде, как «не… не неправильно, а правильно…»

— Во, как… И что в них, в птицах этих, правильного такого?

— Цвет, — и, заметив моё недоумение, пояснил. — На фоне серых уток смотрятся хорошо. Фотографы их в первую очередь снимают.

— Это в зоопарке, а в естественной среде обитания не для фотографов, а для охотников мишень замечательная.

— Да? — Роман заулыбался и покачал головой. — Там где они обитают, охотников, наверное, нет.

Когда он улыбнулся, отчётливо высветилась щербина в верхнем ряду зубов. Вместо одного из них зияла впечатляющая дыра.

— А где зуб оставил?

Пацан ещё шире расплылся в улыбке.

— На поле боя… В общаге бились вечером вчера в он-лайне с геймером одним, поспорили из-за трактовки правил, он предложил встретиться и в реале на мечах отношения выяснить. Мечи, конечно, деревянные, но твёрдые. Он выставил вперёд, а я не заметил в темноте, наткнулся. Завтра подходящее число, поедём в парк, который возле «Горбушки», я там дуб приглядел. Ночью заклинание прочту, должен назад прирасти.

— Кто?

— Зуб.

— Возле дуба?

— Ну да, ночью и обязательно с заклинанием специальным. В нашем клане его все знают.

— В игровом клане?

— Ага.

— И ты постоянно в инете воюешь?

— Когда комп в общаге свободный, или, если деньгами разживаюсь, в Интернет-кафе хожу. Но, денег обычно не бывает.

— А если зуб, всё-таки, не прирастёт, несмотря на ночь, подходящее число и надёжный дуб?

— Не… — на этот раз он выдержал паузу после «не», — прирастёт обязательно. Заклинание стопроцентно надёжное. Проверенное. Я его у одного Палладина выменял.

— То есть, ты, помимо посещения сеансов в «ДЕЛОРЕ», ещё и в игровом Интернет-проекте участвуешь?

— Ну да, и не в одном. Я и с Лёшкой в чате на одном из бойцовских сайтов познакомился. Потом по аське списались, он меня в фонд позвал.

— Какой Лёшка?

— Ну, который всем молоко наливает, помещение к диалогу готовит и так далее. Ты его знаешь… О чём поговорить-то хотел?

Мы прошли к вольеру, вдоль забора которого, по периметру, безостановочно бегала лохматая собака. Опустив голову, она наматывала километр за километром, совершенно не реагируя на посетителей. Словно поставила перед собой цель — пробежать пять тысяч двадцать восемь кругов до захода солнца, и ей ещё остались три тысячи девятьсот одиннадцать таких кругов. А времени-то всё меньше и меньше… Аналогии, блин…

То, что Ромка в компьютерных играх висит, удивляет мало. У меня и постарше чем он знакомые есть, которые на этом новом наркотике сидят. И разработчиков одной такой игры хорошо знаю, они также больше в виртуальной реальности живут. Своей же иглой укололись, хотя в среде наркоторговцев не практикуется употребление бизнес-продукта. Значит, к Мережко пацан тоже через онлайновую игрушку попал. А играл с ним на начальном этапе тот самый «неприметный». Каждый у них занят своим делом. Я хлопками в ладоши проводил собаку на очередной круг и повернулся к Роману.

— Скажи, а чего тебе не игралось за монитором. Зачем ты в диалог полез?

— Виртуал, конечно, интересная штука, но там ты знаешь, что всё ненастоящее. А здесь всё такое же, только в реале. Прикольнее намного!

И тут я не сдержался. Накопилось за сегодняшний день, а парень под раздачу попал. Я коротко ударил его в дых кулаком. Ромка сразу согнулся пополам и, словно карась, вытащенный рыболовом на берег, стал жадно глотать ртом октябрьский воздух. Подержал его пару секунд в таком положении и, оглядевшись по сторонам, опять выпрямил вертикально.

— Сегодня днём, два часа назад, моего товарища взорвали в машине. Я чудом в той машине не оказался. И подозрения у меня, в первую очередь, на этот ваш долбаный фонд. А ты говоришь: «Прикольно»! На, попей.

Достал из внутреннего кармана пронесённую с собой банку пива и протянул пацану. Тот не стал отказываться и сделал пару глубоких глотков.

— Ты меня, Ромка, извини, конечно, — я похлопал его по плечу, — нервы. Представь себя на моём месте. У меня до сих пор груда горящего металла перед глазами. Пей, пей, я не хочу…

— А почему ты… — он поперхнулся и закашлял, так что пришлось даже похлопать парня по спине и забрать банку с пивом. — А почему ты считаешь… В смысле, при чём здесь фонд?

— Доказательств у меня нет. Да и откуда им взяться, если всё только что произошло? Чувствую просто. Мы пили в кабаке на Пятницкой, я, как вышли на улицу, в метро пошёл, хотя, по идее, должен был к Виктору в машину сесть. Потом рвануло. Там до сих пор, наверное, завалы разбирают. А человек специально приехал на встречу, за диском подписанным.

— И что, насмерть?.. — Роман сразу понял, что задал глупый вопрос, захотел исправиться, но я его опередил.

— Понимаешь теперь, почему Мережко не звоню? Вон, видишь, собачка бегает по кругу, и я сейчас в том же состоянии, только она знает, где окажется на финише, а я пока нет…

— У неё финиш и старт совпадают.

— А у меня не факт, что совпадут, хотя давно по кругу бегаю. Поможешь мне разобраться, что к чему? Не ровен час, сам в схожей ситуации окажешься.

Парень больше не улыбался. Да и моё выражение лица, видимо, отнюдь не вселяло оптимизма. Ромка молчал два собачьих круга.

— Ладно, помогу. Только я сам в «ДЕЛОРЕ» недавно, да и ты не уверен, что взрыв связан с фондом. Может быть, поостынешь — другими глазами на события посмотришь. Зачем Владиславу Генриховичу тебя убивать? Он только сегодня интересовался, где ты и почему не заходишь. Вполне искренно интересовался.

— Который час был, когда он это спрашивал?

— Ну, часа три назад.

— А у кого конкретно спрашивал?

— Да ни у кого, у всей группы. Человек десять нас было. Как обычно.

— Алексей был?

— Был.

— Борис?

— И Борис тоже. Я же говорю, обычная группа, — он, наконец, немного расслабился, протёр очки какой-то тряпочкой и изобразил подобие смущённой улыбки. — Тебя вот только не хватало.

— А ты не обращал внимания, у кого-нибудь в «ДЕЛОРЕ» глаз бельмом затянут? Среди мужчин, по крайней мере. Нет? Коренастый такой мужик, пониже нас с тобой ростом, он сегодня был в «Корчме», ресторане, рядом с которым взрыв прогремел, — и постарался описать, как мог, внешность Значка-2.

— В диалоге таких точно нет, — ответил, как отрезал Роман. — Круг посвященных в диалог вообще довольно тесный, ты сам всех уже знаешь. Может просто кто-нибудь из работников фонда? Водитель, например. Он как раз крепкий, и похож на того, кого ты описываешь, только без бельма на глазу. Я сегодня его видел в машине, на которой Мережко уехал, через дверь открытую.

— Он за рулём был той тачки со стёклами тонированными?

— Он всегда Владислава Генриховича возит. Иногда Бориса вместе с ним, как сегодня. Я же говорю, водитель. У него ещё имя редкое, старорусское или старославянское, или древнегреческое, или какое-то другое древнее, сейчас постараюсь вспомнить. Богатырь такой был былинный. Как его… Сейчас…

— Илья или Добрыня? — выцарапал из памяти имена героев эпосов.

— Нет.

— Может, Одиссей, если древнегреческий герой?

— Ну, ещё Синбада вспомни… Евлампий, кажется…

— И что это за богатырь такой, Евлампий?

— Евлампий Коловрат, вроде…

— Может быть, Евпатий Коловрат?

— А, ну да, я ещё запомнил, что город основан греками — Евпатория, а богатырь наш.

— В твоём духе, — я тоже немного расслабился и махнул рукой, мол, пошли дальше зверюшек осматривать. — В машине уже, говоришь, этот Евлампий-Евпатий Владислава с Борисом ждал? Значит, раньше меня вернулся. Хотя, я на такси фактически без пробок и остановок домчался. Если, конечно, допустить, что водитель и Значок-2 одно и то же лицо.

— Кто это — Значок? — Роман перебил беспорядочное течение моих «мыслей вслух».

— Да так, лирический персонаж из прежней жизни. Я таким как ты был, ну, может, немного постарше, когда во всё это дерьмо вляпался. Тоже думал: «Во, прикольно!» Мне тогда один «геймер», если выражаться обозначениями вашей терминологии, встретился. Вокруг него чудеса творятся, крутой такой. А я и сам крутой. Магией занимался, себя избранным считал, кровью своей комаров и женщин кормил, гордился: «Какой я воин эзотерический, сам вампиров выращиваю, и сам их контролирую». Потом одной девчушке, не без помощи, конечно, «геймера», зрение восстановил. Мистика, но как «прикольно!» Святостью отдаёт. А потом вокруг меня люди стали умирать… Кто-то погибал, а те, кто в игре участвовал, сами себя жизни лишали. «Обезьянка играет пальчиками…» — я этими словами книгу свою первую начал. Ещё в начале всех событий. Ещё когда они «героически-забавными» казались. Когда повторял следом за писателями и философами всемирно известными всю эту бредятину о «необходимости внутреннего совершенствования». Индо-тибетскую философию приплёл, гороскопы, год чёрной обезьяны, катаклизмы и всё такое. И то, что сегодня Витьку убили, тоже продолжение всех этих обезьян, гороскопов, выходов в астрал, нагуалей, шамбал, махатм, игр в добрых и злых волшебников и «ДЕЛОРЫ», кстати, тоже. И выбираюсь я теперь из этого дерьма фактически в одиночку. Есть, конечно, помощники, но они либо сами в испражнениях по уши, либо думают, что помощь оказывают, а на самом деле вместе со мной ещё глубже закапываются, либо сознательно меня в новую помойку подталкивают. Такой вот выбор. И ты уже стоишь возле ямы помойной, осталось шаг сделать, и те же проблемы возникнут. Вот тогда станет по настоящему «прикольно». Как мне сейчас…

Ромка не поддерживал разговор. Шёл рядом и молча слушал мой монолог. Лишь изредка поглядывал на животных в вольерах. Потом вдруг остановился и повернулся в мою сторону.

— А ты, кстати, знаешь, что Владислав Генрихович тоже самоубийца?

Бац!.. Это что, опять Ромкины тараканы ожили? Я также развернулся к собеседнику и пару секунд соображал, как реагировать на подобное заявление. Ещё не хватало, чтобы пацан в Мережко зомби распознал.

— В смысле, не до конца самоубийца, — Роман говорил вполне серьёзно. — Нам Таурос рассказывал, что Мережко покончил с собой, но они его вернули назад на землю, чтобы он завершил начатое дело. Да и Владислав Генрихович об этом пару раз намекал.

— И что он говорил?

— Что там нет ничего страшного. Он после смерти общался со многими ранее умершими людьми, а потом ожил. Клиническая смерть.

— Борис мне те же песни пел давеча в электричке: «Там наши души уже ждут заботливые хозяева потустороннего мира, встретят с любовью, как горячо любимых детей и т. п.». Давно это произошло?

— Я толком не знаю. Несколько недель всего диалог посещаю. Тебе надо у какого-нибудь старожилы фонда поинтересоваться. Или самого Мережко спросить. Или Тауроса.

— Он-то скажет правду… Ты что, веришь этому «пришельцу»?

— Ну, я и раньше с ним всегда спорил, хотя… Хотя я со всеми всегда спорю.

— Заметил… Ты вот сам как считаешь, кто они — этот Таурос и вся его компания?

— Не знаю. Инопланетяне, наверное. Ты же сам их пришельцами только что назвал. Или шутил?

Выдержал паузу, действительно, что ответить…

— И я не знаю. Перед разными людьми они в разных фантиках появляются, всё зависит от уровня подготовленности объекта. Начинка внутри всё равно одинаковая. Одним они под видом божества мифического являются, другим — под видом полтергейста, третьим — под видом духов умерших субъектов, четвёртым — инопланетянами. А со мной они пытаются в некую игру играть. И думаю, это только начало процесса.

— То есть, мы все теперь подвержены демонической инвольтации?

Я недооценил Ромку. А них, у «геймеров», все эти параграфы давно расписаны.

— Ну, можно сказать и так.

— Я в одной 3Д игре похожий сюжет отрабатывал. Очень на диалог смахивает. Только динамики побольше. Так что, особо ничего нового в реале не увидел. Они меня изучают, я их. Пока ситуация под контролем. Все ходы прошиты.

А что я хотел услышать в ответ? Сам так же отвечал пятнадцать лет назад. Перевёл взгляд с Романа на «животный мир».

— Слушай, Ромка, а ты ещё не получал задание — кого-нибудь «вылечить от недугов страшных»? Нет? Будь поосторожнее с целительством. Даже если тебя научат чудесам несусветным, сто раз отмерь, прежде чем отрезать якобы злокачественную опухоль. По своему опыту знаю, как подобные вещи крышу срывают. Святостью отдаёт. Только, на самом деле, не святостью, а всё тем же говнецом. Я Мережко об этом уже сказал.

— А в ответ?

— Правильно мыслишь, — вспомнил выставленную перед носом дулю. — Только не тишина в ответ, а охрененная фига… Ты не говори пока никому о нашем разговоре. Да и о встрече тоже. Для твоей же безопасности полезно, — произнёс фразу и тут же сообразил, что в нашем случае гвоздь в мешке утаить не удастся. Пацан понял мои сомнения правильно.

— Ты думаешь, они не слышат нашего разговора?

— Ну, да. Точно… Тогда, по крайней мере, ничего не говори, пока сами не спросят. Спросят — расскажешь, — и мы одновременно огляделись по сторонам, словно инопланетяне прятались за кустами. — Ладно, спасибо тебе, Ромка. Пойду я, мне ещё много вопросов решить надо. Звони, если что, — достал ручку и черканул на входном билете номер сотового телефона. — А ты хищников подразни, — пожал парню руку и направился к выходу.

— Андрей, — оклик за спиной заставил обернуться. Роман стоял в пяти метрах. — Ты знаешь что? Уезжай на время из Москвы… — и, увидев, как я кивнул в ответ головой, не стал продолжать.

* * *

— Здравствуй, Наталья, — я дождался, когда гудки в трубке из коротких превратятся в приветливые, а затем трансформируются в голосовые вибрации. — Это Школин.

— Привет, Андрей. Неужели тебя заинтересовали вопросы, волнующие миллионы людей нашей планеты?

— Да, Наташа, ещё как. Тем более мистер Джозеф Смит не совсем по-русски обрисовал картину пришествия Спасителя на американскую землю. Хотелось бы получить разъяснения из компетентных источников. То есть, от тебя лично, или, на худой конец, от Ивана.

— Приезжай хоть сейчас, мы оба на месте, с удовольствием пообщаемся. Адрес у тебя есть?

— Есть. Через час буду на Водном Стадионе. Только у меня небольшой вопросик не по теме. Ты не помнишь фамилию врача, который Мережко реанимировал. У меня сейчас знакомый один в коме, я родственникам обещал специалиста найти серьёзного. Деньги хорошие платят, лишь бы в чувства привёл. Владу дозвониться не могу, а дело срочное. Поможешь, как мормон мормону?

— Что-то, я гляжу, ты к Мережко шибко не равнодушный. Видимо уже и фонд успел посетить?

— Успел. Откуда бы я информацию о его неудавшемся самоубийстве узнал?

— А он тебе разве не сказал, что не в Москве всё произошло? Даже если я тебе фамилию врача сообщу, он всё равно на Украине живёт. Или ты опять меня за нос водишь?

— Нет, не за нос.

— Приедешь к нам?

— Всё, в течение часа буду, — и выключил мобилу.

То есть, информация о воскрешении Владислава Генриховича верна. По правилам (хотя, какие к чёрту, правила?) он, прежде чем стреляться (или топиться, или…) сначала должен был со мной встретиться. А Мережко после нашей встречи, наоборот, бодрый и весёлый. С кем же он тогда пересекался, если конечно пересекался? Или в этом случае другие правила действуют? Мормонов я, конечно, всё равно навещу, но не факт, что к «Водному стадиону» Значок-2 не стартовал. Любит он те же мероприятия, что и я посещать. Поэтому с мормонами в другой раз встретимся. А теперь — домой.

* * *

Вещей набралось на две сумки. Ещё надо было умудриться купить билеты, но данные с сайта РЖД не скачивались. Я сидел, щёлкал мышкой, а Оля всё донимала расспросами. Само сообщение о том, что мы отправляемся в Томск, супруге нравилась. Не нравилось, и вполне обосновано, другое — то, что выезжать нужно было прямо сегодня.

Наконец, я собрал необходимую инфу. Выписал на листок расписание движения нужных поездов и вышел на балкон глотнуть стакан осенней прохлады. С высоты седьмого этажа отчётливо различались фигуры перебегающих Юбилейный проспект пешеходов. Огни включившихся фонарей освещали серый асфальт и тусующуюся на остановке «Улица Лавочкина», рядом с круглосуточным продовольственным магазинчиком, группу молодых людей. Молодёжь посасывала из бутылок пивко и смачно матюгалась. Химкинская молодёжь, не московская. Хотя и в Москве… Вау-у!..

Над крышей противостоящей многоэтажки, параллельно Юбилейному проспекту, в сторону Ленинградки плавно плыл сигарообразный предмет, размером с дирижабль. Можно, конечно, было принять его за дирижабль, тем более, подобных летательных аппаратов я раньше не наблюдал, но какого хрена делал этот «сигаролёт» в темноте над многолюдным районом крупного подмосковного города и почему летел так низко? Да ещё и весело подмигивал габаритными огоньками — красный — синий, красный — синий…

— Оля, иди, полюбуйся.

— Что там? — супруга оторвалась от свежеутрамбованных сумок и выглянула на балкон.

— Ты когда-нибудь дирижабль видела? — указал рукой на плывущую сигару. Та продвинулась ещё метров на пятьдесят вперёд.

— Да ты лучше туда посмотри!.. — Оля не уделила внимания ни сигаре, ни папиросе, ни даже дирижаблю. Она с изумлением уставилась вверх, где прямо над нашим домом нависло нечто огромное, многоугольное и, так же, как и «сигаролёт», мигающее огнями.

Это уж точно был не дирижабль. И даже не самолёт-вертолёт. «Нечто» висело и подмигивало абсолютно беззвучно.

— Ох, блин, денёк… — я пару секунд тупо наблюдал фрагмент фантастического триллера в режиме «стоп-кадр», а затем вытолкнул жену обратно в квартиру. — Беги за соседями, скажи: «НЛО в гости к Школиным пожаловал». Пусть тоже зафиксируют.

«Дирижабль» тем временем дефилировал в заданном направлении. Может быть, военные какие-то манёвры проводят? Мало ли какие у них в наличии «сигары» и «тарелки» найдутся? Хотя, с другой стороны, если бы в арсенале российской армии такие вот беззвучные махины имелись, способные без видимых усилий и лишнего шума над домами висеть, наша страна так легко с американцами в спорных вопросах не соглашалась бы. А ещё, бывает, тарелки через какой-то там луч людей похищают. По рассказам «очевидцев». И не удивлюсь, если именно я сегодня являюсь объектом похищения. День такой. Седьмое октября. Насыщенный событиями день. Через чур…

Впрочем, луч «тарелка» не пустила. Да и тарелка ли? Мы потом долго не могли прийти с Олей к единому мнению насчёт формы объекта. Ей он виделся в форме стандартного блюдца. Я же «разглядел» многоугольник. Пока жена звала Галю и Валеру, я бросил взгляд на землю. Группа молодых людей продолжала обсуждать свои проблемы и не обращала на «неопознанные объекты» никакого внимания. Другие люди также не стояли с задранными головами. Бродили себе, как в ни в чём не бывало. Не видели или не замечали?

К тому моменту, когда жена привела Галину, НЛО грузно пересёк Юбилейный проспект.

— Ух, и правда! — соседка с некоторым даже восторгом провожала его взглядом. — Валера, иди сюда, посмотри.

Валера выглянул на секунду и тут же спрятался обратно в комнате.

— Да чего там смотреть. Вредно это.

— Ну и ладно, — махнула Галя рукой. — Он всегда такой. Всего боится. А вы давно это заметили?

— Да нет, меня Андрей только что позвал. Первым вон тот дирижабль появился, потом уже… — Оля не договорила, она смотрела теперь уже влево от балкона. Мы автоматически повернули головы в том же направлении. Прямо на дом несся огромный светящийся шар. Если бы это был самолёт или вертолёт, столкновения избежать бы не удалось…

Удалось. Потому что это был не самолёт и даже не вертолёт. Это легко на полной скорости изменил направление под углом в девяносто градусов и взмыл куда-то вверх. Мы не обратили внимания куда, мы обратили внимание на ЧТО! А именно на то, что всё небо, точно стаями ночных птиц, было заполнено разномастными летающими объектами. Неопознанными, разумеется. Тарелки, многогранники, сигары, светящиеся шары, какие-то точки с хвостами беспорядочно перемещались и кружили над Новыми Химками. Аки коршуны.

«Не кружи над головою чёрный ворон, а кружи шар голубой над головой». Кээспэшная песня, кто автор, не знаю, но они её обычно хором поют. Лучше: «Не кружи над головою чёрный коршун, а кружи…» Ага, только ещё голубых шаров не хватало. А так всё присутствует. Мечта уфологов — увидеть Химки и умереть…

Сигара-дирижабль теперь развернулся и так же размеренно плыл от Ленинградского проспекта в обратном направлении. Здоровый НЛО несколько раз показался в поле зрения и отправился к кинотеатру «Синема-Весна». А там уже вовсю резвились, носились, пикировали, резко тормозились и кувыркались объекты поменьше. И никто из прохожих на этот цирк никак не реагировал. Хотя в дальнем доме, что расположен как раз за киноцентром, пару раз пальнули из ракетницы, но может быть, они там день рождения празднуют? Выходит, видим эту чертовщину только мы одни да соседка Галя? И Валера из-за двери выглядывает, боится, что его инопланетяне похитят.

В Интернете информация о каких либо непонятностях в городе Химки напрочь отсутствовала, телевизионные программы не прервались для передачи экстренного выпуска новостей, а группа подростков на остановке «Улица Лавочкина» уничтожила пиво и разбрелась по квартирам. Сорок минут спектакль показывали только четырём зрителям (даже трёх с половиной, с учётом того, что сосед в основном прослушивал наши комментарии из комнаты). И ради чего?

Какой уж там кээспэшный «Шар голубой над головой», скорее здесь уместнее про «Вихри враждебные веют над нами…» вспомнить.

— Эх, в бой роковой мы вступили с врагами!..

— Что? — встрепенулись завороженные зрелищем женщины.

— Нас ещё, говорю, судьбы бессмертные ждут. Но мы поднимем гордо и смело… Чего мёрзнете? Всё, улетели гуманоиды в тёплые марсианские дали, — только сейчас я вспомнил о достижениях науки и техники в виде фото и киносъемки. Даже на сотик ничего не запечатлели. А может и к лучшему. — Валера-то ещё живой? Ладно, представление окончено, пошли, соседи, горилку пить.

* * *

Разбор полётов:

— Так ты из-за тарелок остался, что ли?

— Ну, скажем, их появление повлияло на скорость бегства из Москвы. Не захотел, на ночь глядя, выдвигаться. Утром в поезд сядем.

— Пил вчера?

— Пил, конечно. Ещё с Виктором покойным в обед начали. А-а, понял, это Вы, таким образом, намекаете, что все эти НЛО мне по-пьяни померещиться могли. Нет, не по-пьяни. Да и четверо нас было, когда они кружились вокруг.

— Четверым тоже может померещиться, — Сак пожал плечами и разломал пополам какую-то палочку.

— Конечно может, только если бы одни эти блюдца мерещились, а то ведь с самого утра события начали интересно развиваться. И число подходящее — седьмое октября!

— Я же тебя предупреждал, что бы ты внимательнее к этой дате отнёсся.

— А зачем предупреждали?

— Потому что предупреждал. А злишься и меня подозреваешь оттого, что хмель у тебя толком не выветрился.

— Ну, началось… Опять Вы, Владимир Артурович, свою балалайку на минорный лад настроили. Хмель не выветрился… Да я и не опьянел даже. С такими событиями надо бочку спирта выжрать, чтобы зацепило немного. Хмель не выветрился… Кто мне вообще это число зарядил?

— А сам как думаешь?

— Никак не думаю. Я помощи у Вас прошу.

— Проси.

— Блин… Как с Вами серьёзно разговаривать можно? Минуту можете без подколов постоять — послушать?

— Да слушаю я.

— Не знаю, кто мне конкретно дату зарядил, но то, что первую флэшечку водитель Мережко спёр, и что он же вчера в «Корчме» сидел — сто процентов. Я хочу его на свою территорию дёрнуть и расспросить обо всём. А Вас на подстраховку позвать, на всякий случай.

— А почему не сейчас и не сюда?

— Я сейчас морально истощён. Несколько дней отдохнуть требуется. Да и место, которое Вы для наших встреч выбрали, довольно сомнительное. Помимо нас тут разные субъекты шляются. Трудно ситуацию контролировать.

— Ладно, посмотрим, — старик смотрел в сторону пригорка. — Кажется, ты прав. Здесь шляется субъект из твоего пьяного бреда.

— Пьяный бред, пьяный б… — начал было брюзжать, но осёкся. Возле пригорка возник летательный аппарат, похожий на тот, что висел вечером над домом в Новых Химках. Откуда он появился, мы не видели, но сейчас он беззвучно и не мигая огоньками, точно в засаде, устрашающе возвышался над изгибом реки.

— Видел вчера его?

— Может его, может не его, но похож.

— Не пей больше перед выходами. Оттого и контроль теряешь.

— Постараюсь.

— Старайся, а сейчас разбегаемся.

 

Глава 45

Разбор полётов:

— Неуютно здесь у тебя, — Владимир Артурович стоял лицом к Енисею, и виртуальный ветер играл его седыми волосами. Или не виртуальный? Чувствуешь-то его вполне реально. Иногда такой хиус колючий налетает, какого в первой реальности не встретишь даже на северах.

— Это сегодня так. А бывает очень даже душевно и красиво. Мы сейчас в настоящем времени на моей территории находимся. Если хотите, сделаю день и лето с птичками. Хотите?

— Нет, спасибо. На курорт я и сам могу отправиться. Насколько помню, мы здесь не птичек слушать собрались. Или ты в орнитологи подался?

— Я подался в Сибирь. В Томск. Уже неделю в этом славном городе торчу. Кстати, от Вас не далеко. По здешним масштабам. Всего сантиметр по глобусу. Могу в гости заскочить.

— Эта песня старая и заезженная. Хотел бы, давно бы заскочил. Из Москвы без приключений выбрался?

— Вроде, тьфу, тьфу, тьфу… — плюнул через левое плечо, и ветер понёс слюну вдоль дорожки. — Поездом скорым до Тайги, а потом на электричке. Я люблю по железной дороге путешествовать. Внутри вагона — статичное состояние, лежишь, мыслишь, читаешь. Снаружи, за окном, наоборот — движение, декорации от поезда убегают. Потом, вдруг, бац!.. Оба состояния сливаются в идентичную конечной программе форму — приехали!

— Приехали… — Сак медленно повторил за мной последнее слово. — Ну так чем мы тут занимаемся? Ты меня пофилософствовать пригласил или с некими проблемами разобраться?

— С кем же философствовать, как не с Вами, Владимир Артурович? Тем более проблемы тоже философского характера. А водитель Мережко — лишь одно из звеньев проблемы. Но, по крайней мере, звено активное и способное доставить много новых неприятностей.

— Нравиться мне твой подход к решению проблем. Сначала человека цепляешь, потом с ним героически борешься. Больше десяти лет вам с Мережко друг до друга дела никакого не было. Скучно что ли стало?

— Мне, Владимир Артурович, до всех вас дела никакого не было, пока фотографии, будь они не ладны, некто Александр не подсунул, а я, по молодости, не повёлся и не взял. Теперь уже давно никого сам не ищу, но только Мережко флэшки с программами передаёт, да поклонников взрывает, а Вы по ночам являетесь, да язвите по делу и не по делу. Плюс тарелки неопознанные шпионят, а так скукотища, бля… Подсказали бы лучше, который сейчас час.

— Разбудить злодея боишься?

— Ой… — лишь махнул рукой в ответ на очередную остроту старика. — Часовые пояса подгадываю. У Вас в деревне четыре часа разница с Москвой, в Томске три. Я уснул в полчетвёртого ночи, осознание сразу же автоматически произошло, Вас вытащил, да погоду обсудили, на всё про всё минут пятнадцать. Значит в столице сейчас около часа ночи. Спит, интересно, Евлампий-Евпатий?

— Кто?

— Имя у этого шофёра, как у богатыря былинного — Евпатий. А может быть и не Евпатий.

— Ну так давай спросим. Где он?

— Да вон идёт…

Значок-2 брёл в нашу сторону по ночной тропинке. Одет он был в длинную куртку с капюшоном, вельветовые штаны и почему-то белые кеды. И ещё двойник водителя что-то трогательно бормотал себе под нос. Шёл к нам навстречу и бормотал. Шёл и бормотал…

— Не спится твоему Коловрату, — Сак стоял рядом с тропой, я же прямо на пути мужика.

— Вижу, что Зомби. И чего ему только не спится?

— Как ты пустых называешь? Зомби?

— Ну да, пустые — звучит более эстетично, — и, бросив на секунду косой взгляд в сторону едкого старикана (мол, ну что, срезал?), вытянул руку вперёд, предупреждая столкновение. — Стой.

Значок-2 послушно затормозил, как ни в чём не бывало, вынул руку из кармана и протянул мне двухрублёвую монету.

— Будешь?

— Буду, — я принял подношение и повертел денежку пальцами.

— И я буду, — обрадовался зомби Евпатия, достал из кармана другую монетку и засунул себе в рот. — В любом случае преимущество железных денег перед бумажными видно невооружённым глазом. А как можно глаз вооружить? Вооружённые силы существуют сугубо для охраны страны от внешнего врага. Но внешний враг не чета внутреннему. Внутренний опаснее и коварнее. И бороться с ним надо чистыми руками и горячим сердцем. Если сердце остынет — борьба будет проиграна. Многие команды так и уступают свои матчи. Шайба не летит, лёд тает, потом проклёвывается трава, вратарь обкурится этой травы и умирает. И всё…

— И всё? — в два голоса удивились мы вместе с Саком.

— И всё, — не вынимая изо рта два рубля, прошамкал Значок-2.

— А зовут тебя как?

— Наверное.

— Вот что, гражданин «Наверное», — я протянул руку, «поймал» деревянное кресло с высокой спинкой и поставил перед оболочкой. — Сиди пока здесь.

Значок-2 взгромоздился на это кресло точно шут на трон короля, принялся вращать головой и болтать ногами в белых кедах. Глаза его при этом были замечательно пустыми.

— Не спится Коловрату, — повторил Владимир Артурович. — Если он всего лишь исполнитель, может не с того ты начал? Подтянул бы сразу Мережко. Или я не прав?

— Мережко не пойдёт на чужую территорию. Помните, как Вас я пытался без Вашего согласия сюда заманить? Вот и Влад сопротивляться будет. А с его оболочкой разговаривать удовольствие не великое. Один вон рубли жуёт-сидит. Рядом что ли усадить?

— Если так, то не факт, что водитель легко на контакт пойдёт. Не факт…

— Я думал об этом, но другого варианта нет. Борис — «клиент» Влада, ещё более мутный, чем Евпатий. Он в близком контакте с этими «пришельцами» состоит. Наверняка они ему помогают.

— А с чего ты взял, что он, — старик указал на болтавшего ногами зомби, — не в близком контакте? Ты с Коловратом хорошо знаком, что ли?

— Вообще не знаком. Но больше кандидатур нет. С Ромой я уже провёл беседу. Он и дал наводку на водителя Влада. И, если честно, у меня надежда только на Вашу помощь, Владимир Артурович. Самому мне совладать со всеми этими программистами-прогнозистами, пришельцами и тарелками мало реально. Что касается Мережко, то есть информация о его самоубийстве и последующем воскрешении. А такие вещи, на мой глупый взгляд, тоже без постороннего вмешательства не происходят.

— Поподробнее с этого места, пожалуйста, — Сак встал позади «трона» и облокотился на спинку. Евпатий, точно птенец в гнезде, незамедлительно задрал голову и с выжиданием уставился на «маму».

— Никаких подробностей мне не сообщили. Есть такая поговорка: «За что купил, за то продал». Вот и я продаю только то, что услышал недавно. Какой-то украинский доктор Влада реанимировал. Сколько времени он на том свете пробыл, тоже не знаю. У него хотел спросить, — указал пальцем на «птенца» и вдруг заметил, что последний нас внимательно слушает, а глаза Евпатия заметно прояснились. — А может и спрошу ещё… Ожил наш богатырь, обратите внимание, Владимир Артурович. Неужели в столице тоже ночь наступила?

Значок-2 больше не вертелся в кресле, а, угрюмо насупившись, сидел без движения и смотрел прямо перед собой. Не на Енисей, что поблёскивал внизу, не на природу Территории-2, а просто под ноги.

— Привет, Евпатий. Тебя, ведь, так зовут?

В ответ ни звука.

— Так ты Евпатий или не Евпатий?

— А вам какое дело?

— Что значит, какое дело? Ты нам только что деньги раздавал бескорыстно, а теперь обозваться не хочешь. Тогда бери назад монету, — и протянул два рубля обратно владельцу. — Нам чужого не надо. Раз ты в гости нагрянул, на трон уселся, так хотя бы представься, ради приличия, — я пытался вести беседу в игровой манере, но собеседник эту мою манеру не принимал.

— Я к вам в гости не напрашивался, а если мешаю, то пойду дальше, — он попытался приподняться, однако Сак положил руки Значку-2 на плечи и не позволил тому двинуться с места.

— Как зовут тебя, мразь! — в свою очередь, наклонившись к лицу мужика и глядя ему прямо в зрачки, заорал я. И тот не выдержал напора, сдался.

— Евпатий.

Не перепутал, значит, Ромка. И курорт черноморский — от этого имени производное. И витязя былинного точно так же звали. Чудное имя, редкое…

— Флэшку зачем у меня спёр?

Вместо ответа он опять попытался вырваться. Владимир Артурович обхватил его лоб и вдавил голову в спинку кресла. И тут же резкий порыв ветра обдал нас троих прохладой.

— Кто флэшку приказал выкрасть? — несколько изменил форму вопроса.

— Владиславу Генриховичу информация была нужна.

Уже что-то, хотя кто бы сомневался…

— А машину зачем Мережко приказал взорвать?

— Это не он, — прохрипел Евпатий. — Он об этом ничего не знал.

Ветер налетел с новой силой. Мы с Саком посмотрели друг на друга, как бы задали взаимный вопрос: «Не твоя работа?» Ураган был спровоцирован явно не нами.

— Значит, ты по собственной инициативе Виктора взорвал?

— Это просто совпадение. Я здесь не причём.

— Но ты был седьмого октября в «Корчме»?

— Да.

— А кто мне зарядил это число?

В этот момент нас окатило смесью холодного воздуха и мокрого снега. Окатило так, что на секунду мы потерялись в пространстве территории-2.

— Ничего себе… — Владимир Артурович отпустил мужика и вытер лицо. — Подержи его, чтобы не сбежал. Да в темпе спрашивай, видишь, кому-то эти наши вопросы явно не нравятся, — и принялся строить защиту.

— Число мне тоже Мережко зарядил?

— Я не знаю, что такое «зарядил». Мне было сказано, поехать и посмотреть. Я поехал и посмотрел.

Вокруг происходило что-то совсем необъяснимое. Какая-то сила вырывала с корнями кусты и бросала вниз по склону обрыва. Снег и дождь закручивало в огромные воронки, которые с бешеной скоростью налетали на трон. Сак еле сдерживал стихию.

— Ты тоже в диалоге участвуешь?

— Я… Я не участвую. Я сейчас проснусь…

— Что ты сделаешь?

И в этот момент всё вокруг сразу успокоилось. Ветер прекратился. Воронки исчезли. Евпатий улыбнулся, достал изо рта монету и радостно протянул мне.

— Будешь?

— Нет, — я отошёл на два шага от кресла и махнул рукой зомби. — Иди отсюда.

Тот послушно поднялся и прямо через оставшиеся невредимыми кусты зашагал в сторону домов Академгородка.

— Ну и как тебе всё это? — старик проводил Евпатия взглядом и недобро усмехнулся. — Серьёзную бучу ты затеял и меня в неё втянул. Если бы в нейтрале находились, нас бы прихлопнуло. Много нового узнал?

— Не много, — я уже и сам понял, что ситуация неординарная. Просто вытягивать и воздействовать на ребят из ДЕЛОРЫ не получится. — Помогли Евпатию. Даже догадываюсь, кто. Ладно, хоть что-то прояснилось.

— Ладно, хоть я рядом был.

— Спасибо, — действительно, интересная ситуация. Борьба двух коалиций. Игроки реальные, помощники виртуальные.

— Больше никого допрашивать не собираешься?

— Нет. Мне сначала сегодняшнюю сцену понять необходимо.

— Тогда будем отдыхать. Спокойной ночи.

— Спокойной.

* * *

Открыл глаза и посмотрел на часы. Без десяти четыре. Здесь всего-то минут пять прошло? По-разному течёт время, по-разному…

Сходил в туалет и, возвратившись в спальню, остановился у окна. Томск спал. Внизу какой-то запоздавший автолюбитель, а может таксист-частник, загонял в гараж своего работягу-жигулёнка. Цвет машины в темноте разглядеть не представлялось возможным. Лишь красные габаритные огни яркими точками отпечатались в памяти.

Если Евпатий не врал (а в условиях давления в режиме сновидения обмануть практически невозможно), Влад не инициировал взрыв. Получается, он шпиона отправил посмотреть, что там, седьмого числа, со мной произойти могло? Типа, сам удивился, на флэшке дату обнаружив. Сгоняй, Коловрат, поешь, попей горилки в кабаке, а заметишь чего необычного, не вмешивайся, пусть хоть атомная бомба упадёт.

Ладно, утром проанализирую, доанализирую…

* * *

Разбор полётов:

Покружил над прозрачным озерцом в режиме нейтрального сновидения. Это когда балансируешь на грани между осознанным сновидением и обычным неуправляемым сном. Сюжеты сна расписаны не тобой, но ты всегда начеку и готов к осознанию. При этом частенько случаются переходы к неподконтрольному состоянию. Пока летел, мозг автоматически просчитывал варианты. Работала система защиты «Лечу-Сплю». Но как только приземлился возле какой-то скалы, защита дала сбой. Сказалась усталость от предыдущего выхода и «допросов» Значка-2. Я провалился в обычный сон.

Кто ко мне подошёл, и с кем вёл беседу, помнил с трудом. В результате чего вернулось осознание, тоже толком не уловил. Когда же почувствовал неладное, было поздно. Видимо, информацию эти двоё отсканировать успели. На языке зависло слово «Сак». Фамилия Владимира Артуровича. Что я им такого про старика наговорил?

— И где он, говоришь, живёт, этот твой старец-горец? — то, что оба представляли семейство «тауросовых» у меня сомнений не было. Такие же неприметные и бледно-серые. Такие же неприятные. Который спросил, вообще — вылитый «пришелец» из фонда, волосы только покороче.

— Почему горец? — попытался выиграть время и понять, что тут такое происходит. — Он вроде на равнине обитает. Или на Восточно-Сибирском плоскогорье. Скорее, плоскогорец, а не горец.

— Ну так позовите своего плоскогорца, мы тоже хотим с ним познакомиться.

— А как вас представить? Плоскогорцы — народ осторожный, с неопознанными субъектами неохотно в контакт вступают. Визиточек нет с собой?

— Вы, люди, очень странные существа, — заговорил второй, впрочем, мало отличавшийся от первого. — Вы действительно считаете, что юмор — серьёзная защита? Или думаете, нам трудно установить местонахождение Сака? Или таким образом стараетесь исправить допущенную ошибку? Ваша оболочка уже всё рассказала, и нам, в принципе, больше информация не требуется. Так как Вы теперь видите, мы бы хотели просто поговорить.

— Хорошо, — передо мной стояла одна дилемма, раз уж эти двое поняли, что я осознаю: бить их сразу или, сперва, действительно пообщаться. — А о чём будем говорить? И, главное, с кем? Я про визитки не шутил. У меня с собой имеются, — и протянул каждому по листочку бумаги.

Они не отреагировали на мой прикол. Если бы я достал из кармана не визитки, а живого крокодила, «тауросы» восприняли бы его появление предельно флегматично.

— Я же говорю, что люди очень странные существа. Мало того, что вы постоянно стремитесь нарушить законы космического равновесия, вы даже не пытаетесь логически объяснить свои поступки. Вам проще, ради смеха, достать из кармана крокодила, чем разобраться или хотя бы ознакомиться с установленными правилами.

— А правила кто устанавливает?

— В любом случае не вы, — и обращено ли это «вы» непосредственно мне или всему человечеству, абсолютно непонятно.

— Мне кажется, что и не вы тоже.

— Кто тогда?

— Кто-то, кто понимает действительную силу юмора. И кто не пользуется летающими тарелками, как декорациями, для постановки дешёвых уличных спектаклей.

— Дешёвый спектакль, это спектакль в котором используется дешёвый реквизит. Например, табуретка со спинкой. Да ещё не берегу реки.

— Вообще-то, это был трон, — понял о какой табуретке идёт речь. Кстати, разговор вполне человеческий. На уровне: «- Козёл! — Сам козёл!»

— Скорее, это был не трон, а электрический стул, на котором вы пытали живого человека. Мало того, что подобные действия не гуманны, они противозаконны. Любой преступник отрицает право судьи вершить над ним правосудие. Вы также не считаете нас правомочными принимать решения карательного характера. Но мы Вас всё равно накажем. Хотите Вы этого или нет.

— И каким образом? — я уже откровенно полез на рожон.

— Мы запретим Вам выходить в астрал.

— Куда? Вы этими терминами кришнаитов пугайте. А здесь, — и обвёл пальцем «зазеркальные» окрестности, — никакого астрала нет.

— А что же здесь есть? — с некоторым ехидством спросил «первый».

— Этого не я, не вы не знаете. Потому что в этом мире и я, и вы чужие. Так что, не парьте мозги.

— Ещё одно странное качество людей. Вместо того чтобы расспросить и понять основы мироустройства, до конца упираться и не признаваться в своём невежестве, — принял эстафету первый «тауросовый». — Мы знаем, что Вы интересуетесь многими недоступными человеческому глазу транцедентными, метафизическими и оккультными величинами. И кое-что, как мы видим, практикуете. В наших силах и, что скрывать, интересах помочь Вам разобраться в достаточно естественных космических процессах. Мы готовы предоставить Вам необходимую информацию. Если Вы, конечно, поборите в себе упрямство и захотите, хотя бы для начала, нас выслушать.

— И что от меня требуется взамен?

— Понимания. Всего лишь понимания.

— Я вас понимаю. Я вас хорошо понимаю, — а про себя подумал: «Смогу ли, если схвачу обоих за шеи, одним рывком оторвать «учителям» головы? Или всё же придётся повозиться?» — Я вам сейчас на все вопросы сам отвечу. Доступно и понятно!..

Но напасть не получилось. Вместо того чтобы броситься в сторону странной парочки, я неожиданно и сильно ударился спиной о скалу, возле которой стоял. И сразу, точно бритвочка к магниту, к этой скале прилип. Стоял и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

«Тауросовые» безучастно наблюдали за моими потугами, точно завсегдатаи зверинца за тем, как танцует надоевший танец бурый медведь Боря. Почему, собственно, Боря?

— Агрессия Вам не идёт, — с каким-то даже сожалением в голосе произнёс «второй». — Не хотите общаться, получайте, что заслужили.

— Наша служба и опасна и трудна, — пробуя пробудиться, пропел я, — и на первый взгляд кому-то невидна, — а проснуться не получалось.

— Правильно поёте, кому-то не видна, а кому-то видна, — и тут «первый» протянул в мою сторону руку, точь-в-точь, как протягивал в офисе ДЕЛОРЫ Таурос. Кисть медленно поплыла к моему лицу и принялась ощупывать нос, лоб, губы. Впрочем, через пару секунд «пришельцу» это занятие надоело, и он «отозвал» руку. — Не получится сбежать. Вам ведь, в данный момент, очень хочется проснуться? А зачем, если Вы здесь чувствуете себя, как дома? Вернее чувствовали. Когда хотели, пересекали границу, не нравилось, возвращались в постель. Экспериментировали, задействовав других людей в качестве подопытных мышей. Пытались, используя возможности тонкого мира, воздействовать на ситуацию своего уровня. И не разу ни несли за всё это никакой ответственности. Не несли?

— Я старался корректно относиться к процессам, протекающим на этом уровне, — проговорил эту мудрёную фразу, в надежде выиграть время. Но всё равно не мог проснуться. И разбудить никто не мог, Оля спала у мамы в посёлке Мирный, я же ночевал в Томске на улице Фрунзе. Уповать на то, что у соседей сверху батарею прорвёт, и мне на голову кипяток польётся, бессмысленно. Сделал ещё одно усилие…

— Да, Вы корректно нарушали законы. И понесёте адекватное корректное наказание. Прощайте, — и оба исчезли.

Исчезли. Оба. Сразу. А я остался висеть на скале. Точно Прометей. Тому в своё время орел печень клевал, а она за ночь отрастала. Он клевал, а она отрастала. Как же она отрастала-то? Я попробовал воссоздать образ комнаты, в которой спал. Не получилось. Не выстраивалась комната, хотя раньше такие образы без напряжения рисовал. В любой город в течение секунды мог переместиться. Что ж такое…

И краем, краешком глаза заметил какое-то движение неподалёку. Ко мне в темноте подбирались. Неужели, орёл? Какой к чёрту орёл?! Орлы летают, а не подползают. А это крадётся. И не одно…

Со всех сторон на меня надвигались странные неприятные существа. И эти мрази тянули ко мне свои руки. Я дёргался, пытаясь вырваться, но ноги не слушались. Словно в детстве, когда только учился летать. Только в детстве этот фактор помог мне оторваться от земли, а что сейчас? Не проснуться и не вырваться.

Именно в этот момент почувствовал, что всё, конец. Гадины, вытянув меня из второго, приклеенного к скале, тела, потащили проч. И я, скорее от отчаяния, чем по мгновенному расчёту, сделал то, чего все они, скорее всего, добивались, и чего делать никак не стоило. Я заорал, что есть силы:

— Владимир Артурович!!! — призывая на помощь Сака.

И тут же вернулся обратно к скале, во второе тело, а через мгновение открыл глаза в постели, в квартире на улице Фрунзе. Дашка! Кошка Дашка забралась на кровать и будила меня, облизывая лицо шершавым языком. Так вот кому я обязан своим спасением. Дашка! Дашенька…

Приподнялся, вытер пот со лба, и погладил старую мудрую кошку. Как она сюда вошла, ведь я специально запирал дверь в комнату? Может, ночью забежала, когда я в туалет ходил?

Дашка спрыгнула с постели и, подойдя к двери, оглянулась в мою сторону, мол, я дело сделала, теперь выпускай. Выполнил её просьбу и глянул на часы.

Нихрена себе, пол одиннадцатого утра! И опять повторил фразу, которую уже произносил ночью:

— По-разному течёт время, по-разному…

* * *

Миклуха пригласил отобедать в кафе в городском саду города Томска. Кафе располагалось на втором этаже здания при входе в сад. Сразу за зданием собирало свои сорок рублей с каждого желающего насладиться чудесным видом городских крыш колесо обозрения. С колеса мы и начали.

— Пока они шашлыки приготовят, мы кружок над городом сделаем, — Миклуха первым шагнул на площадку и уселся на холодное сидение. Ему недавно стукнуло двадцать шесть, на жизнь он смотрел сквозь очки, и какого цвета линзы у этих очков, было не совсем понятно. Явно не розового, судя по нагромождению проблем, с которыми постоянно сталкивался парень. А ещё он смешно прибавлял к слову «если» окончание «эф». Вот и сейчас… — Если-ф, конечно, не застрянем на верху.

— ЕслиФ — передразнил я. — Всё никак произношение не исправишь.

— Ну, да, не исправлю. Чего это вид у тебя такой усталый. Не заболел?

— Заболел. С похмелья, — соврал я и тоже шлёпнулся задницей на пластик. — Что сильно заметно?

— Заметно, — улыбнулся Миклуха. — Сейчас вниз спустимся, к шашлыкам пиво закажем, подлечишься.

— Пиво здесь не поможет, — произнёс про себя, а вслух громко выдохнул воздух. — Спал плохо. Выходы осознанные делал. Нервная система немного истощилась, не тебе объяснять. К вечеру восстановлюсь.

— Ну, выходы — это дело такое… — неопределённо заметил парень и кивнул в сторону стадиона «Труд». — По радио говорили, что к следующему сезону трибуны реконструируют. В Премьер-лиге требования ужесточились. «Томь» сейчас неплохо играет, если-ф так же продолжит…

Уже когда дегустировали заказ в кафе, Миклуха сам вернулся к теме «выходов»:

— У меня последнее время сплошные «звёздные войны» вместо обычных снов. Привык уже. Я раньше пытался Луну исследовать, так вот, как только подлетал к поверхности, дракон появлялся. Натуральный такой, из пасти огонь… — он как-то неуверенно засмеялся, насадил на вилку мясо и отправил кусок убиенной коровы (или собаки?) в рот. — И этот дракон не давал приземлиться. Куда я, туда и он. Намучился я с рептилией. Ночью с ним сражался, днём потом выжатый был, как после настоящего боя. Похудел на семь килограммов.

— И чем всё закончилось? Попал на естественный спутник Земли — матушки?

— Не-е… Так и не попал. Упрямый дракон достался…

Я обмакнул своё мясо в налитый прямо в тарелку томатный кетчуп. Сразу не стал есть, а немного повозил куском по поверхности, вырисовывая замысловатые каракули. Художник Школин: «Утро в сибирском саду». Вернее день. В Гор-саду. Картина, писаная кетчупом. Вместо масла. Каким таким кетчупом пишу я и люди меня окружающие свои картины? Вокруг нормальные индивидуумы занимаются нормальными мирскими делами. Выполняют нормальную работу, растят нормальных детей, сны, блин, нормальные смотрят по ночам. Не воюют с драконами, не общаются с «тауросовыми», зубы мечами не выбивают, не разматывают клубки мистические. Маслом жизнь рисуют. В формате реализма. А все те, с кем я общаюсь (и я сам, разумеется, тоже), кетчуп по тарелке размазывают. И ведь на нормальных «художников» я не натыкаюсь почему-то, хотя их на земле девяносто девять процентов от общего числа жителей планеты проживает. Мне постоянно попадаются «неформалы». Абстракционисты. Почему так?

Вот сидит напротив меня с виду обычный сибирский парень. Жуёт шашлык. В носу ковыряется. В следующем году заочное отделение местного университета заканчивает, факультет международных отношений. Глядишь, в Африку дипломатом уедет работать. Более престижные места в Москве давно поделены. Да и ладно. На чёрном континенте тоже можно на благо отчизны служить. А он, вместо того, чтобы карьеру просчитывать да жизнь устраивать, с драконом сражается. Ланцелот томский. И Ромка тоже, ёкэлэмэнэ, Ланцелот. Похожи они, кстати, друг на друга. Хотя, чему удивляться, все мы немного похожи. Живописцы, пишущие томатным кетчупом по фарфоровым тарелкам. Ну и определение…

— Чего не ешь, Андрей?

— Ем, ем… — прекратил, наконец, размазывать тягучую жидкость и забросил кусок в пасть. — А часто тебе приходится отступать в подобных случаях? Я почему спрашиваю. Мне раньше в голову не приходило, что кто-то в моём сновидении может мне реально угрожать. Обычно всё просто решалось и с неизменным победоносным финалом. Привык к тому, что я в том мире царь и бог. Особенно на своей территории.

— А что случилось теперь?

— Что теперь? — «не понял» вполне простого вопроса.

— Ты сказал, что раньше подобные мысли в голову не приходили. Почему сейчас пришли?

— Потому что ты только что рассказал, как дракона не смог подвинуть в сторону. Я бы в такой ситуации этому Змею-горынычу шеи морским узлом завязал, особо не напрягаясь.

— Обычно я тоже не напрягаюсь, — пожал плечами Миклуха. — Но случаются ситуации, когда у того мира, как бы, предохранитель включается. Я думаю, это в тех случаях, если-ф путешественники вроде нас с тобой неизвестные нам законы нарушают. Тогда они реально дают понять, что пора прекратить эксперименты.

— Кто они?

— Кто-то, кто следит за порядком.

— Ты что, реально думаешь, что в наших собственных сновидениях кто-то устанавливает какие-то правила? Что существуют какие-то законы?

— Вот смотри. Я много путешествую. Раньше, когда особо никуда не лез, со мной особо никто не бодался. Случались мелкие стычки, но, как ты говоришь — «царь и бог» легко разбирался в ситуации. Потом мне стало тесно и я, начитавшись книжек про астральные перемещения, решил расширить географию полётов. Про луну ты уже знаешь. А ещё я спустился в нижние миры Шаданакара, и вот там мне конкретно дали понять, что я занимаюсь не своим делом. Еле отбился. Потом по три дня отлёживался.

— От кого отбился?

— Да там разные сущности нападали, — видно было, что парню неприятны эти воспоминания. — Был момент, когда проснуться не получалось. Ну, думаю, всё, долетался…

— Не получалось проснуться?

— Ага. Я какие только кодовые слова не вспоминал, какие только действия не совершал, меня всё равно вниз, в глубь земли тащили. Случайно выкарабкался.

А ведь всё в тему. Всё в тему… И звонок этот тоже.

На мониторе мобильника чётко обозначился московский номер. Номер незнакомый, но я даже варианты не просчитывал. Нажал на зелёную кнопку и приложил трубу к уху.

— Ну, и где ты сейчас, Андрей?

— Неужели не знаешь?

Мережко помолчал некоторое время, затем заговорил, чётко проговаривая слова:

— Слушай внимательно. Евпатий к взрыву никакого отношения не имеет. Зря ты его дёргал. Он очень обиделся.

— Ну, обижаться, предположим, ему на себя надо в первую очередь. Разыграли спектакль, МХАТовцы колхозные, с переодеванием в бомжей и похищением самими же подброшенной флэш-карты. Откуда я, после этого, знаю, он или не он моего приятеля грохнул?

— Флэшку я ему дал указание выкрасть и в «Корчме» за тобой приглядеть тоже я. Всё остальное не от нас идёт. И дискету эту не мы тебе изначально подсунули. Зачем бы Евпатий её на Арбате воровал?

— И диск с датой «7 октября» тоже, конечно, не от вас…

— Нет.

— Откуда тогда число узнали, и какого хрена этот твой Евпатий в кабак именно в воскресенье припёрся? По идее, я вместе с Виктором тогда в небеса должен был взлететь. Случайно всё что ли? Как ты, вообще, про нашу встречу узнал? Скажи ещё, что телефон прослушивал.

— Не прослушивал. Я бы тебе всё и так рассказал. В своё время. Но этот взрыв карты спутал, а ты потом повёл себя очень непредсказуемо.

— А как я должен был себя вести? Сидеть и ждать новых весёлых фокусов?

— По крайней мере, не прибегать к запрещённым приёмам.

— Это я-то к запрещённым приёмам прибегаю? Ну, не смеши. Сам ведь признал, что худруком всех постановок являешься.

— Я про другое говорю. Я про твои астральные подвиги. Не думаешь, что ответ адекватный последует?

Опять это дурацкое слово «астрал». Хотел, было, съязвить в ответ, но вдруг понял, что Влад ничего не знает о второй части моих сегодняшних приключений. Иначе бы он про «адекватный ответ» не заикался. Куда уж адекватнее? Значит, «тауросовые» ему ничего пока не сообщили. Интересно…

— Ты зачем позвонил? Попугать? Так я уже и так перепуганный в Сибири мёрзну.

— Нет, я хочу, чтобы ты других глупостей не наделал. Возвращайся в столицу. Мне многое рассказать необходимо. Не по телефону.

— Хорошо, я постараюсь, — неопределённо промычал и нажал красную кнопку.

Миклуха делал вид, что поглощает сомнительного происхождения мясо и совершенно не интересуется моим телефонным диалогом с Мережко.

— Из Москвы звонили, — я посмотрел на сотрапезника и сунул мобильник в карман.

— Да я понял, — «разумеется, понял» парень. — Значит, говоришь, ничего не случилось? — и как бы вскользь обронил. — К Данилычу надо сходить, он может чего полезного посоветовать. Если-ф захочет, конечно…

— К Талолаеву?

— Ага. Талолаев в вопросах безопасности полётов большой специалист. Я с ним общался вчера, тоже по телефону. Так что, Талолай Данилович в курсе, что ты в Томске. Вполне резонный вопрос задал, почему не появляешься? Отзвонись вначале, он не любит, когда без предупреждения в гости приходят…

Бал правил конец октября. Интересное выражение: «Конец октября». Или лучше: «Октябрь концом правил…» Снег ещё не выпал, но заморозки по ночам случались очень даже кусачие. Днём же хозяйничала слякоть.

Мы отправились пешком вдоль улицы Фрунзе, старательно обходя лужи и, наоборот, смачно ступая на хрустящие, мокрые и серые опавшие тополиные листья. До Киевской дошли молча. Я остановился у перекрёстка и указал Миклухе на дом Талолаева, а потом махнул в сторону стоящего на другой стороне дороги дома, где находилась квартира тёти Оли, родной сестры мамы моей жены.

— Иди к Данилычу, я через пять минут буду. Или, если один не хочешь, здесь подожди. Забегу домой, диск прихвачу в подарок.

— И для меня уж тогда захвати.

— Хорошо… — а сам поймал себя на мысли, что после трагического случая с Виктором, желание дарить кому-либо плоды творчества полностью отсутствует.

Дома никого не было. Быстро достал из сумки два компакт-диска и в дверях столкнулся с возвратившимися с дачи родственниками.

— Ты далёко? — дядя Юра, неся в руках две большие и тяжёлые корзины с разным дачным скарбом, первым вошёл внутрь. — А мы, вот, вещи забрали на зиму. И кошек — Дашку и Маруську. А-то они уже перемёрзли на «мичуринских».

И следом, в подтверждение его слов, на пороге появилась тётя Оля с кошками в охапке. Наглая Маруся не менее нагло поглядывала на присутствующих и пыталась вырваться. Умная Даша вела себя тихо и достойно. Дашка!!!

На несколько секунд превратился в немого, а затем брякнул.

— Тётя Оля, а когда вы Дашку успели увезти на дачу?

— Как когда? В мае. Мы их обеих весной увозим. Они каждый год на «мичуринских» живут, а осенью назад в город.

— А сегодня… — хотел, было, задать ещё один глупый вопрос, но остановился. Трое суток в квартире, кроме меня, никого не было.

Взял на руки осторожную Дашку и заглянул в её загадочные кошачьи глаза.

Старая кошка. Мудрая кошка. Дашенька.

 

Глава 46

Квартиру Талолая Даниловича Талолаева можно было смело назвать хранилищем бесценной эзотерической, метафизической и прочей — ической научной и околонаучной литературы. Книги «жили» во всех помещениях трёхкомнатной квартиры на полках, антресолях и в шкафах. Сразу пришли на ум рассуждения бывшего фермера Пушкина (ныне практикующего тверского «тауросопродвинутого» экстрасенса Белого), о необходимом достаточном минимуме соответствующей печатной продукции. У Даниловича этот минимум вне сомнения присутствовал.

Талолаев проживал в квартире вместе с младшим сыном. Старший давно женился и уехал из дома. С супругой Данилович был разведён. Поэтому, пребывая вне всякой семейной суеты, мог себе позволить в спокойной обстановке принимать пациентов на дому. Он и принимал.

Миклуха ходил сюда не столько ради лечения, а скорее ради общения. Вроде как в Америке, где каждый соблюдающий определённые условности гражданин считает своею потребностью изливать душу личному психологу, так и Миклуха «корректировал кармическую незрелость» и плакался в жилетку парапсихологу.

О деятельности подпольной группы парень был осведомлён. В разумных, разумеется, пределах. Талолаев не очень охотно делился контактной информацией с пациентами. А так как я не являлся пациентом, то информационного табу в наших отношениях не существовало. Правда, ещё во времена первоначального знакомства Данилович пытался что-то измерить своей хитрой рамкой, но я дал понять, что подобные эксперименты не приветствую. Он успокоился и больше не приставал.

Мы спрятали обувь на высокий шкаф (огромный, вечно орущий, рыжий кот Соломон очень не любил гостей и запросто мог «пометить» легкомысленно брошенные башмаки) и прошли в зал.

Видеомагнитофон воспроизводил на экране телевизора какой-то мистический триллер с летающими на мётлах детьми-очкариками. Талолаев был одет в полосатую рубашку, заправленную в брюки. Чёрные усы и очки с крупными линзами подчёркивали и без того экстравагантный внешний вид хозяина квартиры. А ещё экстрасенс был замечательно трезв…

— Что за жуткий фильм смотришь, Данилыч? — я отвалился на спинку дивана и попытался уловить хитрую нить сюжета блокбастера.

— Как, что за фильм? «Гарри Потер», — хозяин уселся в кресло возле балконной двери и хитро переводил взгляд с меня на Миклуху, потом на экран, потом опять на нас с Миклухой. — Сказ о том, что нужно делать и где учиться, чтобы из нормальных английских детей получились ненормальные. Не видел раньше?

— Нет. Только реклама попадалась. Я, вообще-то, думал, это детское кино.

— Откуда же ты знаешь, что оно детское, если не смотрел?

— Я смотрел, — блеснул знаниями Миклуха. — Если-ф хотите, могу рассказать содержание.

— Нет, лучше я потом сам прокручу, — Талолаев щёлкнул дистанционным пультом, погасил экран и обратился ко мне. — Как в Москве дела? Чем занимаешься?

— Как всегда, борюсь с мукомольным производством.

— То есть, с мельницами, — толи для себя, толи для нас перевёл Данилыч. — И насколько успешно?

— С переменным успехом. Хлеб они как пекли, так и пекут.

— Заметно. Вид у тебя, прямо скажем, затравленный. Может рамкой замерить?

— Ой… — я только рукой махнул в ответ.

В принципе, разговор о ветряных мельницах продолжался около часа. Можно было привести его весь целиком, но понятно было, что это только прелюдия к настоящему общению. И когда Миклуха, вежливо попрощавшись, засобирался домой, мы с Талолаевым уже знали, что нужно делать дальше…

Я вызвался проводить парня до остановки, но дошёл лишь до ближайшего магазина, где и купил все недостающие компоненты для научной беседы об экстрасенсорике.

Данилович к моему приходу разложил на сервировочном столике соленья и прочую закуску. И когда я водрузил среди этой снеди первую бутылку водки, стало понятно, что наступает гармония.

— Охлаждать поставим или такую пить будем? — вопрос я задал, но ясно было, что по рюмкам мы разольём ещё тёплую жидкость.

— Такую, — утвердительно кивнул умной головой парапсихолог. — А ту поллитру, что ты на серьёзную литературу опрометчиво поставил, в холодильник уберём.

Действительно, другая бутылка удобно расположилась на толстенной книге с ярко раскрашенной обложкой. Название сей труд имел как раз соответствующее моменту: «Влияния пагубных привычек на кармическую структуру человека». Водка возвышалась над книгой точно монумент пагубным привычкам. Уверенно и гордо.

— Скажи, Данилыч, является ли пьянство пагубной привычкой? — наливая по «маленькой», крикнул я хозяину. Тот упаковывал «монумент» в морозильную камеру на кухне и оттуда заключил:

— Несомненно!

— А привычка выпивать в хорошей компании? — каверзно изменил вопросик.

— Никогда!

— И кармической структуре ущерб не наносится?

— Мало того, даже на реинкарнацию не влияет, а если и влияет, то только в положительном направлении.

— Как это?

— Ну, если человек, которому выпало переродиться свиньёй, умирает до дружеской попойки, он в свинью и превращается. А если после, то быть ему животным благородным.

— И как называется сие благородное животное?

— Например, гомо сапиенсом. Устроит? — и Талолаев поднял свою рюмку.

— Из книги этой информация? — я последовал его примеру.

— Ну что ты, это чистой воды экспромт. Мой экспромт.

— Ну, тогда за продуманную реинкарнацию.

Тост был замечательным. Водка, правда, не совсем качественная, зато компания что надо. Я, по обыкновению, сразу налил по новой.

— Подожди, не разгоняйся, — хозяин закусывал маринованными помидорами и явно смаковал момент, когда алкоголь только-только попадает в кровь, согревая её и бодря. — Водку надо вдумчиво потреблять.

— Как хочешь, а я ещё накачу, — и выпил залпом.

Данилович искоса поглядел на меня (очки он к тому времени снял) и достал из тарелки новый упругий томат.

— Ладно, рассказывай, что случилось.

Я ответил не сразу. Съел целиком, в свою очередь, солёный огурец. Попробовал колбаску. Вкусная колбаса… Несколько лет назад, в этой же комнате, Талолаев передал мне из рук в руки пакет с аудиокассетами. На записях представители зелёных поучали участников группы, как жить правильно, что необходимо сделать, дабы гармонично влиться в космическое общежитие и предостерегали людей от неосторожного нарушения неких вселенских законов. Очень похоже на разговоры «тауросовых». Одно ли сообщество представляли те и другие? Или правильнее не сообщество, а клан? Или, как они сами себя называют, цивилизацию?

— А ты контактируешь с зелёными, хотя бы иногда? За последние годы доводилось общаться, или они тебя совсем оставили?

— Оп-па!.. — состроил удивлённое лицо Талолай Данилович. — Чего это ты вдруг о контактах вспомнил? Неужто прижало?

— Прижало, — я опять налил в рюмку. — В Москве, месяц назад на группу вышел, вроде вашей. Только они контакт диалогом называют и в транс все вместе погружаются, то бишь, всей группой становятся и проводниками, и участниками. Плюс в том, что не только разговорное, но и визуальное общение происходит. Тет-а-тет, так сказать. Существа эти, с которыми группа контактирует, внешне на людей походят. Хотя, конечно, всё это в другой реальности и они могут так себя перед нами просто позиционировать. Речи их уж больно на речи твоих зелёных смахивают. Что скажешь?

Талолаев слушал внимательно, не перебивая и покусывая веточку укропа. Потом протянул руку и поднял свою посуду.

— Давай выпьем, — он медленными глотками осушил рюмку, потом дождался «парникового эффекта» и помолчал пару минут. — А откуда ты знаешь, что эти существа на людей внешне похожи? Ты тоже в их диалоге участвовал?

— Участвовал… — алкоголь меня и после третьей не цеплял. Словно воду пил. — Вот как с тобой сейчас, так и с одним из них разговаривал. Тоже за столом сидя.

— И что потом?

— Потом?.. Потом у меня с этими инопланетянами конфликт вышел. В результате моего нежелания в их экспериментах участвовать. Ты же знаешь, как я к подобным контактам отношусь. Вот и послал пришельцев. Интересный каламбур, правда: «Пришельцев послал?». Думал, на этом всё и закончится…

— Разумеется, не закончилось?

— Через пару дней у моего знакомого в джипе взрывчатка сработала. Я случайно в машину не сел. В клочья… — плесканул водки и, не дожидаясь собеседника, моментально выпил. — На всякий случай из Москвы уехал. А сегодняшней ночью они мне «кузькину мать» показали. Еле выкарабкался.

— А откуда ты знаешь, что бомба — работа пришельцев? Мало ли разборок между людьми в Москве происходит.

— Да есть кое-какие соображения… Я ночью одного мужика из столичной группы выдернул, поговорил. Во время следующего сна другие мужики уже со мной поговорили. Очень даже конкретно… — я откинулся на спинку дивана. — Хорошо, кошка разбудила.

Хозяин квартиры встал и прошёлся по комнате.

— Я, когда А. Г. на Дальний восток уехал, контакты прекратил. Сейчас больше корректировкой оболочки занимаюсь. Если баланс личностных и физических составляющих нарушен, тоже помогаю. Ну и как психолог подрабатываю. Иногда человеку просто элементарного общения не хватает, он и начинает себе проблемы выдумывать метафизического характера. А поговоришь с ним по душам, сразу «выздоравливает». Только, я давно без постороннего участия практикую, при помощи подручных инструментов, — он кивнул в сторону упоминавшейся уже «рамки». — Это раньше зелёные объясняли, что и как делать, кого лечить и так далее. Но последние лет пятнадцать с ними не общаюсь.

— И что, так просто оставили?

— А зачем я им нужен? Группа-то распалась. А. Г. на востоке страны и сейчас общается с «разноцветными цивилизациями». А новую группу создавать я не захотел.

Пару минут наблюдал за перемещениями Даниловича по периметру домашней библиотеки.

— Ни разу за пятнадцать лет пришельцы себя не обозначили?

— Не знаю, — парапсихолог, наконец, уселся на место. — Косвенно, возможно, своё присутствие они, как ты выразился, обозначали. Со мной за это время разное происходило. Позвонил однажды в дверь некий «небесный странник», принёс вот эту самую рамку, пожил в квартире несколько дней и ушёл так же неожиданно, как и появился. Рамкой я теперь пользуюсь. Откуда мне знать, может, его зелёные послали?

— Ты для себя-то вывод уже сделал, кто они эти зелёные?

— Сделал.

— И кто же?

— Я тебе с журналистом Трефеловым знакомил? Вот он до сих пор с полтергейстом дружит. Вроде того, с каким, в своё время, известный психоаналитик Юнг, коллега и соратник Фрейда, общался. Трефелов уверен в том, что это именно представители сего племени нас разыгрывали. Вернее, ему такую информацию тот выдаёт, кто себя полтергейстом называет. Даже на диктофонной плёнке отчётливо слышно, как это существо над нами потешается. Приходилось фиксировать и другие точки зрения. Уфологов, например…

— Кстати, хорошо про уфологов напомнил, — некультурно перебил я старшего товарища. — Перед отъездом я НЛО наблюдал, на расстоянии пятидесяти метров и в присутствии трёх свидетелей. В тот же день, когда взрыв произошёл. Причём, не один объект, а множество.

— Серьёзно?

— Куда уж серьёзнее.

— Значит, плотно за тебя взялись. Зачем-то ты им нужен оказался.

— Кому им? Ты уж выкладывай на чистоту.

Талолаев показал пальцем на пустые рюмки. Я разгадал пантомиму и разлил водку. Выпили. Закусили. Помолчали.

— Я много анализировал случившиеся, — продолжил через несколько мгновений собеседник, — и пришёл к выводу, что всё это вот здесь происходит, — он постучал по голове. — Это неизвестный и необследованный потенциал нашего мозга задачки задаёт. Мы ведь никогда не видели этих зелёных, всё только со слов находящегося под гипнозом ведомого. Он вроде бы наблюдал различные картины, бывал на других планетах, говорил голосом представителей зелёных, так же как другие ведомые говорили голосами голубых, чёрных и прочих. Но всё тоже самое видит любой загипнотизированный человек. В реальности же мы общались с Мишей, Вовой и Васей. И что они там видели, могли судить лишь по информации, которую через них же и получали. Так я тебя сейчас загипнотизирую, ты мне такие легенды поведаешь, бумаги не хватит записывать. Не факт, что всё это, — парапсихолог указал на многочисленные книги вдоль стен, — не в результате воздействия на мозг человека написано.

— Так кто-то же должен эту информацию через гипноз передать, — попытался возмутиться я. — Вам ведь конкретно давали адреса и фамилии тяжелобольных пациентов, от которых врачи отказались, и объясняли, кого и как именно лечить. В гипноз ведомых проводников вы вводили, понятно. Но информацию-то вам кто-то другой передавал. Так?

— А почему ты считаешь, что этот кто-то существует? Почему не сам мозг, под видом инопланетного разума, нас исправно нагружал сведениями? Я же говорю, что человеческий мозг очень мало исследован, и что в нём происходит, никто стопроцентно не знает. Доказательств-то присутствия инопланетян как не было, так и нет, а мозг вот он! — и Данилович запустил пальцы в густые волосы.

— То есть никто из группы никогда пришельцев живьём не видел?

— Никогда. Да они и сами утверждали, что в привычном земном понимании не являются гуманоидами. Скорее, сущностями информационного плана. Бестелесного. Группа несколько месяцев успешно функционировала, многих больных вылечили, а доказательств существования инопланетян, кроме общения с ними через ведомых представлено не было. Глаз их несколько раз просил тарелку летающую прислать, дабы развеять сомнения, но дальше обещаний дело не продвинулось.

— Значит, «тауросовые» из другого семейства. Хотя по разговорам очень на твоих разноцветных похожи.

— Как ты их назвал?

— «Тауросовыми». Один из них представился, как Таурос. Имя такое. Вот я и обозначил. Он в теле был. Правда в виртуальном пространстве, но всё же явно не «сущность информационного плана». С руками и ногами. И в режиме сновидения они в таких же обличиях предстали. Вполне на людей похожи. Плюс ко всему очень даже реальные НЛО над Химками кружили, хотя я не просил сомнения развеивать. Давай ещё выпьем…

Вода никак не хотелась превращаться в нормальную, крепкую, русскую водку. И бухло у них виртуальное, блин. У кого это у них?

— Московская группа тоже, кстати, целительством занимается. Неужели опять совпадение? Или инопланетяне различных видов и рас задались целью жителей земли излечить от всего и сразу? Только вот излечить ли? Руководитель москвичей считает — если даётся такая возможность, помочь больным людям, отказываться — преступление.

— Вопрос, конечно, щекотливый. Я в последнее время не лечу, а диагностирую, — уклончиво ответил экстрасенс. — Раньше же, рассуждал примерно так же, как твой москвич.

— А сейчас изменил точку зрения?

— В чём-то да, в чём-то нет. Для нас тогда, в конце восьмидесятых, это явление зелёных сродни ядерному взрыву воспринималось. Да и сейчас, думаю, на любого человека подобные встречи подействуют адекватно солнечному затмению на неандертальца. Я тебе рассказывал, как мой отец пытался пришельцев разоблачить с позиции научного атеизма? А после контакта и в атеизме и во всех материалистических канонах разочаровался. А отец был убеждённым партейцем с многолетним стажем. Что уж о нас говорить? Дальше — больше. Когда первые больные пошли на поправку, мы себя вообще избранными ощутили. Врачи — светилы из государственных структур пациентам отказали, а мы этих людей с помощью подсказок представителей инопланетных цивилизаций на ноги поставили! Шок! — Талолаев возбудился, опять вскочил со своего места и возобновил «пешие прогулки» по кабинету. — Уже спустя какое-то время, когда некоторая информация, выданная зелёными, мягко говоря, не соответствовала действительности. Когда они сами признались, что существует процент обмана в этой самой информации. Изначально, как они выражались, заложенный процент. Я насторожился.

— А как пришельцы объясняли обман?

— Иногда задачами эксперимента. Иногда тем, что люди ещё не готовы получать сведения в полном объёме. Ну и само по себе то обстоятельство, что зелёные не хотели предоставить материального подтверждения своего присутствия, не могло содействовать укреплению взаимодоверия.

— Именно тогда тебе пришла в голову идея, что все эти фокусы, не плод деятельности инопланетного разума, а работа мозга обычных земных людей?

— Мозг обычных земных людей тоже может быть составной частью высшего разума. Не инопланетного, а всеобъемлющего. Твой мозг — часть единого разума, мой мозг — такая же часть. И при определённых обстоятельствах наши мозги задают нам вот такие мудрёные задачки.

— Ничего себе, — выдохнул воздух в сторону окна. Соломон сидел на подоконнике и, решив, что я дую в его сторону, сразу обиделся, разорался и убежал в коридор метить обувь. — Я думал ты мне хоть какой-то свет прольёшь на паранормальные явления, а ты ещё большую сумятицу в мои рассуждения внёс. К зелёным инопланетянам, летающим тарелкам, тауросоподобным пришельцам, нетрадиционным целителям и астральным бойцам добавились мозги-заговорщики, части единого вселенского разума-заговорщика. Ничего себе…

Очередные порции «безалкогольной» водки были мгновенно уничтожены вслед за моей репликой. Водка не цепляла.

— Вот поэтому-то я пью, а не рассуждаю, что да почему, — Даниловича, по-видимому, тоже «не цепляло». — Вот ты спрашиваешь, почему зелёные от меня так легко отстали? Да потому что понять меня не могли. Я пару раз на сеанс «под шафе» заявился, они в шоковое состояние впали от глубины моих вопросов. В конце концов, у нас полное взаимонепонимание произошло. А виновата во всём, — хозяин квартиры разлил по рюмкам остатки содержимого первой бутылки, — вот, она родимая. С пьяного какой спрос?

— Ну, это слишком простой способ, — задумался я. — В моём случае вряд ли поможет. Я когда напиваюсь, в режиме сновидения плохо ориентируюсь. Ты своих зелёных никогда визуально не наблюдал, а мои «тауросовые» являются вполне осязаемо. По трезвому чудом спасся, а что натворю в пьяном виде, даже представить страшно. Контроля-то никакого.

— А может быть наоборот?

— Что наоборот?

— Твоя картинка будет пьяной. Но ведь и те, кто в этой картинке присутствуют, вынуждены будут приспосабливаться именно к такой вот «пьяной» действительности. И кому там легче сориентироваться, заранее не известно. Не факт, что гостям.

— Значит, ты считаешь, что все те, кто присутствуют в моём сновидении, приспосабливаются к моему мироощущению?

— А к чьему же ещё, если это твоё сновидение?

— Я всегда считал, что «зазеркалье» для всех общее. С едиными законами и определёнными правилами. Даже «тауросовые» на это не двусмысленно намекали.

— И у каждого нового сна единые законы и определённые правила?

Почесал ухо. С детства прицепилась дурацкая привычка, в минуты задумчивости теребить уши. Родители даже по рукам били, всё без толку. Действительно, загадка. Я раньше не считал нужным на этом обстоятельстве внимание заострять. Картинка-то в каждом сне произвольная и, никаким образом, не зависящая от предыдущего сна. Можно, конечно, добиться попадания в нужное место или продолжения сновидения, но ведь это я сам для себя создаю ландшафт. Другие попадают уже в этот выстроенный ландшафт. А если мастер пьян и подмостки кривые?

— Значит, когда у меня земля из-под ног уходит, у пришельцев тоже всё вокруг качается?

— Давай ещё раз вернёмся к моей версии понимания проблемы, — Талолай Данилович убрал со столика пустую бутылку. — Наши сны — это работа нашего же мозга. Неважно, неуправляемые сны или путешествия в режиме сновидения. Всё, что мы там видим, это тоже работа мозга. Следовательно, пришельцы, зелёные, синие, красные или носороги на курьих ножках — всё работа мозга. А если алкоголь мешает этой работе, значит, он мешает и всем вышеперечисленным.

— То есть, в отличие от реальной жизни, где в случае опьянения шатаюсь я сам (хотя, кажется, что шатается как раз окружающая действительность), а тротуары, дома и деревья стоят ровно, гордо и уверенно, во сне вынуждены шататься все, кого там угораздило оказаться?

— Великолепный тост! — парапсихолог на этот раз очень даже лихо опрокинул рюмку и достал из-за кресла старенькую, треснувшую и видавшую виды семиструнную гитару. — Знаю, что ты песни моего любимого Высоцкого не поёшь, исполни, пожалуйста, «Поручика Голицына». А я пока из холодильника «свежую» водочку достану.

Сказать, что гитара была расстроенной, ничего не сказать. Эту семиструнку я уже раньше перестраивал на шестиструнку, отгибая за гриф лишнюю струну. Вилку под гриф тоже я подпихивал. Исконно русский вариант обращения с музыкальным инструментом.

— Нет, Данилович, на такой гитаре играть не смогу. Это не гитара, а дрова.

— Раньше же играл!

— Как я на ней играл, если даже с вилкой расстояние от ладов до струн в палец толщиной?!

— А вот бард местный ко мне в гости наведывался, он играл и пел. Значит ты не настоящий бард. Настоящий артист даже под аккомпанемент полена споёт.

— Ты мне лапшу к заговоренным зубам не прикладывай, — отложил расстроенный инструмент в сторону. — Ко мне в любой момент гости могут нагрянуть, а ты, вместо толкового плана действий, предлагаешь мозг алкоголем обмануть.

— А ты его уже и так обманул, — экстрасенс хитро улыбнулся и принялся нарезать соленые огурчики. — Попробуй заготовки домашние.

— Скажи, Данилович, — проигнорировал я предложение отведать закуску. — Тебе, вообще, часто нормальные люди встречаются? Ну, чтобы без наших прибамбахов? Сеющие хлеб, строящие дома, работающие на фабриках, в футбол играющие, на худой конец. Без трансцендентных завихрений, общений с полтергейстами и полетов на тарелках и коврах-самолётах. Я сегодня в Гор-саду с Миклухой обедал, и вдруг ощутил странную тоску по контактам с обычными приземлёнными людьми. А ты не ощущаешь подобную тягу к земному?

— Нет. У меня сын, как ты выразился, из «нормальных». В институте учится. Никакие эзотерические кружки не посещает, а посещает футбольные матчи клуба «Томь». Сосед его, правда, фашистом обозвал, за то, что к приезжим неравнодушен, но это проблемы соседа. Мне общения с сыном вполне достаточно, чтобы за пределы земной орбиты не вылетать. Хотя, я тебя прекрасно понимаю.

— Меня тоже Оля спасает, а то бы давно свихнулся. Кроме неё ни одного человеческого лица. Либо астральные бойцы, либо просто свихнувшиеся гении. А вот почему именно так происходит, понять не могу. Почему зелёные именно вашу группу выбрали, неужели во всём Томске больше сумасшедших не нашлось?

— Так ведь не они нас выбрали, а мы через свои эксперименты с гипнозом на зелёных наткнулись. И наивно думали, что являемся единственной подобной группой на всём белом свете. Мечтали полученные знания с пользой для всего человечества применить. На самом деле, таких кружков, как наш, и в России, и на планете полным-полно. С развитием Интернета ясно стало. И то, что пришельцы нас частенько подставляли, я один из немногих озвучил. Другие молчат и верят в свою исключительность. Видимо, у русского человека, больше других, развита способность признавать собственные заблуждения. Юнг, например, до конца жизни откровениям некоего спиритического существа по имени Филимон с открытым ртом внимал. Что уж про менее именитых исследователей говорить.

— А по каким критериям все эти пришельцы, ну или (в связи с твоим утверждением о проделках мозга), якобы пришельцы, отбирают человекоматериал? Каковы предпосылки для заманивания существуют? Муха ведь не просто так к пауку на обед попадает. Одни насекомые облетают паутину стороной, а другие зачем-то вязнут в нитях прозрачных.

— В паутину муха может и случайно попасть. Наткнуться просто. Люди также попадают многие случайно. Летит себе, летит, вдруг — бац!.. Стоят перед ним две миловидные старушки с книжечками. Свидетели Иеговы. Или два мальчика в аккуратных костюмчиках. Мормоны. Или пляшущие человечки. Кришнаиты. Муха и сказать ничего не успела, а её уже в секту, точно в болото затянуло. Но паутина — это не самый удачный пример. Есть ещё такая блестящая липкая бумага. Вот на неё-то насекомые специально садятся. Почему? А потому что блестит! Ты впервые когда и как с паранормальными явлениями столкнулся? Случайно или на липкую ленту уселся?

— Литературу соответствующую я начал почитывать ещё в юности, в конце восьмидесятых. Примерно в то же время, когда вы свою группу основали. Время тогда было революционное, и как заведено в подобных исторических интервалах, в стране пышно расцвели оккультные традиции. И в телевизоре, и на стадионах, и просто в повседневке за умы сограждан боролись контактёры и нетрадиционные целители. Книжки, подобные тем, что украшают твою комнату, также пользовались бешеным спросом. Я, как человек творческий, не мог пройти мимо. Прочёл всё, что тогда считалось модным. Под влиянием Монро и Кастанеды увлёкся опытами с выходами из тела. Преуспел. Ладно, крыша совсем не съехала, колдуном не стал. Хватило ума и помогло врождённое чувство иронии и самоиронии. Вполне конкретными магическими экспериментами, конечно, систематически занимался, но всегда себя мысленно успокаивал, мол «Всё это не серьёзно, игрушки и так далее».

— Кстати, ты хорошую фразу обронил. Она на многие вопросы отвечает. О том, что, как человек творческий, не мог не интересоваться всем тем, что вокруг происходило. Творческие люди — вот один из критериев отбора в потенциальные жертвы паутины.

— Согласен. А что касается клейкой бумажки, была и она.

— Интересно, — снял очки и посмотрел из-под мохнатых бровей Данилович. — Значит, уловил мою мысль. А я только, только хотел о приманке спросить.

Закусил водку огурцами, которые расхваливал Талолаев. Зачем-то опять взял в руки расстроенную гитару. Побренчал дребезжащими струнами и поставил инструмент на место.

— В начале девяностых я много по стране мотался. Однажды в поезде со странным человеком встретился. Тот подбросил пакет с фотографиями и предложил разыскать и познакомиться с четырьмя мужчинами, изображёнными на этих снимках. Можно было отказаться…

— Всех нашёл? — как мне показалось, несколько настороженно спросил Талолай Данилович.

— Всех.

— И что, одним из четверых был я?

Вначале не понял, куда клонил собеседник, а когда въехал, начал навзрыд хохотать.

— Всё! Допился! Больше тебе не наливаю.

— И что такого смешного я сказал? — как мне показалось, немного обиделся Данилыч.

— Тебя там не было, слава Богу, — еле сдержал себя от нового взрыва смеха. — Если бы в пакете лежала ещё и твоя фотка!.. Представляю, в кого бы я превратился… Меня бы, с одной стороны «тауросовые» огнём жгли, а с другой зелёные бомбили. Это я не смеюсь, это смех сквозь слёзы. Наливай за то, что твою фотографию мне не подбросили.

— Пожалуй, скоро кому-то в магазин придётся бежать, — успокоился парапсихолог. — Водка, какая-то некрепкая. Вроде пьём немало, а резкость нормально наводится.

— Тебе тоже показалось? Вот, вот… А что касается липкой блестящей бумажки, то сел я на неё конкретно и до сих пор оторваться не могу. А сколько народу, как я приклеилось? И сколько ещё приклеится?

— Я же отклеился, — закурил Данилович. — Тоже фактор любопытства решающим оказался в своё время. Но потом-то при помощи вот этого лекарства, — он дотронулся дымящей сигаретой до этикетки на семисотграммовой бутылке, — освободился от опеки. Так что, выход есть всегда.

— Радует твой оптимизм, — на этот раз я взял гитару с вполне определённой целью. — Раз такое дело, спою тебе «Поручика Голицына», а в магазин после концерта вместе пойдём…

* * *

Разбор полётов:

— Ты чего разорался? — женщина в платке стояла напротив, подбоченившись и шмыгая носом. — Нашёл время глотку драть.

— А чем тебя, глупая баба, время не устраивает? Хорошая песня ко двору в любую погоду, — ответил, и сам не понял, к чему про погоду вспомнил. — В смысле, в любое время дня и ночи песня жить и строить помогает. Иди отсюда!

Глупая баба хмыкнула и ретировалась восвояси.

— Стой! — бросил вслед, пока она не скрылась из виду. — Голицына позови. Что значит, какого Голицына? Голицыных много не бывает. Поручика Голицына. Скажи, корнет зовёт. Или нет, не корнет. О, классная рифма: «Нет, не корнет». В песню вставлю. А ему передай, что капитан вызывает, — и снова затянул. — А Вы, капитан, не тянитесь к бутылке, юнцам подавая ненужный пример. Я знаю, что Ваши родные в «Бутырке»…

Не знаю, кого позвала женщина, но через некоторое время появился мужик преклонных годов с папиросой в зубах и фуражкой на голове. Походил мужик, причём очень сильно, на персонажа артиста Юрского из кинофильма «Любовь и голуби». И совсем не походил на бравого солдата времён гражданской войны.

— Вы что, поручик, белены объелись, — по моим соображениям, именно так общались между собой белые офицеры. — Почему не по форме?

— Закурить не желаете? — вместо рапорта просто ответил «артист Юрский».

— А-то ты не знаешь, что я не курю? Красные далеко?

— Красные? — задумался Голицын. — Да кто их знает? Далеко, наверное… — он присел рядом и завонял на всю округу табачищем.

— А как же данные генерального штаба? Разведка, что доложила?

— Разведка-то? — опять переспросил мужик. — Да ничего не доложила.

— Тогда необходимо пленных допросить. Где пленные?

— Где ж им быть, в плену, поди.

— Так иди и допроси! Всему вас учить надо. Ни шагу самостоятельно сделать не можете. Разузнай, как скоро красные в наступление перейдут. И где их ставка базируется.

Служивый, однако, не тронулся с места. Наверное, всё-таки, это был не поручик.

— И чего сидим? — не дождавшись выполнения приказа, я попытался состроить строгое выражение лица. Как у Колчака на портрете.

— Курим, — просто и резонно ответил Голицын.

— Курим, — повторил я. — А в это время страна задыхается от красного террора. Большевицкие банды врываются в города и сёла, глумятся над гимназистками, оскверняют святыни самодержавия. Хватит курить, поручик!

— Да ни куды они не врываются, — не вынимая папиросу изо рта, тягуче процедил сквозь зубы мужик. — Война давно кончилась.

— Да? — удивился я. — И кто победил?

— Сначала красные. Потом и их выгнали. А сейчас непонятно чья власть. Бардак в стране.

— А зачем фуражку надел тогда, раз война кончилась?

— Ветер дует, — «Юрский» наслюнил и поднял вверх указательный палец. — Прохладно на дворе.

— Ну, раз война кончилась, спою другую песню, — поставил ля-минор и опять ударил по струнам. — Такого снегопада, такого снегопада, давно не помнят здешние места…

— А инструментик-то расстроенный, — опять подал голос «не Голицын». — И струны дребезжат, точно херня на палке. Никудышная гитарка.

От такой наглости, слово, посреди недопетого куплета, застряло в моём горле. Я внимательно оглядел музыкальный инструмент и, действительно, нашёл в нём кучу недостатков. Однако оскорблять такими словами…

— Так ты большой специалист в музыке?

— Большой, не большой, а фальшь слышу. У нас тут был уже один артист. Тоже на расстроенном баяне «бетховенов» изображал. Надоел всем…

— И где он сейчас, этот артист?

— А ни где, — мужик сплюнул папиросу под ноги и тщательно растоптал её каблуком. — В озере утонул, — и добавил в сторону. — Допелся…

Мне этот псевдо-поручик стал вдруг неприятен до крайности. Ну, невыносимо неприятен.

— Слушай, шёл бы ты подальше.

— Это ещё почему?

Последняя его фраза вывела меня из равновесия окончательно. Я отбросил гитару в сторону и схватил мужика за шиворот.

— Потому что, ты меня доста-а… — слово «достал» зависло на губах. Под фуражкой «не Голицына» отчётливо нарисовалась «тауросовая» харя.

— Это ты всех уже давно достал, — пришелец в ответ вцепился обеими руками в моё горло и принялся душить.

— Не получится, гад, — продолжал держать его воротник, вместо того, чтобы попытаться оторвать от горла «клешни». — Мне Данилович секрет открыл. Пока мозг пьян, всякие сволочи, вроде тебя, никаких гадостей не сотворят. Так что, отвали, пока я тебе кепку не помял…

* * *

Талолаев сидел на стуле возле перевёрнутого сервировочного столика и, глубокомысленно посматривая на растущие из паласа солёные помидоры, курил сигарету. Дымил не меньше «тауросового поручика». За окном светило солнце.

— Доброе утро, Данилыч, — не вставая, поприветствовал я хозяина квартиры.

— Угу, — неопределённо промычал тот.

— Давно проснулся?

Экстрасенс ответил не сразу. Подумал какое-то время. А затем сам задал встречный вопрос.

— Ты зачем цветок с балкона скинул? В кого метил хоть?

Приподнялся на локтях и, стараясь не наступить в разбросанные по всему полу соленья и окурки, спустил вниз ноги.

— Чего это ты говоришь такое? Мы же вчера трезвые были.

— Да? А за Соломоном кто гонялся с гитарой наперевес? Где он, кстати, сейчас?

— Спит, наверное, в спальне… А что ты на меня так смотришь?

— Он бы уже давно проснулся и орал ходил. Вспоминай, давай, не выпустил ты его в подъезд случайно? Или не случайно. Я уж боюсь про балкон спрашивать. Может быть, ты не только цветочными горшками швырялся.

Возникшую неловкую ситуацию я попытался немного смягчить тем, что принялся собирать с пола и складывать на столик расплющенные помидоры.

— Да сходи же уже в подъезд, посмотри! — не выдержал и минуты моих стараний парапсихолог.

Бросил возню с соленьями и вышел за дверь. Рыжего кота нашёл на самом верхнем этаже. Тот, увидев своего «спасителя», заблажил, точно во время кастрации без наркоза. В руки, разумеется, не давался. Зато Данилович, увидев любимое домашнее животное целым и невредимым, заметно подобрел. И даже сам закончил уборку помещения. В холодильнике, кстати, нашлась практически не начатая бутылка «родимой»…

— Сначала ты вполне адекватный был, — после «лечения» помог восстановить событийный ряд Талолаев. — Мы вместе на остановку сходили, в павильон. Ты пару песен спел. Вполне пристойно. Потом, правда, соседи начали по батарее стучать, но тебя уже было трудно остановить. Про цветы и Соломона сам знаешь. В общем, нормально, творчески посидели.

— Как творческий человек с творческим человеком.

— Ну, вроде того…

— А меня опять гости посещали. Душить пытались.

— И что ты?

— Вспомнил твои рассуждения про пьяные мозги, и следствия подобного опьянения. Только не сильно подействовало. Как душили, так и продолжали душить. Пока не проснулся. И вот ещё что вспомнилось. Раньше, когда я, тоже по-пьяному делу, засыпал, меня какие-то сущности, надо сказать довольно мерзкого вида, из второго тела вытаскивали. Хорошо, проснуться удавалось. Так что, не действует на практике твоя теория.

— Может, у тебя белая горячка? Ты сколько дней пьёшь?

— Да только вчера и с тобой, — взял в руку налитую рюмку. — И сегодня ещё…

* * *

Разбор полётов:

Площадь была многолюдной. Мужчины в белых тюрбанах. Женщины в паранджах. Всадники с колчанами за спинами, погонщики верблюдов. Азия…

Покружил над головами, понаблюдал за реакцией народа. Реакция отсутствовала. Либо меня не видели, либо летающие русские в их государстве в порядке вещей.

Для посадки выбрал небольшой свободный пятачок рядом со стеной самого большого здания. Подошёл и погладил одиноко стоящего верблюда. Животное лениво пережёвывало жвачку и также лениво повернуло голову в мою сторону.

— Бяша, — почему я назвал верблюда именно так? Наверное, потому, что моя бабушка этим кличем обычно овец домой заманивала. — Бяша, Бяша…

«Кораблю пустыни» такое имя пришлось по душе. Жевать он начал с гораздо большим вдохновением. Хотел, было, оставить животное в покое, но тут заметил под ногами верблюда валяющийся в пыли медный кувшин. Вроде тех, которые в восточных сказках присутствуют и являются ключом для развития сюжета. Я, в своё время, о такой тюрьме для особо строптивых джинов любопытному Роберту историю сочинил. Опять же, Старик Хаттабыч…

— А что это, Бяша, за посудина такая интересная? Дай-ка посмотреть, — подлез под брюхо и протянул к кувшину руку.

Бяша, до сего момента представлявший собой образец воспитанности, вдруг взбрыкнул с явным намерением попасть копытом в висок. Хорошо, не попал.

— Ты что творишь, скотина парнокопытная? А ну, стоять! — прикрикнул я на своенравного горбатого азиата.

Тот и не думал стоять. Наоборот, принялся изображать из себя необъезженного мустанга. Со стороны картина рисовалась презабавная: Верблюд верхом на человеке. Если бы не сон…

И тут я уподобился древнегреческому мифологическому силачу Гераклу. Разозлившись не на шутку, выпрямился и, взвалив на плечи тушу животного, перенёс брыкающегося упрямца на пять шагов в сторону. Там его бросил, вернулся назад и поднял, наконец, с земли предмет спора с Бяшей. Жёлтый и грязный предмет. Разумеется, исписанный арабской вязью.

— Ладно, будем вызывать волшебника, — потёр бок лампы (или не лампы?) о рукав и, дождавшись дымка из горлышка, аккуратно поставил сосуд в вертикальном положении перед собой.

Я спокойно воспринял явление «Хаттабыча». Для того и совершал ритуальное трение. Вот блуждающие по площади люди «почему-то» разволновались. О них я, на то время, что боролся с Бяшей, к своему стыду, забыл. Забегали, закричали, руками замахали, лошади заржали, верблюды заблажили, всадники сабли похватали, пыль, шум, паника… И только джин, как ни в чём не бывало, вылез из кувшина-лампы и стоял напротив меня, скрестив руки. Всё у него присутствовало в рамках литературного формата — борода, чалма и хитрый прищур глаз. Кстати, если Талолаю Даниловичу не бриться месяца два, очень на этого пленника лампы походить станет. Ещё подумалось, что не хватало джину, для полной драматической развязки «тауросовую» внешность принять. Лучше бы так не думал…

Пришельцы за мои сны, видать, крепко уцепились. «Хаттабыч-то» в «тауросового» не превратился, зато граждане южного города, с вполне знакомыми физиономиями, окружили полукольцом пространство вокруг меня, джина и верблюда. При этом кольцо сжималось.

Мне бы, по законам жанра, поговорить с освобождённым персонажем сказок. А ему, как водиться, назвать своё имя, рассказать, сколько лет провёл в заточении и кто его туда упёк. Однако, озадаченные происходящим, молчали и я, и он.

«Тауросоподобные» азиаты, между тем, подтянулись совсем вплотную. Чего же они не шатаются, если я совсем пьяный повторно у Даниловича вырубился? «Эй, Мозг, часть Высшего космического разума, ты что, не в курсе талолаевской доктрины?» Наверное, мозг, ничего о подобных умозаключениях не знает. Хотя, он-то, как раз, об умозаключениях должен знать всё. Потому как ум живёт в мозгу!

— Ну, так общаться будем или талолаевские бредни анализировать? — первым прервал паузу джин. — Я джин Сулейман. Я восемьсот лет томился в этом кувшине. Теперь…

— Хватит, хватит, — замахал я руками. — Дальше сам знаю. Видишь, что вокруг твори… ой, блин…

То, что они сразу всей оравой набросятся, предположить не составило труда. Сложнее было отбиться или хотя бы убежать. Или проснуться, что также было равносильно бегству. Но ничего этого опять не получилось. Беспомощность навалилась вместе с «тауросовыми» телами. Оставалось лишь выть от бессилия. От полного бессилия.

Джину я команду дать не успел. Это он сам, по собственной инициативе, выхватил меня из змеиного клубка и потянул к небу. Первые слова прошептал лишь после того, как оба опустились на землю.

— Молодец, Сулейман, вовремя ты.

— Я всегда вовремя. Кто тебя ещё спасёт, алкоголик, — знакомый профиль Владимира Артуровича никак не походил на арабскую внешность сказочного чародея из лампы. — Чего напился?

— Мне один томский парапсихолог посоветовал водкой мозг обмануть, чтобы «тауросовые» тоже концентрацию потеряли, — от неожиданности не решил, что делать, радоваться или удивляться. — Вот я и выпил малость.

— Помогло?

— Сами видите. Если б не подоспели, не знаю, где бы теперь был. В прошлую ночь несуществующая кошка разбудила, сегодня Вы в образе джина появились. Что мне дальше делать-то? Вообще спать не ложиться? Они же теперь постоянно преследуют.

— Давно это продолжается?

— С тех пор, как мы Евлампия расспросили. Я им про Вас, когда в состоянии зомби находился, чего-то наплёл. Так что, тоже подставил.

— Знаю уже. Навещали меня твои друзья.

— И как?

— Терпимо, пока. Ты вот что. Пить прекращай. Когда спать ложишься, сразу программируй свою территорию. За её пределы никуда не выходи. Если что, зови, не стесняйся.

— Да я, уже, если честно, звал, — потихоньку начал приходить в себя. — Когда в самый первый раз прижало.

— Вот я про то и говорю. А-то кошка, видите ли, несуществующая разбудила… Ладно, пора на землю.

* * *

Слез с дивана и прошёл в ванную комнату умыться. Затем разбудил Талолаева.

— Данилыч, закрой дверь. Вечер на дворе, пора домой.

— Давай хоть пивка на дорожку? У меня в холодильнике есть бутылочка, — засуетился гостеприимный хозяин.

— Нет, хватит. Мозг отказывается от концептуальной борьбы с пришельцами путём поглощения спиртных напитков. Надо искать другие методы ведения войны.

 

Глава 47

Разбор полётов:

Теперь, прежде чем уснуть, тщательно настраивал память на мельчайшие подробности территории-2. Вспоминал, где именно растут деревья, как лежат камни, какая глина на склоне. Представлял широкую ленту Енисея. Всё для того, чтобы попасть именно сюда. Чтобы исключить даже незначительную возможность оказаться в неуправляемом сне на нейтральной территории. Если просыпался ночью, опять заново настраивался. И так несколько суток подряд. Нервы стали сдавать основательно. Под глазами появились тёмные круги. Родные и близкие начали волноваться за моё здоровье. Но гости пока больше не появлялись.

Сак также не разу не дал о себе знать. Я его не беспокоил. Чувство стыда за слабость, проявленную в момент, когда было невыносимо плохо, сдерживало порыв позвать старика. С другой стороны, не прокричи я его имя-отчество, что тогда? За соломинку хватался. А если бы себя не спас и Владимира Артуровича погубил? Но ведь действительно спасся. И про кошку Сак не зря обмолвился…

Я постоянно теперь сидел на большом камне и смотрел вниз на реку. Размышлял, анализировал и каждую минуту ожидал появления «тауросовых». За все эти ночи на тропинке ни разу не появился ни один человек. Да что человек, птицы и те куда-то подевались. А ведь я воспроизводил преимущественно дневное время суток. Словно какая-то заколдованная безлюдная зона окружала и давила на меня. Помниться, здесь маки цвели…

В сегодняшнюю ночь я, как обычно, выстроил визуальный ряд и провалился в сон. В промежутке между реальностями подумал, что если и в этот раз территория-2 предстанет пустынной, нужно будет совершить вылазку за её пределы. Может быть, в моих снах все умерли, и я обречён на одиночество? Только «тауросовые» останутся. Эти даже в пустыне на луне найдутся.

В воде оказался, скорее всего, из-за потери концентрации. Почувствовал холод ледяного потока и на вздохе хлебнул глоток жидкости. Раньше такого не было. Раньше я вообще колебаний температуры не ощущал. Зимой не заботился во что одет, и одет ли? А тут этот обжигающий холод Енисея.

Сделал несколько судорожных движений руками и вынырнул на поверхность реки. Территория-2 находилась как раз напротив. Промахнулся метров на пятьсот. И как реалистично промахнулся. Однако, сейчас снесёт вниз по течению. Попробовал грести к берегу, но скорость потока воды явно превосходила скорость моего движения. Оставалось либо проснуться, либо опять кликнуть Сака…

— Не холодно в мокрой одежде? — Владимир Артурович помог подняться вверх по склону и отпустил руку, только когда я плюхнулся на знакомый камень.

— Холодно, — на мне висели незнакомые брюки и кофта. Всё промокшее до последней ниточки. Какими-то слишком реалистичными становились последние выходы. — Сколько себя помню, никогда раньше в режиме сновидения не обращал внимания на подобные мелочи. А сегодня сначала чуть не утонул, а теперь сижу мёрзну. Что со мной происходит такое?

— Ты знаешь, — улыбнулся старик, — всевозможные маги и колдуны всегда стремились к тому, чтобы проецировать силу и возможности из этого мира в мир реальный. У тебя же процесс идёт в обратном направлении. Ты из главного состояния переносишь сюда свои ощущения, а там видимо находишься в полусонной дрёме.

— И как мне остановить этот процесс?

— Не знаю. Отдохнуть надо. По лесу побродить или на море съездить.

— Не получается отдыхать. Я прихода ночи с ужасом ожидаю. Или всё время бродить по лесу и не спать. Пробовал уже. Трое суток держался, потом всё равно отключался. А здесь тем более расслабиться не получается. Каждую секунду гостей жду.

— Сюда они ещё не наведывались?

— Пока нет, но интуитивно чувствую, что «тауросовые» просто ловят меня на какой-нибудь ошибке. В воде, только что, я от них в теперешнем состоянии не смог бы защитится. Да и вечно быть на чеку невозможно. Когда-нибудь расслаблюсь. Вот Вам и море с лесом. Здесь два выхода из положения. Либо надо с пришельцами договариваться, либо такое место искать, где они бессильны гадости делать.

— О чём и как ты собираешься с ними договариваться? Ты даже не знаешь, кто они такие — эти твои «тауросовые».

— А Вы знаете?

— Нет.

— Вот, вот… А договариваться, значит делать то, что пришельцы от меня хотят. И не только от меня. Я, конечно, этому противлюсь, но другого выхода не вижу. До сих пор ощущаю спиной скалу, к которой точно магнит прилип. Дёргаюсь, а всё без толку. И со всех сторон мерзкие твари свои щупальца тянут.

— Есть одно место… — задумчиво проговорил Сак и осёкся, словно не решил, рассказывать дальше или не стоит.

— Вы о чём, Владимир Артурович?

— Ты о месте, где тебя пришельцы достать не смогут, спрашивал? Как об альтернативном варианте?

— Спрашивал. Не интригуйте, ёлки-палки, не то сейчас положение. Вы свою территорию, что ли имеете в виду? Так это вряд ли. Я туда постоянно попадать не смогу. Когда-нибудь всё равно мимо проскочу. То же самое, что и здесь.

— Нет, я говорю о другой земле. Если станет совсем невмоготу, покажу.

— А сейчас, значит, ситуация терпит?

— Чем тебя ситуация не устраивает? Сидим вдвоём, никто не мешает, ты почти обсох. Чаю, вот, не хватает с баранками.

— Что, действительно существует измерение, где позволительно чувствовать себя в полной безопасности? — не обратил внимания на шутку.

— Существует.

— А почему Вы раньше об этом не рассказывали?

— Раньше тебя подобные вопросы мало интересовали.

— И называние есть у этого места?

— Есть, — старик действительно протянул чашку с горячим чаем, достал из кармана сушки и, надкусив, запил кипятком из другой кружки. — Называется та земля Приютом Бессмертия и те, кто там живут, на самом деле ничего и никого не боятся. Даже твоих «тауросовых».

— Вы мне сейчас сказки начнёте рассказывать? — чай был душистым и пах бергамотом.

— А ты не пробовал о своих выходах и выходках во время выходов знакомым рассказать. Не чокнутым, вроде тебя, а простым людям? Они тоже примут эти истории за сказки. А мы сидим в сказке и чаи гоняем.

— С простыми людьми я в последнее время даже не сталкиваюсь. Эту тему мы с Талолаевым обсуждали. Только, как Вы заметили, с чокнутыми. Так что, никто особо не удивится.

— Вот потому-то и проблем столько. И, кажется, на горизонте ещё одна…

Спокойное течение жизни на территории-2,по всей видимости, завершилось. Хотя Владимир Артурович имел в виду образный горизонт, но на реальной разделительной линии земли и неба действительно появилось огромное красное солнце. И на фоне светила многочисленным роем в нашу сторону надвигались гигантские силуэты.

— Быстро отсюда! — вскочил Сак.

Я, не слушая старшего товарища, сделал попытку проснуться, но, как и в недавнем случае, не смог этого сделать.

— Да не спи ты! — больно схватил за плечо старик. — Если не получается пробудиться, следует ноги уносить.

Взлетели одновременно. Сак продолжал держать моё предплечье и периодически запрещал оглядываться назад. Я не оглядывался, но тридцатым чувством ощущал приближение преследователей. В тот момент, когда обоняние стало отчётливо улавливать неприятный запах, исходящий от догоняющих (или это я от страха выделял подобный запах), старик резко спланировал на землю, и мы остановились в холмистой местности. И тут же по окружности, как на азиатской площади, нас окружили тысячи разномастных сущностей. Я переводил взгляд со старика на «конвой» и не понимал, почему нельзя ещё раз попытаться проснуться. Всего лишь проснуться…

— Они сейчас блокируют наш переход из одного состояния в другое, — словно прочёл мои мысли Владимир Артурович. — Если никто не растормошит физические тела в реальном мире, проснуться не получится.

— Опять побежим?

— Бесполезно. Эти твари нас на любой территории вычислят мгновенно.

— И что тогда делать?

— Не перебивай. На любой, кроме одной. Видишь, круг не сужается? Это потому, что пришельцы знают, что мы находимся на границе Приюта Бессмертия.

— Об этой земле Вы мне рассказывали? — поглядел за спину и не увидел ничего особенного. Такие же редкие безжизненные холмы на сером фоне.

— Да. Шаг назад и мы с тобой в полной безопасности. Потому-то нас до сих пор и не разорвали в мелкие человеческие клочья.

— И чего мы ждём? — я самым решительным образом собрался сделать этот пресловутый шаг.

— Не спеши, — остановил Сак. Не всё так просто. В Приюте Бессмертия легко спрятаться, но сложно его потом покинуть.

Словно упреждая наше решение, от толпы отделились двое «тауросовых». Не могу с уверенностью сказать, что это были мои «старые знакомые», но походили очень.

— Если вы захотите выйти, мы предоставим коридор, — подняв вверх руку ладонью в нашу сторону, заговорил первый. — Обещаем, что никто вас не тронет.

— А почему бы тогда ни снять блокировку? — старик излучал ледяное спокойствие.

— На это мы не можем пойти, — улыбнулся второй — Нам нужны хоть какие-то гарантии. Потом вас опять вылавливать придётся. Убегайте. Либо вы всё-таки сбежите, либо мы вас догоним. Всё, по крайней мере, честно.

— Можно ведь охоту на другое время перенести, — продолжал торговаться Сак. — Прохладно сегодня. Послезавтра не устроит?

— Нет, — опять мерзко оскалился второй.

— Тогда мы уходим, — кивнул головой за спину Владимир Артурович. — Вы нам не оставляете выбора. И убиваете интригу.

— Ты же знаешь, — взял слово первый. Видно было, что ему очень не хотелось присутствовать при нашем переходе пресловутой границы, — что из Приюта назад дороги нет. Всё равно мы вас на выходе дождёмся. Так стоит ли терять время? Нам надо-то всего лишь с твоим спутником поговорить. Тебя, если хочешь, разблокируем. Разумное решение?

— Я думаю, он не готов к общению, — посмотрел на меня старик. — Да и напугали вы его сильно.

— Он и сам может ответить. Раньше, по крайней мере, немотой не страдал.

— А о чём вы хотите поговорить? — я развеял сомнения в своей готовности к диалогу. — Если бы вы общались, другое дело. Вы же ломаете.

— Силу первым пытался применить ты, — отреагировал второй. — Когда ещё не боялся понести ответственность. Так ведь?

— Так, — согласился с очевидным. — Согласен. Но мы, кажется, с вами все вопросы обсудили?

— Нет, не все. Ты сейчас идёшь на поводу у человека, которого толком не знаешь. Он заманил тебя сюда и пытается сделать то, что выгодно только ему. Ты же не знаешь, что находится за спиной? Почему же с такой лёгкостью готов поверить в спасение? Там спасения нет.

— По крайней мере, от вас там можно укрыться, — вступил в разговор Владимир Артурович. — А это уже немаловажно.

— Ты разблокирован, — эти двое подошли совсем близко. Опасно близко. — Можешь просыпаться.

— Куда же я без него, — Сак повернулся в мою сторону. — Ну что, принял решение?

Я лишь пожал в ответ плечами и, получив толчок в грудь, упал на спину…

 

Глава 48

Разбор полётов:

Какое яркое солнце! Какое яркое солнце. Какое яркое солнце…

Лежать лицом вверх и смотреть в синее-синее небо было необычайно здорово. Минуту назад неприветливые свинцовые тучи давили своей тяжестью, и вдруг, в одно мгновение, всё поменялось. Солнечные лучи мягко гладили лицо, а запах свежей травы и полевых цветов точно наркотик успокаивал и навевал дремоту. Где я? Почему так спокойно на душе? Куда улетучился страх перед ордой «тауросовых»?

Приподнялся с земли (а как не хотелось этого делать) и оглядел окрестности. Серый невзрачный пейзаж сменился яркими летними красками. Повсюду жужжали насекомые и пели птицы. Старик стоял в полный рост и, прикрыв ладонью глаза, всматривался вдаль. Врагов не было!

— Владимир Артурович, а где пришельцы?

— В метре от тебя, — Сак присел на травку рядышком и пальцем показал в сторону, откуда мы только что заявились. — Если сделаешь шаг назад, всех сразу увидишь. Они теперь на границе будут толпиться, пока ты назад не надумаешь воротиться.

Отодвинулся на всякий случай немного подальше.

— Другого выхода, что ли, нет?

— Нет.

— И пусть тогда стоят-ждут, — опять завалился на спину и блаженно прикрыл глаза. — Можно ведь просто проснуться. В Приюте Бессмертия их блокировки, думаю, не действуют?

Старик секунд сорок раздумывал, прежде чем выложить следующую информацию. Наконец решился. Говорил он при этом голосом тихим, но довольно твёрдым.

— В Приюте Бессмертия проснуться и вернуться в реальный мир нельзя. Здесь можно только уснуть нормальным сном и так же пробудиться. Вернуться назад возможно лишь через ворота на границе, возле которых мы сейчас находимся и сквозь которые только что прошли.

Я не сразу прочувствовал то, что сказал Сак.

— Как это нельзя проснуться? Вы хотите сказать, что для того чтобы мне вернуться в Томск, сначала необходимо выйти к оставшимся на той стороне границы пришельцам? И сразу попасть под действие блокировки пробуждения?

— Именно так.

— А зачем тогда мы сюда забежали?

— Можешь вернуться, если есть желание, — старик кивнул в сторону… (впрочем, в той стороне также зеленели луга)… В сторону предполагаемых врагов.

Я вскочил на ноги и задумался. Возвращаться желания не было. Такое желание могло появиться только у сумасшедшего. А здесь красивый, теплый, вполне реалистичный мир.

— Что ж Вы сразу-то не объяснили, Владимир Артурович?

— У меня разве было время? — Сак виновато выдохнул воздух. — Мы с тобой находимся в равных положениях. Тем более, мне предлагали разблокировку.

— Извините, Владимир Артурович, я всё помню, — постарался успокоить своего спасителя. — Просто, как всегда, неожиданно. Куда теперь идти?

— Пойдём пока прямо, а там посмотрим.

Словно отвечая на мой вопрос, рядом на землю присела птица. Опять взлетела и вновь приземлилась на метров пять дальше.

— Это, наверное, знак, что двигаться нужно в том направлении, следом за ней, — прокомментировал событие старик.

— И кто посылает знаки?

— Тот, кто здесь живёт. Кто-то же должен обитать на этой красивой земле?

— А мне показалось, что пришельцы общались с Вами, как с человеком, хорошо ориентирующемся в местном топографическом пространстве.

— Я здесь бывал раньше. Но недолго и потому мало что видел.

— А что это за место такое — Приют Бессмертия?

— Сам всё увидишь, — просто ответил мой попутчик. — Поспешим, птица уже далеко.

Удивительно легко шагалось по довольно высокой траве. Ноги не путались в стеблях, а проскальзывали, словно два острых ножа сквозь масло. Пчёлы садились на лицо, но было совсем не страшно, что они укусят. Наоборот, я поймал себя на желании почувствовать укус. Ощутить реальность происходящего. Если утром, после купания в Енисее, явственно чувствовал холод, то теперь не менее явственно наслаждался теплом. Куда ещё реальнее…

Лёгкий дурман и состояние эйфории, присутствующие во время движение, сменились тревогой, когда на пригорке показался всадник на чёрном скакуне. Сак притормозил и дал знак последовать его примеру. Остановились. Человек заметил нас и направил коня вниз.

— А вот и местные жители, — я оглянулся по сторонам, нет ли кого ещё? Никого не заметил. — Значит, действительно, это чудное место обитаемо.

— Помолчи минуту, — укоризненно произнёс старик, — и будь очень внимательным.

Всадник осадил вороного и поздоровался с нами поднятием руки:

— Приветствую вас, странники. Это не по вашу честь такое скопление нечисти на границе?

— Доброго здравия и тебе тоже, — наклонил голову Сак. — От тёмной силы спасаемся. Не откажите в гостеприимстве и укройте нас в Приюте Бессмертия.

— Случайные люди к нам не попадают. Идите прямо, Андрей и Владимир. Вас уже ждут в городе. Приют Бессмертия всегда будет тёплым пристанищем для нуждающихся, — и всадник, развернув коня, умчался проч.

— Нас тут, однако, знают, — озадачился я.

— Ты ещё способен чему-то удивляться? Я тебе завидую, — Сак снова зашагал ранее заданным направлением. — А впрочем, ситуация на самом деле интересная. Позади в нетерпеливом ожидании малоизученная, по выражению джигита, нечисть, которая о тебе всё прекрасно знает. Впереди, совсем незнакомые местные жители, тоже имеющие представление, кто к ним идёт. И только мы обо всём можем лишь предполагать. Действительно, чему удивляться?

— Более того, даже предполагать не особо, пока, получается, — сделал рывок и забежал на метров пять вперёд. — И что самое замечательное, я лично нисколько этим обстоятельством не раздосадован. У меня сейчас в мозгах такая лёгкость… И в теле, кстати, тоже. Хочется взлететь, — попробовал осуществить задуманное, но получилось лишь подпрыгнуть.

— Летать в Приюте Бессмертия люди не могут. Здесь всё как в реальной жизни, — старик снисходительно оценил мои потуги.

— А кто может?

— Птицы, насекомые, все те существа, которые имеют крылья. Ты же не имеешь?

— А Вы?

— И я не имею.

— Как же мы от «тауросовых» по небу убегали?

— Так то до границы. В сновидениях любой может летать. В том мире свои законы, в этом свои.

— Мы что, сейчас не во сне?

— И да, и нет. Формально, раз наши тела находятся в неподвижном состоянии в земной жизни, мы, конечно же, спим. Но реально мы с тобой сейчас бодрствуем. И эти наши туловища, руки, ноги, головы идентичны привычным телам первого мира.

— Мудрёно, — покачал головой. — В вашем стиле, Владимир Артурович. И всё же сила какая-то во мне клокочет. После того убитого состояния, в каком я последнее время находился. Словно авиационный бензин в двигатель после семьдесят шестого залили. Энергия прёт. Забегу-ка на гору, — и что есть дури дёрнул в сторону возвышающегося впереди холма.

— Покрышки не сотри… На авиационном-то бензине…

Влетел на вершину так стремительно, словно не вверх, а вниз кубарем катился. Сразу развернулся, прикинул на глазок, насколько далеко отстал мой попутчик. Сак, не спеша, брёл к подножию холма. Повернулся опять на сто восемьдесят градусов и…

— Ух, ты! — вырвалось непроизвольно. Здесь следовало бы подробно и вдохновенно описать раскинувшийся по другую сторону возвышенности большой город. Обязательно обмолвиться про белые дома самой различной архитектуры, разноцветные крыши, просторные улицы, многочисленные площади. О том, что всё простирающееся внизу пространство виделось нереально красивым и ухоженным. Если бы не имеющиеся в багаже памяти знания о существовании такого малоизученного явления, как мираж.

Присел на травку и подождал старика.

— Что, о мираже вспомнил, — легко прочувствовал мои сомнения, наконец появившийся, Владимир Артурович.

— И как Вы только догадались?

— Разумеется, интуиция. Что, пойдём, убедимся, насколько реален этот мираж? Думаю, опаснее твоих пришельцев никого здесь не встретим. Тем более, нас уже ждут.

— Может лучше обойти город и с другой стороны зайти?

— Хочешь дураком выглядеть? Иди вокруг, — и Сак начал движение вниз.

Через некоторое время вышли на дорогу (оказывается, чуть в стороне была проложена вполне ровная трасса). Поверхность не являлась асфальтом, как не являлась «нецивилизованным» утрамбованным грунтом. Я так и не понял, что за покрытие лежало под ногами. Автомобилей никаких не было. Лошадей, впрочем, с телегами тоже. Так мы и дошли до первого дома, не встретив ни одно из средств передвижения.

Первым увиденным нами жителем города, если не брать в расчёт всадника, оказалась девушка лет двадцати трёх, с коротко стрижеными волосами, в ярко-зелёной блузке и, как ни странно, в джинсах. Я, всё же, подспудно, ожидал (раз уж здесь на лошадях разъезжают) увидеть наряды, соответствующие средневековью. На худой конец, длинные сарафаны. Но джинсы и пирсинг в районе пупка?!.. А во что, кстати, я одет?

Пока разглядывал свой прикид, мой попутчик обратился к жительнице города с первым и естественным вопросом:

— Здравствуйте. Мы впервые в ваших краях. Не подскажете, у кого можно получить консультацию по поводу…

— По поводу предоставления места в гостинице, — сострил я, перебив старшего товарища. — Сами мы, видите ли, не местные…

— Не обращайте внимания, девушка, — опять прибрал инициативу к рукам Сак. — Мой товарищ кокетничает. Цыгана-попрошайку изображает. У вас тут, наверное, нет цыган, а в местности, где обитает Андрей, они на всех вокзалах деньги из доверчивых граждан выжуливают. Но вернёмся к нашему вопросу. Мы недавно встретили всадника, который предупредил, что нас ожидают. Не подскажете, где и кто нас может встретить?

— Потому что, сами мы не местные… — вдохновение из меня сегодня просто пёрло.

Девушка в ответ вполне приветливо заулыбалась.

— Здесь есть свои цыгане, но они не занимаются, как вы сказали, выжуливанием. А идти вам нужно в центр. Там всё сами увидите и узнаете.

— Туда? — указал рукой вглубь домов старик.

— Туда, туда, не заблудитесь — и опять улыбнулась. — Увидимся позже.

Мои сомнения и волнения окончательно сдались в плен этой обаятельной улыбке. Даже появилось чувство неловкости за предложение двинуть в обход. И ещё появилось дежавю. Ощущение, что видел я уже когда-то давно эту девчонку. Саку ничего о дежавю не поведал.

— Что, Владимир Артурович, вполне дружелюбно встречает нас местное население. И люди вполне реальные. Джинсы, пирсинг. Цыгане, вон, имеются в наличии…

— После твоих кровопийц, даже цыгане покажутся святым народом. Обрати внимание, какие названия улиц на табличках прописаны.

— Да ещё и на русском языке.

— Скорее всего, каждый видит тот алфавит, к которому привык. Если бы с нами шёл француз, он бы на французском прочёл.

— И ещё джины так разговаривают.

— Какие джины? — не понял Сак.

Ничего не ответил. С любопытством вчитывался в имена аллей и разглядывал теперь уже в большом количестве попадавшихся навстречу прохожих. Одежда народных масс отличалась разнообразием. От современных костюмов «от кутюр» до весьма специфических нарядов, вроде длинной боевой кольчуги на бородатом мужике. Улицы же носили преимущественно героико-помпезные названия. «Аллея победителей», «Площадь славы» и т. д.

— Не хватало только КПСС подставить.

— Что?

— Площадь славы КПСС, — я, оказывается, вслух рассуждал. — КПСС не хватает. Пафоса в названиях, говорю, много. Это случайно не приют бывших членов компартии ностальгирующих по славным временам?

— А что в России большевистские названия поменяли или Лукича из мавзолея вынули и закопали? О чём партейцам ностальгировать. В каждом городе улицы Марксов-Энгельсов-Лениных остались нетронутыми.

— В России они сейчас не при делах, а здесь, может быть, пышным цветом цветёт махровый интернационал. Типа, как в Северной Кореи. Туда тоже никто не суётся. Спрятались себе на полуострове. Империалисты, словно акулы, кругами ходят, клыками лязгают. А вокруг этого города-государства (или не государства) «тауросовые» рыщут. Похоже очень…

— Это ты, таким образом, себя настраиваешь на встречу с неизведанным?

— Наверное, да, — легко согласился я. — И ещё, почему-то, на нас никто внимания не обращает. Это говорит о чём? — и сам же ответил. — О том, что мы ничем от местных не отличаемся. За границей я всегда к себе интерес со стороны людей из сновидений ощущаю. Здесь же всё, как в реале. И не одного зомби.

— Я же тебе объяснял, — с некоторым даже раздражением на мою бестолковость выдохнул Сак. — В Приюте Бессмертия зомби отсутствуют, как класс. Тела всех этих людей не могут взять и проснуться. Они находятся в состоянии сна до тех пор, пока их владельцы не пересекут границу в обратном направлении.

— А так как никакие «тауросовые» никого, кроме меня, возле входа не встречают, покинуть Приют каждому из них можно по первому желанию. И проснуться в реальном мире.

— Не знаю. Может и так, а может, кого-то из этих людей другие пришельцы караулят? Это мы своих только видели.

— А как попадают сюда все эти «путешественники»? И откуда узнают о существовании города?

— Ты у меня спрашиваешь? — удивился старик. — Поговори с людьми, ответят, небось.

— Небось… — передразнил я Сака. — Ладно, пошли дальше. Поговорю, надеюсь, с кем-нибудь, тем более обещали встретить…

Открывшаяся взору площадь была раз в десять меньше Красной в Москве. Я её ещё с горы приметил. Скорее всего, мы теперь находились в середине населённого пункта. Не очень большого, по российским меркам. Можно даже сказать, посёлка городского типа. Впрочем, в Европе множество подобных городков. И площадь такого размера выглядела довольно впечатляюще.

К площади примыкало грандиозное оранжевое здание с просторным балконом и крылатыми Пегасами по обе стороны от фасада. Скульптуры размером превосходили среднестатистические памятники. Ноги кони задирали точно балерины, и крылья выбрасывали вверх с явным намерением улететь поскорее с насиженного места.

— А ведь Пегасы свалить хотят, Владимир Артурович. Не кажется Вам?

Но ответил явно не Владимир Артурович. И голос такой знакомый. Если бы я держал стакан с чаем, он бы в этот момент непременно выпал из руки и разлетелся миллионом осколков по мостовой. И опять тушканчики зацарапались…

— Они уже пару раз пытались убежать, но были пойманы и препровождены назад в стойло, — мужчина подошёл сзади и положил руки нам на плечи. Мне на правое, старику на левое. Причём сделал это так непринуждённо, словно оставил обоих пять минут назад, а сам бегал мороженное покупать. В стаканчиках. А я чай держал тоже в стаканч… — Осмотрелись уже?

Конечно, осмотрелись. Внимательно осмотрелись. План местности в мозгах начертили. О чём это я?.. Пятнадцать с лишним лет пролетели, а он не изменился. Мы теперь почти ровесники. По внешнему виду, по крайней мере. Стоп. Какие такие ровесники? Мы где находимся? Во сне!!! Пусть даже в режиме близком к реальности, но всё же, во сне!!! Мало ли что здесь тебе покажут? Гамлета, вон, в кино пятидесятилетние актёры играют, и ничего. А Боярский семнадцатилетнего Д, Артаньяна изображал. Кто-нибудь заметил? Все в ладоши хлопали и подпевали: «Пора, пора, порадуемся…» Мне что, в позу встать и «произнесть» знаменитое: «Не верю?!» Да верю я…

— Повернись, посмотрю, какого цвета твои глаза, — вместо приветствия заглянул в лицо Александру. — Отсвечивают на солнце.

— Ну и какого, — широко улыбнулся, немного отодвинувшись, тот.

— Как ни странно, коричневые. Карие.

— А какие раньше были?

— Да разные они у тебя, блин, всё время были. Точно светофор переключались.

— Чего разволновался-то так? — и повернулся, наконец, к Саку. — Нервничает, однако.

— У Андрея в последнее время сплошные стрессовые ситуации. Вот нервишки и шалят. Ничего, успокоится. Здравствуй, — и оба обнялись, приветствуя друг друга.

— Правильно, что к нам его привёл.

— Да выбора-то особого и не было. Знаешь уже, что на выходе творится?

— Знаю, знаю, — Александр предложил жестом следовать за ним в сторону здания. — Потом расскажите подробнее. Я вас сейчас народу представлю.

Пока мы пересекали пространство, многочисленные пешеходы тепло встречали нашего гида. Все по-разному. В соответствии с традициями своих стран в реальном мире. Кто-то кланялся, кто-то приподнимал головной убор, а иные протягивали и пожимали руки. Мужчина отвечал всем. Наконец, мы вошли в арку, заменявшую входную дверь, и, свернув налево, по лестнице поднялись на балкон.

Вид сверху впечатлял. Залитая солнцем площадь была необычайно красива. Необычайно красива… Избитый штамп, но насколько точно передавал он увиденную картину. Нет смысла описывать архитектуру зданий или колорит скульптур. Всё-таки больше я воспринимал пейзаж на эмоциональном уровне. И ещё эта музыка. Действительно ли звучали трубы или я смоделировал в сознании музыкальный ряд, не знаю. Народ тоже слышал, иначе не принялся бы собираться под балконом. В большом количестве собираться.

— Ну что же, — обратился к толпе Александр. Говорил он негромко, но, удивительное дело, каждое слово гулко разносилось по территории площади и хорошо прослушивалось даже в последних рядах. — Мы, наконец, дождались Андрея. Хотя, некоторые, я слышал, даже пари заключали на ничтожность вероятности его появления. Они проиграли! — и площадь ответила дружным гулом одобрения. — Он, как и многие из вас, долго искал дорогу в Приют Бессмертия. Но, как говориться в замечательной поговорке: «Дорогу осилит идущий». Андрей осилил. Давайте же поприветствуем нового жителя нашего города и создадим ему условия для скорейшей адоптации, — теперь присутствующие зааплодировали, словно в театре, торжественно и удовлетворённо. Или не в театре, а на съезде какой-нибудь партии. Опять же впору про КПСС вспомнить… — А сейчас, — продолжил оратор, — послушаем самого вновь прибывшего, — и Александр недвусмысленно посмотрел в мою сторону.

Язык, конечно, порывался начать крутить знакомую пластинку о том, что «сами мы не местные…». Всё же сдержал себя и вовремя выключил «патефон». Люди-то ждали серьёзных слов. Вышел вперёд и просто пожал плечами:

— Я не знал, что меня здесь давно ждут, — и сыграл немного на публику. — А-то бы непременно раньше появился. Вот…

Оказалось, моя речь «съезду» понравилась. Люди дружелюбно заулыбались и опять похлопали в ладоши. После чего принялись расходиться. А я-то резонно ожидал, что пришла очередь высказаться Саку. Даже отошёл в сторону, уступая старику трибуну. Тот, однако, не спешил с выступлением. Да и Александр сразу увлёк за собой вниз.

— Пошли, посмотришь место, где будешь жить, — подтолкнул он меня в спину. — Нам ещё много о чём поговорить предстоит. Так ведь?

— А почему ты Владимира Артуровича не представил?

— Потому что, здесь ждали тебя, — лаконичный, но очень непонятный ответ.

— О как! И кто меня ждал?

— Все эти люди, — мы как раз спустились на площадь, и Александр махнул рукой в сторону не успевших разойтись горожан.

— Владимира Артуровича, значит, не ждали?

— Я здесь уже не в первый раз, — сам за себя ответил старик. — Знаешь ведь.

— Так это Вы для меня сцены удивления разыгрывали: «Что там впереди, да кто нас ждёт?» Хороший артист в Вас пропал. В реальном мире могли бы «народного» получить. Нельзя было просто всё рассказать, что здесь и как?

— Ну, я тебя не узнаю, — вступилось за Сака «встречающее лицо». — Раньше ты любил неожиданные ситуации. Что так изменился?

— Повзрослел, — неохотно ответил. — Долго я буду в этом «твоём месте» жить?

— Сколько захочешь.

— А чем обычно платят за постой? У меня здешняя валюта как таковая отсутствует.

— В Приюте никто ни за что не платит. Это же приют. Ты видел, где-нибудь платные приюты? Да и деньги у нас не введены в обращение ввиду их полной ненадобности и бесполезности. Давай обсудим вскользь все непонятные моменты, и потом тебя заберёт очаровательная знакомка, она тебе растолкует просто сложные величины. — Александр присел за дубовый стол, похожий на посадочные места арбатских кофеен, коих по периметру площади было расставлено немало. — Располагайтесь.

— Вы тут общайтесь, а я побегу, — ожидаемо ретировался Владимир Артурович. — Много кого повидать нужно, — и, уже отходя, произнёс, обращаясь непосредственно ко мне. — Отдохни какое-то время, я тебя найду.

— Резвый старик, — не зло бросил ему вдогонку Александр. — Ты чего такой растерянный?

— Навалилось… — коротко выдохнул. — Много всего сразу. Ты вот…

— Пива не хочешь, — предложение прозвучало настолько неожиданно, что я не сразу среагировал.

— Чего?!

— Пива, пива.

— Здесь ещё и пиво подают?

— А что, мы с тобой в джунглях на пальмах сидим? В местной пивоварне, кстати, замечательный сорт варят. Сейчас закажу.

Подошёл толстый бородатый дядька в смешном переднике. Официант? Мой собеседник обратился к мужику по имени, и тот, разулыбавшись, вошёл в ближайшее здание.

— Ты какую такую знакомку упомянул, — я присел на краешек здоровенной деревянной скамьи. — Ещё один сюрприз?

— Сюрприз приятный, — махнул рукой мужчина. — Мне с тобой возиться постоянно накладно, а она выступит в роли гида.

— На секунду, вдруг, трудно стало дышать. Догадка грудь сдавила…

— Ты чего побледнел? — Александр заметил, как я изменился в лице.

— Её не Ирой зовут?

— Нет, а кто такая Ира?

— Девчушку помнишь, которой ты зрение вернул? Маринину дочь?

— Не я, а мы с тобой вернули. Помню, конечно. Но здесь мёртвым не место. Приют — обитель живых. Умершие уходят в другие края. Так что не переживай, это не она. Встретил сеньориту симпатичную на входе в город?

— Она мой гид, что ли? — почувствовал, как отпустило. — То-то я думаю, где-то уже пересекался с девчонкой. О дежавю подумалось.

— Подружка её, — и прищурился, как только умеет он один. — Но такая же симпатичная. А вот и пиво, — Александр принял из рук толстяка две, опять же деревянные, кружки. — Спасибо, Шарль. Свёжее?

— Как всегда, — покраснел Шарль.

— Помнишь, мы с тобой пиво дули и в шахматы играли?

— Помню, — я отхлебнул густой напиток.

— Хочешь ещё один сеанс?

— Не люблю повторяемости ситуаций. Ответь лучше на пару вопросов.

— Спрашивай.

— Все эти люди в вашем городе, в настоящее время, на Земле (в привычном понимании — на Земле) спят?

— Многие — да.

— Что значит, многие? А остальные? Шарль, например?

— Шарль-то как раз спит. И просыпаться не собирается. Нравиться ему здесь, — оглянулся на толстяка.

— И как давно он спит?

— Давно.

— А почему родные не пытаются разбудить?

— Нет у него родных. И чтобы ты в этой шараде получше разобрался, пяти минут задушевной беседы не хватит. Позже сам всё поймёшь. Есть ещё вопросы?

— Я не смогу проснуться в Приюте?

— Сможешь. Если здесь уснёшь, здесь же и проснёшься. А чтобы вернуться в привычную среду обитания, необходимо проснуться ещё раз, но за границей Приюта.

— А выйти за границу можно только через единственные ворота, где меня поджидают «друзья». Ты, кстати, не знаешь, кто они такие?

— Знаю.

— ???

— Долго объяснять, а у меня времени нет. Позже поговорим. Почему пиво не пьёшь?

— Не вкусное, — я, действительно, сделал лишь пару глотков и отставил кружку в сторону. — А в какие края уходят умершие люди?

— У-у-у… — Александр также опустил своё пиво на стол. — Что за настроение? Ты же всегда отличался стойкостью характера? Решил, что уже на том свете находишься? Умершие люди уходят в страну мёртвых, а здесь страна живых. Приют бессмертия — обрати внимание на название города. Бес-смер-тия! Так что, расслабься, пока ты здесь гостишь, ничего с тобой не случится. Будешь жить вечно, подобно ангелам. Иди, отдохни, а лучше выспись хорошенько. Гуля тебя проводит. Она утверждает, что ты и с ней, и с Алёной раньше встречался.

Девушка уже несколько минут стояла за моей спиной. Я её не сразу узнал. Столько лет прошло. В самолёте, по пути в Париж, уснул и в сновидении с ней познакомился. На Территории-2 встреча произошла. На моей территории. Когда ещё я был уверен, что никто туда без моего ведома самовольно не заявится. Ошибался. И Алёну теперь вспомнил…

— Значит, тебя Гулей зовут? — развернулся к гиду лицом. — Я ведь тогда не успел спросить твое имя, а сама больше в гости не наведывалась. Запомнил, лишь, что ты питерская. И Алёнка, что до тебя на мою территорию заскакивала, я с ней уже только что пообщался, тоже из Питера. Мне потом мысль долгое время покоя не давала, что так по-дурацки вёл себя, не поговорил толком ни с одной из вас.

Гуля улыбнулась и присела на лавку рядом. Одета она была в короткое летнее платьице пёстрой расцветки. На вид её можно было дать не более двадцати пяти лет, и выглядела она ненамного старше, чем тогда на берегу Енисея. Понятно, что там был режим сновидения, и я воспринимал девушку не совсем адекватно, но всё же не ребёнком же она была? И тут до меня дошло, что сейчас-то мы также находимся в не совсем реальном мире. Это ощущения вполне реальные, но мир-то всё равно, при всей схожести этого солнца с настоящим солнцем, этого ветерка с настоящим ветерком, этих людей с людьми из моего мира, другой. Вполне настоящий, внешне, но другой. Хуже ли, лучше ли, не мне, видимо, судить, но другой, другой, другой…

— Веди Андрея в приготовленное для него жилище, пусть отдыхает, — поднялся с места мужчина. — Передаю его в твои руки. Он нам нужен бодрым и энергичным. Всем привет…

Мы ещё посидели какое-то время вдвоём молча, а потом моя спутница мягко поинтересовалась:

— Ну что, тяжело всё сразу переварить?

— Тяжело, — глупо было не согласиться с очевидным.

— Пойдём, покажу твой дом?

Кивнул головой в ответ и побрёл следом за девушкой. Она не спешила, давала мне возможность внимательно всё осмотреть. Но, любопытство, присутствовавшее час назад, когда мы с Саком только-только появились в городе, сейчас предательски сбежало, оставив меня наедине с собственными мыслями. Я лишь лениво поглядывал на достопримечательности, на суетящихся обитателей Приюта и так же лениво ели-ели шевелил ногами.

Булыжная мостовая меж тем сменилась красным кирпичом. Мы начали подниматься по узкой улочке вверх на какую-то возвышенность. И тут подоспел ливень…

Гром сдетонировал взаправдашним динамитом. Водные потоки устремились навстречу нашим ногам, и только сейчас я обратил внимание на то, что обут в белые кроссовки. Второй раз за сегодняшний сон я в мгновение ока вымок до подмышек. Но если купание в Енисее положительных эмоций не добавляло, летний дождь очень кстати взбодрил мой замороженный организм. Я схватил за руку и увлёк спутницу под ближайшее высокое дерево с плотной кроной.

— Однако, гроза у вас самая, что ни на есть реальная!

— А ты думал, — вытерла лицо ладошкой девушка. — У нас тут всё самое, что ни на есть реальное. Не менее реальное, чем в привычном для тебя мире и куда более реальное, чем всё, что можно увидеть за «границей». Главное воспринимать всё естественно, и Приют ответит адекватно.

— И как давно ты здесь?

— Достаточно давно.

— Для чего достаточно?

— Для того, чтобы понять разницу между желаемым и ощутимым.

— У нас говорят: «Желаемым и действительным».

— Попробуй тогда увидеть разницу между ощутимым и действительным.

— А она есть?

— Есть, — Гуля вытерла капли с моего лица тоже. — Мне здесь лучше, поэтому и бываю здесь я чаще, чем где бы то ни было.

— То есть, ты имеешь возможность покидать территорию Приюта?

— Конечно. Но пользуюсь я этой возможностью не так часто.

— Почему?

— Потому что, — девушка протянула руку, проверяя насколько ещё силён дождь, — мне здесь очень нравится.

Я также вытянул руку в сторону и, убедившись, что капли по-прежнему довольно настырные, отряхнул кисть. Можно было, конечно, продолжить движение, однако хотелось вот так, стоя под кроной незнакомого дерева в мокром виде, подольше пообщаться с Гулей.

— А есть тут такие, кроме меня, кто не может, без риска для жизни, покинуть город?

— Сколько угодно.

— Их тоже ждут «заклятые друзья» за периметром?

— Только не обязательно, что «твои друзья».

— Как же тогда ты и другие обитатели оставляете Приют?

— Так ведь эти клоуны не нас караулят, — девушка улыбнулась. — Они только «революционеров» ловят, вроде тебя. До остальных дела нет. Да и не в их это компетенции всех подряд останавливать. Гаишники, ведь, тоже знают, кого можно тормозить, кого нет. А твои небесные гаишники и подавно.

— Ты что мимо этих тварей спокойно на пятой скорости проскакиваешь?

— Да не мимо. Я их и не вижу совсем. Ну не интересны они мне, зачем я отвлекаться буду. Да и я им не интересна. Полное взаимоневосприятие.

— Вот бы мне так…

— А тебе уже тут надоело?

— Да, нет, просто когда-нибудь не мешало бы домой возвратиться. В семью, так сказать…

— Если сильно захочешь — возвратишься! — одновременно с иронией и твёрдостью в голосе выбросила она фразу, точно пощёчину влепила. — Если будешь киснуть, горевать и слюнями захлёбываться, то и здесь никому нужен не будешь, и за территорией сожрут. А если возьмёшь себя в руки, то сам выход из ситуации найдёшь. Встряхнись! Ты же другой! Ты же сильный! В Приют случайные люди вообще не попадают. А ты не последний среди тех, кто здесь находится.

— Откуда ты знаешь первый я или последний?

— Да мы всё о тебе знаем. Каждый потенциальный житель города по всей земле отслеживается. Ты думаешь таких много? Мы уже несколько лет спорим, как скоро ты до границы доберёшься. Или мы с моей подружкой случайно к тебе в сновидение попали? Тогда ты только начинал экспериментировать. Для тебя всё неопознанным представлялось. Присутствовала творческая искра. Вот мы с Алёной и подлили бензина своим появлением. Чтобы искра поживее разгорелась.

— Авиационного…

— Чего?

— Бензина, говорю, авиационного. От которого на старте покрышки стираются, — у меня действительно поднялось настроение. Это уже болезнь, когда стрелка датчика эмоций поочерёдно то на одном, то на другом краю зашкаливает. Шизофрения, наверное. — Сак меня так напутствовал, при входе в ваш Приют. Покрышки, говорил, не сотри от возбуждения…

— Владимир, конечно, говнюк, но говнюк прикольный, — по-кошачьи улыбнулась Гуля. — Если бы не он, ты бы ещё лет пять мимо ворот ходил.

— Боевик в формате «фэнтези», прямо, блин, какой-то… А что значит твоя реплика о том, что, мол, случайные люди сюда не попадают? — и сам же себе ответил. — Бр-р, ну да, дурацкий вопрос. Для того чтобы к границе подойти, необходимо хотя бы в режимах сновидений ориентироваться. И чем здесь занимаются все эти «избранные»?

— А кто чем хочет. Здесь никто никого ни к чему не принуждает. Принуждения хватает на обычном земном уровне. В Приют попадают люди творческие, и атмосфера города способствует развитию творчества.

— Шарль варит пиво — это разве не его работа?

— Да он своим пивом уже всех достал, — совсем рассмеялась девушка. — Его дом народ стороной обходит, потому что он норовит любого встречного этой гадостью угостить. Шарль в своей Швейцарии не имел возможности пивоварением заниматься, а очень хотелось. Теперь здесь отыгрывается. А так он замечательный поэт.

— Во как! А кто строит, сеет, жнёт и пашет? Или само всё растёт.

— Представляешь?.. — она состроила пантомиму, всё-таки Гуля, несмотря на «избранность», оставалась нормальной русской девчонкой. — Всё само. И растёт, и строится, и вообще…

— А вы только творческим трудом занимаетесь?

— Ну, типа того.

— Типа того… Выражения часто употребляешь специфические. Мне Артурович мысль подбросил, а вернее в фантастических романах позаимствовал, что здесь все говорят на своих языках, а мозг потом любой язык в единый доступный трансформирует. Но ты сейчас сто процентов на русском говоришь. Точно?

— Точно.

— Насколько я помню, ты питерская?

— Питерская.

— И много наших сограждан здесь? Кроме тебя, меня, Алёнки, Сака и Саши?

— Какого Саши?

— Здрасте, какого Саши. Александра.

— Алекса, что ли?

— Вы его здесь, значит, Алексом кличете? Ну да, интернациональный подход. На всех языках воспринимается. Хотя, Александр тоже…

— Алекс не русский, — прервала мои рассуждения Гуля. — Он мутный, но классный. А откуда появился и где раньше жил никто не знает. Я подозреваю, что он вообще не с земного уровня, хотя на земле себя очень уверенно чувствует. Для него нахождение на нашем уровне сродни тому, как для нас нахождение в режиме сновидения. Ну, ты-то должен это знать.

— Догадывался я, что он не совсем земной человек. Слишком изощрённо и нетрадиционно моделировал запутанные ситуации и неправдоподобно легко распутывал узлы. А здесь он на каком положении? В должности бургомистра вольного города?

— Типа того. В Приюте нет ни бургомистров ни президентов, все решения принимаются на общем совете, но Алекс, негласно, является одним из самых авторитетных жителей. Да и одним из старейших. Возможно, он присутствовал при основании города.

— И кто в совет входит?

— Да никто. Каждый раз в произвольном порядке народ набирается. Кто хочет, тот и входит. Есть, конечно, несколько человек неприкасаемых, но это долгожители, вроде Алекса, я думаю, они тоже не с нашего уровня. Долгожители, в принципе, особо в дискуссии не вмешиваются. Больше со стороны наблюдают. Если что, подсказывают.

— Утопия, однако. Идеальный мир… Никто не вкалывает, занимается только тем, к чему душа лежит, решения совместно принимаются. Слишком, как-то, сладко…

— Так, ёлки-палки, — сделала Па моя проводница. — Выйди за калитку, там тебе перчика в лапшу с запасом подсыплют. Приторно во рту не будет, точно гарантирую. Пойдём дальше, дождь кончился.

Дождь, действительно, угомонился. Сразу разорались птицы. Именно разорались, а не распелись. Поют вдумчиво и торжественно, а эти драли глотки, точно войну с грозой выиграли. Мы опять неспешно побрели вверх по переулку.

— Что за фауна у вас тут присутствует? Соловьи слишком резко из минора в мажор переходят.

— А кто его знает, может и вправду соловьи. Или птицы на земле не встречающиеся. Какие-нибудь редкие певчие виды. Я сама толком всего не знаю.

— Сколько тебе лет?

— Что, за десять с лишним годков почти не изменилась? Это обманчивое впечатление, здесь у нас другие тела. Вернее, наши естественные тела. А те, что на земле остались, конечно же, стареют. Ты-то ведь тоже, поверь, не на свой возраст выглядишь.

— Не знаю, в зеркало себя не разглядывал.

— Посмотришься ещё сегодня. Вон, кстати, дом, в котором будешь жить. Он теперь за тобой на постоянной основе закреплён.

Двухэтажный кирпичный домик с красной черепичной крышей производил умилительное впечатление. Балкончик в плюще, цветочки…

— А почему тогда Владимир Артурович такой старый?

— Володя-то? Да дуркует он. Я же говорю, люди творческие, кто на что горазд. Шарль пивом всех затрахал, Володя из себя старца убелённого сединами изображает, ты в белых кедах разгуливаешь. Полёт фантазии не ограничен цензурой.

— Да я сам только что внимание обратил, какого цвета на мне обувь. У тебя вон тоже край платья только-только пятую точку прикрывает.

— Ну, раз на такие вещи реагируешь, значит, жить будешь. Открывай, тут не заперто. В большинстве домов вообще замков на дверях нет.

Дёрнул на себя ручку и вошёл первым в просторный холл. Камин, медвежья шкура под ногами, ещё какая-то шкура на стене, лестница на второй этаж.

— Там спальня, — впорхнула из-за моей спины в помещение Гуля. — Постель расстелена. Как в гостинице пятизвёздочной — всё включено. Вон там душ. В остальном разберёшься, ничего сложного и необычного. Я зайду ближе к вечеру. Располагайся, — она дружелюбно похлопала меня по плечу. — Захочешь погулять, город маленький, не заблудишься.

— Гуля, — остановил её я.

— И?..

— Я вот что хотел спросить. Сколько лет назад ты сюда впервые попала?

— А я-то, дура, подумала, что ты сейчас начнёшь причитать, мол, один спать в незнакомом месте боишься… — красивая у неё всё-таки улыбка. — Земных лет двадцать назад. Давно уже.

— А что, земное время от местного сильно отличается?

— Отличается.

— И сколько раз ты возвращалась обратно.

— Много, успокойся. Очень много. Отдыхай, — и, помахав пальчиками, девушка элегантно выскользнула на улицу.

Первым делом я смыл под душем дождевую воду. Душ, кстати, был очень даже цивильным. Кто-то ведь всё-таки проводил и следил в городе за водопроводом? Затем поднялся по деревянной лестнице на второй этаж в спальное помещение. Широкая, действительно расправленная, кровать возле открытого окна. Нехитрая мебель. При этом, на стене большой плоский экран, похожий на телевизионный. Пульт на шкафу. И вот оно — зеркало.

Зеркало было огромным. От пола до потолка на боковой стене. Форма овальная, а по краям непонятный, замысловатый барельеф. Я босиком в завязанном на талии полотенце нерешительно подошёл к «отображению».

Отличий обнаружил не много. Что было действительно замечательным — отсутствие живота. Не совсем, конечно, но Оле бы моей, несомненно, понравилось. А-то пилят меня в реальном мире за каждый лишний килограмм все кому ни лень. Вот полюбовались бы. Аполлон…

Упал голышом на кровать и укрылся простынёю. Поваляюсь часок.

Почему она Сака говнюком обозвала? Или мне показалось?

 

Глава 49

Разбор полётов:

Осознание даже не понадобилось. Сразу ощутил себя в очередном теле. Какое это по счёту? Уснул во сне, следовательно, в режим сновидения вошёл в третьем обличии. Ничего себе…

Нахожусь в каком-то городе. На дворе светло. Людей не видно. Прошёл несколько метров, затем бросил взгляд на табличку с названием улицы. Переулок Победителей. Опа-на… А город-то, судя по пафосным именам, всё тот же.

Двинул вперёд и на ближайшем перекрёстке встретил неспешно летящего в метре над мостовой мужчину в зелёной кепке-фуражке, похожей на головной убор российских стражей границы. «Пограничник», не снижаясь, приветливо помахал рукой и, как ни в чём не бывало, плавно повернув направо, скрылся в лабиринтах проулков.

Его исчезновение, также как и появление, натолкнуло на мысль, что в этом измерении привычные законы притяжения не имеют силу. Примерно как в выходах из обычного физического мира. Оттолкнулся от земли и достаточно легко взлетел. Опять померещились провода, из-за которых чуть было не потерял концентрацию, но вовремя вспомнил о полном отсутствии электропроводки в Приюте Бессмертия. Ох уж эти провода. Сколько лет летаю, а никак страх перед электричеством не изживу. Взмыл над домами.

Город теперь находился как раз вертикально внизу. Я сразу узнал центральную площадь с Пегасами, переместился туда и завис над домом, где Шарль всех «пивом затрахал». Людей было мало, гораздо меньше, чем в основном измерении Приюта. Мимо, не обращая ни на кого внимания, спланировали две болтающие друг с другом на лету старушки. Ведьмы поди…

Долетел до ближайшего Пегаса и уселся верхом на могучую спину. Скорее всего, здесь находятся люди, которые сейчас спят, а так как жители Приюта процентов на девяносто девять продвинутые и фендыпёрстовые, то все они пребывают в режиме осознанного сновидения. В формате реального времени в городе ранний вечер, следовательно, спят немногие. Потому-то народу на улицах и над улицами кот накакал. Неужели все, кто находиться в этой стране, даже во сне не имеют возможности покинуть её пределы или это мне так «свезло»?

— Будь осторожен, Лукасу не нравиться, когда его пытаются объезжать, — завис недалеко от нас с Пегасом молодой конопатый парнишка.

— А кто такой Лукас? — не сразу понял о ком идёт речь.

— Ты как раз на него взгромоздился. Это Лукас, а рядом Лукаш.

И в этот момент крылатый конь резко взбрыкнул, так что я улетел через его голову метров на пятьдесят вперёд. Упал на брусчатку площади и оглянулся на Лукаса. Тот отряхнул крылья, ударил копытом оземь и вновь замер.

— Я же говорил, — «припарковался» рядом парнишка. — Ты не первый, кто пытается на конях покататься. Хотя, Лукаш более покладист, если ему кто-нибудь нравиться, он допускает всадника на спину. Лукас же ни с кем не дружит. Характер… Меня зовут Роберт, я ирландец.

— Андрей, — протянул я руку.

— Знаю уже. Ты сегодня в город прибыл.

— Когда я во французском легионе служил, у меня товарищ был, тоже Роберт и тоже рыжий и конопатый. У вас в Ирландии, наверное, все Роберты и все рыжие?

— Не все, но многие.

— Ты сейчас тоже в Приюте спишь?

— Конечно, только я в другой стороне города, не там, где ты остановился. Я специально днём стараюсь спать, потому что ночью в проекции не протолкнуться. Зато в сумерках, пока все здесь летают, гуляю по пустынным улицам. Советую последовать моему примеру иначе такая суматоха… — последние слова Роберт произнёс, смешно растянув гласные.

Все всё про меня знают — когда прибыл, где остановился, как звать, и только я пока никакой информацией не обладаю.

— Ночью, говоришь, в проекции (записал в памяти новое определение) суматоха?

— Конечно. С вечера здесь основные события происходят. Хочешь, дождись темноты, сам всё увидишь. Но лучше, делай, как я. Сейчас выспись, а ночью по городу в «реале» погуляй.

Русское сленговое словечко геймеров — «реал» прозвучало из уст ирландца вполне естественно. Внутренний переводчик очень старался уничтожить языковые барьеры.

— Хорошо, я подумаю, — мне вдруг пришла в голову мысль посмотреть, что в этом измерении творится на границе Приюта. — До встречи.

Взлетел над городом и устремился в сторону знакомого холма. Постоял на вершине несколько секунд, оглядел окрестности. В принципе всё то же самое — трава колышется, кузнечики стрекочут, солнышко припекает. У подножия холма город лежит. Над городом старушки летают…

Определился с направлением и полетел к выходу. Над местом, где лежал после толчка Сака завис, а потом встал на ноги.

А что если и в этом измерении «тауросовые» за «околицей» торчат, меня поджидают? Да нет. Не могут они все уровни оккупировать. И как эту версию проверить? Правильно, только практическим путём. А он чреват…

Андрюха, ты на какой улице в Приюте Бессмертия живёшь? На Первой Героической. А ведёшь себя словно на Пятой Обгадившейся. Давай уж, принимай решение!

Взлетел вертикально вверх и резко спикировал в предполагаемый входной проём…

* * *

Разбор полётов:

В границах матового экрана на стене отражалось неестественно красное солнце. День убегал, оставляя поле боя нахрапистым сумеркам. За воротами «зазеркального Приюта» оказалась банальная кровать, и моё второе тело в этой кровати. Не получилось…

Кстати, что это за телевизор? Электропроводов не наблюдается, а экран присутствует. В душевой тоже свет горел, не обратил внимания, лампочки его производили или сам по себе производился?

Дотянулся до шкафа и взял в руку пульт. Обычный пульт, похожий на телевизионный, только кнопок мало. Одна большая и шесть поменьше. Плюс колёсико. Недолго думая, нажал на большую. Экран ответил свечением, а следом изображением.

Картинка была знакомой. Одна из улиц Приюта Бессмертия. Камера находилась в статичном положении. Вот мимо прошла женщина в длинном платье, продефилировал убелённый сединами, похожий на Владимира Артуровича старец (тоже, поди, под мудреца косит), уселась на тротуар любопытная ворона. Птица подпрыгивала на одной ноге и косила глазом явно в сторону объектива. Надо же.

Нажал на одну из кнопок поменьше. Изображение приблизило ворону вплотную к камере. Нажал ещё — во весь экран растянулся большой лилово-чёрный глаз. Догадался ткнуть пальцем соседнюю клавишу — птица отъехала обратно.

Так, а каковы функции остальных четырёх кнопочек? Нажал ещё одну. Появился звук. Нажал другой раз — ворона каркнула, словно находилась в комнате. С этими двумя тоже разобрался. Громкость: тише — громче.

На очереди колёсико. Крутанул влево — изображение повернулось в левую сторону, каркающая птица осталась за кадром. Крутанул вправо — ворона вернулась в комнату. Надавил на верх колеса — птица вновь приблизилась. Не понял, кругляшёк дублирует кнопки приближения-удаления? Даванул ещё разок, птица заорала, взмахнула крыльями и отскочила в сторону.

Взял пульт двумя руками и принялся играть в «Плей-стейшен». Поймал орущую дуру в кадр и вновь приблизил изображение. На этот раз ворона не отскочила. Она расползлась во весь экран и вдруг исчезла. Дальше были видны только камни мостовой. Вернул изображение назад, вот она на месте. То есть, я просто проскочил через птицу. Интересно, как камера сквозь неё прошла?

Начал передвижение по улицам, поворачивал в закоулки, воспроизводил обзор сверху, снизу — всё просматривалось замечательно. Оставшиеся две кнопки поднимали камеру вверх и вниз соответственно. Через пятнадцать минут нехитрых упражнений научился выводить на экран любое место города, включая панораму сверху. Так же, как только что во сне город разглядывал, летая самостоятельно. Забавный телевизор…

«Забавный телевизор» выключился сам по себе и сразу же включился вновь. Без моего участия. На экране появился ни кто иной, как Александр-Алекс. Грешным делом подумалось, что это он со мной решил пообщаться. Оказалось — обращался ко всем жителям города. Наверное, не только у меня эта чудо-техника имелась в наличии.

— Всем гостям и постоянным обитателям Приюта Бессмертия хочу пожелать доброго вечера и напомнить, что через час на Площади Справедливости состоится концерт по случаю прибытия в город Андрея Школина из России. Желающих принять участие в концертной программе, а так же благодарных зрителей прошу не опаздывать. Остальным — приятных сновидений и роскошных ночных ощущений в проекции Приюта. До встречи.

Мой старый знакомый исчез, и на мониторе вновь восстановилась панорама города.

«Концерт по случаю прибытия в город Андрея Школина». Через час. Не хило. Интересно, самому Андрею Школину на этом концерте присутствовать обязательно?

Поймал в кадр знакомую площадь с Лукашом и Лукасом (она, оказывается, Справедливостью именуется). Там уже суетились какие-то люди, расставляя столы, скамейки и стулья. И что самое поразительно, рядом с крылатыми конями возводили ряды самых настоящих колонок. Как будто, по меньшей мере, Мик Джагер с престарелыми «Ролинг Стоунз» во время своих сновидений намеревались посетить сцену Приюта Бессмертия. Хотя, кто знает…

Услышав стук в дверь комнаты (вот чего-чего, а звонка здесь точно нет), вспомнил о Гуле и накрылся простынёю.

— Заходи, Гуля!

— Откуда знаешь, что это я пришла? — девушка, держа в руках какой-то пакет, остановилась на пороге. — Научился уже в глазок подсматривать? — и кивнула в сторону монитора.

— Как ты эту чудо-технику обозвала? Глазком?

— Ага, здесь все так неофициально систему слежения называют. Потому что за всем, что происходит, и за всеми, кто живёт в городе, наблюдать, словно через глазок или замочную скважину, можно. Ты тоже уже просёк, как им пользоваться.

— Просёк, — согласился я. — Только я не додумался глазок на ворота установить. Всё больше за движением на площади Справедливости подсматривал. Твоё имя наугад выкрикнул, ты, ведь, обещала ближе к вечеру зайти. А что, через этот экран можно увидеть, что происходит в жилищах достопочтённых граждан?

— Можно.

— И в твою спальню я могу заглянуть?

— Можешь.

— За мной тоже сейчас все кому не лень подсматривают?

— Вообще-то жители города соблюдают определённые морально-этические нормы. Но, сам понимаешь, каждому в мозги не залезешь.

— И каждый горожанин имеет в своём жилище такой глазок?

— Некоторые принципиально отказываются пользоваться любыми техническими средствами, но если кто хочет — имеет. Отдохнул?

— Да. Познакомился в проекции с ирландским юношей Робертом.

— Проекцию, значит, тоже успел освоить. Лихо. А Роберт, видимо, убеждал перейти на ночной образ жизни, дабы толкотня людская не мешала насладиться прогулками?

— Похоже, он не только меня убеждал.

— Я же говорила, что люди здесь творческие собрались, у каждого свои странности. Кстати, о творчестве. Скоро в центре мероприятие состоится посвящённое твоему прибытию. Не мешало бы нам тоже там засветиться. Так что собирайся, я пока выйду. И одень вот это, а то твои замечательно мерзкие белые кеды и обвисшие шаровары… — Гуля вытащила из пакета свёрнутую одежду и бросила её на кровать.

Можно подумать, эти шаровары я специально в военторге покупал… Встал на пол и, ещё раз удовлетворённо оценив упитанность фигуры в зеркале, принялся натягивать на себя новый наряд. Молодец, девчонка, даже плавки и носки положить не забыла. Штаны и кофта из серого не мнущегося материала выглядели достаточно презентабельно. Мягкие, также серые туфли легко налезли на ноги. И всё моего размера!

— Ну, как? — спустился по лестнице в холл.

— Совсем другой человек, — девушка стояла рядом с камином и теперь с любопытством меня разглядывала.

— Не слишком ли я хорош для тебя? — вспомнил старую шутку конферансье из «Необыкновенного концерта». — И где твоё замечательное ногопопаоткрытое платьице? К чему эти брюки?

— Это я специально одела, чтобы у тебя мыслительный процесс в штанах не заканчивался, — лихо срезала моя провожатая. — Пошли, мужчина, слишком хороший для некрасивых женщин, просвещенный и в меру воспитанный. Нас уже местные дикие аборигены заждались.

На улице, всё же, Гуля взяла меня под руку. Мы неторопливо спускались вниз по склону, и со стороны, вероятно, выглядели вполне симпатичной парой.

— Как тебе пространство проекции? Остались впечатления, или ты слишком мало времени там провёл? Редко кто с первого захода в проекцию Приюта попадает. Обычно какое-то время требуется, чтобы освоиться.

— Не знаю, — сразу не понял в чём сложность. — Уснул, вошёл в режим сновидения и увидел тот же самый город. А в нём ничего необычного, разве что бабульки летают, да кони брыкаются. И создалось у меня впечатление, что все местные жители обречены на скудный выбор существования в границах Приюта, будь то настоящее измерение или сонно-осознанное. За территорию не сунешься.

— А ты пробовал?

— Пробовал. Сразу проснулся в весёленьком домике со цветочками и черепичной крышей.

— Ты знаешь, жизнь города делится на дневную и ночную. Ну, это для тех, кто нормально по ночам спит, а днём бодрствует, не так, как твой знакомый Роберт. И получается, что человек проводит активно все двадцать четыре часа в сутки. Разве не замечательно?

Пожал плечами в ответ.

— А насчёт того, что за территорию выйти не получается, — продолжила моя спутница, — не забывай, что здесь ты уже находишься в дублированном теле. И неизвестно, насколько твой третий дубль приспособлен к путешествиям в чуждом для него пространстве. Просто так здесь никто ничего не запрещает. Видимо, опасно несоприкасающиеся параллели искусственно пересекать. Кто хочет покинуть приют, может сделать это в любой момент вот в этом теле, — и она ткнула мне под ребро пальцем.

— Если за воротами сразу не сожрут, — уточнил я и внимательно посмотрел на девушку. — Сколько тебе всё-таки лет? Рассуждения твои с обликом тинэйджера никак не согласуются.

— Ну так, ты тоже без живота, — рассмеялась Гуля. — Много мне уже. Достаточно много. Внешность обманчива. На земле встретишь, не узнаешь.

— Оставишь телефончик? Позвоню в Питер, пообщаемся. У меня в мобиле безлимитка, можем долго разговаривать.

— Да мы с тобой и здесь наобщаемся, я тебе гарантирую. А в реальный мир ещё попасть надо…

— Точно… — шкала настроения опять упала на ноль. Вспомнилось, при каких обстоятельствах я здесь очутился.

— А как ты с Алексом познакомился? — вдруг, как бы невзначай, поинтересовалась девушка.

— Очень просто. Он липкую бумажку подвесил, а я на неё уселся. До сих пор отклеиться не могу.

— Понятно, — произнесла так, как будто всё было действительно просто и понятно. — Один прилип или с тобой ещё кто-нибудь был?

— Другие до меня прилипли. Сака ты знаешь, Измайлов ещё был Игорь, Мережко в Москве сейчас всё сильнее и сильнее в клее утопает, Данович Эдуард уже утонул…

— Мережко здесь бывал, — неожиданно перебила меня Гуля. — Владом его зовут, так?

Остановился и вытер рукавом внезапно выступивший холодный пот.

— Да, Владиславом. Мережко бывал в Приюте?

— Я помню такого. Давно, правда, но точно он здесь находился какое-то время. С Алексом, кстати, постоянно тусовался. Потом исчез и больше уже не появлялся. Может это другой Мережко, не твой знакомый?

Я не ответил. Просто под ручку с девушкой продолжил движение по странному городу. До самой центральной площади шёл молча, пережёвывая информацию. И лишь за пятьдесят метров до места назначения догадался поинтересоваться.

— А кто сегодня выступает?

— Не знаю. Я думала ты.

— Я?!..

 

Глава 50

Разбор полётов:

На главной площади города всё было готово к проведению мероприятия. Столы расставлены, стулья придвинуты, народ рассажен. Сцена располагалась как раз между крылатыми конями. Я с неё сегодня днём уже «вещал». Только, на этот раз, там ещё и микрофоны присутствовали. Сэйшен, однако, намечается.

Публика вела себя вполне демократично. Одни ритмично гоняли воздух взмахами вееров, другие восседали, закинув ноги на стол. Самовыражение каждого горожанина зависело от воспитания и привычек полученных в родной среде обитания. На нас поглядывали с любопытством, видимо пара смотрелась. А если бы ещё Гуля брюки, взамен прежнего платьица не натянула…

Александр был одет в строгий тёмный костюм. Солидно выглядел наш друг. Мажорно. Едва завидев, сразу принялся размахивать руками, приглашая подойти к нему поближе.

— Хороший прикид, — как только что оценивал костюм Александра я сам, срисовал мой наряд мужчина. — Ты, Гуленька, подобрала одежду для нашего героя, или он сам подсуетился?

— Алекс, — охотно призналась девушка, — я просто не захотела доставлять удовольствие нашим местным эстетам. Они бы после сегодняшнего вечера всю ближайшую неделю обсасывали количество шнурков на замечательных белых валенках.

— На валенках шнуровки не бывает, — лениво парировал я. — Если только у вас в Питере?

— Хамит, — подытожил наш друг. — Значит, отдохнул и стал самим собой. Спасибо, Гуля, ты сделала большое дело.

— Не в первый раз, Мистер. Привыкла уже, — и не понятно было, с иронией она произнесла слово «Мистер» или серьёзно?

— Видишь, сколько народу собралось? — приобнял меня за плечо Александр. — Все хотят понять, что же представляет собой тот самый Андрей Школин.

— «Тот самый» — это тот, на кого ставки, точно на беговую лошадь делают? — не удержался, чтобы не съязвить.

— И ставки тоже. Только ведь не деньги ставили, да и переживали за тебя в большинстве своём, и желали только хорошего. Идите, садитесь с Гулей в первый ряд, я маякну, когда тебе выходить.

— Куда выходить?.. — успел бросить вдогонку, но мужчина уже стремительно удалился в сторону здания и сцены.

В первом ряду действительно пустовали два свободных места. Причём зрители активно подсказывали, куда нам усесться. Участвовали, так сказать, в процессе…

Сумерки, меж тем, укрывали дырявым платком заполненную людьми-муравьями площадь. Сквозь заплатки ещё кое-где ухитрялись протиснуться упрямые рыжие лучи местного солнца, но солнце всегда повинуется небесному расписанию движения светил. Вскоре стало совсем грустно. И в момент, когда подумалось, что темнота неизбежна, со всех сторон неожиданно вспыхнули десятки разноцветных прожекторов. Жёлтые, красные, зелёный лучи, точно кенгуру, распрыгались по заполненному народом пространству виртуально-реальной поляны, и сразу же противно зафонил микрофон.

— Раз, раз, раз… — «оригинально» проверил настройку мониторов Александр. — Раз, раз, раз… Добрый вечер, друзья!

«Друзья» радостно зааплодировали. Я также сделал пару хлопков. Гуля не повела бровью.

— По сложившейся традиции, — продолжал ведущий, — прибытие каждого нового гостя Приюта Бессмертия мы отмечаем здесь, на Площади Справедливости. Почему? Да потому что, сам факт попадания в наш славный город, есть высшая фаза справедливости для любого неординарного, одарённого, ищущего и свободолюбивого человека, какими, без сомнения, являетесь все вы. Нас мало, и пополнение числа постояльцев Приюта происходит не так часто. Но разве это не естественный процесс? Разве каждый из вас не является представителем того самого тысячного процента населения планеты, отличающегося от основной массы? И разве все вы не достойны находиться, творить и созидать в нашем городе? Чужие к нам не попадают, а значит Андрей всем нам не чужой. Думаю, не понадобится много времени, чтобы убедиться в его особой одарённости. Это вам говорю я. А я всегда говорю правду. Ну что ж, Андрей Школин, добро пожаловать в гостеприимный Приют Бессмертия.

Раздался такой шквал аплодисментов, что впору про футбольный матч было вспомнить.

— Поднимись, повернись к людям, — ткнула меня локтем в бок Гуля.

Встал, обернулся, как она просила, и даже ладонью покачал приветливо.

— Сейчас музыканты закончат отстройку аппаратуры, — не унимался Александр, — и, пожалуй, начнём. Выступят все, кто выразил желание, а на десерт обещанный «гвоздь программы». Так что, располагайтесь поудобнее, слушайте и помогайте артистам.

Он отошёл в сторону, а место у микрофона занял пухленький и весёлый малый, видимо конферансье. Малый сразу принялся болтать, шутить и острословить. Но я насторожился. Фраза про «гвоздь программы» вкупе с недавним заявлением моей спутницы, навевала вопрос: «А не спеть ли они мне предлагают?». Петь не хотелось. Да и вообще, перспектива светиться на сцене особо не согревала. Посидеть, послушать, пусть даже в первом ряду, ещё куда ни шло…

Между тем прожекторы повернули в сторону выступающих, и действие началось. Первыми вышли бородатые «дядьки-зизитопы» и залабали вполне приличный хард. Скорее всего, группа состояла из достаточно профессиональных музыкантов. Единственное, что было не понятно, сложился ли коллектив здесь, или они всей командой «нетрадиционно» покинули привычную земную репетиционную и очутились в «приюте для тысячного процента, отличающегося от основной массы»? Сразу пятеро «отличающихся», бах, и переместились. И барабаны с собой прихватили с гитарками…

Пели мужики о каких-то летающих драконах в трансцендентном мегометрическом промежутке. Когда дракон попадает в этот самый промежуток, он превращается в очень умную метафизическую ласточку. Стандартный рокерский поток сознания. А может, просто, мой мозг так переводил. Пели-то, скорее всего, на английском.

— Я правильно понял, — решил подстраховаться и спросить у девушки. — Дядьки о драконе, превращающемся в ласточку, поют?

— В общих чертах, да, — расплывчато «расшифровала» Гуля. — Но, скорее всего, в песню заложен гораздо глубокий смысл.

— А как же, — вспомнил я тот бред, что «выдают нагора» большинство земных рок-коллективов. — Не просто заложен, а, вероятно, тщательно и глубоко закопан. Хотя, шпилят не хило. И аппарат неплохой. Где прикупили?

Она на меня так посмотрела, что сразу расхотелось о чём-то расспрашивать и по поводу чего-либо иронизировать. Но ведь действительно интересно, откуда в этой глубинке навороченный аппарат взялся? А телевизор с «глазком» чьей фирмы? Или это всё ненастоящее?

— Ты зачем себя ущипнул?

— Да вот проверяю, не сплю ли я.

— Лучше не проверяй, а-то так запутаешься, где сон, где не сон. Поприветствуй музыкантов, видишь, они на тебя смотрят.

Приложил два пальца к виску, вроде как честь рокерам отдал. Те, на радостях, в несколько раз утяжелив подачу, выплеснули на площадь аккорды новой композиции и задержались с ней на сцене примерно на полчаса. Затем, под восторженные крики поклонников, степенно, с чувством выполненного долга удалились, а конферансье объявил состав новой команды.

На этот раз вышли человек пятнадцать разновозрастных, одетых в несовместимые наряды мужчин и женщин. Играли на каких-то банджо и мандолинах какой-то фольк. Или кантри? Пели невпопад, и таким образом довели публику до экстаза. Даже Гуля подпевала.

Ещё два коллектива самодеятельности разукрасили свои выступлениями явными национальными колоритами. Один восточным, другой африканским. При этом все «африканцы» были исключительно белыми. Или так себя перед нами позиционировали? А вдруг в «Приюте» пышным цветом цветёт махровый апартеид? Хотя, вряд ли. На площади, среди зрителей, пусть не в большом количестве, но восседали обычные чернокожие «граждане».

Разумеется, после полутора часов грохота, гвала и хорового пения, бархатный голос скрипки лёг на мгновенно наступившую тишину, точно лёгкий мазок на холст, сотворённый кистью талантливого художника. Скрипач был облачён отнюдь не во фрак. Лёгкие светлые брюки и белая рубашка с коротким рукавом не подталкивали сознание к академическому восприятию, но музыку он извлекал божественную.

Я никогда раньше не слышал звучавшее сочинение. Возможно, это было авторское произведение самого скрипача. Я слушал, и мне нравилось. Очень нравилось. Едва артист вывел последний аккорд, я поднялся с места и стоя поблагодарил музыканта за доставленное удовольствие. Если бы знал заранее, что произойдёт дальше…

К скрипачу присоединилась высокая худощавая женщина «забальзаковского» возраста в длинном тёмно-зелёном вечернем платье. Позади нарисовались ещё несколько музыкантов.

— Это наша «Прима», — прошептала мне в ухо Гуля. — Удивительный голос. И тембр необычный.

Фраза «необычный тембр», применительно к вокальным переливам в исполнении певицы, была сродни определению «неплохой запах» в отношении аромата дорогих изысканных духов. Романсы, которые она исполняла, были сами по себе неплохи, но неплохих произведений, как и неплохих исполнителей, наберётся десятки тысяч. «Прима» же превращала романсы в шедевры. К концу её выступления всё отчётливее проявлялась мысль о том, что следующий участник концертной программы, по закону жанра, должен быть ещё более талантливым и гениальным. Иначе гармония накроется дырявым кофром.

Лучше бы я так не думал. Лучше бы вообще сбежал заранее, потому что конферансье объявил именно мой выход. Ох уж эти виртуальные нюансы. Понятное дело, в реальном мире такая ситуация в корне невозможна. Там бы я вообще не пришёл на подобное провокационное мероприятие, потому что выступать со своим достаточно примитивным «городским романсом», после стандартных романсов в исполнении «Супер-примы», полнейшей воды идиотизм. Это как если бы Басков вышел на сцену вслед за Хворостовским. Или парикмахер Зверев после Стинга. Или президент России сменил бы юмориста Михаила Задорнова. И что оставалось делать? Я конечно побрёл…

— Всё нормально будет, не переживай, — подбодрила хлопком по спине Гуля.

Как же, нормально. Я даже представления не имел, что на сцене делать. По идее, в таких, случаях хотя бы разок прогон не помешал бы. Про репетиции вообще молчу. Гитару забрать у музыкантов, да традиционно спеть пару куплетов про осень какую-нибудь?

Однако забирать инструмент не пришлось. Все музыканты «Примы», во главе со скрипачом, остались на сцене.

— Вы не волнуйтесь, начинайте петь, — сразу подошёл вплотную последний. — Мы Ваш репертуар знаем, так что накладок не будет.

Вот так новость. Я свой репертуар не знаю, а они, видишь ли, знают. Взял в руки микрофон и, ничего не объясняя зрителям, сразу запел. Музыканты, как ни странно, действительно были знакомы с этой вещью, подхватили и помогли. К третьему куплету волнение прошло, и я даже пару раз рукой взмахнул. В такт. На коде скрипач изобразил такой продолжительный ля септаккорд, что публика повскакивала и принялась визжать. Мне они радовались или скрипачу, было не понятно, но то, что номер удался, являлось бесспорным утверждением.

Я приободрился и засандалил ещё пару песен. Ритмичную и лирическую. И опять почувствовал себя в теле Пола Маккартни в период расцвета популярности «Битлов». Настолько поведение зрителей не соответствовало адекватности моего нахождения на сцене. Они СКАКАЛИ, ОРАЛИ и ТОПАЛИ НОГАМИ!!! После такого приёма, стащить Андрея Школина с подиума было делом утопичным. «Маккартни понесло». Я бегал по сцене, принимал античные позы, изображал ликование и переживание. Теперь мне всё это нравилось! Угомонился только спустя пару часов. Поклонился, вместе с великолепно отработавшими музыкантами, благодарной публике. Спел на бис ещё одну песню под гитару. Опять вышли с ребятами на поклон. Наконец, небо разукрасили многочисленные красочные фейерверки, загрохотали салюты, и концерт завершился. Ура!

Первым поздравил Александр.

— Неплохо, неплохо, — он увлёк меня вниз по лестнице навстречу жаждущим общения и автографов поклонникам. — Теперь ты можешь по праву считаться одним из нас. Люди тебя признали и полюбили.

— Быть одним из вас — это почётная обязанность?

— Не умничай, — не зло ответил местный старейшина. — Принимай букеты и поздравления.

Уже потом, когда я пожал несметное количество рук, расписался на сотнях клочках бумаги и собрал в охапку живые цветы, подошла Гуля, и мы втроём отправились в моё новое жилище. Весь путь занял минут двадцать, в процессе которого меня постоянно окликали и приветствовали расходившиеся по домам горожане. Приятно…

— Конечно, приятно, — прочёл мои мысли Александр. — В России-то твоё творчество до сих пор особо никому не нужно, а у нас, сам видишь. Завтра студию покажу, сможешь новые треки прописать. Свежее что-нибудь сочинил?

— Сочинил… У вас здесь и студия профессиональная в наличии имеется?

— Ты мне не веришь, что ли? — мужчина с иронией в голосе обратился к молчавшей до сей поры Гуле. — Всё-таки Андрей ещё не до конца растормозился. Несмотря на твою помощь, — и опять в мою сторону. — В Приюте есть всё, что необходимо творческому человеку для реализации этого самого творческого потенциала. Если же чего-то в наличии не окажется, то подскажи, непременно достанем. По блату.

— А ты мне потом поможешь по блату «мастер» с фонограммой в реальное измерение перевезти? Или подобные действия у вас здесь контрабандой считаются?

— Сам перевези. В реальное измерение. Здесь, по-твоему, что, сюрреальное измерение?

— По крайней мере, не привычное земное.

— Привычки — дело наживное. А поклонники, сам видел, в Приюте Бессмертия живут. Так что подумай хорошенько, где твоё творчество больше востребовано, в якобы реальном привычном мире или в нашем ненастоящем, плохоньком и скучном местечке? Цветы не урони…

Между прочим, ночные улицы города освещались большими стеклянными шарами, развешенными на различных метрических уровнях вдоль тротуаров. Причём, какие-либо провода отсутствовали напрочь. Ещё одна загадка.

— Электричество к фонарям по воздуху подаётся?

— А как же ещё, вон там за горкой АЭС работает.

— Шутишь… — прижал букеты левой рукой к туловищу, а правой открыв дверь дома, первым вошёл в жилище. Александр следом за мной шагнул на порог, хлопнул ладонью по стене, и яркий свет залил помещение холла.

— И на хижину твою электричества хватило. Счётчик не забудь проверить, необходимо следить за каждым лишним израсходованным киловаттом.

Я уже перестал обращать внимание на подобные контрвыпады, прошёл, свалил цветы на тумбочку и утонул в диване. Девушка присела рядом, а «старший товарищ» пошурудил в камине, чем-то щёлкнул, высек искру и зажёг огонь. Затем открыл стенной шкаф, достал оттуда бутылку вина с фужерами, поставил всё это на низкий столик, а сам развалился в широком кресле.

Глянул на вино и сразу почувствовал резкий приступ голода. Ещё никогда во сне я не хотел есть так сильно, как сейчас.

— В доме случайно холодильника с продуктами нет?

Мои гости переглянулись между собой.

— А ты с утра, как прибыл, не питался ничем? — Александр даже, как показалось, растерялся. — Нет?

— Ты кроме пива ничего не предлагал, а сам я не здешний…

— Холодильника точно нет, — приподнялась с места Гуля, — а вот в погребе какие-то окорока висели, я утром видела. Схожу, принесу.

— Сиди, я сам, — мужчина взмахом руки остановил её, достал из кармана пиджака банальный сотовый телефон и дал кому-то указание привезти ужин. — Про питание твоё мы совсем забыли. Завтра Гуля покажет, где у нас кормят и выдают продукты. А сегодня перекусим, чем сеньор Раньери послал. Сейчас он нам ужин из своего ресторана доставит. Кстати, неплохая кухня. Советую посетить его заведение, оно тут неподалёку.

— А чем в ресторане обычно расплачиваются за съеденный обед, если деньги в Приюте не имеют хождения? Или существует какая-то специфическая валюта?

— Нет никакой валюты. Те, кто содержит в городе кафе, кормят и поят своих друзей потому, что им нравиться кормить и поить людей. Для них это творчество, как для тебя сочинять стихи и музыку. Для тебя важно, что бы твоё искусство было оценено? Вот и для них тоже важно. Разумеется, поэтому, все производится в ограниченных количествах, в охотку. Не всем хватает. К Раньери, например, на неделю вперёд отобедать записываются. Очередь. Нам по знакомству пришлёт. Очень ему твоёй концерт понравился. Вино разливать или дождёмся ужина?

— Разливай.

— И мне тоже, — поддержала девушка.

— Вино, разумеется, тоже произведение местной творческой личности?

— Ну вот, начал, наконец, вникать в суть городских традиций, — Александр отодвинул на край стола наполовину пустую бутылку и поднял свой бокал. — Предлагаю выпить за твоё замечательное выступление. Я, если серьёзно, в восторге.

— И ещё за то, что ты к нам присоединился, — добавила Гуля.

— Спасибо, — сделал крупный глоток. — Я тоже рад вновь вас увидеть. В шоке, конечно, от такого приёма. Не ожидал. Но кто мне объяснит, откуда все эти люди репертуар Андрея Школина знают, если среди них русских-то раз, два и запутался? С какой такой радости они мне подпевали?

— Мы работу загодя провели, — спокойно так ответил Александр. Словно от этого его пояснения, сразу все вопросы растворились точно рафинад в стакане чая.

— Кто вы?

— Мы с Гулей?

— Каким образом? По радио треки крутили или, может, альбомы на СиДи раздавали? Виртуальные…

— Почему виртуальные? Обычные диски, — и «фокусник» достал из-за пазухи, нет не кролика, а квадратную пластиковую флэшку размером с четверть стандартного СиДи. На обложке красовалась моя фотография. Лучше бы он кролика достал. — Почти у каждого в городе есть аппарат для прослушивания. Многие слушали. Затем на концерт твой пришли, живьём, так сказать, кумира лицезреть.

— Пиратством занимаетесь, господа, — повертел в руке занятную вещицу. — Насколько я знаю, официально такие штучки не издавались.

— Это там у вас не издавались. А у нас издаются. Хочешь, договор подпишем, дабы тебя юридическая сторона вопроса не смущала?

— Не хочу. Всё равно этот договор с собой не заберёшь. Значит, когда вы эти записи распространяли, уже знали, что я в Приюте Бессмертия окажусь?

— О… Провиант привезли, — не ответив, подскочил с места Александр. — Быстро сеньор Раньери управился. Сейчас поужинаем.

Действительно, через секунду раздался стук в дверь, и на пороге обозначился невысокий щуплый итальянец с корзиной в руке. Александр забрал у него эту самую корзину, затем выслушал что-то на ухо и обратился уже ко мне.

— Раньери поклонник твоего творчества, но сам стесняется об этом сказать.

— Я тоже сейчас попробую плоды Вашего творчества, — встал и подошел к мужчинам. — И возможно после этого буду считать себя, как говорят у нас в России, полным бездарем.

Когда дверь за итальянцем закрылась, а Гуля принялась выкладывать угощения на стол, наш друг удовлетворённо покачал головой.

— Хорошо ответил. Теперь по городу пойдёт слух, что ты, ко всему прочему, ещё и очень деликатный человек.

«Очень деликатный человек» сходил в туалет, помыл руки, вернулся в холл и присоединился к готовой поглощать итальянский провиант компании. Разумеется, не обошлось без «пасты». Пока наматывал на вилку длинные шнурки спагетти, Александр погасил свет и опять разлил по бокалам вино. Огонь в камине, между тем, основательно разгорелся и создавал атмосферу первобытно-пещерного уюта, очень ценимую русскими брутальными помещиками и английскими сочинителями детективов девятнадцатого века.

— Вкусно? — девушка с изумлением следила за тем, как я жадно поглощаю лапшу.

— Угу, — промычал сквозь набитый рот и потянулся за бокалом.

— А говоришь, здесь не реальное измерение, — отпил вина Александр. — Жрёшь вполне реалистично. Нормальный животный голод. Представляю, как бы ты эфирный желудок астральной свининой набивал.

— Раньери что, свиней тоже здесь разводит? — я с удовольствием вонзил зубы в отбивную.

— Нет, он в Неаполь каждый раз за новыми поросятами летает… Конечно, здесь. Только не он сам. За городом немало фермерских хозяйств, где различную живность выращивают.

— По Стругацким состругано… Разумеется, для фермеров разведение скотины — это тоже своеобразное творчество. Творческое скотоводство с абстрактным убиением парнокопытных и хрюкающе-визжащих?

— Ну, вроде того.

— Круто вы крестьян «разводите». Типа: «Здесь живут только свободные художники, и уход за скотом такое же искусство, как написание полотна. Следовательно, работайте бесплатно».

— Да, теперь я вижу, ты действительно повзрослел. При сохранении подобного темпа понимания текущих проблем, скоро превратишься в ворчливого дедулю.

— Отращу седые космы, и, подобно Саку, начну изображать из себя старца.

— А вот это — плагиат, — вмешалась в «дружескую беседу» Гуля. — Про Володю и его старческий маразм я Андрею рассказала.

— Почему же маразм? — Александр, кстати, почти не ел. — Просто человек соответствует своему возрасту, и ему это соответствие доставляет некое эстетическое удовольствие.

— Или просто косит под киногероя из давно надоевшего фильма, — создавалось ощущение, что подобные подколы и препирательства, на счёт внешности Сака, уже довольно заезженная бабина в прениях моих собеседников. — Он же не просто в образ старца вошёл, он эдакое божество с облака изображает, и сам в себя верит!

— Любите вы друг друга, дорогие мои… Представляешь, — мужчина повернулся ко мне. — Уже двадцать лет поделить что-то не могут. Делить-то обоим нечего, а живут точно кобра с мангустом.

— Теперь и я убедился, что ты не русский, — голод, наконец, отпустил. — В России говорят: «Как кошка с собакой».

— Ещё один умник… Наелся?

— Спасибо. Кажется, да.

— Итальянцу завтра спасибо скажешь. Или сегодня. Ночью в проекции продолжение вечернего торжества намечается, — Александр выдержал паузу и произнёс, как бы мимоходом. — Ну, ты уже ознакомился с нашей проекцией, знаешь, как туда добраться.

— Ага, по указателям на перекрёстках: «Налево пойдёшь, в Приют попадёшь, направо, в проекцию Приюта. Прямо…» На вопрос-то, почему не ответил?

— На какой вопрос?

— Ещё раз повторю. Когда вы записи мои среди народа раскидывали, знали уже, что я скоро здесь окажусь?

— Так ты рано или поздно всё равно бы сюда явился. Так же как она, — кивок в сторону девушки, — или Сак тот же. Все, такие как вы, за редким исключением ленивых или идиотов, попадают в Приют. Аксиома.

— Какие такие?

— Неординарно устроенные, если по-простому. Сейчас ещё один «лётчик» из Бразилии на подходе. Давно его ведём. Если ничего непредвиденного не случится, вскоре встретим.

— А что может случиться?

— То, что с тобой чуть не случилось, спасибо Владимиру, предотвратил. И на земле бы не проснулся и сюда бы не попал. Трупы нам не нужны.

— Проблемы не только во время выходов случаются. На земле тоже, бывает, люди гибнут.

— Вот поэтому лучше туда пореже наведываться.

— Здрасте, а если дом рухнет, в котором тело спит, или подстрелит кто сонного, человек всё равно погибнет?

— Там да. А здесь нет. У нас Приют Бессмертия, если ты заметил. Да я тебе уже утром объяснял, ты мимо рогов пропустил. Сюда мёртвому попасть невозможно. Но здесь можно оставаться вечно живым, независимо от состояния земной оболочки. Главное вовремя перейти границу. Понял, наконец?

— В России говорят: «Пропустить мимо ушей», — негромко произнёс я.

— Да хоть мимо печени, — Александр поднялся с места. — Пойдём Гуленька, пусть наш знак вопроса отдыхает, переваривает услышанное в увиденное. Встретитесь в проекции, — он оглянулся и посмотрел внимательно в мою сторону, — через некоторое время. Ты ведь там будешь?

* * *

Разбор полётов:

Звёзды на небе вычерчивали незнакомые геометрические схемы. Не было видно ни Большой, ни Малой Медведиц. Ни каких тебе Стрельцов, Водолеев, Рыб. Млечного пути и то не наблюдалось. Зато сияли эти чужие звёзды, словно фонари в Александровском саду, ярко и торжественно! Созвездия у них тоже, скорее всего, героически обзывались. Например, созвездие Могучего таракана. Или Слюни павшего бойца-борца. Я не стал петлять по переулкам проекции, а сразу поднялся над крышами домов.

В моём районе «проекционных летунов» не наблюдалось. Парил несколько минут в романтическом одиночестве. Парил себе парил… Пока краем глаза, в стороне центральной площади не углядел некое необычное свечение, похожее на вспышки фейерверков.

Пролетел пару кварталов поближе к действию. Навстречу начали попадаться странно одетые горожане. Полуголые девицы в прозрачных накидках, мужичонка в маске Мистера Икс. Не иначе карнавал?

Фейерверки, между тем, грохотали, не смолкая. И чем ближе приближался я к месту события, тем больше убеждался, что на Площади Справедливости в этом измерении тоже бурлит жизнь. А здесь они, интересно, меня петь не заставят? Представил себе, как я пою со сцены, а вокруг радостно кружатся разодетые в шутовские колпаки «приютчане».

Сцены, слава Богу, на площади не оказалось. Лукас и Лукаш грациозно поглядывали на народ и переливались в свете взрывающихся разноцветных огней. Приплясывали даже, как будто…

Горожане же, словно с цепи сорвались, носились, обнявшись, орали, визжали, танцевали, и происходило всё это действо, как внизу мостовой, так и в воздухе. Этакий многослойный карнавал-пирожок. Может, они нюхают чего, прежде чем в проекцию перебираются? Или уже здесь коксом «снимаются»?

Осторожно приземлился возле копыт Лукаша и, стараясь не привлекать внимания, спрятавшись за колонну, с интересом наблюдал за шоу.

Если вы представите себе пчелиный рой, то трёхмерное пространство площади являлось ульем, где одетые в шутовские наряды, да к тому же обдолбанные пыльцой весёленьких цветочков, пчёлы совершают одним им понятные пируэты. Средневековые короли в смешных коронах на лету здоровались с русалками, драконы обнимались с гномами, а зайцы болтали с … просто голыми тётками. Не иначе, сегодня местный хэлуин. Или у них тут каждую ночь — хэлуины?

— Так весело, конечно, не каждую ночь бывает, — ответила Гуля. — Сегодня особенная дата. Скоро появиться Луна. Здесь она раз в месяц видна. Хотя в другие дни народ тоже не скучает. Привет!

Я от неожиданности вздрогнул. Вот так спрятался. Вычислила. И появилась незаметно. Но главное, что меня смутило, на девушку было наброшено такое же прозрачное покрывало, какие я уже отметил на других представительницах местного слабого пола. А под покрывалом отчётливо просматривалось совершенно голое тело!..

— А почему все так странно одеты, — постарался не смотреть в сторону собеседницы.

— А ты думаешь иначе выглядишь? — засмеялась Гуля.

Только сейчас мне пришло в голову оглядеть свой наряд в проекции. Всё какое-то чёрное и блестящее. И манишка белая.

— И чей на мне костюм?

— Думаю, графа Дракулы.

Машинально пощупал челюсть, клыков не было. Уф…

— Ты-то чего голая?

— Тебе не нравится? Сам же говорил, что я зря на концерт брюки натянула.

— Так то в Приюте…

— Мечта любой женщины — несмотря на возраст, обладать красивым телом и иметь возможность его демонстрировать. Обращал ведь внимание, что на самых раскрученных сетевых ресурсах, большинство посетительниц на аватарках выкладывают свои фото в полуобнажённом виде. Пляжные варианты и тому подобное. Скрытая особенность психологии женского пола. И здесь многие эту возможность используют.

— Используют возможность обладать красивым телом или его демонстрировать?

— И то и другое, — и она элегантно и беззастенчиво сбросила накидку на мостовую.

— Лучше оставь, как было, — замахал я руками. — Хоть какая-то видимость приличия соблюдается.

— Хорошо, — девушка пожала плечами и вернула наряд в исходное положение. — С каких это пор вампиры сделались такими застенчивыми существами?

Промолчал. Толи потому, что вампир из меня ещё тот, толи сам от себя такой застенчивости не ожидал, толи просто растерялся. Скорее всего, последнее…

— Сегодня, говоришь, намечается полнолуние?

— Сегодня Луна все фазы пройдёт. От новолуния к полнолунию и опять до полного исчезновения. Это никак не связано с обычным календарным времяисчислением. Раз в месяц ночное небесное светило приходит в гости к жителям города.

— И именно в проекцию?

— Так ведь в Приюте Луна на небе каждую ночь висит. Как на Земле в обычной жизни.

— А здесь раз в месяц появляется? И в чём тогда фишка, не пойму? Выходи на улицу и любуйся хоть каждую ночь. Обязательно в проекции Луну лицезреть? Или это какой-то особый местный языческий ритуал? То-то, я думаю, мне сегодняшние спонтанные полёты расфуфыренных зайцев да голых русалок, вроде тебя, улей напоминают, где растревоженные пчёлы носятся в ожидании появления Матки. Кружатся, жужжат, и когда Матка, наконец, выползает, каждая особь старается дотронуться до неё и сразу успокаивается.

— Очень правильный ход мыслей, — Гуля приблизилась на шаг и, оставаясь за спиной, положила руку мне на плечо. — Ты ещё главного действия не видел.

— Восхода небесного светила?

— Нет, появления Матки.

Хотел переспросить, но тут движение горожан вокруг площади ещё более ускорилось, сумбур усилился, а веселье начало плавно переходить в стадию сумасшествия.

Над крышами домов обозначил своё присутствие едва заметный, ещё довольно блёклый серп полумесяца… Нет, ни так. Из-за дремлющих силуэтов грандиозных зданий… Опять ни то. Может вот так? Ночь застонала и в муках родила и выбросила в чёрное небо младенца…

— Ты чего бормочешь? — прервала мои стилистические потуги полуголая девица Гуля. — Успел попробовать праздничного зелья?

— Какого ещё зелья? — я продолжал наблюдать за движением по небу всё прирастающего месяца.

— Так не пробовал ещё? — и она два раза хлопнула в ладоши.

Тут же к нам подлетели две такие же обнажённые дамочки и, смеясь и щебеча, принялись рассыпать вокруг разноцветную пудру.

— П-п-пчхи!!! — успел отвернуться от женщин, но наткнулся на свою провожатую. — П-п-пчхи!!! — прямо ей в лицо.

— Ничего, ничего, — вытирала мои слёзы пальцами Гуля. — Погляди, какая Луна огромная.

— Так и думал, что вы тут разную гадость нюхаете, — наконец, прекратил чихать и взглянул вверх.

Месяц вырос до неприличных размеров. Народ ликовал. Девушки периодически рассыпали свой порошок в разных углах площади, и там сразу же фонтаном в небеса взрывался очередной приступ сумасшествия. Вот так пудра! А ведь всё вокруг, действительно, такое забавное и весёлое! И народ счастливый и приветливый! И Гуля зачем-то свою накидку натянула…

— Ты чего так смотришь? — девушка даже попятилась.

— Разглядываю тебя. Какая ты замечательно красивая!

— Нет, это не я замечательно красивая, — она засмеялась и отпрыгнула на два метра в сторону. — Это зелье замечательно коварное. Полетели к центру, сейчас там самое интересное начнётся.

— Полетели, — удивительно легко согласился и устремился следом.

Теперь мне не казался странным весь этот неуправляемый хоровод. Я находил его даже гармоничным и достаточно вариативным. Мы в паре с Гулей перемещались с яруса на ярус, общались с народом, поднимались над крышами, обнимались и целовались с незнакомыми мне персонажами водевилей, затем стремительно падали вниз и прогуливались по мостовой. Луна, тем временем, фактически закончила своё превращение в отливающийся серебром диск, закрыла собой пол неба и залила характерным светом площадь.

И вдруг всё остановилось… Огромная Луна замерла прямо над Лукасом и Лукашем, люди приземлились и почтительно стояли на поверхности земли, как и положено стоять людям, а я задрал вверх голову и с изумлением наблюдал, как по сгусткам лучей, образовавшим своеобразный трап, вниз спускается огромная чернокожая женщина.

— Матка! — догадался я.

— Вроде того… — усмехнулась Гуля. — Это Хатурабжа, хозяйка Луны. Сейчас она спустится вниз и начнёт отбирать счастливчиков.

— А в чём счастье измеряется?

— Те, кого она коснётся, в дальнейшем, обретают дар предвидения, становятся другими по сути, по внутреннему устройству. Я точно не могу всего рассказать, меня она никогда не касалась, но те, кто прикосновение Хатурабжи испытал, теперь стоят во главе совета и принимают решения, касающиеся дальнейшей судьбы Приюта.

— То есть превращаются в избранных из избранных?

— Да нет, я серьёзно.

— И многие удостаиваются такой чести?

— За последний год одного выбрала.

— И не факт, что сегодня кому-то достанутся орешки?

— Не факт.

— Всё-таки не совсем аналогично с пчёлами. Те сами матку облепляют. Как ты говоришь, её зовут? Хатурабжа? Где-то я уже слышал подобное имя. Или не имя?

Женщина действительно была огромного роста. Двух с лишних метров, как минимум. Одета негритянка была в фиолетовое свободное платье с длинным рукавом, а на голове несла нечто похожее на чалму, такого же фиолетового цвета. В уши были вдеты два крупных золотых полумесяца, инкрустированных драгоценными камнями.

Хатурабжа спустилась на поверхность площади и сверху вниз оглядела собравшихся. Горожане молча наблюдали за движениями гостьи. Видимо приветствия в этом случае не предусматривались. Женщина молча принялась бродить по мостовой, время от времени останавливаясь и примеряясь к тому либо иному кандидату. В один из моментов лунная гостья подошла совсем близко к белокурой, длинноволосой девушке, внимательно на неё посмотрела, та устремилась навстречу, но Хатурабжа жестом руки остановила претендентку и двинулась дальше.

— Блондинка захотела поумнеть, — шёпотом съязвила Гуля. — Облом…

Я в ответ решил выдать что-либо не менее остроумное, но пока думал, заметил, что негритянка направляется в нашу сторону. И слегка замандражил…

Хатурабжа остановилась, не дойдя пары метров, и перехватила мой взгляд. Гуля моментально отпорхнула в сторону, оставив нас с великаншей один на один. Я не стал устраивать конкурс «кто кого пересмотрит» и отвёл глаза в сторону.

Не хватало ещё, что бы она до меня дотронулась. Совсем продвинутым стать. Избранным из переизбранных. И в совет, нахрен…

Лунатянка тем временем продолжала молча стоять напротив. Пауза мхатовскую явно переросла по времени. Плюс все находившиеся на площади «приютчане» развернулись в мою сторону.

— Здравствуйте, — пытаясь разрядить обстановку, вновь пересёкся взглядом с женщиной и кисло улыбнулся. И тут она неожиданно приветливо улыбнулась в ответ, что-то произнесла неслышно, развернулась и направилась к световой дорожке.

— А я уж подумала… — глубокомысленно изрекла Гуля, наблюдая за тем, как великанша поднимается по «трапу».

— Ты-то подумала, а я, если честно, чуть не обделался, — огляделся и, вдруг заметив тех самых разносчиц весёлой пудры, два раза хлопнул в ладоши.

Девчонки не заставили себя долго уговаривать, распылили гадость разноцветными снежинками, и через минуту напряжение улетучилось, словно и не было никакой Хатурабжи. Веселье возобновилось.

— Значит, говоришь, чуть не обделался, — взяв меня под руку, парила над Пегасами эротично одетая Гуля. Вернее, эротично раздетая. — Я вот только не пойму, что она так долго в тебе разглядывала?

— Изучала потенциал будущего серого кардинала вашего города, — я завис как раз над спиной Лукаса. — И знаешь, что она мне на прощание пожелала?

— Что?

— Чтобы к следующей встрече оделся поприличнее. Хатурабжа специально ко мне спустится.

— Ты это серьёзно? — сразу протрезвела моя спутница.

— Нет, перед тобой рисуюсь, — и тут же переменил тему. — А кто-нибудь раньше пытался покататься на конях крылатых? Мне Роберт говорил, мол, Лукаш более покладистый, а Лукас никому не разрешает даже на спину к себе присесть.

— Пытались пару раз джигиты вновь прибывшие погарцевать, да только ковбоями не становятся, ковбоями, видимо, рождаются.

— Да? А может стоить мне ещё раз попробовать? — я приземлился на могучую спину строптивого коня и похлопал последнего по гриве. Лукас взбрыкнул, но я ждал этого движения. Завис в полуметре над конём и опять опустился на спину.

Лукас занервничал. Несколько раз мы повторяли наши манёвры. Он брыкался, я взлетал на минутку и опять «в седло». Наконец «мой напарник» устал бесполезно скакать на месте и рванул в небо. Но я-то тоже рванул!.. В момент, когда коняга попытался вырваться за пределы города, мне удалось крепко обхватить его ухо. Полетали так минут десять, а на одиннадцатой я в это самое ухо громко прокричал.

— Слушай, Лукас, мы так с тобой до утра бодаться будем. А я и завтра приду и послезавтра. Можешь, конечно, упираться до последнего, но стоит ли оно того? Давай дружить…

В город я возвращал верхом на добродушном и воспитанном скакуне.

— Садись, Гуленька, покатаю, — указал рукой на свободное пространство между собой и гривой Лукаса, когда девушка подлетела и поравнялась с нами.

— И где мы будем кататься? — примостилась на круп Лукаса моя подружка.

Я в очередной раз бросил взгляд на обнажённое тело Гули, прикрытое совершенно прозрачной накидкой, и вполне резонно произнёс.

— Да домой ко мне поехали…

 

Глава 51

Разбор полётов:

Проснулся я, разумеется, в полнейшем одиночестве. За распахнутым окном дождь играл на клавесине. Запах летней свежести, аромат цветов и зелени разгуливал по комнате и не способствовал пробуждению. Хотелось валяться, валяться, валяться и дышать, дышать, дышать…

Ну и как воспринимать ночное приключение? И, вообще, стоит ли воспринимать? Была ли Гуля? Здесь, где ужасно обалденно пахнет летом, точно нет. А на нет и… Далее выражение по вкусу.

Включил «глазок», «побродил» по мокрым улицам. Ничего интересного. Дождь. Добрался до площади Справедливости и вывел на экран близнецов-пегасов. Лукас стоял на постаменте. А где он должен стоять, интересно? В стойле возле моего дома?

Решил, было, спустится в душевую, но спустился, не одеваясь, во двор и подставил голову под струю дождевого слива с крыши. Хорошо!

Через десять минут шлёпал по лужам в направлении центра. Прохожие навстречу почти не попадались. Дождя боялись? Или после вчерашнего бедлама отсыпались? Хотя, чего отсыпаться, если они и так ночью дрыхли? И я дрых…Тфу…

Ближе к центральной площади всё же стали вырисовываться силуэты отдельных горожан. Пересёк площадь и, покосившись в сторону Лукаса, подмигнул последнему заговорщицки.

— Привет, коняга. Правильно делаешь, что претворяешься памятником. Ночью покатаемся!

«Коняга» промолчал и не ответил.

Я принялся бродить по ранее необследованным городским улицам. Разглядывал фасады домов, перечитывал вывески, здоровался с «приютчанами». Примерно через двадцать минут обнаружил, что город закончился, а моему взгляду предстала картина умиротворённого сельского пейзажа, с пшеничным полем, перелеском и домиками в районе горизонта.

Там, видимо, и живут фермеры-альтруисты, для которых разведение скотины и уборка урожая являются процессами сугубо творческими. Нашёл дорожку среди колосьев и зашагал по ней.

Тучи убежали в район городских кварталов, солнце блестело в свежих росинках, птицы вновь наполнили своими криками пустоту над пшеницей. Я представил себя, точно в детстве, трудолюбивым комбайном, и шагал, урча двигателем, пока не упёрся в фермерское хозяйство.

Недалеко от «фазенды» пасся конь. Не крылатый, а обыкновенный вороной конь. Очень похожий на вчерашнего. И в подтверждение моей догадки из ворот дома навстречу вышел тот самый всадник, что встретил нас с Саком возле границы Приюта.

С виду мужчина был моим ровесником. Но, что такое «с виду» в условиях этого уровня, я уже понял на примере Владимира Артуровича и Гули. Так вот, «с виду» он был светловолосым и крепким. Ростом чуть пониже меня.

Мы поздоровались, после чего местный задал вполне резонный вопрос:

— Ищешь кого-то, Андрей?

— Да нет, — я уже не удивлялся факту общедоступности моих метрик, тем более он ещё вчера знал, как меня зовут, — просто прогуливаюсь. Твой конь?

— Мой, — мужчина дружелюбно протянул руку. — Меня Анджеем зовут. Тёзка, значит.

— Поляк, что ли? — пожал я крепкую ладонь.

— Точно, поляк. Пошли в дом, у меня настойка добрая есть.

— Не-е… — засмеялся я. — Если русский с поляком пить начнут, то неделю потеряют. Проверенный вариант. Разреши лучше на вороном прокатиться.

— Прокатись, — легко согласился тёзка. — Если сможешь.

— Смогу. Я ночью Лукаса объездил. С твоим как-нибудь управлюсь.

— Так то в проекции. А здесь совсем другое дело, — и, увидев, что я хочу взобраться на неосёдланного жеребца, остановил. — Погоди, подготовлю скакуна.

Через пять минут я уселся в седло и взял в руки узду.

— Как коня зовут?

— Лешеком, — поляк хлопнул ладонью по крупу так, что конь взвился на дыбы, а я чуть не улетел на землю. — Если скинет тебя, не волнуйся, он дорогу домой знает.

— Это не Лешек, — вцепился я в гриву. — Это леший самый настоящий, — и отпустил поводья…

Таким образом была совершена непростительная ошибка. Лешек сразу рванул вдоль поля, точно год томился в стойле. Я болтался в седле, совершенно беспомощно, ежесекундно рискуя вывалиться из этого самого седла. Анджей оказался прав — действительность отличалась от проекции. Элегантно парить над скакуном, это не нестись галопом по бездорожью. И поводья никак в руки не давались…

Лешик весело проглотил несколько километров, прежде чем мне удалось натянуть узду. Хотелось рыгать. Ковбой из меня получился тот ещё. С трудом слез на землю и уселся в траве. Конь с любопытством разглядывал своего наездника, водил ушами и решал, остаться здесь или бросить меня нахрен и вернуться к Анжею.

— Иди отсюда, скотина дурная, — швырнул я в него попавшийся под руку камень. Лешек не заставил себя упрашивать и ускакал прочь, задрав хвост.

Когда конь испарился из виду, полежал недолго на спине, пересчитал облака, пересилил тошноту, затем перевернулся на живот и огляделся.

А место-то знакомое! Был я здесь, миллион процентов. Ну да, в десяти метрах влево находится вход в Приют Бессмертия. Вон и куст растёт рядом с невидимыми воротами. Подполз по-пластунски к кусту, сорвал и помял пальцами зелёный лист, затем поднялся и отошёл недалеко в сторону. Дальше, за предполагаемой чертой, просматривался тот же летний, радующий глаз пейзаж. Аккуратно перешагнул границу. Ничего не произошло. Всё то же самое. Лето, цветы, пчёлы, птицы. Углубился на несколько метров вглубь территории. Вход остался слева за спиной. Получается, что границы никакой не существует. Есть только дыра в определённом месте, через которую и соединяются уровни. Хоть бы новое что-нибудь программисты-разработчики-проектировщики придумали, всё словно из фэнтези-романов содрали. Опять уселся на землю, сорвал стебель какого-то цветка и, запихнув растение в рот, принялся вдумчиво пережёвывать свежую информацию.

Парень проявился как раз возле куста. Со стороны всё выглядело так, как будто он возник из воздуха. Если бы я не был осведомлён о наличии этой самой дыры, непременно удивился бы шикарному фокусу. Но удивился не я, а как раз этот человек. Изобразил пантомиму с названием: «И где это я, блин?» Меня он сначала не заметил. А когда увидел, насторожился.

Помахал дружелюбно новенькому (я-то уже старенький) рукой. Тот нерешительно двинулся в мою сторону и тут же исчез из виду. Интересно, додумается ещё раз переступить через «порог»?

Он додумался. Вновь нарисовался возле куста. После чего я пальцем очертил в воздухе полукруг, мол, не тупи, обойди.

— Привет! — я продолжал сидеть на траве.

— Привет! — он действительно обошёл «заколдованное место». — Где я?

И тут я начал «жечь».

— Как где? На том свете.

— Умер, что ли?

— Ага. А я твой Ангел-хранитель.

Парень присел рядом. Был он смуглым, длинноволосым, с небольшой тёмной бородкой.

— И что теперь будет?

— А сам как думаешь?

— Думаю, ничего хорошего.

— Откуда такой пессимизм? Погляди, какая благодать кругом. Бабочки стрекочут, птички норы роют, ящерки в небе кружатся. Тебя как зовут?

— Тоже мне, Ангел-хранитель, — недоверчиво прищурился незнакомец. — Не знаешь имени своего подзащитного?

— А, ну да… — понял, что прокололся и решил играть в открытую. — Пошутил я. Сам здесь вторые сутки обитаю. Вчера так же, как и ты, через те ворота, возле куста, вошёл.

— И сидишь вот так вторые сутки?

— Ага. Тебя жду… Ладно, шучу, шучу…

Вкратце рассказал парню о Приюте Бессмертия, после чего познакомились. Луиш (именно так внутренний переводчик обозначил его имя) являлся гражданином солнечной Бразилии. Было ему (там, в земной Бразилии) двадцать семь лет. Разумеется, в своё время, начитавшись Кастанеды и прочего эзотерического безобразия, принялся совершать осознанные выходы. Далее стандартная схема жизненных метаморфоз, апофеозом которых явилось появление парня вблизи границы Приюта. И, кстати, Александр давеча упоминал какого-то бразильца. Не иначе тот самый?

— Ты как проход в Приют обнаружил? Специально искал или показал кто?

— Нет, не искал. Я вообще о существовании прохода не знал. Мне женщина несколько раз, на протяжении четырёх лет, являлась, объясняла, что я должен найти некую землю. Только раньше я был, с её слов, не готов к поискам. А сегодня она сама показала место нужное. Мне только пару шагов сделать самостоятельно пришлось.

— По ту сторону, кого-нибудь видел? — я выплюнул превращённый в кашицу жёванный пережеванный стебель. — Людей, ну или существ каких человекоподобных?

— Где?

— Сразу, на выходе.

— Нет там никого.

— Да ладно… Совсем никого?

— Говорю же, нет. Сам выйди, да посмотри.

— А ты не можешь ещё разок выскочить, глянуть внимательно, а мне потом рассказать, что там происходит? — я логично рассудил, если парень уже покидал безболезненно Приют, другой раз с ним так же не произойдёт ничего страшного.

— Хорошо, — поднялся с места Луиш. — Пошли.

Мы подтянулись к кусту (я на всякий случай продуманно остался несколько в стороне, вдруг это «засланный казачёк», который попытается вытащить меня наружу), и Луиш исчез из виду.

— Нет там никого, говорю же, — появился он через пол минуты.

— А местность какая? Природа сильно от той, что нас окружает, отличается?

— Нет, — удивился он вопросу. — Та же самая природа.

— Та же самая?!!! — на этот раз удивился я.

— Более-менее идентичная. Сам выйди и сравни.

— Не могу.

— Почему?

— Боюсь… А вон и Анджей за тобой скачет.

На холме появился тёзка-поляк на чокнутом жеребце Лешеке. Потом пару минут мы молча наблюдали, как всадник, поднимая пыль, несётся в нашу сторону.

— А то я, курва, думаю, кто мог нашего гостя задержать? — широко улыбнулся наездник. — И Лешек только что появился. Что, сбросил тебя?

— Ты об этом у своего полудурка спроси, — улыбнулся в ответ не менее широко и любезно.

— Ладно, не обижайся на Лешека, он конь добрый, — и поляк, наконец, обратился к моему новому знакомому. — Приветствую тебя в Приюте Бессмертия, Луиш. Пойдём в город, там тебя ждут.

Бразилец, услышав своё имя, удивлённо скосил на меня глаза. Я в ответ лишь рукой махнул, мол, иди, не то ещё увидишь и услышишь. Когда пешеход и наездник удалились на двадцать метров, я окликнул первого.

— Луиш?!

— Да? — обернулся тот.

— Ты случайно не поёшь?

— Ну так, немного, а что?

— Ничего… — и, представив, какой концерт сегодня забабахают в честь нового «приютчанина», усмехнулся и упал на траву.

* * *

Разбор полётов:

В проекции присутствовал тот же самый приграничный куст. Интересно получается, здесь в Приюте в сновидениях первоначально оказываешься в месте параллельном тому, в котором засыпаешь. Интересно…

Не стал уподобляться пернатым, просто пошёл в город на своих двоих. Нечем не примечательное путешествие по «долинам и по взгорьям» переросло в такое же малопривлекательное хождение по городским улочкам. Людей почти не было. Лишь какой-то бородач пролетел над головой, да из окна дома на меня удивлённо уставилась темнокожая женщина. Стоило спать днём, чтобы сейчас сидеть в проекции, закрывшись в собственной квартире?

На Площади Справедливости тоже было безлюдно. Не то, что ночью. Ночью тут такое твориться…

— Так ведь, Лукас?

Коняга в ответ замотал гривой. Может, приглашал покататься?

— Я так и думал, что ты моего совета послушаешь, — конечно, это подоспел, никогда не спящий в тёмное время суток и активно агитирующий за свою жизненную позицию, Роберт. — Видишь, как здорово! Народу — никого. А ночью, когда все здесь соберутся, по Приюту хорошо прогуляться.

— Ночью я тоже сюда наведывался. Луну встречал.

— Слышал уже, — ирландец оценил взглядом крылатых коней. — И как на Лукасе катался, слышал. Кстати, в курсе, что утром ещё один новенький дорогу в Приют нашёл?

— В курсе. Я его первым встретил.

— Вот как? Никогда такого раньше не было, чтобы почти одновременно два новичка объявились. По этому поводу, наверное, сегодня праздник состоится.

— А не надоедает праздновать по поводу и без?

— В Приюте всегда повод для веселья найдётся, — Роберт произнёс эти слова как-то безрадостно. Видать не шибко любил конопатый ирландец все эти массовки. — Ну что, полетаем над городом?

* * *

Разбор полётов:

Муравей забрался в ноздрю. Я проснулся и сидел, чихал и сморкался, пока букашка не вылетела вместе с некультурной липкой массой из носа.

Вторая половина дня не поливала дождиком, как мокрое утро, но и не коптила в солнечной микроволновке, как это делал полдень. Нормальная погода.

Встал, отряхнул брюки и направился в город.

Мужчина сидел на вершине холма, спиной к дыре, лицом к строениям, в азиатской позе, скрестив ноги. Лишь подойдя совсем близко, узнал в «азиате» Александра.

— Ждёшь, конечно же, меня?

— Присаживайся рядом, поговорим.

— Луиш, сегодняшний гость, это тот самый бразилец, о котором ты упоминал? — не стал копировать мужчину, а просто уселся на корточки.

— Тот самый. Не думал я, что он так быстро до Приюта Бессмертия доберётся.

— Его женщина какая-то привела.

— Всех кто-нибудь, когда-нибудь приводит, — и произнёс эту фразу Александр так, словно имел ввиду: «Все каждый день кушают, или все когда-нибудь в туалет ходят». Обыденно.

— А ещё он утверждает, что на «той стороне» никого нет. Ни людей, ни сущностей. Может, по домам разошлись мои преследователи?

— Твои или его?

— Мои.

— А почему тогда он должен обращать на них внимание? Он совсем из другого спектакля персонаж. Из бразильского спектакля.

— Тогда уж не из спектакля, а из карнавала.

— Да хоть с футбольного матча. По этой аналогии у него свои болельщики и соперники, у тебя свои. И оба матча проходят на разных стадионах.

— А судьи кто?!

— Не ко мне вопрос, к Грибоедову.

— Ладно, по другому спрошу. Судьи на матчах разные? Или одни и те же судейские бригады оба поединка обслуживают?

— А сам как думаешь?

— Думаю, линейные арбитры разные, а главный рефери один и тот же. Значит, бразилец мог просто не увидеть «тауросовых»?

— Вполне возможно.

— Гуля мне примерно то же самое говорила. Хотя, я всё же надеялся…

— Да не парься ты, — перебил Александр. — Уйдут когда-нибудь твои… Как ты их называешь? «Тауросовые?» Не век же им тебя караулить.

— Век… Это сто лет, что ли? — я представил себя сто сорокалетним «юношей». — А по-другому этот вопрос никак решить нельзя? Кто они эти «тауросовые»? Ты обещал проинформировать.

— Смотрел фильм «Матрица»? Там агент Смит и другие агенты выполняют функции спецслужб, контролирующих событийный ряд в рамках законов Матрицы. Тебя там, — он кивком головы указал за спину, — такие же агенты ждут. Только без понтов в виде очков тёмных и прочей дребедени.

— Понтов у них и без очков хватает, — я представил на секунду Тауроса в солнцезащитных линзах. — Они себя не агентами, они себя представителями цивилизации, которая занимает самое высокое место, в якобы космической иерархии, объявляют. И в связи с этим обстоятельством могут себе позволить диктовать всем остальным «насекомым» свои условия совместного пребывания в многоуровневом пространстве.

— Ну, не всем. Видишь, в Приюте Бессмертия они бессильны что-либо, кому-либо диктовать. Даже просто входить им запрещено. Следовательно?..

— Следовательно, «тауросовые» не всесильны, и на них существует управа, либо они действуют в рамках каких-то договорённостей.

— Молодец, пять, — мужчина подставил ладонь и я, неохотно, по ней шлёпнул. — Всё правильно. И управа на них имеется, и договорённости они соблюдают.

— Но они действительно представители высших иерархий?

— Смотря относительно кого высших. Относительно землян, безусловно, да. Перворазрядник по шахматам легко обыграет любителя. Но мастеру продует. А ведь есть ещё международные мастера, гроссмейстеры, международные гроссмейстеры.

— Понятно. Таурос и его компания не гроссмейстеры.

— Возможно даже не международные мастера.

— А на кой хрен им я, третьеразрядник, сдался? Чего они ко мне прицепились?

— Недооцениваешь ты себя. Думаю, пребывание в Приюте Бессмертия поможет вернуть уверенность в собственных силах. Считай, что попал в лечебно-оздоровительный санаторий. А по поводу «чего прицепились», скажу так: это ты первый на них наехал, в свойственной тебе бычьей манере. Сейчас, конечно, поостыл, призадумался и пытаешься всё свалить на происки «воинствующих пришельцев». А они, в свою очередь, гибкостью и тактичностью не отличаются (да и умом, между нами, тоже), вот и действуют строго по инструкции. И стоять перед крыльцом будут, как те ослы упрямые, до скончания веков, пока не оторвут кое-кому голову.

— И что теперь делать?

— Я же говорю, проходи оздоровительные процедуры. Здесь-то ты в безопасности. Если бы ночью тебя Хатурабжа выбрала, а всё шло к этому, с «тауросовыми» все проблемы закончились бы моментально. Они бы очистили пятак перед воротами и разбежались с истошным визгом по норам. У тебя бы броня появилась танковая, образно выражаясь, конечно.

— И об этом мне Гуля тоже сообщила. Что ж не коснулась-то меня Хатурабжа? — вспомнил события прошедшей ночи.

— Не знаю, — пожал плечами Александр. — Может в другой раз передумает?

— Это через месяц, что ли?

— А у тебя есть выбор? — мужчина, наконец, сменил позу и повернулся ко мне вполоборота. — Если есть, выбирай.

Каравай, каравай, чего хочешь, выбирай. Или кого хочешь?..

— Хорошо здесь у вас, конечно, спокойно, — сбил щелчком с плеча ещё одного муравья. Чего они сегодня меня так любят? — А каковы мои перспективы, если придётся в городе задержаться? Помимо того, что Приют Бессмертия в качестве бомбоубежища предоставляется?

— Нормальные перспективы роста. Как в любом солидном предприятии. У тебя сейчас главная задача научиться безболезненно входить и выходить из Приюта, невзирая на различные внешние препятствия, как то — нехорошие агенты, пришельцы и многочисленные чуды-юды. Учителя здесь, поверь мне на слово, квалифицированные, и если не будешь тормозить, многое постигнешь. И не только входить-выходить.

— Это действительно реально сделать?

— Действительно реально.

— И сколько времени займёт обучение?

— Всё от тебя зависит. При удачном стечении обстоятельств, мог бы уже вчера, вдруг и сразу, превратиться в золотого медалиста.

— У меня «вдруг и сразу» не получится. Уже не единожды проверенно. Я другим могу «вдруг и сразу» подсобить, сам же всего добиваюсь через падения и шишки на лбу.

— Вот поэтому, наверное, Хатурабжа и передумала.

С возвышенности отчетливо просматривалось, что город разбит на разноцветные сектора. В цветовой гамме района, где находилось моё временное жильё, доминировали мягкие светло-зеленые тона. Видимо, спальный район… И тут я вспомнил, где раньше слышал имя этой загадочной негритянки. Точно. Это же кодовое слово при вхождении в транс во время диалога для участников группы Мережко. Хатурабжа! И следом Таурос появился на месте Владислава. Значит, пришельцы общаются с великаншей. И не просто общаются, они каким-то образом вместе участвуют во всех этих так называемых диалогах!.. Не стал делиться своей догадкой с Александром. На всякий случай не стал. Спросил его о другом:

— Ты мне теперь, по прошествии стольких лет, можешь объяснить, с какой целью я познакомился с Измайловым, Дановичем, Саком и Мережко?

— Могу, — Александр сидел с серьёзным лицом. — Но прежде хотелось бы твои версии выслушать.

— Мои версии… — я вспомнил Игоря. Его уверенный и чуть насмешливый взгляд. Его манеру с первой минуты общения навязывать собеседнику «единственно-правильную» точку зрения на предмет разговора. — Знаешь, я часто вспоминаю тот эпизод, когда ты ударил Измайлова в его собственном офисе, в присутствии посторонних. Как потом Игорь изменился. И то, что произошло с ним и Лолой, по всем раскладам, лежит и на моей совести тоже. А потом был Саныч… — замолчал и словно опять увидел фигуру Дановича в момент, когда он остановил машину и спустился по песку к морю. — Для тебя всё это какая-то не до конца понятная мне схема действий. Ты, безусловно, шлифуешь необходимые детали, выполняешь, скорее всего, важную миссию, до понимания грандиозности выполнения которой я своими слабыми мозгами не дозрел, да и вряд ли дозрею. Но в жертву приносятся живые люди. И я своими действиями вольно или невольно подталкиваю их к трагическому финалу. А ты изначально напрямую, а теперь косвенно этому потворствуешь. У меня версий много было. За эти годы о разном передумал. Но версии все почему-то одна мерзопакостнее другой. Может быть, ты оптимизма добавишь?

— К трагическому финалу Измайлов и Данович подтолкнули себя сами. Владимир-то не пулю себе в висок пустил, а до Приюта добрался. И ты добрался. И многие другие добрались. Во многом, кстати, благодаря моему «косвенному потворствованию». То, что первые двое являлись личностями незаурядными, факт неоспоримый. Но просто незаурядности недостаточно, чтобы сюда попасть. Каждому из вас был предоставлен шанс. Вот и смотри, кто и как своим шансом распорядился.

— А что, вариант безальтернативный? Либо в Приют, либо в петлю?

— Да с чего ты взял? Игроки сами подобную цепочку выстроили. Один из первых претендентов в своё время смалодушничал, за ним все остальные фатализмом заразились. У тебя же перед глазами примеры Сака и Мережко. Причём один из них уже давно здесь, а другой ещё на подходе.

— Ходят слухи, что Влад не на подходе, а уже тоже в Приюте Бессмертия побывал. И тоже после неудачной попытки покончить с собой.

Александр удивлённо приподнял брови и несколько секунд переваривал услышанное.

— У кого-то язык через чур длинный. Кто это тебе, интересно, информацию слил?

— Значит правда?

— Не факт, что Мережко самоубийство задумывал. Он таблетками отравился. Возможно, просто дозу не рассчитал. Мы его в пограничном состоянии перехватили и назад отправили. Спасли.

— Мозги промыть успели?

— Не понял?

— Да всё ты понял. Я ведь общался недавно с Владом… Мне вот что непонятно, если вы пытаетесь насильно людей в «Рай» затащить, выстраиваете для этого схемы хитроумные, чем же тогда от Тауроса и его пришельцев отличаетесь? Они тоже на различные ухищрения пускаются, лишь бы вывести бестолковых хомо-сапиенс на «новый этап развития». Тем более «тауросовые» утверждают, что не «приютчане», а именно они вытянули Мережко с того света и наставили на «путь истинный».

— Мы отличаемся от твоих «тауросовых» тем, что не врём. А ты можешь верить кому угодно и во что угодно. Мережко действительно побывал в Приюте Бессмертия. Я его здесь ждал, но ждал живого. Что он там себе навыдумывал, не знаю, но боролся за его жизнь до последнего. Потом забрал в Приют, где Владислав прошёл курс реабилитации. Он тоже по холмам бродил в одиночестве, как и ты. Если сейчас надумает вернуться в город, всегда приму и обогрею.

— Если ты с ним общался и всё объяснил, почему он «тауросовых» своими спасителями называет? И где он мог общаться с душами ранее умерших людей? По твоему утверждению, здесь место живых, а не мёртвых. С кем тогда Влад «на том свете» встречался? Или он другие «города» посещал, с подачи «тауросовых»?

— Это он тебе сам рассказал?

— Нет, — я постарался припомнить всё, о чём рассказывал Мережко, — не он, другие.

— А ты на крючок с дезинформацией попался.

— Может быть, а может и нет. В диалоге ещё один персонаж задействован, Борис, которому «тауросовые» тоже различные «города» показывали, где, якобы, после смерти его душа сможет успокоиться. По Приюту Бессмертия, случайно, ему экскурсию не проводили?

— Кстати, насчёт Бориса. Как раз в тему. Он тоже звено одной с вами цепочки. Где и ты и Владислав обозначены. Однако до сих пор в склонности к самоубийству замечен не был. Пожилой уже и знаком с Мережко не один десяток лет.

— Ага, только сам утверждает, что знает Влада не более трёх. Кому верить? Так показывали «тауросовые» ему город твой?

— Нет. Им в Приют путь закрыт. Сам знаешь, возле границы толкутся. Если бы захотел, Борис и без помощи твоих пришельцев до города добрался бы.

— Тем не менее, с пришельцами этими дружит и сотрудничает. Совместно с Мережко.

— Почему нет? Лучше воевать? Ты уже довоевался.

— Я просто не хочу, чтобы разная хрень указывала мне, как жить и что делать. Это не война, а внутренний протест.

— Ага, перерастающий во внешнюю агрессию. Если бы Сак тебя не спас, да сюда не вытащил, протестовал бы сейчас…

— Где, кстати?

— Лучше тебе это место не знать, поверь уж.

— Данцевич с Измайловым сейчас там?

— Нет, не там.

— А Ирина?

— Причём здесь Ирина?

— Притом, что она могла жить. Пусть не зрячая. Слепые тоже бывают счастливыми. Если бы не твои фокусы, летального исхода можно было избежать.

— Ты во всеуслышание взял ответственность на себя.

— Так я всерьёз не воспринимал все эти пассы руками. Это я сейчас бы тебя нахрен послал, а тогда дураком полным выглядел. Ты шапку пытаешься на терпилу надеть, которая не по Сеньке изначально. И ответственность перекладываешь. Для тебя твои абстрактные схемы важнее, чем судьбы и жизни людей, в этих схемах барахтающихся. Только ответственность, если есть в мире справедливость, тебе разделить придётся и за Измайлова, и за Дановича, и за Лолиту, и за Ирину, и за всех остальных. И ты этого не можешь не знать! — я уже несколько минут стоял на ногах, тяжело дышал и высказывал всё, что накипело. — Не знаю, кто ты и откуда, но, думаю, в конечном итоге, наказания оба не избежим. И никакой Приют Бессмертия от возмездия не убережёт.

— Да сядь ты, не ори, — спокойным тоном произнёс Александр, сразу загубив на корню весь мой ораторский темперамент. — Ты думаешь, мне девочку не жалко? Я реально желал ей помочь, и хотел, чтобы ты в её исцелении поучаствовал. Но я тоже не всемогущий, и не могу знать, что произойдёт в дальнейшем. Благими намерениями… Если бы она сейчас жила-поживала, зрячая, счастливая и замужняя, ты бы совсем другую песню пел. О том, как всё прекрасно и замечательно получилось. И не посыпай голову пеплом, не факт, что летальный исход — результат нашего с тобой лечения. Не бери на себя чужие грехи, если на сто процентов неуверен в своей вине. И Лолиту не ты в машину к Измайлову посадил. И не ты его с моста в этой машине столкнул. И Данцевича в форточку не выпихивал. Мережко таблетками давился, когда ещё о тебе слыхом не слыхивал. Тоже мы виноваты? Я так вообще его к жизни вернул. Если человек к чему-то предрасположен, поменять его судьбу не в нашей власти. Так что не строй из себя супермена, а из меня гиперзлодея не лепи. И сядь, наконец. Наслаждайся тишиной, Андрюха. Тишина — то немногое положительное из всего, что имеем в нашей замкнутой жизни. К тому же — задаром.

— Ага, тишина. Задаром… А я всё думал, когда эту фразу от тебя повторно услышу… Впрочем, принять твои объяснения, очень удобная позиция, — прошептал под нос и уселся на прежнее место. — По крайней мере, вполне глянцевые аргументы для задабривания собственной совести.

Вот и весь разговор. Другое что-то предполагал услышать, кроме стандартного набора оправданий для мухи попавшей в паутину и пригласившую в эту самую паутину знакомых букашек: «Подлетайте, гости дорогие, здесь такой замечательный блестящий гамак, вместе покачаемся». Или раскаяния паука хотел лицезреть?

— То есть ты хочешь, чтобы я остался? — спросил совсем уже меланхолично.

— Ну, я бы, конечно, хотел, однако, выбирать тебе.

— Сэйшен, по случаю прибытия Луиша, состоится? — спустил лифт совсем на другой этаж.

— Нет. Не каждый же день концерты организовывать.

— Это хорошо. А-то мне необходимо некоторое время одному побыть, с мыслями собраться.

— Ел сегодня, что-нибудь?

— Пока нет.

— Пойдём в город, покажу, где продукты взять или горячего перекусить.

— Пошли.

Спуск с холма и прогулка до городских окраин заняли минут пятнадцать. Мы обогнули пару кварталов и свернули на аллею, по обе стороны которой зазывали вывесками несколько десятков кафе и ресторанов. Выбрали рыбное название «Сказки Макропода» и поужинали речными продуктами.

— Река тоже где-то рядом протекает? — обглодал полосатого окуня и выплюнул кости в тарелку.

— В той стороне и река и озеро, — Александр махнул рукой куда-то в неопределённость.

— Я там, значит, ещё не был. Только до фермеров добрался. С Анджеем-поляком познакомился.

— Анджей не фермер. Он у нас пограничником служит, — улыбнулся мужчина.

— То-то я и гляжу, что он второй день гостей встречает. А что ещё входит в круг его обязанностей?

— Ничего, только встречать новеньких и вести контроль прибывших-убывших. Ну и ещё представительским голосом сообщать, что гостей города уже ждут.

— Здорово! А за входом через «глазок» наблюдает?

— Наблюдает, но чаще ему подсказывать приходится.

— В гости меня звал, обещал наливкой угостить.

— Вот потому-то и подсказывать приходится. Ты смотри, с наливкой его поосторожнее…

После ужина расстался с Александром и побродил по улицам. Затем ещё раз вернулся на Аллею Угощений, выбрал бутылку вина, сыр и виноград и понёс всё это домой.

Спать лечь решил пораньше. Перенервничал за день, и теперь мозги настойчиво требовали покоя. А так как покой и проекция несовместимы, решил просто выспаться. Без всяких осознаний и выходов. Выпил стакан вина, попялился в «глазок» и отрубился.

* * *

— Если воспринимать опоздание, как закон сохранения принципов, то ты не опоздал. Ты просто поступил правильно. Время застенчиво, а принципы пытаются овладеть временем, чтобы потом, стандартно поцеловав, отвернуться на другой бок и преспокойно уснуть. Плодом подобных любовных отношений является безответственность, или по-другому, правильная манера поведения. Зачем же ты пришёл сейчас, когда Сова уже держит моё тело в когтях?

Хищник не поднимался со своего места несколько суток. Вороны ждали, образуя четырёхъярусный амфитеатр, но Сова не спешила. Сова терпела.

Человек пришёл на этот раз сам, но всё равно не один. Он стоял возле клетки и внимательно смотрел на неподвижное, хотя всё ещё живое тело зверя.

— Любая песня нуждается в многократном повторении. Песня хищника не является исключением, малыш. Но существуют определённые правила её исполнения. Ритуал. Ты можешь импровизировать, менять ноты, слова, однако ритуал исполнения должен остаться в первородном виде. Ты пришёл, чтобы послушать песню, не так ли?

Окружение протестует, но человек отодвигает задвижку двери клетки. Теперь тюрьма открыта.

— Возможно, ты принял правильное решение, малыш. Петь дуэтом сложно, но в случае удачного сочетания голосов гармония шире открывает глаза, и через её зрачки исполнители попадают на дорогу истории. Подойди ко мне…

Человек входит в клетку и приближается к другу.

— Что ж, пожалуй, можно начинать петь. Однако начинать нужно очень тихо, сперва прислушиваясь к инструментам внутри себя, а потом к оркестру за окраиной этого мира. Когда музыканты услышат друг друга, уловить сочетание звуков и вступить самому, связывая песней общую гармонию. Встань рядом, прислушайся.

Человек подходит вплотную к хищнику.

Человек наклоняется…

Охрана в растерянности, сопровождающие не знают, как вести себя в подобной ситуации.

Хищник открывает глаза и внимательно разглядывает человека.

Человек закрывает глаза и не смотрит в глаза зверя.

Всё происходит очень быстро…

ИЛИ ВСЁ ЖЕ ПО-ДРУГОМУ?!..

Прикосновение шершавого тёплого языка к своей щеке заставило человека удивлённо открыть глаза. Начальник охраны нервно кусает усы и решается вмешаться в ситуацию. Несколько человек вбегают в клетку. Спустя какое-то время усатый командир признается, что совершил ошибку. Дверь осталась неохраняемой. Расчёт на слабость хищника тоже оказался неверным.

Зверь делает резкий прыжок в сторону, по краю клетки добегает до спасительного выхода и устремляется прочь из города. Люди застывают в театральных позах. Вороны разочарованно орут на недотёп-охранников…

Человек выпрямляет спину, разворачивается и долго, долго смотрит вслед другу.

Сова зевает, накрывает голову крыльями и впадает в спячку.

Над городом разносятся финальные аккорды песни.

* * *

Пробудился среди ночи и по кадрам разбирал только что увиденный сон. Финал изменился. Хищник вырвался на свободу. Главный герой остался жив. Значит, что-то поменялось в этой сказке. И какие-то неуловимые изменения коснулись партитуры событийности моей жизни тоже. Я пытался понять, что же произошло, но понять пока не получалось, только подсознание давило на чувства и мешало повторно уснуть.

И всё же, как хорошо, что по другому…

 

Глава 52

Разбор полётов:

По утру в гости нагрянул Сак. Именно нагрянул, потому что в столь ранний час я никого у себя не ждал. Сидел в гостиной, доедал вчерашний сыр, ни к кому не приставал. Когда Владимир Артурович без стука вошёл в дом и состроил на лице выражение изумления, я, в ответ, натянул маску радушия и гостеприимства.

— Не спишь, что ли?

— Можно подумать, Вы предварительно в «глазок» не посмотрели, сплю я или нет.

— Я человек старый, во всех этих технических прибамбасах плохо ориентируюсь. Глазки, волчки… Можно пройти?

— Сыру хотите?

— Спасибо, уже позавтракал, — он разместился в кресле напротив погашенного камина. — Ночью тебя в проекции искал. Не нашёл. Где бродил?

— Да так… — неопределённо объяснил я. Местным, видимо и в голову не могло прийти, что во время сна можно вообще не выходить ни в какие проекции. — Бродил по закоулкам. А Вас почему двое суток не видно, не слышно было?

— Домой возвращался. У меня всё-таки Артур в деревне остался. Кормить собаку необходимо.

— Артур?! Жив, что ли, курилка?

— Жив. Старенький, конечно, совсем, но бодрится, тявкает время от времени.

— И что, вышли за ворота, проснулись и оказались в своей сельской постели?

— Да, — утвердительно крякнул старик.

— А потом уснули в избе, так сказать, и опять сюда?

— И опять сюда.

— На границе, разумеется, Вас никто не потревожил, в паспорт не заглянул, визу ногтём не поковырял? И Вы тоже никого не заметили? «Тауросовых», там, каких-нибудь…

— Так я и зашёл с тобой об этом потолковать.

— А-а-а!!!.. — я отвёл руку с сыром в сторону и прокричал сквозь набитый рот. — Вот зачем?!! Не чай попить, не в карты поиграть, а потолковать… Ну, давайте будем токовать-толковать!

— Ехидства прибавилось, значит, время провёл плодотворно, — мудро заключил Сак. — Стоят твои чудища, не переживай. Не забыли про возмутителя их спокойствия, ждут, не дождутся.

— Мне привет, через Вас, передали?

— Передали. В ответ ничего не оттелеграфируешь?

— Нечего мне телеграфировать. После вчерашнего разговора с Александром, решил остаться в Приюте Бессмертия грызть кирпич науки и совершенствоваться до полного овладения секретов невидимого прохождения границ. Так что передайте Тауросу, что в ближайшее время он может на меня не рассчитывать. За парту сажусь.

— Ты это серьёзно?

— А у меня есть другие варианты просчитанных действий?

— Ну, может оно и к лучшему. Познакомился с кем-нибудь в городе?

— Познакомился. С Робертом — альтернативщиком, Анджеем — таможенником, Луишем — просто бразильцем, с конём Лукасом и с Гулей, ну Вы её хорошо знаете. Как, кстати, к ней относитесь?

— Да никак. Вредная, разбалованная женщина.

— Я так и думал. Гуля Вас тоже любит. Может, виноград поедите? У меня больше ничего нет. В подвале, по слухам, какие-то заготовки хранятся, но я не проверял.

— Да сыт я, — старик отвернулся от предложенных ягод. — Если решил остаться, то первые уроки выживания в новых условиях тебе преподам я.

— Александр похлопотал?

— Не только он один.

— И когда первый звонок? А то в школу пойти не терпится.

— Вот утрясутся все формальности по поводу твоего прибытия и того парня-бразильца (думаю, в ближайшее время новых гостей ждать не следует), и через пару деньков, пожалуй, начнём.

— А я чем буду эти два дня заниматься?

— Общайся с народом. Изучай нравы и обычаи местной аристократии. Неужели не интересно?

— Интересно, — кисло кивнул в ответ. — А церкви в Приюте нет случайно?

— Эко тебя куда потянуло. И в какой церкви ты предпочитаешь грехи замаливать? В католическом костёле, буддистском храме или в синагоге?

— Ничего из вышеперечисленного я здесь не приметил. Может, не там смотрел? — опять ответил вопросом на вопрос.

— А какая религия способна объединить людей, собранных из разных частей света и из разных временных эпох? — тоже знак вопроса на знак вопроса.

— О толерантности в вопросах вероисповедании, здесь никто никогда, по всей видимости, не задумывался. Вполне можно было создать десяток приходов от разных конфессий и удовлетворить потребности верующих.

— Ты серьёзно думаешь, что кому-то здесь это надо? Что люди, посвятившие свою жизнь астральным выходам и изотерическим ощущениям, станут искать утешения в молитве?

И жутко и холодно вдруг стало от его слов. Словно вьюга ворвалась в дом через отверстие камина. А ведь прав был Владимир Артурович. Я это понимал, но понимание ещё больше обдавало ледяной прохладой. Почему так?

— Владимир Артурович, мы ведь не в Раю находимся, правда?

— Думаю, что нет.

— Тогда где?

— В Приюте Бессмертия.

— А что такое Приют Бессмертия? — спросил, зная, что никакого исчерпывающего ответа не получу. Что сейчас последует очередная отговорка, вроде: «Приют Бессмертия — это место для избранных». Словно в психушке с врачами общаюсь…

— Приют Бессмертия — это место для избранных.

— Вот, вот… Спасибо, Владимир Артурович за то, что надежд не обманули.

— Пожалуйста, — он, конечно, ничего не понял. — Но вопрос твой не праздный. Я тоже раньше пытался прозондировать сакральную составляющую Приюта, через зонд или призму духовно-религиозных учений. И весь мой ранее накопленный сундук знаний никак не пригодился. Ответа я не получил. Место Приюта Бессмертия на иерархической лестнице миров для меня так же загадочно, как и для тебя. Раем, в иудейском, а, следовательно, христианском и исламском понимании, он являться не может по определению. Я никого не встречал здесь из ранее умерших на земле людей. А Рай и ад — это пристанища для освободившихся навсегда от бренных тел душ. Следовательно, так как в Приюте человек живёт вечно (даже если в привычном мире его тело давно погибло) и не отзывается в канонические территориальные образования, напрашивается вывод об определённой исключительности Приюта Бессмертия в мировом пространстве.

— И как много здесь долгожителей? Тех, чьи тела умерли на Земле много лет, а может и веков, назад? Мне попадались горожане в старинных нарядах.

— Да нет, на одёжку ты не смотри. Я завтра вот эту шкуру, — старик указал на ковёр из медведя под ногами, — натяну, но это не значит, что Сак неандерталец. Хотя, такие люди действительно в городе живут, и их не мало.

— А не пробовали эти долгожители покинуть Приют, и что с ними случалось в этом случае? — и, заметив, что Владимир Артурович очень внимательно меня разглядывает, решил развить тему. — Что, назад не возвращались? Исчезали бесследно? Я правильно угадал?

— Кто-то подсказал, или сам додумался? — несколько минут сооружал ответ Сак.

— Да логично ведь всё. На земле душу удерживает тело. Здесь функции привычного тела подменяют специфические законы Приюта Бессмертия. А посередине, видимо, неприкаянные бесхозные странники подпадают под действие более глобального закона. И отправляются туда, где и положено находиться умершим людям. Кто в Рай, кто в ад. А так как церковь им в Приюте была без надобности, скорее всего не на небеса, а в чистилище, вспоминать уроки изотерических умозаключений и астральных шараханий. Прав я?

Старик опять довольно долго не отвечал. Потом прокашлялся.

— Этого я знать не могу. Спроси Александра. А люди, действительно, уже не возвращались. Те, кто здесь не один десяток лет находится, имеют информацию об этом и нос за территорию не высовывают.

— Что ж Мережко не оставили?

— Знаешь уже?.. Тогда другой случай был. И вариантов всего два. Или совсем отпускать или на Землю возвращать. Второй вариант показался более предпочтительным. Да что у меня об этом спрашивать? — Сак поднялся с места. — У меня задача помочь тебе адаптироваться к условиям Приюта Бессмертия. Все более сложные вопросы не ко мне. Сам знаешь, у кого поинтересоваться. Пойду я. Послезавтра начнём занятия, — и довольно поспешно выскользнул из дома.

Учить он меня будет, старый жулик. Вечно что-то недоговаривает, скрывает. Постоянные недомолвки, тайны какие-то. Недаром его Гуля не переваривает. Где она, кстати? Второй день не появляется. Надо бы поискать.

Поднялся в спальню и включил монитор. Побегал с помощью «глазка» по городским улочкам. Где искать-то? Я и дома её не знаю. Надо было у Владимира Артуровича поинтересоваться. Вдруг подсказал бы, несмотря на их взаимонесварение. И тут увидел на экране Шарля. Толстяк сидел за столиком рядом со своей пивнушкой и явно скучал…

— Здравствуй, Шарль, — десять минут спустя, я появился в районе центральной площади, где пивовар так же продолжал зевать. — Увидел тебя в «глазок», дай, думаю, пивком с утра взбодрюсь. Угостишь?

— Ты действительно хочешь пива? — от неожиданности вздрогнул и покраснел толстяк.

— А почему нет? У нас в России, вернее в Советском Союзе, мультик был популярный, про медведя Винипуха. Так этот медведь утверждал, что ходить по утрам в гости и пить там пиво очень мудрое занятие (насчёт хмельного напитка, конечно, приврал).

— Да, я слышал, у вас в России всё не так, как в других странах. Но мне казалось, русские предпочитают водку, — Шарль поломался для значимости и с воодушевлением убежал за угощением. Через некоторое время вынес огромную кружку пенного напитка и поставил на стол передо мной. — Лично я считаю, что пиво можно пить в любое время суток.

— Водка в России, конечно, продукт национальный, но вот это, — я указал на вместительный сосуд, — тоже популярный напиток, — сделал несколько глубоких глотков и одобрительно кивнул головой. — Правда, качество не идёт ни в какое сравнение с тем, что производишь ты.

— Если бы ты заранее предупредил, я бы свой фирменный напиток приготовил, — опять покраснел Шарль, на этот раз от удовольствия. — После обеда приходи, специально для тебя особый сорт сварю. Оценишь.

— Сейчас гонишь, что ли, уже?

— Нет, нет, сиди, пей на здоровье, — засуетился толстяк. — Колбаски принести?

— Давай, не откажусь, — не стал обижать гостеприимного хозяина, несмотря на то, что только что позавтракал. — В России, кстати, под рыбку вяленую пивко предпочитают.

— Слышал, — развёл руки в сторону швейцарец. — Такой рыбы у меня нет.

— Ничего, ничего, колбаса тоже замечательная закуска.

Шарль вернулся в помещение, а я отпил ещё из кружки и облокотился на деревянную спинку скамейки. Напиток немного горчил, но настроение поднимал.

— А покажи мне свою пивоварню, — обратился я к хозяину, когда последний разложил на тарелке пахучие горячие сардельки. — Интересно, ведь, соприкоснуться с волшебством.

Швейцарец не устоял против такого аргумента. Повёл показывать разнообразные баки, бочки, агрегаты с трубками и шлангами. Роль экскурсовода доставляла толстяку заметное наслаждение. Как же он любил все эти механизмы, с какой любовью о них рассказывал! Я, скорее всего, был первым, кто обратился к Шарлю с просьбой показать и объяснить устройство пивоварни. Можно было не сомневаться, «странный русский», в результате проведённой экскурсии, становился его любимым клиентом и возможно лучшим другом.

До обеда сумел опустошить четыре громадных кружки. Толстяк, за компанию, выпил две. Когда я добивал последнюю, на другой стороне площади нарисовалась Гуля. Вместе с Луишем!!! Под ручку!!! Во как…

— Что, Гуленька, очередной твой подшефный? — когда пара поравнялась с нашим столом, прищурив глаз, обронил я.

— Ну да, выполняю свои прямые обязанности, знакомлю вновь прибывшего с традициями Приюта. Заодно показываю Луишу городские достопримечательности, — на девушке сидел великолепный летний лёгкий костюмчик. — Привет, Андрей. Здравствуй Шарль. Не рано алкоголь начали принимать? Или со вчерашнего дня продолжаете?

— Пиво, это не алкоголь, — несколько обиженно отреагировал толстяк. — Это великолепно утоляющий жажду тонизирующий напиток.

— Как обживаешься, Луишь, — пожал я руку бразильцу.

— Осваиваюсь, спасибо, мой Ангел хранитель.

— О, помнишь, красавчик! Ты не будешь возражать, если я с твоей спутницей на несколько минут в сторонку отойду, — и, не дожидаясь ответа, взял Гулю под локоток.

— Что за секреты? — она очаровательно улыбнулась.

— Да какие секреты… Я хотел спросить, было ли между нами что-то? Ну…

— Где было что-то?

— У меня дома, в ночь, когда Хатурабжа с Луны спускалась?

— В проекции, что ли?

— Да, в проекции.

— Мало ли что в проекции происходит, — засмеялась Гуля. — Не обращай внимания.

— Понял, иди тогда к своему бразильцу. Больше вопросов нет.

— Андрей, он не мой бразилец, — произнесла игриво и повела Луиша дальше «показывать городские достопримечательности».

— Красивая, — вздохнул, глядя ей вслед, пивовар.

— Красивая, — согласился я. — Спасибо, Шарль, за угощение. Пиво замечательное, теперь я твой постоянный клиент.

— Да без вопросов, — в который раз зарделся толстяк. — Заходи. Редко встречаются такие гурманы. Не забудь, что я сегодня для тебя спецзаказ приготовлю.

— Помню, помню, — похлопал Шарля по плечу и направился к дому.

К пивовару больше не пошёл. До вечера сидел на крыльце, выветривал хмель. Сидел, размышлял, сопоставлял увиденное и услышанное в Приюте Бессмертия за три дня. По всем раскладам выходило, что зависну я здесь надолго. А как не хотелось.

В постель улёгся, едва первые сумерки коснулись города. Долго лежал, ворочался, никак не мог уснуть…

* * *

Разбор полётов:

В проекции моё ложе радовало свежестью и строгой армейской заправленностью. Конь не валялся… Сам я стоял на твёрдых ногах рядом. При этом спать хотелось, не в пример «приютовской» бессоннице. И сразу же посетила шальная мысль, что получится, если уснуть здесь? Выход в очередную проекцию?

Не раздеваясь, прилёг поверх покрывала. Попробовал ещё раз погрузиться в сон, и, как не странно, это мне удалось. Сразу же добился очередного осознания. Комната та же, только в распахнутое окно почему-то не доносится никаких звуков. Абсолютно никаких. И темень…

Попробовал привычным шлепком по стене включить в комнате свет, но ничего не произошло. На ощупь спустился по лестнице в холл, прошёл осторожно до двери и вышел на улицу.

Кромешная тьма и орущая тишина. И совсем ни видно прохожих. Правда, отсутствие людей ещё можно объяснить тем, что «приютчане» сейчас либо блуждают в проекции, либо бодрствуют в Приюте. И вообще, вряд ли кто-то, подобно мне додумается переместиться в «антипроекцию». Хорошее, кстати, название для этой территории — Антипроекция. Попробовал взлететь, не получилось. Полеты в этом городе не приветствовались.

И вдруг, из окна близстоящего дома донеслись не то стоны, не то плач. Остановился, прислушался. Нет, не показалось. Действительно, кто-то плакал. И тут же похожие завывания раздались из окна другого здания. Словно ветер, решив надо мной поиздеваться, перелетал из дома в дом, играя чудовищную музыку. Стоны усилились и теперь неслись отовсюду. Всё громче и громче. Мои движения были парализованы страхом, ноги отказывались слушаться. Непроизвольно поднял глаза и за чернотой оконных проёмов разглядел множество смотрящих на меня, искажённых мучительными гримасами, лиц. Ужасных лиц незнакомых мне людей.

Заставил себя опустить голову и перевести взгляд. И сразу, следом, исполнил самое естественное в этой ситуации желание…

* * *

Разбор полётов:

Открыл глаза. Издалека доносилась весёлая музыка. Лежал в одежде на нерасправленной пастели. Понятно, это — проекция. Здесь тоже не стал долго задерживаться…

Проснулся в поту. За окном мерцал свет фонарей. Тишину разбавляют своим треском цикады. Или сверчки… Интересно, как долго исследовал антипроекцию? И что такое антипроекция? Присутствовало четкое ощущение, что я опять влез куда-то не туда. Во что я на этот раз вляпался?

Полежал несколько минут, успокоился. Вспомнил вчерашний сон. С чего началась сказка? А, ну да, первоначальный сюжет мне приснился в поезде, после разговора с Александром. Там хищник отбивался от стаи своих сородичей. И как отбился? А никак. Лёг на землю и подставил незащищённую шею. Это факт общеизвестный, волки, случается, поступают подобным образом. Жертва становится доступной, но хищники, в итоге, не могут преодолеть психологический барьер и просто добить. Почему? Учёные, изучающие повадки волков, разгадку пока не нашли. Вот и в моём случае герой сказки остался жив, прибегнув к подобной тактике. К чему это я?

Всё, на сегодня больше никаких выходов. Никаких проекций и антипроекций. Просто спать.

* * *

Тысяча девятьсот девяносто первый год. Красноярск. Праздник Пасхи. Улица имени Надежды Крупской. Квартира Миши Магадана.

Миша Магадан — сильный, бородатый мужик, два года назад получивший во время сна удар топором в грудь от своего работника (Михаил в то время владел фирмой по производству деревянных детских спортивных площадок), допил седьмой стакан очень крепкого чаю и пристально взглянул на меня из-под мохнатых бровей:

— А потому они эту заповедь не понимают, что не могут понять. НЕ МОГУТ!

— Может быть, не хотят?

— Нет! — произнёс он очень твёрдо и решительно. — Именно, не могут. Не могут понять так же, как не могут подставить вторую щёку. Вот подумай и ответь, что для тебя легче, подставиться под удар или ударить второй раз человека, который после первого твоего удара не боится и не ненавидит тебя? Смотрит, как на брата родного и горячо любимого. Подумай.

— Я посидел пару минут размышляя.

— Пожалуй, лучше пусть бьют меня.

— Вот! — с каким-то нездоровым азартом поднял вверх указательный палец Магадан. — Вот и я о том же. Я этот вопрос в тюрьме отпетым сидельцам задавал. И почти все так же отвечали. Трудно не щёку подставить под второй удар, это и от трусости сделать можно. Трудно, после того, как тебя ударили, без страха и злости на обидчика смотреть. Вот о чём Христос говорил. А то, что кичатся, мол: «Я не хочу щёку второй раз подставлять, лучше сам отвечу!», так то не в хотении дело. НЕ МОГУТ! Не могут победить в себе в этот момент страх, бессилие, злобу и ненависть, — Михаил выдохнул воздух, присел и, закурив «Беломорину», усмехнулся, оправдываясь. — Видишь, всё никак не получается курить бросить, такой вот верующий…

Сделал пару затяжек, отмахнул дым и спокойно уже произнёс:

— А если бы могли, никто бы на них руку во второй раз поднять не осмелился. Никто…

* * *

Разбор полётов:

Миша Магадан приснился. Ничего себе. Сколько лет о нём не вспоминал? Не виделись как раз с того памятного дня Воскресения Господня, когда и состоялась беседа на его кухне. Я ещё, помню, с разноцветными пасхальными яичками в гости пришёл. А ведь сон в тему…

И тут меня словно подбросило над кроватью. Спихнуло на пол понимание того, что если бежать, то непременно сегодня, сейчас. Завтра будет поздно! Затянет. Превращусь в одного из местных долгожителей, которые нос из Приюта не высовывают. Да ещё эта антипроекция!

Наскоро оделся и выскочил на улицу. Навстречу никого. Когда добежал до границы, только-только начало светать. Остановился возле знакомого куста. В метре отсюда другой мир с другими законами. И неизвестно, насколько гостеприимно тот мир меня примет. Кто встретит. Как там Магадан говорил? «Победить в себе страх, бессилие, злобу и ненависть?» Подставить щёку? Или шею? Да не испытываю я сейчас ни злобы, ни ненависти. И не боюсь, что самое удивительное. Спокойствие абсолютное. Спокойствие и… Да нет, просто спокойствие. Ну, что, пошёл?

В этот самый миг, отрезок мига, как тогда в легионе много лет назад, когда во сне подвергся нападению и не знал, откуда ждать спасения, вдруг опять вспомнил о Христе:

— Господи, помоги. Господь мой единственный и любимый. Помоги, Господи!

Так же ИСКРЕННЕ!

Неумело трижды перекрестился и сделал шаг по ту сторону…

* * *

Рядом спала Ольга. Моя Ольга! Дышала во сне ровно и чему-то улыбалась. Несколько секунд нежно смотрел на жену, потом неслышно встал и подошёл к окну.

Над Томском кружил белый снег. Первый в этом году снег. Крупный и пушистый. Будильник показывал половину третьего ночи. Значит, в земных условиях прошло всего несколько часов.

Хорошо-то как!..

— Котин, ты чего? — Оленька проснулась и смотрела на меня удивлённо.

— Ничего, ничего, снег выпал, я решил посмотреть. Спи, моя хорошая, — и, стараясь не разрушить идиллию, нырнул к супруге под одеяло.

По разному течёт время, по разному…

 

Глава 53

Автобус затормозил, прокатился пару метров юзом по наледи и неуклюже остановился посреди села. Человек десять пассажиров, не торопясь, по-деревенски степенно, вывалились из дверей «Пазика» и разбрелись по своим домам. Я оглядел автобусную остановку, здание сельской администрации, перекинул через плечо рюкзак и зашагал в сторону «Старой деревни».

Экономические изменения, гуляющие по просторам страны, прошлись и по сибирской глубинке, в частности по Красноярскому краю. То тут, то там, вдоль заснеженной улицы, среди стандартных покосившихся деревянных домиков, возвышались массивные свежепостроенные и ещё недостроенные кирпичные коттеджи. Здание же местной милиции вообще порадовало удивительным сочетанием строительного постмодернизма и заметно отпиленного бюджета. Рядом с массивным бесформенным головным помещением убого теснились обветшавшие пристройки, и зияло колдобинами старенькое крыльцо. На крыльце курил сигарету старшина в бушлате и без головного убора. Рядом со зданием отдыхал серый стандартный трудяга УАЗик.

Мост через замёрзший ручей по прежнему представлял серьёзную угрозу здоровью. Я дважды поскользнулся и дважды смачно выругался, пытаясь поймать ветхий поручень. Перевёл дух и вошёл на территорию «Старой деревни».

Что порадовало: На месте разрушенной в советские годы церкви, теперь сверкал куполами отреставрированный Православный Храм. Первомайская улица — налево от коварного моста, Храм — направо. Вновь, как в Приюте, вспомнил присказку — налево пойдёшь… Свернул направо.

Церковь была огорожена свежевыкрашенным решетчатым забором с открытыми воротами. Служба в данный час (послеобеденное время) не проводилась. Вошёл, хрустя снегом, во дворик, перекрестился и поднялся по ступенькам. Помещение Храма небольшое, внутри тишина, не видно ни служителей, ни прихожан. Постоял несколько минут пред иконой Спасителя, собрался уже выходить, когда увидел священника. Батюшка был примерно моего возраста и поприветствовал меня первым.

На крыльцо священник вышел следом за мной и остановился рядом.

— В гости к кому приехали?

— Да, к товарищу одному давнему, — уклончиво ответил я. — В «Старой деревне» живёт, — и перевёл разговор на другую тему. — Как, батюшка, ходит народ в церковь?

— Ходит. Утром сегодня человек двадцать службу отстояли. Будний день, в основном одни старушки. В субботу и воскресенье поболее прихожан собирается. Ничего, потихоньку, Божьей милостью, и другие подтянуться. Сколько лет коммунисты Храмы разрушали, восстанавливать всегда сложнее. Мало-помалу молодые стали наведываться.

— Думаю, молодёжь или люди моего возраста не спешат в церковь, потому что элементарно не знают, как себя здесь вести. Я вот тоже не знаю.

— Если есть потребность, и если Господь сподобит, человек пойдёт в Храм Божий, независимо от знания или незнания традиций и обрядов. Если же нет, то будет выдумывать различные оправдания. Вы ведь зашли, несмотря на невоцерковленность?

— Случайно зашёл. С дороги увидел, церковь отстроили заново. Дай, думаю, посмотрю.

— Да нет, не случайно. Если бы Господь не сподобил, так бы и прошли мимо. Значит, зачем-то Он Вас сюда направил. Как Ваше имя?

— Андрей.

— А меня Николаем зовите. Отец Николай. Приходите в любое время, а лучше к службе.

— Спасибо, — спустился во дворик и, покинув пределы Храма, повернул и зашагал в сторону «Старой деревни».

На Первомайской также появились коттеджи из кирпича, но всё же основная масса сельчан по-прежнему проживала в деревянных домишках. Открылся круглосуточный магазин «Пикничок», видимо заполненный соответствующим названию товаром.

Наконец, я подошёл к знакомому зелёному дому и замер рядом с палисадником. Пушистые молодые ёлочки превратились в толстые ели и закрывали своими ветвями ставни. В темноте, что ли Сак живёт? Хотя, нет, у него, помнится, во двор тоже окна выходят.

Звонок, который в прошлом тысячелетии здесь не наблюдался, теперь присутствовал. Я сначала погладил рукой чугунное кольцо, затем решительно нажал кнопку.

Залаял Артур. Действительно, гавкает ещё довольно бодро. Раздались чьи-то звонкие голоса, дверь заскрипела, и моему взору предстали три кучерявые головы пацанов от пяти до девяти годков. За спинами детей я разглядел лохматую дворнягу, явно не похожую на овчарку.

— Кто там? — следом за ребятами к воротам быстрым шагом подошла тридцатилетняя женщина в светлом платке. — Бегите в дом, замёрзните, — она отогнала детей и вопросительно посмотрела на гостя. — Вы к батюшке?

— К батюшке? — растерялся я. К какому ещё батюшке? У Сака дети появились? — А Владимир Артурович сейчас дома?

— Владимир Артурович? — теперь удивилась хозяйка. — Здесь такие не проживают. Может, Вы домом ошиблись?

— Вроде, нет, — ещё раз, на всякий случай, окинул взглядом улицу. — Я к нему раньше именно сюда заходил. А Вы давно по этому адресу проживаете?

— Десять лет.

— Десять лет?!! И не знаете, куда прежний домовладелец, Сак Владимир Артурович, переехал?

— Нет. Вы лучше не у меня, а в администрации спросите. Или у батюшки, отца Николая. Он сейчас в Храме находится. Знаете, как пройти?

— Знаю, я только что оттуда, — сказать, что я был обескуражен, значит, промолчать. — А Вы супругой отцу Николаю приходитесь?

— Да, — просто ответила женщина.

— Извините, — я развернулся и побрёл обратно в сторону церкви.

Когда проходил мимо магазина «Пикничок», с трудом подавил желание купить и тут же выпить какую-нибудь спиртосодержащую гадость.

Батюшка общался в церковном дворике с пожилым мужчиной. Заметив нового знакомого, священник распрощался с собеседником и вопросительно посмотрел в мою сторону.

— Такие дела, отец Николай, — остановился на расстоянии пары метров, — ищу, оказывается человека, в доме которого Вы теперь живёте. А я был уверен, что он до сих пор проживает на улице Первомайской. И где теперь искать Владимира Артуровича? В плане получения информации, надежда только на Вас. Жену Вашу я уже спрашивал. Знать, хотя бы, в этом населённом пункте искать или дальше где?

Батюшка вспоминал недолго.

— Когда я приход принял, дом наш теперешний уже пустовал около года. Прежний его владелец фамилию странную носил. Корейскую, кажется?

— Да, корейскую. Сак его фамилия. Владимир Артурович Сак.

— Точно, точно — Сак. На нашем кладбище похоронен. Если время есть, могу могилку показать.

— Могилку?!! Нет, нет, это не он… — встряхнул головой, плохо понимая, что происходит. — Не может он похороненным быть. Я с ним четыре дня назад разгова… — и замолчал.

— У Вас какие-то проблемы? — дотронулся моего плеча отец Николай. — Пойдёмте в келью, расскажите. Может быть, смогу помочь.

Снег накрыл косынкой очередной закоченевший год, а ветер, недолго думая, перевернул и отбросил в сторону следующий фотографический снимок. Покосился в сторону уютного бревенчатого дома, названного кельей, и кивнул согласно головой.

ТАК С КЕМ ЖЕ Я ОБЩАЛСЯ ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ?!!

 

Глава 54

Я, не напрягаясь, крутанул чугунное кольцо против часовой стрелки, и ворота неожиданно легко открылись. Отец Николай, в расстёгнутой телогрейке и светлых валенках, очищал двор лопатой от снега. Ночью белоснежная вата засыпала Старую деревню, если не по крыши домов, то по ставни окон точно. Посёлок сразу погрузился в русскую спячку. Машины не ездили, народ на улицах не показывался, и лишь из печных труб валил повсеместно густой сизый дым. Я ночевал, по приглашению священника, в бывшем доме Владимира Артуровича. По утру отправился за информацией в местную администрацию, и теперь, возвратившись, наблюдал, как батюшка приводит в порядок домашнее хозяйство.

— Заходи, заходи, — отец Николай ткнул инструмент в свежеобразованный сугроб и махнул ободряюще рукой в верхонке. — Ишь ты, снега сколько! Битый час с непогодой воюю, а ещё даже половины двора не очистил.

— Ещё одна лопата имеется в наличии? — захлопнул калитку и прошёл по очищенным доскам в глубь территории. Доски эти помнил ещё по прежним временам.

— Найдётся, — мужчина прошёл в, опять же, знакомую мне баню и через минуту вынес лопату близнеца той, которой работал сам. — Ну что тебе в администрации нашей сказали? С пользой, хоть, пообщался?

— Угу, с пользой, — кивнул и отшвырнул от себя первую порцию снежной массы. — Владимир Артурович Сак действительно был зарегистрирован и проживал в этом доме до мая 1996 года. Похоронен на местном кладбище. Через некоторое время после похорон, приезжали какие-то дальние родственники, забрали что-то из личных вещёй. Вот и вся информация…

— А что по поводу смерти говорят? Может, болел чем твой знакомый?

— Не знают они. Состав администрации с тех пор полностью сменился. Нашли просто записи в архиве.

— Ну, слава Богу, хоть архив сохранился, — священник перекрестился и вновь принялся за работу. — Соседи Владимира похоронили. Я поспрашивал поутру. Собака, говорят, выла двое суток. Они пошли посмотреть, видят — дверь открыта, и он лежит в постели, точно спит. Так и отдал Богу душу, — и опять перекрестился.

— Точно спит?.. — я переспросил, помолчал и с утроенной скоростью замахал лопатой.

— Хочешь, скажу, о чём ты подумал? — отец Николай, не прекращая уборку снега, покосился в мою сторону. — О том, что именно тогда Сак и отправился в этот самый ваш Приют Бессмертия. Так ведь?

— Подумал… — не стал отпираться я.

— Ну а что? Версия вполне уместная. Особенно в контексте твоего рассказа. Уснул он, тело его похоронили, а Сак возвращался периодически из Приюта и пса кормил. Вплоть до этого года…

— Ну да. Неувязочка… Кстати, пёс, Артур, не знаете, куда потом делся? — вдруг вспомнил я о собаке.

— Нет, не знаю. Если хочешь, поспрашиваю. Нашего-то Палыча мы пару лет назад завели. Лежит вон в будке, от снега прячется, только нос торчит наружу.

— Палыча? — усмехнулся я странной кличке собаке. — А почему Палыч, а, например, не Максимыч или Петрович?

— Это старший мой его так прозвал. Не знаю, почему. Палыч, так Палыч… Так значит, говоришь, неувязочка в логике развития событий? Приют этот, вроде как место общения живых, а Владимир умер много лет назад. Опять же, если он даже умер, то, по его же словам, не мог безболезненно границу пересекать, а он, напротив, стал чаще тебе являться и даже помогал в трудные минуты. Ну, про заботу о собаке, вообще опустим… Действительно неувязочка. Или у тебя уже придуманы объяснения?

— Может быть, не Сака похоронили? Может, он переехал куда-нибудь?

— Может и не Сака. Может быть, соседи ошиблись. Старика незнакомого за Владимира приняли. Всё может быть… — отец Николай замолчал, продолжая кидать снег. — И в архивах могли напутать. Или я твоего Владимира Артуровича прячу от посторонних глаз. В сговор вступил, так сказать… Сам-то веришь во всё это?

— А во что верить?!!..

— Во!.. — священник воткнул лопату в сугроб, снял шапку и вытер пот со лба. — Вот это и есть самый главный вопрос… Пойдём в сад. Там яблони растут, которые Владимир посадил, и о которых ты мне вчера рассказывал. Доброе дело человек сделал. Только вот сквозь заносы пробираться придётся. Но ничего, поборемся со стихией, — и первым ступил с расчищенной дорожки в сторону калитки.

Мы направились в тот самый сад-огород, на территории которого Сак в начале девяностых высадил деревца. Только теперь это были не щуплые беспомощные ростки, а высокие крепкие яблони. Взрослые, но такие же неодинаковые, как и много лет назад. Выпавший снег надёжно защищал корневую систему от вымерзания, а ветки тянули в нашу сторону одетые в мохнатые белые варежки пальцы.

— Красиво укутались, — отец Николай, расчищая валенком пространство вокруг себя, рукой дотронулся до ближайшего дерева. — Видишь, даже зимой все разные, а уж летом так не похожи друг на друга. Что пятнадцать лет назад, когда Владимир их только высадил, что сейчас. Можешь в это время года вспомнить, кто из них королева, а кто революционер?

— Если только по расположению, — попробовал воспроизвести в памяти картинку из прошлого тысячелетия. — И то с трудом…

— Придёт весна, яблони начнут цвести и плодоносить. Одни превратятся в красавцев, другие скромно покроются несколькими цветками. Одни мучительно родят пару мелких, кислых сибирских яблочек, другие же порадуют обилием сочных плодов и сочтут себя особо талантливыми. Только потом вернётся очередная зима, и все опять превратятся в серые, усыпанные снегом, безжизненные палки. Понимаешь, к чему я клоню?

— Пока не очень.

— Может случиться так, что понадобится место под весеннюю посадку картофеля, или, скажем, черёмуху владелец сада, в перспективе, на этом месте видит. И тогда он обрубит ветви, распилит стволы, и получившиеся дрова спалит в печи. Избранных, ни на кого не похожих, просто талантливых, совсем бесталанных, а также пустых и никудышных. Всех в огонь. Самых шикарных, скорее всего, в первую очередь, так как места они занимают больше всех, и дров из них получится много.

— Можно ведь не вырубать, — представил, как священник превращает деревья в дрова. — Можно выкопать и аккуратно пересадить в другое место.

— Можно. Можно и пересадить. Туда, где света побольше и ручей рядом. И где корни получат достаточно пространства, влаги и полезных веществ, а значит, яблоки нальются соком и будут разительно отличаться от теперешних кислых ранеток. Видишь, есть три варианта.

— Первый — это в огонь, второй — пересадить в заповедник, а третий?

— Оставить всё, как есть.

— При этом, насколько я понял, сами деревья в выборе перспективы не участвуют? Знакомая история. Борис, соратник Мережко по «контакту с высшим разумом», примерно такую же поведал. О том, что за нас всё наперёд решено и жизненный путь примитивно копирует линию судьбы…

— Линию судьбы… — отец Николай повторил мои слова и усмехнулся в бороду. — А ты бы какие деревья пересадил, а какие сжёг, будь на то необходимость? Просто по заранее составленной схеме, например, третье, пятое и восьмое — на благодатную полянку возле ручья, остальные сжечь, и лишь вон то, в углу, оставить, потому что так запланировал, ещё когда саженцы покупал. Или бы какими-то другими критериями руководствовался?

— Я бы пересадил те, от которых толк есть.

— Я бы тоже. И в первую очередь деревья, которые делают то, что должны делать — родят яблоки. Пусть даже у некоторых не очень хорошо получается. На новом месте заматереют, разрастутся, и дела наладятся. А насчёт яблонь, что весь свой богатый потенциал тратят лишь на пышное весеннее цветение, подумал бы. Так неужели Небесный Садовник — Господь глупее нас с тобой?

— Пышное цветение привлекает пчёл, те переносят пыльцу и, таким образом, способствуют появлению плодов.

— Да, но только цветение не должно быть самоцелью. Пустоцвет вырубают, потому что предназначение деревьев — не только красивые цветы, вокруг которых вьются насекомые и на которые глазеют люди, а, прежде всего, яблоки.

— А как отличить, что есть яблоко, а что всего лишь цветок? Можно всю жизнь ошибаться и быть убеждённым, что цветы и есть те плоды, что ты должен был вырастить. А потом оказаться распиленным и брошенным в печь. И, главное, осознать весь ужас положения уже когда гореть будешь. Когда поздно что-то менять.

— Это и есть самое сложное, отделить плоды от цветов. И двумя словами глубину мироустройства не объяснить. Человеку дана свобода воли, чтобы он выбрал то, что ему необходимо. А вот что ему необходимо, искать приходится самому. Но свобода выбора существует всегда, и Борис тоже выбрал. Хоть и утверждает, что выбора не было, но это и есть его выбор. И, опять же, до последнего момента в его воле изменить направление пути, несмотря на, так называемую, линию судьбы.

— Почему же сам Борис убеждён в обратном?

— Потому что он человек, — отец Николай взял в руку горсть снега и отбросил в сторону получившийся снежок, — а у любого человека всегда много советчиков. Яркий пример подобных «советов» описывает, например, Бхагават-Гита. Думаю, ты мимо этой литературы не проскочил… Древняя Индия. Начало великой войны между Пандавами и Куаравами. В рядах тех и других много друзей и даже близких родственников. Оба войска выстраиваются перед битвой, друг напротив друга, на поле Курукшетра. Арджуна — первый лучник и вождь Пандавов, испытывает вполне естественное чувство жалости к друзьям и родственникам, и не хочет проливать их кровь. Есть выбор — уклониться от бойни и сохранить жизни людей. Человек сомневается, и вот тут появляется «советчик»… Их божество Кришна, восседая на месте возничего колесницы, прочёл Арджуне лекцию о «дхарме» — долге воина и кшатрийя, после которой последний успокоился, перестал обращать внимание на собственные сомнения и рассуждения и принялся искренне выполнять свою «дхарму». Убил всех. Друзей, родственников, учителей…

— Кришна привёл Арджуне доводы, что «наверху» участь второй стороны уже предрешена. И убивать он будет только телесные оболочки, но не причинит вреда душам. Если же не выполнит свою «дхарму», никогда не достигнет понимания мировых космических законов, не освободит свою душу «атман» и не добьётся слияния своего «атмана» с верховной душой — «атманом вселенной».

— Вот видишь, какие веские доводы. И приводятся якобы от имени Бога. Попробуй усомнится… Сложный выбор у человека. И Арджуна свой выбор сделал… А мог поступить по-другому. Так как вначале совесть подсказывала. До того, как обратился за помощью к «советчику»…

— Он обратился к тому, кого считал аватаром, земным воплощением верховного вселенского божества. Непререкаемому авторитету. Если бы поступил иначе, обрёк бы себя (в собственном понимании) на презрение богов и людей и, скорее всего, на смерть от рук тех, кого сам же пожалел.

— Вот такой выбор. Но это — выбор. А у Бориса твоего и советчики помельче, и последствия не столь суровые, но он всё равно в необратимость выбранного направления уверовал. И других пытается убедить… В жизни, каждый час, каждый миг, перед любым человеком, как перед Арджуной, стоит вопрос, какой путь избрать? И каждый вынужден решать самостоятельно, кого послушать и как поступить.

— А как же «дхарма» Арджуны? А единый мировой, космический закон? Неужели всё это не более, чем красивые слова?

— В первую очередь, существуют нравственные законы. Законы от Бога. А потом уже законы природы, космоса и прочие «дхармы».

— Кто же тогда посоветовал Арджуне идти против Божьих законов?

— А кто может, прикрывшись красивыми словами и запутанными доводами, посоветовать убить друзей и родственников?

— Кришна… — обронил я в сторону. — В его случае, Кришна.

— А в других случаях, под другими именами. Но почерк один… Обратил внимание на толщину Бхагават-Гиты? Какую нужно было теоретическую базу подвести под оправдание преступления? И какая яркая и пёстрая обложка у книги?

— Фантик…

— Что говоришь, Андрей?

— Я говорю, красивый фантик. Вся гадость, как правило, завёрнута в красивый фантик.

— Правильно, Любая гадость, в чистом виде, у нормального человека ничего кроме отторжения вызвать не может. А в красивой обложке, с заумными комментариями, с обещаниями заоблачных перспектив и, на всякий случай, оправданиями ещё не совершённых проступков (для избранных), пожалуй, вызывает неподдельный интерес. Кришна Арджуне тоже ведь поведал, что тот не простой человек, а «избранный». А «избранные» идут специфическим путём, следуя особым космическим законам. И нравственные законы им не писаны. Кто там, говоришь, в Приюте Бессмертия собран? Люди неординарные, отличающиеся своими способностями от всей остальной толпы? Так? И у каждого своя история попадания в этот город? И с каждым из них проводили предварительную работу, вели беседы?

— С каждым из нас.

— Ну, значит, всё сам понял, — священник одобрительно кивнул головой. — Враг не обязательно должен выглядеть мерзко и страшно, носить рога, копыта и хвост. Правда, тебе они и в таком виде являлись, но это для того, чтобы «помочь» разницу почувствовать, между злыми «тауросовыми» и добрыми «приютчанами». Враг — он любое обличие примет, если за кого-то уцепится. В православной церкви недавно новое определение прижилось — «бесовский телевизор». Если человек находится в плену у «прелестей», ему такое кино могут прокрутить… Приют Бессмертия просто допотопным чёрно-белым фильмом покажется…

— Что такое «прелести»?

— Духовное заблуждение, самообман. Но самообман этот — следствие обмана. «Дхарма» Арджуны — это самообман, произошедший в результате обмана со стороны Кришны. Прельщение участников диалога в вашем московском фонде, плод работы «представителей внеземной цивилизации». А где ты попался, вспоминай сам.

— Я на банальном любопытстве прокололся. А потом — один фантик, другой фантик, Приют для избранных… Про телевизор мне нравиться определение. Очень хорошо отражает суть увиденного всего. И вот ещё, что я вспомнил. Борису «тауросовые», ну или кто там они, показали другие города. Там души умерших людей обитают. И встречают там «вновь-прибывших» друзья и родственники с распростёртыми объятиями, и прощаются им все грехи, словно неразумным детям.

— А прощаются, разумеется, потому, что весь жизненный путь человека расписан, и бессмысленно его, в таком случае, наказывать?

— Со слов Бориса, да.

— Да это не только со слов Бориса. И вообще не с его слов. Это и есть «прелести» в чистом виде. Пустоцвет на яблонях вместо плодов. А что делать с пустоцветом, мы с тобой уже решили. И если древо «впало в прелести», то ждёт его неминуемый пожирающий огонь. Многие люди, находясь в коме, а потом, возвращаясь к жизни, рассказывают об увиденных чудесных землях, добрых существах их населяющих, тёплом приёме им оказанном. И очень немногие помнят какие-то ужасные вещи. Бесы — существа духовного мира, и они очень тонко играют на том, что выжившие люди, в основном помнят только хорошие моменты. И создают впечатление, что после смерти человека непременно ждёт счастливое будущее. В любом случае. Как бы он не прожил земную жизнь.

— А на самом деле?

— Мы же с тобой сошлись во мнении, кого бросают в печь, кого оставляют и дают ещё один шанс, а кого пересаживают на просторную поляну возле ручья.

— Почему же выжившие помнят преимущественно хорошие моменты?

— А это уже не в нашей компетенции обсуждать Промысел Божий. Узнаем ещё. В одном только не надо сомневаться, по делам человека воздастся ему, — и стал менее серьёзным. — Вот, опять вернулись к разговору о яблонях и яблоках…

— Отец Николай, как же, всё-таки, отличить пустоцвет от здорового цветения? Благодатные душевные порывы порой оборачиваются нелицеприятными поступками, за которые потом придётся расплачиваться. Я, как творческий человек, не могу не создавать, иначе уподоблюсь тому вон дереву, которое и пустым цветом не злоупотребляет, но и яблок почти не приносит. Однако плоды моего творчества могут оказаться ядовитыми, так как самого меня качает из стороны в сторону, и в какой стороне будущие яблоки впитают Благодать, а в какой яд, мне зачастую не ведомо.

— Благодать снисходит на смиренного. Это определённо верно. Однако, творчество и смирение зачастую вещи несовместимые. И поэтому, тебе было и будет трудно. Тщеславие — порок, но без толики тщеславия поэту порой невозможно донести свою работу до читателя, а композитору до слушателя. Во всём нужно чувствовать меру, иначе мы опять вернёмся к теме «избранных» и «всех остальных». Грань между пониманием необходимости оценки результатов своего труда и махровой гордыней, когда прельщаешься осознанием исключительности созданного тобой, очень тонка. И то, как ты будешь на этой грани балансировать, в дальнейшем отразится на плодах твоего творчества.

— Мережко говорил, что в душе поэта постоянно происходит борьба между добродетелью и пороком.

— Отчасти, это правда.

— Как же тогда рассматривать Ваше утверждение о том, что Благодать снисходит на смиренного? Без Благодати Божией ни одно творение не станет Большим. Но любой Большой Поступок — это, прежде всего, протест. А протест и смирение — единицы антагонистичные. Где истина?

— Протест протесту рознь. Если душа протестует против приоритетов мира сего, то это благой протест. Ценности земного мира отличаются от ценностей небесных, и душа, рвущаяся к своему Создателю, естественно противится законам, установленным хозяином Земли. И смирение надо рассматривать, как форму протеста против земного мироустройства. Подставляя вторую щёку, ты не идёшь на поводу у искусителя, который ждёт от тебя ответной реакции в виде агрессии, страха или ненависти. Это ли не протест?

— Сложно… — я несколько минут молчал, воспринимал и адаптировал информацию.

— Ну, так… — покачал головой хозяин сада. — Свобода воли и дана человеку для принятия ключевых решений в подобных ситуациях. Здесь и выбор, и протест, и смирение. Казалось бы, на мирской взгляд, несовместимые величины.

— Значит, прав был Миша Магадан…

— Кто?

— Один мой старый знакомый.

— Вот что, пойдём в дом, пообедаем, — мужчина первым ступил на протоптанную тропинку. — В доме договорим…

* * *

— Ну, ладно, тебе туда, а мне сюда, — отец Николай указал в сторону мостика, а сам повернул к Церкви. — Может, отстоишь службу?

— Я пока не готов, сумбур в голове, пойду на остановку ждать автобус, — поежился, впитывая телом, словно губкой, морозный вечерний воздух. — Забыл спросить, а Вы случайно не знаете, что такое белый ветер?

— Думаю, это из той же серии, что и года крыс, тараканов и прочих мартышек.

— Понятно, — улыбнулся и опять поёжился. — И Приюта Бессмертия никакого не было?

— Не было. А ты, когда сумбур из головы выветрится, обязательно сходи в Храм — исповедуйся и причастись. И приезжай в гости на следующий год, я тебя яблоками угощу.

— Спасибо, отец Николай. Может и приеду.

— Как Бог даст, — он порылся в кармане накинутого поверх рясы полушубка и извлёк знакомую до рези в глазах цепочку из белого металла. — Я в позапрошлое лето полы перестилал и вот это нашёл. Не твоя вещь, случайно?

Посмотрел внимательно на блестящую в темноте серебряную штуковину, отрицательно покачал головой и направился через мост в центр посёлка.

— Нет, не моя. До свидания, батюшка.

Отец Николай пожал плечами, и швырнул железяку в занесённый снегом ручей.

— Ну, нет, так нет. С Богом, Андрей…

2009 г. Москва.