Чем веселее гулянье, тем тяжелее похмелье. Рождение наследника отмечали неделю - по дню на каждого из Семерых. За это время съели и выпили столько, что Сурем мог бы выдержать двухмесячную осаду, купцы и трактирщики собрали чуть ли не годовую выручку, а храмы, за счет пожертвований, возместили все, что потратили на милостыню.

Спустя семь дней город вернулся к нормальной жизни - старейшины цехов позволили мастерам вернуться к работе, дети пошли в школу, в храмах возобновили службы, а король созвал заседание Высокого Совета. После возвращения Элиана, состав советников изменился. По очевидным причинам, в нем больше не было магистра ордена Дейкар, но госпожа Илана сохранила свое положение. Место магистра Ира к всеобщему удивлению занял министр Чанг, вопреки слухам, что король отдаст освободившееся кресло храмовому совету.

Впрочем, нельзя сказать, что жрецы много потеряли - при короле Высокий Совет утратил власть, сохранив пышные, но пустые привилегии. Король Элиан не нуждался в советчиках, даже столь высоких. Но король уважал традиции, главную опору государственной власти, поэтому исправно собирал советников, выслушивал их единогласное одобрение и благодарил за мудрые речи.

Единогласно одобряли не только советники - министры предоставляли его величеству описательные доклады, не смея добавить свои рекомендации, как было принято при наместницах. Теперь они сомневались, читает ли король их отчеты, или, не открывая, передает в архив. И только министр государственного спокойствия не отступил от привычной формы доклада - господин Чанг знал, что один человек, даже если он эльф, не в состоянии управлять империей, и продолжал заниматься своим делом, словно ничего не изменилось. В отличие от своих коллег, он был уверен, что король внимательно изучает и доклады чиновников, и донесения из провинций и даже отчеты министерства финансов, такие запутанные, что порой сам автор документа не мог разобраться в цифрах.

Сегодняшнее заседание совета обещало быть таким же, как и предыдущее - медленным и скучным. Магистр Илана ерзала на стуле, пытаясь устроиться поудобнее. Бесполезно, будь ее воля, она давно бы заменила эти орудия пытки, по недоразумению названные стульями, на мягкие кресла, но традиция оберегала освященную веками мебель. Резная спинка словно целиком состояла из острых углов и выступающих граней, они беспощадно впивались между лопатками, стоило чуть расслабиться и прислониться к твердому дереву, а дубовое сидение умоляло положить на него подушку. Но даже магистр ордена Алеон не смела так оскорбить дворцовый этикет.

А еще в зале царил нестерпимый холод - толстые стены и узкие высокие окна в старом крыле сберегали прохладу летом, но осенью, как только начинались дожди, прохлада превращалась в промозглую сырость. Она раздраженно цокнула языком - синее шелковое платье, сшитое по последней моде, введенной беременной королевой, не спасало ни от холода, ни от острых граней. К тому же, новый силуэт - пояс под грудью, глубокий квадратный вырез, узкие рукава и спадающая на манер туники легкая ткань, плохо подходил к пышной фигуре белой ведьмы. Эти платья хорошо смотрелись на юных девушках-тростинках, или на женщинах в тягости. Тростинкой Илана никогда не была, а беременной - никогда не будет. Оставалось только ждать, когда глупая мода уступить место чему-нибудь более разумному и теплому. Например, бархату и собольему меху.

Дородному бургомистру, наоборот, было слишком жарко, он пыхтел и отдувался, расстегнул, воровато оглянувшись, верхнюю пуговицу на камзоле и прикрыл преступление золотой цепью. Для престарелого мнительного купца, помнившего еще наместницу Энриссу, заседания совета превратились в настоящую пытку - бедняга всего боялся. Не так повернуться, не то сказать, испортить воздух после горохового супа с копченой свиной ножкой (сколько раз он просил жену избавить его этого соблазна!) В присутствии короля бургомистр впадал в оцепенение и с трудом выдавливал из себя похвалу высочайшим предложениям, когда приходило время голосовать.

А вот военачальник Тейвор не заметил никаких изменений, он и в старые времена норовил вздремнуть во время заседания, оживляясь, только если речь заходила о военном бюджете. Раньше его голос принадлежал наместнице, теперь - королю. Никакой разницы. И все же, когда взгляд его величества останавливался на все еще моложавом, несмотря на возраст, лице графа Тейвора, того пробирал холодный пот. Слишком ясно вставало перед глазами то, что военачальник предпочел бы забыть раз и навсегда.

Лерик сидел неестественно ровно, словно затянутая в корсет девица на выданье, тугая повязка удерживала на месте сломанные ребра, но не спасала от ноющей боли. Он бы с радостью остался в постели, но не посмел пропустить заседание совета. Не дай Семеро, король спросит, куда пропал Хранитель дворцовой библиотеки, а так же законов и обычаев империи. Хотя какое королю дело до законов? В империи теперь один единственный закон - воля короля.

Но это и к лучшему - Лерик мучительно остро осознавал свою неполноценность. Будущие хранители учатся с детства, у него же было всего два года. И хотя Леар, оставив обычную иронию, утверждал, что его найденыш и в самом деле отмечен богом знания, Аммертом, юноша не чувствовал себя избранным. Разве что Аредом…

Вошел король, советники встали, Илана присела в реверансе, брезгливо придержав кончиками пальцев скользкую ткань. Элиан махнул рукой и занял свое место во главе стола. Его голос, глубокий и, в то же время, звучный, заполнил собой пространство небольшого зала, взлетел под сводчатый потолок:

- Сегодня знаменательный день, господа советники. Этот день войдет в историю империи и станет государственным праздником.

Илана незаметно поджала губы - на ее взгляд, империя меньше всего нуждалась в еще одном празднике. Слишком много радости выпало на долю подданных его эльфийского величества за короткий срок - возвращение короля, рождение наследника, пора поблагодарить Семерых за щедрость и вернуться к обычным будням.

Король вдохновлено продолжал:

- Мое единственное стремление - улучшить жизнь моих добрых подданных, - теперь уже и на лице господина Чанга отчетливо проступило выражение "от добра добра не ищут", - и я нашел, как это сделать. Но сперва, я хочу спросить вас, Высокие Советники, что нужно людям для счастья?

Бургомистр, нервно крякнув, на этот раз высказался первым:

- Добрый правитель, ваше величество, и в вашем лице мы его обрели. Ваши подданные уже счастливы.

- О, да. Без меры, ни отнять, ни прибавить, - магистр Илана в совершенстве владела как голосом, так и лицом.

- Военачальник?

- Надежная защита, чтобы простой народ спокойно спал в своих домах. Для этого у нас есть армия и флот, - отозвался Тейвор, в надежде, что король, наконец-то, добавит денег на военные нужды.

- А вы что скажете, Хранитель?

Под взглядом короля Лерик съежился и, сгорая от стыда, ответил беспомощно:

- Я не могу судить, ваше величество, я не знаю.

- Не знаете, что такое счастье? Жаль, молодой человек, очень жаль. Но у вас еще годы впереди. А вы, господин министр, что скажете? Что нужно моему народу для счастья?

Чанг подавил вздох: он ненавидел долгие вступления к важным вопросам, а еще сильнее, чем пустые разговоры, его раздражало собственное неведенье - на этот раз всезнающий министр понятия не имел, что задумал король:

- Покой, ваше величество. Народ предпочитает, чтобы власть имущие его не замечали. Главное, чтобы несчастья не случилось, а счастье они себе сами худо-бедно обеспечат.

Глаза короля на мгновение недобро сузились, но он тут же усмехнулся Чангу и укоризненно покачал головой:

- Моим подданным нет причины страшиться внимания своего короля. Все, что я делаю, направленно на их благо. Я желаю даровать им свободу, а вместе с ней - процветание.

Министр вежливо, но несколько недоуменно осведомился:

- Ваше величество желает освободить жителей империи повторно? - В свое первое пришествие король Элиан запретил рабство и избавил крестьян от личной зависимости.

Король наградил Чанга снисходительной улыбкой:

- Я желаю дать жителям империи возможность свободно зарабатывать свой хлеб, - советники внимательно слушали, все еще не понимая, к чему клонит Элиан, и только бургомистр поперхнулся, пытаясь сглотнуть дурное предчувствие, - я велю распустить ремесленные цеха и ограничить права торговой гильдии. Отныне жители империи свободны в своем выборе. Каждый может заниматься делом, к которому испытывает склонность, заплатив небольшой налог в казну.

Наступила тишина. Бургомистр медленно бледнел, краска сползала с его отвислых щек, магистр Илана, сцепив пальцы в замок, так внимательно разглядывала свое кольцо, словно впервые его видела. Военачальник пытался сообразить, почему все молчат, вместо того, чтобы славить королевскую мудрость, и какое, Высокому Совету, собственно говоря, дело, до цехов и гильдий?

Лерик, забыв про боль в груди, радостно улыбался - король, без всякого сомнения, тварь, но как же здорово он придумал! Давно пора было разогнать эту жирную сволочь - цеховых мастеров! Сколько ребят из бедных семей шли в шайки только потому, что не могли оплатить ученичество? А уж девчонкам и вовсе был прямой путь на улицу - даже в служанки без цехового письма не наймешься. Раньше в Суреме плели кружево и красили шерсть, но в последние годы оказалось выгоднее раздавать заказы по деревням. Но когда первый восторг остыл, он задумался - а как же это все работать будет, новый порядок? Ведь ремеслу все равно учиться нужно, одного желания мало, да и деньги нужны на обзаведение.

Румянец окончательно покинул щеки бургомистра, а вместе с ним исчез и страх, осталось только отчаянье:

- Ваше величество, да какая же это свобода, разбой это настоящий! - Чанг согласно кивнул - это хуже, чем разбой, это глупость. Цеха давно уже стоило потрясти: время от времени наместницы так и поступали, вводя новый налог или изыскивая повод для пожертвования, но кто же режет дойную корову, чтобы выбросить мясо в сточную канаву?! - Мастера с детства учатся, от отцов и дедов ремесло перенимают, им свое имя дорого, честь берегут! Вот мой батюшка покойный был сукновалом, и брат мой младший его дело унаследовал. Они сукно делают такое, что и вашему королевскому величеству впору будет! Но и берут по десять монет за штуку. А теперь любой оборванец может дерюжку какую-нибудь свалять, назвать сукном и продавать за те же деньги! Ему ведь ни терять, ни беречь нечего! Сорвал куш - ищи потом ветер в поле! И с каждым ремеслом так!

- Успокойтесь, почтенный Тарлон. Если ваш брат делает достойный товар по честной цене - ему ничего не угрожает. Так же, как и любому честному мастеру. Но сотни других, не менее честных людей, теперь тоже смогут выделывать сукно, даже если им не повезло родиться в семье потомственных сукновалов, - король проявил несвойственное ему терпение, разъяснив свою волю бургомистру.

Чанг без всякой надежды переубедить, поинтересовался:

- И кому все эти честные люди будут продавать свой честный товар?

- Кому пожелают. Торговая гильдия отныне может только записывать сделки, но ни в коем случае не устанавливать цены.

- Да откуда у них честный товар возьмется, кто их учил ремеслу?! - Взревел бургомистр.

В голосе короля проскользнула угроза, терпения, как и следовало ожидать, надолго не хватило:

- Если человек не умеет ковать, он не пойдет в кузнецы. Цеха мешают работать тем, кто умеет и хочет трудиться. Не пытайтесь убедить меня, что заботитесь о качестве товара, Тарлон. Вас волнуют прибыли, и только.

Илана расцепила пальцы:

- Указ вашего величества распространяется так же на целительство?

Король на мгновение задумался, но твердо ответил:

- Вне всякого сомнения. Простые люди все равно лечатся у травников и костоправов, а не у храмовых лекарей. Пусть эти люди занимаются своим ремеслом без страха.

Чанг молчал - король решил, и дальнейший спор его только разозлит. Элиан не привык к возражениям. Но боги, что же теперь делать? Неужели король не понимает? Сначала придется подвить волнения в крупных городах, прежде всего, в Суреме. Затем лорды скажут, что их собственных городов этот указ не касается, и сохранят цеха, пока король не заставит их подчиниться, хорошо, если угрозой, плохо, если силой. А что будет после, министр даже боялся себе представить, он мало что понимал в торговых делах. Империю завалят некачественным товаром, пострадает торговля с Кавдном и Ландией, возрастут цены. Да, казна получит средства за счет разрешений, но только на усмирение бунтов потратит больше, чем заработает. Он перегнулся через стол и обратился к Тейвору:

- Переведите в Сурем войска из ближайших лагерей. Боюсь, что городская стража не справится.

- В этом нет необходимости, - сухо возразил король, - народ встретит этот указ ликованием.

- Народное ликование, ваше величество, так же нуждается в рамках, как и народное возмущение.

***

Глашатай зачитал королевский указ. Главная площадь города взорвалась криками. Одни вопили: "Так им, богачам, кожаным мешкам, и надо! Теперь попляшут!" Другие, носившие кожаные кошели и серебряные пряжки, возражали: "Какое вам, голытьбе, ремесло! Отправляйтесь дерьмо хлебать!" Первые драки начались прямо там, на площади. А к вечеру город был охвачен волнениями, в бедных кварталах начались пожары.

Военачальнику пришлось ввести в Сурем войска, но задержка из-за королевского запрета стоила сотен жизней. А на площади каждый день оглашали новые указы: король отменил реестр запрещенных механизмов, позволил травникам пользовать без храмовой лицензии, а купцам устанавливать цены на товары, не согласуясь с гильдией.

Начались волнения в провинциях - города империи делились на две разновидности. Первая, большая часть, находилась на землях Короны, пользовалась правами самоуправления, как и Сурем, но формально принадлежала лично королю. До возвращения Элиана эта формальность сводилась к налогу в казну в размере одной двадцатой годового дохода. Остальные города были построены на землях лордов, либо за их деньги, как столица Суэрсена Солера, и считались прямыми вассалами своих графов и герцогов.

Как Чанг и предполагал, лорды не спешили вводить на своих землях новые указы короля и отказывались подавлять бунты в королевских городах, не желая вмешиваться в отношения между королем и его вассалами. Законы империи были на их стороне, и далеко не сразу министру удалось убедить упрямцев, что в империи остался только один закон - воля короля. На этот раз ему это удалось - владетельные лорды не были готовы на мятеж, печальная судьба рода Аэллин и Суэрсена, ставшего теперь королевским владением, охлаждала даже самые горячие головы. Но если королю взбредет в голову наделить крестьян землей… об этом господину министру не хотелось даже и думать.

***

В трактире почтенного Мартиноса в последнее время было немноголюдно. Криворукого замели в рудники, а остаткам его шайки было не до выпивки. А благопристойные граждане в такие беспокойные времена предпочитали пить домашнюю наливку у жениной юбки, а не шататься по трактирам. Указ короля о роспуске цехов подкосил многих. Мартинос тяжело вздохнул, подвигая по стойке очередную кружку своему единственному посетителю. Пожилой мужчина в добротном, но грязном и мятом костюме, залпом выхлебал половину кружки и продолжил жаловаться:

- Вот и жена пилит, что я пью много, а что еще делать-то? Вот ты мне скажи, что мне теперь делать? Раньше я кто был? Правильно, цеховой мастер Дэнейр, лучший перчаточник в этом городе! А кто лучший перчаточник в Суреме, тот лучший в империи! - Мартинос послушно кивал, за последнюю неделю он выслушал эту печальную историю уже трижды. - А теперь я кто, а? Я ж их, голодранцев, всему выучил, что знал, с улицы взял, мастерство в руки дал, десятую долю платил, все как по уставу, отцом родным был! А они? Все мои секреты вызнали и ушли, так даже мастерскую свою напротив моей открыли, и продают по дешевке, все, чтоб меня выжить! Лайковые, дамские, за две монеты! Ну, где это видано!

Мудрый трактирщик продолжал кивать - он уже побывал в новой лавке и купил жене и дочери по пять пар, разноцветных, из тонкой кожи, самых лучших перчаток. Он и старому мастеру сочувствовал - в одиночку тот за тремя своими бывшими подмастерьями не угонится, а сын у него еще мальчишка. Да и цену такую назначить не сможет. А все почему? Потому что по уставу цеха мастером только сын мастера стать может, эти ребята уже по двадцать лет у него в подмастерьях ходили, руку набили, выучились, деньжат отложили, а как только указ вышел - развернулись во всю ширь.

Старому мастеру они зла не желали, тот и впрямь был хорошим человеком, но на одной улице двум перчаточникам не ужиться, и почтенный Мартинос не сомневался, кто проиграет в этой схватке. Мастер Дэнейр разделит судьбу десятков других мастеров из самых разных цехов, в одночасье лишившихся верного куска хлеба. Хуже всего пришлось горшечникам, портным, плотникам - везде, где особых денег на обзаведение не требовалось, только простейший инструмент да мастерство, бывшие вечные подмастерья, пришлые умельцы из других провинций и деревень, просто ушлые ребята с золотыми руками, легко подсиживали стариков.

А вот в кузнечных, ювелирных и стекольных цехах все шло по-прежнему, несмотря на указ. Там можно по справедливости всю жизнь в учениках проходить. Устав у них был честный, не по родству, а по умению. Кто свой шедевр сделал, тот и мастер. А не сумел - учись дальше. Но старый трактирщик не сомневался, что и эти цитадели падут, слишком уж пьянил пряный запах свободы и шальных денег, тут уже не до чести и совести. А за свое дело Мартинос не переживал - пусть хоть десять трактиров рядом с его "Кружкой к обеду" откроют, все равно народ к нему ходить будет. Секрет целебного супа из бычьих хвостов он предусмотрительно не доверил даже собственной жене, так что страдальцам по утру одна дорога - к его столу.

***

А на Горшочной улице мастер Альвис въезжал в новый дом. Просторный, два этажа и чердак, хватит места и для семьи, и для мастерской, и для лавки. А на заднем дворе можно будет поместить печь для обжига. "Мастер" - он все еще не мог поверить своему счастью: двадцать лет ходил в подмастерьях, жениться успел, детей нарожать, а по-прежнему во всем зависел от хозяина. Тот и слышать не хотел ни о каких новшествах - как деды делали, так и им сойдет.

А ведь он сам, никогда Сурема не покидая, догадался, как делать фарфор из местной глины, не хуже кавднского. Но цеховой совет не позволил ему открыть мастерскую. Но теперь он сам себе хозяин, заказов на год вперед, рук не хватает, он уже троих помощников нанял, сам только обжигом занимается, а они месят и лепят по его рисункам. Альвис окинул новый дом взглядом и вздохнул - а ведь маловато будет. Не поместится здесь и лавка, и мастерская, да и работы столько, что еще двоих нанять можно. Почему бы не поставить сарай возле глиняного карьера, чтобы на месте делать заготовки, а здесь уже до ума доводить? И места прибавится, и дело быстрее пойдет, да и дешевле получится. И он, насвистывая, перешагнул через порог нового дома.