Арно Дарио вот уже тридцать с лишним лет управлял Инваносом. Он знал, как охранять границы и собирать подати, регулярно проверял расходные книги и никогда не задерживал жалованье солдатам. Но вот жрецов Ареда ему до сих пор еще ловить не приходилось. Мерзавец словно сквозь землю провалился: собаки не смогли взять остывший след, патрули никого не заметили, указующий перст Хейнара не обличил убийцу. Ни люди, ни боги не помогли Арно выполнить обещание, данное Старнису.

Арно плеснул на алтарь Келиана вина из ритуального кубка, выпил остаток, прочитал молитву. Благочестивые отцы-дознаватели даже похоронить преступника не позволили, сожгли тело и развеяли пепел, прокляв саму память аредопоклонника. Ни жизни не дали, ни смерти, но до посмертия им не дотянуться! Лорд Дарио ничего не понимал в священных книгах, но верил, что там, за гранью, каждому воздается по делам его, а значит, с Вэрдом все будет в порядке. А вином, хлебом и добрым словом бывшего графа Виастро помянут многие, что бы там не провозглашали псы Хейнара.

Помолившись, Арно постоял еще немного, глядя, как вино алыми струйками стекает с алтаря, и вышел из часовни. Так уж повелось, что из Семерых больше всего почитали братьев-близнецов, Эарнира, бога жизни, и Келиана, бога смерти. К остальным обращались реже — на побережье строили храмы Навио, в крупных городах славили Хейнара и Аммерта, в гарнизонах и казармах — Лаара. А рождались и умирали люди повсюду, потому алтари Келиана и Эарнира можно было найти в каждой деревне.

Но сейчас часовня Эарнира в графском замке стояла закрытой, нового жреца еще не нашли. А жаль… Арно бы не отказался от исповеди, уж больно тяжело было у него на душе. Он не успел. Старнис не воскреснет, даже если его оправдают посмертно. Лорд Дарио невольно обманул старого друга — обещал, что вытащит, и не сумел. Горько было на душе у Арно, мерзко и муторно, словно неделю пил, не просыхая. Если бы он тогда не уступил, отправил дознавателей восвояси без пленника… то сейчас в Инваносе стоял бы имперский гарнизон, а он сам сидел в тюрьме, ожидая казни. Вэрд, как всегда, оказался прав, но легче от его правоты не становилось.

Невеселые раздумья Арно прервал дежурный стражник:

— Его светлость вернулся, мой лорд! Только что.

— Почему раньше не позвали?

— Так ведь вы в часовне были. Капитан приказал не мешать.

— Где он?

— В зал пошли, только не он, они. С графом девушка приехала, молодая, но не сказать, что красавица, — стражника аж распирало от желания поделиться новостью.

Арно перешел на быстрый шаг: что ж это за напасть такая! В прошлый раз Эльвин привез из Сурема Клэру, не стоит плохо говорить о покойнице, но лучше бы он этого не делал, а теперь опять приехал с девицей? Не успев толком овдоветь, собрался жениться? Лорд Дарио слишком хорошо знал своего племянника и не надеялся что граф притащил домой сладкую шлюшку из столичного борделя. Утешало только одно: Глэдис лопнет от злости и, наконец-то, избавит Арно от своего общества. А может, все еще обойдется? Увы, первые же слова Эльвина подтвердили его худшие опасения:

— Арно, я хочу представить тебе свою невесту, Рэйну Доннер. Рэйна, познакомьтесь с лордом Дарио, моим дядей.

Арно обреченно склонил голову и поднес к губам руку невесты, покосившись на застывшую возле окна Глэдис. Судя по выражению ее лица, она с Рэйной уже познакомилась. Эльвин продолжил, и в его голосе прозвучала непривычная твердость:

— Как только выйдет срок траура, мы поженимся.

Дарио окинул девицу Доннер быстрым взглядом — и впрямь, не красавица, с покойницей не сравнится. Но Эльвин все равно слеп, значит, выбрал невесту за другие достоинства. Серьезное умное лицо, тонкие запястья, длинные пальцы — видна хорошая порода. Если парню так легче, пусть женится. Глэдис будет кипеть и шипеть втихомолку, но вслух возразить сыну не посмеет. Рэйна поздоровалась, и Арно окончательно убедился, что девочка ему нравится — у нее оказался красивый голос, глубокий, теплый, такой, что согреет в холодный день вернее огня в камине. Мягкие ладони и ласковый голос — что еще нужно слепому в женщине?

Первое впечатление, против обыкновения, не обмануло. Прошло две недели, и даже неумолимая Глэдис смирилась с будущей невесткой. Да, родовитостью не вышла, зато хорошо воспитана, знает свое место и, что самое главное — любит Эльвина. В этом вдовствующая графиня не сомневалась: она всегда знала, как кто относится к ее драгоценному сыну. И за эту любовь Глэдис была готова простить девушке любые недостатки.

В графском замке воцарилась полнейшая идиллия — будущая свекровь и невестка чинно обсуждали старинные поэмы, склонившись над вышиванием, в хорошую погоду прогуливались по саду, закутавшись в меховые плащи, за обедом беседовали на темы, способствующие пищеварению. Женская война, портившая нервы всем обитателям замка, от графа до поваренка, ушла в прошлое, следом за покойной Клэрой. О Светлом Адане сожалели, о ней — не вспоминали. Даже дети легко забыли мать и ластились к Рэйне, у которой всегда находилось для них время и доброе слово.

И только Арно и Эльвин не могли предаться всеобщему благодушию, пока не отдадут Старнису последний долг. Спустя несколько дней после возвращения графа они сидели в его кабинете. За окном мерзко подвывала ночная вьюга. Эльвин только что закончил рассказывать, Арно мрачно смотрел в камин:

— Значит, корень ареники.

— У меня ничего больше с собой не было, — граф словно оправдывался.

— Ты молодец, малыш, все сделал правильно, — Арно не называл так племянника уже двадцать лет, с того самого дня, как маленький Эльвин впервые взял барьер, удержавшись в седле. — Осталось только найти мерзавца.

И они искали, собирали слухи, платили прознатчикам, выслушивали доносы — все без толку. И уже на исходе зимы, перед самым днем королевского траура, Арно напал на след.

* * *

В детстве маленький Кало отличался неуемным любопытством. Матушка только руками разводила, выслушивая очередную порцию вопросов: почему у лошади четыре ноги, а у человека две, почему вода на улице в луже замерзает, а в доме — нет, почему небо синее. Почему солнце желтое, почему, почему, почему… Наказание, а не ребенок! И только когда мальчика удалось пристроить в школу при храме Аммерта, бедная женщина смогла вздохнуть свободно — остальные семеро детей все вместе не доставляли ей столько хлопот, сколько этот один.

Попав в школу, Кало убедился, что аппетит приходит во время еды. Стоило найти в книгах или у наставников ответ на один вопрос, как тут же возникало еще десять, и порой учителя так же разводили руками, как в свое время матушка. Всеведущ один Творец, а не в меру любознательным школярам следует больше времени уделять полезным занятиям, например, совершенствовать манеру письма. Кало послушно отправлялся выполнять урок, но от дурной привычки спрашивать так и не отучился, зато приобрел безупречный почерк.

Шли годы, домой Кало уже не вернулся, стал жрецом, хотя бог и не отметил его своим знаком. Впрочем, для служения Аммерту этого и не требовалось. Он надеялся, что пройдя полное посвящение, получит, наконец, ответы на все свои вопросы. Надежда обернулась разочарованием. Сумма знаний в мире — конечна. Люди не в состоянии узнать больше, чем в свое время Аммерт открыл им. Жрецы сохраняют знания, восстанавливают утраченное, обучают молодежь, но не открывают нового. Все, что необходимо, давно уже известно, прочее — соблазн от Ареда.

Ученикам тщательно разъясняли разницу между богоугодным знанием и богопротивным познанием. Первое — добровольный дар Аммерта смертным, второе — греховная гордыня, попытка силой выйти за пределы, отпущенные людям. Даже Аред, которому было дано так много, не устоял перед искушением узнать больше, что уж говорить о слабых людях? Судьба падшего бога должна была стать для слуг Аммерта предостережением, но для Кало обернулась непреодолимым соблазном.

Молодых жрецов поощряли задавать только те вопросы, ответы на которые известны, чтобы уберечь от греховного пути. Кало оказался в ловушке: он жаждал новых знаний, но не умел добывать их своими силами, его этому не учили. Убедившись, что учителя не станут ему помогать в стремлении к запретному, он обратился к Ареду, в надежде, что тот удовлетворит его жажду познания.

Падший не отвечал на молитвы жреца, и отчаявшись, он принес первую жертву. В ночь после обряда Кало увидел во сне состав пурпурного красителя, над которым бился уже полгода. С тех пор он покупал у Проклятого знания, оплачивая их чужой кровью, не смея даже самому себе признаться, что средство давно уже подменило цель.

Беспомощность жертвы на алтаре, страх, чужое страдание кружили голову сильнее дурмана, а более всего пьянила власть — над болью, над смертью, над тайной. И хотя Кало верил, что своим служением приближает возвращение Ареда, в глубине души он предпочел бы, чтобы все оставалось как есть. Ведь если Темный вернется, к его услугам будут тысячи тысяч рабов, заметит ли он среди них старого жреца?

Сбежав из Инваноса, Кало понимал, что нужно затаиться — его будут искать все: Дарио, псы Хейнара, а то и господин Чанг, этот каждой бутылке пробка. По весне он собирался перебраться в Кавдн, а пока что спрятался под самым носом у сыщиков. Но на душе у почтенного мастера было беспокойно — Аред никак не ответил на последнюю жертву, Кало спал без сновидений. Неужели жрец Эарнира оказался слишком жирным куском даже для Темного?

…С неба падали звезды: огненно-красные, бардовые, слепяще-алые, искры рассыпались по ночному небу каплями крови. Аред шел, и земля прогибалась под его ногами, за его спиной вметались ввысь фонтаны лавы. Он возвращается в мощи своей, явственно осознал Кало, даже во сне почувствовав, как холодный пот проступает на лбу. Жрец увидел себя со стороны — вот он стоит, крошечный, слабый, без одежды, на пути у бога, не в силах отойти в сторону, сдвинуться с места. Огромная нога нависает над ним, все ближе, ближе… и в последний спасительный миг Кало проснулся.

Он стоял на коленях, сцепив дрожащие пальцы в замок и торопливо молился, каялся, что возомнил о себе слишком много, обещал новые алтари и новые жертвы в великом множестве, умолял о прощении, понимая, что Аред видит его насквозь, словно жрец был отлит из стекла. Он возомнил себя равным богу, решил, что может покупать у Ареда знания, и бог раздавит своего горе-служителя как букашку, если тот не успеет заслужить его милость.

* * *

Тесть лорда Дарио, вождь Грахор, прозванный Железным Жеребцом за неутомимость в бою (правда, злые языки говаривали, что прозвищем он обязан болтливому языку своей младшей жены) выглядел как раз подходяще, чтобы пугать маленьких детей. Огромный варвар в безрукавке мехом наружу, с голыми руками в любой мороз, длинные волосы, плохо знакомые с гребнем, вислые усы, широченная борода. Любой неслух враз шелковым станет, как такого увидит. Мало кому было известно, что косматый дикарь говорил на шести языках, умел читать и писать на трех из них, и при случае не жалел трех коней за книгу.

Арно знал об этом, хотя и выбрал чернокосую Ральгу в жены вовсе не за ученость ее отца. Грахор хотел мира с Инваносом. Его народ не так давно перестал кочевать, отбив у окрестных племен достаточно земли, чтобы осесть, и вождю не с руки было воевать на две стороны. Хватало забот с соседями, пытавшимися вернуть свои угодья. Арно тоже устал от постоянных стычек на границах, да и пятнадцать сотен конных варваров располагали к мирному договору.

Глэдис пришла в ужас, увидев новую родственницу, но бойкая Ральга не дала себя в обиду. Что же до чистоты крови, то молодому графу было все равно, на ком женится его дядя, а лорда Дарио и подавно не волновали подобные мелочи. А Старнис тогда еще, помнится, пожалел в шутку, что не может последовать его примеру — уже женат.

Через год родился сын, и старый Грахор зачастил в гости — Ральга была его любимицей. Но по зимнему бездорожью через горные перевалы только затем, чтобы повидать внука, даже самый любящий дед не поедет, и поэтому Арно с некоторой тревогой наблюдал, как его тесть стискивает в железных объятьях выбежавшую навстречу дочь. Что-то случилось…

Грахор удобно устроился у огня, одним глотком осушил бокал и плеснул еще из кувшина:

— Не ждал меня до весны, сын, — «старый» Грахор был на два года младше своего зятя, но обычай это не отменяло.

— Не ждал, отец, — согласился Арно.

— Мне бы с вашим жрецом поговорить сперва, а потом уже с тобой. Даже до нас слухи дошли, что он у вас святой человек.

Лорд Дарио вздохнул — зимой новости расходились медленно, голубями варвары не пользовались, а перевалы закрыты. Сплетнями обменивались по весне, как сойдет снег, на большом сходе. Там и торжище устраивали, и поединки, и свадьбы сговаривали. Грахор еще не знал…

— Нет его больше. Убили Светлого Адана. И Клэру вместе с ним, уж не знаю, как ее угораздило. Принесли в жертву Темному.

Грахор надолго замолчал, потом осторожно поставил опустевший бокал на стол. Ландийское стекло казалось особенно хрупким рядом с его огромной лапищей:

— Темному, значит? И кто у вас таким промышляет?

— Если б знать! Я уже два месяца мерзавца ищу, и все попусту. А жреца пока что нового не выписал, не до того было. Если совет жреца нужен, в город придется ехать, там найдут.

— Абы какой мне не нужен, такого добра и у нас хватает. Я лучше с тобой поговорю, сын. Может, что умное скажешь, — Грахор говорил задумчиво, склонив голову набок, словно приглядывался к чему-то. — Ты сам знаешь — я человек щедрый: ни железа, ни коней, ни шкур, ни овец, ни вина на доброе дело не пожалею.

— Будь у меня столько добра, я бы тоже не жалел, — хмыкнул Арно. Это вступление он выслушивал каждый раз, когда Грахор начинал говорить о делах. Обычно после этого хитрый варвар обдирал собеседника как липку. Но при чем тут Эарнир?

— И шаману я никогда ничего не жалел. У нас ведь не принято каждому из Семерых по жрецу держать, сам знаешь. Один шаман, семь алтарей.

Арно внимательно слушал. Он прекрасно знал, что алтари — алтарями, а шаман потому и не жрец, что шаманит. За то варваров в империи и считали еретиками, что кроме Семерых они поклонялись и родовым божкам, и горным духам, и предкам. Самые дикари, по слухам, и человеческими жертвами не брезговали. Но в их краях таких племен не водилось.

— Так вот, приходит ко мне шаман. И говорит, что мало семи алтарей, восьмой нужен. Виденье ему было, что Темный скоро цепи порвет и вернется. И всем, кто против него — плохо будет. А мы алтарь поставим, нас и не тронут. Ничего мол делать не надо, ни жертв, ни молитв. Просто алтарь, чтобы отличаться от прочих, когда время настанет. Вот я и решил с умными людьми посоветоваться. Шаман у меня сильный, если ему видение было, значит, и впрямь Темный возвращается. А тут ты говоришь, у вас жертвы приносят. Да не первого встречного, а жреца и графиню.

Арно нахмурился:

— И когда у вас этот разговор был?

— Луну назад.

— Вскоре после того, так… До чего же вовремя вашему шаману виденья приходят! Тела еще остыть не успели, а он уже знает, что Темный возвращается, — мужчины переглянулись.

Самого колдуна Арно не подозревал — шаман не мог уйти от алтарей дальше полета стрелы, считалось, что боги разгневаются за небрежение. Но и в совпадения не верил:

— А гостей у вас с тех пор не было?

— Какие гости, когда перевалы закрыты? Без нужды никто не поедет. Я бы и сам до весны подождал, да уж больно шаман прицепился: ставь да ставь! Словно Темный ему самолично на ухо нашептал, что завтра проверит, на месте ли алтарь. Думаешь, испугал его кто?

— Да уж не Аред. — Арно сильно сомневался, что Проклятый, если и впрямь вырвется из солнечного плена, первым делом потребует алтарь у варваров. Будто больше заняться нечем! — Надо проверить осторожно, чтоб не спугнуть, кто вашему шаману сны на ушко нашептывает.

Грахор вздохнул:

— Если б только нашему. Соседи уже поставили. Им последние годы не везло все время — то мор, то вождь с лошади упал, то угодья уполовинили (Грахор не стал уточнять, кто был виновником последнего несчастья) — решили, что хуже уже не будет, а помочь может.

Арно ухмыльнулся — вот и нашлось дело для людей Чанга. А то они как-то странно убийцу ищут — в графском замке, не отходя от лорда Дарио ни на шаг:

— Пусть двое из твоих молодцев останутся у меня, я взамен своих дам. Они все разведают.

Лорд знал, что обмен воинами никого не удивит — так всегда делали, подтверждая прочность союза. Мол, у меня от тебя секретов нет, пусть твои люди сражаются в моем войске, а мои — в твоем. Арно и сам в юности, во время очередного короткого перемирия, провел два месяца среди варваров.

* * *

Сначала граф решил, что ослышался:

— Арно, этого не может быть. Мастер Кало мой учитель, и потом, он ведь жрец Аммерта!

— Вот потому, что он твой учитель, я и не отдал его дознавателям. Он во всем признался в обмен на быструю смерть. Этого хватит, чтобы оправдать Вэрда.

Эльвин неловко повернулся, и опрокинул локтем чернильницу, по поверхности стола растеклась блестящая черная клякса:

— Мне тяжело в это поверить. Но если он сам признался… я не понимаю, Арно, я больше ничего не понимаю. Он был хорошим учителем, я много узнал от него! Если он служил Темному, почему он не попытался подтолкнуть меня на свою сторону? Ведь это было бы так просто — я верил каждому его слову, когда был ребенком!

— А мне откуда знать? Может, побоялся, может, решил, что не справится, — лорд Дарио явно стремился поскорее закончить неприятный разговор.

Эльвин нахмурился, прислушиваясь:

— Ты больше ничего не хочешь мне рассказать?

— Тебе что, нужны подробности? Я хочу побыстрее отправить бумаги в столицу, заставить псов-дознавателей объявить на площади, что Вэрд ни в чем не виноват, и забыть об этом кошмаре раз и навсегда. И ты забудь. Мертвых не вернешь, а живым эта скотина больше ничего не сделает. Пусть теперь своему хозяину в посмертии прислуживает.

— Ты должен был дать мне поговорить с ним.

— Вот уж точно незачем. Извини, Эльвин. Я устал с дороги, хочу отдохнуть.

Арно и в самом деле устал, но перед тем, как лечь спать, да даже перед тем, как смыть с себя дорожную грязь, ему нужно было закончить с одним весьма неприятным делом.

…Чанг умел подбирать людей: прошла неделя с тех пор, как маленький отряд Грахора вернулся домой, и голубь принес весть. Арно собрался в дорогу. Он успел проскочить перед февральскими снегопадами, когда рыхлый снег заваливает перевалы, и даже контрабандисты сидят по домам, словно добропорядочные крестьяне.

Пленника держали в пещере, подальше от стойбища, забив в колодки. Взяли врасплох, шаман, побеседовав с вождем наедине, рассказал все, что знал, и охотно согласился помочь. О восьмом алтаре речь уже не шла, зато упоминались слуги Хейнара. Шаман назначил жрецу Темного встречу в укромном месте, обсудить какой алтарь угоден его господину, и с этой встречи мастер Кало уже не вернулся в свой уютный шатер.

Арно поднес факел к лицу сидящего в углу человека и выругался. Он бы и в кошмарном сне не представил, что жертвы Ареду может приносить почтенный мастер Кало, жрец Аммерта, бывший наставник Эльвина. Да ведь Арно самолично его из Сурема выписывал в их захолустье! А если бы он ученика вот так, как Клэру… или всех их ночью перерезал во имя Проклятого? У лорда мороз пробежал по коже.

Кало улыбнулся:

— А вот и вы, наконец-то. Я уже думал, что не дождусь, в этой пещере так сыро, что мои бедные кости…

— Меня не волнует твое здоровье! — Резко оборвал его Дарио.

— Понимаю, — сочувственно кивнул старик, — на вашем месте я бы тоже гневался. Хотя по большому счету вы должны сказать мне спасибо — женившись на Клэре, Эльвин совершил большую ошибку. Теперь он свободен, и сможет в следующий раз выбрать достойную женщину.

Арно с трудом сдерживался, чтобы не сломать подлецу шею — он еще и рассуждает, словно в классной комнате! И ведь что самое мерзкое — правду говорит, с Рэйной Эльвину будет куда как лучше, чем с Клэрой… но это же не повод бедную дурочку на куски резать!

— Пусть тебе твой хозяин в посмертии спасибо говорит. А на этом свете побеседуешь с дознавателями. Им все и расскажешь, и только попробуй что-нибудь умолчать. Из-за тебя, твари, невинного человека опозорили!

— Да, Старнис… я только здесь уже узнал. Действительно, жаль, ваш близкий друг… да и человек хороший. Так значит, я могу рассказать дознавателям, что вдовствующая графиня Глэдис самолично привела ко мне свою невестку и нанесла последний удар в сердце? А так же поведать, что госпожа графиня двенадцать лет приносила жертвы, чтобы купить у Ареда здоровье своему сыну? По одной жизни в год, недорогая плата за такого славного юношу, как Эльвин, вы не находите? — Старик сочувственно улыбался, не сомневаясь, что загнал Арно в угол.

На какой-то краткий миг так и было — Арно в ужасе отшатнулся, пытаясь уложить в голове эти слова: Глэдис? Да что ж это такое, озверели все вокруг что ли? Но потом растерянность прошла, с дорогой сестрой он разберется дома, а сейчас нужно покончить с этим мерзавцем. Быть может лорд Дарио и не отличался особой образованностью (Глэдис порой высказывала сомнения, умеет ли он читать, так как за сорок лет знакомства ни разу не видела Арно с книгой), но постоянная война научила его быстро принимать решения. Арно опустил голову:

— Я не могу этого допустить. Если Эльвин узнает… — Голос звучал устало и растеряно. — Говори свои условия.

— Побег. И я навсегда покину эти земли.

— И будешь приносить жертвы где-нибудь подальше?

— Это не ваша забота, лорд Дарио.

Арно воткнул факел в расщелину и прошелся по пещере, заложив руки за спину. Он рассуждал вслух:

— А с другой стороны, сколько Эльвин еще будет цепляться за мамочкину юбку? А я, наконец, вздохну свободно без дорогой родственницы.

Мастер Кало ехидно хмыкнул:

— С таким актерским талантом, милорд, вас даже в балаган на ярмарку зазывалой не возьмут. Заканчивайте представление, у вас нет выбора.

— Выбор? Выбор есть всегда. Мне жаль Эльвина, но я дал слово Старнису. И слово сдержу, так или иначе. А вот ты, выбирай — отправиться к жрецам или на свободу. Если напишешь признание и все возьмешь на себя, не упоминая Глэдис — я тебя отпущу. Ты ведь все равно собрался в дальние края, а этих бумажек хватит, чтобы оправдать Вэрда. Или же я сдам тебя дознавателям, как только откроются перевалы. Вэрда все равно оправдают, а Глэдис туда и дорога — я с ней под одной крышей жить не буду.

Старик сохранял невозмутимое выражение лица, но нервно ходящий кадык выдавал его страх — все пошло не так, как он рассчитывал. Он думал, что достаточно хорошо знает лорда Дарио — честного, порывистого, но, увы, недалекого. Была вероятность, что тот просто-напросто убьет аредопоклонника на месте, но Кало сделал ставку на доброе имя Старниса, не сомневаясь, что Арно сперва сделает все, чтобы выбить из пленника оправдание для своего друга. Завязать разговор, ошарашить известием о Глэдис и потом предложить сделку — свобода в обмен на признание.

Мастер Кало хотел жить, особенно сейчас, на пороге возвращения Ареда. Было бы нестерпимо обидно отправиться в посмертие не получив заслуженную награду. А он верил, что достоин вознаграждения. Страх, испытанный во сне, забылся, уступив место видениям прекрасного будущего. Он покажет Ареду свою преданность, и станет подле него, не как равный, но как первый среди слуг Темного.

Он задумался: с Арно станется отдать его дознавателям, наплевав и на свою честь, и на честь племянника. В конце концов, они виноваты — пригрели на груди гадюку. А вот на честь покойного друга он плюнуть не сможет. За оправдание Старниса Дарио заплатит любую цену. Но что помешает ему убить Кало после того, как тот подпишет признание?

— И какие у меня гарантии, что получив документ, вы не убьете меня на месте? — Поинтересовался мастер.

— Моего слова уже недостаточно? Я никогда не лгал, и уж тем более не стану лгать такой мрази, как ты. Потом вовек не отмоешься, — в голосе лорда слышалась неподдельная брезгливость.

И в самом деле, Арно будто позаимствовал у Вэрда Старниса его болезненную честность. Кало не мог припомнить случая, чтобы лорд Дарио не сдержал слово, даже себе в убыток. Он отбросил колебания:

— Ну что ж… я понимаю ваше стремление обелить память друга и готов поспособствовать.

Арно разрезал веревки, и освободившийся от колодок Кало с наслаждением размял запястья:

— Давайте перо, чернила и бумагу.

Примостившись на выступе, старик начал писать — на бумагу ложились изящные строчки — буква к букве, безупречные очертания, правильный наклон — чувствовалась рука мастера. Покаяние не заняло много времени — Кало знал, как составлять подобные бумаги, видел их во множестве в старых архивах.

— Вот, извольте ознакомиться. Черным по белому и ни слова про госпожу графиню. Как вы и заказывали. Когда вы устроите мой побег?

— Прямо сейчас, — мрачно произнес Арно.

Кало не разглядел, откуда появился нож, и не успел увернуться. Один удар, наискось, под ребро, он сумел только с всхлипом втянуть воздух последним вдохом, а выдохнуть уже не успел. Арно, брезгливо сморщившись, смотрел, как грузное тело оседает на каменный пол пещеры. На душе было мерзко: он солгал, пожалуй, первый раз в жизни. Всегда считал ложь прибежищем для слабых и подлых и всегда держал слово. Обещал, что развесит контрабандистов на соснах — и развесил. Поклялся, что заключит мир с варварами, и заключил. Один только раз он не исполнил обещанного, не успел, и промедление стоило жизни Вэрду. И если для того, чтобы вернуть графу Виастро его доброе имя, нужно замарать свое, Арно пойдет на это без малейшего сожаления. Подоспевшим охранникам Дарио сказал:

— Он пытался меня убить. Сначала уговорил освободить, обещал написать признание и назвать сообщников, а потом напал, я едва успел ударить его кинжалом.

Как он и предполагал, никто не стал разбираться. Тело колдуна хотели бросить псам, но потом все-таки решили сжечь, мало ли, вдруг собаки взбесятся, отведав его плоти. Пепел утопили в выгребной яме.

* * *

За все эти годы Арно ни разу не побывал в личных покоях Глэдис. Они встречались в обеденном зале, в большой гостиной, на половине Эльвина, но не ходили друг к другу в гости. Потому Глэдис весьма удивилась, застав дорого брата в маленькой комнате, служившей ей кабинетом. Он стоял у стеллажа и просматривал книги. Услышав ее шаги, Арно обернулся и без долгих отступлений поинтересовался:

— А где вы храните сборники темных обрядов и восхваления Ареду? Или все заучили наизусть?

Глэдис оперлась о стол, изящный маленький столик с перламутровой столешницей — когда-то давно он приехал в обозе с приданым юной графини. Теперь погрузневшая женщина с трудом помещалась за ним, но так и не заменила на более удобный. Она не стала отрицать:

— Нет никаких обрядов и восхвалений. Боль, страх, нож. И больше ничего. И не надо спрашивать, как я могла. Эльвин умирал. Что мне еще оставалось?

— Но сейчас-то он не умирает! Проклятье, из-за вас погиб Вэрд!

— Вы способны думать о ком-либо, помимо своего драгоценного друга, Арно? — Устало поинтересовалась Глэдис. — Он сам виноват в своих бедах. Если бы опеку над сыновьями Квейга доверили мне, они бы не превратились в чудовищ. Мальчикам нужна была материнская любовь, а им подсунули ходячий свод правил дворянской чести.

— О, да. Вы найдете вину для каждого. Клэра и Адан тоже "сами виноваты"?

— Я застала их вместе, в часовне, — пояснила Глэдис, сама удивляясь своему спокойствию.

— Вы должны были придти ко мне! А не… Эльвин бы получил развод!

— Надеюсь, так он получит больше. Если Темный примет жертву, мой сын прозреет.

— И ослепнет снова, как только узнает, что его мать — убийца!

— Вы не скажете ему, — все так же спокойно ответила Глэдис. — Он не вынесет, и вы это знаете.

Арно знал. Он бы и сам, наверное, не вынес. Одно дело убивать в бою, другое — когда за твою жизнь платят жертвами на алтаре. И творит этот ужас твоя собственная мать. Тут хочешь не хочешь, а поверишь, что проклят. Он посмотрел на Глэдис, надеясь найти в ее взгляде хоть намек на раскаянье, но обнаружил только печальную усталость.

— Не скажу, — подтвердил он. — Это не его вина. Но и не могу этого так оставить.

Глэдис кивнула:

— Я понимаю. Честь семьи, — в голосе звучала легкая насмешка, — светлая память друга и невинно убиенной шлюхи. Я приму корень ареники, от бессонницы. В моем возрасте легко ошибиться с дозой. Все, что могла, я для Эльвина сделала. А эта девочка, похоже, сумеет о нем позаботиться. Уж получше, чем Клэра.

Арно испытывал огромный соблазн согласиться. Но корень ареники? Чтобы она во сне, как Вэрд… Нет, это будет слишком легко. Да и потом… он не хотел убивать ее. Жрец Темного — другое дело, это было зло, неприкрытое, скалящее зубы, опасное, жаждущее убивать. А Глэдис… их вражда давно уже стала привычкой, ритуальной игрой, но он уже и не помнил, что послужило причиной.

Старая уставшая женщина… ему пришлось напрячь память, чтобы увидеть ее другой — тонкая, синеглазая, распущенные волосы укрывают спину плащом, сотканным из темного золота. Свадебный обряд, смуглые пальцы комкают шелковую ткань. Удивительно, как он запомнил все эти мелочи, ему ведь было одиннадцать лет. А потом каждый год на кладбище прибавлялось по маленькой могиле… Арно не мог простить ее, но сумел понять.

— Корень ареники? Это было бы слишком просто.

— Просто? А что вас удовлетворит? Упасть с обрыва на верховой прогулке? Выпасть в окно? По ошибке выпить уксус вместо лимонной воды?

— Вы отправитесь в обитель Эарнира. Замаливать грехи. А там делайте, что хотите — хоть с башни прыгайте, хоть в пруду топитесь. Ваша душа, ваше посмертие, вам решать. Я просто не хочу жить с вами под одной крышей. Эарнир добрый, он вас, быть может, и простит. Если хорошо попросите.

Глэдис медленно кивнула:

— Да, для Эльвина так будет лучше. Он будет переживать, когда я умру. Он ведь меня любит, — почему-то эти слова прозвучали так, что у Арно сжалось сердце. — Я всегда была рядом, ему нужно время, чтобы отвыкнуть. Вы все правильно решили, Арно. Никогда не думала, что буду благодарить вас, но — спасибо. И берегите его вместо меня.

* * *

Эльвин стоял в опустевшей часовне Эарнира у алтаря, только что слуги закончили уборку — подмели пол, протерли алтарь, заменили свечи. Утром ожидали нового жреца. Можно потерпеть до завтра и попросить совета, но Светлый Адан говорил, что Творец даровал людям право выбирать. И он выберет сам. А магистр Илана в зале совета уравняла право выбирать с правом ошибаться. Но и ошибаться он отныне тоже будет сам.

На ладони слепого графа лежал маленький шарик, подарок Далары. Снадобье из подземного города служителей Ареда. Быть может, в него подмешана кровь жертв? Они там тоже разрезали несчастных на куски во имя своего бога? Неудивительно тогда, что мир отверг их. Но Далара ничего не говорила про убийства, кровь и смерть. Она верила, что служение Ареду по сути своей служение познанию. И если она ошиблась, его душа уже обречена на муку в посмертии.

Эльвин не мог знать, кто прав: его бывший учитель, поливающий кровью алтарь Темного, или ученая эльфийка, хранящая утраченное знание. И тот, и другая служили Ареду, но это не мог быть один и тот же бог. Или же у Ареда две ипостаси, как у Семерых, но не мужская и женская, а темная и светлая? И все зло творится во имя темной, а все новое открывают служители светлой ипостаси? Какая разница? Он не может отступить, теперь, когда зашел так далеко. И он хочет увидеть лицо Рэйны, даже если за это придется заплатить посмертием. Она говорила, что у нее голубые глаза.