Внутри оказалось все не так мрачно, как снаружи. Внезапно возникшая, как будто из воздуха дама, со строгим, но каким-то отстраненным лицом, и ничего не выражающим взглядом за толстыми стеклами окуляров, повела нас в отведенные покои. Для этого она провела нас вверх по широкой лестнице, и разглядывая по дороге внутреннее убранство замка, я была очарована его величиной и богатым убранством. Впечатление портила только грязь и внешнее запустение. Наскоро наведенные попытки навести порядок как будто говорили о том, что некому убирать и содержать в должном виде такое большое пространство. Маг находился от меня через стенку, что, пожалуй, радовало. Жестом, встретившая нас дама, указала мне, чтобы я прошла в соседнюю комнату, сообщила, что ужин внизу через час, и вышла. К моему удивлению, в соседней комнате оказалась огромная деревянная лохань с горячей водой, кусок ароматного мыла и мягкое, банное полотенце. Хм, оставалось надеяться, что во время банных процедур странные хозяева этого места, или не менее странные слуги, нападать не собираются. Потому что отказаться от горячей ванны, особенно после этого мерзкого ливня, под которым пришлось простоять несколько хвилин, я была совершенно неспособна.

И да, любое нападение тролль знает кого — это волшебное время, проведенное мной в горячей, ароматной воде, — оно того стоило. Правда, ни хозяева, ни слуги так и не напали, так что мои ожидания, тьфу, опасения, не сбылись. Ну, как не сбылись. Почти. Потому что напал на меня маг. То есть, как напал. Не напал, конечно. Но как еще расценивать вторжение этого несносного типа в отведенные мне покои?

Несносный тип сидел, повернувшись спиной к старинному трюмо, и выразительно смотрел на меня, когда я вышла из ванной комнаты. Так пристально смотрел, немного рассеянным взглядом, как будто ожидал долгое время. Потому что стоило мне появиться, как взгляд его перестал быть рассеянным, и стал таким восхищенно-восторженным! Я к слову, из ванной, в одном полотенце вышла, пытаясь причесать мокрые пряди найденной там же щеткой. Которая в следующий миг, собственно, в этого нахала и полетела, не причинив ему никакого вреда, к моей досаде. Потому как реакция у оборотня оказалась, как у оборотня, в общем.

Вот что надлежит порядочной, благовоспитанной барышне делать, когда к ней в девичью опочивальню посторонний мужчина вламывается? Правильно, завизжать изо всех сил! Но как тут завизжишь-то? Вдруг, до сего момента относительно, конечно, мирные хозяева этого места не поймут моего столь бурного проявления эмоций? К счастью, я вспомнила, что я не просто благовоспитанная барышня, я потомственная Йагиня, и в тот же миг в мага полетел заряд, который любого навеки лысым сделал бы! Но оборотень же на то и боевой маг, чтобы не только вовремя от заряда уклониться, а еще и погасить его легким боевым заклинанием, когда заряд этот о стену сзади срикошетил и в визгнувшую меня обратно полетел! Заклинание у него вышло не совсем даже боевое, такое слабенькое, но и его оказалось достаточно, чтобы хозяевам ковер на полу прожечь.

А я, когда в меня мой же собственный «лысый» заряд полетел, не только взвизгнула, а еще и обе руки вскинула, то есть ту, которой до этого полотенце придерживала, тоже. Никогда не забуду выражения лица этого мерзавца-мага! Его застывший, тяжелый взгляд, плотно сжатые челюсти и туда-сюда ходящие желваки. Сердито подобрав полотенце, я одновременно думала о двоих вещах — можно ли мне и дальше продолжать считать себя порядочной девицей, или в конце-концов убить эту заразу брюнетистую. Впрочем, брюнетистая зараза помотав головой по-собачьи, то есть по-волчьи, ужом выскочила из моей спальни, и, судя по звукам, спиной с другой стороны к двери облокотилась. Припер в общем, мою дверь собой. Интересно, он что, серьезно думает, что я вот сейчас прямо в полотенце одном за ним побегу, чтобы его убить? Экого он о себе высокого мнения-то! Впрочем, тяжелое дыхание за дверью натолкнуло меня на мысль, что оборотень как будто от чего-то с трудом сдерживается, слишком уж тяжело дышал, стараясь делать глубокие вдохи и выдохи. Получалось плохо. А я, решив отложить его убийство на потом, решила все-таки одеться.

— Сударыня, извините меня, пожалуйста, — донесся из-за двери хриплый голос мага, — Я и представить себе не мог.

— Не мог, что? — запальчиво перебила его я, — Что люди имеют обыкновение мыться с дороги?

— Так ведь уже больше часа прошло, — оправдывался он, — Я за вами, собственно и пришел, чтобы к ужину спускаться.

Как это больше часа?! Сколько же я плескалась? Дивная Макошь, не оставь своей милостью! Я принялась лихорадочно натягивать на себя платье, одетое на манекен, услужливо поставленный каким-то хорошим человеком, дай светлые боги ему здоровья и долголетия, рядом с трюмо, возле которого прежде маг сидел.

— Тролль побери, — отчаянно путаясь в крючках, лентах, завязках и исподнем одновременно, я сразу даже не сообразила, что такого платья, из струящегося шелка нежно-фиолетового цвета, у меня с собой не было. А когда сообразила, было уже поздно — я уже оделась, и опаздывать на ужин еще больше не хотелось совершенно. Надо бы что-то придумать с мокрыми волосами…

— Сударь Лиодор, — позвала я мага, — Вы еще здесь?

— Здесь, сударыня Хессения, — чинно ответили мне из-за двери. Вот и стоял бы там, ждал меня за дверью раньше! Но сейчас было не до этого.

— Сударь, вас не затруднит зайти?

— А вы оделись, сударыня? — вот ведь нахал! Нет, конечно, тебя жду! При этой мысли гормоны попробовали было взбунтоваться, но я им строго наказала: «молчать!». Не очень-то меня послушались, правда. А маг, так и не дождавшись ответа от возмущенной и покрасневшей меня, зашел все-таки.

— Сударь, — попросила, — Не поработаете ли моей личной горничной?

Вытянутое лицо мага показало, какого он мнения о моей просьбе. Самого что ни на есть удивленного. Странно, а в душещипательных романах пишут, что герои-соблазнители нередко помогают своим дамам привести себя в порядок после… После чего-то, что начинается, как нежнейшие поцелуи и объятия, сиропно расписываемые на двадцати страницах, а потом вообще ничего, вот. То есть потом сразу герой помогает своей даме сердца застегнуть крючки на платье и поправить прическу. А как они, крючки эти, расстегнутыми оказались и прическа растрепалась — ни слова. Я, конечно, могла себе представить, что там дальше — я не раз видела жеребцов с кобылицами, быков с коровами, не стоит же забывать, что я целительница, и меня, то есть бабуль заводчики нередко приглашали в целях магической подстраховки, так сказать. Чтобы все хорошо прошло, и теленочек или лошаденок там непременно мастью, в папашку или мамашку пошел… О собаках селянских я вообще молчу. Но неужели у людей все происходит настолько же грубо… и… как-то дико? Ну и быстро, чего уж там… Вот когда меня сударь Лиодор поцеловал, ведь это было ни на что не похоже… И губы его, не смотря на твердость и решительность, оказались такими теплыми и нежными… И когда… Тогда, когда наши магические энергии смешались… Это же было… О, дивная Макошь! О чем я только думаю!

— Сударь, — сорвавшимся голосом, отчаянно краснея, попросила я, — Заклинание сушки волос мне никогда хорошо не удавалось… Не могли бы вы… Помочь мне, пожалуйста?

Маг отчего-то ответил мне таким же хриплым, срывающимся голосом:

— Любое ваше желание, сударыня, — и он с проворством настоящей горничной занялся моими волосами.

А мне стало вдруг так больно! Значит, не врут душещипательные романы, вон как ловко у него выходит.

— Что, сударь, обширная практика у вас была?

— Да, сударыня, — ответил маг, и мне прямо вот завыть от боли захотелось. А он добавил:

— Обширная-не обширная, но в случае с Дине, думаю, не грех сказать, что обширная. Пожалуй. Потому что этой несносной девчонки мне одной всегда за глаза хватало.

Значит, Дине. Ненавижу! Какой же он кобель!

Маг, видимо, не замечая, какие страдания мне причиняет, продолжал:

— Кузина часто у нас гостит. И, так повелось, что мне с детства пришлось осваивать науку бытовых заклинаний, потому что этих порванных и обгорелых платьев, спутанных и остриженных уже не помню по какой причине и каким способом волос, ушибленных коленок и прочего нам хватало за глаза. Динеке, она, знаете, в ней кровь оборотня не проявилась, разве что в невоздержанности в поведении, ну и там клыки и когти выпустить может, когда злится и зрачки у нее сужаются. То есть я был всегда не только старшим, но еще и более ловким, но она непременно хотела участвовать во всех каверзах в главной роли. К слову, она сама их большинство и придумывала. Когда мы выросли и стали посещать балы, я думал, она успокоится, но куда там! Мне по-прежнему часто приходится заметать следы ее приключений.

Значит, Динеке. Кузина. Сестра. Я почувствовала, что буквально люблю уже эту совершенно незнакомую мне девушку.

— А где сударыня Динеке сейчас?

— В Светлой Академии. Учится на боевую магичку, — спокойно пояснил оборотень и фыркнул себе под нос.

А у меня, видимо, совсем отказал разум, потому что я спросила:

— Значит, никому, кроме сестры, вы не оказывали больше таких услуг? — с надеждой в голосе так спросила.

Видимо, разум отказал не только мне, потому что в следующую секунду я, уже с идеально уложенной высокой прической, оказалась прижатой в очередной раз к мускулистой груди мага, и он не прошептал, нет, он выдохнул мне прямо в лицо, от чего коленки забыли, что держать меня — их работа, и мелко задрожали:

— Хессения, волки женятся один раз в жизни. И свой выбор я уже сделал.

Потом оставил меня — не знаю, как удержалась на ногах и смогла плавно опуститься на тот же пуфик. А маг вышел, сообщив:

— Жду вас за дверью.

Значит, сделал выбор, да? Я впрочем, была слишком ошеломлена всем произошедшим, чтобы серьезно отнестись к его словам. Но немного обидно все же было: он, значит, выбор сделал, а у объекта своего выбора, мнения спросить как, не судьба?

А душещипательные романы наверняка все врут. Я давно подозревала.

* * *

Очень странно, что граф де Менферский не почтил нас своим вниманием даже за ужином. Спустившись вниз, мы с магом в сопровождении все той же дамы, что показала нам отведенные покои, проследовали в зал с высоким потолком, где был сервирован роскошный стол на двоих.

— Граф просит его извинить, он нехорошо себя чувствует, сказала дама, и подала знак лакею, который больше был похож на вольноборца, что выступают на ярмарочных площадях и путешествуют с бродячим цирком. Настолько нелепо сидела на этом парне лакейская ливрея, и так неуклюже он попытался нас обслуживать, что видно было даже моим невооруженным глазом — делает это бедняга в первый раз. Что уж говорить о маге, который с детства привык к такому вот высокому обслуживанию. Наследный герцог просто вежливо поблагодарил хлопца, и принялся ухаживать за мной сам. Дама, проводившая нас сюда, опять куда-то испарилась.

— Как они это делают? — недоуменно спросила себе под нос я.

— Я даже поначалу принял их за призраков, — признался оборотень, как будто читая мои мысли, — Настолько мало в них жизни — непонятно даже, как ходят вообще. Только вот не призраки они, а люди, как и мы с вами, из плоти и крови.

— Так уж как мы с вами.

— Вы правы, что-то с ними не так, но что именно, не могу понять.

Я одними губами постаралась передать ему свой вопрос — почему-то не проходила ощущение, что за нами наблюдают — есть ли опасность для нас.

На что маг недвусмысленно дал мне понять, что с ним мне вообще ничего не грозит. Он в самом деле такой сильный — или просто настолько безбашенный и самоуверенный? Впрочем, мы пока не имели чести представиться хозяину лично, я не знала, что именно написал о нас в подорожной сударь Хориус. Может, попросил пропустить своих друзей или знакомцев, а может, и сообщил, что путешественники, ни кто иной, как наследник герцога Дарнийского, с наследницей Дома Йагинь?

Страшновато было есть вот так, в чужом доме. Но посмотрела на предложенную нам пищу магическим зрением — вроде бы все в порядке. Посмотрела на мага — он проделал то же самое. Принялись за еду, но в царившей атмосфере какой-то серости и безысходности, несмотря на богатое убранство дома, кусок в горло не лез. Еле дождалась, пока закончится ужин. Опять возникшая непонятно откуда, я так поняла, домоправительница, провела нас обратно в опочивальни. Еще раз пригляделась к странной даме — нет, не призрак, человек, только ведет себя очень странно, как и выглядит. Подгадала момент, заглянула женщине в глаза — и отшатнулась — на меня смотрела сама пустота, само безразличие. Что-то было со слугами в этом доме — все они, хоть и разные, но в этой своей опустошенности казались похожими.

На прощание домоправительница сказала нам с магом:

— Чтобы ни случилось ночью, ни в коем случае не открывайте окна, — и добавила, — Для вашей же безопасности.

Я в тот же миг поклялась себе, что пусть хоть небо падает на землю — окно ни за что не открою!

Выдворив из своей опочивальни мага, который почему-то вознамерился охранять меня в непосредственной близости к моему телу, как он выразился, я решила не тушить магическую свечу и лечь спать. И все эти его «может случиться все, что угодно» и «вдруг, вы забудетесь и откроете ночью окно» на меня не подействовали. Напомнила ему, что я — Йагиня, а он на то и боевой маг, чтоб и через стенку опасность заметить и прийти мне на помощь. А затем указала на дверь.

Даньку не радовали даже гостинцы, которые захватила ему со стола под ничему не удивляющимся взглядом домоправительницы.

Кстати, маг сказал, что выделенная ему опочивальня не так роскошна, как моя. Странно это. Может, зря я его отпустила? Как-то нелепо это со стороны хозяина — и платье мне для ужина предоставить, и покои такие барские, то есть графские выделить. Нехорошее подозрение закралось в душу и я уже готова была вернуть мага, как решила все-таки спросить кое о чем коловертыша:

— Данечка, а ты услышишь, если к моей комнате кто-нибудь подойдет? Успеешь сударя Лиодора на помощь позвать?

— А никто не придет, девонька, — невесело усмехнулся коловертыш, — За закрытым окном в зачарованном замке… О, ясноокая Девана*, за что мне все это?! За что ты послала мне это испытание в виде этих околотеней! Не было печали, так их занесло в замок, полный каких-то окаёмов!

Значит, Девана. Не Святобор — олицетворение вечно живой природы, а его своенравная, норовистая красавица-жена.

Поинтересовалась, в каком смысле он имел ввиду — «зачарованный замок», и услышала:

— Заклятье беспамятства на всех здесь лежит. Каждый из слуг, а быть может, и сам хозяин, очарованы. Неужели не лечила никогда тех, кто едва разумом не тронулся?

Точно! Вот дурья башка, как же я сразу не догадалась! А не догадалась потому, что сталкиваюсь с этим заклинанием впервые, да и малое отношение оно имеет к целительской магии. Обычно, если где человек увидел, столкнулся с чем-то по-настоящему страшным, ум сам блокирует его память, чтобы сохранить психику в норме. Потом, может быть, память о том, о чем лучше не вспоминать, понемногу или сразу, вернется. Но в имитативной магии есть похожее заклятье — им пользуются крайне редко, если человек пережил какой-то сильный стресс, оно накладывается для того, чтобы пациент попросту не сошел с ума. Но пользуются этим заклятьем крайне редко, потому как оно сильное, но очень опасное: немного передержишь — и ага. Получится что-то на вроде этой самой домоправительницы с пустыми глазами — вроде бы все свои обязанности по дому исправно выполняет, а жизни в ее глазах и поступках практически нет. И конюший такой же, и хлопец тот, большой, в лакейской ливрее. Вспомнила, так оно и называется, как бесенок сказал — «заклятье беспамятства».

— И что ты думаешь, все здесь под ним ходят? — ужаснулась я, — Давно?

— Да к пифии не ходи, — подтвердил коловертыш, — А как давно не ведаю, да только все ближе и ближе наши хозяева-то к марам и маренам — не только память из них течет, жизни постепенно лишаются…

— Что же должно было случиться, чтобы на людей наложили заклятье беспамятства? И почему оно так странно действует…

Коловертыш усмехнулся еще печальней:

— Нетуть, Сеня, — он впервые назвал меня по имени, — Каждый день что-то их жизнь пьет…

У меня перед глазами запрыгали страшные картинки рассказов оборотня и коловертыша. А что, если вдруг… Если все это правда, ну или правда еще страшнее…

Так. А как же императорские проверки? Получается, проверяющим тут тоже стирали память, после того, как они насмотрятся разных ужасов? Неужели, правда?

Стоп. Стирали память? Императорским магам? Да ладно!

— Я тоже так не думаю, — раздался голос императорского мага и сударь Лиодор вошел в спальню, — Это точно никакое не заклятье беспамятства, могу побиться об заклад. Я натянула простыню по самую шею, но даже не пискнула, что я вот тут в ночной рубашке, а у меня ночью в опочивальне мужчина. Наверно, я превращаюсь в падшую женщину. Вздохнула.

А коловертыш окинул мага скептическим взглядом — мол, я хотя бы предложил что-то, а ты?

Оборотень не обратил внимания на провокацию:

— Но Данила прав, — задумчиво сказал он, — Они здесь все как будто в глубоком забытьи.

— Сударь, — нахмурила я лоб, — Вы же смотрели на сопровождающих стражников магическим зрением?

По глазам вижу, что смотрел.

— Они же нас встретили, когда только-только смеркаться начало… Мне кажется, при свете дня их ауры были плотнее.

Маг кивнул.

— Вот поэтому я и говорю, что это не заклятье беспамятства. Или не только оно. Как будто по ночам они становятся призраками, но пока не до конца. Но мне кажется, что первая же ночь, которую они встретят в качестве призраков, окажется последней для них, как для людей. Они просто не смогут вернуться утром.

— И сколько им осталось? — спросила я, поежившись.

— День-два, не больше, — вздохнул маг, — Похоже, и здесь придется задержаться. Кстати, старшина их показался почти нормальным. А вот у остальных — да, изменения в ауре были, и сильные.

Я тоже вздохнула. Он прав. Мы не можем пройти просто так вот, мимо. Просто обязаны во всем разобраться!

— Может, спустимся, поищем Топатия и у него поинтересуемся, — предложила я, — Все-таки, он сюда, судя по всему не в первый раз приехал.

— Уже, — коротко пояснил маг, — Я только от него, сидит со слугами на кухне, чай пьет. Говорит, они всегда такие были, сколько он сюда ездит. В общем, толку от него никакого. Ничему не удивляется. Сказал — «мало ли у людей какие причуды, вон и вы с супругой тоже с придурью».

— С супругой? — не поняла я.

— А он с чего-то решил, что мы женаты, — улыбнулся маг, — Вот, думаю, может он вовсе не недалекий детина, а провидец, — и маг самым нахальным образом мне подмигнул.

Дурак. Правда, вслух этого не сказала. Но ведь все делает для того, чтобы именно это слово от меня услышать! И услышит, еще как услышит!

Значит, от слуг нам здесь ничего не добиться, а хозяина искать бессмысленно — захотел бы, давно показался на глаза.

— Сударь Лиодор, а почему, как вы думаете, граф нам не показывается?

Маг пожал плечами, при этом продолжая хмурить брови:

— Боюсь, что у здешнего хозяина слишком веская причина для этого, сударыня, — и жестами показал, что не стоит обсуждать это вслух.

Что ж. Не стоит, так не стоит, скорей бы утро. Вот тогда точно отыщу хозяина и припру его к стенке — пусть признается, что здесь за феномены вместо слуг?

В очередной раз за сегодняшний вечер, точнее, уже ночь, выпроводила из опочивальни мага, и, надеясь, что на этот раз окончательно, легла спать.

Разбудило меня какое-то болезненное томление в груди, чувство, как будто рвется наружу странная тоска, серая, унылая. Списала все на духоту в опочивальне и встала открыть окно — дышать было совершенно невозможно! Не успела сделать и пары шагов, как маленький пушистый смерч прыгнул мне на руки:

— Сеня! Сеня, не смей!

Я удивленно уставилась на коловертыша и с запозданием вспомнила: ни в коем случае не открывать окно. А в опочивальне душно, и в груди как-то жмет, такая тоска накатывает, что хоть в петлю.

Решила спуститься на кухню — воды попить, раз уж встала. Да и душно, поняла, что не засну больше, по крайней мере, сейчас. Надеюсь, дорогу обратно найду. Стоило выйти из комнаты, освещая себе дорогу неярким светом магического светлячка, тут же была схвачена за другую руку. Следит он за мной, что ли?

— Сударь, — прошептала я, — Вы без меня ходили на кухню, а я без вас нет, так что можете спокойно отдыхать.

— И не думайте, сударыня, никуда я вас одну не отпущу.

И Данька тоже за нами увязался, видимо, побоялся оставаться один.

Только вместо того, чтобы следовать за магом, уверенно державшим меня за руку, я высвободила свою ладонь и быстро, уверенно двинулась в другом направлении. С каждым шагом было все больнее в груди, но я понимала, что чутью потомственной Йагини можно доверять. Ярко выраженная, порой даже слишком, эмпатия, заставляет меня остро чувствовать то, что переживают внутри другие люди и нелюди. И сейчас, как дарующая жизнь, я отчетливо понимала, что кому-то в этом замке очень больно и очень плохо, и никакой страх уже не мог удержать меня.

С замиранием сердца остановилась перед высокой дверью. Прислушалась к себе — здесь. Маг и Данька молчали. Видимо, решили довериться чутью Йагини. Или просто сказать нечего было, не знаю, но не мешали, и на том спасибо.

Приоткрыла дверь, и еле удержалась на ногах — чужая боль тупой стрелой пронзила сердце. Досчитала до десяти, нарисовала на груди зеркальную руну — хоть и не дружу пока с этой магией, не дозрела до нее еще, но руна зеркала — самое то, чтобы перестать ловить чужие чувства, эмоции, ощущения.

В опочивальню входить не стала, и спутники мои за спиной замерли. Присмотрелась — комнату освещал только лунный свет, ровно льющийся из распахнутого окна. Слабые порывы ветра колыхали вздымающиеся тонкие, невесомые занавески. В темноте их вполне можно было принять за танцующих в воздухе призрачных русалок. Несмотря на широко распахнутые окна, здесь пахло сыростью, и даже порывы ветра не приносили долгожданную прохладу. У невысокого ложа сидел наполовину седой мужчина средних лет, сгорбленный, поникший. Увидев его, я даже вздрогнула — мужчина сидел без движения, и поэтому я не заметила его сразу. Нашего вторжения он не заметил. Я поняла, что это его боль я ощущала все это время. Неужели это наш хозяин, граф де Менферский? Пригляделась повнимательнее — увидела, что на ложе, над которым он склонился, лежит призрак. Как будто сотканная из ночного тумана, лунного света и тусклых, попеременно вспыхивающих тут и там магических светлячков, девушка казалась очень юной, тонкой, и хрупкой. Внезапно мужчина пошевелился — он попытался взять девицу за призрачную руку — и ничего не получилось. Пальцы попросту провалились. И тогда, к моему стыду — ведь мы самым бессовестным образом подглядывали, смотрели на то, что совсем не предназначено для наших глаз — граф де Менферский, а в том, что это был именно он, уже не осталось сомнений, уронил голову на грудь, спрятал лицо в ладонях и зарыдал. Неловко было смотреть, как плачет взрослый, судя по всему, пожилой мужчина. И не смотрела бы, если бы он вдруг не заговорил. Глядя то на призрак девицы, лежащий перед ним, то почему-то в раскрытое окно, он бормотал что-то неразборчивое, но отдельные фразы можно было разобрать:

— Сколько еще ты будешь мучать меня…

— Пожалей хотя бы ее…

— Пожалей моих людей, хотя бы тех, кто остался…

— Забери мой разум…

— Оставь же ее в покое, проклятая ведьма!

— Сколько еще ты будешь тянуть из них жизнь!

— Забери мою!

— Забери все, что принадлежит мне…

— Ты итак уже все забрала…

— Чего же ты хочешь…

И в этот миг из окна раздались звуки пения. До сих пор горжусь своей реакцией — с первых же нот услышав, кто поет, не глядя, даже до того, как оглянулась, метнула руной зеркала в мага. В следующий миг, уже обернувшись, увидела катающегося по полу Даньку, зажимающего лапками заячьи уши, и наградила зеркальной руной и его.

И только после этого, хотя казалось, прошло не больше секунды, закрыла дверь.

Потому что там, снаружи, пел сирин. И теперь действительно было, о чем подумать.