- Скорее, а то мы опоздаем на церемонию. Меня-то там не ждут, но без тебя школу не откроют, - девушка спустила ноги с кровати и потянулась, смешно сморщив нос - воздух в маленькой комнате пропах книжной пылью, не спасало даже приоткрытое окно.
Лерик, не откидывая одеяла, поднял с пола робу. Юноша стеснялся своей наготы - кожа да кости, до сих пор сказывалось голодное детство. Лиора повернулась к нему спиной:
- Затяни шнуровку, да потуже, а не как в прошлый раз. Моя горничная очень удивилась вечером.
Лерик молча зашнуровал ей корсет, но потом не выдержал:
- Зачем ты приходишь ко мне? У тебя есть все, о чем ты мечтала, даже больше! Придворная дама королевы, любовница короля, прознатчица министра. Или тебе Чанг приказал не спускать меня с поводка?
- Ты опять? - Лиора выразительно зевнула, - я же не спрашиваю, зачем ты каждый раз меня пускаешь, если тебе так уж противно иметь дело с королевской шлюхой.
Возразить было нечего: Лерик виртуозно научился договариваться с собственной совестью. Он убедил себя, что занял место Хранителя, чтобы служить Познанию, как и хотел Леар. И действительно, сегодня в Суреме откроют первую светскую школу высоких наук, о которой мечтал его учитель. Горько, что мечту покойного Хранителя осуществил его убийца, но до возвращения короля даже мечты о подобном заведении были на грани запретной ереси.
А дальше все как у молоденькой шлюхи - больно только в первый раз. Почетное звание наставника принца Лерик принял и вовсе без угрызений совести, сразу же найдя оправдание - он воспитает наследника Элиана в ненависти к отцу, он отомстит. Ушат холодной воды, вылитый на горячую голову мстителя министром государственного спокойствия лишь ненадолго остудил пыл. Лерик осторожно, исподволь, поощрял в мальчике недоверие к отцу, представляя своего воспитанника на троне империи. О том, что Элиан, как и всякий эльф, бессмертен, и вряд ли уступит сыну власть добровольно, Лерик предпочитал пока не задумываться.
Всему мог найти оправдание юный Хранитель: подлость превращалась в благоразумие, трусость - в необходимую осторожность, и лишь одну, последнюю крепость, его израненная совесть отказывалась сдавать: коротким, торопливым встречам с любовницей короля не было ни оправдания, ни прощения. Но отказаться от этих запретных свиданий было выше его сил.
***
Здание Школы практической науки построили на удивление быстро. Прошло всего полгода, с тех пор, как король подписал указ, а Хранитель торжественно заложил первый камень в основание будущего храма науки, и вот - строительство завершено. Трехэтажный дом из белого камня воздвигли на месте бывшего дворца ордена Дейкар. Изначально король велел засыпать площадь солью и оставить в назидание потомкам, но после изменил свое мнение. Выжженный кусок земли в самом центре города, напротив ратуши, выглядел дико и неуместно, и когда Лерик предложил отдать эту землю новой школе, Элиан сразу же согласился.
Зодчего выписали откуда-то с Островов, строили в новомодной манере - высокие потолки, огромные окна во всю стену по фасаду, простые белые колонны у входа поддерживали треугольный фронтон, украшенный барельефом - Аммерта Всеведущая, женская ипостась бога знания, раздает дары школярам - свитки, книги, линейки. А компас попал на барельеф прямиком из списка запрещенных механизмов.
Народ ходил смотреть на чудо-дворец, сверкающий стеклами и мраморной белизной, восхищались невольно, но неодобрительно качали головами - не к добру это, не к добру. Когда такие бедствия вокруг, не школы строить нужно, а храмы. А тут, хоть и Аммерта над входом, а дело это Семерым неугодное. Ничему хорошему там не научат. Еще больше станков этих треклятых напридумывают, а какая от них простому человеку польза? Вред один! Поначалу радовались, глупые, как станки в мастерских поставили, так товаром все лавки завалили, цены упали, бери - не хочу, служанки в красных юбках щеголяли, крестьянки чеканные блюда покупали, да чулки шелковые. А потом дело худо обернулось - товаров завались, а покупать их некому, ни денег, ни работы. Там где раньше десять ткачей семьи кормили, теперь один за станком стоит. А остальным - что хочешь, то и делай.
Потом полегче стало - пару лет везло с урожаем, крестьяне вернулись в деревни, король даже налог снизил для тех, кто на земле сидит. Но вот уже два лета подряд - засуха, в этом году опять хлеб в Ландии покупать придется. А казна-то пуста, вон, даже каторжан по домам распустили, оставили самых злостных. Говорят - король милость явил заблудшим, а на самом деле - кормить их нечем. Заблудшие разбрелись по городам и принялись за старое, сами себе прокорм добывают.
Беспокойно стало в столичном Суреме: приличные люди после темноты теперь по домам сидят, без нужды не выходят. Кабаки в купеческих кварталах опустели, закрываются теперь, как стемнеет, а раньше до самого рассвета зазывали посетителей. Стражу удвоили, а все равно, ночи не пройдет, чтобы поутру труп не обнаружили.
Он медленно шел вперед, не узнавая привычных с детства улиц. Новые дома, яркие, раскрашенные так, что глазам больно, бесстыдно распахнувшие окна, кокетливо прикрытые сверху пестрыми оборочками-занавесками. Крыши, покрытые красной черепицей, резными флюгерами и разномастными трубами из цветного кирпича. Даже мостовые заново выложили камнями - красными, синевато-сизыми, желтыми, коричневыми, да не абы как, а чтобы получился яркий узор. От буйства красок, столь непохожего на прежний, солидный, серый купеческий Сурем, болели глаза.
Король уничтожил все: больше нет его города, нет его дома, что построил прапрадед, молодой мастер медник, для юной жены, дочери цехового старейшины. Нет его мастерской, где трудились дед и отец, где он учил пятилетнего сына сгибать полоски меди в браслеты, а старший сын и наследник чеканил узоры на блюдах. Сыновей тоже нет, и дочери, и жены. В тот год цены на хлеб взлетели до небес, очередь в храм Эарнира за милостыней выстраивалась еще с вечера, и все равно не хватало на всех. Ошалевшие от голода и страха за детей люди не знали, что делать, кому молиться, а приближалась зима.
Он и не помнил уже, кто первый крикнул, что надо разломать эти станки, все беды от них! И все пойдет по старому, у мастеров снова будет работа, а проклятые выскочки получат хороший урок, будут знать, как перебивать цены и отнимать кусок хлеба у честных людей. Сначала просто ломали станки, потом начались драки и грабежи, а когда загорелись склады, в город вошла королевская гвардия. Три года каторги. Король милостив, всего лишь три, а ведь приговорили к пятнадцати! Король справедлив - наказаны только мужчины, детей и женщин оставили свободно умирать от голода, лишив кормильцев! Ну что ж, будет только справедливо вернуть королю его милость.
Королевская карета подъезжала к площади. Элиан пожелал лично открыть новую школу. Перед входом стояли навытяжку первые ученики - двадцать юношей от шестнадцати до двадцати, в серых форменных камзолах с белой оторочкой. Парни гордо смотрели вперед, на толпу зевак. Они прошли строгий отбор, желающих было куда больше - поучиться за казенный счет. Король платил за все - и стол, и жилье, и одежду, и учебу. Пять лет можно ни о чем не беспокоиться, а потом - весь мир у ног. Тем, кто выучится, обещали дворянство, подъемные и работу. В оружейных мастерских, на рудниках, верфях, стройках - образованных людей не хватало, приглашали с Островов, но местные мастера жаловались на засилье иноземцев. Да стоили они дорого, а вели себя заносчиво - не упускали случая уязвить завоевателей.
В толпе переговаривались:
- Гляди, какие колеса у кареты - тонкие, большие, обмотаны чем-то.
- А это новая обертка такая, за пять золотых продается, чтоб без тряски ездить. У меня зять при дворцовой конюшне состоит, рассказывал.
- Пять золотых за колесо?! Да я уж лучше потрясусь! Денег им девать некуда, живоглотам! Тут не знаешь, как выезд содержать, продал бы, да жена плешь проест, а им золотые колеса подавай! - Ругается толстый кабатчик, хотя уж кому-кому, а ему грешно жаловаться. Ему достаются последние медяки.
- А вы знаете, почтенный Бартон, что по изначальному постановлению в школу собирались принимать девиц наравне с юношами?!
- Да быть того не может!
- Говорю вам, совершенно точно, но жрецы Аммерта возмутились таким непотребством.
- Совсем стыд потеряли, - неодобрительно качает головой седой купец. Его дочери с утра устроили скандал, но все равно остались дома. Нечего им хвостами в толпе крутить. Он тяжело вздыхает - старшую пора выдавать замуж, но из-за этих станков дела в расстройстве: два года назад он вложил приданое дочерей в новую мастерскую, теперь склад завален штуками первосортного сукна, а покупателей что-то не видно. Хотя, ходят слухи о большом военном заказе, если бы его получить… и купец углубляется в приятные подсчеты.
Карета выехала на площадь, стражники оттеснили зевак подальше, грянуло многоголосое: "Да здравствует король! Слава королю!", но подъехавшую следом карету королевы приветствовали куда как громче. Гвардейцы выстроились в караул, Элиан вышел к выстроившимся в ряд школярам. День выдался яркий, и король сверкал в солнечных лучах - золотая парча, золотые волосы, золотая корона, алмазная пыль на отворотах сапог. Великолепие резало взгляд. Тонкая фигура Хранителя терялась в тени величественного эльфа. Элиан говорил о будущем, о том, как изменится к лучшему жизнь простого народа, о том, что подлинная суть служения Аммерту в преумножении знания, а не сохранении, как ошибочно полагали раньше.
Ученик Хранителя Реймон, бывший старший дознаватель Хейнара негромко хмыкнул, но недостаточно тихо, чтобы его не услышал министр государственного спокойствия:
- Воистину времена меняются. Еще не так давно подлинная суть служения Аммерту считалась бы служением Ареду.
Чанг только пожал плечами - преумножение знания умножает печали, если бы король хоть изредка посещал храмовые службы, он бы знал эту грустную истину. Но его эльфийское величество не тратил свое драгоценное время на такие мелочи. Королева молилась за двоих.
Жрец Аммерта с кислой миной прочитал благословение, король подтолкнул вперед принца, и мальчик распахнул двери первой в империи, да и во всем мире, светской школы наук. Школяры прошествовали внутрь, распевая специально сочиненный для этого торжественного события гимн, король и принц вернулись к карете.
Все произошло в один миг. Толпа подалась вперед, ожидая, что гвардейцы раскидают мелкие деньги, как обычно бывало во время выходов короля в народ, хотя в этот раз никто не объявлял о раздаче милостыни. Стражники скрестили пики, сдерживая народ, лакей распахнул дверцу, и в этот момент какой-то человек рванулся вперед, на скрещенные древки, размахнулся - в руках у него было что-то вроде маленького деревянного бочонка, от которого почему-то шел дым, и швырнул свой снаряд поверх голов, прямо в раскрытую дверцу.
Чанг бросился к карете, опережая растерявшихся гвардейцев: в памяти мигом пронесся взрыв, едва не стоивший ему жизни тогда, в Квэ-Эро, но, разумеется, опоздал - раздался грохот, треск, повалил удушливый черный дым. В облаке дыма трудно было разглядеть, что происходит, было видно только, как король падает на мостовую, подминая под себя сына. И в этот миг перекрывая испуганный шум толпы, раздался отчаянный женский крик:
- Арлан! - Кричала Саломэ.
***
Элиану неслыханно повезло - он не успел сесть в карету. Его завалило кусками взлетевшей на воздух кареты, но обломки защитили короля от гвоздей и кусочков железа, которыми неудавшийся убийца начинил свой снаряд. Гвардейцам повезло меньше - одного убило на месте, остальных ранило. Принц не пострадал вовсе, король закрыл сына своим телом.
Испугавшиеся взрыва горожане разбежались сами, тех немногих, что решили остаться поглазеть, разогнали стражники. Во избежание паники Чанг тут же отправил глашатых объявлять, что его величество, милостью Семерых, цел и невредим. Лишний раз напомнить народу, что Семеро благоволят королю, не помешает, потому что в этом уже начали сомневаться. Сам министр с трудом сдерживал разочарование - какая возможность растрачена впустую! Второй раз король уже не попадется. С другой стороны, принц еще мал, а лорды недовольны, может, оно и к лучшему.
Он убедился, что королевский кортеж отправился во дворец и подозвал Эйрона. Лейтенант допросит горе злоумышленника, узнает, сам он до этой светлой идеи додумался, или подсказал кто… Министр мысленно перебрал подозреваемых - пожалуй, проще сказать, кто из графов и герцогов на это не способен, чем назвать виновного. На открытый мятеж после Виастро не отважится ни один, а вот так, втемную, да еще и использовав одно из любимых королевских нововведений - даже странно, что только сейчас додумались.
***
Король был в ярости. Он вызвал Чанга в свой кабинет сразу же, как вернулся во дворец. Лоб эльфа пересекала глубокая царапина, волосы пропахли гарью, голубой атласный камзол висел клочьями. Министру пришлось ждать, пока слуги подадут королю свежую рубашку и кубок холодного вина. Элиан одним глотком осушил кубок, сел в кресло, и только после этого велел Чангу подойти ближе. Слуги поспешно выскочили за дверь, министр поклонился, но король гневно свел брови, и повинуясь тяжелому взгляду, Чанг опустился на одно колено, и, склонив голову ждал, пока Элиан заговорит. Ждать пришлось долго, наконец, король медленно произнес:
- Я недоволен вами, господин министр. Вы присвоили себе множество прав, но не справились с обязанностями. Я дал вам все, о чем вы просили, и позволил взять то, о чем вы предпочли не спрашивать. Гордыня - непростительный грех для смертного. Сегодняшний день послужит вам уроком.
С каждым словом Чангу становилось все труднее дышать, словно на грудь навалили груду свинцовых пластин. Страх, удушающий, липкий страх тугим обручем сжал голову - он пес, жалкая тварь у ног божества! Бог гневается, отзывает милость свою, отводит руку свою, нельзя жить, лишившись благого взгляда хозяина. Нельзя дышать.
Сердце колотилось, в ушах стоял гул. Покаяться, просить, вымолить прощение… Ведь он виновен! Но не сейчас, еще миг, еще можно терпеть, теплится на краю осознание - это магия, эльфийская магия, орудие короля, впервые полной силой обрушилось на него.
Но сил больше нет, он скажет, это всего лишь слова, пустые слова. Но звуки почему-то застряли в горле, и пока он выталкивал их из гортани, боль все нарастала, и, дойдя до пика, сорвалась. Наступила тишина, а сквозь тишину проросло осознание - страха больше нет. Он разорвал сеть. Теперь можно говорить.
Ни страха, ни боли, ни звука. Чанг не слышал собственного дыхания. Должно быть, он только что умер. Но неважно, жив он, или мертв - он обещал Энриссе. И министр заговорил, с трудом вспомнив, как из слов образуется речь. Признал вину, поклялся искупить, умолял простить. Дождавшись позволения, поднялся с колен, не ощущая ног. Дошел до двери, закрыл ее за собой, и только в коридоре, упал на руки подоспевшему лейтенанту, забыв обо всем.
***
Когда он очнулся, тишина ушла, свернулась уютным комочком где-то около затылка. Он слышал, как трещат дрова в камине, тикают часы на стене, мерно дышит дремлющая в кресле женщина. Чанг не стал ее будить. Королева выглядело уставшей. В окно светила полная луна. Полнолуние… но, кажется, еще вчера на небе был тонкий полумесяц. На столике в вазе стояла цветущая персиковая ветвь.
Словно почувствовав его взгляд, Саломэ открыла глаза, и увидев, что министр полусидит в постели, опираясь на подушку, то ли рассмеялась с облегчением, то ли заплакала, он не смог понять. А Саломэ, наклонившись, поцеловала Чанга в лоб, и вышла из комнаты.
Остаток ночи она провела в часовне, там ее утром нашел Эйрон:
- Скорее, ваше величество! Король! Лекарь доложил, что господин Чанг пришел в себя, и он идет к нему! Леди Лиора, - лейтенант покраснел, сообразив, что упомянул при королеве фаворитку, - обещала его задержать.
Саломэ столкнулась с мужем у входа в покои министра и, шагнув вперед, стала перед дверью:
- Я не пущу тебя туда, Элиан.
Король нахмурился. Обычно ему достаточно было одного недовольного взгляда, чтобы заставить жену замолчать, но на этот раз королева не шевельнулась:
- Ты больше не убьешь никого, кто мне дорог, - твердо сказала она, глядя ему в глаза. В ее взгляде плеснул алым расплавленный металл, рука взметнулась вверх, в магическом жесте. Она сама не понимала, откуда взялась эта яростная обжигающая сила, столь непохожая на теплый, живительный дар Эарнира, но знала, что воспользуется ей, даже если это пришло от Ареда.
И король отшатнулся, увидев ярость Лаара в ее взгляде. Он вспомнил, кто был отцом его покорной супруги, повернулся, и ушел, не сказав ни слова.
***
Неделю спустя, осунувшийся и окончательно поседевший министр докладывал королю:
- Ваше величество, недавнее покушение - не только вопиющее преступление, но и тревожный знак. Лорды бунтуют, опасаясь за свою власть. Простые люди берутся за оружие, когда боятся за свою жизнь.
Король слушал, раздраженно барабаня пальцами по столу - Чанг говорил медленно, растягивая слова. Эта надоедливая манера появилась у министра после недавнего удара, и Элиан предпочитал теперь получать от него доклады в письменном виде. Эльф недовольно сморщился: до чего же хрупки эти смертные! Стоит слегка нажать - сразу же ломаются. Впрочем, этот, кажется, еще может быть полезен, урок пошел ему на пользу. Чанг, тем временем, перешел к делу:
- В этом году у нас нет зерна даже на посев, казенные хранилища пусты.
- Меня это не волнует. Пусть лорды на деле покажут свою заботу о простых людях. Хватит выпрашивать подачки из казны, пускай раскошеливаются.
- Они уже раскошелились, в прошлом году и в позапрошлом. Империя завалена товарами, ваше величество, но нет ни денег, ни зерна.
Король снова сморщился: все это он уже неоднократно слышал на заседаниях совета или в докладах министров. И никак не мог понять, почему тысячу с лишним лет существования империи и еще больше тысячелетий до ее основания с голодом как-то справлялись, а стоило ввести несколько новшеств (он ведь еще и половину задуманного не осуществил), как сразу и зерно не растет, и корнеплоды гниют, и виноградники выморозило. И каким образом жители Свейсельских Островов ухитряются этих бедствий избегать. Быть может, потому что у них нет лордов?
- Пусть продают за границу.
- Варвары много не купят, а Кавдн и Ландия защищают своих торговцев и снова подняли ввозную пошлину.
Элиан медленно повернулся и пристально посмотрел на министра, с удовлетворением отметив, как у того дернулась щека:
- Мне надоело слушать о том, чего мы не можем, Чанг. В конце концов, вы министр государственного спокойствия, или прорицатель бедствий из храма Эдаа?
Чанг кивнул:
- Ваше величество, мы кормим огромную армию, вооруженную совершенным и на редкость дорогим оружием.
- Опять про военный налог?!
- В некотором роде да. Вы вкладывали в армию средства последние семь лет. Пора дать им возможность отработать эти деньги, - и министр протянул королю папку с бумагами. Чанг знал, что его замедленная речь раздражает Элиана, король привык и говорить, и решать быстро, словно боялся, что ему, бессмертному, не хватит времени.
Эльф быстро просмотрел доклад и усмехнулся:
- А вы страшный человек, господин министр. Не боитесь, что за все это придется отвечать перед Творцом?
- Я служу вам, ваше величество. Здесь и сейчас, - и Чанг склонился в поклоне, пытаясь усилием воли остановить дергающуюся щеку. Но проклятый тик не проходил. Нет, он не боялся ни Творца, ни Семерых, ни Ареда в Мощи Его, ни даже короля Элиана. Министр государственного спокойствия боялся только одного - не успеть.