Не иначе, как промозглая погода принесла с собой невнятную тревогу, охватившую замок — все валилось из рук. На кухне постоянно ругались: то сметана закисла, то тесто не поднялось, то поваренок задремал и подпалил окорок. Не лучше обстояло дело и на конюшне: лошади нервничали, кусались, а драгоценный кавндиец, которого герцог привез с войны, и раньше донимавший конюхов своими капризами, теперь и вовсе захворал, воротил морду от самого лучшего ячменя и только жадно пил холодную воду. Слуги клялись всеми богами, что в старой башне опять появился призрак Молчаливой Ильды, несчастной сестры Маэркона Темного. Дескать, бродит она с мертвым младенцем на руках и вздыхает тяжко-претяжко. Каким образом призрак бедной женщины умудрился вернуться в родные края из обители в Суреме, где Ильда умерла и была похоронена, никто не задумывался. Мало ли что привидению в голову взбредет. Но заходить в старую башню служанки отказывались наотрез — было поверье, что если какая женщина Ильду с младенцем увидит — только мертвых рожать будет. Герцогская семья не избежала всеобщего поветрия: герцог и раньше-то редко захаживал в спальню к супруге, а теперь и вовсе перестал. Горничная герцогини под большим секретом рассказала своей младшей сестре, работавшей в прачечной, что госпожа Соэнна никак не может забыть столичного чиновника, а герцогу это ох как не по нраву. Прачка поделилась тайной, опять-таки, по секрету, с напарницей, та рассказала своей тетушке-ткачихе, и уже через три дня вся прислуга только и обсуждала, кто прав, кто виноват. Женщины сочувствовали герцогине: от такого мужа к кому угодно за ласковое слово побежишь. Мужчины, разумеется, были на стороне Иннуона: мало ли, каких там слов хочется, вышла замуж — так честь блюди. И вообще, добрый у них герцог, другой бы сразу научил жену уму разуму. И тут же с удовольствием расписывали, как баб уму разуму учат. Даже дети притихли, перестали бегать по замку сломя голову. Всех шалостей — Элло ночью в старую башню пробрался, хотел привидение увидеть, но постыдно заснул на сторожевом посту, там его под утро и нашел факельщик. А в остальном — просто душа радуется, исправно занимаются, младший старшему помогает с грамотой, старший младшему показывает, как правильно меч держать. Элло читать выучился, теперь вместе над книгами сидят, пальцы и нос в чернилах. Одно плохо — по-прежнему наследника страшные сны мучают, уже и лекаря поменяли, и жреца приводили — все без толку, как кричал ночами — так и кричит. Но герцогине сейчас не до старшего сына, Соэнна отдалилась от детей, она целыми днями просиживает в своих покоях, забросила все дела, и Марион с тревогой замечает, что все чаще и чаще с кухни приносят для госпожи горячее вино с пряностями. Марион вздыхает — уже сорок лет в замке живет, а такой осени не припомнит. Вроде бы все как обычно — дожди да серое небо, а вот давит на плечи что-то невидимое, отравляет дыхание, застилает взгляд. И нашептывает кто-то в глубине души: бежать отсюда надо, бежать, не к добру оно, ох не к добру.

Герцог же, наоборот, проводил с детьми все больше и больше времени, хотя раньше предпочитал общаться с младшим, предоставляя наследника заботам няни и наставников. Он водил их по замку, рассказывал легенды, показывал витражи, пристально вглядывался в детские лица, с удовлетворением отмечая, что от матери сыновья унаследовали только безупречный овал лица. Порой Иннуон подумывал о разводе, но для этого было бы слишком трудно найти повод: брак совершился, достаточно посмотреть на близнецов, чтобы не усомниться в отцовстве, доказать, что Соэнна изменила ему с этим столичным хлыщом — невозможно, раз уж не поймал на месте преступления. Все, что оставалось — завести любовницу из дворянского сословия, и подождать, пока герцогиня сама потребует развода. Денежное возмещение Иннуона не пугало — он мог позволить себе откупиться хоть от десяти жен, но по закону за Соэнной в таком случае оставалось право на равное участие в воспитании детей. Стоит ли за большие деньги покупать себе свободу, если бывшая жена по-прежнему будет действовать на нервы? Он еще не чувствовал в себе готовности к женоубийству, но чем дальше, тем выразительнее поглядывал на узенькое окошко сторожевой башни, в которой его далекие предки заточали надоевших жен. Ах, если бы прекрасная Соэнна была сиротой! Иннуон, привыкший к одиночеству, самодостаточный во всем, впервые в жизни сожалел, что ему не с кем поговорить, поделиться тревожными чувствами, да и просто пожаловаться на несправедливость судьбы. Как он жалел теперь, что поддался гордыне и выдал Ивенну замуж. Немного терпения, один шаг навстречу — и сестра была бы сейчас с ним. Но ничего не изменить — разбитый витраж не склеишь заново. А ведь Ивенна так и не знает, почему Квейг сделал ей предложение. Глупо цепляться за прошлое. Надо приказать освободить ее покои, выкинуть вещи, переделать там все, чтобы и следа не осталось. И тут еще эта книга… Иннуон получил второе письмо от наместницы. Аред с ней, подарит он ей эту драгоценную книгу, только прочитает напоследок, вдруг там что-нибудь интересное, и стоит скопировать текст.

В библиотеке книги не оказалось, Иннуон вспомнил, что забрал ее в спальню, собираясь полистать на сон грядущий, да так и не собрался. Герцог поднялся наверх, нашел книгу и сел к окну. Дневного света не хватало, чтобы разобрать выцветшие чернила, пришлось зажечь свечи. Первые несколько абзацев дались с трудом — Иннуон успел забыть, когда в последний раз читал на старом наречии. Скорее всего — в детстве, на уроках. Все из древней литературы, что могло привлечь нынешнего читателя, давно уже перевели. Старое наречие оставалось уделом любителей изящной словесности. Дальше стало легче, глаз привык к шрифту, пробудились задремавшие было знания, все слова стали на свои места. На середине текста Иннуон не смог удержаться от восклицания: «Что за ерунда!» — и продолжил читать дальше, теперь уже с большим вниманием. Прочитав, он отложил книгу, и устало потер виски — ну почему, во имя всех богов, этот трактат оказался именно его библиотеке? Стали понятны все «странности» и с визитом секретаря наместницы, и с ее первым письмом. Энриссу интересовала только одна книга — эта. И что теперь делать? Отдать книгу, как она просит, и забыть обо всей истории? Герцог Суэрсен прекрасно понимал, что даже если так и поступить — наместница ни за что не поверит в его плохую память, особенно после того, как он ответил отказом на ее первую просьбу. Что бы он сделал на ее месте? Иннуон не затруднился с ответом: изъять книгу, не поднимая шума, а потом так же тихо убрать подозрительно упрямого герцога. Как только книга окажется у наместницы — она тут же приступит ко второй части плана. Иннуон не станет облегчать ей задачу. Продолжим игру: герцог быстро написал еще один вежливый ответ, в котором предлагал Энриссе прислать своего переписчика в Суэрсен, чтобы сделать копию. Трактат старый, в плохом состоянии, в дороге легко повредить ценный груз. Затем Иннуон вызвал к себе капитана стражи и отдал приказы:

— Я хочу, чтобы с сегодняшнего дня втрое увеличили число патрулей. Ни молодые лорды, ни герцогиня не должны покидать замок без охраны, даже если едут просто прогуляться. Стражникам запрещается питаться на кухне, варите еду сами, разрешаю освободить для этого кого-нибудь от прочих обязанностей.

Капитан молча выслушал приказ об утроении патрулей, хотя это и означало, что спать его людям придется в три раза меньше, но лишиться возможности сидеть на теплой кухне, перемигиваться с поварихами и выслушивать последние сплетни? Это никуда не годится, не говоря уже о том, что на кухне накормят куда вкуснее:

— Это обязательно, ваше сиятельство? Люди будут недовольны.

— Лучше пусть будут недовольны, чем отравлены.

Капитан вздохнул, но не стал спорить — герцогу виднее. Спрашивать, в чем дело — не стал тоже, все, что нужно, ему и так скажут. Иннуон продолжал:

— В обязательном порядке проверяйте все крестьянские подводы, а особенно тщательно — товары из столицы.

— Искать что-то определенное?

— Все необычное.

— И еще одно, — Иннуон нахмурился, этот приказ вызовет у капитана наибольшую неприязнь, — следите за своими людьми. Если заметите что-нибудь странное — например, слишком много денег, или избегает товарищей, или наоборот, стал слишком общителен — немедленно доложите мне.

Как Иннуон и ожидал, на лице капитана отразилось возмущение — следить за своими солдатами — трудно придумать работу грязнее, уж лучше нужники чистить. Но он понимал, что герцог не станет просто так выслеживать не прикажет, да и не обойтись без этого — что толку усиливать охрану замка, если нельзя положиться на охранников. Но хотел бы он знать, с кем из сильных мира сего герцог поссорился. Он ведь не вторжения ожидает, а пакости исподтишка. Вот ведь времена пошли — нет, чтобы на дуэль вызвать, так за детей приходится бояться! Ну уж, охранять маленьких лордов он самых надежных людей поставит, кому как себе доверяет, племянника своего, к примеру.

Переговорив с капитаном, Иннуон вызвал к себе управляющего. Молодой человек только недавно сменил своего отца на этой должности, и все еще побаивался своенравного герцога, хотя ничего плохого от него не видел. Вот и сейчас он зашел в комнату с привычно-виноватым выражением лица: что я опять недоглядел? Герцог кивнул молодому человеку:

— Садитесь, Корман.

Тот послушно сел и начал, не дожидаясь обвинений:

— Ваше сиятельство, ну что же я могу сделать, если что ни день — дождь! Зерно отсырело, каждый крестьянин хранит его по-своему, вот и получается, что подать взяли — а зерна — две горсти.

Добавлять: «Я же вас предупреждал, что так и будет», управляющий благоразумно не стал. Он действительно предлагал изменить обычай, собирать подать только что обмолоченным зерном, с учетом усушки, и засыпать в герцогское хранилище. Но Иннуон решил не менять многовековую традицию, по которой каждый хуторянин знал, когда его черед везти зерно в замок. Герцог только досадливо отмахнулся:

— Меня не интересует зерно, Корман. Дожди идут каждую осень, и еще никто из обитателей замка не умер от голода. Я хочу, чтобы вы проверили всю прислугу: откуда родом, как давно пришли в замок. Особенно тщательно проверьте наставников молодых лордов и горничных герцогини.

— Но ваше сиятельство, вы же сами приглашали учителей. Что еще там можно проверить?

— Те ли они, за кого себя выдают.

— Если что-то обнаружится — увольнять?

— Нет, сначала расскажете мне, я решу сам.

— Я правильно понял, что нужно проверить всю прислугу, от ваших лакеев до поварят на кухне? — Корман на всякий случай переспросил, уж больно странный был приказ. Что за разница, с какого хутора родом судомойка?

— Всю прислугу, Корман, всю. Без исключений. И не поднимая шума.

— А стражников?

— Стражниками займется капитан.

Управляющий прослужил всего год, и, несмотря на отменную выучку, ему не хватало невозмутимой исполнительности старого служаки-капитана. Он не удержался от вопроса:

— Ваше сиятельство, вы ищете соглядатая?

— Я ищу убийцу, Корман.

Молодой человек побледнел:

— Кого он убил? Я ничего об этом не знаю, это точно не в замке!

— Пока что — никого. Поэтому я хочу найти его как можно быстрее. Ступайте.

Управляющий проглотил остальные вопросы — герцог дал понять, что разговор окончен. Великие боги, убийца в замке! Им же кто угодно оказаться может: мужчина, женщина, даже мальчишка на побегушках! Ищи теперь не знаю кого неведомо где! Задал герцог задачу…

Остался последний разговор. Герцог бы с удовольствием оставил жену в полном неведении, но он знал, как быстро разлетаются слухи. Уже сегодня вечером Соэнна будет знать, что в замке творится что-то неладное, и обязательно придет к мужу выяснять. Лучше он сам с ней поговорит и скажет ровно столько, сколько сочтет нужным. Стоило бы отправить жену с детьми погостить к ее родителям, но Иннуон хотел подольше поводить наместницу за нос. Никто не путешествует поздней осенью, да еще с маленькими детьми без серьезной надобности. Последнее время супруги виделись только за обеденным столом, и обед проходил в полном молчании. Соэнна удивилась, когда, встав из-за стола, Иннуон предложил ей пройти к нему в кабинет. Прожив в замке почти семь лет она ни разу не была там, да и не стремилась. Войдя в комнату, Соэнна быстро огляделась по сторонам. Странно — ни одного витража! По всему замку они, даже просто в коридорах, а в герцогском кабинете — ни одного, хотя центральное окно по форме как раз подходит. Иннуон усадил супругу в кресло:

— Соэнна, я хочу, чтобы вы знали — у нас неприятности.

Герцогиня недоуменно посмотрела на мужа: это что же такое случилось, что ее ставят в известность, да еще с такими церемониями? Иннуон с самого начала их супружества оградил Соэнну от всех дел. Он правил герцогством, а за замком следил управляющий, у герцогини даже ключей не было. Соэнна была хозяйкой только в своих покоях. Она могла приказать приготовить на обед оленину вместо говядины, но за пряностями кухарка должна была идти к управляющему, а не к герцогине. Соэнна особенно не стремилась менять положение дел: младшая дочь в семье, она и сейчас не хотела ответственности. Слишком уж большое у герцогов Суэрсен было хозяйство, попробуй за всем уследи.

— Что произошло?

Иннуон усмехнулся про себя, хотя положение дел не располагало к веселью. Он не хотел рассказывать Соэнне все, как есть — если она действительно не будет знать про книгу, возможно, наместница и поверит в ее неосведомленность. Но Соэнна должна испугаться достаточно, чтобы быть крайне осторожной, и при этом не наделать глупостей. Кроме того, он давно искал случая поквитаться за столичного щеголя. Соэнна знает, что виновата, и от страха поверит в любую, даже самую невероятную ложь:

— Вы ведь помните нашего недавнего гостя, господина Пасуаша?

— Секретаря ее величества? Да, помню, — Соэнна умело придала голосу безразличную вежливость.

— Весьма искушенный кавалер, не так ли? Столичный лоск, безукоризненные манеры. Неудивительно, что ваша супружеская верность не устояла.

— Да как вы смеете! — Соэнна знала, что мужу все известно, но не собиралась уступать: нет доказательств — нет измены.

— Смею, вы погубили нас всех своей неразборчивостью! К счастью, у меня остались друзья в столице, они предупредили меня.

— Я не понимаю!

— Сейчас поймете, — мрачно пообещал герцог, — любезный господин Пасуаш — фаворит наместницы. А ее величество не любит делиться.

— Но ведь она же супруга короля!

— А вы — моя. И что это меняет?

Соэнна опустила голову:

— Что теперь будет?

— Не знаю. Наместницы традиционно недолюбливают род Аэллин, а вы сделали все возможное, чтобы напомнить Энриссе об этой традиции.

— Но как она узнала?

— Спросите об этом вашего кавалера. Понятия не имею как. Меня больше интересует, что она предпримет.

— Но ей же не в чем обвинить вас!

— Разумеется. Поэтому я хочу, чтобы вы соблюдали крайнюю осторожность. Никаких прогулок за пределы замка, даже по коридорам ходить с кем-нибудь из прислуги. Не выходите из своих покоев после темноты, и проверяйте лестницы — вдруг слуга случайно разлил масло. Я приставил к вам охрану — придется потерпеть.

Соэнна, все еще не поднимая головы, тихо сказала:

— Почему вы так заботитесь обо мне, после всего, что было?

— Не стройте иллюзий, дорогая, — с удовольствием ответил Иннуон, — я просто не желаю, чтобы наместница решала, когда мне овдоветь. Возвращайтесь к себе, сударыня, у вас будет достаточно времени поразмыслить, как далеко могут завести порывы страсти.

Соэнна ушла, Иннуон устало вытянулся в кресле: если кто-нибудь узнает об этом разговоре — изгнание герцогу Суэрсен обеспечено на законных основаниях. Клевета на наместницу — серьезное преступление. Но, Аред их всех побери, оно того стоило. Наступают тяжелые времена, ему не помешает иметь про запас несколько приятных воспоминаний, а что может быть приятнее испуганного раскаянья во взгляде собственной жены?