Вечером того же дня участкового населенного пункта Усмынь, навестил старинный друг детства. За пазухой торчала большая полуторалитровая пластиковая бутылка самогона, а из кармана потертого пиджака три скумбрии холодного копчения, завернутые в целлофановый пакет.

— Ментам привет! Принимай гостей околоточный! — Провопил Толик, по кличке «Бурбон», и вытащив из за-за пазухи бутылку самогона, поставил на стол перед участковым.

— Вот, огненная вода наивысочайшего качества, — сказал он, присаживаясь напротив.

— У тебя, что Толян, сегодня какой праздник!? — спросил участковый, поглядывая на часы.

— У меня Виталя и праздник и день скорби! Валька моя, разродилась двойней. Я теперь отец в квадрате! — сказал он, выкладывая на стол закуску.

— Вот — глянь, у Нинки брал! Ни горелка, а настоящий бальзам самого господина Битнера! Она его на корнях каких — то настаивает. От этих корней и мой «корень», как гидравлический домкрат поднимается. Настоящая скажу тебе «Виагра» местного разлива. — Сказал Бурбон, и вывернул жирную рыбу, на лежащие на столе розыскные листы.

— Толян, ты, что совсем охренел!? Мне с отдела «Розыск» привезли, а ты его засрал, что я теперь делать буду!? — сказал участковый, стараясь воскресить поисковки.

— А кого там уже ищут? — Спросил Толик, рассматривая мужчину и женщину с сальными пятнами на лицах. — А, так это же в Москве! Ты, что думаешь, они приедут к тебе явку с повинной устроят? Да они уже в Баден — Баден давно укатили! Их в России уже нет! Мечтаете звезды с неба хапнуть! Вот если бы за них заплатили, как за Басаева, лимонов двадцать долларов. Я бы сам поехал Москву их ловить! За такие бабки Виталя, я самого Фреди Крюгера за яйца поймаю вот этой мозолистой рукой! Теперь бумажки твои гожи, только для того, чтобы в них кишки завернуть. — сказал Бурбон раскладывая скумбрию.

— Дурак ты Толян! Я не видел их рожи! Кого мне прислали!? Может они тут у нас объявятся? Кабы я их и поймал, мне бы сразу капитанскую звезду дали!? — сказал участковый и достав газету, расстелил ее на столе.

— Нет, Виталик, это ты дурак! Звезду тебе повесят на памятник! Вырежут из консервной банки и повесят! Ты вон посмотри, у этого хряка рожа какая! Во! И написано! — «Внимание розыск» — Разыскивается в подозрении на убийство. — Прочитал Бурбон, отводя пальцем вонючие жирные рыбьи кишки в сторону. — А с ним баба во какая красивая, Соня, Соня, Софочка кругленькая попочка!

— Да на что они нам — колхозникам! Кто!? Какой идиот, поедет в наш, забытый богом и правительством край!? — Сказал участковый, и разлил по стаканам мутную сивуху.

— Правильно Виталик! Давай лучше выпьем за мою Вальку! Это же надо, двойню мне преподнесла! Совсем охренела баба! Хоть теперь петлю в голову! Тфу ты — наоборот, голову в петлю! — Сказал Бурбон, и одним махом заглотил самогон. Вытерев рот рукавом рубахи, он нацепил вилкой кусок рыбы и запихнул себе в рот. Участковый долго прицеливался, потом выдохнув воздух, тоже последовал примеру друга. Наколов вилкой кусок скумбрии он долго разглядывал его и стянув ножом копченую шкурку — проглотил. — Я вообще — то люблю рыбу копченую, особенно леща. Жаль, что у нас сейчас запрет до июня, а то бы сходили, порыбачили на озеро.

— Виталя — ты, что не знаешь, что мужики, плюют на твой запрет! Под Рубежником, они, всю рыбу селитрой да электроудочками побили! Потом везут её в Холмогорск на базар. А те смоленские менты, на них вообще не смотрят! Правду видно говорят, что они у них та прикормленные! — сказал Бурбон, выражая народную версию.

— У меня там один капитан знакомый есть! Я ему завтра позвоню, и тогда этих бомбистов накроют медным тазом!

По разговору было понятно — действие настойки необратимо началось. Повторная доза, окончательно развязала языки. Участковый встал из-за стола и пошатываясь подошел к двери. Приложив к губам палец он пршипел:

— Тсс Толян! Нас нет!

— Как это нет! Вот же мы, — сказал Бурбон. — Сидим тут такие красивые самогоночку пьем….

— Дурак! Тихо! Пусть думают, что нас нет! Светка вдруг моя припрется, будет потом вони на всю хату! Баба совсем выжила из ума. Она собирается меня везти в Луки — кодировать. — сказал участковый, обижаясь на свою жену. — Говорит я алкаш! А какой я алкаш, если я на полиграфе проверялся, и мне Родина доверила и этот пост и пистолет!

— Видал я этих кодированных блин! Я сам два раза кодировался! Только деньги за зря тратишь! — Сказал Толян, разливая самогон по стаканам. — Вон Иван Затурщинский тоже кодировался, так потом помнишь, что было! Он залудил обшиваный, и бабу свою на куски топором посек, а потом затащил в хату газовый болон, напустил газу, и закурил.

— Я тогда, выезжал на происшествие! Так хочу сказать тебе, хата Затурщинского разлетелась, будто в ней бомба взорвалась. Метров на пятьдесят бревна вокруг раскидало. Сам Иван, зажарился, словно цыпленок табака. Лежит посреди пепелища, такой румяный, как паленый поросеночек, а от него мясом жаренным, так вкусно пахнет, что у меня даже слюна побежала.

— Я слышал, мясо человечье очень вкусное! Я сам не ел, а вот Семен, говорил, что ел! — Сказал Бурбон, ошкуривая очередную ставриду. — Он же гад, полицаем во время войны был, да потом сидел где-то на Колыме. Когда бежал из лагеря, то какого — то москвича слопал, за один присест. Тот мудак думал, что его братки подкармливают, чтобы он силы в побеге имел. А они его, как хряка откармливали, чтобы в тайге потом сожрать. Ты прикидываешь, словно бычка тащили за собой, а потом сожрали, — сказал Бурбон, облизывая жирные пальцы.

— Не порти мне аппетит Толян! А то я от таких страшилок, блевану, — сказал старлей, ошкуривая очередной кусок скумбрии.

— Ой — ой — ой какие мы бля…нежные! Да мент, должен быть стоек, как скала каменная — глыба! Ваш Дзержинский, еще говорил, чтобы чистые руки были. Чтобы сердце горячее, а голова, как айсберг, была холодная — холодная! А ты, услышав про покойника, теряешь сознание. Да какой ты мент!? А вдруг в нашем колхозе «Джек Потрошитель» объявится!? Ты что ОМОН вызывать будешь, или сам пойдешь его арестовывать!? Я сомневаюсь, что ты, как Шарапов, на пули полезешь!? — сказал Анатолий, разливая порцию мутной сивухи.

— Ты Толян, накаркаешь! Объявится какой убивец, и тогда хана, придется идти ловить. Уж такая у меня ментовская судьба. Грудь в крестах, или голова в кустах! — ответил ему участковый держа граненый стакан наготове.

— Давай Виталик, вмажем! Я тебе потом по старой дружбе помогу! У меня в лесу немецкий пулемет закопан! Да мы этого убивца, враз порешим, как вот эту селедку! — Бурбон, взяв вилку в руки, воткнул её в тушку скумбрии. — Я знаешь, где служил!? — Стал хвастаться он. — В строительном спецназе — вот! Да нам автоматов не давали, мы только лопатами, да ломами воевали. Нас инструктора из Шао-линя учили, как одному бойцу с лопатой, против роты немцев выстоять. Я Виталик, вижу когда в меня пули летят! Я их могу лопатой, как в теннисе отбить! Знаешь, я подписку давал на двадцать лет! Никому не имею права показывать эти приемы. Давай, я буду сейчас вот тут вот перед тобой крутить «маятник». Попробуй стрелять в меня со своего пистолета! Хрен ты попадешь! Давай-стреляй! Стреляй! — Бурбон вскочил из-за стола, и стал извиваться как удав на сковороде. Рванув на груди рубаху, он закатил в потолок глаза, и рухнул на пол лицом вниз.

— Ты че Толян! — завопил участковый и кинулся поднимать друга. — Вставай, Валька твоя сейчас придет и заклюет нас своим клювом до смерти.

— Ты прав! У неё клюв, как у настоящего дракона! Где я себе такую бабу нашел — не знаю!? — сказал Толян, сев на пол. — Ты представляешь! Если она домой идет, то из-за угла сперва её шнобель появляется, а уже потом сама Валька выползает! Просто жуть какая-то! Бр-бр! А представляешь, что мои дети тоже такие шнобаки будут иметь? Да они батьку родного, словно ястребы дикие растерзают. Это же семейство не нормальных людей, а каких-то птеродактилей! — сказал Бурбон, заплетающимся языком.

— Пора нам заканчивать! Сейчас моя Светка, заявится! Обещал сегодня с ней к теще съездить. Я боюсь эта дурочка, к мамочке пешком пойдет! Ты же знаешь её?

Глаза Бурбона, засоловели окончательно. Он сидел в состоянии полнейшего покоя и спал. Слюна тянулась из его рта, а он не обращал на неё уже никакого внимания. Участковый тронув за плечо разбудил его. Толян, на мгновение открыл глаза, и увидел перед собой участкового в форме. Он поднял руки вверх и запел:

— Менту не сдается наш гордый Варяг. Пощады ни кто не желает….

— Все, на сегодня хватит! — Сказал старший лейтенант, и дотянув до дежурного дивана, рухнул на него как подкошенный.