Ну что ж, честно говоря, я не желал больше иметь к этому делу никакого отношения и был чрезвычайно рад, что работу свою я сделал, и что не услышу больше ничего ни об издательстве, ни об этом подозрительном господине Б. Кемпфере. Гонорар был переведен на мой счет, но все мои попытки проследить прохождение платежей не дали результата, поскольку следы гонорара терялись в банковских дебрях островов Вест-Индии, поэтому я решил не думать больше об этом, уж тем более ни с кем об этом не говорить.

Разумеется, мне еще тогда довольно быстро стало ясно, кого пытался представлять тот самый Б. Кемпфер, а именно — Дьявола. Еврейское слово «сатана» означает не что иное, как «обвинитель», т. е. некто, кто в рамках судебного процесса выполняет задачу ставить как можно более точные и конкретные вопросы и таким образом доказать вину обвиняемого. В этом смысле он — дух отрицания и, стало быть, является поистине «разрушителем» («Bekämpfer»). По крайней мере, с точки зрения обвиняемого, который, естественно, чувствует себя после обрушивавшихся на него вопросов, обвинений и недоверия подавленным, особенно если в душе он сам считает себя виноватым.

Как раз в такой связи упоминается в Библии в первый раз существо по имени Дьявол, а именно в Книге Иова, где рассказывается о том, как доверие и верность Богу были подвергнуты жестокому испытанию, когда обвинитель и подстрекатель, некто Сатана, последовательно отнимает у Иова, известного своей непорочностью и богобоязненностью, благосостояние, здоровье и семью, для того чтобы (словно в социологическом эксперименте) испытать беззаветно верующего. Об этом можно думать, как кому заблагорассудится, ведь Бог и Сатана откровенно обращаются с людьми, как с подопытными крысами в клетке. Это свидетельствует о двух вещах: во-первых, Бог и Сатана объединяются друг с другом, когда считают это нужным, а во-вторых, они дистанцируются от человека, в общем и частном. Во всяком случае, так об этом написано.

Как бы то ни было, не таким уж большим даром логика нужно было обладать, чтобы найти этимологический путь от Б. Кемпфера к Сатане и, тем самым, к Дьяволу. Я задавался вопросом, назвался ли бы он в Италии «di Abolo», а в Америке — «De Ville». Чем больше я размышлял на эту тему, тем меньше я находил ответов на важный вопрос: почему именно я, именно сейчас, именно здесь в Германии был выбран исполнить свою роль. Я по-прежнему остаюсь простым наемным писарем, ответственность которого за работу прекращается в тот момент, когда он отдает свою рукопись в издательство, а издательство ее принимает.

Так что мне нужно только дождаться, когда на мой счет поступит последний транш гонорара, и я смогу посвятить себя другим вещам в жизни. Ими-то я и хотел тогда заняться, причем с большой охотой, так как события, связанные с Б. Кемпфером, потребовали от меня больше сил, чем мне хотелось бы. Итак, я решил позволить себе продолжительный отпуск, ибо жирный гонорар предоставил мне большую свободу в этом вопросе. Я отправился в горы, где снял на пару месяцев за умеренную плату небольшой домик, и прихватил с собой все, что было мне мило и дорого, прежде всего, конечно, книги и музыку, Я не могу жить и без того, и без другого. К счастью, мне не нужно было прощаться с большинством знакомых, ибо я полностью положился на свой мобильный телефон.

Действительно, на первых порах мне удалось насладиться покоем, к которому я так стремился. Я наконец-то смог поразмыслить над тем, что происходило со мной в прошедшие дни и недели. Теперь уже не было никаких сомнений, что Б. Кемпфер принадлежал к числу тех странных, даже сумасшедших современников, которых в последнее время развелось весьма много, и которые, кажется, в состоянии оплатить и осуществить свои прихоти и причуды. Один нанимает ракету и летит в космос, другой покупает себе столько ночей любви, сколько ему хочется, и если господин Б. Кемпфер хочет лично считать себя Дьяволом или, по меньшей мере, его инкарнацией, то пусть тешится себе на здоровье, хотя в этой ипостаси он сильно напугал меня и сбил с толку.

Теперь все это уже в прошлом, я получил деньги, которые принадлежали мне по праву, и теперь господин Б. Кемпфер может ни о чем не беспокоиться. Я, однако, надеялся всей душой, что ему никогда больше не придет в голову мысль предложить мне участвовать в каком-нибудь из его проектов. Мне сразу становилось скверно от одной мысли, что он внезапно, среди ночи появится вдруг в моей спальне с новым сомнительным предложением. Во всяком случае, случись такое, я был полон решимости категорически отказаться от любого вида сотрудничества с ним. Тогда я решил особым образом защитить мое самое уязвимое место — финансовое положение.

Дни проходили в тишине и уединении среди гор, и во мне постепенно росло чувство спокойной уверенности; и чем дольше длился этот, скажем так, отпуск, тем расплывчатей становилось воспоминание о Б. Кемпфере и его подозрительных намерениях. Мало что меняли в этом чувстве звонки из издательства по поводу уточнения внутренней драматургии текста и снятия некоторых вопросов. Честно признаю, что я себе не давал особого труда, отвечая на эти вопросы. Предложения редакции я принимал без особого сопротивления, хотя, как правило, вел яростные и продолжительные дебаты, чтобы защитить свою честь литератора и автора, ведь никто другой этого не сделает. Но здесь в горах, после всех этих пугающих событий, у меня не было ни желания, ни настроения этим заниматься, мне ничего не было нужно, лишь бы меня оставили в покое.

Однажды утром, когда мне действительно почти удалось все позабыть или, по крайней мере, выкинуть из головы, и я в очередной раз спустился в деревню, чтобы сделать необходимые покупки и перекинуться в ресторанчике парой слов с некоторыми другими «беглецами от цивилизации», чтобы не утратить окончательно навыки общения, мне рассказали, причем без особого желания с моей стороны, что вот уже несколько дней, как в деревне появляются какие-то люди и пытаются установить со мной контакт.

Не помню уже точно, поразило ли меня это известие, так как в последние недели и месяцы в жизни моей произошли столь странные события, что я уже был готов ко всему. То, что неизвестные посетители до сих пор не добрались до меня напрямую, объясняется довольно просто — жители этой деревни не проявляют особого расположения к чужакам. Хотя точнее было бы сказать, что они настолько недружелюбны и беспардонны, что распространенный в подобных местах туризм здесь находился в плачевном состоянии. Меня же именно это обстоятельство побудило несколько лет назад отправиться сюда и возвращаться снова и снова каждый раз после тяжелой и изнурительной работы, когда мне настоятельно требовался покой.

Мне было в общем-то безразлично, как относятся ко мне аборигены и другие «беглецы от цивилизации». Как раз это привело к тому, что на протяжении нескольких лет между нами соблюдалась определенная дистанция, что постепенно снискало мне определенное уважение. Вот так мне на руку оказалась местная солидарность, когда те чужаки меня разыскивали, местные жители предоставили мне самому решать, хочу я установить с ними контакт или нет. Во всяком случае, в этой деревне они не нашли, где остановиться, и каждый раз с немалым трудом должны были добираться сюда из соседней деревни.

Было еще достаточно рано, и мне донесли, что в этот день никто из чужаков пока не объявлялся, однако, скорее всего, рано или поздно кто-нибудь появится. Мне следовало поторопиться, если я не хочу столкнуться с ними. Я быстро принял решение, потому что, даже если я не желал, чтобы меня беспокоили в моем уединении, я точно знал, что с ним в любом случае придется распроститься. Конечно, я мог бы укрыться в моем домике, надеясь, что в деревне будут и дальше отвечать молчанием на все расспросы обо мне. Но, во-первых, у меня не было гарантий, что эти визитеры не наткнутся на меня случайно или в результате упорных розысков. Во-вторых и главных, мои мысли будут с растущей интенсивностью кружиться вокруг этих людей и их неизвестных мне намерений, и в результате я основательно потеряю покой. Нет, нравится это кому-нибудь или нет, но лучше повернуть голову и посмотреть опасности прямо в глаза. Я решил дождаться прибытия незнакомцев и спросить их самих, почему они затрачивают столько сил, чтобы связаться со мной.

В этот день мое любопытство подверглось суровому испытанию. Что бы ни двигало этими людьми, но на этот раз они заставили долго себя ждать. Поскольку время уже подошло к обеду, я почти уже решился отправиться к себе домой, чтобы не тратить попусту время на бесплодное ожидание, в конце концов, у меня были другие более интересные занятия, чем в третий раз читать в экономическом разделе местной газеты отчет о вчерашней ярмарке скота.

Наконец они появились. Я сначала немного удивился, поскольку они не произвели на меня особого впечатления ни своей одеждой, ни манерами, ни внешностью. Бели бы мне не подсказали, что это они, то ничто не привлекло бы к ним моего внимания, как будто это были простые туристы, нечаянно забредшие в эту отдаленную деревню, как это время от времени случается, несмотря на усилия аборигенов. Они уселись за столик, откуда могли без труда наблюдать за входной дверью и за все залом. Затем визитеры попытались завязать разговор с хозяином, но это им не удалось, поскольку я договорился с хозяином об условном знаке, который я ему подам, если захочу установить контакт с чужаками. Но пока я не давал сигнала, так как мне хотелось самому составить предварительное впечатление о них, оценить манеру поведения и, прежде всего, выработать на этой основе собственную стратегию и план дальнейших действий. Что меня особенно удивило в их поведении, так это удивительное спокойствие и невозмутимость. Казалось, они привыкли к долгому и пока безнадежному ожиданию, в их поведении не было признаков нетерпения или волнения, и в то же время они внимательно отслеживали все, что происходило в ресторане. Вскоре мне показалось, что они вполне уверенно распознали меня, может быть, по тем взглядам, которые все чаще бросали в мою сторону хозяин и другие посетители.

Моими гостями были двое мужчин, судя по внешнему виду, немного старше меня, одеты, как заправские туристы, однако их поведение не очень-то соответствовало здешним традициям, так говорили они очень тихо, если вообще говорили, пили мало алкоголя, а в еде ограничились супом с хлебом. Не знаю почему, но после некоторых наблюдений я пришел к уверенному выводу, что эти двое были здесь не одни, где-то снаружи находилась пара-тройка других, о которых ничего не знали ни местные, ни отдыхающие, поскольку они, вероятно, менялись при каждом визите в деревню. Тем самым, общее внимание было приковано к двум ставшим известными персонам, в то время как остальные могли спокойно продолжать свою работу. Если это было действительно так (я только предполагал, но не мог этого доказать), значит кто-то действительно приложил немало сил, чтобы разыскать меня и встретиться со мной.

Я покончил с едой, встал из-за стола, подошел к хозяину и попросил его предоставить мне отдельный кабинет внизу на первом этаже, на что он, не колеблясь, согласился. Его глаза горели от любопытства, и я пообещал ему, что он будет первым, кому я расскажу по окончании беседы все подробности, и это его явно обрадовало. Оба незнакомца внимательно и заинтересованно наблюдали за нашей беседой и сразу же заметили мой жест, приглашающий их следовать за мной в кабинет. Я отправился вниз, не заботясь больше о них, в полной уверенности, что они последуют за мной. Однако прошло немало времени, и я начал сомневаться в своем плане, но тут раздался стук в дверь, и в комнату вошел совершенно незнакомый человек, который тут же захлопнул за собой дверь.

Очевидно, на лице у меня было удивленное, если не чрезвычайно глупое, выражение, потому что он извинился и сказал, что его должны были известить и доставить с другого конца деревни. Стало быть, я был прав в своих предположениях: речь идет действительно о целой группе незнакомцев. Сознаюсь, первое удивление уступило место удовлетворению. Мой собеседник хотел продолжать, но в это время в дверь постучали, и я был почти готов к тому, что в дверь сейчас войдут остальные члены группы. Но это был всего лишь хозяин, который хотел принять у нас заказ. Мужчина вопросительно посмотрел на меня и предложил распить бутылку вина. Я отклонил это предложение и удовлетворился чашкой кофе с молоком и минеральной водой. Что бы со мной ни приключилось, я хотел остаться по возможности трезвым, чтобы не упустить чего-либо существенного. Мужчине такие соображения были, видимо, чужды. Он заказал для себя пол-литра вина и спросил, можно ли в это время дня получить какую-нибудь еду, хозяин тут же заверил его в том, что это безусловно возможно, ибо он многое отдал бы за то, чтобы как можно чаще входить в полуподвал во время нашей беседы, поднося еду.

А я тем временем получил возможность более внимательно разглядеть своего собеседника: это был скорее пожилой мужчина, высокий, стройный и ухоженный, что не позволяло оценить с достаточной точностью его возраст. Я, во всяком, случае, предположил, что его волосы потому были безукоризненно седыми, что он их регулярно красил самым тщательным образом, но это было только предположение, денное, вероятно, раздражением оттого, что он принадлежит к группе незнакомцев, нарушившей мой покой. Больше о нем сказать было нечего. Он ничем особым не выделялся, разве что без акцента говорил по-немецки, употребляя в речи множество книжных слов. Однако это делало течение его речи приятным, к тому же у него был глубокий и мягкий голос, от умиротворяющего воздействия которого я никак не мог отделаться.

То, что он рассказал мне тогда, показалось мне в то время не таким странным, как сейчас, когда по прошествии времени я записываю по памяти те события. Он начал говорить, когда мы еще ожидали еду и напитки, и не прерывался до тех пор, пока нам не подали еду. Будучи, очевидно, голодным, он тут же торопливо принялся за еду, при этом он преломил хлеб в такой манере, которая напомнила мне что-то давно забытое, но что именно, я никак не мог осознать.

Сначала он довольно многословно извинился за бесцеремонное вмешательство в мою частную жизнь, чего в нормальных условиях он обычно не допускает. Однако обстоятельства и страшный цейтнот не оставили ему другого выбора. Он (на самом деле при изложении событий он выбрал безличную форму) узнал о том, что в мои руки попала некая рукопись, которую я, наверное, с большим трудом превратил в более или менее читабельную книгу, и которая в настоящее время подготавливается к печати в одном из издательств. Я кивнул в ответ и не видел повода исправлять его, хотя первоначально речь шла не о рукописи, а о нескольких дискетах, что на первых порах не имело решающего значения для дальнейшего ведения разговора. Он очень заинтересован в оригинале, так как последний срочно понадобился для проведения научных исследований.

Правда, я не мог себе представить, чтобы упомянутый Б. Кемпфер, скорее всего, наш современник, зажиточный человек, но в значительной мере свихнувшийся, может стать, объектом каких-либо исследований. Однако то обстоятельство, что были произведены такие затраты, чтобы разыскать меня в тиши и уединении гор, указывало на то, что случилось нечто весьма важное. Мой вопрос относительно цели и задач этих исследований остался без ответа, а мужчина напротив меня, все еще продолжая жевать, повторил свой вопрос об оригинале рукописи. Вопрос он связал с предложением выплатить мне довольно крупную сумму денег, которая увеличилась немедленно, после того как я не отреагировал на его предложение. Однако вскоре эта мышиная возня мне настолько надоела, что я прервал словесный поток моего визави и сказал, что со мной можно договариваться о чем угодно, но при этом я хотел бы надеяться на приличествующую меру честности и откровенности. Если меня посвятят, по какой причине эта рукопись имеет такое значение, тогда я с удовольствием буду готов серьезно подумать над сделанным мне, в общем не лишенным приятности, предложением. При этом я улыбнулся и добавил, что по натуре своей я очень любопытен, и что возможность удовлетворить свое любопытство является единственным видом искушения, которому я лишь редко могу противостоять.

Мужчина, который тем временем расправился с едой, сказал, что он, конечно, будет рад выполнить мою просьбу и просветить меня. В напыщенных словах он заявил, что принадлежит к группе собирателей-коллекционеров, которая поставила себе задачу архивировать оригинальные рукописи важнейших и успешнейших трудов человечества. В отношении книги Б. Кемпфера можно наверняка исходить из того, что она очень скоро должна будет стать достоянием этой группы и поэтому желательно получить ее как можно раньше, и так далее и тому подобное. Я дал ему закончить свою речь, выждал, когда он дружески улыбнется мне, затем встал и молча направился к двери.

Вообще я привык, что люди должны придумывать ту или иную легенду, поскольку зачастую можно убедить слушателя не достоверностью информации, а приятным впечатлением. Я также узнал, что говорить о правдивой лжи можно лишь тогда, когда она доказана, и что всегда существуют возможности выйти из подобных ситуаций без потерь. Предложенная сумма вызывала определенный интерес и способствовала тому, чтобы принять на веру любую историю, лишь бы обещанная сумма действительно была перечислена на мой счет. Но с какой стати я должен доверять кому-то, кто попытался навязать мне такую дешевую и смешную легенду? Можно было бы побольше потрудиться, чтобы убедить меня, и я не смог поступить иначе, как высказать этому человеку свое откровенное мнение по этому поводу. Наверное, я мог бы употребить и другие, более приемлемые слова, но гнев мой был велик, а этот человек как раз подвернулся под руку. Кажется, он даже не особенно удивился, возможно, он сам не верил, что я легко соглашусь на его предложение и поверю его объяснениям. Это рассердило меня еще больше, потому что в подобном случае ему не следовало и пытаться. Но свое время было ему, похоже, не дорого.

Я уже схватился за ручку двери, чтобы завершить мой драматический уход, но тут человек заговорил, причем тоном, не терпящим возражений, и я впервые почувствовал, что все это действительно очень серьезно. Я понял, что должен вернуться и сесть на место, и он не потерпит с этого момента ненужной строптивости. Я хотел ответить, но он взмахом руки велел мне замолчать. Конечно, я все еще мог бы покинуть помещение или хотя бы затеять длительный спор, но этот человек вдруг придал разговору такой характер, который я не могу описать словами. Манера говорить и все его поведение были теперь исполнены огромной серьезности, я бы даже назвал эту серьезность священной. Стало ясно, что с играми покончено и речь идет о чем-то действительно значимом, где нет больше места для интеллектуальных шарад.

Не часто в жизни приходилось мне бывать в таких ситуациях, а если такое случалось, то дело, как правило, касалось жизненно важных вопросов, а именно — вопросов жизни и смерти. К тому же я очень редко встречал людей, которым удавалось словами и манерой поведения создавать из ничего такой настрой. Можно называть это харизмой или аурой, во всяком случае, этот человек сделал так, что моя злость просто улетучилась, и полный спокойствия я опять уселся на стуле. Это было не только пробудившимся любопытством, которое заставило меня с этого момента внимательно слушать этого человека, в те мгновения я верил всему, что он мне рассказывал. В тот же вечер я вряд ли смог бы пересказать то, о чем мы говорили, не усомнившись в содержании и логике этой истории, но там, в маленькой полуподвальной комнатке, мне все было ясно, и все казалось чрезвычайно убедительным, и я осознал, что мой собеседник обязал меня к безоговорочному молчанию. Чем дальше отстоит во времени эта встреча, тем меньше я чувствую себя связанным и тем яснее осознаю абсурдность этих событий, но, несмотря на это, я не могу преодолеть некий страх, когда вспоминаю или описываю их. Поэтому постараюсь сдержанно обращаться с информацией.

Вот что мне рассказал тот человек, имени которого я тогда не узнал, да и для дальнейшего развития истории на том этапе это было несущественно: он рассказал мне, что речь в основном идет о том, что уже долгое время существует некое тайное Братство, единственной задачей которого является исследование Зла и его деяний. О нем (о Братстве, конечно, потому что зло мне достаточно хорошо известно) я никогда до сих пор не слышал. Но ведь в том и кроется сущность тайных обществ, что о них знает не первый встречный, поэтому я не сомневался в существовании такого союза, хотя у меня тогда не было других доказательств, кроме слов моего сотрапезника в полуподвальной комнате сомнительного трактирчика где-то в горах, когда день медленно клонился к концу.

Мужчина в дальнейшем уже не старался посвятить меня в организационные особенности Братства, не касался результатов продолжительных исследований, т. е. не говорил ни слова о том, действительно ли существует зло, как таковое, ео ipso, sui generic (лат. — тем самым, своего рода), и где и как зло проявляется, чтобы суметь распознать его, если оно случайно встретится на улице. Не то чтобы я был разочарован недостатком детальной информации, поскольку, по моему мнению, каждый должен решать сам, что он считает злом, а что — нет, поэтому, по моему сугубо личному мнению, на свете существует лишь конкретное, а отнюдь не абстрактное зло.

В этом я, кстати, вполне согласен с Мартином Лютером, который в свое время был неколебим в убеждении, что каждому человеку полагается собственный Дьявол, которого он не должен делить ни с кем. Коль скоро мы повсеместно и постоянно хотим подчеркнуть неотъемлемые права индивидуума, то будьте любезны признать их и в этом вопросе. Поскольку, как мне только что сообщили, уже давным-давно существует Братство, занимающееся исследованием зла, мне хотелось бы узнать об этом больше. Все-таки я не могу с полной уверенностью исключить возможность выводов, отличающихся от наших с Мартином Лютером, только благодаря одной продолжительности исследований, ведь в нашем распоряжении было не так уж много времени.

Как бы то ни было, об этом мой собеседник говорить не пожелал; ясное дело, он понимал, что меня здесь и сейчас интересовали бы исключительно причины такого повышенного интереса со стороны того самого Братства к господину Б. Кемпферу. Оказалось, Братство наблюдает за пресловутым Б. Кемпфером, как объяснил тот человек, уже довольно продолжительное время, но до сих пор не располагает конкретной информацией. Б. Кемпфер появляется каждый раз в другом месте, быстро обтяпывает какие-то свои делишки и исчезает так же стремительно, как и появился. Пока еще не удалось проследить и идентифицировать характер и направление его поездок и цель его занятий. Кроме того, всюду, где этот Б. Кемпфер появляется, он оставляет о себе впечатление, будто он находится в особых, тесных отношениях со злом, и, может быть, с самим Дьяволом. Однако эти сведения слишком ненадежны, чтобы сделать окончательные выводы. Поэтому Братство решило провести более глубокие изыскания. Именно поэтому Братство интересует рукопись, которая, как считают, находится в моем распоряжении, и которая может быть включена в число первых оригинальных источников об этом Б. Кемпфере, которые удалось раздобыть на этот момент.

В этом месте я прервал объяснения моего неизвестного собеседника и сказал, что, судя по собственному опыту, я считаю господина Б. Кемпфера хотя и, без сомнений, интеллигентным и творческим, но в то же время не вполне нормальным человеком, ибо если кто-то считает себя Дьяволом или, по меньшей мере, утверждает на полном серьезе, что он поддерживает с ним постоянный контакт, то сегодня он вызывает удивление среди достаточно образованных граждан, если не пользоваться другими понятиями и выражениями.

Да, сказал господин, с этим он вполне может согласиться, но ведь это до сих пор еще неясно, потому необходимо получить доступ к оригинальной рукописи, чтобы подтвердить это чрезвычайно вероятное предположение. Братство в течение долгих лет серьезно и глубоко занималось вопросами существования зла в этом мире, поскольку эти вопросы имеют чрезвычайное, можно даже сказать, экзистенциальное значение для всего человечества. Следовательно, у Братства имеется заинтересованность в том, чтобы как можно скорее разоблачать всяческих шарлатанов. Дешевый и глупый культ Сатаны, о котором не стоит и говорить, а также склонность некоторых людей, занимающих высокие посты, избегать рассуждений обо всем этом, как об Империи зла, уже натворили в мире за последнее время немало бед.

Если же теперь как можно скорее, так сказал этот господин, завладеть оригинальной рукописью, то можно было бы на основе богатого опыта довольно быстро и точно, применив этимологические, психологические, лингвистические и прочие методы, проверить, действительно ли и насколько серьезно занимался этот Б. Кемпфер такой тончайшей и разветвленной материей, как зло. Человек снова улыбнулся, решив тем временем, что этими объяснениями он окончательно сломил мое сопротивление и уничтожил все сомнения. Я действительно решился передать рукописи этому господину и Братству, но не потому, что я осознал цели и задачи этого действия. Меня привлекли деньги и, прежде всего, перспектива обрести никем и ничем не нарушаемое спокойствие.

Однако я отнюдь не собирался облегчить ему жизнь и потому спросил, что думает он о моей обработке этих рукописей. С одной стороны, я обязательно хотел знать, насколько широко информированы этот господин и его Братство. Ведь книга до сих пор еще не была опубликована. С другой стороны, я охотно признаюсь, что этой маленькой провокацией я решил позлить его и вытянуть из него парочку новых объяснений.

Нет, ответил господин, решительно взмахнув рукой, одно с другим никоим образом не связано, мои литературные успехи вообще не являются здесь и сейчас предметом обсуждения. Задача заключается только в том, чтобы получить возможность подвергнуть оригинальную писанину господина Б. Кемпфера всестороннему анализу и сделать окончательные выводы.

Постепенно этот господин выжал из меня своего рода восхищение, ибо ему удалось ответить на мои вопросы самым дружелюбным образом, не вдаваясь при этом в существо дела. Я решил прервать наши «кошки-мышки» и использовать дальнейшую беседу для выяснения технических и финансовых деталей. При этом возникала маленькая проблема: как известно, тексты господина Б. Кемпфера были переданы мне не в виде собственно рукописи, а как Электронные файлы, записанные на дискетах. Эти дискеты хранились у меня дома, в письменном столе, так как у меня не было причин брать их с собой в отпуск в горы. Если этот господин и его Братство надеялись быстро получить от меня материалы, то я должен был их разочаровать, так как я не собирался прерывать свое пребывание здесь по этим причинам.

Когда я сказал ему об этом, то он не увидел тут никаких затруднений и был готов немедленно увеличить размеры финансового вознаграждения, что покрыло бы не только расходы на поездку, но и вознаградило бы меня дополнительно за труды и затраченное на это время. Просто по привычке я спросил его насчет письменного договора и получил ответ, что желательно отказаться от таких формальностей. Мне было все равно, тем более, что один только взгляд на конверт устранил все мои сомнения.

Я взял конверт и как раз хотел обговорить с господином сроки передачи дискет, когда он сообщил мне en passant (мимоходом. — Прим. пер.), что он будет сопровождать меня в этой поездке. Естественно, не для того, чтобы контролировать меня (мне полностью доверяют и не сомневаются в моей честности), а только для того, чтобы не терять драгоценного времени. Благодаря счастливой случайности у господина были зарезервированы билеты на вечерний рейс в мой родной город, и он мог бы предложить мне место в самолете на следующее утро, так что мне не придется потратить много времени на передачу бесценных дискет. Затем мне будет передан причитающийся остаток вознаграждения, и ничто уже не сможет помешать мне и дальше наслаждаться покоем, миром и благосостоянием. Так он сказал, и я поверил ему.

Сказано — сделано! Во всяком случае, в отношении путешествия в тот самый вечер. Правда, мне было немного странно, вот так возвратиться домой всего на одну-единственную ночь только для того, чтобы на следующее утро вернуться назад в горы. Но чего только не сделаешь за деньги и приятные слова? Кроме того, теперь уже было поздно менять решение. Хотя нам пришлось сильно поспешить, чтобы не опоздать на самолет, и я, несмотря на свой спокойный нрав, был охвачен лихорадочной спешкой, поездка прошла так, как это и бывает: задержки, волнения, извинения авиакомпании, которые ничего не дают пассажирам, кроме дополнительных волнений. Потом нам крупно повезло, ибо наш таксист был африканцем, с которым мы объяснялись с грехом пополам, но он все-таки довез нас до места, сохранив дружелюбие. Он пожелал нам хорошего вечера, хотя мы были довольно сдержанны, давая чаевые.

Однако вечер был не таким уж хорошим, так как я уже при входе в квартиру заметил, что что-то было не в порядке. На первый взгляд все выглядело нормально, и если стопка газет была сдвинута немного влево или ботинки стояли в комнате по-другому, то все это можно было отнести за счет стершихся воспоминаний или, на худой конец, объяснить деятельностью домработницы. Но чтобы домработница увлекалась курением сигар и предавалась этому удовольствию в моем жилище, показалось мне невероятным, так что легкий аромат сигары в моей квартире должен был иметь другие причины.

Во мне пробудились давно забытые воспоминания о необычных заказах и странных ночных посетителях. Также я вновь осознал, что именно в этой связи я поддался стоящему рядом господину и позволил вытащить меня из моего убежища в горах. Мне захотелось как можно скорее завершить это дело, и я прямиком направился к столу, чтобы достать из моего образцового архива пресловутые дискеты и вручить их, наконец, этому человеку. Если принимать во внимание тот образ жизни, который я веду обычно, то может показаться странным, что в организации архива я придерживаюсь строжайшего порядка, нарушить который меня не может заставить никто и ничто, и я наслаждаюсь его формальной эстетикой, даже если мир вокруг меня рухнет. Поэтому даже незначительные мелочи дали мне понять, что кто-то покопался в моем архиве. Конечно, и в этом случае было бы уместным возложить ответственность за это на непредсказуемые действия домработницы. Но пусть меня считают параноиком, признаюсь, что я постепенно действительно занервничал. Правда, искомые дискеты я нашел на том же самом месте, где они должны были лежать, и это, собственно, не должно было послужить основанием для недоверия и нервозности, но мне уже все перестало казаться нормальным и незыблемым.

Я изо всех сил старался не обнаружить перед моим спутником неуверенность. Но он и сам не мог справиться с волнением, поэтому был занят собой, и ему не было дела до моих чувств. Помимо прочего, я мог бы объяснить свое необычное поведение чистой жадностью, поскольку выплата последнего транша еще только предстояла. Я действительно хотел избежать любых осложнений, которые могли бы возникнуть. Я глубоко надеялся закрыть, наконец, последнюю главу этого приключения, передав моему спутнику так страстно ожидаемые им дискеты. Я еще раз проверил, действительно ли это те самые дискеты, так как не хотел допустить никаких ошибок всего в двух шагах от завершения дела. Затем я вынул дискеты из дисковода, положил их в большой толстый конверт, вложил туда два листа картона, дабы дискеты случайно не были испорчены, и передал их широким жестом господину, который напряженно ждал этого момента.

Быстрым движением он схватил конверт, словно боялся, что в последний момент сделка аннулируется, и, в свою очередь, небрежно бросил мне конверт, который он перед этим вытащил из внутреннего карман пальто. Я пересчитал деньги, нашел счет удовлетворительным и спросил его с некоторой издевкой в голосе, не хочет ли он получить квитанцию, на что он ответил отказом, причем с самым серьезным видом. Мне осталось только предложить ему вызвать по телефону такси, чтобы как можно скорее завершить наше короткое, но зато крайне насыщенное общение. Но и тут я получил отказ, он невнятно пробормотал, что ему нужно идти собственным путем, впрочем, это меня вполне устраивало. Я проводил его до дверей, дождался, когда он покинет дом, затем тщательно заперся на все замки и даже подложил распорку под входную дверь, чтобы окончательно быть уверенным в безопасности. На кухне я нашел две бутылки минеральной, воды, взял их с собой в кабинет и там устало упал в свое любимое кресло в окружении книг. Это был длинный день, и мне оставалось мало времени на отдых и сон, так как вылететь мне предстояло ранним утром, и мне не хотелось опоздать ни в коем случае.

Теперь мне нужно было поразмышлять. Хотя все происходило достаточно быстро, мне все-такй бросилось в глаза нечто странное в тот момент, когда я проверял дискеты. Дело в том, что когда работаешь с файлом, то электроника обычно автоматически фиксирует дату последнего сохранения файла, естественно, точно так же произошло и с файлами Б. Кемпфера. Я сам не работал с файлами господина Б. Кемпфера непосредственно на дискетах, а переносил тексты на свой компьютер и их обрабатывал, следовательно, даты последнего сохранения файлов должны были быть трех-четырехмесячной давности. Но ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах там не могла стоять дата вчерашнего дня. Стало быть, кто-то не только получил доступ к моему компьютеру, но и редактировал файлы, с какой целью и с каким результатом — меня не интересовало, по крайней мере, в связи с тем человеком, которому я только что за большие деньги продал дискеты Б. Кемпфера, однако вселило в меня страх. Любая манипуляция с дискетами предполагала, что кто-то проник в мою квартиру. Тут я подумал о слабом, еле уловимом запахе сигарного дыма, на который я первым делом обратил внимание, как только переступил порог дома.

Чем дольше я размышлял на эту тему, тем меньше я находил объяснений, которые могли бы меня удовлетворить. После длительных размышлений я решил с помощью снотворного поспать остаток ночи, хотя в тот момент я отлично понимал, в каком разбитом состоянии я буду следующим утром. Предварительно я решил ознакомиться с содержанием ящика моей электронной почты, возможно, за последнюю неделю мне могли поступить интересные сообщения. Действительно, сообщений было довольно много, и я с трудом обдумывал одно за другим, таблетки постепенно начали действовать, а за расслабленность мне пришлось платить неизбежной усталостью. Мой интерес к содержанию писем быстро угасал, и я просматривал почту уже чисто механически, пока не дошел до последнего, самого нового сообщения, поступившего на исходе этого дня. Я уже почти спал, когда открыл его, и даже не сразу сообразил, что именно мне хотели сообщить. Известие было коротким и лапидарным: «Благодарствуйте и не обессудьте. Всего доброго, до следующего раза, Б. Кемпфер».