Брат и сестра стояли в часовне перед алтарем. Они не молились — просто стояли, держась за руки. Это место принадлежало только им двоим, мать, даже если и знала про эту часовню, никогда бы не вошла сюда. В тайное святилище не заходили слуги, жрецы не приносили жертвы у алтаря — да и не осталось жрецов у этого бога. Когда Саломэ VI Святая семьсот лет назад запретила поклоняться Ареду и разрушила последние уцелевшие храмы, земли рода Аэллин еще не присоединились к империи, и культ ставшего неназываемым бога продержался еще триста лет. После того как княжество Аэллин стало герцогством Суэрсэн, новоиспеченные герцоги вынуждены были подчиниться закону: закрыть храмы, сжечь алтари и выслать жрецов, упорствовавших в своей ереси, но воля наместницы заканчивалась у ворот замка в северных горах. Правители Суэрсена сохранили часовню Ареда. В этой семье не признавали различия между Семерыми и Восьмым, одинаково почитая всех богов, творивших мир. Старые книги говорили, что Аред никогда не требовал человеческих жертвоприношений, и Иннуон, честно говоря, не понимал, почему именно из этого бога сделали вселенское пугало. Так что в часовне обошлись без окровавленных алтарей и фресок с совокупляющимися тварями. В старые времена Аред считался богом развития и движения вперед, покровителем науки и познания. Очевидно, различие между Аммертом, богом Знания, и Аредом, богом Познания, оказалось слишком тонким для простых смертных. Страх перед Аредом превосходил все разумные пределы — одно время даже запрещали лук и стрелы, его символ, но после пары сокрушительных поражений от конных варваров научились отделять религию от реальности. Поклоняющийся Ареду, пусть даже и под другим его именем, приговаривался к смерти вне зависимости от рода и богатства. Без всякого сомнения, эта часовня осталась последней в мире, и герцог намеревался сохранить ее. Боги были ему глубоко безразличны, что Семеро с их ипостасями, что Аред, но он не собирался отказываться от обычаев предков. Кроме того — Иннуон любил эту часовню.

Маленькая комната без окон отличалась простотой и скромностью отделки. Никаких витражей и статуй: каменный алтарь с высеченными рунами первого алфавита, теперь известного только чудакам-ученым да жрецам Аммерта, две черные спиральные колонны по обе стороны от алтаря, на бархатной подставке — лук с натянутой тетивой и стрела. Но самым удивительным здесь были пол и потолок. На потолке неизвестный мастер выложил мозаичную карту звездного неба, а на полу — карту мира, и на звездной карте было больше звезд и созвездий, чем в нынешних книгах по астрономии, а на карте мира были указаны неизвестные острова и земли. Прапрадед Иннуона собственноручно срисовал копии с этих карт, теперь они хранились в библиотеке. Освещалась небольшая комната и вовсе волшебным образом: стоило кому-нибудь зайти в часовню, как звезды на потолке начинали светиться ровным, чуть зеленоватым светом, достаточно ярко, чтобы разглядеть обе карты во всех подробностях. Часовня воистину была самым необычным местом в замке, потому Иннуон и Ивенна так любили ее.

— Ты ведь не скажешь ей?

— Конечно, нет. Это место принадлежит нашему роду.

— Она очень красивая.

— Ну и что?

— Красивее меня.

— Да какая разница! Мне на ней жениться, а не любоваться! Ивушка, послушай, тебе не о чем беспокоиться.

— Я не верю тебе, Иннуон. Ты вернулся три месяца назад, и ни разу не пришел ко мне…

— Я… мне показалось, что ты больше не ждешь меня.

Но Ивенна лишь грустно улыбнулась. Иннуон знал, что она по-прежнему ждет его, просто больше не нуждался в их «греховной» связи, но не хотел обижать Ивенну внезапной холодностью. Он все еще чувствовал себя связанным с сестрой прочнейшей из нитей, знал ее сокровенные мысли и чувства, но за прошедшие три года успел забыть, что этот меч — обоюдоострый. Лгать ей он не мог, хоть и хотел этого сейчас больше всего на свете:

— Ивушка, прости меня. Я люблю тебя, но… я не приду больше.

— Я знаю. Я знала с самого начала. Это ничего, это последний раз, потом я не буду плакать.

Он осторожно промокнул ее слезы:

— Нам нужно идти, скоро ужин.

Они спустились в зал рука об руку, в белоснежных одеждах, расшитых серебром, пламя тысячи свечей золотило их кожу, отблески ложились на черные волосы. Иннуон подвел сестру к гостям, граф и графиня Айн, в сопровождении дочерей и свиты, улыбаясь, приветствовали новую родственницу, но Ивенна знала цену этой радости. Она, не скрываясь, рассматривала невесту, с мрачным удовлетворением отмечая, как девушка нервничает под ее пристальным взглядом. Иннуон с укором посмотрел на сестру и отвел Соэнну в сторону, развлекать светской беседой. Заученные вопросы сменялись заученными ответами. Герцог еще раз убедился, что чем красивее женщина, тем она глупее. Говорили, что наместница Энрисса опровергает это правило, но мало ли что говорят о наместнице!

Вечер тянулся на бесконечно-тоскливой ноте. Слуги бесшумно приносили новые перемены блюд, музыканты отважно боролись со всеобщим унынием, леди Сибилла неодобрительно качала головой на вишневое платье будущей невестки, граф Айн рассказывал Иннуону, как нужно было воевать, тот слушал, кивал и горько сожалел, что здесь не было Ланлосса. Уж генерал Айрэ, не связанный правилами этикета, быстро объяснил бы графу, последний раз державшему меч в руках на присяге наместнице, как выигрывают войны и в чем разница между солдатом и крысой. Иннуон же не мог позволить себе подобной роскоши. Ивенна ушла рано, сослалась на головную боль, Иннуон даже не знал, разозлиться ему на сестру, что бросила его на растерзание, или же, наоборот, поблагодарить за выдержку.

Вечер продолжался, после ужина начались танцы. И здесь герцога тоже поджидало разочарование. Соэнна танцевала хорошо, но без вдохновения, заученно повторяла положенные движения, разве что такт вслух не проговаривала. Но окружающие искренне восхищались великолепной парой, и Иннуон приглашал невесту на один танец за другим. Нет, все-таки он был зол, Ивенна могла бы остаться и потанцевать с ним, хоть немного. Она несправедлива к нему, ведь не его вина, что приходится жениться. Иннуон во многом изменился за три года вдали от дома, но по своей воле он бы и близко не подошел к этой пустоголовой куколке! К счастью, все в этом мире рано или поздно заканчивается, и торжественный ужин не избежал сей участи. Завтра, вернее, уже сегодня, начнут съезжаться гости, а через неделю — свадьба. Иннуон не смог сдержать счастливую улыбку, подумав о сюрпризе, ожидающем их всех после брачной ночи. Жениться-то он женится, раз уж прижали к стенке, но на своих условиях.