III–I. ВЕЛИКАЯ СЕВЕРНАЯ ВОЙНА
Глава 1. ПРЕДПОСЫЛКИ ВОЙНЫ
В последней четверти XVII века Россия и Швеция занимали далеко не равнозначные позиции в мировом политическом раскладе. Скандинавское государство находилось на пике своего могущества, подкрепленного, как военным, так и экономическим превосходством не только над своим соседом, но и другими странами Северной и Восточной Европы — Дании и Польши-Саксонии, объединенных под властью одного монарха — Августа.
В этом была безусловная заслуга короля Карла XI. Он навел порядок в стране, создал идеальный бюджет, провел очередную церковную реформу, заставив клир больше работать на государство, прекратил "охоту на ведьм", реорганизовал армию, оздоровил и развил экономику, ограничил власть аристократии, предоставил возможность участия в парламенте крестьянам, духовенству и купечеству. Он скончался в сорок два года от рака желудка.
Все повторилось, кронпринц Карл стал, так же, как и отец, предметом опеки. Состав опекунского совета был определен завещанием Карла XI — королева-бабушка Хедвига Элеонора, президент канцелярии Бенгт Оксеншерна, гофмейстер Нильс Юлленстольпе, и королевские советники — Кристофер Юлленшерна, Фабиан Вреде и Ларс Валленстедт.
Однако, определяя состав опекунского совета, Карл XI то ли забыл, то ли не уточнил, возраст в котором сына надлежало считать созревшим для трона. Поэтому этот вопрос трактовали по-разному: кто говорил, что совершеннолетним молодого короля можно считать к 18-ти годам, а кто и к 25-ти.
Опекунский совет правил страной вяло, помня печальный опыт своих предшественников, которых разогнал отец нынешнего Карла. Ненавязчиво, но настырно, королева-бабушка, Хедвига Элеонора, продвигала вперед голштинскую партию при дворе, и скоро Голштиния, крошечное герцогство, станет играть куда более важную роль в шведской внешней политике.
Нерешительность опекунского совета привела к тому, что пятнадцатилетний юноша был коронован сразу после похорон своего отца. Специально собранный по этому поводу парламент-риксдаг, по инициативе дворянства, весьма надеявшегося на смягчение закона о редукции, большинством голосов (духовенство оказалось в меньшинстве), отрядил к юному королю депутацию, просившую Карла возложить на себя бремя правления. Таким образом пятнадцатилетний юноша был объявлен и совершеннолетним, а заодно и правящим королем Швеции. Коронации, как таковой не было, ибо Карл одел корону на себя заранее, состоялось лишь помазание. Король тем самым подчеркивал, что власть он получил не от верховного представителя церкви, а от самого Бога. Саму церемонию перенесли в Стокгольм, хотя до этого все короновались в Упсале. Присягать своему народу Карл отказался, поскольку считал, что он был рожден для этого — править единовластно и неограниченно.
Он так и правил. С 1697 по 1700 год под его председательством было проведено 157 сессий Госсовета, посвященных обсуждению внешне— и внутриполитических вопросов, а также судебных дел. (Госсовет одно- временно выполнял функции высшей судебной инстанции страны). Король охотно принимал участие во всех государственных делах, но любимым его увлечением была армия.
Армия, созданная его отцом. Отлично выученная и применявшая самые передовые методы ведения боевых действия. Дух армии, а также религиозный настрой поддерживался капелланами, бдительно и ревностно следившими за своими солдатами. Пасторы внушали фатальное восприятие войны. В атаку солдаты должны были идти с высоко поднятой головой и думать, что без воли Бога ни одна пуля не заденет никого из них.
Для поддержания убеждения в непобедимости шведской армии капелланы прибегали к бессовестным софизмам и фальсификации Священного Писания. К примеру, один из них доказывал, что шведы — это скандинавские израильтяне, так как если прочесть наоборот древнее название главного противника избранных Богом евреем Ассирии — Асур, то получается "Русса", то есть враг Швеции по определению Божьему. Непонятно почему этому верили шведские солдаты, ведь первые евреи проникли на территорию государства лишь вслед за Карлом XII, после его возвращения из Турции — долги получить! До этого времени людей их религии в Швеции не было.
Отец создал армию, но испытать в боевых действиях ему не пришлось. Это сделал за него сын. Армия будто была выращена для рано проснувшегося полководческого таланта Карла XII, а он был создан для нее.
Но в рассматриваемую нами эпоху имели значение не только сами военные действия, но и правители. И в России, и в Швеции противоборство возглавили правители, явившие собой ярко выраженные индивидуальности. Потому, все, что связано с Великой Северной войной, неразрывно связано и с именами Петра и Карла. Они и их армии, главные действующие лица описываемой эпохи.
По поводу царствования Алексея Михайловича (Тишайшего) очень часто историческая наука предполагает, что в XVII в. Московская Русь как общественный, государственный, культурный, политический и военный организм совершенно изжила себя, и лишь воцарение Петра I, царя-реформатора, вдохнуло в страну новую жизнь. О Петре I речь особая, что же касается Московской Руси, то деятельность Алексея Михайловича блестяще опровергает этот убогий вывод. Симпатии историков к Петру и их неприязнь к Руси допетровской объясняются психологически просто: человек всегда приветствует то, что ему понятно, близко, и отвергает, недолюбливает то, чего понять он не в состоянии. Это даже не вина, а достойная всяческой жалости беда современного массового сознания.
Именно Алексей Михайлович окончательно возвращает России земли Малороссии, отторгнутые от нее враждебными соседями в лютую годину татарского нашествия. Именно он ведет с Польшей — давним и непримиримым врагом Руси — необыкновенно трудную войну и оканчивает ее блестящей победой. Именно он, получив в наследство страну бедную, еще слабую силами и средствами после Смуты, но уже стоящую пред лицом множества государственных и общественных задач — начинает эпоху реформ, причем реформ неторопливых и продуманных, захвативших область юридическую и экономическую, военную и религиозную.
На его же царствование приходится и множество потрясений — "медный" и "соляной" бунты, раскол, восстания в Новгороде и Пскове, и, наконец, кровопролитнейшая крестьянская война Степана Разина.
Военное дело при Алексее Михайловиче в главных чертах сохранило характер, какой имело в период предыдущего царствования, но начатые при Михаиле Фёдоровиче реформы (войска иноземного строя) получили дальнейшее развитие. Передовые политики и военные того времени говорили о том, что сила государства зависит "от строев военных", которые требуют применения и улучшения в России, что военное искусство зависит не от одной лишь "природы", но и от развития и образования. В 1647 в Москве был опубликован устав для солдатских полков, носивший название "Учение и хитрость ратного строя пехотных людей", представлявший собой курс по тактике (с включением в него уставной части). Поэтому его издание должно было способствовать распространению среди русских войск современных европейских тактических взглядов и новаций, началось введение в армии "полков нового строя". Осудив старое, мирясь с ним по нужде, не будучи в состоянии создать необходимое новое, но сознавая, что это новое нужно, правительство Алексея Михайловича готовило почву для того, чтобы переход от старого к новому в области военного дела совершился наиболее незаметно и без всяких нарушений как интересов государства, так и интересов населения. С этой точки зрения, царствование А. М. является в истории военного искусства одним из звеньев переходной эпохи, связывающих XVI век с ХVIII-м.
Смерть Алексея Михайловича, недолгое царствование его старшего сына — Федора Алексеевича, вновь привели Россию к внутренней гражданской нестабильности, связанной с борьбой за власть внутри страны.
Размышляя над причинами и обстоятельствами явления Петра в России, неизбежно возвращаешься к событию, которое омрачило детские годы царя. Речь идет о мятеже стрельцов, в мае 1682 года… На заседании Боярской Думы был избран не следующий по старшинству сын Алексея Михайловича шестнадцатилетний Иван, а младший — десятилетний Петр. Этот выбор был обусловлен интригами Нарышкиных — семьи царицы Натальи, так и тем обстоятельством, что царевич Иван, несший на себе черты вырождения, вряд ли мог править государством.
Против этого выбора восстала царевна Софья — старшая сестра Ивана, она возглавила обиженный род Милославских и спровоцировала стрелецкий бунт. После мятежа Софья стала правительницей, а Иван с Петром царями-соправителями.
Мы не будем останавливаться на всех подробностях периода правления царевны Софьи, а точнее ее фаворита князя Голицына, отметим лишь, что отстранение и уединение Петра в Преображенском и заложило в нем ту самую импульсивность характера, которой он так стал известен. Петр не получил традиционного православного воспитания и образования, а вместе с ними он не усвоил совокупной системы ценностей, присущих традиционной русской культуре, основанной на православии и гордом сознании исключительности православного духа и образа жизни. Его притянула к себе протестантская модель церкви, существовавшая, по его мнению, в более реалистическом мире, и, главное, где царь (король) являлся и главой государства и главой церкви. Не отрицая самой православной веры, абсолютно убежденно считая ее духовным стержнем всей жизни, Петр был за протестантизм в его организационном смысле. И первый его конфликт со стареющим патриархом Адрианом не заставил себя ждать, когда юный Петр отказался на Вербное воскресенье 1699 года, по старой традиции, вести под уздцы ослицу, на которой должен был восседать патриарх — яко Христос в Иерусалим. Царь понимал, что дни патриарха сочтены и прочил на его место митрополита рязанского Стефана Яворского — известного просветителя, но не пользовавшегося уважением в церковной среде из-за того, что в юном возрасте, в поисках знаний, Стефан обучался в иезуитском монастыре, временно отступив от православия. Так и случилось, только Стефан Яворский стал последним местоблюстителем патриаршего престола, ибо больше патриархов на Руси не стало — их заменил Святейший Синод — орган государственной и церковной власти.
Жизнь Петра в Преображенском была сплошной игрой, причем игрой серьезной, военной, и эти игрища все усложнялись, обогащая практические знания и опыт будущего реформатора. Вокруг Петра уже сложился круг его друзей, которых потом и назвали "птенцами гнезда Петрова", именно они стали его сподвижниками на разных поприщах.
На формирование личности юного царя сыграли важнейшую роль несколько событий. Во-первых, это страшный и бессмысленный стрелецкий бунт 1682 года, когда на его глазах озверевшая толпа сбрасывала близких ему людей с высокого кремлевского крыльца на копья, ставший для Петра символом ненавистной ему "старины", которую он будет яростно выкорчевывать до конца своей жизни. Этот бунт, да и последовавший за ним, уже в его отсутствие, заставит царя срочно задуматься о новой столице. О Москве он уже не будет отзываться иначе, как о болоте боярском, гнезде смутьянском, провонявшим азиатчиной, с ханским упрямством.
Во-вторых, это две его поездки в Архангельск на Белое море в 1693 и 1694 гг. здесь он увидел впервые море, настоящие корабли, сам совершил первое плавание, испытал силу волн и штормового ветра. Здесь родилась его мечта о флоте, о выходе России на морские просторы.
В-третьих, это два похода против турок. Первый неудачный, когда сказалось и отсутствие опыта управления большой армией, и отсутствие флота, второй — закончившийся взятием, но в результате тяжелейшей осады, отнюдь не напоминавшей ему привычные учения с двумя ротами потешных в Преображенском. Два этих похода стали генеральной репетицией всех тех событий, что развернуться чуть позже и в более грандиозных масштабах на Балтике.
И последнее, это длительная поездка в Европу. Поездка за новой Россией. Он вывез не только приборы, экспонаты, специалистов, знания, впечатления и трудовые мозоли, он вывез идею о грядущем могуществе России в реформах, в переносе европейских институтов на русскую почву, в полном изменении "старых" порядков и обычаев. Без мощной армии и флота, без выхода к морям об этом говорить было бессмысленно. Но на пути стояла Швеция — извечный враг, на которого уже несколько столетий натыкалась Русь и все безрезультатно отходила назад. Петр мечта возвратить "отчин и дедин" — территорий некогда отобранных шведами по условиям навязанного Столбовского мира.
Среди лиц, присутствовавших на коронации Карла XII, был и граф Эрик Дальберг, известный по прошлому царствованию опытный фортификатор, а ныне генерал-губернатор Лифляндии. Он поведал молодому королю о некоем инциденте, происшедшем в Риге, когда через город проезжало русское посольство, в составе которого инкогнито находился сам царь Петр. Царь не только внимательно осматривал все укрепления города, но даже пытался их измерить. В результате, часовые вынуждены были в довольно грубой форме и с угрозами прогнать Петра. Дальберг пытался донести до короля свои опасения относительно возрастающей активности на границах, как русских, так и поляков. Но Карла XII это особо не встревожило. Избрание на польский трон саксонского курфюрста Августа II посчитали хорошим знаком, ведь через свою мать-датчанку, сестру матери Карла, саксонец приходился молодому королю кузеном. Все посчитали, что между Польшей и Швецией теперь будет вечный мир и согласие. Участие русских денег в этом выдвижении осталось без внимания.
Что касается русских, то Карлу ссориться не хотелось. В Европе назревала новая большая война. В Мадриде умирал последний из испанских Габсбургов — Карл II, а он, как известно наследников не имел. Вся Европа замерла в ожидании. Людовик XIV французский своего второго внука — Филиппа Анжуйского прочил на испанский престол. Леопольд I Габсбург германский — второго сына эрцгерцога Карла. Франция, Австрия, Англия, Пруссия, Португалия, Савойя, Мантуя, Кельн и Бавария собирались драться за испанское наследство. И в Европе и в Америке. Как тут не ввязаться молодому задиристому шведскому королю? Ведь именно так поступил великий Густав II Адольф, вступив в Тридцатилетнюю войну, и не смотря на собственную гибель, он принес великую славу своей Швеции, а помимо славы и значительные территориальные приобретения. Не до русских было!
Тем более, что при заступлении на престол требовалось подтверждение существовавших между странами трактатов и договоров. Речь шла о Кардисском мире. В Москву отправилось огромное посольство в 150 человек, во главе с гофканцлером Бергенхъельмом. Еще при Карле XI шведы подарили русскому царю 300 пушек, отлитых знаменитым шведским мастером Эренкрейцем. Ныне заказано было столько же, и молодой король не препятствовал этому. Переговоры проходили долго, но, в конце концов, порешили: "По Кардисскому вечному договору, плюсскому совершению и Московскому постановлению в соседственной дружбе и любви мы с вашим королевским величеством быть изволяем. Петр".
Кардисский мир был царю Петру, как нож в сердце, но ссориться со шведами было пока что не с руки. А вот от целования креста, как подтверждения мирных намерений Петр отказался. Объяснили так: “Егда в 1684 году Московским постановлением договоры ветхие (прежние) подтверждались, тогда и крестоцелование было. (То есть уже после вступления Петра на престол!). А второй раз незачем".
А антишведский союз рос и крепчал. Летом 1698 года возвращаясь из своего большого путешествия по Европе, Петр встречался в южнопольском городке Раве с Августом II. Там и обсудили план совместных действий против шведов. Август — из тщеславия, как недавно избранный король Польши, потерявшей ливонские земли в результате непрерывных столетних войн, Петр — по сущей необходимости, намереваясь вернуть под свой скипетр старые русские владения и открыть для России Балтийское море.
И здесь возник Голштинский вопрос. Шлезвиг-Готторп-Голштиния было родовым имением датских королей в давние времена. Однако, все чаще датчане воевали с голштинцами, а на стороне последних выступали шведы. Женитьба Карла XI на датской принцессе, сестре нынешнего короля Кристиана V, вселила сперва надежды, но шведский правитель заявил сразу своей жене, что он женился на ней не для того, чтобы выслушивать "…советы по государственным вопросам, а для того чтобы рожать детей". Да и свекровь, королева-бабушка, не забывала интересы родной Голштинии. Женитьба герцога Фредерика IV на сестре Карла XII только обострила ситуацию.
Еше при отце нынешнего шведского короля Фредерик IV завел себе собственную армию и принялся возводить крепости. Как только Карл XI умер, датчане тут же ввели войска и срыли все голштинские укрепления. Но вступивший на престол Швеции Карл XII женил "несчастного" Фредерика на своей сестре, назначил его главнокомандующим всеми шведскими войсками в Северной Германии и послал к нему в помощь генерал-лейтенанта Карла Магнуса Стюарта, отличного фортификатора. Дании ничего не оставалось, как искать союз с теми, кто готов вступить в борьбу со Швецией, а именно с Петром и Августом.
Несколько слов необходимо сказать и еще об одной примечательной фигуре того времени. Недовольные редукцией дворяне, в основном прибалтийских провинций, бурно выражали свое негодование. Их лидером стал Иоганн Рейнхольд Паткуль, бывший лифляндский барон, приговоренный к смертной казни за свои антишведские выступления еще Карлом XI и бежавший к Августу II. Именно ему предстояло стать связующим звеном между тремя странами.
Все осторожничали. Союз тройственный, но каждый думал о своем: Августу не хотелось пускать русских в Лифляндию, но он не мог ограничить своего союзника Петра, а поэтому соглашался на то, что Россия будет иметь право построить порт на Балтике. Петр ставил условие своего вступление в войну только лишь по окончанию турецкой кампании. Больше всего нервничали датчане. Угроза Швеции для них была очевидна. А тут еще скончался датский Кристиан V и на престол вступил его сын Фредерик IV. Все заволновались — захочет ли он соблюдать прежние договоренности. Выяснилось — новый король согласен!
Швеция пребывала в спокойствии. Только что были заключены союзы с Голландией и Англией, чьи мощные флота гарантировали мир в Балтийском море, ибо шведы все равно побаивались датских кораблей, которые их превосходили по своим качествам и выучке экипажей. Швеция даже предоставила в 1698 году за денежную компенсацию шесть тысяч солдат Нидерландам — Карл XII уже планировал держаться поближе к началу войны за испанское наследство.
Так продолжалось до 16 марта 1700 года, когда примчался из Риги фельдъегерь — капитан Нюландского пехотного полка Иоганн (Юхан) Браск. Он привез известия от лифляндского генерал-губернатора Эрика Дальберга о том, что 21 февраля польско-саксонская армия пересекла границы, а на следующий день уже осадила Ригу.
Датчане, убедившись что саксонцы приступили к делу, ввели войска в Голштинию и осадили крепость Теннинген. Это взбесило молодого Карла XII и он произнес свои знаменитые слова: "Милостивые государи, я решил никогда не вести несправедливой войны, а лишь справедливую — кончать лишь гибелью противника. Я нападу на первого объявившего мне войну, а когда одержу над ним победу, этим надеюсь, наведу страх на остальных!".
Король тут же нарушил свое обещание и, не обращая внимания на советы генералов, рекомендовавших первый удар нанести по саксонцам, как более серьезному противнику, тем более, что они-то как раз и начали первыми, указал направление главного удара — Данию. На помощь Дальбергу к Риге было отправлено несколько пехотных полков Георга Иоганна Майделя.
Мобилизация прошла строго по плану, разработанному еще Карлом XI, и полки были готовы к отплытию через две недели. Но датский флот блокировал шведский и не давал возможности выйти в море. Вскоре шведы узнали о приближении союзной им англо-голландской эскадры и 17 (28) июня, в день своего рождения, Карл XII поднялся на борт флагманского корабля "Король Карл", сорвал с себя парик — последнюю деталь, связывающую его с мирным прошлым, и выбросил его в море.
Пока датский король занимался осадой Теннингена, шведы, при поддержке английской и голландской эскадры, окружили Копенгаген и заперли там весь датский флот.
Предложение уничтожить датский флот было отклонено английским адмиралом Руком и его голландским коллегой Ван Аллемонде. Оба имели одинаковые приказы от своих правительств — в драку не лезть, в прямое подчинение шведам не входить и постараться разрешить голштинскую проблему без особого нарушения баланса сил в регионе.
Напуганный столь стремительным развитием событий Фредерик IV Датский тут же поспешил заключить мир с тезкой — Фредериком IV Голштинским, причем на его условиях. Но Карла XII это не устроило, и он хотел продолжить военные действия. Тогда вмешались английский и голландский адмиралы. На их сторону встали и ближайшие советники Карла. После длительных дискуссий король уступил. Здесь, в Дании, Карл XII первый и последний раз дал себя уговорить.
Предстояло возвращаться в Швецию и готовиться к новой высадке в Лифляндии. Впервые Карл XII столкнулся с проблемой отсутствия денег в казне. Последовали займы, под залог недвижимости крупной аристократии и под таможенные сборы был взят кредит у голландских банкиров.
В тот день, как Карл XII ступил на шведский берег, завершив кампанию с датчанами, Петр I объявил войну Швеции.
Глава 2. НАРВСКИЙ "КОНФУЗ"
Начало Северной войны было абсолютно неудачным для русских. Имея при себе лишь доставшееся по наследству от боярской Руси воинство, состоявшее из 4-х старых стрелецких полков, 21-го пехотного полка нового строя, из которых лишь будущие гвардейские полки — Преображенский и Семеновский отличались и подготовкой и, главное, духом, имелось еще два драгунских полка по 700 человек и 5250 человек поместной дворянской конницы, которая всегда созывалась по царскому указу при объявлении войны, ее проверял воевода, а затем уж "чинил промысел над врагом, как Бог вразумит". Встречаясь с противником, поместная конница бросалась вперед беспорядочной массой, а при неудаче укрывалась за пехоту. Если же исход дела был благоприятный, то конница не заботилась о преследовании врага, а предавалась разграблению захваченного обоза или лагеря. Потому до Петра конница на Руси призывалась лишь в военное время и являлась иррегулярным войском. Указанное войско уже было началом формирования армии совершенно нового типа, и определялось Царским Указом от 8-го ноября 1699 года. Два драгунских полка, названные по именам своих командиров — первый Ефима Гулица (будущий Московский драгунский) и второй, сперва Шневеца, позднее Боура (будущий Киевский драгунский) являлись, как бы образцами кавалерийских полков будущей русской армии. Общая численность русской армии до нарвского поражения составляла 33 384 человека.
В конце августа 1700 года Петр выступил из Москвы со всем своим войском и прибыл к Нарве к 23 сентября. Осада началась по всем правилам западноевропейского военного искусства. Работы возглавил генерал Людвиг Алларт, принятый из саксонской службы. Построили две линии — циркумвалационную и контрвалационную. Флангами в реку Нарову уперлись, на правом фланге Шереметев со всей конницей, с ним дивизия Вейде, по центру Трубецкой, на левом фланге дивизия Головина и преображенцы с семеновцами. Но осадные орудия прибыли к крепости лишь в октябре, поэтому первый выстрел прогремел лишь 18-го, а массовый обстрел крепости начался с 20-го октября.
Узнав о начале осаде Нарвы, Карл XII одним махом высаживается на побережье Балтики в районе Пернова (Пярну) и стремительным броском с 12000 войском устремляется к русским. Удар был произведен с ходу и потому так ошеломил всех. 17 ноября русская поместная конница, которой командовал Шереметьев, в панике бросилась через реку Нарову, и, потеряв до тысячи человек, скрылась на другом берегу.
Петр с Головиным срочно отъехал в Новгород. Причины его поспешного отъезда до сих пор вызывают подозрения историков в трусости царя. Возможно это и так, однако, всеми своими последующими действиями и личной храбростью, Петр смог достойно реабилитироваться в глазах потомков. Тем не менее, накануне решительного сражения русская армия была оставлена на попечение герцога де Кроа, два месяца назад, как принятого из австрийской службы. Это вызвало недовольство русских генералов из родовитых бояр, прежде всего Якова Долгорукого — не изжито было местничество до конца!
19-го ноября 1700 года, в метель, шведские штурмовые колонны начали атаку русских позиций, но с ходу разбив центр русской позиции, они столкнулись с упорным сопротивлением на флангах, где дрались гвардейские полки и дивизия Вейде. В последнюю входил один из новых драгунских полков — Ефима Гулица. Можно сказать, что нарвское поражение стало первым боевым крещением русской регулярной конницы.
В неудаче были сразу обвинены офицеры-иностранцы, которых начали убивать на месте. Многим из них пришлось бежать и сдаваться в плен. Первым капитулировал герцог де Кроа, а с ним и командир преображенцев полковник Блюмберг. Сражение длилось до темноты и прекратилось само собой.
За ночь, посовещавшись, русские решили капитулировать. Карл понимал, что силы противника не исчерпаны, согласился разрешить отступить с оружием, знаменами, а офицерам с их багажом. Шведам оставалась артиллерия. Однако во время прохода русских войск, выяснилось, что шведы подразумевали получить еще и всю казну русской армии, а русские и не собирались им ее передавать, так как этот вопрос не был оговорен. Началась новая схватка, где опять русские понесли значительные потери, были частично обезоружены, ограблены, у некоторых полков отобраны знамена. В плен захвачены Я.Ф. Долгорукий, А.М. Головин, Адам Вейде, Людвиг Алларт, И.Ю Трубецкой, И.И. Бутурлин и другие знатные бояре, всего 79 человек. Убитыми русские потеряли около 6000 человек.
Под Нарвой зародилось, и прежде всего у самого Карла, презрительное отношение к русским и русской армии, что оказалось роковым в 1708 и 1709 гг. Прокормить армию на выжженной войной земле не представлялось возможным, ибо провианта захваченного у русских и того, что можно было получить из деблокированной Нарвы хватило на несколько дней. Куда отправиться? Многие советники и генералы предлагали вернуться в Швецию, обосновывая это тем, что два противника разгромлены — русские и датчане, а саксонцы убрались уже к себе за границу. Но Карл более никого не слушал. У него, он считал, украли победу над датчанами из-за вмешательства англичан и голландцев, а он уже понял "что" это такое, и останавливаться не собирался. Уже умер испанский король и Европа изготовилась к делению наследства, но отвлекаться Карл XII не собирался. Он уже видел цель — и это был Август II. Многие историки спорят о том, почему Карл не пошел на Москву, добивать царя Петра, и диктовать ему условия мира в русской столице, видя в этом главную ошибку шведского короля. Здесь не было никакой ошибки, а один лишь трезвый расчет. Плотность населения в России была несоизмеримо меньше, нежели в Польше, путь до Москвы пролегал по полупустынным русским просторам, где неоткуда было взять пропитание для шведской армии. По совету Пипера было решено ограничиться рассылкой подметных писем, которые могли вызвать на Руси новые бунты среди недовольных нововведениями Петра, среди раскольников и стрельцов — и новая смута обеспечена!
Кроме того, не стоит забывать и о потерях, что понесла шведская армия в сражении под Нарвой. Из 10537 каролинов русские перебили 646 человек, 1265 было ранено, а 1023 заболело. При батальонных знаменах осталось в строю по 20–30 пикинеров и по 40–50 мушкетеров.
При этом следует, безусловно, отметить высокую эффективность действий шведов на поле боя. Формула предложена шведским военным историком И.Б.Р. Веннерхольмом — Э = К: Ч, где К — потери противника убитыми и раненными, Ч — численность собственных войск.
Для шведов: Э = 6000:10537 = 57 %. Для русских: Э = 1914:33384 = 5,7 %, то есть в 10 раз ниже. Проще говоря, каждая сотня каролинских солдат вывела из строя 57 русских, а те лишь шестерых.
Тоже самое можно сказать и о превосходстве боевого духа шведов над русскими. В.А. Артамонов определяет этот показатель по формуле: Д = К: П, где К — это кровавые потери, а П — количество пленных. Таким образом, после Нарвы боевой дух русской армии составлял Д = 6000:9040 = 0,66 и был самым низким за всю Северную войну. (Для сравнения в Бородинском сражении на 45 тыс. погибших русских солдат была лишь 1 тыс. попавших в плен, т. е. Д=45!)
Карл простоял несколько дней под Нарвой, затем вывел войско южнее, в те районы, что не подверглись опустошительным рейдам русской конницы и встал там на зимние квартиры, разместив свой штаб в замке Лаис (Лайузе).
Зима 1700–1701 года означала для шведской армии большие потери из-за недостатка провианта и болезней, а также усилилось недовольство местного дворянства и так ущемленного законом о редукции, так теперь обремененного солдатским постоем. К весне 1701 года в строю у шведов осталось около 6000 человек. Но, одновременно начали прибывать пополнения из Швеции.
На востоке Карл XII оставил заслоны: в Карелии и Ингерманландии генерала Кронгиорта с 6000 человек; на южной границе Лифляндии полковника Шлиппенбаха с несколькими полками (около 8000). На первый случай, по мнению короля должно было хватить.
В конце 1700 года, оправившись от Нарвского конфуза, Петр издает два указа о наборе в солдаты. В первом повелевалось: "Прибрать в службу детей боярских и недорослей и казачьих и стрелецких детей и племянников и захребетников (бездомных и безземельных — прим. автора) и из иных чинов и из наемных людей, чтобы добры и к службе годны: лет 17–20 и 30, (ограничение по возрасту существовало — от 15 до 30 лет — прим. автора). Им дано будет… жалование против Московских солдатских полков, денег на год всего по 11 рублей на человека, да хлеба по тому же, как Московским полкам".
Второй Указ от 12 декабря 1700 года гласил: "…взять даточных людей добрых, а не старых и увечных — с 50 дворов по человеку пешему, а с 150 дворов по два человека конных… А которые небыть на службе и которые на воеводствах и на приказах и у дел, и с отставных и со вдов и с недорослей и с девок — с 30 дворов по человеку. А буде у кого указанное число не достанет и с тех имать деньги по 11 рублей за человека".
Необходимость стойкой, дисциплинированной армии была очевидна, — и Петр, в числе других мер (формирование пехотных полков, артиллерии, создания флота и пр.), направленных к одной и той же великой цели, приказывает князю Борису Алексеевичу Голицину набрать в низовых городах (по Волге) десять драгунских полков по 1000 человек в каждом, а новгородскому воеводе Петру Матвеевичу Апраксину сформировать еще два полка в Новгородской губернии, в городах Тверь, Торжок и Старица. Драгуны должны были одинаково хорошо уметь действовать, как в конном, так и пешем строю.
Все полки были десятиротного состава, различной численности (Казанский полк например имел к 15-му июня 1701 года 1036 человек, однако к месту сбора во Псков в сентябре полк прибыл в составе 890 человек, а Вятский к 20 октября имел лишь 754, правда полк состоял из 9 рот).
В полку должны были быть офицеры: кроме командира — полковника, подполковник и майор (штаб-офицеры), 10 капитанов, 10 поручиков, 10 прапорщиков (по числу рот), один поручик — квартирмейстер, и один адъютант (обер-офицеры). Кроме того в каждой роте должны были состоять подпрапорщик, 4 капрала, вахмистр, каптернариус, два барабанщика и гобоист.
Офицеры и унтер-офицеры набирались в основном из старых конных полков, из гвардии, привлекались и иноземцы, служившие в других армиях в конном строю.
В отношении обмундирования за образец была принята шведская военная форма. Для драгун она должна была быть синего цвета, но за недостатком сукна именного этого цвета, очень часто первые драгунские полки русской армии представляли собой большое разнообразие и в цветовой гамме своих мундиров, и в форме одежды, поскольку все-таки единого утвержденного образца еще не было и командиры полков руководствовались собственными соображениями и представлениями о форме одежды.
Вообще, драгунские полки того времени очень мало походили на благоустроенную кавалерийскую часть, и были драгунскими лишь по названию. Лошади были и разномастные и различались по своему росту. Люди были еще не приучены к конному строю, зачастую передвигались пешком, а лошадей перегоняли табуном.
Такое же разнообразие представляло собой и вооружение драгун. Рядовые драгуны имели фузею (ружье) и палаш, унтер-офицеры и офицеры — пистолеты и холодное оружие, которое также было совершенно разнообразным. Лишь через пару лет русская конница приобретет единообразие и в форме одежды и в вооружении.
Еще до Нарвского "конфуза" сюда же было отправлено большое количество малороссийских казаков. Согласно "Самовидцу…" украинские казаки вышли в поход в праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня 1700 г. Вперед ушел Полтавский полк полковника Ивана Искры (2290 казаков) и был сразу направлен к Нарве, куда стягивалась вся русская армия.
Вслед за ним, гетман Мазепа направляет еще 13500 казаков (Киевский, Прилуцкий, Черниговский, Нежинский, Миргородский, Стародубовский и охотничьи полки) под командою собственного племянника полковника Ивана Обидовского (Нежинского полковника), которые не успели к сражению под Нарвой. Помимо собственных казаков, Мазепе предписывалось отправить и запорожцев, однако, последние отказались двигаться вместе с Обидовским, и лишь к масленице (т. е. конец февраля 1701 г.) добрались до Смоленщины. При этом, по донесениям Мазепы, причинили столько бед и грабежей жителям русских сел, что гетман просил скорее бросить их в бой во искупление вины.
В составе отряда нежинского полковника Обидовского было: Нежинского полка (И. Обидовский) — 4000 казаков, Черниговского (Е. Лизогуб) — 4000, Киевского (К. Мокиевский) — 1000, Миргородского (Д. Апостол) — 1000, Стародубовского (М. Миклашевский) — 1000, Прилуцкого (Д. Горленко) — 500, остальные 2000 казаков приходились на долю "охотничьих" полков — Пашковского, Ф. Степановича, Д. Чечеля, Л. Шульги. В общую цифру (15790 казаков) запорожцы не входили, так как они отправились в поход отдельно.
Согласно Военно-полевого журнала Б.П. Шереметева, зимовавшего возле Новгорода, Пскова и Печерского монастыря с "Новгородской и Черкасской конницей", в русской армии присутствовали и пять украинских слободских казачьих полков — Ахтырский, Сумский, Изюмский, Харьковский, Остроженский.
В военной историографии и документах канцелярий военачальников того времени, чаще всего, малороссийские полки, подчинявшиеся Мазепе именовали "Запорожскими", без разделения на настоящих запорожцев и гетманских казаков, а вот при упоминании о слободских казаках, чаще встречается название "Черкассы". Хотя могли и всех вместе называть и "Запорожцами" и "Черкассами". Путаница в терминологии и типологии присутствует во всех документах этого периода, поэтому в исследовании приходится, при возможности, ориентироваться по именам командиров казачьих полков и соединений.
Численность слободских полков можно предположительно определить, исходя из царской грамоты от 28 февраля 1700 г. — в 3470 чел. (ПСЗ IV № 1771). Однако, в боевых действиях, предшествовавших Нарвскому разгрому слободские полки участия не принимали.
Единственным представителем казачества в первые дни Северной войны был Полтавский полк И. Искры, который принял участие в неудачном столкновении русской кавалерии Шереметева со шведами под Нарвой 17 ноября 1700 г. и после отошел на зимовку к Новгороду.
"Самовидец" говорит в общей сложности о 20 000 казаков сосредоточившихся после Нарвы в декабре 1700 г. у Печерского монастыря, Изборска и Гдова. Это утверждение недалеко от истины, если сложить численность казаков Обидовского — 13500, Искры — 2290, слободских — 3500 и запорожцев, добравшихся, наконец, до псковских земель. Кстати, Петр I простил их прегрешения на Смоленщине, с условием не делать больше таких "злодейственных дел".
16 декабря 1700 г. казаки участвовали в бою с пятитысячным отрядом шведов в 30 верстах от Дерпта и первоначально вынудили его отступить, однако, на следующий день были отражены противником. После Нового года казаки участвовали в действиях возле Нейгаузена, в обороне Гдова, совершали набеги на Мариенбург и Сыренск.
В начале 1701 г. произошла серьезная ссора между наказным гетманом И. Обидовским, племянником Мазепы, и киевским полковником К. Мокиевским, приходившимся свояком гетману. Из анонимного старшинского доноса следует, что напившись, Мокиевский "пана Обидовского вельми лаял и блазном (молокосос, дурень — А.Ш.) называл и як хотел обезчестил, до шабли порываючися, от того пан Обидовский вельми плакал, а и перед тим на розних мисцах перед всеми многократно пана стольника Обидовского зневажил и лаял, що ревне бувало плаче и тужит". Заодно досталось от Мокиевского и всем остальным полковникам, которых в запале он называл "изменниками государскими". Амбициозный киевский полковник был явно недоволен тем, что его поставили под начало гораздо более молодого и менее опытного, по разумению Мокиевского, племянника гетмана. "А когда отозвался пан Обидовский против него, — сообщает далее доносчик, — так он почал больше кричать и молвить: "Так не тилько полковники, але и сам пан гетман изменщик" (Там же).
В конце января 1701 года И. Обидовский скончался от простуды, и начальство над малороссийскими казаками действительно перешло к К. Мокиевскому. Однако между полковниками начались беспрестанные ссоры, и последовал очередной донос, где сообщалось, что киевский полковник беспрестанно оскорблял И. Обидовского, а по смерти его "вельми радовался". Очевидно, вернувшиеся на Украину полковники это подтвердили Мазепе, и гетман лишил Мокиевского полковничьего уряда.
В конце января царь выехал на встречу с Августом. Тот колебался насчет продолжения войны. "Нарвский синдром", как его назвали потом историки, действовал и на русских и на саксонцев. Но Петр твердо пообещал из войны не выходить, выделить 20-тысячный корпус, пороху 10 тысяч фунтов и денег — 300 000 рублей. Сказано — сделано! Восемнадцать солдатских и один стрелецкий полк под началом Аникиты Репнина отправились к Динабургу, где стоял саксонский корпус фельдмаршала Штейнау. Командующий саксонской армией одобрительно отозвался о русских, но… разделил корпус. 4000 оставил при себе, остальным было приказано отойти в сторону на 12 верст и строить укрепления вдоль Двины.
Как пишет "Самовидец…" "того же часу" гетманским полкам было разрешено вернуться в свои города, вместо их с Украины отправили 7000 казаков Гадячского полка во главе с Михаилом Боруховичем (Бороховичем), в т. ч. 2000 запорожцев. Цифра в 7000 чел. была бы завышенной, так как средняя численность гетманских полков не превышала 3000 казаков, но скорее всего в отряд Боруховича, направленного в корпус Репнина на помощь саксонцам, входили и охочеконные полки. Вслед за гетманскими полками Шереметев отпустил и запорожцев, за малым исключением, по причине "кривд, учиненных московским людям", а также большими затратами на их содержание. Исключение составил запорожский полк Матвея Темника, который был переброшен под Ладогу в корпус Апраксина, начинавшего боевые действия в Ингерманландии.
В день рождения короля, 17 июня 1701 года, шведы с учетом пополнений, числом около 18000, двинулись к Риге. Молниеносно обустроив переправу, на глазах у изумленных саксонцев, Карл XII форсировал Двину, выстроил вновь полки в боевой порядок и бросил их вперед. Через два часа все было кончено.
Карл уже распоряжался поляками и потребовал от них, чтобы Август был свергнут с трона. Но не тут-то было! А как же вольность шляхетская? Поляки наотрез отказались подчиняться решению шведского короля. Карла попытались остановить англичане, обосновывая это опасностью давать народу право свергать монарха. Но молодой король отреагировал молниеносно:
— Удивительно слышать сие от посланника державы, которая имела дерзость отрубить голову своему королю.
Решение было принято окончательно и бесповоротно. Шведская армия пошла на Польшу и Саксонию, и потратила целых шесть лет, исколесив вдоль и поперек эти две страны.
Пока что сформированные драгунские полки стягивались к Пскову, где командование армией принял генерал Шереметьев и к Ладоге, где командовал граф Апраксин.
О состоянии конницы видно из писем царю самого Шереметьева: "В драгунских полках много не достает людей, да и лошадей почти нет, а где они на корму, там поморены, и не только на них идти в поход, от чего Боже сохрани, но если б был приход неприятеля к Новгороду, то и отпора дать не чем…"
Кроме сложностей с вооружением, снабжением конским составом и обмундированием, главную проблему составляло отсутствие опытных кадров — инструкторов, офицеров и унтер-офицеров, знающих драгунскую службу, да и вообще кавалерийскую, о чем соратники Петра докладывали со всей откровенностью.
Да и характеристики некоторых командиров полков были явно не в их пользу. Так граф Апраксин говорил про командира Вятского полка Дениса Девгерина, что тот думает "только о грабежах и своих прибытках".
Тем не менее, нужно было начинать военные действия против шведов. Момент был самый наилучший. Разгромив русских под Нарвой, Карл XII посчитал, что теперь они еще долго не оправятся, или же вовсе не способны иметь армию достойную сражаться со шведами, молодой король решительно двинулся в Польшу. Но, за те годы, что основная шведская армия потратила гоняясь за саксонскими и польскими войсками, выросла, окрепла в боях, возмужала, и главное, поверила в свои силы и способность побеждать врага, молодая регулярная армия России, армия Петра I.
Не забывали русские и о крепостях. В Новгороде и Пскове, помимо восстановления каменных стен, были в кратчайшие сроки (к осени 1701 г.) возведены деревоземляные бастионные укрепления. В ходе этих работ была найдена очень удачная форма усиления обороноспособности старых крепостей — возведение вокруг каменных башен земляных бастионов, что позволяло к невыгоде нападающих, во-первых, выдвинуть вперед узлы артиллерийской обороны и тем самым расширить зону боя вокруг крепости, во-вторых, пользуясь изломанными линиями фронта, вести эффективный заградительный огонь в нужных направлениях.
Глава 3. ПЕРВЫЕ БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ
Против русских Карл оставил незначительные заслоны в Прибалтике и Финляндии, считая, что этого вполне достаточно, чтобы справиться с русскими варварами.
Стоявший у Пскова Борис Петрович Шереметев 6 августа 1701 года получил указание Петра "послать с ратными людьми за Свейский рубеж для промыслу и поиску неприятельских войск и разорения жилищ их, сына своего г-на (Михаила) Шереметева". 3-го сентября в поход отправляется армия в количестве 11052 человек "чинить промысл над вероломным шведом".
Первая стычка со шведами произошла 4-го сентября под Ряпиной мызой, вблизи Псковского озера. Взято 80 пленных, две пушки, три драгунских знамени, трубы и барабаны. Ряпину (Рапину) мызу защищали 600 шведов. Бой длился шесть часов! (Это замечание к слову о боевой выучке русских войск — прим. автора). В живых остался лишь один поручик, который и сообщил полковнику Шлиппенбаху, оставленному Карлом XII в Прибалтике для противодействия русским. 7-го октября отряд вернулся к Пскову.
В начале декабря Шереметев получил известие о намерении Шлиппенбаха, стоявшего в районе мызы Эрестфер, двинуться на русских. Шлиппенбах располагал отрядом в 7000 человек. 23 декабря Шереметев решает нанести встречный удар шведам и выступает со всеми драгунскими полками и пехотой ему навстречу. Русские источники — "сказки" того времени, сообщают о численности отряда Шереметева в 6045 человек, однако, цифра явно занижена более чем в два раза, и соответствует, скорее всего, количеству драгун, участвовавших в походе, не включает в себя пехоту, а также "черкасов" (украинских казаков — прим. автора), донских казаков, калмыков и татар, также выступивших в составе отряда. Из документальных источников можно видеть, что в бою 29 декабря 1701 г. близ Эрестфера принимали участие гетманские полки — Миргородский, Полтавский, Лубенский (Д. Зеленский), Переяславский, 2 охотничьих полка, 5 слободских и донской полк Фролова. Гадячский полк Боруховича (около 3000), участвовавший в походе А. Репнина к Риге, к этому времени уже покинул прибалтийский театр. В бою под Эрестфером погиб полковник Григорий Пашковский, командир одного из охотничьих полков. Через пять дней после сражения все гетманские полки покинули Прибалтику, оставив два охотничьих полка. За отличия был награжден командир Ахтырского слободского казачьего полка Иван Перекрест (из крещеных евреев — прим. автора).
26-го декабря Шереметев занимает деревню Выбовку, оставляет здесь весь обоз и 29-го выдвигается навстречу Шлиппенбаху, который также двигается из мызы Эрестфер и в двух верстах от нее занимает позицию на переправе через близлежащую речку. Вперед высылается шведский конный полк, который был внезапно атакован русскими драгунами и наголову разбит.
Шлиппенбах оставляет для защиты переправы два полка и 6 пушек, а сам отступает к мызе Эрестфер. Шереметев, не дожидаясь пехоты, бросает в бой одну конницу. После трехчасового упорного сражения шведы были разгромлены. Шлиппенбах оставил Эрестфер и отступил вглубь Эстляндии. По данным русских, шведы потеряли 3000 человек (что явно завышено — прим. автора), в плен взято 2 полковника, 8 офицеров и 356 нижних чинов, захвачены пушки и 16 знамен. О своих потерях сообщается приблизительно в тысячу человек. Можно вновь сравнить эффективность боя — у шведов Э = 1000:7000 = 14 %, у русских Э = 2000:17539 = 11.4 %, при этом боевой дух каролинов уже не тот, что под Нарвой — Д = 2000:366 = 5,4, да и налицо явный прогресс русских в своей эффективности ведения боевых действий.
Победа при Эрестфере была ознаменована торжественным шествием полков во Псков 4 января 1702 года. При этом, по словам современника, "взятого их (шведского) полковника везли в санях, ротмистр их взятый ехал на лошади; а за ними вели взятых языков 150 человек; а за ними шли наших полков солдаты; а после того ехал боярин Борис Петрович с конницей".
Моральное значение этой победы было очень велико. "Слава Богу — сказал Петр — мы дошли до того, что шведов побеждать можем!". Царь щедро наградил участников сражения: Шереметеву присвоено звание фельдмаршал и пожалован орден Андрея Первозванного, офицеры награждены золотыми монетами, а солдатам роздано по серебряному рублю. В честь победы отчеканена большая памятная медаль. Это были первые боевые отличия, заработанные русскими полками. Но самое главное, что поднимался и укреплялся ДУХ войска! Крепла и росла сплоченность и боевая выучка полков.
Армия вернулась к Пскову, и до лета 1702 года энергично занималась обучением. Особенно это касалось драгунских полков, которые пополнились конским составом и оружием. Еще в январе Шереметев писал Петру: "если не будут по этой росписи присланы драгунам лошади и припасы, и с ними идти в поход с безружейными нельзя, чтобы какого бесславия не принесть, а за малолошадством будет безлюдно". Кроме того просил "во все полки драгунские надобно по гаубице", на что получил ответ, что они "делаются". Вскоре во все полки поступили полупудовые гаубицы весов в 26 пудов каждая, прислуга которых была посажена на лошадей.
В Эстляндии были оставлены украинские и донские казаки, калмыки и татары, которые занялись опустошением края. Дело в том, что жалование и провиант до казацких полков не доходили, их разворовывали раньше, считая, что казаки, мало чем отличаются от калмыков или татар, считая их неким диким туземным войском, которое все должно себе добывать в походе. Когда это происходило на вражеской территории, то имело некое оправдание, сотни местных жителей угонялись казаками, а их жилища разорялись и сжигались. Шереметев писал Петру, что он "не велел отнимать Чухну у Черкасс, чтоб охочее были…". Но когда они находились на своей, русской территории, положение не менялось. Гетман Мазепа еще в 1701 году дважды писал царю, что казаки голодают, а Шереметев еще зачастую отнимает у них коней, для передачи в драгунские полки. Но мер никаких не принималось. Тогда казаки начинали грабить русские деревни, где встречали, естественно, отпор со стороны местных жителей. Письменных челобитных крестьян Ингерманландии с жалобами на казаков, по-видимому, не сохранилось. Однако их взаимоотношения характеризует челобитная из села Низино Новгородского уезда. В мае 1705 г. (т. е. уже после взятия Нарвы!) они жаловались архимандриту Иверского монастыря Аарону: "Ехали с Олонецка, с Лодейного поля, донские и яицкие и гребенские казаки в Санкт-Петербург, и у нас, сирот, хлеб в житницах, и овес семенной лошадям брали, и животы и статки грабили, и животину, коров и овец, и свиней многих на полях в стаде побили, а по полям рожь прикормили без остатку, и подвод под них ставили, и тем подводам и доныне от них отпуску нет". Это все не прибавляло ни популярности самим казакам, ни доставляло и им радости. Отношения с казачеством, что с украинским, что с донским, все царствование Петра I были напряженными. От них требовалось беспрекословное подчинение, а любые попытки проявления некой самостоятельности, жестко пресекались, при этом все вопросы их снабжения, вооружения и оплаты возлагались непосредственно на них самих. В результате была и измена гетмана Мазепы на Украине, и бунт Булавина, и уход атамана Некрасова с Дона к туркам.
В 1702 году боевые действия возобновились. Шереметев вновь выступил 12-го июля "для поиску и промыслу". Его армия состояла из 30 000 человек, в том числе 9 драгунских полков, 8 пехотных, 3 рейтарских, а также казаки, калмыки и татары. Впервые встречается упоминание о гусарах. Видимо речь идет о каком-то формировании из добровольцев-иностранцев, представлявшее собой что-то среднее между регулярной и иррегулярной кавалерией — казаками. Всерьез к началу создания первого гусарского подразделения — "воложской хоронгви", приступят лишь по указанию царя в 1707 году.
18 июля Шереметев встретился вновь со Шлиппенбахом при Гуммельсгофе, где в жестоком шестичасовом бою разгромил восьмитысячный корпус шведов. Сражение началось еще 16-го июля с разгрома передового шведского отряда майора Унгернштерберга из 300 кавалеристов. Затем день противники отдыхали и готовились к продолжению схватки. Заодно Шереметев приказал выжечь все в округе на 10–15 верст. Рано утром 18 июля три драгунских полка — Кропотова, Полуэктова и Вадбольского отправились в разведку, дошли до мызы Гуммельсгоф, где натолкнулись на основные силы шведов. Шлиппенбах атаковал их и опрокинул, заставив потерять 5 орудий и несколько знамен. Шереметев срочно отправляет для сикурса еще два драгунских полка — фон Вердена и Боура и спешит сам на подмогу с основными силами. Сражение завершилось в десять часов вечера. Потери шведов указываются в 5490 погибших, 328 пленных, свои потери оцениваются в 411 убитых и приблизительно столько же раненых. Эффективность боевых действий русской армии Э = 5490:17000 = 32 %!
После победы армия Шереметьева разоряет, "как положено" край, отправив пленных в Псков, затем, берет штурмом несколько укрепленных мыз, крепостей и городов — Валмер, Трикат, Кригендербен, Гемелтай, и, наконец, приступает к осаде Мариенбурга. Старинный город-крепость располагался на острове и, соответственно, со всех сторон был окружен водой. Мост шведы сожгли. Шереметев приказывает рубить плоты, в чем деятельное участие приняли и драгуны (на каждую роту полагалось иметь 80 топоров, 10 кирок и 10 лопат, которые всегда возились с собой). Петровский драгун был универсальным солдатом — и кавалеристом, и пехотинцем и сапером.
25-го августа начался решающий штурм. Ночью, за три часа до рассвета пехота и драгуны переправились на остров и залегли под стенами. Утром, артиллерией, часть стены была разрушена, из крепости вышел комендант и несколько офицеров, которые заявили о капитуляции и передали русским драгунам свои шпаги. Часть гарнизона начала покидать крепость, а часть отказалась и продолжила вести огонь. Тогда Шереметев снова приказал продолжить обстрел. И здесь надо сказать несколько слов о героическом поступке шведского офицера, артиллерийского прапорщика Вульфа. Он собрал все имеющиеся в крепости знамена, отнес их в пороховой погреб, и взорвал себя вместе с ним. Взрыв был такой мощности, что от крепости остались одни развалины. "Едва Бог спас и нас", писал Шереметев в донесении царю — "Слава Всевышнему, что мост был сожжен, иначе много из наших погибло бы. И так жаль… все пропало, одного хлеба 1500 пудов и прочего магазина пожег… А знамена пожжены от "того проклятого" (имеется в виду Вульф — прим. автора), взял с собой и зажег". Для чего мы упомянули о подвиге Вульфа? Чтобы читатель мог почувствовать с какой отвагой и самопожертвованием сражались шведы, недаром, мы уже говорили о том, что в Уставе Карла XII не рассматривалось отступление вообще, ни как маневр, ни как способ ведения боевых действий. Если говорить о последующих шведско-русских войнах, подобного уже не встретим. Будет все скорее наоборот. Шведские армии будут отступать, уклоняясь от сражения, крепости будут сдаваться, не исчерпав и наполовину возможности обороны, великолепные позиции, грозящие противнику — русским огромными потерями при штурме, будут оставляться без единого выстрела. Но сейчас был золотой век и расцвет шведского военного искусства. Русская армия только училась, и вступала в сражение, имея постоянно численный перевес над врагом. Пока воевали числом, но скоро придет и умение!
Мариенбург заслуживает и еще в одном особого упоминания. В плен были взяты комендант, 29 офицеров, 375 солдат, "546 чухны и латышей, кроме 500 розданных разным ратным людям". Так писал Шереметьев. Среди тех самых пятисот "розданных ратным людям" была и некая Марта Крусе (Краузе), урожденная Скавронская, из бедной крестьянской латышкой семьи, которая совсем юной вышла замуж за шведского трубача Иоганна Крусе (Краузе). Так она оказалась в гарнизоне крепости. При штурме муж бежал, а хорошенькая Марта попала в руки русским драгунам. Здесь ее приметил и забрал себе генерал Боур, затем она попала к Шереметеву, после к Меньшикову, а уже от "светлейшего" Александра Даниловича к самому царю Петру. Так латышская крестьянка и вошла в русскую историю под именем Екатерины I. А вместе с ней вошли в историю и русские драгуны, штурмовавшие крепость!
В это же время, сам Петр находился с пятью гвардейскими батальонами в Архангельске, где были срочно построены два фрегата. Морским путем отряд Петра добирается до Онежской губы Белого моря и отсюда, 160 верст, через леса, речки и болота, русские прошли, неся на себе и пушки, и фрегаты, вышли к Повенецкому погосту, самой северной точке Онежского озера. Затем он двигается снова водным путем, по реке Свирь выходит в Ладогу.
Точкой сбора всех русских войск, это касалось, прежде всего, Апраксина, стоявшего в Старой Ладоге, назначается место впадения в Ладожское озеро реки Назия, приблизительно в 17 верстах от шведской крепости Нотебург — бывшей новгородской крепости Орешек.
До этого, Апраксин все время находился в незначительных стычках с отрядом шведского генерала Кронгиорта. Выступив из Старой Ладоги в начале августа 1702 года, Апраксин форсировал Назию, сбив передовые посты шведов и устремился к устью Невы. Так начиналась боевая работа еще двух драгунских полков — Девгерина и Морелия (Вятского (Белгородского) и Нижегородского). Апраксин продвигался вперед, опустошая лежавшую перед ним Ингерманландию. Шереметев занимался тем же самым в Лифляндии и Эстляндии, пока Апраксин стоял в Старой Ладоге, теперь такую же задачу решал последний. "По указу твоему — доносил Апраксин царю — я рекой Невой до Тосны и самой Ижорской земли прошел, все разорил и развоевал от рубежа верст на сто, и стою на Тосне, недалеко от Канец (имеется ввиду Ниеншанц, будущее место закладки Санкт-Петербурга), …Кронгиорт со всеми войсками стоит на мызе Дудеровщине, верстах 35 от нас, куда мы и пойдем с Божьей помощью".
Однако, Петр уже смотрел на Ингерманландию, как на территорию, которая безоговорочно войдет в состав России. Поэтому вместе благодарности, как Шереметеву за действия в Прибалтике, Апраксин получил выговор от царя и строжайшее указание чухонских деревень не трогать. Особое внимание Петр и Шереметева и Апраксина просил обратить на иррегулярные войска. "Ибо ведаешь какия люди татары и казаки", — написал он Шереметеву в мае 1703 года. В августе того же года газета "Ведомости" сообщала: "Его царское величество накрепко заказал всем высоким и низким воинским людям, чтоб в Лифляндах и Ингерманландах впредь никто ничего не жег, и для содержания указа, иным на образец, неких калмыцких татар, которые противно указу чинили, казнить велел".
Кронгиорт приказал пехоте выступить против Апраксина из Ниеншанца, а сам, с одной кавалерией, вышел из Дудеровской мызы (совр. Дудергоф), и 13-го августа переправился через Ижору. Здесь противники и встретились. Шведская пехота не подоспела, а кавалерия была опрокинута русскими драгунами и рассеяна. Шведы потеряли около 500 человек убитыми и около сотни пленными. Апраксину достались и обозы. Русская конница преследовала шведов до Славянки и здесь остановилась. После чего Апраксин получил приказ Петра следовать назад к Назии и готовиться к штурму Нотебурга.
Оборону Нотебурга возглавлял подполковник Густав Вильгельм фон Шлиппенбах, родной брат генерала Шлиппенбаха, уже встречавшегося неоднократно с армией Шереметева, который по приказу царя принял командование над войсками осаждавшими Нотебург.
11 октября, после десятидневного обстрела крепости проделали три пролома в стенах, и с половины четвертого утра начался решительный штурм. Шведы отчаянно сопротивлялись, и если б не случайность, все могло окончиться неудачей. Штурм продолжался уже в темноте наступившего вечера, и Петр, отчаявшись, послал передать приказ об отступлении. Однако, офицер с приказом заблудился в темноте, а войска продолжали сражаться. В 4.30 шведский комендант приказал барабанщику бить сигнал о капитуляции. Пальба прекратилась, русские приняли условия шведов, дали им три дня на сборы и выпустили в Ниеншанц. Занятый Нотебург был переименован в Шлиссельбург — Ключ-город, открывавший путь к побережью Балтийского моря.
Хотелось бы отметить, что сразу же после взятия крепости, русские приступили к исправлению последствий ее осады. Кроме того, отсыпали на острове дополнительно шесть земляных бастионов и усилили артиллерией. Вслед за Новгородом, Псковом, Старой Ладогой, Шлиссельбургом росла цепочка оборонительных форпостов.
Глава 4. ТОЧКА ОТСЧЕТА
Наступила весна 1703 года — весна, ставшая точкой отсчета Великой Российской Империей. Этот год, ознаменовавшийся закладкой Санкт-Петербурга, означал наступление новой эры Русской Истории.
В марте 1703 года в районе деревни Липола состоялось еще одно сражение. Численно превосходящее русское войско с участием специально снаряженных отрядов лыжников атаковало стоящий в обороне т. н. "Черный полк" майора Бургхаузена, состоявший из 600 драгун.
После закладки Санкт-Петербурга были взяты еще два города — Копорье и Ямбург. Остававшиеся на зимовку во Пскове генералы Бухвостов и фон Верден получили приказ идти к Ямбургу с 12 пехотными полками — фон Шведена, Айгустова, Мевса, фон Делдина, Балка, Англера, Инфлента, Геренка, Шкотта, Рыдлера, Келина и Шарфа, и одним драгунским — Григорова. Сам Шереметев выступил 11 мая к Копорью с 4 пехотными полками — Кара, Толбухина, Гундерт-Марка и Дедяты, одним стрелецким полком Стрекалова, кроме того было еще 1700 рейтар, 250 дворян Новгородского разряда и 5 пушек. Находя эти силы недостаточными для похода на Копорье, Шереметев отписал фон Вердену во Псков, чтобы были присланы ему еще три драгунских полка — кн. Волконского, кн. Мещерского и Григорова. 23 мая фельдмаршал прибыл к Копорью и в ожидании драгун начал приготовления к осаде крепости. В тот же день он получил известие о взятии Ямбурга. Однако драгуны запаздывали из-за нерасторопности почты, и Шереметев 25 мая начал бомбардировку крепости, а 27-го она сдалась. Ингерманландия была завоевана, теперь следовало ее удержать. Исходя из этого, Петр приказал всей армии Шереметева сосредоточиться в Ямбурге и заложить сильную крепость для прикрытия будущей столицы со стороны Эстляндии. Под власть России возвращались старые новгородские земли.
Всего в распоряжении Шереметева состояло 12 пехотных и 11 драгунских полков, царицынские и саратовские стрельцы, донские, яицкие и уфимские городовые казаки, башкиры, астраханские и казанские татары. Пехота разместилась в крепости, а конница по берегам реки Луги. Пехота трудилась над возведением укреплений, а драгунам было приказано "лес возить и рубить, а также дерн по половине полка каждого в день". Сроки работ были установлены жесточайшие: "дабы больверки в 10 дней, а весь город в 4 недели от сего числа конечно бы сделать, понеже великое дело в том состоит".
17 июня получили известия, что комендант Нарвы генерал Горн намеревается атаковать русских под Ямбургом. Тотчас было приказано драгунским полкам укрыться в лесу, выманив шведов на оставленные якобы без защиты лагеря. В помощь коннице был отправлен пехотный полк Айгустова. 19-го Горн атаковал русских, но сам подвергся нападению и спешно отступил. Извещенный об этом Шереметев примчался немедленно в драгунский лагерь и взяв с собой два полка — кн. Волконского и Боура бросился наперерез кратчайшей дорогой. Но в следствии поспешности отступления шведов ему удалось настичь лишь арьергард, который был частично истреблен. Захвачено 2 пушки и 26 пленных. Собственные потери — 5 убитых и 3 раненых.
Однако, не смотря на неудачу, Горн продолжал беспокоить русских вылазками. Обозленный Шереметев приказал фон Вердену взять всю конницу и положить конец нападениям шведов. Татарская конница выманила на себя значительный шведский отряд и вывела его на драгунские полки. Около 300 шведов было убито, 9 взято в плен. Фон Верден обошел Нарву и вышел к устью реки. Здесь обнаружили три судна, идущие в крепость. Обстреляв их из полковых гаубиц, русским удалось одно из них сжечь. После этого разорили все в радиусе 20 верст вокруг Нарвы и вернулись в Ямбург.
31 июля сюда же прибыл вновь назначенный губернатор всей Ингерманландии Меньшиков. Предстоял совет с Шереметевым, что делать дальше. Работы по завершению оборонительных укреплений Ямбурга подходили к концу, необходимо было переместить полки, дабы не разорить уезд их кормлением, и продолжить военные действия. Представили на утверждению царю план:
— В Ямбурге оставить три полка — два пехотных, один драгунский, всего 3000 человек.
— Остальным отправляться в поход но не ранее середины августа, по завершению работ в крепости.
— В поход должны пойти 9 драгунских полков — Родиона Боура, Григория Волконского, Ивана Игнатьева, Семена Кропотова, Петра Мещерского, Никиты Мещерского, Василия Григорова, Афанасия Астафьева, Ивана Горбова, а с ними полки Мурзина, Дмитрия и Ивана Бахметьевых, состоявшие из легкой конницы — татар, башкир, казаков и калмыков.
— Маршрут определить следующим образом: через реку Нарву у Сыренца, оттуда к Везенбергу, далее к Ревелю, и выйдя Рижской дорогою к Печерскому монастырю в сентябре, последнем военном месяце, полки распустить на зимние квартиры, чтобы люди были готовы и прочны к ранней весне.
План был утвержден Петром и 22 августа Шереметев выступил с 11 тысячами кавалерии при 24 конных орудиях. Шведы не смогли воспрепятствовать переправе русских через Нарву, да и далее вели себя весьма пассивно, оставляя город за городом. Шведские гарнизоны покидали их, не пытаясь обороняться. Так русские взяли Ракобор, где им досталось огромное количество медикаментов, пополнивших полковые аптеки, заняли Феллин, Руин и другие города и мызы. В конце сентября кавалерия Шереметева вернулась в Печерский монастырь, завершив таким образом 400 верстный поход.
Всю зимы полки ремонтировались, получали новые фузеи, шпаги, заодно несли охранную службу на всем пространстве от Гдова до Ямбурга и Копорья.
Кампания 1704 года началась походом Шереметева к Дерпту (Тарту), Петр осадил Кексгольм (Корелу), а Апраксину было приказано наблюдать за Нарвой и препятствовать возможной высадке десантов с кораблей шведов в устье реки Наровы. Задача была сложной и вся нагрузка ложилась на драгунские и казачьи полки, которые постоянно совершали рейды и к Нарве и на побережье. 7 января 1704 года рота капитана кн. Михаила Мещерского задержала в двух верстах от Нарвы и привела в русский лагерь восемь "латышей", выехавших из города за дровами. Допрошенные местные жители показали, что в Нарве три пехотных полка, "а в тех полках салдат тысячи с две или больше", две роты драгун, рота рейтар. Подробные сведения о расположении и численности шведских войск в Нарве содержали показания крестьянина деревни Матвеевской Копорского уезда Андрея Никулаева. Крестьянина доставили в Петербург, где он рассказал, что "было в городе швецких служилых людей пехоты 3000, драгунов и рыстарей 400, гранидиров 150, пушкарей 50, посацких 400 человек. И… генваря по 2 число, как пошел из Ругодива (Нарвы — прим. автора), прибылых служивых людей из Стекольной (Стокгольма) и ниоткуда в Ругодив не было. И около Ругодива в ближних мызах и в деревнях верстах в 10-ти, в 20-ти, в 30-ти швецких служилых людей нет". От разведки перешли к действиям — Апраксин доносил царю: "Драгуны беспрестанно разбивают неприятельские патрули и караулы, мешают мелким высадкам и не дают ничего выгружать на берег". Постоянная качка на море мешала шведам вести прицельный огонь по русской кавалерии, потому особых потерь не было. Вскоре шведский флот отошел к Ревелю (Таллинну) и произвел высадку десанта. Общее командование армией принял на себя снова Шлиппенбах. Петр решает немедленно снять осаду Кексгольма и направляется к Нарве. К нему же присоединяется и Апраксин. Начинается осада Нарвы. На этот раз все складывается удачно. Шведский гарнизон, зная о движении армии Шлиппенбаха, попадается на уловку русских, разыгравших сцену его приближения к крепости. Обмундирование-то было очень похожим! Осажденные вышли из крепости (около 1150 человек) навстречу "освободителям" и были успешно перебиты.
Между тем, настоящий Шлиппенбах продолжал свое движение к Нарве. Ему навстречу были брошены шесть драгунских полков, которые разгромили шведов напрочь.
Силы Шереметева под Дерптом были значительные: 7 драгунских полков — Боура, Кропотова, Игнатьева, Мещерского, Ифлента (Инфланда), Григорова и Гагарина (7628 чел.), 2 низовых (казачьих) полка Назимова и Мурзенка (1730 чел.), 12 полков пехоты — фон Шведена, Айгустова, Мевса, фон Дедлина, Николая и Федора Балков, Англера, Шкотта, Гасениуса, Геренка, Келина и Рыдлера (11116 чел.), 2 стрелецких полка Вестова и Палибина (1058 чел.). Всего 21532 человек, не считая иррегулярной конницы. Но нерешительный (без Петра) Шереметев топтался под Дерптом. Дерпт, древний русский город Юрьев, уютно расположился на берегу реки Эмбах. Это была серьезная крепость. С полевой стороны Дерпт был хорошо укреплен бастионами, по новейшим правилам фортификации, но со стороны реки прикрыт был лишь простой каменной стеной. Редан, построенный на левом берегу реки служил вместо предмостного укрепления и обеспечивал сообщение между двумя берегами. Гарнизон крепости состоял из трех с лишним тысяч человек под начальством полковника Карла Густава Скитте, человека горячего и беспокойного. Крепость была хорошо снабжена провиантом и воинскими припасами. Многочисленная артиллерия довершала неприступность Дерпта, взять который предстояло Шереметеву.
Несколько дней рыли траншеи на обоих берегах реки, а также с севера, со стороны Рижской дороги, прямо напротив ворот Святого Иакова. Подтянули осадную артиллерию и восемнадцать дней беспрерывно бомбардировали Дерпт. Безрезультатно! Осажденные, несмотря на частые пожары в городе и убыль в людях, не сдавались — ожидали подкрепления. Каждый день, под вечер, выпускали в небо, высоко-высоко, две ракеты — подавали сигналы.
Петр торопил, опасался подхода шведских войск на помощь осажденным, осторожный Шереметев медлил. Просил не спешить:
— По Ревельской, Перновской и Рижской дорогам, верст на тридцать никого не видать, окромя чухны!
Все драгуны были брошены на шанцевые работы, превратившись опять в пехоту. После трех недель сидения, надоевшего всем, шведы решились на вылазку. Комендант приказал полковнику Тизенгаузену и подполковнику Бранту взять тысячу человек, конных и пеших, выйти из крепости через ворота Св. Иакова и засыпать воздвигнутый напротив детраншемент. Хотя вылазка и не удалась, шведы отступили, потеряв три офицера убитыми, в том числе Бранта, с ними пятьдесят солдат, и десять офицеров пленными, но терпение Петра лопнуло.
Он примчался от Нарвы на трофейной яхте "Ульрика". Переставил все осадные батареи заново. В результате этого между Русскими воротами и башней Пинтурма образовался пролом, куда моментально устремились русские. Шведы бросились им навстречу, завязался упорный бой, а подкрепления, получаемые с обоих сторон, продлили его на всю ночь. С рассветом русским удалось овладеть равелином и, захватив шесть пушек, немедленно развернуть их вовнутрь. Комендант посылал двух барабанщиков бить сдачу крепости, но оба были убиты. И лишь подав сигнал из трубы, ему удалось обратить внимание Шереметева. К часу дня штурм завершился. Гарнизон, а из него в живых осталось две с половиной тысячи, был отпущен. Офицерам были даже возвращены шпаги. Потери русских — 742 убитых, 2165 раненых. Потери шведов — 811 человек. Кроме того, вся артиллерия, состоявшая из 111 орудий, досталась русским.
Петр вернулся под Нарву. Неудача с вылазкой удручающе подействовала на гарнизон, но сдаваться Горн был не намерен. У него оставалось еще около четырех тысяч человек, не считая ополченцев, и четыре сотни орудий угрожающе смотрели на русских с крепостных стен. Началась правильная осада.
Основная цель штурма — северные бастионы Виктория и Гонор. Отвлекающий маневр — атака на южные бастионы Триумф и Фортуна. Подведенные вплотную к стенам подступы прикрывали пехоту. Возведенные осадные батареи открыли ураганный огонь. Пушечные батареи били по бастионам, мортирные по городу. За десять дней было выпущено 4556 бомб. Прибывшие из-под Дерпта пехотные полки непрерывно тревожили неприятеля ложным атаками южных бастионов.
Мощнейший обстрел северных бастионов привел к обрушению левого фаса Гонора. 6-го августа осаждавшие послали коменданту предложение о сдаче. Комендант Горн отказался.
Основной штурм Петр назначил на 9-е августа. Еще два крепость подвергалась непрерывным обстрелам. Штурмовые лестницы поднесли вплотную к стенам. Со всех полков собрали гренадеров, и в ночь перед штурмом разместили в ближайшем к проломе подступе. Наверху еще батарея встала, из четырех пушек.
Начали в два часа дня. Новая батарея открыла огонь в упор, сметая защитников с верха обвала. Осадная артиллерия продолжала забрасывать город ядрами и бить по башням.
Безымянный прапорщик из пехотного полка рванулся наверх первым, первым на лестницу полез, первым знамя свое ротное воткнул. И погиб тут же, почти весь разорванный встречным залпом. Но за ним остальные полезли. Шведы защищались отчаянно. Бочки с порохом поджигали и скатывали вниз их — только ноги-руки в стороны летели. Но ворвались! Пощады не ведали. Да пока никто и не просил. Дрались за каждый дом, рубились, кололи штыками, за ножи хватались. Началась расправа. Убивали всех подряд. И солдат, и мирных жителей.
Горн понял, что Нарву не удержать. Послал одного барабанщика — убили, другого — убили. Сам схватил барабан, на площадь вышел перед ратушей, встал, начал отбивать сигнал капитуляции. Его окружили русские гренадеры. Взяли в кольцо, но убивать не стали. Между тем, в городе продолжались бесчинства. Озверелые солдаты не могли остановиться. Бойня продолжалась.
Получив известие о капитуляции, в Нарву влетел сам Петр. Видя, что его солдаты продолжают истреблять противника, разъярился, самолично заколол двоих. С окровавленной шпагой вылетел к арестованному коменданту, ожидавшему на площади. С размаху царь влепил генералу Горну пощечину. Кричал в гневе:
— Не ты ли виноват? Не имея никакой надежды, никакого средства к спасению, пошто дрался? Глянь на шпагу, генерал! Это кровь не шведская, это русская. Я своих заколол, дабы удержать прочих от бешенства. Все из-за упрямства твоего дурного!
Вслед за Нарвой, капитулировал и Ивангород. Потери русской армии были меньше чем при взятии Дерпта — убитых 358, раненых 1340.
Пленные из Нарвы (4555 чел.) отправлены в Казань, а из Ивангорода отпущены по их желанию — в Ревель или в Выборг, поскольку комендант крепости полковник Магнус Шернстроле согласился на сдачу добровольно.
Успехи, достигнутые к 1704 году означали, что Россия уже выполнила одну из главных задач войны — возвращение утраченной в предыдущем столетии Ижорской земли. Еще после взятия Нотебурга Петр написал письмо Августу II из "завоеванной нашей наследной крепости Орешек", а одна из триумфальных арок, установленных во время празднования побед в Москве зимой 1704–1705 гг. была украшена надписью: "Мы ни чужой земли не брали, ни господствовали над чужим, но владеем наследием отцов наших, которое враги наши в одно время неправильно присвоили себе. Мы же улучив время, опять возвратили себе наследие отцов наших".
Взятые Нарва, Ивангород, Дерпт влились вместе с заложенным в 1703 году Петербургом в единую оборонительную систему Северо-Запада. Однако, в отличии от всех старых крепостей, Петропавловская крепость Петербурга строилась уже по совершенно новому принципу, как каменная крепость бастионного типа. Инструкцией Петра Р.В. Брюсу, руководившему фортификационными работами, было предписано одеть в камень в первую очередь бастионы Головкина и Зотова, а также куртины между бастионами Меньшикова и Головкина (то есть усиливали карельскую сторону). Возведение этих укреплений было закончено к осени 1708 года. В 1709 г. был полностью перестроен в камне Трубецкой бастион, и начата перестройка куртины между бастионами Зотова и Трубецкого. Артиллерийское вооружение крепости довели до 445 орудий.
Продолжалось строительство укреплений на острове Котлин, где к сентябрю 1706 г. была возведена Крепость Святого Александра, вооруженная 40 пушками. Кроме нее, построили еще несколько батарей. Всего Кронштадт обороняло 114 пушек и 1 мортира. Артиллерия, руководимая К.И. Крюйсом, удачно отразила две попытки корабельного шведского флота уничтожить укрепления острова — эскадры де Пруа (в 1704 г.) и К.Г. Анкерштерна (в 1705 г.).
На берегах Балтики стояли уже не те нестройные массы, которые дали себя так легко разбить в 1700 году, а закаленные в боях и обученные тактическим приемам ведения боевых действий войска. Из новгородских земель, находившихся под властью шведов оставался Кексгольм, бывшая Корела, да Выборг нависал угрозой для новых территорий. Однако центр борьбы должен был сместиться на юг, в Польшу и на Украину. Об этом отчаянно просил его союзник Август II, чьи дела принимали опасный оборот.
Петр внял просьбам польского короля и заключил с ним трактат наступательного и оборонительного порядка, подписанный царем 19 августа 1704 года. Согласно этому документу Петр обязывался во все время войны с Карлом XII держать в Польше двенадцатитысячную армию. Польский же король должен был выставить в поле к лету будущего 1705 года войска конного — 21800 чел, и пешего — 26200 чел. Все войска должны были содержаться за счет Польши, во все время ее войны со Швецией. В случае ухода Карла из Польши, последняя обязывалась перенести театр военных действий, с тем же числом войск, туда, куда будет угодно России, но в таком случае русские обязались выделить на содержание польской армии 200 000 рублей.
Незадолго до подписания трактата, шведский генерал Левенгаупт разбил под Якобштадтом русско-саксонский отряд, возглавляемый с стороны союзников Огинским и Вишневецким, с русской — генералом Корсаком. Это заставило Петра послать им на помощь князя Репнина с корпусом из 12 000 человек конницы и пехоты.
Петр предполагал к весне 1705 года сосредоточить всю армию в Литве и перенести театр военных действий в Польшу. Полкам были приготовлены зимние квартиры, однако, Петр изменил свое решение и распорядился идти в Курляндию: "Когда реки встанут, тогда собраться с конницей "пристойным числом" и пойти прямо на генерала Левенгаупта". Но зимний поход не состоялся, и действия были перенесены на весну.
Петр назначил Полоцк общим сборным пунктом армии, бывшей под началом Шереметева. Левенгаупт стягивал свои войска к Митаве, расположивщись лагерем неподалеку.
1 июля армия Шереметева выступила в поход. В ее составе было 9 драгунских полков — Боура, Волконского, Кропотова, Игнатьева, Григорова, Ифлента, Мещерского, Сухотина, Гагарина и выборный шквадрон, а также 3 пехотных полка — Шенбекова, Лангова и Повияшева. Приготовили пять тысяч подвод, так как предполагалось на них перемещать пехоту. Конницу разделили на три бригады (по три полка). Ими командовали полковники Боур, Кропотов и Игнатьев. Всей пехотой командовал генерал Чамберс. В армии было 10 полупудовых гаубиц и 6 трехфунтовых медных пушек.
10 июля Шереметев был уже у Немана, в 35 верстах от Митавы. Отсюда было выслано к Митаве 13 рот драгун под командою полковника Боура. В тот же день ночью Боур подошел со своим отрядом к воротам города. В карауле была рота шведских солдат при двух пушках. Шведы были настолько поражены неожиданным появлением русских, что бросились бежать. На их плечах отряд Боура ворвался в Митаву. Преследование продолжалось до центральной площади города, где драгун встретили еще несколько рот шведов, выставивших вперед рогатки. С небольшой заминкой, но препятствие было преодолено и шведам ничего не оставалось, как укрыться вместе с комендантом фон Кноррингом в замке.
Боур возвратился к Шереметеву с трофеями — 9 знамен, 2 пушки и 4 мортиры, а также привел 56 пленных. Собственные потери — 10 убитыми и 30 раненными. Левенгаупт, узнав о нападении русских на Митаву, тотчас выдвинулся вперед со своей конницей, но не успел.
Победа Боура вдохновила Шереметева и он решил атаковать Левенгаупта всеми силами. Между тем шведы заняли крепкую позицию в районе мызы Гемауертсгоф.
15 июля Шереметев построив свои войска в две линии двинулся к указанной мызе. Позиция шведов прикрывалась с правой стороны болотом, а с левой ручьем, протекавшим и через фронт, образуя излучину. Шведы также выстроились в две линии: первая была сомкнута, вторая стояла с интервалами. Приближался вечер и Шереметев заторопился. Он приказал генералу Розену взять три драгунских полка бригады Боура и начинать движение на правом фланге. Переправившись через ручей русские натолкнулись на 4 шведских эскадрона полковника Штакельберга, отряженные Левенгауптом для наблюдением за противником.
Розен приказал немедленно атаковать шведов, что послужило общим сигналом к бою. Полковник Кропотов, видя отступавших шведских кавалеристов, бросил все свои три полка вперед, забыв о пехоте. Вслед за Кропотовым устремилась в атаку и бригада Игнатьева.
Шведы встретили русских драгун огнем из пушек, их конница правого фланга опрокинула драгун и устремилась на пехоту, боевые порядки которой и так уже были расстроены. Отошедшие назад драгуны перестроились и вновь атаковали корпус Левенгаупта. Им удалось обойти первую линию шведов, но увидев их обоз, все устремились туда. Вторая линия шведов, оборотившись фронтом назад нанесла удар по драгунам, грабившим обоз. Наступившая темнота прекратила бой, продолжавшийся более 4-х часов. Шведская армия всю ночь простояла под ружьем, а Шереметев отступил.
Потери были весьма значительны: в коннице было убито 16 офицеров и 294 драгуна, ранено 41 офицер и 779 драгун, без вести пропало 67, в плен взят один поручик. Пехота была практически вся истреблена: 33 офицера и 1561 солдат погибли, не считая большого числа раненных и пропавших без вести. Кроме того, шведы взяли 7 гаубиц и 6 пушек, 8 знамен и один штандарт.
После поражения под Гемауертсгофом Петр писал Шереметеву: "Не извольте о бывшем несчастии печальны быть (понеже всегдашняя удача многих людей ввела в пагубу), не забывать и паче людей ободривать… несчастливый случай учинился от недоброго обучения драгун (о чем я многажды говаривал), но ныне пишу, чтоб вы добрую партию отрядили, которые б могли взять добрых языков… дабы мы известны были о неприятельском состоянии… которые с бою ушли, покинув свою должность, учини им по воинским правилам". То есть, Петр предполагал по-прежнему отрезать Левенгаупта от Риги, но со своим решением он опоздал. Шведы уже ушли в Ригу оставив в Митаве небольшой гарнизон.
Царь сам прибыл к Шереметеву, приведя за собой дивизию Репнина и несколько драгунских полков Ренне. Через неделю, 4 сентября Митава сдалась, ее гарнизон был выпущен и отправился в Ригу.
В Курляндии оставалась одна не занятая русскими крепость Бауск. Петр приказал полковнику Балку взять два пехотных полка — Лефортовский и фон Швейдена, драгунский князя Волконского и занять Бауск. Отряд Балка явился под стены крепости 10 сентября, а 14-го пехота со спешенными драгунами Волконского ворвались в крепость. Шведский гарнизон из 500 человек, при 4 мортирах, 8 гаубицах и 46 пушках, капитулировал.
Покончив с Курляндией, Петр оставил здесь 6 драгунских полков под командованием Боура, а со всей остальной армией направился в Гродно.
Глава 5. ГРОДНЕНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ. 1705–1706 гг.
Пока шведский король Карл XII рассуждал куда ему направиться после Нарвы, в Речи Посполитой начинали разгораться страсти. Государство, кишевшее партиями, группировками, конфедерациями, где свобода была доведена до абсурда, а общественные интересы подчинялись частным, постепенно катилось к своему развалу, до которого оставалось около 70 лет. Составная часть Речи Посполитой — Литва уже была объята гражданской войной. С одной стороны магнаты Са-пеги Бенгт и Казимир, с другой — князья Григорий Огинский и Михаил Вишневецкий.
Часть запорожцев, отпущенных в 1701 г. из Лифляндии, пристала к сторонникам Сапеги, и приняла участие в междоусобицах. Чуть позднее, партия Огинского — Вишневецкого становиться на сторону короля Августа, соответственно Сапеги взывают к шведской помощи, и гражданская война перерастает в международный конфликт.
По просьбе короля Августа Петр приказывает Мазепе оказать помощь мозырскому старосте Михаилу Халецкому в осаде одной из лучших крепостей Белоруссии — Быхов, являвшейся серьезным стратегическим пунктом и оплотом сторонников Сапеги. Гетман направляет к Быхову 12000 казаков во главе со стародубовским полковником М. Миклашевским, в том числе 1500 запорожцев во главе со знатным войсковым товарищем Тимофеем Радичем.
12 октября 1702 г. крепость пала, в основном, стараниями гетманских казаков, однако, Миклашевский передал ее полякам и вернулся на Украину, приведя с собой пленных запорожцев, что состояли в гарнизоне Быхова. Это вызвало гнев Мазепы. Гетман писал царю: "Зело гневен есм на полковника стародубского наказного моего, что не усыпкою денною и ночною войск его величества регимента моего малороссийских работаю и трудами и уроном людей, которых больше 200 человек, меж которыми и сотников 2 человека убито, а столько же и раненых учинилось самих только при нем будучи людей (понеже при Халецком регименте мало было людей, и то конные, которые только на речи смотрели), склонив ту Быховскую крепость к подданию, допустил Халецкому на имя королевского величества польского и Речи Посполитой осадити, а на имя великого государя нашего своих людей ни мало не оставил, рушился к рубежу…, а он бы Халецкий хотя бы и 10 лет стоя добывал бы той крепости, то не возмог бы достати оной, как и сами быховцы в осаде будучи говорили и писали, что не сдались бы Халецкому, да и ныне тоже твердят, что не Халецкому, и не ляхам сдалися" (Эварницкий, Источники Т. 1, с. 944).
Миклашевский оправдывался тем, что осажденные сдались лишь на условиях передачи крепости полякам, а поспешный отход объяснил начавшимся среди казацких полков голодом (Там же с. 947). 1500 запорожцев, состоявших при войске в штурме участвовать отказались, видимо по той причине, что среди гарнизона крепости находились их товарищи, и разбрелись по округе, где промышляли грабежом, отказавшись повиноваться и Тимофею Радичу и польскому воеводе Халецкому. По приказу Мазепы зачинщиков казнили, а остальных отослали в Смоленск и превратили в крестьян. Гетман хотел казнить и тех запорожцев, что были на стороне Сапеги, но старшина, участвовавшая в походе отговорила Мазепу не делать этого, поскольку им была обещана жизнь.
Затем произошла некая странная история, где Миклашевский был замечен в сношениях с литовской прошведской партией. Сложно сказать было ли это провокацией, направленной на раскол среди казачьей старшины или политической игрой, рассчитанной на привлечение самого Мазепы к лагерю противников Москвы, но Миклашевского затребовали в Москву и гетман стал его выгораживать, хотя и признал, что "простого и неписьменного" стародубовского полковника, что "по взятии города Быхова ныне возгордился", но "Литва в чем не прельстила". Мазепа просил царя не отсылать Миклашевского в Москву: "Не пристойно ли бы было его по войсковым правам наказать за его преступление, подержать в Батурине в вязенье, от полковничьего уряду отставить, из Стародуба перевести в Глухов на старое господарство, чтобы жил, нежели посылать к Москве, чтоб таковым поступком иных полковников не ожесточить сердца и не привести в отчаяние".
Опала Миклашевского продолжалась недолго. 16 декабря 1704 г. Петр I в ответ на просьбу Мазепы распорядился: "Доносил ты наш верноподданный, нам Великому Государю нашему царскому величеству, что регимента твоего в пяти полках полковников ныне нет. А прежде бывший полковник стародубовский Миклашевский, у которого за некоторое преступление полковничество отнято и довольно смирен, клялся пред тобой верноподданным нашим пресвятым евангелием в церкви, что нанесено на него ложно и обещался нам Великому Государю нашему царскому величеству служить верно, и что тебе верному нашему подданному указ учинить мочно ли ему привратить полковничество. И Мы, Великий Государь, наше царское величество, указали тебе… о помянутом Миклашевском учинить по своему рассмотрению и по верной своей к нам Великому Государю службе… велеть ему в том полку быть… по прежнему в полковниках, и сказать… дабы он ту нашу царского величества милость к себе видя, верностью и службою нам… оказался паче прежнего, дабы себя истого подозрения весьма вывесть мог…".
17 февраля 1704 г. "генеральная конфедерация" в Варшаве, сколоченная Арвидом Хорном заявила об отмене присяги Августу II и отрешила его от польского трона, еще через полгода, 12 июля, был избран новый король познаньский воевода Станислав Лещинский.
Король Август II, оставшийся без польского трона, отступает ко Львову (Лембергу), имея 17 000 саксонцев и поляков, а также 6000 русских пехотинцев. Тут же следует приказ Петра гетману Мазепе переправится на правый берег Днепра, соединится с казачьими полками С. Палия и выдвигаться на Волынь и к Львову. Отправленный на помощь Августу II миргородский полковник Д. Апостол не успевает — шведы, опередив всех, силами трех драгунских полков 6 сентября 1704 г. захватывают Львов. Казаки отходят обратно.
Чуть ранее, 19 августа, под только что взятой Нарвой, Петр I подписывает новый договор с Августом II, по которому обязуется воздействовать на непокорного полковника С.Палия, а также вернуть Правобережье, занятое казаками Мазепы. Тем временем, саксонская армия уходит от шведов на север от захваченного Карлом XII Львова. К ней присоединяется 10 000 малороссийских казаков под командой наказного гетмана переяславского полковника Ивана Мироновича. Неожиданно Август поворачивает и захватывает Варшаву. Произошла своеобразная рокировка — Карл XII устремился из Варшавы к Львову, Август II наоборот, покинул Львов и занял Варшаву.
Саксонский курфюрст, оставшийся без польского трона, уезжает в Краков, часть войска отправляется осаждать Познань, другая часть остается в Варшаве в качестве гарнизона. Карл XII вновь возвращается и захватывает Варшаву и тут же устремляется в погоню за отступившими из столицы саксонцами. Преследуемым удалось ускользнуть в австрийскую Силезию, потерпев очередное поражение при Пунитце (польск. — Poniec Понец), но сохранив при этом остатки своего отряда. Зато шведская кара обрушилась на 2000 малороссийских казаков возле деревни Белч, которых союзники лишили лошадей. По шведским источникам все казаки были уничтожены (Григорьев, с. 186).
После этого наступило затишье на всем театре военных действий. Ключевым пунктом стратегии русской армии на ближайшие кампании становится Гродно. Все пути, отходившие от этой крепости были ключевыми для оборонительной тактики, избранной Петром I и позволяющей предугадать замыслы противника. От действий основной шведской армии Карла XII Гродно прикрывало южное направление, к Киеву — через Брест и Луцк (540 верст) или через Пинск и Луцк (700 верст); северо-восточное, к Петербургу и только что завоеванной Ингрии, через Полоцк и Витебск; и восточное, к Москве, — через Минск и Смоленск.
Важным было также северное направление, к Риге и Полоцку, как коммуникационная линия, сообщавшая шведскую армию в Польше с гарнизонами Лифляндии, (в первую очередь с Ригой, а значит и с самой Швецией).
Фельдмаршал Огилви занимает Гродно, Меншиков с авангардом — Тыкоцин, Мазепе приказано направить к Львову 15 000 казаков.
Гродненская операция представляет собой любопытный в военном отношении эпизод Северной войны, как первое "сидение". Стягивание русских войск из Курляндии и других мест к Гродно заняло три осенних месяца, и к ноябрю 1705 года, русская армия расположилась: пехота — в окрестностях Гродно и отчасти Тыкоцина, конница сместилась — от Августова до Пултуска, причем драгуны составили охранительную линию квартирного расположения русской пехоты.
7-го декабря 1705 года царь покинул ставку и отправился в Москву. Главное командование принял на себя король Август. Надо отметить, что кроме русских войск в армии присутствовал и саксонский корпус генерала Шуленбурга, численностью около 6000 человек. Русскими войсками командовал фельдмаршал Огилви, конницей — Меньшиков.
Прибыв в Москву, Петр немедленно отправил в армию 500 рекрутов, в основном для пополнения драгунских полков, понесших большие потери в сражении под Гемауертсгофом. Пехота получила пополнение раньше.
Конец 1705 года ознаменовался для русской армии еще одним царским указом, связанным с большим количеством беглых дезертиров. Перед войсками было зачитано: "за побег со службы и из полков, из трех человек (сбежавших и пойманных — прим. автора) казнить одного с жеребья (по жребию — прим. автора), и при казни быть всем тех полков солдатам, с ружьями, со знаменами и с барабанами, а двух, бив кнутом, отсылать вечно на каторгу. Самовольно из бегов являвшихся солдат наказывать кнутом же и отсылать в работу на пять лет, и после определять паки в солдаты".
Шведы пока что стояли спокойно на квартирах: Рейншельд в окрестностях Вронок, на Варте, король в лагере при Блоне, на границе с Силезией.
Карл XII, наконец, осознал всю опасность, исходившую от возрожденной и окрепшей русской армии, и принял решение немедленно ее разгромить. Зимой 1705 года его, казалось, не могли остановить ни лютые морозы, ни отставшие резервы. Карл XII стремительными переходами приближался к русским. Когда шведы уже обходили укрепленный русскими Тыкочин, обеспокоенный Август II собрал в Гродно военный совет с тем чтобы обсудить три вопроса:
— Идти ли навстречу неприятелю и атаковать его прежде, чем он соединиться с другим корпусов шведских войск?
— Ожидать ли неприятеля в Гродно в ретраншементе и крепко защищаться?
— Отступать ли и куда?
Под давлением Августа большинством голосов было принято решение отступать. Протокол в тот же день был отправлен царю на утверждение. В ожидании ответа русская армия оставалась в Гродно, расположившись внутри города, близ оборонительного вала, прикрытого широким рвов и защищаемого многочисленной артиллерией.
Конница, шесть полков бригады Ренне (Волконского, Пфлуга, Гейскина (Хейнске), Горбова, Штольца и Ренне), продолжала стоять по течение реки Нарева, неподалеку.
После быстрых, изнурительных маршей, 13 января 1706 года шведы показались в виды Гродно, на левом берегу Немана. Они шли тремя колоннами, в боевом порядке, с артиллерией. Обоз отстал. Переночевав, рано утром шведы продолжили движение, проследовав мимо Гродно, чтоб в трех верстах ниже по течению Немана по льду перейти на правую сторону.
Драгунские полки подтянулись к месту переправы, спешились и приготовились отстреливаться.
Карл остановил марш своей армии. Сам же, с шестью сотнями гвардейских гренадер, спустился на лед, построил их в боевой порядок и быстро с примкнутыми штыками, двинулся на правый берег Немана, где засели спешенные русские драгуны. После незначительной перестрелки, драгунские полки сели на коней и отступили в Гродно, где стали позади пехоты, посередине боевого расположения русской армии.
В тот же день вся шведская армия переправилась через Неман и выстроилась у деревни Девятовцы, в трех верстах перед Гродно, между ковенской и виленской дорогами. На следующий день шведы подступили под самые верки города. Король лично выехал вперед и осматривал укрепления Гродно. Из города открыли огонь, все изготовились к отражению штурма.
Но силы шведов также были на пределе и вместо решительного штурма, началась осада. Вместе с тем, противник терпел во всем недостаток и чтобы облегчить снабжение армии продовольствием, Карлу пришлось расположить свои войска, разбросав их широко в окрестностях Гродно, а в результате отдалившись от самого города.
Этим обстоятельством сразу решил воспользоваться Август II, чтобы вырваться из Гродно, и покинуть вверенную ему армию. 17 января, темной ночью саксонский курфюрст исчез из Гродно, в сопровождении 600 саксонских кавалеристов и… четырех русских драгунских полков, которым он приказал следовать за ним. В Гродно остались лишь два полка — Горбова и Штольца.
Узнав об этом. Петр потребовал немедленно от Августа вернуть драгун, но и Карл XII не дремал. Отошедшие к Августову драгуны были атакованы шведской кавалерией и вернулись в Гродно.
Надежды на помощь саксонцев не оправдались. Казалось, их соединению препятствовал лишь незначительный отряд генерала Рейншельда. Но, в двух-трех часовом сражении 2 (13) февраля 1706 г. под Фрауштадтом 12 тысяч чел. генерал-майора К.Г. Рейншельда, не имея ни одной пушки, разгромили 18300 саксонцев и 6362 чел русских с 31 пушкой, пленив 7300 человек. Была использована тактика двойного охвата, как бы скопировав Ганнибала у Канн за 216 лет до нашей эры. Эта победа оценивается, как одна из наиболее блестящих в истории шведской армии. Она же может быть названа самым темным пятном позора на мундире шведского солдата. Взятые в плен саксонцы перешли на шведскую службу, а русские перебиты "за бесполезностью". Пленных солдат резали, "как овец на бойне", протыкая пиками сразу по несколько человек, а потом еще в течение двух дней выискивали среди саксонцев, выводили и простреливали головы.
Огилви беспрестанно писал Петру, то, жалуясь на бедственное положение, то, ругая плохо подчинявшихся ему драгун, при этом, но скорее все-таки вынужденно, отмечая их заслуги в снабжении войск: "…конницу ни к малому действия не могу употреблять, ибо она так утомлена и ослабела… драгуны обвыкли токмо в деревнях сидеть, доброй стражи не иметь, с мужиков водку, ветчину, куры, гуси ограбливать…", а в следующем письме сообщает, что "понеже через кавалерию я из Тикотина 2641 мешок муки счастливо привезли", но чуть позже опять жалуется, что "недавно 200 волохов дошли и снесли с 200 драгун, посланных на фуражировку, хотя там близко стоял Ренне. Из этого видно, как мало те 6 драгунских полков могут употребляться к службе; они не отличились ни одним делом; только грабят и разоряют".
Петр отправил Огилви решительную инструкцию — вывести войска из Гродно с подробными указаниями порядка и способа выступления. По его распоряжению, отступление армии должно было начаться сразу после вскрытия рек, а направление отступающей армии было назначено Петром на Брест или Пинск. Инструкцией определялись и действия кавалерии — "по выступлению конницу оставить позади, чтоб была в траншаменте и у моста до самого утра, или и долее, смотря по делу, чтобы неприятель не мог помешать выходу". Вместе с тем, Петр и сосредотачивал силы для оказания помощи осажденным — в Минске около 12 000 человек, гетману Мазепе было приказано идти туда же.
Карл XII хоть и удалился от Гродно на 70 верст, расположив свою ставку в местечке Желудок, но его отряды зорко следили за всеми подходами к Гродно. Шведский король также стягивал дополнительные силы. 19-го февраля 1706 года в Гродно прибыл разведчик из Новогрудок, посланный от полка Боура, который сообщил, что шведский король стоит в Желудке, войска его расположены в Белицах, Каменке, Орле, где шведы строят мост через Неман, в Вильно выслано 900 кавалеристов, в Новогрудок ожидают поляков Сапеги, которого планируют отправить к Минску. Шведы усиленно обирают местное население, особенно фураж, который изымается подчистую. При этом доставка в шведский обоз вина была запрещена, так как в одну ночь умерло от отравления сразу 200 шведских солдат — это была месть польских крестьян-курпов.
Наступала весна, и вскрылись реки. Мост, выстроенный шведами близ Орла, был снесен, гродненский мост — единственный путь отступления русской армии, уцелел. С началом весеннего ледохода, в Пасху 24 марта, русским удалось выскользнуть из окружения, обманув шведов оставленными в окопах драгунами, которые сначала жгли огромное количество костров, изображавших все войско, а затем легко оторвались от преследования. Когда шведы обнаружили, что исчез противник, поздно было, Карл бросился в погоню, но вынужден был ее прекратить, остановленный весенней распутицей. Таким образом, русские спокойно отошли к Бресту и привели себя в порядок.
Русская конница двигалась в арьергарде, все время на виду у противника. 13 апреля Карл XII попытался атаковать бригаду Ренне, и лично, обнажив шпагу, бросился во главе двух гвардейских батальонов в разделявшую противников речку Ясельду, по пояс в воде, перешел ее в брод, но драгуны продолжили отступать, уклонившись от боя, портя дороги и разрушая за собой мосты. Русские дали крюк в 400 верст и оказались у Киева, оставив небольшие отряды в Полесье, куда ринулся Карл. Зачем он пошел сюда, никто не понимал. Сам Карл объяснял это желанием наказать Вишневецкого — сторонника Августа. У этого магната здесь имелись огромные поместья. Весь край в апреле превратился в одно сплошное озеро. Редкое население пряталось в лесах и за болотами. Истребляли мелкие шведские отряды, направленные в поисках провианта. Узкие дороги русскими перегораживались редутами и встречали шведов огнем.
Переяславский полк И. Мировича переградил путь шведам в местечке Ляховичи. 15 апреля 1706 г. казаки осуществили вылазку, в которой было убито 30 солдат противника, 50 ранено и несколько человек взято в плен.
Мазепа попытался оказать помощь И. Мировичу, направив отряд миргородского полковника Д. Апостола от Клецка, однако он был разбит шведами, а И. Мирович сдался в плен в Ляховичах. Вот что гетман доносил царю в конце преля 1706 г.: "Когда полковник переяславский, по многих прошениях и присылках своих, прислал до меня, гетмана, с фортеции Ляховицкой едного казака, через мур спустивши, з крайним и последним своего освобождения прошением и таковым донесением, что над еден тиж день болш не могут там в фортеции одержатися, поневаж и борошна не стало и коне (кони — А.Ш.) все едны выздыхали, а другие з голоду облеженцы повыедали, теды, по таковым слезных его, полковника Переяславского, прошениях, ординовал (приказал — А.Ш.) я, гетман, думного дворянина Семена Неплюева и полковника Миргородского Данила Апостола, з которыми так много было войск Великороссийский и Малороссийских, як много тут числом изображается:
Думного дворянина Семена Неплюева дракгоней (драгун) — 800
Его ж салдатов — 600
Столника и полковника Григория Анненкова стрельцов — 200
Столника и полковника Василия Кошелева стрельцов — 250
Салдацкого нововыборного полку Севского розряду — 300
Два полка сердюцких пеших, в которых выбрано было сердюков — 600
З полковником Миргродским комонника, компанеи и сердюков конных, а также его полку товариства — 1900
З тими прето войсками он, думный дворянин Семен Неплюев, и полковник Миргородский когда по приказу моему наодсеч Ляховицким облеженцам ишли и реку Неман и иные речки переправили, теды войска неприятельские, известившися о том, зайшли им дорогу к Клецку, где когда себе дали баталию, тогда наши войска, Божьими судьбами, не выдержавши наступлению и огню неприятельскому, едны трепом там же пали, другие в полон досталися, а третьи розбеглися; и любо еще тое росполошенное войско совершенно не исчислялося и число избегших в баталии людей подлинно неизвестно, однак мощно порозумети, что на осмсот (800) пехоти Великороссийской и Малороссийской, а коминника сотце з лишком убито, в полон зас пятьдесят человека Великороссийских, а тридцать Малороссийских взято. По таковым прето войск вашего царского пресветлого величества рейменту моего поражении одолетелном, когда силы неприятельские возвратилися з Клецка до Ляхович и презентовали облеженцам так знамения, яко и полковника охочекомонного, прозываемого Прийму, з иными полоняниками, в том погроме побранными, мзвещаючи им, что войска тые, якие наодсеч фортеции Ляховицкой, все разгромлены зостали, тогда полковник Переяславский з полчанами своими, едно, сердце и надею свобождения своего стративши другое, крайним голодом погибаючи (бо последнее число коней уже доедали, не меючи от килка недель хлеба, соли и неякого борошна) здалися 1 мая. По осмотрении теды фортеции Ляховицкой, 3 мая ездил он же, король Шведский, и до Клецка, хотячи видети местце, на котором бой был, и труп з обеих сторон побитых, наших и своих людей. А який лист полковник Переяславский до мене писал, той я для ведома вашему царскому пресветлому величеству посылаю и покорнее прошу себе монаршего вашего царского пресветлого величества указу, если треба мне до кого з войск Шведских о свобождении з неволе полковника Переяславского и полчан его писати и який мею ответ самому полковнику на тот лист учинити, чтоб ему хоч малую отраду желаемой свободы принести, для чего нарочно удержалем тых его, полковника Переяславского, посланных".
Если верить шведским данным, то 2000 каролинов противостояло 2150 русских солдат и 2500 малороссийских казаков, не считая 1500 казаков, осажденных в Ляховичах, из которых около 900 погибло, почти 2500 взято в плен, остальные, можно предполагать, разбежались.
Автору неизвестен ответ Петра I на цитируемое письмо гетмана Мазепы, да и был ли он вовсе, однако известно то, что практических мер по освобождение из плена полковника И. Мировича и казаков Переяславского полка предпринято не было и, как следует из челобитной в Сенат вдовы Мировича Пелагеи, он скончался в 1707 г. в плену, находясь в Швеции — "увезен за море, в Готтембург (видимо, Гетеборг — А.Ш.) и тамо в полоне умре".
Однако, Петр уже убедился в невысоких боевых качествах малороссийских казачьих полков и, как сообщает проф. Т. Чухлиб, у него созревает решение начинать постепенно привлекать гетманских казаков на службу в драгунские полки, а также переводить их в разряд компанейцев, т. е. наемников-профессионалов. Так, еще из Гродно в начале года писал в Батурин один из казачьих старшин И. Черныш прислал в Батурин копию царского указа о направлении в Пруссию каждому пятому казаку Киевского и Прилуцкого полков "для обучения и устройства их в регулярные драгунские полки".
В этих стычках и Карл сам несколько раз ходил в штыковые атаки. Лишь добравшись до Пинска, он осознал всю бессмысленность преследования русских: "Я вижу, что здесь написано мое "non plus ultra".
Только 23 апреля Карл XII прибыл в Пинск. Видя, что настигнуть русских он не может, король вступил на Волынь, где было возможно собрать больше средств для содержания войск и расположился в окрестностях Луцка и Дубно. Здесь шведский король простоял без движения целый месяц, после чего решил обратить свое оружие в Саксонию, против Августа. Реншельд предлагал другой план: "Двинуться на север, выбить русских из Лифляндии, разрушить Петербург". — И приводил разумные доводы, — "войск у Петра там мало, через Ревель, Выборг, Ригу мы можем получить все необходимое из Швеции".
Но король напоминал гончего пса. Он ничего не видел, кроме ускользающей дичи: "Сначала Август!" — спорить было безполезно.
Шведы вновь прошли Речь Посполитую из конца в конец. В сентябре они были уже в Силезии, даже не уведомив Вену, и вошли в Саксонию. Август бежал из своего курфюрстшества и укрылся снова в Кракове, безучастным зрителем наблюдая, как гуляют шведы по его наследственным владениям.
Реестр финансов, представленный по требованию победителя вдохновлял на сказочную контрибуцию. Отныне каждый шведский солдат ежедневно получал:
— 2 фунта мяса
— 2 фунта хлеба
— 2 кружки пива
— 4 су деньгами, а кавалерия — еще и фураж.
Ежемесячная сумма составляла 625 тысяч риксдалеров, из них 125 тысяч провиантом и фуражом.
Глава 6. В ЛИТВЕ И НА УКРАИНЕ. 1706–1708 гг.
Оставив Дубно, шведский король снова развернулся на Польшу, где, наконец, окончательно разгромил Августа, заставил его отречься от престола в пользу Станислава Лещинского, а заодно и от союзнических обязательств по отношению к России, тайно, через уполномоченных, подписав 25 августа 1706 года, так называемый Альтранштадтский договор.
Отставленный фельдмаршал Огилви был заменен Репниным, а всей конницей командовал Меньшиков. Репнину было приказано следовать к Киеву, а Меньшиков с конницей (около 17 000 человек), расположился в окрестностях Дубно. Узнав о сосредоточении русской кавалерии, Август II с 15 000 саксонских и польских войск двинулся к Люблину. Меньшиков, в свою очередь, узнав о движении Августа, пошел ему навстречу и 16 сентября русская и саксонские армии соединились в 30 верстах от Люблина.
Меньшиков тут же предложил совместными усилиями разгромить шведский корпус генерала Мардефельда, оставленный Карлом XII в Польше. К шведам подошли также польские войска сторонников Ста-нислава Лещинского — Сапеги, Потоцкого и Любомирского. Корпус А.А. Мардефельда (6 батальонов и 23–26 эскадронов — 4538 чел.) был сформирован по остаточному принципу — лучших Карл XII забрал с собой в Саксонию. Корпус состоял из уроженцев германских владений Швеции, а также баварцев, швейцарцев и французов, плененных при Фрауштадте и перешедшим под знамена Карла XII. Из "природно-шведских" полков были лишь кавалеристы полковника Г. Горна — Северо-Сконский полк. По мнению самого Мардельфельда боевой дух его полков не был высоким: "… оставшиеся в Польше части проявляли большое недовольство, а некоторые впали в глубокую подавленность, так как сочли, что к ним Его Королевское Величество относится с некоторым пренебрежением, отсортировав их, как негодные".
Сосредоточив около 32 000 человек, Август перешел Вислу 23 сентября, и расположился в городе Петрокове. Спустя два дня, здесь же, Август и подписал условия Альтранштадтского договора, который доставил ему из ставки шведов секретарь Инфингстен. Ничего не подозревая, Меньшиков со всей конницей шел вперед, даже бросив обозы. Неподалеку от Петрокова к нему присоединилось 5000 украинских казаков.
Получив известие о движении русско-саксонской армии, Мардефельд стоявший около месяца в Варте, перешел к 1 октября в Калиново, приказав великому коронному гетману (с 1704 г.) Юзефу Потоцкому с 13 000 войска занять Виндаву. Меньшиков отправил туда же Ренне с 300 драгун, всех казаков и калмыков. Ренне атаковал поляков так стремительно, что Потоцкий обратился в бегство, оставив до 600 человек убитыми. Несколько десятков пленных было распластано калмыцкими саблями по приказу Меньшикова, который, возможно, думал этим сбить гонор с приверженцев Лещинского.
Разъездами было установлено, что Мардефельд занял сильную позицию к западу от Калиша, за рекой Просно. Меньшиков настойчиво убеждал Августа II атаковать шведов.
Положение саксонского курфюрста, скрывавшего от русских заключенный им с Карлом XII мирный договор, было крайне щекотливым — он не мог сражаться с Мардефельдом, чтобы не разгневать шведского короля, и не мог рассказать обо всем русским, боясь выглядеть изменником в глазах Петра. Август дважды посылал к Мардефельду известия о заключенном мире, убеждая его заблаговременно отступить, но шведский генерал, не имея никаких распоряжений от своего короля, не верил Августу, тем более, что конница Меньшикова теснила его со всех сторон. И еще один любопытный факт "сложного" положения, в котором пребывал саксонский курфюрст — поиздержавшийся Август занял у Меньшикова 10 000 ефимков. "Зело о деньгах скучает, король, и просил у меня со слезами. Говорит — есть нечего. Видя его скудность и дал ему своих" — писал Меньшиков Петру.
Август, принужденный уступить настойчивости Меньшикова, согласился атаковать Мардефельда, не теряя надежды, что Мардефельд вовремя получит от Карла XII известие о заключенном с саксонцами мире и отступит.
15-го октября Меньшиков с Августом форсировали реку Просно чуть выше Калиша, взяли влево и прижали шведов к реке. Казаки с калмыками остались на том берегу, преграждая противнику единственный путь к отступлению.
"По отправлении воинской думы" было решено атаковать шведов. На правом фланге встала вся русская конница Меньшикова, на левом саксонская Августа — 14 полков. По центру поляки Ржевусского и Синявского — около 10 тыс. чел… В тылу у противника казаки и калмыки. Против них стояли шведы — по центру, в первой линии 15 эскадронов вперемежку с 4 батальонами пехоты, во второй — 8 эскадронов и 2 батальона пехоты, по флангам 20 тысяч поляков Потоцкого и Сапеги.
Полагая, что лучший способ обороны — нападение, шведский генерал ничего не сделал для инженерной подготовки поля сражения — ни редутов, ни испанских рогаток. В головах шведских военачальников тогда прочно сидел шаблон — разваливать линии противника стремительной атакой.
В два часа 18-го октября началась пушечная стрельба. Вскоре оба фронта сблизились и вступили в бой. Первой пошла русская кавалерия первой линии — личный "шквадрон" Меньшикова и 8 драгунских полков. Драгуны смяли польские полки Потоцкого и Сапеги, которые обратились в бегство. Опрокинув поляков, русские оказались под ударом шведской кавалерии. Но увлеченные преследованием семи полков русской первой линии, шведы оторвались от пехоты и оказались охваченными с флангов свежими эскадронами второй линии, были разгромлены, и лишь генералу Крассоу, командовавшему шведской кавалерией, удалось уйти в Познань с пятью сотнями сконских кавалеристов.
Два спешенных драгунских полка остановили отставшие шведские батальоны, а конные полки зашли им во фланги.
Перед русским драгунами осталась шведская пехота второй линии, выстроившаяся в каре — померанский батальон полковника К. Горна и баварский батальон полковника Г.В. Гертца. К ним присоединились 60 кавалеристов из разных полков, остатки французских гренадер и несколько потерявших свои части офицеров.
Первая конная атака захлебнулась, ибо пехота стояла нерушимо. Пришлось спешиться, и вновь вперед пойти. Но шведы крепко стояли и дрались отчаянно. Только после нескольких штыковых атак они дрогнули, а когда увидели, что Меньшиков приказал подтащить пушки, и русские готовились расстрелять в упор, Мардефельд распорядился бить сигнал о сдаче. Капитуляцию приняли генералы Ренне и Боур. Так закончилось славное дело под Калишем. Боевой дух шведов неуклонно снижался: Д = 3000:2740 = 1,1 (3000 погибших и 2740 пленных). Эффективность ведения боя у союзников составила 15 %.
Обрадованный победой, Меньшиков писал царю: "Не в похвалу, вашей милости доношу: такая сия прежде небываемая баталия была, что радостно было смотреть, как с обеих сторон регулярно бились, и зело чудесно видеть, как все поле мертвыми телами устлано. И сею преславною викторией вас поздравляю и глаголю: виват, виват, виват! Дай Боже и впредь такое оружию нашему счастье, чего всесердечно желаю".
В ответ на это, Петр прислал Меньшикову трость, украшенную гербом князя и большим изумрудом, усыпанным алмазами. Офицеры получили золотые, а солдаты серебряные медали: на одной стороне изображен Петр в латах и в лавровом венке, кругом надпись: "Царь Петр Алексеевич"; на обороте изображена рука, выходящая из облаков, венчающая всадника, скачущего по полю с жезлом в руке, по кругу надпись: "за верность и мужество".
Драгуны дрались в пешем строю против шведской пехоты, сами выстояли и, опрокинув, ее, уже в седлах, закончили разгром противника. Это было началом конца победоносного шествия Карла XII и его армии. Было еще много сражений, и не раз шведы выходили из них победителями, но приближалось торжество русского оружия. Цепь трагических случайностей уже складывалась для шведов в закономерность.
Победа при Калише передала всю Польшу в руки союзников, но ее значение умалялось поступком самих союзников. Стараясь умалить свою вину перед Карлом XII, Август выпросив у Меньшикова всех шведских пленных, приказал их освободить и отправить в Померанию, а сам поехал в Саксонию, надеясь выпросить прощение у шведского короля. Но 15 ноября 1706 года по приказанию Карла XII Альтранштадтский договор был обнародован.
Конница Меньшикова была переброшена в Галицию и заняла зимние квартиры в Жолкве. Сюда же, в конце декабря прибыл сам Петр. В связи с изменой союзников, планировавшийся ранее поход Меньшикова против Левенгаупта откладывался. В Жолкве собрался военный совет, куда кроме царя прибыл и Шереметев, только что завершивший усмирение бунта в Астрахани. Постановили следующее, собственноручно Петром внесенное в "Гисторию Свейской войны": "В Жолкве был генеральный совет, где дать с неприятелем баталию: в Польше, или при своих границах. Положено в Польше не давать, понеже ежели б какое несчастье учинилось, то трудно было бы иметь ретираду; и для того положено дать баталию при своих границах, когда того необходимая нужда требовать будет; а в Польше на переправах и партиями, а также оголожением провианта и фуража томить неприятеля. К чему и польские сенаторы многие совет свой дали".
Насчет польских магнатов неизвестно, а вот большинство историков отмечают, что данное предложение исходило от Шереметева, но поддержанное Петром. Решение о разорении Польши хорошо сообразуется с собственными словами Петра о том, "чтобы удержать за собой Речь Посполитую, оставшуюся без главы, понеже тот мир (Альтранштадтский — прим. автора) учинен без ее согласия".
С тактической точки зрения, учитывая все же тот факт, что русские в боевом отношении уступали еще шведам и не могли рассчитывать на серьезный успех в открытом бою против армии самого Карла XII, зато преуспели в малой войне, этот план соответствовал и характерным особенностям местности, которая становилась театром предстоящих военных действий — много лесов, сложный пересеченный рельеф, многочисленные реки, ручьи и болота, а также относительная малонаселенность района.
Во всех своих предприятиях Карл XII недостаточно заботился ни об устройстве базы, ни об обеспечении своих коммуникационных линий. Общепринятыми правилами ведения боевых действий тех времен, войска получали все виды довольствия из магазинов, и забота об их обеспечении становилась в ряду важнейших. Карл весь успех видел лишь в выигрыше сражения, внезапности и смелости своих предприятий. Его войска довольствовались из магазинов лишь во время длительных стоянок, во время стремительных маршей они или везли с собой все в обозе, т. е. небольшие объемы припасов, или же брали у местных жителей. По плану принятому на совете в Жолкве, шведы уже ничего не могли найти у жителей, а потому должны были все везти с собой. Это требовало создания громадных обозов, затруднявших передвижение армии, и вместе с тем не надолго обеспечивало ее припасами.
Выполняя решение совета в Жолкве, русская армия была отодвинута к границам: к началу 1707 года пехота сосредоточилась в Волыни у Острога и Дубно, а конница была передвинута к Висле.
В виду слухов о движении Левенгаупта из Лифляндии в Россию, был выставлен заслон — генерал Алларт с пехотной дивизией занял Минск и Полоцк, а по течению рек Западной Двины, Десны и Вилии выдвинуты кавалерийские заставы, сформированные из двух драгунских полков — Волконского и Горбова, трех польских хоругвей, а также казаков, татар и калмыков.
Левенгаупт действительно предпринял поход, но, дойдя до реки Свенты, повернул обратно — он не имел четких указаний короля. Оставив пехотные заслоны в Минске и Полоцке, все конные части вернулись на Вислу, в главную штаб-квартиру.
В сентябре 1707 года Карл XII двинулся на восток. Из Саксонии с ним шла 34-тысячная армия, в Лифляндии стоял 16-тысячный корпус Левенгаупта, в южной Финляндии — 15 тысяч генерала Либекера. Начинался последний поход каролинов.
Еще с лета три кавалерийских отряда под командованием генерал-поручика Ренне, генерал-майора Гейскина и полковника Шульца методично разоряли воеводства Польши, громили немногочисленных сторонников Станислава Лещинского, жгли деревни, портили воду в источниках и колодцах, ломали мельницы и увозили или уничтожали все, чем мог воспользоваться противник. Карл XII направил Реншельда с 6000 человек, чтобы отрезать отряд Гейскина, действовавший в Познаньском, Калишском и Ленчицком воеводствах, от основных русских сил. Но Гейскин вовремя отступил, соединился с Ренне и вместе они уже прибыли в Варшаву, где находился Меньшиков. Пребывание в польской столице всего кавалерийского корпуса русской армии имело целью наблюдение за движением шведской армии и ограничивалось лишь несущественными стычками разъездов и фуражиров с поляками.
Перейдя польскую границу, Карл продвинулся до местечка Слунце, где простоял весь октябрь. Эту остановку шведов Меньшиков принял за прекращение военных действий в этом году, и выступил из Варшавы, предполагая размещаться уже на зимние квартиры. По той же причине было решено отправить пять драгунских полков в Дерпт, для активизации действий против шведов в Лифляндии. Из пяти полков два не дошли. По дороге к Дерпту, подполковник Нащокин, командовавший полком князя Григория Волконского, узнал о вспыхнувшем на Дону восстании казаков Кондрата Булавина, переменил без всяких указов маршрут и направился с полком прямо в Москву. По этому поводу Петр писал Меньшикову из села Преображенского 21 декабря 1707 года: "Полки Гагарина и Волконского ныне к Шомбурху поспеть не могут, понеже Гагарина лошади зело ленивые, а Волконского полк… для казачьего дела повернулся к Москве, не дождавшись других указов; и не ведали мы, как тот дурак подполковник (Нащокин — прим. автора) то учинил, покамесь сам к Москве приехал и сказал, что полк его в двадцати верстах отсель. Однако ж мы сему дали полку две недели здесь постоять и потом отправим его к Шомбурху". Но события разворачивались таким образом, что все полки были возвращены назад.
Карл XII, усилившись рекрутами, прибывшими из Померании и Швеции, в конце октября двинулся к Висле, которой достиг за пять переходов. Здесь он опять остановился в ожидании ее замерзания. Как только установился лед, шведы переправились на другой берег и широким 30-верстным фронтом передовыми частями приближались к Гродно.
21 декабря суда прибыл царь и на другой день предписывал Меньшикову: "понеже мы сего часу получили ведомость, что неприятель со всем корпусом уже в 12 милях отсель обретается, того для сам изволь немедленно идти с конницей, которая при тебе, к Вильно… провиант и фураж жечь по сторонам и позади везде, который хотя в житницах или в чем ином, которое невозможно забрать с собой, а который возможно. На быках забирай с собою, понеже обое годно, также бараны и прочую живность, токмо когда будешь у Вильны или близко той дороги, которая от Вильны до Полоцка, закажи чтоб не жгли, для того чтоб было нам чем, идучи назад прокормиться".
К концу января 1708 года Карл вышел опять к Гродно. Нет, это был не король! Карл вел себя, как гончий пес. Сначала он носился за Августом, теперь настала очередь Петра. Хотя он пытался объяснить свой маневр, видя немые укоры своих генералов, как попытку ускорить соединение с Левенгауптом. Но Левенгаупт еще не имел даже приказа выступать. А планы русских были другими — отходить, оставляя шведам пустыню. И этот план был выдержан до самого конца "великой" армии. До Полтавы!
Петр снова ускользнул. Отходили русские за Двину. У Гродно оставили заслон с бригадиром Мюленфельсом — мост оборонять. Но "дефензивы" не получилось. Увидев приближающийся авангард шведской конницы, Мюленфельс сбежал, а мост не сжег! Карл сам повел в бой восемьсот своих драгун — истосковался по делу. Но вместо армии Петра ему достался разоренный и полусожженый город.
Мюленфельса обвинили в измене, взяли было под арест, но в общей кутерьме отступления, бригадир сбежал, и подался к шведам. Измена ему зачтется позднее, да еще как!
Захватив город, Карл расположился на отдых, поджидая всю армию. Внезапно появились русские драгуны. Завязался бой, в котором король рубился наравне со своими гвардейцами. Знали бы, русские драгуны, что сам Карл дерется с ними, глядишь и блеснула удача. И поход бы завершился. Карл отчаянно отбивался от русских, сам зарубил двоих, тут и помощь подоспела. В Гродно ворвались два шведских драгунских полка. Русские успели отойти.
Карл подождал, когда вся армия втянется в город, и метнулся догонять русскую армию, но, сделав десять переходов в направлении Сморгони в условиях сильнейших морозов по опустошенной местности, остановился, совершенно утомив и расстроив свои войска. Какого приходилось шведам можно судить по замечанию Шереметева, шедшего во время отступления русских впереди: "Нужда великая, взять негде, деревни, которые есть, все пусты. Не токмо провианту сыскать невозможно, но и жителей никого нет!" Условия, в которых передвигались шведы, были значительно хуже. Каролинская армия встала широкими квартирами вокруг Сморгони, имея тыл откинутым к Вильно и Гродно, а фронт на полпути от Сморгони к Минску.
По соображениям, что раньше "травы" шведы вперед не двинуться, русская армия также встала на зимние квартиры. Конница разместилась вокруг Могилева — Меньшиков, остальные драгунские полки по обоим берегам Днепра. Вся конница была разделена на 4 бригады — Меньшикова, Гольца, Пфлуга и принца Гессен-Дармштадтского. Главная квартира пехоты была в Витебске — дивизия Шереметева, полки дивизии Репнина в Чашниках, дивизии Алларта в окрестностях Почаевичей, Лукомли и далее вдоль реки Уллы к Полоцку. Общая схема расквартирования была составлена сообразно со средствами края, удоб- ством размещения и, главное, возможности быстро собрать войска при необходимости.
К этому времени относятся два события весьма важных для всей русской армии, и для кавалерии, в частности.
Давно уже ощущались значительные неудобства и даже путаница от названий полков по именам их шефов или командиров. Шефы менялись, а с ними и названия, которые канцелярии не успевали исправлять. 10 марта 1708 года последовал царский указ о наименовании полков по городам и провинциям. Одновременно, вся Россия была разделена на 8 губерний, из которых каждая, в виде натуральной повинности, обязывалась содержать несколько полков.
По мере расположения полков на квартирах, их приводили в порядок. Основное внимание уделялось укомплектованию и обеспечению вооружением. В это же время в войска поступила инструкция для конницы, носящая название "Учреждение к бою", что позволило более основательно и целенаправленно уделить внимание подготовке драгун.
Весна и лето 1708 года выдались чрезвычайно дождливыми. Тем не менее, 5-го июня Карл XII перешел в наступление. 7 июня он подошел с главными силами к Минску, оттуда двинулся к Березине, взяв с собой трехмесячный запас продовольствия.
Пока ставка короля размещалась в Радошковичах под Минском, сюда прибыл генерал Левенгаупт за дальнейшими инструкциями. Нужно было обсудить маршрут движения его корпуса для соединения с основной армией. Но Карл делиться планами не хотел ни с кем. Ни с Левенгауптом, ни с Гиленнкроком — квартирмейстером.
Дорога на Москву открывалась в Смоленске. Именно этот город и был обозначен в качестве направления движения корпуса Левенгаупта. Генерал вернулся в Ригу и стал деятельно готовиться к выходу. Доставить обоз к армии Карла было жизненно необходимо. Все понимали, что поход в глубь Московии обречен протекать по выжженной и пустынной равнине.
Прорыв шведов через Березину был исполнен блестяще. Уже 14-го июня, опрокинув небольшой заслон, шведы завладели обоими берегами Березины и тотчас приступили к наводке моста.
Получив первые известия о беспрепятственной переправе шведов, русская армия продолжила отступление к Днепру. Карл XII продолжал двигаться вперед, но скорость его переходов не превышала 8 верст в день — "великие грязи", бездорожье, болота, ненастная погода, а также "добрая зарубка" дорог и разрушение мостов отступавших арьергардов русских войск делали свое дело.
Русская армия должна была сосредоточиться в трех районах: в центре, у Шклова — пехота Шереметева и конница Меньшикова, южнее, у Могилева — Репнин и Гольц, севернее, при Орше — Алларт и Пфлуг. Артиллерия должна распределиться между пехотными дивизиями, тяжелые обозы отойти еще дальше к границе.
Но Карл опередил и 4 июля 1708 года он натолкнулся на русские войска у Головчина. Шереметев считал, что его позиция удачна: позади лес, впереди болотистый берег речки Бабич, укрепленный несколькими шанцами. Никаких дополнительных сил к Головчину фельдмаршал не подтянул, а наоборот рассредоточил свои полки по широкому фронту.
Пехотная дивизия Алларта и кавалерийская бригада Пфлуга стояли севернее Головчина, отрезанные от него непроходимым болотом. Непосредственно под Головчиным стояли дивизии самого Шереметева, Репнина, а также конница Гольца.
Но Карл не был бы Карлом, если б заставил себя долго кружить и выбирать место для сражения. Он внимательно осмотрел все окрестности и определил оптимальное место для атаки. По центру позиции, за солидными оборонительными сооружениями, за валами и испанскими рогатками стояла 14-тысячная дивизия Шереметева: 18 батальонов пехоты с артиллерией и драгунская бригада. Несколько южнее, через болото, также укрывшись за полевыми фортификационными сооружениями, стояла 7,5-тысячная дивизия Репнина с 10 пушками. Еще ниже стояла кавалерия Гольца (10 тысяч драгун генералов Инфланта, Гейскина и принца Фридриха Гессен-Дармштадтского). Всего у русских под Головчиным было сосредоточено около 38 тысяч человек — чуть больше, чем насчитывала вся армия Карла XII, но к сражению Карл смог подтянуть лишь 12 тысяч солдат.
Король решил переправиться через реку Вабич, выйдя прямо на болото, разделявшее дивизии Шереметева и Репнина, затем выбравшись на твердую почву, попытаться зайти им в тыл.
Он сам повел в ночную атаку пять пехотных полков, одним ударом разрезал боевой порядок Шереметева, обрушившись на левый фланг русских, где стоял корпус Репнина. "Многие полки пришли в конфузию, непорядочно отступили, а иные и не бились, а которые и бились, и те казацким, а не солдатским боем".
Это Петр так записал в своем журнале. И абсолютно правильно все отразил. Полки Репнина бежали в панике, но в реляции, Петру поданной, объяснили, дескать мы хотели по казацкому примеру, отступить и выманить Карла на наш укрепленный деташемент. Коего не было и в помине, а казачий вентерь, так упомянули, для красного словца. Ну не получилось! Хотели, как лучше, а вышло…
Репнин запаниковал при виде шведов, пробирающихся по болоту и немедленно разослал адъютантов к Шереметеву и Гольцу за помощью. Первые же гранаты, брошенные гренадерами Карла XII в русские окопы произвели ошеломительный эффект. Вместо того, чтобы атаковать и сбросить шведов обратно в болото, которое они преодолели с большими сложностями, Репнин приказал отступать, хотя нападению подвергся лишь правый фланг его дивизии, вместо того, чтобы перебросить резервы с бездействовавшего левого фланга. Но вывести из окопов 7500 человек не так просто — отсюда и потери: все 10 пушек, почти семь сотен убитыми, столько же раненными, и столько же пленными.
— Худо и сопливо поступили генералы под Головчиным! — так определил суд. А Репнину вынесли приговор:
— Достоин жизни быть лишен! — После смягчили:
— Прегрешения свои он не к злости совершил, а по недознанию. Оттого чина лишить, от корпуса отрешить, поставить в строй рядовым. За утрату имущества казенного взыскать по полной! — Петр утвердил.
С солдатами поступили хуже. Кто в спину имел ранение — повесили.
Шведам тоже досталось. Потери убитыми и ранеными составили 1474. Один из офицеров написал в письме своей жене: "Конечно, много храбрых шведов направляется сейчас в Россию, но только Бог и удача решат, кто выберется оттуда".
Простояв около двух дней на позиции, отбитой у русских под Головчиным, Карл добрался 7 июля до Могилева и остановился в ожидании Левенгаупта. Бесцельное ожидание шведской армии в районе Могилева сопровождалось непрерывными налетами казаков и калмыков. Участник того похода гвардейский полковник К.М. Поссе отмечал их действия в своем дневнике: "4 августа… переправились через Днепр и украли 30 битюгов… 5 августа… опять переплыли через реку и увели 12 лошадей…" и т. д.
Левенгаупт пребывал в некотором смущении. Он понимал, что ему нужно соединиться с королем, но где это должно произойти, Карл не сказал. Генерал знал, что король не любит распространяться о своих планах. Но не до такой же степени. Это больше походило на русских. "Пойди туда — не знаю куда!" в его холодной шведской голове не укладывалось.
Восемь тысяч нагруженных доверху повозок тащилось в его обозе. 12950 солдат и шестнадцать орудий предназначались для охраны.
Почему Карл не дождался Левенгаупта? Этот вопрос до сих пору мучает историков. Одни видят причину в медлительности шведского генерала, другие в горячности короля. Конечно, Левенгаупт двигался очень осторожно и неторопливо. Он имел уже опыт боев с русскими и давно не относился к ним с высокомерной презрительностью. Генерал понимал насколько важен его обоз для каролинской армии и насколько важно для русских не допустить их соединения.
Нет, Карл прекрасно понимал важность воссоединения с Левенгауптом, но подчинялся обстоятельствам. Могилев и его окрестности были давно разорены, взятые с собой припасы закончились, армия голодала, впереди лежала Московия. Карлу известен был приказ Петра: "…хлеб стоячий на поле и в гумнах жечь, не жалея, убранный вывозить, при невозможности прятать, мельницы и жернова закопать в землю или утопить, дабы хлеб молоть нечем было, строения и мосты портить, леса зарубать. А ежели кто повезет к неприятелю, хоть и за деньги, будет повешен".
С прибытием Карла XII в Могилев и его окрестности, берега Днепра сделались театром малой войны, кипевшей между мелкими партиями шведов и разъездами русских драгун. Наконец, шведский король сдвинулся с места, переправился через Днепр и пошел вперед, по-прежнему преследуя отступавших русских. Движения сторон не отличались поспешностью. Часто одну армию от другой отделял один переход. Шведы часто останавливались на ночлег на тех же местах, на которых накануне стояли русские. Кроме того шведов постоянно беспокоили наскоки русских драгун: 29 августа у села Доброе, 7 сентября неподалеку от Малейкова, 9 сентября в полумили от Кадина. Причем, в последнем бою участвовал сам король, и под ним была ранена лошадь.
Возможно, после этого сражения Карл почувствовал, что еще немного и дух его армии упадет. Обессиленные, изголодавшиеся солдаты нуждались в отдыхе и нормальном питании. 18 сентября шведы переправились через Сож и повернули на юг в Северскую область. Но и здесь их ожидания не сбылись.
4 драгунских полка под командой генерал-майора Ифланда опередили шведов и вышли к Стародубу, где гарнизоном командовал полковник Стародубовского казачьего полка Скоропадский (будущий гетман, сменивший на этой должности Мазепу). Скоропадский отказался подчиниться приказу Мазепы и впустил к себе русских драгун.
Между тем, Меньшиков, а с ним 10 драгунских полков и 3 пехотных с батальоном Астраханцев бросились наперерез шедшему на помощь шведам Левенгаупту. Шведы уходили к Шклову, где намечалась переправа через Днепр. Левенгаупт чувствовал, что ему наступают на пятки и поторапливал свой корпус. Представьте себе восемь тысяч повозок, это обоз растянувшийся на десяток верст, а еще пехота, артиллерия, конница. Бесконечной лентой полз обоз по разбитым лесным дорогам. Каждая повозка своими колесами набивала колею в жидкой, дождями размоченной земле. За ней другая, третья, сотая! Дорога превращалось в одно тягучее болото. Колеса вязли, солдаты на своих плечах выносили обоз. А еще надо было отбиваться от русских партий, кусавших солдат Левенгаупта со всех сторон.
Пока провидение хранило его корпус. Русским не повезло и они чуть было не потеряли противника. Меньшиков двигался на северо-запад, а Левенгаупт, параллельно ему, на юго-восток. Нанятый проводник-еврей ни в малой степени не собирался вести русских верной дорогой. Случайно встретившийся по пути польский шляхтич, из сторонников Августа, указал на ошибку. Еврея тут же повесили. Меньшиков бросился к Днепру. Левенгаупт успел переправиться и уничтожить за собой мост. Вышедшие за ним передовые отряды русских он обстрелял из артиллерии. Нужно было догнать во что бы то не стало. Пехоту посадили на лошадей, реквизированных где только можно, посадили по двое и погнались за неприятелем. К Меньшикову примчался сам Петр.
Наконец, Левенгаупт понял, что ему не оторваться. 28 сентября 1708 года, впереди деревни Лесной он построил вагенбург, шесть батальонов в первую линию, остальные выстроились перед лагерем.
Вылетевшие первыми на неприятеля пехотные полки — Семенов-ский, Преображенский, Ингерманландский, с ними драгунский — Невский, сразу спешились и построились в ордер для баталии. Петр обошел строй, приказал казаков с калмыками разместить позади — чтоб никто отступить не смел.
И началось. Шведы молниеносно атаковали, но русские устояли, а подошедшие сзади остальные полки — Санкт-Петербургский, Владимирский, Троицкий, Тверской, Сибирский, Ростовский, Нижегородский, Смоленский и Вятский, завершили разгром неприятеля и на плечах отступавших вырвались к вагенбургу.
Дрались обе стороны отчаянно. Устав, разошлись. Очевидец писал:
"Более биться было невозможно и тогда неприятель у своего обоза, а наши прямо в боевых порядках сели и долгое время отдыхали на расстоянии половины пушечного выстрела друг от друга".
Шведы попытались за это время перестроить оборону, но к русским подошел отряд генерала Боура — еще восемь драгунских полков и исход боя был предрешен. Русские снова пошли в атаку, сбили шведов с их позиций и прорвались в вагенбург. Вся артиллерия досталась победителям. Левенгаупт, с частью обоза, отступил за свой лагерь, продолжая сдерживать огнем русских — позволяла узость дороги. Наступила ночь. Вместе с темнотой начался сильнейший снегопад. Полки легли спать прямо в лесу.
Это был шанс для Левенгаупта попытаться выскочить. Но как это сделать с восьмью тысячами повозок, часть которых уже захвачена? Переправа через Сож у Пропойска была уже сожжена казаками. Генерал принял единственно правильное в его случае решение — остатки обоза сжечь, на освободившихся лошадей посадить пехоту, и прикрывшись арьергардом, отступить. Шесть тысяч изможденных солдат Адам Людвиг Левенгаупт привел к Карлу XII. Еще шесть тысяч голодных ртов. Общие потери составили — у шведов 6396 чел., у русских — 3967. Эффективность действий: у шведов Э = 3967:12950 = 30,6 %, у русских — Э = 5296:15700 = 33.7 %.
Победа при Лесной была, как сказал царь Петр девять месяцев спустя, "матерью Полтавской баталии".
Вырвавшийся из-под Лесной отряд Левенгаупта 30 сентября (т. е. всего через 12 дней после короля!), вплавь переправился через Сож и направился по следам Карла XII в Северскую область. Однако, до соединения с основными силами шведов, был еще раз атакован у деревни Духовичи четырьмя драгунскими полками генерала Ифланда, что своевременно заняли город Стародуб, потерял убитыми 3-х офицеров, 200 солдат, столько же пленными и лишь после этого соединился с армией короля Карла. Встреча Левенгаупта с королем была безрадостная. Мало того, что потерянный обоз серьезно осложнял положение шведов, так и отношение к самому генералу изменилось кардинальным образом. Карл никогда уже не простил Левенгаупту этого поражения, при каждом удобном случае насмехался над ним.
Драгунские полки Ифланда благополучно вернулись к Стародубу, а вскоре туда подошли две пехотные дивизии от Шереметева. В середине октября шведский король проследовал мимо Стародуба, не решившись штурмовать крепость. Шведы попытались занять Новгород-Северский, но и тут их опередил Инфланд со своими драгунами. Карлу XII ничего не оставалось, как становиться на зимние квартиры, что он и сделал неподалеку от Новгород-Северского в местечке Горки. 27 октября к нему в ставку прибыл гетман Мазепа с 5000 казаков. Малороссия не пошла за своим гетманом. Кровавый штурм Батурина, учиненный по приказу Петра I, наглядно продемонстрировал, как и впредь будут поступать с изменниками.
Мазепа попытался склонить на свою сторону запорожцев, однако, если ему удалось договориться с кошевым атаманом Гордиенко, то сама Сечь отказалась идти за ним. Запорожцы написали письмо самому царю Петру, где подтверждали свою лояльность, но при этом вздумали ставить условия: упразднить малороссийские казачьи полки на Украине, отдать на вечные времена перевоз у Переволочны во владение Сечи, а также срыть все городки, построенные по указам Петра вдоль Самары и левого берега Днепра. Гордиенко ничего не оставалось, как покинуть Сечь с оставшимися верными ему казаками и присоединиться к Мазепе.
Письмо запорожцев вызвало ярость Петра — свеж был еще в памяти булавинский бунт на Дону. Царь приказал разорить Сечь, "как гнездо осиное". В дело пошли драгуны полковника Яковлева и казачий полк Игната Галагана, в недавнем прошлом запорожца. Яковлев сперва разорил все переправы у Переволочны, сжег все лодки, затем повернул к Сечи.
Подойдя к укреплениям Яковлев приказал открыть ему ворота, на что запорожцы заявили, дескать власть московского царя они признают, но в Сечь не пустят. Яковлев бросил своих драгун на штурм, но запорожцы его легко отбили. В это время они заметили облако пыли, приближающееся к Сечи, и посчитали, что это возвращается кошевой атаман Гордиенко. Сами вышли из крепости, и лишь тут обнаружилось, что это казаки Галагана. Драгуны вновь пошли на штурм и на плечах защитников ворвались в Сечь. "И учинилось у нас в Сиче-то, что по Галагановой и московской присяге, товариству нашему голову лупили, шею на плахах рубили, вешали и иные тиранские смерти задавали, и делали то, что в поганстве, за древних мучителей не водилось" — писал очевидец.
Разгром Запорожской Сечи сыграл положительную роль и в том, что турецкий султан был чрезвычайно доволен случившимся, поскольку, запорожцы весьма досаждали его владениям. Отсюда и прохладное отношение к шведам, выразившееся в отказе выдачи разрешения крымскому хану оказать вооруженную поддержку Карлу XII.
Глава 7. МАЗЕПА
Несправедливо будет не уделить внимание и самой фигуре Ивана Колядинского, по прозвищу Мазепа. Следует признать, что решение гетмана изменить царю Петру и уйти под знамена шведского короля далось ему не так уж просто и быстро. Оно вызревало в голове опытного и искушенного в воинских и политических делах гетмана в течение последних трех лет. Заманчивое предложение от шведского ставленника короля Станислава Лещинского, сделанное еще в 1705 году, не давало ему покоя. Тогда верность гетмана первый раз подверглась испытанию, но Мазепа, не колеблясь, сдал посланника короля под караул киевского воеводы Д.М. Голицына, а письмо Лещинского отослал царю.
Неприятности начались с самого начала войны со шведами. Царь постоянно требовал от него помощи то войском, то провиантом, в то время как от казачьих полковников постоянно стали поступать жалобы на поведение царских генералов. Казаки подвергались унижениям, порой у них отбирали лошадей, когда это диктовали нужды остальной армии, их из рук вон плохо снабжали тем же провиантом, что Мазепа регулярно посылал, подвергали наказаниям и даже побоям. Малороссийская вольница имела мало понятия о воинской дисциплине, в европейском смысле этого слова, и естественно, что царские генералы пытались навести в казачьих полках хотя бы видимость порядка на их взгляд. С приближением войны к Украине поборам и реквизициям-грабежам стало подвергаться и мирное украинское население — солдатам Петра надо было питаться. В окружении Мазепы беспрерывно обсуждались действия царских генералов, направленные на преобразование казачьих полков в регулярную армию. В казачьей верхушке зрело недовольство "москалями" и гетман это недовольство разделял, но имел свое собственное мнение. Он не видел для себя места в новой империи, которую выстраивал царь Петр. Точнее, не видел себя среди тех, кого потом назвали "птенцами гнезда Петрова". Но пока гетман хранил верность царю. О брожении среди казачьей верхушки знали в окружении Петра, но были уверены в преданности Мазепы и его способностях крепко держать в узде казачью массу.
Вторую попытку привлечь на свою сторону Мазепу поляки — сторонники Лещинского предприняли в 1706 году через графиню Дольскую, однако гетман письмо графини сжег, а в ответ написал, чтоб она его оставила в покое. В том же году гетман встретился с царем в Киеве и Меньшиков стал склонять гетмана к тому, чтобы разделаться со своей мятежной казачьей верхушкой и тем самым еще раз доказать свою преданность Петру. И вновь Ивану Степановичу приходит письмо от графини Дольской, в котором она сообщает ему о том, что Меньшиков роет под него яму, выпрашивая у царя под себя Черниговское княжество и заодно гетманскую булаву. При этом графиня ссылалась на свои беседы с генералом Ренне и фельдмаршалом Шереметевым.
Мазепа еще раз доказал свою верность Петру, но несколько другим способом: малороссийские казаки приняли самое активное участие в подавлении булавинского бунта на Дону, обагрив свои руки кровью братьев-казаков.
И тут происходит событие, далекое от дел военных, но ставшее широко известным благодаря Пушкину и его "Полтаве", и происшедшее между старым гетманом и семьей Кочубея — генерального судьи. Оно по-разному трактуется историками и исследователями биографии Мазепы, но, на самом деле, имеет чрезвычайно важное значение в понимании причин, по которым малороссийское казачество отказалось следовать за своим гетманом. Не измена самого гетмана, не кровавый штурм и расправа над Батуриным сыграли здесь главную роль, хотя, безусловно, влияние фактора устрашения на казаков тоже очевидно.
Гетман не был популярен ни среди простого казачества, ни среди старшины, за исключением нескольких преданных ему семейств. Иван Колядинский не был казаком по своему духу. Род его был древним и имел заслуги перед польскими королями. В 1544 году его предок получил от Сигизмунда I село Мазепицы в Белоцерковском повете с обязательством несения конной службы при белоцерковском старосте. Сам Иван Степанович получил прекрасное, как и многие шляхтичи, образование — учился в Киевской духовной академии, у иезуитов в Варшаве, а затем еще три года в Западной Европе, знал многие языки, включая латынь, имел пристрастие к написанию стихов. Некоторые из них даже стали песнями:
Йихалы козаки из Дону и до дому
Пидманули Галю, зибрали с собою
Ой, ты Галю, Галю, Галю молодая
Пидманули Галю, зибрали с собою…
Крестным отцом был Мазепа для дочери своего генерального судьи всего войска левобережного — Василия Леонтьевича Кочубея. А это накладывало на него особые обязательства. По какой причине влюбилась шестнадцатилетняя Матрена Кочубей в старого гетмана неизвестно. Только допустив эту любовь, а паче того, посватавшись к родителям Матрениным, первый раз нарушил строгие обычаи казачьи старый Мазепа.
Понятное дело, отказали Мазепе, и гнев родительский обрушился на девку, но своенравная Матрена сбежала к своему крестному. И вновь нарушил Мазепа святой и древний обычай, вернув ее назад. Не понимал Мазепа сути того, что творил.
Слух об этом быстро разнесся по полкам казачьим, что не чтит гетман обычаи предков и православной веры. А это самое страшное…
Кочубею ничего не оставалось, как искать защиты у царя. Средь старшины давно поговаривали, что получает гетман письма с той стороны, вот и написал генеральный судья с полковником Искрой донос царю. Так ведь доносчику первый кнут. Под пытками выяснилось, что доказательств у Кочубея не было, лишь обида за дочь и за пренебрежение гетманское к святости, что по мнению царя ничего не стоило. А дальше все известно — Кочубея с Искрой выдали Мазепе и 14 июля 1708 года им отрубили головы в местечке Борщаговка, что под Белой Церковью. И вновь, Мазепа нарушил казачье право — казнил отца своей крестницы!
К гетману прибывает посланец — иезуит Зеленский с прямым предложением перейти на сторону Карла XII. Но Мазепа тянет время и по-прежнему надеется, что война обойдет стороной Украину и что он сумеет отсидеться, а когда успех одной из сторон окончательно обозначиться — тогда он и сделает беспроигрышный выбор.
Но шведская армия, не доходя до Смоленска, поворачивает на юг и приближается к северным границам Украины.
— Дьявол его сюда несет! — в сердцах помянул гетман короля Швеции. А от царя уже следовали указания следовать к Стародубу на соединение с драгунскими полками Инфланда. Мазепе ничего не оставалось, как вступить в переписку со шведами. Теперь Мазепа уже искренне нервничал, стал крайне подозрительным, как настоящий предатель. Ему уже везде мерещились шпионы Москвы, он не спал ночами и вздрагивал от малейших шорохов, принимая их за шаги своих полковников, которых он теперь подозревал в верности "москалям". И абсолютно справедливо — потому что предательство гетмана по отношению к древним православным обычаям, казнь Кочубея и Искры, отшатнуло от него многих. 24 октября 1708 года Мазепа не выдержал и бросив свою резиденцию — Батурин с отрядом поскакал прямо в шведский лагерь, в качестве отписки отправив прошение царю, что болен и нуждается в поездке в Киев, хочет собороваться у архиерея. Через два дня Мазепа был у Карла XII, приведя с собой по разным данным от полутора до пяти тысяч казаков, что никак не оправдало расчеты шведского короля.
Весть об измене Мазепы быстро достигла царя. Взбешенный Петр приказал Меньшикову разорить Батурин, что, конечно, не имело никакого смысла, кроме как отражало ярость царя, ибо гарнизон из 4-х полков, что остался в гетманской столице, отнюдь не собирался изменять Петру, но отказался впустить драгун Меньшикова.
Петр приказал немедленно избрать нового гетмана Левобережной Украины и им стал полковник Стародубского полка Иван Ильич Скоропадский. А 5-го ноября 1708 года в Глухове состоялась заочная казнь Мазепы. На церемонии, помимо казаков и старшины, присутствовали представители высшего российского духовенства во главе с Феофаном Прокоповичем. На эшафоте была установлена виселица, на которой болталось чучело, изображавшее Мазепу с Андреевской лентой. Взошедшие на помост Андреевские кавалеры Меньшиков и Головкин сорвали ленту с чучела, разорвали патент, жаловавший орден Мазепе. Церковь предала изменника анафеме. На следующий день на этом же самом месте был четвертован комендант Батурина полковник Чегель и несколько его сторонников. Таков краткий путь гетмана Мазепы.
Однако, все события происшедшие на Украине до и после Полтавской битвы большинством украинских историков рассматриваются с точки зрения международных политико-правовых отношений, которые сложились к тому времени на европейском континенте, и в центре которых оказался гетман И. Мазепа, забывая о том, что подобным образом можно было бы оценивать союз, скажем, Литвы и Польши, но не Украины и России.
Именно так определяет свою позицию Институт истории Украины НАН Украины, представленную в выступлении проф. Т. Чухлиба на недавно состоявшейся в Москве конференции "Полтавская битва: взгляд через столетия", опубликованное на сайте украинской ежедневной общественно-политической газеты "День".
С самого начала автор акцентирует внимание на следующем положении, что "между государствами-суверенами и государствами-вассалами существовал общественный договор, который состоял из взаимных прав и обязанностей… и предусматривал… в обмен на "защиту и уважение" со стороны своих властителей… "покорность, службу и верность". Такие договоренности состояли из взаимных добровольных обязательств, а их основными элементами со стороны суверенов — королей, царей и императоров — должно было быть уважение и обеспечение "старинных прав и привилегий" своих подданных, необходимость их воинской защиты и т. п. В случае невыполнения протекторами своих обязанностей относительно протежированных правителей меньших государств — князья, графы, бароны, курфюрсты, хозяева, гетманы и др. — имели законное право на выступление против властителя, или же смену своего патрона на более лояльного".
Мы снова сравниваем отношения Украины с Россией на примере Франции и герцогства Бургундского, являвшегося вассалом французской короны и отчаянно воевавшего с ней! Чем закончилась война герцога Карла Смелого и короля Людовика XI, несмотря даже на поражение Франции? Тем, что Бургундия стала частью королевства. Однако, никому из историков не придет сейчас на ум обосновывать необходимость, закономерность и своевременность отделения Бургундии от Франции, ибо с абсолютизацией королевской власти история реальных вассальных отношений ушла в далекое прошлое и не является предметом дискуссий. Однако, о какой вассальной зависимости Украины от России может идти речь?
Имеет место лишь попытка рассмотреть отношения Украины и России с точки зрения "патриотичности" или "оправданности" измены части казачьей старшины во главе с гетманом Мазепой царю Петру, которая обосновывается "государственными" интересами Украины. Ошибка состоит в одной единственной фразе, которую употребляют историки, как защитники, так и противники в оценке ситуации — "нарушение Россией договоров или договорных статей"! Не смогла избежать этого и профессор Т.Г. Таирова-Яковлева, автор прекрасных и объективных исследований, посвященных личности гетмана Мазепы, рассматривая "измены" Ю. Хмельницкого, Выговского, Брюховецкого и Мазепы, при всем разнообразии обстоятельств, с точки зрения единственной причины толкнувшей их на это, что "условия ради которых заключался договор (с Москвой — А.Ш.), переставали выполнятся". О каком договоре или договорах идет речь? О т. н. "Переяславском договоре 1654 г.", что опальный магнат г-н Б. А. Березовский приобрел в одном из лондонских антикварных магазинов в 2006 г. за 460 тыс. долларов и что так рекламировалось украинской "желтой" прессой? Но это же из области анекдотов…
Слово "договор" означает совместные действия сторон, т. е. союз, на каких-то условиях, и подразумевает расторжение при их не соблюдении. Но переход под руку Москвы означал лишь одно: превращение в "подданных", что являлось синонимом слова "холопы", ибо на Руси все себя называли "холопами" великого князя или царя и таковыми по сути и являлись, вне зависимости от того был ли это крестьянин или боярин. И иностранцы это прекрасно знали и понимали. В качестве примера можно вспомнить инцидент со шведском посольством, ожидавшим разрешения Ивана Грозного проследовать из Новгорода в Москву для заключения мира после войны 1554–1557 гг. Получив царское соизволение, шведы на радостях напились, и кто-то из слуг растопил печку иконами, что являлось, безусловно, страшным преступлением, карой за которое могла быть только смертная казнь. Единственным заслуживающим внимание аргументом для отсрочки наказания явился тот факт, что в московском государстве лишь царь распоряжается жизнями своих холопов, и это убедило новгородцев, которые отпустили шведов, а Грозный позднее простил им это.
Отсутствие договорных отношений, по определению невозможных с русским царем, заменялось присягой, челобитными, как единственным способом общения с монархом, и его милостью в виде пожалований. Но что царь дал, то мог и отнять! Если на Дону казаки так долго отказывались от присяги царям, считая это "страшным знамением", поскольку она сопровождалась целованием креста или Евангелия, то на Украине присягали легко, легко и изменяли присяге, точно, как поступала порой и русская знать, особенно в период Смутного времени.
Профессор Т. Чухлиб приводит ряд объяснений поступку части украинской старшины, пошедшей за Мазепой. Приведем их здесь полностью:
"Во-первых, Московское царство не желало решать дело объединения Украины путем возвращения под гетманскую власть Правобережья". Проф. Чухлиб совершенно справедливо отмечает, что идея воссоединения "двух берегов" Днепра существовала давно и с началом Северной войны, а также благодаря удачным действиям фастовского полковника С. Палия виделась гетману вполне осуществимой. Далее, Т. Чухлиб пишет: “Несмотря на это, в Нарвское соглашение Речи Посполитой с Московским государством 30 августа 1704 года внесли пункт, в котором отмечалось, чтобы Палий "вернул добрым или злым способом" Польше все занятые казацким войском правобережные крепости". Однако, решение вопроса затягивалось. В 1707 г. Петр пишет Мазепе о том, что на самом деле не собирается отдавать полякам Правобережье, так как планирует в дальнейшем войну с Турцией и не желает иметь враждебные тылы (Матерiали з Стокголмського архiву до iсторii Украiны к. XVI — поч. XVI. Украiнский археографiчний збiрник, т. II, Кiев, 1930, с. 28–29). По этой же причине Петр рекомендует тянуть время (ПиБ ПВ, т. VI. № 2067, с. 158).
Изменение военной ситуации привело к тому, что поляки вновь стали давить на Петра с возвращением Правобережья. Царь пообещал им это сделать как только вернется король Август, и приказал писать Мазепе, что разрешает отдать полякам Белоцерковский уезд, но при условии "если он усмотрит, что не может произойти какой ис того опасности и в Малороссийском народе смятения…" (ПиБ ПВ. Т. VI, вып. 2, с. 709, 715, 772). После Полтавской битвы на Правобережье был возвращен из ссылки С. Палий, а передача этих земель Польше была осуществлена намного позднее смерти фастовского полковника, в 1714 г. после неудачного Прутского похода 1711 г. и условиям заключенного с турками мира, а также… по совету нового гетмана И. Скоропадского, так как в связи с изменой Мазепы эти территории стали объектом постоянных вторжений Филиппа Орлика, запорожцев и татар, по сути, со временем опять превратившись в пустыни. Так ли уж не желала Москва воссоединить два берега Днепра?
Второй причиной измены гетмана проф. Т. Чухлиб считает, что "царь Петр І и его окружение начали активно ограничивать политические права украинского гетмана". В качестве подтверждения этого историк приводит обиды гетмана на подчинение его в военном отношении Меншикову, а также на его отдельные распоряжения по казачьим полкам, минуя гетмана. Кроме того, в качестве аргумента используются слова княгини А. Дольской, чрезвычайно заинтересованного лица в переходе Мазепы на сторону короля Станислава Лещинского, о намерениях того же Меншикова стать гетманом вместо Мазепы.
Были ли у Александра Даниловича серьезные намерения относительно занятия места Мазепы, или это все-таки была провокация со стороны княгини Дольской, сказать сложно. По крайней мере, после Полтавы, речь об этом не шла, хотя "конкурент" — Мазепа уже устранился сам. В военном отношении, раньше Мазепа спокойно мог находиться в подчинении князя В.В. Голицына во время Крымских походов, и Б.П. Шереметева во время Азовских, что касается Меншикова, то здесь взыграли амбиции старого гетмана, вдруг оказавшегося в подчинении худородного "выскочки". Петр же исходил из стратегической целесообразности, определяя подчиненность того или иного генерала. Наверно было бы удивительным, если бы царь подчинил, наоборот, армейские части с их командирами начальнику иррегулярной конницы, коим фактически являлся гетман с точки зрения военной иерархии. В данном случае обиду гетмана можно было бы назвать "местничеством" по подобию боярской Руси, когда должность в походе определялась родовитостью боярина, а не его качествами.
Третьей причиной, считает украинский историк, стало то, что "Москва начала радикальные изменения административного устройства Украинского гетманата. 18 декабря 1707 года Петр І издал указ об основании Киевской губернии, которая бы охватывала территорию радиусом в "сто верст" от Киева. Киевская губерния становилась одной из восьми новых административных единиц, среди которых также были: Московская, Ингерманландская, Смоленская, Архангелогородская, Казанская, Азовская, Сибирская. При этом Киевской губернии должны были принадлежать такие города, как Переяслав (центр Переяславского полка Украинского гетманата), Чернигов (центр Черниговского полка), Нежин (центр Нежинского полка) и др. Полномочия киевского губернатора были такими: "велено им в тех губерниях о денежных сборах и о всяких делах присматриваться, и для доношения ему, Великому Государю, о тех губерниях готовым быть". Вскоре русским губернатором Киевской губернии был назначен Голицын. В цитированном выше "закличному листі" к Скоропадскому гетман Мазепа так оценивал изменения в административном устройстве Украинского гетманата в пользу Московского царства: "…коли без жодної з нами згоди почала (Москва) міста малоросійські в свою область відбирати…".
Однако, текст присяги Мазепы — Коломакские статьи, содержал следующий абзац: "Народ Малороссийский всякими мерами и способами с великороссийским народом соединять… чтобы были под одной… Державою обще… и никто б голосов таких не испущал, что Малороссийский край гетманского рейменту". Мазепа согласен был с Петром, он понимал его реформы и всеми силами выполнял все пожелания царя в течение долгих лет своей службы. Но он не понимал главного — своего места в будущей новой России, создаваемой Петром, которая поглощает Украину. Награда в виде непонятного для гетмана титула князя Священной Римской империи ничего не проясняла, а лишь добавляла горечи, что тем самым у него хотят "гетманство забрать". И Мазепа наверняка понимал, что он не лишится богатств, напротив, царь был благосклонен, уважителен и щедр с ним, впрочем, как и со всеми, кто рьяно служил на благо Отечества. Но гетман не мог войти в ту самую плеяду "птенцов гнезда Петрова", в ближний круг царя, по многим причинам — он не вписывался в нее, он был там чужой. К тому же все те, кто окружали Петра, и в первую очередь, все набиравший и набиравший силу Меншиков, этого бы не позволили. Да и сам царь никак не вписывался в тот образ "государя", каким должен был быть монарх по разумению Мазепы. Петр был царем, плотником, матросом, драгуном, палачом, бомбардиром, зубодером одновременно, не гнушаясь ничем — ни стучать топором, ни рубить им головы. Любой успех вызывал восторг царя и награду, но и любой промах, ошибка, вызывали дикую ярость, гнев и кару, вне зависимости от прошлых заслуг. Вот это Мазепа чувствовал постоянно. Примеров было предостаточно — гетман знал, к примеру, как проигравший шведам при Головчине князь Голицын чудом избежал смертной казни и встал в строй рядовым при Лесной. Мазепа понимал, что если он со своими полками, не получив помощи русской армии, не удержит Украину, а это было совершенно очевидным, то реакцию Петра на это предположить он не мог. Вот тогда можно было лишиться всего и головы в том числе. Жить в таком напряжении становилось просто невыносимо. Поговорить с царем напрямую, поторговаться, выпросить себе лично какие-то гарантии, наконец, должность, соответствующую уровню гетманства, учитывая и условия тяжелейшей войны и характер царя, не приемлющего подобное, было просто невозможно. Царь был беспощаден и к себе самому, и к другим, неприхотлив, не стяжателен, и требовал того же от остальных. Отчаяние и толкнуло Мазепу на безрассудный поступок.
"В-четвертых, московское правительство урезало права гетмана в сфере экономики и финансов, предоставлении земельных владений казацкой старшине. Кроме того, 20 февраля 1704 года Петр І издал грамоту ко "всему Войску Запорожскому" о введении на украинских землях в обращение только российских денег, хотя до этого здесь долгое время пользовались разновидностями европейской монеты".
Что здесь нового увидел украинский историк? Эти "права" были урезаны с 1654 г. Мартовскими статьями. Еще Богдан Хмельницкий и его генеральный писарь Выговский, а за ним и прочая старшина, били челом Алексею Михайловичу и он жаловал их городами и селами. Мазепу задевало то, что царь иногда осуществлял пожалования, забыв поставить в известность гетмана. Да, безусловно, это имело место, но разве гетман не знал характер молодого царя? В отношении хождения любых денег на территории Украины, как территории России, и введении там единой валюты — российского рубля, с точки зрения экономики и финансов шаг абсолютно верный. Он вполне мог бы показаться спорным, если Украина до этого чеканила свою монету, как один из признаков ее суверенитета, но эти территории никогда не были независимыми и при поляках основной денежной единицей являлся злотый. Между тем Россия пыталась ввести некую “региональную” валюту под названием "севские чехи" в 1686–1687 гг., которая не прижилась. Особо возмущались запорожцы: "… в грошах великий барзо стал брак, так что за чехи ни в коем случа нельзя купить борошна: это чехи находят гладкими, а потому негодными… У нас ходит монета подобная той, какая ходит на Руси, и мы иной не имеем монеты — ни талеров, ни червонных золотых". В целом, финансовая и экономическая самостоятельность Украины ликвидировалась еще Московскими статьями 1665 г., подписанными Брюховецким.
Следует отметить и налоговые льготы, которыми была облечена вся Малороссия. "Можем нестыдно рещи (сказать), что никоторый народ под солнцем такими свободами и привилегиями и легкостью похвалится не может, как по Нашей Царского Величества милости Малороссийский, ибо не единого пенязя в казну Нашу во всем Малороссийском крае, с них брать мы не повелеваем, но… своими войсками обороняем…".
"В-пятых, Москва всячески ограничивала политико-административные полномочия украинской старшины. Во время пребывания Петра І и его членов правительства в Киеве в 1706 году Меншиков требовал от гетмана Мазепы ограничить властные полномочия генеральной и полковой старшины. "Иван Степанович, пора теперь приниматься за тех врагов", — неоднократно говорил московский князь гетману, понимая под "врагами" казацких полковников".
Разве это не совпадало с намерениями самого Мазепы создать новое украинское дворянство? Гетман всецело и искренне поддерживал все начинания Петра. Мазепа, служивший при польском дворе, на Правобережье у Дорошенко, на Левобережье у Самойловича, видел всю пагубность с точки зрения государственности и единовластия правителя любых проявлений вольности, что в дрязгах польской шляхты, что в ненадежности казацкой старшины, что в шатаниях Запорожской Сечи. Следствие Хмельнитчины — появление огромного количества "черни козацкой", в большинстве своем состоявшей из “показаченных” крестьян. Замысел Мазепы состоял в том, чтобы: во-первых, создать новое малороссийское дворянство, отличное от польской шляхты, с ее вечными раздорами — "бунчуковых товарищей". Новое дворянство должно было отличаться и от существующей старшины, которая, безусловно, была недовольна избранием Мазепы в гетманы, считая его выскочкой, и это подразумевало определенное противодействие с их стороны, включая и доносы, которые официально были разрешены и поощрялись подписанными при избрании Коломакскими статьями. Поэтому политика Мазепы в отношениях с действующей старшиной была очень осторожна — гетман тщательно выбирал тех, кого можно приблизить к себе, расположить и превратить в верных и преданных ему единомышленников. В ход шло все: и задабривание, путем не только раздачи поместий и должностей, но и проявлением определенного терпения и милосердия даже к тем, кто писал доносы на Мазепу, возвращение к власти некогда отстраненных, и репрессированных, прежних сторонников Брюховецкого и Дорошенко и т. д. Не забывал Мазепа и об укреплении связей со старшиной путем породнения в той или иной форме, как в пресловутом эпизоде с семейством Кочубей.
Во-вторых, продолжить закабаление посполитых крестьян, и по-степенно превратить в это же сословие простых казаков. Он поощряет старшин приписывать казаков в число своих тяглых людей и отнимать у них землю. Это приводит к колоссальному сокращению численности полков — "из которого села выходило на службу по полтораста козаков, теперь выходит человек по пяти или шести". Налицо уменьшение почти в тридцать раз! Закономерный вопрос: А зачем это нужно было гетману? Да он прекрасно видел разницу в боевых качествах профессиональной наемной армии — компанейцев, запорожцев-сичевиков или донских казаков, живущих лишь одним ремеслом — войной, получающих за это в награду помимо военной добычи еще и царское жалование, в отличие от полупрофессиональной гетманской армии — малороссийских казачьих полков, объединявших в себе одновременно и воинов и землепашцев. Наличие постоянной угрозы с востока подразумевало постоянное ведение боевых действий, что было под силу лишь истинным профессионалам. А бесконечная война обеспечивала солдат вознаграждением и с другой стороны позволяла содержать их в постоянной готовности, а значит и в дисциплине, преданности своему военачальнику, ибо одно от другого неотделимо. Сокращение численности казачьих полков можно было компенсировать увеличением количества компанейцев. Время Мазепы — расцвет компанейских полков. Здесь он, как бы продолжает линию своего предшественника Самойловича, однако, от полицейских функций, которые были закреплены особой статьей при присяге на Коломаке — укрощать "своевольных", которые "оставя свои работы, производили в крае шалость и измену", компанейцев начинают использовать и с чисто военными целями — "для употребления… во всяких военных оказиях, ибо покамесь казаки передовые и реестровые с полков выберутся от долгов своих, охотницкие всегда готовы на скорые подъезды для добытия языков, для первой стражи и в час баталии первый фрунт против неприятеля выдерживают". Помимо двух существовавших компанейских конных полков — Пашковского и Новицкого, Мазепа создает охочепехотный или "сердюцкий" полк, а также личную гвардию "компанию надворной хорогви". Во главе всех компанейских полков Мазепа ставит полковника Илью Новицкого, характеризуя его "яко в делах искусного мужа". Боевое крещение компанейцы получают в 1688 г. в деле против татар у реки Тясьминя. К концу XVII в. количество компанейцев увеличивается до 7 полков, а к 1709 г. до 5 охочекомонных (конных) и 5 сердюцких (пехотных) полков. Сокращение же численности малороссийских казачьих полков приводило одновременно и к уменьшению самой старшины, в первую очередь настроенной оппозиционно, реальному ослаблению ее позиций, так как уменьшалась и находящаяся в ее подчинение военная сила.
В-третьих, обуздать Запорожскую Сечь, являвшуюся пороховой бочкой для любого гетмана и всей Гетманщины в целом. Мазепа прекрасно понимал, что Сечь является знаменем для любого свободомыслия, ориентиром для возмущения всего населения. Недаром он писал Петру: "не так страшны запорожцы, как целый украинский посполитый народ, весь проникнутый своевольным духом, не желающий быть под гетманской властью и ежеминутно готовый перейти к запорожцам". Ликвидация Сечи полностью, (или превращение в компанейцев), в принципе соответствовала бы планам Мазепы, однако, осуществить подобное в реальности было невозможно. Оставался один выход — найти им постоянное занятие, т. е. войну, и здесь история помогла гетману, обеспечив все последнее десятилетие XVII века непрерывными войнами с Турцией и Крымом.
“В-шестых, Петр І начал "реформирование" казацкого войска, а его члены правительства начали руководить украинскими военачальниками. В 1705 году из-под Гродно казацкий старшина И. Черныш прислал в Батурин копию царского указа о направлении в Пруссию каждому пятому казаку Киевского и Прилуцкого полков "для обучения и устройства их в регулярные драгунские полки". Кроме того, позднее П. Орлик свидетельствовал, что Мазепа получил "указ Царского Величества об устройстве казаков, подобно Слободских полков, в пятаки, который так напугал и рассердил было всех полковников и старшину, что они ни о чем не говорили, только, что тот выбор пятаков — для устройства их в драгуны и солдаты". А в 1706 году по приказу Петра І было образовано специальное воинское формирование — Украинская дивизия, которая была соединением "городовых" и охотницких полков Левобережной и Слободской Украины. Командующий этой дивизией назначался царским указом и во время походов принимал на себя строевое и полевое управление всеми казацкими полками и русскими подразделениями, которые находились на территории Украины. В мае 1708 года на должность командира Украинской дивизии был назначен майор лейб-гвардии Преображенского полка Долгоруков, которому предписывалось "быть со всеми москвичи, с столники, с стряпчими, с дворяны, с царедворцами, и со всеми городовыми и всяких чинов ратными людьми, и с конными драгунскими, и с пешими салдацкими, и с слобоцкими Черкасскими, и с кумпанейскими полками, и гетманскими многими региментами на Украйне командиром". А общее руководство над Долгоруковым и всем украинским войском должен был осуществлять киевский русский воевода Голицын. Под его власть в ноябре 1707 года Мазепа передал "новоустроенную" Печерскую крепость вместе с казацким гарнизоном. Угрозу традиционным формам политико-войскового устройства Украины в начале XVIII века ее элита (видимо казацкая старшина — А.Ш.) небезосновательно расценивала не только как потерю контроля над войском и преобразование его в составляющую русской армии, но и как начало изменения всей модели традиционной власти и общественных отношений вообще".
Мазепа прекрасно понимал, что малороссийские полки, состоявшие из казаков-хлебопашцев, отживают свой век. Недаром, при его гетманстве и по его инициативе так быстро развивались компанейские полки — прообраз регулярной профессиональной казачьей армии. Северная война показала, что одолеть лучшую армию в Европе оказалось не под силу. Шведы это не татары и не турки, с которыми казакам воевать было привычно. Петр также подчеркивал что "войско Малороссийское не регулярное и в поле против неприятеля стоять не может" и "из нынешних присланных некумпанейских ничего добра, разве худа есть, понеже, не имеючи определенного жалования, толко на грабеж и тотчас домой уйдут". Исчерпывающая характеристика! Что-то о донских казаках такого у Петра не встречается в переписке… Царь требует преобразования гетманских полков в компанейские полки, и в этом его устремления совпадают с видением Мазепы: "о кумпаниях, во всех Малороссийских полках конечно нынешней осенью и зимой определение учинили и неотложно к будущей кумпании оные готовы были". Но и нагрузки, которые возложил Петр на Украину были неимоверны, и Мазепе приходилось очень сложно, хотя соглашается, что "о устроении во всех рейменту (гетманщине — А.Ш.) моего полках компании с всяким тщательным прилежанием буду старатися". Единственное о чем просил Мазепа через Г.И. Головкина, что зимой будет сложно "войско перебрати, хто годен, а хто не годен до компанейской службы", и "лучше б было, когда б весною повеленное устраевалося".
"В-седьмых, Московское царство не обеспечило надлежащей обороны Украины от шведского наступления. Во время воинского совещания в Жовкве в 1707 году гетман Мазепа попросил у Петра І предоставить ему для обороны границ Украины 10 тысяч русских солдат. На это сюзерен ответил своему вассалу (вот опять подчеркивание якобы существующих отношений — А.Ш.): "не только 10 000, но и десять человек не могу дать; как можете сами обороняйтесь". Кроме того, царь подчеркнул, что будет изматывать армию Карла ХІІ непринятием решающего боя и отступлением своих войск вглубь Московского царства. При этом на пути шведов должны были уничтожаться поселения, продовольственные припасы для солдат и фураж для коней. Предусматривая возможное нападение на Киев шведско-польских войск во второй половине 1707–1708 годов Петр І приказывал в 4-м пункте, чтобы "во время неприятельского прихода, осадя и управя Печерский монастырь, уступит за Днепр, а старый Киев оставит пуст".
Позволю себе не согласиться. На просьбу Мазепы Петр ответил обещанием выслать корпус Шереметева "итить на оборону Украины с поспешением" и заверял, что народ малороссийский "во всяких неприятельских наступлениях не оставим". В июне 1707 г. Петр направил грамоту, в которой выражал сожаление по поводу тяжкой службы и бедствий, обрушившихся на Украину, ставшую театром военных действий, но заявлял при этом, что в "таком ныне с неприятелем нашим, Королем Шведским, военном случае, того весьма обойтить не возможно, и того ради надлежит вам… то снесть", а "по окончании сея войны те понесенные трудности и убытки… награждены будут".
В-восьмых, русские военачальники и солдаты проявляли самоуправство в отношении украинцев. Одно из первых писем к Петру І от Мазепы, в котором гетман жаловался на самоуправство русских подразделений в отношении украинского населения Левобережья, датируется 16 июня 1703 года. На протяжении 1705 года в Западной Белоруссии находились Киевский и Прилуцкий полк во главе с приказным гетманом Д. Горленко, которые совершали совместные воинские операции наряду с русской армией. В письме к Мазепе Горленко жаловался на "численні образи, поношення, приниження, досади, грабунок коней і смертні побої козакам від великоросійських начальних і підначальних". Дошло даже до того, "що приказного гетьмана коварно з коня зіпхали і насильно з під нього і з під інших йому підлеглих начальних людей коні і підводи забрали".
Учитывая то, что с 1706 года началось активное строительство Печерской крепости в Киеве, казацкая старшина неоднократно жаловалась в Батурин на то, что московские "пристави у тієї справи фортифікаційної козаків палками по головах б’ють, вуха шпадами (шпагами) обтинають і всіляке поругання чинять, що козаки залишивши хати свої, косовицю і жнива, поносять на службі Царської Величності тяготу днів і вар, а там великоросійські люди хати їхні грабують, розбирають і палять, жонам і донькам їхнім насилля чинять, коні, бидло і всіляку худобу забирають, старшину б’ють смертними побоями". Очевидцы утверждали, что в ответ на такие обиды с боку московских членов правительства, Д. Горленко говорил Мазепе: "Як ми за душу Хмельницького завжди Бога молимо й ім’я його блажим, що Україну від іга лядського свободив, так противним способом і ми і діти наші у вічні роди душу і кості твої будемо проклинати, якщо нас за гетьманства свого по смерті своїй в такій неволі (російській) зоставиш".
Действительно, факты самоуправства российского генералитета и иных начальствующих людей над малороссийскими казаками имели место. Но государственные интересы для Петра I стояли превыше всего, поэтому на жалобы Мазепы он внимания не обращал. Опять же здесь сказывался невысокий военный потенциал малороссийских полков, что позволяло царю использовать их так, как он считал нужным и целесообразным. Если было необходимо выполнять земляные или строительные работы, то, по мнению царя, его солдат должен был быть универсален. Разве не участвовали драгунские и пехотные полки в строительстве Петербурга? Разве не строил Мазепа со своими казаками крепостей на Днепре по приказу князя В.В. Голицына? Понятно, что царя не интересовал принцип комплектования казачьих полков с его конкретным разделением на казаков, которые должны были только воевать, и казаков, обеспечивающих первых — "подпомощников" или "подсоседков". Для него они все были одной массой, которая должна была выполнять первостепенные задачи, диктуемые временем и боевой обстановкой. Стоит отметить, что использование донского, яицкого казачества на земляных или строительных работах, было редкостью и не принимало такие масштабы, как в случае с малороссийским казачеством, что говорит в их пользу с точки зрения боевого использования. Хотя, в самом конце 20-х — начале 30-х гг. XVIII в. огромное количество людей было брошено на строительные работы — драгун и казаков, в т. ч. и донских.
"В-девятых, московский царь перегружал казацкое войско постоянными воинскими походами. Начиная с 1700 года украинское войско ежегодно активно использовалось Москвой в далеких походах в земли Прибалтики, Саксонии, Севера России, Литвы, Польши, Белоруссии, Казани и Дона. Хотя по выводам современного московского историка В. Артамонова, русская война за Балтику выходила за сферу национально-украинских интересов. Есть свидетельства, что в июне 1706 года к гетману Мазепе обратились женщины казаков Стародубского полка с просьбой вернуть своих мужей домой, ведь они уже больше пяти лет находились в воинских походах против шведов. Учитывая это Мазепа просил Петра І издать соответствующий указ о возвращении Стародубского полка в Украину на отдых Кроме того, постои и действия российских войск в Украине приводили к его опустошению. Сам царь в грамоте к гетману от 24 июня 1707 года писал: "…Что войску Нашему Запорожскому от непрестанных нынешних трудных служб и походов, так наипаче жителям Малыя России от переходов Наших Царского Величества великороссийских и Низовых, от провозу на Киев и сюда в главное войско всяких военных припасов и казны, наносятся немалыя тягости…"
На самом деле, этот пункт трудно прокомментировать. Война — суть жизни казачества. И здесь тогда возникает парадокс — с одной стороны малороссийское казачество именует себя запорожским, исповедующим единственный образ жизни — военный поход, тем самым приобщая себя к этой "вольнице", и в тоже время требует мирного труда и отдыха от войны. Этакий симбиоз воина-пахаря, подтверждающий то, что большая часть населения, в том числе служивого в малороссийских полках, по сути являлась "оказаченным" крестьянством. К примеру, летом 1694 г. гетман Мазепа высылает в поход к р. Кальмиус Полтавский и Гадячский полки, пехотный Кожуховского и кампанейский Ростковского "делать там нападение на азовских басурман". К посланному отряду присоединилось какое-то количество запорожцев в главе с бывшим кошевым Федором (Федько, возможно Степанов — А.Ш.). Общая численность отряда составляла около 10000 "добрых людей". "Но тут "непостоянная и дерзостная чернь" (т. е. казаки — А.Ш.), не уважая ни имени царей, ни не понимая собственной пользы своей, стала толпами возвращаться назад, отговариваясь тем, что ей неудобно ради военных промыслов ходить в такие далекие места, потому что дома у нее наступили жатвенные и сенокосные работы в полях, и если она пропустит это дорогое для себя время, то в таком случае дойдет по полной нищеты. Оттого вся эта толпа дальше… не пошла". Полковникам пришлось встать лагерем на р. Орели и послать вперед, "чинить промысл" лишь кампанейцев с "выборным товариством всех полков" (добровольцев — А.Ш.).
Если обработка земли у донского казачества запрещалась под страхом смертной казни, а у запорожцев для этого были крестьяне, которыми руководили "гнездюки", то здесь мы наблюдаем явную тягу к созидательному труду, а не к военному ремеслу, которым можно заниматься лишь от случая к случаю. В конечном итоге, это было совершенно верно подмечено и царским правительством, что привело к переводу всего малороссийского казачества в крестьянское сословие, тем самым поставив точку в их истории.
"В-десятых, карательные действия армии Московского царства в Украине приводили к разорению и уничтожению ее населения. Российский историк В. Возгрин утверждал, что Украина в 1708–1709 годах стала даже объектом своеобразного геноцида: "Отходившие к югу русские войска выжигали территории, прежде всего, днепровского Правобережья. При этом уничтожались населенные пункты, запасы продуктов у населения и лесные массивы не только на пути шведов, но широкими (по 40–45 км) полосами справа и слева от их предполагаемого маршрута. Кроме того, сжигались города, заподозренные в поддержке казаков-сторонников Мазепы, а их жители подвергались тотальной ликвидации. Эти карательные меры стоили украинскому народу огромных жертв". Другой известный ученый Е. Тарле подтверждал, что Мазепа "боялся полного разорения Украины от наступающего Карла и отступающего или параллельно идущего русского войска".
Надо для начала разделить и карательные действия и геноцид? Указы Петра о разорении касались всех территорий, как Украины, так и России: "от границ на двести верст поперег, а в длину от Пскова через Смоленск до Черкасских городов…". Во-вторых, подразумевалось хлеб прятать, скот выводить в леса и на болота, а уничтожать лишь при необходимости. В случае неисполнения этого, предупреждалось, что "войска будут все жечь без остатку", и чтобы "жители потом не жаловались". Такие радикальные меры, отмечает тот же Масловский, применялись впервые. Обычно "уездных людей предупреждали о набеге неприятеля, были приказания идти в "осадное сидение" с семьями и имуществом, но предупреждений об уничтожении огнем в допетровскую эпоху не было". Естественно, что Украине, ставшей военным театром, выпадала участь быть разоренной дважды — от собственных рук, волей Москвы, и от противника. Геноцидом, как мы знаем, именуется "истребление отдельных групп населения по расовым, национальным, этническим или религиозным признакам, а также умышленное создание жизненных условий, рассчитанных на полное или частичное физическое уничтожение этих групп, равно, как и меры по предотвращению деторождения в их среде". Разве хоть один указ Петра говорит об уничтожении населения на Украине, или о разорении местности для тех же целей? Карательные акции имели место, но в таких ли масштабах? Мы уже говорили о явно раздутом кровавом штурме Батурина, который использовался и одной и другой стороной явно в пропагандистских целях. Лишь часть захваченных в плен с оружием в руках мазепинцев была казнена, децимация (казнь каждого десятого) применялась к жителям тех городов и местечек, которые добровольно сдались шведам или сторонникам Мазепы, большая часть старшины и их родственников, добровольно вернувшиеся, были помилована, и лишь несколько семейств отправились в ссылку.
Глава 8. ПОСЛЕДНЯ ЗИМА КАРОЛИНОВ
Зима 1708–1709 гг. выдалась ужасной. Неудача с Батуриным, на который так рассчитывали с подачи Мазепы шведы, усугубилась природными катаклизмами. Морозы стояли небывалые, солдаты замерзали в караулах насмерть, не дождавшись смены. "У нас три лучших доктора — водка, чеснок и смерть" — говорили шведы. Сколько отмороженных конечностей пришлось ампутировать полковым лекарям…
Русская армия встала на зимние квартиры в окрестностях Лебедина оставив в охранение конницу, которой было приказано непрерывно тревожить шведов, отрезать их обозы, уничтожать мелкие партии, отправлявшиеся на фуражировки. Королевская ставка разместилась в местечки Ромны, что на реке Псел. Впервые за многие месяцы шведы смогли здесь по-человечески поесть. Настроение их несколько улучшилось. Но сидеть на месте, даже в условиях сильных морозов, было не в характере Карла XII. Русские появились в районе города Гадяч, и король принял решение прервать мирную жизнь. Он совершил быстрый марш, но противника уже не застал. Станислав Понятовский, сопровождавший повсюду короля, отметил в своих мемуарах: "Прежде чем прийти к Гадячу, шведы потеряли три тысячи солдат, замертво замерзших, кроме того, всех служителей при повозках и многих лошадей". П. Энглунд пишет, что каждое утро на улицах Гадяча собирали трупы сотен замерзших шведов и целый день отвозили их на санях в какой-нибудь овраг.
Постоянные нападения русских драгун и казаков Скоропадского заставили Карла XII в конце декабря 1708 года — начале январе 1709 года сняться с квартир и предпринять наступление на охранительную линию русской конницы. Сначала отправившиеся в рейд на восток от Ромен шведы натолкнулись на укрепленный пункт Веприк, являвшийся выгодной стратегической позицией. Шведы пытались закрепиться на рубеже рек Псел и Ворскла, а Веприк торчал, как заноза. Его крепостные укрепления представляли из себя деревянный частокол, защищенный толстым слоем льда. Гарнизон состоял из двух батальонов пехоты, сотни драгун и 400 казаков. Командовал гарнизоном полковник Ю. Фермор. Захватить Веприк с налета не удалось, хотя король желал во что бы то ни стало ликвидировать эту крепость. Однако, не вышло. Шведы промучались под Веприком почти две недели, пока не подвезли артиллерию. Установив четыре батареи по пять орудий, открыли огонь, но ядра лишь кололи лед, осколками поражая собственных солдат. Король приказал подвезти осадные лестницы, а в атаку повел сам Реншельд. Но, лестницы оказались коротки, а сверху на шведов лился кипяток. При этом участники штурма так хотели продемонстрировать свою преданность королю, что одновременного штурма крепости тремя колоннами не получилось, каждый действовал сам по себе, что привело к излишним потерям: около 400 убитых, 600 — раненых. Сам Реншельд получил контузию в грудь, ранен был генерал Штакельберг, убито три полковника и многие штаб-офицеры.
Шведские историки отмечают еще один "феномен поведения короля" под Веприком: впервые, в отличие от всех предыдущих схваток, он не пошел впереди штурмовых колонн, а послал вместо себя Реншельда, оставшись наблюдать со стороны. Штурм повторили вновь с 5 на 6 января, и вновь неудачно. На следующий день послали парламентеров с предложением Фермору сдаться на самых почетных условиях. Посоветовавшись с офицерами Фермор согласился, тем более, что посланная Петром помощь пробиться к Веприку не смогла.
Веприк вошел в историю, как первое поражение шведов, возглавляемых самим королем, которое они потерпели от русских, несмотря на то, что крепость все-таки сдалась.
В ночь с 26 на 27 января, король выступил с шестью пехотными полками и направился к Опошне, где находилась бригада драгун генерала Шомбурха. Русские отступили, но шведам удалось их настичь и при деревне Пени нанести поражение. Драгуны потеряли убитыми около 500 человек и 50 пленными.
Карл возвратился в Опошню, где переночевал и поутру двинулся дальше к Ахтырке, оставив в этом местечке офицера с 50 солдатами, поджидать подхода подкреплений. Здесь же находились и пленные. Шомбурх, узнав о выдвижении шведов, приказал Ярославскому драгунскому полку атаковать Опошню. Во время боя, пленные, разоружив своих конвоиров, оказали помощь наступавшим драгунам и, перебив шведов, вместе с драгунами ушли назад к Шомбурху.
Подойдя к Ахтырке, король понял, что в ней стоят лишь пехотные полки, не стал ввязываться в бой, а обошел позиции и двинулся к Красному Куту, где сосредоточилась русская конница под общим начальством Ренне. Шомбурх со своими полками уже был также здесь. Ренне выслал навстречу Карлу два драгунских полка, однако они были легко опрокинуты шведской конницей. В пылу атаки, которую возглавил сам король, оказалось так, что он был с одним эскадроном отрезан от своих основных сил свежими русскими полками, которые бросил на помощь Ренне.
Оставшись в окружении нескольких десятков шведских солдат, Карл приказал им занять оказавшуюся неподалеку мельницу и приготовился к обороне. Но, провидение хранило Карла — русские не знали, что перед ними сам король, поэтому особых усилий для овладения мельницей никто не приложил. Вскоре к шведам подошло подкрепление, день уже заканчивался, темнело, и русские предпочли отступить.
После этой неудачи, Карл XII более не решился испытывать судьбу и, собрав по окрестностям достаточно провианта, приказал поворачивать обратно. Однако, у Опошни, его обоз был вновь атакован и отбит русскими.
После выхода из Ромен — всего за два месяца — армия шведов стала уже не той, что была раньше. Шведские историки оценивают ее численность к марту 1709 года не более чем в 25–28 тысяч человек. Официальные шведские докуметы шведской армии за это время показывают, что морозы, болезни и простуды вывели из строя около 8000 человек. Единственным утешением служило то, что, по мнению шведов, русские страдали от морозов не меньше. Не хватало пороха, одежды и обуви, солдаты выглядели оборванными и неопрятными. Сделка с турками о закупке пороха не состоялась и померанский полковник Рудольф фон Брюнов, командовавший артиллерией, приступил к его кустарному производству. В полках занялись дублением и выделкой кожи для сапог, научились молоть муку.
Граф Пипер не прекращал попыток уговорить Карла вернуться в Польшу, но король не хотел и слышать об этом, по-прежнему надеясь на помощь Лещинского и генерала Крассова, а также крымского хана Девлет-Гирея.
"Шведское войско находилось в тисках, но не потеряло еще инициативы" — замечает П. Энглунд, характеризуя положение шведской армии в этот период. В конце февраля ужасная зима сменилась неожиданной оттепелью с самой настоящей распутицей. Словно сама природа восстала против шведов. Армия замерла неспособная двигаться дальше.
Между тем, если на помощь Крассова и Лещинского король рассчитывать не мог, хотя и не знал об этом, так как последние были блокированы специально посланным корпусом Голицина и Гольца, то шансы заполучить в союзники крымского хана были велики. Весной 1709 года шведы сообщают Девлет-Гирею, что Запорожская Сечь в лице кошевого Гордиенко с ними, а заодно спрашивают и видах и сроках помощи из Крыма. В целом же шведы были уверены в такой помощи: "Мы стоим на пути, по которому татары обычно ходили на Москву. Теперь они пойдут с нами", — такие письма шли в Стокгольм из шведской армии.
Угроза действительно был реальной. 28 000 шведов, вместе с казаками Мазепы и Гордиенко, могли объединиться с 40 000 татарским войском. Не стоит забывать о казаков-игнатовцах, вступивих в подданство хана, горевших желанием отомстить за смерть своих товарищей, близких и родных, погибших в ходе подавления булавинского восстания на Дону, и уже открыто нападавших на русские села, разорявших их и уводивших людей в плен. И всей этой армии можно было противопоставить лишь 40000–50000 войск, которые бы сумел собрать Петр I. Тем не менее планы шведов и татар были сорваны, благодаря тем интенсивным переговорам, что русские вели с Ахметом II.
Хотя противники союза с мусульманами нашлись и в шведском лагере. Король отверг многих европейских правителей, просившихся в союзники, зато в его лагере теперь шатался всякий сброд, вроде казаков, и шведам не нравилось, что "благочестивый" Карл ради достижения целей, готов отказаться от своих христианских принципов.
С наступлением настоящей весны король лично выехал в рекогносцировочную поездку на юг, и там его внимание привлекла Полтава.
Глава 9. ОБОРОНА ПОЛТАВЫ
Собственно говоря, если рассматривать Полтавское сражение, как одну большую войсковую операцию, то условно ее можно разделить на три фазы:
Оборона Полтавы.
Полевое сражение.
Преследование и капитуляция всей шведской армии.
В течение апреля все шведские полки были постепенно стянуты к востоку, к берегам Ворсклы, и образовали оборонительную линию протяженностью свыше 40 верст от Опошни к югу до Полтавы и дальше до Старых Сенжар. В конце апреля 1709 года шведы осадили Полтаву.
Полтава лежит на правом высоком и крутом берегу Ворсклы, близ устья речки Коломак. В этом месте Ворскла течет по низменной и широкой долине, сплошь покрытой болотами. Не было вокруг города ни мощных каменных стен, какие приходилось брать шведам и в Польше и в Саксонии, ни глубоких рвов. Стены представляли собою земляные валы, на которые в некоторых местах можно было просто взбежать. Думая быстро захватить город, шведский король и представить себе не мог, что его планы разобьются не столько об крепостные укрепления, сколько о неприступный "вал" сплоченных воинов-защитников и простых жителей Полтавы.
Так уж случилось, что знаменитая Полтавская битва затмила подвиг защитников крепости, как бы отодвинула их подвиги на второй план, но первый акт Полтавской виктории разыгрался именно здесь.
Под началом коменданта крепости полковника Алексея Степановича Келина находилось около 4000 солдат, 2600 казаков и 29 орудий с незначительным количеством боеприпасов. Помощниками Келина были полковник фон Менгден, а также французский инженер-фортификатор Тарсон. Шведы попытались захватить крепость, как говорится — с ходу, однако все их первые попытки провалились.
24 апреля Карл решил бросить на штурм крупные силы, но как только шведы подошли к крепости на расстояние ружейного выстрела, ворота распахнулись и навстречу им устремились два отряда со штыками наперевес и отбросили шведов. На следующий день, Карл XII лично руководил штурмом. В присутствии короля шведы бросились к валам. Их встретили дружным залпом и тут же ударили в штыки. На этот раз шведы потеряли 400 человек и снова отступили.
Взор короля обратился на высокую, поросшую лесом гору, при устье реки Полтавки у берегов красавицы Ворсклы. Там высились стены Крестовоздвиженской обители.
Прискакав в монастырь, Карл оценил не живописный вид на город, расположенный на противоположной горе, а артиллерийскую позицию, распорядившись немедленно установить здесь пушки.
Основан монастырь был в 1650 году полтавским полковником Мартыном Пушкарем в честь победы в этих местах над польской шляхтой. Много видел монастырь на своем веку и хорошего и плохого. В 1695 году пришли сюда из Крыма татары вместе с самозванным гетманом Петриком Иваненко. Монастырь был захвачен и опустошен, татары же, захватив немалую добычу, бросили горе-гетмана на произвол судьбы.
Теперь сюда пришли шведы и, затащив на каменную церковь пушки, стали обстреливать город. Весь конец апреля и начало мая продолжались штурмы, но результата не было. Тогда король стал готовить длительную, основательную осаду, которая началась 11 мая. Все инженерное-техническое обеспечение король возложил на генерал-квартермейстера А. Юлленрука, назвав его даже в шутку "нашим маленьким Вобаном". Решение короля осаждать Полтаву до сих пор вызывает большие разногласия между историками. Э. Карлссон считает, что к лету 1709 года шведская армия, обложенная со всех сторон русскими войсками, никакого другого выбора не имела. Другой шведский историк П. Энглунд соглашается с ним и говорит о том, что "маленькое войско было загнано в мешок, замкнуто в пространство не более 5 миль шириной между Днепром и его притоками Пселом и Ворсклой". Отступать же назад к Днепру Карл категорически отказывался. Остается предположить, что замысел короля состоял в том, чтобы создать осадой Полтавы некое подобие мышеловки, в которую удастся заманить всю русскую армию. С этим соглашается историк А. Стилле, который называет это стратегическим просчетом Карла, и единственной причиной его остановки здесь называет необходимость по замыслу связать инициативу русских до подхода ожидаемых сил татар, поляков и корпуса фон Крассова. Ф.Г. Бенгтссон объясняет "вялую" осаду крепости и даже засылку туда перебежчиков с известиями о неумелых действиях шведов, желанием спровоцировать русских. В своей книге историк приводит свидетельства одного из участников осады, юнкера Р. Петре, который вспоминает в своих записках, о запрете короля стрелять по городу калеными ядрами.
Наш историк Н.И. Павленко полагает, что Карл XII не хотел брать крепость или вести против нее серьезные фортификационные работы. Шведские мортиры, установленные в Крестовоздвиженском монастыре бросали в город не более пяти бомб в день. Шведские солдаты заступали в караулы с незаряженными ружьями, а на штурм ходили лишь с холодным оружием.
Однако, помимо указанных причин, была еще одна, которую представил наш историк А.В. Шишов. Русские планировали создать в крепости значительный армейский магазин из оружия, боеприпасов, пороха и продовольствия. Об этом мог знать находившийся с королем Мазепа. Захват полтавского магазина в таком случае значительно облегчал участь шведской армии, испытывавшей серьезные проблемы, особенно с порохом. О советах Мазепы свидетельствуют и шведские источники, объясняя это тем, что в городе находилась его родная сестра, поэтому он выступал против сожжения города. Хотя, представляется маловероятным, что Карл прислушивался к советам гетмана, который его по сути уже обманул, пообещав привести огромную армию.
Полковник Келин, комендант крепости, обладая воинским талантом, твердо знал, что оборона только тогда действенна, когда она активна. Вскоре отряд защитников крепости вновь ворвался во вражеские траншеи и напал на свежие силы, готовящиеся к атаке.
Шведы бежали, оставив шанцевый инструмент, боеприпасы и десятки пленных. "Завязнув" под Полтавой, Карл решил пойти на хитрость и устроил подкоп под городской вал, в который по его приказу заложили несколько бочонков с порохом. Каково же было удивление шведов, когда, приготовившись к штурму, они не дождались взрыва! Дело в том, что полтавчане изъяли порох из встречного подкопа! Итог — огромное шведское войско почти два месяца безрезультатно топталось у заштатной земляной крепости.
По приказу короля провели новый подкоп, подтянули трехтысячный отряд, заложили почти все имеющиеся запасы пороха, подожгли фитиль, но взрыва опять не последовало. Порох опять перекочевал в Полтаву. Кстати, этот факт окажет в последующем огромное значение на ход Полтавской битвы, т. к. шведы в сражении 27 июня смогли использовать всего лишь 4 орудия против 282-х, имевшихся в армии Петра.
Шведский король недаром назвал Юлленрука "маленьким" Вобаном. Генерал-квартирмейстер приступил к серьезному инженерному обеспечению осады. Согласно наставлениям того же французского фортификатора Полтаву окружили тремя так называемыми параллелями — траншеями, в 600 и 300 метрах. Первая шведская траншея настолько близко подступала к крепости, что защитники кидались в солдат камнями, а иногда и дохлыми кошками.
На самом деле, так ли уж не хотел брать Полтаву Карл XII? Тогда мы можем задаться вопросами: к чему было предпринято несколько кровопролитных штурмов? Зачем были нужны такие потери, если русская армия уже стояла на другом берегу Ворсклы? И почему, в решающий день Полтавской битвы, король оставил достаточно крупные силы для блокирования крепости, когда он так нуждался в полевых войсках, особенно в пехоте?
12 июня шведы предложили Полтаве сдаться, причем на условиях русских. Комендант Келин отвечал: "… приступов было 8, из них присланных на приступ более 3000 при валах Полтавы положили… победить всех не в вашей воле состоит, но в воле Божьей, потому что всяк оборонять и защищать себя умеет".
Напряжение возрастало. Обе стороны понимали, что без генерального сражения не обойтись. Несмотря на весь героизм защитников Полтавы, силы их таяли. Потеря же Полтавы для Петра I была невозможна, ибо она рассматривалась с точки зрения неблагоприятных внешнеполитических последствий. В первую очередь со стороны Турции.
Русские начали активные действия. Первый серьезный удар по шведам был нанесен южнее Полтавы, под Старыми Сенджарами, где был сосредоточен значительный контингент русских пленных. Об этом прислал уведомление содержащийся в плену подполковник Юрлов. Вследствие этого, генералу Гейнекену было приказано с шестью драгунскими полками перейти Ворсклу и освободить пленных. Несмотря на неожиданность и стремительность налета шведы почти 2 часа вели упорный бой до подхода русской пехоты. Понимая, что позиции не удержать, шведы начали уничтожать пленных, но те оказали упорное сопротивление и возглавляемые все тем же Юрловым напали на караулы. Таким образом, удалось освободить около 1000 человек.
Почти одновременно русские войска генерала Ренне нанесли удар севернее Полтавы. Они перешли Ворсклу в районе деревни Петровки, вытеснили незначительные шведские заслоны и быстро укрепили занятые позиции земляными оборонительными редутами. Фельдмаршал Реншельд, находившийся рядом, не предпринял никаких ответных действий, как утверждают шведские историки, в соответствии с планом короля — заманить противника поближе к Полтаве. Ренне воспользовался этим и переправил через реку артиллерию и дополнительные силы пехоты.
А вот далее произошло событие, которое значительно поколебало и так не очень-то высокий моральный дух шведской армии. Я имею в виду ранение, полученное королем накануне решающего сражения. Есть несколько версий случившегося, о которых стоит упомянуть.
Рано утром 17 июля Карл XII в сопровождении Левенгаупта осматривал укрепления Полтавы. Короля заметили со стен и открыли огонь. Вокруг засвистели пули.
— Лучше бы отъехать — посоветовал Левенгаупт. Но Карл недолюбливал генерала, после его поражения при Лесной, а потому не удосужился ответить. Левенгаупт сделал еще одну попытку уговорить короля:
— Вашему величеству не следовало бы подвергать так бесцельно опасности любого солдата или капрала, не говоря о вашей высокой особе. — в этот момент присела и жалобно заржала лошадь генерала, получив пулю в ногу.
— Государь! — воскликнул Левенгаупт.
— Пустяки, — обернулся Карл, — не бойтесь, найдите другую лошадь.
— Без пользы приносить в жертву не следует никого, тем более генерала. Я поеду своей дорогой. — Он повернул лошадь и уехал в лагерь.
По одной из версий, Карл продолжал свой путь. Уже к вечеру он обнаружил казачий пикет на опушке леса. Нетерпеливый король выстрелил, в ответ казаки принялись стрелять. Карл хотел было уехать, но в последний момент пуля попала ему в пятку.
По другой версии, русские начали переправу через Ворсклу в район деревни Нижние Млыны. Несколько казачьих сотен переправились раньше всех на западный берег, и Карл XII вместе с батальоном Далекарлийского полка и казаками племянника Мазепы А. Войнаровского атаковал противника и сбросил их обратно. Началась перестрелка. Часть русских войск расположилась на острове, находившемся посередине реки. Карл поехал вдоль берега, все время оставаясь в пределах досягаемости пуль. Сопровождавший его драбант Мальколм Бъёркман был убит. Карл решил повернуть назад и здесь пуля "пронзила ногу короля от пятки до конца пальцев, перебив все кости". Так писал очевидец ранения С. Понятовский. Король просил его никому ничего не говорить и еще в течение двух часов объезжал расположения своих войск — осмотрел, как продвигаются дела у осаждающих Полтаву, беседовал с Юлленруком, и лишь около 11 часов утро, т. е. через два часа после ранения, дал осмотреть свою рану. Все оказалось намного серьезнее. Пуля раздробила кость, и король перенес довольно сложную операцию, не теряя духа. Врачей — хирургов Мельхиора Ноймана и Мартина Рольфера подбадривал:
— Смелее господа. Какой пустяк. Это всего лишь нога!
Извлеченную пулю подарил лейтенанту драбантов Карлу Хорду. Вместе с пулей хирурги извлекли и кости раздробленной ступни. Король уверял всех, что скоро снова будет в строю, но рана через два дня воспалилась, поднялась высокая температура, и врачи опасались за жизнь Карла.
21 июня был длительный и мощный штурм Полтавы. Волна за волной накатывались на обескровленную крепость шведы, в городе горели дома, началась рукопашная схватка. Даже дети включились в это жестокое побоище, те же у кого не было оружия, поливали наступавших кипятком. Штурм и на этот раз был отбит.
Но передышка была слишком короткой. Уже ночью 22 июня шведы бросили на крепость свежие силы, и бой продолжался всю ночь, освещаемый огнем пожарищ. И на этот раз защитники выстояли, несмотря на то, что врагу дважды удалось взобраться на вал.
К утру активных защитников оставалось всего лишь несколько сотен, но уже через несколько часов раздались новые выстрелы, и начался новый штурм. Карл не щадил ни своих солдат ни своих офицеров, он упорно пытался во что бы то ни стало взять упрямый город. По всем возможным и невозможным законам, город должен был пасть, т. к. любой человеческой стойкости есть предел, однако и на это раз крепость выстояла, потеряв за два дня более тысячи человек. Враг потерял вдвое больше и отошел, готовясь к новому штурму. Один из защитников не выдержал напряжения, предложил сложить оружие, но возмущение оставшихся было настолько велико, что его просто забросали камнями. Уже не было в крепости ни солдат, ни казаков, ни детей, ни горожан, ни русских, ни украинцев — был народ, усталый, но гордый, давший клятву стоять до конца. И они выстояли, выдержав десятки штурмов и потеряв почти три тысячи человек одними убитыми.
Дела и у шведов обстояли плохо. Помощи ждать было неоткуда. Еще во время последнего штурма в шведский лагерь вернулись посланцы короля — полковник Сандул Кольц и чиновник от Пипера — Отто Клинковстрём. Вести были плохие — корпус генерала Крассау, что оставил Карл XII в Польше для поддержки своего ставленника на польском троне Лещинского подойти не мог. Им преграждал путь русский корпус генерала Гольца вместе с польско-литовской конницей гетмана Синявского — сторонника Августа II.
Оставалась еще одна надежда на крымского хана Девлет Гирея, который обещал королю помощь в войне с русскими. Но бендерский сераксир Юсуф-паша передал волю владыки, султана Ахмеда II, который предпочел не вмешиваться в войну и остудил пыл крымского хана. Помимо разгрома Запорожской Сечи, о котором мы уже упоминали, в марте-мае 1709 года сам Петр совершил поездку в Азов, где встречался с Кападжи-пашой, неофициальном представителем султана в Бахчисарае. Ему была передана крупная сумма денег, а также публично сожжены десять русских кораблей, как знак добровольного разоружения перед турками. В Стамбуле соответствующий удачный демарш по отношению к великому визирю провел посол П.А. Толстой. После этого Ахмед II занял по отношению к России четкую нейтральную позицию. Шведский историк Б. Лильегрен приводит свою версию о том, что крымский хан Девлет-Гирей был дезинформирован русскими о планах Карла XII заключить мир с Петром и жениться на его сестре Софье. Это утверждение можно подвергнуть сомнению, так как татары все-таки выступили в поход к Днепру, дошли до реки Самары, разбив несколько русских городков, и простояли там до августа месяца, еще не веря в Полтавскую катастрофу для шведов. Так или иначе, но рассчитывать шведам на помощь Оттоманской Порты более не представлялось возможным.
Карл приказал немедленно отписать Стенбоку, оставшемуся в Померании, чтобы он набрал новый корпус и двигался сюда на Украину.
Но и русским тянуть больше нельзя было. Храбрый комендант Полтавы Келин перебросил к русским позициям пустое ядро с письмом о том, что гарнизон сможет продержаться не более двух недель.
19–20 июля, когда Карл XII находился без сознания, основная русская армия (около 32 000 человек) перешла Ворсклу и стала укрепленным лагерем севернее Полтавы возле деревни Семеновки на обширной поляне. Фланги уперлись в болотистые речные берега. Четыре дня простояли здесь, потом сдвинулись ближе к Полтаве и заняли то поле, куда следовало выманить шведов. Прямо перед фронтом лежала равнина, за ней, верстах в двух, темнел Будищинский лес. Справа тянулась гряда холмов, за которыми спряталась деревушка. Слева, отклоняясь к югу от лагеря, высился Яловецкий лес. Шведы должны были появиться только отсюда — в промежутке между лесами. Петр приказал возвести шесть редутов, преграждающих путь наступающего противника. Еще четыре редута были выстроены перпендикулярно. Русская армия спокойно встала на свои позиции. В ночь накануне сражения редуты занял пехотный полк Айгунова, за ними расположились драгуны. Остальная армия находилась в укрепленном лагере. Артиллерия разместилась, как в лагере, так и в перпендикулярных редутах. Как и при Куликовской битве, за своей спиной русская армия оставляла водную преграду.
Напрасно шведские генералы попытались в последний раз уговорить короля отказаться от сражения. Но Карл был непреклонен:
— Даже если Господь пошлет мне одного из своих ангелов, чтоб вразумить меня следовать вашим советам, я не буду Его слушать. — Отвечал он с вечной усмешкой. — Мы атакуем сегодня ночью.
Высшее командование шведской армии накануне сражения было представлено следующим генералитетом:
— один фельдмаршал — Реншельд
— один полный генерал от инфантерии — Левенгаупт
— пять генерал-майоров от кавалерии — Кройц, Гамильтон, Мейерфельд, Шлиппенбах и Крусе.
— четыре генерал-майора от инфантерии — Спарре, Роос, Лагеркруна и Штакельберг.
Сюда же можно отнести генерал-квартирмейстера Юленнкрука.
Главной фигурой сражения предстояло стать Реншельду, его вполне можно было считать заместителем главнокомандующего, которым, конечно, являлся сам король Карл. Однако, фельдмаршал нервничал, переживал и боялся ошибиться, поскольку все равно за его спиной маячила фигура короля. Его положение еще осложнялось весьма сложными личными отношениями с графом Пипером и генерал Левенгауптом. И именно Реншельд, по мнению шведских историков, допустил такие ошибки, которые в конечном счете привели к сокрушительному поражению.
Глава 10. ПОЛТАВСКОЕ СРАЖЕНИЕ
Наступало 27 июля 1709 года. Поздно вечером к русским перебежал солдат. При допросе он показал, что шведы получили приказ начинать сегодня ночью. Петр приказал поднимать полки. Позиции занимали спокойно, без суеты. Когда все выстроились, перед ними проехал сам царь:
— Вы видели сами, как дерзкие неприятели храмы наши Божьи оскверняли, попирали ногами святыни, коих и зреть недостойны, ругали обряды наши святые, смеялись над верой истинной. Кичливый их король расписал своему войску квартиры в Москве, генерала своего Шпера пожаловал в губернаторы, а Отечество наше разделил на малые княжества. Он хочет ввести еретическую веру и истребить нас. Оставим ли такие ругательства и презрение без отмщения? Да не будет этого! Их король прозорливый не постыдился позвать себе в сикурс извечного врага нашего крымского хана, а также подлого изменщика Мазепу с его воровскими казаками. Но его расчеты не удались. Войска шведские изнурены и потеряли веру в себя. Остается довершить вам победу над ними. Порадейте же! Вера, Церковь и Отечество от вас этого требуют.
Уже поздно ночью, в полной темноте, короля пронесли через шведский компанент. С высоты носилок, он говорил солдатам:
— Враг опасен и жесток. Будьте же и вы беспощадны, мои славные шведы. Сегодня мы должны забыть о жалости к побежденным. Знаю, у вас нет хлеба. Но обещаю, мы сегодня хорошо пообедаем в русском лагере.
Карл во всем следовал своей собственной полководческой концепции. На Полтавском поле король рассчитывал вновь воспроизвести тактическую схему удачного для него Нарвского сражения 1700 года. У противника, как и под Нарвой, была укрепленная позиция, большое превосходство в артиллерии. Но эти преимущества не должны были, по мнению Карла, смутить шведов. Король продолжал верить в свое божественное предопределение жизненного пути. Об этом писал его личный гвардеец К. де Турвиль, находившийся рядом с королем во время роковой для него битвы: "Он верил лишь в себя и казался великим сам по себе; его доблесть и его гений как будто делали его судьбу его же оружием". Карла влекли вперед "огонь злопамятства к царю" и "непреклонное желание отомстить".
Сейчас король желал одной молниеносной атакой на укрепленные позиции русской армии достичь успеха и завершить войну на его условиях.
Рассмотрим внимательно то, что было противопоставлено шведам под Полтавой. Армия Петра I заняла выгодную для обороны и одновременно наступления позицию на местности, одновременно оборудовав ее инженерным укреплениями. На плоской возвышенности, имевшей пологий наклон к западу, т. е. к противнику, был сооружен укрепленный земляной лагерь — ретраншемент. В нем была расположена большая часть регулярной пехоты и вся полевая артиллерия. Для лагеря место было выбрано идеально. С востока ретраншемент примыкал к обрывистому спуску к реке Ворскле, что исключало возможность обхода. С остальных трех сторон укрепления представляли из себя 2 угловых бастиона, 2 полубастиона и 13 реданов, промежутки между которыми были прикрыты рогатками.
Впереди лагеря, для прикрытия регулярной кавалерии, выстраивается еще шесть редутов, которые полностью перекрывают прогалину между лесными массивами — единственный путь возможной атаки шведов. Еще четыре редута, выстраиваются перпендикулярно. Гарнизон редутов составляет 6 пехотных полков — 4730 чел..
За два дня до сражения шведы провели рекогносцировку и замерили шесть редутов, выстроенных перед лагерем. Судя по оставленным описаниям, это были квадратные укрепления примерно 50 на 50 метров и отстояли друг от друга на 150–175 метров. Четыре перпендикулярных редута были возведены буквально накануне сражения, не были до конца оборудованы, и в момент рекогносцировки их еще просто не существовало. Укрепления напоминали нарвские и особого беспокойства у шведов не вызвали.
Созданная комбинация полевых укреплений, прекрасно учитывала рельеф местности и при постоянной боевой готовности, позволяла избежать фактора внезапности нападения и быстроты его развития. Шведы были обречены на постепенное преодоление целой системы фортификационных полевых укреплений, тем более, что последние по времени возведения редуты исполняли роль волнореза, который должен был вспороть боевые порядки наступающих шведов.
В дополнение к инженерному обеспечению боя Петр ввел в действие всю имеющуюся у него артиллерию. А превосходство русских здесь было не просто ощутимым, а подавляющим. В атаковавшем шведском корпусе имелось всего лишь 4 полевых пушки 3-фунтового калибра, еще две полуфунтовые пушки вели огонь из окопов под Полтавой и были захвачены гарнизоном крепости уже во время баталии в результате вылазки. 35 орудий бесцельно находились в обозе шведской армии.
В российской историографии обычно упоминаются цифры в 102 пушки, иногда даже 72, имевшиеся в распоряжении Петра I. По последним исследования нашего историка П.А. Кротова, эта цифра весьма занижена. Общая численность русской артиллерии с учетом гарнизона Полтавы — 310 артиллерийских орудий. Это 32 полевых, 57 полковых (с учетом гвардии), 17 драгунских орудий, 20 мортир (для стрельбы 3-фунтовыми ядрами и 6-фунтовыми гранатами), 156 переносных 6-фунтового калибра мортир и 28 орудий гарнизона Полтавы.
Таким образом, можно говорить о пятидесятикратном преимуществе русской артиллерии.
В час ночи шведы двинулись от своего лагеря в боевом порядке. Однако, движение пришлось остановить, так как кавалерия заблудилась в темноте. Драгоценное время для внезапной атаки уходило. Наконец, к трем часам, нашлась кавалерия. Четыре пехотных колонны, за ними конница в шести, забирая вправо, начали огибать Яловецкий лес. Завидев русские редуты шведы ускорили шаг и почти бегом устремились вперед, держа равнение в колоннах. Поступил приказ перестроиться в боевую линию. Светало.
— Начинайте! — скомандовал Карл, которого везли на специальных носилках, закрепленных между двух лошадей. 24 гвардейца и 15 драбантов должны были стать живым щитом для короля. Но… в душе Реншельда, на которого Карл возложил общее командование сражением, уже закрались сомнения. Фельдмаршал видел, что придется штурмовать Т-образную систему укреплений, которая позволит вести одновременный обстрел тыла и флангов наступающих на большой площади. Реншельд принимает комбинированное решение: пехота вновь перестраивается в маршевые колонны и частью батальонов должна атаковать ближайшие редуты, остальным — как можно быстрее проникнуть за редуты по краям от этой средней линии атаки, обогнув и задние — поперечные — укрепления.
Удар шведского правого фланга был страшен. Два редута оказались взятыми молниеносно, никто из их защитников не уцелел. Однако потери были ощутимыми, нужна была передышка, и перед третьим (седьмым) редутом шведская пехота остановилась. И здесь немалую роль сыграла русская артиллерия. На валах редутов были установлены мортиры 6-фунтового калибра, закрепленные на деревянных станках. Такие артиллерийские орудия очень эффективны в ближнем бою. Из-за поперечных редутов показались русские драгуны. Между редутами и лагерем стояло 17 драгунских полков Меншикова. Левым флангом командовал Ренне (4459 чел.), правым — Боур (7709 чел.).
— Кавалерию вперед! — Карл приподнялся в носилках и жадно всматривался в битву.
Вперед пошла лучшая конница Европы, взрывая землю копытами, взметая клочья дерна и песок. Как писал очевидец, шведы "с фурией" ринулись вперед. Вступила на рысях в дело и русская кавалерия. В пыли и в ржанье лошадей рассыпался тусклый блеск палашей. Все перемешалось. Рубились насмерть. Хрипели и давили друг друга лошадьми. Русская конница отхлынула не в силах выдержать напор противника. Однако, и шведы были остановлены Реншельдом, опасавшимся, что кавалеристы увлекутся и выйдут из под контроля, хотя королю доложил, что, кавалерия отошла сами, что ей не удалось сокрушить русских.
— Помогите же им пехотой! — приказал Карл.
Снова двинулась вперед инфантерия. Несколько мощных залпов расстроили ряды драгун. И Петр приказал отступить. Драгунские эскадроны отошли за холмы и встали у Семеновки.
Итак, в первой фазе сражения участвовали: со стороны шведов 8170 пехотинцев, 7800 всадников регулярной кавалерии, 30 артиллеристов и 1000 всадников нерегулярной валашкой кавалерии. Со стороны русских — 12168 всадников и 4730 пехотинцев.
— Росс, Шлиппенбах, возьмите снова эти два чертовых редута. — последовал новый приказ Карла XII.
Правая колонна шведов вместе с генералом Россом бросились штурмовать седьмой и восьмой уцелевшие редуты. И с непонятным упрямством, как под Веприком, шведы продолжали ходить в атаки. Положив на редутах около 40 % людей, Роос решил отступить. Он хотел соединиться с армией, но вместо этого… ошибся в направлении и пошел на восток, в Ялонецкий лес, где и расположился на отдых. Обнаружив его движение, русские приняли меры. Сюда был переброшен Меньшиков с пятью батальонами пехоты и пять драгунских полков. И… Росс оказался окончательно отрезан от основной армии. Его загнали в болота Ялонецкого леса. Напрасно генерал пытался образовать оборону, чуть зацепиться за опушку — его штыками выбивают, чуть укрепятся на холме — кавалерия сгоняет. Часть шведских батальонов, завязнув в трясине, положила оружие. Сдались и Шлиппенбах с Роосом. Из 2600 человек при них оставалось 400. Еще кому-то удалось пробраться по кочкам и бежать к осадным траншеям Полтавы. Таким образом, количество шведских батальонов из 18-ти сократилось на шесть, включая прославленный Далекарлийский полк.
Но Карл не видел, что произошло с Россом. Он вскричал:
Вперед! — и заставил нести себя в войска. Шведы (десять батальонов Левенгаупта) вышли из-за линии русских редутов и оказались перед русским лагерем (48 батальонов, включая 13 гвардейских!). Эту атаку Левенгаупта, шведский историк П. Энглунд совершенно справедливо назвал, как "удалое, но совершенно изолированное нападение". Взошло солнце. И огонь открыли все русские пушки. И с фронта и с фланга с редутов. Случалось, что ядро, ворвавшись в строй, калечило насмерть десяток, а то и два шведов. При этом оказалось, что правое крыло пехоты, где находился сам Карл с гвардией, также оказался под убийственным огнем. Большинство драбантов сопровождавших качалку с королем были убиты. Оставшимся с трудом удалось запрячь двух лошадей и погнать их подальше от огня противника. Шведы дрогнули и побежали в лощину перед Будищинским лесом. Над полем битвы вдруг наступило затишье.
— Что происходит, Реншельд? — Карл крутился в носилках, тщась рассмотреть картину боя. Все поле закрывал густой дым. Наконец, он стал рассеиваться и Карл увидел… собственную отступившую пехоту.
— Туда! Начнем сначала. — указал король на Будищинский лес. Послушные драбанты личного конвоя повезли Карла к войскам. Полки приводили в порядок свои потрепанные шеренги.
— Это я ваш король! — кричал Карл из носилок. — Я не узнаю своих славных шведов! Я сам поведу вас вперед.
Однако, королем был высказан упрек Реншельду за формально проведенную рекогносцировку. Здесь же король предложил атаковать русскую конницу, стоявшую на правом фланге, но Реншельд полагал, что, прежде всего, необходимо нанести удар по русской пехоте. С этого момента Карл отстранился от руководства сражением полностью.
Шведы упорно разыскивали "потерявшиеся" 6 батальонов Рооса. На поиски отправили два батальона Вестманландского полка под командованием генерал-майора А. Спарре. Искать было уже некого. После двух часов отдыха, шведам показалось, что батальоны Рооса возвращаются. Но это были русские войска, которые выходили из лагеря. Наступала главная фаза сражения.
Каков был итог первого этапа сражения? Два взятых недостроенных редута! И огромные потери среди пехоты — главной ударной силы шведской армии, которой пришлось преодолевать инженерно-фортификационные укрепления русских. Лучшая кавалерия Европы помочь ничем не могла! После прямого столкновения с русской конницей, довольно удачного для шведов, она также попала под артиллерийский огонь и была вынуждена отойти.
В шесть часов утра, Петр приказал строиться перед лагерем. Центр заняла пехота во главе с Шереметьевым. Один батальон в первой линии, другой во второй. Правый фланг — конница Боура, левый — Меньшикова, который, закончив преследование шведов в Яловецком лесу, вернулся к армии. Артиллерия встала по всему фронту перед боевым порядком. Царь снова пролетел на своем белом коне и прокричал:
— Воины! Вот и пришел час, который решит судьбу Отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство Петру врученное, за Отечество… Не должна вас также смущать слава неприятеля, яко непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним доказывали… А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе благосостояния вашего!
Количественное превосходство дало возможность Петру I обеспечить более плотную, а заодно и более протяженную боевую линию. Шведы, по расчетам П. Энглунда, смогли занять по фронту 1400–1500 метров, русские более двух километров. При этом разрывы между шведскими батальонами были намного больше русских, которых отделяло друг от друга не более 10 метров. В эти промежутки русские артиллеристы быстро установили 55 3-фунтовых пушек, при этом надо учесть и орудия, оставшиеся в лагере и способные вести навесной огонь. Столкновение должно было произойти по классической схеме Канн, с обхватом флангов противника.
И около 9 часов утра две армии кинулись вновь друг на друга, чтобы в жестоком и беспощадном бою решить исход не только сражения, но и всей войны. Попробуем посчитать, какими силами к этому моменту располагали противники. По самым оптимистичным подсчетам (для шведов) они могли выставить около 12 800 человек, из 17 000 вступивших в бой, количество казаков Мазепы и Гордиенко точно неизвестно, но, по мнению самих шведов, они практически не участвовали. Что касается русских, то здесь очень противоречивые данные. На первом этапе в бою количество русских практически равнялось всей шведской армии — около 17 000 чел. Потери при обороне редутов и атаке кавалерии составили около 2600 чел.
Кроме этого, согласно архивной "Табели войску русскому", численность всех 19 пехотных полков, вышедших на построение перед лагерем — 22 325 чел., т. е. 42 батальона, из них 24 в первой линии и 18 во второй. Таким образом, численность пехоты в первой линии — около 12750 чел., во второй линии — 9570 чел. По кавалерии — левый фланг — 12 эскадронов первой линия, 12 эскадронов 2 линии, правый фланг — по 22 эскадрона. Учитывая общую численность в 12 200 чел. и потери в первой фазе боя около 2100 человек можно с большой долей вероятности утверждать, что в первой и второй линии стояло около 5000 в каждой. Всего же численность русской армии в первой линии составляла 17 750 и во второй около 14600 чел. Итого — 32 350 чел. Если сюда добавить 6 пехотных полков, защищавших редуты — 4730 чел., то общая численность русской армии должна была составлять перед началом сражения приблизительно 39180 чел., без учета иррегулярных — казаков и калмыков. В любом случае наступающим шведам (12 800 чел.) противостояло 17 750 русских солдат первой линии.
Выстроившись в боевой порядок шведам нужно было преодолеть 700–800 метров до русской "стены". Первые 600 метров преодолевались обычным шагом, последние 100–200 метров — бегом. Заметив движение шведов, русские тут же остановились и изготовились к залпу.
Позднее, Левенгаупт, который повел свою пехоту в атаку, напишет в мемуарах: "Этих, с позволения сказать, идущих на заклание глупых баранов, я был вынужден повести против всей неприятельской пехоты".
Артиллерия русских открыла огонь сначала ядрами, затем, подпустив шведов на тридцать саженей, в упор ударила картечь, сметая целые шеренги. Были убиты обе лошади, носившие короля.
— Коня! — вскричал Карл и, превозмогая боль, поднялся в седло. — Вперед! — Карл полагал, что если он и прекратил вмешиваться в сражение, то хотя бы своим видом, он сможет воодушевить солдат.
Присутствие короля на правом фланге сделало свое дело. Гвардейцы прорвали и откинули первую русскую линию. Был смят и отброшен батальона Новгородского полка. Произошла ситуация, когда правый фланг шведов стал одолевать левый фланг русских, и наоборот. Как пишет, П. Энглунд, произошел эффект вращающейся двери. Петр помчался немедленно туда, где русские стали отступать, и сам повел вперед второй батальон новгородцев. Пуля пробила царю шляпу, еще одна попала в седло, а третья ударила в крест с афонскими мощами у Петром на груди. Но это был единственный участок фронта, где в сражение вступил батальон второй линии русского боевого порядка.
Накатилась волна шведов, отхлынула окровавленная, пошла снова вперед, откатилась. "И не больше получаса времени было, в которое шведская армия, прежде храбрая, вконец побита".
— Шведы, вперед! — ревел обезумевший Карл. Но уже начиналась агония. Разбегались все. Карлу захотелось плакать. Он смотрел невидящим взором, как разваливалась армия. Его армия, превратившаяся в какие-то окровавленные ошметки. Кавалерия еле передвигала ноги, мотая окровавленными гривами, лошади уносили всадников прочь. Людской поток бурлил вокруг короля, как весенний водоворот. Карл даже не заметил, как пуля сорвала с него шляпу. Кто-то вокруг суетился, хватал за поводья. Прилетело русское ядро и ударило в грудь коню. Падающего короля подхватили на руки и посадили на другую лошадь.
Поражение было полным! Русские рубили направо и налево, знамена набирали охапками, брали в плен целые батальоны. Сдавались все — солдаты, офицеры и генералы. Напрасно Левенгаупт кричал каролинам:
— Смотрите! Именем Господа! Смотрите! Вот ваш король! Назад мерзавцы! — Все было впустую. Великая армия разбегалась.
Глава 11. КАПИТУЛЯЦИЯ И ИТОГИ ВСЕЙ ОПЕРАЦИИ
Боевой дух и эффективность боя соперников были разными в первый (2–6 часов утра) и второй (6–10 часов утра) периоды битвы. Отдельно для каждого периода вычленить потери сторон очень трудно. Можно допустить, что подавляющее большинство русских драгун (из 624 убитых и 1495 раненных) вышло из строя в первый период сражения в районе редутов. Большинство русских пехотинцев и артиллеристов (из 721 чел. убитых и 1836 раненых) пролили кровь во второй период сражения. Тогда же и захвачено большинство шведских пленных.
В первый период битвы 8,8 тыс. шведских кавалеристов и 8,2 тыс. пехотинцев сражались против 4730 чел. гарнизона редутов и 12.2 тыс. русских драгун. Кровавые потери шведов в район редутов, конницы Крейтца и пехоты Левенгаупта от артиллерии из ретраншемента составили около 2000 человек. От конного отряда Шлиппенбаха и колонны Роса (2600 чел.) после ее разгрома генерал-лейтенантом Ренцелем уцелело и попало в русских плен всего 400 человек.
Следовательно, гарнизон редутов, русские драгуны и артиллерия из ретраншемента (17 тыс. чел.) в первый период сражения вывели из строя около 4200 каролинцев, что составило показатель эффективности боя русских Э = 4200:17000 = 24,7 %.
В двух недостроенных редутах потери русских составили около 500 человек, а основные цифры приходятся на кавалерию Меньшикова — около 2100 человек, которая своим сопротивлением замедлила прорыв Карла к русскому лагерю. Эффективность боя шведов Э = (2100+500):17000 = 15,3 %.
Во втором периоде битвы против 12,8 тыс. шведской пехоты и кавалерии, выступила 32-тысячная русская армия: в первой линии было около 12,75 тыс. пехоты и 5 тыс. драгун. Вторая линия в сражении практически не участвовала. Условно, за русские потери во втором периоде сражения можно принять около 2000 чел., отсюда вытекает, что эффективность боя шведов составила Э = 2000:12800 = 15,6 %.
Шведские потери можно определить если из общего количества потерь в сражении — 9234 чел., отнять уже учтенные 4200, т. о. эффективность боя русских на втором этапе составила Э = (9234–4200):17750 = 28,3 %, а в целом боевой дух шведской армии составил Д = К: П = 9234:2977 = 3,1, при этом в начале сражения он составил 4200:400 = 10,5, а во второй период 5034:2577 = 1,9.
В целом, можно сказать, что шведы сражались отнюдь не плохо, и даже на втором этапе баталии эффективность их боевых действий несколько увеличилась. Однако, умелое использование, как инженерных сооружений, так и численного перевеса во второй фазе, позволило русским нанести шведам урон практически в два раза больший. Сотня русских солдат уничтожила 28 шведских, в то время, как последние смогли лишь 15.
Общая картина боя выглядит таким образом: эффективность шведов 4676:17000 = 27,5 %; русских — 9234:29610 = 31,2 % (без учета пехотных полков второй линии, а кавалерия участвовала во всем сражении).
Соответственно падение духа шведской армии к концу сражения по сравнению с тем настроем, с которым они начинали, тоже очевидно.
Действия русских войск сразу после сражения иначе, как эйфорией не назовешь. Если с поля боя шведы и бежали, то в дальнейшем их отступление было относительно организованным. Попытка казаков Скоропадского атаковать их лагерь в деревне Пушкаревка около 14.00 была отбита, и остатки армии начали свой отход по единственному спасительному для них пути — на юг, к крымским татарам.
Утром 27 июня численность шведской армии составляла 19700 чел., с учетом войск продолжавших осаду Полтавы, охраны обоза и нескольких партий, прикрывавших коммуникации к югу от города. 17 тыс. шведов приняли участие в сражении, из которых 12211 погибли или были взяты в плен.
Собирая по пути все возможные силы, при этом продолжая удерживать при себе около 2900 чел. русских пленных, шведы отправились к Переволочне, еще не зная о том, что все средства для переправы через Днепр были уничтожены.
Карла засунули в карету и помчались вниз по Ворскле. Но через час бешенной скачки у кареты отлетело колесо, и короля опять пересадили в седло. К несчастью еще и заблудились в лесу. На утро вышли к Сенджарам (35 верст от Полтавы). Измученному Карлу сделали перевязку. Он заснул. Но ненадолго. Получили известие, что погоня настигает.
— Русские гонятся за нами, ваше величество. — будил его Левенгаупт. — прикажите следовать дальше.
— Делайте, что хотите — у Карла не было сил.
У переправы король вдруг встрепенулся:
— Пусть только увидят мои солдаты, они будут сражаться также храбро, как и прежде.
— Нет. — молвил Гилленброк, — если неприятель явиться, то многие солдаты или положат оружие или бросятся в воду, чтобы спасти свою честь.
— Где Реншельд?
— В плену, мой король.
— Где Росс?
— В плену, мой король.
— Шлиппенбах?
— Шпер?
— Пипер?
— Штакельберг?
— Гамильтон?
— Все или в плену или погибли, мой король. — Левенгаупт склонил голову.
— Я не покину своих солдат! Я погибну вместе с ними! — вскричал Карл.
Левенгаупт встал на колени:
— Король, дозвольте спасти вас, пока еще возможно. Если русские придут они всех нас истребят или возьмут в плен. Умоляю вас. — Остальные последовали его примеру и встали на колени.
— Хорошо, — согласился король после долгого раздумья. — Левенгаупт, — генерал поднялся с колен, — вы останетесь здесь и спасете армию. Уведите ее в татарские степи. Крымский хан вассал нашего друга султана. Он вам поможет.
— Поспешите, король. Мазепа уже на той стороне с казаками. Они доведут вас до турецких владений. — Это был конец великой армии и короля-солдата.
Организовать преследование отступавшего противника удалось лишь вечером, за исключением небольшого количества иррегулярной казачьей и калмыцкой конницы, сопровождавшей на отдалении отступавшую шведскую армию. В первую очередь Петр I приказал вновь выстроить войска перед укрепленным лагерем, отслужить молебен в походной церкви. Царь объехал строй с непокрытой головой и обратился к войскам со следующими словами:
— Здравствуйте, сыны Отечества, чада мои возлюбленные! Потом трудов моих родил вас. Без вас государству, как телу без души, жить невозможно. Вы, имея любовь к Богу, к вере православной, к Отечеству, славе и ко мне, не щадили живота своего и на тысячу смертей устремлялись небоязненно. Храбрые дела ваши никогда не будут забвенны у потомства!
После этого царь устроил в своем шатре тот памятный пир, куда были приглашены и знатные пленники — Пипер, Реншельд и другие.
Лишь поздно вечером в погоню за отступавшей шведской армией был направлен князь Голицын с двумя гвардейскими полками, посаженными на лошадей и шесть драгунских полков генерала Боура. На следующий день их нагнал Меншиков, которому было поручено возглавить разгром шведов. 30 июня русские настигли противника у Переволочны. Король переправился через Днепр накануне, с ним уходили генералы Спарре и Лагеркруна, 80 драбантов, 700 кавалеристов и 200 человек пехоты, не считая Мазепу и его казаков.
Оставшийся за главнокомандующего Левенгаупт принял единственное правильное решение — сдаться. В Переволочне капитулировали (по последним уточненным данным шведского историка П. Энглунда): 1 генерал, 2 генерал-майора, 11 полковников, 16 подполковников, 23 майора, 256 ротмистров и капитанов, 304 лейтенанта, 323 корнета и прапорщика, 18 полковых квартирмейстеров, 27 адъютантов, 12 575 унтер-офицеров и рядовых, из которых 9152 кавалериста, 3286 пехотинцев и 137 артиллеристов. Сюда можно добавить еще 3402 человека нестроевых и штатских, в том числе 1657 женщин и детей. То есть всего 16958 человек из них — 13556 военных. Так армия Петра одержала вторую победу подряд. Расчет за Нарвский конфуз был произведен полностью.
Узнав о бегстве Карла XII и Мазепы, Петр I приказывает немедленно организовать погоню. Меншиков отправляет два драгунских полка — Ярославский и Тверской под командованием князя Г.И. Волконского со следующей инструкцией:
"Идти с Божьей помощью с определенной партией за Днепр, переправиться через оную реку в удобном месте, где можно больше судов сыскать.
Тот поход свой править тем трактом, которым король шведский пошел, проведывая о том его тракте, как можно накрепко и идти со всяким поспешением денно и ночно, не смотря ни на какие трудности, и по крайней мере трудиться его короля шведского догнать.
Буде же Бог поможет, что он господин генерал-майор его короля догонит, и тогда его взять и привести к нам, где мы обретаться будем, а между тем обращаться с ним яко с монархом честно и учтиво.
Ежели при нем, короле, будет изменник Мазепа, и его взять, везти под крепким караулом, и смотреть того, чтобы он каким способом сам себя не умертвил.
Для скорого поспешания брать лошадей по дороге в малороссийских городах, и по местам у всех жителей, а в тоже время оствлять им драгунских присталых и садненных лошадей, тако же и провиант на драгун брать у них же что доведется с нужды по рассмотрению, а излишнего ничего, кроме того, у них не брать, и ни каких своевольств и насилия никому не чинить, и о том во всей своей команде под смертною казнью заказать крепко.
Продолжать тот свой поход до того времени, как его короля шведского нагонит, к чему всягое тщание прилагать, не жалея себя, понеже за то, ежели сие учинить, высокая его царского величества милость ему господину генералу обещается.
Впрочем против сих пунтов чинить, как честному и верному офицеру надлежит. Дано при Переволочне июля 1 дня 1709 года.
P.S. О своем поведении давать нам надлежит почасту".
2 июля Ярославский и Тверской драгунские полки достигли Кременчуга. Некоторую путаницу внес посланец генерала Боура подпрапорщик Московского полка Герасим Рогозин, доставивший устное распоряжение генерала князю Волконскому следовать обратно к армии. Ординарец Боура настиг полки еще на середине пути к Кременчугу. Пока выясняли, пока разобрались, пока нашли необходимое количество судов для переправы через Днепр, драгоценное время уходило, а вместе с ним, уходил от погони и шведский король. Помимо драгун в погоне участвовали и украинские казаки. Полковник Переяславского полка Томара (Тамара) передал Волконскому несколько человек офицеров и солдат, захваченных из отряда Карла XII. На допросе пленные показали, что король имеет намерение соединиться с войсками Лещинского и Крассова, а Мазепа двигается к Бендерам.
В дальнейшем, эти данные не подтвердились, король уходил вместе с Мазепой к туркам. Погоня проходила в тяжелых условиях, не хватало продовольствия и фуража. Несмотря на указание Меншикова брать и лошадей и провиант в "городах и по местам у всех жителей", Волконский жаловался, что "ничего нет и достать негде". По этой причине, часть "худоконных" драгун князь оставил на другом берегу Днепра вместе с полковником Рожновым, командиром Тверского полка. Не было и ожидаемой реальной помощи от малороссийских казаков. Волконский писал, что они "у дела не надежны", просил прислать из Киева донских казаков и калмыков, жаловался на "малолюдство" и большое количество "худоконных". Тем не менее, Ярославскому и Тверскому полку удалось настичь шведов и мазепинцев при переправе через Днестр 27 июля. Сюда же подошли малороссийские казачьи полки — Корсуньский, Переяславский и Богуславский. Увидев русскую конницу, король в сопровождении Мазепы и нескольких сотен солдат переправился на другой берег, оставив заслон из 400 человек. В бою шведы потеряли половину, в плен сдались 4 офицера и 209 рядовых.
На самом деле, если бы не расторопность Станислава Понятовского, сопровождавшего шведского короля, то у Волконского были все шансы догнать Карла XII. Бендерский паша медлил, ожидая распоряжений из Стамбула. Но поляк договорился с Очаковским пашой и тот, за две тысячи дукатов обеспечил переправу шведам, благодаря чему они ускользнули от погони. Отсюда, из Очакова, Карл первым делом шлет своего представителя О. Клинковштрёма в Бахчисарай, опять надеясь на помощь крымского хана. Король не без оснований полагал, что хан первым пойдет ему на встречу в дальнейшем: ведь Девлет-Гирей был единственным в Европе правителем, чьи интересы в отношении России полностью совпадали со шведскими. Карл не ошибся: хан оставался на тех же позициях и после Полтавы, в противоположность Стамбулу, предоставившему королю без армии приют, но всячески затягивавшему дальнейшие переговоры. Уже в августе 1709 года Девлет-Гирей предлагал в обход Турции все свое войско, чтобы помочь Карлу пробиться в Померанию, где стояли войска Стенбока.
Князь Волконский, видя, что Карл XII достиг турецких владений, отступил в урочище Французская Крыница, откуда отправил донесение Меншикову. Кроме этого, Волконский отправил письмо и Бендерскому паше с просьбой выдать изменника Мазепу, а шведского короля задержать до тех пор, пока Петр I не решит его судьбу с турецким султаном. Однако, вскоре было получено известие, что в Бендерах Карл XII был принят с почестями. Таким образом, Стамбул показал свои намерения сохранить хорошие отношения со Швецией и ее королем.
Полкам Волконского было приказано возвращаться. Не смотря на неудачную погоню, сам князь был пожалован царским портретом с бриллиантами.
После тяжелого сражения вся русская армия отдыхала в Решетиловке. От Полтавы отошли, "ради духу от мертвых тел, стоять было невозможно". Всех павших погребли в одной могиле, названной "Шведской", но стояла такая жара, что даже сквозь землю чувствовался смрад.
Царь развлекался с пленными — приказал снарядить два шведских пехотных батальона и два эскадрона конницы и разыграть потешное сражение. Петру было интересно, как воевали шведы, царь рассматривал внимательно их приемы, построения.
Двадцать три тысячи пленных скопилось в окрестностях Полтавы. Из них всего около четырех тысяч увидят свою родину. От многих полков, что начали войну вместе с Карлом XII, вернулось лишь по десятку человек. И то нескоро! Последний пленный, Ганс Аппельман, вернулся в Швецию в 1745 году, через 36 лет плена!
Шведские родственники сразу после Полтавы попытались выкупить своих близких из плена и были даже предложены "расценки": "за генерала — 800 рублей или 4000 крон, за полковника — 80 рублей" и т. д. Но Петр наотрез отказался: "…дабы мы обрадовались алтынам, всю армию их им продали, а себе беду купили…"
После победы Петр оказал милость шведским генералам и офицерам, вернув им шпаги и приказал:
"1. Пленным генералам и офицерам назначить их содержание, которое получают те русские чины.
2. Унтер-офицерам и рядовым производить жалование, присвоенное нашему пехотному войску.
3. Дозволять каждому отправлять известное ему ремесло.
4. Кто из пленных пожелает вступить в российсую службу, тех, приняв, содержать наравне со своими.
5. У кого из них есть жены, взятые в плен, тем возвратить их.
6. Всех обнадежить, что будут отпускаемые в отечество на поруки товарищей своих с обязательством возвратиться в условное время".
Всех пленных приказано было гнать в Россию. Сначала к Севску, Чернигову, Смоленску и далее. По городам и весям бескрайним. Перед отправлением казнили всех перебежчиков и изменников — прилюдно посадили на кол. Такая же участь постигла бригадира Мюленфельса, что оставил тогда мост возле Гродно шведам, а после перебежал к ним.
Пленных так было много, что пришлось снаряжать крупные партии драгун снаряжать для их конвоирования. И потянулись в глубь России бесконечные колонны, под охраной драгун.
21 декабря 1709 года русская армия "с великим триумфом" вошла в Москву. Петр, его генералы, в сопровождении преображенцев и семеновцев въехали под звуки фанфар в сопровождении бесконечной вереницы пленных шведов. Несли триста захваченных знамен, провезли 35 пушек. В самом центре процессии располагались захваченные в сражении носилки Карла XII, окруженные придворными чинами и пленными гвардейцами. И хотя король находился далеко от рубежей России, но с точки зрения ритуала он присутствовал образно в центре триумфальной процессии. Шествие пленных замыкал фельдмаршал Реншельд, за ним шел граф Пипер, что символизировало не только военное значение победы, но и политическое. Так в древнеримских триумфах шли первые лица поверженного врага. За ними ехал сам Петр I. Толпа ликовала. Процессию встречал князь-кесарь Ромодановский, разодетый, как старый князь московский. К нему смиренно обратился Петр:
— Благодаря милости Божьей и к счастью Вашего Цезаревского Величия я с победой своего войска вернулся из Полтавы!
Изумленные шведы были сбиты с толку и не могли понять, кто ж на самом деле русский царь — этот простой офицер, или тот боярин-вельможа.
Интересны оценки, которые дали Полтавской виктории другие выдающиеся полководцы того времени. Знаменитый маршал Мориц Саксонский (1696–1750 гг.), посвятивший в своих работах немало страниц битве под Полтавой, призывал подражать русским: "Вот каким образом благодаря искусным мерам можно заставить счастье склониться в свою сторону". Другой французский военный деятель Роконкур писал: "Столь решительная победа над наилучше дисциплинированными европейскими войсками не была ли известным предзнаменованием того, что со временем сделают русские. В то же время сделанные ими распоряжения не были ли предостережением и уроком для других наций. Действительно следует отметить этим сражением новую тактическую и фортификационную комбинацию, которая была реальным прогрессом для той и другой. Этим именно способом, до тех пор не употреблявшимся, хотя одинаково удобным для наступления и обороны, должна была быть уничтожена вся армия авантюриста Карла XII".
Теперь Петру, а не Карлу XII, предстояло вершить закон на Севере Европы. Уничтожив шведское могущество, он перевернул равновесие на континенте. Петр успокоил Польшу и вернул трон Августу II. Возобновил союз с Данией. Королева английская Анна Стюарт в письме своем называла его Императором. Только Франция с трудом принимала положение вещей, которое лишало ее двух союзников — Польши и Швеции. Но "система Ришелье" включала и третий опорный пункт — Турцию. Разгромленный, но не сломленный Карл делал все, чтоб втянуть Ахмеда II в войну с Россией. Петр жаждал мира. Он устал от девяти лет войны. Но впереди еще были долгие двенадцать лет. Главное, что всем стало понятно — Швеция больше не является господствующей державой на севере Европы. Ее место заняла Россия.
Глава 12. ПОХОД В ЛИФЛЯНДИЮ (1709–1711 гг.)
Полтавская виктория, хоть и имела огромное значение в истории Великой Северной войны, однако, она не достигла главного: мирного договора, на условиях уступки России линии реки Невы, где был заложен новый "парадиз" царя и ближайшей к нему местности. Петру необходимо было продолжать военные действия, и он поспешил воспользоваться своим выгодным положением. С этой целью русская армия в середине июля уже выступила из Украины: Меньшиков двинулся через Киев в Польшу против войск Станислава Лещинского, а Шереметев — в Лифляндию для осады ее столицы Риги.
В состав корпуса Шереметева вошли 24 полка пехоты и конница Боура — 8 драгунских полков и 2100 донских казаков. Из Решетиловки пехота и кавалерия выступили вместе, к середине сентября добрались до Западной Двины, здесь пехота была посажена на суда и отправлена вниз по течению реки, а конница вместе с обозами и пехотным батальоном прикрытия отправилась сухим путем. Около 30-го сентября 1709 года пехотные полки прибыли в Динабург, куда подошли с Боуром драгуны и казаки.
Перед началом вторжения в Лифляндию Шереметев по приказу царя обратился ко всем ее жителям с универсалом, в котором приглашал всех лифляндцев добровольно покориться русскому оружию, обещая сохранить за ними все их права и преимущества. Расчет был прост — считалось, что среди лифляндского дворянства было достаточно недовольных редукцией, проводившейся и Карлом XI и Карлом XII. Однако, на первых порах, реакция дворян была весьма прохладная, и воззвание особого успеха не имело. Вполне вероятно, что жестокая казнь Паткуля, выданного шведам Августом II по условиям Альтрандштадтского мира, и на этом особо настаивал Карл XII, произвела большое впечатление на жителей Лифляндии.
Еще на марше Шереметеву стали поступать донесения о том, что шведы по всей провинции уничтожают и жгут провиант, а скот сгоняют в Ригу. Чтобы воспрепятствовать противнику, тотчас было решено выдвинуть к столице Лифляндии 4 драгунских полка под командованием генерала Боура с приказом расположиться перед Ригой и не допускать никакого подвоза припасов к городу.
С этой целью Боур прибыл в окрестности Риги и расположился в 3–4 милях от нее. Отсюда он начал отправлять "партии", которые действовали весьма удачно. Так одна "партия" подошла к городскому форштадту, который обороняли около 300 шведских солдат, выбила их оттуда, положив на месте 34 человека, и привела с собой 4 пленных. Другая "партия", напала на шведский пост в двух милях от Риги, состоявший из 100 человек конницы, большую часть уничтожила, 10 человек с одним офицером были взяты в плен и лишь немногим удалось спастись. Отступавших шведов преследовали до самых городских стен, и шведы от той "конфузии" впали в панику, что, не разобравшись в чем дело, решили спалить еще один городской форштадт.
Между тем, Шереметев с пехотой и оставшимися драгунскими полками, в командование которыми вступил генерал-майор князь Волконский, приблизился к Риге и с 28 октября начал ее осаду.
Рига расположена на правом берегу Двины, в 13 верстах от ее устья. Ее укрепления были обновлены последним губернатором провинции Эриком Дальбергом и представляли серьезные препятствия для осаждавших. Однако, нынешний комендант Риги и губернатор Стремберг (Штремберг) довольно легко расстался со всеми вынесенными вперед фортификационными сооружениями, входившими в оборонительную крепостную систему, полагаясь лишь на стены самого города. Расположенная на левом берегу Двины небольшая крепость Кобершанц была оставлена шведами сразу же, как только к ним направилась русская конница князя Волконского. Единственное, что сделали шведы, уходя под защиту городских стен, они срыли куртину, обращенную к Риге.
10 ноября, на три дня, в армию прибыл сам Петр. На следующий ень он внимательно осмотрел все укрепления Риги, счел их достаточно серьезными и приказал отложить возможный штурм города до весны, ограничившись осадой и бомбардированием. Царь прекрасно помнил тот неприятный инцидент, что произошел с ним, когда во время осещения Риги Великим посольством ему было запрещено осматривать ее военные укрепления и зарисовывать их. После многих устных редупреждений часовые пригрозили применить оружие, если русские не прекратят этих попыток. Нахождение под дулами ружей для самовластного правителя огромной страны стало смертельным оскорблением. Сейчас настал момент, когда можно было рассчитаться за нанесенную обиду.
К 12-му ноября были возведены несколько батарей, и утром сам царь осуществил первые выстрелы из мортир. Уведомляя об этом Меньшикова, Петр писал: "Бомбардирование Риги началось, и первые три бомбы своими руками в город отправлены, о чем зело благодарю Бога, что сему проклятому месту сподобил мне самому начало отмщения учинить".
13-го ноября царь отправился в Петербург, а Шереметев часть войск отвел на зимние квартиры в Курляндию, оставив для блокады Риги отряд в 7000 человек под начальством князя Репнина, который в течение всей зимы не допускал подвоза припасов в город и бомбардировками производил в нем частые пожары. К весне 1710 года русские возвели новое укрепление между Ригой и Динамюнде, чтобы воспрепятствовать возможному появлению шведского флота в устье реки Двины. Крепостца получила наименование Александршанц, в честь Меньшикова, также прибывшего к осажденному городу. Кроме того, Западная Двина была перегорожена свайным мостом. Возведение этих укреплений было как нельзя кстати. С началом навигации шведский флот предпринял попытку деблокировать осажденную Ригу, однако был вынуждены отойти под огнем русских батарей назад к Дюнамюнде.
К 1-му мая все войска вернулись с зимних квартир. Шереметев ожидал лишь подвоза тяжелой артиллерии, чтобы начать разрушение крепостных стен, как на армию обрушилась эпидемия “морового поветрия”. Судя по описанию, это была чума, так как "люди стали умирать язвами". Немедленно были приняты меры к изоляции зараженных. Целые полки выводили из блокадной линии и ставили биваком в открытом поле и лесах, рота от роты на расстояние в версту. На всех дорогах, ведущих к Риге из Киева, Пскова, Нарвы, от границ Пруссии и Курляндии, были выставлены карантины и заставы. Но все это мало спасало войска от ужасной эпидемии. То, усиливаясь, то ослабевая, чума свирепствовала до последних чисел декабря 1710 года и унесла жизни 9800 человек. Во избежание распространения заразы полки в тот год не укомплектовывались рекрутами.
Эпидемия вынудила Шереметева приостановить активные действия по осаде Риги и ограничится только бомбардировками. Вскоре зараза, свирепствовавшая в русском лагере, перекинулась и к осажденным. В две недели из 12 000 человек гарнизона умерло около 8 000, а мирных обывателей — до 60 000 человек. Кроме того, в городе стал ощущаться недостаток продовольствия.
В конце мая в армию прибыл оправившийся от раны, полученной в Полтавском сражении, генерал Ренне, которому была передана под командование вся конница и одна пехотная дивизия. 29-го мая состоялся военный совет, на котором было решено взять штурмом предместья. Из-за нехватки людей драгунские полки были спешены и отправлены на штурм в пешем строю. Всего для атаки отобрали 2400 человек во главе с бригадиром Штафом и полковником Ласси. 30-го мая все предместья Риги были захвачены, Шереметев приказал тут же возвести шесть мортирных батарей и начать непрерывный обстрел города.
12-го июня фельдмаршал отправил к губернатору Стрембергу парламентера с предложением сдаться, но последний ответил отказом, вследствие чего бомбардировки возобновились с еще большей силой. За десять дней (с 14 по 24 июня) по городу было выпущено 3389 бомб.
Эпидемия чумы, обстрелы, пожары и голод заставили обывателей обратиться к губернатору графу Стрембергу с просьбой вступить в переговоры с осаждавшими. 28-го июня комендант Риги собрал военный совет, на котором было единогласно решено, что при настоящих обстоятельствах дальнейшее сопротивление бессмысленно. Тогда Стремберг, известив об этом Шереметева, попросил у него 48-часового перемирия, на что фельдмаршал дал согласие. 30-го мая депутация от рижского дворянства, во главе с ландмаршалом Лифляндии Тизенгаузеном, отправилась в русский лагерь и представила Шереметеву свои предложения по условиям капитуляции, заключавшиеся в 30 параграфах. Фельдмаршал согласился выполнить все просьбы осажденных при одном условии — незамедлительной, после капитуляции, присяги дворян Лифляндии на верность русскому царю. Это требование вызвало долгие прения, однако Шереметев был настойчив и пообещал не оставить и камня на камне от Риги, в случае невыполнения этого условия. Депутация была вынуждена подчиниться.
4 июля Шереметев утвердил условия капитуляции и в тот же день князь Репнин вступил в Ригу с 6000 солдат, занял городские валы, стены, цитадель и все укрепления. Русским досталось 561 пушка, 66 мортир и 7 гаубиц. Тизенгаузену было направлено письмо следующего содержания: "Как по соизволению Божию, область Лифляндия с городом Ригой покорилась, на основании заключенного условия, Его Императорскому Величеству, то все сословия, и в особенности дворяне, должны принести присягу на верноподданство. Дворянство может быть уверено в милости и благоволении к нему Его Императорского Величества".
Церемония приведения к присяге населения Риги была обставлена с помпой. 12 июля, сорок дворян прибыли в русский лагерь, откуда они отправились вместе с фельдмаршалом и его многочисленной свитой, в сопровождении одного пехотного и одного драгунского полков, обратно в город. Въезд в Ригу проходил под звуки труб и литавр. В Карловых воротах Шереметева встречали бургомистр и члены магистрата, поднесшие ему на бархатной подушке два золотых ключа от города. Процессия двинулась через весь город к замку, где фельдмаршала встречал Тизенгаузен, и проводил его до специально устроенного посреди большого зала возвышения. Приняв поздравления, Шереметев проследовал в походную православную церковь, разместившуюся в верхнем ярусе замке, где прослушал литургию по случаю победы, а затем, отправился вместе со всеми рижскими дворянами на службу в лютеранскую церковь. По окончанию богослужения, все дворяне Риги с ландмаршалом во главе приблизились к алтарю и принесли присягу на верноподданство. Наконец, Шереметев, вместе со всем генералитетом, отправился на городскую площадь, к ратуше, где принял присягу от остальных жителей Риги. После, вся процессия вернулась в русский лагерь, где был дан обед, во время которого, под гром пушек и музыку, было провозглашено присоединение Лифляндии к России.
Тотчас по взятии Риги генерал-поручик Боур был выдвинут с 6 драгунскими полками к городу Пернову, лежащему в 160 верстах от Риги, на берегу Финского залива. Шереметев хотел внезапным появлением русской конницы у стен Пернова заставить его гарнизон капитулировать. Боур прекрасно справился с возложенным на него поручением. 22 июля русская конница появилась у Пернова и взяла его в плотное кольцо. Комендант крепости сразу выслал для переговоров двух офицеров. Силы гарнизона составляли всего 120 солдат. Причина та же, что и везде — чума. Комендант просил, чтобы Боур позволил покинуть город, укрывшимся в нем дворянам и помещикам. Но русский генерал был прекрасно уже осведомлен, что просьба коменданта вызвана чрезвычайно стесненными условиями в которых находился гарнизон, а посему ответил отказом. Комендант повторил свою попытку уговорить Боура. К нему прибыл на переговоры полковник Шерфельд и вновь, от имени всех дворян Пернова, просил их отпустить, упрекая Боура в жестокости. На что был дан ответ, что с прибытием пехоты и артиллерии, которая ожидается со дня на день, город будет подвергнут бомбардированию и штурму, если комендант не согласиться на капитуляцию.
14 августа Пернов капитулировал, и в него вступил только что прибывший пехотный полк. Вооружение крепости, состоявшее из 183 пушек, 14 мортир и 4 гаубиц, было передано по описям.
За неделю до этого капитулировала крепость Динамюнде. Из 1900 человек гарнизона к этому времени оставалось в живых не более 10 процентов. Остальные вымерли от чумы.
Одновременно была произведена высадка десанта на остров Эзель. Единственная крепость острова — Аренсбург была занята без какого-либо сопротивления.
Последним оплотом шведов в Лифляндии оставался Ревель (Таллинн). Еще в середине минувшей зимы комендант Нарвы полковник Зотов получил царский указ выступить к Ревелю с тремя драгунскими полками и занять все дороги, ведущие к нему, встав, таким образом, на коммуникационных путях, как города, так и всего уезда. Первоначально планировалось, что от Риги будет переброшена конница генерала Боура, которому предписывалось занять Пернов, а затем идти к Ревелю. Коррективы внесла эпидемия чумы. Зотов выступил из Нарвы 29 декабря 1709 года, но, дойдя до города Феллин, получил приказ остановиться. К Зотову присоединилось несколько рот преображенцев и семеновцев, следовавших было в Петербург. В Феллине отряд простоял до апреля 1710 года, пока не получил приказание выдвинуться ближе к Ревелю. Приближение русских вынудило местных жителей искать спасения за городскими стенами. Отряд Зотова расположился лагерем возле Верхнего озера, из которого город питался водой, посредством искусственного канала. По приказу Зотова канал немедленно был перекрыт запрудой. Город лишился не только пресной воды, но и большинство мукомольных мельниц, стоявших на канале были вынуждены прекратить свою работу. Горожане принялись копать прямо во дворах колодцы, и даже собирать дождевую воду. От огромного количества людей, скопившихся в городе, вспыхнула эпидемия.
15 августа к Зотову присоединился отряд бригадира Иваницкого из 6 пехотных полков и одного гренадерского батальона. Иваницкий расположился лагерем на берегу моря и построил батарею, на случай прихода на помощь осажденным шведского флота. Еще через три дня подошел князь Волконский с тремя полками драгун, а вскоре прибыл и генерал Боур также с тремя драгунскими полками. Шведский флот действительно появился в Ревельском порту, но был отогнан удачным огнем батареи бригадира Иваницкого. Но начинать правильную осаду и у русских сил не хватало. Эпидемия чумы обострилась и в русском лагере.
В город был переправлен "универсал" Петра, где говорилось, что от его имени обещается "сохранить в полной неприкосновенности… евангелическую религию, распространенную сейчас по всей стране, все ее старые привилегии, свободы и права". Приход шести полков Боура, нехватка продовольствия и, главное, пресной воды, падение Риги и Пернова, бедствия от болезней, все это подорвало моральный дух защитников Ревеля, и 29 октября крепость капитулировала. Со взятием города боевые действия в Прибалтике завершились.
Глава 13. НАЧАЛО БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ В ФИНЛЯНДИИ. ВЗЯТИЕ ВЫБОРГА И КЕКСГОЛЬМА
Пока главные события Северной войны развивались на Украине и в Прибалтике, результатом которых стали и разгром главных сил шведов под Полтавой, и взятие всех основных крепостей Эстляндии и Курляндии — Риги, Динамюнде, Ревеля, на Карельском перешейке имели место лишь локальные столкновения. Русскими сухопутными силами и флотом здесь командовал граф Федор Матвеевич Апраксин.
В 1705 году были лишь мелкие стычки с неприятелем. В 1706–1707 годах русские предприняли походы на Выборг, но безрезультатно. Из более значительных дел можно выделить столкновение с отрядом генерала Майделя в начале 1706 года между Славянкой и Ижорой. Конные полки (Нарвский, Ингерманландский, Луцкий) участвовавшие в этих делах потеряли огромное количество лошадей.
В августе 1708 году 12-тысячная шведская армия под командованием генерала Либекера (Любикера) предприняла поход от Выборга к Санкт-Петербургу. До столкновений с русскими не дошло, однако плохая погода — непрерывные проливные дожди и отсутствие продовольствия — русские разорили территорию, сделало свое дело за них. Измотав собственные войска, Либекер форсировал Неву в районе реки Тосно, обошел Петербург и к октябрю добрался до Копорского залива, где его ждала шведская эскадра.
К 12 октября рекогносцировочные партии русских показали, что погрузка шведов на корабли осуществляется у Сойкиной Мызы, рядом с деревней Криворучье. Посадку прикрывали шесть батальонов. Апраксин срочно выдвинул пять пехотных батальонов, батальон гренадер, 2000 драгун и казаков. Потери шведов составили около 900 человек убитыми и 157 взятыми в плен. Кроме того, шведам пришлось перебить всех своих лошадей (около 6000!!!), не имея возможности погрузить их на корабли. Потери русских тоже были значительны — убито 10 офицеров и 49 нижних чинов, ранено 17 офицеров и 207 солдат. Шведская эскадра пыталась огнем прикрыть отход, но сильная качка мешала прицельной стрельбе, потому урон от этого был незначительный. Таким образом, Либекер погрузился на корабли и отбыл в Финляндию.
На протяжении нескольких лет после основания Петербурга шведы направляли к берегам Невы с финскими крестьянами в качестве проводников небольшие разведывательные отряды. Они нападали на русские заставы и обозы, а также на заготовщиков леса — для строительства будущей столицы. В 1703 году Шереметев писал Петру: "Чухна не смирны, чинят некия пакости и отсталых стреляют, и малолюдством проезжать трудно", а в 1708 году — Апраксин: "Пребезмерное нам чинят разоренье латыши Копорского уезда и неприятелю, как возмогнут, чинят вспоможение провиантом и лошадьми и, ходя по лесам близ дорог, побивают до смерти драгун и казаков". Апраксин даже хотел их всех переселить поближе к Нарве, но не успел — крестьяне спрятались в лесах, лишь несколько человек были пойманы казаками и повешены "по дорогам в разных местах". Даже после взятия Выборга и Кексгольма финны не прекратили контактов с отошедшими далеко на запад шведским войсками: они организовали отправку из Петербурга беглых пленных, а в декабре 1711 г. финские проводники смогли провести в Петербург небольшой шведский отряд. В результате этого рейда были схвачены и уведены в Финляндию три солдата из крайней избы слободы Батальона городовых дел на Выборгской стороне.
В 1709 году никаких значительных событий не происходило, но уже в декабре, прибывший Петр распорядился начинать подготовку к походу на Выборг. В марте, в сильный мороз Ингерманландский корпус Апраксина вышел с острова Котлин и за пять дней преодолев 150 верст по льду вышел северо-западнее Выборга к деревне Хиетала, перерезав единственную дорогу, связывающую крепость с западной Финляндией, где стояла армия генерала Либекера. Началась осада.
Четыре драгунских полка, входившие в корпус Апраксина, постоянно кружили в окрестностях Выборга и препятствовали, какому-либо сообщению крепости с внешним миром.
С вскрытием льда на Финском заливе, Петр усилил осаждавщих артиллерией. Появившийся на горизонте шведский флот заставил русские корабли отойти от Выборга к Кронштадту, но при этом Петр приказал затопить в фарватере Тронгзундского пролива несколько транспортных судов, тем самым не позволяя шведскому флоту оказать реальную помощь осажденной крепости. Пройти шхерами к Выборгу шведы не могли — мешала большая осадка их кораблей. Единственное, что они могли сделать и сделали — это заблокировать русский корпус с моря.
Тем временем осада продолжалась, и Апраксину удалось разрушить часть крепостной стены (около 200 метров) между десятым и одиннадцатым бастионами.
Комендант крепости полковник Магнус Шернстроле (Стернстраль) выслал двух парламентеров с предложением начать переговоры об условиях сдачи Выборга. 12 июня соглашение было подписано, и на следующий день в крепость вошел Преображенский полк во главе с самим Петром.
К моменту сдачи крепости ее гарнизон состоял из 3380 человек, потеряв за время осады около 2–2,5 тысяч. По условиям капитуляции гарнизон должны были с оружием, кроме артиллерии, остававшейся в крепости, отпустить в Швецию. Однако, этого не случилось. Вместо Швеции гарнизон ждал плен. Петр, вдруг, вспомнил, как поступили шведы в феврале 1706 года после разгрома корпуса саксонцев и русских под Фрауштадтом (ныне Вшов, 90 км от Вроцлава). Тогда все русские, попавшие в плен к шведам, были казнены. И действия шведского фельдмаршала К.Г. Реншельда, отдавшего этот приказ, были одобрены Карлом XII. Что сейчас напомнило русскому царю об этом злодеянии неизвестно, ведь сам Реншельд был взят в плен под Полтавой, и Петр тогда мог выместить свой гнев на непосредственном виновнике, однако усадил его со всеми знатными пленными шведами за общий стол, и поднимал заздравную чашу в их честь.
Поэтому из шведского гарнизона Выборга отпустили только раненых и больных офицеров и рядовых с женами, детьми и имуществом, а также семьи умерших. Прочие остались в плену. 400 шведов выразили согласие поступить на русскую службу, остальных, за исключением офицеров, переправленных в Новгород, отвели как рабочую силу на остров Котлин.
Сразу после Выборга отправляется отряд во главе с генерал-майором Брюсом с двумя пехотными полками, а также Нарвским и Луцким драгунскими, к Кексгольму, второй крепости шведов на севере Карельского перешейка. После непродолжительной осады крепость сдалась, гарнизон был отпущен. В качестве трофеев достались пушки и знамена.
Губернатор Выборгской губернии и командующий армией в Финляндии генерал Либекер во время окружения Выборга и Кексгольма не осмелился предпринять что-либо, так и оставшись стоять у реки Кюмень.
1711 и последующий 1712 год особыми боевыми действиями на финском театре не отличались. Сначала царь Петр увяз в Прутском походе с турками, и еле выскочил из мешка, подписав Прутский мир, а затем его увлекли боевые действия в Померании.
Глава 14. ПОМЕРАНСКИЙ ПОХОД
К началу 1711 года в Польше оставался корпус бригадира Яковлева из 4-х пехотных и 2-х драгунских полков. Петр I передал его в подчинение Августу II, войска которого отступали теснимые шведским корпусом генерала Крассоу. В феврале Яковлев получил приказ идти в Померанию и действовать совокупно с саксонцами. В виду того, что саксонские войска состояли преимущественно из конницы, Петр писал своему министру при польском дворе князю Долгорукову: "И понеже в корпусе бригадира Яковлева все полки пехотные, кроме двух драгунских, а саксонские будут конные, то не безопасно, дабы в случае баталии наша пехота не была оставлена". Исходя из этого, все пехотные полки от Яковлева были заменены на драгунские, а Долгорукому даны разъяснения для Августа II, "что сие для того учинить велено, понеже ныне против турок потребна наипаче пехота, а против шведов драгуны способнее, особливо для неблизкого марша в Померанию, и могут те драгуны в случае биться и пешие, ибо они все пехотному строю обучены".
Таким образом, шесть драгунских полков — Астраханский, Ингерманландский, Архангельский, Ростовский, Устюжный и Ярославский, в конце мая выступили из Польши в Померанию.
Корпус Яковлева должен был находиться в полном ведении посла Долгорукова, что следует из указа Петра Сенату от 29 мая 1711 года: "Понеже отправлен от нас корпус в шести полках драгунских в случение с саксонскими войсками против шведов, которые в Померании и вручен оный корпус послу нашему князю Долгорукому, пребывающему при дворе королевского величества польского — и когда он на те полки будет от вас требовать на обыкновенное их жалование денег, также мундиру и прочего, то по письмам его исправляйте, понеже сей деташемент зело далеко от главной армии будет и для того особливый комиссар нужен".
Для общего похода в Померанию союзниками было собрано: саксонская армия насчитывала 13 драгунских и рейтарских полков, датская — 20 полков пехоты и кавалерии. За короткое время подготовки к выступлению русскими было проведено два смотра со стрельбами — 23 июня и 13 августа.
Шведы, узнав о начале движения союзной армии, отступили к побережью Балтийского моря, и, переправив всю кавалерию на остров Рюген, заняли пехотой (около 14 000 человек) города Штеттин, Виннар и Штральзунд.
Союзники обложили Штральзунд, попытка взять крепость с ходу провалилась, началась его долгая и неспешная осада, затянувшаяся до зимы. Ввиду отсутствия пехоты, драгунам было приказано спешиться и трудиться над возведением осадных укреплений. Лошадей приказали отправить всех в Польшу. В результате Долгорукий доносил Петру: "Которые ныне драгунские 6 полков в Померании… в тех полках драгуны мундиром так поизносились и ободрались, что едва мочно им в чем выйти, а наипаче же что приходить время зимнее и без одежды могут от стужи позябнуть". Надо отдать должное, что меры приняты были. Кроме того, Петр усилил Померанский корпус отправив подкрепление с генералом Боуром — драгунские полки — Киевский, Троицкий, Невский, Новотроицкий и Ямбургский, пехотные — Владимирский, Суздальский, Ярославский, Пермский и Каргопольский. Теперь русский корпус должен был составлять около 11 тысяч кавалерии и 6 тысяч пехоты, в действительности полки имели общий некомплект до 2000 человек. Бригадира Яковлева сменил генерал Пфлуг.
Топтание под Штральзундом вылилось в сплошные разногласия между союзниками. Петр настаивал на скорейшем взятии крепости и отправил еще 13 пехотных полков князя Репнина и лейб-регимент. Общее руководство войсками возлагалось на князя А.Д. Меньшикова, который выехал из Петербурга в начале марта 1712 года. Общая численность союзный войск достигала 84,5 тысяч человек (из которых 10 000 саксонцев и 27 000 датчан).
Неожиданно активизировался сидящий в Бендерах Карл XII. С помощью Равского старосты пана Грудзинского, ярого противника Августа II, ему удалось собрать отряд из 110 драгун, 3000 украинских казаков и 2000 поляков и двинуть их в Польшу, откуда русские ушли в Померанию. По пути к Грудзинскому присоединилось значительное число поляков, недовольных Августом, так что прибыв к Калишу, Грудзинский имел уже около 15 000 человек.
Узнав о выступлении в Польше, Меньшиков тотчас же отправляет против Грудзинского 10 драгунских и два гвардейских полка — преображенцев и семеновцев, которых также посадили на коней. В конце июня 1712 года поляки были разгромлены на реке Варта близ города Загорова. Поражение было полное, самому Грудзинскому удалось с несколькими сотнями уйти в Силезию. Разгромив поляков, драгуны и гвардия вернулись опять в Померанию, где ожидали прибытия самого Петра.
Однако, преодолеть разногласия между союзниками не удалось и царю. В сентябре, шведский генерал Стенбок беспрепятственно перебросил дополнительные войска из Швеции сперва на остров Рюген, а после и к Штральзунду, что грозило снятием осады крепости. Датчане и вовсе вели себя странно. Их флот совершенно безучастно наблюдал за перемещениями шведом.
"Наши дела здесь за многоначальством не зело успевают; датский флот не так действует против шведов, как про него сказывали, ибо ныне транспорт пропустили в 10 тысяч". — писал царь Апраксину.
Однако, Стенбоку не удалось преодолеть оградительные линии осаждавших, поэтому он изменил направление и решил обойти союзные армии близ Дамгартена. Саксонцы и датчане, занимавшие Росток, были оттеснены шведами.
Отделившаяся от союзников датская армия была разгромлена шведами под Гадебушем, ее остатки вернулись в общий лагерь.
Терпение Петра лопнуло, и он единолично составил план действий на новый 1713 год. Все союзное войско выдвигалось одновременно тремя колоннами: первая (правая) состоящая из датской (генерал-лейтенант фон Девиц) и русской (генерал-лейтенант Пфлуг) кавалерии, датчане в авангарде, русские за ними; вторая (или средняя) колонна, состоящая из пехоты — в авангарде 4 батальона саксонцев, за ними дивизия Долгорукова, за ней артиллерия, за ней дивизия Репнина, командует колонной Меньшиков; третья (левая) колонна состоящая из саксонской кавалерии (12 полков) и русских драгунских полков генерала Боура.
Все было расписано по дням и пунктам назначения: "во второй день, колонна в правой стороне при Васкове, колонна инфантерии при Гондобове, колонна кавалерии на левой стороне при Баузине; в третий день — колонна кавалерии в правой стороне при Шаделанде, колонна инфантерии при Никеле, а колонна кавалерии в левой стороне при Границине" и т. д.
Движение союзных армий в Голштинию заставило Стенбока отступить к Теннингену. Его армия расположилась на квартирах в Эйдерштете и Фридрихштадте.
24 января 1713 года 3000 русских драгун генерала Пфлуга вошли в соприкосновение с противником, но были отбиты. 29 янгваря состоялся военный совет на котором было решено взять штурмом Фридрихштадт, оттеснить Стенбока и дать возможность Теннингену сохранить нейтралитет, как голштинской крепости. На следующий день Петр был уже под стенами Фридрихштадта и собственноручно нарисовал план штурма. Путь в город шел через плотину, укрепленную шанцами и батареями.
31 января колонна генерала-майора Глебова из 4-х гвардейских батальонов Преображенского и Семеновского полков, а также одного батальона 5-го гренадерского полка начала атаку города по плотине. Русская кавалерия во главе с самим Меньшиковым устремилась в обход правого фланга к деревне Кольдебиттель. Шведы отчаянно защищались, но были вынуждены отойти к той же деревне, заняв ее раньше, чем подоспели русские драгунские полки, которые были уже встречены сильным огнем шведской пехоты. Драгуны спешились и вступили в перестрелку с противником. Подошедшая пехота вынудила шведов отступить к Гардингу, где стоял Стенбок с главными силами, оставив на месте сражения 13 человек убитыми и 300 пленными.
Начало февраля прошло в непрерывных стычках передовых кавалерийских постов. Крепость Теннинген все же приняла к себе войска Стенбока, тем самым обрекая себя на осаду. 14 февраля Петр отбыл в Ингерманландию к Апраксину, обязав Меньшикова энергично готовиться к взятию Теннингена.
27 апреля в русский лагерь прибыл сам Стенбок для заключения условий капитуляции. 4 мая шведы положили оружие.
Одержав победу, союзные армии разделились: датчане и саксонцы отправились к Штральзунду, а русские — к Штеттину. Первым под стены Штеттина 8 июня прибыл генерал Боур с четырьмя драгунскими полками, тремя днями спустя подошли пехотные дивизии Репнина и Долгорукова.
Губернатор Штеттина генерал Мейерфельд активно оборонялся. Помимо самого Штеттина в его распоряжении были гарнизоны небольших крепостей Штерншанца и Дамма. Мейерфельд предпринял две вылазки — 12 и 20 июня, однако они были отбиты русскими. Для усиления основного гарнизона Мейерфельд приказал оставить крепостцу Дамм, чем не преминули воспользоваться русские и тут же ее заняли.
20 августа подошла обещанная саксонцами осадная артиллерия и 2-го сентября Меньшиков приказал взять штурмом сначала Штерншанц. Чтобы пресечь возможность гарнизону покинуть укрепления или же не допустить помощи, которую мог оказать им Штеттин, между ними поставили 400 драгун "и ежели неприятель из шанца побежит или из города к шанцу на сикурс пойдет, оных атаковать шпагою".
В укреплениях Дамма находилась сотня гвардейцев капитана гвардии Гольста и две сотни драгун подполковника Ярцева. Однако беспечность и того и другого привели к тому, что в ночь с 8 на 9 сентября, в густой туман, шведы атаковали русских и выбили прочь. В бою погиб сам капитан Гольст, а с ним еще 42 человека, в плен попало 3 офицера, лекарь и 51 нижний чин, количество раненных не известно.
Меньшиков немедленно направил к Дамму генерала Боура с тремя сотнями мушкетеров и гренадер, но шведы предпочли отступить, и русские вновь овладели укреплениями.
9-го сентября был взят Штерншанц, а 17-го начался штурм Штеттина. С 11 часов утра русские принялись обстреливать крепость, и продолжали бомбардировать в течение трех дней, что вызвало многочисленные пожары в городе. 20-го сентября из крепости выехал ее комендант генерал-майор Стугарт, который от лица губернатора Мейерфельда предложил капитуляцию. На следующий день шведы в количестве 4500 человек начали покидать город.
Взятием Штеттина померанский поход закончился. "И сими добрыми ведомостями", — писал Петр Сенату, — "что всемилостивый Бог счастливо окончил сию кампанию вас поздравляем".
Взятие Штеттина принесло пользу лишь Пруссии, которая секвестировала эту крепость и согласно миру, заключенному в Стокгольме в 1720 году, окончательно присоединила ее к своим территориям.
Часть русской армии была направлена на финляндский театр военных действий, часть — на Украину.
Глава 15. ПОХОД В ФИНЛЯНДИЮ 1712 ГОДА
Летом 1712 года Ингерманландский корпус Апраксина решил продолжить боевые действия против шведов в Финляндии. В Петербурге собиралось 8 пехотных полков, 2 драгунских — Луцкий и Нарвский. В отряд включены были еще казаки под командованием гетмана пана Черского. Еще два драгунских полка бригады князя Александра Ивановича Волконского — Олонецкий и Вятский, стоявшие кордонами по Южному побережью залива, должны были позднее также присоединиться к корпусу. Олонецкий полк был разукомплектован и мал числом, поэтому его заменили на Вологодский драгунский.
Двум полкам устроили смотр, и было установлено, что полки находятся в удовлетворительном состоянии по численности, однако конский состав был плох. Поэтому для укомплектования лошадьми за казенный счет приобретались кони, находившиеся в личной собственности офицеров. По Вятскому полку приводятся такие цифры — 35 офицеров, 949 драгун и 130 нестроевых, при 968 лошадях (54 в очень плохом состоянии). В соответствии со штатным расписанием от 19 февраля 1711 года полк должен был иметь — 35 офицеров, 1292 нижних чина и 1000 строевых лошадей. В принципе, по численному составу, при условии замены лошадей, полк был почти укомплектован.
2-го июля от Петербурга к Выборгу высылается конный отряд подполковника Секиотова в 300 драгун и 150 казаков в распоряжение коменданта крепости бригадира Чернышева для рекогносцировок предстоящего похода.
8 июля Нарвский и Луцкий полки под командованием бригадира Чекина уходят к Выборгу, а пехота остается поджидать приход бригады князя Волконского. Подошедшие драгунские полки вместе с пехотой начинают движение также в сторону Выборга, куда и прибывают к 10 августа. Лишь 15-го Апраксин принимает решение продолжить поход в Финляндию.
Благодаря энергичным действиям коменданта Выборга были получены от посланных разведывательных партий довольно достоверные данные о противнике. Шведские войска генерала Либекера располагались следующим образом: около 5000 человек сосредоточились в районе Веккелакса, 2000 в Кюписе, 2000 в Аборфорсе и еще 2000 человек находилось на марше из Або. В Саволаксе стояли 3 пехотных полка и 4 роты рейтар.
В тоже время подошедшие к Выборгу раньше остальной армии Нарвский и Луцкий драгунские полки обнаружили отдельные партии шведов в районе реки Сестры, т. е. в тылу Выборга, а также на дороге Выборг — Лаппстранд. Подобные донесения встревожили Апраксина и он указал коменданту Выборга Чернышеву немедленно отправить в поиск неприятеля драгун и казаков Секиотова, поддержав их при необходимости батальоном пехоты. Посланная разведка противника не обнаружила, что успокоило Апраксина и он принимает окончательное решение выдвигаться по направлению к Веккелаксу и реке Кюмень. Однако его действия полны осторожности — вперед, еще 28 июля, уходит отряд полковника Полтева, сформированный по приказу Апраксина из 500 лучших драгун, отобранных из Нарвского, Луцкого полков и "Губернаторского шквадрона", а с ними сотня казаков. Выступив в ночь на 29 июля, отряд Полтева пробежал до Веккелакса, отдельными своими разъездами переправился через Кюмень, углубился еще на две шведские мили за реку, взял там пленных, и к 1-му августа благополучно вернулся в Выборг. Данные, полученные в ходе разведки, а также от пленных, говорили о том, что Либекер, узнав о приближении Апраксина, разрушил укрепления Веккелакса и отступил вглубь Финляндии, встав на берегу реки Суммы, и начал возводить фортификационные сооружения.
Дождавшись подхода бригады князя Волконского, Апраксин начинает движение к Веккелаксу.
Вперед уходят Нарвский и Луцкий драгунские полки, пропустив перед собой казачьи разъезды, с батальоном пехоты для поддержки и в качестве рабочей команды. Авангарду предписывалось подготавливать дорогу для всей армии и выбирать удобные для ночевок места, а также восстанавливать при необходимости разрушенные противником мосты через многочисленные речки пересекающие дорогу вглубь финской территории. Именно с этими целями конница была усилена пехотным батальоном.
Конная бригада князя Волконского направлялась окружной дорогой Выборг — Лаппстранд — Веккелакс для обеспечения прикрытия правого фланга русской армии. При этом Апраксин поставил задачу и бригадиру Чекину, командовавшему авангардом, и князю Волконскому, прибыть к Веккелаксу одновременно, к 24–25 августа.
Продвижение пехоты от Выборга в первые дни проходило спокойно, без особых осложнений. Лишь 21 августа было незначительное столкновение со шведами у деревни Секкиярви. Противник, ввиду своей малочисленности был опрокинут и рассеян. Однако, в дальнейшем, продвижение пехотных колонн стало замедляться. Кроме естественных преград природного характера — труднопроходимых лесов, изобилия болот, рек и озер, ко всему добавлялись сложности с тем, что местность, по которой передвигались русские войска была полностью разорена противником. Отступая, Либекер отправлял жителей деревень в Гельсинфорс, а их жилища приказал сжигать вместе с хлебами, как собранными в гумнах, так и на полях. Вообще, принцип "выжженной земли" применялся и шведами и русскими, в случае отступления. Однако, если принять во внимание, что для русских Финляндия была вражеской территорией, то шведы разоряли свои собственные земли. Движение русской армии осуществлялось крайне медленно, в сутки проходили всего 11–12 верст. Это было связано и с указанными проблемами, вставшими на пути, и с желанием Апраксина уравнять по времени движение своих колонн с бригадой Волконского, шедшего окружной дорогой.
От перебежавшего к русским шведского майора были получены данные, что армия Либекера продолжает отступление вглубь страны, уклоняясь от прямого столкновения с русскими и подыскивая наиболее удобную для обороны по мнению шведского командующего позицию. Шведы оставили Веккелакс, отступили за Кюмень, затем за Сумму, и, наконец, остановились вдоль реки Аборфорс, одного из многочисленных притоков Кюмени. Отдельный отряд прикрывал прибрежную дорогу на Гельсинфорс. Шведская позиция перекрывала дорогу из Гексфорса на деревню Аньяла и представляла собой сплошную линию окопов, укрепленных по флангам и в центре батареями. Силы шведов состояли из 2000 кавалерии, 5500 пехоты и от 4-х до 6-ти тысяч финских крестьян, вооруженных косами.
Вятский и Вологодский драгунские полки, соединившись с основной армией у Веккелакса, вновь ушли по окружной дороге, прикрывая фланги армии, но к 31 августа вместе со всеми одновременно вышли к шведским позициям.
Первым решением Апраксина было выдвинуть вперед артиллерию и одним огнем сбить шведов с позиции. Началась перестрелка, закончившаяся безрезультатно. Конные разъезды от разных полков, высланные для рекогносцировки и поиска обходных путей, также вернулись ни с чем. Тогда Апраксин, учитывая весьма ощутимый недостаток в провианте, и особенно в фураже, из-за чего начался массовый падеж лошадей в конных полках, изнуренных тяжелыми переходами, принял решение вернуться в Выборг.
4-го сентября русские покинули позицию у Аборфорса, к 8-му прибыли в Веккелакс, а далее пехота и артиллерия двинулась к Выборгу вдоль побережья, по Абовской дороге, а вся кавалерия, возглавляемая князем Волконским пошла по средней дороге (между Абовской и Лаппстрандской).
Все, что не было разорено шведами, теперь разорялось русскими. Князю Волконскому с драгунами было предписано во время движения, на ширину в 40 верст, разорить все мызы и деревни, сжечь хлеб и сено, а жителей и скот забрать с собой.
Таковы были "правила" ведения "боевых" действий в начале восемнадцатого столетия. Так поступали все противники, вторгаясь на вражескую территорию. Если не было уверенности в том, что она будет завоевана, просто все разорялось, дабы посильнее насолить врагу. А вот если победа была очевидна, то и резко менялось отношение к завоеванным областям, ну разумеется, если местное население не оказывало сопротивления завоевателям. Также поступали и со своими же, если приходилось отступать — деревни сжигались, скот угонялся, жители уходили сами. Врагу доставалась выжженная земля.
За 60 верст до Выборга (начинались "русские" земли!) кавалерия Волконского прекращает какое-либо разрушение края, и гоня перед собой скотину и жителей разоренных деревень, и 14-го сентября выходит к Выборгу.
Русская армия расходилась по зимним квартирам, оставив в крепости 3 пехотных полка. Кавалерия, 18-го сентября уходит в Петербург и далее каждый полк следует к месту зимовки. Вятский полк, к примеру, ушел и встал по деревням в районе Пскова, где содержание одного драгуна было возложено на 4 крестьянских двора. Остальные конные полки встали в окрестностях Дерпта, Ревеля, Риги, Великих Лук, в Копорском и Ямбургском уездах.
Общие потери русской армии за этот поход были минимальные: убитых всего трое, еще два солдата утонули, без вести пропали шестеро.
Зато весьма велики были потери в конском составе. В среднем, каждый полк потерял пятую часть. Подобные потери тут же сказывались на боевой мощи полка — он, как бы терял в своем составе две роты — один эскадрон, становившихся обычной пехотой. Таким образом, можно выразиться, что потери в лошадях для конных полков практически означали тоже самое, что потери в личном составе.
Можно подвести итог кампании 1712 года, как абсолютно бездарно проведенной. Подготовка к ней велась тщательно, особенно с точки зрения разведки и сбора сведений о противнике. Еще до выступления армии казачьи разъезды посылаемые из гарнизонов Выборга и Кексгольма приводили пленных, дававших достаточное количество сведений о шведах. Зато все действия командующего армией Апраксина отличались чрезмерной осторожностью и нерешительностью. Все-таки шведы, несмотря на Полтаву, внушали еще страх русским генералам, и ввиду отсутствия явного и многократного численного преимущества над противником, Апраксин не решался ввязаться в сражение, и предпочел поскорее завершить военные действия и вернуться в Выборг.
Действия шведской стороны тоже не назовешь активными и решительными. Генерал Либекер предпочел отступление. Силы шведов с учетом мобилизованных в ополчение крестьян-финнов не намного уступали русским, и про них нельзя было сказать, что шведы разучились воевать. Просто, мне кажется, что в психологическом плане война уже была проиграна ими по нескольким показателям. Во-первых, шел двенадцатый год непрерывной войны, от которой устали прежде всего и сами шведы и вся Швеция. Во-вторых, позади была катастрофа под Полтавой, показавшая и всей Швеции и всей Европе, что юная русская армия превзошла ту армию, что разгромила русских под Нарвой в начале войны. В-третьих, в завоеванных Россией прибалтийских провинциях все местное дворянство, бывшие подданные шведского короля, присягнуло на верность Петру, и сохранило и свои привилегии, и землевладения, что не могло не сказаться на настроении офицеров и генералов шведской армии, знавших об этом, но оставшихся в строю. В-четвертых, отсутствие руководства со стороны Карла XII, с 1709 года сидевшего в Турции и пытавшегося оттуда руководить и Швецией и шведскими армиями, сражавшимися в Померании и в Финляндии, не могло прибавить решительности шведам. И в-пятых, может самое парадоксальное, шведы, громившие всех до Полтавы на европейском контингенте, на широких полях сражений, где их мощная кавалерия могла сокрушить любого противника, оказались совершенно неприспособленными воевать на, казалось, знакомой им земле Финляндии. Именно так и происходило и в эту войну и во все последующие со странной закономерностью. И в-шестых, начиная с 1712 года, прекратились какие-либо дотации со стороны Швеции для армии, действовавшей в Финляндии, она должна была содержать лишь за счет собираемых на месте налогов, которые заметно возросли, но население платить их отказывалось. Возникла ситуация замкнутого круга. Недостаток обеспечения делал армию небоеспособной, что способствовало падению боевого духа, панике и дезертирству, а крестьяне — основное сословие, несущее бремя налогов, отказывалось их платить, поскольку не видело защиты в собственной армии, т. е. разразился кризис "государственного доверия".
Так закончилась первая попытка вторжения в Финляндию.
Глава 16. “НЕПРИЯТЕЛЬСКАЯ АРМИЯ ПРИВЕДЕНА В КОНЕЧНОЕ РАЗОРЕНИЕ …” [566]
Сразу по возвращению русской армии из Финляндии, Петр потребовал от Апраксина приступить к разработке плана новой кампании. Вообще, в 1712 году Петра еще значительно отвлекали дела в Померании, где стояла 48-тысячная армия под командованием Меньшикова, и изо всех сил Петр пытался активизировать действия союзников именно здесь, считая, что лишив Швецию ее владений на европейском континенте, в чем кровно были заинтересованы и Дания и Польша, он добьется ускорения заключения мира. Помимо этого, он пытался вовлечь в орбиту союза против Швеции еще и Пруссию. Но союзники оставались пассивными. Исчерпав весь свой запас красноречия, и осознав бессмысленность уговоров, Петр понимает, что нужно самому добиваться окончательного разгрома противника, и перенести войну на его территорию, а с этой целью нужно активизировать действия в Финляндии, ибо отсюда путь до Стокгольма (до победы!) короче.
Первоначально, он принял план Апраксина зимнего похода на Финляндию и одобрил его предложения по подготовке к зимней кампании. С октября началась работа по укомплектованию полков рекрутами, заготовкой нужного количества провианта и, главным образом, фуража, недостаток которого так был ощутим в только что завершенном походе. Кавалерия потеряла пятую часть конского состава именно по причине бескормицы. А в том, что кавалерия просто необходима в походе, убедились уже все.
Апраксин определил, что ему для удачного похода необходимо заготовить семимесячный запас фуража из расчета 12,5 тысяч лошадей, что должно было составить 38 000 четвертей овса и 1 000 000 пудов сена!!! Взять такое количество фуража натурой от населения не представлялось возможным (то есть обложить таким налогом, означало разорить всех, и помещиков и крестьян близлежащих губерний). Поэтому было принято решение закупать за деньги. Но такое количество фуража необходимо было еще и перевозить вслед за армией. Поэтому приступили к формированию передвижного магазина (обоза) из обывательских саней и подвод. Забегая вперед, скажу только, что к февралю 1713 года удалось собрать транспорт в половинном составе от требуемого.
Поручив Апраксину подготовку к походу, Петр опять отвлекся на других направлениях войны со шведами. В декабре союзники были разгромлены в Померании армией Стенбока несмотря на свое значительное превосходство в силах и просьбы Петра не вступать в бой до подхода русского корпуса. Махнув рукой на союзников, Петр приказал Меньшикову действовать самостоятельно и нанес удар шведам под Фридрихштадтом 31 января 1713 года. Стенбок отступил, потеряв 300 человек пленными и 13 убитыми, в Голштинию и занял крепость Теннинген.
На юге активизировались турки, угрожая новой войной России. Петр приказывает срочно выдвинуть на Украину корпус Шереметьева, стоявший в Смоленской губернии.
В Голштинии началась осада крепости Теннинген союзными войсками. Царь передал командование армией Меньшикову и вернулся в Петербург. Нерешительность и колебания Апраксина, его бесконечная переписка с царем по всем пустяшным вопросам подготовки похода в Финляндию привели к тому, что армия не была готова. Петр разозлился и взял дело в свои руки. Все сразу закрутилось и закипело, а колебания и нерешительность исчезла.
Был определен десантный отряд в 36 батальонов пехоты и 150 казаков, были подготовлены соответственно и галеры для десанта. Конный отряд в прежнем составе 4-х драгунских полков и "Губернаторского шквадрона" под общей командой князя Волконского должен был выступать в первых числах июня в направление Выборга, а затем и Гельсинфорса, или туда где будут основные силы русской армии. На князя Волконского возлагалась еще охрана всего обоза, для чего дополнительно было выделено два батальона пехоты и все казаки гетмана Черского. Общая численность отряда достигала 7000 человек.
В апреле все конные полки подтянулись со своих зимних стоянок к Петербургу и готовились к выступлению. Князю Волконскому предписывалось, пройдя Выборг двигаться в направлении Гельсингфорса, или туда "где к тому времени будет главный корпус". При столкновении с крупными силами шведов Волконский должен был немедленно сообщать Царю и Апраксину, малые отряды рассеивать, и что самое главное, мирных жителей запрещалось разорять. Значит, царь Петр принял окончательное и бесповоротное решение, во что бы то не стало добиться закрепления земель финляндских за Россией.
26 апреля, наконец, вскрывается Нева, и русский галерный флот, возглавляемый самим Петром и Апраксиным, начинает движение к Кронштадту, где его поджидала эскадра открытого моря под флагом вице-адмирала Крюйса.
В первых числах мая объединенный русский флот двинулся в путь. Впереди Крюйс, за ним вся галерная флотилия. Высланные вперед корабли донесли, что рейд Гельсинфорса пуст.
Вообще, по сравнению с предыдущей кампанией, текущая начиналась без всякой разведки, наобум. С чем это связано непонятно. В прошлом году, Апраксин посылал партию за партией в глубину финских земель, прежде чем тронуться с места основными силами. Уход из Финляндии зимой был организован по-русски бестолково. Вся конница была выведена из Финляндии с остальными войсками, а соответственно вся поисковая или дозорная служба, выполнявшаяся до этого конными разъездами была просто напросто прекращена, за отсутствием самих кавалеристов. Потому все русские сведения о противнике накануне похода 1713 года отличались полной неопределенностью.
8 мая соединенный парусный и галерный русский флот подошел к Гельсингфорсу. Было заметно, что город готовится к обороне. 9-го еще обсуждалась диспозиция к предстоящему бою, и лишь, наконец, 10-го мая, русские корабли развернулись в боевой порядок.
Береговые батареи открыли огонь, русские отвечали тем же. Такое положение вещей сохранилось до вечера. Причем существенного ущерба обеим сторонам нанесено не было. Однако несколько удачных попаданий русских мортир к вечеру вызвали пожар в городе.
Петр приказал ночью осуществить тайно высадку десанта и охватить город с трех сторон. К рассвету полки вышли на берег и двинулись к продолжавшему гореть Гельсингфорсу.
Командовавший обороной города генерал Армфельд предпочел отступить к Борго, где находился отряд другого шведского генерала, также известного по прошлогодней кампании — Либекера.
В соответствии с планом кампании, после захвата Гельсингфорса, предстояло отправить весь галерный флот вместе с десантом к Або. Однако, Петр вносит тут же коррективы. От захваченных пленных, наконец, выяснилось, что стоящий возле Борго Либекер располагает силами в 8 полков и ожидает еще 3 на подходе. Оставлять у себя в тылу противника со столь значительными силами было неразумно. В тоже время со стороны Выборга двигались все обозы русской армии, прикрываемые конницей Волконского.
На совете принимается решение атаковать шведов в Борго. Около полудня 11 мая галерный флот вышел из Гельсинфорса в заданном направлении, выставил паруса и к вечеру следующего дня подошел к точке высадки. Однако поднявшийся сильный ветер помешал произвести какие-либо действия и весь день 13-го прошел в ожидании погоды. Наконец, 14-го, погода успокоилась, и пехота сошла на берег юго-восточнее Борго, в предполагаемом месте расположения шведов. Либекер опять не принял сражения и просочившись через город ушел к деревне Мензала. Пущенные вдогонку казачьи разъезды существенного вреда шведам не принесли, но, по крайней мере, выяснили его точное расположение.
Итог операции был в расчистке побережья от шведов и предоставлении беспрепятственного подхода конницы князя Волконского с обозами. По приказу царя, сменивший его Апраксин, немедленно приступил к возведению укреплений на острове Форсбю, выбранного в качестве опорного пункта и сосредоточения магазинов армии. Царь Петр между тем убыл в Петербург.
Кавалерия Волконского, состоявшая, как мы помним из эскадрона Меньшикова, Вятского, Луцкого, Вологодского и Нарвского полков, прикрывая собой обозы, выступила в начале июня из Петербурга, через неделю была в Выборге и здесь предстала перед взором самого Петра, посетившего Выборгскую крепость по пути в столицу. Здесь князь Волконский получил дополнительные указания от Царя, исходя из уже сложившейся обстановки, и продолжил движение на Веккелакс, обеспечив прикрытие с флангов, и высылая впереди себя конные казачьи разъезды. 16 июня Волконский останавливает движение у реки Вальми, не дойдя до Веккелакса около 40 верст. Высланные вперед конные разъезды донесли, что все мосты через Кюмень и ее притоки разрушены шведами, а основную дорогу прикрывает отряд численностью до 200 человек. Об этом было тут же доложено Апраксину. Последний в свою очередь понимал, что Либекер, отошедший к к деревне Мензала, также пристально наблюдает за действиями русских, и его ближайшие разъезды были замечены неподалеку от острова Форсбю, где русскими строились укрепления. Апраксин принимает решение отправить навстречу Волконскому отряд пехоты под командованием князя Голицына. А самому Волконскому также продолжить движение навстречу. В случае появления мелкой партии противника отогнать ее к северу и уничтожить. Отряды двинулись одновременно 21 июня, что не осталось незамеченным для шведов, которые поспешно вновь отошли, очистив все рукава Кюмени. 27 июня оба русских отряда встретились у Аборфорса, и на следующий день благополучно прибыли к Форсбю.
Гельсингфорс между прочим так и оставался не занятым русскими войсками, которые миновали его, устремляясь за основными силами шведов.
Адмирал Крюйс, ушедший с царем Петром в Кронштадт, получает приказание вернуться назад, что он и сделал, и подойдя у Гельсингфорсу 11 июля обнаружил там три шведских корабля. Открыв было огонь по неприятелю, русские умудрились три своих корабля посадить на камни. (Два из них впоследствии благополучно сняли, а третий переломился и его пришлось сжечь — прим. автора.) Шведы не преминули воспользоваться замешательством, возникшим на русской эскадре и скрылись на рейде под прикрытием береговых батарей. (Напомню, что двумя месяцами раньше русские артиллерийским огнем с кораблей вызвали пожары в городе, высадили десант, чем вынудили основные шведские силы покинуть город, но сам Гельсинфорс занят не был. Галерный флот проследовал далее к Борго, прошел его и произвел повторную высадку десанта юго-восточнее, опять заставив шведов отступить, но город не занимая. Таким образом, русские войска, вместе с галерным флотом все оказались восточнее Борго — прим. автора).
Теперь встал вопрос об окончательном захвате этих двух городов. 2 июля Апраксин получает от Царя Петра приказание ускорить боевые действия, но лишь 5-го начинает движение по направлению к Борго. Во главе колонны выступал эскадрон Меньшикова и Вятский драгунский полк. К Гельсинфорсу был отправлен весь галерный флот графа Боциса.
На следующий день марша передовые отряды Апраксина вступили в соприкосновение с противником. Выяснилось, что шведы занимают прочную позицию, укрепленную и окопами и батареями. Апраксин останавливается, начинает также устраивать артиллерийскую позицию и одновременно посылает гонца к графу Боцису с приказанием свернуть в устье реки Борго.
После непродолжительной артиллерийской дуэли шведы, обеспокоенные появлением галерного флота русских, отступают по тавастгустскому тракту.
Русские беспрепятственно переправляются через реку Борго и занимают оставленный шведский лагерь. Все потери русских в этом бою составили 5 офицеров и 30 нижних чинов.
Отойдя всего на одну милю, шведы остановились, однако Апраксин не собирался их преследовать, предпочитая дать возможность им самим отступать дальше вглубь Финляндии. Теперь его внимание приковывал Гельсингфорс.
Пехота двинулась прямо в Гельсингфорс, кавалерия встала в окрестностях города, галерный флот приблизился к его рейду, а парусная эскадра адмирала Крюйса крейсировала милях в двадцати мористее.
В самой гавани Гельсинфорса скопилось уже около 14 шведских кораблей.
Апраксин, не теряя времени, пехотными полками занял город, выставил по берегу батареи и тем самым вынудил отряд шведских кораблей Лилия отойти вглубь рейда. Там его поджидал русский галерный флот. Рискуя быть совершенно запертым, Лилий поспешно снялся с якорей и отступил. Так снова без кровопролития и боев Гельсингфорс оказался в руках русских.
Понимая важность укрепления оборонительных позиций у Гельсинфорса, Апраксин начинает перенос основной базы русской армии с Форсбю именно сюда. Город поспешно укрепляется, а в разные стороны непрерывно направляются разведывательные конные отряды. Разведка, произведенная 20-го июля бригадиром Чекиным с Нарвским и Луцким полками, показала, что сильный конный отряд генерала Армфельда стоит возле Вихтиса, а основные силы шведов сосредоточены по-прежнему у Тавангуста. 29 июля посылаются повторно две разведывательные партии — от Вятского драгунского полка под командованием подполковника Матвея Неелова, и от Вологодского полка майора Есипова. Задача первого состояла выяснить точное расположение отряда Арфельда, а другому, поручалось разузнать — не сдвинулся ли с основной позиции Либекер с главными силами шведов. Данные разведки подтвердили местоположение противника. Тогда Апраксин формирует отряд князя Голицина, куда включается вся кавалерия и часть пехоты. Голицын стремительно выдвигается к Веянсу, у деревни Пиккалы, вперед бросает часть Вятского драгунского полка во главе с полковником Грековым и отряд капитана Косицкого, а сам приближается к кирке Шунда. Это давало возможность выйти в тыл отряду Армфельда. Но последний оценил действия русских и заблаговременно отошел к Пой-Кирхе. Попытки догнать стремительно отступавших шведов успехом не увенчались. Голицын посчитал свою миссию законченной, и к 11 августа возвратился в Эспоо. Результатом демаршей русских войск было то, что Армфельд был вынужден отступить, и находился где-то посередине между Або и Тавастгустом, очистив всю прибрежную зону.
Во время этих поисков драгунами было захвачено множество скота, который пригодился не только для довольствия армии, но и для запряжки в обозный транспорт.
5-го августа в Гельсингфорс прибывает сам Царь Петр. Его решением было срочно выдвигаться к Або, оставив гарнизон в Гельсингфорсе. Движение осуществлялось прежним порядком — Царь Петр с Апраксиным морским путем на галерах, а сухопутный отряд князя Голицина (8 полков пехоты) и кавалерия князя Волконского — вдоль побережья моря. 17 августа двинулся в путь галерный флот, а 21-го сухопутные силы, к которым присоединился и Царь и Апраксин. Конный отряд князя Волконского вскоре выяснил, что Армфельд имеет намерение преградить дорогу русским войскам, устроив основную позицию на реке Сало. Авангард шведов занял оборону неподалеку на реке Карис. Силы шведов составляли около 500 человек пехоты и 250 драгун. Мост через реку был сожжен, а сама река была очень бурная и каменистая, что исключало переправу вброд.
22 августа драгуны князя Волконского, обнаружив препятствие, под сильным огнем противника, спешились и начали восстановление моста, перебрасывая через сгоревшие устои найденные поблизости бревна. Вслед за этим по одиночке драгуны, прикрываемые ружейным огнем товарищей, начали перебираться на другую сторону реки. Собравшись на противоположном берегу в достаточном количестве, драгуны атаковали противника и обратили его в бегство. Таким образом, бой был закончен еще до подхода главных сил. Потери шведов составили более 100 убитых и 74 пленных, с русской стороны было убито 13 драгун, ранено 5 офицеров и 25 нижних чинов.
Вслед за драгунами подошли главные силы пехоты князя Голицына, но дело уже было закончено, и войска двинулись дальше. Подойдя к реке Сало, противник вновь был не обнаружен — шведы уклонились от боя и отошли на Тавастгус, полностью открыв дорогу на Або. 28 августа, без боя русские войска вошли в столицу Финляндии.
Отдохнув 4 дня войска двинулись назад в Гельсингфорс, ввиду скудности имеющихся припасов, откуда начали подготовку к решительному наступлению на Тавастгус.
Тогда же русскими была прорублена лесная дорога от Гельсинфорса на Або, спрямлявшая основную трассу. Ее использовали 29 лет спустя — 11 августа 1742 года, когда вновь русская армия П.П. Ласси вышла к Гельсингфорсу. Эта дорога была обнаружена и за одну ночь очищена от мелколесья, проросшего за тридцать лет. Таким образом, русские обходили шведов с тыла. Но об этом разговор пойдет позднее.
Призванное на помощь шведской армии ополчение из финских крестьян разошлось по своим домам. Крестьяне видели, что армия Либекера даже не ставила перед собой задачу защищать страну и ее жителей. Что сделает такая армия даже с помощью ополчения? Крестьяне, исходя из средневековых представлений о взаимных обязательствах властей и их подданных, что посредством уплаты налогов они обязывают государство защищать их. Когда армия не выполнила своего обязательства, крестьяне летом 1713 года прекратили платить налоги и помогать ей. Армии был назначен дополнительный налог, который она должна была взимать путем конфискации, однако это вызвало отчаянное сопротивление крестьян.
Основные усилия по завершению кампании 1713 года было решено сосредоточить на сухопутном театре. С этой целью, основательно запасшись продовольствием и фуражем, в чем постоянно испытывался недостаток, а отсюда вытекала ограниченность маневра русских войск, Апраксин двинулся 20 сентября на Тавастгус. В поход ушли все драгунские полки князя Волконского, казаки и 12 полков пехоты. В Гельсингфорсе было оставлено 3000 человек.
Через неделю русские подошли к Тавастгусу. И тут выяснились некоторые изменения, происшедшие за это время в шведском лагере. Нерешительные действия командовавшего шведами генерала Либекера вызвали его замену на более энергичного Армфельда. Однако, перед ним стояла почти не выполнимая задача. Новый командующий начал свои действия также с отступления. Тавастгуст был оставлен шведами вместе с крепостью. Артиллерию, которую не смогли вывезти — они просто утопили.
Замысел Армфельда состоял в том, что отойдя от Тавастгуста на 4 мили занять очень удобную позицию и вынудить русских атаковать его. Такая позиция действительно образовывалась между двумя озерами Палкяне-веси и Маллас-веси, соединенных речкой Пелкина. Самой природой позиция была создана как идеальное оборонительное дефиле (полевое укрепление — прим. автора), где шведы на узком фронте, усиленном еще разнообразными фортификационными укреплениями, готовились встретить русских. Ширина перешейка между двумя озерами едва достигала полутора верст. Мы неоднократно будем повторять о том, с каким трудом велись боевые действия в условиях лесисто-болотистой местности Финляндии.
Войска Апраксина (14 000 чел.), приблизившись на расстояние артиллерийского огня, тут же смогли оценить всю серьезность оборонительных порядков шведов. Не обращая внимания на обстрел, русские произвели рекогносцировку и приняли решение обойти шведов со стороны их правого фланга (озера Маллас-веси), подготовив для этой цели десант на плотах, и зайти им в тыл, одновременно с атакой по фронту. Причем для участия в десанте привлекалась половина русской пехоты.
Три дня возводились окопы и артиллерийские позиции прямо напротив фронта шведской армии. Одновременно с этим изготавливались плоты для десанта. Потрудиться изрядно топорами пришлось всем, в том числе и кавалерии.
Наконец, все было готово.
Холодной и промозглой ночью 5-го октября 1713 года, пехотные части князя Голицина, руководившего десантом, стали рассаживаться по плотам и в полной тишине, нарушаемой лишь всплесками весел, двинулись сквозь молочную пелену тумана по озеру, выходя в тыл шведам. Нелегко приходилось насквозь промерзшим солдатам, когда казалось стук зубов выдавал их намерения противнику, но прикрывал туман.
К рассвету все вышли на исходные позиции. Основные силы пехоты Апраксина выстроились и показались перед основным фронтом шведов, кавалерия князя Волконского заняла позицию позади пехоты, а десант тем временем приблизился к месту высадки у деревни Мялькиле на северном берегу озера.
Передовая партия десанта, возглавлявшаяся непосредственно самим князем Голицыным, из-за густого тумана была обнаружена шведским охранением из драгун только в момент высадки. Завязалась перестрелка. Силы противника были слишком малочисленны, и Голицын легко опрокинул их, что позволило высадить приблизительно третью часть десанта. К этому времени шведы поняли, что их обходят и, сняв значительные силы пехоты с основной позиции, попытались сбросить русских обратно в воду. Однако, остальные части русского десанта, услышав оживленную перестрелку, начавшуюся вновь после подхода шведских подкреплений, высадились намного левее первого эшелона, и атаковали шведов уже с фланга. Цель десанта была достигнута, и противник начал отступление.
Одновременно в атаку перешли русские войска, выстроенные против главной позиции шведов. Пехота начала на плотах переправляться через речку Пелкина для атаки центра противника. А кавалерия князя Волконского, обнаружив глубокий, но все-таки доступный для коней брод, пошла почти вплавь и нанесла удар по правому флангу главной шведской позиции.
Если в месте высадки десанта дела складывались удачно для русских и шведы беспорядочно отступили по направлению к Таммерфорсу, то по фронту противник отчаянно сопротивлялся и дважды отбрасывал наседавших русских солдат. Наконец и здесь фронт шведов дрогнул, и они отступили, потеряв в общей сложности 577 человек убитыми и 233 пленными, из них 14 офицеров. В качестве трофеев захвачено 8 знамен, 8 пушек, много амуниции, боеприпасов и оружия.
В погоню за отступавшим противником тотчас устремилась кавалерия, которая преследовала Армфельда до самого Таммерфорса, где тот занял очередную оборонительную позицию.
Князь Волконский остановился тоже в ожидании подхода русской пехоты. Так завершилось первое серьезное сражение русских со шведами в Финляндии. Потери русской армии составили: 6 офицеров и 112 нижних чинов убитыми, 21 офицер и 534 нижних чина раненными.
Сражение под Пелкиной выходило за пределы принятой тогда всеми армиями линейной тактики с ее фронтальным столкновением. Русские действовали одновременно на двух направлениях. С учетом решительности и высокой маневренности в чрезвычайно трудных условиях результатом сражения была полная победа русских. Из донесения Апраксина следовало, что бой продолжался около трех часов, неприятель был выбит из всех укреплений, "и полную викторию получили".
Эффективность боя шведов 673:11000 = 6 %, русских 810:14000 = 6 %, однако число раненых у шведов не известно, поэтому за общую цифру потерь приняты и убитые и пленные, хотя тот же Апраксин доносил царю, что это "кроме тех, которые побитые и раненые по лесам не сысканы". При этом, считаю необходимым отметить, что по мнению финского историка Антти Куяла численность шведско-финского войска, принимавшего непосредственное участие в сражении всего 3400 человек.
К 10 октября пехота князя Голицына подтянулась к кавалерии и приступила к возведению укреплений и установке батарей. Однако постоянно рыскавшие по округе драгуны князя Волконского в поисках обходных путей обнаружили, что Армфельд снялся с позиций и снова отступил. Вновь драгунские полки устремляются за ним, но безрезультатно. Сказывалась полная изношенность конского состава, обессиленного и от недостатка фуража, невозможности в полевых условиях перековки коней, и большого количества травм из-за сложности финляндского рельефа. Топкие болота чередовались с озерами и бурными реками, дно которых было усеяно камнями, лесами и почвами, где трясина соседствовала с выходившими на поверхность земли гранитными грядами. Потери в конском составе были огромные. Только по Вятскому драгунскому полку было потеряно 232 строевые лошади, из них просто пало от изнурения и травм — 196, убито — 15 и 3 коня утонули. При этом потери личного состава полка за 1713 год составили всего 26 человек. Но из-за отсутствия лошадей численность полка, как кавалерийской части уменьшилась практически на четверть. И такое положение было во всех полках.
Казачьим разъездам удалось захватить несколько пленных, от которых узнали, что Армфельд отступает на север к Васе.
От Вятского драгунского полка направляется капитан Яков Неелов с казаками для преследования и разведки неприятеля. Но также в виду чрезмерного утомления и людей и коней шведов настичь ему не удается.
Поспешное отступление Армфельда тем не менее сопровождалось полным опустошением края со стороны шведской армии. Финнов выгоняли из деревень и годных к строю мужчин насильно мобилизовывали в армию, а остальных заставляли уходить как можно дальше, угоняя скот, зарывая или уничтожая припасы. Армфельд отошел к самой Васе и встал на зимние квартиры.
Первоначально Голицын пошел-таки за шведами, но поняв, что ему не угнаться и просто необходим отдых, остановился, дал возможность перевести дух войскам, набрать сколь возможно провианта и вышел к 13 ноябрю к Биернборгу, решив также встать на зимние квартиры, разделив армию на отряды.
Вятский и Вологодский драгунские полки встали под начальством князя Волконского, с ними же в одном районе размещались еще 4 пехотных полка с тремя орудиями. Общее руководство районом расквартирования войск возлагалось на генерала Брюса. Сюда же прибывает оставленный в прошлом году в Лифляндии, ввиду "полного расстройства", а ныне приведенный в порядок, Олонецкий драгунский полк.
Несмотря на то, что полки вроде бы как встали на отдых, боевая работа продолжалась. 19 ноября, Голицын формирует отдельный отряд из 700 драгун, отобранных с трех полков, то есть тех, кто еще мог и ездить и воевать, после трудной кампании, и из всех казаков. Общее руководство отрядом взял на себя командир Вятских драгун полковник Иван Михайлович Греков. Отряду приказывалось вести поиск противника, при необходимости дойти рейдом до самой Васы.
21 ноября отряд трогается в путь по прибрежной дороге в направлении Крестинстаду. Не дойдя около трех верст до города, Греков останавливается и высылает на разведку казачий разъезд. Казаки расстарались и привели пленных, сообщивших, что город занят шведским отрядом, которому приказано при приближении русских войск отступить, а город придать разорению. Греков немедленно отправляет донесение князю Голицину, и в ход идет вся кавалерия Волконского. Драгуны снова производят рекогносцировку и выясняют, что к Крестинстаду движется большой отряд шведский кавалерии и пехоты. Теперь уже настает очередь Голицына вводить в дело пехоту. Генерал Брюс с 13 батальонами пехоты ускоренным маршем выдвигается к Крестинстаду и 29 ноября входит в него обнаружив, что шведы поспешно отступили. Попытки догнать их окончились неудачей, лишь отдельным казачьим разъездам удалось достигнуть противника и захватить некоторое количество пленных.
Пехота возвращается на зимние квартиры в район Биернсборга, а кавалерия устроилась в деревнях по Эстерботенской дороге. Голицын отправляет царю Петру донесение, что во всех полках большая убыль людей, а в драгунских — серьезные проблемы с конским составом, из-за тяжелых условий работы конницы и постоянного недостатка фуража, количество лошадей сократилось на 20–25 процентов. Исходя из этого, князю Голицыну разрешено не предпринимать особо активных действий до приведения войск в полную исправность. Одновременно принимаются меры по усилению всего Финляндского корпуса.
К осени 1713 года корпус Меньшикова, находившийся в Померании, завершил свою боевую работу взятием крепости Штеттин, и получил указание возвращаться к русским границам. Одновременно последовало распоряжение царя направить из армии Шереметьева, стоявшей на Украине, на охрану побережья Владимирских драгун, а в Финляндию — Ярославский, Тверский, Каргопольский и Тобольский полки в составе бригады Чернцова. С ними же перебрасывалось около 1000 донских казаков.
Тверской и Тобольский полки с казаками проследовали сразу же через Петербург в распоряжение Голицына и к 8-му января расположились в провинции Саволакс, в селении Михель-кирха.
Итоги кампании 1713 года заключались в том, что русские заняли большую часть территории Финляндии, закрепились на побережье Ботнического залива, и теперь могли угрожать Швеции возможной высадкой десанта.
Действия шведов, после смены командующего, несколько изменились, хотя бы с той точки зрения, что они все-таки приняли сражение. Их пехота дралась отлично, однако работа кавалерии оставляла желать лучшего. Шведские драгуны почему-то никак не могли приспособиться и вести боевые действия в условиях театра, ограничивающего маневр конницы. В тоже время русская конница быстро перенимала опыт просачивания по вражеской территории у казаков, прекрасно и быстро адаптировавшихся к местным условиям. Драгуны научились проходить узкими тропами, лошадь за лошадью, собираться в условленном месте и атаковать противника уже в сомкнутом строю, не разворачивая весь фронт эскадрона, а нападая подчас колонной, насколько позволяли условия рельефа. Их появление было всегда внезапно для шведов и гарантировало успех. Подобные рейды, что казаков, что драгун, порождали в сознании шведов страх постоянного ожидания внезапного появления русской конницы, в самом неожиданном месте. Можно сказать, что рейды русской конницы в Финляндии были своего рода психологической войной, которую шведы проиграли сразу.
Глава 17. ПОСЛЕДНИЙ АККОРД ПОЛТАВЫ
Получив усиление и дав возможность отдохнуть людям, Голицын с первых же дней нового 1714 года стал готовиться к новому походу. Подошедшие из Петербурга, под командованием бригадира Чернцова, Тверской и Тобольский драгунские полки, а также 1000 казаков, были размещены в провинции Саволакс, на востоке Финляндии. Осознавая, что зимний поход по разоренной стране будет очень сложным, Голицын сформировал отряд из лучших людей и приказал отобрать драгун и казаков с самыми выносливыми лошадьми со всех полков, стоявших в Финляндии. Из всех пехоты было отобрано 8 батальонов, а бригада князя Волконского усилена 900 драгунами (фактически был передан один полк) из полков бригадира Чернцова, только что прибывшего на театр военных действий. Сюда же присоединилось и 650 казаков из числа только что прибывших.
Сам князь Волконский тяжело заболел и был отпущен в Петербург. Вместо него команду принял бригадир Чекин.
Сборный пункт всего отряда был назначен в районе корки Моухоиярви (Молиярви). В конце января части начали движение со своих квартир к месту сбора, а в начале февраля уже все вместе двинулись к Васе. Драгунская кавалерия шла как всегда во главе колонны, пропустив вперед только казаков, а за ними, на расстоянии одного перехода, двигалась вся пехота.
Продвижение войска было очень тяжелым. Дороги все занесены глубоким снегом, вокруг заиндевевшие леса и замершие болота. Даже организовать нормальный бивак на ночь не представлялось возможным. Какое-либо жилье отсутствовало напрочь на многие версты пути. Ночевали под открытым небом, разводили с трудом костры из сырого леса, питались одними сухарями и той жидкой похлебкой, что удавалось приготовить из скудных запасов немногочисленного обоза, что тянулся за отрядом.
Шведы, узнав о движении русских войск, начали выдвигать свои отряды в район кирки Стор-Кюро. Армфельду с трудом удалось собрать около 10000 человек, на треть состоявших из плохо вооруженных финских ополченцев. Понимая собственную слабость, но принимая во внимание то, что дальнейшее отступление окончательно подорвет и так слабый моральный дух шведских войск, Армфельд решил выбрать сильную позицию и попытаться остановить русских. Такая позиция нашлась у деревни Лаппола.
Русские (5588 пехотинцев и 2907 драгун), выйдя на лед реки Стор-Кюро, близ деревни Пильмага, построились в две колонны, имея в левой пехоту, а в правой кавалерию. Капитану Вятского полка Андрею Соловкину было приказано взять с собой несколько казаков и осмотреть позиции противника. Разведка скрытно подошла к шведским аванпостам и вернулась, доложив, что шведы стоят двумя линиями. Следом и сам Голицын, не удержавшись, отправился осмотреть шведскую позицию и лично убедился в грамотности ее построения и численном превосходстве противника.
Понимая, что фронтальной атакой особого успеха не добьешься, 19 февраля Голицын отправляется по-прежнему колоннами в обход, оставив в прикрытие обоза казаков и почти половину драгун. Маневр производился вообще по бездорожью, среди скал и лесов, по замершим болотам и глубокому снегу. Кони с трудом преодолевали препятствия, а артиллерию несли фактически на руках.
Как только шведы заметили выход русских колонн на свой левый фланг, они тотчас открыли артиллерийский огонь. Однако стрельба велась как-то вяло, что дало возможность русским выстроиться в боевой порядок из колонн в линии. Вся артиллерия русских расположилась на флангах, пехота встала в две линии, а кавалерия позади ротными колоннами в шахматном порядке.
Только лишь русские закончили построение, как началась атака шведов, охватывающая фланги. Шведы насели на левый фланг русского отряда и после непродолжительной перестрелки бросились в штыки и даже в первый момент достигли определенного успеха, заставив слегка осадить назад фланговые батальоны. Но Голицын срочно ввел в дело батальон пехоты из второй линии и два эскадрона Вологодского драгунского полка, восстановившие положение дел.
Армфельд бросает сюда же часть своей кавалерии и ополченцев, но успеха не имеет. Шведская пехота начинает медленно пятиться, ополченцы просто разбегаются. А кавалерия стягивается и готовиться к отступлению.
На правом фланге русского отряда ситуация развивалась аналогично. Шведы сначала энергично атаковали в штыки, но были брошены на произвол судьбы своей кавалерией, которая раньше всех начала покидать поле боя.
Голицын не замедлил воспользоваться этой ситуацией, спешил все драгунские полки и вместе с пехотой обхватил оба фланга шведов. Шведы не выдержали и начали всеобщее отступление. Здесь в дело вмешиваются драгуны и казаки, остававшиеся в охранении обоза. Они выходят в тыл разбегающимся шведам и начинают беспощадную рубку. Спешенные драгуны снова в седлах и преследуют шведскую кавалерию. Остальная шведская армия бросается к югу, пытаясь через лес выйти на дорогу к Васе. Отступление в таких условиях не могло осуществляться поспешно, отсюда и огромные потери шведов. На поле битвы осталось 5133 убитых, взято в плен 535 человек, захвачено 8 орудий и 20 знамен.
Но и русским победа досталась нелегко — 421 убит и 1047 ранено. Погиб и ходивший накануне в разведку капитан Вятского драгунского полка Андрей Соловкин.
Хотелось отметить значительно возросший дух шведско-финской армии — 5133 убитых, при 535 пленных (даже если эти цифры вызывают сомнение) — 9,6. Эффективность их боя колеблется, (опять же исходя из разной оценки сил), от 1468:5700 = 25 % до 1468:10000 = 15 %, что в любом случае составляет неплохие показатели. Ибо, как отмечено в "Гистории Свейской войны" "в десперантном бою обе стороны зело жестоко с обоих сторон багинетами кололись". Эффективность боя русских составила 5133:8495 = 60 %.
Русская кавалерия преследовала противника весь день и вышла к деревне Лаупа, в полутора верстах от Васы. Вскоре туда подтянулась и пехота. Армфельд отступил к Якобштадту, оставив город, жители которого при виде подходящих русских разбежались.
Голицын занял город, выслав вперед, тремя верстами севернее к кирке Пюро драгунские полки бригадира Чекина, после чего приказал прекратить наступление. Здесь русские отдыхали до 1 марта, а кавалерии было приказано опустошить десятимильную зону в окрестностях, что было выполнено с успехом, а заодно и вынудило Армфельда отступить еще дальше к Брагестадту.
4 марта весь отряд тронулся в обратный путь и после изнурительного перехода вошел в Або. Вся кавалерия была отправлена вдоль Эстерботенской границы на квартиры в район кирки Сесьмы, севернее Тавастгуса. Здесь кавалерия простояла до середины апреля, а затем по продовольственной необходимости ушла южнее в район Борго. Все военные действия приостановились ввиду рано начавшегося в этом году таяния снегов.
Тем временем армия Меньшикова (11 драгунских и 18 пехотных полков) вошла в пределы России. Весной 1714 года на усиление корпуса, действовавшего в Финляндии, было направлено дополнительно 4 драгунских полка и 2 эскадрона.
Весь план летней кампании 1714 года сводился к действиям на морском театре, так как сухопутные силы шведов в Финляндии были практически разгромлены и рассеяны.
Русские расположились следующим образом: Голицын с основными силами пехоты стоял в районе Або, этот отряд предполагался полностью для посадки на галерный флот. Вся кавалерия под командованием бригадира Чекина вместе с тремя пехотными полками была выдвинута севернее Тавастгуса, с целью прикрытия направления на Або и Тавастгус, а также для разведки противника, и уничтожения различных партий противника в уже отвоеванной части Финляндии. Одновременно началась осада Нейшлота отрядом полковника Шувалова, и кавалерии предписывалось держать также связь с осаждавшими.
Тяжелое положение с конским составом было исправлено еще весной, и драгунские полки получили 1000 лошадей. Кроме того полки получили новое снаряжение и амуницию.
27 июля русский флот под командованием Апраксина одержал выдающуюся победу над шведами у мыса Гангут. Наступал явный перелом в войне. Еще через два дня после Гангутской баталии капитулировал Нейшлот.
Галерный флот отошел к Аландским островам, которые без сопротивления сдались. После этого планировалось флоту идти к Васе вдоль северного побережья Финляндии, полностью его разоряя. Одновременно с движением флота, предписывалось и кавалерии вместе с пехотой под общим начальством генерала Брюса двигаться в том же северном направлении к городу Крестинстадту, где назначалась первая встреча с галерным флотом.
Апраксин, выждав около недели на Аландских островах, двинулся в путь. Несмотря на штормовую погоду, его корабли прибыли в Крестинстадт 4-го сентября, но кавалерии там не было. Причина столь медленного передвижения отряда Брюса — отсутствие провианта, который пришлось искать в стороне, двигаясь к Крестинстадту окружной дорогой к югу от линии Биенборг — Таммерфорс. Этот район не так пострадал от военных действий, и поэтому здесь можно было хоть что-то найти из продовольствия и фуража. По пути Брюс получает новое указание от Апраксина двигаться к Васе силами одной кавалерии.
Апраксин с флотом также уходит туда и вновь опережает кавалерию. Оставив новое распоряжение, Апраксин уходит с флотом к Нью-Карлеби, занятому по данным разведки конницей Армфельда.
Заметив приближение русского флота шведы отступили к Брагестаду. Между тем, Брюс спешно догоняя флот прибыл 16 сентября в Васу и следуя дальнейшей инструкции выступил в Нью-Карлеби, отправив передовой отряд драгун в 1500 человек вместе с бригадиром Чекиным к Гамле-Карлеби. Русская конница заняла обе кирки к 24 сентября. Разведовательные отряды достигли Брагестад и выяснили, что Армфельд отступил за Улео.
Драгуны принялись за привычное "разорение" края. К ноябрю все полки стянулись в Гамбле-Карлеби и простояли там до весны, непрерывно посылая отряды и партии по всей округе, собирая и провиант, и разведданные о противнике. Армфельд к тому времени отступил еще севернее, к Торнео.
Год заканчивался для драгун можно сказать обычно. Большой процент павших от изнурения лошадей (232 из всех 251 погибшей по Вятскому полку, а для сравнения в людском составе потери полка составили 20 — убитыми и 2 — без вести пропавших — прим. автора), уменьшал боевую мощь полков на четверть.
1715 год прошел в непрерывных разъездах, поисках и стычках с озлобленным финским и шведским населением. Фуража не хватало. А изношенность лошадей была максимальная. Вятский полк потерял в 1715 году больше всего лошадей чем за все остальные годы войны — 350. Это при том, что потери полка составили всего 7 человек. Правда и пополнение было значимым — 382 лошади, из них 298 перевели из Тверского и Тобольского драгунских полков.
В середине 1715 года вся русская кавалерия сначала отступила к Васе, затем к Або, где под началом князя Голицина были сосредоточены все главные силы и продовольственные магазины.
Замысел Петра Великого состоял в том, чтобы перенести войну непосредственно на территорию самой Швеции, поэтому флот непрерывно крейсировал по Ботническому заливу, а войска, вставшие у Або были резервом, для необходимой переброски через залив. Весь 1715, за ним 1716 и 1717 года войска простояли на месте, не принимая участия ни в одном серьезном деле. Боевые потери полков были только за счет стычек с местным населением и суровой природы Финляндии. Так Вятские драгуны потеряли в 1716 году 11 убитыми и 2 взятыми в плен, а в 1717 году лишь одного, да и то утонувшего драгуна. Из боевых действий следует отметить лишь окончательное вытеснение шведов из Финляндии и взятие города Каяненбурга.
С 1718 года война переходит в кабинеты, томительные беседы прерываются лишь отдельными демаршами русских войск, а главным образом флота, дабы предоставить оппонентам действенные аргументы в споре. Это в основном касалось русских. Шведы, не имея возможности для подобного ответа, больше интриговали, ссылались на остальные европейские страны, пытаясь их склонить на свою сторону, или сделать вид, что это им удается. В мае начались переговоры на Аландских островах. Русские представители — А.И. Остерман и Я.В. Брюс получили четкие инструкции от Петра Великого ("Генеральные кондиции к миру"). Они включали следующие условия: Карелия, Лифляндия, Ингрия, города Рига, Ревель и Выборг остаются в вечном владении России. Граница должна проходить по реке Кюмень на крепость Нейшлот (совр. Савонлинна), и далее по старой границе, утвержденной еще Столбовским миром. Земли Выборгского лена были уже розданы или самим Петром или его любимцем Меньшиковым. Вот несколько примеров:
— Выборгский комендант полковник Григорий Петрович Чернышев получил 21 июля 1710 года — 92 двора, поселил своих крепостных из внутренних областей России, которые составили православную общину, именуемую до сих пор Красным Селом.
— Подполковник Вильгельм Геннин (Hennin) 22 июля 1711 года и 8 марта 1714 года — имение Азила и 66 дворов в Хиттола.
— Тайный советник граф Иван Алексеевич Мусин-Пушкин 17 июня 1713 года — 91 двор в Саккула.
— Генерал Адам Вейде 31 марта 1714 года — имения Вемайс и Лейник-кюле, со 188 дворами в округе Раутус.
— Адмирал Корнелий Крюйс 8 декабря 1715 года — 131 двор в Куркиоки.
— Доктор Иоганн Блументрост 13 февраля 1716 года — 58 домов в Хитола.
— Испанский дворянин, церемониймейстер Иван да Коста получил в августе 1718 года не много не мало, как острова — Гогланд, Лофсаро, Сескар и Тюттерс.
И так далее, причем список этот огромен, и часть розданных земель даже пришлось вернуть Швеции, так как они оказались по ту сторону границы. Тем не менее, дальновидный Петр, сразу же предложил компенсацию шведскому дворянству за потерянные имения. Это не было ни коим образом контрибуцией, просто Петр демонстрировал свою лояльность к соседям, а может, рассчитывал и на их "понимание" в будущем. Мало ли еще придется воевать… А тут шведские дворяне будут знать, что даже если они и потеряют что-то во время такой войны, то русский царь возместит это полновесной золотой монетой.
Вернувшийся в Швецию король Карл, как будто не замечал действия русских в Финляндии. Он не спешил вернуться в столицу, а расположился в Лунде. В 1716 году шведская армия воевала в Норвегии, взяла Кристианию (Осло), но потерпев неудачу под крепостью Акерсхус, вернулась домой. Из своих странствий по Европе, а точнее из Штральзунда, где король задержался на целый 1715 год, он прибыл не один, а с вновь назначенным министром Георгом Генрихом фон Герцем, голштинцем, судьба которого тесно переплелась с королевской в последние годы жизни Карла. Он и представлял интересы Швеции на Аландах. Здесь он пытался постоянно интриговать, столкнуть интересы России с Данией и Великобританией, постоянно уезжал к королю, якобы за новыми инструкциями, затягивал время, ссылаясь на Карла, менял условия и требовал их уточнения. То шведы хотели участия русских войск в операциях против Дании, то требовали возвращения Кексгольма. Лишь к концу августа 1718 года удалось достигнуть некоего согласия в обоюдных требованиях. Неприемлимые для русских условия были наконец преодолены, Россия обязалась оказать помощь в возвращении Швеции Вердена и Бремена.
Но в самой Швеции нарастало напряжение из-за того, кто все таки наследует корону после Карла XII. Король был бездетен, постоянно подвергал свою жизнь опасностям, явного наследника как бы и не существовало. Наверно, наибольшим преимуществом пользовался его племянник Карл Фридрих Гольштейнский, сын старшей сестры Карла и его друга Герцога Голштинского. Его безусловно поддерживал ставший всевластным к этому времени с министр-голштинец фон Герц. С другой стороны стояла партия младшей королевской сестры Ульрики-Элеоноры, бывшей замужем за Герцогом Фридрихом Гессенским. На ее стороне был фактически отстраненный от власти парламент.
Уверовав в благополучное завершение переговоров с русскими, Карл снова вторгся осень 1718 года в Норвегию. Двумя армиями — 37000 во главе с королем и 8000 во главе с К.Г. Армфельдом, шведы пошли по Норвегии. Король осадил крепость Фредрикстену близ Фредериксхаля.
И здесь, 30 ноября (11 декабря) произошло событие, которое до сих пор вызывает многочисленные споры. Около 9-ти часов вечера, выглянувший из окопа король был убит.
С одной стороны многочисленные баллистические экспертизы проведенные за минувшие триста лет доказывали, что выстрел был произведен издалека, скорость пули была низкой и она с трудом пробила голову Карла, а в тот вечер стреляли лишь норвежские пушки, и били они картечью, пули которой схожи по диаметру с той, что прервала жизнь короля-солдата. Но разве не могло быть метких стрелков и с другой стороны?
Да и быстрота всех последующих событий наводит на определенные размышления. Тело павшего короля доставляют в Стокгольм, где в Риддархольмской церкви состоялось его погребение. Голштинского герцога устраняют, а бывшего министра Герца срочно арестовывают и после формального суда казнят. 19 января сессия риксдага передает корону Ульрике-Элеоноре, но одновременно дает ей понять, что власть отныне принадлежит парламенту.
Армия прекращает боевые действия в Норвегии и возвращается назад, причем корпус Армфельда, находившийся на севере и узнавший последним о кончине монарха, совершает труднейший переход в новогоднюю ночь через хребет Емланда и теряет около 3000 солдат.
В связи с государственным переворотом в Стокгольме переговоры на Аландах прервались, хотя Ульрика-Элеонора и направила письмо царю с пожеланиями продолжить их и сообщила, что новым представителем Швеции теперь будет барон Лилиенштет.
Однако, на самом деле, имело место затягивания времени — шведы надеялись создать новый антирусский союз из Великобритании, Австрии, Пруссии и Польши. Петр, после тщетного ожидания конструктивного разговора, решил прибегнуть с самому действенному аргументу — послал галерный флот Апраксина с 26 000 солдат и высадил десант на шведский берег. Русские сожгли 135 деревень и 2 города — Остаммер и Трегрунд, разрушили 9 металлургических заводов. Прошу обратить внимание, что это все происходило совсем недалеко от Стокгольма. Один отряд не дошел 10 верст до столицы, а казаки вертелись уж чуть ли ни на окраинах. 10 июля Петр отправляет Остермана с белым флагом на переговоры, где королева соглашается с потерей Лифляндии, но требует возврата всей Финляндии.
Для остроты момента в Балтику входит английская эскадра. Интересы туманного Альбиона понятны. В 1714 году на английский престол вступил ганноверский курфюрст Георг Людвиг, ставший королем Георгом I. Обещание Швеции уступить Ганноверу — вотчине английского короля, Верден и Бремен, явно подогревали англичан. Эскадра пришла с миссией посредничества между Швецией и Россией. Дабы сделать последнюю более уступчивой под прицелом английских пушек.
Но корабельный флот Апраксина не обращал особого внимания на англичан, а галерный, возглавляемый Ласси, высадил 500 казаков на берег и двигался параллельным курсом между материком и островами, готовый прийти им на помощь. Казаки навели ужас на побережье Швеции, пожгли и разграбили, что могли и благополучно вернулись на галеры. Так Ласси и двигался вдоль побережья, постоянно высаживая мелкие партии, а потом собирая их вновь. В конце августа, посчитав, что этого будет пока достаточно, Петр повелел галерному флоту вернуться в Або, корабельному в Ревель — на зимовку. На следующий год Петр планировал уже войти в Стокгольм. Еще зимой Петр планировал отправить через лед Ботнического залива несколько казачьих отрядов для того чтобы опустошительные рейды стали постоянными. Однако, теплая зима и слабый лед не позволили этого сделать. Здесь погода спасала Швецию от беспощадных казачьих рейдов.
21 января (1 февраля) Швеция таки подписывает союзный договор с англичанами, где король Великобритании обещал послать сильный флот на Балтику, но при этом оговаривал, что не считает себя в состоянии войны с Россией.
Весной 1720 года русский галерный флот снова у побережья Швеции. Высаживается бригадир Менгден с 6120 солдатами и 162 казаками. Превращает в пепел Умео, углубившись на 30 верст, затем благополучно возвращается в Васу.
Английская эскадра совместно со шведами прибывает к Ревелю, но на вопрос Апраксина о цели визита, ничего вразумительного сказать английский адмирал Норрис не может. За исключением того, что он прибыл посредничать на переговорах. Узнав о высадке русского отряда Менгдена, союзная эскадра срочно снимается с якорей и уходит к Стокгольму.
В конце июля происходит знаменитое сражение при Гренгаме, закончившаяся победой русского флота и ознаменовавшая собою конец кампании 1720 года. Почти одновременно со вводом в Кронштадт пленных шведских кораблей, захваченных в Гренгамском сражении, в Стокгольм прибывает А.И. Румянцев. Посланный Петром I поздравить с вступлением на шведский престол Фредерика I, мужа Ульрики-Элеоноры, о чем затребовал риксдаг. Здесь вновь избранный король предложил вернуться к мирным переговорам. Петр предложил на выбор финские города Ништадт или Руамо.
31 марта (10 апреля) 1721 года начались мирные переговоры в Ништадте. Однако шведы еще надеялись на помощь Англии. Действительно в апреле снова на Балтику отправилась английская эскадра. Петр ответил новым погромом на шведском берегу учиненным солдатами и, особенно, казаками Ласси. Сожжено один оружейный и двенадцать железообрабатывающих заводов, три городка, 79 мыз, 506 деревень с 4159 дворами. Цифры, конечно, завышены, но это было последней каплей, заставившей Швецию завершить бессмысленную для нее войну.
Итак, наступил мир. Подписан договор, ратифицирован, но сколько раз еще в будущем будут оспариваться и его "артикулы" и секретные дополнения. Неточности, неясности, двойственности в трактовках тех или иных условий, будут использоваться каждой из сторон, в канун будущих трех войн. До тех самых пор, пока Швеция не смирится с тем, что титул сверхдержавы она потеряла еще в Северную войну, и положение нейтральной страны намного выгоднее и безопаснее. Хотя не раз еще будут пытаться европейские страны, и в первую очередь, Англия, уже в веке девятнадцатом, втянуть Швецию вновь в борьбу за господство на Балтике. Лондонские газеты будут специально тиражировать русские гравюры, отражавшие победы русского флота на Балтике, чтобы разбудить злость и жажду мщения среди невозмутимых шведов, и снова ввергнуть страну в пучину войны с необъятной Россией. Как мечтали английские адмиралы, чтобы шведские "три короны" (шведский флаг) развевались рядом с их "Юнион Джеком" (флаг Англии), и изображение новой теперь их совместной победы при Гангуте возвестит миру об их торжестве над ненавистным врагом.
Глава 18. ТАКТИКА, СТРАТЕГИЯ И ОРГАНИЗАЦИЯ ШВЕДСКОЙ АРМИИ
Карл XI создал эффективную армию, способную воевать не числом, а умением. Шведская армия была отлично выучена и вооружена, применяла самые передовые методы ведения боя. Многие офицеры за государственный счет уезжали в другие страны Европы, где набирались знаний и опыта. Каждый офицер и солдат получил надел земли — хутор, сдававшийся обычно в аренду. Пока в военной службе не было надобности, солдат трудился на своем клочке пашни, а его мундир, амуниция и мушкет с порохом хранились в чистоте и полной готовности. В случае мобилизации солдат оповещали специальные вестовые, они собирались сначала на ротном сборном пункте, затем на батальонном, а оттуда шли на полковой. Часть штабных офицеров, находящихся на государственном жаловании постоянно работала на этих пунктах, вела учет военнослужащих, следила за их поведением.
Вот как, к примеру, собирался Дальский (Далекарлийский) полк: "Рота из Урсы собирается возле церкви в Урсе, для чего потребуется два дня, и марширует к Таммуросену (2 мили, 1 ночь), Гъельбюну (2 мили, отдых 2 ночи), куда должна явиться и рота из Муры, потом всем собраться в Викаре, на что потребуется 2 дня, и сделать переход до Гъебелюна (1 миля); соединившись там с ротой из Урсы, идти вместе к Бъюросу (2,5 мили, отдых 1 ночь), где соединиться с ротой из Рэттвика, за исключением 50 человек, которые будут ждать в Свэрдше и Сундбурне…" Через две недели, пехотинцы и кавалеристы в обмундировании и при полном вооружении, с двухнедельным пайком стояли уже в полковом строю.
Мобилизация 1699 года показала всю прочность и надежность системы заложенной Карлом XI. В начале своего правления его сын Карл XII имел в своем распоряжении 115 тысяч человек. Такого армия Петра Первого себе позволить никогда не могла.
Тактика каролинской армии, а по сути это была тактика одного человека, командовавшего ей — Карла XII, по мнению шведского историка Гуннара Артеуса может характеризоваться тремя понятиями — простотой, гибкостью и смелостью.
Сознательное стремление к простоте мы постоянно обнаруживаем в планах сражений Карла XII. Простота была осознанным и крайне важным средством для достижения максимальной гибкости армии в бою. Такая гибкость была значительной — настолько, насколько это позволяли физические возможности, — в сражении при Нарве, на Двине и при Головчине. Это позволяло оперативно и адекватно реагировать на угрожающие или, наоборот, многообещающие ситуации, возникающие неожиданно.
Под Нарвой, против 25 пехотных и 2 драгунских полков русских, не считая поместной конницы, которая сразу уклонилась от сражения, Карл бросил 21 пехотный батальон и 48 эскадронов кавалерии, и угадав абсолютно верно точку удара, расчленил русскую армию и фактически сразу переломил ход боя в свою пользу.
Зато при Полтаве гибкость отсутствовала. При чрезмерной простоте, совершенно предсказуемой для противника, шведы, напротив, продемонстрировали невиданное упрямство, что привело к неминуемому разгрому.
И последнее, о чем мы просто обязаны сказать в отношении тактических замыслов Карла XII, это смелость, доходящая до крайности. По словам того же Гуннара Артеуса, доля риска настолько была постоянно велика, что встреть король лучших генералов на стороне противника, и не имей он свою столь долго непобедимую армию — он, вполне возможно, проиграл бы все свои сражения.
Непобедимость армии формировалась прежде всего из той методики, которую демонстрировала на поле боя и силы ее духа. А боевой дух войска создавался самим Карлом XII.
Здесь можно отметить неразрывную связь между упомянутым боевым духом каролинской армии и ее тактикой: наступление, как единственный вид боевых действий, благодаря своей успешности, формировал высочайший боевой дух армии, и наоборот, подобную тактику невозможно было воплотить, если б дух армии был низок.
ШВЕДСКАЯ ПЕХОТА
Что касается обычных действий пехоты, то они регламентировались уставом — "Новым манером боевых действий батальона", принятым в 1694 году, который гласил: "Если командир батальона приказывает: "Готовься!", то пикинеры поднимают свои пики, выдвигаясь вперед, пока он (батальон) не сблизится с противником на 70 шагов. Как только будет скомандовано: "Две задние шеренги, изготовиться к огню!", эти шеренги выдвигаются вперед и сдваивают две передние шеренги. Как только две задние шеренги произвели выстрел, они обнажают шпаги. И как только две передние шеренги выдвинулись, две задние тесно смыкаются с тыла с двумя передними шеренгами, после чего весь батальон марширует таким образом сомкнутым строем в глубину и в ширину рядами на противника, пока (батальон) не сблизится с ним на 30 шагов. Тогда отдается команда: "Две передние шеренги, изготовиться к огню!" Как только произведен выстрел, они обнажают шпаги и врываются в ряды противника".
После 1701 года эта боевая тактика изменилась лишь в том смысле, что позиция для второго залпа приблизилась еще ближе к противнику, или как это сформулировано в уставе 1710 года: "… (две передние шеренги) не открывают огня до тех пор, пока они не приблизятся к противнику на расстояние, когда его можно будет достать штыком. После того, как они произведут с этой позиции залп, то, с Божьей помощью, из противостоящих (солдат) останутся в строю немногие".
Выдвижение вперед под непрерывным обстрелом, на который нельзя было отвечать, пока расстояние до линии противника не сокращалось до предела, естественно требовало от шведских солдат железной дисциплины, и вероятно было бы не возможно, если б они не обладали абсолютной уверенностью в эффективности своего метода наступления. Посудите сами! Первый залп, когда наконец наступало его время, пробивал в рядах противника огромную брешь. А те, кто не был убит или ранен с первого выстрела, как правило, не оставались на месте, ожидая второго залпа, который, как они осознавали, будет гораздо смертоноснее и тут же смениться фронтальной атакой пикинеров с их страшным оружием рукопашного боя.
Таким образом, мы видим, что метод атаки, предписанный каролинской пехоте, уделял гораздо меньше внимания ведению огня, чем холодному оружию. Ведь согласно устава, мушкетер должен был произ- вести один-единственный выстрел и вступить в рукопашную схватку.
При этом, если сравнивать соотношение пикинеров и мушкетеров в шведском батальоне, во времена Карла XII, уже было иным, нежели сто лет назад, и соотносилось как один к трем. Тактика ведения огня каролинским батальоном позволяла сделать темп атаки очень высоким.
Большинство континентальных армий использовали так называемый метод непрерывного ведения огня. Батальон расчленялся на 16 взводов (плутонгов), которые открывали огонь один за одним, но попарно или по четыре взвода одновременно. Т. е. стреляли одновременно, скажем, 1-й, 5-й, 9-й и 13-й взвода, затем 2-й, 6-й и т. д., в то время, как остальные срочно перезаряжали оружие. Поскольку батальон должен был останавливаться каждый раз, когда часть его открывала огонь, то продвижение шло сравнительно медленно. Напротив, каролинской пехотной линии не нужно было останавливать для ведения огня более чем два раза на протяжении всей атаки.
ШВЕДСКАЯ КАВАЛЕРИЯ
Из всех боевых кавалеристских тактик европейских армий того времени шведская была самая наступательная. Эффект атаки королевских эскадронов достигался плотным "плугообразным" построением в две линии (всадники сближались к центру, колено за коленом), быстрой скоростью передвижения, рысь, переходящая в галоп, и удар только холодным оружием — шпагой. Бешеный темперамент Карла заставлял его стремиться только к рукопашному бою и к передвижению только на быстрых аллюрах. Он не выносил медлительности и стрельбы с дальнего расстояния. Его тактика была — быстрота и удар в штыки в пехоте или шпагой в кавалерии. Чтобы увеличить быстроту передвижения своих эскадронов он запретил даже использовать предохранительное вооружение — латы, кирасы, также, как и огнестрельное оружие. Только шпага и только скорость, и только мощь удара. Вот были краеугольные камни кавалерийской боевой тактики шведов. Все это увеличивалось высочайшим воинским духом, строгой дисциплиной, поддерживаемых самим Карлом XII, являвшимся примером выносливости, аскетизма и несгибаемой воли. Его солдаты всегда видели рядом короля, они были терпеливы и невзыскательны, как он, переносили все лишения, голод, холод, усталость и страдания с редкой выносливостью. В Уставе 1705 года, созданным и разработанным самим королем не было даже упражнений для отступления. Оно было просто запрещено. Быстрота движения и атака холодным оружием. Примером был сам король. На одном из учений, Карл XII просто загнал двух лошадей, демонстрируя с какой скоростью должна атаковать его конница.
Это давало поразительный эффект на европейских полях сражений. Шведская конница Карла XII атаковала пехоту, конницу, редуты с одинаковой скоростью и мощью. Их остановить было невозможно. Так и происходило на европейской театре, но не в Финляндии, где развернуться основные события войны после Полтавы. Здесь тактика Карла была не применима в принципе, ибо не было ни одного поля, где бы мог развернуться даже в таком "плугообразном" плотном строю хоть один эскадрон. Лет сто спустя, шведы попытались действовать так на плотном льду Ботнического залива против гусар и казаков Кульнева. Но русская кавалерия была далеко уже не та, что в 1700 году. Шведов заманивали ложным отступлением, или на батареи, или на плотные каре пехоты, обученной действовать против многочисленной конницы (опыт турецких войн), или же встречали таким же мощным и плотным ударом. Правда, об этом речь пойдет позднее.
Организация и принципы комплектования шведской конницы были введены еще во времена Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) королем Густавом II Адольфом и с некоторыми изменениями сохранились при Карле XII. Кавалерия подразделялась по трем видам ее комплектации — дворянская, поместная (или поселенная) и вербованная. Однако, дворянство всеми способами старалось избежать личной службы в кавалерии, поэтому, основная нагрузка ложилась на поселенные войска. Принцип их комплектации был введен Карлом XI (indelnings verket) и об этом подробно рассказано в соответствующей части книги.
Карлу XI удалось набрать: гвардейский полк — 1505 человек, дворянский полк — 421, 5 конных полков (кирасирских) — Вестготландский, Остготландский, Смоландский, Нордшонский и Остшонский — по 1000 человек, Богусленский драгунский — 1000 человек, Иемтландский драгунский эскадрон — 100 человек. В Финляндии были сформированы — Лейб-драгунский, Ньюландский и Карельский драгунские полки.
Карл XII еще более увеличил кавалерию: гвардейский полк — до 1600 человек, дворянский — до 1000 человек, Иемтландский эскадрон — до 200. Два новых полка и два эскадрона образовались в Финляндии — Аболенский и Выборгский полки, Иогенский и Скогский эскадроны. Карл XII обязал каждого 3, 4 и 5-го крестьянина, обязанных выставлять всадника, выставить вместе еще по одному всаднику, позднее он приказал также поступить и с каждым вторым. Такие полки назывались двух-, трех-, четырех— и пятилюдные (fordubbeings, tre, fyr, femmanningar regementer) и последовательно формировались, начиная с 1699 года. Подобных полков было сформировано 6 финских и 4 шведских (по 1000 человек). Кроме того, все люди, находившееся в обозе конного полка (1 на четырех кавалеристов), были обучены военному делу и должны были заменять убитых.
Кроме этих полков существовали еще полки, набранные из различных сословий — дворянства, чиновников и даже духовенства. Известно о существовании пасторского драгунского полка.
В годы правления Карла XII была попытка создать и легкую конницу — волошей, подобие гусар, в основном польского происхождения.
В 1701 году численность шведской конницы составляла 25 686 человек. К 1708 году Карл XII имел уже 53000 кавалеристов, с учетом завербованных немецких и даже одного французского.
АРТИЛЕРИЯ
Карл XII использовал артиллерию против фортификационных сооружений, а также против укрывшихся за шанцами или иным образом малоуязвимых войск, но почти никогда в открытом бою, поскольку считал, что огневая мощь не компенсирует малую подвижность орудий при наступательном движении пехоты и кавалерии. Поражение шведских войск под Полтавой можно было частично предотвратить огнем шведских пушек, но как мы помним, вся артиллерия была сосредоточена непосредственно под самой крепостью, а в полевом бою принимало участие лишь 4 пушки, да и то ограниченных пороховыми зарядами.
В других же сражениях Северной войны, например под Хельсингборгом и в особенности под Гадебушем, командовавший шведскими войсками Стенбок весьма эффективно использовал свою артиллерию, что принесло ему значительную пользу.
Несмотря на огромные потери, которые понесли шведы в период до 1709 года, то есть до Полтавы, административно-военная основа, заложенная Карлом XI, позволила его сыну, вернувшемуся в 1715 году в разоренную и нищую страну, извлечь из нее еще достаточно сил и средств для создания новой военной структуры.
Все эти меры дали возможность королю вести продолжительные и кровопролитные войны, но вместе с тем абсолютно истощили все средства страны и повлекли за собой упадок всей системы поселенного формирования, изнурив крестьян непрерывными поборами и обязательствами выставлять все новых и новых солдат. Если принять во внимание, что всего в годы правления Карла XII под ружье было поставлено около 400000 человек, из которых 300000 не вернулись домой, то трудно себе представить, как страна с двухмиллионным населением смогла все это вынести и какой ценой. Эти данные приведены немецким военным историком Г.О.Р. Бриксом в "Примечаниях к "Истории конницы" Дж. Денисона. Шведский историк Сверкер Уредссон приводит цифру в 2 500 000 человек, населявших страну. Однако, численность населения вызывает определенные сомнения. Очевидно, и тот и другой имели в виду проживающих на территории современной Швеции и Финляндии, без Лифляндии, Курляндии, Померании, Бремена и других шведских владений, часть из которых отошла впоследствии России. Русскими историками, Сухотиным "Война в истории русского мира" и Никольским "Войны России", приводится цифра в 12 000 000 человек, что в свою очередь кажется завышенным. Русские историки, мне кажется, пытались приблизить Швецию, по ее численности, к петровской России, для повышения значимости самой победы в войне. Но и без этого мощь шведской армии, действительно лучшей в Европе начала XVIII столетия, неоспорима. А чем сильнее противник, тем значительнее победа над ним. И если учесть тот факт, что непосредственно шведы и финны составляли приблизительно половину войска Карла XII (55 % по Бриксу в кавалерии), то и это составляет около 200 000 мобилизованных. Каждый десятый человек из общего числа жителей, включая младенцев, женщин и стариков, был поставлен под ружье! И из них не вернулись домой, т. е. "военные" потери — убитые, умершие от ран, погибшие в плену или от болезней, пропавшие без вести — составили около 150 000 человек. При этом нам практически не известно количество погибших мирных жителей в результате эпидемий, голода, опустошительных рейдов "малой" войны, хотя о размерах потерь мы можем судить из последних исторических исследований. И если мы говорим о Швеции и Финляндии, то это были годы поистине Великой Беды.
Глава 19. РУССКАЯ АРМИЯ. НАЧАЛО ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
А пока, царь Петр, в срочном порядке занялся созданием абсолютно новой армии, армии очень похожей на шведскую, которая стала для него образцом после поражения под Нарвой. "Воистину не гнев, но милость Божию исповедати долженствуем: ибо ежели бы нам тогда над шведами виктория досталась, будучи в неискусстве во всех делах, как воинских, так и политических, то в какую бы беду после нас оное счастье вринуть бы могло, которое оных же шведов, уже давно во всем обученных и славных в Европе (которых французы называли бичом немецким), под Полтавою так жестоко низринуло, что всю их максиму низ к верху обратило; но когда сие несчастье (или, лучше сказать великое счастье) получили, тогда неволя леность отогнала, и к трудолюбию и искусству день и ночь принудила, с которым опасением и искусством как час от часа сия война ведена, то явно будет из следующей при сем истории".
Другими словами говоря: "Не было бы счастья, да несчастье помогло!". Именно такой урок вынес Петр Великий из нарвского поражения, с утроенной энергией берясь за создание новой армии. А оценив действия шведской конницы, он в первую очередь обратил внимание на кавалерию.
Все первые победы русской армии достигались лишь численным перевесом. Вспомним первое, после Нарвы, сражение у Ряпиной мызы. Победа досталась русским после долгого боя и огромным превосходством в силах — 11000 против 600 шведов. А вот отряду Якова Римского-Корсакова с 3700 драгун не удалось сломить сопротивление шведского отряда в 1200 человек, оборонявшего мызу Ревга (Рыуге). Триста шведских кавалеристов обратили в бегство весь русский отряд.
Но затем следует победы при Эрестфере и Гуммельсгофе. В последнем сражении шведы хотели отрезать авангард от основных сил. Полк Кропотова встретил врага артиллерийским огнем и клинками, и отступил лишь через два часа, когда подошли основные силы шведов. Так, в боях, зарождалось чувство чести мундира.
Самой яркой первой победой стала битва при Калише 18 октября 1708 года и, конечно, Полтавская виктория.
Разгромив шведов на равнинах Украины, русская кавалерия моментально подстроилась к совершенно другим условиям боевых действий на новом, финляндском театре. Если в начале боевых действий Северной войны русская конница почти совсем не умела маневрировать, но отличалась большой стойкостью и мужеством в оборонительных боях, то война в Финляндии показала, как раз великолепную выучку, гибкость и легкость в перемещении кавалерии.
"Петра Первого Великого, Российского Самодержца, собственноручные для военной битвы правила" обобщали и подытоживали весь опыт боевых действий и так же, как у Карла XII, большое внимание уделяли кавалерии.
"Ежели наша кавалерия от неприятеля прогнана будет, то надобно, чтоб она отступала к инфантерии (пехоте), чтобы паки там собраться и устроиться в ордер-де-баталии.
Ежели какой шквадрон имеет указ неприятеля атаковать, то не надобно другим шквадронам оному следовать без указа.
Когда неприятельская кавалерия свою инфантерию оставит… то тот час… неприятельскую инфантерию с тылу или флангов атаковать."
Эти и многие другие наставления и уставы, разработанные Петром, имели непреходящее значение. Об этом говорит тот факт, что ими руководствовались на протяжении всего XVIII века, а полевым уставом и до Отечественной войны 1812 года.
При Петре I заложены основы решительной, наступательной стратегии армии. "Искать недруга в его земле". Следуя этому принципу русское командование высаживала десанты и запускала кавалерию в продолжительные рейды на территорию противника.
Применялись и такие стратегические формы, как разгром по частям и "малая война", которая определялась действиями подвижных летучих отрядов, в основном казачьих, по тылам, коммуникациям и отдельным опорным пунктам противника.
Великолепно использовалась кавалерия для рекогносцировок и разведок. Отсюда русские черпали постоянно сведения о противнике, принимая наиболее верные решения для его уничтожения.
Русское командование не боялось отступать от общепринятой в Европе того времени линейной тактики. В сражении под Пелкиной войска действовали не по принципу фронтального столкновения, а нанесли с разных направлений два удара — главный фланговый и вспомогательный фронтальный удар. "Больше побеждает разум и искусство, нежели множество!" — эти слова Петра, сказанные им в день Полтавской битвы, стали руководством к действию для многих русских военачальников в будущем.
В Северную войну была создана регулярная русская армия, и ее военное искусство. И они стали передовыми в Европе, надолго определив весь ход истории.
Петром Великим была основана русская конница, вписавшая столько ярких страниц в пантеон русской военной славы. Впереди было еще множество войн, в которых совершенствовалась выучка, она видоизменялась и прирастала, исчезали одни полки, им на смену приходили другие, но традиции, заложенные самим Петром, передавались из поколения в поколение, и жили вместе с ними. И еще трижды русская конница выходила против шведов, дабы поставить победную точку в самом древнем, почти тысячелетнем, конфликте в истории России и Швеции.
В 1701 году сформированы драгунские полки: князя Никиты Мещерского, Семена Кропотова, князя Ивана Львова, Мулина, Афанасия Астафьева, Новикова, Полуэктова, Дюмона, Михаила Жданова, Михаила Зыбина, Дениса Девгерина и Морелия (Новгородский, Псковский, Вятский, Владимирский, Казанский, Троицкий, Нижегородский, Черниговский, Рязанский, Северский).
В 1702 году: князя Григория Волконского (Ярославский)
В 1703 году: Сухотина (Пермский), Горбова (Тверской)
В 1704 году: Портеса (Невский), Ингерманландский.
В 1705 году: Геринга, Путятина, Пестова, Монастырева, (Вологодский, Ямбургский, Нарвский, Астраханский), Устюжский, Белозерский, Архангелогородский и Лейб-шквадрон.
В 1706 году: Павлова, Фастмана и Ростовский.
В 1707 году: Гешова (Санкт-Петербургский), Олонецкий и Каргопольский.
В 1708 году: Аракчеева и Гаврилы Кропотова (Новотроицкий и Тобольский), Рославский шквадрон.
В 1709 году:
Сформированы драгунские гренадерские полки (без штандартов) — Андрея Кропотова, Рожнова, Роппа.
В 1711 году:
— Сибирский
— лейб-регимент
— Шквадрон С.-Пб. Губернии.
Общая численность драгун вместе с гренадерами достигла к 1720 году 36 333 человек, при численности пехоты — 57 965 человек.
Мы видим, что численность русской кавалерии в начале уступала шведской (53 000 всадников в 1708 году), зато превзошла к концу войны, когда шведская конница едва насчитывала 23000 человек — 17 конных и 6 поселенных полков, но не забываем о том, что Карл XII воевал еще и с Польшей и с Данией. Мы не принимаем сейчас в расчет еще и казачество — малороссийское и донское, входившее в состав русской конницы, и сыгравшее далеко не последнюю роль в Северной войне.
ПЕХОТА
Переход к регулярной армии (1699–1705 гг.) был переломным в истории русских вооруженных сил. К этому времени существовало всего 4 пехотных полка — Преображенский, Семеновский, Лефорта и Гордона. С 1699 года набирается 27 пехотных полков "изо всяких вольных людей", однако, с 1702 года прекращается набор войск из "вольницы", а производится лишь из даточных (дворовых) людей. Отличительной особенностью этого набора стало то, что они призывались теперь не временно, а пожизненно. Это означало переход к рекрутской системе формирования армии.
К 1711 году состав пехоты был определен в 42 полка, из них два гвардейских — Преображенский и Семеновский, и 5 гренадерских. Позже было сформировано еще 10 полков отдельного Низового корпуса. Всего пехоты по штату числилось 70 000 человек. Первые полки, образованные еще в 1699 году, состояли из 12 рот, сведенных в два батальона. С 1704 года полк состоял из 9 рот: 8 фузилерных (мушкетерских) и одной гренадерской. С 1708 г. в пехотный полк входило два батальона по 4 роты в каждом; одна из 8 рот была гренадерской. Численность полка по штатам 1711 года была: 40 штаб— и обер-офицеров, 80 унтер-офицеров, 1120 рядовых и 247 рядовых нестроевых. Каждая рота делилась на 4 плутонга (взвода), каждый из которых на два капральства.
До 1708 года пехота имела на вооружении ружья с багинетами, вставлявшимися в канал ствола, но начиная с 1706 года началось перевооружение армии ружьями со штыками. Помимо ружья пехотинец имел на вооружении шпагу, офицеры были вооружены дополнительно протозанами, а унтер-офицерами — алебардами.
Ружье имело калибр 0,78 дюйма, вес 14 фунтов и было снабжено ударно-кремниевым замком. Стреляли по противнику примерно на расстояние в 300 шагов. Скорострельность равнялась приблизительно 1–2 выстрела в минуту.
Перед самой Полтавской битвой были созданы гренадерские полки. Они обладали большой огневой мощью. Помимо ружья, на вооружении они имели гранаты, а некоторые и ручные мортирицы. Если в пехотном полку было 2 легкие пушки и 4 мортиры, то число пушек в гренадерском полку доходило до 12.
Каждая пехотная рота имела свое знамя. Знамя первой роты считалось полковым, и хотя знамена считались амуничными вещами (установлен был срок службы в 5 лет), однако потеря их считалось позорной.
До 1708 года полки именовались также по фамилиям командиров — Гулица, Вилимма фон Дельдена, Ирика фон Вердена, Брюса, Гордона, Мевса, фон Трейдена, Крота, Польмана, Бильса, фон Шведена, Буша, Юнгера, фон Дельдена, Иваницкого, Кулома, Шенбека, Меньшикова, Скрипицына, Репнина, Ланга, Куликова, Ренцеля и т. д. Я специально привел фамилии командиров полков, чтобы было видно в каком количестве были привлечены на русскую службу иностранцы.
Обмундирование состояло из длинного однобортного кафтана зеленого цвета по шведскому образцу, камзола, коротких штанов до колен, зеленых чулков и низких башмаков. Зимой надевалась епанча — род плаща.
Дисциплина была очень суровой: под арест сажали в оковах, телесные наказания применялись широко. Часто практиковалось разжалование. (Например: Репнин — за поражение под Головчиным).
При Петре вводиться и единая система обучения войск. Еще в 1698 году Адам Вейде, тогда майор Преображенского полка, представил Петру обстоятельный доклад, в котором разбирались вопросы подготовки войск. Вейде подробно разобрал порядки, существовавшие в западноевропейских армиях и дана их критическая оценка.
На основе "устава Вейде" было составлено Головиным и отпечатано в Москве в ноябре 1700 года "Краткое обыкновенное учение". Самое непосредственное участие в его разработке принял Петр I. С годами устав совершенствовался, появилось и "Краткое положение при учении конно-драгунским строем". В 1708 году Петр I написал одну из лучших своих военно-теоретических работ "Учреждение к бою по настоящему времени". И наконец, 30 марта 1716 года принимается первый официальный устав "Устав воинский о экзерции, о приуготовлении к маршу, о званиях и о должности полковых чинов", а вместе с ним и "Артикул воинский с кратким толкованием и с процессами".
Войска для боя выстраивались в линейный боевой порядок: пехота в две линии, каждая в четырехшереножном строю, артиллерия впереди, по возможности на высоких местах или в редутах, конница на флангах, в третьей линии — резерв.
Стрельба велась залпами: шеренгами, взводами. Стрельба "падением" — "нидерфаллен", когда первые пять шеренг становились на колени, стреляла шестая шеренга, затем поднималась и стреляла пятая и т. д., была заменена на сдваивание шеренг (по шведскому образцу).
В связи с тем, что самой слабой стороной линейного боевого порядка были его фланги, их стали усиливать гренадерами, располагавшимися между основными линиями.
АРТИЛЕРИЯ
Петр I придавал артиллерии исключительное значение. При нем, артиллерию получили и конные полки, тем самым почти на полстолетия опередив знаменитого Фридриха II в создании конно-артиллерийских частей.
После Нарвского поражения русская армия лишилась всей артиллерии, но за два года было отлито заново 368 орудий, хоть и пришлось для этого снимать церковные колокола, из них было 175 пушек мелкого калибра, составивших полковую артиллерию. Орудия отливались с учетом однообразия калибров и типов.
В 1701 году был создан артиллерийский полк. По штату 1712 года в полку значилось: одна рота бомбардирская, четыре — канонирские, инженерная минная рота и инженерно-понтонная команда.
ОРГАНИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА
Армия делилась на дивизии и бригады. Состав их менялся в зависимости от обстановки. Постоянную организацию имели только полки. С 1711 года полки были расписаны по губерниям и содержались за счет этих губерний. Каждый полк имел свой определенный округ формирования — провинцию, давшую полку и свое имя. Таким образом отошли от наименования полков по фамилиям командиров.
К 1714 году в результате постепенной реорганизации центрального управления войсками ведали три учреждения: военная канцелярия, комиссариат и артиллерийская канцелярия, позднее, к 1720 году появляется Военная коллегия, как единый орган центрального управления. Первым президентом Военной коллегии стал А.Д. Меньшиков.
В время военных действий во главе армии стоял генерал-фельдмаршал, пользовавшийся единовластными правами. При нем создавался штаб, во главе с генерал-квартирмейстером, который должен был с подчиненными ему офицерами изучать местность, составлять диспозицию похода, определять порядок размещения войск в лагерях и на постое. Кроме того, на него возлагалась обязанность вести журнал военных действий. Преобразовывались и все другие учреждения, связанные с организационным устройством армии — от медицинской — "больнишные избы", до военно-судебной и полицейской.
Надо отметить, что в первый период Северной войны, Петр действует в высшей степени осмотрительно, что и отмечено в уставах, где красной нитью проходит мысль о постоянном взаимодействии родов оружия — "секундирования единого другим". Качество шведской армии высоко и Петр примечает главную причину тактического превосходства шведов в полевом бою — их "сомкнутость". Этому он немедленно противопоставляет полевую фортификацию. Петровская пехота владеет лопатой и топором, как ружьем, становясь лагерем, немедленно обносит его шанцами. О полтавские редуты и разбилась шведская сомкнутость.
Ну и кроме того, как отмечает шведский историк это "успешное заимствование русскими боевой тактики, принятой в каролинской пехоте. … динамичность ведения боя была дополнена значительным перевесом русской пехоты. Война с Россией была проиграна еще до Полтавы".
