Иркутский централ встретил Сергея Лютого как подобает заведению подобного ранга. Хорошо было тому, кого привозили с этапов под вечер.

По закону военную форму с Лютого сняли и всучили хозяйскую робу, такую, как носят зеки на зоне. Целый день пришлось мерзнуть в этапке. Воды на бетонном полу было достаточно, чтобы в ней можно было разводить карпов. Дерьмо на «параше» высилось вонючими «горами» и никому до этого не было дела — это была тюрьма.

Люд преступный набивался в эти камеры, подобно селедке, но каждый из арестантов четко знал свое место. «Блатные» сидели у окна, играя в карты и дожидаясь перевода в камеры. «Мужики» грудились на нижних нарах, то и дело, варя чифирь тут же на кусках рваного материала. «Опущенные» или «петухи» ворковали в своем петушином углу, рассказывая друг другу эротические анекдоты.

За пару часов вся хата наполнилась дымом от сигарет, горящих тряпок и вонью людского дерьма, которого становилось больше и больше. Оно уже не вмещалось в парашу, и стекало на пол расплавленными «шоколадными батончиками». От дыма, вони говна и мочи даже слезились глаза, и с каждой минутой дышать становилось все тяжелее.

За дверьми начали клацать замки и «каторжный люд», собрав свои хотули, стал собираться на выход. Каждый норовил пробиться вперед, чтобы быстрее выскочить из этого «зловонного царства» и в первых рядах попасть в баню. «Петушки» странно суетились, подкалывая друг друга, и покручивая своими задницами в предчувствии возможных сексуальных утех.

По всему было видно, что народ здесь бывалый. Новичка видно было издалека обычным глазом. Те, кто прибыл впервые, с интересом разглядывали расписанные, словно на рейхстаге стены. Все свободные места были исписаны кличками уголовников с указанием срока, определенного им судом, и даже со статьями обвинений. Бывалые «каторжане» на все эти древние наскальные письмена внимания не обращали. Лютый же старался из тысяч статей, имен, кличек, сроков определить примерный срок, который его мог ждать по статье «Хищение в особо крупном размере».

— Что, браток, ты никак впервые здесь? — спросил седовласый крепенький мужичок лет шестидесяти.

— А ты откуда знаешь? — спросил Сергей.

— Первохода, браток, издалека видно. Ты сядь, посмотри, из бывалых никто так «репу» не задирает. У них свои дела. А первоходы готовы на стену залезть. Но ничего, привыкнешь. Это первые пятнадцать лет трудно, а потом срок как по маслу покатит. Я уже пятьдесят лет по зонам чалюсь, мне в лагере намного лучше, чем на свободе — я привык. Ты, браток, раздевайся шустрее. Сейчас в баню пойдем, а «кишки» свои на прожарку сдай, чтобы не дай бог, какую мандавошку в хату не притаранить. В этих условиях они плодятся быстрее всех тварей. Через неделю вся хата будет чесаться.

Дед разделся догола и стал возле железной двери, которая была еще закрыта. Все его тело украшали татуировки. Звезды на коленях и плечах, кинжалы, змеи, черепа, церкви и лики святых «иконостасом» покрывали все тело.

— Иди ко мне, служивый! Я тебя чуть уму разуму научу, а то ты по незнанию можешь и на член нарваться! Самое главное в тюрьме — быть настоящим мужиком и на провокации всяких приблатненных идиотов не поддаваться. А уж если невмоготу будет, то можешь и рыло разбить. Драться-то, наверное, умеешь? — спросил дед вкрадчиво.

Лютый встал рядом и удивился прозорливости старого вора, который словно из воздуха черпал информацию.

— Ты, батя, откуда знаешь, что я служивый? — спросил Сергей.

— Ты на рожу свою посмотри. На ней, как на этой стене боевой устав отпечатан. На правом плече хронический синяк от автомата. Тело твое имеет офицерский загар, руки до локтей и рожа черная, а все остальное, как у покойника белое. Я могу даже сказать, кто ты? Ты хочешь этого? — спросил дедок, окинув взглядом Сергея.

— Скажи, батя, — с любопытством и заинтересованностью попросил Лютый.

— Если ошибусь малость, ты поправишь. Ты — офицер. В таком возрасте солдатами не служат. Судя по загару — ты с юга, то бишь с Кавказа. Синяк на плече говорит о том, что для тебя автомат, как для писателя ручка. А по глазам видно, что на твоей совести трупов больше, чем у всех вместе взятых убийц на этом централе. Ты, парень, глянь на свой указательный палец правой руки. У тебя даже отпечатки и те совсем стерты курком. Судя по костяшкам на твоих руках, я могу сказать, что ты крут и не одному хачику челюсть сломал. Даю гарантию, сегодня кто-то познакомится с твоими кулаками, и я им не завидую, — сказал дед с видом опытного следователя.

Дверь в баню открылась, и Лютый оказался в большом мрачном помещении. Белый кафель был покрыт странным коричневым налетом, а это говорило о том, что он никогда не мылся. Под черным потолком горело только три лампочки. Народ не спешил входить в помещение, а расползался вдоль стен, видно зная особенности местной помывки. Откуда-то сверху хлынул кипяток. Мгновенно вся комната наполнилась густым тяжелым паром. Через несколько минут температура воды упала до нормальной. В один миг вся масса обнаженных людей бросилась под лейки. Сергей от деда старался не отходить. Для него это был не просто дед, а настоящий гид по местным «достопримечательностям».

Уже в бане старый каторжанин совсем неслышно посоветовал:

— Браток, никому ничего не говори, особенно, что ты офицер, ты меня понял!? Здесь в тюрьме не любят служивых. В каждом таком зеки видят мента. Ты понял!?

В углу душевой засопел «петушок». Его охи и ахи выдавали в нем пассивного голубого, который в данную минуту находился в состоянии оргазма. Сергей обернулся на звук и увидел, что тот стоит буквой «Г», держась руками за стенку, в то время как кто-то сзади из активных гомосеков своим «шомполом» чистит ему «дуло». Никто из любителей подобного секса не хотел упускать такого шанса. «Разгрузиться» до «хаты» для некоторых было последней возможностью, ибо «петухи» после помывки улетали в отдельные петушиные камеры, где достать их было уже невозможно.

Только сейчас при виде этой картины Сергей по настоящему осознал, что он находится в тюрьме, где царят волчьи законы. Здесь выживал сильнейший и умнейший. Остальные или становились прислугой блатных, или тихими мужичками, которые корпели в промышленных зонах, зарабатывая себе на ларек, чай и выплату исков.

С одной стороны, Сергею повезло, что он попал в «тройники», а не в общую камеру. Тройники были рассчитаны на четырех человек и поэтому больше девяти арестантов туда не сажали из-за отсутствия места.

Дверь камеры открылась, и Сергей впервые вошел в совсем другой мир. На него глядели шесть пар глаз, которые словно рентген желали просветить его сущность.

Со слов деда Лютый уже был в курсе, что в тюрьме были камеры нескольких видов. В одних сидели «беспредельщики», в других — «суки», а в третьих, в пресс-хатах, физически крепкие ребята делали ментовскую работу. Они под любым предлогом заставляли каяться тех, кто молчал на следствии, не желая давать признательные показания. Уже после трех дней отсидки в такой камере появлялись первые показания, и эти сведения ложились на стол операм. Ментовские суки иногда годами кочевали из одной тюрьмы в другую, отбывая, таким образом, свой срок. За несколько лет они разу не попадали в зону, потому что многие зеки их знали в лицо и тогда за их жизнь никто не дал бы ломаного гроша. Оплатой за оперативную деятельность таких «лжеоперов» был фактор не только досрочного освобождения, но и получение довольно сытных передач. Хороший умный агент был на вес золота. Зная об этом, менты на подарки никогда не скупились. Иногда огромное удивление у арестантов вызывал тот факт, что возращение сокамерника со свидания или допроса сопровождалось устойчивым запахом водки или пельменей. Такой запах в условиях тюрьмы был просто нескрываем.

— Добрый вечер вашей хате! — сказал Сергей, переступив порог камеры.

Арестанты дружно засмеялись. Сергей прошел и, увидев свободное место на шконке, бросил на нее матрац, а сумку с вещами засунул под нижнюю нару. Как только он устроился, то услышал за своей спиной:

— Эй, бродяга, может нужно спросить, чье это место?

Не поворачивая головы, Лютый достойно ответил, как счел нужным:

— А что, ты завхоз местного общежития или ты по всей киче места распределяешь? — спросил Сергей и обернулся на голос.

Там, в углу на нижней наре, сидели трое заключенных. По их наглым и лоснящимся от жира лицам было видно, что они держали всю камеру в страхе. Урки пили чифирь с конфетами и наблюдали за Лютым.

— А ты, что сильно крутой? — спросил смотрящий за хатой. — Или ты, браток, решил сексуальную ориентацию поменять?

Мужики, сидевшие по нарам, засмеялись.

— А ты на него глянь, Зеленый, он с лагеря видно съехал под раскрутку. Клифт на нем хозяйский, а вот бацацыры вольные. Я такие у ментов видел, когда меня СОБР топтал.

— Хозяйский клифт лейбу имеет с номером отряда, а у этого нет. Значит, братва, нам или мусорка подогнали, или это вообще какой залетный дядя. Рыло у него автоматное. Ну, так кто ты такой и по какой статье чалишься?

— С какой целью, бродяги, интересуемся? Не с целью ли оперативной обстановки? — ответил Сергей.

— А ты, что, гнида, нас за «сук кумовских» держишь? — спросил один из арестантов с явно выраженным чувством собственной переоценки.

— Вопросы, братки, у вас какие-то кумовские, — спокойно ответил Лютый и, присев на край нары, закурил.

— А ты, что на блатной «козе» катаешься? Может тебя на парашу определить, чтобы ты по утрам вместо будильника кукарекал? Ты понял, гнида? — сказал один из каторжан, кошмаря Лютого.

Сергей понаслышке знал о подобном «теплом приеме» в таких камерах. Да к тому же он был готов к подобной встрече.

Блатной, как на шарнирах подошел к Сергею и, выделываясь, словно актер на сцене театра стал наезжать на Лютого. Без всяких эмоций, словно в рабочем порядке, Лютый привстал с нары и своим берцем с оборота рассадил любопытному челюсть. Тот рухнул на пол. Двое других вскочили с нары, бросив на тумбочку недопитый чифирь, и кинулись в драку. Лютому понадобилось всего три секунды, чтобы урки заняли место на полу рядом с первым.

Не торопясь, он скинул с нижней шконки на пол матрац, а вместо него положил туда свой. Остальные мужики при виде смены власти в хате, даже как-то приободрились и повеселели. Сергей, заправив шконку, лег на одеяло и, взяв с тумбочки кружку с чифиром, сказал:

— Что сидим, мужики? Налетай, я угощаю по случаю изменения статуса заведения.

Арестанты потянулись к Сергею, и расселись рядом с ним на шконке. Лютый сделал два небольших глотка, и передал кружку на круг, чтобы и другим хватило.

Когда побитые «авторитетные каторжане» пришли в себя, мужики уже выпили весь чифирь и, дымя сигаретами, рассказывали Лютому о тюремных порядках, которые в каждой камере почему-то разные, а в этой особенно.

— Ну что оклемалась, «блатота сраная»! Я не разрешал вам плевать в мою ранимую душу. Кто возражает, то может хоть сейчас съехать с хаты. С сегодняшнего дня прошу называть меня Сергеевич, потому как люблю к себе уважение. Кто захочет оспорить мое решение, прошу хоть сейчас на спаринг. Еще хочу предупредить. Кто захочет портить мне нервы или решит потешить себя в кулачном сражении, лучше уходите с хаты сами. Иначе, вас шныри вынесут на ледник вперед копытами. Я, мужики, парень нервный, а терять мне нечего. Мне и так вышка светит, — сказал Сергей, приврав для куража.

От такого «расклада» блатные опешили. Такие случаи смены власти были очень редки и потому сразу обрастали легендами. Для сочности красок некоторые арестанты прикрепляли к этим легендам свои истории. Уже через месяц можно было про такого героя написать не только многотомный роман, но и снять настоящий детективный сериал.

Сейчас Сергей понимал, что уркам хочется удавить нарушителя тюремных традиций, но по их разумению с ним этот вариант не прокатывал. К тому же не все в камере хотели получить дополнительный срок за какого-то бешеного братка, который знал не только боевое самбо, но и был на всю голову отморожен. Арестанты не знали, кем Сергей был по жизни, и какие силы стояли за ним. Многие боялись, что на зоне разборки могут возобновиться и тогда конец срока может показаться той Полярной звездой, до которой даже Гагарин не смог долететь.

Со временем «каторжане» привыкли друг к другу, и Сергей достойно влился в уголовный коллектив, словно был в этом мире свой. Блатные поняли, что Лютый, несмотря на фамилию вовсе не такой лютый. Он оказался нормальным и справедливым мужиком. В нем чувствовалась сила, гонор и чувство собственного достоинства. Да и в воровских законах он разбирался не хуже любого авторитета. За эти качества уже через несколько дней Сергей снискал славу и уважение всего централа.

Как-то в один из дней на хату пришел воровской «прогон», подписанный самим Колдуном. Колдун был вором в законе. Он смотрел за Иркутским централом, чтобы никто из арестантов не занимался беспределом и жил по понятиям. А если такие появлялись, то они тут же сурово карались по воровским законам.

В том «прогоне» говорилось, что смотрящим за третьим корпусом назначается Лютый. Все блатные мужики, «петухи» и «кумовские суки» без пререканий должны слушаться его, как самого Колдуна. Он, как правильный арестант чтит воровские законы и живет по каторжанским понятиям. Так тогда и получил Сергей свое прозвище, которое было не только его фамилией, но и одновременно кличкой.

Решение Колдуна о приближении Лютого к «престолу» блатные старались оспорить. Они не хотели, чтобы какой-то неизвестный урка был с ними вровень и решал их судьбы. Авторитеты хотели обвинить Сашу Колдуна в самодурстве и самоуправстве, но старый вор окончательно поставил точку, и на этом споры утихли. Всех недовольных сторонники Колдуна и Лютого уже через пару дней поставили на место, пообещав продолжение разборок в зонах.

Колдуна боялись и менты, и даже матерые урки. Физической силой он не обладал, но его дар управлять любым человеком на расстоянии ставил его в один ранг с великими людьми уровня магов. Ему не надо было трогать обидчика руками. Достаточно было одного взмаха и, любой покушавшийся на него, просто падал и начинал испытывать такие боли во всем теле, что вынужден был прекращать все активные попытки дергаться ради своего же здоровья. За эти и другие удивительные способности его психики и внутреннего дара, каторжане нарекли Сашу Красноярского кличкой «Колдун».

Чуть позже Лютый узнал, что Колдун это и был тот дед из этапки, с которым он разговаривал в бане. По централу ходили слухи, что его сына, якобы во время первой войны в Чечне, какой-то офицер вытащил из горящего БТРа, чем спас ему жизнь. От того старый вор по кличке Колдун проникся уважением к тем, кто воевал и рисковал своей жизнью ради других.

Времени подумать над своей судьбой у Сергея было столько, что его нечем было даже занять. Лежа на тюремной наре, он погружался в раздумья, и старался вспомнить самый незначительный момент в своей службе, который мог пригодиться в суде в качестве оправдания. Но на ум ничего не приходило по той причине, что он был невиновен. Мысль всегда возвращала его к образу майора Брайцева.

Этот ФСБешник был типом очень скользким. Уже с первых встреч с ним по службе Сергея удивляло то, что тот поворачивал дела так, что бойцы его разведывательного взвода, да и другие тоже с каждого боевого рейда тащили ему доллары, наркотики, мобильные и спутниковые телефоны, золото, добытое в бою. С одной стороны, это могло выглядеть как рвение по службе, но с другой стороны, это была явная нажива, которую почему-то руководство не видело. Так и служил Брайцев в Чечне, превратив государственную службу в коммерческую организацию по вывозу ценностей.

Только здесь в тюрьме Лютый понял, как просто делать деньги на этой войне. Можно продавать оружие. Можно торговать секретной информацией. Можно даже просто убивать и грабить, прикрываясь интересами державы, которая устанавливала там конституционный порядок. Чтобы накопить себе хороший капитал, можно было в гробах убитых солдат отправлять героин, гашиш и изъятую валюту. Ведь почти всегда при запайке гроба офицер особого отдела должен был присутствовать, чтобы исключить ошибку или подмену. Зная имена и фамилии погибших солдат нетрудно было даже после войны установить место захоронения бойца. Родители всегда покажут сослуживцу место, где покоится тело боевого товарища. А уже позже, в одну из ночей можно было спокойно изъять содержимое тайника, которое долгие годы охранял погибший на войне солдат.

Как Сергей и предполагал, суд «учел» его боевые заслуги перед родиной. Его не лишили ни звания, ни заслуженных наград. Его просто лишили свободы на восемь лет и этапом в навигацию по Енисею, он был он отправлен в Туруханский край. Трибунал не принял его доводы. И не даже не обратил внимания на отсутствие его подписи под протоколами допросов. Показания майора Брайцева поставили точку в его военной карьере. Карательная машина российского закона, словно маховик, раскрученный еще в годы становления советской власти, продолжала крутиться.

Вика, дослушав рассказ до конца, заплакала. Судьба Сергея настолько потрясла ее, что она даже не могла поверить, что в наше время возможны такие судебные ошибка. В эту минуту ей всей душой, всем сердцем, было по-человечески жалко Сергея. В голове девушки не укладывалось, с какой легкостью государство расправляется с лучшими людьми, которые пройдя горнило войны, имели за плечами такой опыт, которого не имела ни одна армия мира. «Неужели никто никогда не поставит этому правовому бесчинству плотный заслон», — думала она.

Сергею было приятно, что девчонка столь близко приняла к сердцу его горе, его судьбу. Вика, словно растворилась в нем, и теперь Лютый даже представить себе не мог, что вся его дальнейшая жизнь может пройти без неё.

За разговорами и воспоминаниями ночь пролетела незаметно. Уже утром собака своим визгом наполнила, что на дворе начало следующего дня.

— Ну что, Тузик, пойдем, погуляем, — сказал Сергей, одеваясь.

— Ты пока будешь гулять, я приготовлю кофе и завтрак, — сказала Вика, потягиваясь после бессонной ночи.

Сергей вывел собаку на улицу, приоткрыв заслонку бункера. На улице было еще темно. Зимнее утро с рассветом и солнцем наступало намного позже, и это время можно было посвятить любимой женщине с теплым и прекрасным телом.

Морозный воздух ворвался в бункер, и холодной волной продвинулся внутрь главного хода. С визгом облегчения лайка проскочила назад под воротами, и Сергей слегка закрыл их, чтобы не остужать внутреннюю атмосферу. Собака по всем признакам уже оклемалась. С каждым днем она все больше и больше приобщалась к активной жизни, и все время проводила теперь со своим новым хозяином.

Сегодня Сергей решил обойти свой участок, чтобы напомнить «санитарам» о своем присутствии. Вернувшись в «квартиру», Лютый увидел, что Вика стоит за плитой. На столе парит горячий кофе, напоминая о радостях вольной жизни. Он наполнял всю комнату ароматом, и от этого запаха на душе «скребли кошки».

— От таких ароматов очень домой хочется, — сказал Сергей.

— Ты знаешь, мне тоже. Что-то я соскучилась по родичам, по подругам и по телевизору.

— Да если бы нам еще телевизор, то можно было еще лет десять тут отдыхать, — сказал Лютый. — Сейчас позавтракаем, и я пойду, посмотрю, как у нас обстоят дела с внешним миром. Надо Тузика на прогулку вывести, чай собака охотничья и, наверное, скучает по охоте.

Как и вчера, утро выдалось довольно морозным, и Сергей первым делом старался забрать остатки вчерашнего трофея, который болтался на веревке вне зоны досягаемости зверя. Выйдя на финишную прямую, Лютый четко рассмотрел место кровавого пиршества волков.

Окорок, подвешенный к суку, висел на веревке. Вокруг него ходили три здоровенные рыси, которые только мешали друг другу. Они, то прыгали вверх, стараясь когтями подцепить лакомый кусок мяса, то лезли на дерево, в надежде оттуда достать мясо, но каждый раз их попытка заканчивалась провалом. Лесные кошки ходили кругами, прыгали, рычали и даже дрались между собой, но так и не могли добраться до сытного подарка их нелегкой кошачьей судьбы. Волки, нажравшись мяса, лежали в снегу и с интересом наблюдали за голодными кошками. Они ждали, когда те доберутся до мороженого мяса, чтобы потом отнять его у них.

Лютый прицелился и всадил пулю в переднюю лопатку рыси. Та подпрыгнула в воздух метра на два и упала замертво. Волки убегать не стали, а ощетинившись, отошли в сторону на сотню метров. Две других кошки мгновенно растворились в лесной чаще. Собака, почуяв волков, старалась держаться рядом с Сергеем. Она не желала показывать новому хозяину свой собачий норов. В данной ситуации он был абсолютно неуместен по причине численного перевеса хищников.

Сергей подошел к месту кровавого «пиршества». Отвязав веревку, он положил остатки трофея в рюкзак. Рысь валялась рядом. Сергей видел, что волки наблюдают за ним с расстояния метров ста, но подходить ближе боятся. Мясо кабана было уже поклевано птицами и покусано мелкими обитателями леса, которые в отличие от рыси могли залезть на этот кусок по веревке. Пес, с каким-то невиданным остервенением бросился на мертвого кота, но Сергей приструнил разбушевавшуюся собаку, хлестнув его по заду тонким прутом, чтобы тот знал, что эта добыча хозяина и принадлежит ему.

Дни проносились с удивительной скоростью, уже был на исходе февраль и Лютый с каждым днем все больше и больше предчувствовал наступление весны. В тайге появилось больше зверя. Было неудивительно, где-то в перелесках встретить марала, гудящего, как паровоз на всю тайгу. Олени, лани, лоси сбивались в стада и все чаще и чаще устраивали свои турниры. Глухари, тетерева тоже жили в предчувствии марта.

За это время Сергей уже основательно изучил, как повадки птицы и зверя, так и повадки своих серых соседей. Волки привыкли к нему и даже иногда помогали своему соседу в загоне дикого зверя, которого они находили в тайге быстрее Лютого. Лютый никогда не скупился, отваливая от своей добычи солидную долю «лесным рэкитирам», которые никогда не досаждали ему.

В последнее время девчонка очень изменилась, стала более раздражительной и меланхоличной. Её романтическое настроение постепенно угасло, и с каждым днем все чаще и чаще слышались слова: мама и папа.

Сергей за это время досконально изучил весь бункер. Он прошел все комнаты, кроме одной, которую вскрывать не имел желания. Неизвестно, какая гадость могла сидеть за бронированными стеклами и дверьми, и сколько зла могла она причинить не только ему, но и всему человечеству.

Центр радиосвязи, как и пятьдесят лет назад был напичкан радиоаппаратурой до самого потолка. Радиопередатчики РАФ, КВ5 давали возможность связаться даже с Москвой. Все было поставлено на широкую ногу, и было видно, что здесь в этих отдаленных от центра подземельях варилась какая-то «сверхсекретная каша». Судя по количеству средств радиосвязи и мощности передатчиков, это давало возможность в любое время суток информировать руководство страны о процессе научных исследований.

Вот уже месяц Сергей каждый день ходил сюда и изучал всю эту допотопную военную технику, которая была снята с производства еще в бытность Никиты Хрущева. Количеству кнопок и тумблеров не было конца и края, и весь этот механизм перед запуском требовал профессионального знания. Благо технической документации и руководств по эксплуатации находилось здесь в изобилии. В свободное время от охоты он полностью посвящал исследованиям и своему обучению работы с этими «раритетными» устройствами. В конечном итоге пришлось применить смекалку русского офицера. С помощью тестера и паяльника он в данном передатчике, который занимал две комнаты, обнаружил трехвольтовый источник питания. Подключив к нему любимый плеер своей боевой подруги, он мог без всяких батарей слушать через наушники музыку двадцать четыре часа в сутки. Но Сергей использовал данный предмет для других целей. Впаяв выход с плеера с входом «гарнитуры» радиостанции, он обеспечил прямой выход в эфир всех любимых хитов своей юной спутницы.

Сергей понял, что лишь «засорив» эфир музыкой, можно было уже через неделю ждать гостей. Отследив этот сигнал, военные без всяких промедлений начали бы поиск передатчика, чтобы установить его месторасположение.

Времени на подготовку хватало вполне и Сергей не спеша, основательно готовился к пуску своего изобретения. Почти целый месяц ушел на изучение аппаратуры. С военной скрупулезностью он выучил каждую кнопку, каждый тумблер, которые гарантировали успешный пуск. Он знал, что успешный выход в эфир могла гарантировать стандартная антенна, но её месторасположение еще было неизвестно. Антенное поле по условиям военных связистов относилось на несколько сот метров от передатчика. Такие правила были продиктованы тем, что в случае военных действий враг мог использовать эти радиоволны для вывода своих ракет и управляемых бомб на средства связи. Зима срывала все планы, в тайге было необычайно много снега, поэтому поиск антенны не имел никаких перспектив.

В те дни, когда Вика закатывала с утра истерику, Лютый старался как можно дольше находиться в тайге или в своем «кабинете». Он предчувствовал, что время работает против него, и если помощь вовремя не подоспеет, то ему придется самому принимать роды. Этот процесс его страшил больше, чем встреча с «шатуном». Он не мог представить себя в качестве повитухи.

В один из весенних солнечных дней Сергей, сидя наверху скалистой гряды, созерцал в бинокль окрестности. Вдруг лежащая возле его ног лайка настороженно повернула голову и стала нюхать воздух. Она жалобно стала повизгивать, и Сергей повернул голову в ту сторону, куда смотрела собака. В долю секунды он передернул затвор карабина и прицелился. По его спине пробежали мурашки, а ноги сделались ватными и неподатливыми. По скалистой гряде без всякого страха в его сторону двигались два крупных волка.

Случаев посягательства на его территорию они ни разу за всю зиму не проявляли. А тут такое неожиданное, да к тому же наглое вторжение в запретную для них зону. Сергей вскинул карабин. Он вполне мог в одну секунду застрелить обоих волков, но странное поведение животных его очень насторожило. Он убрал палец со спускового крючка, а карабин убирать не стал. Волки, не доходя до него метров десять, легли в снег и пристально уставились на Сергея. Собака в ужасе поджала хвост и стала рычать, пряча голову в ноги хозяина. Волки медленно поползли к нему, не проявляя никаких признаков агрессии. Сергей вновь вскинул карабин и прицелился. Он уже хотел нажать на спуск, но палец словно онемел. Его удивлению не было предела, когда он в оптический прицел увидел умные глаза хищного зверя. Они смотрели на Сергея без ненависти. В их взгляде просматривалось явно что-то человеческое. В глазах хищника проглядывался ум и какая-то необыкновенная звериная тоска и страдание.

Приглядевшись внимательнее, Сергей увидел, что из глаз одного из волков текут настоящие слезы. Звери медленно по-собачьи ползли к нему, покорно прижимая головы к передним лапам. Хищник всем своим существом, всем своим видом старались показать, что он не намерен нападать на человека. Не опуская карабина, Сергей дождался, когда хищники подползут к нему почти вплотную. Лайка при этом настолько перепугалась, что её рычание переросло в жалкое скуление. Она отвернулась от волков, будто боясь их гипнотического взгляда, и полностью отдалась во власть своей собачьей судьбы. От каждого шороха, от каждого звука все её тело вздрагивало, и она своими лапами закрыла глаза, чтобы не видеть этого ужаса. Всей своей сущностью она ненавидела этих дальних родственников, зная их силу и извращенное коварство.

Сергей только сейчас заметил, что один из хищников очень плохо выглядит. Шерсть его свалялась, бока впали, а шея под нижней челюстью удивительно распухла. Больная беременная волчица подползла к нему почти в плотную и покорно, глядя человеку в глаза, положила свою голову на лапы в ожидании человеческого решения. Держа зверя на прицеле, Лютый подошел к волку и очень удивился. Хищник смиренно лежал. Он жалобно, будто моля о помощи, смотрел на него неморгающим и тоскливым взглядом. Он как бы просил человека: — «Убей меня, или помоги! Ведь ты царь природы, ведь ты всемогущ и милосерден, словно Бог!».

Волчица, не отводя взгляда, открыла свою пасть, и Сергей увидел, что в ней застряла кость. Своими острыми краями она пробила челюсть около горла, а часть её торчала снаружи. С такой травмой зверь был просто обречен на смерть. Впервые в жизни Сергей испытал чувство, которое потрясло его воображение. Он никогда в жизни не поверил бы никому, кто рассказал бы такую историю. Дикий зверь, лишенный чувства сострадания и милосердия, руководимый лишь природными инстинктами пришел к человеку, взывая и моля его о помощи. Сергей положил карабин и достал из ножен большой охотничий нож, чтобы на всякий случай обезопасить себя. Перестав испытывать страх, он подошел к волчице и погладил ее по голове. Она посмотрела на Сергея и словно домашняя собака лизнула его в руку. Вставив рукоятку ножа в челюсть волку, Сергей зафиксировал её от случайного прикуса, который мог поранить ему руку. Накинув петлю из капронового шнурка на сустав этой кости, он резко рванул её из пасти. Струя гноя вырвалась из раны и окропила ему руки желто-зеленой субстанцией. Волчица от боли на какое-то время даже отключилась. Её голова от бессилия упала на снег, и она пролежала так около минуты.

Сергей, вытер снегом руки от гноя и крови, и вновь погладил хищницу по голове. То ли от его прикосновения, то ли от отхлынувшей боли глаза волчицы открылись. Она опять, словно настоящая домашняя собака в знак благодарности стала лизать ему руки. От увиденного к горлу Сергея подкатился комок. Он знал, что дикий зверь иногда прибегает к помощи человека, но волк? Это было впервые. Несколько минут волки покорно смотрели на Сергея каким-то странным взглядом, в котором прослеживалось полнейшее признание его всесилия и человеческого сострадания.

Вожак тявкнул и они, как по команде поднялись и ушли. Сергей был в шоке. Ему не терпелось поведать о случившемся Вике, чтобы вселить в нее надежду. Если бы подобное кто-то рассказал ему, он никогда не поверил бы в этот фантастический случай.

Подойдя к собаке, Сергей еще больше удивился ее реакции. Лайка, вдруг ощетинившись, с рыком чуть не вцепилась в руку Сергея. В её поведении было что-то странное и непонятное, что присуще только людям. Она, то ли ревновала, то ли подозревала человека в предательстве, то ли запах волка вызвал у неё такую агрессивную реакцию.

Собака, глядя человеку в глаза, злилась на то, что хозяин подружился с диким зверем, подружился с кровным врагом, который наводил на неё страх и жуткий ужас.

Сергей, видя, что лайка невменяема, будить в ней подобие волка не стал. Подняв со снега карабин, он влез в бункер через вентиляционную шахту, оставив Тузика наверху горы. Ему как можно быстрее хотелось смыть волчий запах со своих рук, который наводил на его собаку жуткий страх.

— А ты знаешь, Вика, твой шаман был прав. Я сегодня стал человеком-волком, — сказал Сергей, направляясь в ванную. — Представляешь, я сижу на скале, смотрю на просторы, а по гряде идут прямо на меня волки. Я взял карабин, хотел было выстрелить, а потом смотрю в оптический прицел, а волчица плачет. По ее морде слезы текут, как у человека. Она подползла ко мне, а у нее кость пробила челюсть и торчит снаружи. Я кость вытащил. Так мне волчица руки облизала, как будто собака.

После рассказа Сергея о волках Вика заплакала. Сев на диван, она не просто плакала, она рыдала.

— А ты, когда волчицу приручал, то обо мне подумал? А вдруг бы она тебе в глотку вцепилась и загрызла, как мышонка? Тем более их было двое. Я, что тут должна потом умереть без тебя?

Вот уже целый месяц её мучил токсикоз, и каждый день её мутило и тошнило до рвоты. Нервы постепенно сдавали, и любое действие Сергея могло вызвать у девчонки приступ неуемной психопатии.

— Вика, да не принимай ты так близко к сердцу. Волчица была больная, пришлось ее спасать, чтобы у нее волчата появились, — сказал Сергей, моясь в ванной.

Лучше бы он ничего не говорил ей о спасении хищника. Это расстроило Викторию еще сильнее.

— А, она была больная! А я здоровая? У нее должны быть волчата, а у меня не должно быть волчат? Я от страха и одиночества должна была тут покончить собой?

Сергей глубоко вздохнул и замолчал, чтобы не будить в ней гнев. Он хорошо понимал, что беременность наносит психике Виктории некоторые изменения. Она стала очень раздражительной, и любое слово могло вызвать в ней приступ бешенства.

— Приведи собаку, — сказал Лютый, одеваясь, — пройдись, прогуляйся, а то ты словно бледная поганка стала. Нужно хоть иногда на воздух выходить. Сидишь тут, как будто приросла, уже неделю света божьего не видела.

Вика, выслушав его упреки, покорно вышла из «квартиры». Она прекрасно знала, что её состояние вызвано не болезнью, а беспредельной любовью к Сергею. Её беременность вызывала опасение лишь в одном. Вика не хотела рожать в этих жутких условиях. Еще тлела надежда, что вот-вот и на каменную гряду тунгусского плато высадится десант из спасателей и все мучения кончатся.

Открыв ворота, Вика полной грудью вдохнула морозный воздух. Пошел уже четвертый месяц их пребывания в этом бункере. Ее прогулки по тайге становились все реже и реже. Уже давно перестал сниться кошмар катастрофы, а последнее время все чаще и чаще во сне стали приходить новорожденные дети. Она ухаживала, кормила грудью, играла с ними, и это желание материнства заставляло более стойко переносить тяготы беременности.

Собака сидела возле входа. Она ждала, когда хозяин впустит ее в «дом» и вдоволь накормит тушенкой.

Да, уже четыре месяца это был их дом, в котором родились первые чувства и желание всю жизнь прожить вместе. Неизвестно, кого необходимо было благодарить за этот бункер, ведь за это время даже намека на присутствие людей в этом районе вообще не было. Сергей, иногда уходил в тайгу на два-три дня, проходил десятки километров, но так никого не встретив. За четыре месяца он научился охотиться, и даже вспоминал из книг, как делаются ловушки на куницу и соболя. Благодаря этому, он добыл несколько шкур куниц, соболей и росомах. В глазах подруги он набрал довольно хорошие очки, а Вика гордилась им и чувствовала, что она счастлива.

— Тузик, домой! — скомандовала девчонка собаке и, пригнувшись под дверью, поманила кобеля.

Сергей в шутку назвал собаку Тузик, вспоминая какие-то старинные литературные произведения. Кличка была звучная и нравилась собаке. Услышав её, лайка радостно подпрыгивала и махала своим хвостом, подобно японскому вееру.

Сергей оделся и лежа на диване, ждал Вику и пса, чтобы покормить его. От него уже не пахло волчатиной, и поэтому он был спокоен, как сытый удав. Ворвавшись в комнату, Тузик обнюхал все углы и закоулки. Не обнаружив врагов, он подошел к Сергею и положил свою морду ему на грудь, виновато глядя на хозяина.

— Собаку тоже бросил, — сказала Вика, упрекая Сергея.

В ней сейчас скорее говорило чувство материнского инстинкта, а не здравый разум. За это время Лютый уже досконально изучил натуру своей новоявленной жены. За её девичьей капризностью скрывалось огромное любящее и нежное сердце. Всё, что она сейчас говорила, исходило явно не от этого сердца, а от прагматического сознания. Она, словно рыбка «Клоун» вилась вокруг своего будущего потомства, видя в любом предмете непременную опасность.

Странно, но Сергей, даже не обиделся на её выпады. Он налил себе коньяка из запасов хрущевских времен и отключил свое внимание от её наскоков. Расхаживая по комнате, Сергей мелкими глотками смаковал напиток солнечной Армении и вспоминал жалкие глаза дикого зверя. Он до сих пор прибывал в эмоциональном состоянии, восстанавливая в своей памяти всю хронологию сегодняшних событий.

Постепенно страсти, накаленные юной беременной особой, улеглись, как волны после шторма, и уже через час наступил полный штиль. Время приближалось ко сну, и все естество «самки» брало свое. Ей, как никому на сотни километров в округе необходимо было телесное тепло и беспредельное внимание. Организм её в подобном состоянии как никогда требовал физической и духовной близости.

Утро всегда накладывало кучу обязанностей и неотложных дел. Собака визжала под дверьми, и Сергей на автомате покинул помещение. На втором плане был утренний завтрак и прогулка по тайге в поисках мясных продуктов питания. За это время Сергей исколесил сотни километров, но, ни разу не встретил даже признаков человеческого присутствия. Вот и сегодня он был уверен, что в их жизни ничего уже не может измениться до прихода тепла. Всего пару месяцев оставалось до того момента, когда снег под действием потоков солнечных лучей начнет превращаться в живительную влагу, наполняя тайгу новой жизнью.

В его ожиданиях главным было найти людей, которые помогут им выбраться из этих чащоб, чтобы Вика могла свободно вздохнуть и успокоиться. Он еще не осознавал, с какими трудностями и опасностями ему придется столкнуться. Волею судьбы он окажется между двух огней и это время уже не за горами, оно со скоростью двадцати четырех часов в сутки приближалось все ближе и ближе.

Первые числа мая были ознаменованы тем, что в один из погожих вечеров, когда солнце еще находилось довольно высоко, Вика сидела на каменной гряде. С глазами полными тоски и неопределенности она вглядывалась в бескрайние просторы «зеленого моря». Солнце благодатно пригревало её выступающий живот, и девчонка поглаживала его, ощущая, что внутри её шевелится довольно сочный плод. Вдруг от неожиданного звука Вика вздрогнула. Её сердце стало биться с сумасшедшей скоростью. Звук исходил из недр земли и напоминал скрипение колеса от крестьянской подводы. Обернувшись на него, она вдруг увидела, как из-под камня стала подниматься металлическая труба. Она словно «матрешка» порождала из своей металлической утробы все новые и новые трубы, которые выдвигались одна из другой. Когда из последней трубы вышел тонкий металлический прут, Вика поняла, что Сергею удалось найти злосчастную антенну. Всю зиму Лютый занимался её поисками, чтобы связаться с большой землей, но только сейчас она возвышалась над каменной грядой, и это уже вселяло настоящую веру и какую-то надежду.

Сергей уже в первые дни, как сошел снег, вернулся к остаткам самолета, который под тяжестью снега все же свалился в ущелье, и окончательно похоронил возможность своего визуального обнаружения. Он перенес в бункер остатки золота, пролежавшего всю зиму под снегом, так как не хотелось, чтобы кто-то из посторонних его обнаружил.

Месяц назад, проснувшийся после спячки медведь, все-таки добрался до покойников, и вдоволь насытился их останками. Камни, словно экскаватором были разрыты в разные стороны, а трупы людей нещадно обглоданы. Теперь уже никого невозможно было опознать, так как даже кости были перемолоты тяжелыми челюстями хищного зверя.

Сергей скорбно собрал останки бывших людей, и вновь привалил их камнями. Уже вечером, он, взяв девчонку и собаку, вернулся сюда, чтобы помянуть погибших.

Вика брела по камням и скалам, словно большая «утка». Её живот начал выдавать её интересное положение. Он по большому счету не мешал ей передвигаться по тайге, но в скорости Вика довольно поубавила. Она уже не ходила с той легкостью, с которой бегала словно лань еще шесть месяцев назад.

Прошло уже полгода, как они робинзонили в этих местах. Это была первая вылазка на «весенний пикник», которая была продиктована не простой прогулкой, а наведением порядка на братском захоронении. Правда, он слегка был омрачен воспоминаниями о катастрофе, но это было уже в прошлом, и Виктория была счастлива тем, что осталась жива. Она долго стояла, поддерживая свой выступающий живот руками. В это время Лютый занимался поиском оставшихся вещей и нужных для дела деталей.

— Я, Викуля, взял с собой бутылочку вина. Может быть, помянем? — спросил Сергей свою подругу.

— А мне можно? Я не знаю, милый, может это повредит нашему сыночку, — сказала девушка, смирившись с ролью будущей матери.

— Я так не думаю, красное вино еще никому вреда не принесло. Правда, его надо употреблять в меру.

Сергей разлил вино в заранее приготовленные стаканы. Он подал Вике один стакан, и, прошептав какую-то молитву, залпом осушил его. Сейчас было не до «дивного букета» и сказочного послевкусия, которое хранило вино все эти годы. Пришла весна, и нужно было искать тропу в мир людей и цивилизации.

Ближе к вечеру Сергею все же удалось найти эту чертову антенну. Теперь шанс на их успешные поиски многократно увеличивался. Вика спустилась в бункер и, найдя Сергея в помещении связистов, сообщила радостную новость. Она подобно ребенку была счастлива и похлопывала в ладоши. Обняв Сергея, она прижалась к нему и с нежностью кошки промурлыкала:

— Сережка, можно я посмотрю, как ты будешь тут с большой землей связываться, я мешать тебе не буду!? Мне просто хочется быть рядом с тобой.

— Тебе лучше ждать меня дома, — сказал он по-мужски твердо.

— А почему? Я разве мешаю тебе? — спросила Вика, слегка обидевшись.

— Здесь очень большая мощность аппаратуры. Видишь, передатчики обнесены экраном. Излучение СВЧ очень большое, это может повлиять на ребенка. Пять киловатт электромагнитных волн — это слишком, поэтому пребывание беременной женщины в таких условиях может негативно сказаться на здоровье нашего будущего наследника. Вика, ты извини, но тебе нужно уходить. Ты лучше иди домой, я скоро приду, вот только запущу всю эту кухню и сразу же приду. Мы даже из квартиры будем слышать этот концерт, который я решил устроить в эфире.

Девушка недовольно фыркнула, но спорить не стала, доверившись своему суженому, который был умнее и старше. Но все равно, где-то в душе она затаила обиду — обиду за то, что Сергей стал, как ей казалось немного прохладней к ней относиться. Она считала, что из-за ее положения он удаляется от неё.

По своей девичьей наивности она не понимала, что сейчас он старается сделать все, чтобы ему не пришлось принимать роды в этой глухомани. С утра до вечера он мотался по тайге в поисках пропитания, а по вечерам допоздна паял и изучал эту старинную технику, которая еще не гарантировала свою работоспособность. Её женское сердце не хотело понять, что времени с каждым днем становится все меньше и меньше, а риск родов в таких условиях возрастает все больше и больше.

Через минут десять вернулся Сергей. Он с довольным видом налил себе бокал коньяка и с гонором телеведущего Якубовича артистично подошел к радиоле.

— По заявкам радиослушателей радиостанция «Терра инкогнито» передает праздничный концерт!

Сергей включил радио и, переключив канал на короткие волны, нашел нужную. Приемник разрывался звуками любимых хитов Виктории. На её глаза накатились слезы радости, и только теперь она поняла, что возможно уже через несколько дней здесь будет МЧС. Вика нежно обняла Сергея, и страстно присосалась к его губам, стараясь показать ему свои чувства.

Москва, Хорошевское шоссе, штаб ГРУ.

В кабинет начальника штаба генерал полковника Сименюты без всякого предупреждения вошел начальник связи ГРУ генерал лейтенант Авдонин.

— Товарищ генерал полковник, разрешите доложить? — спросил он.

— Что случилось, Сергей Васильевич? Проходи, присаживайся, — сказал он и, привстав из-за стола подошел к Семенюте и, поздоровавшись, крепко пожал ему руку.

— Николай Иосифович, я даже не знаю, как вам доложить. Такие чудеса могут случаться только в сказках, но никак не в ГРУ.

— Так в чем же дело? Ты мне, Сергей Васильевич, можешь поведать, и расскажи все по порядку, а то у тебя такой вид, будто сам Хаттаб со своей бандой бородатых мужчин явился с повинной в московскую прокуратуру.

— Нет, Николай Иосифович, хотя и это тоже забавно. Дело вот в чем: два дня наша радиоразведка слушает в эфире молодежные хиты.

— А им, что больше нечего делать? У нас, что проблемы кончились?

— Никак нет, товарищ генерал полковник, они это делают не по своей воле, а по службе, которая прописана должностными обязанностями.

— Я что-то ни хрена тебя не понимаю. Ты мне, Сергей Васильевич, саму суть поведай. В чем фишка, как говорит мой внук, что у вас там за диджей такой завелся? Может это какая уловка враждебных сил империализма? Вы хоть источник определили?

— Так точно, источник запеленгован. Он находится в Восточной Сибири.

— Я так понимаю, что какой-то охотник-промысловик сидит в тайге на елке и в коротковолновом режиме крутит диски? Вы, Сергей Васильевич, сами себе верите? Это действительно сказки братьев Гримм. Мистика, какая-то!

Начальник штаба встал из-за стола, и стал медленно прохаживаться по кабинету. Он надеялся, что вертикальное положение сможет помочь ему раздумьях.

— Вы с Лубянкой связывались? — спросил генерал-полковник.

— Связывались, Николай Иосифович, чекисты его тоже слышат, и летчики слышат, и РВСН тоже слышат. Сигнал идет устойчивый, прерывается только на пару минут и снова начинается.

— Я так понимаю, что кто-то просто радиохулиганит и морочит нам всем мозг.

А вы, что не можете разобраться? Совсем непонятно, вы бы хоть, Сергей Васильевич, проверили для начала, да установили объект нашего геморроя.

— Объект, товарищ генерал-полковник, уже установлен. В период правления Сталина по его приказу в районе падения тунгусского метеорита работали многочисленные экспедиции. В 1925 году одна экспедиция обнаружила кусок от этого булыжника, который еще до падения раскололся и одна его часть, пробив гору, застряла в ней на глубине семидесяти метров. После войны исследования были продолжены. В горе была построена лаборатория. Ей занималась академия наук из Новосибирска. Еще в те годы там начинал работать академик Сахаров. Он стал тогда «папой» нашей водородной бомбы, которую в 1961 году Советский Союз испытал на Новой Земле.

— Короче, Сергей Васильевич, я все это знаю! Знаю, что это была младшая сестра «Кузькиной матери». Какое значение этот объект имеет ко всей этой «дискотеке»?

— Тогда в шестьдесят четвертом году этот проект был закрыт в связи со сменой руководства КПСС. Объект был заморожен до лучших времен. А с развитием новейших термоядерных и ядерных технологий целесообразность проведения там исследований сама по себе отпала. Хотя этим все эти годы никто не занимался. Я свяжусь с академиком Велиховым, и мы постараемся разобраться, по какой причине объект заморожен, а исследования прекращены.

— Вы мне доложите, Сергей Васильевич, когда все разузнаете. А пока пошлите туда кого-нибудь из нашего ведомства. Пусть посмотрят и найдут этого долбанного диджея, мать его! Незачем ему глумится над народом. Да, и не забудьте связаться с Лубянкой, у них должен быть отчет по этому объекту. А то еще какой-нибудь аэроплан гробанется, все потом журналюги на нас с вами спишут, они уж точно докопаются.

— Есть! Разрешите идти?

— Иди, голубчик, решай этот ребус. Максимум через три дня я жду от вас, Сергей Васильевич, подробного отчета.

По Туруханску, словно целлофановый пакет во время бури прокатилась весть, что совсем где-то рядом появилась новая радиостанция. Она забила весь эфир и мешает летчикам держать связь с землей. Музыка гремела из всех приемников. Она мешала не только летчикам, она мешала всем — милиции, охотникам и даже оленеводам, которые никак не могли связаться со своими базами.

Иван Росохин по кличке «Росомаха», еще ничего не ведая, гулял с девочками в своей заимке, построенной им на берегу реки Курейки. За высоким тесовым забором скрывалось поистине произведение русского народного зодчества. Двухэтажный дом стоял на высоких дубовых опорах и видом своим напоминал боярские хоромы времен Ивана Грозного. Огромное резное крыльцо с резными колоннами из кедра уходило своей лестницей сразу же на второй этаж. Все рубленое строение было сделано в стиле русских народных сказок аля-Пушкин.

Хоть Росомаха и был известным на всю округу бандитом, но слыл огромным эстетом и почитателем национальных традиций. Он словно местный Аль Капоне держал в страхе всю Эвенкию наполовину с Якутией, и весь нелегальный промысел золота, алмазов, леса, пушнины и рыбы был ему подконтролен. Люди Росомахи были везде, во всех отраслях и областях доходного бизнеса.

На его заимку нередко приезжали высокие гости, начиная от японских и китайских бизнесменов до местного и областного начальства. Росомаха никогда не скупился на угощения и развлечения гостей. Любил он устраивать поистине императорскую охоту и рыбалку на осетра и стерлядь. Японцы, видя столь щедрую русскую душу, от таких приемов никогда не отказывались. В кругу полуобнаженных полногрудых русских дам, они подписывали с ним любые контракты, лишь бы их дела в этом регионе спорились. Дела свои Росомаха вел с размахом и, несмотря на свое бандитское происхождение, своему слову был верен и никогда не бросал его на ветер. За это у местного начальства снискал славу мецената и своего парня, который на подношения не скупился.

Местная братва вся была поставлена на службу этому таежному королю, и исполняла все его прихоти. Ослушаться и перечить таежному князю, никто не смел. Кара за проделки наступала мгновенно. Никого уже не удивляло, что вскоре в лесу грибники или охотники находили обглоданный волками или медведями труп. Росомаха если сам кого и убивал, то исключительно из уважения к своей жертве. Он, как истинный друг оказывал эдакую товарищескую услугу не по причине мести или избавляясь от конкурентов. Нет. Для него это была просто такая философия. Иван просто ощущал, как душа и сила жертвы переходят к нему и от этого он становится еще богаче и еще могущественней. Остальные погибали просто от рук его «торпед», которые даже трупы в землю не закапывали, а оставляли на растерзание зверью, которого в этих краях водилось большое множество.

Три внедорожника местного начальства, прокатив более сорока километров, остановились возле высоких ворот. Один из охранников, высунув голову в специальное окошко, и, увидев гостей, нажал на кнопку и поднял ворота над землей. Машины въехали во двор.

Росомаха сидел напротив вольера с медвежонком и кормил его морковкой и бананами, которые он завозил в эти края тоннами для кормления своей живности. Как всегда Росомаха выглядел экстравагантно в стиле аля-русский помещик. Картуз царских времен, хромовые сапоги и красная атласная рубаха, подпоясанная кушаком, были незаменимыми атрибутами его имиджа, который любого заморского торгаша валил с ног.

— О, Иван Михалыч! Как я рад видеть вас в здравии, а бизнес в процветании! — сказал местный глава администрации обнимая бандита. — Вижу, что не стареют душой ветераны. И в ваших пороховницах есть еще сухой порох, — сказал глава.

— В наших пороховницах есть все, что вашей душе угодно, — сказал Иван и, вытащив из широких шаровар радиостанцию сказал: — Эй, Митяй, баню топи жарко, гости мыться будут. Водой с можжевельником поддай, чтобы дух стоял приятственный и лечебный. Ваське передай, пусть мангал распалит. Шашлык я сам буду жарить, вам, остолопам, мясо доверять нельзя.

— Круто, круто у тебя, Иван Михалыч, поставлено, — сказал глава администрации. — Ну и мы тоже не лыком шиты. Мы к тебе, Михалыч, с гостинцами, как полагается по статусу пожаловали, ты уж прими, не обессудь. А ну-ка, Прошка, доставай подарки для князя нашего таежного! — сказал глава, обращаясь к своему охраннику.

Охранник вытащил коробку в золотистой бумаге с большим пестрым бантом и поднес главе.

— Вот, Михалыч, держи подарок, — сказал мэр, протягивая подарок.

Из любопытства Росомаха развязал бант, развернул упаковку, и его глазам предстала коробка из красного дерева, инкрустированная золотом и перламутром. Нажав на кнопочку, Иван открыл крышку и увидел на красном бархате удивительной красоты нож. Вытащив его из ножен, Росомаха был приятно удивлен: Лезвие из многослойной дамасской стали украшала резная рукоятка из моржового клыка с барельефными видами охотничьих мотивов. Золоченая бронзовая головка художественного литья в образе головы вепря венчала это произведение искусства.

— И заметь, Ваня, волос на лету режет, — сказал мэр, хвастаясь подарком.

— Да, вещь, конечно красивая, но для хозяйства она, сударь мой, негожа. На стену повешу, пусть мне и бабе моей глаз радует, — сказал Росомаха. — Митяй, ну-ка принеси мне мой ножик, — приказал по радиостанции Иван.

Минуты через три к Ивану подбежал Митяй и протянул невзрачного вида охотничий нож.

— Вот, вот смотри, голуба моя, каков красавец! — сказал Иван, показывая мэру простой нож с обшитой кожей рукояткой.

— Ты хочешь сказать….

— Что я хочу сказать, скажет мой боевой товарищ, — ответил мэру Иван. — Вот смотри.

Росомаха подошел к «Лэндроверу» мэра и провел своим ножом по каленому стеклу. На нем, словно от алмазного стеклореза осталась глубокая царапина.

— А вот смотри, на что способен твой «красавец», — сказал Росомаха и провел знаменитой дамасской сталью по тому же стеклу.

Никаких изменений не последовало. Стекло было абсолютно целым и невредимым.

— Так, что выходит мне, подсунули туфту? — спросил мэр.

— Нет, у тебя нож из дамасской стали, а мой — булатный, с примесью карбида молибдена. Я этим ножиком побрею медведя без мыла от хвоста до ушей, а ты своим только зайца. Усекаешь разницу?

Мэр ухмыльнулся и, почесав затылок, сказал:

— Ну, а в общем….

— А, в общем пойдет. Жене отдам, пусть картошку чистит, — ответил росомаха шутя.

— Я тут к тебе, Михалыч, по делу приехал.

— Ага, и прокурора с собой привез вместе с хозяином зоны, видно готовишь мне местечко?

— Перекрестись, Иван Михайлович, а что я мог сделать? Ну любят они твоих баб и баню! — ответил мэр.

— Они, Васильевич, любят на халяву водки нажраться, да моим девкам пирожки вылизать, — сказал Росомаха и засмеялся. — Одним словом скажу — пиздолизы твои друзья.

— А ты откуда знаешь?

— А у меня, Васильевич, кругом видеокамеры стоят. Вот мы с тобой здесь стоим, а нас сейчас четыре камеры в этот момент снимают.

— Что, компромат собираешь? — спросил мэр, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Да не боись, Василевич, на хрена мне компромат!? У меня денег столько, что я любого куплю. Ты вот погляди лучше, мэр, красота-то какая! — сказал Иван Росомаха и показал на крыльцо.

Там на ступенях терема стояли в сарафанах и кокошниках три русские красавицы. Их губы были накрашены красной помадой и смотрелись на фоне унылого весеннего антуража ярким пятном.

Девки на заимке у Росомахи проживали постоянно. Они всегда в боевой готовности встречали дорогих гостей. Словно ансамбль Бабкиной они на работу выходили в русских сарафанах с кокошниками на голове. Их задачей было очаровывать своей красотой заезжих и заморских бизнесменов, создавая национальный русский антураж.

— Ты вот, Васильевич, со своей бригадой какими судьбами ко мне прикатил? — спросил Росомаха. — Я чую, барин, что у тебя ко мне какие-то заморочки? Не так ли?

— Михалыч, ты же знаешь — сегодня суббота, вот решили мы с мужичками рыболовный сезон открыть, да в твоей чудной баньке попариться. Что не пустишь, князь таежный, нас?

— Эх, Васильевич, да ты глянь, два дня как «шуга» прошла. Лед вон еще на берегах лежит, рыбалки пока не будет, вода большая. Еще отдельные ледышки по реке плывут. Ты же не хочешь, как «Титаник» на айсберг напороться да затонуть тут посредине? Скажут потом опять, что Росомаха мэра утопил — баксы поделить не могли. Мне эти ужастики про мою персону, уже вот, где сидят. Зверь кого в тайге задерет, говорят, это я убил. Кто-то самогоном обопьется, тоже, говорят, Росомахи работа. Скоро мной, как «бабаем» детей будут пугать.

— Ладно, ладно! Тебя же еще ни разу ни в чем не обвинили. А рыбачить мы с берега на тротиловую удочку будем. Ты скажи своим мордоворотам, пусть нам местечко покажут, в какой омут бомбу бросить. А мы тут пока шашлычок из таймешка организуем.

— Ты, Васильевич, таймешка хочешь, или может мне в своих закромах пошуршать? Тут вчера мои бойцы годовалого медвежонка завалили. Жаль, худоват малость, не успел за два месяца жиры-то нагулять, но на шашлык я думаю, пойдет. Не побрезгуешь?

Иван вытащил радиостанцию и отдал распоряжение. Его работники засуетились, чтобы ублажить дорогих гостей. Не каждый раз на заимку приезжает прокурор, начальник колонии и сам голова местной администрации Семенов.

Через несколько минут из трубы бани уже валил густой дым. Внутри беседки, изготовленной специально для таких целей, мужичок в фуфайке и лаптях со знанием дела раскладывал в мангале костерок.

Пока шло приготовление к «уикенду», прокурор и хозяин зоны разбирали привезенные подарки. Им не терпелось поохотиться, бросить тола в речку, пока топилась баня и готовилась знатная закуска.

Недалеко от заимки таежного князя Росомахи находилось лесное озеро. На нем во время весеннего перелета любили собираться утки и гуси. Озеро находилось в окружении березовой рощи и почти вплотную подступало к реке. Во время разливов оно соединялось с ней, и в это время в озеро заходила рыба, которую потом подкармливал Иван Росомаха для дорогих гостей. Таким образом, приватизировав озеро, можно было вполне не волноваться о разведении в нем рыбы. Здесь под надзором и охраной «торпед» Ивана Росохина, рыба нагуливала необходимый для товарного вида вес и размер.

В тени деревьев лед на озере еще не растаял, а лишь отошел от краев, и огромная рыхлая тарелка плавала по самому центру водоема. Хозяин зоны с прокурором удалились в поисках дичи, а местный мэр, взяв под руку Ивана, прошел с ним к реке, чтобы пообщаться без свидетелей.

На берегу лежали огромные глыбы льда, выброшенные весенним паводком. Северные реки всегда отличались своим своенравным и свирепым характером. Бывали годы, когда трехметровой толщины лед, словно огромные лезвия срезал спички вековых берез. От реки тянуло холодком и Васильевич, присев на сухую весеннюю траву, начал с Иваном серьезный разговор. Ему не хотелось переносить его на потом. Через три-четыре часа в этом забытом богом месте должен начаться настоящий «Клим-Бим». Да и ушей прокурора и «хозяина» пока не было. Они просто нагло могли тоже влезть в долю, и тогда прибыль компаньонов упала бы вдвое.

— Михалыч, ты помнишь, по осени пропал наш самолетик, который в Красноярск летел? — спросил мэр Росомаху.

— Ты что, Васильевич, считаешь, что я его «стингером» саданул? Я от таких дел стараюсь держаться на большом расстоянии, чтобы федералы держались от меня подальше.

— Да я тебе не про то. Никто не говорит, что это твоих рук дело. Самолет этот так никто и не нашел. Может он, где в горах лежит, а может со всего размаху, где в марь сунулся, да и сгинул там весь целый. Только вот что, слушай. На том самолете летело золото, около восьмидесяти килограммов. Вместе с тем золотом летела дочка директора нашего прииска, так вот он объявил — тому, кто найдет этот самолет, премия будет в двадцать килограммов. Вместе, примерно, сто. Ты усекаешь, сто килограммов золота? Он хочет ей поставить памятник там. Нужно помочь старику в его горе, не ровен час, отблагодарит папаша нас от всей души. А душа у него сам понимаешь, вся из чистого золота. Твои старатели за десять лет столько не намоют.

— Да, Васильевич, ты меня озадачил, дело, видно хорошее! Я, пожалуй, возьмусь, но мои семьдесят процентов от всего куша.

— Ты, Михалыч, настоящий грабитель, я тебе такую информацию на блюде выложил, а ты мне всего тридцать процентов, спасибо, спасибо. Вот значит, как мы ценим старых друзей? — обидевшись, сказал мэр.

— Васильевич, не будь ты хапугой. Ты по тайге шаркаться не будешь. Это же не медведя завалить. У нас площади, какие? Две Франции со своими французами влезет. Пойди, найди тот аэроплан, сам говоришь, может, где в болото засосало. Я людей от дел оторву, впереди лето. Старатели мои наготове, потом путина, потом лес, грибы, ягоды. Да я сам, может, потеряю больше своей половины.

— Ты мне накинь еще пять процентов, и тебе не придется по всей тайге лазить. Я тебе точное место скажу, и даже на карте его обозначу жирным крестиком.

— Ну ты, Васильевич, и «хват», уговоришь даже покойника. Ты, если будешь второй раз в мэры баллотироваться, я тебе обязательно окажу спонсорскую поддержку. Я вижу, что мы с тобой смотрим в одну сторону. А на твое предложение я тебе вот, что скажу — я согласен, но мне хотелось бы знать подробности.

— Подробности я расскажу тебе, ты сегодня все узнаешь. Я посмотрю, как твои девочки меня обслужат. Вот тогда я и поделюсь подробностями.

Русская баня через три часа уже дышала жаром. Девчонки, сотрясаясь своими пышными бюстами, завернутыми в простыни, томились в предбаннике, ожидая дорогих гостей. Они весело смеялись, и уже каждая определила себе своего клиента по принципу симпатий. Здесь не было принято скрывать свои прелести, и в этом был свой особый шарм. Девчонки, как могли, ублажали своих гостей, разминая и отпаривая их тучные, налитые жиром и пивом телеса.

Для особых желаний сексуального характера была предусмотрена отдельная интим комната с огромной кроватью. Не было еще случая, чтобы кто-то из гостей не возжелал столь раскованных и сексапильных путан. От подобной услуги хозяин имел хорошие связи, да и девчонкам перепадала от этого пирога немалая толика. Зная, что в подобных условиях мужики не скупятся, местные гейши исполняли свою работу по высшему разряду.

В течение двух часов гости изгоняли из своего организма накопившиеся шлаки. Они млели на полках, разморенные ядреным паром, который был сдобрен пихтовым и облепиховым маслами. Девчонки изо всех сил дубасили их березовыми вениками, от чего мужики кряхтели, и, блаженствуя, сопели. Раз от разу они пощипывали своих «банщиц» за ягодицы, делая намеки, что уже мечтают испытать с ними все таинства великой Кама-сутры. Уговаривать местных путан не приходилось. Они сами жаждали секса и исполняли все пожелания клиента, какими бы он извращениями не страдал. Нередко двум, трем гейшам приходилось ублажать одного мужчину. От таких услуг мужские сердца наполнялись необыкновенной щедростью, а тугие кошельки солидно теряли в весе. Вот и сегодня мужики были повержены обаянием и сексуальностью проституток, и через два часа они уже были готовы отдать последнее. Им хотелось, хоть раз в месяц испытать поистине неземное удовольствие.

В довольно просторном предбаннике был уже накрыт стол, который ломился от всевозможных закусок и богатой выпивки. Стерлядь, таймень, шашлыки из медвежатины благоухали райским ароматом, и манили к себе разнообразием и ассортиментом столичного ресторана. Но гости за стол не спешили. Оттянувшись в баньке, прокурор, уже не сдерживая своих чувств, уединился с двумя девчонками в «мужском клубе». Он изо всех сил старался ублажить и показать, что в сексе, он почти «Терминатор», но его «ружья» хватило лишь только на один «выстрел». После чего, даже ласки его органа шаловливыми руками местных гейш проблемы не решило. Ссылаясь на магнитные бури, прокурор покинул сие заведение, и в расстройстве налил себе стакан водки.

Росомаха всегда встречал высоких гостей с присущим ему шиком, от того и начальники и олигархи, даже министры были прикормлены в этой глуши, что жирные караси жареным жмыхом из подсолнечника. Подобное хлебосолье делало своё дело, и порождало такие связи, что благодаря им, в дела Росохина Ивана, никто нос свой не совал. Наоборот даже вознаграждал дополнительными квотами на убой пушнины, оленя и вылов ценных пород рыбы. Да и лицензии на добычу золота получались без всякой правовой волокиты.

— Михалыч, Михалыч, ты — кудесник, ты превзошел самого себя, — сказал прокурор, обнимая пышногрудую блондинку. — Я словно рожден заново, и вот это моя мамочка. Мамаша, а вы, не дадите ли мне пососать вашу роскошную сисю? — спросил подвыпивший прокурор, сидящую на его коленях девчонку.

— А сколько угодно, сударь, только не кусайся. А если, что другое, то и это без проблем, остальные места тоже в вашем распоряжении, господин прокурор, — сказала девка, мечтая о том, как толстые губы прокурора вопьются в её женские гениталии.

— Я, Михалыч, в случае твоего несанкционированного посещения моего заведения, смогу предоставить тебе такие условия содержания, что даже залетные столичные воры будут завидовать тебе весь срок, — сказал хозяин местной зоны, облизывая пальцы от жира.

— Не, ты в натуре, полковник, меня обрадовал до глубины души. Я даже мысли такой допустить не могу. А ты мне уже сулишь камеру с телевизором и электроплиткой. Совесть есть у тебя? Это за мою-то доброту и беспредельную щедрость? Может ты мне еще и «петушков» молоденьких подберешь вместо девчонок? — спросил Ваня Росомаха, слегка заводясь.

— Я, Михалыч, шучу, все же знают твою непотопляемость, — сказал полковник.

— Ага, полковник, «Титаник» тоже был непотопляемый, а взял и утонул, как простая консервная банка. Ты лучше закусывай, да «Абсолютом» наслаждайся, не ровен час возьмут тебя и переведут в Колымское управление. Не будешь же ты ко мне за три тысячи верст кататься? — сказал князь тайги, намекая на уже состоявшийся факт.

Полковник хоть и был слегка выпивши понял, что пошутил неудачно. Ему не хотелось в Магадан. Оттуда было далеко до того денежного потока, который он давно уже настроил на свой карман. Но слово не воробей, и «хозяин» уткнулся в свою тарелку в глубочайшем осознании того, что сказал.

Прокурор кинулся отстаивать пошатнувшиеся позиции своего друга, но тут же решил, что лучше остаться в стороне. Не ровен час, его прокурорская судьба может быть перечеркнута волосатой лапой Вани Росохина. Тогда ему больше не видеть этих шикарных Жанкиных грудей, как своих ушей.

Пока гости веселились и развлекались, озабоченные своим будущим, Иван вместе с мэром вновь уединился, чтобы скрепить сделку вдали от пьяных нахлебников. Кабинет Росомахи напоминал охотничий зал в рыцарском замке. Шкуры медведей, чучела волков, кабанов и птиц украшали скромное жилье простого таежного бандита. В стене был вмонтирован камин, в котором горели отборные ольховые дрова. На стене, на медвежьей шкуре висели редкостной красоты заказные ружья и турецкие сабли, и много прочего сувенирного оружия.

— Угощайся, Васильевич! В наших краях такие сигары есть только у меня и Бога.

Иван протянул шкатулку из красного дерева обтянутую шкурой питона. В ней лежали знаменитые гаванские сигары. Компаньоны, блаженствуя, закурили, вкушая аромат высококачественного табака и, не затягивая вступление, перешли к делу.

Иван достал карту и расстелил перед мэром. Васильевич окинул её взглядом и ориентируясь в системе координат, затянулся сигарным дымом, после чего, выпуская дым изо рта, ткнул в неё пальцем.

— Вот посмотри сюда, видишь этот район? Это река Чуня. Теперь двигаемся на северо-запад около сотни километров, не доходя до реки Учами. Точные координаты я сообщу тебе, когда ты, Ваня, будешь готов. Мне сегодня поведал военком, что в том районе раньше, еще при Брежневе крутились какие-то военные. Они там еще с 58 года ошиваются, что-то ищут. Так вот! Я точно не знаю, но у них там была, то ли секретная база, то ли какая-то лаборатория! Изучали они, то ли метеорит, который шарахнулся в районе Подкаменной Тунгуски в 1908 году, то ли то, что выпало из этого метеорита. Что они там нарыли, так никто не знает. Тебя, Ваня, еще на свете не было, когда они оттуда все съехали. Военком мне сказал, что военные засекли в том районе какой-то «шпионский» передатчик, который уже третий день все какие-то молодежные песенки крутит.

— Откуда взялся там этот передатчик? — спросил удивленно Росомаха.

— А я подозреваю, что возможно это те пассажиры с самолета балуются, черт их знает, может, кто из них выжил? Ну не будут же медведи крутить музыку на всю страну? Ты бери, Ваня, мой бортик, да отправляйся туда уже завтра. Если вдруг нагрянут военные, чтобы это своё хозяйство проверить, то сто процентов они золотишко наше найдут. Хрен туда потом сунешься, эта зона закрыта даже для полетов авиации.

— Да ведь я же не дурак, соображу как-нибудь. Я, Васильевич, вижу, ты парень не промах, соображаешь быстро, когда нужно. Вероятно, мы с тобой сработаемся, если нас прокурор не остановит!?

— Да этот не остановит, он свой в доску. Да и ты, Ваня, думаю не подкачал, чувствую, что ты сегодня снял, наверное, пару дисков в хорошем разрешении, как этот порноактер служитель закона с девками на твоем «траходроме» кувыркался?

— А ты, Васильевич, откуда знаешь, что я на прокурора компромат собираю?

— А я, Ваня, очень, очень догадлив, и соображаю, когда надо очень быстро, потому я и мэр Туруханска, а не глава администрации деревни Дальняя Мухосрань. А компромат я знаю, у тебя на всех собран. Это же у тебя на широкую ногу поставлено. При твоей щедрости ты вряд ли поскупишься на «шпионские прибамбасы». Это мой друг и правильно, все должны иногда видеть себя со стороны и бояться, бояться, как мыши кошку.