До недавнего времени свадебные обряды финнов были сравнительно слабо изучены. В литературе можно было найти преимущественно описания свадебного ритуала той или иной местности и небольшие очерки семейной обрядности в исторических и этногеографических работах, посвященных различным провинциям Финляндии, такие, как разделы об обрядах и семейном быте финляндских карел, написанные И. Манниненом в «Книге Карьяла» или У. Харва в «Истории Варсинайс-Суоми». Последний опубликовал еще и статью «К истории финских свадебных обрядов», где рассматриваются, хотя и в очень сжатой форме, отличия в свадьбе финнов в западных и восточных частях страны. Широко задуманная работа Й. Луккаринена «Финские свадебные обряды. Материалы к истории брака у финских народов» осталась незавершенной: опубликован был только первый том, посвященный добрачному общению молодежи.

За последние 15–20 лет изучение проблемы сильно продвинулось. Вышли в свет фундаментальные монографии М.-Л. Хейкинмяки «Подарки невесты у финнов и эстонцев» и «Свадебные обряды финнов. Крестьянские традиции заключения брака». Брачная обрядность и формы общения молодежи рассмотрены М. Сармела в работе о финско-карельском сельском обществе. Он опубликовал также две статьи о типологии форм финской свадьбы с точки зрения ее социального характера. Вышло также немало статей об отдельных элементах свадебной обрядности, внешнем оформлении ритуала, терминологии и т. д.

В основе этих исследований лежат в первую очередь богатейшие архивные материалы, прежде всего Национального музея и Финского литературного общества. Значительная часть этих материалов собрана еще в дореволюционный период, как, например, ответы на вопросник о браке и свадьбе, составленный У. Т. Сирелиусом в 1912 г. Бо льшая часть материалов собрана в 1920–1930 гг., эта работа ведется и в наши дни. Наряду с этнографическими материалами использованы различные исторические источники, которые позволяют составить общее представление о средневековой свадьбе.

Автором настоящего очерка, в котором рассматривается свадебная обрядность финнов в конце XIX — начале XX в., использованы как архивные материалы, так и обширная финская литература о свадьбе.

Свадебная обрядность представляет собой одну из интереснейших областей семейного быта финнов. Ее характер в определенной мере зависел от форм семьи и всего семейного уклада жизни.

В конце XIX — начале XX в. в финской деревне господствовала семья, состоящая из супружеской пары с детьми. При этом нередко в том же крестьянском дворе — в другой половине дома или в отдельной постройке — жили старики родители, передавшие хозяйство сыну и получавшие на прожитье определенный пенсион продовольствием или деньгами. Бывали случаи, когда старики не отделялись, и тогда жившая одним хозяйством семья состояла из трех поколений. В некоторых сельских местностях, в частности в волостях Кюми, Миккели, даже в XX в. около 10 % крестьянских семей имели в своем составе представителя третьего, старшего поколения.

В некоторых местностях страны довольно долго сохранялись так называемые большие семьи (suurperhe). По большей части это были неразделенные братские семьи, состоявшие из нескольких супружеских пар с детьми; реже встречались такие, где во главе стояла еще чета стариков родителей. Такие семьи встречались в трех районах Финляндии. Во-первых, на юго-востоке страны, в карельских местностях, где большесемейные коллективы в отдельных случаях просуществовали до второй мировой войны. Считается, что здесь этому способствовали длительная сохранность подсечной системы земледелия, требовавшей большого числа рабочих рук, многоотраслевой характер крестьянского хозяйства и особенности форм наследования крестьянского двора.

Вторым районом, где отмечается долгое сохранение неразделенных братских семей, были окрестности Куусамо — территории, которая относительно поздно была освоена финнами. Вероятно, именно колонизационные процессы, также связанные с подсечным земледелием, определили существование здесь в рассматриваемый период большесемейных коллективов.

Третий район — это Центральная и Северная Похьянмаа, т. е. две западные провинции страны. Известно, что начиная с XVII в. там наблюдался рост числа неразделенных семей, причем по данным XVIII в. их доля была весьма большой: в некоторых волостях они составляли до трети и даже более всех крестьянских семей. Возрождение и сохранение большесемейных коллективов исследователи связывают с развитием в Похьянмаа крестьянского товарного смолокурения, которое требовало значительного числа рабочих рук. В XIX в. большие семьи здесь начинают вновь распадаться и исчезать.

Большая семья определяла то обстоятельство, что при вступлении в брак молодая входила в дом мужа не хозяйкой, а лишь женой хозяйского сына. В такой семье невестка имела зависимое положение, она была подчинена свекрови, должна была учитывать наличие других невесток и золовок.

Семейный быт западной и восточной части Финляндии имел различия, связанные в определенной мере с разными нормами наследования. Так, в провинции Карьяла право на недвижимое имущество имели лишь те братья, которые постоянно жили в отцовском доме, а уходившие на заработки теряли это право. Нередко это удерживало взрослых сыновей в отцовском доме и способствовало сохранению большой семьи. При этой системе в число наследников иногда попадали жившие в доме люди, не связанные с хозяевами кровным родством, — приемные дети, зятья-примаки или дальние родственники.

На западе и в центральной части Финляндии все сыновья имели право на равную долю наследства. Но сам крестьянский двор, как правило, передавался старшему сыну, который или выплачивал младшим причитающуюся им часть деньгами или выделял небольшой участок — торп (torppa). Единонаследие привело здесь еще в феодальный период к росту прослойки бобылей-торпарей и безземельных крестьян-батраков.

Семья имела патриархальный характер. Все основные вопросы, как хозяйственные, так и семейные, решались хозяином двора. Роль женщин была второстепенной. Только жена дворохозяина имела несколько большие права, и символом ее власти была связка ключей на поясе. Вообще положение замужней женщины в семье в значительной мере определялось социальным статусом ее родни, состоятельностью родителей, размерами ее приданого. При жизни свекрови положение невестки всегда было зависимым, и на ней лежали самые тяжелые работы. Так, женщины из Похьянмаа вспоминают, что «невесток гоняли как батрачек, летом и зимой они были в хлеву… Стирка тоже работа невестки. Зимой стояли босиком на льду, когда полоскали, плакали от боли… Старики пили кофе, когда хотели, а невестки — только по воскресеньям».

По всей стране распространены поговорки: «Зятя хвалят редко, невестку — никогда» или «Рабу хвалят редко, невестку — никогда».

В целом на западе страны женщина была более независима, чем на востоке. В западной части Финляндии по обычному праву, закрепленному законом 1370 г., женщине полагалась определенная доля наследства, хотя она и составляла лишь третью часть доли мужчины. Эту долю девушка получала при выходе замуж в качестве приданого.

На востоке, в Карьяла, девушки получали в приданое только личные вещи, кое-какой инвентарь для женских работ — прядения, ткачества, уборки зерновых и т. п., утварь, а также обычно корову и несколько овец. Лишь в 1879 г. был издан общий для всей Финляндии закон о равном с мужчинами праве женщин на наследство.

* * *

Один из вопросов, рассматриваемых при изучении форм заключения брака, — это где и как было принято искать брачного партнера. Он включает как чисто территориальные рамки подыскания пары, так и социальный круг и возможность свободного избрания спутника жизни. Территория выбора невесты была довольно узкой: от четверти до половины всех браков заключались в пределах своей деревни, и подавляющая их часть — в пределах своего прихода. Взгляды крестьян на то, следует ли брать невесту из собственной деревни или искать «в дальнем краю», отразились во множестве поговорок и пословиц, которые гласят, что хорошая девушка всегда найдет мужа и своих местах или что лучше взять в жены пусть не самую хорошую, но знакомую. Аналогично говорилось и о парнях: «Хороший женится по соседству, плохой — за горами».

Разумеется, частота браков внутри одной деревни или одного прихода зависела от их размеров, численности населения и других обстоятельств. Хотя почти все финны были лютеранами, но наряду с этим в стране было немало сект, которые держались замкнуто, предпочитая заключать браки в своем кругу.

Довольно жесткими были социальные барьеры. Особенно это ощущалось на экономически более развитом западе, где крестьяне-дворохозяева обычно не вступали в брак с лицами другого социального слоя. Правда, торпари стремились найти невесту среди хозяйских дочерей. Однако торпарь нередко сам был младшим сыном дворохозяина, и в этом случае по положению в обществе и своему социальному сознанию он стоял ближе к хозяину, чем к батраку.

Батрацкая прослойка также была эндогамна, тем более что батрак мог найти невесту не только в той же деревне, но и в том дворе, где работал.

У дворохозяев брак вне своего круга считался предосудительным и ослушник мог быть лишен наследства. Даже в конце прошлого века такой «неравный» брак обычно приводил к разрыву с родней.

Насколько выбор спутника жизни зависел от желания молодых людей и в какой мере определялся волей родителей, однозначно ответить трудно. В прошлом у финнов старший мужчина в семье, обычно отец, имел права найтайа, т. е. «выдающего замуж» и «женящего» (naitaja). В случае смерти отца роль найтайа переходила к старшему сыну, дяде или другому старшему мужчине в кругу родственников. По закону о браке 1734 г. парни не зависели более от такого опекуна, но девушки и до середины XIX в. не могли выйти замуж без разрешения найтайа. Позже молодые люди обоего пола получили право свободно вступать в брак по достижении совершеннолетия, т. е. 21 года.

При сватовстве у девушки (как и во время венчания) обязательно спрашивали о ее согласии на брак, но это отнюдь не означало для нее свободы выбора. Парни были несколько свободнее, хотя им приходилось опасаться экономических санкций. Имеется немало сообщений о браках против воли молодых или заключенных по сватовству, без предварительного знакомства.

Брачный возраст в известной мере определялся законодательством. В средневековье девушки могли вступать в брак не моложе 13, а парни — 14 лет; позже брачный возраст повысился для мужчин до 18 лет, для женщин до 15 лет, а с 1911 г. стал для обоих полов 17 лет. В XIX в. крестьянские парни и девушки по традиционным нормам считались взрослыми и имели право вступать в брак после конфирмации, т. е. в 16–18 лет. Не прошедшие конфирмацию не имели права венчаться.

Хотя в рассказах информаторов нередко можно найти высказывания, что девушка в 20 лет считалась уже «не очень молодой невестой», тем не менее фактически брачный возраст был довольно высоким. К сожалению, обычно в церковных записях возраст венчавшихся не фиксировался. Однако по отдельным приходам есть необходимый материал, который свидетельствует, что в середине XVII в. средний возраст венчавшихся был 22,3 года, в середине XIX в. — 24,3 года. Средний возраст вступавших в брак наемных работников был еще выше — соответственно 24,8 и 26,1 года.

В народе считали «брачным десятилетием» возраст от 20 до 30 лет. Основным признаком достижения брачного возраста, по мнению крестьян, было овладение определенными трудовыми навыками. Девушка должна была уметь сшить мужскую рубашку, остричь овцу, не поранив ей кожи на шее, сжать за день определенное количество снопов и т. д. Взрослым считался парень, который мог с земли вскочить на лошадь, смастерить дровни и т. п.

Считалось, что дочерей следует выдавать замуж по старшинству: если младшая дочь выходила замуж первой, это было позором для старшей сестры. В таком случае говорили, что младшая натянула ей «на уши свиную шкуру», называли старшую «рази» (rasi), что обозначает не выгоревший участок на подсеке.

При выборе невесты немалое значение имела состоятельность ее родителей. Известны случаи, когда мать и отец при выборе пары своим детям руководствовались такими соображениями, как соседство земельных наделов, которые можно было объединить в результате брака сына или дочери. Другим важным условием были здоровье и трудолюбие невесты и жениха. Внешние данные были делом второстепенным.

* * *

В XIX в. общение молодежи ограничивалось многими обстоятельствами. Прежде всего был ощутим недостаток свободного времени. Действовали и достаточно строгие нормы поведения.

Лишь в воскресные и праздничные периоды (рождество, пятидесятница и др.) юношам и девушкам предоставлялась возможность для встреч и знакомств. Они могли видеться и во время совместных работ. Так, во многих местностях долго сохранялись общедеревенские покосы на отдаленных землях, куда выезжали на косовицу всей деревней. Нередко устраивались толоки при уборке хлебов, трепании льна и др. Во время толок молодежь старалась показать свою силу, ловкость, трудолюбие. Характерно, что и родители напоминали об этом своим детям. Некоторые толоки, в частности жатвенные, часто заканчивались танцами. Еще в середине XV в. знаменитый туркуский епископ Олаус Магнус писал, что «праздник серпа», т. е. «дожинки», был тем временем, когда, глядя на работу девушек, подбирали в дом невестку.

Молодежь встречалась и на различных церковных праздниках. Престольные праздники собирали всех прихожан, причем люди из отдаленных частей прихода съезжались к церкви заранее. Посещение церкви было праздником, женщины надевали свою лучшую одежду. Около церкви происходила настоящая ярмарка невест: до и после службы девушки прогуливались, а молодые люди присматривались к ним. Родители тоже приглядывали подходящую пару своим детям.

В некоторых местностях восточной части Финляндии в прошлом существовал обычай, по которому девушки приходили в праздничный день к церкви с лукошком лесных ягод и угощали ими приглянувшегося парня. Если тот принимал угощение, это означало, что он хочет продолжить знакомство. Так девушка могла в какой-то мере проявить собственную инициативу в завязывании знакомства.

Сохранились воспоминания еще об одном древнем обычае. Девушка, желавшая выйти замуж и не имевшая жениха, шла в праздник к церкви с пустыми ножнами от финки на поясе. Ее сопровождала какая-нибудь старшая женщина, которая объявляла народу: «Девушка пришла с ножнами… Если нравится девушка, клади нож в ножны». Парень, который был не прочь к ней посвататься, вкладывал нож в ее ножны, а сопровождавшая женщина вынимала нож и прятала. Таким образом могли попытать счастья и несколько парней. Через несколько дней парень шел в дом к девушке узнать, принято ли его предложение. Если его нож был воткнут снаружи во входную дверь, это означало отказ; если же нож оказывался внутри избы, в задней стене — можно было начинать сватовство.

Кроме церковных праздников существовали и различные развлечения и обряды, в которых молодежь принимала активное участие. На рождество, масленицу, вознесение, иванов день жгли костры, водили игры, танцевали, пели. По весне парни устраивали на площадке для танцев (hyppypaikka, tanssipaikka) качели. В теплые месяцы «здесь танцевали, пели, боролись. Кто сочинил за зиму новую песню, пел ее здесь. Песни складывали обо всем, за работой, каждый сам, из головы». Иногда на зиму снимали какую-нибудь избу для танцев. На танцы, устраиваемые по поводу оглашения или рукобития, а также на свадьбы собиралась вся деревенская молодежь: участвовать в танцах могли и незваные гости. Про девушку, не находящую себе жениха, говорили: «Ну, эта уж совсем никудышная, если и на (чужой) свадьбе не нашла себе парня».

Несмотря на то что в конце XIX в. традиционные формы деревенского быта быстро исчезали, некоторые из них дожили до 1920-х годов. Так, церковные праздники потеряли свое прежнее значение, а встречи и «немое гуляние» молодежи около церкви сохранялись. Местом встречи оставались общие танцы на свадьбах, ярмарки, где парень мог пригласить девушку прокатиться на карусели, зайти в балаган, угостить ее лимонадом — словом, завязать или поддержать знакомство.

До конца XIX в. в некоторых местностях Финляндии еще сохранилась старая традиция посещения парнями девушек по ночам. Этот обычай своими корнями уходил в далекое прошлое и был довольно широко распространен в Европе — в Германии, Австрии, Швейцарии, Скандинавских странах, в Эстонии и др. На его происхождении нет необходимости останавливаться, существующие гипотезы достаточно хорошо освещены в литературе. Считается, что в Финляндию этот обычай проник из Скандинавии. У финнов он известен под множеством местных названий: «ночной бег», «ночное хождение», «хождение в клеть», «попытка», «стремление» (yöjuoksu, yöjalassa käynti, luuhalla käynti, pyrkiminen) и т. д. В XIX в. «ночное хождение» было известно в Финляндии в двух формах — коллективное и одиночное.

Оно начиналось весной, когда девушки переходили спать в клети. В одних местах это происходило на 1 мая (вальпургиев день), в других — на пасху. Право на «ночное хождение» имели только взрослые парни, прошедшие конфирмацию, и девушек посещать они могли лишь конфирмованных. При коллективном «хождении» парни с наступлением темноты шли компанией из одного двора в другой. Подойдя к клети, они просили впустить их. Девушки спали обычно по двое или по трое в одной клети. Одна батрачка вспоминала: «У меня был лутти (клеть), а у хозяйских дочерей — верхняя камора. В одной клети (нас) было три служанки». При коллективном хождении получить разрешение войти в клеть было нетрудно. Парни входили в помещение, кто-то усаживался, кто-то оставался стоять в дверях, вели беседу, шутили, а их предводитель выступал как бы сватом — просил за того из парней, кто хотел остаться. Затем все, кроме «сосватанного», шли дальше. Поведение молодого человека, остававшегося на ночь с девушкой, было строго регламентировано: ему разрешалось снять куртку, сесть на край кровати, лечь рядом с девушкой. Но интимной близости не допускалось. Если парень пытался перейти рамки дозволенного, он рисковал быть исключенным из числа «ходящих». «Если что… уходили на другую кровать… если парень приставал, девушка уходила с кровати… За всю жизнь лишь одного такого видела», — вспоминала в 1930-е годы одна женщина. Юноша при каждом очередном ночном выходе мог оставаться у разных девушек, пока не находил себе пару.

Нередкими были случаи соперничества из-за девушек. Особенно рискованно было ходить в чужую деревню: местные парни могли избить чужака.

Коллективные формы ночного хождения дольше всего сохранялись в Похьянмаа. В остальной Финляндии парни ходили поодиночке, что явно было уже пережиточной формой обычая. К концу XIX в. одиночное хождение довольно устойчиво сохранялось только у финнов Карельского перешейка. На юго-западе страны оно почти исчезло и осуждалось обществом. При хождении в одиночку парень не без труда получал разрешение войти в клеть, которая была заперта. Обычно он долго стучал в дверь или заднюю стену клети и просил впустить его. Существовали даже определенные традиционные формы таких просьб, например: «Вставайте, девушки, когда парни пришли к вам в гости, откидывайте крючок, отмыкайте замок. Пустите нас в свое общество».

Парень старался, чтобы родители девушки не услышали его, так как отношение к ночным визитам было неодобрительным, и если молодого человека замечали, то прогоняли.

В Похьянмаа устойчивы были и традиции деревенского контроля за поведением молодежи. Если юноша начинал посещать одну и ту же девушку, он и женился на ней. Родители всегда знали о том, кто ходит к их дочери, хотя формально визиты и происходили тайно. Поэтому если они сразу не вмешивались в дело, то это означало их молчаливое согласие. Ночное хождение обычно продолжалось в таком случае год-два, затем парень шел просить руки девушки, сватовство обычного типа здесь отсутствовало.

Большинство свидетельств подтверждает, что и при постоянном «посетителе» девушка не допускала с ним интимной близости. Деревенские сплетницы следили за тем, когда после вступления в брак рождался ребенок, и слишком быстрое его появление считалось позором для молодки. Иногда, правда, случалось, что молодая пара все же нарушала эти нормы в надежде, что легче будет получить согласие родителей на брак.

Исследователи отмечают, что там, где ночное хождение в традиционной форме исчезло, более часто рождались внебрачные дети в результате посещений, не контролируемых обществом. В основном это относится к юго-западным районам страны, где социальное расслоение крестьянства привело к появлению большого слоя батраков.

В XIX столетии сватовство, представлявшее собой, как правило, сложный ритуал, было обычным. В подыскании невесты или жениха немалую роль играли полупрофессиональные или профессиональные свахи, однако их функции оканчивались после того, как договаривались о приезде сватов. Сват (kosjamies, puhemies) был важной фигурой в предсвадебных обрядах до конца XIX в., а кое-где и в начале XX столетия. В роли свата выступал кто-нибудь из ближайших родственников парня — дядя, крестный, хотя можно было обратиться и просто к уважаемому соседу. Обычно сват был один, но в провинции Хямэ было принято посылать двух сватов, в Уусимаа, если сваты ехали по предварительной договоренности, их могло быть и больше. На юго-востоке страны сватом мог быть и отец парня. У батрака, жившего вдали от родных, сватом был хозяин двора, где он работал. От приглашения в сваты отказываться было не принято.

Сватовство распадалось на два этапа: сватовство, или «запрос» (kosinta, kosimine, naiman meno, kysyjäiset, sulhasena käydä), и обручение (kihlaus). Последнее соответствовало русскому сговору, или рукобитию. Нередко свататься ехали без предварительной договоренности, но все же чаще заранее испрашивали на это разрешение.

В первый приезд, при сватовстве, сваты должны были изложить свое предложение и оставить залог-кихлат (kihlat). Разумеется, в каждом случае ход предсвадебных обрядов мог иметь те или иные особенности. Это зависело от степени знакомства самих молодых людей и их родителей, немало было и местных различий.

Так, в некоторых местностях (Саво, Куусамо) сват мог проводить весь первый этап сватовства один. Лишь после того, как девушка принимала от него кихлат в знак согласия, он приезжал с женихом. У финнов Карельского перешейка соблюдались старые традиции многоступенчатого сватовства и было много особенностей в деталях обряда. Сначала сват или кто-нибудь из домашних жениха отправлялся испрашивать разрешения на приход сватов, затем приезжали жених со сватом. Они «оплачивали», или «отмечали» (rahominen, merkkiminen), девушку, оставляя денежный залог, — это было равноценно сватовству. Затем происходило знакомство обоих «родов». Родственники встречались обычно в церкви и после службы собирались в мирской избе, где невесте вручали кольцо и пили харьякайсет (harjakaiset) в знак согласия обеих сторон. Только затем следовало обручение.

Сваты старались проводить выезд торжественно, но незаметно, в сумерки, чтобы не видели соседи. Тайна соблюдалась отчасти во избежание огласки в случае отказа, а также чтобы «не сглазить» удачу. Сват и жених надевали праздничную одежду, ехали в парадной повозке, на лучшей лошади. Свату полагалось брать с собой дорогую трубку и кисет. На счастье брали разные обереги, например угли из домашнего очага. Если по дороге первой встречалась женщина, лучше было сразу вернуться домой.

По прибытии в дом сваты вели себя сообразно местным обычаям. В некоторых районах было принято чуть ли не с порога прямо переходить к делу. Но обычно гостей приглашали сесть, и они, не раздеваясь, садились за стол, вели разговор о погоде, других отвлеченных вещах, курили и лишь потом начинали переговоры. Суть дела излагали обычно прямо: «Раньше мы к вам просто ходили в гости, а сейчас пришли сватами» или же так: «Пойдет ли ваша дочь за сына такого-то». На Карельском перешейке, правда, еще соблюдался обычай иносказаний о пропавшей телке или ушедшей от охотника дичи и т. п.

По поведению хозяев сват угадывал, как относятся к их предложению. Это выражалось по-разному. Даже если прием был любезный и хозяева угощали их кофе, кормили их лошадей, это еще ничего не значило: посещение сватов всегда было честью и поднимало цену девушке. Если во время переговоров ее не приглашали в комнату, это означало окончательный отказ. При благоприятном ходе событий гостям предлагали раздеться (иногда после того, как они уже пили кофе в шубах) или приглашали в чистую половину. В этом случае сват выкладывал и залог — кольцо, деньги или иной подарок, — согласно местным обычаям и состоятельности жениха. Сватовство могло завершиться окончательным решением о браке. Это происходило тогда, когда обе стороны были хорошо знакомы, вопрос был предварительно обсужден родителями между собой и т. п.

При обычном ходе сватовства окончательное решение принималось на втором этапе, а на первом же получали лишь предварительное согласие, если, конечно, не было отказа. Так, если девушка не брала залога, оставляя его на столе, это был окончательный отказ. Если же брала, то это значило, что предложение будет обдумано. Беря залог, девушка соблюдала «меры предосторожности»: избегала брать подарок в руки, старалась смахнуть его со стола в передник или корзину для шерсти. Сваты же стремились достигнуть противного — был известен даже обычай опускать платок с залогом за ворот одежды девушки, чтобы он коснулся ее тела: предполагалось, что после этого она «присохнет» к парню.

Следует отметить, что девушка в ходе сватовства проявляла некоторое участие — отвечала, согласна ли принять предложение, брала залог, но у парня была совершенно пассивная роль — ему не полагалось ничего ни говорить, ни делать.

Родители девушки, если жених им решительно не подходил, прибегали к какой-нибудь вежливой отговорке: невеста молода и т. д. Но никогда не было речи о том, что жених им не нравится, это было бы оскорблением. Тем не менее в случае неудачи сваты обижались и в отместку старались «отвадить» от этого дома других женихов: выходя, они могли плюнуть в очаг, закрыть дверь левой ногой. Хозяева же стремились немедленно оберечься от «порчи»: они засыпали след уехавших горячей золой, заметали его печным веником и т. д.

Оставленный сватами залог считался их односторонним обязательством. Ответного залога они часто не получали, а если девушка и давала какую-нибудь вещь, чаще всего платок, то это было лишь символом того, что у нее хранится залог-кихлат. В течение определенного срока (одна — три недели) залог можно было вернуть жениху. Решающим моментом было традиционное посещение невестой дома жениха — после этого следовало или вернуть залог, или проводить сговор.

Вне зависимости от этого девушка, не сообщая своим родителям, могла через несколько дней после сватовства отослать залог (с какой-нибудь деревенской старухой) жениху. Это означало, с одной стороны, что у девушки есть и другие претенденты, а с другой — позволяло и жениху отказаться от его предложения (ведь иногда парень видел девушку при сватовстве впервые). По некоторым данным, если девушка действительно хотела отказать жениху, то к его залогу она добавляла какую-нибудь вещь — платок, варежки и т. п. Обычно жених, получив обратно кихлат, тут же вез его вновь невесте, подтверждая свое предложение.

Посещение невестой дома жениха проходило по-разному в зависимости от обстоятельств и местных традиций. Весьма разнообразны и наименования этого визита в разных частях страны. Наиболее распространенными были «смотрины дома (или двора)» (kodinkatsonta, talonkatsojaiset) или «места для прялки» (rukin siijan katsominen); кроме того, известны названия «неделя (проверки) годности», «невестина неделя», «штанная неделя» (kelpausviikko, morsiusviikko, housuviikko) и др.

Если семья жениха была мало известна, «смотрины» его дома были настоящими: девушка отправлялась туда с отцом, который смотрел скот, поля и т. д., чаще же ее сопровождал кто-нибудь из старших женщин — замужняя сестра, тетка и т. п. Визит мог быть коротким, но обычно девушка оставалась в доме жениха на неделю, выполняя при этом какую-либо чистую работу: ткала, шила, вязала. В некоторых местностях она должна была сшить жениху верхние и нижние штаны, а также чинить белье, штопать носки, что и отразилось в некоторых приведенных выше названиях визита невесты.

В Похьянмаа девушка нередко отправлялась в дом жениха на «неделю пригодности», т. е. во время жатвы, и должна была показать, как умеет работать. Одна женщина из Похьянмаа рассказывала, что в свое время в доме жениха всю неделю работала на мятье конопли, вставая в 3 часа утра.

В Варсинайс-Суоми и Уусимаа посещение невестой дома жениха происходило только после церковного оглашения, т. е. перед самой свадьбой, и имело иную цель. Приезжая на «гощение» (morsiankesti), невеста привозила родственникам жениха подарки; раздача их на свадьбе, как это было принято ранее, здесь исчезла.

Итак, если после визита в дом жениха девушка (или, точнее, ее родители) решала принять предложение, сваты приезжали уже для проведения обручения. Обручение имело юридическую силу и после него в случае нарушения договора о браке пострадавшая сторона могла обращаться в суд. Значимость обручения в народе была столь велика, что в прошлом молодая пара после обручения нередко начинала супружескую жизнь, не дожидаясь ни венчания, ни свадьбы, на что часто жаловались пасторы. После обручения парень уже назывался женихом (sulhanen, ylkä, yrkä), а девушка невестой (morsian). Девушку продолжали так называть и после выхода замуж вплоть до рождения ею первого ребенка.

Формы обручения были очень разнообразны. Не останавливаясь на всех локальных вариантах, отметим, что основные различия наблюдались между западной и восточной частями страны, хотя к концу прошлого века их граница настолько передвинулась, что ареал восточнофинской обрядности занимал лишь узкую юго-восточную часть финляндской Карьяла.

Характерной чертой восточнофинского обряда обручения было участие в нем родни невесты. Родственники не только присутствовали, но и одаривались сватами, что подчеркивало их роль в заключаемом соглашении.

Невеста обычно получала из рук жениха подарки, которые, как и залог, назывались «кихлат», и давала ему в ответ какую-нибудь вещь собственного изготовления (варежки, носки), после чего они обменивались рукопожатием. Отцу и матери невесты сваты вручали «головные деньги» (pääraha), которые рассматривались в народе как возмещение родителям расходов на воспитание девушки. Даже бедняки старались иметь в качестве «головных денег» серебряную монету. Нередко это была сумма, равная стоимости коровы. Правда, отец, получивший «головные деньги», как правило, отдавал их потом дочери, и они возвращались в хозяйство ее мужа. Деньгами одаривались и родственники девушки, часто у сватов была для этого припасена целая груда медных монет. Деньги бросали также на пол — «кошке» (их подбирали дети) и за печь — «домовому».

Сваты, в свою очередь, обыкновенно получали подарки в виде разных текстильных изделий, изготовленных невестой.

В западной части Финляндии родня обычно не присутствовала на обручении. В Варсинайс-Суоми считалось, что на этой церемонии вообще не должно быть никого, кроме родителей невесты. В Хямэ, напротив, это событие отмечалось очень празднично, устраивались угощение, танцы, но гостями были преимущественно соседи, а не родня.

В прошлом церковь пыталась «включиться» в обряд обручения и требовала обязательного присутствия на нем пастора. Он читал молитву, передавал невесте подарок жениха и разнимал их руки после рукопожатия. С того времени, как оглашение брака в церкви и венчание прочно вошли в быт, заключение брака оказалось уже под достаточным контролем церкви и присутствие пастора на обручении отпало. В ритуале, однако, сохранились чтение молитв, пение псалмов, чем руководил обычно сват.

Подарки-кихлат, которые получала невеста в ходе сватовства, передавались ей чаще всего в два приема: одна часть при сватовстве, другая при обручении. Хотя в обоих случаях подарки назывались «кихлат» (буквально: «залоги»), значение их было различным. Кихлат, взятые при сватовстве, можно было вернуть, после обручения это уже был подарок, обязывающий вступить в брак.

При обручении в разные времена дарили различные вещи, не говоря о том, что их ценность и количество зависели от состоятельности жениха. «Бедные имели только шелковый платок, у богатых были припасены серебряные рубли». В кихлат обычно входили какая-то сумма денег (богатые люди специально копили серебряные и даже золотые монеты), украшения (фибулы, броши, серьги), упоминаются серебряные и мельхиоровые ложки, а также некоторые предметы одежды. Практически обязательным были один или два (большой и маленький) головных шелковых платка, нередко дарили ткань на платье, башмаки. Богатые крестьяне дарили также золотые цепочки, медальоны, позже часы. К концу XIX в. в состав кихлат вошло и кольцо, у богатых — золотое, но чаще серебряное. Бедняки не имели возможности купить кольца и даже для венчания одалживали их у знакомых. Когда невеста шла в церковь, она надевала украшения и платки, полученные при обручении.

Наряду с кихлат жених дарил невесте в предсвадебный период и другие подарки, преимущественно вещи, сделанные им своими руками: украшенные резьбой или росписью лопасти для прялки, шпулечницы, стулья, грабли и т. д.

Следует сказать, что Финляндия не знала характерного для некоторых народов, в том числе для шведов, обмена подарками между женихом и невестой. Там, где в Финляндии обычай делать подарки жениху невестой получил распространение, он был явно заимствован от местного шведского населения. Известно, что на северо-западе невеста дарила жениху плетеные вожжи с кистями, красивую санную полость, и по выезду было видно, что едет жених. Кроме того, она готовила ему в подарок нижние штаны, рубаху и носки, которые жених надевал, когда шел в церковь на оглашение.

Со временем старинные традиции отмирали, распространялись новые обычаи. К числу их относятся и совместные поездки жениха и невесты для покупки подарков-кихлат, причем уже после оглашения брака в церкви. Жених и невеста отправлялись в ближайший город: он покупал подарки для нее, а она — недостающие вещи для приданого, приобретались также припасы для свадебного пира. Иногда им приходилось сначала продать привезенные из дому товары и уже потом на вырученные деньги покупать необходимое. Как рассказывала одна женщина, у них с женихом было три бочки дегтя, которые они свезли в Коккола, продали там по 15 марок и купили два платка — из эластика и муслина, а также серьги и серебряное кольцо.

К началу XX в. предсвадебные обряды стали исчезать, молодежь постепенно получала все большую независимость в выборе брачного партнера. При этом уходил в прошлое и сам обряд сватовства, часто молодые люди уже не просили у родителей разрешения на вступление в брак, а прямо объявляли им о помолвке. Правда, девушки обычно держали мать в курсе дела, но парни молчали до последнего момента.

Народные предсвадебные обряды заканчивались описанным выше обручением, за ним следовало оглашение брака в церкви (kuulutus). С просьбой об оглашении к пастору обращался жених вместе с отцом или сватом. За оглашение следовало уплатить церкви установленную денежную пошлину, и по традиции невеста приносила пастору подарки: рубаху, носки, яйца, масло и т. п. Три воскресенья подряд пастор после службы объявлял с кафедры о предстоящем браке.

Особо следует сказать о том, что сравнительно новый в предсвадебных церемониях праздник оглашения во второй половине XIX в. стал заменять у неимущих слоев населения свадьбу. В западных и северных районах, прежде всего в Похьянмаа, батраки и вообще бедняки только этим праздником — «найтайсет» и отмечали вступление в брак, а в церкви венчались затем без всяких торжеств. Так, из Южной Похьянмаа есть определенные сообщения о том, что «свадьба с венчальной короной» была лишь у богатых, у бедноты — только «найтайсет». Беднота не имела средств для проведения дорогостоящей традиционной свадьбы. К тому же батраки часто были оторваны от своей родни, что, с одной стороны, делало их в определенной мере независимыми, а с другой — лишало смысла многие моменты традиционной свадьбы. Например, такая церемония, как переезд невесты в дом жениха, была невозможна для наемного работника, поскольку он жил в чужом дворе. И когда в XIX в. на западе страны свадьба стала демонстрацией высокого социального статуса вступавших в брак, декларацией появления нового дворохозяина, — это, конечно, касалось лишь богатых крестьян.

Беднота стала отмечать как праздник именно оглашение и считать этот момент ритуала общественным признанием брачного союза не случайно: в крестьянской среде бытовало убеждение, что оглашение, как и традиционное обручение, дает молодой паре право на начало супружеской жизни, поскольку о браке было заявлено публично. Есть сведения, что в прошлом после оглашения жених привозил невесту на неделю к себе в дом, и с этого времени им стелили общую постель. Также и когда после оглашения жених приезжал в гости к невесте, считалось само собой разумеющимся, что он проводит с ней и ночь, ему даже не предлагали отдельной постели.

Перед оглашением пастор обычно проверял знание молодыми людьми катехизиса и умение читать — у лютеран это рассматривалось как обязательное условие для вступления в брак. В XIX в. далеко не все финские крестьяне были вполне грамотны. Часто их знания ограничивались тем, что они успевали за две-три недели получить в конфирмационной школе. Считалось, что жених и невеста должны посетить одно из оглашений (только в провинции Карьяла это не было обязательным). Согласно существовавшей примете, у того, кто не пошел на оглашение, родятся глухие дети. В церкви жених и невеста сидели порознь. После оглашения они обычно ехали в дом невесты, а в некоторых местностях — к жениху.

По случаю оглашения устраивался небольшой праздник; он был характерен для западной части Финляндии и известен под множеством местных названий. Наряду с основным — кулиайсет (kuuliaiset) — бытовали также термины кихлайяйсет и найтайяйсет, т. е. этот праздник назывался так же, как праздник при обручении. В прошлом было распространено представление, что, огласив имена вступающих в брак, пастор «сбрасывал их с крыши церкви» (или с церковной кафедры). Вследствие этого молодые будто бы начинали хромать и танцевали на празднике с клюкой. Отсюда праздник получил название «костыльного», «праздника хромания», «танца с клюкой» (raatulit, kraatulit) и т. п. Праздник этот был относительно новым, возникшим под влиянием шведского населения страны. Участвовала в нем преимущественно молодежь, угощение было обычно скромным — кофе, булочки, напитки. Устраивались и танцы, причем приглашали музыканта, а если позволяли средства, то и нескольких. Иногда молодая пара получала при этом какие-нибудь подарки: шерсть, лен, посуду, деньги и т. п. Свадьба справлялась обыкновенно через несколько месяцев после оглашения, но иногда через неделю после третьего оглашения.

Период между помолвкой (или оглашением) и свадьбой невеста использовала для завершения подготовки приданого и подарков родне жениха. В это же время она по традиции должна была провести «сбор приданого», обходя деревню с сообщением о свадьбе и получая в ответ различные подарки. Сбор приданого, или «помощи» невестой имел множество локальных названий: «хождение за подарками», «езда за приданым», «сбор приданого» (annoksilla käynti, kapionajo, kapionkeruu). На юго-востоке он назывался «хождение волками», «битье волчьей шкуры» (susiminen, sudennahan pieksäminen). Эти термины, видимо, связаны с одним из традиционных иносказательных названий жениха — «волк».

Сведения о «собирании приданого» у финнов имеются начиная с позднего средневековья, такое «хождение за подарками» известно также в Швеции, Эстонии, Ингрии. Считается, что в Финляндии этот обычай был результатом шведского влияния. По своему характеру он, несомненно, древний и восходит к традициям коллективной взаимопомощи. Этот обычай прочно вошел в финскую предсвадебную обрядность. Несмотря на неоднократные попытки запретить его административным путем, он начал исчезать только тогда, когда социально-экономическое развитие деревни изменило его значение в глазах сельского общества.

На сбор помощи невеста выходила со спутницей, которая называлась каасо (kaaso), йохтоо (johtoo от johtaa — «вести»), на юго-востоке — саува (sauva). Каасо — «спутница» — это термин, относящийся к старшей замужней женщине, которая во время свадебной церемонии находилась около невесты, руководя ею, а отчасти всем ритуалом. Сопровождать невесту при сборе помощи могла и другая женщина, не только та, которая потом являлась каасо на свадьбе. Термин «саува» — «дорожный посох», — видимо, символически определял роль спутницы. Каасо могли быть в зависимости от традиции или обстоятельств разные лица: тетка, старшая сестра, у православных — крестная, иногда просто пользовавшаяся уважением соседка. В прошлом роль каасо была почетной и труд ее — безвозмездным. Позднее для сбора помощи нередко приглашали какую-нибудь бедную женщину, выделяя ей часть полученных подарков или определенную денежную сумму, что свидетельствует, безусловно, об отмирании обычая.

Как велика была округа, в которой невеста собирала подарки, установить трудно, видимо, здесь не было единообразия. Обычно она обходила свой приход, иногда имела при этом свидетельство от пастора, что церковное оглашение состоялось. В некоторых местностях посещали лишь те деревни, где жили родственники жениха. Известно, что некоторые невесты ходили только к родным и знакомым, хотя, по старым обычаям, следовало обходить все дворы, иначе можно было обидеть хозяев.

Невеста и ее спутница надевали парадную одежду: невеста — выходное черное платье с шелковой шалью — подарком жениха — и украшениями, если они были в составе кихлат. Иногда она несла на руке несколько сложенных шалей и платков, как знак своего положения. Кроме того, она брала с собой нарядную наволочку или простыню, куда складывала подарки.

Входя в дом, невеста со спутницей могли обнаружить, что он пуст и хозяева спрятались от сборщиц. Обычно это было шуткой, но если хозяева прятались всерьез, гостьи могли и отомстить, например бросить башмак в котел с кашей, запихнуть курицу в маслобойку под мутовку и т. п.

Когда хозяева появлялись, каасо произносила традиционную фразу: «Мы за помощью невесте» или нечто в этом роде, называла себя и представляла невесту. Сопровождающей следовало быть находчивой и бойкой: разговор с хозяйкой вести весело, в шутливом тоне. Невеста же все это время сидела «как немая». Обычно посетительниц угощали, чаще всего подавали кофе. Им давали необработанные лен и шерсть, а также полотенца, варежки, носки, мыло, деньги. Невеста складывала подарки, присматривая, чтобы хозяева не сунули среди них в шутку поильный рожок для младенца, вырезанную из картофелины фигурку ребенка, обглоданную кость или старую туфлю.

Обыкновенно невеста со спутницей ходили пешком, но иногда жених утром привозил их на лошади в ту деревню, где они должны были собирать помощь, а вечером увозил обратно.

Отношение к сбору помощи в крестьянской среде было двойственным: известно о жалобах крестьян на обременительность таких сборов, с чем, вероятно, и были связаны запреты этого обычая, издаваемые властями и церковью. Возможно, случались и злоупотребления (именно поэтому невеста и запасалась пасторским свидетельством). Вместе с тем есть данные, что и после административных запретов крестьяне продолжали проводить сбор помощи и поддерживали эту традицию. Исчезать она начала прежде всего на западе и юго-западе страны, где дочери богатых крестьян стали считать ее унизительной, признаком бедности. В описываемый период девушки из богатых семей или вообще не ходили по дворам, или посещали только близких родственников. Некоторые девушки отправлялись за «помощью» тайно от жениха, если тот не одобрял этот обычай. Несомненно, что для бедных невест «помощь» была большим подспорьем. Дольше всего обычай сохранялся на юго-востоке страны, отдельные сведения о сборе помощи там относятся к 1920-м годам.

Обычай «хождения» постепенно утрачивал былой характер взаимопомощи, напоминая скорее меновую торговлю. Одна невеста из Похьянмаа рассказывала, что она отправилась в Хямэ, чтобы собрать там себе льна. Девушка несла с собой мелкий лавочный товар: напильники, иголки, краски и т. п. Взамен она получила необработанный лен, обработала его и соткала вещи для приданого и подарки жениху. Упоминается, что иногда невеста со спутницей несли с собой кофейник и кофе и, приходя в дом, варили хозяевам угощение. Известно, что невесты даже продавали собранные лен и шерсть в городе и покупали себе необходимое в магазине. Все это свидетельствует об отмирании обычая «хождения за помощью».

Подаренные лен и шерсть невеста должна была обработать и использовать для приданого и свадебных подарков родне жениха. Правда, приданое девушка готовила заранее с того момента, как научалась рукоделию, постоянно пополняя свой сундук и вешая в клети свои изделия — варежки, носки, тканые вещи. Сохранились описания того, как девушки выходили пасти скот, беря с собой веретено или спицы. Особенно это было характерно для юго-восточных районов, где первая раздача подарков невестой проводилась сразу после оглашения. Нередко время от оглашения до венчания определялось сроком, который был необходим для окончательной подготовки приданого.

В Южном Похьянмаа в прошлом невеста после обряда венчания даже оставалась на всю зиму в отчем доме (отсюда названия — «невестина зима», «невестин год» — morsiustalvi, morsiusvuosi), чтобы приготовить достойные подарки всей родне жениха. В восточной части Финляндии, в провинциях Карьяла и Саво в XIX в. после оглашения проводили еще один обряд — лиито (liito — союз, соединение). За некоторое время до предполагаемого дня свадьбы отец жениха шел в дом невесты, чтобы окончательно решить вопросы о сроке свадьбы, числе гостей, количестве подарков и т. д. Во время этого визита он дарил невесте, а иногда и ее матери башмаки. Жениху полагалось сшить эту обувь собственноручно, хотя с течением времени ее сменила покупная.

О дарении невесте башмаков непосредственно перед свадьбой или при обручении имеются данные из разных концов страны. Обычай этот известен у многих народов западноевропейских стран, а также русских, литовцев и др. Исследователями неоднократно выражалось мнение, что в прошлом подаренная обувь служила символом подчиненного положения человека, получившего дар, или его принятия в другой род или семью.

В предсвадебный период невеста занимала в родительском доме особое положение — это было «время невесты» (morsianaika). Она освобождалась от повседневной работы. Так и сказала одна девушка: «Я ничего не делаю, я — невеста». Однако на самом деле она поднималась раньше всех и ложилась позже всех — готовила приданое. Известны специальные помочи, на юго-востоке даже регулярные посиделки, на которых подружки невесты помогали готовить ей приданое и подарки. Они обрабатывали лен, чесали шерсть, вязали носки и варежки, вышивали головные уборы, рубахи и т. д., вязали или плели кружева. Такие помочи часто заканчивались танцами, а, уходя домой, подружки брали с собой какую-нибудь работу (довязывать варежки, прясть шерсть и т. п.). В богатых семьях приглашали портных-ремесленников, которые шили в основном верхнюю одежду невесте и — если в число ее подарков включалась одежда для жениха, — то и эти вещи.

* * *

Народный свадебный ритуал с его многочисленными обрядами был очень изменчив. Состав обрядов и их символика, свадебные чины и их роль менялись с течением времени. Многочисленны были местные особенности, да и каждая конкретная свадьба имела своеобразие. Поэтому свадебную обрядность весьма сложно систематизировать для выделения типов свадьбы и их ареалов.

M.-Л. Хейкинмяки предложила классификацию финской свадьбы, подразделяя ее формы по следующим признакам: 1. проведение свадьбы в одном или двух домах; 2. место проведения (дом жениха или дом невесты) основных свадебных церемоний: венчания, первой брачной ночи, одевания невесты в костюм замужней женщины; 3. наличие раздельных (жениха и невесты) или общих гостей. Согласно этим принципам, выделяется прежде всего восточнофинский тип свадьбы, распространенный в Саво и Карьяла. Восточнофинская свадьба сохранила много архаических черт, в том числе ритуальное проведение ее в двух домах — жениха и невесты, это так называемая двусторонняя свадьба (аналогичная эстонской «двухконечной»). В доме невесты праздновались «уходы» (läksijäiset), а в доме жениха собственно свадьба — хяят (häät).

Характерно, что в восточнофинской свадьбе даже в конце XIX в. церковное венчание не заняло определенного места в кругу традиционных народных обрядов. Оно могло проводиться как до свадьбы, так и после нее. В конце XIX — начале XX в., когда еще справлялись «двусторонние» свадьбы, венчались обычно утром в день свадьбы. Невеста и жених, каждый из своего дома, отправлялись в церковь, а после венчания разъезжались по домам.

После полудня у них собирались гости. Обе семьи приглашали своих гостей каждая в свой дом, и большая часть их там все время и оставалась. Званые гости шли на свадьбу не с пустыми руками, они несли припасы для общего стола: хлеб, масло, мясо и т. п. Эта помощь оказывалась весьма существенной, так как свадьбы даже в бедных домах были многолюдны, поскольку следовало приглашать всю родню. На столе все время свадьбы должна была быть какая-нибудь еда, ибо это, по повериям, предопределяло достаток в новой семье.

Прибывших гостей угощали, иногда для них топили баню и ожидали приезда жениха. Жених тем временем принимал и угощал своих гостей, а к концу дня часть их вместе с женихом ехала за невестой. Более ранние материалы (конца XVIII — начала XIX в.) свидетельствуют, что у жениха было всего один-два сопровождающих, но с течением времени их число увеличилось, и в описываемое время с женихом ехало пять-семь мужчин, иногда и женщина-каасо (с его стороны). Дружина жениха называлась «сопровождающими», «приводящими» (juohtoväki), а каждые член — «сватом». Перед выездом проводились различные магические действия. Например, старший сват клал одну пушинку жениху под пятку, другую — под подрез саней, чтобы лошадь хорошо бежала и т. п. Соблюдалась традиция присесть перед выездом, затем поднимались и с пением псалмов шли к саням.

По прибытии к дому невесты дружина просила принять их на ночлег, так как они «потеряли дорогу», или «ищут ушедшую дичь», «заблудшую скотину» и т. п. Хозяева же дома подозревали, что прибывшие — разбойники или контрабандисты и требовали «паспортов». На расспросы, откуда они прибыли, сваты отвечали что-нибудь вроде того, что «мы из Пасхального прихода, из Вознесенского двора, что по ту сторону Рождества». В качестве «паспорта» сваты передавали хозяину двора бутылку водки, но иногда у них бывал и шуточный «паспорт» с перечислением всех участников.

В одних случаях прибывших сразу вели в дом, в других сначала в клеть, где поили кофе, а потом уже следовало приглашение в дом. Во время угощения в доме происходил сбор денег в пользу невесты. Иногда прибывших перед трапезой угощали пивом, иногда на стол ставили миску с кашей (rahapuuro — «денежная каша»), за угощение гости давали деньги: клали их на стол или в специально поставленный там пустой ковш, покрытый полотенцем.

К концу трапезы подавали традиционное «разлучное» блюдо — кашу, щи или гороховую похлебку. Перед отъездом собранная в дорогу невеста сидела за столом рядом с женихом, но не на пристенной скамье, а с противоположной стороны стола, на приставной скамье. Вставая, она должна была сломать свою ложку и бросить ее за порог, а скамью опрокинуть ногой, «чтобы не тосковать по отчему дому». Иногда невеста брала с собой горсть пепла из очага или горсть земли со двора, чтобы ей было лучше жить на новом месте.

При отъезде невесте полагалось плакать и причитать. Если она не начинала делать этого своевременно, ей напоминали старшие женщины: «Не плачешь здесь, будешь плакать там». Женщины пели при этом «отъездные песни»: в одних корили жениха, его род и дом, рисовали тяготы замужней жизни, в других поучали невесту, как следует почитать старших в новом доме и т. д.

На востоке Финляндии дольше, чем на западе, в повседневном быту носили народную одежду, и праздничный комплекс женского костюма невеста надевала на свадьбу. При этом сохранялся обычай на время поездки надевать невесте полотенчатый головной убор — хунту (huntu) особым способом: один конец его закрывал лицо. В некоторых местностях поверх хунту повязывали особое «головное полотенце» (pääpyyhe), которое одним углом закрывало лицо невесты. Таким образом, невеста ехала на венчание и в дом жениха с закрытым лицом, чтобы избежать воздействия злых сил. Головное полотенце было свадебным убором, но кое-где молодая надевала его при выходе из дому вплоть до первого визита к своим родителям, по другим сведениям — некоторое время носила его на руке, идя в церковь, как символ своего нового семейного положения.

Вместе с невестой в дом жениха ехали некоторые из ее гостей, обычно их было вдвое больше, чем в приезжавшей дружине жениха. Этих гостей невеста должна была заранее пригласить сопровождать ее, иначе они — в случае приглашения в последний момент — могли отказаться от поездки, что было бы бесчестьем для невесты. В состав поезжан никогда не входили родители невесты. Они оставались дома с остальными гостями.

В момент отъезда в доме поднимался страшный шум, считалось, что это обеспечит мирную совместную жизнь молодых. На отъезжавшую пару приходили взглянуть и незваные гости. Уезжали, как правило, поздно ночью или даже под утро, не исключено, что также во избежание опасностей, угрожавших со стороны «злых сил». Вообще о благополучии поезда должен был заботиться старший брат, предпринимавший различные магические действия для защиты от сглаза и других форм недоброжелательства.

По пути следования молодую пару встречали местные жители: они разжигали костры, стреляли из ружей. Поезд двигался быстро, считалось, что лошадей нужно гнать во весь опор. Однако остановки для угощения встречавших — им давали обычно пиво или вино и булки — были обязательны. При въезде повозки с новобрачными во двор жениха к ней бросалась ожидавшая прибытия невесты молодежь: тот, кто первым успевал схватиться за дугу, снимал ее и бросал через крышу, другой выпрягал лошадей, за что оба получали от невесты подарок — тканые пояса или подвязки.

Иногда и в доме жениха повторялась вся церемония принятия «заблудившихся путников»; сват шел в дом просить ночлега, предъявляя «паспорт» — бутылку вина и т. д.

Невесту вводили в дом, соблюдая различные предосторожности: дорогу от повозки до дверей устилали шубами и овчинами или несли невесту на руках. Известно, что в прошлом невеста кланялась земле и ее духу-хранителю, произнося традиционные формулы обращения к ним, хотя в описываемый период этот обычай уже исчез. В доме она должна была прежде всего коснуться печи, бросить за нее монету, положить в топку несколько поленьев.

Как только невеста садилась за приготовленный для свадебного пира стол, на колени ей сажали маленького мальчика и желали ей при этом «девять сыновей и одну дочь».

По старой обрядности первая брачная ночь в восточной части Финляндии проводилась в доме жениха. Если по каким-либо причинам отъезд из дома невесты был отнесен на утро, то в ее доме молодые спали порознь, причем с невестой спала женщина-каасо.

Особо устойчиво традиции первой брачной ночи сохранялись в юго-восточных районах Финляндии. Для молодых готовили постель в клети, даже если это было зимой, и только в самые сильные морозы — в бане. Молодые шли туда в сопровождении свата и каасо, которые раздевали их и уходили, запирая дверь снаружи. Утром их шумно будили и приносили воду для умывания. Затем следовало облачение молодой в одежду замужней женщины. Это касалось на деле только головного убора, так как платье для свадьбы у девушки было обычно одно, в котором она была все время, исключая те моменты, когда надевала будничную одежду, чтобы помочь по хозяйству.

На востоке страны довольно долго у замужних женщин сохранялся полотенчатый убор — хунту. Его постепенно вытеснил западнофинский полужесткий чепец-лакки, или мюссю. Соответственно головному убору обряд надевания его назывался хуннутамине, лаккитамине, мюссюйяйсет. Известен также термин «каасотамине», так как убор на молодую надевала женщина-каасо.

Обряд надевания головного убора замужней женщины в прошлом веке особенно устойчиво держался в Южной Карьяла и Саво, а также на юго востоке Хямэ и востоке Уусимаа.

У замужней женщины волосы скручивались пучком на затылке или обертывались вокруг головы, и ни одного волоска не должно было быть видно из-под головного убора. Впоследствии молодая уходила причесываться в баню или клеть, чтобы никто не видел ее с непокрытой головой. Известно, что даже в 1930-е годы замужние женщины не садились за стол, не кормили грудью ребенка и не входили в церковь с непокрытой головой.

Одним из важных ритуалов в конце свадебной церемонии была раздача невестой подарков. Символика этого обряда не представляет загадки: молодая делала подношения новой родне, чтобы быть благожелательно принятой в новый род. Характерен состав раздаваемых ею подарков: собственноручно изготовленные текстильные изделия, причем ближайшие родственники получали рубахи. По старинным представлениям, рубаха, соприкасаясь с телом, должна была породить у принявшего подарок симпатию к дарителю. Исследователи считают, что у некоторых народов, в том числе финнов, именно рубаху одевали на человека в знак принятия его и в семью или род. Собственноручное изготовление подарков невестой имело в прошлом несомненно определенное магическое значение, хотя в XIX в. это уже просто демонстрировало ее умение работать. Постепенно эта традиция также стала исчезать, и невесты, готовя подарки, пользовались и покупными материалами, например фабричной пряжей, а ткали и шили сами. В начале XX в. дарили на свадьбах даже не рубахи, а просто отрезы покупной ткани на рубаху, кофту, готовые платки и т. д.

В прошлом невеста должна была иметь нередко более сотни вещей, предназначенных для раздачи на свадьбе. Подарки (antimet, myynit, lahjat, kapiot) составляли значительную часть приданого. Некоторые из них были предназначены духам — хранителям дома. Обходя новое место жительства, молодая оставляла тканые пояса или другие небольшие вещи в хлеву, вешала на угол печи, на дверь клети и т. п. Основная часть даров раздавалась ближайшим родственникам жениха. Кроме того, небольшие подарки предназначались тем людям, которые выпрягали коней из повозки, сажали невесте на колени мальчика, приносили молодым воду для умывания после первой брачной ночи и т. п. Подарки обязательно получали сват, каасо, люди, которые помогали на свадьбе, в первую очередь повариха.

В тех случаях, когда молодая входила в большую семью, число подарков было огромным, при этом свадьба с подарками дольше всего сохранялась именно в тех местностях страны, где больше удерживались неразделенные семьи — на юго-востоке и в Похьянмаа.

Одна женщина из Пюхяярви вспоминала, что вышла замуж в семью, где ближайшей родни было 32 человека. К свадьбе ей нужно было приготовить 38 рубах и 60 тканых поясов и тесьмы. Другая невеста (из Аньяла) приготовила для раздачи 26 рубах, перевязанных тканой тесьмой. Существовали нормы и традиции, определявшие, кто из родственников и свадебных чинов должен был получить подарки и какие именно. Так, свекор получал рубаху, пояс, носки, варежки, платок, свекровь — платье (или юбку с кофтой), рубаху, чулки, варежки, платок и постельное белье, золовки — по две пары чулок и тканые подвязки, девери — носки и пояса. Сват также получал рубаху, пояс, носки, варежки, т. е. примерно то же самое, что и свекор. Каасо полагалось подарить носки, варежки, головной и носовой платки, остальным родственникам и стряпухам — подарки поменьше. Иногда и все гости получали небольшие подарки (варежки, носовые платки и т. п.).

Упоминания об одаривании невестой родни мужа в ходе свадьбы встречаются еще в средневековых источниках, причем, судя по ним, раздача проводилась в прошлом без особых церемоний. Одаривание же молодой пары гостями происходило особо и было последним этапом свадьбы. В описываемое время эти два обряда соединились в один ритуал.

Обычно молодые сидели за столом, перед ними стояло решето или деревянная миска для сбора подарков; рядом с молодой складывали ее дары.

Подарки раздавал один из ее родственников-мужчин, чаще всего брат. Он стоял около молодой, иногда даже на скамье, чтобы его лучше было видно. Каждый подарок он поднимал в воздух на рукояти кнута, громко называя имя одариваемого. Получивший подарок клал в решето деньги или обещал что-нибудь подарить: овцу, курицу, какое-то количество зерна. Активное участие в обряде принимал и сват, всячески вызывавший гостей на проявление щедрости.

Об окончании свадебного торжества хозяина дома объявляли, подавая на стол определенное «разгонное» блюдо. Обычно это было то же самое кушанье, которое подавалось в доме невесты перед ее отъездом в дом жениха: каша или гороховая похлебка, щи. Сразу после этого гости разъезжались, считалось неудобным ни уехать раньше, ни задержаться.

Как видно из изложенного выше, восточнофинская свадьба очень хорошо сохранила характерное для двусторонних свадеб трехчастное деление: 1) обрядность, символизирующую отделение невесты от своего рода и проводившуюся в ее доме (сепарация); 2) обрядность, проводившуюся в доме жениха, связанную с приемом невесты в род (агрегация); 3) этап переезда из дома в дом (лиминация), во время которого соблюдалось множество магических действий.

В этой свадьбе сохранился обычай раздельного приглашения гостей обоими сторонами, и они составляли два разных коллектива, из которых только небольшие группы — дружина жениха и сопровождающие невесты — посещали дом другой стороны. Характерно отсутствие родителей невесты на свадьбе-хяят в доме жениха.

В восточнофинской свадьбе еще держалась традиция раздачи подарков родне жениха, что должно было обеспечить ей доброжелательное принятие в род мужа. Сохранялась достаточно четкая последовательность ритуала с проведением в доме жениха первой брачной ночи и последующего обряда надевания молодой головного убора замужней женщины.

Характерно, что основными гостями на свадьбе были родственники с обеих сторон. Напомним также, что и при сватовстве в некоторых местностях юго-востока Финляндии родственники также играли важную роль, давая на определенном этапе свое согласие на брак («харьякайсет»). Главными свадебными чинами на восточнофинской свадьбе были представители старшего поколения: старший сват и женщина-каасо.

* * *

Западнофинская свадьба имела существенные различия от восточнофинской, причем по своей символике некоторые обряды не укладываются в те классификационные признаки, которые упоминались выше. Кроме того, в западной части Финляндии в свадебном ритуале имелись и довольно значительные местные отличия. Так, в западных прибрежных провинциях — Южной и Центральной Похьянмаа свадьба праздновалась только в одном доме. В юго-западной части (провинции Варсинайс-Суоми, Сатакунта и Хямэ), а также на северо-западе (Северная Похьянмаа) свадьба как правило, праздновалась в доме невесты и в доме жениха. По архивным данным середины прошлого века, в этих провинциях лишь 20–25 % свадеб справлялись в одном доме, в то время как в Южной и Центральной Похьянмаа «однодомные» свадьбы составляли примерно 70 % случаев.

Тип свадебного ритуала в известной мере определял его продолжительность, что наиболее четко выражалось на востоке страны. Полный ритуал восточнофинской свадьбы (с соблюдением деления его по традиционным дням) занимал три дня. Лишь в 10–20 % случаев (в разных частях восточной области) свадьба длилась дольше. На юго-западе страны свадьбы, справлявшиеся в обоих домах, в 60 % случаев длились более трех дней. Это было связано не столько со сложностью ритуала, сколько с тем, что зажиточные крестьяне стремились продемонстрировать таким образом свое благосостояние. В более бедных центральных и северных частях Финляндии свадьбы, длившиеся более трех дней, составляли лишь 20 %. Западнофинские свадьбы, проводившиеся в двух домах, в основном начинались во вторник и заканчивались в конце недели, а при праздновании в одном доме продолжались с четверга по субботу.

В прошлом, как свидетельствуют источники, финские крестьяне проводили свадьбы в рождественское время. В XIX в. это уже не было общим правилом: богатые крестьяне чаще справляли свадьбу летом, между вознесением и Ивановым днем, а бедные — зимой, на рождество, чаще всего в день св. Стефана (26 декабря), как и было принято ранее. Это имеет простое объяснение: бедные могли устраивать свадьбу лишь после уборки урожая и осеннего забоя скота, когда появились материальные возможности для проведения торжества: рождественский период предоставлял и свободное время. Люди богатые не зависели от этих обстоятельств, а летнее время позволяло пригласить больше гостей, так как часть празднества проводилась во дворе. К тому же летом между окончанием сева и началом сенокоса был некоторый перерыв в работах. По статистическим данным в период между 1866 и 1910 г. 15 % свадеб происходили в декабре, летние свадьбы составляли 18,7 %, кроме того, 13,3 % проводились в ноябре. Ноябрьские свадьбы — это преимущественно батрацкие, так как после Михайлова дня наемные работники имели обычно две свободных недели.

Одной из характерных черт западнофинской свадьбы было то, что церковное венчание здесь включилось в ритуал народной свадьбы, и именно с него начиналось торжество. Несмотря на то что церковное освящение брака стало обязательным в Финляндии только с 1734 г., на западе страны оно соединилось с народным ритуалом довольно быстро. При этом характерным было венчание на дому. Этот обычай был воспринят из Швеции сначала привилегированными слоями населения и горожанами, а затем и зажиточным крестьянством. Самое большое помещение служило «венчальным залом»: стены и потолок затягивали простынями и холстами, на них укрепляли гирлянды из зелени, бумажные цветы, вешали (собирая их у соседей) множество зеркал, рамок с библейскими изречениями, олеографий и т. п. На полу устраивали «венчальную скамеечку», на которой жених и невеста стояли на коленях во время обряда. Ее делали обычно из подушек, покрытых домотканым ковром. Иногда перед скамеечкой сооружали нечто вроде аналоя, над ней на потолке укрепляли венок из цветов или так называемую сень, или небо невесты (teltä, morsiantaivas) — шелковую шаль или простыню с бахромой.

Если свадьба приходилась на теплое время года, часть празднества протекала под открытым небом, во дворе. Украшению его уделялось особое внимание. Перед въездом во двор устраивались ворота из молодых елочек (hääkarahka — свадебные елочки), увитых гирляндами и красными лентами; во дворе ставили «свадебный шест» (hääsalko) — врывали в землю ель с обрубленными ветвями, также увитую гирляндой зелени, а на вершине, где оставляли сучья, укрепляли венок и цветы. Иногда во дворе ставили беседку из зелени, в которой гостей угощали кофе.

Западнофинскую свадьбу часто называли «свадьбой с короной» (kruunuhäät), так как одним из внешних отличительных признаков ее была своеобразная корона (kruunu) на голове невесты.

Корона, символизировавшая непорочность невесты, была заимствована из церковного реквизита и первоначально оставалась привилегией высших сословий. В XVI в. она распространилась и в деревне и устойчиво сохранялась в крестьянском быту до конца XIX столетия, в то время как у высших слоев общества исчезла уже в XVIII в. У крестьян свадьба с короной служила определенным символом зажиточности. В 1870 — 1880-е годы корона под городским влиянием стала уступать место миртовому венку и фате. Хотя одиночные свадьбы с короной упоминаются и в 1930-е годы, но уже не у богатых крестьян.

В крестьянском быту корона приобрела весьма отличную от церковного венца форму. Ее металлическую основу обтягивали тканью, затем укрепляли украшения в виде бахромы, бус, блесток, маленьких зеркалец, бубенчиков, цветов, вырезанных из фольги звезд и т. п. Все это сооружение весило иногда до полпуда. Корону прочно прикрепляли к волосам невесты, и она не снимала ее весь первый день свадьбы, а иногда и два дня, даже спала в ней. В короне приходилось и танцевать, так что девушки порой теряли сознание от усталости. Потом у них болела кожа головы, прядями выпадали волосы, но тем не менее от короны, этого, с одной стороны, символа невинности и, с другой — богатства долго не отказывались.

Одежда невесты на западе страны также была особой. Под венцом ей полагалось быть в черном платье городского покроя («по шведской моде»), который менялся с течением времени, однако при этом неизменными оставались некоторые аксессуары: большой белый воротник-нагрудник, украшенный блестками, мишурой, цветами, большие белые манжеты или нарукавники и длинный пояс, спускавшийся до подола.

Обычно невеста брала такое платье напрокат вместе с короной и всеми украшениями. Повсеместно существовали специальные «одевальщицы», имевшие весь этот реквизит. Как правило, это были вдовы пасторов, бургомистров, обедневшие дворянки и др. За небольшую плату они приезжали на свадьбу и одевали невесту, подгоняя платье по фигуре, укрепляя корону и т. д.

Богатые невесты на второй день свадьбы снимали черное платье и надевали цветное, а на третий — снимали корону и меняли цветное платье на белое. В конце прошлого века наряду с выходом из употребления короны черное платье постепенно было вытеснено белым подвенечным.

Обряд венчания мог проводиться как в доме невесты, так и жениха, причем в разных провинциях существовали свои традиции: в большей части Западной Финляндии (на юго-западе и в Северной Похьянмаа) обычно в доме невесты, в Центральной Похьянмаа — в доме жениха. Только в Южной Похьянмаа венчались, как правило, в церкви.

Несмотря на то что в части провинций Западной Финляндии свадьба праздновалась, как уже упомянуто, в двух домах, она носила принципиально отличный характер от «двусторонней» восточнофинской свадьбы. Для западнофинской свадьбы характерной чертой было проведение всех основных элементов ритуала в одном доме, обычно там, где происходило венчание.

Характерной чертой празднования был и общий состав гостей начиная с момента венчания. Правда, прибывали они порознь. Там, где венчание происходило в доме невесты, гости с ее стороны приходили непосредственно к ней в дом, а гости жениха первоначально собирались у него. Приглашенные невесты иногда съезжались и накануне. Они несли с собой припасы для стола: хлеб, масло, сыр, мясо и т. п. В летнее время гостей встречали у ворот. Здесь же стояли музыканты, игравшие марши, а хозяин дома или специальный человек — кенккяри (kenkkäri — виночерпий) угощал приходящих водкой с ломтем хлеба. Женщинам предлагали водку, подслащенную сиропом. Постепенно вошло в моду подавать также кофе с булочками, но мужчины по-прежнему получали чарку водки и ломоть хлеба.

Такое же угощение получали гости и в доме жениха. Правда, если последующий путь до дома невесты был долгим, а жених состоятельным, подавали и полный обед. Затем жених вместе со всеми гостями на повозках отправлялся в путь. Обычно с ними ехали музыканты-скрипачи, иногда кларнетист. Особенно торжественным считалось, если несколько человек ехало впереди поезда верхом на лошадях. Остатком старых традиций можно считать то, что гостями со стороны жениха были преимущественно мужчины и что его родители оставались у себя дома.

Поезд жениха встречали по пути жители окрестных деревень, они часто устраивали заграждавшие путь ворота. Поезд жениха останавливался, и встречавших угощали вином, хлебом, сыром; детям, выбегавшим к дороге, бросали хлеб и сыр прямо на ходу.

В Варсинайс-Суоми, где дольше, чем в других частях Западной Финляндии, сохранялись народные традиции, прием прибывших в дом невесты, как и на востоке страны, сопровождался особыми церемониями. Два-три верховых подъезжали к дому первыми и просили пустить их на ночлег; их подозревали в том, что они разбойники, они предъявляли «паспорта» и т. д. Но в остальной части Западной Финляндии прием жениха и его гостей в конце прошлого века происходил без каких-либо церемоний.

Свадебный обряд, проводившийся в доме невесты, назывался свадьбой (хяят) и состоял из трех основных частей: церковного венчания, парадной трапезы и танцев.

Когда все были в сборе, жених вместе с пастором шел к дверям венчального зала, а невесту туда выводил ее отец (или тот, кто выступал в роли найтайя). В зал жених и невеста входили парой (невеста слева). Дружки (sulhaspojat) и подружки (morsiustytöt), которых было четыре-восемь пар, становились позади них каждые со своей стороны или полукругом. Музыканты исполняли свадебный марш. Затем начиналась процедура венчания. В некоторых (южных) частях страны, как уже отмечалось, над головой венчающихся был укреплен венок, или «сень» — «небо невесты». В северных районах полог — большой шелковый красный или белый платок — держали во время обряда над головами жениха и невесты дружки и подружки. После окончания обряда полог следовало быстро убрать. В Похьянмаа «небо невесты» сохранялось до начала XX в. Обычай держать полог над головами венчающихся восходит к старым церковным традициям, хотя именно церковь от него отказалась достаточно давно. Там, где «небо невесты» не было принято, дружки и подружки иногда стояли со свечами.

Венчание, занявшее прочное место в свадебной обрядности, стали рассматривать как первый момент вступления в брак молодой пары, поэтому при проведении его соблюдалось множество примет и обереговых действий. Так, например, опасались идти под венец, будучи нездоровыми, можно было на всю жизнь «повенчаться с болезнью». В качестве оберега в одежду прятали серебряную монету, держали под мышкой кусочек мыла, хлеба, шерсти и т. п. Кроме того, во время венчания жениху и невесте следовало стоять так близко друг к другу, чтобы между ними не было просвета и чтобы ноги находились на одной половице. Иначе считалось, что «черт просунет между ними ногу», а это предвещало ссоры в семье.

После венчания молодые должны были рука об руку переступить три порога в доме — это «скрепляло их жизнь». Кроме того, молодые действовали соответственно разным приметам, чтобы обеспечить себе главенство в семье. Так, невеста наступала жениху на ногу или, когда опускалась на колени, становилась на полу его одежды и т. п.

После венчания молодых поздравляли: все присутствующие по очереди пожимали им руку. В прошлом первыми подходили мужчины, потом женщины, или первыми были дружки и подружки, затем родственники и, наконец, остальные гости. В других случаях отмечено, что первой поздравляла новобрачных вообще молодежь — одновременно прощаясь с ними, как с перешедшими в разряд семейных людей. Считалось опасным прямо желать молодым счастья, чтобы не «сглазить», говорили: «Долгих лет, да короткого времени», «многих детей, чтобы вышли из них нищие», и т. п. Иногда при поздравлении подавали вино и фруктовый сок. С течением времени даже стали ходить чокаться с молодыми, но в целом у крестьян этот обычай не привился.

Следующим этапом свадьбы был праздничный обед. Там, где хватало помещений, столы готовили в свободных комнатах заранее или быстро накрывали их в том же «венчальном» зале, летом часто ставили столы во дворе. Бывали случаи, когда гостей кормили не всех сразу, а партиями. В конце прошлого века под влиянием города устраивали иногда угощение «а ля фуршет», но у крестьян эта форма признания не получила.

Порядок мест во время еды в Западной Финляндии был известен в двух основных формах: если столы стояли углом, то молодые сидели на углу если же их ставили П-образно, то место молодых было за поперечным столом в центре. Рядом с женихом сидел пастор, далее сват и кантор, рядом с невестой — каасо или жена пастора. Остальные гости рассаживались в зависимости от степени родства и достоинства, женщины со стороны невесты, мужчины — со стороны жениха. Хозяева дома часто вообще не садились за стол, заботясь об угощении гостей. Но на большие свадьбы обычно приглашали одну или несколько женщин, называвшихся пассари (passari), которые следили за наличием еды на столах, а виночерпий-кенккяри заботился о напитках и наблюдал за тем, чтобы на обеде не было пьяных.

Ели много и долго, обед длился два-четыре, а то и более часов. Сначала ставили холодные блюда — соленую рыбу, жареное мясо (обычно баранину), хлеб, масло. Затем следовали мясная похлебка или уха, жареное мясо — свинина и говядина. В конце подавали кашу, ячневую или из толокна, в некоторых местностях домашний сыр. Сладких блюд или не было вообще, или пекли блинчики. Во время еды с определенными промежутками пускали по кругу бутылку с водкой и серебряную чарку — перед началом еды, перед горячими блюдами, после еды и т. д.

После окончания трапезы гости благодарили хозяина за обед, по очереди подходя к нему пожать руку. Если свобода продолжалась несколько дней, горячая еда в середине каждого дня была обязательной. Обычно через некоторое время после трапезы подавали кофе, брагу и булочки. Кроме того, положено было иметь еду на столе в ходе всего празднества. Нередко устраивали даже специальный «ночной стол», с которого можно было взять еду в любое время.

Через некоторое время после трапезы начинались танцы. Хотя на востоке Финляндии на свадьбах также танцевали, но там в танцах принимала участие только молодежь, их устраивали тогда, когда хотели, просто для удовольствия. На западе в танцах принимали участие все, и это был особый ритуал. Первым музыканты исполняли полонез, и гости парами обходили зал, а в теплое время и двор. В первой паре шли молодые, затем дружки с подружками, за ними остальные. Далее следовал «первый танец молодой». Молодая должна была потанцевать со всеми гостями по очереди, начиная с самых уважаемых: первым партнером был пастор или сват, иногда ее отец. В некоторых местностях при «первом танце молодой» ее партнеров после танца угощали вином, а они клали на поднос деньги. Жених в это время танцевал с каасо или с женой свата, затем с остальными. После первого танца молодой общее участие в танцах прекращалось, танцевали только желающие, и кто с кем хотел. Танцы продолжались несколько часов. Музыканты исполняли «попурри»: играли подряд польку, кадриль, вальс, танцевали также англез, галоп и мазурку. У шведских крестьян Финляндии первым танцем был менуэт, что распространилось и в соседних с ними финских деревнях.

Обычай «первого танца», широко известный в Западной Европе с XVI в., в Финляндии в крестьянской среде получил распространение только на западе страны. Время этого заимствования определить трудно, но в середине прошлого века он был вполне укоренившейся традицией.

Кое-где в Западной Финляндии наряду с «танцем молодой», символизировавшим ее переход в разряд замужних женщин, распространились также хороводные танцы, имевшие то же значение. Образовывались два или три круга: девичий, круг парней, а иногда и круг старших семейных людей. В девичьем кругу невеста «оттанцовывала корону». Во время танца она, стоя в центре круга с завязанными глазами, трижды снимала корону и надевала ее на голову одной из девушек — предполагалось, что та следующей выйдет замуж.

После танца замужние женщины уводили невесту в свой круг танцующих или просто в свою компанию. Там женщины надевали на нее головной убор замужней женщины и провозглашали «молодой хозяйкой». Жених после танца в кругу парней переходил также к женатым мужчинам, и его объявляли «молодым хозяином».

«Оттанцевывание короны» и надевание головного убора замужней женщины должны были по традиции происходить после первой брачной ночи. Однако в западнофинской свадьбе «постельный обряд» практически утратил свое символическое значение. Иногда молодые в ходе празднества просто удалялись на некоторое время в задние комнаты, а затем молодая появлялась уже в чепце замужней женщины. «Оттанцевывание короны» могло и не совпадать с надеванием мюссю. Нередко, уже сняв корону в своем доме, молодая вновь надевала ее перед отъездом в дом жениха и так отправлялась в путь.

После того как основные ритуалы заканчивались, посмотреть на свадьбу приходили незваные гости. Права их определялись местной традицией. Так, в Хямэ они могли только посмотреть на молодых издали, не входя в дом далее передней, где их иногда угощали кофе, вином, булочками. Кое-где молодые выходили к таким гостям во двор принять поздравления. В некоторых местах незваные гости приходили посмотреть на первый танец невесты и их угощали водкой и пивом, а потом они принимали участие в общих танцах. Иногда эти гости даже делали подарки молодым.

Свадебный обряд на западе страны обычно не включал ритуальной раздачи невестой подарков родне мужа: в одних местностях подарки передавались до свадьбы, в других уже после нее. Это было связано с тем, что вся свадебная обрядность проводилась в доме невесты, и момент принятия ее в «род» мужа вообще исчез из свадебного цикла. Одаривание молодой гостями, напротив, сохранилось, хотя и проводилось в разных провинциях на разных этапах. Так, в Сатакунта оно происходило после того, как молодая появлялась среди гостей в женском головном уборе мюссю. Вместе с каасо она обходила присутствовавших, угощая их вином и сыром. Каасо несла тарелку, куда гости клали «деньги покрытия головы» (pääpeittäjäraha). В Похьянмаа подарки делали в конце обеда, пуская по кругу «миску невесты» (morsianvati). Гости клали на нее деньги, дарили вещи (женщины часто дарили посуду; свои подарки они до этого прятали под столом), иные клали бумажки с надписью «овца», «корову кладу я» и подписью. Невесты получали таким образом 100–150 марок (в те времена лошадь стоила примерно 100 марок). Богатые невесты получали в подарок также лошадей, участки покоса, разумеется, от своих близких.

Свадьба-хяят в доме невесты завершалась обычно переездом в дом жениха. При отъезде молодая плакала, присутствующие пели подходящие к ситуации псалмы.

Поезд молодых, как и повсюду, встречали жители окрестных деревень; они жгли костры из соломы, стреляли в воздух из ружей, преграждали дорогу. В некоторых провинциях, в частности в Хямэ, устраивали «ворота почета» из связанных вершинами березок. Встречающих угощали водкой, хлебом, сыром.

Обряды в доме жениха могли быть разными по характеру. Там, где в доме невесты проходила свадьба-хяят, т. е. в Варсинайс-Суоми, Сатакунта и Северной Похьямаа, вся свадебная обрядность была уже проведена до переезда. В доме молодого ограничивались скромным праздником, получившим название «приходы» (tuliaiset). Здесь устраивали только небольшое угощение и танцы. Потчевать присутствовавших начинала молодая, причем обычно все угощение — водку, кофе, хлеб, сыр — она привозила из отчего дома. Если жених был родом из дальней местности, на свадьбе с его стороны было, как правило, не так много гостей, да и односельчане в роли незваных гостей не могли посмотреть на празднество. В этом случае по приезде молодых в дом мужа все обряды свадьбы повторялись заново, т. е. праздничная трапеза, торжественный полонез, танец молодой и т. д. Разумеется, это было доступно только богатым крестьянам.

Таким образом, хотя на западе Финляндии свадьба и праздновалась в двух домах, по своему содержанию ее обрядность принципиально отличалась от восточнофинской двуконечной свадьбы. Исконная «трехраздельность» была практически утрачена: символические обряды, связанные с выходом девушки из отчего дома, так же, как и прием ее в «род» жениха, исчезли. Практически утратили свое значение и «постельный обряд», надевание молодой головного убора замужней женщины. После свадебного пира она могла просто появиться в женском головном уборе, а затем иногда и вновь одеть свадебную корону.

Празднование свадьбы во втором доме (обыкновенно доме молодого) было или небольшим праздником в честь прибытия новобрачных, или полным повторением народных обрядов. И то и другое свидетельствовало о том, что старая символика народной обрядности уже утратила свою роль и была забыта.

В Южной и Центральной Похьянмаа свадьба праздновалась, как правило, в одном доме. В Южной Похьянмаа венчание проводилось обычно в церкви, куда отправлялась торжественная процессия (или поезд) при участии всех гостей, собравшихся предварительно в доме невесты. После возвращения из церкви в доме молодой проводились все обряды народного ритуала. Переезд в дом мужа происходил без всяких торжеств. В Центральной Похьянмаа и венчание, и все народные обряды проходили в доме жениха. Если невеста была родом из другой деревни, то она приезжала со своими гостями заранее и останавливалась — по предварительной договоренности — в одном из соседних домов. Затем в подвенечном наряде она со своей свитой торжественно шла к дому жениха. Такое же торжественное шествие организовывалось, если девушка жила в той же деревне.

Как правило, если свадьба происходила в доме невесты, она сразу же переселялась в дом мужа. Исключение в этом отношении представляли Северная Похьянмаа и Кайнуу, где невеста оставалась на некоторое время в отчем доме для приготовления подарков родне мужа. Этот период мог длиться от месяца до полугода. Он назывался «зима молодки» или «год молодки» (morsiustalvi, morsiusvuosi). В Кайнуу в богатых семьях молодая иногда переезжала в дом мужа лишь перед родами, но в бедных дворах, где не было наемных батраков и где каждая пара рук была на счету, молодая переезжала сразу.

Довольно старые одиночные сведения о том, что после окончания свадьбы-хяят в доме невесты молодой уезжал один и забирал жену только через несколько недель, есть и из других мест Западной Финляндии.

* * *

Послесвадебные обычаи в Финляндии были довольно ограниченны и сводились лишь к ряду посещений молодой отчего дома.

На востоке страны они сохраняли более традиционную форму. Считалось, что родители девушки, не принимавшие участия во второй половине свадьбы-хяят, должны были поехать и посмотреть, как она принята в доме мужа. Обычно они ехали навестить дочь через неделю после свадьбы. При этом, уезжая обратно, они увозили с собой и дочь. Еще через неделю муж отправлялся за своей женой, причем ему следовало привезти подарки теще и тестю.

Довольно долго существовал обычай гощения молодой в первый год брака у родителей. Эта побывка называлась «пребывание» (oljamine), а в некоторых местностях «сторожение мышей» (hiirenpäästäminen), возникновение этого названия неясно. В отчем доме молодая занималась по большей части рукоделием. Возвращаясь к мужу, она везла с собой остатки приданого, а в Саво и Южной Хямэ вообще все приданое перевозили после побывки. Кроме того, первые годы после свадьбы молодая вместе с мужем обычно ездила к своим родителям на несколько дней на Рождество.

Подводя итоги, вернемся к проблеме классификации форм финской свадебной обрядности, ее локальным различиям, их возникновению и значимости. Как было указано выше, принципы классификации, предложенные M.-Л. Хейкинмяки и подразделяющие свадебный обряд по месту его проведения (как в целом, так и важнейших ритуалов), т. е. в доме жениха или доме невесты, наличию двух раздельных или одного общего коллектива гостей, месту проведения венчания и т. д., позволяют провести основную границу между западной и восточной частями страны. Различия, существовавшие в отдельных подобластях западной части Финляндии, могут рассматриваться как варианты одного и того же типа свадьбы, в то время как восточнофинский и западнофинский обряд относятся к разным типам. Принятые для классификации признаки позволяют выделить восточнофинскую архаическую свадьбу-союз двух родов и западнофинскую свадьбу, в которой символика декларирует возникновение новой семьи.

Разделение Финляндии на две этнографические области наблюдается и по другим элементам народной культуры, как материальной, так и духовной. Рассмотрению этнографических подобластей страны и факторам, определявшим их возникновение, посвящена обширная этнографическая литература. Достаточно внимания уделено в этом плане и свадебной обрядности. Как показывают исследования, различия типологического характера в финской свадьбе сложились относительно поздно, и в прошлом свадебный ритуал финнов был в своей основе однотипным, что разумеется, не исключает и старых локальных отличий, известных недостаточно полно.

Развитие свадебной обрядности в дальнейшем шло быстрее в западных частях страны, что обусловлено рядом факторов. Весьма существенным среди них было внешнее воздействие на традиционную культуру западных влияний, проникавших сюда из Швеции или через Швецию из Западной Европы.

Эти влияния на западе Финляндии были сильны не только благодаря географическому положению, хотя близость шведских берегов и в результате этого регулярные морские контакты, несомненно, имели большое значение. К этому следует добавить и тот факт, что еще в средневековье на западном и юго-западном побережье Финляндии возникли постоянные шведские поселения, способствующие контактам со Швецией и служившие источником шведских этнокультурных влияний на окрестное финское население.

Наряду с этим отнюдь не меньшую роль сыграло то обстоятельство, что после завоевания Финляндии шведами на западе страны гораздо активнее, чем в восточных частях, шло насаждение шведской государственности — системы управления, налогообложения, права. Интенсивнее происходило здесь и внедрение христианства с главными опорными пунктами западной церкви в городах Турку и Оулу. При этом на западе страны находился не только столичный город Турку, но там сосредоточивались — вплоть до XIX в. — практически все города и городки Финляндии. На западе страны получило большее распространение и поместное владение, а с течением времени стали возникать и первые промышленные предприятия. В этой части Финляндии концентрировались чиновничество, духовенство, купечество. Все это способствовало влиянию городской, шведской по своей форме, культуры на крестьянский быт.

Уже в XVII–XVIII вв. в свадебной обрядности на западе Финляндии появляются некоторые заимствования, идущие из шведской культуры. В определенной мере они были связаны с воздействием церкви на народные традиции, причем это проявилось не только во внедрении в свадебный обряд церковного венчания, но и в появлении таких аксессуаров, как «небо невесты», «корона невесты», хотя с течением времени они и утратили свой первоначально церковный характер и приобрели этнокультурные черты.

Результатом шведского влияния были многие черты внешнего оформления западнофинской свадьбы — убранство «венчального зала», «свадебный шест» во дворе усадьбы и т. д. Городские влияния отражались здесь в форме свадебного костюма новобрачных и гостей, в появлении городских блюд и покупных изделий на свадебном столе и т. д.

Разумеется, внешнее оформление ритуала имеет второстепенное значение, решающую роль в формировании типологических особенностей обряда сыграли те заимствования, которые меняли его символику. Смена эта была результатом длительного развития и накопления определенной суммы таких элементов. При этом многие новшества постепенно распространялись с запада на восток страны. Так, например, обряд провозглашения молодых хозяином и хозяйкой в конце XIX в. в отдельных случаях отмечается уже и в саво-карельских районах страны, в то время как другие сохраняли весьма узкий ареал, как, например, «небо невесты».

В целом восточнофинская свадьба сохранила как свою архаическую символику, так и эгалитарный характер и оставалась однотипной у зажиточных и у бедных крестьян, хотя и справлялась, разумеется, соответственно достатку.

Рис. 1. Свадебная пара (Западная Финляндия)

Рис. 2. Предсвадебное гадание саамок (Финляндия)

Рис. 3. Жених и невеста из Сконе (Швеция)

Рис. 4. Подружка невесты из Бергена (Норвегия)

В отличие от нее западнофинская свадьба не только приобрела со временем иную символику, но и иной социальный характер. Она была призвана декларировать высокий социальный статус брачной пары, была заявкой на высокое положение в обществе вновь образованной семьи.

Восприятию и укреплению такого характера свадьбы в конечном итоге содействовало более высокое социально-экономическое развитие запада страны. Товарно-денежные отношения в западнофинской деревне развивались быстрее, чем на востоке, что привело здесь к более раннему расслоению крестьянства и выделению зажиточной верхушки сельского общества. Именно этому слою крестьян были свойственны иные нормы общественных воззрений и поведения, которые способствовали восприятию новых по своей значимости обрядов, в то время как крестьянская беднота была зачастую вынуждена вообще отказаться от проведения свадебных торжеств.