К огромному сожалению, одного из них, Александра Яковлевича, уже несколько лет как нет с нами. Но этот материал писался тогда, когда оба Яковлевича, и Александр и Евгений, были на боевом тренерском посту, и я его оставил таким, каким он был напечатан.

Они одного роста, оба невысокие, подтянутые, ни намека на обволакивающий живот жирок. Подвижное лицо, живой взгляд. Седина короткой стрижки придает обоим академическую солидность. Прекрасно владеют словом, убедительны, как полагают, в споре, изящные манеры вперемежку порой с замашками аристократов, чему сами удивляются – не барских ведь кровей. Одеты с иголочки, модно. Галстуки всегда в тон, пиджаки (один предпочитает строгих темных тонов, другой – под тип твидовых) сидят, как на выставочных манекенах, штиблеты, начищенные до блеска, можно использовать как зеркало. Явно ощущается влияние жен, хотя и отнекиваются, им кажется, это равнозначно пребыванию под пятой.

Евгений Яковлевич прожил всю жизнь с одной, вот уже сорок лет вместе, двое детей. У Александра Яковлевича – так сложилось, есть болезни, которые мы пока не властны побороть, – сейчас третья супруга. Первые две, к сожалению, покинули сей мир; Лиля, бортпроводница, с которой он познакомился в самолете, и вовсе в расцвете красоты. Нынешняя, Татьяна, много моложе мужа, сделала А.Я. отцом в четвертый раз. Виталику, их общему ребенку, – пятый год. Старший, Владимир, известный спортивный комментатор, недавно ощутил полувековой груз за плечами. Разом загасить полсотни свечей не удалось – раздобрел, не та уже дыхалка… Папа, наблюдая за сыновьими потугами, недовольно качал головой. На свое 75-летие он исполнил эту приятную процедуру с необыкновенной легкостью. Сраженный наповал столичный бомонд затюкал скептиков, засомневавшихся, было, в обещании подумать о пополнении семейства к следующему юбилею…

Хватит арифметики. Гомельские. Уникальное явление в спорте. В его истории еще не случалось прецедента, чтобы родные братья в роли главных тренеров выигрывали со своими командами Олимпийские игры. Старший победил в Сеуле-88, младший – следом в Барселоне-92. Один – с мужчинами, другой – с женщинами. Настоящие профессора баскетбола, хотя Евгений Яковлевич скромничает: мне и доцента достаточно. Не они сами нарекли себя этими званиями. Баскетбольный мир так числит их в своих рядах.

– Мир-то, возможно, и числит, однако почему-то Сашу убедить долго не мог, – улыбается Евгений Яковлевич. – Он долго не воспринимал меня всерьез, относился с некой снисходительностью, такой, знаете, взгляд мэтра сверху вниз. Я не обижался, он действительно мэтр, царь и бог, а я кто? Выскочка. Хотел быть артистом, во ВГИК на актерский даже экзамены сдавал, два тура прошел. Но один мудрый человек, не Саша, посоветовал поехать в Сталинград, с молодежной командой поработать. Я поработал. Толя Блик, Шурка Сидякин, Балашов, Никитин – все мои ребята, будущие сборники, в 28 лет – заслуженный тренер России, а брат все сомневается. Пришлось ждать Олимпиады в Барселоне, чтобы что-то в нем внутри передернулось. После финала он мне лишь одобрительно кивнул головой и по плечу похлопал, зато перед женой моей распинался: а рыжий-то твой, тренер! Хитрец, вот так фаршированную рыбу у нее вымаливал. Она мастер ее делать. А почему – рыжий? Так дворовые ребята в детстве дразнили.

Я не пишу биографический очерк – родились, учились, ухаживают за дамами… Последнее, заметьте, не в прошедшем, а в настоящем времени. Симпатичных девчат они с юности не обходили вниманием, и сила привычки обольщать женский пол сохранилась и по сей день. Причем у всей мужской части семьи Гомельских – гены… Это некий сумбур, сложившийся под впечатлением личных встреч в разные годы (с Александром Яковлевичем больше) и деталей, мало кому известных, но известных автору волею обстоятельств, скажем, из-за журналистской работы в «Красной звезде» и чиновничьей – в союзном Госкомспорте.

Звоню в конце декабря Гомельскому – старшему поздравить с Рождеством. Он с удивлением:

– Почему не с «Ханукой»? Ты что, меня из иудеев в католики перевел и вообще забыл про наш праздник? Так прочисти мозги, включи телевизор – увидишь, Лужков с Кобзоном на Манежной площади его открывают. Юрий Михайлович получше любого еврея знает обычаи. А вот уже и запели с Иосифом…

Через день снова в трубке голос Гомельского, только Евгения. Ему стукнуло 65, и, выслушав мои, не отличающиеся оригинальностью, напутствия и пожелания, «доцент» осекает с укоризной:

– Спасибо, но сейчас же «Ханука», о ней-то что молчишь?

Через месяц оба будут осуждать меня еще раз – за то, что с опозданием поздравил с другой памятной датой. Черт возьми, действительно, как я мог так опростоволоситься? 27 января 2004 года. 60 лет, как Ленинград окончательно разжал тиски блокады. Ведь братья – коренные питерцы. Точнее, если строго по документам, питерец – Евгений, а Александр родился десятью годами раньше в Кронштадте, где проходил службу боевой морской офицер Яков Гомельский, к сожалению, не доживший до светлого Праздника Победы.

В эвакуацию семья Гомельских выбралась чудом, успев нахлебаться блокадного лиха. Там, в небольшой деревушке, приткнувшейся, словно дитя к груди матери, к подножию Уральских гор, Саша освоил свои первые профессии.

– У местных научился пасти коров, пахать, запрягать лошадей, да все подряд делал, – вспоминает Александр Яковлевич. – Кругом одни бабы, я, безусый пацан, среди них чувствовал себя мужиком. Сестра Лида, она чуть младше, с Женькой, тот совсем сопляк, были у меня на подхвате. Такой семейный подряд образовался. На заработанные трудодни и существовали, матери помогали. Потом, когда вернулись в Ленинград, мне даже предлагали «Давыдовым» из шолоховской «Поднятой целины» стать, идти колхозом руководить. Может, и пошел бы, но в моей жизни к тому времени появился баскетбольный мяч. И – все, судьба!

В Сиднее, на Олимпиаде, в ожидании очередного матча, сидим с А.Я. на траве под раскидистым дубом, и он рассказывает, как это случилось. Послевоенная Петроградская сторона, дела в школе не ахти, троечник, не то, что Лида, та круглая отличница, а тут в топографическом училище набирают из местных мальчишек баскетбольную команду. Отчего не попробовать. И, пока сестра «штамповала» один иностранный язык за другим (все семь, которыми она владеет, для нее как родной), брат вдруг обнажил дар прекрасно ориентироваться на местности (это ценное в жизни качество трансформируется в игровых видах спорта в другое редкостное – умение видеть поле, предугадывать развитие событий), да еще неожиданно оказался силен в анализе и математике. Повторяемые десятки раз комбинации, сотни упражнений и тысячи бросков легли в конце концов в теоретические формулы успеха, а на практике вылились только в мировых и европейских чемпионатах в десять (!) побед. А сколько их было всего за те четверть века, что Гомельский рулил сборными страны!

– Знаешь, какой бросок у меня был самым любимым? Крюк. Из угла через голову – раз, ну-ка перехвати!

Крюк – а в памяти уже не Сидней, а Тбилиси, и год 1971-й. Переигровка с питерским «Спартаком» за золото. Пара-тройка мгновений до конца, ЦСКА уступает очко. Гомельский берет тайм-аут. Кажется, дело швах, вариантов выкрутиться никаких. Назло еще Владимир Кондрашин, принципиальный соперник по тренерскому цеху, – большущий мастер ставить защиту. А что если… Крюк Сергея Белова с финальным свистком воплощает в победу изящную комбинацию. Мяч в кольце, зал ревет. В самолете на обратном пути, под стопку водки Папа (это уже отечественное прозвище) по-отцовски целует меня и официально объявляет талисманом. Его-то приглашение поехать с командой в Тбилиси было не с бухты-барахты, знал про мое сидение годом раньше на скамейке запасных в Ташкенте, где ЦСКА футбольный точно в такой же ситуации одолел «Динамо» в борьбе за всесоюзное чемпионство.

Много лет спустя Иван Едешко, один из великих в баскетбольном окружении Гомельского, расшифрует его феномен так: «Александр Яковлевич никому и никогда не давал усомниться в своей незаменимости. Он умеет работать, умеет побеждать, а главное – способен заставить других этим умением овладеть. Мы по молодости принимали его постулаты с недоверием, а то и в штыки, внутренне сопротивлялись. Время расставило все по местам, оно убедило: без этого невозможно стать ни большим спортсменом, ни тем более большим тренером».

Ой ли, неужели Едешко это говорит? Ему-то всегда чудилось, что А.Я. давит всех своим жестким авторитаризмом, при том, что сам Иван в пай-мальчики ну никак не годился.

Характер у обоих Гомельских действительно не сахар. Е.Я. более отходчив, наверное, потому, что уж таким непререкаемым авторитетом себя не мнит. А.Я. – иной. Чтобы ему возразить – ни за что не потерпит. Но хитрющий же лис, чувствует, когда вожжи надо ослабить.

Возвращаемся «Красной стрелой» из Питера в Москву. Настроение хуже некуда, «Спартак» берет реванш у ЦСКА. В есенинской «Астории» банкет. Армейцы среди главных приглашенных, «поляна» накрыта, однако так и остается нетронутой. Папа запретил. Вашему покорному судье, независимому в своих поступках, приходится отдуваться за всех под немым укором присутствующих. Едва поезд тронулся, как через стенку купе слышу шум, гам, крик. Едешко сцепился с А.Я., разговор грозит перейти в скандал. Все ждут, чем разрешится конфликт.

– Ладно, Ваня, – спускает все на тормозах Гомельский, – прав ты, наверное, может, и надо было пойти, за счет «Спартака» шампанского или коньячку выпить, а то теперь для примирения придется самим раскошелиться.

Дежурный по команде тут же был послан в поездной буфет…

Конечно же, чересчур уверен в себе, противоречив, словом, не подарок. Но, не правда ли, чаще всего именно такие люди и делают погоду. У американцев свои критерии оценки баскетбольного величия. Их не трогает «иконостас» – перечисление, сколько ты там навыигрывал. Главное – есть твое фото в «Зале баскетбольной славы США» или нет. Когда портрет Папы, единственного из тренеров – иностранцев, вывешивали, кто-то из местных коллег заметил: «Спасибо, конечно, чудоковатому Нейсмиту, который придумал эту забаву, предложив своим студентам покидать мяч в корзину от персиков. Но настоящий баскетбол должен вести свой отсчет с того момента, когда в него вложил душу и сердце Алекс Гомельский…»

Здорово подмечено. Добавить бы еще про мучительные поиски, бессонные ночи и головные боли. Про то, если не выиграл, то виновником признают только тебя и никого другого, а, уж коль на пьедестал поднялся, то на коне въедут на трон десятки людей, которых и «рядом не стояло». Как однажды, проснувшись, ты узнаешь, что, еще вчера обласканный, всеми уважаемый, сегодня, оказывается, больше никому не нужен. Это еще ладно, Александр Яковлевич относится к подобной метаморфозе по-философски: если ни разу не снимали – значит, плохой тренер, или недоработал, засучивай рукава и начинай все сначала. Но как быть, когда однажды тебя объявляют невыездным, и ты годами бъешься, словно рыба об лед, пытаясь докопаться до истины: почему? за что? Полный молчок.

Тбилиси-71 точь-в-точь повторился в олимпийском Мюнхене-72, в матче сборных СССР и США. Та же золотая двухходовка за три секунды до конца, только завершил ее другой Белов, Александр. А Гомельского, в чьем вкладе в фантастическую победу никто не сомневался, в команде не было. «Отцепили». Пустовало его тренерское место на скамейке ЦСКА и в финале Кубка европейских чемпионов в Бельгии против итальянского «Иньиса». Поскольку матч по ТВ не транслировался, Папа вел игру… по телефону. Армейцы завоевали-таки приз.

Невыездной… На несколько лет приклеилось к нему это страшное по тем временам клеймо. Вроде бы какую-то оплошность допустил на мировом первенстве в Любляне. Как же радовались те, чьим гимном был антисемитский шансон: евреи, евреи, кругом одни евреи… Они умудрились даже присутствие Израиля на Всемирной Универсиаде-73 превратить в тайну за семью печатями. Есть делегация – и в то же время как бы нет.

– Не поверишь, – вспоминал Александр Яковлевич, – я сам до последнего момента толком не знал, где и когда играем с их баскетболистами. В конце концов, матч упрятали в маленький тренировочный зал ЦСКА. Без зрителей практически, одни функционеры и рота солдат. А ведь мог бы собрать полные Лужники.

Потом, конечно, оценив всю вздорность, обвинение сняли. В высоких партийных кабинетах на Старой и Новой площадях решался вопрос. С измотанными нервами Гомельский вернулся на привычное место в сборной, чтобы довести ее до золотого триумфа в Сеуле-88, а затем укатить за океан в Сан-Хосе, изучить глубже американский опыт.

Но мы где-то потеряли в пути Евгения Яковлевича. Сейчас отыщем, в динамовском баскетбольном клубе.

– При таком брате, сами понимаете, у меня не было иного пути, как взять в руки мяч и тупо бросать его в кольцо, – охотно окунулся в прошлое мой собеседник. – Саша, при его могучей магии влияния, вообще всех Гомельских хотел обратить в баскетбольную веру. Со мной этот номер прошел, с Вовкой, его первенцем, тоже, тот до комментаторства приличный защитник был. А вот других сыновей никак: Сашка – менеджер хоккейного клуба «Крылья Советов», Кирилл в экономику и языки ударился. Мой Димка – ватерполист; когда я в Израиле работал, он за «Маккаби» выступал, очень даже прилично играл, на уровне израильской сборной. Ну а если дальше о себе, то, закончив школу, я прикатил в Латвию. Саша к тому времени работал там уже несколько лет с рижским СКА. Практически он эту команду, которая долго лучшей и в СССР, и среди клубов в Европе считалась, с нуля создал, а самому-то еще далеко до тридцати было.

– А что так рано в тренеры подался? Неужели быстро исчерпал игроцкий потенциал, говорят, у него приличный запас был?

– Если честно, при всей одаренности, Саше, как позже и мне, не так-то ярко светили крупные игроцкие звезды – как ни крути, невысокий рост сказывался. А он ведь во всем максималист. Так зачем быть середняком, когда чувствуешь, что в тренерстве сумеешь достичь того, что не удалось на площадке. Воплотишь идеи, которые роем кружатся в голове. И он ушел. Начал в Питере с женским “Спартаком”. В Ригу же его направили после окончания военного института физкультуры. ЦСКА уже потом был, московское начальство смекнуло, зачем держать ценного кадра на периферии. На тех баскетбольных перепутьях Саша и «с любовью встретился своей», как поется в популярной песне из «Весны на Заречной улице». Ольга Журавлева, будущая чемпионка Европы, занималась у него в «Спартаке», кстати, вместе… со своей мамой, Ниной Яковлевной. Та еще победительницей союзной Спартакиады 1928 года была!

ЦСКА – «Динамо». Для Москвы событие под стать лондонскому футбольному дерби «Челси» – «Арсенал». Вам кажется, сравнение с натяжкой? Как сказать? Русский же дух витает над этой парой столичных клубов, учитывая, что один из них куплен на корню российским парнем с Чукотки – Романом Абрамовичем. Тот же, как на прекрасно выстриженном лондонском газоне, голововокружительный вихрь атак, немыслимые финты, горящие глаза игроков. Ловлю, однако, себя на мысли, что все эти изыски, вызывающие бурю восхищения, не очень-то занимают меня сейчас. Все внимание к двум невысоким седовласым джентльменам. Они сидят по разные стороны поля, и я, не оборачиваясь на площадку, лишь по выплеску эмоций на лицах обоих, по тому, как реагируют они на каждый эпизод, каждый судейский свисток, легко догадываюсь, что там творится. Гомельские. По разную сторону баррикад их развела не Октябрьская, а баскетбольная революция. Сейчас у них президентская дуэль (старший командует в армейском клубе, младший – у соперников), раньше была тренерская.

Еще перед игрой Александр Яковлевич, маскируясь под обиженного, роняет:

– Матч еще не начался, а «Динамо» уже ведет – 2:1. Несправедливо.

– ???

– Ну как же, мало им одного Женьки, так они Тель-Авив растормошили, Эви Шарфа, выписали…

Шутка, конечно, оценена. Однако всем известна и иная сторона подначек. При том, что «Яковлевичи» обожают друг друга, их непримиримая пикировка, десятилетиями сопровождающая обоих в спорте, стала предметом творческого изучения «особенностей родственных связей». Яростный спор идет во всем, что касается понимания баскетбола, системы тренировок. Они, заметьте, никогда не работали вместе. Никогда.

– А мы и не очень стремились к объединению, – говорит Евгений Яковлевич. – Каждый шел своим путем, держал задумки в тайне. Когда встречались наши команды, матч по накалу больше бой в ринге напоминал. Вот тогда секреты и раскрывались. Чья возьмет, у кого кулак поувесистее, аргументы более внушительнее? Конечно, до состояния, когда тренеры откровенно ненавидят друг друга, не доходили, но, если честно, и взаимной любви в таких матчах не испытывали. Спорт есть спорт. Какое там братство на площадке, когда каждый победить хочет. Только никто не может нас упрекнуть, чтобы в этом жестком мужском споре мы за границы честной борьбы переступали.

Они действительно проповедовали разный баскетбол. Если младший был больше приверженец маневренных скоростных действий по всему полю, как бы сказали в волейболе, общей игры, то старший в тактике граничил с топографической позиционностью. Когда события разворачиваются неторопливо, в ожидании, пока свое ударное место ближе к щиту соперника зай мет, по-ватерпольному, “столп”, т. е. центровой нападающий. Ему и пас. Чтобы не искушенному в баскетболе читателю стало понятно, о чем речь, назову несколько имен: Увайс Ахтаев, Владимир Андреев, латышский лесоруб Янис Круминьш, Владимир Ткаченко, наконец, Арвидас Сабонис. Гиганты, у всех рост за 215 см!

Сабонис, Сабас, как в мире сокращенно величают знатного литовца. Пожалуй, самая большая тренерская и человеческая любовь Александра Яковлевича. И боль, и горе одновременно. Огромный талантище, дарованный богом, и обидно – так и не раскрылся до конца. Середина восьмидесятых. ЦСКА против каунасского «Жальгириса». Противостояние вселенского масштаба. Занавес приподнят, неописуемое по красоте действо на сцене, а в закулисье госкомспортовских и иных коридоров творится невообразимое, кипят поистине шекспировские страсти. Гомельский возражает против участия Сабониса в этих играх. В ответ – рука Москвы, шкурные интересы, Гомельский-де – армеец, он заведомо хочет ослабить конкурента. Из Вильнюса вызывается подмога на уровне высших правительственных чиновников Литвы (читающий эту книгу из вступительной главы уже нашел подробное объяснение случившемуся, знает, как развивалась ситуация).

Пора закругляться, ищу концовку. Может, она в той песенной строчке, которую услышал у известного барда Вячеслава Малежика: «Вечною тайной владеет в любви роковой».

Какой такой тайной владеют Гомельские в своей любви ко всему: к жизни, людям, женщинам, детям, баскетболу? Нет, пожалуй, баскетбол вынесем вперед.