Яд — амби на языке кечуа, капари' — на чайяуита. Соль — качи, ямура. Два бесценных товара, побуждавшие индейцев разных племен великой Амазонии издревле поддерживать торговые контакты друг с другом. Ценности, ради которых они отправлялись в многомесячные путешествия за тысячи километров от дома.

Яд для маленьких стрелок-дротиков, без которого невозможна настоящая охота. Соль, необходимая в приготовлении пищи. Соль — верное противоядие.

Как-то, будучи в Эквадоре у моих друзей канело-кичуа, я услышал от стариков, что еще не так давно, лет сорок назад, люди с тех мест совершали долгие, длившиеся по полгода экспедиции за солью на реку Уальяга, что течет далеко на юго-востоке, в Перу. Оттуда же — а это свыше тысячи километров — привозили и особый яд, который нельзя было раздобыть нигде более. Этот яд — ламас амби не использовали для охоты, но только на войне. Им убивали людей, и был он столь же эффективным и быстродействующим, «как пуля».

Небольшие флотилии, насчитывавшие с десяток индейских каноэ, спускались по Бобонасе до ее слияния с Пастасой, затем продолжали путь до самого Мараньона, потом сплавлялись по Мараньону до устья Уальяги, а оттуда поднимались в предгорья Анд — к соляным копям, недалеко от которых жили и одни из лучших специалистов в приготовлении ядов.

Ничего более конкретного выяснить мне в тот раз так и не удалось. Поэтому я стал рыться в книгах современных авторов, а также старых замшелых трудах, дабы понять, как в действительности обстояли дела. И можно ли говорить о том, что в «диких джунглях» Амазонии, в Южной Америке существовало нечто похожее на великий шелковый или соляной путь Старого Света?

Стоило начать пристально изучать этот вопрос, как довольно скоро выяснилось, что упоминания, будто за солью на копи Ла-мас приплывало множество индейцев из западной части бассейна Амазонки, нередки. Но отчего-то малоизвестны. Есть они и в сборнике «Амазонка, царица рек Южной Америки», вышедшем в свет в 1905 году:

«Выше этого селения [Юримагуас], на правом берегу реки находятся знаменитые соляные залежи; они тянутся на протяжении многих верст вдоль самого берега реки и могли бы снабжать солью Америку. В настоящее время они снабжают солью только лишь жителей амазонской области, а потребность в соли здесь весьма значительна, так как соленая рыба составляет один из главных источников питания. Соляные холмы, в которых слои соли чередуются с красной глиной, достигают здесь до ста метров высоты.

Там, где по склонам холмов дождь смыл красную глину, можно видеть пирамиды из чистейшей соли. Издалека, из дремучих лесов Укаяли и Мараньона, а также с притоков Амазонки каждый год съезжаются летом индейцы за солью к берегам Гу-аллаги; при этом они нисколько не заботятся окончить поскорее свое путешествие, занимаются охотой по берегам и рыбной ловлей, а временами опустошают банановые плантации прибрежных жителей.

Добывание соли ведется самым первобытным образом: первоначально обнажается от земли соляная залежь, на ней прорезают несколько неглубоких борозд, в которые затем льют воду до тех пор, пока они не углубятся настолько, что всю залежь соли можно расколоть на отдельные части».

…Так что же, спросит любопытный читатель, неужели не все индейские племена умели приготавливать яд «кураре» для знаменитых духовых трубок, о которых столько приходится читать и слышать с экранов телевизоров? Если еще можно понять, зачем плавать за солью куда-то за тридевять земель — у себя ее может просто не быть, — то как это возможно, чтобы индейцы — индейцы! — не могли делать охотничий яд, без которого охота малоэффективна?

Я решил сделать попытку разобраться во всем, для чего — после долгих колебаний и решения чисто организационных вопросов — отправился в Перу. Туда, где на берегу мутной и широкой Уальяги стоит город Юримагуас, выше которого и по сей день открываются залежи каменной соли. Ныне, правда, никому не нужные. Туда, где — как оказалось — залегают не менее знаменитые копи в верховьях реки Паранапура и ее притока Качияку, имя которого на языке кечуа означает «соляная река». Примечательно, что тот же смысл заключен и в имени этой извилистой речки на языке моих друзей индейцев чайяуита, уже знакомых читателю исконных обитателей заболоченных джунглей у подножий Восточной Кордильеры. Ибо Ямураи происходит от двух слов: первое — ямура — «соль», второе — и' — «река», «вода».

Итак, от эквадорских индейцев канело-кичуа с Бобонасы я отправился туда, откуда рукой подать до городка Ламас, в окрестностях которого, как и в самом городе, и поныне живут индейцы кечуа-ламистас, чья слава знатоков в приготовлении ядов гремела на добрую половину Амазонии. Они да еще, пожалуй, индейцы тикуна, обжившие берега Амазонки близ границы с Бразилией, среди прочих племен считались до недавнего времени «лучшими из лучших». От имени племени тикуна, кстати, пошло и название охотничьего яда, использовавшегося и используемого кое-где и сегодня лесными кичуа с берегов рек Напо и Курарай.

О том, что вышло из этой экспедиции, я и поведу разговор ниже. Сразу признаюсь, не все из задуманного удалось осуществить. К примеру, я так и не сумел разузнать, каким образом приготавливался «боевой» яд ламас амби. Правда, наслушался много домыслов, объяснявших его силу в частности тем, что в него добавляли яд нескольких видов змей. Тем не менее, увлеченный ролью соли и яда в жизни лесных племен Западной и Северо-Западной Амазонии, я выяснил многое из того, что связано собственно с изготовлением этого самого важного ингредиента. Все, что будет описано ниже, относится к канело-кичуа.

Индейцы, живущие по высоким берегам Бобонасы, точнее сказать, некоторые из них, довольно искусны в том, что касается приготовления обыкновенного охотничьего яда амби, или, как его еще называют в этих местах, амби-амби и пукуна амби. Изготовленный ими яд для маленьких стрелок-вирути, которыми стреляют из бодокер, ценится их соседями достаточно высоко и служит предметом обмена и продажи. Тем не менее наиболее сильные разновидности ядов лесные кичуа прежде покупали у индейцев с Нижней Уальяги, которых называют часута и которые слывут — точнее, слыли — одними из лучших знатоков ядов. Я даже не сомневаюсь, что речь идет о кечуа-ламас, так как городишко Часута стоит на Уальяге выше Юримагуаса, недалеко от Тарапото и соответственно Ламаса.

Так кто же они такие, эти великие знатоки ядов? Я мог бы рассказать много интересного об этих людях, но придется ограничиться лишь самыми общими словами. В настоящее время ученые полагают, что современные кечуа-ламас — это потомки некогда многочисленных индейских племен, в свое время известных как «мотилонес». Они жили в лесах и предгорьях Кордильеры, то есть их земли были на границе двух гигантских природных областей — Кордильеры Анд и Амазонии. К 1538 году, коррехидор, т. е. управляющий, Кахамарки и Чачапояс по имени Рива Эррера начал покорение земель, лежавших к востоку от недавно основанного города Мойобамба. В своих походах он добрался до Уальяги в ее среднем течении, попутно заложив поселение-крепость, ставшее позже городком Ламас. Вокруг этого поселения — обычная практика для времен завоевания — осели жившие в тех краях индейцы, принадлежавшие к шести различным группам. Это были табалосо, ламас, амасифуйне, каскабосоа, хаумунко и пайяно. Помимо них, вокруг крепости поселились и представители племен муничи и сучичи. Все они должны были работать на испанцев. Изначально каждое из перечисленных племен говорило на собственных языках и диалектах. Однако с появлением иезуитских миссий среди индейцев стал распространяться язык кечуа или, как тогда говорили, «единый язык инга», который миссионеры планомерно насаждали в качестве языка межплеменного общения. Таким образом, в течение XVII века пестрое разнородное население подножий Анд, к тому моменту замиренное испанцами, сложилось в некую многоликую культурную общность, представители которой говорили на одном из диалектов кечуа и были одними из лучших производителей охотничьих и боевых ядов.

Вообще-то лесные кичуа с Бобонасы, с которых я и повел разговор, сами неоднократно предпринимали попытки изготовить яд, аналогичный по силе тому, что им приходилось с большими трудностями доставать на Уальяге у кечуа-ламас. Однако по их же собственному признанию все они терпели фиаско. Во-первых, потому, что часута смешивали множество различных ингредиентов, которые держали в строжайшей тайне. А во-вторых, из-за того, что в джунглях, где живут канело-кичуа, некоторые важные составляющие просто отсутствуют. Например, нет тех растений, из которых часута-ламистас добывали нужные для их ядов вещества. Такое признание индейцев тем более удивительно, если учесть, что для изготовления обычного охотничьего яда сами канело-кичуа — только вдумайтесь! — используют около трех десятков различных растений. Среди прочих я могу назвать барбаску, амби лалью, паля уаска, канью уаска, пайянг-щи, льючи, тунищпа уаска, апа уаска, амби уаска, плоды дерева лиспунгу, корни кустарников яна амби каспи и паля панга руйя. И это лишь небольшая часть растений, нужных для приготовления охотничьего яда.

Итак, как же готовят амби? Прежде всего надо понимать, что человек, занимающийся приготовлением ядов, не просто носитель познаний в области медицины. Он — знахарь, и весь процесс готовки — действо по сути своей магическое. Отсюда следует, что сделать хороший яд способен лишь человек, обладающий большими познаниями и опытом. Поэтому среди канело-кичуа этим занимаются двое взрослых мужчин, которые знают, как общаться с духами — «хозяевами» ядовитых растений.

Яд никогда не приготавливается дома, но только вдали от человеческого жилья, далеко в джунглях, где индейцы могут с большей легкостью общаться с духами. Как правило, временное укрытие-тамбу строят из пальмовых листьев не ближе чем в по-луторадневном переходе.

Глиняные горшки, в которых готовят яд, делают сами мужчины специально для этой цели. При этом всю остальную керамическую посуду на Бобонасе и окрестностях изготовляют исключительно женщины. Для амби нельзя брать абы какой горшок. И уж тем более тот, в котором готовили пищу. Индейцы объясняют этот запрет тем, что в еду добавляют соль. А последняя, как я уже говорил, считается противоядием и поэтому ни в коем случае не должна смешиваться с ядом. А в горшке, даже вымытом начисто, соль всяко останется, впитавшись в поры глиняных стенок.

Перед тем как взяться за изготовление яда, мужчины весь предшествующий день постятся, питаясь лишь несолеными жареными бананами-платано. А также — как и при подготовке многих других сакральных обрядов — избегают сексуальных контактов со своими женщинами.

Не слишком далеко от той хижины, в которой намереваются варить яд, в направлении дома строят еще одно укрытие. Его могут посещать остальные мужчины и даже подростки, которые приносят сюда горшки и топливо для костра, а также невероятное множество лиан, корней, плодов и кору, из которых и будут вываривать яд. В укрытие же, где предстоит делать яд, могут приходить лишь два человека. Что касается женщин, то им категорически запрещено приближаться к любой из двух хижин. И вообще им надлежит держаться по возможности дальше от места священнодействия.

Для приготовления яда требуется четыре больших горшка-тинаха, наподобие тех, в которых хранят закваску для чичи. «Поварам», памятуя о множестве запретов для соплеменников, приходится собственноручно перетаскивать их в свое укрытие. Туда же переносят и все собранные растения.

Приготовление яда занимает целых восемь дней. Из них первые два уходят на то, чтобы очистить весь материал от грязи, снять кору и растолочь корни. Эту работу выполняют подростки во втором укрытии.

Индейцы варят яд только по ночам, а для костра используют лишь твердую древесину пальмы чунда. Они верят, что только если соблюсти эти условия, амби получится сильным, как и стволы колючих деревьев.

На второй день, как только стемнеет, индейцы разжигают костры и начинают варить. Варят всю ночь до самого рассвета. В течение третьего дня индейцы ничего не делают, но как только снова наступит ночь, принимаются за прежнее. После того как яд варился две ночи, его оставляют в покое и не прикасаются к нему последующие два дня и две ночи. Таковы правила. Затем ночная варка возобновляется, и индейцы бодрствуют еще две ночи. По их окончании яд готов.

Все эти ночи амби варят на маленьком костре, потому что весь процесс должен протекать медленно и постепенно. Когда различные составляющие яда соединяют в одном большом горшке, то варка длится до тех пор, пока часть жидкости не испарится, а оставшаяся не загустеет до консистенции пчелиного меда. Готовый яд приобретает темный кофейный цвет.

Все время, пока длится приготовление, «повара» остаются в джунглях. Им не позволено как следует есть, и весь их дневной рацион состоит из двух несоленых бананов да чичи из маниока. Индейцы, занятые варкой яда, уходят питаться во второе укрытие, так как в первом, где варится яд, строго-настрого запрещено есть и готовить что-либо, кроме него. Мужчины обязаны строго поститься и ни в коем случае не употреблять соль, сладкие фрукты или сок сахарного тростника. В противном случае яд непременно испортится, и им будет невозможно убить кого бы то ни было.

Пока яд варится, «повара» поют заклинания и магические песни. Благодаря этому они добиваются того, что духи-хозяева ядовитых растений, варящихся в горшке, оказывают им свое расположение. В остальных случаях индейцы разговаривают лишь при крайней необходимости, да и то очень тихо.

Как уже было упомянуто, варка яда протекает постепенно и не каждую ночь. Поэтому у индейцев хватает свободного времени, которое они проводят за изготовлением стрелок-вирути, на которые затем нанесут амби.

«Поварам» строжайше запрещено, как я уже говорил, спать с женщинами, а последние вообще не должны приближаться ни к одному из двух укрытий в джунглях, где происходит церемония.

Это объясняется тем, что если какая-нибудь из представительниц прекрасного пола подойдет слишком близко, то яд будет безвозвратно испорчен. А если у нее есть грудной ребенок, то малыш непременно умрет. Так что уход «поваров» в глубь сельвы отчасти вызван желанием избежать назойливого женского любопытства.

По мнению канело-кичуа, каждое ядовитое растение — да и вообще всякое — имеет «духа-хозяина», супаи. Именно он и наделяет тот или иной вид его качествами. Именно супаи убивает животное или птицу, когда отравленная стрелка попадает в тело жертвы. Вот почему охотничий яд называют еще супаи амби.

Когда индейцы варят яд, они стараются избегать вдыхать испарения и дым: говорят, что они несут в себе болезни. И действительно, когда «повара» возвращаются из джунглей домой, выглядят они неважно, бледными и ослабшими. Впрочем, слабость и бледность могут быть скорее следствием длительного поста, нежели вдыхания испарений готовящихся в горшках ядовитых растений.

Как только яд готов, индейцы тут же испытывают его силу. Как? Для непосвященного человека способом, весьма экзотическим: они стреляют отравленной стрелкой в лягушку. Если та умирает быстро, то это верный знак хорошего яда. Оказывается, лягушки — существа весьма живучие и отравить их не так-то легко.

Я уже писал, что соль и сахар считаются среди индейцев противоядием. Если кто-то случайно поранится отравленной стрелкой, то в воде разводят немного соли и дают раненому выпить. Сам я этого не знаю — не пробовал, но индейцы говорят, что в этом случае человек не умрет.

То же справедливо и в отношении сахара. Настоящие охотники не употребляют в пищу ни соль, ни сладости, так как считают, что лишатся способности успешно охотиться с духовой трубкой на диких животных.

Из трубки индейцы добывают лишь тех зверей и птиц, которых употребляют в пищу. Если по неосторожности выстрелить в животное, которое считается демоном-супаи и оттого непригодно для еды — в змею или, например, в грифа-гальинасо, — то весь яд, уже имеющийся у охотника, непременно испортится.

Амби убивает жертву, только если попадает в кровь, вызывая паралич мускулов. В противном случае он не действует. Поэтому теоретически его можно даже есть в маленьких дозах, не опасаясь умереть. Когда охотник из канело-кичуа покупает яд, он пробует его на язык, «на вкус» определяя качество товара. Но это только при условии, что во рту у него нет ранок.

Все описанное мною выше относилось к индейцам канело-кичуа и к приготовлению обыкновенного охотничьего яда. Я же отправился с экспедицией на Уальягу затем, чтобы выяснить, существовал ли Великий соляной путь в дебрях величайшего на планете вечнозеленого дождевого леса. Вот для этого мне пришлось познакомиться с индейцами чайяуита, чьи земли были еще не так давно центром всеобщего паломничества за солью и через которые проходил один из главных путей транспортировки каменной соли с копей на соляной реке Ямураи и яда от кечуа-ламас, живущих в горах, южнее.

Познакомившись с Маленьким Вождем чайяуита Аро Кауаса, я едва ли не с самого начала стал допытываться, знает ли кто-нибудь из индейцев о том, как в прошлом добывали соль и торговали ядом. Оказалось, что память о тех временах жива. Более того, дядя Аро по линии отца может рассказать мне о делах минувших дней. Это было как нельзя кстати. Тем более что старик жил неподалеку от Аро, всего в одной излучине ниже по реке.

И вот вечером мы, несмотря на недобрый озноб, предвещавший приступ лихорадки, погрузились с Аро в каноэ и отправились вниз по обмелевшей Уиньюанаи навестить старого Апи. Он был искренне рад гостям, так как жил совсем один в маленьком, но добротном домике, который скорее можно было принять за хижину. Его жена умерла, дети давно женились или вышли замуж. И теперь семидесятипятилетний Апи коротал дни, охотясь и ловя рыбу.

Стоило нам пришвартоваться к обрывистому берегу, как индеец забросил свои дела, горячо поприветствовал Аро, потом меня и предложил нам присаживаться на чурбачки-табуреточки. Он не угостил нас масату, так как у него ее не было, а из еды осталась только большая гроздь зеленых платано. Рассевшись треугольником напротив друг друга, мы принялись беседовать. Вернее, сначала Маленький Вождь — кто бы сомневался! — рассказал все, что знал о чужестранце, то есть обо мне. Затем перевел для меня то, что только что говорил на языке чайяуита. После этого я повторил слова Аро и только затем мы приступили к разговору о соли и яде, цели нашего визита. Старый Апи хорошо владел испанским, куда лучше, чем его молодой племянник, поэтому мне доставило несказанное удовольствие общение с индейцем.

Вот что мне удалось узнать. По словам старика, на реке Ямураи, которую на языке кечуа называют Качияку, в верховьях были богатые залежи каменной соли. За этой солью приплывали и приходили люди издалека. Приплывали по Пара-напуре с низовьев, а приходили через джунгли с севера, со стороны широкого и бурного Мараньона, сначала поднимаясь на каноэ по его притоку реке Кауапанас, она же — Капанаи, затем по правому притоку последней — Сильяй. Добравшись до ее верховьев, чужаки пешком шли лесом до соляных копей. Там они железными топорами вырубали прямоугольные куски бело-желтой породы, нагружали ими большие плетеные корзины и возвращались тем же путем на берега Мараньона.

Предки чайяуита воевали с теми, кто приходил за их солью с Мараньона и с севера из-за большой реки, с Пастасы и Мо-роны. Они убивали пришельцев посохами, которыми пользовались при ходьбе и которые называются кечуанским словом «макана», а также короткими копьями-шунки. Духовые трубки никогда не использовались предками на войне, но только для охоты.

Воевали предки чайяуита и с другими «людьми» — амана, живущими в горных джунглях. По словам дяди Маленького Вождя, эти покрытые густой шерстью создания ходят на двух ногах, держатся всегда маленькими группами, никакого оружия не имеют, так же как и огня. Они очень злые и нападают всегда вместе, убивая жертву руками. Чайяуита до сих пор боятся их и, отправляясь в горы, ведут себя особенно бдительно.

Помимо копей на Ямураи, старик рассказал, что соль добывали на ее выходах по Уальяге, выше Юримагуаса, о чем я уже знал. Но чайяуита там не жили. Он сказал, что соль оттуда сплавляли на больших плотах вниз по реке до Мараньона, а там продавали.

Вот с кем чайяуита не воевали в древности, так это с кечуа-ламас. С ними торговали. Как известные производители охотничьих и боевых ядов, ламистас обменивали свой продукт на кур. Цена была, по словам старика, небольшой: комок яда амби в две ладони выменивался за одну птицу.

Так было прежде. Я был доволен разговором, хотя, признаться, рассчитывал узнать больше. И уже напоследок, перед тем как проститься, я попросил Апи рассказать какую-нибудь сказку. И он поведал мне о том, как Кумпанама убил гром Уира.

В прежние времена в этом мире жил гром — Уира, который постоянно пугал детей, а иногда и бил их. Он был очень могущественным. Давным-давно гром был человеком. И вот как-то раз, когда Уира бил детей одной женщины, та позвала Кумпа-нама.

— Дедушка, будь добр, убей Уира, — попросила она его.

Кумпанама отправился к грому и избивал до тех пор, пока тот не умер. Затем разрезал его тело на куски и достал жир, чтобы приготовить себе шкварки. После этого Кумпанама превратил шкварки в косточки пальмы пихуайю и отнес к себе на расчистку, чтобы посадить там. И вот когда он высаживал пальмы, летучая мышь отвлекла его.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Я сажаю косточки пихуайю, — ответил ей Кумпанама.

— Дай и мне, тогда я смогу помочь тебе, — сказала летучая мышь.

Но Кумпанама не захотел делиться семенами:

— Я не верю тебе. Скорее всего ты их съешь. А если ты их съешь, то тебя начнет пучить. Тогда гром снова появится в этом мире. А мы не хотим, чтобы гром опять появился.

— Нет же, я не стану их есть, — ответила летучая мышь.

Вот почему Кумпанама все же дал ей косточки пальмы пихуайю.

— Сажай их вот тут, где много пней, — сказал он.

Однако хоть Кумпанама и сказал так, но летучая мышь не послушала его.

Итак, она стала сажать косточки пихуайю, но часть оставила себе. Съев некоторые из них, она закончила работать первой и попросила Кумпанама дать ей еще. Получив новые косточки, летучая мышь быстренько расправилась и с ними.

— Я опять закончила сеять, — сказала она, и Кумпанама дал ей еще.

Всего Кумпанама давал летучей мыши косточки пальмы пихуайю три раза. А потом вдруг летучую мышь начало пучить. И тогда она все рассказала Кумпанама.

— Разве я не предупреждал, чтобы ты не ела их? Не дай, чтобы гром снова появился в этом мире.

Но летучая мышь опять не послушала слов Кумпанама. Гром все же вырвался наружу и убежал наверх, на небо. Это летучая мышь сделала так, что Уира сбежал. Вот поэтому гром наблюдает, присматривает за летучими мышами. Так говорят.

В те времена пальма пихуайю вырастала очень низкой и давала плоды. Поэтому ипи' — пака и прочие животные объедали их, не давая как следует созреть. Вот почему люди сказали Кум-панама:

— Ипи' и прочие звери скоро совсем покончат с теми пиху-айю, которые ты посадил. Сделай нам одолжение: вытяни стволы так, чтобы плоды висели высоко и могли хорошенько созреть.

Кумпанама принялся вытягивать пальмы, но вытянул их слишком сильно. Да так, что те проткнули небо. И вот когда Кумпанама забрался наверх, чтобы собрать созревшие плоды, зверек ито и ипи' принялись подгрызать ствол. Когда дерево упало, они пришли посмотреть, где же Кумпанама, но никого не нашли. Подумали, что он умер.

Прошло много времени. И вот однажды ито нашел на валуне возле реки легкие какого-то животного.

— Ай, вот так легкие! Кто же их выбросил? — удивился ито.

Он забрал их и положил в горшок, чтобы сварить, но горшок развалился.

«Чего это вдруг горшок развалился?» — подумал ито и взял другой.

Тут Кумпанама ожил и проклял ито.

— Ты должен будешь жить в реке. Отныне и навсегда будешь есть только то, что трудно разгрызть, — сказал он.

Так вот рассказывали чайяуита в прежние времена…

Итак, существовал или нет Великий соляной путь в сердце Южной Америки? Я уверен, что да, он был. И играл важную роль в жизни едва ли не всех племен Западной и СевероЗападной Амазонии. Быть может, именно поэтому сегодня мы отыскиваем схожие традиции и верования, а также названия демонов, животных, птиц и растений у разных, неродственных друг другу племен, разделенных тысячами километров джунглей, болот и гор. Ведь есть старинные свидетельства, что индейцы торговали не только солью и ядами, но также и рабами, и что эти «коммерческие пути» соединяли Амазонку на юге и Карибское побережье на севере. В любом случае вопрос этот требует дальнейшего пристального изучения. И тогда, быть может, сама история огромного континента будет пересмотрена в свете новых открытий.