Глава 1. СНАЧАЛА КАЖДЫЙ БЫЛ ЗАНЯТ СОБОЙ…

Последующий XV век ознаменован непрекращающейся борьбой внутри скандинавских государств, объединенных в Кальмарскую унию. В 1412 году умирает Маргарет I Датская, объединившая все три страны в союз, и на престоле остается ее приемный сын Эрик. Кальмарская уния провозглашала вечный мир между странами и их обязательство иметь общего короля, получавшего власть по прямой мужской линии, а в случае отсутствия прямого наследника — путем выборов представителями всех трех стран.

Казалось, объединенное скандинавское государство должно было со всей своей мощью обрушиться на новгородскую республику. Но короля Эрика VI Померанского более интересовало установление собственной торговой гегемонии на Балтике и главного противника он видел в Голштинии, владевшей превосходными портами Шлезвига, и в стоявшем за ней Ганзейском союзе.

Эрик втянулся в затяжную войну с графами Голштинскими за Шлезвиг (1416–1422), которая переросла в войну с Ганзой (1426–1435). Любая война всегда ложиться тяжелейшим бременем на тех, кто платит налоги. В Швеции, в 1434 году, вспыхнуло восстание рабочих рудников. Во главе его встал Энгельбрехт Энкельбректсон — богатый горный мастер из мелких дворян. Восстание охватило всю страну и его предводитель стал фактически правителем Швеции. В 1436 восстали крестьяне в Норвегии, в 1438 в Финляндии, в 1441 в Дании. Шведские аристократы поначалу поддержавшие восстание, видя в нем возможность избавиться от владычества Дании, под конец испугались сами размаха народной войны и убили Энкельбректсона. В течение последующих десятилетий Кальмарская уния для Швеции становилась все более прозрачной. В результате, Эрик Померанский отстранен от царствования в Дании и Швеции — 1439, в Норвегии — 1442.

Восстание в Финляндии, во главе которого встали Давид из Сатакунты и Филипп из Карелии, было использовано шведскими феодалами в своих целях. Епископ Турку Магнус II Таваст, путем мирных переговоров с мятежниками уговорил большинство из них отречься от своих предводителей, объявив их сумашедшими. Он же и выдвинул в это беспокойное время на пост регента Швеции Карла Кнутссона Бонде, соперника другого властителя Финляндии — Крис Нильссона Ваза — коменданта Выборга.

Но большинство склонялось к необходимости восстановления унии. На престол был избран Кристофер II Баварский — племянник Эрика по материнской линии. Коронован в Дании в 1439 году, в Швеции в 1441, в Норвегии 1442. За оказанную ему помощь в получении шведского престола из рук регента Карла Бонде, последнему была обещана в безраздельное владение вся Финляндии, но чуть позже новый монарх изменил свое решение и предложил Карлу Бонде на выбор — восточную или западную часть. Бонде выбрал восточную, но там сидел его противник Крис Нильссон, правда последующая в 1442 году смерть соперника открыла ворота Выборгской крепости.

Через шесть лет умирает Кристофер Баварский и Карл Бонде отплывает в Стокгольм вместе с верными ему войсками, и шведы избрали его на престол под именем Карла VI. Союз опять разваливался, ибо датчане (в 1448 году) и норвежцы (в 1450) — избирают королем Кристиана I Ольденбургского, что в 1451 году выливается в войну с Данией и Норвегией. Шведские кланы Оксеншерна и Ваза отрешили Карла VI от престола и передали власть Кристиану I. Свергнутый король вновь вернулся в Финляндию и обосновался в Расеборге, сделав этот замок своей резиденцией. Власть в Финляндии уже была сосредоточена в руках братьев Тоттов — датского клана. Эрик Аксельссон владел Выборгом и всей восточной Финляндией, его власть доходила и до западного побережья. Старший брат — Ивар, владел островом Готланд, позднее женился на дочери Карла VI и получил во владение замок Корсхольм в Остроботнии, третий брат — Лауренс, получил замок Расеборг, после того, как его освободил король Карл.

В 1464 году клан Тоттов, объединившись с домом Стуре, вернули Карла VI на престол до 1465 года, когда госсовету опять удалось восстановить унию и возвратить обратно Кристиана I. Через два года датского короля снова изгоняют из страны, и на престол в третий раз возвращается Карл VI, хотя фактически Швецией стал управлять Стен Стуре Старший.

С 1467 году, т. е. в третье царствование Карла VI, фактически страной правил Стен Стуре Старший. На следующий год по его инициативе были предприняты два похода против новгородцев — в устье Наровы и через Лапландию в Поморье. Нападения были успешно отражены.

С 1470, после смерти короля, регент Стен Стуре Старший стал единовластным властителем, укрепив свое положение разгромом датчан в битве при Брункеберге в Норвегии 10 октября 1471 г. Хотя, можно сказать, что теперь в Швеции было все-таки два правителя — Стен Стуре в метрополии, и Тотт — в Финляндии.

Эрик Аксельссон Тотт укрепил стены Выборга и возвел новую крепость, назвав ее замком Святого Олафа — будущий Нейшлодт (совр. Савонлинна). При это строительство он осуществил на землях, которые новгородцы считали своей собственностью. В 1481, в год смерти Эрика Аксельссона они попытались разрушить, но были отбиты, а на следующий год, брат покойного Лауренс восстановил мир.

Не лучше дела обстояли и на Руси. Царствование Василия Темного, внука Дмитрия Донского, было отмечено 28-летней анархией, междоусобицами и завершилось полной победой великого князя над удельными властителями. Одновременно начинался закат и Новгородской республики. В 1456 году московские войска выступили против Новгорода, и городское ополчение потерпело поражение. Политическая самостоятельность республики была значительно стеснена.

В 1462 году на великое княжение сел сын Василия Темного — Иоанн, ставший первым московским государем. Изумленная Европа, едва подозревавшая о существовании Москвы, зажатой между литовцами и татарами, вдруг была огорошена появлением колоссальной империи на востоке.

С начала 70-х годов главной целью Иоанна II стала окончательная ликвидация Новгородской республики. Главой Новгорода фактически являлась вдова посадника Марфа Борецкая (Исакова). По ее инициативе республика пригласила на княжение литовского князя Михаила Олельковича, внука Ольгерда, а также планировало заключить договор с великим князем литовским Казимиром IV о помощи в борьбе с Москвой.

В течение 1471–1479 гг. Иоанн II совершил несколько победоносных походов на Новгород, в результате которых во всех новгородских землях были введены московские порядки, а сами они вошли в состав единого русского государства. Символ Новгорода — вечевой колокол был снят и отправлен в Москву.

Покорение Новгорода, выселение в глубь России значительного количества новгородцев, привело к тому, что в Выборгский лен хлынули переселенцы, дестабилизировав ситуацию на русско-шведской границе. Выборгские фогты организовали местные карательные операции, которые в результате вылились в "малую" войну 1479–1482 гг., завершившуюся подписанием в Выборге перемирия.

Глава 2. ВОЙНА 1495–1497 гг.

Кристиан I умер в 1481 году. Его сын Ханс (Юхан) I унаследовал престолы Дании и Норвегии в 1483, а также признан и королем Швеции. К нему-то и направил московский государь Иоанн II дьяка Ивана-Волка Васильевича Курицына. В Стокгольме Курицын и ставший уже госсоветником один из братьев Тоттов — Ивар подписали перемирие на 4 года. Предыдущее, как мы помним, подписал годом раньше в Выборге другой брат Тотта — Лауренс. Традиционно повторялись все статьи Ореховецкого договора 1323 года, но в самом скандинавском союзе вновь вспыхнула гражданская война. Регент Швеции Стен Стуре не мог смириться с относительной независимостью Финляндии, управлявшейся кланом Тоттов. После смерти Эрика Аксельссона, любыми способами, не исключая и военное давление, он привел в подчинение себе всех Тоттов. Комендантом Выборга был назначен Кнут Поссе, а Ивар Тотт стал госсоветником при регенте. Опять обострились отношения с Данией, и король Ханс I лишился шведского престола, которым владел, конечно, чисто номинально.

Иоанн Васильевич III закладывает в 1492 г. на берегу Наровы напротив крепости Нарва русскую крепость Иван-город. В следующем году в Нарве подписывается соглашение со шведами, в лице короля Ханса I, уже отстраненного от шведского престола, и направленное против клана Стуре. Согласно договору, в случае восстановления власти датского короля в Швеции, последний должен уступить России все приобретения, сделанные Швецией, включая и те земли, что были закреплены за ней Ореховецким договором. Помимо этого, важной целью военных действий была борьба против монополии Ганзы на мореплавание и торговлю на Балтике. Если новгородское боярство не имело возможности бороться против Ганзейского Союза, то Московское государство собиралось активно защищать свои торговые интересы. Формальный повод для войны — пограничные споры со шведами.

Для войны собираются 3 армии — московская рать князя Данилы Васильевича Щени, новгородская — воеводы Якова Захарьича, псковская — во главе с князем-наместником Василием Федоровичем Шуйским. Силы были собраны действительно большие, но цифра в 60 000 человек вызывает сомнения.

По шведским данным, первые небольшие отряды русских войск появились в Карелии в июне 1495 г. — упоминается отряд в 400 человек "около дня Св. Иоанна (24 июня)".

По осени 1495 года русское войско, ведомое воеводой Данилой Щеней, перешло границу, снесло шведское деревянно-земляное укрепление Киванебба (совр. Первомайское), и вышло к Выборгу. Русская армия везла с собой огромные осадные орудия длиной по 3,5 сажени (около 7,5 м) и держала Выборг в осаде с сентября до Рождества. "Белое поле покрылось щитами русских на три мили в глубину и ширину" — зафиксировала шведская хроника.

20 октября выезжает из Москвы и 17 ноября прибывает в Новгород сам великий князь Иоанн III. С ним следуют около 120 "князей и детей боярских". Таким образом, вместе с великим князем в Новгород переместился фактически весь его двор, что подчеркивает важность похода на Выборг. На это время высшая власть переехала из Москвы, что позволяло Иоанну III не упускать из вида все государственные дела, а также непосредственно руководить боевыми действиями.

Правитель Швеции Стен Стуре начал сбор войск для помощи Выборгу, но судя по Рифмованной хронике, выступить они смогли не ранее 19 ноября — "восемью днями позже дня Св. Мартина". По льду Балтийского моря шведы перешли на Аландские острова, а после дня Св. Екатерины (24 ноября) двинулись дальше морем. Однако шторм разметал шведскую эскадру, войску пришлось вернуться назад.

Между тем продолжалась осада Выборга. Используя многочисленную артиллерию, в том числе и крупных калибров, русским удалось разрушить две крепостных башни, серьезно повредить третью и пробить несколько проломов в стене. Комендант Поссе приказал построить "внутреннюю стену перед большим проломом".

30 ноября произошло событие, которое вошло в историю с именем собственным — "Выборгский взрыв". Событие весьма загадочное, за столь долгое время обросшее невероятными подробностями и ставшее легендой. Большинство утверждает, что в тот момент, когда русские уже взошли на укрепления Выборга, комендант крепости Кнут Поссе, учел, что это был день Святого Апостола Андрея, одного из наиболее почитаемых на Руси святых, и устроил необычный и мощный фейерверк, который должен был изобразить небесное явление в виде Андреевского креста, осенявшего шведов, а значит, и Апостола, явившегося на их защиту.

Однако, считают финские историки, на воздух взлетел пороховой погреб, размещенный в одной из башен крепости, вместе с самой башней.

Возможно, взрыв был вызван или попаданием русского ядра, или собственной неосторожностью шведов при обращении с порохом. Казалось, все должно было обратиться в пользу осаждавших. Но эффект вышел противоположным, шведы штурм отбили, русские отступили, потеряв тысячу воинов и "одного очень дорогого человека, по которому рыдали все…". Скорее всего, имеется в виду убитый из пищали боярин Иван Андреевич Суббота Плещеев.

Оставив Выборг, русские войска возвращаются в Новгород, но буквально тут же по приказу Ивана III выступают в новый поход. "И князь великий послал на свейские немцы из Новагорода других своих воевод, князя Василия Ивановича Юрьевича да Ондрея Федоровича Челяднина и иных своих воевод, а шли на Корелу да к Новугородку немецкому на Гамскую землю".

Навстречу им был послан Кнут Карлсон с 70 воинами. "На следующий день, когда после Сретения взошло солнце (3 февраля), их перебили русские". Затем московское войско вторглось в Финляндию и произвело там страшное опустошение, остановившись лишь в двух дней пути до Або (Турку). Сын регента Швеции Свант Стуре сидел в Турку со значительным войском, но не решился выступить против русских, позволив им безнаказанно уйти с добычей.

Новая мобилизация смогла собрать под шведскими знаменами около 2900 рыцарей, а всего шведская хроника говорит о сорока тысячах. Поход начался 24 февраля, после дня Св. Матфея, но русские уклонились от сражения и отступили, шведы преследовали их всего 24 мили. "Вся Карелия… и половина Тавастланда была страшно разорена, более чем на 80 миль".

Таким образом, стратегическая инициатива осталась за русскими, несмотря на неудачу под Выборгом. Их поход вглубь Финляндии оказался неожиданным для шведов, мобилизация началась тогда, когда уже ряд провинций был разорен, да и Выборг не оправдал своего назначения "щита Финляндии" — русские сумели его обойти, двигаясь через Корелу. В целом, поход в "Гамскую землю" является таким же успехом русских, как оборона Выборга — успехом шведов.

В том же году Иоанн Васильевич III приказал нанести еще один удар по шведам в Каянии (Приботнии), права на которую давно оспаривались еще новгородцами. Весной 1490 года шведские власти схватили в Ботнии "много русских", которые, по словам местного правителя, "под предлогом торговли" нарушили границу и ловили "лососей в северной части Ботнического залива". По приказанию королевского наместника Ганса Андерссона 20 русских за переход границы были повешены, а "остальные убежали к Белому морю". Шведские власти обратились к населению Финляндии с призывом "восстать против России". Шведы заняли восточную Финляндию и часть Карелии. В Белое море вошла военная эскадра, из трехсот кораблей (ладей), избравшая для базирования, судя по всему, один из Кузовых островов (получивший название "Немецкий Кузов").

Вологодско-Пермская летопись под 1496 годом сообщает: "Того же лета, июня, посылал князь великий Иван Васильевич воевод своих князей Ушатых, Ивана Бородатого да Петра за море немец воевати каян, а с ими силы: устюжане, пермичи, двиняне, важене. И повоевавша землю ту, и взяша три бусы (корабля) со всем на море, и половину приведоша, и приидоша воеводы великого князя поздорову со всеми силами октября".

Сколько воинов из Поморья участвовало в походе на Каян? Никаких сведений об этом в источниках не содержится. Известное представление о вооруженных силах Русского Севера дает разрядная книга, составленная в связи с походом 1499–1500 годов на Югру. Рать состояла из трех отрядов общей численностью 4041 человек, из них 1920 важан и пинежан находились под командованием князя Петра Федоровича Ушатого. По-видимому, в 1496 году ходило "за море немец воевати каян" не менее двух тысяч человек. Имеются указания, что помимо четырех ополчений, упомянутых в Вологодско-Пермской летописи, в походе на Каян принимали участие еще и онежане. Эту задачу армия выполнила блестяще. Карелия надолго (до 1554 года) обрела мир. Население Каянии по реке Лиминге "биша челом за великого князя", то есть просило о принятии его в российское подданство.

Высадив и отправив в Каянию пешую рать, русская флотилия заняла позицию где-то недалеко от "Немецкого становища на острове Кузове". Скорее всего, на острове, ныне именуемом "Русский Кузов", русские следили за передвижением вражеских судов и ждали удобного момента, чтобы нанести удар противнику. Они настигли шведскую флотилию в узкой губе "между Ковдой и Кандалакшей" и "жестоко разбили" неприятеля. Воины князей Ушатых взяли "на море" три шведских корабля "со всем", что на них было, и пленных.

Пешая рать, по шведским данным, вторглась в "Норботтен, жгут Сало, Люнинте, Йек, Тары и Кюн, а также Йокас у Улофсборга".

Таким образом, в масштабах Свейской войны 1495–1497 гг. весенне-летний поход — третий по счету удар нанесенный на новом операционном направлении, на левом стратегическом фланге шведов. Интересна сама идея — вторжение на неприятельскую территорию с моря, в обход труднопроходимых лесов и болот северной Карелии. В тоже время это первый в истории России пример стратегического взаимодействия сухопутных и морских сил.

Ответный ход теперь был за шведами. В августе 1496 года Стен Стуре высадился с войском в устье Наровы на семидесяти мелких гребных судах и приступил к осаде Иван-города. Из-за обстрелов, в крепости начался пожар, и московский воевода Юрий Бабич трусливо бежал с частью гарнизона — "устрашився и побеже из города". Взятие Ивангорода, судя по Псковской I летописи (Погодинский список), произошло 23 августа, так как гонец с вестью об этом прибыл во Псков 26-го. Штурм продолжался около 6-ти часов, приблизительно 3 тыс. человек было убито, 300 пленено. Город был разграблен, “нашлись сундуки, битком набитые серебром, мехами, воском и листовым золотом".

Силы шведского десанта были невелики — 4–5 тыс. человек, исходя из количества прибывших кораблей (70 бусов по 60–70 воинов на каждом). Захватив крепость, шведы понимали, что вскоре последует ответ русских. И действительно, 1 сентября псковское войско, ведомое князем Александром Владимировичем Ростовским выступило к Иван-городу.

Шведы надеялись, что их поддержит Ливонский орден, но, получив отказ, разрушили частично укрепления крепости и 5-го сентября (день Св. Мартина) отплыли обратно.

Псковское войско прибыло к Ивангороду 10 сентября, естественно никого не застало, простояло там 11 недель, занимаясь по всей видимости восстановлением укреплений, и возвратилось во Псков 6 декабря.

Еще до высадки шведского десанта и захвата Ивангорода, великий князь Иоанн III "того же лета (1496 г.)… приговорил послать воевод на свейские немцы". Поход должен был возглавить князь Данила Васильевич Щеня. Однако, внезапно обострилась ситуация на востоке государства, пришлось срочно собирать новую рать и отправлять ее под Казань. Тем не менее, великий князь не отказывался от планов продолжения Свейской войны, хотя и сократил количество воевод, а значит и войск, которые должны были принять участие в новом походе. Но преодолеть быстро кризис на востоке не удалось, поэтому поход был перенесен на весну 1497 г.

Шведы также начинают подготовку к новому удару, на этот раз количество судов для десантной операции достигает трехсот. Но, согласно Рифмованной хронике, долгая война оказалась Швеции не под силу — "простые люди стали несговорчивее… простолюдье желало отправиться в Швецию. И они исчезли с глаз господина Стуре".

Кроме этого начались разногласия в самом стане Стуре, сторонники унии С Данией одержали верх, и в Швеции вновь воцарился Ханс I.

Русские поторопились заключить мирный договор. С Двины в Данию отправилась с посольством Григория Истомы флотилия из четырех судов, которая, обогнув Кольский полуостров и Мурманский Нос, дошла до Тронхейма, откуда посольство продолжило путь по суше. Судя по рассказу Григория Истомы, для плавания по Ледовитому океану использовались небольшие суда, по-видимому, "двинские лодейки". "Чтобы не замедлять… своего пути", русские мореходы не стали огибать полуостров Мотку (Рыбачий), они "с великим трудом перетащили на плечах через перешеек" суда и поклажу, благодаря чему сократили время поездки на несколько дней.

В марте 1497 года было заключено перемирие сроком на 6 лет, позднее продленное еще на двадцать, и так далее. Можно с уверенностью сказать, что за исключением пограничных конфликтов, мир не нарушался в течение 57 лет.

Глава 3. НАЧАЛО ДИНАСТИИ ВАЗА

В самой Швеции опять разгорелась гражданская война. Стен Стуре старший поднял новый мятеж против Ханса I, изгнал его из страны и вновь с 1501 года стал регентом страны, но вскоре умер (1503). На смену ему пришел Сванте Нильссон Стуре (кузен короля Карла VIII), который оставался регентом до смерти в 1512 году. В 1506 году разразилась новая война с Данией, но со смертью Сванте Стуре, в госсовете Швеции верх взяли сторонники унии. Новым регентов был избран сын Сванте — Стен Стуре Младший. Он и заключил мир с Данией в 1513 году.

Однако противостояние сторонников унии и ее противников продолжалось. Особенно яростно ратовал за восстановление скандинавского союза ратовал католический архиепископ Упсалы Густав Эрикссон Тролле., который усиленно плел интриги в пользу датского короля, за что был арестован и лишен сана. Тролле жаждал мести и побудил Кристиана II, новоизбранного короля Норвегии и Дании, вторгнуться в Швецию.

Кристиан II одержал победу над Стуре, с триумфом вошел в Стокгольм и стал королем Швеции. По наущению Тролле в ноябре 1520 года он казнил 82 поборников Стуре, и это событие вошло в историю как "Стокгольмская кровавая баня". Они были осуждены и светским и церковным судом. Самого Стуре Младшего, погибшего в бою, откопали, сожгли и пепел рассеяли по ветру. Дальнейшее преследование сторонников Стуре привело к восстанию в провинции Далекарлия, куда бежал и спасшийся от расправы будущий король Швеции Густав Ваза.

Волнения крестьян из Далекарлии затем перекинулись на другие районы. Вскоре Кристиан II утратил власть в стране. Всех повстанцев возглавил Густав Ваза и 6 июня 1523 года был избран королем независимой Швеции, и Кальмарская уния распалась. Успеху Густава способствовал и переворот в Дании. Король Кристиан II, прозванный собственной аристократией "Тираном", за свои попытки отстранения от власти государственного совета, состоявшего из светских и духовных магнатов, был низложен в том же 1523 году. Престол Дании захватил Фредерик, герцог Голштинский. Но Густаву для завершения гражданской войны в Швеции и окончательного выхода из-под опеки Дании требовались значительные средства. Густав Ваза обратился в Любек и, получив оттуда помощь, победоносно завершил войну с датчанами.

Однако поддержка Любека обошлась дорого, и вольный город потребовал уплаты долга. Густав Ваза вынужден был ввести новые налоги, что вызвало возмущение в народе и даже восстание, и все равно денег не хватало. Тогда король обратился за помощью к католической церкви. Церковные земли составляли 21 % всех обрабатываемых земель, в то время, как короне принадлежало лишь 5,5 %. Густав Ваза потребовал выдать серебряной утварью часть десятины. Церковь ответила отказом.

Между тем учение реформатора церкви Мартина Лютера уже проникло в Швецию. В 1526 году был опубликован первый шведский перевод с латыни Нового Завета, сделанный Олаусом Петри и богослужение в Стокгольме перешло на родной язык. Попав в тяжелое финансовое положение, Густав Ваза в 1527 году созвал риксдаг в Вестеросе, который принял так называемый Вестеросский декрет, согласно которому церковь должна была передать королевской казне часть своих доходов, все замки и все владения, полученные после 1454 года. Власть епископов была окончательно подорвана, сама церковь была реформирована согласно учению Мартина Лютера и постепенно стала частью государства, а король ее главой. Все это было окончательно утверждено после смерти Густава Ваза на церковном соборе в Упсале в 1593 году.

Вестеросский декрет и его выполнение вызвали, однако, ряд восстаний. Все они были подавлены твердой рукой Густава Вазы, одноименно проводившего меры по укреплению центральной власти. По немецкому образцу было образовано казначейство для сбора налогов и управления финансами. В помощь королю была создана канцелярия. Она ведала корреспонденцией короля, составлением указов, а также внешнеполитическими делами. Благодаря строго централизованной администрации вся власть теперь сосредоточилась в руках короля, и Швеция стала сильной единой монархией. В 1544 году, на следующем вестеросском риксдаге, была отменена традиционная выборность королей. Отныне корона могла переходить только по наследству в династии Ваза.

Внимание короля приковывал и южный берег Финского залива, по которому протекала основная торговля России с Западом. Он хотел было вступить в союз с Тевтонским орденом, но религиозная военная организация под воздействием Реформации распалась, а заменивший ее Ливонский орден также находился в упадке. Стремясь перенаправить торговые потоки с южного берега залива на северный, в 1550 году Густав Ваза основал прямо напротив Таллинна — центра торговли на Балтике, новое поселение Гельсинфорс, будущую столицу Финляндии — Хельсинки. Торговлю с Западом король считал истинно государственным делом, и любые частные попытки жесточайше подавлялись. Так, в 1548 году по его приказу были казнены крестьяне-корелы, населявшие прибрежные районы Карельского перешейка и промышлявшие незаконной торговлей с ганзейскими купцами. В любом случае конфронтации с Россией было не избежать. В тоже время на протяжении 57 лет мирные соглашения неоднократно продлевались и дополнялись — в 1510 (25 марта) в Новгороде для уточнения и межевания границ, в 1513 г. (9 мая) в Новгороде в связи со смертью Сванте Нильссона Стуре и вступлением на престол Стена Стуре Младшего, в 1524 г. (3 апреля) в Новгороде в связи с вступлением на престол Густава Ваза, в 1526 г. (2 сентября) в Москве, в 1537 (январь) в Новгороде, в 1538 (7 сентября) в Стокгольме и летом 1539 г. в Новгороде. Последние два подтверждения мирных договоров были связано с обменом посольствами и завершением межевания границ.

Глава 4. ВОЙНА 1554–1557 гг.

После целого века внутренних раздоров и внешних затруднений, Швеция, наконец, вышла из Кальмарской унии и в лице Густава Вазы начала проявлять свою значимость на международной арене. Пограничные конфликты на Карельском перешейке, а также постоянные притязания России на северо-восточные берега Ботнического залива, были главными яблоками раздора. В 1554 году обстановка накалилась до бела. Шведы "почали села жечь" — повествует Никоновская летопись — "и детей боярских убивать, и гостей у себя задержали, и сына боярского на кол горлом посадили".

Новгородский наместник, князь Дмитрий Палецкий, отправил к королю Густаву Ваза дьяка Никиту Кузьмина, но выборгский комендант Юхан (Иоганн), граф Хойя и Брукхаузена, немецкий кондотьер на службе у шведского короля, ярый сторонник Реформации, оказавший немало услуг престолу и женатый на сестре королевы Маргариты, посчитал, что это лазутчик, о чем не преминул донести королю. Кузьмина взяли под стражу, а Густав Ваза не пожелал отвечать на письмо новгородского наместника, считая это ниже своего королевского достоинства.

Тогда новгородцы вторглись на шведские земли, но были выбиты оттуда весной 1555 года, потерпев неудачу в сражении под деревней Йоутселька (совр. Симагино), где неподалеку шведами было построено укрепление Киванеббет ("Kifvanebbet", что означает по-шведски "передовые укрепления", по-фински "Кивеннапа").

Шеститысячный русский отряд возглавлял князь Бибиков, который направился прямиком к шведским укреплениям, даже не меняя походного порядка. Бибиков был уверен в численном превосходстве своих сил, что не придавал никакого значения возможной угрозе сопротивления шведов. Под началом коменданта Кивеннапы находилось 100 пехотинцев, 60 всадников и 400 ополченцев из окрестных деревень. Небольшая конница шведов, неспособная быстро передвигаться, выстроилась на дороге перед противником. Имеющиеся у шведов шесть орудий были установлены на розвальни и рассредоточены вдоль движущейся русской колонны. Ополченцы также, разделившись на небольшие отряды, образовали несколько засад вдоль дороги, по которой шли русские.

Первыми же залпами пушек был убит князь Бибиков, а растянувшаяся на несколько верст русская колонна была немедленно атакована и рассечена на части лыжными отрядами финских крестьян. Оставшись без воеводы, русские даже не пытались выстроиться в боевой порядок, а в панике отступили, потеряв обоз, 900 человек убитыми, 49 знамен и 500 лошадей.

В память об этой битве при Йоутселька в деревне Яппинен (тоже вошедшей в совр. Симагино) 5 июля 1931 года был открыт памятник в виде 4-х метровой каменной пирамиды с надписью на гранитной доске: "11 марта 1555 года небольшое войско гарнизона крепости Кивеннапа и местных крестьян разбило на холмах Йоутселька многочисленную вражескую армию". Памятник уничтожен в 1973 году.

Государь всея Руси Иоанн Васильевич IV повелел князю Ногтеву с новгородцами защитить границу, а король Густав самолично отправился в Финляндию с двенадцатитысячным войском. Карамзин пишет — "для обороны", финский историк Кари Таркиаинен считает, что в планах Густава "война была превентивной, потому что он верил, как и весь мир Балтийского моря, в желание России расширить свои границы".

В Финляндии было мобилизовано в армию еще 12 000 человек, но в большинстве своем крестьян. Адмирал Багге с флотом, поддержанный сухопутными силами, прошел Невой к Орешеку и осадил его. Но удачные действия обороняющихся, возглавляемых князем Ногтевым и Симеоном Шереметевым вынудили шведов через месяц снять осаду и удалиться в свои пределы.

Зимой 1556 года русские нанесли ответный удар. Многочисленное войско, ведомое воеводами князьями Петром Щенятой и Дмитрием Палецким, с татарами астраханского царевича Кайболы, вторглись на шведские земли, 20 января нанесли поражение шведам у той же Кивеннапы, где год назад были разгромлены сами. Сожгли и разрушили укрепления, захватили 7 пушек. Комендант Выборга Генрих Клауссон Горн пытался противостоять русскому войску, но был сбит с ближайших к крепости высот и предпочел укрыться за каменными стенами. Русские обошли крепость, вторглись вглубь страны верст на сто, разорили все, что могли и вывели такое множество пленных, что продавали мужчин по гривне, а девок по пяти алтын, после чего вернулись в свои пределы.

Война между Швецией и Россией 1554–1557 гг. окончилась без победы какой-либо стороны. Ни одна из них не была достаточно сильной, чтобы решающим сражением перенести свою границу в ту сторону, в которую хотелось бы. Основным спорным вопросом между государствами была недостаточно четко очерченная линия границы, через которую уже обширно распространились финские переселенцы, и поэтому этот вопрос оставался нерешенным. Все упиралось в тот самый кусок земли между двумя рукавами реки Сестра, о котором мы рассказывали в главе, посвященной княжеской Руси. Король Густав, озабоченный размером разбоев на этих, так называемых спорных территориях, даже распорядился переселить местных жителей в глубь Финляндии, а на их место заселить крестьян "не знающих еще разбоя". В эти деревни были привезены выходцы из области Уусимаа, но, несмотря на принятые меры, разбои не прекращались.

Когда Швеция и Россия осенью 1556 года искали возможности к примирению, у обеих стран была одна и та же цель — достигнуть status quo ante bellum или, другими словами, решить все путем переговоров, а не силой.

Обе стороны сразу заявили официально, что не стремятся к расширению своих земель. "Мы не стремимся ни к чему такому, что правом не принадлежит нам, а мы довольны тем, что нам дает всемогущий Господь", — писал король Густав Ваза царю Иоанну Грозному 24 октября 1556 года. И царь ответил посла короля Густава почти теме же словами на своей аудиенции 9 марта 1557 года: "Мы не хотим себе земель Шведского короля, а мы остаемся довольными, как и следует правоверному правителю делать, своими землями, которые дал нам когда-то Господь!"

Казалось, при таком подходе сторон достигнуть заключения мирного договора не представлялось сложной задачей. Но все было не так просто, потому что между странами существовала разница в статусе и культуре. Московская Русь за времена трех последних царей выросла в крупное государство, считавшее себя преемником Византии, т. е. Третьим Римом, и представляло традиции Восточной церкви. А Швеция была маленькой западноевропейской страной, недавно вышедшей из Кальмарской унии — Союза Северных стран, и разрабатывала модель лютеранского государства по образцу немецких княжеств. Шведский король Густав Ваза не имел большого авторитета в других странах Европы, и об этом были неплохо осведомлены в Москве. Но и царь Иоанн Васильевич еще не слыл Грозным, его репрессии, начатые в 1557 году не достигли того размаха, чтобы слухи о его, скажем так, суровости достигли Европы.

Исходя из этого, все разногласия сосредоточились вокруг одного вопроса — престижа, то есть, каким должен быть уровень переговоров, кто должен быть признан виновным в развязывании войны и на каких условиях будет произведен обмен пленными. Предстояла серьезная дипломатическая и, возможно, теологическая полемика. Королю нужно было тщательно продумать состав делегации, которой предстояло отстаивать его интересы в Москве. Но Густав Ваза поступил иначе — поручил выбор послов своему наследному принцу Эрику. Профессор Кари Таркиаинен считает, что это связано с тем, что отец считал кронпринца более образованным и начитанным по сравнению с собой. По крайней мере, в библиотеке Эрика имелся труд Сигизмунда фон Херберстеина (Герберштейна) "Rerum Moskoviticarum Commentarii" (1549) — единственное нормальное описание России того времени.

В делегацию послов были назначены: шурин короля, брат покойной королевы Маргариты, государственный советник Стен Эриксон Леийонхувуд, архиепископ Лаврентиус Петри, епископ Турку Микаэль Агрикола, начальник палаты Бенгт Гюлта и молодой дворянин Кнут Кнутсон Лиллие. К ним присоединились секретарь короля Олави Ларсон и переводчик Выборгской крепости Бертил Ёрансон. Всего делегация насчитывала вместе со слугами около ста человек. Инструкции, полученные от короля были довольно неопределенными — делегация должна вернуться с мирным договором, но он должен быть лояльным, иначе Густав откажется его ратифицировать.

Послы отправились в путь и прибыли в Выборг 10 декабря 1556 года, чтобы провести там пять недель. Граница была закрыта с русской стороны — Иоанн Васильевич только что завершил покорение Астрахани, открыв новые торговые пути в Каспийское море и дальше в Персию, его армия возвращалась и должна была обрушиться на Лифляндию. Царь был заинтересован в мирном договоре со Швецией. Если бы посланная делегация была бы уверена в этом, то смогла бы вытребовать для себя более выгодный договор. Но никто не хотел натягивать лук слишком туго ни на какой стадии.

16 января 1557 года граница была, наконец, открыта, и дипломаты начали свой трехмесячный путь по русским землям. Прибыв в Новгород, шведы имели переговоры с наместником, Михаилом Васильевичем Глинским, но прозвучали лишь общие фразы. Накануне отъезда в Москву, 4 февраля, случилось пренеприятнейшее происшествие — кто-то из слуг, напившись, стал швырять в печку русские иконы. Русские немедленно потребовали осуждения провинившегося на смерть и выдачу его для совершения казни. Над всей делегацией нависла опасность попасть в заключение, что означало продолжение войны. К счастью, кто-то из шведов вовремя вспомнил ту самую книгу Херберстейна, где говорилось о том, что в России лишь царь был господином жизни и смерти. Это и было предложено новгородскому наместнику — оставить решение вопроса за государем Иоанном Васильевичем.

В Москве послы пробыли более трех месяцев. Инцидент с сожженными иконами завершился благополучно — царь Иван Васильевич простил хулителя икон. С самим государем шведы встречались трижды на аудиенции и дважды присутствовали на ужине. Остальное время, за исключением длительного перерыва, связанного с постом, русскую сторону представлял Алексей Адашев, царский постельничий, ведавший личным архивом царя и всеми внешнеполитическими делами государства.

Основной спор завязался по вопросу виновности в войне. Шведы старались объяснить все распрями жителей порубежных территорий. Но русские в ответ смеялись — каким образом, осаду Орешека шведским флотом можно назвать пограничным конфликтом. Ведь кто-то отдал приказ для этого, и ни кто иной, а король Густав Ваза. Переговоры зашли в тупик. Шведы не могли вернуться домой с документом, в котором бы их признали виновными в нарушении целовании креста.

На счастье, вмешался Земской собор, присутствовавший на официальных аудиенциях и попросивший царя сделать снисхождение. Царь Иоанн пошел на встречу и в протоколы переговоров, в т. н. "миротворческую книгу" было записано, что война началась из-за пограничных распрей.

Еще более серьезные разногласия возникли из-за выбора места окончательных переговоров. До этого все мирные договоры заключались между Новгородом и Швецией, но когда Москва окончательно в 1478 году присоединила новгородскую республику к своим владениям, а Швеция вновь обрела независимость от Дании, то по мнению шведов, было унизительно вести переговоры с новгородским наместником, а не с государем Всея Руси.

Русская сторона на это смотрела холодно. Царь Иоанн Васильевич не сдержался и желчно заметил: "Если же у короля и теперь та же гордость на мысли, что ему с нашими наместниками новгородскими не ссылаться, то он бы к нам и послов не отправлял, потому что старые обычаи нарушиться не могут. Если сам король не знает, то купцов пусть своих спросит: новгородские пригородки — Псков, Устюг, чай знают, скольким каждый из них больше Стекольны (Стокгольма)?" Адашев, которого шведы называли между собой канцлером, не скрывал того, что целью было показать миру, что король Швеции никак не соответствовал уровню государя всея Руси, рожденного уже наследником трона, происхождение которого вело к римскому кесарю Августу, а в родословной Густава Вазы не было найдено никаких особых достижений. В тоже время приводилась в качестве аргумента знатная генеалогия наместника Новгорода — Михаила Васильевича Глинского, общение с которым было бы отнюдь не зазорным Густаву Ваза, потому что он был выбранный народом король. "Скажем вам также не в укор, но единственно в рассуд: кто государь ваш? Венценосец, правда; но давно ль еще торговал волами?"

В спор вступили богословы — архиепископ Упсалы Лаврентиус Петри и епископ Турку Микаель Агрикола. Взяв в руки Библию, они прочли вслух, что все цари Израиля были избранными своим народом. Это произвело впечатление на русских и в первую очередь на самого Иоанна Васильевича, считавшегося знатоком богословия. Адашев продолжал возражать, что в России очень важны древние традиции и вносить в них изменения невозможно. Тогда шведы предложили компромисс — договор заключить в Москве, а крест целовать в Новгороде. Русские согласились: "перемирную грамоту написать в Москве, а новгородскому наместнику скрепить ее печатью", там же и крест целовать.

Слабее шли переговоры по вопросу о возврате военнопленных. "Вы, как виновные, обязаны без выкупа отпустить Россиян, купцов и других, вами захваченных; а мы, как правые, дозволяем вам выкупить Шведских пленников, у кого их найдете, если они не приняли нашей веры" — было сказано шведам.

Напомним, что русские взяли очень много пленных. Вспомним и цены на живой товар: "мужчину продавали за гривну, а девку — за пять алтын". Шведам было известно, что многих пленных русские перепродали очень далеко — в исламские страны, и пришлось бы заплатить огромный выкуп за их возвращение. Скрепя сердцем, шведам пришлось согласиться на это условия договора, понимая, что никто выкупать пленных не будет. Царь Иоанн Васильевич на радостях и для утешения приказал отпустить несколько десятков пленных, оказавшихся в Москве, и окончательно простил слугу, так опрометчиво спалившего в Новгороде православные иконы.

Путь от Москвы до Новгорода послы преодолели за шесть дней, вместо обычных восемнадцати. 2 апреля целовали крест, поставили печать и тут же отправились в дальнейший путь. Мчались с такой скоростью, что епископ Турку Микаель Агрикола, сыгравший значительную роль в переговорах, особенно в богословском споре, скончался прямо в санях. По мнению финского историка Симо Хейнинена, еще в Москве он заразился какой-то болезнью, и силы епископа были исчерпаны. Глава делегации госсоветник Стен Леийонхувуд, не останавливаясь в Выборге на похороны Агриколы, отправился дальше, в Стокгольм. Король мог быть доволен — договор вступил в силу с 1 января 1558 года. Одно огорчало шведов, текст был полностью написан на русском языке, и перевести его на немецкий, так чтобы он был приятен для уха короля, представлялось невозможным. "Мы вынуждены были принять его таковым" — говориться во многих шведских дипломатических описаниях. Густав Ваза должен был поверить на слово своему шурину Стену.

Между тем и Грозному требовалось подтверждение договора. Царь хотел удостоверится в том, что шведский король согласен со всеми условиями. С этой целью в Стокгольм отправляется Иван Замыцкий, который возвращается в Москву 28 декабря 1557 г. с донесением, что Густав Ваза подтвердил договор в его присутствии и перед риксдагом, а также клялся на Библии.

Глава 5. ВОЙНА 1570–1595 гг.

Заключив мир со Швецией, Иоанн Васильевич IV тут же начал войну с Ливонским орденом. Войну, затянувшуюся более, чем на двадцать пять лет, в которой приняли участие все государства, территориально прилежащие к Балтийскому морю. Начав эту войну против Ливонского ордена, Иоанн Грозный получил вместо одного противника несколько — Литву, Польшу и Швецию.

Первые успехи русских в этой войне привели к тому, что обессиленный Ливонский орден отдался под протекторат Польши, подписав договор с королем Сигизмундом II Августом. Епископ Курляндии и острова Сааремаа продал свои владения Дании. Адашев предлагал царю на этом остановиться, и направить войска на юг — против Крыма и Турции. Но Грозный не согласился, и боевые действия продолжились.

Сам же Алексей Адашев был обвинен в отравлении жены Грозного Анастасии, заключен под стражу в Юрьеве (Дерпте), где и умер. В 1561-62 году начались казни сторонников Адашева.

В 1560 году скончался шведский король Густав Ваза. На трон вступил его сын Эрик XIV. Новый король прислал в Москву посольство для заключения нового договора, добиваясь изменения принятого порядка рассмотрения отношений между странами в столице, а не в Новгороде. Но царь был непреклонен, шведское посольство отправилось в Новгород, "ругая тупость русских последними словами", как сообщает летопись. Договор был подписан 20 августа 1561 г. сроком на 20 лет. Ратификация состоялась в Стокгольме 21 июня 1562 г. — Эрик XIV клялся на Библии в присутствии Андакана Федоровича Тушина, новгородского боярина и Третьяка Связева, подьячего. Особенностью договора было то, что Швеция не должна была помогать противникам России в Ливонской войне, т. е. Ордену и Польше.

Еще в 1556 году король учредил Герцогство Финляндское и отдал его своему второму сыну Юхану. Принимая такое решение, Густав руководствовался следующим: во-первых, он брал пример с западноевропейских государств, где каждый отпрыск королевского рода имел герцогский титул, а так как Густав объявил королевскую власть в Швеции отныне наследственной, а не выборной, следовало придерживаться общепринятой моде; во-вторых, создание герцогства приравнивало его к русскому, в первую очередь, новгородскому наместничеству, через которое шли все сношения с Москвой. Тем самым, повышая статус своей собственной королевской власти, когда все вопросы можно было решать на местном уровне. В-третьих, зная, что многие из дворян, проживающих в Финляндии, не прочь ввязаться в новую войну с Россией, присутствие представителя королевской фамилии будет сдерживающим фактом.

Принц Юхан поселился в Абовском замке, окружил себя финляндскими дворянами, завел себе двор, наподобие королевского, в стиле эпохи Ренессанса, с его обычаями и роскошью. Охоты и турниры, музыка, танцы, карты и другие развлечения поражали воображение местных жителей. В жены принц Юхан взял дочку польского короля Сигизмунда II Августа — Катарину Ягеллонку. Женитьба на польской королевне, в разгар военного противостояния Польши и Швеции, принесла ему не только деньги, но и массу земель с замками, доставшихся полякам от тевтонских рыцарей. Незаметно, но герцог Финляндский Юхан становился пятой силой в споре четырех государей — Руси, Швеции, Дании и Польши. Про него рассказывали, что он даже выучил финский язык. Но, как считает финский историк Кауко Пиринен было бы преувеличением считать принца сторонником финского национализма, как это сделал поэт Эйно Леино, вложив в уста Иоанна следующие слова:

Двор будет говорить на родном финском языке,

И она зазвучит, как музыка любви к родной земле.

Юхан вел себя так, как большинство герцогов и курфюрстов германских государств. Формально признавая императора, но не подчиняясь ему. Это не могло не вызвать явного раздражения старшего брата. В результате, в 1563 году, исполняя волю короля, суд приговорил принца Юхана к смерти, зная, конечно, о праве короля помиловать осужденного. В любом случае дни герцогства были сочтены. Принц Юхан предпринял последнюю отчаянную попытку — на летней ярмарке в Турку он обратился к жителям с пламенной речью, сорвал овации, и большинство присутствующих поклялись в верности своему герцогу. Это переполнило чашу терпения короля Эрика. В Финляндии высадились войска, осадили замок герцога и захватили его. Около тридцати дворян, сохранивших верность Юхану были казнены, а сам герцог вместе с женой были заточены в крепости Грипсхольм.

Одновременно в 1563 году началась очередная война Швеции и Дании. К Дании присоединились Польша и Литва. Еще раньше шведы высадились на эстонском побережье и приняли в подданство Таллинн, опередив поляков, устремившихся сюда после разгрома русскими Ливонского ордена. Магистрат Ревеля (Таллинна), сразу после смерти Густава Ваза, обратился к Эрику XIV с просьбой дать денег взаймы. Но шведский король в обмен предложил присягнуть горожанам ему на верность, что и было сделано 21 апреля 1561 года.

Заточив в тюрьму своего сводного брата, Эрик получал во владение земли в Ливонии, приобретенные в качестве приданного с Катариной Ягеллонкой, что вместе с Ревелем составляло значительный куш на южном берегу Финского залива. Это как раз то, к чему так стремился его отец. Оставалось уладить этот вопрос мирным путем с Россией. В Дерпте (Тарту) подписывается очередное соглашение, вступающее в силу с 21 ноября 1564 г., где разграничиваются зоны влияния в Прибалтике — за Швецией остаются Таллин (русск. Колывань), Пярну (Пернов) и другие города, за Россией — Нарва и Дерпт.

Узнав о заточении Катарины Ягеллонки в темницу, у царя Иоанна Васильевича вдруг появилась необычная мысль. Он посылает личного посланника Третьяка Андреевича Пушечникова в Стокгольм с одной целью выдать опальную королевну в качестве невесты русскому царю. Эрик уклончиво отвечал на просьбу Иоанна Грозного. Король находился в щекотливом положении, с одной стороны Швеция и Польша находились в состоянии войны, брат с невесткой обвинялись в измене, и не хотелось ссориться с Грозным. С другой — вроде б как и неудобно выдавать в качестве невесты жену собственного, еще живого, брата, да и сам-то Иоанн Васильевич был связан семейными узами. Ну, для русского государя наличие жены никогда не было препятствием в осуществлении того, что ему было надо. Если б потребовалось, он бы избавился от нее мгновенно. С большой долей вероятности можно утверждать, что никаких чувств к Катарине Ягеллонке государь русский не испытывал. Только политический расчет — выменять Катерину на польские владения в Ливонии. На Эрика давило еще и то обстоятельство, что царь признал и территориальные потери, а также даровал право шведскому королю сноситься непосредственно с ним, а не новгородскими наместниками, как было прежде, и что особенно унижало шведов.

Эрик XIV в чем-то походил на Иоанна Васильевича, недаром прозван был "Безумным". Оставшись рано без матери (в два года), рос замкнутым, завистливым и злопамятным. Сводный брат Юхан вызывал его раздражение не только сепаратистскими устремлениями, но и удачной женитьбой. А в этом Эрику как раз не везло. Два года подряд он добивался руки Елизаветы Английской, забрасывал ее письмами, собирался приехать к ней лично, но не успел осуществить это намерение, поскольку умер его отец и Эрик стал королем. Сватался он и к Марии Стюарт, королеве Шотландии, к Рене Лотарингской и Кристине Гессенской, но везде получал отказ.

По легенде, однажды, Эрик, прогуливаясь по городу, увидел на площади юную торговку орехами. В момент встречи с королей в 1565 году ей исполнилось 15 лет. Звали ее Каарин, она родилась в семье солдата по имени Монс и торговки Ингрид. Король был покорен ее красотой и непосредственностью. Эрик сделал ее любовницей, зачислил в свиту, а в качестве наставницы приставил к ней свою сводную сестру Елизавету. Девушка быстро освоила придворную науку, научилась писать и читать. В октябре 1566 года у них родилась дочь Сигрид (Sigrid Eriksdotter Vasa). Через год родился сын, названный в честь деда Густав Ваза.

Почти ни что не омрачало жизнь Эрика и Каарин. Случился, правда, один неприятный инцидент. За Каарин начал ухаживать один лейтенант по имени Максимильян. Узнав об этом, ревнивый король отправил юношу в Данию воевать. Тот решил последний раз повидаться с возлюбленной, он ночью попытался влезть к ней в окно, но был застигнут Персоном — главой тайной канцелярии короля и его главным советником, который устроил скорый самосуд над ним и приказал утопить.

Неприятности начались с того, что Эрик заказал рассчитать для себя и возлюбленной гороскоп. Астролог предсказал, что их ждет много несчастий и виной им будет некий золотоволосый человек. Эрик давно подозревал влиятельный род Стуре в заговоре против себя, а тут еще глава рода как раз оказался со светло-рыжими волосами. Король приказал арестовать многих представителей этой семьи, некоторых он убил лично в приступе гнева. Вскоре вспышка прошла, испугавшись содеянного, Эрик убежал в лес. Легенда гласит, что только Каарин смогла отыскать в лесу и успокоить короля.

Между тем, Иоанн Васильевич Грозный не оставлял намерений заполучить Ягеллонку и в Россию было приглашено посольство, уполномоченное обсудить условия передачи русской стороне жены Юхана. Переговоры проходили в Александровой слободе (ныне г. Александров, Владимирской обл.), русскую сторону представляли бояре И.М. Воронцов и М.Я. Морозов под надзором самого царя, шведскую — Нильс Гюльденшерна, Монс Юнссон, Эрик Хоконссон и Матиас Шуберт. Фактически это был военный союз России и Швеции против Польши, подтверждавший раздел Лифляндии между двумя государствами. Стороны обязались оказывать помощь друг другу войсками и деньгами. Россия брала на себя обязанность также способствовать заключению мира Швеции с Данией и Любеком. Но первым и самым главным условием договора была Катарина. Если передача женщины не состоится, то и весь договор считался недействительным. Оставалось решить вопрос с его ратификацией.

Тем временем гнев Эрика XIV, после расправы с кланом Стуре, сменился раскаянием, и король решает в знак гражданского примирения в шведском обществе отпустить брата Юхана с женой и ребенком из заточения, а самому официально жениться на Каарин, короновать ее и сделать их сына — Густава наследником. Не смотря на протесты родни и знати, венчание состоялось в 1568 году в кафедральном соборе Стокгольма. Эрик нес на руках своего ребенка, все было очень торжественно. В честь новой королевы были возведены две триумфальные арки.

Но увы, триумф был не долог. Королевой Каарин пробыла только 87 дней. Освобожденный Юхан объединился со своим младшим братом Карлом герцогом Седерманландским против короля.

29 сентября наступила очередь низложенного Эрика XIV отправляться в заточение. Ненависть к свергнутому сводному брату усугублялась слухом о его намерениях выдать любимую Катарину Ягеллонку московскому царю. Риксдаг 1569 г. утвердил Эрика низложенным, объявил его безумцем и сделал постановление о пожизненном его заключении.

Боясь, как бы народ не поднялся на защиту короля, а Эрик был популярен, хотя бы из-за своей женитьбы на простолюдинке, Юхан приказывает постоянно перевозить Эрика из одного замка в другой: из Стокгольма в Або, затем в Кастельгольм, Грипсгольм, Вестерос и другие тюрьмы. Находясь в заключении, свергнутый король усердно занимался литературой и историей. Эрик очень скучал по детям и жене, часто рисовал ее и всегда в короне. 26 февраля 1577 года Эрик XIV умер, естественной ли смертью или от яда — точно не известно, но многие историки склоняются все-таки в пользу версии о насильственной смерти Эрика.

Катарина Ягеллонка по материнской линии происходила из миланского герцогского дома Сфорцо, который славился умением отправлять на тот свет соперников при помощи сложнейших ядов. Когда старший брат Катарины — польский король Сигизмунд I захотел было жениться против воли своей матери, Боны Сфорцо, то его молодая жена из рода Радзивиллов не протянула и месяца после свадьбы, умерев в страшных мучениях. Я думаю, что и Ягеллонка не простила Эрику то, что он просто обсуждал с московским царем возможность ее выдачи.

Королеву Каарин оставили в покое, выслав в Финляндию, однако и здесь ощущалась рука мстительной Ягеллонки — маленького Густава отобрали у матери и отправили в Польшу воспитываться у иезуитов. О его дальнейшей несчастной судьбе мы расскажем чуть позднее.

Естественно, что при таком развитии событий отношения с Москвой не могли не испортиться. Сразу же по воцарению, Юхан приказал арестовать русских посланников — боярина Ивана Воронцова, дворецкого Василия Наумова, дьяка Ивана Лапина. А тайного посланника Грозного — Третьяка Пушечникова просто умертвили.

Правда, была предпринята попытка к примирению. К царю направилась делегация, возглавляемая епископом Выборга — Павлом Юстеном. Юхан решил пойти по стопам своего отца Густава Ваза, но, отказавшись вести переговоры с новгородским наместником, шведы были обречены на трехлетнее ожидание, сидя в заточении в Муроме, откуда их выпустили лишь в 1572 году. В предлагаемом к подписанию договоре об установлении перемирия царя Ивана IV с королем Юханом III указывалось: "За бесчестье русских послов думного советника Ивана Михайловича Воронцова и дворянина Наумова король Швеции должен заплатить штраф в 10 тыс. ефимков (талеров) и передать России 200 вооруженных конников "со всем нарядом по немецкому чину", т. е. полностью экипированных и вооруженных рейтаров-ландскнехтов, плюс к этому несколько мастеров-рудознатцев, т. е. геологов, умеющих отыскивать серебряные руды.

Профессор Р.Г. Скрынников пишет об этом: "Швеция прилагала все усилия к тому, чтобы избежать войны с Россией. Новый шведский король Юхан III послал на границу послов. Но ехавшие впереди послов гонцы были задержаны в Новгороде. Один из гонцов заявил о желании перейти на царскую службу и сообщил, что шведские послы уполномочены подписать с Россией мир на любых, даже самых тяжелых условиях, включая уступку Ревеля.

Царь спешно направил в Швецию разрешение на въезд послов, однако было слишком поздно. Швеция заключила мир с Данией. Шведское правительство сняло с повестки дня вопрос об уступке русским Ревеля". Однако, становиться непонятным, если желания царя заключить мир было столь велико, то зачем держать послов в заточении, а после вручать им текст абсолютно не приемлемый для принятия его шведской стороной?

Уже летом 1570 года 25-тысячное русское войско с примкнувшими к нему немецкими и датскими отрядами брата датского короля герцога Магнуса вторглось в Эстляндию и осадило Ревель. Война со Швецией была объявлена.

Помимо этого, дьякам Посольского приказа было поручено, тайно, — найти опытного моряка, который вдобавок ко всему имел бы опыт ведения боевых действий на море. Наиболее подходящей в этом смысле оказалась кандидатура выходца из Южной Ютландии, датчанина Карстена Роде, которому и было предложено заниматься морским разбоем на Балтике под покровительством русского царя.

Сохранился в Государственном архиве Дании даже подлинник выданной Иоанном Грозным "охранной грамоты", наделявшей датского капера полномочиями вести военные действия на море от имени государства Московского. Согласно условиям договора, Карстен Роде, получивший звание "морского атамана", обязан был передавать русскому царю каждое третье захваченное судно и по лучшей пушке с двух остальных кораблей. Кроме того, в государственную казну должна была поступать и "десятая деньга" от продажи всех захваченных товаров. Прибыв в 1569 году в город Аренсбург на острове Эзель (ныне — эстонский Сааремаа), датский наёмник активно берётся за дело. На государевы деньги Карстен Роде покупает небольшое судно, оснащённое тремя литыми чугунными пушками, десятью "барсами" (пушками малого калибра), восемью пищалями (мелкими дробовыми пушками) и двумя выдвижными, окованными железом таранами, а также набирает команду из 35 человек.

Первый же рейд приносит русско-датским каперам успех: им удаётся захватить в плен два торговых судна, а также шведский военный корабль. Бой со шведами чуть не окончился для пиратов Грозного плачевно, поскольку первым же орудийным залпом их корабль едва не пустили ко дну. Однако экипаж тонущего судна сумел подойти к шведскому кораблю вплотную и взять его на абордаж.

В течение первого месяца Карстену Роде удалось захватить еще 13 кораблей, а через пару месяцев под началом датского капера находилась уже полноценная эскадра, насчитывавшая около трёх десятков судов. Команды пиратских кораблей комплектовали помимо немецких и датских моряков пушкарями Московского приказа, а также архангельскими поморами.

С появлением в балтийских водах "московитского разбойника" для шведских, польских и ганзейских купцов наступили тяжёлые времена. Захваченные корабли пополняли каперский флот Московии, а удачливый датский пират, называвший себя "адмиралом", требовал от русского царя всё больше пушек и людей.

Однако в 1570 году военные действия между Швецией и Данией завершаются подписанием мирного договора, а русские заключают трехлетний мир с Речью Посполитой. Грозный обрушился всей яростью опричнины на собственный народ.

Про пиратов забыли, и они вышли из-под контроля. Тем более, что после окончания срока царской "охранной грамоты" Роде продолжал разбойничать на море, грабя теперь уже датские корабли. 22 сентября 1570 года по прибытии на остров Борнхольм он был арестован по приказу датского короля Фредерика II и помещен под стражу.

О дальнейшей судьбе Карстена Роде нет никаких сведений — известно лишь, что летом 1573 года бывший российский пират был ещё жив, отбывая заключение в копенгагенской тюрьме. Иоанн Грозный вспомнил о своём наёмнике лишь однажды — в 1576 году. В письме, адресованном Фредерику II русский царь "весьма удивляется" тюремному заключению Роде, и подсчитывает убытки от потери каперской флотилии, перешедшей в собственность датской казны: "И те корабли, которые он (Роде) поймал, да и наши корабли у него поймали, а цена тем кораблям и товару пятьсот тысяч ефимков".

Таким образом, первая попытка России закрепиться на Балтике окончилась провалом — для постоянной опоры на море требовался военно-морской флот, который Иоанн Грозный создать не успел. Задачу эту предстоит исполнить другому русскому царю — Петру I из династии Романовых.

Отвечая на первые удары русских, шведы вошли в устье Невы, опустошили все, но были отбиты. Русские же в ответ вторглись в Финляндию, их татарская конница доходила до Гельсинфорса, сожгла церкви в Борго и Веккелаксе. Под Ревелем царская рать простояла до 16 марта 1571 года и, ничего не сумев сделать, отступила прочь.

На следующий год, уже сам Иоанн Васильевич выступил в поход. Первым на пути русского 80-тысячного войска оказался маленький городок Вейссенштейн. Шведский гарнизон (из 50 человек!) оказал упорное сопротивление, но силы были слишком не равны, однако при штурме погиб любимец царя — Малюта Скуратов. Взбешенный царь приказал всех пленных сжечь живьем.

Сразу после взятия Вейссенштейна, царь пишет злобное письмо шведскому королю Юхану.

Во-первых, Грозный оправдывал свое бестактное предложение о выдаче Катерины, тем, что сами шведы ввели его в заблуждение и сваливая все на низложенного короля: "А как твой брат Эрик обманом хотел нам дать жену твою Катерину?". И тут же честно признается, зачем она была ему нужна: "А просили мы Катерину, сестру брата своего, для того только, чтобы, взяв ее, отдать ее своему брату Сигизмунду-Августу, Божьей милостью королю польскому и великому князю литовскому, а у него взять за сестру его Катерину свою вотчину, Ливонскую землю, без кровопролития".

Во-вторых, царь объяснял, кто истинный виновник войны: "…много крови проливается из-за нашей вотчины, Ливонской земли, да из-за твоей гордости, что не хочешь по прежним обычаям сноситься с новгородскими наместниками: и пока ты этого не осознаешь, и дальше будет литься много невинной крови из-за твоей гордости и из-за того, что незаконно вступил в нашу вотчину, Ливонскую землю".

Русские продолжали военные действия и овладели еще несколькими крепостями, но, встретившись в чистом поле со шведской пехотой, соблюдавшей "европейский строй" потерпели поражение от генерала Клауса Акесона Тотта.

Это вразумило на некоторое время царя, и он отпустил несчастных шведских посланников во главе с Выборгским епископом Юстеном, томящихся в Муроме, и предложил прислать новых в Новгород на переговоры. Было подписано перемирие сроком на 5 месяцев с 7 января до 10 июня 1572 г. (до Троицы). Шведский король Юхан III отказался подписать "вечный мир".

Противники продолжали обмениваться ударами в Карелии. В 1574 году адмирал Флеминг предпринимает новый поход по Неве, сжигая купеческие городки.

Князь Григорий Засекин голова крепости Корела, а затем и Орешека, непрерывно отбивал атаки шведов, направляемые от Выборга.

Вялость действий шведов объяснялась обнищанием государства, которое должно было выплачивать датчанам контрибуцию за заключенный в 1570 году Штеттинский мир — 150 000 талеров. В самом начале военного противостояния датчанам удалось захватить город Эльфсборг, единственный порт, открывающий путь шведам к Северному морю, и теперь им пришлось его выкупать.

Наконец, шведы согласились провести переговоры, но только по карельским границам. Царь послал князя Сицкого, от шведов прибыл Флеминг. Как всегда долго препирались, где вести переговоры. Флеминг требовал установить шатер на мосту через пограничную Сестру, русские — на своем берегу. Вопрос престижа! Русские победили — в этом вопросе. В остальном… Иоанн Васильевич требовал уступить всю Эстляндию и выделить ему 2000 ландскнехтов для борьбы с Крымом, за что шведскому королю позволялось общаться напрямую, избегая новгородских наместников, шведская же сторона предъявляла длинную родословную дома Ваза, которая, по их мнению, исключала из обсуждения уступку русского царя. В результате, летом 1575 года на реке Сестре было подписано "частичное" перемирие, касающееся лишь русско-шведской границы в Карелии. Но уже зимой 1577 года татарская конница Кутук-мурзы по льду перешла Финский залив и навестила Финляндию.

4 ноября 1576 г. Иоанн Грозный, не дождавшись послов от шведского короля в Москву для решения вопроса полного замирения сторон, приказал активизировать действия в Ливонии. В 1576–1577 годах русские регулярно вторгались в Эстляндию, разоряя и опостошая все что можно. Снова осадили Ревель, но снова неудачно. В 1578 году у крепости Венден, (ныне латвийский город Цесис), у которой 21 октября произошло сражение между осаждавшим Венден русским войском под командованием князя И.Ю. Голицына (18 тыс. чел.) и польско-шведской армией под командованием гетмана Сапеги и шведского генерала Бойе. В октябре русские войска осадили Венден. Осада продолжалась 5 дней. Русские уже готовились штурмовать крепость, когда на помощь осажденным подошло польско-шведское войско. Битва с ним продолжалась целый день. Первой дрогнула от залпов огнестрельного оружия татарская конница, после чего русское войско отступило к своему лагерю и отстреливалось оттуда до темноты. Ночью Голицын с приближенными бежал в Дерпт. Следом за ними устремились и остатки его воинства. Честь русской армии спасли артиллеристы, которые не бросили свои орудия и остались на поле боя, решив драться до конца. На следующий день артиллеристы, к которым присоединились решившие поддержать своих товарищей отряды воевод Василия Андреевича Сицкого, Василия Федоровича Воронцова, Данилы Борисовича Салтыкова и Михайло Васильевича Тюфякина, вступили в битву с польско-шведской армией. Расстреляв весь боезапас и, не желая, сдаваться в плен, русские артиллеристы повесились на своих пушках. По сведениям ливонских летописей, русские потеряли убитыми под Венденом 6022 чел. После поражения под Венденом русские войска были вынуждены окончательно покинуть Юго-Восточную Ливонию.

В течение двадцати лет военные действия шли с перевесом на стороне России. Но огромное напряжение, вызванное длительной войной, приводит к истощению всех людских, материальных и финансовых ресурсов Русского государства. Соотношение сил к концу 70-х гг. складывается уже не в пользу России.

За рамками нашего повествования остаются походы Иоанна Грозного по собственной стране. Клин, Тверь, Торжок, Вышний Волочек, Валдай, Новгород, Москва. Кроме царского гнева, страну сотрясали неурожаи и эпидемии и непрерывные войны.

Швеция, выплатив все контрибуции датчанам, значительно усиливает свое войско наемниками. Одновременно, в Польше завершается период "безкрулевья", начавшийся в 1572 году, со смертью Сигизмунда II Августа. Польский сейм сперва избирает на престол французского принца Генриха Валуа, герцога Анжуйского, брата Карла IX, "прославившегося" знаменитой резней протестантов-гугенотов — "Варфоломеевской ночью". Но смерть Карла IX открыла Генриху прямой путь на французский престол, что и вызвало его срочный отъезд во Францию. Три года Польшу сотрясали междоусобицы, пока на польский трон не был избран Стефан Баторий, князь Трансильвании, один из выдающихся полководцев своего времени, женатый, между прочим, на родной сестре королевы Швеции Катерины Ягеллонки — Анне.

Главный противник России — Польско-Литовское государство — переходит в наступление. Войска короля Стефана Батория вторглись вглубь русской территории. Второй противник — Швеция — также решает воспользоваться удачно складывающейся обстановкой, чтобы начать широкое наступление на русские владения, несмотря на два заключенных с Россией договора.

Внимание шведского правительства привлекала прежде всего территория Корельского уезда с городом Корелой. Составлявшая Корельский уезд восточная половина Карельского перешейка, остававшаяся в русских руках со времен Ореховецкого мира, имела большое стратегическое значение. Между восточной и западной частями Карельского перешейка, то есть между русскими и шведскими владениями, не было сколько-нибудь серьезных естественных преград; Корельский уезд имел с запада границу, открытую в сторону шведской Финляндии.

Обладая восточной половиной Карельского перешейка, Русское государство имело возможность во время войн со Швецией сразу начинать наступление вглубь финляндской территории.

Шведские захватнические планы простирались также и на три русских города вблизи Финского залива и ливонской границы — Ивангород, Ям и Копорье, и на русский город на Неве — Орешек, охранявшими важнейший для Московского государства выход к морю — к Финскому заливу и к Балтике. Стремясь к захвату этих четырех городов и окружавшей их территории побережья Финского залива и берегов Невы, шведские власти рассчитывали отрезать Русское государство от Балтийского моря, устранить Русь от участия в борьбе за Балтику и прибалтийские страны.

Захватнические планы шведского правительства распространялись и на русский Север. На крайнем Севере Швеция владела южной частью страны саамов — так называемым шведским Лаппмарком (лежавшим между северной оконечностью Ботнического залива и скандинавским горным хребтом). Из трех частей страны саамов — русской, норвежской и шведской — шведский Лаппмарк был наиболее бедной и пустынной территорией. Напротив, расположенные севернее и прилегавшие к Ледовитому океану русские и норвежские (читай, датские) владения в стране саамов обладали огромными природными богатствами, внутренние районы страны изобиловали пушным зверем, а на побережье и в прибрежных водах океана находились богатейшие промыслы рыбы и морского зверя. Как раз в середине и второй половине XVI века незамерзающее побережье океана переживает большой экономический подъем. Ранее пустынное побережье, не имевшее постоянного населения, теперь быстро заселяется норвежскими (в западной части, до Варангер-фьорда) и русскими (в восточной части) рыбаками — поморами. На русской половине побережья появляется целый ряд рыбачьих становищ, крупное селение Печенга с Печенгским монастырем и первый русский город — Кола. Быстро растет добыча рыбы и морского зверя, сбывавшихся и во внутренние районы России, и за границу. Для торговли с русскими в полярные воды приходят торговые корабли из Англии, Нидерландов, Франции, Германии. Одновременно экономический подъем (хотя и не в столь быстром темпе) переживает и побережье Белого моря, в частности западное, карельское побережье. Через Белое море и устье Северной Двины устанавливается с 50-х годов XVI века важный морской торговый путь, связывающий Россию с Западной Европой.

Экономический подъем, охвативший побережье крайнего севера Европы, привлекает к этому району внимание правящих кругов Швеции. Важной составной частью захватнической программы шведского правительства становится проект овладения берегами Ледовитого океана и Белого моря. Стремление овладеть полярным побережьем и выйти к океанским торговым путям с начала 80-х годов XVI века пронизывает внешнюю политику Швеции. Для осуществления этого проекта Швеция в последней четверти XVI и в начале XVI века неоднократно вступала в борьбу с Данией, владевшей норвежским побережьем страны саамов, и с Россией, владевшей Кольским полуостровом и северной Карелией.

Шведские правящие круги впервые сформулировали свою большую программу завоеваний на Востоке в 1580 г., когда значительно ухудшилось внутреннее и международное положение Русского государства, когда соотношение сил сложилось уже решительно не в пользу России, и Швеция готовится к переходу в наступление вглубь русских владений. В завоевательной программе, разработанной шведским королем Юханом III, планировался захват Кексгольмского (Корельского) уезда, Ижорской земли с ее городами-крепостями (Ивангород, Ям, Копорье и Орешек), Холмогорского острога у устья Сев. Двины и всей территории между Кексгольмом (Корелой) и Варангер-фьордом. Иными словами, Юхан III, стремившийся воспользоваться трудным положением Русского государства выдвинул программу завоевания почти всего севера России, предполагая захватить Ижорскую землю и берега Невы, почти всю территорию Карелии (Корельский уезд, северную Карелию — карельское Поморье — и Лопские погосты), Кольский полуостров и даже восточное побережье Белого моря с устьем Северной Двины. Это полностью отрезало Русское государство от выхода к морям.

Захватническая программа Юхана была, в ближайшие десятилетия положена в основу всех по следующих завоевательных планов шведского правительства. И в конце XVI и в начале XVII века, планируя территориальные захваты на Востоке за счет России, шведские правители обычно целиком или в основном воспроизводили программу Юхана III.

В соответствии со своей программой шведский король в том же 1580 г. приступил к практическим действиям. Одновременно были намечены и зимой 1580–1581 гг. совершены три похода из шведских владений вглубь русской Карелии: из Выборга в направлении на Корелу (Кексгольм), из Олафсборга на Олонец, и из Улеаборга на Кемь.

Отряды, вышедшие из Олафсборга и Улеаборга, были немногочисленны и в своих действиях ограничились набегами. Главный удар был направлен на центр русской Карелии — город Корелу. На Корелу было брошено значительное войско во главе с лучшим шведским полководцем Понтусом Делагарди (де ла Гарди). Профессиональный наемник, француз по национальности, он дрался под датскими знаменами против шведов. В 1565 году был захвачен в плен и по обычаям того времени легко перешел служить под знамена Швеции. Сделал неплохую карьеру при дворе Юхана III, а в довершении всего женился на его внебрачной дочери, получив в 1571 году баронский титул.

В конце октября 1580 г. Понтус Делагарди двинулся из Выборга на Корелу. На обоих берегах Вуоксы шведы построили осадные сооружения, установили пушки; лодки с шведскими солдатами блокировали обе городские крепости, отрезав их от внешнего мира. Пользуясь значительным превосходством сил и неожиданностью нападения, Делагарди удалось поджечь калеными ядрами деревянные укрепления, немногочисленный русский гарнизон с исключительным мужеством отстаивал город. Только, когда весь город был уже объят пламенем, воевода согласился начать переговоры. Догоравший город 4 ноября 1580 г. был сдан шведам

Захватив Корельский уезд, в начале зимы 1581 года Делагарди стремительно, по льду выходит на южном побережье финского залива и захватывает Иван-город, Ям и Копорье, воспользовавшись тем, что Россия ведет тяжелейшую войну со Стефаном Баторией, осадившим Псков.

В начале сентября Понтус Делагарди приступает к осаде Нарвы. Со стороны моря прибыло большое количество шведских военных кораблей под командованием адмирала Флеминга. На кораблях привезли большое количество пушек и прочего военного снаряжения. 4-го сентября шведы начали обстреливать город из пушек. 6-го сентября, когда Нарвским укреплениям был нанесён серьёзный ущерб, русским предложили сдаться, на что последовал отказ. На это Понтус Делагарди созвал всех своих людей (пехотинцев и корабельщиков, ливонских дворян и их слуг) идти на город штурмом. В награду за их труд командующий обещал им разрешить в течение 24-х часов грабить город. Желающих нашлось много. Штурм начался с некоторыми потерями, но в первой же атаке шведом удалось сломить оборону русских и ворваться в город. Началась резня, пало тысяча стрельцов, много русских дворян, не щадили также и мирных граждан. Всего было убито за этот вечер около 7 тыс. человек. Потеря Нарвы для России было тяжёлым ударом. Затем вся Ливония, вплоть до Ревеля оказалась в руках Делагарди.

"Воеводы Иоанновы бездействовали". войск не хватало, за оружие взялись карельские крестьяне, не примирившиеся с шведским захватом. Уже в начале следующего, 1581 года на занятой шведами территории началась партизанская война против захватчиков. Во главе карельских партизан встал Кирилл Рогозин, уроженец Сердоболя (совр. — Сортавала), живший в одной из деревень Соломенского погоста (в восточной части захваченного шведами Корельского уезда). С группой карельских крестьян Рогозин ушел из оккупированной шведами территории в район Олонца и там стал организовывать из местных и из бежавших из Корельского уезда карел партизанские отряды для борьбы против шведов. Партизаны Рогозина в течение 1581–1583 гг. 17 раз ходили из Олонца вглубь Корельского уезда, нанося своими набегами серьезный урон шведским захватчикам.

Рогозин и его партизаны призывали крестьян Корельского уезда уходить с захваченной шведами территории в Россию, в оставшиеся под русской властью земли восточной Карелии. На крестьян, перешедших на сторону Швеции и желавших остаться под шведской властью, Рогозин и его партизаны смотрели как на изменников родины и безжалостно расправлялись с ними. В результате действий отрядов Рогозина немало карельских крестьян примкнуло к партизанам, а главное — значительная часть населения Корельского уезда под влиянием агитации Рогозина ушла с оккупированной шведами территории в карельские земли, находившиеся под русской властью.

Действия карельских партизанских отрядов в 1581–1583 гг. сыграли немалую роль в общем ходе военных операций в районе Ладожского озера, помешав шведским войскам распространить оккупацию на восточные земли Карелии — на Заонежские погосты.

В ознаменование побед, одержанных шведами в Карелии и в Эстляндии, ко всем своим титулам Юхан III добавляет "Великий князь Финляндии, Карелии, Ингерманландии, Водской и Шеломской пятины", и появляется герб Финляндии, изображающий льва с рыцарским мечом и попирающим кривую саблю. Последнее должно было символизировать оружие турок или татар, но в Западной Европе, в католических и протестантских странах, русские назывались "врагами Христианства" и "язычниками", соответственно попираемый кривой меч ассоциировался с Россией. Данный титул употреблялся вплоть до поражения шведов в Северной войне.

Но в 1582 году удача улыбнулась русским. Князья Катырев-Ростовский, Хворостинин, Меркурий Щербатой выступили из Новгорода и нанесли поражение шведам под селом Лялицы. Более всех награды заслужил князь Дмитрий Хворостинин, чей передовой полк с ходу смял боевые порядки шведов.

В ответ Понтус Делагарди высадился с войском под Орешком, но гарнизон отбил все приступы, а от Новгорода уже выступил князь Андрей Шуйский с конным полком, и шведам пришлось ретироваться обратно в переименованную Корелу-Кексгольм.

А Грозный выжидал. Обстановка начинала складываться в его пользу. Заключив мир с Польшей ценой огромных потерь, ибо вести одновременно войну на два фронта с постоянной угрозой татарского вторжения с юга было невозможно, царь начал потихоньку стравливать Стефана Батория со шведским Юханом III. Поляки потребовали возврата Ливонских земель, которые они считали, что шведы заняли незаконно. Баторий написал с угрозой Юхану III: "Ты воспользовался моими успехами и присвоил себе Нарву с другими городами немецкими, собственность Польши", а король отвечал: "Что приобретено кровью нашей, то наше. Я был в поле, еще не видя знамен твоих. Вспомни, как вся Европа трепетала некогда именем Готфов, коих мы наследовали и силу и мужество: не боимся ни меча русского, ни Семиградского".

Пылкий Стефан Баторий хотел было заявить, как привык: "Возьму то, что требую!", да польский сейм с его вольностями шляхетскими заявил: "Не хотим войны! Не дадим ни людей, ни денег!". Убедившись, что помощи ждать от поляков нечего, русский царь приказал мириться со шведами. Началась череда Плюсских перемирий.

Во время мирных переговоров в 1583 г. на реке Плюссе король Юхан III дал задание своим послам настаивать на требовании, чтобы с присоединением Корельского уезда и Корельский берег Белого моря считался бы также завоеванным и юридически принадлежащим Швеции. Поскольку русские послы отказались признать притязания шведов, договориться о заключении постоянного мирного договора не удалось, пришлось ограничиться заключением перемирия на три года. Но смогли договориться и об обмене пленных. Шведские требования были чрезмерно завышены — три к одному, т. е. за одного русского следовало отдать трех "немчин" (шведов, финнов, немцев).

В 1584 году умирает Иоанн Грозный и царем становиться его сын Федор Иоаннович. Плюсское перемирие со Швецией, заключенное после неудачной для России Ливонской войны, имело тяжелые последствия для России: Корельский уезд с городом Корелой и основной массой карельского народа остался в руках Швеции. Осталась в руках Швеции и западная часть Ижорской земли с городами Ямом, Копорьем, Ивангородом. На захваченной территории шведы стали устанавливать свои порядки, свою местную администрацию, свою податную систему. Одновременно обновлялись и значительно усиливались укрепления Кексгольма (Корелы) в предвидении неизбежных в будущем новых военных действий.

Русское государство не могло примириться с утратой своих исконных владений на Карельском перешейке и в Ижорскои земле. С другой стороны, и шведские власти лишь на время отказались от осуществления своих больших захватнических планов. Поэтому обе стороны продолжали готовиться к военным действиям. Таким образом, обстановка на всей русско-шведской границе продолжала оставаться весьма напряженной. В 1584 г. (как мы узнаем из жалованной грамоты царя Федора Ивановича) строится Соловецкий "каменный город" (каменная крепость) и на Карельском берегу Белого моря — Сумский острожек "от приходу свитцких людей".

В декабре 1585 г. стороны вновь собираются в мызе на реке Плюссе и договариваются продлить перемирие еще на 4 года с условием собраться в следующем году для заключения мирного договора.

Но начинаются разногласия и в самой Швеции. Король Юхан III, будучи женат на ярой католичке, был не понаслышке знаком с основными догматами римско-католической веры, с ее пышными ритуалами, которые, как раз и привлекали его. Еще находясь в заточении, он тщательно изучал материалы всех богословских диспутов и глубоко сожалел о том, что ведутся столь яростные войны между протестантами и католиками. Он лично составил новую литургию, названную "Красная книга", где организация самого богослужения весьма была похожа на католическую, и даже оказывал давление на риксдаг о принятии нового вида церковной службы. В своих политических целях он пошел еще дальше, предлагая Папе Римскому принять Шведскую церковь под свою опеку. При этом он сохранял за протестантами некоторые права — разрешение священникам жениться, проведение службы не на латыни, а на местном языке и прочее. Все его попытки примирения со Святым престолом окончились неудачей — Папа отлучил его от церкви.

В самой Швеции его нововведения встретили сильное сопротивление, как среди обывателей, так и клерикалов, в Финляндии, благодаря усилиям Абовского епископа Эрика Соролайнена, конфликт получился более сглаженный.

Отрицая частичный возврат протестантов в лоно истинной веры, тем не менее католическая церковь не прекращала своей миссионерской деятельности, делая ставку на сына Юхана III — Сигизмунда, воспитанного в лоне латинской веры. Защитником протестантской веры неожиданно выступил младший брат короля — герцог Карл Седерманландский. Назревал серьезный конфликт между братьями.

В 1585 году во время очередных переговоров на Плюссе погибает любимец Юхана Понтус Делагарди. По одной из версий, подходя на шлюпке к Нарвской крепости, он приказал ответить выстрелом из пушки на салют крепостных орудий. Не выдержав сотрясения от выстрела лодка развалилась, и обряженный в тяжелые доспехи Делагарди утонул. По другой, его лодка налетела на некоторое препятствие и от удара развалилась — "…принесло судно ветром на пень да вынесло доску, а Немцы почали метатца в воду, и судно потонуло, и на завтра в субботу выволокли из воды Пунцу".

1586 год завершается смертью Стефана Батория 12 декабря, а уже в следующем году поляки избрали королем сына Юхана III — Сигизмунда.

Шведы в то же время укрепляют в Приботнии в устье реки Улео Улеаборгскую крепость, которая с самого начала должна была служить не только для обороны приботнических земель, но и как опорный пункт для на нападения и походов к Белому морю.

В 1589 г. в результате все усиливающейся напряженности политической обстановки на северных границах России вновь начались вооруженные столкновения. Шведские отряды, поддержанные улеаборгскими крестьянами, совершили набег на Кандалакшу, Колу разорили волости монастырей Печенгского и Соловецкого.

В ответ партизанский отряд карельских крестьян совершил набег на побережье Ботнического залива, вновь с Кириллом Рогозиным. Вместе со своим новым помощником, партизаном Микитой, Рогозин собрал несколько сот вооруженных крестьян и с ними стал совершать нападения на северную часть Корельского уезда. Другой партизанский отряд был организован в тех же местах карелом Лукой Рясяйненом и также начал борьбу против шведов.

В начале следующего года уже официально начались военные действия. Основные военные действия развернулись в Ижорской земле и привели к возвращению русскому государству приморских городов — Яма, Ивангорода и Копорья. Трехсоттысячное (по Карамзину) войско выступило от Новгорода, 27 января князь Дмитрий Хворостинин, командовавший передовым полком, взял Ям, разгромив 20000 шведов Густава Баннера и обратив шведов в бегство. Преследовать их бросилась татарская конница. 4 февраля все русское войско осадило Нарву. 18-го был первый штурм, который шведы отразили. 21-го был назначен следующий штурм, но комендант Нарвы Карл Хенрикссон Горн от имени короля попросил перемирия, возвращая Иван-город и Копорье.

Король Юхан III не признал условий перемирия, а Горна обвинил в измене и приговорил к смерти. Очередные переговоры на реке Плюссе окончились безрезультатно, а на следующий день шведы генерала Бойе осадили Иван-город, но были отбиты воеводой Иваном Сабуровым.

Сигизмунд, сидя на польском престоле пока помалкивал, однако его послы в Москве заявили, что война со Швецией, есть нарушение перемирия с Польшей. Им отвечали, что Швеция — не Литва с Польшей, а родственная связь королей "не уважается в политике".

В течение 1591 года шведы дважды вторгались в Ижорскую землю и даже разбили русское войско Шереметева и Долгорукова, из-за внутренних распрей между двумя военачальниками, причем воевода князь Владимир Долгорукий был захвачен в плен, но отступили, ничего не завоевав.

В то же время развернулась вооруженная борьба в северных порубежных землях, где шведское правительство возобновило попытки территориальных захватов. Отряд Петера Багге получил приказ — занять беломорское побережье Карелии и захватить Сумский острог; отряд Ханса Ларссона получил приказ занять Колу. Оба похода, вследствие сопротивления русского и карельского населения и русских воинских людей, кончились неудачей: Ларссон потерпел поражение под стенами Колы, а фактически командовавший другим отрядом сын Багге, Свен, хотя и взял Суму, но не смог в ней удержаться и ограничился грабительским набегом на весь Корельский берег. Белого моря. "В самый день праздника Рождества Христова убили в Кольской обители 50 монахов и 65 слуг".

В свою очередь, русские войска князей Григория и Андрея Волконских ходили в 1592 г. на север. Первый занял Соловецкий монастырь, а затем совместно с отрядами добровольцев из карельских крестьян, ходил в поход под Улеаборг и вернулся с богатой добычей. Второй истребил шведов в Сумском остроге и взял несколько пушек. Князья Мстиславский, Трубецкой и Годуновы Иван и Степан Васильевичи ходили в глубину Финляндии и разорили все от Або до Выборга, взяв несколько тысяч пленных. Шведы отсиделись в крепостях. Правда, их осаждать и не стали — переругались воеводы между собой. Федор Трубецкой обвинял Годуновых, а те Трубецкого — "в худой ревности к Царской службе".

В августе 1592 года начались очередные переговоры на Плюсе. Длились они ни много, ни мало почти два года — до 18 мая 1595 года. Причины столь длительных согласований заключались в том, что в самой Швеции начались сильные раздоры. Юхан III умер в ноябре 1592 года, в стране образовалось четыре политических лагеря, каждый из которых тянул одеяло на себя, стараясь с максимальной собственной выгодой использовать сложившуюся ситуацию. Первый был король Сигизмунд Ваза, коронованным помимо польского престола еще и на шведский. Второй — его дядя — младший сын Густава Ваза — герцог Карл Седерманландский, который был талантливее отца в демагогических выступлениях и даже превосходил его неразборчивостью в средствах для достижения цели, и также рассчитывавший на шведский трон. Третья — шведской высшей аристократией, заседавшей в Стокгольме. И четвертая — маршалом, адмиралом и наместником Финляндии Клаусом Флемингом, по прозвищу "Грязный нос", из-за его вечно неопрятного внешнего вида и грубых манер.

Еще до приезда Сигизмунда на коронацию в Швецию, в Упсале собрался церковный собор. Он был созван в соответствии с лютеранскими принципами не только по инициативе и с участием одних лишь священнослужителей, но с обязательным присутствием светских сословий. Собор отверг пресловутую "Красную Книгу" и обрушились с обвинениями на тех клерикалов, вроде епископа Сиролайнена, кто принял ее. Собор постановил признать окончательно лютеранскую веру для всей Шведско-финской церкви в ее Аугусбургском исповедании. Все религиозные течения отклонявшиеся от нее были прокляты, как ужасная ересь и было решено запретить все публичные церковные службы других вероисповеданий. Собор в Упсале дал отличный шанс герцогу Карлу Седерманландскому перехватить инициативу и прекрасно разыграть роль несгибаемого борца за торжество лютеранской веры, прокладывая путь на вершину власти.

Первоначально войдя в союз с всемогущим наместником Финляндии Флемингом, теперь герцог Карл подстрекал финских крестьян не платить налоги и отказывать в постое войскам наместника. Он отозвал весь флот из Финляндии, лишив Флеминга возможности доставить Сигизмунда к себе, где дворянство было готово присягнуть королю-католику, до того, как он согласится с решениями Упсальского собора и подтвердит их.

Сигизмунд прибыл в Стокгольм, где был вынужден согласовать все решения собора и провозгласить Шведско-финскую церковь государственной религией. В тоже время он сообщил своему духовнику по секрету, что никогда не будет действовать против интересов Римской церкви, а официально запрещенные католические мессы будут служиться, как всегда.

Королю было также навязано, чтобы он передал королевскому совету права и власть регентства, а председателем совета он назначил герцога Карла. За собой он оставил право назначать наместников и губернаторов, разрешив им обращаться к нему напрямую. Все соглашения были достигнуты во время коронации и неизбежно привели к еще большим разногласиям, чем были до ныне.

А между тем, в Тявзине, близ Иван-города, наконец, был подписан договор о вечном мире.

По нему выходило:

1. Быть вечному миру между Швецией и Россией;

2. Первой владеть спокойно Нарвой, Ревелем и всем Чухонским или Эстонским Княжеством; России возвращается Корела (Кексгольм), признается владение Ивангородом, Ямом, Копорьем, Орешеком (Нотебургом), Ладогой.

3. России не помогать врагам Швеции, а Швеции врагам России, ни людьми, ни деньгами;

4. Пленных освободить без выкупа и без размена;

5. Лапландцам Остерботнийским и Варангским платить дань Швеции, а Восточным (Кольским и соседственным с землею Двинской) России;

6. Шведам торговать свободно в Москве, Новгороде, Пскове и иных местах: также Россиянам в Швеции;

7. В кораблекрушении и во всяких бедственных случаях усердно оказывать друг другу взаимную помощь;

8. Послам Московским вольно ездить чрез Шведские владения к Императору, Папе, Королю Испанскому и ко всем великим Государям европейским или их послам в Москву: также торговым людям, воинским, лекарям, художникам, ремесленникам.

В тексте договора впервые с момента подписания Юргиной грамоты в 1323 году было оговорено то, что земли на северо-востоке Ботнии, так долго оспариваемые русскими, закрепляются за Швецией.

Шведы не торопились выполнять условия договора и всячески тянули со сдачей города. Но все же два года спустя, в 1597 г., шведские власти вынуждены выполнить свои обязательства. Корела и Корельский уезд были возвращены России.

Пограничная комиссия в составе шведских и русских представителей обследовала верховья реки Сестры и убедилась, что прежняя Ореховецкая граница действительно проходила по главному руслу реки — Сиестрайоки, а не по ее притоку Сиесйоки, что являлось предметом постоянных разногласий, переходящих в военное противостояние. Доказательством служил найденный пограничный знак — Ристикиви, то есть "Крестовый камень", огромный валун, что расположен и сейчас на одной из возвышенностей посреди болот, у истоков рек Сестра и Волчья. 17 августа 1595 года на нем был высечен крест и представители сторон, а при этом присутствовали: комендант Выборгского замка Матти Круус, адмирал Яаккима Бранд и некий местный помещик Арви Вилдеман — от шведов, князь Василий Андреевич Звенигородский и дьяк Игнатий Сафонов, подтвердили тем самым, что вопрос границы владений исчерпан. А в истории Финляндии и Карелии все эти земли по правому берегу Сестры-реки так и остались под названием Риитамаа — "спорная земля".

Глава 6. ШВЕДСКАЯ СМУТА

Везде приближалась смута. Этот период русской истории достаточно и разнообразно освещен в отечественных публикациях, поэтому мы больше внимания уделим событиям, происходившим в шведском королевстве. Ибо все последующие военные конфликты и были результатом событий, связанных с абсолютизацией королевской власти в Швеции, резким возрастанием военно-технического потенциала и соответственно экспансией в Европу.

Герцог Карл Седерманландский изначально обладал недюжинным стремлением к лидерству. Но, "несправедливость" судьбы в том, что он родился позднее своих братьев, лишь подталкивала его к решительным действиям — достижению главной своей цели — короны.

Он инициировал собрание риксдага в Сёдеркопинге, и блеснув ораторским искусством, провозгласил свое регентство в духе Кальмарской унии. То есть, когда король, а правили-то в основном датские монархи, был сам по себе, а шведы жили сами по себе. Любое королевское распоряжение должно было теперь исполняться лишь после того, как его утвердит регент, т. е. герцог Карл и Государственный Совет. Если же кто-то рискнет нарушить этот порядок, то будет немедленно признан мятежником. Решения риксдага окончательно разрывали отношения Швеции и ее короля Сигизмунда. Естественно, что герцога Карла поддержала вся шведская знать.

Но, оставалась еще Финляндия, где фактически единолично правил наместник Флеминг, по прозвищу "Грязный нос", и который получил от Сигизмунда такие широкие полномочия, которые делали его независимым от Стокгольма.

Из Стокгольма в Финляндию прибыл советник герцога Карла — Карл Горн, которому было поручено добиться признания финляндскими дворянами решений риксдага. Переговоры начались в Турку. Однако, доносил Горн в Стокгольм, сперва многие из дворян хотели было согласиться с постановлением верховной власти, "но как только им поступало указание от лорда Клауса, они тут же меняли свое решение". Большинство из них подписало документ, согласно которому Финляндия обещала неукоснительно исполнять постановления парламента лишь в случае утверждения их королем Сигизмундом. Это означало разрыв отношений между правящими верхушками Швеции и Финляндии. Тоже самое происходило и со взглядами простых людей — шведы считали герцога Карла борцом за единство нации, а финны — узурпатором.

Конечно, Флеминг и его окружение не планировали полного отделения Финляндии от Швеции, но они проводили политику, краеугольным камнем которой становился союз с Польшей. Этой позиции придерживалось в основном дворянство, за исключением некоторой оппозиции, включая и влиятельный семейный клан Горнов. Финское крестьянство меньше всего беспокоили вопросы теологических разногласий между католиком Сигизмундом и лютеранином Карлом, после Тявзинского мира, они уже не могли согласиться с необходимостью дальнейшего содержания значительной армии и смотрели на сурового Флеминга, как на деспота, который собирает с них непомерные налоги и силой заставляет держать на постое войска.

Когда обозленные крестьяне Южной Остроботнии убедились в бесполезности просить Флеминга хотя бы ненамного уменьшить гнет солдатских постоев, они обратились к герцогу Карлу, а он посоветовал им тут же восстановить справедливость самим. "Вас так много, что вы способны сами выкинуть этих солдат, даже не смотря на то, что вооружены вы лишь кольями да дубинами" — ответил им герцог Карл.

Совет герцога ни в коем случае не означал его выражения сочувствия страданиям земледельцев. Напротив, после его вмешательства гнет только увеличился, но разве думал герцог о том, какое ждет наказание мятежников после их выступления. Нет, герцогу нужно было лишь ослабить позиции правителя Финляндии — Флеминга. При этом, Карл действовал настолько осторожно и искусно, что до сих пор многие историки величают его "крестьянским принцем". Мятеж возник в тех районах, где практически не проживали дворяне, и где не было крупных землевладений знати. Отправной точкой восстания стали непомерно возросшие налоги.

Крестьяне не имели огнестрельного оружия, но они вооружились луками со стрелами, копьями и, как им посоветовал Карл, дубинками, сплошь утыканными шипами. Потому восстание и получило свое название "Война дубин" (1596–1597).

Волнения начались в Южной Остроботнии, наиболее связанной со Швецией, но быстро распространились и на другие территории, пока не охватили большую часть страны. Во главе восставших встал Яаакко Илкка, зажиточный крестьянин, который был достаточно богат, что мог поставлять в армию полностью экипированного всадника. В начале он даже попал в руки в Флемингу, но ему удалось бежать из Абовского замка. Восставшим удалось собрать большую армию и начались грабежи дворянских усадеб. К слову, крестьяне не тронули поместье Карин Мансдоттер — вдовы короля Эрика XIV Безумного. Все-таки он был популярен. Мятеж вынудил часть сторонников герцога из числа дворян и духовенства перейти в лагерь Флеминга. Обученные и хорошо вооруженные отряды наместника Финляндии легко расправлялись с восставшими. В сражении близ Нокия крестьяне Южной Остроботнии были разгромлены полностью и казнены в огромном количестве.

Также поступали с окруженными и сдавшимися в плен крестьянами в Саволаксе, и в других района Финляндии, несмотря на данные перед этим обещания сохранить жизнь.

Как только спокойствие было восстановлено внезапно скончался Клаус Флеминг. Была ли его смерть естественной или нет — неизвестно, но основного противника герцога Карла на территории королевства не стало.

Сигизмунд из Варшавы назначает вместо покойного бывшего коменданта Нарвы Арвида Стэларма. Кстати, по рекомендациям вдовы наместника и его ближайшего окружения. Возможно, выбор был не очень удачным — после "железного" и непримиримого Флеминга наместником стал человек, гораздо более мягкий и способный на компромиссы.

А вот герцог Карл был готов идти до конца и выполнить все угрозы, содержащиеся в решениях последнего заседания риксдага, вплоть до вооруженного вторжения в Финляндию и приведения ее в покорность себе, как регенту.

Госсовет, состоящий из знатнейших людей королевства, до этого момента действовал заодно с Карлом. Но, его планы по высадке войск в Финляндии натолкнулись на противодействие Совета.

"Не хотят, и не надо!" — решил Карл и просто собрал еще один парламент, на этот раз в городе Арборг, и провел через него нужное себе решение. Таким образом, старый состав Госсовета, а он по шведским законам управлял государством в промежуток между сеймами парламента, оказался не у дел. Отношения между герцогом Карлом и высшей знатью Швеции были окончательно испорчены.

Тем временем, герцог высадился в Финляндии и с помощью предательства овладел Абовским замком и посадил под арест всех офицеров гарнизона. Чувствуя ненадежность своих позиций в метрополии, Карл возвращается обратно, оставив вместо себя… Клауса Хенрикссона Флеминга — одного из родственников покойного наместника, который встал на его сторону.

Особо не веря герцогу, Флеминг и другие, примкнувшие было к нему, решили вернуться обратно и присоединились к войскам нового наместника провинции. В это время стало известно, что Сигизмунд решился силой восстановить свои права на престоле Швеции и высадился с войсками в Кальмаре. Финляндский наместник решил поддержать законного короля и также отплыл в метрополию. Но финляндцы высадились слишком поздно — 25 сентября 1598 года в битве при Стенгебро герцог Карл разгромил Сигизмунда и вынудил покинуть Швецию уже навсегда. Таким образом, уния Польши и Швеции была разорвана де факто.

Финляндскому войску пришлось возвращаться обратно, хотя Сигизмунд пытался отозвать их флот к себе. Но покинуть родину они не решились.

Когда осенью следующего года герцог Карл высадился в Финляндии, первым делом он быстро разгромил войска Стэларма близ Мартилы и окружил его самого у Абовского замка. Чтобы поскорее покончить с остатками сопротивления, Карл непринужденно и легко пообещал, что виновность каждого сдавшегося добровольно в плен будет рассматривать парламент. Стэларм поверил предложенным условиям капитуляции и приказал сложить оружие. Карл тут же нарушил данное собой слово и приказал убить тех, кто, по его мнению заслуживал смерти.

Он зверски расправился с двумя сыновьями покойного наместника Флеминга, один из которых был еще вовсе юным мальчиком. Герцог не оставил в покое и прах самого маршала, приказав раскопать его могилу и вышвырнуть его прах вон. Правда это или одна из легенд, но знаменитый финский художник Альбрехт Эдельфельт запечатлел этот момент на полотне "Герцог Карл глумиться над телом Флеминга", которое мы и сегодня можем увидеть в картинной галерее Хельсинки.

Только три дворянина из Финляндии оказались на скамье подсудимых и предстали перед парламентом. Среди них был и Стэларм, приговоренный к смерти, но в последний момент помилованный прямо на эшафоте. Смертную казнь ему заменили тюремным заключением, где он оказался вместе со многими другими представителями знатных фамилий, находясь в абсолютном неведении о своей дальнейшей судьбе. Не только дворян швыряли в темнице, среди них были и священники, как например епископ Соролайнен, не согласный с решениями Упсальского собора.

Все имения арестованных и казненных были разграблены наемниками Карла, а большинство их землевладений конфисковано. Многие другие были вынуждены бросить свои поместья и бежать из Швеции.

На следующий год Карл овладел и Эстонией, чей губернатор Ёран Бойе лишь формально придерживался короля Сигизмунда. Беглецам из Швеции, поначалу укрывшимся здесь, пришлось спасаться теперь в Польше. Оппозиция была разгромлена полностью, теперь ей оставалось сидеть в Варшаве и сочинять пасквили о "мясной лавке" герцога Карла.

Как пишет финский историк Кауко Пиринен, "мясорубка устроенная герцогом не была настолько широкомасштабной, чтоб выпустить всю кровь из финляндского дворянства… Многим фамилиям, среди которых были и казненные противники Карла, возвратили почти все конфискованные земельные наделы. Так что, потери составили менее 10 %". Когда разразилась война с Польшей, многие из пленников были выпущены из тюрем, а Арвид Стэларм был назначен главнокомандующим шведской армией, принеся искреннюю присягу на верность Карлу.

Политика централизации королевской власти, пополнение господствующего класса за счет иностранцев и лиц незнатного происхождения, способствовало сливанию финляндского дворянства со шведским. Но при этом, какие-либо мысли о возможности получения хоть какой-то независимости от центра были истреблены и смогли возродиться лишь во второй половине XVIII века, в царствование Густава III.

Ненависть Карла к собственному племяннику Сигизмунду, подогреваемая религиозным противостоянием, вылилась в войну с Польшей, которая продолжалась почти без перерывов 60 лет. Карл утвердил себя на шведском троне в 1604 году, когда парламент законодательным порядком закрепил наследственность королевской власти за его ветвью фамилии Ваза. Он получил титул короля Карла IX, с которым и вошел в историю.

Почти в тоже время в России пресеклась ветвь Рюрикова, со смертью Федора Иоанновича, последнего отпрыска Иоанна Грозного, отречением его супруги Ирины, на престол был избран Борис Годунов. Мы оставим за рамками нашего повествования все то, что относится к внутренним делам, творившимся в России, если они не имеют касательства к отношениям со Швецией, как то, борьба Годунова с боярскими родами, загадочная смерть царевича Дмитрия, вызвавшая появление многочисленных самозванцев, и собственно саму смуту. Это достаточно широко освещено в отечественной исторической литературе.

Между тем герцог Карл начал войну со своим племянником Сигизмундом в Ливонии. Легко захватив в начале ливонские земли, он осадил Ригу, но взять ее не смог. На следующий год поляки перешли в контрнаступление, и коронный гетман Ян Кароль Ходкевич разгромил шведов у Дерпта (Тарту) и Ревеля (Таллинна).

Война Швеции и Польши была чрезвычайно выгодна Борису Годунову. Не разыграть такую карту в политике — грех! Вспомнили и о несчастном сыне Эрика XIV, которого сверг с престола Юхан III, отец нынешнего польского короля Сигизмунда. Отыскали его русские в Торне, где юноша влачил довольно жалкое существование, и в Москву пригласили. "На границе, в Новгороде встретили, в Твери ждали сановники царские, одели в золото, бархат, ввезли в Москву на богатой колеснице, представили Государю". Замысел Годунова был следующий: выдать за Густава свою дочь Ксению, и тем самым предъявить свои права на Ливонию. А пока дали ему "удел Калужский, три города с волостями — для дохода!" В самом раннем детстве оторванный от матери мстительной Катериной Ягеллонкой, несчастный Густав и не помышлял о таких грандиозных перспективах. Он вел жизнь скромную, обладал большими познаниями в науках, особенно в химии, чем заслужил имя второго Феофраста Парацельса, знал много языков, включая русский. Карамзин, ссылаясь на указанные источники, пишет, что Густав прибыл в Москву не один, а с некой "любовницей из Данцига" (совр. — Гданьска), женитьбой на царевне Ксении не прельстился и переходить в православие тоже отказался. Тем вызвал гнев Годунова, посажен под стражу, после выпущен. Жил в Угличе, Ярославле и Кашине, где тихо и скончался в 1607 году. Могилу его видели шведы — Яков Делагарди и королевский посланник Петр Петрей де Ерлезунд.

Отказ от царского предложения не помешал русским сочинить некое письмо от Густава к своему сводному дяде герцогу Карлу: "Европе известна бедственная судьба моего родителя, а тебе известны ее виновники и гонители: оставляю месть Богу! Ноне я в тихом и безбоязненном пристанище у великого монарха, милостивого к несчастным державного племени. Здесь могу быть полезен нашему любезному отечеству, если ты уступишь мне Эстонию, угрожаемую Сигизмундовым властолюбием: с помощью Божьей и царской буду не только стоять за города ее, но возьму и всю Ливонию, мою законную вотчину".

Едва ли это письмо дошло до адресата… Его использовали, как подметные грамоты, раскидав среди жителей Ливонии, в то время, как поляки со шведами выясняли там отношения.

Официально же правительство Годунова вело переговоры и с одними и с другими о мире. Полякам предлагалось заключить новый мир на двадцать лет, но Сигизмунда писали без титула "Король Шведский" — чтоб усладить слух герцога Карла, а полякам объясняли, что, дескать, когда на престол шведский Сигизмунд взошел, то не известил Россию о том событии официально. Боярин Салтыков так и заявил: "Мир вам нужнее, нежели нам. Эстония и Ливония собственность России от времен Ярослава Мудрого, а шведским королевством владеет герцог Карл. Царь наш пустых титулов никому не дает!" Деваться было некуда, и поляки подписали, но не мир, а перемирие сроком на двадцать лет. В отместку по-прежнему именовали Бориса великим князем, пообещав, что когда подпишут вечный мир, то тогда и назовут. "Двадцать лет пройдут скоро, а кто тогда будет государев, что у нас, что у вас, неизвестно!" — на том и разошлись.

Карлу писали, убеждая не мириться с поляками и скорее короноваться. Заодно предложили пересмотреть и условия последнего мира, подписанного Федором Иоанновичем и Сигизмундом — от Швеции. Раз теперь у шведов другой король, следовательно, мирная грамота не действительна. Заодно приврали насчет того, что переговоры с Сигизмундом закончились передачей России половины Ливонии. Шведы удивились: "Если польский король уступает вам половину Ливонии, то уступает не своё. Она и так нами завоевана… Мы воюем и берем города, что мешает вам также ополчиться и разделить Ливонию с нами?" Но воевать Борис Годунов не хотел. Он продолжал учтиво величать герцога Карла королем шведским, хотя сама коронация состоялась намного позже.

С третьей стороны, царь вел переговоры и с извечными врагами шведов — датчанами. Поскольку ничего не вышло с единственным сыном Эрика XIV, отказавшегося участвовать в интригах, было решено сосватать Ксению Годунову за принца Иоанна Датского, родного брата короля Христиана IV. Но свадьба сорвалась, по причине внезапной смерти жениха. Переговоры продолжились, и по совету датского короля в качестве нового жениха для царевны был избран Филипп, сын герцога Шлезвигского. Однако и здесь дело не закончилось ничем, в связи теперь со смертью самого Бориса Годунова в апреле 1605 года. Два этих неудачных сватовства лишь насторожили шведов, опасавшихся усиления датчан.

В Ливонии шведы продолжали отступать перед поляками, и подозрительный Карл приказал отстранить от командования Стэларма и ряд других высших офицеров, обвинив их в сношениях с неприятелем. Армию возглавил он сам. В результате, шведы потерпели сокрушительное поражение от поляков 27 сентября 1604 года у Кирхольма. Гетман Ян Кароль Ходкевич стремительно атаковал почти вдвое превосходящего противника и разгромил его. Сам Карл IX едва не был пленен, ему уступил своего коня ротмистр Вреде из королевских драгун, и ценой своей жизни спас короля.

Глава 7. ВЕЛИКАЯ ВОСТОЧНАЯ ПРОГРАМА

Со смертью Годунова начались и годы Великой Смуты на Руси. Еще при жизни Годунова обстановка накалилась — голод и неурожаи 1601–1603 гг., восстание Хлопка в 1603, и, наконец, вторжение Лжедмитрия I в 1604 году — первого из последующей плеяды самозванцев. Борьба с самозванцем шла с переменным успехом, но смерть Бориса Годунова ознаменовала победу последнего. Сына Бориса — Федора задушили, и в Москву вошли поляки, провозгласив русским царем своего предводителя. Через десят месяцев восставшая столица расправилась с самозванцем, и на Красной площади "выкрикнули" нового царя — боярина Василия Шуйского.

"А как после Росстриги (Лжедмитрия) сел на государство царь Василий, и в Польских, и в Украинских, и в Северских городах люди смутились и заворовали, креста царю Василию не целовали, воевод и ратных людей почали побивать и животы их грабить, и затеяли будто тот вор Росстрига с Москвы ушел, а вместо него убит иной человек". — так записано в летописи.

Василий Шуйский не был популярен в стране. Вскоре после его воцарения во многих южных городах начинается движение против "боярского царя", преследовавшего в своей политике прежде всего узкие интересы боярства. Уже летом 1606 г. начинается массовое крестьянское восстание, вылившееся в грандиозную крестьянскую войну под руководством Ивана Болотникова. Лишь осенью 1607 г. правительству Шуйского, путем крайнего напряжения всех сил государства, удалось взять последний оплот Болотникова — Тулу и раздавить крестьянское движение.

Карл IX, который все время находился в курсе событий, происходивших в Москве (сведения о продолжающейся польской интервенции и крестьянской войне непрерывно поступают в Швецию), все больше увлекается идеей вмешательства в русские дела. "Надо пользоваться временем смут в России", — пишет он в письме к своим пограничным комиссарам в декабре 1606 г.

Тогда же, в конце 1606 г., у Карла IX впервые появилась мысль открытого вооруженного нападения на русские пограничные земли. Карл задумал было отозвать свои войска из южной Ливонии и направить их для захвата Кексгольма (Корелы) или Орешка.

В мае 1608 г. в письме к одному из шведских командиров в Прибалтике Карл снова говорит, что хорошо бы было неожиданно напасть на Кексгольм (Корелу) и захватить город. Но продолжающаяся борьба с Польшей в Ливонии помешала Карлу осуществить этот план.

Не имея в тот момент возможности начать открытое завоевание, король стремится использовать все прочие доступные средства для достижения своих целей. В письме к выборгскому губернатору Арведу Тённессону летом 1607 г. Карл предписывает склонить на сторону Швеции путем подкупа русских воевод Кексгольма (Корелы), Орешка и Ивангорода, обещая наградить воевод за их измену так щедро, что "будут иметь повод благодарить шведского короля и они, и дети их, и дети детей их". Кое-кто и задумался. Так в 1611 году Федор Григорьевич Аминов, будучи Ивангородским воеводой, перешел на сторону шведов, подучил подданство вместе с четыремя детьми, и даже был назначен позднее губернатором Гдова, а в 1618 году причислен к шведскому дворянству.

Не получая, несмотря на все настойчивые попытки, желаемого ответа от правительства Шуйского и от властей пограничных русских городов, Карл решил через голову властей обратиться прямо к населению с предложением своей великодушной помощи. В мае 1607 года, король отправил письмо крестьянам Корельского уезда с предложением перейти на сторону Швеции.

Обращаясь к крестьянам уезда (но не к жителям города Корелы), король стремился настроить карельское крестьянское население против их уездного города, в котором жили и карелы, и русские, и соблазнить карельских крестьян перспективой объединения с финско-карельским населением западной Карелии, подвластным Швеции. Но королевское письмо не встретило никакого отклика; карельский народ и до начала шведской интервенции, и в тяжелые годы интервенции оставался верен России.

Зная, что положение Шуйского непрерывно ухудшалось, шведский король проявлял все большее нетерпение. Об этом говорит его распоряжение пограничным властям: "Если русские запросят нашей помощи, то пришлите к нам нарочного, и пусть он и днем, и ночью, без отдыха, совершает путь, чтобы только скорее известить нас об этом".

Летом 1608 г. положение правительства Шуйского становится критическим. Осенью предшествовавшего года вблизи польской границы появился новый самозванец — Лжедмитрий II. Под его знамена быстро собрались отряды польской шляхты, которые ждали только повода для нового вмешательства во все осложняющиеся русские дела. Началась вторая польская интервенция. Собрав в течение зимы крупные силы за счет польских отрядов и русских "воровских людей", в начале лета 1608 г. Лжедмитрий II подошел к Москве. Правда, войску интервентов не удалось взять "с хода" русскую столицу, окруженную несколькими поясами мощных укреплений и имевшую сильный гарнизон; тогда Лжедмитрий и его польские военачальники решили стать лагерем под Москвой, в селе Тушино, и начать осаду Москвы. Из Тушинского лагеря по всей стране рассылаются письма с призывом признать власть "истинного" царя Дмитрия. Оттуда же расходятся по стране польские отряды, силой заставляя города и уезды подчиняться власти самозванца.

В стране все возрастало недовольство правлением "боярского царя". Недовольные Шуйским города один за другим начинают переходить на сторону Лжедмитрия; даже в Москве происходит брожение, часть бояр и дворян уходит от Шуйского в Тушинский лагерь, воины московского гарнизона начинают расходиться по домам. В создавшейся обстановке Шуйский не мог рассчитывать собрать внутри страны войско, достаточное для освобождения Москвы от осады, не мог рассчитывать своими силами справиться с польскими интервентами. "Уже никоторыя ему надежды несть ниоткуду", пишет о положении Шуйского в этот момент князь Катырев-Ростовский.

Теперь, когда иного выхода не оставалось, Шуйский решился, наконец, принять давно предлагавшуюся шведскую помощь. 10 августа 1608 г. царь отправил письмо к шведскому королю с просьбой о незамедлительной присылке вспомогательных войск. В Новгород для ведения переговоров со шведами и для сбора там русских ратных людей был послан племянник царя, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский.

Радостное возбуждение охватило шведские власти: желанный момент, наконец, наступил. В письме к своим комиссарам на границе Карл IX выразил свое настроение словами: "Настал такой удобный случай воспользоваться смутами России для территориального обогащения шведской короны, что упускать его невозможно; это значило бы сделать политическую оплошность, от которой не оправдаться ни перед богом, ни перед людьми".

Как только долгожданное письмо русского царя с просьбой о военной помощи было получено, главнокомандующий шведскими войсками в Прибалтике граф Мансфельд направил в Новгород своего офицера Монса Мортенссона для ведения переговоров с русскими властями. Мопс Мортенссон вступил в переговоры со Скопиным-Шуйским, окончившиеся в ноябре 1608 г. заключением соглашения о военной помощи. Швеция по этому соглашению обязывалась "как можно скорее" выслать в Россию вспомогательное войско в 5000 воинов, а московское правительство, со своей стороны, взяло на себя обязательство платить шведским воинам крупное денежное жалованье. А.Б. Широкорад, в своей книге "Северные войны" называет следующие цифры: "Коннице — по 50 000 рублей в месяц, пехоте — по 35 000", К. Ордин в "Покорении Финляндии" — 100 000 ефимков. По данным Харперовской энциклопедии военной истории месячное жалование ландскнехта не превышало 4-х гульденов, за каждый из которых в то время давали 12 гривен, т. е. 1 руб. 20 коп. Даже с учетом уменьшения содержания серебра в рубле (с 68 до 48 г), солдат-наемник должен был стоить около 6,8 рублей в месяц, что составляло очень большие деньги, а для русской казны получалось — 11,7 рубля в пехоте и 25 в кавалерии. Сумасшедшие деньги!

О начале переговоров со шведами и о готовящемся прибытии шведских войск скоро стало известно в русских пограничных городах. Население этих городов сразу же расценило готовящийся приход шведских войск как интервенцию. Жители Корелы, Орешка, Ивангорода, Яма и Копорья привыкли видеть в лице Швеции национального врага, против которого издавна велись войны. Кроме того, названные города (кроме Орешка) в конце XVI века, в течение нескольких лет, несли все тяготы шведской оккупации, память о которой была еще жива.

Так же враждебно были настроены к шведам и жители Пскова. При известии о приближении "свейских немцев" (то есть, шведов) псковичи кричали: "Немцев не хотим и за то помрем!"

В пограничных городах и среди сельского населения быстро зреет недовольство правительством Шуйского, призвавшего на русскую территорию войско исконных врагов — шведов. В глазах населения пограничных земель Шуйский становится изменником русскому национальному делу. Тогда пограничные города один за другим принимают решение перейти на сторону противника Шуйского, "царя Дмитрия Ивановича" (Лжедмитрия II). Сначала на сторону Лжедмитрия переходит Псков (сентябрь 1608 г.), затем, в конце ноября 1608 г., — Корела с уездом и Орешек.

Признание пограничными городами в 1608 году власти Лжедмитрия нельзя рассматривать как их переход на сторону польских интервентов. Польские отряды, распространившиеся в то время по всем центральным областям страны, не доходили до северо-западных пограничных местностей (вообще на территории новгородской земли появлялись лишь небольшие тушинские отряды, и то лишь временами и на юге). Таким образом, польская интервенция, проходившая в центральных областях Руси, для северо-западного пограничья не была в тот момент реальной опасностью, а весьма далекий тушинский "царь" представлялся не польским ставленником, а просто претендентом на русский трон, главой одной из двух русских сил, борющихся за власть в стране. Поэтому, когда стало известно, что Шуйский призвал себе на помощь национальных врагов, шведов, пограничные города отказываются подчиняться Шуйскому и переходят на сторону той силы, которая борется против Шуйского — на сторону Лжедмитрия. Реальной помощи пограничным городам тушинский "царь" оказать не мог, признание его власти лишь символизировало решимость бороться против Шуйского и призванных им интервентов. Жители Корелы и Корельского уезда, карелы и русские, переходом на сторону противника Шуйского показывали свое стремление отстаивать от вражеских притязаний родную землю.

В начале февраля 1609 года в сохранившемся до сих пор здании "Белой башни" в Выборге начались переговоры. Ход переговоров хорошо освещен в сочинении Иоганна Видекинда — "Истории шведско-московской войны" (издана в Стокгольме в 1672 г.), где содержатся весьма интересные подробности.

На первом же заседании шведские послы, сенатор Йоран Бойе и выборгскнй губернатор Арвед Тённессон, открыли свои карты. До сих пор при обмене письмами по поводу военной помощи и при заключении предварительного соглашения в Новгороде шведы ни одним словом не упоминали о вознаграждении (кроме жалованья воинам); до сих пор речь шла о якобы бескорыстном стремлении шведского короля помочь попавшему в бедственное положение соседу. Теперь же шведские представители спросили в упор: "Но чего надо ждать в качестве вознаграждения? Солдатам должно быть уплачено жалованье, согласно договору с Мансфельдом, а что же получит король за свою услугу и за посылку стольких тысяч наемных воинов?" Смысл этого вопроса не мог вызывать сомнений: за свою "помощь" шведы домогались от правительства Шуйского уступки русских территорий, и именно расчет на приобретение русских территорий побуждал шведов идти на вооруженное вмешательство во внутренние дела России.

Правительство Шуйского, разумеется, предвидело, что за шведскую "помощь" придется платить, и платить недешево. Русские послы — бояре Семен Васильевич Головин (шурин князя Скопина-Шуйского) и дьяк Зиновьев — имели на этот счет соответствующие полномочия, сообщенные лишь им двоим. Когда шведские представители прямо поставили вопрос о вознаграждении, произошел любопытный эпизод: русские послы ответили шведам, что определенные полномочия по этому вопросу они имеют, но, ввиду ненадежности настроения народа (подразумевалось население северо-западных русских областей), дальнейшие переговоры в этом направлении должны носить совершенно секретный характер. Всем членам русского посольства послы предложили выйти из помещения, и затем, взяв с шведских представителей клятвенное обещание хранить дальнейшие переговоры в глубокой тайне, предложили "в благодарность" за шведскую военную помощь передать город Корелу с Корельским уездом в постоянное владение Шведского государства.

Почему Шуйский решил отдать Швеции именно Корелу и Корельский уезд?

В ходе сношений со шведами в предшествующие годы в Москве стало совершенно ясно, что именно на эту территорию больше всего претендуют шведские власти, что задача овладения этой территорией стояла на первом месте во всех шведских захватнических планах.

Географическое положение Корельского уезда было крайне невыгодно для обороны от шведов. Граница со шведскими владениями, защищалась несколькими крепостями, в благонадежности воевод которых были сомнения, и не имела ни естественных преград, ни дополнительных укреплений. Правительству Шуйского, изнемогавшему в борьбе против польских интервентов, было очевидно, что Корельский уезд все равно не удержать, и, если не пойти на добровольную уступку, шведы вооруженным путем отнимут эту территорию. Но, наряду с этим, учитывалось, вероятно, и другое обстоятельство: в тот момент, как мы знаем, Корела и Корельский уезд Шуйскому уже не принадлежали, перейдя с конца ноября предшествующего года на сторону Лжедмитрия. Таким образом, Шуйский "уступал" шведскому государству территорию, которой он фактически уже не владел.

И все же, дав своим послам полномочия предложить шведам Корелу, Шуйский потребовал сохранить этот акт до поры до времени в глубокой тайне. Боярское правительство Шуйского для своего спасения шло на уступку части территории Русского государства, но стремилось сделать это в тайне от народных масс, боясь усиления народного недовольства, особенно усиления недовольства в северо-западных уездах страны.

Шведы приняли русское предложение, и 28 февраля 1609 года был заключен договор о военной помощи. По Выборгскому договору шведы давали пятитысячное войско в "помощь" правительству Шуйского; русские обязались платить жалованье этому войску, а также передать Швеции в вечное владение Корельский уезд с городом Корелой. Согласно условиям договора, спустя три недели с того дня, как Делагарди со своим войском перейдет русскую границу для движения "ко государю па помочь к Москве", шведам должна быть вручена грамота царского воеводы М.В. Скопина-Шуйского на передачу Корелы с уездом, а спустя 11 недель с того же дня шведам должна быть вручена утвержденная царем грамота на передачу Корелы и тогда же должна быть произведена фактическая передача города и уезда шведским властям. Из города Корелы и Корельского уезда русские имели право, по условиям договора, вывезти церковную утварь, а также пушки, запасы пороха и ядер; разрешалось вывести тех жителей города и уезда, русских и карел, которые захотят уйти на Русь, со всем имуществом.

На основе договора в Выборге для похода на Русь было собрано пятитысячное шведское войско, состоявшее из наемных солдат чуть ли не всех национальностей. Европы; преобладали в составе войска немцы. Командование войском Карл IX поручил Якову Делагарди, сыну Понтуса Делагарди, возглавлявшего шведские войска во время Ливонской войны тридцать лет тому назад. Кроме того Яков был еще и внуком Юхана III, старшего брата короля Карла, а самому королю приходился внучатым племянником.

Еще в конце 1608 г., во время русско-шведских переговоров о военной помощи, шведы выдвигали требование передачи им Кольского полуострова. С этого момента шведское правительство в уплату за свою военную помощь, кроме Корелы и Корельского уезда; стремится получить от русских и Кольский полуостров. Каждый раз, когда в течение 1609–1611 гг. возобновлялись переговоры между шведами и правительством Шуйского, выдвигалось и требование передачи Колы. Но правительство Шуйского заняло в отношении Колы твердую позицию и сумело уклониться от этой уступки.

Одновременно с дипломатическими приемами шведы готовятся применить и более действенные меры. Уже в начале 1609 г. (13 февраля) Карл IX посылает распоряжение улеаборгскому губернатору Исааку Бему вступить в сношения с русскими северными областями (с северной Карелией), призвать жителей этих областей сохранить верность царю Василию, а также предложить им помощь против изменников (то есть против возможного нападения сторонников Лжедмитрия). Бему предписывалось также написать письмо настоятелю Соловецкого монастыря, являвшемуся фактически главой политической власти в беломорской Карелии, и сообщить ему, о принятом шведами обязательстве поддерживать правительство Шуйского. Но при этом, король требует от Бема не ограничиваться дипломатическими посланиями, а предпринять и более решительные меры: набрать в губернии несколько тысяч вооруженных людей, предпочтительно лыжников, и с ними совершить набег на русскую территорию, где Бем должен был наложить контрибуцию на мятежников (то есть на противников Шуйского, признавших власть самозванца) и попытаться занять Сумский острог, важный политический центр и главную крепость северной Карелин, под тем предлогом, что это, якобы, совершается в интересах царя. Свои действия Бем, согласно этому распоряжению, должен согласовывать с действиями Бальтазара Бека, губернатора Вестерботнии (территория к северо-западу от Ботнического залива). В тот же день Карл IX отправил письмо и Бальтазару Беку, поручив ему собрать в подчиненной ему Вестерботнии 200–300 воинов, в том числе и лыжников, и с ними двинуться прямым путем на Колу, как только Бем начнет свой поход в русские земли. Приверженцам царя Василия он не должен причинять ущерба, и Колу он должен будет занять от имени царя.

Как видно из этих писем, на севере, уже в первые месяцы шведского вмешательства в русские дела, сразу выявились захватнические намерения шведов. В то время, когда в Выборге еще только готовилось заключение договора Швеции и России о "союзе" и "дружеской помощи", шведский король уже отдает распоряжения о вооруженном захвате русских владений, владений своего будущего союзника — царя Василия Шуйского.

Южнее, в новгородской земле, шведы на первых порах действовали более осторожно. Весной 1609 года шведское войско подошло к Новгороду. 25 апреля был разгромлен большой отряд тушинцев воеводы Кернозицкого, а 10 мая Скопин-Шуйский вместе со шведами двинулся в сторону Москвы. В Торжке к нему присоединилось смоленское ополчение. Под Тверью произошло сражение с польско-тушинским войском пана Зборовского. Первый этап боя сложился сначала не в пользу русских. Польская конница смяла оба фланга, но стоявшая в центре шведская пехота не отступила ни на шаг. На рассвете следующего дня русские и шведы атаковали противника и нанесли ему сокрушительное поражение.

Скопин было двинулся вперед, но тут взбунтовались наемники, требуя уплаты жалования за четыре месяца. Заодно, Делагарди не преминул напомнить, об освобождении и передачи шведам Корелы. Срочно изыскали деньги, Корелу обещали вразумить и передать шведам, и 12 марта 1910 года Скопин вместе с Делагарди торжественно въехали в Москву. Еще в декабре 1609 г. был подписан дополнительный договор об увеличении шведского воинского контингента на 4000 чел., за это Россия обязалась "полное Швеции учинить воздаяние, какое от нее требовано будет". Царь Василий Шуйский был готов на все.

Вступление шведских войск в русские земли позволило польскому королю Сигизмунду III расценить это, как союзнические действия против него и вторгнуться в Россию. Началась осада Смоленска. Русско-шведское войско должно было двинуться против поляков, но 25 апреля 1610 года скоропостижно скончался 23-летний и талантливый полководец Михаил Скопин-Шуйский. По слухам он был отравлен братом царя — Дмитрием Шуйским, как возможный претендент на царский трон.

Отравителя и назначили командовать русско-шведским войском. У деревни Клушино 40-тысячная армия Шуйского и Делагарди встретилась с польским войском гетмана Жолкневского.

Зная о недовольстве наемников задержками жалования, Жолкневский послал им письмо: "Хотите быть нашими друзьями или врагами? Выбирайте! Мы же и на то, и на другое согласны" [229]Костомаров . Собр. Соч. Кн. 2. Т. IV. Смутное время Московского государства в начале XVI столетия. СПб.; 1904. С. 440–441.
. Француза, доставившего письмо, повесили, но ропот среди наемников продолжился — жалование выдано еще было не всем. 23 июня 1610 года вышли к деревне Клушино (20 км севернее Гжатска). Русская рать развернула обоз, наемники встали на правом фланге, окружив себя повозками.

Впереди находились две деревни, которые можно было занять стрельцами. Позади этих деревень даточные люди выстроили плетень из хвороста, который преграждал подступы к расположению войск, являясь препятствием для конницы противника, и в тоже время представлял собою удобную позицию для пехоты, вооруженной мушкетами.

Беспечность, что Шуйского, что Делагарди, привела к внезапной атаке поляков, которая началась на рассвете 24 июня. Жолкневский приказал поджечь обе деревни, что были расположены перед русскими позициями, одновременно ударили барабаны и раздались сигналы труб. Пехота Делагарди и стрельцы бросились к плетню и своим огнем задержали продвижение развернувшегося в боевые порядки противника. Между тем и московское войско строилось в две линии, правый фланг составляла пехота из наемников-шведов, за ними выстраивалась конница. У Шуйского на левом фланге, в первую линию встала конница, за ней выстраивалась пехота.

Стрельцы и иностранная пехота оказали достойное спротивление на линии плетня. "Сей плетень был для нас большим препятствием: ибо и Понтус поставил при нем же свою пехоту, которая весьма вредила нашим, как наступающим через сии промежутки, так и возвращающиеся через них назад. Битва продолжалась долго; как наши, так и неприятель, особенно же иноземцы, несколько раз возобновляли бой".

Полякам удалось опрокинуть московскую конницу, которая смяв боевые порядки своей же пехоты, отступила в обоз. Шведы же упорно держались. Кавалерия Жолкневского ходила в атаку по 8–10 раз, но не могла сломить сопротивление Делагарди. Лишь подтянув два фальконета, и открыв артиллерийский огонь, полякам удалось пробить брешь в оборонительных порядках наемников, прибывшая свежая польская пехота опрокинула наемников и заставила отступить в лагерь, куда ворвалась на их же плечах. Около трех тысяч шведов отступили на опушку леса и вновь встали в оборонительную позицию. Шуйский тем временем укрылся в своем обозе и бездействовал.

Видя это, Жолкневский предложил шведам почетную капитуляцию, то есть — отпустить, при оружии и знаменах. Делагарди не преминул согласиться и, таким образом, Шуйский остался в одиночестве. Обнаружив это, московские воеводы бросились бежать, за ними потянулись и рядовые войны. Поляки занялись грабежом обоза, и никого не преследовали.

Шведский отряд в полном порядке отступил в новгородские земли.

Между тем, на севере, события продолжали развиваться своим чередом. Улеаборгский губернатор Бем, согласно указаниям короля, написал письма в Соловки и в Сумский острог, предлагая свою вооруженную помощь против поляков и русских мятежников. Ответные письма в архивах не сохранились; вероятно, соловецкий игумен и сумский воевода просто не стали отвечать, поскольку никаких польско-литовских отрядов и русских мятежников в Поморье в тот момент не было, и никакая помощь русским властям на этой территории не требовалась.

Осенью 1609 г. Карл IX повторно, и с еще большей решительностью, приказал губернатору Вестерботнии Беку и улеаборгскому губернатору Бему набрать войско, прежде всего лыжников, и зимой, соединившись к северу от Ботнического залива, на реке Кеми, выступить совместно в поход для занятия Колы. Местному населению шведские военачальники, согласно королевской инструкции, должны были объяснить, что царь Василий Шуйский будто бы уступил Швеции это "древнее шведское владение" и что шведская граница должна теперь включить в себя и Кольский полуостров. В случае успеха похода предписывалось оставить в Коле достаточный гарнизон и немедленно установить новую шведскую границу. Одновременно должен был быть послан шведский отряд к Варангер-фьорду, чтобы захватить часть побережья Ледовитого океана у датчан, владевших территорией Норвегии до границы с Россией на южном берегу Варангер-фьорда. Если оба похода будут успешны, король предписывал обоим войскам соединиться у второго крупного русского поселения на Кольском полуострове — Печенгского монастыря, занять владения монастыря и объявить, что Печенга также (вместе с Корелой и Колой) уступлена русским правительством шведской короне. Понимая, что силы, направляемые им для захвата огромных пространств русского Севера, весьма невелики, король рекомендовал своим командирам стараться не наносить ущерба местным жителям, ибо насилия над населением могут вызвать вооруженный отпор и партизанскую войну, и тогда захватническая операция шведов будет сорвана.

Большие завоевательные планы Карла IX на крайнем севере в 1609–1610 гг. не смогли осуществиться. Губернатор Вестерботнии Бальтазар Бек отправил гонца с письмом к Кольскому воеводе, поручив ему заодно узнать расположение города и характер городских укреплений, и получил вскоре от воеводы ответное послание. Одновременно Бек начал делать некоторые приготовления к экспедиции, но на этом и ограничился. Вскоре прошел слух, что Бек вступил в тайный сговор с русскими и потому не выполнил распоряжения короля. Губернатор Эстерботнии Бем (из Улеаборга) оказался еще более нерадивым, и король приказал его посадить в тюрьму за невыполнение приказа.

Шведская завоевательная экспедиция на русский север не могла осуществиться по независящим от губернаторов причинам. Прежде всего, весной 1609 г. имелись большие трудности организационного порядка: в течение двух месяцев, остававшихся на подготовку похода, (чтобы успеть совершить поход до весенней распутицы), в северных провинциях с их обнищавшим, разоренным поборами крестьянским населением нельзя было собрать ни достаточного количества ополченцев, ни провианта, одежды и транспортных средств для длительного тысячеверстного похода по пустынной морозной тундре. Среди финских крестьян Эстерботнии должно было быть набрано, согласно распоряжению короля, 500 человек для участия в походе, как всегда один с десяти. Но, как указывает сам король (в своем приказе ускорить подготовку этой экспедиции в феврале 1610 г.), большое количество финских крестьян из Эстерботнии пришло в королевскую резиденцию с просьбами освободить их от участия в тяжелом походе на русский Север. Часть финских крестьян, подлежащих военной службе, спасаясь от набора, в это же время бежала в леса. В результате, улеаборгскнй губернатор Бем не смог у себя в провинции набрать отряд, необходимый для осуществления похода, а губернатор Вестерботнии Бек не рискнул, видимо, взять проведение похода только на свои плечи. А потом в памяти крестьян еще свежа была расправа после "дубинной войны", и идти воевать с теми, кто пятнадцать лет назад казнил их родных, особого желания не было.

В течение 1610 г. на северных рубежах продолжалось затишье; все внимание шведского правительства было приковано к событиям в центре России. Происшедшие в 1610 г. большие изменения во внутренней обстановке страны (официальное вступление в войну Польши, осада и взятие Смоленска, свержение Шуйского, победа поляков, занятие Москвы и провозглашение царем королевича Владислава) привели к открытому вторжению шведов. На Карельском перешейке шведские войска перешли границу и осадили город Корелу, которая никак не хотела добровольно переходить под власть Карла IX. В городе было около 2–3 тысяч жителей, а гарнизон состоял из 500 стрельцов. В течение полугода гарнизон и жители успешно сопротивлялись, вдохновляемые епископом Сильвестром. Ежедневно устраивая вылазки, защитники Корелы вступали в кровопролитные схватки с врагом. Во время одной такой стычки был захвачен знатный пленник Клаас Бойе. Только голод и болезни заставили капитулировать оставшихся в живых 100 человек.

Еще раньше, осенью 1609 года король послал своего доверенного Арвида Кнутссона с целью разведки места для строительства новой крепости в устье Невы. А несколько месяцев спустя, 24 февраля 1610 года королем отдано официальное приказание — найти место удобное, "чтобы можно было защищать всю Неву под эгидой шведской короны". Сюда отправился строительных дел мастер Даниэль Брандт, которому поручалось осмотреть выбранное место. Работы по сооружению крепости начались весной того же года. Так появилась Нюенсканс, что в переводе со шведского означало — Невское укрепление. Начиная с петровского времени, в русском языке закрепился немецкий вариант названия крепости — Ниеншанц, будущий Санкт-Петербург.

В начале лета 1611 г., вернувшийся из-под Клушина Делагарди начал осуществление широких захватнических планов шведского правительства. С многочисленным войском он двинулся вглубь русской территории и подступил к Новгороду. В результате неожиданного нападения в июле 1611 г. Новгород был захвачен шведами. Бояре, правившие городом, под давлением шведского командования заключили с Делагарди договор, согласно которому на русский престол приглашался шведский королевич Филипп — второй сын Карла IX. На основе этого договора шведские войска оккупировали всю новгородскую землю. Сдался Ивангород изменой воеводы Аминова, но многие города были взяты только после упорного сопротивления; наиболее энергично оборонялся Орешек, но и он был взят в начале 1612 г. К середине 1612 г. на всем северо-западе страны только Псков и его пригород Гдов не подчинялись шведам.

Развертывание шведской интервенции в северо-западных русских землях совпало по времени с началом сбора первого ополчения, ставившее своею целью изгнание из России поляков. В апреле 1611 г. первое ополчение подошло к Москве и начало осаду. Вскоре руководители ополчения сделали первую попытку восстановления государственной власти на Руси. В лагере первого ополчения под Москвой было образовано временное правительство ("Совет всей земли"), объявившее себя высшею властью в стране. Временное правительство во главе с Ляпуновым начало переговоры со шведами, рассчитывая, по примеру Шуйского, использовать шведскую помощь в борьбе против поляков.

Первая попытка восстановления русской государственности и освобождения страны от интервентов не увенчалась успехом. В стане первого ополчения под Москвой в середине лета 1611 г. разгорелась жестокая социальная борьба между феодалами и народными низами, входившими в состав ополчения. В результате этой, внутренней борьбы к концу лета (1611 г.) первое ополчение распалось.

Осенью 1611 г. поднимается новая, более мощная волна национально-освободительного движения. По призыву Кузьмы Минина в Нижнем Новгороде начало формироваться второе ополчение. Самые широкие массы народа стали подниматься на борьбу за освобождение родины. Летом 1612 г. второе ополчение под руководством Минина и Пожарского подошло к Москве и после двухмесячной осады принудило польский гарнизон Москвы к капитуляции. Столица Русского государства была освобождена от поляков. В конце 1612 г. и начале 1613 г. в Москве быстро восстанавливаются органы государственной власти. Города и уезды страны единодушно признают новую власть. В начале 1613 г. созывается Земский собор для избрания царя.

В кругах второго ополчения еще во время движения на Москву обсуждался вопрос о приглашении на русский трон шведского королевича Филиппа. По этому вопросу; летом 1612 г. были начаты дипломатические сношения с шведским правительством. Но вскоре руководители ополчения отказались от этой мысли, и Земский собор в феврале 1613 г. избрал на русский престол представителя старого московского боярства — Михаила Федоровича Романова. С избранием царя процесс восстановления Русского государства был в основном завершен.

Но борьба продолжалась. Еще в течение пяти лет польские правящие круги продолжали военные действия, стремясь снова захватить Москву. Шведское правительство, прекратившее активные действия в 1612 г., когда возник вопрос о приглашении шведского королевича на русский трон, в 1613 г. возобновило наступательные операции в новгородской области.

Такова была общая политическая обстановка в России в тот период, когда развертываются основные события шведской экспансии на русском Севере.

Шведское наступление на Севере развернулось зимой 1610–1611 гг., вскоре после начала шведского наступления на главном направлении — на Карельском перешейке. На севере шведское наступление шло по двум линиям: из Вестерботнии на Колу — для захвата русского побережья Ледовитого океана, и из Улеаборга на Суму и Соловки — для захвата северной Карелин.

Осуществление похода на Колу Карл􀀪I��X��возложил на этот раз целиком на губернатора Вестерботнии Бальтазара Бека. Бек должен был выступить в поход с отрядом, набранным в своей губернии, а также с отрядом наемных иноземных солдат, присланным ему из центральной Швеции; Улеаборгская губерния (Эстерботния) должна была прислать Беку сильный вспомогательный отряд крестьян-лыжников. Но и на этот раз шведским властям, как и год тому назад, не удалось набрать запланированное королем количество вооруженных людей, причем особенно трудно проходил набора в Эстерботнии: среди финских крестьян Эстерботнии шведским властям с трудом удалось набрать около ста человек: финские крестьяне по-прежнему не хотели участвовать в тяжелом походе в северную Россию.

В феврале 1611 г. Бальтзар Бек выступил в поход и, преодолев огромные трудности в пути, добрался до берегов Кольского залива и подступил к городу. Шведы рассчитывали захватить город без борьбы, путем переговоров; поэтому, чтобы не восстанавливать против себя население и не вызвать вооруженного отпора, шведским, воинам было запрещено производить грабежи на русской территории. Но город оказал энергичное сопротивление захватчикам. Как рассказывает в своем письме сумский воевода, шведские "воинские люди приходили войною с нарядом под Кольской острог и приступали накрепко, и хотели за щитом Колской острог взяти, и бог им того не подал".

Бальтзар Бек в своем официальном донесении сообщил шведскому правительству, что во время штурма Колы ему удалось ворваться в крепостные ворота, и, если бы он имел с собой гранаты, то мог бы в этот момент подавить сопротивление гарнизона и взять крепость. Но, разумеется, ссылка на отсутствие гранат — лишь попытка найти объективную причину своего поражения. В действительности же штурм Колы кончился поражением, благодаря исключительному мужеству защитников города. Даже в самый опасный момент, когда шведы ворвались внутрь городских укреплений, русские люди — стрельцы и вооружившиеся горожане — не дрогнули, собрались с силами и вытеснили врагов обратно за городские ворота.

Не добившись никакого результата, напрасно совершив труднейший тысячеверстный поход, шведский отряд должен был повернуть обратно.

На обратном пути шведские воины выместили свою злобу из-за неудачного похода на карельском населении северных пограничных местностей. Как рассказывает сумский воевода в цитированном уже нами выше письме, шведские воинские люди, возвращаясь обратно из-под Колы, "нашего государства порубежные волости повоевали, и деревни пожгли, и людей секли, а иных в полон взяли". Одновременно шведские власти предприняли и второй поход — через северную Карелию к Белому морю. К операции на этом направлении подготовились более тщательно, были введены в дело значительно большие силы.

О шведском походе 1611 г. в северную Карелию было известно очень мало. Имевшиеся в исторической литературе сведения ограничивались лишь письмом сумского воеводы в Улеаборг от 7 сентября 1611 г., в котором о шведском походе говорится очень коротко (в одной фразе). Между тем, привлечение опубликованных шведских материалов, позволяет довольно полно осветить это самое крупное предприятие шведской интервенции на Севере.

Поход в северную Карелию подготовлялся под непосредственным наблюдением самого короля. Карл IX лично наметил план и цели операции, выделил необходимые воинские силы, составил подробную инструкцию для предводителей похода и все время следил за развитием событий. Поход в северную Карелию должен был осуществить давнюю мечту короля — овладение богатейшим побережьем Белого моря. Зная уже но опыту прошлого года, что настроение финских крестьян Эстерботнии не позволяет рассчитывать на набор значительной военной силы на месте организации похода, под Улеаборгом, Карл IX возложил главные надежды в предстоящем походе на шведские регулярные части, посланные им в Улеаборг из центральной Швеции; военные формирования Улеаборгской губернии должны были играть в намечаемой операции лишь вспомогательную роль.

В конце января 1611 г. король отправил из центральной Швеции отряд из 200 наемных иноземных солдат-пехотинцев (ирландцев) под начальством Роберта Сима и отряд из 120 шведских рейтаров (конных солдат) под начальством Кнута Хоканссона. Во главе обоих отрядов был поставлен полковник Андерс Стюарт, осуществлявший общее командование. В Хельсингланде (северная провинция собственно шведской территории) Стюарт должен был взять с собой третий отряд — 300 шведских кнехтов (солдат-пехотинцев) под начальством Ханса фон Окерн и с тремя отрядами двинуться через замерзший Ботнический залив к Улеаборгу.

До наших дней сохранилась инструкция Карла IX командирам похода в северную Карелию. Эта инструкция, предназначенная для внутреннего употребления, а поэтому довольно откровенно излагавшая планы Карла IX, является ярким документом, разоблачающим захватнический, грабительский характер шведской политики в России. Командиру военной экспедиции Андерсу Стюарту король приказывал идти через Улеаборг к русской границе и далее внутрь русских владений. Задачей похода, по указанию короля, был захват Сумы и Соловецкого монастыря или одной из этих крепостей, или же какое-либо другое расширение шведских владений. Для захвата Сумы и Соловецкого монастыря король предлагал применить закладку петард под крепостные стены. Если крепости удастся захватить, Роберт Сим и Ханс фон Окерн со своими пехотными отрядами должны будут остаться в крепостях для удержания их в руках шведской короны. И вновь, как и в предшествующих инструкциях, Карл IX, боясь сопротивления русского и карельского населения, запрещает своим солдатам прибегать к крайним мерам насилия. Захват огромных пространств северной Карелии столь небольшими силами был возможен лишь в результате быстрого и внезапного набега, а крайние меры насилия неизбежно должны будут вызвать вооруженный отпор со стороны населения и приведут к партизанской войне, которая сорвет план захватчиков. Но, не разрешая жечь русские селения и убивать местных крестьян, король в то же время позволял своим солдатам брать у населения все, что попадется под руку, как бы благословляя этим своих воинов на грабеж мирных жителей.

Пока отряды Стюарта двигались вдоль берега Швеции и через Ботнический залив к Улеаборгу, Карл IX приказал улеаборгскому губернатору Эрику Харе доставить в Сумский острог письмо от имени короля к игумену Соловецкого монастыря и получить на него ответ. Одновременно Эрику Харе поручалось набрать в подвластной ему губернии тысячу местных крестьян, вооружить их и подготовить для похода в русские владения к тому моменту, когда отряды Андерса Стюарта достигнут Улеаборга.

24 февраля 1611 г. Эрик Харе отправил соловецкому игумену привезенное курьером королевское послание. Само послание не сохранилось, до нас дошло лишь сопроводительное письмо Эрика Харе, требующего, чтобы на королевское послание был немедленно дан письменный ответ. Улеаборгский губернатор требовал немедленного ответа, ибо на обмен письмами и он сам, и его король смотрели лишь как на проформу, как на известное соблюдение дипломатического этикета. Вопрос о походе в северную Карелию был уже решен, и Эрик Харе торопился поскорее закончить эти дипломатические формальности, чтобы можно было успеть совершить поход до весенней распутицы.

О содержании королевского послания мы можем только догадываться по сохранившемуся в соловецком архиве тексту ответного письма игумена королю. По-видимому, король спрашивал игумена, как представителя русской власти в северной Карелии, кого он признает царем и подчиняется ли он приглашенному московскими боярами на русский трон польскому королевичу Владиславу. Возможно, что в королевском послании содержалось в более пли менее открытой форме предложение избрать на русский трон шведского королевича. В своем ответе игумен Антоний сообщил, что поляки, заключившие с московскими боярами договор о приглашении Владислава, нарушили свою клятву (из чего подразумевалось, что Владислав не может считаться русским царем) и что по призыву московского патриарха Гермогена русские люди начали собираться для борьбы против польских захватчиков. В конце письма игумен подчеркивал единодушное стремление всех русских людей не выбирать на царский трон иноземцев и указывал, что также настроено население "и у нас в Соловецком монастыре, и в Сумском остроге, и во всей Поморской области".

Когда письмо игумена было доставлено в Улеаборг и, таким образом, формальности были соблюдены, под Улеаборг уже прибыли (в начале марта) отряды Стюарта. Шведские власти теперь могли приступить к активным действиям. Но силы, собранные к началу операции, оказались значительно меньше, чем предполагалось по плану короля. Несмотря на все усилия Эрика Харе, ему не удалось набрать среди местного финского крестьянства намеченную королем тысячу вооруженных людей, ибо финские крестьяне и на этот раз всеми силами стремились уклониться от похода в Россию. Вместо тысячи человек Эрику Харе не удалось набрать и четырехсот. Улеаборгские крестьяне составили два вспомогательных отряда, под руководством шведского офицера Грельса Йонссона (210 чел.) и преданного шведским властям крестьянина Ханса Кранка (156 чел.). Общая численность войска, отправившегося в поход, составила несколько менее тысячи человек. Недостаточная численность войска уже с самого начала должна была повлиять на успешность операции.

Провиант, собранный с большим трудом в бедных крестьянских селениях Эстерботнии, был взят с собой лишь на время пути до русской границы, на русской территории предполагалось снабжаться за счет местного населения, так как король в инструкции о проведении, похода разрешил своим солдатам брать у русских подданных все, что попадется под руку.

В двадцатых числах марта Андерс Стюарт со своими отрядами выступил из-под Улеаборга к русской границе. Кавалеристы Кнута Хоканссона выступили немного раньше для разведки пути. В последних числах марта шведское войско перешло русскую границу и вступило на территорию северной Карелии.

О движении шведского войска по северной Карелии в апреле 1611 г. мы знаем из письма сумского воеводы к шведским властям. В письме говорится, что шведские воинские люди на "Русь воевать ходили, а повоевали по имяном наши одиннадцать мест, волость Реболу, Ровкулу, Чолку, Котвасозеро, Тюжню, Ловуш-остров, Лендеру, Вонгоры, Кимас-озеро, Юшко-озеро, Сопасалму и в тех деревнях многих русских людей побили, а иных в полон взяли, а иные от того вашего розгрому розбежалися розно".

Хотя автор письма, незадолго до этого занявший пост сумского воеводы, плохо представлял себе географическое расположение перечисляемых им селений и потому дал названия селений, пройденных шведским войском, в неверной последовательности, мы можем, сопоставляя названия селений в тексте письма с географической картой, без труда проследить маршрут движения шведского войска по территории северной Карелии.

Обычный в то время путь из северной Финляндии в северную Карелию к Белому морю вел (как мы уже знаем) вдоль реки Улео, мимо Каянеборга и через озеро Пиэлис-ярви к русскому рубежу и в систему рек, ведущих к устью Кеми. По этому пути и пошло войско Стюарта. По льду или вдоль берега замерзших рек и озер шведы добрались до озера Пиэлис-ярви, откуда повернули на восток через русский рубеж к Лендерскому озеру. Па берегу Лендерского озера шведы напали на первое, оказавшееся на их пути, селение русской Карелии — Лендеры. От Лендер шведы двинулись параллельно границе па север к реке Кеми. Пройдя к озеру Суло, шведы напали на селение Ловуш-остров (Лоут-остров), перешли к озеру Льекса, напали на селения Тюжня (Туженя), Чолка и на большое карельское село Реболы. Свернув почему-то с прямого пути на запад, шведское войско (а может быть, только один из шведских отрядов) напало на лежащее к западу от Ребол селение Котвас-озеро (Колвас-озеро), но затем вернулось в Реболы и вновь двинулось на север. Через Ровкульское озеро, селение Ровкулу и по сухопутной дороге (до сих пор весь путь проходил по течению рек и озер) шведы добрались до селений Вонгоры и Кимасозеро; оттуда по озеру Нюк и реке Чирка-Кемь шведы прошли до села Юшкозеро и затем подошли к селению Сопасалма, стоящему на реке Кеми. К этому времени наиболее трудная часть похода была уже пройдена, оставался прямой путь — километров полтораста — по реке Кеми к Белому морю. Но дальше Сопасалмы шведское войско пройти не смогло. У Сопасалмы шведы должны были остановиться и повернуть обратно.

Поход оказался в действительности несравненно более трудным, чем предполагали его организаторы — Карл IX и его командиры. В своем письме к королю, написанном по возвращении из похода, в Улеаборге, одни из руководителей шведского войска Кнут Хоканссон, стремясь оправдать себя и своих товарищей в невыполнении королевского приказания, объясняет неудачу всего предприятия крайне тяжелыми климатическими и приходными условиями. По его словам, глубокие снега, достигавшие роста лошади, и пустынность территории, по которой должны были двигаться шведские отряды, привели к тому, что успешно совершить поход, согласно королевской инструкции, оказалось физически невозможным. Но из письма предводителя войска Андерса Стюарта к соловецкому игумену Антонию, написанного тоже по окончании похода, мы узнаем более важные обстоятельства, которые явились основной причиной неудачи всего предприятия. Как рассказывает Андерс Стюарт, когда карельские крестьяне, оказавшиеся в зоне движения шведского войска, "доведались, што мы едем, так они все от своих дворов побежали и я великою нужею для хлеба до деревни Чюпы приехал". Говоря, что он, якобы, направлялся на соединение с войском Делагарди, то есть к Ладожскому озеру, Стюарт далее писал: "как яз увидел, что нам не можно туды проехать для голоду, коли все ваши мужики прочь побежали и нам за денги не можно ничего добыть, так яз назад с моем войском воротился в нашу землю". Таким образом, сам предводитель шведского войска указывает, что главной причиной неудачи похода было сопротивление карельских крестьян. Неожиданный приход шведского войска застиг карельское население врасплох, объединиться для организации вооруженного отпора карельские крестьяне не успели, но в стихийном порыве, оказали пассивное сопротивление захватчикам. Все население сел и деревень ушло в леса и попрятало или увезло с собой все имевшееся у них продовольствие.

Движение шведского войска на восток от селения Сопасалма к Белому морю оказалось невозможным: в опустевшей местности нельзя было найти никакого продовольствия, и шведским солдатам стала угрожать голодная смерть. Все это привело к провалу столь тщательно подготовлявшегося шведского похода по захвату северной Карелии.

Предводитель войск Андерс Стюарт еще не хотел признавать себя побежденным. Убедившись в провале зимней экспедиции, Андерс Стюарт выдвигает новый план: задержаться в северной Карелии до вскрытия рек, дождаться подкреплений у Улеаборга и вновь начать движение к Белому морю, но уже не по сухому пути, а по воде. О своем плане Стюарт сообщил Карлу IX и улеаборгскому губернатору Эрику Харе с просьбой о присылке подкреплений. Эрик Харе, согласно этому плану, должен был по первому водному пути прибыть с подкреплением к Стюарту и привести с собой из Улеаборга лодки для движения всего войска по реке Кеми к Белому морю. Карл IX одобрил инициативу своего командира и, зная уже, что Эрику Харе вряд ли удастся набрать в Эстерботнии новый значительный отряд ввиду нежелания местных финских крестьян участвовать в походах на Россию, приказал губернатору Вестерботнии Бальтзару Беку, недавно вернувшемуся из похода, на Колу, немедленно выступить со своими военными силами через Улеаборг в северную Карелию на помощь Стюарту.

Новый план операции сложился у Стюарта в конце апреля. В упоминавшемся нами выше письме Кнута Хоканссона королю, датированном 30 апреля, уже говорится об этом плане, причем автор письма отзывается об идее своего военачальника весьма нелестно, называя готовящийся поход "сумасшедшим предприятием" и считая, что вероятность успеха "не очень велика". К сожалению, дальнейший ход событий нам остается недостаточно ясным; состояние наших источников таково, что мы не можем с полной точностью сказать, когда и какими силами была осуществлена эта операция.

У нас имеется лишь глухое известие о том, что в это лето шведы на небольших лодках вышли в Белое море, собираясь напасть на политический центр северной Карелии — Соловецкий монастырь, но не рискнули исполнить свое намерение и, бесплодно простояв некоторое время у Кусовых островов (в 30 верстах к западу от Соловков), повернули обратно. Известие это содержалось в какой-то "старинной летописи", хранившейся в архиве Соловецкого монастыря и использованной соловецким историком XIX века Досифеем. После Досифея никто из историков этой летописи не видел, и характера и времени составления этого памятника неизвестно; но сомневаться в достоверности известия нет оснований — оно прямо перекликается с данными шведских источников, говорящими о подготовке того же похода, который зафиксирован в этом известии.

Хотя о летнем шведском походе не имеется, таким образом, прямых и точных данных, все же кое-что можно установить по данным косвенного характера, содержащимся в наших источниках. Прежде всего, для установления даты похода может помочь письмо шведских командиров в Соловки и Суму, в котором шведы интересуются, есть ли в Кеми острог. Село Кемь стояло в устье реки Кеми, по которой шведы, по плану Андерса Стюарта, должны были пройти на лодках и Белое море. Поскольку шведские командиры спрашивают, имеется ли в устье реки Кеми русское укрепление, которое может помешать шведским лодкам пройти в Белое море, очевидно, что во время написания письма — в мае или в начале июня — водный поход еще не был осуществлен и что шведы тогда еще только готовились этот поход совершить.

Далее из источников узнаем, что Андерсу Стюарту не удалось выполнить первую составную часть своего плана — задержаться в северной Карелии, в Лопских погостах, и дождаться там после половодья прибытия из Улеаборга подкреплений и лодок. Оставаться в Лопских погостах в течение нескольких недель, вследствие угрозы голода, шведы не могли; от Сопасалмы Стюарт должен был повернуть назад и уйти за рубеж. На шведской территории Стюарт не стал задерживаться в пограничных селениях и направился обратно к Улеаборгу. Видимо, раньше всего вернулся в Улеаборг конный отряд Кнута Хоканссона (его письмо датировано в Улеаборге 30 апреля). Затем, в мае, возвратились к Улеаборгу пешие отряды вместе с Стюартом. О готовящемся возвращении Стюарта узнал в середине мая губернатор Вестерботнии Бек и поторопился сообщить об этом своему королю. Когда писалось упоминавшееся нами письмо в Соловки и Суму, в мае — начале июня, шведское войско уже находилось вблизи Улеаборга.

Письмо в Соловки и Суму явилось актом дипломатической подготовки к новому шведскому походу. В этом письме шведские командиры в северной Финляндии требуют от имени короля передачи Швеции Сумского острога, якобы обещанного царем Василием Шуйским в награду за шведскую военную помощь, и восстановления границы "по старому рубежу, по Дубу и по Золотцу". Какие реки или вообще географические понятия подразумевались под этими двумя названиями, не совсем ясно. Рек с названием "Золотица" на севере несколько, скорее всего, здесь подразумевались или река Золотица, впадающая в Белое море западнее Онеги, или порог Золотец на реке Выг. Еще труднее определить, что подразумевалось под термином "Дуб". Но, учитывая уже известные нам шведские захватнические планы, можно полагать, что в данном случае шведами подразумевалась вся территория беломорской Карелии до Сумского острога. Упоминаемый в шведском документе "старый рубеж" придуман самими авторами письма как повод, позволяющий требовать добровольной передачи беломорской Карелии.

В конце письма содержится угроза: в случае, если требуемая территория не будет передана Швеции, королевские войска ее возьмут сами вооруженным путем. Королевские воинские люди (в количестве 700 чел.), указывалось далее в письме, стоят в 30 верстах от Улеаборга вблизи границы, готовые выступить по первому приказу. Здесь явно подразумевается отряды Андерса Стюарта (сама же цифра "700 человек" скорее всего преувеличена). Потерпев полную неудачу во время зимнего похода в северную Карелию, Андерс Стюарт сделал попытку с помощью подобного письма достичь того, чего ему не удалось достичь военным путем. Правда, на это письмо он все же, видимо, не очень рассчитывал; вскоре после отсылки письма, как мы увидим, Стюарт отправил своих людей во второй поход к Белому морю.

Письмо являлось, по своей наглости, исключительным даже для этого времени актом прямого вымогательства шведских властей. Стремясь воспользоваться резким ослаблением Русского государства, шведские власти в северной Финляндии, не имевшие в своих руках достаточно крупных военных сил, попытались путем угроз запугать русские власти на Севере и захватить голыми руками северную Карелию.

Русские власти в северной Карелии (нужно им отдать справедливость) в наиболее трудный период борьбы с интервентами проявили большую выдержку и мужество. Соловецкий игумен и сумский воевода, имея лишь небольшое число стрельцов и ратных людей, твердо вели политику сохранения северной Карелии в составе Русского государства, политику решительной борьбы против всех захватнических поползновений шведов. Эта политика, как мы увидим дальше, увенчалась полным успехом.

В это же время, когда Стюарт уже готовил новый поход в северную Карелию, до королевской резиденции дошли первые слухи о неудаче зимней экспедиции Стюарта и о возвращении войска Стюарта к Улеаборгу. Король вначале не захотел верить этим слухам, не желая еще признавать, что столь долго и настойчиво подготовлявшаяся им экспедиция кончилась полным провалом. Зная уже о новом военном плане Стюарта, Карл IX еще надеялся, что операция может быть продолжена и успешно завершена. В конце мая и в начале июня Карл IX дважды посылал строгие распоряжения губернатору Вестерботнии Бальтзару Беку со всем имеющимся у него войском немедленно отправиться вокруг Ботнического залива на соединение с отрядом Андерса Стюарта для дальнейшего движения на Суму. Но Бальтзар Бек, несмотря на два королевских приказа, так и не выступил в поход на помощь Стюарту. Узнав о возвращении войска Стюарта под Улеаборг, Бек, вероятно, решил, что вся операция теперь окончательно провалилась и он спокойно может ничего больше не предпринимать (тем более, что он вскоре получил приказ от короля направить свои силы против датских владений в северной Норвегии).

О крестьянских отрядах, участвовавших в войске Стюарта, для лета 1611 года нет сведений. Очевидно, крестьян, набиравшихся обычно лишь на несколько месяцев, в перерыве между сезонами сельскохозяйственных работ, шведские командиры по возвращении к Улеаборгу в мае месяце должны были уже распустить по домам, ибо в деревне в то время уже началась весенняя страда.

Таким образом, поход по водному пути мог быть совершен только одним из отрядов, приведенных из самой Швеции, очевидно, одним из двух отрядов пехоты (конный отряд для движения на лодках не годился). Время похода может быть примерно установлено. В конце мая — начале июня (вероятнее всего в данном случае — первая дата) шведские командиры еще интересовались, могут ли их лодки беспрепятственно пройти устье Кеми, то есть еще готовились к походу. А 10–15 июля оба пехотных отряда, по данным улеаборгского архива, получили продовольствие для переезда через Ботнический залив, то есть уже возвращались обратно в Швецию; несколько раньше, 6 июля, получил продовольствие и направился в Швецию третий отряд (Кнута Хоканссона). Следовательно, для совершения похода остается июнь месяц.

Стюарт не смог собрать большого числа лодок и провианта, так как срок для организации похода был небольшой, и потому в поход были брошены значительно меньшие силы, чем зимой. Известие "старинной летописи", использованной соловецким историком Досифеем, создает впечатление, что шведский отряд, пришедший на лодках в Белое море, не был особенно велик. Вероятно, узнав, что Соловецкая крепость и Сумский острог хорошо укреплены и имеют надежный гарнизон, шведские командиры решили не рисковать и повернули обратно. Второй шведский поход в северную Карелию кончился таким же провалом, как и первый.

Зимний шведский поход имел тяжелые последствия. Было разорено и опустошено много крупных карельских селений в Лопских погостах. Сотни людей, спасаясь от гибели или плена, бежали в леса.

Вскоре после ухода шведов карельские крестьяне из разгромленных селений стали собираться в отряды, чтобы отомстить шведам за их грабежи и насилия, В течение лета последовало одно или несколько нападений карельских отрядов на шведские владения. Об этом мы можем судить по письму Андерса Стюарта к соловецкому игумену Антонию: "ваши люди и мужики пришли в нашу землю и наших хрестьян забили и много деревень зажгли и животины много отняли". Таким образом, карельские крестьянские отряды в свою очередь нанесли сильный ущерб противнику, сожгли ряд селений на шведской территории.

По данным Улеаборгского архива, во время набегов карел был разорен ряд селений во внутренних частях Эстерботнии, в приходах Оулуярви, Ий, Кеми и Сало. Особенно пострадал приход Оулуярви, где было сожжено 88 дворов. Инициатива в данном случае принадлежала целиком самим карельским крестьянам; русские власти в северной Карелии, сумский воевода и соловецкий игумен, не участвовали в организации набегов на шведскую территорию и узнали об этих действиях лишь впоследствии. Понимая, что в условиях общего ослабления русской государственности и начала открытой шведской интервенции можно ожидать больших завоевательных действий шведов на севере, русские власти в северной Карелии не только не поощряли нападения на шведские рубежи, а, напротив, всячески препятствовали подобным нападениям, чтобы сохранить по возможности мир на границах и не создавать никаких поводов для шведской агрессии.

В начале июля остатки войска Андерса Стюарта еще продолжали стоять у Улеаборга, ожидая дальнейших распоряжений короля. Из-под Улеаборга Андерс Стюарт "на помощь" русским "против наших недругов поляков и литваков". С поразительной наглостью Стюарт жаловался игумену на "нехорошие" действия карельских крестьян, своим уходом в леса лишивших шведское войско продовольствия и вынудивших шведов вернуться обратно за рубеж, а также на нападения карельских крестьян на шведские владения. Письмо кончалось категорическим требованием удержать в дальнейшем карельских крестьян от подобных нападений и угрозой вновь двинуться в русские владения, если нападения с русской стороны будут продолжаться.

События весны и лета 1611 г. показали, что в северной Карелии создалась исключительно напряженная обстановка: нависла непосредственная угроза шведского завоевания, тем более, что русские военные силы на этой территории были малочисленны (имелись лишь небольшие гарнизоны в Сумском остроге и в Соловках). Русское государство в этот момент могло лишиться всей территории Карелии к западу от Белого моря, что неизбежно должно было повлечь за собой и утрату Кольского полуострова. Учитывая эту опасность, временное правительство, созданное под Москвой руководителями первого ополчения, предприняло дипломатические шаги для защиты русского севера: новгородским воеводам было поручено вступить в переговоры со шведским главнокомандующим Делагарди, попросив его обратиться к королю с просьбой прекратить на будущее время нападения на русские северные владения.

Одновременно, не очень надеясь на успех переговоров с Делагарди, временное правительство решило послать в северную Карелию значительный отряд ратных людей (из состава первого ополчения), чтобы сохранить эту территорию в русских руках. Начальник отряда Максим Лихарев должен был занять одновременно и пост воеводы в Сумском остроге. Придя со своим отрядом 15 августа в Сумский острог, Лихарев отправил письмо в Улеаборг шведским властям, где извещал, что в июне месяце в Новгороде состоялось соглашение между русскими боярами и Делагарди об избрании шведского королевича на русский трон, и предлагал прекратить теперь военные действия на границе. "И вам бы, господа, — пишет Лихарев, — ратных своих и порубежных людей велети унимати, чтоб они с нашими людми не воевались и задору б и смуты промеж государствы никоторыя не чинили, потому что у нас с вашим королем доброе дело сталося".

В ответном послании шведские власти в Улеаборге стали жаловаться на нападения вооруженных людей с русской территории на шведские владения. Лихарев вынужден был в начале сентября написать новое письмо, где напоминает шведам, что именно они первые нарушили мир, напав в конце прошлой зимы на Колу и Лопские погосты. Далее Лихарев сообщает, что его "Московского государства бояря и воеводы… послали против вашего задору, со многими воинскими ратными людми, против вас стояти и Поморских волостей оберегати". Посылка ратных людей была нужна не только для непосредственного отражения новых нападений шведских войск, но и вообще для того, чтобы шведские власти знали: северная Карелия отныне не беззащитна, она имеет свою довольно значительную военную силу.

Сообщив шведским властям эту не особенно приятную для них новость, Лихарев предлагал установить мир в пограничных землях, вернуть на Русь захваченных шведами пленников и взаимно заботиться о том, чтобы мир в будущем не нарушался.

Второе письмо также не имело практических результатов. Шведы, правда, не отваживались больше нападать на погосты северной Карелии, зная, что в Сумском остроге стоят значительные русские силы. Но, не отказываясь еще от своих захватнических планов, шведские военачальники в последние месяцы 1611 г. обратили свое внимание на более южную часть Карелии — на Заонежье.

Сумский воевода Максим Лихарев, являясь теперь высшим представителем власти в Карелии, распространил, свои полномочия и на Заонежские погосты. Заонежские погосты обычно подчинялись новгородским воеводам (как составная часть Новгородского уезда). Но после захвата Новгорода шведами новгородские воеводы стали лишь исполнителями воли шведского командования и распоряжались только на занятой шведами территории. На оккупацию Заонежских погостов у шведов в 1611 г. не хватило сил, поэтому на Заонежские погосты власть новгородских воевод больше не распространялась. И естественно, что карельское и русское население Заонежских погостов, как только в Сумском остроге появился представитель центральной русской власти, независимый от шведских и польских интервентов, решило ему подчиниться. В глазах местного карельского и русского крестьянства присланные из Москвы воевода и его стрельцы были естественными защитниками от нависшей над погостами шведской угрозы. По всей вероятности, к этому времени, к последним месяцам 1611 г., относится ошибочно помещенное издателем Актов Археографической Экспедиции под 1615 годом недатированное письмо Ганса Мунка — командира шведского отряда, стоявшего к северу от Ладожского озера, к "Максиму Васильевичу и ратным людям и жителям Заонежских и Оштинских погостов". В этом письме Ганс Мунк уговаривает воеводу Максима Васильевича Лихарева, его ратных людей и население Заонежских и Оштинских погостов присягнуть шведскому королевичу, приглашенному новгородскими боярами на русский трон. Как указывает Ганс Мунк, подобное письмо он уже посылал, но не дождался ответа от воеводы и вынужден писать снова. В весьма пространных выражениях Ганс Мунк старался убедить Лихарева и население Заонежских погостов в том, что им гораздо выгоднее добровольно подчиниться шведам, чем ожидать нападения шведских военных сил. Стремясь запугать воеводу и жителей погостов, Мунк угрожает, что если они откажутся подчиниться королевичу, он сам с войском отправится в Заонежские погосты: "сами ныне… пойдем воевати и жечи домов ваших и детей ваших побивати и в полон имати; да на вас же придут с стороны немецкие люди". Увлекшись угрозами, Мунк даже выбалтывает секретные планы шведского правительства, говоря, что если он с войском двинется в поход, то не остановится в Заонежских погостах, а пойдет дальше на Каргополь, Белоозеро и поморские города к Белому морю.

И необходимость дважды посылать письма с предложением подчиниться, и содержание дошедшего до нас второго письма Мунка с его пространными уговорами и столь же пространными угрозами говорят о слабости шведских сил на границе Заонежских погостов. Если бы Мунк имел под своим началом значительное войско, он не стал бы дважды писать письма, не стал бы уговаривать. Письма Мунка являлись новым актом шантажа и вымогательства шведского командования, не обладавшего достаточными силами для вооруженного захвата карельских земель и стремившегося добиться подчинения Восточной Карелии без вооруженной борьбы.

Поскольку Лихарев, как надо полагать, или не стал вовсе отвечать (как поступил с первым письмом Мунка) или же письменно отказался подчиниться требованиям шведов, то Мунк в начале зимы, видимо, попытался осуществить на деле свои угрозы.

Шведский отряд вторгся в Толвуйскую волость и стал разорять карельские селения. Карельские и русские крестьяне послали гонцов в Сумский острог с просьбой о помощи. Лихарев со своими ратными людьми немедленно выступил против шведов и изгнал их обратно за рубеж. После этого, с конца 1611 г., шведские нападения на русские порубежные территории на севере, насколько нам известно, прекратились.

Шведские власти в северной Финляндии уже должны были знать об изменении отношений между Швецией и русскими землями, в связи с заключением договора в Новгороде о приглашении на русский престол шведского королевича. Но все же политическая ситуация была, видимо, для шведских властей в Улеаборге еще не совсем ясна, и с заключением перемирия на северной русско-шведской границе улеаборгские власти не спешили. Лишь летом 1612 г., когда политическая обстановка уже достаточно определилась, когда стало ясно, что северная Карелия должна теперь считаться владением шведского королевича, приглашенного на русский трон, был, наконец, установлен мир и на северных рубежах. В июне 1612 г. между улеаборгским губернатором и сумским воеводою было заключено соглашение о перемирии на границе; соглашение возобновлялось в 1613 и 1614 гг.

Русские власти в северной Карелии (сумский воевода и соловецкий игумен), ведя дипломатические сношения с улеаборгскими шведами, в то же время не подчинялись новгородскому боярскому правительству, являвшемуся марионеткой в руках шведских оккупантов, и признавали лишь те органы политической власти в центральных русских землях, которые вели борьбу за освобождение страны от интервентов — сначала временное правительство, созданное первым ополчением (в 1611 г.), затем — руководство второго ополчения (в 1612 г.) и восстановленное после взятия Москвы всероссийское правительство, возглавленное с февраля 1613 г. вновь избранным царем Михаилом Федоровичем Романовым. Получая с 1611 г. поддержку из центра страны, русские власти в северной Карелии теперь могли говорить со шведами иначе. С другой стороны, шведские власти в Улеаборге, понимая, что теперь соотношение сил на севере изменилось не в их пользу, вынуждены были отказаться от мысли о больших территориальных приобретениях.

Последние известные нам столкновения на северных границах произошли в 1614 г. Карельский крестьянский отряд вторгся летом 1614 г. в Улеаборгскую губернию и произвел большие опустошения в порубежных селениях. Улеаборгский губернатор Эрик Харе выслал навстречу отряд шведских солдат; нападавшие были разбиты и оттеснены к границе. Сумский воевода через двух посланных принес извинения за случившееся, объяснив, что нападение было совершено без его раз- решения и ведома; на границе вновь было восстановлено перемирие.

Глухие указания на какие-то нападения шведов на поморские волости и Сумский острог имеются и за последующие годы (даже за первые годы после заключения Столбовского мира). Но последние нападения уже не представляли серьезной угрозы: северная Карелия охранялась теперь вооруженными силами восстановленного Русского государства, и рассчитывать на завоевание этой территории улеаборгские власти уже не могли.

Таким образом, вооруженная борьба за обладание северной Карелией закончилась в основном уже к 1612 г., когда появление в северной Карелии войск Русского государства заставило шведские власти в Улеаборге отказаться от дальнейших попыток захвата соседних карельских земель.

Правящие круги самой Швеции еще долго не хотели отказываться от своих больших завоевательных планов на Севере. Шведское правительство стремилось воспользоваться создавшейся исключительно благоприятной обстановкой, когда Русское государство было чрезвычайно ослаблено и на его территории находились крупные силы шведских войск.

В начале 1613 г., когда, шведский королевич Филипп все еще был возможным кандидатом на русский трон и когда его кандидатура еще обсуждалась в Москве наряду с кандидатурой Михаила Романова, Делагарди выдвинул проект захвата Холмогор. В своем письме к молодому королю Густаву-Адольфу Делагарди дал подробное обоснование своего проекта. Захват Холмогор, по мнению Делагарди, должен был обеспечить Швеции господство на всем русском Севере и передать в шведские руки всю северную русскую торговлю; после захвата Холмогор шведам легко будет занять Сумский острог и Соловецкий монастырь (то есть всю северную Карелию). Для этой операции, по мнению Делагарди, достаточно будет отряда в три тысячи воинов.

Под влиянием письма Делагарди и старой завоевательной программы короля Юхана III Густав-Адольф составил свою большую программу территориальных захватов, предполагавшую овладение всем севером России. Эта программа была сформулирована в инструкции послам, которые должны были сопровождать королевича Филиппа к русской границе. Послы должны были договориться об условиях вступления Филиппа на русский трон, а в случае неудачи этих переговоров начать просто переговоры о мире. В обоих случаях послы должны были, согласно инструкции, добиваться передачи Швеции всего побережья русских северных морей до Архангельска, всей Карелии и всей Ижорской земли (а также попытаться получить Новгород и Псков). Иными словами, король Густав-Адольф стремился совершенно отрезать Россию от выходов к морям и на западе, и на севере, отнять у России балтийское и северное побережья и поставить русские земли в полную экономическую зависимость от Швеции.

Переговоры в 1613 г. не состоялись, ибо проект избрания на русский трон королевича Филиппа провалился: на царство был избран Михаил Романов.

Снова начались боевые действия. Шведы осадили Гдов, который они считали "очень важной крепостью, как для наступления на Псков, так и для обороны Лифляндии от нападения" — писал тот же Иоганн Видекинд в своей "Истории шведско-московской войны". В 1613 году шведам удалось захватить город, однако, в том же году, восставшие жители выбросили их из города.

Летом 1613 г. Делагарди вновь стал настаивать перед королем на осуществлении своего плана захвата Холмогор и русского беломорского побережья и, не получив санкции короля, попытался в конце 1613 г. осуществить этот план на свой страх и риск. Но международное и внутреннее положение Швеции становилось все более и более неблагоприятно для проведения новых больших наступательных операций на севере России.

Швеция уже более пятидесяти лет непрерывно вела войны против Польши, Дании, России. Шведские правящие круги, не успев закончить одну войну, затевали другую, стремясь к установлению господства Швеции в северной Европе. В частности, в рассматриваемый нами период одновременно с шведской интервенцией в России велась война и против Дании. Непрерывные войны истощили людские и материальные ресурсы шведского государства. Продолжать военные действия на два фронта — против Дании и России — Швеция уже не могла. В начале 1613 г. шведское правительство заключило мирный договор с Данией, отказавшись от всех своих притязаний на принадлежавшее Дании северное норвежское побережье, признавая тем самым провал своей многолетней борьбы за овладение норвежским побережьем Ледовитого океана. Отказ от притязаний на западную часть полярного побережья неизбежно должен был повлечь за собой отказ от притязаний и на восточную половину побережья. Ни сил, ни средств для завоевания океанских берегов Швеция в это время уже не имела. Тем более, что опять предстояло выкупать злосчастный порт Эльфсборг, как обычно захваченный датчанами в первые дни военного конфликта.

Последнюю попытку отстоять свою большую восточную программу Густав-Адольф сделал в начале 1614 г. на заседаниях государственного сейма в Эребру. Как глава конституционной монархии, шведский король для ведения дальнейшей наступательной войны нуждался в поддержке сейма. Но представители сословий не поддержали завоевательную программу короля на востоке, не поддержали его планов захвата русского Севера, поскольку осуществление этих планов должно было потребовать от разоренной длительными войнами Швеции непосильного бремени новых наборов в войско и новых налогов. Под давлением сейма король вынужден был в 1614 г. отказаться от дальнейших попыток вооруженным путем захватить русский Север.

Провал шведских планов завоевания русского Севера и, в частности, северной Карелии не может быть, разумеется, объяснен только внутренним истощением сил самой Швеции. Не малую роль сыграло здесь и мужественное сопротивление карельского и русского народа, за спиной которых, стояло восстановленное Русское государство. Шведские правящие круги вынуждены были отказаться от своих планов захвата севера России, ибо они знали, что растущее сопротивление русского и карельского народов потребует посылки на север таких крупных воинских сил, каких Швеция выставить уже не могла.

В 1614 году Густав Адольф предпринимает последнюю попытку удержать захваченные новгородские земли походом на Псков, единственный опорный пункт до сих пор отразивший все попытки шведов овладеть им.

Сначала шведы опять осаждают Гдов. "Приступ к городу был шесть день и ночь и в семи местах проломан был и две отводные башни сбиты до основания, а двумя подкопами подорваны" — сообщает документ тех времен. С помощью мин для подрыва стен и башен, а также петард, вышибающих ворота направленным взрывом и огнем осадной артиллерии, пробившей бреши (до 20 саженей шириной), шведы сломили сопротивление осажденных. Крепость была взята 5 июля 1614 года.

Густав Адольф несколько раз подходил к Пскову, но из-за недостатка и войск и провианта вынужден был отступать. Лишь к сентябрю король вернулся к крепости. План расположения шведских войск был таков:

— Первый укрепленный лагерь вместе с королем находился в трех верстах от Пскова на Снетной горе. Здесь была сосредоточена конница; против Ильинских и Варлаамских ворот в 200 м от них шведы установили батареи, которые охраняла пехота, устроившая для себя укрепления.

— Второй лагерь (генерал Готтберг) — вверх по реке Пскове занимали немецкие ландскнехты; за рекой, на Новгородской дороге, против Петровских ворот стояла застава из конницы и пехоты.

— Третий лагерь (генерал Коброн) — у Спасова монастыря на Московской дороге, против Великих ворот.

— Четвертый лагерь (генерал Глазенап) — за рекой Великой против Свиной башни, в Мирожском монастыре.

— Пятый лагерь (генерал Гендрикссон) — на Завеличье, против "живого мосту", на Изборской дороге.

В третьем, четвертом и пятом лагерях размещалась пехота. Общая численность шведского войска была немногим более 9 тыс. человек, в основном наемники. По данным разрядной книги, гарнизон Пскова насчитывал 4200 человек. Им на помощь успел подойти отряд воеводы Плещеева (344 человека), который и возглавил оборону города. Сидевшие в осаде "меж себя крест целовали, что биться до смерти, а города не сдать".

Закончив обложение Пскова, король приказал 17-го сентября начать бомбардировку крепостных сооружений, сосредоточив основные усилия на северо-западном фасе крепости в районе Варлаамских ворот. В результате интенсивного обстрела им удалось сбить Варлаамскую и Высокую башню, а также разрушить часть крепостной стены. Шведы сразу бросились на штурм и захватили Наугольную башню. Отряд псковского гарнизона немедленно контратаковал противника и выбил его из захваченной башни. Штурм был успешно отражен, а псковичи тут же заделали все бреши.

Осенью в шведском лагере начались массовые болезни и резко возросла смертность. В строю находилось всего около двух третей войска. Густав Адольф торопился с подготовкой нового штурма.

8-го октября король приказал начать обстрел крепости, который продолжался целый день. 9-го шведы начали второй штурм, однако и он был отражен. Потерпев неудачу, Густав приказал немедленно готовиться к третьему штурму.

11 октября осадная артиллерия вновь открыла интенсивный огонь, но из-за неосторожности взлетел на воздух шведский пороховой склад. Взрывом было убито много артиллеристов и уничтожен почти весь порох.

В тот же день вечером "король приказал всю артиллерию погрузить на суда и сделать распоряжения к снятию осады, на что он решился также потому, что лагерь был ослаблен и наступала зима". Сам Густав Адольф покинул лагерь 17 октября, тем самым признав свое поражение.

Именно поражение под Псковом послужило для молодого Густава Адольфа толчком к реформе военного дела, сделавшего из него настоящего полководца.

К концу 1615 г. общая политическая обстановка складывается уже явно не в пользу шведов. Быстро шел процесс восстановления Русского государства. На окраинах добивались "воровские" шайки, последние грабительские отряды поляков. Все более успешно шли военные действия на западной границе против польских коронных войск. Русское государство быстро накапливало силы, и шведское правительство имело основания опасаться, что скоро русские войска смогут начать наступательные операции и на северо-западе, с целью освобождения Новгородской области от шведской оккупации.

С другой стороны, явно неблагополучно обстояли дела и внутри оккупированной шведами территории. За четыре года шведской оккупации Новгородской области оккупационные власти не смогли добиться покорности населения. В широких массах населения росло резкое недовольство, проявлявшееся буквально на каждом шагу. Растущее сопротивление русского народа, неспособность шведского командования справиться с все усиливающимися политическими и экономическими трудностями подготовляли крах шведской оккупации. Было ясно, что в случае наступления русских войск население Новгородской области начнет восстание против шведов.

Оккупация русских территорий требовала больших расходов, постоянной присылки все новых и новых подкреплений оккупационным войскам. Из-за постоянных нападений партизан, для фуражировки приходилось выделять конвой из пяти взводов конницы и трех рот пехоты. Выгод же от всего этого Швеция имела весьма мало.

Внутренняя обстановка в самой Швеции, как мы уже знаем, истощенной непрерывными войнами, длившимися уже более полстолетия, заставляла правящие круги думать об окончании войны с Россией.

Шведское правительство начинает склоняться к мысли о необходимости закончить конфликт дипломатическим путем, пока в шведских руках еще находятся значительные части русской территории. Это обстоятельство шведы хотели использовать как средство политического давления на Россию. Становилось ясно, что основную часть Новгородской области (вместе с Новгородом) удержать долго все равно не удастся, ввиду усиливающегося сопротивления народа. Поэтому шведское правительство решило очистить эту территорию и, за счет столь значительной уступки, добиться присоединения к Швеции пограничных русских земель, прилегающих к Финскому заливу.

Русское государство также остро нуждалось в мирном разрешении конфликта со Швецией. Война с Польшей продолжалась и требовала большого напряжения русских военных сил, конца этой войне не было видно. Вести войну в одно и то же время с двумя большими соседними державами Русское государство (еще не оправившееся от десятилетней внутренней борьбы и интервенции) было не в состоянии.

С февраля 1615 г. начались мирные переговоры, продолжавшиеся фактически несколько лет. Только до декабря 1615 г. обсуждали место переговоров, в конце концов, сошлись на дер. Дедерино, расположенной между Осташковым и Старой Руссой. С 4 января по 22 февраля 1616 г. было принято решение установить полевое перемирие до конца мая, а для переговоров подобрать другое место между Тихвином и Ладогой.

В качестве посредников присутствовали представители Дании, ее представляла Голландия, и Англии — наиболее заинтересованных сторон. Датчан интересовала судьба своих северных владений, граничащих с русскими, англичан — порты Белого моря и беспрепятственный проезд из Архангельска в Каспийское море и Персию.

Первые условия, выдвинутые шведским правительством для заключения мира были (как это обычно делается) составлены "с запросом", то есть содержали территориальные притязания в максимальных размерах. Сюда входили и требование передачи Швеции всей территории, уже оккупированной шведскими войсками (всей новгородской земли), и требование, дополнительно, передачи Колы (и всего Кольского полуострова), Сумы и Соловецкого монастыря (и всей северной Карелии). Максимальная программа шведов предполагала, таким образом, переход под власть Швеции почти всей территории Карелии, за исключением лишь Заонежских погостов.

Русские послы решительно воспротивились удовлетворить эти требования и начали торговаться, отстаивая каждый город, каждую волость, используя все возможные средства дипломатического давления.

В ходе переговоров русским послам пришлось с самого начала отказаться от попыток дипломатическим путем добиться возврата Корелы и Корельского уезда. Положение Русского государства было таково, что заключение мира со Швецией являлось жизненной необходимостью, и поэтому приходилось поступиться частью русской территории, прежде всего — той территорией, которая по ранее заключенному соглашению была уже несколько лет назад официально уступлена Швеции.

Тем не менее, хотя в принципе с самого начала русскими послами было решено вопроса о возврате Корелы. не поднимать, с русской стороны был сделан ловкий дипломатический ход: в число уступок, которые русские послы соглашались сделать в пользу Швеции, уже в начале переговоров была включена Корела, то есть русское правительство "великодушно" во второй раз уступало шведам одну и ту же землю. Уступая Корелу, русские послы получали тем самым возможность отдать меньшее количество тех русских земель, на которые шведы еще не имели юридических прав.

Хотя шведские послы должны были уже на первом этапе переговоров отказаться от претензий на незанятые шведскими войсками территории русского Севера, в ходе дипломатической борьбы была сделана все же еще одна попытка со стороны шведов выторговать часть северной Карелии. В январе 1617 г. шведские послы стали доказывать, что Лопские погосты ранее относились к Корельскому уезду и что поэтому вместе с Корельским уездом они должны быть переданы Швеции. Вмешались датчане, подтвердившие старые границы, и не обоснованность требований.

Русские послы также решительно воспротивились шведским притязаниям. Поскольку Лопские погосты не были в ходе интервенции захвачены шведскими войсками, шведским послам пришлось в дальнейшем ходе переговоров уступить и отказаться от своих требовании.

После многомесячного дипломатического торга 27 февраля 1617 г. было достигнуто соглашение. Шведское правительство возвращало Новгород и основную часть Новгородской области, русское правительство "навечно" уступало Швеции города Ивангород, Ям, Копорье и Орешек и подтверждало сделанную ранее уступку Корелы и Корельского уезда. Таким образом, в руки Швеции переходил небольшой по размерам, но имевший огромное политическое и экономическое значение участок территории Русского государства, прилегающий к Финскому заливу. Уступая шведам Ивангород, Ям, Копорье, Орешек и Корелу, Русское государство лишалось своего важнейшего выхода к морю, связывающего в течение многих столетий нашу страну с основными странами Западной Европы. "Теперь без нашего позволения русские не могут выслать ни одной лодки в Балтийское море, большие озера Ладожское и Пейпус, Нарвская поляна, болота в 30 верст ширины и мощные крепости отделяют нас от них. Теперь у русских отнят доступ к Балтийскому морю и надеюсь, не так-то легко будет им перешагнуть через этот ручеек…" — Так заявил Густав Адольф в шведском парламенте. Историческая несправедливость — лишение России выхода к Балтийскому морю — была исправлена лишь сто лет спустя, при Петре I. Кроме того уплачивалось шведам 20 000 рублей. Сумма, казалось смехотворная, но это именно та часть долга, что шведам оставалось выплатить Дании за возвращение Эльфсборга.

Но надо отдать должное этому королю, он не считал возможным, что Польше удастся завоевать Россию, впрочем, как и Швеции. Выступая в парламенте, Густав Адольф подчеркнул, что безграничность просторов России, ее богатства, ее возможности слить небольшие ручейки в один полноводный поток, и таким образом объединиться во время войны, подсказывает самое мудрое решение для шведов — это сохранять хорошие отношения со своим соседом. Как пишет финский историк Эйно Ютиккала, тем самым, Густав Адольф утвердил себя, как государственный деятель с более реалистичным взглядом на вещи нежели Карл XII, Наполеон или Гитлер.

"Великая восточная политика", как ее называют финские и шведские историки, проводить которую начал Юхан III, а затем продолжили Карл IX, Густав II Адольф и другие шведские короли, сводилась к максимальному ограничению России в ее стремлении выхода к северным морям. В этом они видели единственную возможность безопасного сосуществования, но не учитывали того, что временная изоляция не выход из положения, а стремление России есть историческая неизбежность, которой она будет добиваться всегда.

27 февраля 1617 г. в селе Столбово на реке Сясь на указанных выше условиях был, наконец, заключен мирный договор Швеции с Россией. Но заключением договора многолетний русско-шведский конфликт не был еще окончательно разрешен; дипломатическая борьба некоторое время еще продолжалась.

Согласно условиям договора, в один и тот же день — 1 июня 1617 г. — на северном и южном берегах Ладожского озера должны были встретиться шведские и русские представители, для того чтобы на месте определить и обозначить пограничными столбами линию новой границы. Но, поскольку обмен ратификационными грамотами сильно затянулся, переговоры об определении границы начались лишь в октябре 1617 г. На южном берегу Ладожского озера вопрос об установлении новой границы был разрешен довольно быстро, в течение нескольких месяцев. На северном же берегу, где должна была быть определена граница между отошедшей к Швеции территорией Корельского уезда и территорией Заонежских погостов (остававшихся в составе России), переговоры затянулись на четыре года и закончились лишь 3 августа 1621 г.

Казалось бы, что вопрос о новой пограничной линии к северу от Ладожского озера мог быть очень легко разрешен. Поскольку при заключении Столбовского договора было решено, в соответствии с условиями Выборгского договора 1609 г., признать переход Корельского уезда в состав шведских владений, разграничительной комиссии оставалось лишь определить, по какой линии проходила раньше административная граница Корельского уезда, и отметить эту линию пограничными знаками. Спор мог возникнуть лишь по поводу отдельных деревень, отдельных небольших участков пограничной территории, то есть по вопросам непринципиального характера, не имеющим значения для общегосударственных интересов России и Швеции. Такой спор действительно возник по поводу принадлежности пограничных волостей Ребола и Пуроерви (Пурвоерви, по-русски — Поросозеро). Спор принял весьма острые формы, продолжался целых четыре года и едва не привел к разрыву уже заключенного было мирного договора и к возобновлению войны. Во всяком случае, в 1621 г. оба правительства стали вновь концентрировать на границах войска и готовиться к возобновлению военных действий, если конфликт не сможет быть разрешен мирным путем.

Судя по данным, затягивала окончание работ по установлению новой границы русская сторона. Русское правительство было, разумеется, недовольно теми, весьма значительными уступками, которые оно вынуждено было сделать шведам в Столбове и которые должны были тяжело отразиться на дальнейшем развитии страны. Внутреннее положение Русского государства с каждым годом укреплялось: в 1618 г., в связи с заключением перемирия на 14 лет с главным противником — Польшей, значительно улучшилось международное положение страны. По-видимому, в правящих кругах Московского государства возникла мысль использовать пограничный спор, как повод для разрыва уже заключенного тяжелого и невыгодного договора и вновь начать военные действия, чтобы попытаться вернуть часть утраченных территорий. Затягивая переговоры о границе, русская сторона хотела, видимо, выждать наиболее благоприятный момент для перехода к открытым военным действиям, если в правящих кругах победит мнение о необходимости возобновления войны.

В 1621 г., когда угроза возобновления войны стала уже вполне реальной, Делагарди по приказу короля уже направил 2000 пехотинцев и значительные силы конницы в полной боевой готовности к русским рубежам. Но до войны дело не дошло. Международная обстановка и, прежде всего, вновь обострившаяся борьба с Польшей из-за Ливонии, не позволяла в тот момент Швеции возобновлять войну с Россией. Поэтому шведское правительство пошло, наконец, на уступки в спорном вопросе о волостях Ребола и Поросозеро. Московское правительство, ввиду неподготовленности России к новой большой войне и уступок Швеции, также решило пойти на соглашение.

Летом 1621 года была, наконец, утверждена линия новой границы в Карелии к северу от Ладожского озера. Под давлением русской стороны спорные волости отошли к России. На этих условиях 3 августа 1621 года вопрос о границе был окончательно разрешен. Многолетний русско-шведский конфликт закончился.

Согласно подписанному 27 февраля 1617 года Столбовскому мирному договору Россия получила обратно Новгород, Старую Руссу, Порхов, Ладогу и Гдов с уездами, однако была вынуждена уступить Швеции Корелу (Кексгольм) с уездом, а также Ижорскую землю (Ингрию). Православное русскоязычное население этих территорий подвергалось жестоким гонениям и притеснениям со стороны шведских властей, пытавшихся заставить своих новых подданных ассимилироваться.

Понимая, что прежде всего православная вера связывает жителей захваченных территорий с русским народом и русским государством, оккупационная администрация всеми силами стремилась к её искоренению, использую любые способы. Большинство проживавших на вновь присоединенных территориях принадлежали к финской нации, если рассматривать этот аспект. Карелы, ингерманландцы, ижорцы никаких существенных отличий от финнов живущих в старой, финской части королевства не имели. Но, в XVII веке, фактор вероисповедания был решающим. И сама Швеция совсем незадолго до этого испытала на себе всю остроту религиозного противостояния, избавляясь от римско-католической церкви. Следовательно этот вопрос нужно было решать безотлагательно, но решительно, стараясь избежать, по возможности кровопролития.

Были попытки решить эту проблему самыми разными способами. Король Густав Адольф даже был готов отказаться от категорических требований поголовного перехода жителей присоединенных земель в протестантскую веру. Православным священникам предлагалось признать главой церкви Константинопольского патриарха, вместо Московского, тем самым уменьшая степень воздействия на умы со стороны Московского государства. Однако, в этом вопросе победили сторонники крайне жесткой линии, отрицавшей какие-либо другие варианты решения проблемы.

Так, если дворянин отказывался переходить в лютеранство, его лишали имений. Принимавших лютеранство крестьян освобождали от государственных повинностей. В православные приходы наряду с православными священниками стали назначаться лютеранские пасторы. Вскоре приказано было на место умерших православных священников назначать лютеранских пасторов.

В 1625 году в Стокгольм был приглашён из Германии опытный печатник Пётр ван Зелов, и под его руководством была открыта специальная типография для печатания церковных лютеранских книг русским шрифтом. В течение нескольких лет типография издала ряд книг на финском языке русскими буквами и даже на русском языке. В частности, в 1628 году в переводе на эти языки был издан "Малый катехизис" Лютера и ряд других книг.

Тем не менее, невзирая на усилия шведских властей, русско-карельское население по-прежнему стойко придерживалось православной веры. Так, наместник Кексгольмского уезда Генрих Споре в письме королю от 8 августа 1624 года жаловался, что местные жители не желают переходить в лютеранство. Генерал-губернатор Морнер в 1650 году заявил, что "всё усердие, искусство и различные способы, применённые для обращения русских (в лютеранство) пропали даром".

Ещё важнее для шведской администрации была борьба против русского языка. Так, православным священникам предписывалось проводить богослужение только на финском языке. Однако, как отмечает дореволюционный историк М.М.Бородкин: «Карелы проявили значительную стойкость и преданность православию. Когда шведы хотели ввести богослужение на финском языке, карелы ответили "и птица в лесу поёт на своём языке, так и они хотят держаться в своей вере"». Судя по смыслу цитаты, для тогдашних карел были важны не столько догматические различия между православием и лютеранством, сколько то, что православное богослужение велось на понятном им русском языке.

Проводимая шведскими властями политика ассимиляции не имела успеха даже среди местных социальных верхов. Например, в одном из документов за 1656 год упоминаются пять купцов из Сортавалы (Сердоболя), ездивших в Стокгольм с большим количеством товаров. Эти богатые торговцы носили исконно шведские и финские имена: Семён Егоров, Михаил Иванов, Кондратий Васильев, Иван Иванов и Иван Яковлев.

Но чем дольше жители Корельского уезда вкушали плоды шведского правления, тем сильнее было их желание вернуться под власть "русских угнетателей". Если в первое время после заключения Столбовского мира переселение карел ещё не приняло широкого размаха, то с 1625 года и особенно в 1630-е годы оно значительно возрастает. По данным шведских источников, с 1627 по 1635 год только из одного Сердобольского погоста на русскую сторону перешло 189 семей, а из всего Корельского уезда — 1524 семьи. В русских документах указывается, что к 1636 году из Корельского уезда переселилось более двух тысяч семей. Таким образом, если за среднюю численность одной семьи принять 5 человек, количество переселившихся в Россию к 1636 году достигло приблизительно 10 тысяч человек. Общее же число карельских переселенцев в Россию с 1617 по 1650 год составило не менее 25 тысяч человек.

Возрастающие масштабы бегства местных жителей грозили полным опустением Корельского уезда. Неудивительно, что шведские власти пытались не допустить ухода карел в Россию. В 1622 году была введена смертная казнь для возвращённых перебежчиков-лютеран. В 1628 году король Густав Адольф приказал начальникам Кексгольма и других бывших русских городов казнить всех тех, кто будет схвачен на пути в Россию, а также лиц, имевших, по сведениям доносчиков, намерение уйти из-под власти шведов за русский рубеж.

Пытаясь помешать переселению, шведы требовали от России возвращения беглецов. Положение русского правительства в этом вопросе было двойственным. С одной стороны, согласно Столбовскому договору, оно было обязано выдавать перебежчиков. Однако на практике русские власти всячески поощряли переселение, охотно принимая карельских беженцев и оказывая им своё покровительство. Этому были как идейные, так и экономические причины — карельские переселенцы облегчали задачу заселения земель, разорённых и опустевших в результате интервенции. С целью сохранения нормальных отношений со Швецией русские власти делали вид, будто пытаются разыскивать и возвращать переселенцев обратно за рубеж, но при этом по возможности их укрывали.

В 1649 году для обсуждения вопроса о перебежчиках в Швецию было отправлено специальное русское посольство во главе с окольничим Б.И. Пушкиным. В результате 19 октября 1649 года был заключён договор, согласно которому перебежчики, перешедшие на Русь из Швеции с 1617 года по 1 сентября 1647 года, становились русскими подданными. В возмещение "убытков", связанных с переселением, русское правительство обязалось уплатить шведам 190 тысяч рублей.

Впрочем, переселение карел в Россию после 1649 года не только не прекратилось, но ещё больше усилилось. В одной из "росписей" перебежчикам, составленной шведскими властями в 1653 году, указано, что с 1648 по 1652 год из разных погостов на русскую сторону вышло 300 семей карельских переселенцев.

Но, главное, чему посвятил свою жизнь король Густав II Адольф, это была все-таки война. Военную службу он начал в 12 лет рядовым. Одновременно присутствовал на заседаниях государственного совета, что способствовало его политическому развитию. Свободно владел семью иностранными языками — латинским, датским, немецким, французским и итальянским, впоследствии изучил русский и польский. Много читал. Его любимыми авторами были Ксенофонт, Сенека и Гуго Гроций. Обстоятельно изучал историю, называя ее "наставницей жизни".

В 1611 году он получил в командование небольшой отряд и прошел первую боевую практику в датско-шведской войне, проявив смелость и находчивость. В том же году умер его отец и 16-летний юноша был провозглашен королем.

После поражения под Псковом и подписания мирного договора в Столбове, главного врага Густав Адольф для Швеции видел теперь в Польше. Поэтому все его усилия были направлены на скорейшую и эффективную реформу армии. Об этом будет рассказано в следующей главе. Но отметим главное, половину своего царствования Густав Адольф провел за пределами Швеции, лично руководя своими войсками в непрерывных войнах. Все реформы и вся внутренняя реорганизация страны легла на плечи канцлера Акселя Оксельштерна, выдающегося шведского политического деятеля, который около пятидесяти лет стоял у государственного руля, сочетая в себе уникальные способности, как администратора, так и политика. Вся высшая государственная власть сосредотачивается в Стокгольме, где строится здание парламента (риксдага) и Рыцарского Дома — Дворянской палаты. Все области Швеции разделяются на провинции и получают собственных генерал-губернаторов, назначаемых королем.

Развитие торговли и промышленности стали прерогативой всей внешней и внутренней политики Швеции. С этой целью лишь несколько городов получили право на внешнюю торговлю, вынуждая всех остальных ввозить товары, предназначенные на экспорт именно сюда. Добыча полезных ископаемых и прежде всего различных руд позволила сделать резкий скачок в развитии промышленности — непрерывные войны требовали оружия, от качества которого зависело очень многое. Выходец из Нидерландов, Луи Де Геер стал "главным капитаном промышленного производства" Швеции. Его имя повсеместно ассоциировалось с производством всевозможного вооружения — от артиллерийских орудий до мечей и доспехов. Объемы изготовляемой продукции все удваивались и удваивались, пока не превысили потребности страны. К середине столетия Швеция становится ведущим мировым экспортером пушек. Производство оружия и создание армии нового типа, потребовало и введения единой униформы, что благоприятно отразилось на развитии мануфактур.

Война с Польшей это было продолжение давнишнего спора о престолонаследии с польским королем Сигизмундом, родным дядей нынешнего правителя Швеции. Война, которая для Швеции сама по себе перешла в общеевропейскую Тридцатилетнюю войну, и продолжалась в общей сложности 37 лет.

В 20-е годы Швеция отняла у Польши Лифляндию, кроме ее самой южной части, в 1645 к ней отошел остров Эзель (Сааремаа), а по Вестфальскому миру 1648 года Швеция получила и все южные берега Балтийского моря, которые либо полностью вошли в состав владений, либо находились под ее контролем. Балтийское море превратилось в "шведское озеро".

В продолжении царствования Михаила Федоровича военных столкновений со шведами не было. Напротив, дружба между ним и Густавом Адольфом приняла размеры до того не бывалые. Шведам была предоставлена Россией по многим статьям беспошлинная торговля, а в 1631 году был назначен постоянный дипломатический представитель к московскому двору.

Таким образом, после Тридцатилетней войны в Северной Европе возникла великая держава. В ней насчитывалось до 3 миллионов населения, состоявшего из шведов, финнов, карел, русских, немцев, датчан, эстонцев и латышей. Великодержавная политика Швеции нарушала жизненные интересы России, Польши, Пруссии, Дании, Голландии и других стран, заинтересованных в балтийской торговле. Поэтому неизбежны были новые столкновения.

Гибель короля Густава Адольфа в сражении 16 ноября 1632 года не остановила реформы в Швеции. После смерти Густава Адольфа канцлер Оксеншерна, представитель высших сановников-аристократов, правивший от имени шестилетней дочери Густава Адольфа Кристины, продолжил войну, учредив т. н. Хейльброннскую лигу, для защиты протестанства, однако не взирая на религиозные чувства, вступил в союз с католической Францией. Во время длительных мирных переговоров 1643 Швеция вторглась в Данию, которая еще ранее потерпела поражение в войне со Священной Римской империей, и заставила вернуть остров Готланд и провинцию Халланд. Аппетиты Оксеншерны сдерживал многоопытный Мазарини, руководивший всей внешней политикой Франции, и не желавший ни крупных побед союзников, ни торжества протестантизма. По Вестфальскому миру 1648 Швеция приобрела западную Померанию и контроль над устьями рек Эльба и Везер.

Когда Кристина была венчана как королева в 1644, она стала противиться слишком сильному влиянию канцлера, стремясь к самостоятельности, особенно их трения и разногласия касались ведения тридцатилетней войны. Хотя слишком многие влиятельные особы противились заключению мира и окончанию войны, поскольку наживались на этой человеческой бойне, сама Кристина считала мир жизненно необходимым. Она была основным инициатором Вестфальского мира, заключенного в 1648 году.

Она рано осознала, что от нее требуется, как от королевы — продолжение династии, а значит, она обязана была выйти замуж и родить наследника, или назначить себе преемника и отречься от престола, к чему все больше и больше склоняется молодая королева. В 1650 году Оксишиерна заболевает, что останавливает Кристину в ее решении уйти в частную жизнь, она занята планами коронации, откладывая на потом решение о продуманном отказе. После коронации, Кристина занимается Польским Вопросом, проблемой, которая преследует Европу в течение длительного времени: дело в том, что Россия и Германия стремятся к разделу Речи Посполитой. Королева, наконец, приходит к окончательному пониманию, что не сможет вступить в брак, в связи с чем ей остается только один выход для поддержания монархии — отречься от престола в пользу выбранного ею престолонаследника. Она останавливается на кандидатуре своего двоюродного брата — Карла Густава, всемерно поддерживая его во всех делах. Карл Густав принимал участие в Тридцатилетней войне, в самом конце которой королева Швеции Кристина даже назначила Карла генералиссимусом, главнокомандующим шведских войск в Германии. В 1648 году, при заключении Вестфальского мира, Карл был одним из представителей Швеции.

В 1649 году Кристина добилась от риксдага признания Карла престолонаследником (перед этим он искал ее руки, но безуспешно: Кристина всю жизнь избегала брака). Когда Кристина объявила о своем решении отречься от престола, то ее преемником стал Карл, коронация которого прошла, одновременно со сложением королевских полномочий Кристиной, в Упсале 6 июня 1654 года.

Ян Казимир, новый Польский Король был взбешен, когда Кристина провозглашает Карла Густава своим преемником, поскольку тот был противником Польши. События угрожали войной, Франция также стравливала государства, чтобы извлечь для себя выгоду, действуя, как посредник, одна Кристина была против того, чтобы начать открытые военные действия. На мирной конференции в Любеке в 1651, переговоры были прерваны, поскольку страны не указали в своих документах Кристину как королеву Швеции. Казимир в это время угрожает занять Данциг, и Кристина была вынуждена послать войска в Финляндию и Ливонию, тогда как конференция вновь начала работу. Шведская сторона настаивала, чтобы стороны наконец признали Кристину как Королеву Швеции, то есть сторону, которая вправе принимать решения в ливонском вопросе, не достигнув соглашения в этом пункте, конференция вновь свернула работу, так и не придя к какому-нибудь мнению. В 1651 году неопределенное желание Кристины — отказаться от короны для частной жизни кристаллизовалось в определенное, обдуманное намерение, однако она не принимает окончательного решения, — ее отговаривают члены Совета. Ее решение принято ею не совсем самостоятельно, — в это время она тайно поддерживает переписку с орденом иезуитов, которые делают все, чтобы прибрать к рукам такой лакомый кусочек, — целую лютеранскую страну. Они прилагают титанические усилия, чтобы молодая королева разочаровалась в своей вере. В 1651 году у нее наступает нервный кризис. Кристина страдает, часто и подолгу запираясь в своей спальне, куда вход для всех закрыт, в это же время она часто призывает к себе отца Антонио Маседо, католического священника, что беспокоит ее приближенных. Швеция — протестантская страна, правитель-католик в ней попросту невозможен, все бояться влияния этого яростного католика. Кристина была не только умной и просвещенной монархиней, — она была одной из самых образованных женщин своего времени, а кроме того, получившая чисто мужское воспитание, привыкшая с детства решительно отстаивать свои взгляды и свою самостоятельность, она не находила смысла в присущем ее полу поведении — смирении, послушании, манерности, угождении мужчине. Замуж она не собиралась, напротив — весьма рано она обратила свои пристрастия на женскую половину человечества. Сохранилась ее переписка с некоей Эббе Спарре: "Если ты не забыла то, какую власть ты имела надо мной, ты должна помнить и то, что я была во власти твоей любви двенадцать лет; я вся твоя настолько, что ты никогда не посмеешь оставить меня; и только моя смерть остановит мою любовь к тебе". Имеются сведения, что она поддерживала с этой женщиной очень близкие отношения, которые прекратились после отречения Кристины от престола и перехода ее в католичество.

Итак, в 1653 году Кристина почувствовала, что пришло время покинуть Швецию. Она знала, что ее отказ от престола повлечет длительную процедуру официальных церемоний. В конце марта она подписывает и направляет Карлу полный отказ от короны, через считанные дни после этого Кристина оставляет Стокгольм, путешествует инкогнито, одетая в мужскую одежду, как рыцарь, и, наконец, приезжает в Рим. С нею едут близкие ей женщины, также переодетые в мужскую одежду. В течение своего путешествия она тщательно изучает католицизм, много рассуждает с духовниками о своей новой религии. Ее намерения принять католицизм были искренними, но сами католики вовсе не были наделены идеальной чистотой души, и ничем не отличались от протестантов в своих мирских делах и заботах, и вскоре Кристина полностью осознает это. Еще два раза после этого она посещает Швецию, чтоб окончательно уехать в Рим, где она и скончалась и похоронена ныне в Базилике Святого Петра.

Вступивший на престол Карл X Густав немедленно начинает новую войну с Польшей. Решению способствовало начавшееся русское вторжение в Литву и восстание украинских казаков Богдана Хмельницкого, отдавшего всю Украину под власть московского царя. В Польше же и пересеклись интересы России и Швеции. Россия увидела угрозу себе со стороны Швеции, расширявшей свои владения в Прибалтике. Заодно требовалось пересмотреть и позорные условия Столбовского мира, хотя, безусловно, может возникнуть вопрос, какую же войну завершал этот договор? Формально, никакой войны не было, а ситуация возникла в результате союзного Выборгского договора — серьезнейшей ошибки русской дипломатии Василия Шуйского — некритический выбор союзника в трудную минуту из числа извечного и традиционного врага, которая стоила почти столетия тяжелейшей борьбы.

Новая война со Швецией была начата царём Алексеем Михайловичем в мае 1656 года. Основные боевые действия развернулись на территории Прибалтики. Русское войско, ведомое самим царем выступило из Полоцка вниз по Двине, захватило Динабург (совр. Даугавпилс), а затем взяло крепость Кокенхуцен. Рига, немногочисленным гарнизоном которой командовал Магнус Делагарди, была осаждена. Получив крупные подкрепления, Делагарди устроил вылазку и разбил окопавшееся по всем правилам осадного искусства гораздо более многочисленное русское войско. Алексею Михайловичу ничего не оставалось делать, как отступить, потеряв убитыми 8 тысяч человек.

Одновременно русские войска предприняли в июне 1656 года наступление в Карелии и Ижорской земле. Наступление на Корельский уезд было поручено олонецкому воеводе Петру Пушкину, в распоряжение которого было выделено около 1000 солдат и 200 стрельцов. Продвигаясь из Олонца в обход Ладожского озера, войско Пушкина 10 июня разбило шведский отряд, захватив при этом в плен коменданта Кексгольмской крепости Роберта Ярна, а 3 июля начало осаду Корелы (Кексгольма).

Одновременно, отряд Петра Потемкина из 1000 человек с "промышленными людьми и кормщиками" выступил из Лавуйского городка к Ниеншанцу. Услышав о приближении русских, находившийся в городе генерал-губернатор Густав Горн и дерптский президент Карл Мернер "утекли в Ругодив (Нарву) с небольшими людьми Невою рекой". При этом комендант крепости получил приказ сжечь соляные и хлебные склады города, с тем, чтобы они не достались русским. Судя по всему крепость не была готова к обороне.

З0 июня отрядом русских войск Ниеншанц был взят. В городе сожгли около 500 домов и значительное количество хлеба, захвачено 8 пушек. По сообщению шведских документов, все дома были разграблены, а жители, не успевшие скрыться, убиты.

В 20-х числах июля русские на судах выходили в Финский залив и у острова Котлин захватили шведский полукорабль, пушки и знамена. Предполагалось организовать морской поход на Стокгольм, для чего строились струги, а на Дону было отобрано 570 опытных в морском деле казаков.

Местное население встречало русских как освободителей, зачастую ещё до прихода наших войск принося присягу русскому царю, как это сделали, например, жители Кирьяжского погоста. При этом в русское подданство переходили не только карелы, но и проживавшие вместе с карельским населением финны. Свой переход под русскую власть они закрепляли принятием православной веры. Обращение финнов в православие было столь массовым, что из-за отсутствия в Корельском уезде достаточного количества православных священников русские не успевали крестить всех желающих.

Включаясь в активную борьбу против шведов, местные жители беспощадно расправлялись с ненавистными угнетателями. Уже 15 июня 1656 года в одном из донесений шведскому правительству сообщалось, что "православное население Ингерманландии и Кексгольмского уезда присоединяется к русским и ведёт себя весьма жестоко, сжигает дворянские имения, церкви, усадьбы, церковные помещения и убивает тех, кто не желает креститься заново и не присягает великому государю".

Одновременно карелы всячески помогали русским войскам: "запасы всякие нашим ратным людем давали, и помогали, и даточных конных с оружьем давали, и хлеб нашим ратным людем на кормы давали, лошадем их сена косили", — указывалось в царской грамоте от 12 марта 1657 года.

Наряду с успешными действиями в Корельском уезде, русские войска совершили летом 1656 года несколько походов вглубь Финляндии. В этих рейдах основную силу составляли действовавшие вместе с отрядами русских войск карельские партизаны.

Однако для закрепления успеха сил было явно недостаточно. Губернатор Финляндии Горн просил короля, требовавшего все силы, имеющиеся в Финляндии, бросить на помощь Делагарди в Ливонии, этого не делать. Частично король просьбу Горна удовлетворил. После прибытия к шведам крупных подкреплений Пётр Пушкин вынужден был снять осаду Корелы. Оставив территорию Корельского уезда, русское войско 20 октября 1656 года вернулось в Олонец. Большое мужество при этом проявили прикрывавшие отход карельские "ратные конные люди".

Спасаясь от мести шведов, карельское население после отступления русских войск в массовом порядке уходит в пределы России. Переселение приняло невиданные до того размеры. Согласно донесению генерал-губернатора Ингерманландии и Кексгольмского уезда Густава Горна от 23 октября 1657 года, за 1656 и 1657 годы в Россию из Корельского уезда переселилось 4107 семей.

Летом 1657 года русские войска, возглавляемые новым олонецким воеводой Василием Чеглоковым (сменившим 13 апреля 1657 года Петра Пушкина) предприняли ещё одну попытку освободить Корельский уезд. 18 августа войска Чеглокова подошли к Кореле и начали осаду. К сожалению, и на этот раз успеха добиться не удалось. Под Корелой Чеглоков пробыл до конца августа, оттуда он двинулся на Кирьяжский погост, затем на судах — в Сердобольский погост и осенью вернулся в Олонец.

В следующем 1658 году русские войска попытались осадить Нарву, взяли Ямбург, но были оттеснены шведами назад и тогда было заключено перемирие, а 21 июня 1661 года — Кардисский мирный договор, согласно которому между Россией и Швецией восстанавливалась прежняя граница. При этом Швеция отказывалась от требования возвратить людей, бежавших в Россию в период между Столбовским и Кардисским мирными договорами, она не должна была требовать выдачи пленных, принявших православие, а также обещала не преследовать тех, кто во время войны помогал русским и не смог по каким-либо причинам перейти на русскую территорию.

Переговоры были непростыми. Русскую сторону представлял воевода Афанасий Ордын-Нащокин, образованнейший человек и выдающийся дипломат той эпохи. Сначала, как обычно долго выбирали место для переговоров: Ордин-Нащоков настаивал на местности близ Риги, но Москва согласилась со шведской стороной без его ведома, и выбрано было местечко Валиесари (Валлисаари, Эстония), неподалеку от Нарвы.

Ордин-Нащоков требовал от шведов ливонских городов, Корельской Финляндии и Ингерманландии. "Промышляй всякими мерами — писал ему царь, — чтобы у шведов выговорить в нашу сторону в Канцах (Ниеншанц) и под Ругодивом (Нарва) корабельные пристани и от тех пристаней для проезда к Кореле на реке Неве город Орешек; да на Двине город Кукейнос (Кокенгаузен, Царевич-Дмитриев город) и иные места, которые пристойны. А шведским комиссарам или генералам и иным, кому доведется, сули от одного себя ефимками или соболями на десять, пятнадцать или двадцать тысяч. Об уступке городов за эту дачу промышляй по смоему рассмотрению один, как тебя Бог наставит!". Данное письмо говорит о высокой степени доверия царя Алексея Михайловича к своему посланнику.

Шведы объявили, что могут заключить мир только на условиях Столбовского договора. Обе стороны держались упорно, но на время дело уладилось заключением трехлетнего перемирия, по которому русские удержали все, что было завоевано.

Ордин-Нащокин был тут же вновь назначен великим послом, что б не мешкая продолжить переговоры о вечном мире. Но произошло событие, которое отразилось на всех результатах. Шведы, недаром называли Ордин-Нащокова "русским Ришелье", и прилагали все усилия, чтобы отделаться от него. Было это простое совпадение или нет, но посланный к Ордин-Нащокову с новыми повелениями из Москвы родной сын — Воин Афанасьевич, неожиданно сбежал и скрылся за границей. Дипломат был человеком чрезвычайной честности, поэтому тут же запросил у царя отставки. Но Алексей Михайлович прошение отклонил. Между тем, шведы заключили с поляками перемирие, а дела русских пока складывались неудачно против того же противника. Царь требовал от Ордин-Нащокова идти на любые уступки лишь бы скорее заключить мир. Как назло умер Карл X и пришлось долго дожидаться новых верительных грамот для шведских послов. Между тем, Ордин-Нащоков настоятельно предлагал заключить сначала мир с поляками, поскольку со шведами уже действовало трехлетнее перемирие, и не торопить события, продолжая торг. "Уступить города мы всегда успеем!" — писал он царю. Алексей Михайлович не соглашался. Тогда Ордин-Нащоков повторно обратился с просьбой об отставке, которая была принята. Вместо него назначили уступчивого князя Прозоровского, который и подписал 21 июня 1661 г. мирный договор в избранном для этого Кардиссе (мыза Кярди в приходе Лайузе, северо-восточнее г. Йигева, Эстония), между Дерптом (Тарту) и Ревелем (Таллинном).

Предприятия Алексея Михайловича не достигли цели, и обладание Ливонией, или вообще берегами Балтийского моря, вновь было отсрочено на неопределенное время. Исполнить это предстояло уже его сыну — Петру Великому.

Между тем, в Швеции смерть Карла X, вновь вызвала необходимость введения регентского правления. По завещанию, подписанному умирающим королем в совет должны были войти пять высокопоставленных чинов во главе с Германом Флемингом, а также вдовствующая королева — Гедвига Гольштейн-Готторпская. Флеминга Карл X назначал главным казначеем страны.

Однако, высшая знать Швеции, объединившись, начала оказывать давление на другие палаты парламента с целью аннулировать завещание Карла X, из-за назначения Флеминга главным распорядителем финансов. С чем это было связано?

В 1650 году для содержания многочисленной армии был проведен через риксдаг закон о редукции, то есть пересмотре всего землепользования в стране для наделения за счет казны офицеров и унтер-офицеров земельными наделами, в качестве поступления его на службу и содержания семьи. Говоря современным языком, началась национализация земли и с дворян потребовали документального подтверждения их прав на землевладения. Нужно было вернуть в казну ранее пожалованные кому-то земли. Основной удар был направлен по крупной аристократии, ибо поместья приносящие свыше 600 талеров в год дохода и переданные из казны после 1604 года, с момента коронации Карла IX, подлежали возврату. Ярым сторонником редукции был как раз Герман Флеминг.

Передача власти от регентского совета, состоявшего из пяти членов государственному совету, где заседало около 40 человек, состоялась. Действие закона о редукции было полностью остановлено, а канцлером страны стал Магнус Габриель Делагарди, сын Якова Делагарди. Проводимая им политика была полностью профранцузская, и союз с Людовиком XIV втянул Швецию в очередную войну, на этот раз с голландцами и Бранденбургом. Вторгшаяся 22-тысячная шведская армия под командованием Карла Густава Врангеля была разгромлена 22 июня 1675 года под Фербеллином и потеряла Штеттин, Штральзунд и Грифсвальд в Померании.

На следующий год на Швецию обрушились датчане. Неудачливого Врангеля сменил генерал Отто Вильгельм фон Кёнигсмарк, но во главе армии встал сам юный король Карл XI. 4-го декабря состоялось самое кровавое сражение в истории военных конфликтов Дании и Швеции. Решающую роль в битве сыграли королевская лейб-гвардия Кристофера Гилленштерны и королевские лейб-драгуны Нильса Биельке. Первые восемь часов подряд сдерживали натиск великолепной датской пехоты, а вторые нанесли решительный удар. Карл XI впоследствии сказал, что корона Швеции в тот момент держалась на кончике меча Биельке.

После 1679 Карл отдался внутренним реформам; главным его советником был Иоганн Гилленштерна. Во внешних делах решено было держаться самостоятельной политики и потому окончательно порвать с Францией. Мир на севере мог быть упрочен только сближением с Данией, что и было достигнуто договором о нейтралитете для защиты торговых сношений скандинавских народов и брачным союзом Карла XI и датской принцессы Ульрики Элеоноры Ольденбургской. Внутри страны редукция ослабила дворянство и аристократию; король счёл возможным вовсе отменить всякие стеснявшие его государственные формы, что и было исполнено, с согласия риксдага, в 1680. Король мог теперь созывать риксдаг, когда ему было угодно. Государственный совет был переименован в совет королевский. Вскоре в руки короля перешли редукция, законодательная власть и право налагать подати: сословия потеряли своё прежнее значение. Стеснена была свобода печати; духовенство распространяло в народе учение о божественном происхождении королевской власти. Экономический строй государства достиг благодаря редукции цветущего состояния. Редукция дала государству капитал с ежегодным доходом в 2,5 млн. талеров; она же положила конец зависимости крестьян от дворянства. Имея в своих руках достаточные материальные средства, Карл принялся за реформу военного дела. Государство было разделено на области, из которых каждая была обязана содержать известное количество конного войска (швед. — rusthall — земля, с которой содержится конный солдат). Благодаря этим реформам у Швеции было 38 тыс. чел. постоянного войска, в провинциях — 25 тыс.

Общему благосостоянию королевства содействовали введённые королём льготы в горном деле, в торговле и промышленности. Не все было гладко и на страну, особенно в последние годы царствования Карла, обрушивался часто голод, что вызвало большие бедствия в северной Швеции, Финляндии и остзейских провинциях. В 1686 г. вышел новый закон о церкви, в силу которого духовенство подчинено государству и введены новый катехизис, новый служебник и молитвенник.

С царствованием Карла XI связано и некоторое послабление в отношении православного населения Ингерманландии. Правда, это было сделано не по желанию самого короля, а скорее вынуждено. В 1680-е годы начались самые сильные притеснения православных, когда суперинтендантом Нарвы стал энергичный Иоганн Гезелий-младший, стремившийся всех поголовно обратить в лютеранскую веру. Поддержку ему оказала светская власть в лице генерал-губернатора Ёрана Сперлинга. 23 августа 1683 года в Копорье собрали всех православных священников и приказали им провести сегрегацию — т. е. те народности, населяющие Ингерманландию, исповедующие православие, но не знающие русского языка — карелы, ижора, должны перейти к лютеранским священникам.

Против этого восстал священник Сидор Шишов (Сийтари) из села Спасское (чуть южнее совр. Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге) и агитировал ижорских крестьян постоять за себя. Только после того, как он был арестован, священник согласился подписать договор о сегрегации.

6 августа 1684 года в Спасскую церковь во время богослужения ворвался пробст города Ниеншанц Якоб Ланг в сопровождении констебля Александра Кнагга, а также капрала и двух солдат. Ижор всех выгнали из храма, а несколько русских, в том числе и Сидора Сийтари арестовали.

Но их жалобы дошли до короля. "Мы, начиная с самого нашего детства, как бы с молоком матери впитали в себя разрешенное нашим родителям и предкам греческое богослужение. Наши дети остаются некрещеными, наши храмы подвергаются разграблению и к нам относятся во всех отношениях позорно… Ваше королевское величество, смилостивитесь над нами в нашем жалком существовании" — говорилось в жалобе, что донес до Стокгольма некий Хуотари. "Этот отвратительный босяк, — как называл его губернатор Сперлинг, — по возвращении из Стокгольма прошел по всей Ингерманландии и пытался обратить обратно в греческую веру тех, которые уже подали надежду на переход в нашу христианскую лютеранскую веру". Но королевский указ гласил, что миссионерскую деятельность следует вести более осмотрительно.

Русское правительство занятое то войной с турками, то расколом, то усмирением восстания Степана Разина, поддерживало спокойные отношения с могучим северным соседом. Отдельные недоразумения решались путем многочисленных и долгих переговоров. Смерть Алексея Михайловича и воцарение Федора Алексеевича, а за ним и правление царевны Софьи не имели никакого влияния на наши дела в Швеции. Равно, как и первые годы самостоятельного царствования Петра. Занятый борьбой с Софьей, усмирением стрельцов и раскольников, устройством армии и флота, и, наконец, путешествием по Европе и турецкой войной, Петр лишь косвенно начал готовиться к достижению цели своих предшественников — возвращению России выхода к Балтийскому морю.

А Швеция, несмотря на неблагоприятную для себя обстановку — непрерывные войны с Россией, Польшей, Данией, Бранденбургом, Австрией, смогла одерживать крупные победы. Кольцо шведских владений, окружавших Балтийское море, стало еще шире. Приток военной добычи, реформы поправили финансы. Однако, уже в этот период, когда Швеция достигла зенита военной славы, на ее политическом горизонте сгущались тучи. Уже собиралась мощная враждебная коалиция.

Военные конфликты Московской Руси и Швеции.

1481 — нападение русских в Саволаксе.

1490 — избиение русских рыбаков в северо-восточной Ботнии.

1495–1497 — война.

1554–1557 — война.

1570–1595 — война.

1611–1617 — интервенция шведов.

1656–1658 — война.

Всего: 45 лет.

Вместе с предыдущим периодом с 1142 по 1658 гг. — 116 лет.

Глава 8. ТАКТИКА, СТРАТЕГИЯ И ОРГАНИЗАЦИЯ МОСКОВСКОГО И ШВЕДСКОГО ВОЙСКА. 1500–1700 гг.

XVI век

РОССИЯ

XVI век был важным этапом мировой истории. С него берут начало Реформация и ожесточенная религиозная борьба, имевшая долговременные политические, военные и культурные последствия для всего мира. В этом веке огнестрельное оружие стало безоговорочно доминировать на всем европейском театре военных действий. Доспехи, бесполезные как против артиллерии, так и ручного стрелкового оружия, быстро выходили из употребления. В основном их продолжали носить вельможи из соображений престижа, за исключением кавалерии, где не спешили отказываться от кирасы и шлема, полезных в рукопашных схватках, впрочем, как и в пехоте европейских стран.

В России еще в XV веке стала складываться поместная система комплектования войск, когда служивое дворянство становилось основой вооруженных сил. Однако, в это время, крупной военной силой продолжали оставаться отряды удельных князей и крупных бояр — вотчинников.

В этом отношении примечателен состав русских войск в Свейскую войну 1495–1497 гг. В походе на Выборг участвовали три воинских контингента — московский поместный из служивых людей боярских и княжеских родов, в том числе и присоединенной тверской земли; новгородский, где организация городского ополчения уже была заменена также на поместную; и псковский, сохранивший старую земскую систему, проводившую мобилизацию на вече. Норма этой мобилизации — с 10 сох один конный воин. Если считать псковскую соху равной новгородской, то конный воин выставлялся с тридцати крестьянских хозяйств, что было в три раза ниже московской поместной нормы. Окончательно поместная система сложилась к середине XVI века, когда она была закреплена законодательно указами Иоанна Грозного.

За службу давался земельный надел — поместье размером от 150 до 3000 гектаров. Кроме надела, полагалось денежное жалование в зависимости от разряда — от 4-х рублей до 1200, которое выдавалось или при выступлении в поход или через два года на третий.

С каждых 100 четвертей (около 50 га) должен был выступить в поход один воин "на коне и в доспехе полном", а в дальний поход "о дву конь". Кто выводил воинов сверх "поверстанных" ему, тому увеличивалось жалование. "Нетчики", т. е. уклонившиеся от службы строго наказывались, у них отбиралось ровно столько земли, сколько по расчету они должны были выставить воинов, но не сделали этого.

В 1555 году было издано "Уложение о службе", которое уравнивало вотчины и поместья, объявляло воинскую службу вотчинников и дворян обязательной и наследственной, определяло их служебные обязанности в зависимости от размера земельных владений.

Поместье переходило от отца к сыну. До пятнадцати лет дворянин числился недорослем, а когда перешагивал отрок сей рубеж возрасной, его записывали в "десятню" (служилый список) и он становился "новиком".

Дворяне-помещики, составлявшие вместе с владельцами вотчин господствующий класс, становились главной военной силой государства. Численность дворянской конницы достигала 80–100 тысяч человек.

Лучшей частью поместной конницы был царский полк, в котором насчитывалось 10–20 тысяч отборных воинов.

К поместным войскам относилась и татарская знать, перешедшая на службу к московскому царю и полившая от него поместья.

К непоместной коннице относились "городовые" казаки, также получавшие землю на границах. Не следует их путать с казаками — донскими, яицкими, запорожскими, жившими в степи и не являвшихся подданными Московского государства. Сюда же относились и даточные конные люди, набиравшиеся в случае войны с посадских и крестьянских дворов.

Второй составной частью русского войска была пехота, на организацию и вооружение которой в середине XVI века была обращено особое внимание. С развитием огнестрельного оружия появляется новый вид пехотинцев — пищальники. В 1550 году был организован отряд численностью в 3 тысячи "выборных стрельцов из пищалей", состоявший из шести "статей" по 500 стрельцов в каждой. Каждая статья делилась на сотни. "Головы у них учинил", т. е. командирами назначил Иоанн Грозный "детей боярских". Стрельцы содержались не только в военное, но и в мирное время. Они были одинаково экипированы и вооружены. Это было начало организации постоянного войска. Но не следует отождествлять стрельцов с пищальниками.

Стрельцы составляли военные гарнизоны городов и несли караульную службу. Они набирались из "вольных" людей. Служили стрельцы за ежегодное жалование, получали участки земли вблизи городов, за которые обязаны были служить пожизненно и наследственно. В городах они проживали в особых слободах, и наряду с несением службы промышляли мелкими ремеслами и торговлей. Все стрельцы делились на московских и городовых (из других городов). Московские стрельцы по сравнению с другими считались на привилегированном положении и получали большее жалование. Из отборных московских стрельцов был сформирован особый конный отряд. Эти стрельцы назывались стремянными.

Обучались стрельцы и строю и стрельбе из пищали. Ежегодно проводились смотры. Английский путешественник Дженкинсон так описывает царский смотр в декабре 1557 года: "Мишенью служил ледяной вал длиной около 200 м, толщиной до 4-х и высотой до 2-х. В 50–60 м от мишени для стрельцов были устроены деревянные подмостки. На смотр прибыло около 500 стрельцов, которые шли колонной по пяти воинов в ряд. Каждый стрелец имел пищаль на левом плече и в правой держал зажженный фитиль. Стрельцы выстроились на подмостках в одну шеренгу и начали обстреливать ледяной вал пулями. Стрельба закончилась тогда, когда мишень была полностью разрушена".

Помимо Москвы, летописи упоминают о еще 22 городах, имевших гарнизоны со стрельцами.

Стрелецкое войско составляло ядро пехоты во внешнгих войнах, но и было надежной опорой правительства в борьбе с крестьянскими восстаниями и мятежными боярами.

Стрельцы имели однообразную форму, состоявшую из длинного кафтана, шапки и сапог, которые имели один цвет с одеждой. Каждый стрелецкий полк отличался цветом своей формы. Вооружение состояло из пищали — гладкоствольного ружья, бердыша — топора, имеющего форму полумесяца и насаженного на длинную рукоять, и сабли. В походе бердыш носился за спиной, в бою он использовался, как подсошка, но мог послужить и по прямому своего предназначению — боевого топора. Конные стрельцы также имели на вооружение пищали, которые на походе подвязывались к седлам.

В отличие от западноевропейских войск в русской армии не было особых подразделений копейщиков, назначением которых было охранение мушкетеров от вражеской кавалерии. Стрелец одинаково хорошо владел и огнестрельным оружием, и мог вести бой холодным оружием.

Появление стрельцов было по сути зарождением русского регулярного и профессионального войска. Стрельцы сохранялись и в мирное время, получали содержание (правда, неполное) от государства, имели одинаковое вооружение и обмундирование, имели определенную полковую организацию, проходили обучение. Жили если и не казарменно, то сгруппировано в слободах, являющихся по сути воинскими городками. Еще не было уставов, регламентирующих обязанности и права воинов в мирное время и на войне. Все это появилось позднее.

Большую часть войска составляли даточные люди, набираемые во время войны из сельского и городского тяглового и нетяглового населения. Набор производился в зависимости от потребности: по одному человеку от 50, 20, 10 и даже 5-ти дворов. Выставлялись даточные люди конными и пешими в возрасте от 25 до 40 лет.

В 1545 году Новгород с пригородами направил по цареву указу в войско 1973 всадника (по одному человеку с трех нетяглых и пяти тяглых дворов дворов) и 2 тысячи пищальников (от посадов, рядов, погостов), из которых одна тысяча была пешей, другая конной.

Общая численность даточных людей, участвовавших в походах, достигала 20 тысяч человек, а иногда и больше. За их вооружение нес ответственность воевода того города, где даточные люди набирались.

Третьей составной частью московского войска был "наряд" — т. е. артиллерия. В XVI веке на вооружении крепостей и в арсеналах имелось не менее 2 тысяч орудий, для производства и обслуживания которых имелись квалифицированные кадры. Это были прежде всего пушкари — московские и городовые, а также воротники, охранявшие городские башни вместе с их пушками, кузнецы и плотники. Все они "верстались" на службу по тому же принципу, что и стрельцы. И проживали также отдельно в пушкарских слободах, где имели участки земли. Также, как и стрельцы, они ежегодно демонстрировали свое искусство стрельбы из изготовленных орудий. В качестве мишеней использовались деревянные срубы размером 10×10 м, набитые землей. Иностранцы, присутствовавшие на подобных стрельбах были поражены эффективности артиллерийского огня русских пушкарей.

В 1522 году впервые появляется упоминание о "гуляй-городе" — полевом подвижном укреплении, которое устраивалось на санях или повозках из толстых заранее заготовленных досок, собиравшихся в две стены, между которыми был промежуток в три метра. На всем своем протяжении, а "гуляй-город" мог растягиваться от 2-х до 10 км, стены имели отверстия для пищалей и пушек небольшого калибра.

На особом положении в московском войске находились казаки — вольные люди, жившие в степях, на границах государства. Не являясь подданными московского царя, он тем не менее служили хорошим заслоном для границ государства. Поэтому правительство поддерживало казаков, снабжало военными припасами. Конница казаков отличалась стремительностью действий. При Иоанне Грозном отряды казаков участвовали в Ливонской и Шведских войнах.

В московском войске, времен Иоанна Грозного присутствовали и наемники — шотландцы, греки, датчане, но в столь малом числе, что о них можно лишь упомянуть.

Высшим военным органом Московского государства являлся Разрядный приказ, начало которому было положено еще при Иване III, помимо его в царствование Грозного появляются и другие приказы — Поместный, ведавший вотчинным и поместным землевладением, Пушкарский — артиллерией, Стрелецкий — стрельцами, Бронный — изготовлением вооружения и другие.

Все войско делилось на полки: большой полк, полки правой и левой руки, передовой, засадный (резервный), сторожевой и ертаульный полки. Эти полки в свою очередь разделялись на более мелкие части (тоже полки), называвшиеся по тем городам, где были набраны. Войском и его отдельными частями командовали воеводы. Если царь не присутствовал при войске, то всем заправлял большой воевода, он же являлся первым воеводой большого полка. Воеводы назначались согласно иерархической лестнице, в зависимости от знатности фамилии. На деле это приводило часто к ссорам из-за мест (т. е. должностей) и не могло не отражаться на организованности и согласованности действий войск. Иоанн Грозный вынужден был особым указом оговорить, что воеводы могут назначаться и "без мест", т. е. вне их родословной знатности, а по способностям. Остальным же в этом "отечеству их нет унижения". Кроме полков, в состав войска входил "наряд" и "гуляй-город".

Отзывы иностранцев о боевых качествах и выносливости русского войска, приводимые в нашей историографии достаточно высоки, однако, хотелось бы отметить, что в тактическом отношении по сравнению с армиями европейских государств имелось существенное отставание. Вот как отзывались иностранцы о правилах ведения боя русскими:

"Все его (царя — прим. автора) военные — всадники, пехоты он не употребляет, за исключением служащих при артиллерии и прислужников, которых будет тысяч 30… В сражении они без всякого порядка бегают поспешно кучами; почему они неприятелям и не дают битв большей частью, а если и дают, то украдкой, исподтишка".

"Войско идет (наступает — прим. автора), или ведут его, без всякого порядка, за исключением того, что четыре полка… находятся каждый у своего знамени, и таким образом все вдруг, смешанной толпой, бросаются вперед по команде генерала… В сражении они прежде всего пускают стрелы, потом действуют мечами, размахивая ими хвастливо над головой прежде, нежели доходят до ударов.

Пехоту (которою в противном случае надлежало бы командовать в порядке — выделено автором) обыкновенно помещают в какой-нибудь засаде или удобном месте, откуда она могла более вредить неприятелю с меньшей опасностью для себя.

Русский солдат, по общему мнению, лучше защищается в крепости или городе, нежели сражается в открытом поле. Это замечено во всех войнах… Но в открытом поле поляки и шведы всегда берут верх над русским".

И тут же предостерегают: "… что могло бы быть совершено этими людьми, если бы они были выучены порядкам и познаниям цивилизованных войск? Если бы этот князь (царь Иоанн IV — прим. автора) имел в своей стране людей, которые могли бы выучить их вышесказанным вещам, то я думаю, что два лучших и сильнейших христианских государя не могли бы соперничать с ним, вследствии его могущества, суровости и выносливости его народа и лошадей и тех незначительных издержек, которых стоят ему эти войны".

С чем это связано?

Рассмотрим боевой порядок построения русского войска времен Иоанна Грозного. Основной силой являлась конница. В первой линии выстраивались конные полки — передовой и ертаульный. Во второй линии становился большой полк, как правило, состоящий в основном из пехотинцев. По флангам размещались еще два конных полка — левой и правой руки, в третьей линии стоял резервный конный полк. Можно сказать, что боевой порядок был глубоким и обеспечивался резервами. Но, подобное построение было весьма удачным против подвижных масс кочевников-татар. Сражение завязывала легкая конница передовых полков, затем в бой шла фланговая конница и при необходимости вступал в дело резервный полк. Таким образом, противник подвергался удару во фланг или с тылу, а с фронта его интенсивно обстреливали из боевой линии пищальников-стрельцов или гуляй-города.

Если же атака конных полков была неудачной, то подразумевалось, что она должна была укрыться за линией пехоты, а после оправившись, снова идти в наступление. Рассмотрим теперь построение центра боевого порядка московского войска, состоявшего из пехоты и артиллерии.

Русская пехота во второй половине XVI века выстраивалась в две линии. Первая линия располагалась впереди гуляй-города, вторая занимала само укрепление и располагалась по флангам, где стоял так называемый "большой наряд" — т. е. орудия крупных калибров (до 25 см). Остальные пушки — "полковой наряд" размещались частично впереди первой линии стрельцов, частично в гуляй-городе. Исходя из анализа полевых сражений XVI века, русская пехота давала одновременный залп приблизительно из половины имеющихся пищалей. Это говорит о том, что построение стрельцов, даточных людей с пищалями и городовых казаков было не глубоким. То есть, бой пехота вела тонкими линиями по четыре, максимум шесть, шеренг. Если бы построение было бы глубже, то огонь велся бы методом караколирования, при котором залп можно было дать из гораздо меньшего числа ружей, зато стрельба становилась непрерывной.

Иностранцами справедливо было подмечено, что русская армия того периода действительно избегала полевых сражений, и предпочитала или осаждать крепости или их оборонять. С ними соглашаются и русские исследователи, отмечая, что воеводы, собрав войско "чинили промысел над врагом, как Бог вразумит". Встречаясь с противником, конница бросалась на него беспорядочной массой, а при неудаче, или укрывалась за пехотой, или вовсе бросала ее на произвол судьбы. Если же исход дела был благоприятный, то конница не заботилась о преследовании врага, а предавалась разграблению захваченного обоза.

Стратегия ведения войн на балтийском театре военных действий была одинакова, что для шведов, что для русских — захват территорий, выражавшийся, прежде всего, во взятии тех или иных укрепленных пунктов, замков, крепостей и городов и последующее разорение земель. Неудачи и успехи здесь чередовались, что у тех, что у других. Полевые сражения — скорее исключение, нежели правило.

Ведь и на других направлениях непрерывных войн XVI столетия столкновения русских армий с армиями других стран, за исключением азиатской конницы, как правило, заканчивались неудачей.

Война 1495–1497 гг. — первый вооруженный конфликт Московского государства со Швецией, и фактически начало борьбы за мореплавание на Балтике. И он же продемонстрировал с очевидной наглядностью необходимость для России иметь морское силы. Скоротечное падение Ивангорода, взятого шведским десантом, с одной стороны, а с другой — поход флотилии князей Ушатых в северную Финляндию воочию доказал это. Судя по имеющимся данным, создание флота на Балтике входило в планы Иоанна III, но не было осуществлено.

Осенью 1495 года талантливый воевода князь Данила Щеня осадил Выборг по все правилам военного искусства. В русском войске имелись и огромные осадные орудия, которые методично разрушали стены, но взрыв одной из башен крепости, по непонятным причинам, настолько ошеломил осаждавших, что воевода приказал отступить от Выборга. Причина неудачи — неумение брать сильные каменные крепости. Осадная артиллерия проломила стены, но организация штурма, точнее, отсутствие продуманной тактики, привело к поражению.

В марте 1555 года растянувшееся на несколько верст в походной колонне войско воеводы князя Бибикова, не имея никакого боевого охранения, (снега-то глубокие, конница передвигалась лишь по дороге — прим. автора), по беспечности своего военачальника было разгромлено шведами, в десять раз уступавшими по численности русским. Комендант шведской крепости Кивиннапы снял все орудия и разместил их в засаде, также были разбросаны по всей дороге и отряды шведских пехотинцев и финских лыжников-ополченцев. Голову русской колонны встречал шведский конный отряд — всего 60 всадников. Неожиданный залп из орудий, и атаки с флангов, рассекающих русскую колонну, посеяли панику, и русская конница бежала, бросив пехоту и обоз.

На следующий год, русские уже действовали более осторожно. Снесли одним ударом те же укрепления у Кивеннапы, сбили передовые отряды шведов у самого Выборга, но за неимением средств к осаде, конницей устремились вглубь Финляндии и привели множество пленных.

Постоянно, с осадой Выборга русских преследовали неудачи. По моему мнению здесь несколько причин: во-первых, Выборгский замок был отличным сооружением с точки зрения фортификации, коменданты крепости постоянно совершенствовали систему его оборонительных сооружений; во-вторых, русские, подступая к Выборгу, или не имели достаточного вооружения для его осады, или не могли воспользоваться всем арсеналом средств инженерной войны. Например, из-за сплошного скального грунта крайне были затруднены какие-либо минно-подрывные работы, как, скажем, в случае со штурмом Казани.

Начиная с 1570 года русское войско вовсю гуляет по Ливонии, взяв одну за одной 24 крепости, но Ревель постоянно остается камнем преткновения для русских. Три осады (1570-71, 1571-73 и 1576) окончились безрезультатно, зато, встретившись в чистом поле с 2000 шведов под командованием Клауса Акессона Тотта, 16-ти тысячное русское войско было разбито близ замка Лоде весной 1573 года. Все по той же причине, атака русской конницы была отбита, она бежала, оставив на произвол судьбы свою пехоту, которая мужественно сражалась, но, поддаваясь общей панике, отступила. По сведениям ливонских летописцев были взяты обоз и пушки. А это именно то место, где располагалась пехота и наряд — артиллеристы.

Аналогично сложилась ситуация и под Венденом 21 октября 1578 года. Воеводы, занятые выяснением, кто из них знатнее, а значит и должен командовать, простояли до этого два месяца в бездействии, дав возможность соединиться шведам и литовцам. После выступили к Вендену, где встретились с противником, шедшим на помощь крепости. Татарская конница, сперва обрушившаяся на польско-шведское войско, бежала, за ней устремились конные полки главного воеводы князя Голицына и других — Федора Шереметева и Андрея Палицкого, при отступлении смяв собственную пехоту. К утру в лагере остались лишь стрельцы да пушкари, решившие драться до конца. Сражение закончилось полным разгромом русских — погибло 6022 человека, а славные пушкари окольничего Василия Федоровича Воронцова — начальника огнестрельного наряда, повесились на своих пушках, не желая сдаваться в плен.

Осенью 1580 года шведы под командованием Понтуса Делагарди осадили Корелу. Деревянные укрепления русской крепости давно уже следовало заменить на каменные, поэтому не смотря на мужество защитников, осада продлилась не долго, город и крепость просто сожгли. Завершив дело с Корелой, Делагарди по льду пересекает залив и появляется в Ижорской земле, захватывая поочередно Копорье, Ям и Ивангород. Оставалась Нарва, представлявшая собой мощную крепость. В сентябре 1581 года Делагарди получает морем осадные орудия и начинает регулярный обстрел города.

Надо отметить, что с момента захвата Нарвы русскими войсками в мае 1558 года особых мер по усилению крепости не было предпринято. Все почему-то уверовали, что и город и крепость теперь находится под защитой Святого Николая Чудотворца. По существующей и поныне легенде, когда русские осаждали Нарву, то один из ее жителей, некто Кордт Улькен, парихмахер, насмехаясь бросил в огонь очага икону Св. Николая, от этого вспыхнуло пламя, охватившее весь город. После пожара, согласно легенде, в пепле были обнаружены целыми и невредимыми две иконы — Св. Николая и Богоматери Тихвинской.

Так или иначе, но кроме возведения в Нарве каменной церкви, никаких усилий к укреплению защитных сооружений не принималось. А в XVI веке стремительно развивавшееся огнестрельное оружие, в первую очередь артиллерия, требовало постоянного совершенствования и фортификационных сооружений.

Два дня потребовалось Делагарди чтобы проломить значительные бреши в городских стенах и предложить капитуляцию гарнизону. Русские отказались. Тогда шведский полководец пообещал отдать на город на разграбление и призвал идти на штурм всех желающих — солдат, местных дворян и даже моряков адмирала Флеминга, доставивших под Нарву осадные орудия. Город и крепость были взяты в ожесточенном сражении, где погибло около тысячи стрельцов — собственно гарнизон, и около 6000 мирных жителей.

В 1582 году удача улыбнулась русским. Передовой полк Дмитрия Хворостинина нанес сокрушающий удар шведскому войску близ села Лялицы, смял и разгромил шведов, но дальнейшего развития успеха не было.

Делагарди попытался было отомстить русским взятия Орешека, но гарнизон отбил все приступы.

В 1591 году русское (в 300 000 человек! — по Карамзину) войско выступило к Яму и нанесло поражение 20 тысячам шведов. И вновь отличился командовавший передовым конным полком князь Дмитрий Хворостинин. Ответный удар нанесли шведы и разбили воевод Шереметева и Долгорукова из-за несогласованности действий, при чем последний был взят в плен.

Вот краткий обзор и характеристика боевых действий сторон в XVI веке. Сложно говорить о каким-либо военном искусстве, когда все военные действия сводились к захвату крепостей и территорий. Главным видом вооруженных сил считалась конница, а потому "чинили промысел, как Бог положит!".

Царствование Иоанна Грозного, Федора Иоанновича и Бориса Годунова это то, время, когда лишь начинали закладываться основы профессиональной русской армии. И первыми шагами здесь были — создание стрелецких полков и артиллерии. Западная Европа уже давно выясняла на полях сражений, чья система построения боевого порядка лучше — венгерская, испанская или нидерландская. На благо развития военно-теоретической мысли трудились многие великие ученые и философы — Леонардо да Винчи, Никколо Макиавелли, Альбрехт Дюрер, Никола Тарталья, Франсуа де Лану и другие.

Вместе с зарождением профессионального войска в России начинает развиваться и военно-теоретическая мысль. И первым из трудов по этому предмету, я бы назвал сочинения Ивана Пересветова, попавших в виде челобитной самому Иоанну Грозному (около 1549 года), и во многом оказавшие влияние на царские указы о военной службе. Пересветов советует царю держать бояр в повиновении и возвышать "воинников" (дворян) не по происхождению, а по заслугам. Суть его военно-политических взглядов выражалась в следующем: "Царю без воинства не мочно быти! Воинниками царь силен и славен". Пересветов рекомендует царю ввести постоянное войско "из стрельцов с огненной стрельбою", и даже определяет их постоянную численность — 60 тысяч. Войско должно иметь четкую внутреннюю организацию и отличаться строгой дисциплиной. Это и будет основным ядром армии, а не поместная конница. Всего же общую численность войск, необходимых России, Пересветов оценивал в 300 тысяч воинов.

Под влиянием челобитной вышло много указов Иоанна и об отмене "местничества", т. е. назначения на должности воевод не по родству, а по ратным способностям, об упорядочении землевладений, об ответственности за отправку воинов и многие другие. Появился и "Боярский приговор о станичной и сторожевой службе 1571 г.", первый, можно сказать, устав, определявший обязанности тех, на кого была возложена охрана южных рубежей страны. "Приговор…" в общих чертах описывал и организацию такой службы.

К военно-теоретическим трудам можно отнести и общеисторические описания: князя Курбского "История о великом князе Московском", "Повесть о прихождении литовского короля Степана на великий и славный град Псков" неизвестного автора, Строгановские летописи и др.

ШВЕЦИЯ

Основоположниками своей собственной системы комплектования войск в Швеции стали короли династии Ваза. Еще король Густав, основатель династии, заложил этот принцип комплектования войск, создания ядра армии из регулярных подразделений, содержавшихся за государственный счет, и специально обученного ополчения, так называемых, поселенных полков, увеличивающего численность войск во время войны.

Во времена предшествующие Кальмарской унии, на территории скандинавских государств появилось огромное множество рыцарей из северо-германских княжеств, которые готовы были продать свой меч тому, кто больше заплатит — датчанам, шведам или ганзейским купцам. Кроме того, у каждого короля или крупного феодала, (а король также являлся таковым, поскольку клановость и семейственность была очень сильна, и король выражал прежде всего интересы своего клана), имелись и свои вооруженные отряды. Они могли объединяться в общее войско и сражаться вместе против, к примеру, датчан, или враждовать между собой. Вместе с тем, немецкие рыцари, прибывшие в Скандинавию, ассимилировались с местным дворянством, отстраивали замки и обживались на новых землях. Особенно этот процесс активизировался в годы правления в Швеции Альбрехта Мекленбургского, Эрика Померанского, Кристофера Баварского, Кристиана Ольденбургского. Сами за себя говорят их титулы германских княжеств, откуда они были родом. Тогда же в Швеции и возникают новые кланы — Тоттов, Горнов, Флемингов, Крейцов и других. Их отряды наводнили страну, подчиняясь лишь своим командирам, их обеспечение ложилось непосильной ношей на крестьян. От этих вооруженных шаек нужно было избавляться.

В войне Швеции и России 1495–1497 гг. из 1400 рыцарей, принявших участие в первом походе, 500 были немцы. Сбор войска проходил крайне медленно. В результате Выборг, как "щит Финляндии" остался без внешней помощи, и вся надежда возлагалась на саму крепость, которая выстояла лишь благодаря умелым действиям гарнизона. Успешная оборона крепости могла иметь стратегическое значение, повлиять на весь ход кампании, предоставляла возможность нанесения контрударов. Однако, неудачная переправа шведов через Ботнический залив сыграла свою роль и более 400 рыцарей просто покинули войско, а отступление русских от Выборга вместо развития успеха вызвало "бурное ликование" и празднования в стане Стена Стуре, как отмечает Рифмованная хроника. Скованность русских войск осадой не была использована шведским командованием.

Последующий поход русских через всю Финляндию не был, не предвиден, ни своевременно обнаружен — русские брали город за городом, а шведы не могли оказать им достойного сопротивления. Перехватить русских и навязать им сражение не удалось. Точно такая же ситуация повторилась и на северном направлении — вторжение русских снова было неожиданностью для шведов — они не успели (не сумели) дать отпор.

И хотя эти недостатки были слегка компенсированы блестящим контрударом по Ивангороду, но попытки Стена Стуре закрепить и развить этот успех, организовав новый поход, потерпели неудачу. Войско просто разбежалось, видимо посчитав, что добычи взятой в Ивангороде достаточно, или наоборот, что подобная военная операция не принесет особых барышей, потому что целью любой войны средневековья, точнее тех отрядов, которые принимали участие в походах, были нажива и грабеж. От подобного способа комплектования войска необходимо было отказаться.

Долгая двадцатипятилетняя война с Россией подтвердила правильность избранной Густавом Ваза системы поместного рекрутирования или вербовки солдат. Вечно нуждавшийся в деньгах, король был не в состоянии содержать огромные полчища наемников, как это практиковалось в Европе, поэтому он определил, что в случае необходимости, все мужчины, годные к службе, в возрасте от 15 до 50 лет, должны прибывать на призывной пункт своей области, где по жребию они попадали в армию. Как правило, забирали каждого десятого, и служить уходили пожизненно.

Чем дальше от дома шла война, тем меньше крестьян выражало желание попасть под жеребьевку, а значит и в армию. Попытаться избежать попадания в рекруты, было практически невозможно, намного проще было дать взятку судебному приставу или офицеру-вербовщику. Зато абсолютно законным было то, что девять мужчин складывались и нанимали десятого идти на войну вместо них. Зажиточный хозяин, способный экипировать и передать в армию хорошую верховую лошадь мог рассчитывать на то, что его земельный надел будет освобожден от податей, а сам он, а в дальнейшем и члены его семьи, освобождались от воинской повинности.

В промежутки между войнами часть пехотинцев, что не была задействована для гарнизонной службы в крепостях, разбредалась по всей стране, устраиваясь на постой в крестьянские хозяйства или в дома бюргеров. Вряд ли хозяева этих домов смотрели на солдат, особенно из числа иностранных наемников, которые также набирались на службу в добавок к рекрутам, как на желанных гостей.

Поколение "Долгого лихолетья" — так называли в Швеции и Финляндии ту войну с Россией, в своей юности еще могли припомнить несколько мирных лет. Но последующие поколения уже настолько привыкли к непрерывности военных действий, что воспринимали войну, как нечто обыденное. Но бесцеремонное поведение солдат, расквартированных в деревнях, а также непрекращающиеся наборы новых рекрутов вызывали проклятья крестьян и грозили всеобщим взрывом, что и привело в Финляндии к восстанию осенью 1596 года.

В Швеции дела обстояли спокойнее, однако и в метрополии тяготы войны ложились на плечи крестьян, составлявших 95 % населения страны. Основные реформы армии произойдут намного позднее, в следующем веке — при Густаве II Адольфе и Карле XI. Пока что в Швеции сохранялся тот же принцип комплектования войск, что и был: конница — за счет дворян, это являлось их прямой обязанностью, частично за счет богатых крестьян, таким образом освобождавших себя от податей, пехота — из крестьян, нанимавших кого-то служить за себя, и наемников.

Причем почти полностью пришла в упадок служба дворян в коннице. Карл IX несколько приостановил этот процесс, но и он не мог ничего сделать против всевозраставшего отвращения дворянства к личной службе в рядах королевского войска. Ему пришлось идти даже на то, что дать все дворянские привилегии лицам, недворянского происхождения, несшим конную службу.

По прежнему вынуждены были держать наемников. Так в царствование Эрика XIV в Швеции было 6 шотландских пеших знамен (полков) и 2 конных. Юхан III добавил к ним еще одно знамя (полк) английских всадников. Карл IX содержал нидерландскую конницу и один французский полк.

Вместе с тем, шведы, будучи ближе связаны с европейскими странами нежели Россия, быстрее перенимали все особенности тактических боевых порядков, применяемых там. Из наиболее подходящих на их взгляд была тактика, авторство которой приписывают принцу Морицу Нассаускому или Оранскому. В Европе это была первая регулярная армия, тактической единицей которой был полуполк — 250 мушкетеров и 250 пикинеров. По центру строились пикинеры — 10 шеренг по 25 рядов, по флангам вставали мушкетеры, по три прямоугольных коробки в 10 шеренг и 4 ряда каждая. Общее построение армии было в три линии — каждая линия шесть тактических единиц. В основе такого построения был заложен принцип сильной взаимной поддержки отдельных тактических единиц. Маневр на поле боя становился одним из главных условий тактического успеха. Одновременно, разукрупнение больших пехотных масс приводило к уменьшению потерь от артиллерийского огня. В тоже время уходило в прошлое, когда кавалерия безраздельно царствовала на поле боя и являлась главной и решающей силой в сражения. На первый план выдвигалась пехота с ее огнестрельным оружием и артиллерия. Огонь пехоты, ее маневренность, наряду с наличием пик и копий, позволяли спокойно отражать атаки тяжелой кавалерии.

Этим объясняется и то, что в открытом бою, шведы превосходили русскую армию в XVI веке, полагавшуюся в основном на свою конницу. И лишь неожиданные и очень быстрые массированные атаки передовых русских полков приносили успех в битвах — в 1582 — при Лялицах, в 1591 — при Яме.

Кавалерия, по Морицу Оранскому, строилась в пять шеренг, и состояла из рейтаров, вооруженных мечом, длинным пистолетом, защищенных шлемом и кирасой-нагрудником. Он обучал их производить атаки и эволюции отдельными отрядами, совершать повороты, отрываться от противника, строиться в колонну и линию, менять фронт, не нарушая порядка. В нидерландском боевом порядке кавалерия размещалась на уровне второй линии пехоты, а также на наружных флангах всего расположения и позади третьей линии.

Четкие действия несовершенным еще оружием, перестроения и тактическое маневрирование можно было осуществить при наличии двух условий: большого количества офицеров и хорошей обученности солдат.

Состав армии Нидерландов был практически однородный по своему национальному составу. Это достигалось тем, что сама республика обладала достаточными материальными средствами, благодаря процветающей торговле, и могла позволить содержать себе наемную армию из своих же жителей. Жалование выплачивалось всегда своевременно, кроме того поддерживалась жесточайшая дисциплина.

В каждой роте имелся постоянный состав из 28 человек, даже если войско распускалось. "Нидерландские капитаны, вместе с остальным помогавшим им командным составом были офицерами в том смысле, в каком мы привыкли их понимать теперь. Они не просто вели солдат, но сперва создавали и вырабатывали бойцов, которых затем вели в бой. Мориц Оранский возродил искусство обучения солдат и стал отцом подлинной военной дисциплины, тем самым он сделался и творцом офицерского корпуса".

Чтобы построить в боевой порядок армию требовалось 20 минут, ибо первая обязанность солдата заключалась в знании его постоянного места в строю, которое он стремительно занимал, повинуясь сигналу барабана.

Новая воинская дисциплина, основанная на прочной экономической базе, на иерархии многочисленного командного состава, при абсолютном соблюдении принципов единоначалия и закрепленная строевой муштрой, давала возможность нидерландской армии, при относительно не глубоком построении выдерживать и отражать натиск противника.

Из иностранных наемников формировались лишь конные части. Таким образом, в Нидерландах была создана первая в Европе регулярная национальная армия со всеми признаками этого: штатная организация войск, однообразное вооружение, регулярная выплата жалования, централизованное снабжение и регламентация уставами поведения солдат, их обучения и способов ведения боевых действий. Шведам действительно было с кого брать пример.

Но, подводя итоги по всем характеристикам шведских вооруженных сил, особенно сравнивая их с армией Оранского, можно сказать, что к концу XVI века шведская армия являлась слабой, плохо организованной, плохо снаряженной, а командование было ниже всякой критики. И лишь с именем Густава II Адольфа — внука Густава Ваза связана главная военная реформа Швеции, после которой страна достигла пика своего военно-политического могущества.

XVII ВЕК

РОССИЯ

Организация Московского войска в период царствования Федора Иоанновича и Бориса Годунова оставалась практически неизменной. Единственное, что можно отметить это увеличение числа наемников до 4–4.5 тысяч человек.

С точки зрения военного искусства примечательно сражение между московской ратью князя Мстиславского и войсками Лжедмитрия под Добрыничами 21 января 1605 года, где русская пехота применила линейную тактику в оборонительном бою с конницей противника и привела ее в полное расстройство сильным огнем своих пищалей и орудий.

Нанеся основной удар своим левым флангом, Лжедмитрий опрокинул русскую конницу и хотел было обрушиться на пехоту. Но одновременный залп из всех пушек и 10–12, а некоторые очевидцы утверждали, что из 16 тысяч пищалей, был сокрушительный. Русская пехота была выстроена в линию в шесть шеренг. Первая и вторая шеренга стреляла в упор с колена, вторая и третья стреляла стоя и тут же опускалась на правое колено, давая возможность выстрелить последним двум шеренгам. Учитывая численность русской пехоты в этом сражении (около 18 тысяч), столь мощное и умелое использование ружейного огня было ошеломляющим фактором для противника.

Развернувшиеся после этого гражданская, по сути, война особого интереса для нас не представляет. Действовали разрозненные части, борьба шла в основном за обладание городами. Но хотелось бы отметить две особенности, касающиеся непосредственно военного искусства.

Первая — это участие отряда наемников, возглавляемых шведским полководцем Делагарди в составе русского войска, который продемонстрировал отличную боевую выучку и стойкость в отражении противника, что, безусловно являлось хорошим и поучительным примером для русских. Отряд Делагарди состоял в основном из немецких ландскнехтов, которые считались одними из лучших в Европе.

И второе — активная оборона крепостей, продемонстрированная в Смоленске (1609–1610 гг.) и Пскове (1615 г.). Знание военного дела русскими военачальниками позволяло вести сложную контрминную борьбу, срывать осадные мероприятия противника и противодействовать разрушительной силе его артиллерии.

В вышедшем в 1852 году сборнике "Русская военная сила", его авторы писали: "Образ и характер ведения войны, вообще был не правильный, беспорядочный, не изобличающий никакого искусства, и, притом, по грубости и жестокости нравов времени, соединенный с истинно-варварским грабежом и разорением городов и селений — сопровождался избиением и пленением жителей, сожжением городов, их предместий и посадов…". Тактические неудачи русских войск были следствием немощи в "военном искусстве воевод, за исключением немногих, сравнительно с воеводами иноземными, в особенности шведскими, и вообще — полного незнакомства русских войск этой эпохи с основами военного дела".

Советские историки, особенно середины��XX��века, всегда возмущались подобными заявлениями и писали о том, что авторами данного сборника не изучалось военное искусство в деятельности народных масс, повлиявшее на развитие вооруженной организации Русского государства, что их труд есть преклонение перед иностранными военными специалистами и искажение исторических фактов.

Только зададимся вопросом: А когда, в истории, вооруженный народ, не превратившись в регулярную армию, одерживал окончательную победу в войне?

Нет, безусловно были отдельные победы, но результаты любой войны оцениваются по тому, а что было достигнуто, выполнены ли те цели и задачи, которые ставились перед началом боевых действий? Можно однозначно ответить — нет!

Я бы назвал век XVII — веком постепенной подготовки всех вооруженных сил России, включая и развитие военно-теоретической мысли к созданию той армии, которая в последующие века вышла на первое место в мире и позволила вернуть все то, что было отобрано от страны, начиная с 1323 года.

Как раз в начале XVI века понимали всю необходимость изучения западных образцов, еще в правление Василия Шуйского была переведена Юрьевым и Фоминым с немецкого на русский язык "Воинская книга", где довольно подробно излагались рецепты для изготовления пороха, "сиречь зелья для стреляния", а также правила стрельбы из пушек и пищалей.

Тот же Шуйский приказывает Онисиму Михайлову приступить в 1607 году к написанию книги о том, "как подобает всем служити", "и что во всех странах понеже имеются различные ратные хитрости в воинских делах, изрядными и мудрыми и искусными людми в разных странах строятся во Италии и во Франции, и во Испании, и Цесарской земле, в Голландии, и во Англии, и в королевстве Польском и Литовском и во иных разных господарствах". Одновременно сказано, что автору приказано перевести эту книгу с немецкого и латинского языка на русский. Очевидно, имелось в виду, что первоначально Михайлов напишет ее на одном из этих двух языков, а затем переведет.

Работа заняла у автора не много и немало, а 14 лет, и это первый в русской военное истории теоретический труд, обобщающий опыт иностранных армий и отражающий организационную и боевую практику русского войска, вместе с тем, дающий четкие предложения по ее усовершенствованию и реформированию.

Разработка "Устава…" имела целью обеспечить "крепкое ратное строение", определить права и обязанности должностных лиц, организацию похода и расположения для отдыха, подготовку к ведению боя, организацию осады и обороны крепостей, изготовлению и применению "наряда" — артиллерии, а также устройство "оружейных домов" — литейного производства и арсеналов.

Отмечалась необходимость изучения военной истории, а также математических наук, особенно геометрии. Поэтому сразу отметалась в сторону местническая (от знатности рода) система назначения полководцем, а избирать того, кто шел бы на врага "смыслом разума".

Одновременно в "Уставе…" обозначались и обязанности начальствующих лиц. Во главе войска должен стоять "большой полковой воевода — много испытанный и в воинстве искусный муж". Он имеет "полную власть и мочь над всеми воинскими людьми, конными и пешими, над малым и старым, над богатым и убогим, над великим и малым, что кто ни буди, идучи против недруга, или отходя, или в приступное время, или во время боя повелевать и наряжать, делать или не делать…". Важное примечание, особенно если учитывать сколько раз вспыхивал раздор между боярами-воеводами, по вопросу кто главнее.

Впервые прозвучала мысль о введении в русском воинстве должностей "маршалка" — начальника штаба, и "большого окольничего" — начальника оперативного отдела. Они должны были по мысли автора "в передовом полку пребывати с тем, чтобы во время доброе и разум и промысл объявити, вперед ли ехати, или назад, стану ли становиться…" и т. д.

Отрицательно автор относился и к иностранным наемникам, говоря о том, что "тутошний уроженец" будет биться и за своих родных и за свое жилье, а "чужеземец" хочет лишь денег, "да в свояси уйти".

Одних знаний военного дела недостаточно. Нужна постоянная готовность к войне, так как "ежедневное навыкание дает и приносит мастерство".

Из 663 статей устава более 500 отведено вопросам пушкарского дела. В них даны указания, как строить оружейную мастерскую, как отливать орудия, как изготавливать селитру и порох, рассчитывать снаряды, перевозить их, устанавливать на позиции, как определять расстояния и вести огонь.

В "Уставе…" мало уделено внимания вопросам подготовки и ведения боя. Однако, в некоторых статьях рассказывается о построении боевого порядка, в котором пехота, конница и артиллерия имеют свое определенное место. Так, разделяются пехотинцы, вооруженные холодным оружием — копейщики, алебардщики, от стрельцов, строящихся на флангах. Михайлов упоминает о построении пехоты, вооруженной огнестрельном оружием в 4–5 шеренг, холодным несколько более. Это напрямую свидетельствует об изучении автором боевых порядков других стран и отданном им предпочтении — венгерскому или голландскому построению. "Устав…" рекомендовал различные формы боевого порядка и предостерегал от шаблона. Особо подчеркивалась необходимость сохранения порядка в бою.

Но, нельзя не отметить, что передовые тактические приемы, хоть и не часто, но все-таки применялись в русской армии. И в этом надо отметить заслуги молодого энергичного князя Скопина-Шуйского и… как ни странно, но Лжедмитрия I.

Лжедмитрию I, который, как и Годунов, находился под сильным впечатлением европейской культуры и неоднократно "укорял бояр и князей за их невежество, необразованность и нежелание учиться новому". Под "новым" самозванец понимал в том числе и те перемены, которые произошли в военном деле в Европе в XVI век.

Для него это имело тем большее значение, что, как отмечал Р.Г. Скрынников, Лжедмитрий, "заняв трон, объявил себя непобедимым императором и дал понять соседям, что намерен превратить Россию в военную империю". Превращение же это было невозможно без большой войны и больших побед над противниками Руси, а осуществление грандиозных завоевательных планов невозможно без модернизации армии. Ряд сообщений иностранцев позволяют предположить, что в той или иной мере Лжедмитрий предполагал осуществить военную реформу.

Он вероятно собирался в своих преобразованиях в военной сфере ориентироваться на польский опыт. Этому способствовало как его многолетнее пребывание в Речи Посполитой, так и общение с наемниками из Польши, Литвы и ряда европейских государств, составивших костяк его армии. Наблюдая за действиями этих отрядов, самозванец не мог не обратить внимания на эффективность выработанной поляками и литовцами тактики взаимодействия кавалерии, пехоты и артиллерии — пехота и артиллерия своим огнем создавали условия для сокрушительной атаки блестящей польской кавалерии. Громкие победы поляков над московскими ратями в годы Ливонской войны, а также над шведами под Книпгаузеном в 1601 г., Вейссенштейном в 1604 г. и Кирхгольмом в 1605 г. наглядно подтверждали это.

Однако и эта реформа оборвалась, фактически так и не начавшись. Правление первого самозванца оказалось слишком кратким, чтобы его намерения смогли бы из планов превратиться в реальность. Однако сама идея преобразований в военной сфере не угасла, и в правление Василия Шуйского, сменившего на московском престоле Лжедмитрия, обрела все-таки материальные очертания.

И здесь на первый план можно с уверенностью выдвинуть фигуру племянника царя князя М.В. Скопина-Шуйского. Несмотря на свою молодость, князь к тому времени был уже опытным воином, искушенным в военных делах. Будучи приближен к Лжедмитрию I, он получил возможность поближе познакомиться с польско-литовскими особенностями военного дела, а позднее приобрел богатый боевой опыт в боях со сторонниками второго самозванца в 1606–1608 годах. Его деловые качества и полководческий талант высоко оценивались современниками, как русскими ("…И бысть воевода храбр и мужественен, добрым благоприятелством ко всему народу Рускому себе показа, скоро, аки молния, супостатныя полки обтече и вся овцехищные вояки люто устраши… Бе бо во бранях лют на враги и стремлением зело искусен, и ратник непобедим"), так и иностранцами ("Сей Шуйский-Скопин хотя и был молод, ибо ему было не более двадцати двух лет, но, как говорят люди, которые его знали, был наделен отличными дарованиями души и тела, велик разумом не по летам, не имел недостатка в мужественном духе, и был прекрасной наружности")

В Россию прибывают наемники, которыми командовал шведский генерал-лейтенант Делагарди. Вот что писал, к примеру, гетман С. Жолкевский: "Этот Скопин, будучи воеводою Великого Новгорода, видя, что в московских людях слабая и неверная защита, прибегнул к переговорам с Карлом, князем Сюдерманландским. Карл, за деньги, присланные ему из Москвы, отправил к нему Якова Понтуса и Христофора Шума, с шестью тысячами немцев, французов, англичан, шотландцев и шведов".

Откуда, они взялись? Начавшиеся еще в 1606 году переговоры между испанским правительством и властями Соединенных провинций закончились заключением в 1609-м 12-летнего перемирия. В новых условиях голландские буржуа уже не нуждались в многочисленной армии. Имея к концу войны 48-тысячную армию, Генеральные штаты сократили ее численность до 33,5 тысяч. Освободившиеся наемники стали желанными "гостями" во многих государствах, в том числе и в Швеции, которая нуждалась в опытных солдатах для ведения войны с поляками.

Упомянутый Жолкевским Шум (его называют еще Христиером Соме, Христиером Зомме или попросту Христошумом) сыграл одну из важнейших ролей в попытке перенимания голландской военной системы русскими в начале XVII века. Среди солдат и офицеров, которых привел с собою де ла Гарди, было немало ветеранов войны с Испанией, прошедших отличную школу, которую они теперь с удовольствием демонстрировали Скопину-Шуйскому.

Познакомившись поближе с основными принципами голландской военной школы, Скопин-Шуйский не мог не оценить их перспективности и полезности в русских условиях. В самом деле, сильной стороной польско-литовской армии был ее именно неудержимый натиск — противостоять блестящей польской кавалерии, в особенности знаменитым "крылатым гусарам", было в то время практически невозможно. Поддерживаемые огнем пехоты и артиллерии, польско-литовские ратники буквально сметали на своем пути всё и вся, и русская поместная конница не могла им противостоять. Стрелецкая же пехота и вооруженные пищалями и луками даточные люди были неспособны отразить удар неприятеля по причине недостаточной обученности и выдержки — ведь при низкой эффективности тогдашнего огнестрельного оружия успеха можно было добиться лишь при стрельбе буквально в упор. Представить же, что малоопытные, недостаточно дисциплинированные и сплоченные сотни стрельцов и даточных людей смогут чисто психологически выдержать вид несущейся лавины всадников и выстрелить именно тогда, когда их залп нанесет неприятелю наибольший ущерб, невозможно. Неоднократные поражения русских в годы Ливонской войны и в первые годы Смуты от поляков и литовцев подтверждали это.

Вместе с тем Скопину-Шуйскому были хорошо известны и сильные стороны русского войска — неприхотливость, непритязательность, умение подчиняться, а также способность выносить тяготы войны. Не случайно англичанин Р. Ченслер воскликнул: "Что могло бы выйти из этих людей, если бы они упражнялись и были обучены строю и искусству цивилизованных войн?". Ставка на пехоту, оснащенную огнестрельным оружием и длинными пиками, и на широкое использование полевой фортификации как нельзя больше соответствовали тому опыту, который мог приобрести во время своих походов Скопин-Шуйский. Общим местом в записках иностранцев о России XVI–XVII вв. является подчеркивание того, что русская пехота значительно лучше русской конницы и что русские лучше всего бьются, защищая крепости, нежели в открытом поле. Например, курляндец Я. Рейтенфельс писал, что "делая общую оценку московскому воинству, должно считать его пехоту несомненно лучшею, нежели конницу, ибо она более старается о завоевании и защите городов, нежели об удачных стычках в открытом поле". Опираясь на полевые укрепления, как небольшие деревоземляные острожки, так и на "испанские рогатки", обученная по голландскому образцу и вооруженная как огнестрельным оружием, так и длинными пиками, русская пехота могла рассчитывать на успех в боях с польско-литовскими отрядами на службе самозванца. Не последнюю роль сыграли и соображения временного и экономического характера — хорошего пехотинца можно было подготовить значительно быстрее и дешевле, чем кавалериста.

Можно предположить, что Скопин-Шуйский, уже наслышанный об принципиальных особенностях голландской военной системы, решил попытаться использовать ее сильные стороны против неприятеля. Человеческим материалом для достижения этих целей должны были послужить ратники из северных уездов Российского государства. Так, в "Повестях о князе Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском" отмечалось, что в его войско приходили отряды ратных людей с Вологды, Белозерья, Каргополя, Устюжны Железнопольской, Поморья, Устюга Великого, Ваги, Северной Двины, Вычегды и других северных городов и земель. Из них князь решил при помощи иностранных военных инструкторов создать армию, способную разгромить отряды самозванца и снять блокаду с Москвы. Видекинд отмечал, что князь, несмотря на свою молодость, был человеком рассудительным, умел находить общий язык с иностранными офицерами и солдатами и "отлично знал военное дело".

Судя по сообщениям иностранных источников, едва ли не самую главную роль в освоении русскими ратными людьми премудростей голландской тактики сыграл Христиер Зомме, старый и опытный ветеран войны с Испанией в Нидерландах. В лагере союзной армии под Калязином Зомме наладил интенсивное обучение русских новобранцев по голландским уставам. "У него ни дня не проходило даром": у московитских воинов, — писал Видекинд, — имелось хорошее вооружение, (что довольно странно, поскольку, рассказывая о встрече под Систербеком де ла Гарди с воеводой Ададуровым, тот же Видекинд отмечал, что 300 русских ратников из отряда воеводы хорошего оружия не имели и были больше пригодны "для плуга, чем для боя"). Можно предположить, что новобранцы уже начали получать оружие, изготовленное по иностранному образцу — "нормальное" с точки зрения шведского автора. Однако пока еще необученных и неопытных, он в лагерной обстановке заставлял делать упражнения по бельгийскому способу; учил в походе и в строю соблюдать ряды на установленных равных расстояниях (то есть поддерживать равнение), направлять, как должно, копья (владеть длинной — до 5 м — пикой — целое искусство), наносить удар длинной пики, вибрирующей при движении, для чего требовалось немалое умение, вырабатываемое длительным и тщательным обучением, действовать мечом, стрелять и беречься выстрелов; показывал, как надо подводить орудие и забираться на вал. Понимая, что никакое обучение в лагере не обеспечит бойцу необходимой для успеха в реальном бою уверенности в себе, в собственных силах и в товарищах, Зомме время от времени использовал новобранцев в мелких стычках с неприятелям, стараясь вселить в них эту уверенность: "Вместе с тем он время от времени тревожил соседний вражеский лагерь легкими стычками…".

Первые же столкновения наемников де ла Гарди с польско-литовскими отрядами и казаками, служившими Лжедмитрию II, показали перспективность заимствования голландской военной системы. Так, 17 июня 1609 г. под Торжком произошло столкновение между отрядом воеводы Скопина-Шуйского, С. Головина и иностранными наемниками под началом Э. Горна с отрядом полковника А. Зборовского. "И Семен (Головин) под Торжком списался с Велгором (Горном), — писал русский летописец, — и приидоша вместе в Торжок, а литовские люди в ту же пору пришли под Торжок. Немцы же пешие поидоша наперед, отыковся копьем, а иные сташа позади их. Литовские же люди наступиша на них тремя ротами, и немецкие люди две роты побиша литовских людей, а третья рота проеха сквозь полков, и конных людей немецких и руских литовские люди потопташа до города; едва, из города вышед, отнята. Немцы же и руские люди, паки исправяся, литовских людей от города отбили и пеших людей отняша". Обращает на себя внимание тот факт, что немецкие пикинеры сумели отразить атаку двух неприятельских хоругвей и продержаться до подхода помощи — русская пехота до того не могла похвалиться такими успехами, если не имела прикрытия в форме пресловутого гуляй-города или природных препятствий перед своим фронтом. Скопин-Шуйский высоко оценивал Зомме именно как воспитателя и создателя нового русского войска, которому московский воевода отводил главную роль в планах освобождения столицы Российского государства от осады (князь прекрасно понимал, что от наемников толк будет только в том случае, если они будут регулярно получать жалование, а именно с этим и возникали постоянные проблемы, почему в конце концов наемники взбунтовались и отказались воевать, отступив за пределы России). Как сообщал Видекинд (а в достоверности его сообщения вряд ли стоит сомневаться), в письме де ла Гарди "Скопин утверждает, что без Христиерна ему едва ли удалось бы удержать в верности и повиновении множество необученных людей, ежедневно стекавшихся к нему из Ярославля, Костромы и Поморья". После нескольких недель обучения Скопин-Шуйский, предполагая, что дальнейшее промедление в лагере под Калязином становится опасным, продолжить обучение ратников, получивших первоначальные навыки владения европейским оружием и тактикой, можно на практике, решил начать активные действия. Перейдя в наступление, он разбил отряды самозванца под Александровой слободой, и, обосновавшись в ней, попытался заставить полковника Я. Сапегу снять осаду с Троице-Сергиева монастыря. Воспользовавшись советами Зомме и де ла Гарди, а также и привычкой русских ратных людей к лопате, кирке и топору, Скопин-Шуйский применил стандартный для голландской военной школы прием — стал теснить неприятеля, используя систему полевых укреплений-острожков, которые располагались на дорогах и перекрывали пути доступа в неприятельский лагерь помощи и припасов.

Новая тактика была опробована прежде всего на войске Сапеги, которое продолжало осаждать Троице-Сергиев монастырь. Перемена в тактике русских была сразу отмечена поляками. Так, Н. Мархоцкий писал: "подойдя к Калягину, мы увидели, что московское войско переправляется на другую сторону Волги. Москвитяне действовали хитро, заранее поставив на той стороне городок, к которому и переправлялись. Встав в городке, они далеко к нам не выходили, а разместили свое войско между городком и выставленным перед ним частоколом". Судя по всему, поначалу польские военачальники не придали этому большого значения, а когда догадались об истинном смысле действий русского войска, было уже слишком поздно. Как отмечал Мархоцкий, "Скопин поставил Сапегу в столь трудное положение, что тот вынужден был отступить от Троицы к Дмитрову". Сам ротмистр не расшифровал, каким образом Скопин поставил Сапегу в тяжелое положение, но об этом свидетельствуют другие польские авторы того времени. Гетман Жолкевский, рассказывая о поражении Сапеги под Троицей, отмечал, что "Скопин очень теснил наших построением укреплений, отрезывая им привоз съестных припасов и в особенности тем, кои с Сапегою стояли под Троицею. Они несколько раз покушались под Калязиным монастырем и при Александровской слободе, но прикрываемый укреплениями, Скопин отражал их, избегая сражения, и стеснял их теми укреплениями (Жолкевский в данном случае использует термин grodek, который можно буквально перевести как острожек.), которые были за подобие отдельных укреплений или замков, каковой хитрости научил москвитян Шум. Ибо в поле наши им были страшны; но за этими укреплениями, с которыми наши не знали что делать, москвитяне были совершенно безопасны; делая беспрестанно из них вылазки на фуражиров, не давали нашим ни куда выходить".

Таким образом, Скопин-Шуйский, используя введенный голландцами принцип быстрого возведения полевых укреплений, сумел парировать качественный перевес польско-литовских отрядов и перешел в наступление, медленно, шаг за шагом оттесняя противника. Поляки оказались совершенно не готовы противопоставить что-либо серьезное этой тактике. Они по-прежнему делали ставку на полевое сражение, в котором рассчитывали одержать победу, имея перевес в коннице. Однако русский воевода и его иностранные советники, прекрасно понимая, что бросать недавно собранную и еще недостаточно сколоченную армию против опытного неприятеля слишком рискованно, упорно придерживались выбранной тактики. Полякам оставалось или пытаться штурмовать возводимые русскими ратниками, привычными к лопате и кирке, острожки, неся при этом большие потери, или же отступать. В дневнике о действиях гетмана Ружинского против наемников и русских, автором которого считается хорунжий Будило, говорится: "Гетман пошел на них с ним из-под Троицы к Александровской слободе, прибыл 12 ноября и стал наступать на русских и немцев, надеясь, что они дадут битву; но они по-прежнему стояли за палисадником и рогатками. Так как был холод и трудно было осадить их в том месте, то наши, ничего не сделав, а позанявшись лишь почти неделю передовою конною перестрелкой, должны были отойти назад".

Убедившись в том, что такой способ позволяет ему бить поляков, практически ничем не рискуя, Скопин-Шуйский с успехом использовал его и дальше. Другой польский современник, автор описания похода короля Сигизмунда III в Россию, отмечал, что "этот Скопин, где только ему приходилось сражаться, везде строил, как нидерландцы, крепости". Возведение полевых укреплений, пресловутых острожков, оказалось чрезвычайно эффективной мерой. Если раньше русская пехота в открытом поле не могла успешно противостоять бурным атакам польской конницы, и даже знаменитый "гуляй-город" не давал необходимой защиты, то теперь, под прикрытием острожков, она могла успешно отражать натиск поляков и побеждать их.

Новая тактика придала смелости и уверенности русским ратникам, и они стали на равных драться с поляками, одерживая одну победу за другой. Умело применяя голландский военный опыт к российским условиям, Скопин-Шуйский сумел сделать то, чего до этого сделать не могли другие воеводы Василия Шуйского, посылаемые им против войска самозванца — разбить войско Лжедмитрия II и снять блокаду с Москвы. На возросшую боеспособность именно русской части армии Скопина-Шуйского указывал, к примеру, Видекинд. Отмечая плодотворность сотрудничества де ла Гарди и Скопина-Шуйского, он писал, что "в то время никого не было опытнее их двоих в военном деле; второй отличался осторожностью в своих планах, отлично умел укреплять свой лагерь и строить перед ним частокол из острых кольев, которых для этого он возил с собой 2 тысячи; первый, человек, дальновидный и неутомимый в деле, весьма требовательный в дисциплине, вел с собой хорошо обученных воинов". Поражение отрядов самозванца под Троицей и на подступах к Москве привело к распаду Тушинского лагеря и концу этой авантюры. Хотя вскоре после снятия блокады с Москвы юный князь умер, тем не менее накопленный опыт использования голландской военной системы в русских условиях не пропал даром.

В сражении под Клушином брат Василия Шуйского, князь Дмитрий Шуйский, поставленный командовать русской армией, поначалу не без успеха использовал элементы новой тактики — и строительство полевых укреплений, и использование пехотой длинных пик. Хотя само сражение под Клушино и было проиграно русскими, тем не менее они не могли не обратить внимания на то, что наемная пехота сумела одна, не прикрытая ни с флангов, ни с тыла, продержаться на поле боя несколько часов. Шведский историк Ю. Видекинд отмечал, что "из тех, кто покинув позиции, последовал за бегущими, многие были перебиты, а из тех, кто, оставшись на месте, действовал, как подобало, копьями и саблями, никто не был и ранен…". Объясняя причину отказа поляков атаковать немецкую пехоту, оставшуюся без прикрытия собственной конницы на поле боя, польский ротмистр Н. Мархоцкий писал, что "…с ней никто не столкнулся, обломав все копья о конницу". Длинные копья польских гусар (до 5,5–6 м) имели полое до рукояти древко, снижавшее его вес, но вместе с тем это приводило к тому, что при первом уже ударе оно легко ломалось, пробив доспехи противника. Однако без этого длинного копья атака против ощетинившейся пиками пехоты была бессмысленна и бесполезна — пикинеры поражали бы всадников и их коней, сами оставаясь неуязвимыми для неприятеля.

Это опять же не могло не остаться незамеченным русскими воеводами и начальными людьми. Острожки и окопы использовались русскими стрелками в ходе боев первого и второго ополчения в Москве. В апреле 1611 г. ярославцы, готовясь принять участие в походе первого ополчения, в своей отписке сообщали, что они "наряду изготовили со всеми пушечными запасы пять пищалей полковых и пять волконей скорострелных, да пешим на долгие торчи сделали две тысячи копей железных, а иные делают, потому, что преж сего в полкех от того конным была защита". Об использовании ратниками первого ополчения длинных копий "немецкого образца" говорят и польские источники.

Положительный опыт был, и русские не без успеха на протяжении по меньшей мере двух-трех лет пытались использовать основные принципы голландской военной школы. Почему же эта реформа не получила своего дальнейшего развития? Конечной неудаче военной реформы начала XVI в. способствовал ряд обстоятельств и в немалой степени невозможность экономически обеспечить дальнейшее ее осуществление в разоренной многолетней смутой России. Свою роль сыграла и в целом консервативная политика правительства в первые годы царствования Михаила Федоровича, нацеленная в общем на восстановление традиционных, привычных форм жизни как общества, так и государства. Столкновение с европейцами и более близкое знакомство с ними усилило ксенофобские настроения в русском обществе, нежелание сотрудничать с ними, в том числе и в военной области, и допуская лишь ограниченное число их на командные должности.

С воцарением на престол Михаила Романова отрицательный боевой опыт первой четверти XVII века потребовал проведения скорейших военных реформ. Назревавшая т. н. "Смоленская война" (1632–1634) ускорила этот процесс, сущность которого заключалась в скорейшем переходе к постоянной армии и увеличении таковой, на основе верстания в службу основного боевого состава — дворян, детей боярских и "прибора" (набора) тяглового населения с определенного количества земли или дворов.

Непрерывно повышалась роль пехоты в бою, взаимодействие копейщиков со стрельцами. Стрелецких полков не хватало, хотя их численность все время возрастала. В 1630 году было начато формирование двух солдатских полков. Новые полки, как их называет Котошихин, имели новую организацию. Солдатских (пехотный) полк состоял из 8 рот по 200 рядовых в каждой, из них 120 мушкетеров и 80 копейшиков. Состав полка — 1600 солдат и 176 лиц начальствующих, включая лекаря, подьячего (писаря), переводчиков и барабанщиков. Воинские звания отличались от стрелецких полков — вместо воеводы, окольничего, сотников и т. д. теперь были: полковник, полковой большой поручик, майор, капитаны, поручики, сержанты, капралы. Новым полкам указывалось быть в "ратном учении" у полковников-иноземцев. В 1632 году сформировано еще 4 таких полка. Все шесть полков участвовали в Смоленской войне. Обмундирование солдат имело обычный русский покрой, схожий со стрелецким.

Всего было образовано десять новых полков, в том числе и два рейтарских, положивших начало новой организации в коннице. Каждый рейтарский полк состоял из 1600 человек, делившихся на 12 рот, по 120 драгун в каждой. На вооружении были пистолеты, шпаги и латы, некоторые роты вооружены были копьями. Полк имел собственную артиллерию в 12 малых пушек.

Кроме рейтар, образовали еще полки драгун и гусар. О гусарах дошло мало сведений, они отличались от рейтар более легким вооружением, а драгуны, в отличие от западных армий были вовсе расформированы и возрождены лишь в царствование Петра.

По окончанию военных действий все новые полки распускались по домам, по сути являясь регулярным, но не постоянным войском. Позднее, часть солдатских полков стало постоянным войском, а часть набиралась во время войны. Однако, распускавшиеся по домам в мирное время, обязаны были по первому зову являться на службу.

В 1647 году издается и первая печатная военная книга — "Учение и хитрость строения пехотных людей". Скорее всего, это был перевод одной из немецких книг по военному искусству. Историки не имели общего мнения о первоисточнике. Обручев называет его переводом устава Карла V, Бобровский — переводом учебника тактики Л. Фронспаргера, Мышлаевский — переводом "Военного искусства пехоты" Вальгаузена. Однако, все таки большинство склоняется, что это перевод книги капитана Иоганна Якоба фон Вальгаузена.

Издание "Учения и хитрости" было задумано как сочетание описаний и таблиц, дающих наглядное изображения построения войска в том или ином случае ведения боя, а так же положения вооруженного ратника в строю. Выполнить эти таблицы методом углубленной печати в Москве было невозможно. В то время на Печатном дворе не было ни мастеров-граверов, ни необходимого опыта, ни печатных машин с цилиндрическим валом, обеспечивающих более сильное давление, чем при печатании с деревянных досок — традиционном приеме оформления печатных изданий в России до середины XVII в. Решено было заказать весь тираж таблиц за границей. Что и было выполнено при посредничестве негоцианта Томаса Свана в Лейдене (Голландия) с досок последнего лейверденского издания оригинала книги. Таблицы выполнялись гравером Иоганном Теодором де Бри по рисункам Якоба де Гейна. Для печатания таблиц использовалась та же самая бумага, что и для листов текста. В Москве таблицы нумеровались печатными кириллическими цифрами и вклеивались в книги. Работа заняла два-три года, с 1647 по 1649. Всего в издание вошло 35 иллюстраций — гравюр. Титульный лист, гравированный также в Голландии, был сделан по рисунку русского золотописца Григория Благушина. Книга "Учение и хитрость ратного строения пехотных людей" имела успех у людей, связанных с военной службой, — у стрельцов и воинов нового "рейтарского" строя, у дворян. На их долю пришлось три четверти купленных экземпляров, из 1200 изданных.

"Учение и хитрость ратного строения пехотных людей" представляет собой солидный том, состоящий из восьми частей. В книге содержатся советы, наставления и общие сведения относительно командного состава, организации и боевого построения роты, устройства и обращения с мушкетом, обучения мушкетеров шеренгами и рядами и т. д. Вопрос обучения солдатскому строю в книге изложен очень сложно. Так, например, заряжание и подготовка к выстрелу из мушкета состояла из 80 приемов, копейщик изучал 21 прием владения копьем и т. п. Чрезмерная детализация правил обращения с оружием создавала большие трудности в изучении ратного дела.

Какое же практическое применение нашло "Учение" в солдатских полках? В декабре 1661 г. царь пожаловал Матвея Кровкова из майоров в полковники солдатского выборного полка. Боярин С. Л. Стрешнев передал ему знамя полка и книгу "ратного ополчения, почему ему разумети и строити пеший солдатский строй".

Этот факт свидетельствует о том, что "Учение" являлось официальным документом, которым руководствовались в полках. "Учение" пехотных людей нашло практическое применение в организации (преимущественно формировании и обучении) русских солдатских полков. О существовании подобных руководств на русском языке по обучению конницы нового строя сведений не имеется.

"Учение…" требовало, чтобы солдат служил правдиво государю, умел обращаться с оружием, знал свое место в строю и в бою, и не жалел "тела" своего. Здесь подробно разбирались внутренняя организация войска, полка, роты, правила обращения с оружием — мушкетом и пикой, караколлированную стрельбу, различные боевые и походные порядки, организацию и задачи караульной службы и многое другое.

Источники упоминают, что учить солдат полагалось "почасту", ежедневно или (поселенных солдат) не реже одного-двух раз в неделю. В Москве солдат учили два раза в день. Судя по некоторым отрывочным сведениям, методы обучения новому строю и обращение начальных людей со своими подчиненными были весьма грубыми и жестокими. Воевода Белгородского полка Ромодановский сообщал в 1660 г., что полковники начальных людей русских и иноземцев в своих полках бьют, шпагами колют и к пушкам куют.

Любопытные наставления относительно применения огнестрельного оружия в бою давал царь Алексей Михайлович. В октябре 1660 г. царь писал воеводе Ю. А. Долгорукому, что, судя по слухам, когда поляки наскочили на полк Григория Тарбеева, рейтары "выпалили неблизко". Алексей Михайлович приказывал в письме, чтобы стрельбу начинали только по указанию полковника, и далее поучал, что полковникам и головам "надобно крепко знать тое меру… что палят в двадцати саженях, и то самая худая, боязливая стрельба; по конечной мере пристойно в десяти сажень, а прямая мера в пяти и в трех саженях, да стрелять надобно ниско, а не по аеру (воздуху)". Эти указания показывают, что действию огнестрельного оружия в бою придавалось большое значение.

К этому времени появилось и такое понятие, как "поселенные" полки. В 1649 году вдоль шведской границы было сформировано три таких полка. Они вооружались за счет государства и обязаны были проходить обучение, как правило осенью, после уборки урожая.

Сначала в 1649 г. состоялся указ о постройке города Олонца и о записи в солдатскую службу крестьян, бобылей и их родственников во всех заонежских и лопских погостах. За крестьянами оставляли их земельные участки, а вместо денежного жалованья за службу освобождали от податей. Каждый крестьянский двор должен был дать одного человека в солдаты. В шести заонежских и трех лопских погостах в солдаты было записано 7902 человека, из которых сформировали два солдатских полка.

Другим центром комплектования и формирования солдатских полков на северо-западе была Сумерская (Сомерская) волость в Старорусском уезде. По указу 17 сентября 1649 г. все крестьяне Сумерской и Старопольской волостей были записаны в солдатскую службу на тех же условиях, что и заонежские солдаты. На службу брали с каждого двора по человеку, а от больших семей по 2–3 человека. Из сумерских и старопольских крестьян был сформирован полк солдат в 1000 человек. Заонежские и сумерские солдаты предназначались для сторожевой пограничной службы по месту жительства. Однако войны с Польшей и особенно со Швецией потребовали наличия этих солдат и в походном войске.

В результате неоднократных наборов в солдаты было взято все трудоспособное население и в погостах остались лишь разоренные крестьяне, неспособные к службе. Крестьяне жаловались в своих челобитных, что нести сторожевую службу некому, что они разорены от нападений шведов и сидят без хлеба, так как обрабатывать землю некому. Крестьяне просили вернуть на пашню последний набор солдат. В октябре 1662 г. правительство указало в солдаты из крестьян больше не брать, а после войны освободило крестьян от солдатской службы.

За первые пятьдесят лет (30–70-е годы XVI в.) своего существования полки нового строя прошли сложный и трудный путь развития. До образования этих полков русское войско комплектовалось двумя основными способами: верстанием (дворяне и дети боярские) и прибором (стрельцы, казаки, пушкари и др.). Комплектование полков нового строя правительство начало с прибора, т. е. с добровольного найма служилых и вольных людей. В целом этот способ комплектования дал незначительные результаты. Наемничество никогда не применялось широко в русском войске. Тогда правительство стало вводить принудительный метод комплектования полков нового строя — верстание в коннице и наборы в пехоте. Старая дворянская конница и ее потомство охотнее писались в службу в конные полки нового строя. Поэтому верстание, т. е. зачисление в службу дворян и детей боярских при достижении ими установленного (призывного) возраста, а также и ранее служивших людей из среды господствующего класса, проводилось при комплектовании рейтарских, гусарских, копейных, частью драгунских полков. Конница нового строя была дворянской по своему классовому составу. Принудительные наборы в военную службу из среды тяглого населения в виде посошных и даточных людей существовали и ранее. Правительство сделало эти наборы основным источником комплектования пехоты нового строя, превратив наборы даточных солдат в постоянную повинность тяглого населения. Такой же принудительный характер имела и запись в солдаты и драгуны крестьян по месту их жительства. Наборы в солдатскую и драгунскую службу из среды тяглого (крестьянского и посадского) населения содержали все основные элементы позднейших рекрутских наборов. В целом полки нового строя комплектовались старыми способами. Основным источником комплектования стало принудительное привлечение населения к ратной службе, которая являлась обязательной для всех классов населения. Таким образом, комплектование полков нового строя в России не пошло по пути, существовавшему тогда в Западной Европе. Не наемничество, а обязательная служба коренного населения стала основой комплектования полков нового строя.

Численность войск нового строя была в 1632 году около 9 тысяч 500 человек, в 1663 году — 77 тысяч человек, в 1681 году — 90 тысяч человек, в том числе 33 пеших солдатских полка (61 тысяча человек) и 25 конных полков (29 тысяч человек).

Стрельцов в том же году насчитывалось около 55 тысяч человек, из них 22 452 стрельца — московские. Их служба все более и более напоминала внутреннюю полицейскую.

В 80-х годах XVII века произошли и значительные изменения в высшем административном устройстве вооруженной организации государства. Вместо существовавшей полковой системы (комплектование полков — большого, правой руки, левой руки, сторожевого и т. д.) возникла разрядная система. Разрядом назывался территориальный район, имевший свою стратегическую задачу и комплектовавший определенное количество полков.

Была составлена "Роспись перечневая ратным людям, которые в 1680 году росписаны по разрядам". В девяти разрядах состояло 164 600 служивых людей.

Все ратные люди полковой службы (исключая Сибирский разряд и "обоих сторон Днепра" гетмана) переходили в ведение трех приказов: Разрядного, Рейтарского и Иноземного. Специальными делами продолжали ведать Стрелецкий, Пушкарский, Оружейный и Казачий приказ.

Началась и реорганизация стрелецкого войска, как параллельной структуре, существующей наряду с солдатскими полками. Согласно указа от 12 ноября 1680 года стрельцы (кроме казанских и московских), городовые казаки и дети боярские переписывались в солдатскую службу и распределялись по полкам. Фактически начиналось упразднение стрельцов и части поместной конницы.

ШВЕЦИЯ

После поражения под Псковом король Швеции Густав II Адольф первейшей задачей видел проведение военной реформы. Это короля никогда не повергали в уныние отдельные неудачи.

Базовым тактическим подразделением армии Густава стал батальон (швед. — фирфенлейн), насчитывающий в своем составе 408 рядовых — 216 копейщиков и 192 мушкетера (500 — у голландцев). При боевом построении в центре строились в шесть рядов копейшики, а на флангах — по 96 человек, также в шесть рядов мушкетеры. Батальон состоял из 4-х рот, по 102 человека. Роты делились на взвода, а те в свою очередь на капральства по 6 человек во главе с капралом. Со временем изменилось соотношение мушкетеров и копейщиков в пользу увеличения первых (мушкетеров в роте — 54, копейщиков — 48; в батальоне соответственно 216 и 192).

Кроме того, были созданы целые батальоны, состоящие из одних мушкетеров, которые по-ротно уходили на усиление существующих смешанных батальонов, прикрывали артиллерийские расчеты или служили резервом. Следующей единицей тактического построения войск была бригада, состоящая из трех-четырех батальонов.

Полк являлся единицей организационной. В полки собирались солдаты, набранные из одного округа. Количество солдат и определяло количество рот. Таким образом полки были и 8-ротного и 12-ротного состава. Еще в 1575 году, в царствование Юхана II, были попытки ввести униформу, очередная попытка была сделана и при Густаве Адольфе, когда униформа старалась соответствовать цветам флага и герба того округа, где комплектовался полк. В ранней шведской военной одежде заметно французское влияние, прежде всего в наличии огромного клапана на рукаве. Характерной особенностью шведской униформы в этот период была шапка, предписанная вместо шляпы. Шапка могла отделываться мехом, а могла иметь и свободно свисающий шлык, на подобии того, как это делали французские драгуны. До этого армия походила больше на оборванцев, чем на солдат. Хотя многие великие полководцы-современники Густава Адольфа на это не обращали никакого внимания. Знаменитый Тилли любил повторять: "Оборванный солдат и блестящий мушкет!" — тем самым считая, что главное в том, как содержит солдат свое оружие, а не в том, как он одет.

Поскольку полки по своему цвету камзолов сильно отличались друг от друга, и зачастую также было и у противников, то Густав Адольф приказал всем носить шарфы синего цвета.

Пикинеры были вооружены пиками, их длина была уменьшена с 5 до 3,5 метров, зато передняя часть, сразу за наконечником оббивалась железом, что затрудняло возможность срубить наконечник. Пикинеры носили легкие латы и являлись главной ударной силой шведской армии, но в сочетании с огневой мощью. Густав — Адольф применил разработанный испанцами "встречный марш", когда мушкетеры первого ряда, произведя залп, отступали в тыл построения, перезарядить оружие, но поскольку скорость перезаряжания была увеличена, то король не только сократил число шеренг до шести, но и удвоил огневую мощь залпа — стреляли сразу два ряда мушкетеров. Более того, строй продолжал движение вперед, по сути обеспечивая подвижной заградительный огонь. Перезаряжая оружие мушкетеры находились под защитой пикинеров. В шведской армии был введен облегченный мушкет, стрельба из которого производилась без сошек, а также бумажные патроны (их носили в специальных кожаных сумках). Шведский мушкетер стрелял в два-три раза чаще, чем его европейский собрат.

Кавалерия Густава Адольфа была вооружена пистолетом, саблей и защитной кирасой. У драгун были мушкеты, но отсутствовала кираса. Реальный эффект производила сабельная атака. Кавалерия выстраивалась в шесть (позднее в три) рядов, сблизившись с противником первый ряд разряжал свои пистолеты, остальные приберегали на крайний случай. Тактической единицей кавалерии являлся эскадрон (125 всадников), боевой единицей — корнет (взвод), в эскадроне было четыре корнета. Организационной, или административной единицей был также, как и в пехоте, полк (4 эскадрона).

Заслуга в развитие шведской артиллерии принадлежит талантливому Леннарту Торстенсону — одному из лучших артиллеристов того времени. По его настоянию были созданы постоянные артиллерийские полки, каждый из которых состоял из шести рот — 4 — канонирских, одна саперная и одна рота подрывников. При Густаве Адольфе артиллерия превратилась в отдельный род войск. Кроме этого, немного поэкспериментировав, король создал еще и полковую артиллерию, передав каждому полку, включая конные, по одному, позднее, по два легких орудия. Количество пушек в его армии постоянно увеличивалось, от 4-х на каждую тысячу солдат до 12-ти.

Но главное состояло в боевом порядке применяемом шведами. Он состоял из сочетания нескольких пехотных бригад, занимавших центр позиции. На флангах выстраивалась кавалерия, как правило в две линии, полковая артиллерия размещалась в интервалах между бригадами, а тяжелая занимала или фланги, или специальную отдельную позицию, называвшуюся артиллерийским резервом.

Построение пехотных бригад было разнообразным. Каждая бригада могла вытянуться в одну линию, могла при необхидимости вывести вперед одних мушкетеров или одних копейшиков. Сама по себе линия бригады могла расченяться на несколько мелких тактических единиц, располагавшихся в довольно глубоких строях. Это позволяло вести, как наступательный, так и оборонительный бой. Для последнего бригада усиливала свою мощь рогатками, отлично останавливающими конную атаку противника, если огневых залпов было недостаточно.

Это было новое линейное построение армии, которое позволяло одновременно использовать в бою большое количество мушкетов и сабель и наносить фронтальные удары.

В противоположность линейным построениям шведов их противники продолжали выстраиваться колоннами или каре, глубиной до 30 шеренг. Таким боевым порядкам наносила основной урон шведская артиллерия. Стараясь максимально облегчить пушки — для быстроты их передвижения, Густав Адольф ввел так называемые "кожаные" пушки. В этих пушках ствол был бронзовый, обмотанный просмоленными веревками, сверху натягивался кожаный чехол, а пространство между кожей и пенькой набивалось плотно гипсом. С такой "кожаной" пушкой легко управлялись два человека и перевезти ее можно было на спине одной лошади. Вследствие плохой теплопроводности веревок бронзовый ствол перегревался и портился, особенно в местах выгорания олова, входящего в состав бронзы. Образовывались внутренние каверны, в которых задерживались остатки тлеющего картуза, что приводило при загонке в ствол очередного заряда преждевременный выстрел и многочисленные несчастные случаи. "Кожаные" пушки стреляли только картечью и на небольшие расстояния. Недолговечность подобных орудий была очевидна, и король приказал заменить их на четырехфунтовые полковые пушки, весом 310 кг, которые легко перебрасывались упряжкой из двух лошадей. Скорострельность таких орудий была в три раза выше обычного мушкета.

Главный недостаток линейного боевого порядка состоял в том, что он сковывал маневренность войск и не позволял действовать на пересеченной местности. Тактика сводилась к фронтальному столкновению равномерно расположенных войск, приводившему иногда к обхвату флангов противника.

Требования сложного перестроения и отличного обращения с оружием привели к необходимости систематической строевой подготовки на которую Густав Адольф обращал особое внимание. Обучение личного состава стало непрерывным начиная с призыва рекрутов на военную службу, часто производились маневры — с участием как мелких, так и крупных подразделений. Поддерживалась строгая воинская дисциплина. Ежемесячно командир каждого батальона зачитывал своим солдатам военный кодекс. Дисциплина поддерживалась также строжайшими наказаниями плетьми или шпицпрутенами. Шведские военнослужащие славились поведением, нехарактерным для войск того времени. Конечно, это касалось лишь внутренней дисциплины, и делать выводы из этого, что солдаты шведской армии были ангелами во плоти, по сути неверно.

При Густаве Адольфе появилось и централизованное снабжение войск продовольствием и фуражем. В сутки на человека выдавалось 800 г хлеба и 400 г мяса. Суточная дача фуража на лошадь составляла 2,5 кг овса (1,6 ячменя), 4 кг сена и соломы. Для обеспечения регулярности снабжения войск возникла необходимость в устройстве складов, совокупность которых составляла базу армии. В целом, требовалось создание некоего централизованного государственного органа, который бы соединил в себе управление всеми вопросами связанными с организацией всех вооруженных сил и решения всех вопросов обороноспособности страны — от военно-промышленного производства, комплектации армии и флота, до строительства фортификационных сооружений и крепостей, с обязательным подведением законодательной базы. Создать такой орган было поручено королем Густавом Адольфом генералу Якову Делагарди 5 июня 1630 года перед его отплытием на европейский континент в связи с началом участия Швеции в Тридцатилетней войне.

Отныне все вопросы военного строительства сосредотачивались в Военном Совете — одном из пяти органов государственной власти, учрежденных в Швеции.

Комплектация армии по-прежнему происходила на основании набора по округам, как это было ранее, кроме того, создавались поселенные войска, солдаты которых имели земельные наделы от казны и время от времени проходили военное обучение, и последняя категория — наемники. К примеру, квота на рекрутов для Финляндии составляла 9 пехотных полков и 3 кавалерийских.

Смерть Густава Адольфа в сражении при Лютцене в 1632 году означала начало регентской эпохи правления в Швеции, с последующим воцарением королевы Кристины. Этот период шведской военной эпохи можно назвать периодом относительного застоя после бурных лет царствования Густава Адольфа.

Шесть лет пребывал на троне Карл X Густав. По словам шведского историка Ф.Г. Бенгтссона это был "сублимированный до уровня гения драгунский полковник и личность, лихорадочно сжигающая свою свечу жизни с обоих концов и с трудом сдерживающая свою натуру от вырывавшихся наружу множества идей в вихре военных походов, жизненных перетрубаций и сумасшедших рискованных игр. Способный военачальник, дальновидный государственный деятель, неутомимый реформатор, он расширил территорию королевства до максимальных ее пределов. Он умер в возрасте 38 лет, не успев завершить начатого дела и оставив после себя шестилетнего сына, будущего короля Карла XI".

Непродолжительная война с Россией особого внимания короля не удостоилась. Карл X Густав был более озабочен войнами с Польшей и Данией и одержим созданием Северного королевства со столицей в Гетеборге.

Тем более, что в Ливонии от русских отбился генерал-губернатор Магнус Делагарди, а в Финляндии — Густав Эвертссон Горн.

Основные события, интересующиеся нас в отношении шведской армии, развернулись в царствование Карла XI. Поскольку на момент смерти отца ему было всего лишь 4 года, то вновь власть в стране перешла к регентскому совету. Достигнув совершеннолетия, юный король повел самую беспощадную борьбу с дворянской аристократией. Окружив себя надежными и способными чиновниками и министрами, он навел порядок в финансах и укрепил внутреннее и международное положение Швеции. Отсутствие выдающихся полководческих способностей, при наличии минимума необходимых, компенсировалось верностью государственным интересам и неуклонным следованиям заветам отца — быть всегда впереди, во главе войска или народа. Главное, что создал Карл XI это великолепную постоянную армию, снаряженную самым первоклассным и передовым по тем временам оружием.

Первое, это было необходимо обеспечить комплектацию. Новый принцип комплектации был введен именно Карлом XI(indelnings verket). В соответствии с этим положением, введенным королем, каждый офицер и солдат должен был иметь свое жилище и свой кусок земли, позволяющий ему кормить себя и семью. Офицеры и унтер-офицеры получали землю из казны, а солдаты, за счет остальных подданных. Так как число дворов, имевшихся с давних времен в распоряжении военного ведомства, было совершенно недостаточно, то в 1680 году было постановлено, что все земли, некогда принадлежавшие казне и отчужденные тем или иным путем, начиная с XVI века, вернуть обратно в казну, и использовать для содержания войска. (Постановление риксдага о редукции.) На самом деле это вызвало большой переполох среди дворянства. То есть, говоря современным языком, началась национализация земли, а так как это сопровождалось генеральным межеванием всей страны, то с дворянства потребовали документальное подтверждение на право владения их участками. А поскольку многие из них утратили сии бумаги, или за древностью, или по другим каким причинам, и не могли их представить, в таких случаях, земля просто изымалась в казну. Полностью были переданы в казну земли, полученные дворянами на новоприсоединенных территориях, а также те, где владеющие ими со времен рыцарских орденов (Лифляндия, Эстляндия и т. д.), не смогли представить необходимые документы. Дарения земли на старых шведских землях после 1604 года объявлялись условными, а наиболее крупные из них (приносившие доход свыше 600 талеров серебром в год), подлежали изъятию. До проведения редукции дворяне владели 2/3 земли, после их доля сократилась до 1/3. Здесь, кстати, кроется очень многое. И та легкость, с которой дворянство прибалтийских провинций принимало присягу русскому царю, подтвердившему при занятии бывших шведских территорий, за исключением Выборгского лена, права дворянства на их имения. И то недовольство собственным шведским королем, которое выразилось в ограничении риксдагом королевской власти сразу после смерти Карла XII. И как апогей всего — это возникновение заговоров — аньяльской конфедерации и, в конце концов, убийство монарха — Густава II собственным дворянином в марте 1792 года.

Земельная реформа Карла XI была одобрена в 1682 году риксдагом и всеми представленными в нем сословиями. Вся страна была поделена на 80000 гейматов (hemmans) — имений, различных по своим качествам, причем и по плодородию и по площади. Каждая провинция на основании заключенного с ней договора обязывалась выставлять такое количество солдат, на сколько участков она была поделена в результате межевания. Участок земли, обеспечивавший пехотинца получил наименование "рота" (rota) и состоял, как правило из одного геймата (hemman) — имения, а вот рустгольт (rusthall) — участок, содержавший конного солдата, состоял уже из нескольких имений. Сюда же были отнесены и дворянские земли, владельцы которых, когда-то служили в коннице, за что и получили землю. Отныне, они обязывались выставлять и содержать всадников, из которых формировались дворянские полки, на этом основании участки были вновь закреплены за ними. При чем, не соблюдение этого влекло за собой изъятие земли. Земли, ставшие казенными, раздавались офицерам и унтер-офицерам и получили название "бостели", на таких же условиях. При этом, если доходы с имения не соответствовали размерам жалования, в соответствии с чином, то разницу компенсировали те поместья, что избежали участи содержать солдат. При этом рекрутские наборы отменялись в провинции, согласившейся выставлять и содержать определенное количество солдат. Для младших офицеров — лейтенантов, прапорщиков и корнетов, получавших казенный надел земли, государство обязалось даже построить небольшой дом, проект которого был разработан Эриком Дальбергом и утвержден королем.

Каждый солдат получал от выставлявших его дворян или крестьян двор с домом, конюшней и амбаром, небольшим полем и лесным участком. Кроме того, дополнительно, он получал или вознаграждение деньгами или продуктами. Это все закреплялось контрактом между солдатом и землевладельцами. Что касается кавалерии, то одежду, снаряжение и лошадей солдат также получал от владельцев земли, а оружие и жалование от казны.

Таким образом, Карлу XI только по кавалерии удалось набрать: гвардейский полк — 1505 человек, дворянский полк — 421, 5 конных полков (кирасирских) — Вестготландский, Остготландский, Смоландский, Нордшонский и Остшонский — по 1000 человек, Богусленский драгунский — 1000 человек, Иемтландский драгунский эскадрон — 100 человек. В Финляндии были сформированы — Лейб-драгунский, Ньюландский и Карельский драгунские полки.

Редукция и введение новой системы комплектации войск позволило Карлу XI иметь 40 000 человек постоянного состава армии и 25 000 резерва.

Второй, не менее важной, заслугой Карла XI было введение единой униформы. Подобные попытки были на протяжении всего XVI века, но успехом они не увенчались. За основу был опять принят французский мундир, образцы которого были доставлены в Стокгольм Нильсом Биельке — командиром конной лейб-гвардии. В 1680 году были утверждены разноцветные мундиры, треугольные шляпы и введены в ряде полков. Однако, в 1687, король решил, что для армии должен быть единый цвет — голубой и так появился знаменитый каролинский солдат. Вначале еще обшлага рукавов были оранжево-красного цвета, но очень скоро они стали желтые. Таким образом, в мундире утвердились два национальных цвета — голубой с желтым. И он был единым и для солдат и для офицеров. Такой же окраски были и шарфы. В кавалерии носили сапоги, а в пехоте — ботинки с чулками.

В качестве знаков отличия офицеров использовались горжеты. В регламенте 1688 года указывалось, что горжет капитана должен быть позолоченным, с покрытыми синей эмалью вензелем короля и короной над ним, фенрики (прапорщики) и лейтенанты носили посеребренные горжеты с золотым вензелем.

К решительному введению единой униформы для армии Карла XI подвигло собственное участие в Сконской войне с Данией и в частности битва при Лунде в 1676 году, когда и датские и шведские полки были одеты фактически в одну и туже униформу. Для того чтобы как-то отличаться друг от друга, датчане были вынуждены были надеть белые нарукавные повязки, а шведы прикрепить к головным уборам пучки соломы.

Чрезвычайное внимание Карл XI уделял укреплению крепостей в пограничных районах и в тех провинциях, что являлись потенциальной приманкой для нападения неприятеля — Ливониеи, Ингерманландии, Финляндии. С целью проверки состояния фортификационных сооружений в 1681 году отправился в инспекционную поездку талантливого генерал-квартирмейстера Эрик Дальберг. Он критически осмотрел все крепости, сохранились его отзывы и рекомендации. Так, в отношении Нарвы и Таллинна были приняты срочные меры по перестройке бастионов по французской системе, автором которой считается Вобан, а крепость Копорье, Дальберг и вовсе предлагал срыть, как не имеющую никакого практического значения. Высоко было им оценено состояние оборонительных сооружений Нотебурга — Орешека.

В описании Ниеншанца говорилось, что крепость слишком далеко выдвинута на мыс и этим ослаблена, городские же укрепления не совершенны и принесут больше вреда, чем пользы для обороны крепости. Дальберг настаивал на переносе всего города внутрь новых укреплений, запланированных на левом берегу Охты. Король поддержал все предложения Дальберга по Ниеншанцу, однако, из-за нехватки средств, фортификационные работы, по-прежнему велись крайне медленно.

Уже уходя с поста генерал-квартирмейстера в 1695 году, Дальберг передал королю памятную записку, где подчеркивал огромное значение крепостей на Неве и особенно Ниеншанца для обороны восточных рубежей королевства. В ней говорилось: "Когда речь идет об укреплениях Ниеншанца нельзя терять ни минуты, так как в его современном состоянии он не выдержит и суточной осады". Частично меры были приняты только в царствование Карла XII.

Совершенствовалось и пехотное оружие. На вооружение был принят мушкет образца 1696 года, дополненный байонетом — новым видом холодного оружия, представляющего собой лезвие, присоединенное к стволу. Подобное применялось и ранее, однако, теперь трубка в основании лезвия не вставлялась, как ранее в ствол, а навинчивалась на него, что позволяло использовать мушкет по прямому назначению, как огнестрельное оружие, но и в качестве колющего. Таким образом, пика, а соответственно и солдат ей вооруженный, вытеснялись мушкетерами.

Окончательно, сравнивая ход военных реформ, проводившихся в Швеции и России, можно с уверенностью утверждать о том, что в нашем Отечестве преобразования шли намного медленнее, как в тактическом, так и техническом отношениях. По-прежнему существовало предубеждение, что "немецкая мудрость" не нужна — "не она, а старинные обычаи вместе с молитвами приносят православному воинству победу над иноверцами". Но убедиться в неправильности подобных высказываний и создать армию нового типа предстояло сделать уже Петру Великому, ту, армию, которая превзошла шведскую, ставшую лучшей в Европе.